, мине сдается, что у нас горит сажа... Он говорил это, а думал сразу о многих вещах одновременно. О том, например, что особенно и не удивлен, сказал же он когда-то Ирине, что "наверху" могут не одобрить ее поведения. И о том, что судьба, или рок, или предназначение, или нечто их заменяющее наверняка существует, иначе отчего же именно сегодня - не раньше и не позже! - он оказался здесь? И как раз в той компании, которая единственно и подходит для всего, что теперь предстоит. И что нужно все объяснить ребятам, причем так, чтобы "гости", даже если и слышат их сейчас, ничего не поняли и не заподозрили. И как вообще использовать те несколько часов, которые еще есть в их распоряжении... Он повернулся к Левашову и сказал: - Твоя сдача, так и раздавай. - И пока Олег бросал карты, словно между прочим обратился к Шульгину: - Что-то я давно ничего интересного не читал. То ли дело раньше книжки попадались... Помнишь, про философа греческого... Шульгин кивнул. - Вариант "Никомед", что ли? - Вот-вот. "Одиссей покидает Итаку" и тому подобное... Новиков имел в виду бесконечный авантюрный роман, который он писал в студенческие годы, единственными благодарными читателями которого как раз и были Левашов и Шульгин. Роман, возможно, и не отличался особыми художественными достоинствами, но был переполнен самыми невероятными приключениями, погонями, побегами и преследованиями, большая часть которых происходила в городе, сильно напоминающем Москву. Герои тоже походили на автора и его читателей, да вдобавок каждое сюжетное хитросплетение, маршруты головоломных погонь друзьями подробно разбирались и обсуждались на предмет их правдоподобия и практической исполнимости, порой даже проигрывались на местности, если возникали сомнения. Роман этот служил им неплохим развлечением. И теперь Андрею достаточно было назвать соответствующую главу или ситуацию, остальное в пояснениях не нуждалось. Само же название романа и его глав проистекало из тогдашнего увлечения друзей античной историей и философией. Левашов закончил сдавать, и Новиков, как ни в чем не бывало, взял со стола свои карты, развернул их привычным веером. - Раз собрались, так надо играть. Вот... - Он выбросил на стол бубновую даму. - С ней все понятно? Как следует из правил, дама бьется, своя и чужая... - и положил рядом с ней короля и валета, со значением показав их друзьям. - Тут уж ничего не поделаешь, правила. И выход, я понимаю, один... - Если правила не устраивают, их надо менять, так? - лениво поинтересовался Шульгин, хотя в глазах у него уже посверкивали искры разгорающегося азарта. - Иногда за это бьют подсвечниками... - вставил Левашов. - Трус в карты не играет. Поэтому главный вопрос - на что именно эти правила стоит поменять? - Лично мне всегда импонировали шахматы, - сказал Новиков. - Возвышенная, спокойная игра, все чинно, благородно... Особенно одна штука. Гамбит называется. Левашов усмехнулся, встал из-за стола, словно в сомнении, выглянул в прихожую, потом вернулся. - Это изящно. И может сработать. Но пульку надо закончить до утра. Завтра некогда будет. У меня по программе пикничок намечается. Натурально - на обочине. На правой. Не доезжая известной дачи. Так что желающих приглашаю поучаствовать... - Левашов тоже увлекся импровизацией, стараясь говорить так, чтобы друзьям все было ясно, а для любого постороннего слова звучали вполне обыденно. - Обязательно, - кивнул Шульгин. - Женщины за нами, техника ваша... - Тогда я лучше прямо сейчас домой пойду. Потом доиграем. Спать хочется... - сказал Новиков. Вытащил из кармана ключ от своей квартиры и протянул Левашову. Отдал и показал три пальца. Левашов глянул на часы и кивнул. Потом взял со стола пачку сигарет. Покачал ее на ладони. - Не зря я всю жизнь не любил курящих женщин. Вечно с ними через это всякая мура происходит... Новиков понял, что он имеет в виду универсальный блок Ирины, в виде портсигара, который так и остался у Левашова после той февральской ночи. И что Олег считает, будто по этому блоку, очевидно, излучающему какой-то сигнал, пришельцы и вышли на квартиру именно Левашова. Действительно, ничего другого придумать было нельзя. И поняв это, Новиков обрадовался, Значит, логика пришельцев хотя бы в первом приближении поддается анализу. И еще - их технический уровень, судя по этому, отнюдь не сверхъестественен. Неважно, каков принцип, но эффект сопоставим с земными аналогами. Примитивная пеленгация. По-другому Ирину найти они не могут. "Пока не могут", - уточнил он свою мысль. Не застав ее здесь, убедившись, что пеленгация подвела, они даже чисто человеческими способами за несколько дней могут пройти по всей цепочке ее биографии и выяснить все - и нынешнюю фамилию, и адрес. Так что времени практически нет. Дебют, миттельшпиль, эндшпиль - играть надо все сразу, и все в цейтноте. - Если б та дама вовремя не бросила курить, было