оронцов увидел удивление-протестующее лицо Левашова и сделал успокаивающий жест: мол, не торопись, я знаю, что говорю и делаю. - Однако происшедшие события меня убедили. Пришлось подойти к вашей ситуации всерьез. Заранее прошу прощения, если в чем-то задену ваши самолюбия, но не тот момент, чтобы в политесах упражняться... Он помолчал, обводя глазами присутствующих. И все молчали. Хотя и по разным причинам. Первым сделал попытку ответить Воронцову Шульгин, но его остановил Новиков. Было в словах моряка нечто не совсем ему понятное, нестыковка неуловимая, и Андрей решил дать ему выговориться до конца. - Вы в тупике, ребята, - благодарно кивнул, продолжил Воронцов. - Олег употребил вчера шахматный термин. Гамбитом назвал он то, что вы с пришельцами разыграли. А мне еще один термин из той же оперы пришел на ум. Цугцванг. Это когда любой ход ведет к проигрышу, а не ходить тоже нельзя. Флажок упадет - и все... Новиков хмыкнул разочарованно. Это им и без Воронцова ясно. Не стоило и надеяться, что "человек со стороны" откроет им глаза. Однако зачем-то он же захотел с ними встретиться? Не затем же, чтобы ограничиться банальностью. Пусть продолжает. - В вашем, вернее, теперь уже в нашем положении, нужно сделать то, что ни при каких обстоятельствах не придет в голову так называемым "пришельцам". Вы, Ирина Владимировна, кажется, являетесь экспертом по данному вопросу? Что ваши бывшие коллеги могут сделать в ближайшее время с максимальной вероятностью? Ирина явно не ожидала, что Воронцов обратится к ней, и на секунду растерялась. Потом ответила, не поднимая глаз. - Ну, тут нельзя сказать слишком определенно. Выяснилось, что я тоже многого не знаю о их методах. Но раз они уже перешли к таким действиям, то не остановятся ни перед чем. Вас они тоже вычислили. В любую секунду они могут появиться... - и зябко передернула плечами. - Если до сих пор не появились, значит, сбой у них какой-то... В чем причина? Несовершенство техники? Или тактический расчет? - Не могу сказать... С помощью такой аппаратуры, с которой приходилось работать мне, найти вас, пожалуй, невозможно. Но если за вами следили... - Я принял все возможные предосторожности. С учетом всего, что знал от Олега и по личному опыту. - А весь личный опыт - из американских детективов? - простодушно спросил Шульгин, которого на этот раз не остановил никто. - "Три дня Кондора" и в этом духе? - Плюс консультации Олега... - в тон ему ответил Воронцов. И опять повернулся к Ирине. - Но в принципе они нас все равно обнаружат? - Конечно. Не можем же мы вообще не общаться, не разговаривать, не выходить на улицу... Разве только всем спрятаться в бронированное убежище. - Да, это не выход. Как там Гамлет декламировал насчет того, что не нужно покоряться судьбе? Новиков процитировал по-английски. - Благодарю. Очень верно сказано... - Воронцов встал, подошел к окну, выглянул во двор, внимательно осмотрел крыши ближних домов. Как будто рассчитывал увидеть там изготовившихся к броску пришельцев. А на самом деле - чтобы поестественнее изобразить экспромтом принимаемое решение. - Из всего сказанного вытекает следующее... - Он поднял голову, и только тут все увидели, какой у него стал жесткий и не допускающий возражений и сомнений взгляд. - Если принять, что у наших контрагентов было две цели: изъять Ирину Владимировну и принадлежащее ей оборудование, и второй цели они достигли, то остается только первая. Предположим, что в сей момент они не догадываются о ее местонахождении, но ведут активный поиск. В этом поиске им приходится пользоваться общепринятыми способами. Если предположить другие, сверхъестественные, тогда, конечно, и говорить не о чем. Но мне такой вариант не нравится. Значит, стоило бы на какое-то время вывести Ирину Владимировну из игры, раз она - главная цель. И ей спокойнее, и нам проще. У меня в Питере пустая квартира стоит. Ничего особенного, но отдельная и в центре. Если сегодня же ее туда переправить? На "Красной стреле"? Там паспорта пока не спрашивают. Пусть поживет, погуляет, рассеется, так сказать. Музеи, театры и прочее. Уж там ее искать точно не будут. Чтобы не страшно было, отрядите с ней сопровождающего. А мы здесь тоже зря сидеть не будем. Есть забавная идея, но о ней позже. Как? Предложение Воронцова всех в первый момент ошеломило. Но когда, преодолев инстинктивный протест, его стали поворачивать так и этак, пробовать на изгиб и на разрыв, оказалось, что оно удовлетворяет практически всем условиям в пределах заданных обстоятельств. Тем более, что всерьез оно касалось только троих. Берестина, Новикова и, безусловно, самой Ирины. Новиков с облегчением осознал, что если сделать так, то можно будет еще какое-то время ничего не решать, Ирина окажется в относительной безопасности, а он, в случае чего, сможет думать только о деле и спасаться лишь за себя лично. А