на скамейке у обрыва. Здесь они соорудили миниатюрный, метров тридцать в длину, но совсем настоящий приморский бульвар. - Вот и славненько, - рассеяно ответил он, щурясь на ярко сияющее в безоблачно небе солнце. - Правильный выбор - уже половина успеха. - Успеха в чем? - В достижении поставленной цели. - Даже если сам не знаешь, в чем она состоит? - В этом случае тем более... После столь содержательного обмена мнениями Андрей сообщил, что на некоторый срок они с Берестиным должны покинуть форта непосредственно моим приобщением к делам "Братства" займется Александр Иванович. - Он у нас как бы министр иностранных и внутренних дел одновременно, ему и карты в руки. Думаю, до нашего возращения он успеет тебя достаточно просветить, чтобы все следующие решения ты принимал не только интуитивно, но и со знанием дела. - На чем вы отбываете? - спросил я на последок. - На "Призраке" или на крейсере? - Морем долгонько выйдет, если в Европу. Недели две в один конец даже полным ходом. А на круизы лимит исчерпан. - Так у вас тут и собственные самолеты есть? Или из Веллингтона летают? - И из Веллингтона, из Сиднея. Техника шагает семимильными шагами, - Андрей усмехнулся по обыкновению двусмысленно и поднялся, давая понять, что деловой разговор считает законченным. Александр Иванович принял меня во время файф-о-клока, на сей раз демонстрируя вместо ранее подчеркивавшейся русскости определенную англинизированность своего наряда и манер. В небольшой комнатке первого этажа, обставленной мебелью в стиле "чиппендейл" и выходящей двумя окнами в запущенный сад, так густо заросший чем-то вроде бузины, что предвечерний золотистый свет, проходя сквозь листву, окрашивал помещение странной и тревожной цветовой гаммой. Искрились и мерцали в косом луче роящиеся пылинки. Из приоткрытой форточки тянуло запахом сырости и прелых листьев. Спиртного на столе, против обыкновения не было. - Итак, - произнес Шульгин, разливая по чашкам ароматный чай вишневого оттенка. - Клятву на Библии или Коране приносить не будем. Разве что потом, по завершении спецподготовки, произведем нечто вроде принятия присяги, да и то если это не поперек твоим политическим или религиозным убеждениям. - Что понимается под спецподготовкой? - насторожился я. - Не более чем курс теоретических знаний и практических навыков, необходимых для успешного выживания и достойного исполнения заданий, каковые могут быть тебе поручены... - Он подумал немного и добавил: - А могут и не быть. Для простоты представь, что ты чей-нибудь разведчик и готовишься легализироваться в стране, о которой почти не имеешь понятия. Правда, знаешь язык, да и то чересчур академически. Столь же уместный для повседневного общения, как оксфордский английский в доках Глазго, к примеру. Действительно, его русский язык для понимания был гораздо сложнее, чем тот, на котором мы разговаривали с Новиковым. Но Андрей-то, по его словам, прожил в нашем мире около года... - И все же Александр Иванович, не могли бы вы несколько подробнее очертить круг вопросов, к решению которых я могу оказаться причастным? - Какой осторожный человек, - хмыкнул Шульгин. - Да не ждут вас лихие перестрелки, теракты и экспроприации экспроприаторов. Ориентируйтесь на вполне рутинную, как всякая почти агентурная разведка, но иногда не лишенную приятности работу по сбору достаточно открытой информации, ее анализ, в почти исключительных случаях - определенная коррекция окружающей жизни методами иногда явной, иногда тайной дипломатии. Тем более что человек вы в общем грамотный, умеющий себя вести в нестандартных ситуациях. - Его манера обращаться ко мне то на "ты", то на "вы" слегка удивляла. Я еще не сообразил, как мне на нее реагировать. Попробовать разве тот же метод? Что-то мешало. Я решил пока, до установления более тесных отношений, ограничиваться вежливым "вы", придавая ему по необходимости различные интонации. - А если опасаетесь, что совсем уж скучно будет на нашей службе, могу слегка утешить. Коррекция реальности штука увлекательная, хотя и обоюдоострая временами. Вот, например, занимаемся мы такими вещами, как сдерживание технического прогресса... - Зачем? - поразился я. - Человечество всегда именно к прогрессу и стремилось... - Кто это вам сказал? - В свою очередь, он изобразил на лице удивление. - Если вы под человечеством только Европу понимаете, тогда еще так-сяк. Да и то прогрессом она занимается от силы лет четыреста. Все же остальные обитатели Ойкумены, напротив, к прогрессу испытывают стойкую и вполне понятную неприязнь. Назовите мне навскидку любую неевропейскую страну, где к эпохе географических открытий за тысячу лет хоть что-то существенно изменилось, исключая, конечно, прямые заимствования у "колонизаторов". Вот