б еще хуже, - подал вдруг голос о чем-то своем задумавшийся Шульгин, не отрывая глаз от листа бумаги, на котором он уже несколько минут выписывал колонки двух- и трехзначных чисел. - Тогда вообще говорить было бы не о чем... - пожал плечами Левашов. - Хватит, ребята, - подвел черту Новиков. - Оставим сослагательное наклонение до спокойных времен. "Одиссею действительно пора покидать Итаку". Это была условная фраза из его романа, после которой там начинались самые захватывающие события. Андрей сунул в нагрудный карман пачку сигарет, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли спички, и пошел к двери, считая, что все сказано. Но Шульгин не был бы сам собой, если бы и тут не ввернул одну из своих двусмысленностей. - Пусть только Одиссей будет повнимательнее, а то как бы Пенелопа не оказалась Цирцеей. - Я всегда говорил, что с классикой у тебя слабо. Пенелопа осталась на месте, Одиссей поехал спасать Елену. А это две большие разницы... - Ну-ну, тебе виднее... - Шульгин изобразил на лице усмешку в стиле Арамиса, с которым одно время себя отождествлял. - Только с этими... дамами всегда есть шанс ошибиться. Андрей промолчал, вскинул к плечу сжатый кулак и вышел. Он прошел через пустынный и темный двор. Ветер шумел в кронах тесно обступивших дорожку старых берез, ветви раскачивались перед единственным горящим фонарем, и по асфальту метались изломанные тени. Никого не встретив, Андрей пересек проспект и почти вбежал в приземистую шайбу станции метро. В вестибюле и на эскалаторе было пусто, снизу по шахте тянул ровный поток пахнущего резиной воздуха. "Тот час, когда в метро закроют переходы..." - сказал он вслух и, прыгая через три ступеньки, побежал по слишком медленно ползущему эскалатору. ...Минут через десять после ухода Новикова из квартиры вышел Шульгин. Только он пошел не вниз по лестнице, а вверх. Поднялся на последнюю площадку, взятым у Левашова ключом открыл чердак и, подсвечивая фонариком, долго шел по хрустящему шлаку среди стропил, подпорных столбов, дымоходов, оставшихся от времен печного отопления, каких-то ящиков, измазанных известью бочек, обломков мебели и прочего хлама, скопившегося чуть ли не с довоенных времен. По крайней мере, четверть века назад, когда они играли здесь в героев "Тарантула", все на этом чердаке было так же. Он пересек почти бесконечную в темноте длину дома, с трудом отжал щеколду заржавленного замка, открыл толстую дверь и очутился в первом, выходящем совсем на другую улицу подъезде. Специально припасенной тряпкой он обмахнул пыльные туфли и не спеша пошел вниз, чтобы на углу поймать такси. ...Улица была узкая, запущенная, словно бы и не столичная совсем. Под ногами тускло отсвечивала брусчатка мостовой, поблескивали изогнутые плети трамвайных рельсов. Вдали, между крышами, косо висел узкий серп растущего месяца. Ободранные и грязные фасады домов начала века в ночной темноте приобрели даже некоторое мрачное величие. Насколько доставал взгляд, никаких признаков жизни не замечалось в их многоэтажных громадах, и лишь одно окно слабо светилось на третьем этаже в середине квартала. Невольно хотелось узнать: кто там живет, отчего не спит, что делает при едва светящейся лампе, а может, и при свечах? При взгляде на такое окно тянет на размышления. Новиков остановился на перекрестке. Влево и вправо тянулся еще более узкий и глухой переулок. "Не Москва, а прямо тебе трущобы старого Чикаго..." - подумал Андрей. Его вдруг охватило чувство необыкновенной остроты и реальности существования. Пронзительное до озноба. Чувство, которое у большинства горожан давно и окончательно задавлено стремительной монотонностью городской беспросветной жизни, когда годы мелькают так же быстро, как недели, и нет ни времени, ни повода "остановиться, оглянуться". Ведь это именно он, Андрей Новиков, стоит здесь и сейчас. Он жив, полон сил, он чувствует и мыслит. Есть только он, и это мгновение настоящего... Именно с ним и сейчас все это происходит - то, чего никогда еще и ни с кем не случалось. Он задумал и проводит немыслимую для нормального человека операцию, начал и ведет борьбу против целой суперцивилизации и, что самое смешное, твердо намерен выиграть. Пусть там дальше что угодно случится, но этого вот длящегося мгновения, ради которого, наверное, и стоит жить, никто у него не отнимет. Подобные вспышки удесятеренного ощущения жизни и самого себя бывают почти у каждого человека, хотя и вызываются разными причинами. У одного это тихое шуршание опадающих листьев в березовой роще, у другого дым углей и запах шашлыка на берегу озера Рица, третий вообще постигает, что и он жил, только на смертном одре. Из подворотни раздался тихий свист и вернул Новикова к прозе текущего момента. Андрей шагнул в темноту, густую и липкую, как тот запах, что заполнял двор и которого он раньше будто и не замечал. У стены Шульгин курил в