это гораздо проще. Берестин представил, как он окажется вдвоем с Ириной в Ленинграде, и там, в возвышенной атмосфере великого города, отдыхая от московской суеты и затянувшейся бестолковщины, сможет, наконец, привести их непростые отношения к любому, но однозначному решению. И даже Ирина, неожиданно для себя самой, обрадовалась. Ей не нужно будет поминутно вздрагивать, опасаясь, что вновь появятся те двое... Ребята не пережили того парализующего ужаса, который испытала она, увидев вблизи глаза своих бывших соотечественников. И она сможет, избавившись от страха, неторопливо, без цели, гулять по проспектам и набережным Ленинграда, осмотреть, наконец, как следует, Эрмитаж и Русский музей... Самое же интересное, что все они трое, не сговариваясь, предрешили, что с Ириной поедет Берестин, и даже ей самой не пришло в голову, что мог бы поехать и Новиков. Хотя в других условиях она, безусловно, выбрала бы только Андрея. ...Несколько позже Новиков с Левашовым поднялись по узкой винтовой лестнице в стеклянный фонарь на крыше, где у Берестина был оборудован совсем крошечный, но уютный кабинетик - самодельный письменный стол, две полки с иностранными журналами по искусству, старомодное кресло с вытертой до белизны кожаной обивкой. - Ты его действительно хорошо знаешь? - спросил Новиков, имея в виду Воронцова, словно вчера Олег уже не говорил ему этого. - Последние годы - лучше, чем тебя. В любых ситуациях. А что? - Да вот настораживает он меня. Не пойму чем, а вот чувствую этакое... - Новиков пошевелил в воздухе пальцами. - Слишком все нарочито как-то. - Ревнуешь? - будто в шутку, спросил Левашов. - К тебе, что ли? - Нет, вообще... - А-а... Вас понял. Нет, этого нету. Но вот ты пойми... Появился он в самый, что называется, раз. Ни раньше, ни позже. Поверил тебе сразу и безоговорочно. Мы сами и то в эту идею дольше врубались, хоть и себя вспомни. Сколько мы с тобой толковали, а ты ведь не чета ему, до совмещения пространства-времени самостоятельно додумался... И держится он... не так. Я вроде его психотип знаю, прикинул кое-что, экстраполировал... Не сходится. - Если факты не соответствуют теории, то тем хуже для фактов? - Не понимаешь ты меня. Или я объяснить не могу. Черт знает... - Новиков даже поморщился, как от зубной боли. - Я вот что думаю - не подставка ли он? Проверить бы надо... Левашов махнул рукой. - Если они такие подставки умеют делать, нам и рыпаться нечего. Застрелиться для простоты, и все. На чем ты его проверишь? Я с ним год в одной каюте прожил, и разницы не вижу... Левашов увидел на столе открытую коробку "Герцеговины флор", отвлекся, шелестя фольгой, вытащил покрытую золотистой пыльцой папиросу. - Ты смотри, чем наш художник наедине балуется. Не мания ли величия у него? Ну и мы приобщимся... Новиков щелкнул зажигалкой. - Если хочешь, - продолжил Олег, медленно выпуская дым через нос, - Алексея в таком разе тоже можно в пришельцы зачислить - какой нормальный человек одновременно курит папиросы, трубку, и сигареты то с фильтром, то без? Но это к слову. - Он вернулся к прежней теме: - А вот как тебе про Иуду экспромтик? - Хорошо сказано. Это он в Ирину целил... - А что "и"? На его месте я так же думал бы. Или постарался, чтобы другие подумали... - Так может, он и прав? - Отвечу твоими же словами - тогда тоже стреляться пора. - А вот Димыч лучше решил. Пусть Ирка едет. Может, она и сама не знает, а ее используют. Новиков, задумавшись, смотрел на панораму крыш, уходящую к дымному горизонту Потом раздавил окурок в давно не чищенной чугунной пепельнице. - Пусть едет. Я сразу так подумал... Но вот тут мы и посмотрим. Проверка... Проверка на дорогах. Вот к название нашли. - Похоже, в каждом деле для тебя важнее всего название? - Не важнее всего, но немаловажно... При случае объясню. - Ну а по сути, что ты изобрел? - Все узнаешь во благовремении... Тихо! - Новиков толкнул Левашова локтем. Снизу кто-то поднимался, поскрипывая старым деревом ступеней. Ирина вышла на площадку, улыбнулась почти непринужденно. - О чем вы, мальчики, шепчетесь? Можно и я с вами постою? На прощанье. Вам так не терпится от меня избавиться, что даже поезда ждать не хотите. Сбежали... - Ради бога, Ирочек, не говори так, мне больно тебя слушать... Мы просто перебираем кости нашего нового коллеги, капитана цур зее Воронцова. Как он тебе, кстати? - Новиков подумал, что Ирина могла бы заметить нечто, упущенное им самим. - Серьезный мужчина. Эффектный. Только, по-моему, он очень недобрый человек. - Ты несправедлива, Ирен, - тут же возразил Левашов. - Он добрый парень, но просто в другом стиле. Кадровый и потомственный моряк с петровских времен. Причем военный. А это накладывает... - Какое общество! - утрированно восхитилась Ирина, - один - моряк с двухсотлетним стажем, другой - чуть ли не Рюрикович... - Именно. Не нам с тобой чета, - кивнул Левашов. - И, как и наш друг Андрей, Воронцов страдает несколько преувеличенными понятиями о чести и достоинстве личности, что начальством не поощряется. За это и претерпел. Ему еще повезло, что сумел уволиться из ВМФ. А то бы до смерти командовал буксиром где-нибудь поближе к линии перемены дат. - Рыцарь без страха и упрека, - съязвила Ирина. - Не слишком ли их много в нашей компании на душу населения? Впрочем, ты его, кажется, обожаешь?.. - По крайней мере - рад, что он считает меня своим другом... - Ну-ну, - сказала Ирина, глядя вдаль между Левашовым и Новиковым. Олег отчетливо почувствовал себя лишним и, неловко пожав плечами, шагнул к лестнице. Его не остановили. ...