то-то... Более же предметным наш разговор станет после того, как вы изучите курс сравнительной истории двадцатого века. Далее - придется серьезно заняться тем, что на языке разведчиков именуется "обстановка". Это означает знание бытовых подробностей жизни в стране пребывания. Кто, когда, почему, какую одежду носит, какие цены в магазинах, ресторанах и отелях, когда и кому положено давать чаевые, как нанять такси или извозчика, как звонить по телефону, что делать, если вас задержит полисмен или городовой... Как ухаживать за женщинами, наконец! То есть все то, что вы на сознательном и подсознательном уровне уже знали применительно к своей предыдущей жизни... - Зачем так уж все знать? Всегда можно избрать для себя амплуа богатого иностранца, к примеру... - Можно, но не всегда. И даже если так, то слишком часто это будет роль папуаса, доставленного в Париж в этнографических целях, поскольку в этом мире, как и в вашем, большинство стереотипов поведения гражданина цивилизованной страны отличаются очень мало. Нынешний русский, приехав в Мадрид или Берлин, будет допускать не слишком бросающиеся в глаза промахи и ошибки первую неделю-две, в зависимости от образованности и жизненного опыта. Вы же уважаемый... Мне ничего не оставалось, как признать его правоту. - И наконец, последнее по порядку, но не по существу. Необходимый минимум общебоевой подготовки. С этим трудностей я не ожидаю. Мужчина вы крепкий и тренированный. Так, легкая шлифовка навыков рукопашного боя, владения огнестрельным оружием и, конечно, знание тактико-технических данных хотя бы основных систем, состоящих на вооружении армии и полиции тех же "цивилизованных стран". Вождение существующих здесь автомобилей и мотоциклов для начала. Паровоз, вертолет, танк пока необязательно... "Ничего себе программа!" - чуть не воскликнул я. Как раз почти в пределах курса того воздушно-гренадерского училища, что заканчивал некогда отец Григорий. Но вовремя спохватился. Я вон на своей родной Земле попал в такую переделку, что без помощи старика и не выпутался бы. А здесь? Неизвестно еще, как на практике выглядит даже столь деликатно звучащая акция, как "сдерживание технического прогресса". А вдруг это подразумевает уничтожение хорошо охраняемых авиационных баз или заводов по производству боевых отравляющих веществ? Другое дело, надо ли мне вообще во все это ввязываться? Может быть, разумнее прямо сейчас остановиться, отыграть все назад и уехать с Аллой в Москву, Берлин или Лондон, где и посвятить предстоящие месяцы или годы спокойной работе в библиотеках, музеях и непосредственному наблюдению жизни с позиций того самого "иностранца из нецивилизованных далеких стран"? Назвать себя, к примеру, наследным принцем острова Раратонга... Только вот как быть с природными качествами натуры? - Хорошо, Александр Иванович, доводы ваши безупречны. Готов стать вашим паладином. Только с чего конкретно мы начнем? - А как положено. Восемь часов физподготовки, восемь часов теории, остальное - личное время. Подворотничок там подшить, сапоги почистить, в самодеятельности поучаствовать, дров ротному напилить... Ты что, советским солдатом никогда не был, что ли? И очень скоро я понял, что имел в виду во время этого очень предварительного инструктажа. Особенно часто мне вспоминались его слова: - Запомни, парень, никогда не станет хорошим руководителем тот, кто не научился подчиняться. В очень многих случаях - безоговорочно. И еще одна мудрость была дарована мне господином Шульгиным, который, наверное, был в этих вещах куда эрудированнее меня: - Уставы, братец, надо учить не потому, что этого хочется твоим начальникам для самоутверждения. Все уставы написаны кровью, и их знание необходимо, чтобы в бою освободить мозги для более нужных вещей... И однажды пришло время, когда я сумел эту мудрость проверить на собственной шкуре. Но об этом позже. В личном общении Александр Иванович оказался, как я и ожидал, человеком чрезвычайно приятным, остроумным и удивительно нестандартно мыслящим. Иногда невозможно было представить, что нас с ним разделяют почти полтора века насыщенной событиями жизни. Физической подготовкой со мной занимались другие люди, равнодушные и неразговорчивые инструкторы с малоподвижными лицами, которые, однако, умели все, что я, некогда гордившийся своими достижениями в регби, фехтовании, еще кое-каких видах спорта, в тренировочном зале ощущал себя ребенком. Мне позволялось делать только то, что инструктор считал нужным, но любая попытка хоть исподволь проверить, в состоянии ли я выиграть схватку тогда, когда мне этого хочется, натыкались на совершенно железобетонное сопротивление. Все равно что попытаться ребром ладони перебить ствол дуба толщиной в обхват. Правда, рано