кулак, короткие алые вспышки высвечивали только усы и часть подбородка. - Ну? - спросил Новиков. - Все чисто, - суфлерским шепотом ответил Шульгин. - Только не дурака ли мы валяем? Разыгрались... Ни хрена за нами никто не следит. - Ничего... Не пренебрегай. Осторожность еще никого не подводила. И шансов у нас не так много, чтобы разбрасываться... - Ага. А они сидят щас в тепле и уюте и наблюдают за нами по стереофоническому экрану... Во, думают, дураки. - И это возможно. Но вряд ли... Да и при этом раскладе мы их все равно обдурим. Это я специально для них говорю, чтоб подзавелись, если слышат. Им еще азартнее будет угадывать, что же мы для них приготовили... - Само собой... А все же мандражно чуток, а? - Я пока держусь, со мной это после дела начнется... - Новиков торопливо дотянул сигарету до фильтра и чуть было тут же не зажег вторую, но воздержался, чтоб не давать нервам воли. - Пойду я, Саш. Ты меня доведи до места, а потом езжай... Очень редко за последнее время им удавалось ощутить состояние такого полного психологического контакта. Давно привычной стала манера постоянной иронии по отношению к чему угодно, почти бессознательного ухода от любого проявления подлинно серьезных и искренних чувств. Пришло это еще с конца шестидесятых, когда в их кругах стало обычным доказывать друг другу: нет и не может быть в этой жизни проблем, заслуживающих того, чтобы терять из-за них присутствие духа и особого рода скептический оптимизм. В полном соответствии с заветами Марка Аврелия, императора-стоика. "Не теряйте мужества, худшее впереди..." А сейчас вдруг оба одновременно почувствовали, что не надо, не стоит хотя бы сейчас продолжать эту пережившую свое время игру. Все же привычка взяла верх, Андрей сдержался, слегка толкнул Сашку кулаком в плечо и вышел из подворотни. С улицы Гиляровского он свернул в Самарский переулок. На углу темнела телефонная будка с выбитыми стеклами. Трубка, к счастью, была на месте, и Андрей на ощупь набрал номер. Светящиеся стрелки "Штурманских" показывали четверть третьего, и ждать, пока на той стороне проснутся, пришлось довольно долго. Наконец монета провалилась внутрь, и сонный голос Берестина ответил: - Слушаю... - Десантник, это я. Ничему не удивляйся, ничего не переспрашивай, соображай быстро и отвечай только "да" или "нет". Ирина у тебя или дома? Берестин в трубке сразу вскипел: - Слушай, какого черта? - Стоп! Без эмоций? Да, нет? - Наверное, дома, но... - Стоп! Слушай... - Новиков надеялся, что если даже пришельцы наблюдают за ним, они не сумеют сразу включиться в линию, определить, кому он звонит и где установлен аппарат собеседника. - Кое-что случилось. Твою знакомую ищут земляки. Бегом к ней, передай мои слова, заводите мотор и вперед. Запоминай маршрут: до агитатора, горлана, главаря, там разворот, и гони к площади того, что было много лет назад 18 марта в городе с железной башней. Там осмотрись и медленно езжай вдоль рельсов туда, где высаживал Ирину у дома подруги. По твоим мемуарам. На углу там гастроном, притормозишь на секунду... По пути оглядывайся... - Ты что, перебрал? - раздраженно-растерянно спросил вдали Берестин. - Встретимся - подышу. Если понял и запомнил - вперед! И учти: на все - ровно час... - Туда и быстрее можно... - Слушай! - вскипел Новиков. - Быстрее всего мне было самому к ней прийти и тебя не тревожить... Значит надо, раз говорю. Вперед! - И хотя Берестин что-то еще хотел сказать или спросить, Андрей нажал на рычаг. Примитивный, конечно, код, но кто не знает Москву, как Берестин, ничего не поймет, или не сразу и не все... Вдоль бесконечной ограды парка Андрей обошел по кругу Дом Советской Армии, быстрым шагом пересек длинную пустую аллею, свернул на улицу Дурова. Здесь, в густой тени зарослей жасмина, ему была известна укромная, хитро расположенная скамейка, куда он - в то еще время - приходил со знакомыми девушками. Надежно прикрытый тыл и отличный обзор всех возможных подходов. Он сел и, наконец, позволил себе расслабиться. Было тревожно и одновременно весело. Такое ощущение посещало его время от времени. Последний раз, например, - в сельве, когда он остался один на дороге у джипа, а совсем неподалеку сухо потрескивали короткими очередями АКМ, а в ответ им отрывисто и хлестко били самозарядки Гаранда. Он сделал все, что в этих обстоятельствах можно было придумать и сделать за столь короткое время. Если этого достаточно, можно играть дальше. Если же пришельцы умнее или технически оснащеннее, чем он предполагает, тогда, конечно, дело другое. Наверх вы, товарищи, все по местам... Но думать об этом пока не стоит. Тишина стояла просто поразительная. Впрочем, район здесь тихий, машин и днем немного, а уж сейчас... Поэтому треск промчавшегося вдоль улицы тяжелого мотоцикла заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на часы. Пожалуй, пора. Как раз дойти не спеша... Ирина