Часа через полтора Ирина в сопровождении Берестина и на всякий случай Шульгина поехала к себе домой за вещами, а Воронцов с Левашовым отправились за билетами. Когда все вновь собрались у берестинского камина, заменившего тот символический очаг, от которого отправляются в путь и к которому непременно положено возвращаться из странствий и походов, Новиков взял гитару и постарался рассеять овладевший душами минор, исполнив несколько старинных, никому не знакомых романсов. Потом Андрей посмотрел на часы, и все сразу вновь погрустнели. Заканчивался еще один порядочный кусок жизни. - Вот у древних китайцев было проклятье: "Чтоб тебе жить во времена перемен", - сказал Шульгин в пространство. - Мудро, - согласился с ним Воронцов. Остальные промолчали. - Доверенность на машину мы не оформили, - вдруг вспомнила Ирина, - а она бы вам пригодилась... - Ничего. Надо будет - мы и так... - Новиков думал сейчас совсем о другом. Уже на улице Шульгин неожиданно сказал: - Извините, ребята, на вокзал я вас не смогу проводить. Деловое свидание. Да и все равно в машине шестерым не положено. Так что счастливого пути. Будет трудно - пишите... - он пожал руку Берестину, поклонился Ирине и не спеша пошел в сторону перекрестка. - Чего это он вдруг? - спросила Ирина. - Мало ли что... У человека жена в отпуске. Лови момент. А он и так третий вечер подряд на наши дела тратит, - доверительно наклонился к ней Новиков, но Ирина видела, что он говорит первое, что пришло в голову, даже не стараясь быть убедительным. И не пытаясь замаскировать ложь привычной и успокоительной иронией. ...Проводница начала загонять отъезжающих в вагон. Ирина совсем расстроилась, глаза ее повлажнели. Она расцеловалась с Левашовым и Новиковым, а Воронцову протянула руку, и тот галантно коснулся губами ее запястья. - Я буду очень скучать и ждать... - шепнула Ирина Новикову, и он незаметно сжал ее локоть. - Я тоже... - ответил он тихо, когда Берестин шагнул в тамбур. - Я позвоню... завтра. Берестин обернулся и протянул Ирине руку. Вагон медленно поплыл вдоль перрона. ...Они отогнали машину на Рождественский бульвар, поставили в гараж и дальше отправились пешком. Захотелось им просто прогуляться по свежему воздуху, никуда не спеша и, следуя примеру древних философов-перипатетиков, поразмышлять, прогуливаясь. По случаю позднего времени и вообще-то было пусто на улицах, а Новиков еще выбирал глухие, мало кому известные переулки, сокращая путь, и вокруг не видно было ни души и вообще мало что было видно. Лишь кое-где на узкие тротуары, падал свет из еще не погасших окон, черными дырами зияли провалы подворотен, глухо отдавался между каменных стен стук каблуков по асфальту. И впечатление было такое, будто идут они по Переславлю-Залесскому, к примеру, а не по центру столицы полумира. Все это создавало совсем особенное, напряженно-приподнятое настроение и заставляло говорить вполголоса. - Я недавно на досуге один журнальчик научный пролистывал, и мне статья там попалась, - рассказывал Воронцов. - Большей части я, конечно, не понял, материи слишком для меня высокие, но одна штука заинтересовала. Бывают такие случаи в природе, когда дальнейший ход какого-нибудь процесса невозможно предугадать по его предыдущим состояниям. То есть все вроде бы вполне очевидно, а результаты получаются совсем даже неожиданными. - Не слишком понятно, - сказал Новиков. - Ну, если грубо - ты бьешь по бильярдному шару, он катится, направление известно, траектория тоже, через секунду он должен пойти от двух бортов в середину, а вместо этого шар взлетает в воздух, делает три круга, потом врезается тебе в лоб. Причем на строго научном основании... - Жутко примитивно излагаешь, но по сути верно, - вмешался Левашов. - "Странный аттрактор" такое явление называется. - Все равно здорово. Сначала мне просто так это понравилось, а вчера ночью, на кухне у тебя я вдруг подумал - а если сие к вашей ситуации приложить? То есть сделать так, чтобы развитие сюжета больше не вытекало из всего, этот сюжет создавшего? Я вообще люблю такие задачки. Как мичман Лука Пустошкин, что при обороне Порт-Артура придумал атаковать японцев на суше морскими