или поздно я приходил к выводу, что все делается правильно, и выдержав очередной тренировочный бой с инструктором, я выиграю настоящий с кем угодно из нормальных людей. Все-таки рост у меня метр девяносто пять и вес около ста килограммов, а методика отработки быстроты реакции здесь совершенно потрясающая. Фехтование тоже входило в программу. В университете я имел очень неплохой рейтинг по сабле, однажды даже вышел в финал первенства Москвы и считал, что это позволит не особенно напрягаться в этом виде спорта. Тем более что практического смысла в тренировках я не видел. Реакцию и меткость глаза можно отрабатывать и в других, более приближенных к требованиям практике видам спорта. Шульгин согласился принять у меня зачет и, если я покажу приличные результаты, более к этому не возвращаться. Фехтовал он хотя и несколько старомодно, но вполне квалифицированно. Первый бой я у него выиграл, пусть и с перевесом в один всего удар, второй с таким же счетом проиграл. За поединком, который происходил на открытой дорожке спортивного комплекса, наблюдали Алла, Ирина и Сильвия. Явно от скуки. А тут вдруг обозначилось какое-то подобие гладиаторских игр. Перед третьим, решающим боем мы подошли к скамейке, на которой сидели и увлеченно болели за нас женщины. Подошли в разгар дискуссии. Женщины спорили о том, что победил бы в гипотетической стычке - королевский, скажем, мушкетер, как их описывал Дюма, бретер-дуэлянт, XVII-XVIII века или современный спортсмен. Алла, конечно была на стороне современного, явно подразумевая меня, Ирина же утверждала, что для тех людей владение холодным оружием было мерой престижа и условием выживания, а не забавой, тренировались они всю жизнь чуть ли не круглосуточно, и спортсмену в поединке с ними пришлось бы плохо. - Интересней было бы узнать, что по этому поводу думают специалисты, - сказала Сильвия. Я предположил, что Ирина, наверное, права. Оружие, мол, за 500 лет практически не изменилось, не считая прогресса в способах фиксации результата... - Это как сказать, - меланхолично заметил Шульгин, - я вот думаю, что два дюйма стали в грудь гораздо нагляднее и бесспорнее, чем замыкание электроконтакта. - Зато цена победы значение иметь должна, - обратил внимания я на его ремарку. - Жизнь против выхода в финал или даже олимпийской медали - стимул куда более существенный... - Ерунда это все, - вновь возразил Шульгин, похлопывая себя по ноге гибким клинком. - Причем тут цена победы? Выше... не прыгнешь, если не умеешь. А если умеешь, можно и зубочистку против собственной головы ставить. - Вряд ли все так просто, - не согласилась Ирина, - современный спорт - это условность, а риск возможной гибели весьма мобилизует. - Эх, - вздохнул Александр Иванович. - Ну вот, хотите эксперимент? Мы с Игорем мастера примерно одного класса. - Шульгин сделал в мою сторону нечто вроде реверанса с полупоклоном. - Вдобавок он обладает опытом грядущего века. Сто лет прогресса, так сказать. Бились мы с ним строго на равных. Смею надеяться - технически не хуже мушкетеров Людовика, можно по современным им учебникам проверить. Но вот если что... - А что? - с любопытством спросила Алла, Фехтовать она тоже умела, а в Венгрии женская рапира хорошо поставлена и пользуется популярностью. К тому же, наблюдая бой она пришла к выводу, что мои шансы по сравнению с Шульгиным даже несколько предпочтительнее. - Если вопрос станет подраться всерьез, берусь показать уважаемому коллеге, что так называемая техника к настоящему делу отношения вообще не имеет. Равно как и желание победить... - Да неужели? - с вызовом удивилась Алла. И, как она это делала нередко, мгновенно все за меня решила. - Если Игорь возьмет себя в руки и будет действовать на пределе своих способностей, а вы не станете нарушать правил, не думаю, что вы его легко победите. - Особенно если ставка будет по-настоящему высока... - с иронией продолжил Шульгин. - Хотя бы и так. Что вы могли бы поставить такого, ради чего Игорю СИЛЬНО бы захотелось выиграть? Нет, на самом деле, ее поведение выходит за всяческие границы! От моего имени заключает пари, которое мне, честно говоря, принимать не хотелось бы. Но начать сейчас спорить, дезавуировать ее заявление было бы еще более глупо. Не хватало нам семейной сцены на глазах малознакомых людей. Я предпочел промолчать. - Ну, каковы будут ставки? - продолжала раззадоривать Шульгина Алла. - Я как-то даже и не знаю... Ну, что угодно. Если проиграю - могу оплатить вам месяц отдыха в Париже, в отеле "Риц", могу публично перед строем объявить себя козлом... Одним словом, сами придумайте. Ежели вдруг выиграю, повяжите мне на рукав свой шарфик или подвязку, как в доброй старой Англии было принято, - развел Александр Иванович