спала плохо. С вечера ее томила беспричинная тоска, тревога, беспокойство. Неоформленная потребность куда-то пойти, что-то немедленно сделать... Временами эта тяга становилась почти непреодолимой. Внутри будто дрожала натянутая до предела струна. Ей хватило выдержки и здравомыслия не поддаться странному состоянию, которое было для нее абсолютно непривычным, но этому не было сил удивиться. Она заставила себя лечь и даже задремать, но и во сне успокоения не наступило. Вначале мелькали отрывочные, бессвязные картины и образы, а потом ей приснился сон. Она идет по вечерней улице. Торопится, потому что опаздывает в кино, на фильм, который надо обязательно увидеть. Почти вбегает в пустой вестибюль. Билетерша машет рукой, показывает на часы. Ирина знает этот кинотеатр. Из фойе в зал нужно пройти по изогнутому дугой коридору. И она сначала быстро идет, а потом и бежит. И вдруг с нарастающим ужасом замечает, что коридор все удлиняется и удлиняется, пол становится все более наклонным, медленно гаснут бра по стенам, а впереди начинает клубиться черный, все густеющий туман. Ее накрывает волна ледяного озноба. Ирина поворачивается и бежит обратно. У нее подламывается каблук, она сбрасывает туфли и бежит босиком. Стены впереди начинают сдвигаться. Но все же она успевает, обдирая плечи, в узкую щель выскочить наружу. И тут ей наперерез бросается билетерша. Раскинув руки, будто панночка из "Вия", старается поймать Ирину. Лицо старухи страшно и непрерывно меняется. Ирина просыпается с отчаянным криком. Сердце колотится так, что от его ударов вздрагивает все тело. И не проходит ощущение ледяного озноба. Включив свет, Ирина долго лежала, глядя в потолок. Мысль о том, чтобы вновь попытаться заснуть, она сразу отогнала. Если снова приснится что-нибудь подобное... И в это время на столике тихо загудел телефон. Ох, эти ночные внезапные звонки! Бывает, что от них сгорает больше нервных клеток, чем у летчика-штурмовика при заходе на цель... Голос Алексея, недовольный и вместе с тем растерянный, вибрировал в трубке. - Только что звонил твой приятель... - Что? Что он сказал? - Говорит, встретился с твоими земляками. Чтобы я срочно бежал к тебе и мы ехали... - Все! Ничего не говори! Выходи на улицу, я минут через двадцать подъеду. Жди на углу на квартал ниже дома... - Она бросила трубку. Вот и случилось. Она сразу поняла смысл слов Новикова и все его предосторожности. Андрей, как всегда, действует быстро и единственно верным в его положении способом. Только непонятно, почему они пришли к нему. Ирина торопливо оделась. На пороге, уже выходя из квартиры, оглянулась. Придется ли вернуться сюда еще раз? Или она уходит навсегда? Сейчас Ирина особенно отчетливо осознала свою принадлежность к миру людей и почувствовала мучительный, пульсирующий и поющий, как зубная боль, страх при мысли о встрече со своими коллегами и соотечественниками. Торопясь и нервничая, Ирина открыла гараж, завела двигатель и, не прогревая его, чего обычно не допускала, выехала на улицу. Теперь прояснилась и причина непонятного состояния и ночного кошмара. Очевидно, явившись к Андрею и не обнаружив там ее (как, интересно, он сумел от них вырваться?), гости, а точнее - агенты неизвестной ей службы, начали ее искать. Ирина понятия не имела об аппаратуре, которую они могли в этом поиске использовать. Она вообще знала о назначении, организации, методах работы и техническом оснащении своих старших коллег гораздо меньше, чем рядовая землянка ее лет знает о таких учреждениях, как ЦРУ, АНБ, БНД, Моссад и прочее. Здесь выходят десятки и сотни книг, фильмов, статей, отражающих их деятельность - с той или иной степенью достоверности. Там же - ничего. Мрак, туман, молчание и тайна... Но исходя из общего представления об уровне развития техники, она могла вообразить, как поисковый луч, настроенный по ее характеристикам, кружит по городу, пытаясь ее зацепить. И самые первые, на пределе дальности, контакты уже оказали такое воздействие на ее психику и нервы. И как хорошо, что Новиков, даже не зная сути дела, опять пришел к ней на помощь, потому что, нащупав ее, локатор стал бы автоматически подстраиваться, и очень скоро возросшая интенсивность воздействия полностью подавила ее индивидуальность, она пошла бы по лучу, как те крысы на звук дудочки... Теперь же, предупрежденная, она сумела заблокировать свое подсознание от волнового воздействия. Ей стало легче, но тут же она подумала, что ничего эта маленькая победа в принципе не меняет, все равно они ее найдут, и Новиков ей ничем не поможет, потому что против профессионалов из ее мира он, каким бы ни был надежным парнем и верным другом, не более чем ребенок детсадовского возраста против рейнджеров. И все же она ехала туда, где ждал ее Андрей. Больше в целом мире рассчитывать все равно было не на кого. ...