время от времени приглушенные расстоянием винтовочные выстрелы. Людмила отвернулась лицом к стене и очень быстро задышала так, как дышат по-настоящему спящие люди. Я спать (в буквальном смысле этого слова) в одной постели с женщинами с юности не выносил. Поэтому, стараясь не задеть случайную любовницу, тихо поднялся, собрал с пола свое имущество, с подоконника прихватил пистолет и выскользнул в потайную, с этой стороны оклеенную обоями и лишенную ручки дверь. В собственном помещении почувствовал себя гораздо свободнее. Неплохо б кофейку выпить, да и рюмку коньяка, но от самовара добрейшей хозяйки я самонадеянно отказался, а тащиться по длинному коридору к общему титану не хотелось. Проще обойтись. Я открыл пошире форточку, погасил свет, закурил и попытался разобраться в обстановке. Все неожиданно и резко усложнилось. К тому, что начало происходить, я совершенно не готовился. И спрогнозировать день завтрашний не мог. Надежда лишь на то, что мне опять подскажут и помогут. Но как же вышло все-таки, что приключение, начавшееся два с лишним месяца тому назад на станции московского эмбуса, привело меня пока что в постель чужой и не внушающей доверия женщины, за окном комнаты которой - зловеще-мрачная карикатура на мой любимый город. А ведь еще совсем недавно воображалась мне совсем другая жизнь... Когда вот так же, глядя в ночной потолок, я лежал в своей каютке на крейсере-разведчике "Рюрик" и предвкушал свидание с Землей и с Аллой. Или когда на три недели позже проснулся среди ночи... Глава 3 "... Итак, на чем же мы остановились?" - подумал я, вставая. В комнате было темно, только слабый свет луны, то и дело скрываемой рваными, летящими по черному небу облаками, позволял сориентироваться и найти окно. Мой совмещенный с общепланетным информационным полем интерком бездействовал уже три дня. Узнать ни московское ни здешнее поясное время я не мог. Сам по себе ничтожный, этот факт вновь кольнул сердце запоздалой болью. А уж пора бы и привыкнуть. Правда, хоть и испытал я в жизни многое, особенно за последний месяц, в такие ситуации мне, старому космическому и газетному волку, попадать не доводилось. Время все-таки в человеческом сознании занимает несколько особое место. С пространством любой протяженности и как угодно искривленным дело иметь психологически проще. Я нащупал непривычно устроенную защелку балконной двери, вышел на прикрытую сверху крутыми скатами крыши небольшую лоджию. Поежился от порывов холодного океанского бриза. Здешний октябрь - это весна, примерно наш апрель, причем не слишком теплый. Шальные ветры набирают разгон прямо с края ледникового щита Антарктиды и, ничем не сдерживаемые, обрушиваются на скалистые берега Южного острова. В моей тонкой фланелевой пижаме долго не простоишь. Но минут десять можно - чтобы слегка продрогнуть и потом вновь нырнуть под теплое одеяло, постараться, чтоб не вернулись вызывающие бессонницу мысли. Внизу справа, в полусотне метров под обрывистым берегом, маслянисто переливалась и отражала лунный свет черная вода узкого фиорда. А впереди и сзади, и по левую руку смутно угадывались окружающие фиорд и небольшую, почти круглую площадку на берегу высокие иззубренные скалы. Мы вошли сюда вчера под вечер, и я едва успел бегло ознакомиться с топографией этого таинственного места. Последние двое суток перехода выдались нелегкими, Тасманово море сильно штормило, спать можно было лишь условно, урывками по часу - полтора, сменяя друг друга у штурвала "Призрака", да и психологическое мое состояние было не очень радужным. Андрей изъяснялся со мной какими-то недомолвками, тщательно избегая любой конкретности по поводу наших пространственно-временных координат. Надо сказать, что он при этом не забывал извиняться, несколько смущенно улыбаясь. Мол, ему самому не все до конца понятно, а делиться непроверенной информацией и внушать необоснованные надежды - не в его правилах. При этом он вел себя так, будто очень чего-то опасается. Сразу после боя с катерами мы легли на курс чистый вест и шли им полным ходом не меньше шести часов, потом повернули строго на зюйд. Если принять за исходную позицию точку последней обсервации, мы сейчас должны были огибать по пологой дуге Австралию с севера. Глухой гул работающих на пределе турбин, стеклянно отсвечивающие вывалы воды из-под острого фортштевня, кипящая кильватерная струя, бьющий в лицо холодный и соленый ветер сами по себе должны были бы радовать душу, но сейчас только усиливали тревогу. Я спросил Андрея, надолго ли нам хватить топлива при такой скорости. - На пару суток хватит. Да зря тебя это волнует. Лишь бы выскочить, там и без солярки, под парусами дойдем, а нет - так и того не потребуется... - Ты, кроме катеров, еще чего-то боишься? Чего? - Совершенно чего угодно. Пикирующих бомбардировщиков "Штукас", подводных лодок, линейных крейсеров типа "Худ" и "Гнейзау"... Раз такие дела пошли. Ответ прозвучал не слишком внятно, но прояснять мои недоумения Новиков не стал. Он часто, стоило лишь на минуту приоткрыться небу, брал обсервацию, ловко орудуя массивным секстаном и сверяясь с не менее древним механическим хронометром. После чего долго рылся в толстом своде астрономических таблиц. Настоящий каменный век навигации. Оптимизма это в меня не вселяло. Все остальное время Андрей проводил в рубке, нацепив на голову массивные обрезиненные наушники вращая верньеры тоже весьма старомодной радиостанции. Вообще складывалось впечатление, что яхта "Призрак" на самом деле была построена и оснащена где-то в первой половине прошлого века, а потом лишь регулярно проходила планово-предупредительные ремонты, в ходе которых на ней добавлялось современной оборудование, но старое отнюдь не демонтировалось. Для антуража или... На такой вот случай. Занимаясь своими делами, Андрей предоставил нам с Аллой возможность почти бессменно стоять у штурвала и обмениваться соображениями и домыслами. Мы шли на юг, погода постепенно налаживалась, океан снов стал приобретать тропическую синеву. И вот только сегодня, точнее уже вчера около полудня, Новиков вроде бы завершил свои труды и успокоился наконец. Как пиратский капитан, сбросив с хвоста погоню королевских фрегатов. - Поздравляю, - сказал он мне, опершись локтями о дубовый планширь мостика, - похоже, мы прорвались. - Прорвались через что? - спросил я. - Ну как бы тебе это понятнее объяснить? - снова чуть улыбнулся он. - По-моему, через два или три временных барьера и парочку реальностей. И теперь мы в известном смысле дома. - Дома - у кого? - Если угодно - у нас с Ириной. В том месте пресловутого континуума, где мы можем существовать, не опасаясь никаких исторических катаклизмов, за исключением метеорологических и, так сказать, проистекающих от более-менее разумной деятельности конгениальных нам людей. - Сконструировав эту маловразумительную фразу, он извлек из кожаного портсигара свою обычную бледно-оливковую сигару, предложили мне, но отказался, неторопливо ее раскурил, после чего сказал нормальным тоном: - Давай Игорь, по возможности отложим основательный разговор до берега. Ходовая вахта в приближенных к боевым условиям допускает некоторые приватные беседы, но отнюдь не научные симпозиумы на темы, малопонятные и докладчику и слушателю. - На чем и закрыл тему. - Пойди вон к локатору и наблюдай, когда откроется берег. Предположительно - через полчаса курсом зюйд - зюйд - ост - тень - зюйд. Так оно и получилось. На помаргивающем серо-зеленом поле экрана я увидел пересекающую наш курс извилистую белую полосу, а еще минут через сорок ее стало возможно наблюдать и в бинокль. На расстоянии около пятнадцати миль из моря поднималась мглистая, зубчатая стена, уходящая влево и в право за горизонт. Материк или очень большой остров, а если мы находимся там, где я предполагал, исходя из собственных догадок и познаний в навигации, то либо Тасмания, либо Новая Зеландия. Второе вероятнее, судя по погоде. Но если нас перебросило в другую точку Земли, это могло быть чем угодно, например, Ирландией или районом мыса Горн, - исходя из нашего курса последних дней. Других мест, куда можно прийти с северо-северо-запада и где в это время года дуют такие постоянные и свежи ветры, я представить себе не мог. Андрей подтвердил мои предположения. Да, именно Новая Зеландия. Как и было обещано при выходе из Сан-Франциско. Но как же здешние места так напоминают берега Норвегии! Отвесные скалы высотой в десятки и даже сотни метров, обрывающиеся в серо-голубую воду, а поверху заросшие глухим черно-зеленым лесом. Скалистая гряда изрезана многочисленными расселинами, то совсем узкими, то достигающими ширины в два, три и больше кабельтова. А Задний план великолепного пейзажа образован громоздящимися в несколько ярусов горными хребтами, покрытыми сверкающими вечными снегами. - Фьордленд, страна фьордов, крайний юго-запад Южного острова. Считается одним из красивейших уголков Земли. Только любоваться этой прелестью почти что некому. Международный туризм, увы, распространения не получил, а местные жители - народ чрезвычайно прагматичный, их больше овечьи пастбища интересуют, чем ледники да фьорды. Натуралисты порой забредают в поисках эндемичной флоры да фауны, вот и все. Но нам это на руку. Андрей сам встал к штурвалу. - Теперь, пожалуйста, меня не отвлекай, судовождение у этих берегов отнюдь не забава... Поскольку третий день не работали наши навигационные системы, Новикову пришлось самому провести судно через угрожающе отороченную кипящей пеной полосу рифов, а потом ухитриться попасть в узкую горловину никакими вехами и бакенами и не обозначенного фьорда. Мы с Аллой и Ириной в качестве любопытствующих пассажиров наблюдали за его высшим пилотажем с крыла мостика. Внутри фьорда волнение сразу