руками. Алла посмотрела на меня очень пронзительно. - Принимается. Париж для двоих на месяц против моего шарфа и поцелуя. Простите, а я в данном случае вообще при чем? В чем мой проигрыш и риск? Хотя, конечно, риск есть, и серьезный. Париж Парижем, а вот лицо терять придется именно мне... Не понравилась мне эта затея. Другое дело, если бы Шульгин по-мужски мне предложил серьезный, принципиальный бой до решительного результата. И другое тоже не понравилось. Только что мне казалось, что деремся мы в полную силу, а судя по его простодушной улыбочке, это могло быть далеко не так. Но не олимпийский же он чемпион, в конце концов, а даже если и так, то какой-нибудь Олимпиады столетней давности. Если собраться, продержусь... Но, самое главное, ни я, ни женщины как-то совершенно не заметили, что хитро и непринужденно изначальная посылка была заменена на прямо противоположную. Сколь опрометчивы были мои надежды на победу, я понял быстрее, чем ожидал. Мы вышли на дорожку, отсалютовали, Алла скомандовала: "Бой!" Я поднял клинок в третью позицию, готовясь к атаке... И не понял, что произошло. Только что Шульгин стоял, чуть притопывая ногой по дорожке, в шести метрах от меня, и тут же я увидел, что острие его клинка упирается мне в грудь. "Один-ноль!" - растерянно сообщила Алла. Второй и третий удары я получил с той же немыслимой быстротой. Один со звоном хлестнул по маске, другой - по правому боку. Мне не было дано ни малейшего шанса. Я просто не видел его движений. Шульгин сдернул с лица маску. Торжества на его лице отнюдь не просматривалось. Победных кликов в свой адрес он тоже не ждал. Скорее его взгляд выражал утомленную мудрость. А я тоже все понял. С таким противником ни мне, ни кому-либо другому не справиться. Скорость его реакции движений превосходила все мне ранее известное минимум на порядок. Александр Иванович аккуратно положил саблю на скамейку. Сел с нею рядом. Пристально посмотрел не на кого-нибудь, а на Аллу. - Видите ли, девушка, вы попали в очень неприятный в сравнении с вашим мир. Самое страшное - в нем нельзя верить вроде бы очевидному. Вы думали, что Игорь умеет прилично фехтовать - и вот... Это обидно, но еще не катастрофа. Следующий раз вы очаруетесь добрейшим, на ваш взгляд человеком - и рискуете получить перо в бок. Почитаемые добрым барином за соль земли и кладезь духовности крестьяне с наслаждением жгли его уникальную библиотеку и коллекцию картин, серебряными вилками выкалывали глаза породистым лошадям... Я не понял, почему он обращается не ко мне, а к Алле и зачем говорит не имеющие отношения к чисто спортивному поединку вещи. А он уже уловил и мою мысль, снова вздохнул. - Тебя это тоже касается. Хоть что-то во мне обещало печальный для тебя исход? Я мотнул головой. - Следующий случай может оказаться еще хуже. Ты, кажется, имел что-то против тренировок? Или надеялся на технику? При чем тут техника? - Вопрос, Александр Иванович, вы ставите некорректно. Если вам дадена такая реакция, то конечно... - Об этом мы и будем говорить все время, что нам еще отпущено для тренировок... Глава 10 На фоне всех наших занятий совершенно, конечно, особый, даже несколько болезненный интерес вызывало у меня изучение истории, сравнительной истории этого и нашего мира. Поскольку чтение книг, просмотр микрофильмов и уцелевших кинохроник для людей моего образа занятий является по большинству случаев отдыхом и развлечением (а для 90 процентов нормальных людей это, как известно, тяжкий труд) к научным занятиям я приступал уже по вечерам. Зато уж вечера эти и ночи почти до рассвета были полностью моими. После ужины я отправлял Аллу отдыхать и развлекаться, а сам возвращался в замок, где мне была отведена рабочая комната. Не слишком большая, но уютная, с высокими потолками, стрельчатыми окнами, задернутыми тяжелыми темными шторами. Длинный стол под синей суконной скатертью, куда я сваливал извлекаемые из стенных шкафов книги и журнальные подшивки, и еще один. Приставленный к нему под прямым углом столик, где размещался монитор компьютера. Несколько глубоких кожаных кресел, непременный камин в углу, лампа под глухим абажуром, бар с кофейником и холодными закусками, необходимыми для укрепления сил, поскольку я просиживал там до серого рассвета. Нельзя не оценить предусмотрительности Шульгина, которая вызывала у меня глухое раздражение. И книги в шкафах, и открытые компьютерные файлы ограничивались периодом между 1906 и 1924 годами, то есть временем от начала развилки до текущего момента. Предыдущую историю я знал и так, а последующего мне пока не показывали. "Для чистоты эксперимента", хотя мне немыслимо хотелось, пусть бегло, просмотреть что ждет Россию и мир в грядущие десятилетия. Хотя бы до конца