Тихая теплая ночь, одинокая неспешная дорога по старым кривым переулкам, огонек сигареты, вкус и запах табачного дыма успокоили его настолько, что Андрей смог наконец рассуждать спокойно и почти отстраненно, анализируя происходящее, как чисто логическую задачу. Сценарий сомнения не вызывал, и он был почти уверен, что сумеет его выполнить. А вот другая сторона проблемы внимания заслуживала. Зачем? - вот вопрос. Хорошо, что ни Сашка, ни Олег сразу об этом не спросили. Он ведь и сам этого до конца не знает. Там, у Левашова, он просто подавил друзей своим напором и решительностью, сразу переведя проблему в сферу практической реализации. По известному, хотя и не нашему принципу: сначала стреляй, потом думай. А думать-то все равно надо. Неужели им руководит действительно чистый альтруизм, и он, не колеблясь, рискует жизнью - своей и своих друзей, только ради того, чтобы попытаться помешать выяснению отношений между существами, глубоко людям чуждыми, посторонними и, может, даже и негуманоидами? Какое право он вообще имеет на вмешательство в чужие дела? Впрочем, это не из той оперы вопрос. Вмешиваться во что угодно, рисковать своей и чужой жизнью можно и нужно, но - ради высших ценностей. Долг, присяга, честь и так далее... Честь? Он же именно об этом говорил в свое время Ирине. И давал слово. Допустим. Но это опять только его личная проблема. И ведь, самое смешное, что в реальном общечеловеческом мире этой проблемы просто нет, потому что ее не может и не должно быть. Признано, что контакты с пришельцами будут совсем не такими, и не таким людям доверят их осуществлять. Соответствующую литературу читать надо. А он, некий Новиков А., если ему больше нечем заняться, играл бы в свой преферанс, не лез бы, куда не просят... Андрей, как ему показалось, уловил некую нить. Вот-вот: не просят. А кто его должен просить? Если ждать, когда кто-то где-то сначала задумается, потом сообразит, согласует, с кем положено, и лишь потом, в установленном порядке, кого нужно попросит... Но как тогда быть с формулой: "Если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?" Да и в конце концов, будь на месте пришельцев просто граждане иностранного государства, собравшиеся причинить вред лицу, попросившему у нас политического убежища, и то их действия подлежали бы пресечению. А уж в данном случае - тем более. И кстати, друзья его среагировали именно так. Это он сгоряча вообразил, что они слепо ему подчинились, а они ведь тоже сразу суть вычленили. Новиков улыбнулся невольно. В общем, еще раз подтверждается, что всякое первое побуждение обычно бывает благородным. Он вышел на площадь перед Рижским вокзалом. Несмотря на позднюю ночь, людей было порядочно. Войдя внутрь, Новиков, ожидая условленного времени, покрутился среди встречающих и отъезжающих, попил теплой воды из фонтанчика, на секунду задержался у зеркала в туалете. Нет, вид вполне уверенный, губы не трясутся. А что, собственно, рефлексировать? Выбора нет и не было. "Жизнь принуждает человека ко многим добровольным действиям", - вспомнил он. Из глубокой тени за выступом стены Новиков увидел подъезжающую "семерку" со знакомым номером и, не дожидаясь, пока она остановится, нырнул в переднюю дверцу. Ирина, сидевшая за рулем, повернула к нему бледное лицо. Глаз видно не было, но Андрей ощутил ее тревогу, страх, немой вопрос. Такой он ее еще не видел. И от этого сразу стал собранным, ироничным, не знающим сомнений - каким она его и знала. - Привет! Молодцы, подъехали четко. Что значит десантная выучка! - он обернулся, кивнул Берестину. - А теперь по газам, Ира, и - вперед за орденами... Ирина придавила акселератор. - Что случилось? Теперь ты сообщишь, надеюсь? - спросил Берестин. Новиков подробно рассказал обо всем. Берестин заговорил первым. - Это похоже на правду, Ира? Она не успела ответить. Машина выскочила на перекресток, и Новиков, не успев даже понять, в чем дело, отчаянно выкрикнул "Стой!" и изо всех сил вдавил правую ногу в пол, словно сам сидел за рулем. Ирина среагировала одновременно, или, пожалуй, на полсекунды раньше, вывернув руль влево и резко затормозила. И тут же на них обрушилось что-то черное, громадное, бесформенное. Удар, лязг, звон, машину поволокло боком - и все кончилось. По улице, стремительно удаляясь, уносился в темноте грузовик без огней, вроде бы ЗИЛ-130. Новиков и Берестин выскочили одновременно. "Семерка" стояла, развернутая почти на 180 градусов - и удивительно целая. Только смят был угол правого крыла да дребезжала сорванная облицовка фары... И все... Ирина тоже выбралась из-за руля. - Все целы? - севшим голосом спросила она. - Все. Давай отъезжать, а то еще ненужные зрители появятся... Произошел невероятный случай - одновременно с ними на перекресток вылетел идущий без света на огромной скорости грузовик, кто там сидел за рулем: пьяный, сумасшедший или угонщик - неизвестно, и не хватило доли секунды и метра расстояния, чтобы