стихло, и по маслянистой штилевой воде "призрак" еще полчаса шел между отвесными, выше клотиков сорокаметровых мачт гранитными стенами. Алла смотрела на это чудо природы с чуть испуганным восхищением, ей все время казалось, что на одном из поворотов яхта заденет днищем за окружающие фарватер каменные клыки, а стоящая рядом ней Ирина - скучающе-привычно, как на сотни раз виденное и знакомое. Место для базы, конечно, выбрано с большим знанием дела. Для обороны с моря лучшей естественной фортификации и не придумать. Негромкий стук дизелей "Призрака" многократно отражался от скал звонким, но монотонным эхом, а вообще то тишина в глубине фьорда стояла мертвая, первозданная. Я почти был уверен, что если заглушить двигатель, то можно услышать пение экзотических птиц в темных буковых зарослях над кромкой скал. Наконец наш путь в извилистом гранитном коридоре завершился. Прошли последний поворот, и взгляду открылся обширный, правильной формы внутренний бассейн, в обрамлении все тех же молчаливых скал. А слева, в его глубине, я увидел плоскую террасу, на ней - игрушечный издали поселочек из двух десятков кирпичных и каменных коттеджей с остроконечными, под алой черепицей, крышами. Еще чуть выше по склону - большое трехэтажное здание, напоминающее стилем французские замки XVIII века. Не те средневековые сооружения с донжонами и стенами до небес, которые воображаются при слове "замок", а нечто вроде просторного загородного дома посередине регулярного парка. Миленький такой, буколический пейзаж. От поселка вниз вела дугообразная белая лестница, упираясь в длинный бетонный пирс, а к пирсу были пришвартованы высокобортный белый пароход и военный корабль, узкий и длинный, окрашенный в серовато-оливковый цвет, с тремя высокими дымовыми трубами и орудийными установками на баке, юте и вдоль бортов. Похоже - легкий крейсер полуторастолетней давности. Выходит, то, о чем мне говорил Андрей, отнюдь не каюткомпанейский треп под литр мадеры на двоих, а самая что ни на есть действительность. Пока мы швартовались, солнце противоестественно садилось на востоке и уже коснулось снеговых вершин, окрасив на мгновение их склоны в густые алые тона. В фьорде сразу стало холодно и тревожно. Вода мгновенно почернела, воздух стал наливаться тусклой синевой. Андрей аккуратно притер яхту к пирсу по другую сторону от крейсера и выключил моторы. Упала тишина, в которой самым громким звуком остался плеск о борт и причальную стенку коротких волн. Скатившиеся по трапу крейсера матросы приняли носовые и кормовые швартовы. Не отдавая никаких распоряжений, лишь коротко им кивнув, Новиков шагнул на рифленую железную дорожку вдоль края пирса, почти вровень с палубой, протянул руку сначала Ирине, потом Алле. - Ну вот, теперь с прибытием на место, господа. Сейчас разместимся, приведем себя в порядок, поужинаем, а там видно будет... Тем самым он опять пресек попытки задавать ему несанкционированные вопросы. - Но год-то здесь какой сейчас, ты мне можешь сказать?! - позволил я себе последнюю попытку. Отчего-то это меня волновало больше всего. Хотя казалось бы... - Год? - Андрей с сомнением покрутил головой. - Год здесь так примерно двадцать четвертый, максимум двадцать пятый. - Подумал еще и добавил: - Тысяча девятьсот, разумеется... Не скрою, несмотря на некоторую предварительную моральную подготовку, подобие шока я все же испытал. Но вида постарался не подать. И не такое, мол, в жизни бывало. Я вообще-то всегда предпочитал сохранять достаточную невозмутимость в самых острых ситуациях, более-менее удачно копируя стиль известного в XIX веке журналиста и путешественника Стенли, которого с лицейских времен избрал себе за образец, а сейчас у меня вдобавок появился новый объект, с кем стоило соразмеряться, - сам Андрей Новиков, человек пусть непонятный, но уважения заслуживающий. Более независимого от влияния окружающей среды индивидуума я не встречал ни на Земле, ни в самых отдаленных рукавах Галактики. И сейчас показать ему, что я напуган или хотя бы растерян, - значило, по моим представлениям, потерять лицо. Что недопустимо ни при каких обстоятельствах. Алла, покачнувшись, вцепилась мне в рукав. Но не от нервного потрясения, как мне в первый момент показалось, а оттого, что за две недели разучилась ходить по твердой земле. Вестибулярный аппарат разбалансировался. В глазах же ее я прочитал скорее изумление, чем испуг. Она тряхнула головой и занавесила лицо густой волной золотисто-каштановых волос. Похоже, ей все равно, где жить, лишь бы не возвращаться в Москву, а может за дни тесного общения с Ирина рассказа и объяснила ей куда больше, чем Андрей - мне. Почти никого не встретив на единственной улице поселка, протянувшейся от верхней площадки лестницы до так красиво выглядевшего с моря позднефеодального замка (а редкие прохожие, что попадались нам по пути, выглядели совершенно