века. Тонкие психологи, ничего не скажешь. Я не спеша разжигал дрова в камине, включал электрический кофейник, настольную лампу, доставал из холодильника бутылку минеральной воды, раскладывал перед собой коробку сигар, зажигалку, пепельницу, гасил верхнюю люстру и - погружался в мир чужой жизни. На мой взгляд, гораздо более интересной и увлекательной, чем наша. Да потому и увлекательной, что история и жизнь - чужая. Своя понятна, естественна, единственно возможна, а тут вдруг... Как если бы узнать, что из двух одинаковых бутылок в одной, которую открыл ты, оказался обыкновенный "Токай", а в другой, доставшейся товарищу, - джин, исполняющий желания. Ну, пусть японская война, о которой мы разговаривали с Новиковым, здесь протекала на удивление зеркально тому, что знал о ней я. Так ведь и дальше развитие событий пошло абсолютно неожиданным образом. Уже в ходе неудачной войны в России начались беспорядки, организованные левыми социал-демократами на японские деньги. С помощью нескольких миллионов золотых йен они сумели не только устроить бунты в Москве и Петербурге, но и парализовать движение по Транссибирской магистрали, единственному пути, связывающему фронт с центром метрополии. Неудачный мир лишил Россию международного авторитета, флота, огромных финансовых средств, внутреннего спокойствия и десятилетиями завоевываемых позиций на Дальнем Востоке и вообще в Азии. В результате в мировую войну она вступила на год раньше, чем у нас, плохо подготовленной, раздираемой внутренними противоречиями и конфликтами, а главное - в союзе с Англией и Францией против Германии, а не наоборот. В нашем варианте истории Россия при поддержке Германии и Японии вела активные операции в Южных морях, без особого труда захватывая колонии Великобритании и выступивших на ее стороне САСШ. Я привык гордиться славным для русского флота сражением у Филиппин в 1917 году, после которого для нас на Тихоокеанском театре не возникало проблем. И если бы не октябрьская 1918 года революция в Берлине, Тройственный союз вполне бы мог установить свою гегемонию в Европе, Азии и Северной Африке. Здесь, у них, русская армия, плохо поддерживаемая союзниками, которые боялись ее победы больше собственного поражения, вела кровопролитные и малоуспешные сражения на западном театре и в результате, после вновь организованных, теперь уже на германские деньги, беспорядков вышла из войны и получила вместо заслуженной победы позорный Брестский мир, коммунистический переворот и трехлетнюю гражданскую войну. У нас все вышло иначе. Пролетарская революция в Германии, потом к ней присоединилась полуразгромленная Франция, и только через полгода под влиянием дурного примера союзников и противников, а также и бездарной политики Николая II нечто подобное случилось и в России. В гораздо более смягченном варианте. Да и то лишь потому, что император Николай был убит в своей ставке заговорщиками. В противном случае он, безусловно, сумел бы подавить возникшие в Петрограде и Москве беспорядки. Его же слабохарактерный братец Михаил, растерянный и напуганный, через месяц отрекся от престола и уехал в Грецию, где правила его двоюродная сестра Ольга. На выборах в Учредительное собрание победил блок кадетов, правых социалистов-революционеров и социал-демократов-плехановцев. Радикальные коммунисты получили в V Государственной Думе чуть больше четверти мест. И хотя устроили они в 1920 году очередной революционный переворот, захватили власть и около двух лет ее удерживали, насаждая штыками и пулями "военный коммунизм", авантюра эта по естественным причинам провалилась. С тех пор мы (то есть Российская демократическая республика) продолжали достаточно спокойное и умеренно прогрессивное развитие. Не обошлось, конечно, без внутренних и внешних конфликтов, десятка кровопролитных войн, но ничего подобного ужасной мировой войне у нас больше не случалось. Самое поразительное (или забавное, как смотреть) заключалось в том, что Новиков в своих рассуждениях был абсолютно прав. И наш мир - действительно химера. В сравнении с вот этим, здешним. С момента прохождения точки бифуркации у них все совершалось с железной детерминированности истории, что у меня раньше - наш вариант. Да и не могло быть иначе - ведь изнутри все кажется таким логичным, единственно возможным, тезис, что история не имеет сослагательного наклонения, господствует в умах, и только отчаянные одиночки, вроде неизвестного мне капитана Семенова, имеют смелость настаивать, что все обстоит совсем не так, как на самом деле... Ну вот отчего, например, тот слабый, безвольный царь Николай, что у них привел Россию к катастрофе, в нашем варианте оказался жестким, волевым и решительным реформатором, талантливым полководцем и изощренным