минами заграждения. Вот и нам надо изобрести такое, чтоб ни в какие ворота. Пришельцы, раз они специально очеловечивались, должны, по-моему, мыслить гораздо более по-человечески, чем сами люди. Поскольку нутром не ощущают, какая степень отклонения от логики допустима. Я, скажем, могу коверкать русский язык, как хочу, оставаясь при этом в пределах приличий, а иностранец, кому язык не родной, всегда старается за пределы норм не вылезать, чтобы не дать маху... И я думаю, сейчас мы должны поступить совершенно неожиданно и бессмысленно. Есть предложения? Левашов молчал, потому что знал: Воронцову сейчас собеседник не нужен, отвечать на его вопрос - то же самое, что на загадку армянского радио. А Новиков всерьез попытался предложить несколько вариантов, но сам понял, что они не тянут. Правда, особенно и он не старался, занятый больше мыслями о затеянной им самим проверочной операции. - Да, все тот же тупик, и выходит, что самое время выкидывать вам белый флаг и торговаться о условиях капитуляции, - сочувственно сказал Воронцов. - Да и то вряд ли выйдет, обидели вы их сильно... - Ну тогда и трепаться нечего, - раздраженно ответил Новиков. - Давай свою идею, если есть... - Тут, правда, отчаянность нужна, лихость гардемаринская... - с сомнением произнес Воронцов. Левашов вдруг уловил какой-то посторонний звук позади, оглянулся и с внезапно похолодевшим сердцем увидел, как из переулка выворачивает большая темная машина и медленно их догоняет. Фары у нее не горят, а за лобовым стеклом угадываются две человеческие фигуры. И серебристо взблескивала характерная решетка радиатора. "Ну вот и все..." - успел подумать Левашов и чуть было не рванулся в ближайшую подворотню. Что его удержало, он не понял. Может быть, просто оцепенение. Машина, шелестя покрышками, поравнялась с ними, и Олег осознал, что это желтый милицейский "мерседес". Водитель с сержантскими погонами внимательно осмотрел друзей снизу доверху, потом отвернулся и чуть прибавил газ. Машина бесшумно ушла вперед, а Левашов громко вздохнул. "Черт знает что, так и свернуться недолго", - подумал он. А Воронцов с Новиковым, кажется, ничего и не заметили, поглощенные разговором. - ...Вот я и говорю, - уловил он конец сказанной Воронцовым фразы, - надо сделать резкий бросок вперед, через мертвое пространство, и если что - врукопашную. Или сразу приступать к сбору и дележу трофеев... - То есть, ты предлагаешь - туда, за ними? - Именно. Олег, ты берешься опять организовать канал на планетку, куда вы сунули этих ребят? - Это проще всего, - с чрезмерным энтузиазмом отозвался Левашов. После пережитого страха ему стало легко и весело. - Система работает, как хорошо смазанный маузер, - щегольнул он подходящим к случаю сравнением. - Вновь открыть проход, приготовившись, конечно, как следует, и посмотреть, как там ваши клиенты поживают. Если слоняются по планете, оглашая ее тоскливыми воплями, взять их и порасспрашивать, что почем на Привозе. А если их там нет, на что я отчего-то надеюсь, на той Валгалле можно просто культурно отсидеться, пока они вас здесь ищут... По-моему - вполне нетривиально. А по-вашему? - А это действительно интересно, - медленно сказал Новиков, одновременно прокручивая в голове варианты предложенной идеи. - Это в любом случае очень даже забавно. Особенно с учетом того, что я им подкинул мыслишку, будто мы тут тоже вроде пришельцев, свое задание выполняем... В сумме совсем неординарно получается. - Как, ты им сказал? - заинтересовался Воронцов. - Я тем парням сказал, что у нас на Земле свои интересы, и что мы не любим, когда нам мешают. В этом роде... Воронцов тихо засмеялся. - Лихо. Вполне по-гардемарински. Ох и молодцы вы, ребята. За пару суток таких дел накрутили. 6 Вниз по течению реки, размеренно постукивая дизелем, спускалась длинная самоходная баржа, груженная не то углем, не то щебнем, сверху было не разобрать. - Чего ты опять придумал? - недовольно спросил Левашов, когда фигура Новикова исчезла во мраке за крайними опорами места. - Переночевали бы у Андрея, а теперь куда среди ночи? - Воронцов, не отвечая, ждал, когда баржа втянется под пролет, у перил которого они стояли. Дождался и, разжав кулак, бросил вниз маячок, на который записал те характеристики Новикова, по которым его могли бы обнаружить пришельцы. Теперь сам Новиков стал для них как бы невидимкой, а его имитация уплывала вместе с тысячей тонн щебня, среди которого желающие могли его теперь искать. Несколько раньше подобную же операцию Дмитрий проделал с имитаторами Ирины и Берестина. Возможно, это действительно позволит выиграть сколько-нибудь времени. Он повернулся к Левашову и сказал как можно небрежнее: - Мы же договорились - я поступаю, как нахожу нужным. Сейчас, мне кажется, у Берестина будет удобнее... Пойдем на метро, а то скоро закроют. Метров сто оба прошли молча, потом