нормальными людьми, здоровались с Андреем радушно, но без каких-то выраженных эмоций, на нас же с Аллой смотрели с естественным интересом, и не более), мы подошли к одному из коттеджей по правой стороне "улицы". Новиков распахнул парадную дверь, толстую и тяжелую, рассчитанную, наверное, на противостояние зимним антарктическим штормам, в соответствии с духом времени изукрашенную вдобавок рельефной готической резьбой, пропустил нас с Аллой вперед, а Ирина осталась ждать на улице. Повернул круглую фарфоровую ручку выключателя на стене в прихожей. - Вот, можете располагаться. Внизу кухня, столовая, ванная и так далее. Наверху - две спальни. В мансарде - еще одна комната. Меблировка пока стандартная. Ничего особенного, конечно, но и не хуже, чем у вас в провинциальных отельчиках. Если останетесь здесь жить - добавим индивидуальности по вашему вкусу. Я зайду через пару часов. А пока извините - неотложные дела, сами понимаете... слишком долго мы отсутствовали. Новиков откланялся, а мы с Аллой остались, глядя друг на друга с некоей растерянностью. Будто молодожены, оставшиеся наедине перед первой (на самом деле для обоих первой) брачной ночью. - Раз приказано - будем устраиваться, - нарушила молчание Алла. - Кажется, уж здесь-то можно не опасаться внезапных неприятностей. А тишина какая... - У Панина на вилле тоже... - начал было я, но осекся. И мы стали осматривать наше временное - если только временное - пристанище. Андрей оказался не совсем прав. По степени стилизации предложенное нам жилище не уступало как раз наиболее дорогим и шикарным отелям нашего времени. Типа той же "Славянской беседы" в Москве. Разумеется, с поправкой на полтораста лет технического прогресса. Здесь не было ни домовой автоматики, ни системы кондиционирования, ни компьютера с трехмерным визором, вообще никакой бытовой электроники, а в остальном... Так, наверное, жили в доброй старой Англии аристократы средней руки и отставные колониальные полковники. Из просторного холла с камином довольно крутая дубовая двухмаршевая лестница вела на широкие, тоже деревянные, с фигурными балясинами перил, антресоли. А на них выходили двери спален. - Моя комната - эта, - сказала Алла, открывая левую дверь. На мой взгляд, правая от нее не отличалась ни на йоту, даже вид из окна тот же самый, но... Выбор женщины всегда трудно объясним, а может она загадала что-то... - Я пойду приму душ, только ты сначала разберись, как там все устроено, а потом и вправду немножко полежу. Пол под ногами так до сих пор и качается. И ноги дрожат... - сказала Алла, бросая свою сумку на стул, и тут же начала раздеваться, предварительно показав взглядом на дверь и более уже меня не замечая. Да я и сам сейчас не слишком интересовался ее прелестями. Двое суток без сна, качка, прыжки через время, таинственный поселок на краю света - вполне достаточно впечатлений. Я бы и от ужина сейчас не отказался. Стаканчик виски ли джина с тоником - и спать. А разговоры с Новиковым, выяснение обстоятельств, попытки догадаться, когда твой собеседник говорит правду, а когда что-то утаивает, - совсем меня сейчас не прельщали. Я ведь, за пределами своих профессиональных обязанностей, человек не слишком любопытный. Даже напротив. От избыточной информации меня мутит. Вроде как представительниц предыдущей по древности профессии не слишком тянет на секс в нерабочее время. Так оно и вышло. В резном дубовом буфете в столовой нашлись и виски, и джин, и многое другое. Мы с Аллой, вымытые и распаренные неограниченным (что особенно приятно после скудного лимита на яхте) количеством горячей пресной воды, выпили по стаканчику, потом я проводил ее братским поцелуем в щечку и поднялся по чугунной винтовой лестнице в мансарду. Там мне показалось более уютно, чем в спальне второго этажа. Я постелил себе на нешироком гибриде дивана и тахты, потратил несколько минут, чтобы разобраться в назначении и принципах управления громадным полированным ящиком, оказавшимся всего лишь древним радиоприемником. Вообще, пора уже отвыкать от оценочных эпитетов. Для нас тут абсолютно все старинно и архаично. Я покрутил большие рубчатые верньеры, понаблюдал, как ползет красная стрелка по круглой светящейся шкале, на которой разноцветными буквами написаны названия столиц большинства существовавших тогда (то есть, конечно, сейчас) стран мира. Эфир был забит по преимуществу стремительными писками азбуки Морзе. Здешние корабельные и береговые радисты достигли в этом забытом искусстве невероятной виртуозности. Не представляю, как можно успевать читать эти сообщения вслух. Сквозь хрипы, свист, треск атмосферных разрядов мне удалось нащупать только одну микрофонную передачу: сводку погоды из Сиднея. И еще вдруг внезапно прорвался, удивительно чисто, обрывок скрипичного концерта. И снова протяжный подвывающий свист перекрыл нежную музыку. Я выключил устройство, чьи