политиком? Какие закономерности или чье сверхъестественное вмешательство так изменили личность этого человека? Ну и так далее. Вопросы, вопросы без ответов... Невозможно было, читая их книги, даже предположить, будто после 1906 года что-то происходило неправильно, нелогично, и каким образом могла бы наметившаяся тенденция переломиться. То есть вообразить, что в тех условиях император, Дума и руководители партии могли бы вести себя как-то иначе, не возбранялось, но реальных предпосылок к более разумному их поведению не просматривалось. И я понял, почему такой желчный скепсис у Андрея вызывали наивные построения философа истории Фолсома. Точно так же чувства лично у меня вызывали бы суждения шестнадцатилетнего мальчика из хорошей московской семьи по поводу, скажем, исторической неуместности и случайности пятой паназиатской войны, на которой мне довелось досыта нахлебаться кровавой грязи. Только вот события их 1921-1922 годов вызывали недоумение. Они как раз в детерминированную схему не укладывались. И я понял, что вот тут в дело и вмешались мои друзья. Но как, каким образом, я пока догадаться не мог. Если для себя проблему невозможности обратного перемещения во времени в пределах своей исторической линии я решил, то в случае Новикова с его "Братством" она оставалась. С помощью чего они сумели этот физически невозможный эксперимент проделать, почему несколько человек ухитрились сломать детерминизм истории, какие последствия от такого насилия над естеством можно ожидать - я не представлял. Ни один из тысяч находящихся в моем распоряжении книжных томов ответа не давал, а мой наставник и чичероне А.И.Шульгин на вопросы только усмехался самым циничным образом. "Мир совсем не так прост, как мы привыкли думать, - говорил он мне, - он гораздо проще". И вообще, компаньеро, не оставить ли вам на краткий миг умственные упражнения, иссушающие мозг, и не заняться ли чем-нибудь более практическим?" А еще я смотрел старые кинохроники. Ужасно примитивно снятые, на отвратительной, исцарапанной и выцветшей пленке, со скоростью 16 кадров в секунду, отчего персонажи двигались неестественными скачками, и тут же, из этого же времени, но сделанные совсем в другой технике - нормальной цветной видеозаписи, хоть и не трехмерной, но вполне удобосмотримой. И сразу я проваливался в невероятное. Не могу передать ощущение, которое испытываешь, почти наяву получив возможность увидеть, как из совершенно определенной точки реальности начинают расходиться, поначалу совсем почти незаметно, как железнодорожные пути после стрелки, а потом все круче и круче, и вот уже... ... Я надеялся, что еще несколько недель позволят мне не только изучить этот загадочный и интересный мир, но и подобраться к разгадкам многих тайн. Однако... С утра Шульгин пригласил меня к себе, и выглядел он куда более серьезным, чем обычно. - Ну что, не ослабел ли еще мученик науки? - Нет, что вы. Только-только вошел во вкус. Может быть, вы все же откроете мне засекреченные файлы и книгохранилища? - Я бы с удовольствием. Но... Скажи спасибо, что хватило ума не сделать этого раньше. Так ты хоть что-то успел узнать нужное, а то... Одним словом - передышка кончилась. Готов ты седлать коня? - ?.. - Надо ехать в Россию. Сегодня же. Ситуация перегрелась и уже дымиться. Есть шанс попробовать тебя в деле. Согласен? - Сегодня? - Я был удивлен. Слишком я еще мало знаю и умею, чтобы ввязаться в перипетии чужой тайной войны. Он уловил мое сомнение. - Конечно, можешь и остаться. Не неволю. Как и обещал. Купайся, гуляй, читай книжки и люби свою даму. Имеешь право... Говорил он без издевки, спокойным, ровным голосом. Но при такой постановке вопроса... - Зачем же? Я поеду. Аллу берем? - Пожалуйста. В Харькове пока не стреляют. Ей будет интересно. - Когда и на чем отправимся? - А вот прямо сейчас. Пойди к себе, скажи Алле, пусть соберет самое необходимое. Из личных вещей. С учетом того, что все необходимое в Харькове есть. И возвращайтесь сюда. Дом запирать не нужно... Было слегка тревожно, как всегда, при резкой перемене жизни, но и интересно в тоже время. Увидеть Харьков, Москву, вообще "Большую землю" этой реальности - что может быть увлекательнее? И сама поездка - на чем Шульгин собирается доставить нас на другую сторону Земли? Все-таки на самолете? Здесь это с пересадками займет дня три. При известии о предстоящем путешествии Алла развеселилась. Сидеть без дела и читать книжки ей надоело куда больше, чем мне. Она же не историк, а человек конкретной профессии. Через полчаса она была готова. Да ей и собирать-то было нечего. Переоделась в походный замшевый костюм, забросила сумку с женской мелочью и материалами по "фактору" на плечо. - Присядем на дорожку? Нам в этом доме было