Левашов, очевидно, решив, что не стоит без нужды спорить или добиваться от Дмитрия объяснений, которых тот давать не намерен, спросил: - Ну и как тебе наши ребята? - А что, нормальные ребята. Ты, кстати, ничего сегодня не заметил? - В каком смысле? Как ты на Ирину смотрел? Это заметил. Только не советую. Тут и без тебя такой треугольник... - Опять ты о бабах. Нет, тобою надо заняться, и я этим займусь. Но сейчас-то я как раз совсем другое имел в виду. Какие мы все похожие, не обратил внимания? И дело не во внешности, хотя и здесь определенное сходство по типажу просматривается, а вот психологическое подобие... - Да ну, это ты загнул. Как раз психологически мы все очень равные. Берестин и Новиков вообще антиподы, Сашка тоже по своим параметрам ни на кого не похож. - Мелко берешь, технарь. Поверху. Ты вдумайся: что вас всех четверых вместе свело, отчего после Новикова Ирина ваша не кого-нибудь, а именно Берестина из четырех миллионов московских мужиков выискала, зачем еще и я в эту историю влетел, и почему нам друг другу ничего почти объяснять не приходится, сразу все ухватываем?.. Попробуй на все эти вопросы сразу ответить. Или, чтоб тебе легче было - вот технический намек: если пистолет разобрать, а потом с любым количеством посторонних железок перемещать, все равно кроме того же пистолета ничего осмысленного собрать не удастся... - Идею понял, только при чем тут сходство? Детали-то все равно все разные. И ствол на затвор никак не похож... - К словам цепляешься. Я, кстати, не "сходство" сказал, а "подобие". Конгруэнтность, если угодно. И мы, возможно, элементы некоей социальной конструкции, которая, как и пистолет, стреляет только в сборе. - У Андрея своя теория на эту тему есть. Он говорит - "люди одной серии". - Тоже неплохо, что еще раз подтверждает мою мысль. Оттого и жизнь у всех нас, без всякой посторонней помощи, сложилась почти одинаково. Смотри - одних практически лет, все - холостые... - Сашка - женатый, - вставил Олег, увлекаясь рассуждениями Воронцова. - Не влияет. Если и женат, то неудачно. Нормальные женатые мужики с холостыми друзьями быстро контакты теряют... Дальше слушай. Все - холостые, все, по нормальным меркам - неудачники (но сами про себя мы так не считаем, ибо неудачники мы только в той системе координат, которую не приемлем в принципе). Насколько я понял, разногласий по проблеме отношения к пришельцам и к Ирине у вас не было? Все совершалось при полном единомыслии сторон? - Так, - кивнул Левашов. - Чего же тебе еще? И мое предложение прошло сходу, практически без возражений, а я с твоими друзьями вижусь и говорю впервые в жизни. Да и вот еще... - Воронцов чуть было с разгону не сказал, что и его история с Антоном поразительно совпадает по схеме и даже по деталям с приключениями Берестина. Только там обошлось без войны. Но вовремя остановился. Рано еще Олегу об этом сообщать. И махнул рукой. - Впрочем, хватит и этих примеров. Вывод ясен. Не знаю, почему так получается, но чувствуется тут своеобразная предопределенность. Законы природы, может быть... Мимо неторопливо прокатилась машина с зеленым огоньком, и Левашов перебил Дмитрия: - Во, мотор - хватаем!.. Воронцов придержал его за локоть. - Пусть едет. Вон уже и метро. - Чего ради, на такси пять минут - и дома... - Было б куда спешить. - Слушай, что ты раскомандовался? То не так, это не так. Объяснил бы хоть... - Тынянова читал? Есть у него момент. Павлу Первому докладывают: "Поручик Синюхаев, умерший от горячки, оказался живым и подал прошение о восстановлении в списках", на что Павел накладывает резолюцию: "Отказать по той же причине"... Усек? Они вошли в пустой, неярко освещенный вестибюль станции, и когда опускали пятаки в прорези турникетов, пожилая дежурная крикнула им из своей кабинки: - Поспешите, ребята, скоро переходы закроем... В вагоне Воронцов, отвыкший от Москвы, так долго смотрел на схему, что Левашов не выдержал: - Чего тут думать, до Краснопресненской, пересадка, и на Пушкинской выйдем... - Не, по-другому поедем. Сначала вот сюда, у меня машина на улице брошена. Заберем, и своим кодом на базу... Воронцов сел за узкий диванчик в углу вагона, снизу вверх посмотрел на Олега: - А ты чего стоишь? Минут десять еще ехать. - Я в метро отвык сидя ездить. Рефлекс выработался, - ответил Левашов, но тем не менее опустился рядом, вытянул ноги, помолчал и вдруг спросил: - Слушай, Дим, тебе что, действительно совсем не страшно? - А тебе страшно? - Да в общем не по себе... Хожу по улицам и озираюсь, как беглый каторжник. А то представляется, что я - вообще не я, а персонаж из фильма ужасов. Видел я недавно один... - Левашов передернул плечами. - Страх есть благодетельное чувство, предостерегающее от многих опрометчивых поступков. Ладно, бог даст, прорвемся. Плохо, что мы не знаем пределов их могущества... - Я думаю, что уже