размеры намного превосходили его практические возможности, и лег в постель. ... Мне приходилось читать, и самому писать о так называемом футуршоке, то есть невыносимом состоянии психики "среднего человека", сталкивающегося со слишком быстрым наступлением непереносимо-непонятного "будущего". Конечно, встреча с будущим, которого ты не ждал и не предвидел, тяжела. Но что сказать о шоке встречи с прошлым? В его, так сказать, чистом воплощении. Мы так устроены, что даже след локального, твоего личного прошлого, случайно встреченного то ли в виде старой фотографии, то ли развалин дома, где прошло твое детство, то ли забытого между страницами книги письма от девушки, которую ты любил в школьные годы, вызывает душевное томление, грусть, печаль, тоску... И это ведь не только печаль по прошедшей жизни, это именно воздействие прошлого, как некоей мистической субстанции. А если вдруг прошлое обрушивается на тебя сразу, "тотально"? И нет вокруг тебя ничего, кроме прошлого, им пронизано все - море, небо, воздух, земля и звезды... Да, и звезды тоже, ибо они заняли совсем другое положение на небосводе и, значит, оказывают на людей какое-то иное воздействие. По ним, кстати, с помощью древнего секстана ты и узнал о том, что прошлое наконец наступило... Я незаметно заснул, а потом так же мгновенно проснулся и не меньше получаса ворочался на сбитых простынях, пока не отчаялся и прекратил напрасные мучения. Вышел на лоджию. Назначенные два часа давно прошли. Выходит Андрей нас не разбудил. Наверное, заходил, увидел, что в окнах темно, и справедливо решил не тревожить. Но возможно и другое. Что-то случилось. Мало ли какие проблемы могли возникнуть за время его отсутствия? И вдруг я поймал себя на мысли, что уже как данность воспринимаю то, что мой неожиданный знакомый, спаситель и вроде бы добрый приятель Андрей Новиков не просто богатый прожигатель жизни, земле- и времяпроходец (что и так достаточно дико), а некая "особо важная персона", имеющая отношение к судьбам мира, возможно, даже и не одного. В моем 2056-м он, похоже, не просто так по морям скитался. И в этом 1924-м Андрей не абориген, совершенно очевидно. Во-первых, (а я же не только журналист, я еще и историк, пусть и специализировавшийся по другим временам), он просто не подходит по психотипу людям первого послевоенного десятилетия. Достаточно хоть книги Хемингуэя вспомнить. А во-вторых, я своими глазами видел на казенниках пушек "Призрака" клеймо "1981 г." я ведь надеялся, что попадем мы куда-то позже этой даты. Поближе к дому. Увы - не получилось. Тогда кто же он и откуда? С какой целью скитается в дебрях годов и реальностей, вмешиваясь в дела совершенно посторонних ему людей? В его коллекции я, безусловно, далеко не первый. Моя память, заменявшая всегда любой диктофон или блокнот, автоматически выдала абзац из невольно подслушанного в первую ночь нашего знакомства разговора Андрея с Ириной. Я тогда вышел перед рассветом на палубу яхты, измученный почти такой как сейчас, бессонницей, направился на бак, к бушприту и, проходя мимо открытого светового люка, машинально в него заглянул. В свете ночника увидел, что Андрей лежит на спине на широкой койке, заложив за голову руки, а Ирина, совершенно обнаженная, сидит рядом в позе скульптурной "Русалочки" из Копенгагена. Она и в одежде-то произвела на меня сильнейшее впечатление, а уж теперь... Я отшатнулся, чтобы Новиков меня не увидел и не подумал, что я этот, как его вуайерист, в общем, любитель подглядывать за соответствующими сценами. Стыда до конца дней не оберешься. Прекрасная бронзовая фигура Ирины исчезла из виду, но голос ее я слышал великолепно. Похоже, происходило нечто вроде сдержанной семейной сцены. Проявившая такое трогательное участие к судьбе незнакомца (то есть меня), попавшего в сети международного преступного синдиката, она сейчас выговаривала Андрею за то же самое. Ирина говорила о превратившейся уже в дурную привычку манере бросаться на помощь кому ни попадя, не представляя, чем это кончится, а он отвечал, что никуда не деться, раз так сложилось, и больше, чем править мирами и народами, ему нравится изображать из себя Гаруна-аль-Рашида, причем не настоящего, исторического, а сказочного, а если это ей кажется глупым, то пусть она подумает, с кем бы вела подобные беседы, не будь у него такой дурной привычки... Стараясь не зашуметь, я тихо вернулся в свою каюту, попытался сообразить, какой смысл несут эти слова, но информации было явно недостаточно, да вдобавок перед глазами стояло "прекрасное видение". Я в конце концов заснул, а утром никак не мог понять, было это на самом деле или все же приснилось. Редкий, замечу, случай, обычно сон от яви отличить нетрудно, а тут случилось именно так. Может быть, оттого, что за ночь Ирина снилась мне несколько раз, в том числе в сюжетах настолько откровенно эротических, что уж