их автомобиль, смятый, как бумажная салфетка, влепило в стену ближайшего дома. Дальше машину повел Берестин. - Это не похоже на ответный ход твоих коллег? - спросил Андрей, когда они выехали из путаницы темных переулков на Новокировский проспект. - Нет. Думаю, исключено. Зачем им это? - А если они все время за нами наблюдали, поняли, что ты полностью изменила святому делу, и решили поступить по всей строгости... - Нет, - вновь возразила Ирина. - Если ты все рассказал верно, они прибыли совсем недавно, нашли по пеленгу квартиру, удивились, что меня там нет, ведь я, по правилам, не должна расставаться с блоком. И сейчас они меня ищут другими способами: по резонансным частотам биотоков. Но тут у них тоже не получится. В Москве сильный естественный фон, да и я умею защищаться... А таких видеодетекторов, чтобы найти незнакомый объект без селекторов информации, без корректировки полей, без подключения к местным компьютерным сетям, просто быть не может. Такую аппаратуру нужно собирать из земных деталей и элементов, согласовывать с характеристиками здешних информполей, долго настраивать и регулировать по эталонам... Это нереально... Я потратила на это больше года, в благоприятных условиях... - Но ты по себе судишь, а они ведь могут иметь другое оснащение. - Нет, - в третий раз сказала Ирина. - Ты никак не поймешь. Судишь по-земному. А там все иначе... Прогресса в нашем смысле (Новиков с радостью отметил это машинальное "в нашем") там давно уже нет. И ничего такого, чего не знала бы я, за прошедшее время там придумать просто не могли. Представь себя в середине прошлого века. Ты же мог гарантировать, что при любой ситуации никакой гениальный ученый телевизор собрать бы не сумел. Так и там. Все что нужно и можно - давно изобретено. По-моему, у них лет тысячу уже ничего не менялось... - Ох и тоска, наверное, - сказал Берестин. - Совсем нет, - как-то слишком горячо возразила Ирина. - В древнем Риме или Афинах на скуку, по-моему, никто не жаловался, хотя технического прогресса и там не было. Скорее, здешняя ситуация больше раздражает - ничего постоянного. Что пять лет назад было новинкой - сегодня ненужная рухлядь, за время активной жизни раз десять надо переучиваться... - Короче, ты утверждаешь - случайность, - перебил ее Новиков. - может быть, но если случайности такие, я отношусь к ним настороженно. - Привыкай. После того, что мы с вами успели сотворить со временем, я уже ни за что не поручусь. С нами может случиться все, что угодно. И жаловаться будет некому... - Отчего же обязательно - жаловаться? Вот Алексею вообще жаловаться грех... - машинально съязвил Новиков, имея в виду не только историю со спортлото, но и всю его эпопею. - Может, о чем другом поговоришь? - резче, чем следовало, отозвался Берестин. - Скажи лучше, куда ехать... Ему было неприятно присутствовать при разговорах Новикова с Ириной, в эти моменты она очень менялась, становилась непохожей на себя, и его это злило, хотя, как человек воспитанный, он всячески старался этого не показать. Не говоря даже о разнице между четырьмя месяцами знакомства и десятью годами дружбы, главную роль в их разном отношении к Ирине играло то, что для Берестина она была представительницей высшего разума, которую он полюбил, для Новикова же - старинной, с юности подружкой, которая через много лет попала в какую-то глупую историю с пришельцами. Ни Ирина, ни тем более Новиков не посвящали Берестина в тонкости своих отношений. Старый знакомый, который помог Ирине исправить последствия берестинского опрометчивого поступка - и все. Вот и сейчас Берестин почувствовал острый укол ревности. Он написал свои записки отнюдь не для опубликования, и презентовал их Ирине, чтобы она лучше поняла его к ней отношение. А она, получается, давала их читать Новикову. Это было как измена, насмешка над его доверием и откровенностью. И так их с Ириной отношения складываются трудно и странно. Поначалу она дала понять, что готова пойти ему навстречу, и вдруг все изменилось, стало зыбким и неопределенным. Они по-прежнему часто встречались, проводили вместе вечера, но - не более. Любая его попытка форсировать события, привести дело к логическому развитию и соответствующему результату, вплоть до свадьбы, наталкивалась на неявное, но твердое сопротивление. А тут еще этот Новиков возникает то и дело, со всей его раздражающей манерой иронизировать, затевать споры... Промелькнули за окнами фермы Крымского моста, и Берестин вовремя свернул налево, хоть и был здесь всего два раза. ...