знаем. То, что уже случилось, и есть предел. Иначе бы они нас давно прищемили. - Хорошо бы... - с сомнением сказал Воронцов и встал. Поезд начал замедлять ход. Только они двое вышли на перрон, и огромный безлюдный зал выглядел непривычно, даже пугающе, будто декорация к фильму, о котором говорил Левашов. - Давай быстрее, час уже... - Олег быстрым шагом заспешил к переходу. Прыгая через две ступеньки, друзья поднялись по лестнице, свернули в плавно изгибающийся тоннель. И остановились, оба сразу, словно уперлись в невидимый барьер. В самом изгибе тоннеля, поперек прохода, стояли два милиционера в полном снаряжении, при оружии и рациях, капитан и старший сержант, и вид у них официальный и неприступный донельзя. Пройти мимо них просто так, как ни в чем не бывало, казалось совершенно невозможным. Секунда или две, пока капитан не нарушил свое особое, многозначительное молчание, показались Левашову очень длинными. - Вы задержаны, - сказал капитан ровным голосом. - Вам придется пройти с нами. - Почему вдруг? - спросил Воронцов точно таким же тоном. - Мы, кажется, ничего не нарушали. - Где нужно, вам все объяснят. - Не выйдет, нас нельзя задерживать. Я, например, депутат... - и Воронцов опустил руку во внутренний карман. Дальше все произошло настолько быстро и неожиданно, что Левашов, собравшийся вмешаться в разговор, так и застыл с полуоткрытым ртом. Воронцов выдернул руку из кармана, выбросил ее вперед, и капитан тоже сделал резкое движение навстречу блеснувшему металлу. И не успел. Гулко, словно кувалдой по стальному листу, ударил выстрел. Левашов даже не понял, что произошло, и капитан еще не начал падать, а Воронцов крутнулся на каблуке и из-под руки два раза выстрелил в сержанта. Тот согнулся, прижав руки к груди. Третий выстрел сбил с него фуражку, и она покатилась по красным плиткам дола. Острый пороховой залах повис в неподвижном воздухе. Левашов, оцепенев, смотрел на лежащие у его ног тела в серых кителях. Воронцов схватил его за руку и сильно рванул. - Ты что, мать... - рявкнул он и поволок его за собой. Они скатились вниз по уже выключенному короткому эскалатору, слыша нарастающий гул подходящего последнего поезда. Пустые вагоны ярко светились изнутри, и до них было совсем недалеко - через зал и перрон, - но уже раздался ласковый женский голос: "Осторожно, двери закрываются", и тогда Левашов рванулся вперед, как спринтер на Олимпиаде за ускользающей победой, вцепился в обрезиненные створки, удержал, пока вслед за ним не протиснулся в сжимающуюся щель Воронцов. ...В отдалении дремал на диване подгулявший полуинтеллигент в сползшей на очки капроновой шляпе. Левашов опасливо на него оглянулся и показал глазами на руку Воронцова, в которой тот по-прежнему сжимал пистолет непривычных очертаний. Говорить он пока не мог, переводя дыхание. Дмитрий дернул щекой и сунул "Беретту" в брючный карман. Склонил голову, словно прислушался к своим ощущениям, и переложил его на старое место, во внутренний карман пиджака. И до следующей станции они промолчали. Так же молча поднялись наверх, не глядя на дежурного милиционера и друг на друга, вышли на улицу. И только в тупике между старыми трехэтажными домами Воронцов остановился, стал закуривать. - Зачем? Что ты наделал? - голос Левашова срывался. Воронцов осмотрелся по сторонам, еще раз затянулся поглубже. - Не врубаешься, что ли? Это опять они... Только как они нас перехватили? Дмитрий был уверен, что система защиты, предложенная Антоном, сработает. И вот... Неужели он со страху стрелял в настоящих людей? Нет, не может быть. Милиции к ним цепляться просто не за что, да и работают там иначе. И выглядели "сотрудники" слишком плакатно-уставно: сапоги надраенные, аж с синими искрами, ремни необмятые, в лицах непреклонность... - У тебя с собой, случаем, ничего из ихних железок не осталось? - спросил он. - Нет... - машинально ответил Олег. И вдруг хлопнул себя по боку. - ...Вот же!.. - Он достал из кармана и показал Воронцову тускло блеснувший золотой портсигар. - Что это? - Воронцов взял его, подкинул на ладони, попробовал открыть. - Не нужно... Это Иринин. Такая штука, вроде как многоцелевой манипулятор. И средство связи, и дистанционный преобразователь... - Он не успел договорить. - Так какого ж ты.. - Вспышка ярости Воронцова была внезапной и бурной, Олег почувствовал себя матросам, попытавшимся закурить на палубе танкера во время погрузки. Но так же быстро, как Воронцов вспылил, он успокоился. - Впрочем, ты-то тут при чем... Штука хоть ценная? - Кроме моей установки, ничего ценнее я на Земле не знаю - Ну, это еще как сказать... Ладно. Если доберемся живыми - спрячем. Хрен найдут. Только... Ты здесь подожди. Вдвоем не нужно... - и Воронцов протянул Олегу свой пистолет, от которого до сих пор попахивало пороком. - Держи. Если что - до последнего патрона. Их там еще