они-то явью быть не могли ни в коем случае, но в итоге все запуталось окончательно. Да и дела с утра сразу же завязались настолько крутые, что не до теорий было. А теперь вот давний разговор великолепно лег в общую мозаику... ... Нет, надо сначала привести всю имеющуюся информацию в систему, а потом двигаться дальше. И сделать это прямо сейчас, чтобы утром, при встрече с Новиковым (если она вообще состоится), быть во всеоружии. Так, тут же подумалось мне, а откуда вот эта идея - "если встреча состоится". Есть основание предполагать иное? Я привык полностью доверять своей интуиции. Она меня никогда не подводила, напротив, убегала от многих серьезных неприятностей. И в космосе, и на Земле. Да вот хотя бы и последняя история с Паниным и пресловутым "фактором Т". Но сейчас-то? Самая простая, однажды уже отвергнутая, но не забытая, внешне крайне абсурдная гипотеза - Новиков все же сообщник Панина или кого-то из его банды. Умный, симпатичный, умеющий располагать к себе авантюрист. Они увидели, что попытка захватить Аллу вместе со всеми материалами, посвященными секрету производства препарата, обеспечивающего (возможно) неограниченную продолжительность жизни с гарантией от любых несчастных случаев, провалилась, вот и спланировали столь хитроумную и нетривиальную операцию. Заманили нас с Аллой на эту таинственную базу на краю света и теперь имеют возможности и время, чтобы выманить (или выколотить из нас) тайну. А все остальное - тонкая инсценировка, включая бой с торпедными катерами и изящные хронофилосовские построения Андрея. Так, причуды мастера, кружевная вязь миттельшпиля и эндшпиля, хотя партия выиграна еще в дебюте. Классная, между прочим, завязка детектива, для пущей интриги замаскированного под фантастический роман. Имея привычку не отметать с ходу любую гипотезу, даже самую на вид бредовую, я все же решил оставить эту на крайний случай, а пока поискать нечто более реалистическое. Смешно, между прочим, у меня получается. Я, значит, уже подсознательно решил, что вариант с умным, изобретательным тайным агентом менее правдоподобен, чем идея о существовании параллельных миров и свободных перемещениях во времени в любую сторону. Полсотни лет все лучшие умы Земли бьются над совершенствованием хроноквантовых двигателей, довели их до такой степени сложности, что путешествие на противоположный спиральный рукав Галактики занимает максимум полгода чистого полетного времени, и даже теоретически не подступились к возможности создания "машины времени" в буквальном, уэллсовском смысле. Хотя... Вот из-за этого "хотя" я и поверил Новикову, а не всем Академиям наук вместе взятым. Артур. Я с ним познакомился на три недели раньше, чем с Новиковым, и этот самый Артур со товарищи, в число которых входила и Алла, сумели осуществить практическое перемещение во времени живого биологического объекта. Просто они ткнули наугад в том направлении, куда никому до них в голову не приходило. Хотя ребята в той группе были наверняка гениальные, мир их праху, и на их фоне прочие академики выглядят на вроде тех парней из анекдота: - Что, машина едет? - Не едет. - А ты фары протел? - протел. - Лобовое стекло протер? - Протер. - Скаты попинал? - Попинал. - И не едет? - Нет. - Ну, тогда я не знаю. Так и с хроноквантовой теорией. А Новиков ведь человек вообще из параллельного мира, и там давным-давно кто-нибудь мог сообразить открыть капот, заправить топливом бак или поправить клемму на аккумуляторе. Значит, принимаем гипотезу, что Новиков сообщил мне чистую правду о себе и своем мире. Тогда совершенно в ином свете представляет наша с ним ночная беседа в кают-компании "Призрака". А о чем мы тогда говорили, если вспомнить не только канву, но и самые незначительные на первый взгляд детали? Глава 4 Мы, значит, беседовали о труде профессора Фолсома "Феноменальнология альтернативной истории". В чем суть? Людей испокон веку интересовали проблемы выбора жизненных путей, сопоставления реализованных и нереализованных вариантов собственных поступков, удавшейся или неудавшейся вследствие этого судьбы. Кто-то, как бы не Бернард Шоу, однажды сказал: "Каждому из нас судьба однажды стучится в двери, но чаще всего мы в это время сидим в ближайшем кабачке". То же самое касается судеб целых стран, народов, всего в конце концов человечества. Первым, если я не ошибаюсь, понятие альтернативной истории сформулировал давным-давно историк Тойнби, работавший, кстати, именно в те годы, где я сейчас оказался. Фолсом же пошел от противного. Читателям, впрочем, это в основном и понравилось. Отдав дань затертой сотнями популяризаторов теории параллельных реальностей, автор сделал вывод об их принципиальной невозможности в нормальном материальном мире. Что, впрочем, следовало уже из названия книги, ибо термин "феноменология" и предполагает разговор о чем-то существующем или могущем существовать