хорошо, ведь правда? И вот мы идем с ней по аллее, с некоторой печалью глядя на окрестности поселка. Странно, возле замка нет машины, которая могла нас отвезти... А куда? Скорее морем мы пойдем куда-то, где есть аэродром. - Нет, ехать никуда не нужно, - ответил Александр Иванович на мой вопрос. - Имеется другое средство. Прошу... В соседней с его кабинетом комнате мы увидели не слишком большой, размером с письменный стол, пульт, похожий на дирижерский в телестудии. И больше ничего. - До этого у вас наука еще не дошла? - спросил он с хитроватой усмешкой. - А мы через пространство ходим только так... Он щелкнул тумблером, и рядом с пультом засветилась яркая сиреневая рамка. Очертив контур размером два на три метра. Секунду внутри его было угольно-черно, потом открылся интерьер такой же точно комнаты. - Вперед! Сначала Алла, потом я и замыкающий Шульгин перешагнули "порог". За окном синело небо в легких клочьях белых облаков, совсем рядом высились крутые холмы, покрытые багрово-золотым осенним лесом, чуть дальше поблескивала река. - С приездом, господа. Вон там, левее - город Харьков, столица Свободной России... Глава 11 Всю эту долгую ночь без сна я вспоминал прошлое, потому что о настоящем думать было практически незачем. Я понятия не имел, как станут развиваться события утром. Самое простое - Людмила проснется, как положено, приведет себя в порядок, не вспоминая о имевших место "неуставных взаимоотношениях", передаст мне то, что требуется, сообщит на словах, что ей поручено сообщить, и мы расстанемся, надеюсь, навсегда. Продолжать с ней знакомство я не собирался ни в каком варианте. Наступившая холодная ясность мысли уже заставила меня стыдиться своего недавнего порыва. Вида-то не подать я при встрече с Аллой сумею, но сам при воспоминании об этой ночи буду мучительно морщиться и поскорее переводить мысли на другое. А может быть, и не буду, кто его знает... Измена без умысла и намерения изменить - вроде бы уже и не измена, а так, малозначительный физиологический эпизод, немногим хуже обыкновенного эротического сна или просмотра соответствующего ментафильма. Вот можно ли считать изменой то, что у самой Аллы было с Карлом в тот вечер, когда я в нее уже влюбился, и была ли для нее изменой самой себе ночь, проведенная со мной, когда не остыли еще губы от поцелуев совсем другого мужчины? Теология, однако... Ассоциативно мысли мои соскользнули на более актуальную тему. Алла - ладно, с ней мы разберемся, оказавшись в более близкой для нас обстановке. А вот Людмила... Странная, совсем не соответствующая принятой на себя роли женщина (я ощутил это почти сразу, а понял только сейчас, отвлекшись, успокоившись, проанализировав многие, вроде бы и не имеющие к конкретным фактам отношения). Ну никак не могут наложиться друг на друга два ее образа - элегантной, достаточно скромной девушки из кафе "Мотылек" и той разнузданной дамы, с которой я только что лежал в одной постели. Значит что?.. Я встал и бесшумно подошел к двери в соседнюю комнату. Глаза уже привыкли к темноте. Женщина беспокойно двигалась во сне, постанывала, иногда что-то тихо и неразборчиво бормотала. Я сделал еще один шаг, вытянул голову. Вдруг услышу что-нибудь важное? Однако, кроме невнятных обрывков слов, ничего разобрать было невозможно. Отбросив покрывало, она перевернулась на спину, запрокинула голову за край подушки и вдруг стала довольно громко и неприятно всхрапывать. Думаю, нормальная женщина, будь она даже классной разведчицей, не позволила бы себе в здравой столь неэстетичного поведения, пусть и для маскировки. Вернувшись к себе, я облокотился на подоконник, раскрыв предварительно пошире форточку, и вновь принялся размышлять и анализировать. Вот, к примеру, я, кажется начал постигать ту идеологию, которой руководствуются в этом мире Новиков и его друзья. (Неплохо бы еще узнать, как они сумели в него прийти и закрепиться здесь, а также и зачем им все это вообще понадобилось?) Да, конечно, они создали могущественную тайную организацию, у них есть немыслимая здесь техника, они знают общие тенденции развития нынешней реальности на ближайший век (не конкретные события, их цепочка оборвалась в тот момент, когда они затеяли свое вмешательство), еще они знают психологические характеристики большинства современных деятелей и вообще людей, которые оказывают влияние на судьбы мира и отдельных его регионов, вплоть до городов и губерний (тоже до той поры, пока их не заменят новые, сформировавшиеся уже в ново реальности люди). Все это так, достаточно для ненавязчивого управления мировой историей и ходом прогресса. Но!.. Их очень и очень мало. Допустим, два-три десятка "полностью посвященных", то есть пришедших вместе с ними из будущего данной