двенадцать. Только не ошибись, в кого стрелять... - Нет... Я все равно не смогу, - отказался Левашов. - Как знаешь. Толстовец... Если другие - то пожалуйста, а сам - так нет, - беззлобно сказал Воронцов. - Тогда давай так. Клади свое сокровище хоть вот сюда... - Он привстал на носки и едва дотянулся до карниза над головой. - И жди, посиди в сторонке. Наблюдай. Надеюсь, за десять минут они дом не сдернут, как твой. А я сейчас... - и скрылся в темноте. Вернулся он даже быстрее, чем обещал. Остановил машину у газона, с контейнером от "Книги" в руках прошел в тупичок, снял с карниза "портсигар", спрятал в контейнер, туго обмотал крышку изолентой. "Будем надеяться, - подумал он, - что детекторы у них не мощнее, чем у форзейлей. Не учуют..." Окликнул Левашова: - Поехали. - И, чтобы отвлечь внимание Олега от своих манипуляций и от контейнера, объяснить суть которого было бы затруднительно, заговорил с напором: - Я чего не понимаю - как они нас еще там, у Берестина, с твоей игрушкой не засекли. Засветил ты и ту явку, куда теперь деваться - не представляю... - Нет. Блока там не было. Он у Сашки в багажнике мотоцикла лежал. - Все равно непонятно. Отчего-то пареньки все время запаздывают. Или вправду каждую акцию в десяти инстанциях согласовывают? Больше ничего нигде не осталось? Подумай. - У меня - ничего. А у Берестина еще одна вещь есть. Где - не знаю. Давно не видел. Может - в сейфе? - У него и сейф имеется? - Есть, старинный, когда дома по соседству ломали, в мусоре нашел. Капитальный, хоть и маленький. Стенки - сантиметров двадцать. - Может, потому и не обнаружили. Давно та штука у него? - Как тебе сказать? По одному счету - месяца три, по другому - год. - Понятно. Доедем живыми - сразу начнем к эвакуации готовиться. Ловить больше, как говорится, нечего. Обложили нас намертво... На проспекте Мира Воронцов резко прибавил газу. Ему сейчас сильно хотелось как следует выпить. Это Олегу кажется, что ему на все наплевать. А по людям стрелять, даже зная, что они не люди, все равно тяжело. Он вспомнил про очередной подарок Антона и протянул Левашову листок. - Посмотри пока. Есть тут какой-нибудь смысл, или полная ерунда? Левашов при свете уличных фонарей, проносящихся над крышей машины, несколько минут всматривался в схему, шевеля губами, потом с недоумением повернулся к Воронцову, по лицу которого скользили то розовые, то синеватые блики. - Откуда это у тебя? Ты сам понимаешь, что здесь нарисовано? - Естественно. Хотя и в общих чертах... - Нет, Дим, ты со мной дурочку не валяй... Я десять лет этим занимаюсь, а до такого не додумался. И как просто все! - А гениальное все просто. Так сумеешь сделать? - Или я совсем дурак, или Андрей прав... - Теперь Левашов смотрел на Воронцова, как на дрессированного осьминога, незнамо как оказавшегося за рулем летящего по Москве автомобиля. - Смотри, только не вздумай с перепугу на ходу из машины прыгать. Придется заняться расширением твоего кругозора. Только давай - когда приедем. А я - все равно я, тут можешь не сомневаться. 7 Новиков никогда не мог объяснить даже самому себе механизм возникновения у него новых идей. Он даже подозревал, что никаких новых идей у него вообще не возникает, а они как бы заложены в нем изначально. И по мере необходимости извлекаются из подсознания. А ему остается только отшлифовать их и "подогнать по месту". Так было всегда, насколько Андрей себя помнил. Вот и сегодня, когда зашел разговор о проверке воронцова. Только что и мысли об этом не было, а через минуту он уже знал все детали предстоящего... Он отозвал в сторону Шульгина и как бы между прочим спросил: - Отоспался как следует? - Нормально. Почти двенадцать часов придавил. - Молодец. Потому что сегодня вряд ли придется... А завтра с работой как? - Что ты опять придумал? - почувствовал для себя недоброе Шульгин. - Дело. Как раз по тебе. Сказано же - не зарывайте свой талант в землю. Так сумеешь еще на пару дней от службы освободиться? - Не вопрос. Мне шеф чертову уйму отгулов должен. - Ну и порядок. А то у нас с Олегом сомнения возникли, не австрийский ли шпион наш новый друг, капитан Воронцов? Наводит на размышления его ленинградский вариант. Что может быть удобнее - выманить Ирину из-под нашего прикрытия и взять на конспиративной квартире... Тем более, если они поверили в нашу дезу, что мы с тобой тоже приезжие. - Литературщиной отдает. Сколько уже про это читано: хоть "Семнадцать мгновений" взять, хоть "Крестного отца"... - А откуда им новых вариантов набраться? Они ж на наших материалах подготовку проходили, а литература есть учебник жизни. - Ладно, ты у нас теоретик. От меня что требуется? - А вот слушай. ...