исключительно в сфере чистого разума, как бы эманация мыслящего субъекта. Тут, правда, на мой взгляд, возникал парадокс, который автор обозначил, но предпочел почему-то не развивать Зато, утверждая, что факт существования или не существования подавляющего большинства жителей Земли абсолютно безразличен так называемой истории (с этим, как и со всякой банальностью, мне было очень легко согласиться), Фолсом идет дальше и пишет, что так же безразлично для истории и присутствие личностей "великих". Не повторяя впрямую марксистской точки зрения, философ приходит к почти аналогичному выводу - мол, каждая "великая" историческая фигура одновременно является не только катализатором, но ингибитором происходящих в обществе процессов, а в итоге выходит так, что, с формальной точки зрения, означенная личность как бы вообще не существует в качестве субъекта истории. Условно говоря, тот же Наполеон мог бы вообще не родиться на свет, все равно лет через пятьдесят- сто Франция пришла бы к неотличимому аналогу Второй республики, с тем же общественным устройством, уровнем развития экономики и так далее. Ну а что при этом в ней несколько миллионов конкретных личностей не родилось бы и примерно столько же не погибло в сражениях - значения не имеет. Разве что лично для них самих это представляло бы какой-то интерес, но не зная о том, предопределенно ли им жить или нет, при другом повороте сюжета они не имеют оснований радоваться или обижаться в любом из рассмотренных вариантов. Чем вся эта софистика отличается от обыкновенной теологии, а еще более упрощенно - от существования рока, судьбы, предопределения, Бога в конце концов, я не понял. А вывод, ради которого старик исписал полтысячи не лишенных остроумия и литературного блеска страниц, прост до неприличия. Альтернативные реальности невозможны, поскольку им просто неоткуда взяться. Или, что почти то же самое по результатам, все возможные альтернативы реализуются в пределах одной и той же реальности сполна, только мы этого не осознаем. Я столь подробно постарался воспроизвести суть этой книги, потому, что вполне невинное обсуждение некоторых объявленных Фолсомом постулатов вызвало со стороны Новикова резкое, даже саркастическое неприятие. Причем отрицал Андрей не столько теоретические построения, как использованные для их доказательства примеры из реальной истории XIX и XX веков. Не далее. Я обратил на это внимание и привел несколько фактов из истории XXI века, в том числе и тех, в которых принимал участие сам, на Земле и в космосе. На это он рассмеялся т сказал, что как раз поэтому. Слишком наш мир нелогичен, чтобы быть единственно возможным. А я ему ответил, тоже со смехом, что не он первый это заметил. Так говорили еще французские просветители. И что бы он хотел взамен имеющегося? - Как раз я бы ничего лучшего не хотел. Антр ну... - Андрей пожал плечами. - Да вот энтропия... - Причем тут энтропия? - При том, - с некоторой даже печалью усмехнулся Новиков, - что если карточный домик построить в натуральную величину, то судьба его будет уж очень предсказуема... Что-то в его интонации меня насторожило. А беседовали мы, еще раз подчеркну, вскоре после боя с торпедными катерами не установленной принадлежности. Ирина все еще не оправилась после тяжелого ранения, тоненькая свежая кожа, затянувшая мои порезы тоже пока зудела и чесалась. Андрей только-только, с наступлением темноты, успокоился, убедившись, что загадочный противник нас не преследует, собрав для этого более значительные силы. По всем этим причинам теоретическая дискуссия-беседа имела особо тонкий привкус. - А вот интересно, как ты считаешь, соотносится сегодняшний инцидент с теорией Фолсома или же?.. - спросил я, сделав вид, что знаю и понимаю больше, чем на самом деле. - Может, мы как раз и пребываем сейчас внутри одной из параллельно существующих в нашей реальности альтернатив? Древние катера, не то пираты, не то рейдера, внезапная смена погоды, пропавшая связь, а? Ты не это имел в виду, предлагая подумать про карточный домик? - И это тоже, - кивнул Андрей, задумчиво разжевывая ломтик ананаса. - Ты у нас, Игорь, парень вроде как мыслящий. (Ничего себе комплимент?) Только при чем же здесь Фолсом? Вполне банально рассуждающий старичок. Субъективный, как раньше принято было говорить, идеалист. Да и еще туповатый. Нагреб Эверест фактов и ни хрена в них не понял. Как Маркс в теории добавочной стоимости. К реальной жизни, увы, его построения никакого отношения не имеют... И я, должен признать, вновь почувствовал себя так, как это бывало приобщении с моим первым командиром, ныне начальником Службы безопасности космофлота. То есть все как бы нормально, но в какой-то момент я начинал ощущать, что ему со мной неинтересно. Как взрослому с ребенком-дошкольником. То есть никакой неприязни, доброжелательность, пожалуй, искренняя симпатия, если не