Андрей успел сварить кофе, поставил, для успокоения нервов, кассету с записями Гершвина, и тут появился Шульгин. Минут через пятнадцать пришел и Левашов. - Все чисто, босс, - доложил Шульгин, продолжая то ли валять дурака, то ли настраиваясь на предстоящую роль. - Молодец. Хвалю. Можешь себя за это стимулировать... - Новиков кивнул в сторону спрятанного среди книжных полок, но хорошо известного Шульгину бара. - У тебя как? - повернулся Андрей к Левашову. - Нормально. Никаких шевелений в районе объекта. А мои замки они без динамита до утра не вскроют. - Ну, значит, заседание продолжается. Вот, Ира, наш эксперт по ксенопсихологии утверждает, что никаких технических сюрпризов нам опасаться не нужно. Это приятно, разумеется, но непринципиально. Главное для нас что? Я бы хотел знать, допускает ли их нравственное чувство, а также позволяют ли уставы и инструкции применять на Земле силу против местных жителей. Вот это ты нам, пожалуйста, освети... - Ты что, действительно с ними воевать собрался? - с искренним удивлением спросила Ирина. Она до сих пор считала, что речь идет о том, чтобы помочь ей как-то скрыться, избежать встречи с агентами. - Ну, что мы собираемся - это сейчас не тема. Но если дойдет до конфликта, на что нам ориентироваться? Могут они начать, скажем, стрелять или иным путем нарушать постоянство нашей внутренней среды, как изящно выражаются авторы инструкции к гомеостату Алексея? - Понимаешь... Никаких специальных правил на этот счет я не изучала. Но мне кажется, что никаких категорических запретов нет... - Если исходить из моего небольшого опыта, - сказал Берестин, - то, судя по наличию в квартире на Столешниковом пистолета с боезапасом, пацифистами и толстовцами их не назовешь... - Ясно. Придется учитывать. Шульгин хмыкнул. - Пришельцы, значит, могут делать, что хотят. А как мне быть, если я в них даже не верю? И никто не верит. Ни участковый, ни комитет, ни АН СССР. Но если мы с ними что-нибудь сделаем, поступят с нами по всей строгости. Прелесть перспектива! - Вот и имей это в виду. И не превышай... - О чем вы, ребята? Даже не думайте! Не хочу хвалиться, но я и то с каждым из вас могла бы справиться. А там перед вами не слабая женщина, а настоящие специалисты будут... - Ирина от возбуждения поднялась с кресла, нервно заходила по комнате. Улыбка на губах Шульгина стала отчетливо-двусмысленной. - Это, допустим, еще большой вопрос... - Да, Ира, это действительно вопрос. Кое-что и мы можем. Саша вот у нас, между прочим, ниндзя. Не высшего класса, но все-таки... Новиков говорил правду. Лет пятнадцать назад Шульгин от нечего делать выучил японский язык, а впоследствии, когда работал на Дальнем Востоке, нашел на чердаке у квартирной хозяйки целый чемодан бумаг: дореволюционные письма и дневники участника русско-японской войны, капитана генерального штаба, и среди этих бумаг - пять толстых рукописных тетрадей на японском. Старательно переписанный труд семнадцатого века "Бансен Сюккай" со всеми приложениями, где излагалась теория ниндзюцу - искусства проведения тайных операций, оставаясь невидимым. Шульгин его прочел и приступил к практическим занятиям. Сначала с помощью хабаровских любителей каратэ, а потом - московских цирковых фокусников, жонглеров и акробатов. Ежедневными изнурительными упражнениями он довел до возможного совершенства заинтересовавшие его способы и приемы. Истинным ниндзя, конечно, не стал, но кое в чем вышел далеко за пределы нормальных человеческих возможностей. И Новиков в своих планах отводил этим его способностям существенное место. - Глупости! - раздраженно бросила Ирина. - Если они захотят меня отсюда убрать, вы им не помешаете... Шульгин хмыкнул и с подчеркнутым безразличием отвернулся к окну. Андрей спросил: - Ты как-то говорила, что чем больше человеческого в твоих соплеменниках, тем меньше инопланетного - так? - Конечно. И физически, и интеллектуально... - Они, как я успел заметить, весьма человекообразны. Значит, их физические возможности примерно на нашем уровне? - Да. Если точнее - на оптимальном для человека данного физического склада. - Среднего или специально тренированного? - Скорее среднего. Возможности абсолютно здорового, занимающегося спортом - не для рекордов, а для поддержания формы - человека. Так будет вернее всего. - С этим ясно. - Новиков, похоже, был удовлетворен. - Но, помнится, ты что-то такое говорила про растянутое настоящее? Поясни. Эта штука мне как раз не нравится. - Знаешь, это трудно сразу объяснить. В какой-то мере это философская категория. При определенных условиях, с помощью универблока, можно создать поле автономного времени, в котором все процессы протекают иначе. Возникает иное понятие об обратимости явления. Коротко не объяснишь... Ну вот, если бы у меня сегодня был при себе универблок, настроенный на этот режим, то, когда я заметила грузовик - и даже в момент столкновения, но пока не зафиксировались необратимые явления происшествия, и не возникла новая цепочка следствий, я могла бы все вернуть назад, развести машины и проехать по-другому. Как на видеопленке - отметать назад, стереть и записать новое изображение. Вот, грубо, что-то в этом роде... - Хорошо, кое-что понятно... Тут оживился Левашов. - А ты