Шульгин свернул за угол, в проезд Художественного театра, и простоял там, пока не отъехала "семерка" Ирины. Почти бегом вернулся в мастерскую Берестина и начал переодеваться. Пока Воронцов занимался билетами, Новиков сумел через друзей из МИДа достать бронь для Шульгина и съездил к нему домой за костюмом и всем необходимым. Не более чем за двадцать минут Шульгин почти неузнаваемо изменил свой облик, благо жена его была артистка и все необходимое дома имелось. Еще через полчаса он уже был на перроне Ленинградского вокзала и демонстративно прохаживался перед глазами друзей, небрежно помахивая кейсом со всякой мелочью, потребной в обиходе частнопрактикующего ниндзя. Он ощущал себя в своей тарелке, и ему было весело. Многие знатоки высказывали не раз обоснованные сомнения в том, что он мог изучить тонкости профессии исключительно по старинному руководству. Шульгин же в ответ простодушно разводил руками, ссылаясь на врожденные способности и, возможно, гены, ибо кто из истинно русских людей может ручаться за свое происхождение? Разве только Новиков с его выписками из Бархатных книг. В действительности все было довольно просто. Еще на Дальнем Востоке он начал заниматься самостоятельно и быстро понял, что ничего из этого не выйдет. Но как часто случается - ищущий да обрящет. В Хабаровске он встретился с группой ребят, изучавших каратэ под руководством дипломированного сэнсэя, прозанимался с ними почти два года, параллельно подгоняя под эту базу нужные ему рецепты японского трактата. А уже в Москве, в период увлечения богемной жизнью, близко сошелся с известным в прошлом артистом-престидижитатором, брал уроки у него и его коллег, вечерами пропадал за кулисами цирка на Цветном бульваре и репетировал вместе с жонглерами, метателями ножей и другими специалистами оригинальных жанров. В итоге из творческого соединения всех достаточно разнородных навыков и умений и получилось то, что он не без успеха выдавал за древнее искусство средневековых самурайских рейнджеров. Но, как бы там ни было, с точки зрения авторов закона о недопущении самостоятельного изучения боевых видов экзотической борьбы он был человек опасный. Невзирая на то, что никогда не испытывал намерения употребить свои способности во зло. И вообще Шульгин считал, что как владение приемами рукопашного боя, так и право на ношение оружия всегда полезнее возможной жертве, нежели преступнику. К сожалению, все его способности годились до последнего времени только для забав и развлечений приятелей обоего пола. И вот только сейчас пробил наконец его час. Вся мощь галактической цивилизации, и против нее - он. Две изящные руки хирурга и пианиста, да к ним голова, в которой ума, хитрости и веселой бесшабашной изобретательности куда больше, чем мог предположить даже самый близкий ему человек. Пожалуй, и Новиков не до конца представлял себе истинные Сашкины возможности. Не зря Шульгин со школьных лет накрепко запомнил правило американских ковбоев: "Умеешь считать до десяти - остановись на восьми". В купе он забросил кейс на верхнюю полку, распустил узел галстука и потом долго объяснял проводнице на ломаном английском и русском, что он гражданин республики Фиджи, едет в Ленинград на конгресс вулканологов и очень боится проспать и проехать мимо. Зачем это было ему нужно, он и сам не знал, но с тупой настойчивостью продолжал доказывать девчонке из студотряда, что ему объяснили, будто поезд идет до Хельсинки. Вконец замороченная студентка плюнула, выразилась словами, которые в напечатанном виде можно увидеть только в словаре Даля с дополнениями Бодуэна де Куртене, и пообещала разбудить тупого азиата сразу после Бологого. После чего Шульгин отправился по составу в вагон, где ехали Берестин с Ириной. Заглядывая в каждое купе и извиняясь по-японски, он выяснил, что никаких подозрительных лиц в поезде не просматривается. Ни Алексей, ни Ирина его не узнали. Он занял позицию в отсеке перед туалетом, где только и разрешалось курить. Там он и провел все пять с половиной часов. Минут за двадцать до финиша он наведался в свой вагон, забрал кейс, сообщил проводнице, что проснулся сам, и на Московском вокзале вплотную пристроился к своим подопечным. К его счастью, Берестин хорошо знал город и не стал ловить такси, чтобы проехать пятьсот метров до улицы Рубинштейна, где квартировал Воронцов. Оставаться невидимым на еще безлюдном Невском для него не составило труда. Квартира Воронцова помещалась на верхнем этаже краснокирпичного дома, рядом с "пятью углами". Шульгин проводил Ирину с Алексеем до самой облезлой коричневой двери и постоял немного, вслушиваясь. Все пока было спокойно. Прыгая через три ступеньки, он легко слетел вниз, пересек узкую улицу и поднялся на верхнюю площадку подъезда напротив. С помощью портативного бинокля он долго наблюдал сквозь просветы в шторах, как Берестин с Ириной устраиваются, с усмешкой удовлетворения отметил, что Алексею пришлось устанавливать для себя раскладушку на кухне, мысленно извинился перед Ириной, что из чувства долга вынужден наблюдат