больше, но сколько такое общение может продолжаться? - Что значит - реальной жизни? Как будто ты предполагаешь, что подобные теоретизирования могут иметь какой-то физический смысл? На то они и альтернативы, то есть предположения, как могло случиться, если бы... Или ты хочешь сказать, что его теория должна иметь практическое применение, скажем, для расчетов оптимального будущего? - Ну, это тоже было. Утописты-коммунисты и так далее. Я как раз нечто другое хотел выразить. Он ведь напрочь отрицает как раз саму возможность именно физического существования параллельных реальностей. И доводы приводит, пардон, совершенно дурацкие. Что, мол, по причине бесконечно совершаемых ежемоментно миллиардами людей выборов того или иного поступка количество альтернативных миров тоже должно быть бесконечным, а для этого во Вселенной просто не хватит материального субстрата... Полная ерунда. - Отчего же нет? Я тоже, честно говоря, не представляю, как может быть иначе. При каждом почти шаге любой человек делает какой-то выбор. Ну пусть даже раз в год этот выбор окажется таким, что сможет изменить ход хотя бы его личной жизни, и лишь один человек из миллиона раз в жизни сделает шаг, способный повлиять на ход истории, ведь все равно... И значит... - Да ничего не значит! - Перебил он меня. - Есть люди, которые давно в этом псевдопарадоксе разобрались. Антиномия, говоришь, сиречь логически неразрешимое противоречие, как нас в университетах учили. А у меня имеется приятель, который только тем и занимается, что оные антиномии, как я вот эти фисташки щелкает. Ну, такого типа: "В селе есть цирюльник, который бреет только тех, кто не бреется сам. Вопрос, кто бреет цирюльника?" - Ну и кто? - заинтересовался я. - А черт его знает! Может он специально не бреется вообще. Из принципа. А я о другом. Установлено, для того чтобы полноценная реальность вызрела и образовалась де-факто, требуется сочетание настолько многих условий, что число их достаточно конечно. Как кристаллов в минералогии. В каждом веке есть возможность для двух-трех, ну четырех развилок. Да и то они зачастую потом вновь сливаются. Ну как объезд на дороге. Или тропинка, чтобы угол срезать. А что касается наличия потребной для этого материи, так это вообще... - он махнул рукой. - Знаешь, как по одному проводу сотни потоков информации сразу передают? По-разному их модулируют. Амплитудно, частотно, еще как-то, уж и не помню... Дело-то, братец, совсем в другом. Еще выпьешь? - Пока не хочу, - отказался я. - Хозяин - барин. А я позволю себе... - теперь вместо конька Андрей смешал "Чинзано" с джином. - А еще реальности друг с другом могут пересекаться. Тогда бывают чудо какие пародоксики. Он хитро и смутно улыбался, мне показалось, что Новиков уже порядочно пьян. Да и неудивительно, после такого боя, Ирину едва-едва до смерти не убило. Пусть жизнь ее и вне опасности, но случись такое с Аллой, я и не знаю, что бы делал. Впрочем, отчего же не знаю? Примерно то, что делал на острове и в Сан-Франциско. - Слушай, непонятно, отчего же все-таки лишь две-три развилки образуется? Я тебе навскидку в одном только десятилетии полсотни доброкачественных поводов для возникновения альтернативной реальности назову... - Это, милый мой, заблуждение, демагогия и, как бы потоньше выразиться, - волюнтаризм. В учебнике написано, что кинетическая энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости и деленной на два, так вроде? И хоть ты убейся, требуя от учителя объяснить, почему деленной, а не умноженной, и на два, а не на шестнадцать, умный учитель ответит просто и веско: "Потому!" Вот и я тебе точно так отвечу. При такой постановке возразить было действительно нечего. А Андрей продолжал: - Так вот, давай вообразим, из чисто спортивного интереса, что мы с тобой пребываем сейчас в химерической реальности, к каковому предположению подвигнул меня именно Фолсом обилием приведенных в книге примеров. - Что значит химерической? - спросил я. - Да только то, что существует она вопреки законам вероятности. Имеется в прошлом вычисленная точка, где по стечению неведомых нам обстоятельств наложились друг на друга несколько событий, каждое из которых само по себе та-кая случайность... И вместо того, чтобы взаимно погаситься, как обычно бывает, они сработали в одном направлении. Кстати, этому даже современники тогда удивлялись, настолько все наглядно происходило, но по естественным причинам понять того, что проскочили стрелку и понесло их черт знает куда, конечно не смогли... - И что же это за точка, если не секрет? - Какой там секрет! Твой Фолсом ее тоже описал, а провиденциального смысла не просек. - Словечки у него время от времени вылетали не хуже, чем у моего друга Панина! - Попробуй угадать, ты же проницательный парень, историю знаешь лучше многих. Ну? Я честно задумался, перебирая в памяти наиболее знаменитые события посл