покажешь, как это можно делать? - По его глазам отчетливо читалось, что новая идея для него гораздо интереснее и увлекательнее, чем планируемая Новиковым кампания. Андрей тоже это заметил. - Это не так просто, - ответила Ирина. - Ты бы мог, скажем, на словах объяснить первому встречному, как, имея в руках отлично настроенную скрипку, исполнить Сарасате? - Стоп, стоп... - вмешался Новиков. - Как только закончим, Ирина первым делом обучает Олега растягивать Сарасате... То есть время, конечно. Это будет его гонорар. А Левашов, в свою очередь, обязуется создать Ирине соответствующие условия. Личную безопасность, как минимум... Договорено. Поехали дальше... Берестин снова ощутил приступ раздражения. Все происходящее представилось ему откровенным балаганом. Собрались три на первый взгляд серьезных человека и вот уже второй час занимаются черт знает чем. Тешатся бесцельным трепом, рисуются, как могут, перед Ириной, и ничего сколько-нибудь разумного не предлагают. Он-то думал, если все действительно правда, так они выдвинут реальный план, а тут - сплошное словоблудие, дурацкие разговоры о вооруженной борьбе с пришельцами, интеллектуальное пижонство. Он все свое раздражение и высказал единым духом, не очень заботясь об изяществе выражений. Выговорившись, он увидел, что все трое смотрят на него не возмущенно и не обиженно даже, а с сочувствием. - Не заводись, Алексей, - спокойно сказал Новиков. - Это мы только на первый взгляд дураками кажемся, а если присмотреться - так вроде и ничего... Впрочем, тебя мы, между прочим, в операцию и не планировали. Спокойно вернешься домой и будешь ждать. Обеспечивать тыл, по-научному... - А вот это - пардон... Не хотите всерьез говорить - ваше дело. Но вот чтобы вы делом занимались, а я дома сидел - не получится. Я, в конце-то концов, единственный здесь боевой офицер. Воевал по-настоящему, когда вы не то что за автомат, а и за девчонок не держались... - А разве кто спорит? - спросил Шульгин. - Но надо ведь, чтобы кто-то и живым на всякий случай остался. Ирине и дальше помощь потребуется... А ты - человек хоть и боевой, но к нашему делу не подготовленный. - А вы - подготовленные? Когда ж успели? За три часа? Или курсы заканчивали, специализированные по борьбе с пришельцами? - За три часа плюс еще двадцать лет. Андрей всю жизнь для нас всякие вводные придумывает, а потом решает. Вроде как шахматные задачи сочиняет. И сейчас он из старых заготовок новую схему слепил. На мой взгляд - вполне убедительную... - Если те ребята настроены достаточно серьезно, ничего у вас не выйдет. Ирина, наверное, не хуже вашего разбирается. - Все выйдет, - тихо и удивительно веско сказал Новиков. - Человеческих возможностей не хватит, чтобы наш план поломать. Нечеловеческих, может, и хватило бы, но не в этот раз. Всю операцию проведем четко и одномоментно. Другого раза у нас, конечно, не будет. - Так вы поубивать их собрались? - Что за манеры, где тебя воспитывали? - Шульгин пренебрежительно скривил губы в усмешке. - Говорить на такие темы надо деликатно и неопределенно. Ниндзя моего круга любят употреблять выражение "гасить облики". Если б только за этим дело стало... - в голосе его появилась мечтательность. - Но мы люди крайне гуманные. Мы считаем, что даже комара убивать безнравственно, ибо такое убийство не несет воспитательного значения ни для покойного, ни для его единомышленников. - Ну, пошел... - словно даже одобрительно сказал Новиков. - Остановись. Никого мы, конечно, трогать не будем. Надо просто повидаться с этими персонажами, обменяться мнениями, найти взаимоприемлемое решение... Ирина поняла, что ничего всерьез Андрей больше не скажет, и под столом, толкнула Берестина ногой. - А вдруг ничего такого вообще нет? С чего мы все взяли, что они плохое задумали? - неизвестно почему вдруг сказала она и тут же начала своим словам верить. - Вдруг это такие же координаторы, как и я, им просто нужна моя помощь, или они хотят передать мне какое-то поручение, задание... Друзья переглянулись. - Если бы так - слава богу, - с сомнением ответил Новиков. - Но мы предпочитаем исходить из худшего, - не дал себя расхолодить Шульгин. - Тогда иной, другой расклад пойдет, как подарок. Два туза в прикупе. - Посему схема остается в силе, - подвел черту Левашов. - Моя доля - вариант Валгалла в полевом исполнении. Кстати, здесь мне не обойтись без Алексея. Тем более, он с машиной. Согласен? - А что мне остается? Черт с вами, поваляю дурака на старости лет... - Тебе не впервой... - довольно бестактно ляпнул Шульгин, и когда Берестин дернулся, чтобы тоже ответить резкостью, мягко добавил: - Не обижайся, я хотел сказать только, что определенный опыт у тебя уже есть... - Все, мужики, будем заканчивать, - хлопнул ладонью по столу Новиков. - Мы сегодня уже столько натрепались, что пришельцам, если они все же нас слушают, до завтра придется свои и