реальности. Имеется еще сотня-другая людей "отсюда", но безусловно разделяющих позицию основателей "Братства", те, кому они могут стопроцентно и без тени сомнения доверять. Родившиеся слишком рано, носители нереализуемых в рамках традиционного общества амбиций. Но все же остающихся людьми своего времени, и способа кардинально перестроить стиль их мышления не существует. Короче говоря, из них получились самоотверженные и верные исполнители "господских решений", не более. К таковым, по моему мнению, относятся, из лично мне знакомых, генерал Басманов, полковник Кирсанов (хотя с ним сложнее, я не во всем сумел разобраться), лейтенант Белли и некоторые другие обитатели форта. Из тех, с кем я успел познакомиться. Вот и все. Прочие аборигены, так или иначе связанные с "Братством", "полевые агенты" в полном смысле слова. Работающие из каких-то собственных, страха или просто за деньги, выполняющие задания, которые являются лишь крошечными элементами общей мозаики. Их число может достигать сколь угодно больших значений, но это лишь солдаты, расходный материал, вроде тех рекрутов прошлых веков, которые сражались там, куда их поставили, не имея подчас понятия не только о целях войны, но и о месте, где она происходит. Посадили деревенского мужика из-под Вологды на телегу или в поезд, привезли к стенам Геок-Тепе, Баязета или в манчжурские сопки, воодушевили формулой "За Бога, царя и Отчество!", и вперед, на пушки, штыки и ятаганы. Нередко, кстати, такая политика приносила нужные плоды. Кажется, в Крымскую войну имел место такой эпизод. В сражении на Черной речке, когда русские полки отступали под напором англо-французов, маршал Сент-Арно для нанесения завершающего удара бросил в бой резерв, дивизию зуавов, то есть отборной французской пехоты. Которые традиционно носили форму марокканского типа - алые шаровары, фески и прочее. И - вот парадокс, почти деморализованные солдаты Владимирского и Волынского полков, увидев азиатскую одежду, воспрянули духом. - Братцы, да это же турка! Турок - враг известный, турку били и деды, и прадеды. Страшным штыковым ударом два русских полка прорвали фронт атакующего неприятеля и обратили его в паническое бегство. Если бы не пассивность князя Горчакова... Но это лирика. А из моих личных наблюдений следует простейший вывод: даже обладая самой совершенной техникой связи, прослушивания, внепространственных перемещений и изощренных средств индивидуального и массового поражения. Мои друзья физически не в состоянии эффективно ее применять в пределах "зоны своих жизненных интересов". Только в действительно критических ситуациях Новиков, Шульгин и прочие могут непосредственно подключаться к делу и обрушивать на неприятеля всю свою грандиозную интеллектуально-техническую мощь. Если вообразить, что сами он фельдмаршалы, то в повседневной деятельности им приходится полагаться на "генералов", "полковников", "лейтенантов" и "сержантов". Только так. Отчего вновь подтверждается старое правило - любая цель не крепче своего самого слабого звена. Печальный вывод для людей, теоретически обладающих здесь всеми формальными признаками божества: всемогущество, всеведением и даже, я, согласен признать, всеблагостью. И, значит, мне впредь практически не следует удивляться, когда я увижу очередное несоответствие между теоретически возможными и практически осуществляемыми методами достижения целей. Суть же и смысл моего введения в "Братство" скорее всего просто попытка расширить узкий круг генералитета. Уж я-то безусловно отношусь к людям, которые способны полностью адекватно соответствовать своей жанровой роли. Другое дело - захочу ли? А что мне делать, позвольте вас спросить, до того момента, когда появится возможность вернуться домой? Никем мои навыки и способности востребованы в этом мире быть не могут. Цель же заявлена если и не благородная в самом возвышенном смысле этого слова, то прагматическая и разумная. Как постулат японской педагогики: "Мы не собираемся изменять характер и основные черты личности воспитанника, но научить и заставить его вести себя подобающим образом в любой ситуации мы обязаны". Курить хотелось невыносимо. Я извлек из кармана пиджака смятую пачку. Здесь я стал курить раз в десять чаще, чем дома. Атмосфера этого мира так влияет или постоянно вздернутые нервы? Теория теорией, а что же мне придется делать завтра? Может же случиться, что произойдет все не так, как я планирую. Явятся перед рассветом серьезные грубые люди, начнут стрелять в потолок, брать меня в плен, добиваться признаний, кто я и на кого работаю. И так далее. В этом случае мои действия? Шестнадцать патронов в пистолете и еще несколько интересных вещиц в запасе. Можно их на всякий случай активировать. К чудесам цивилизованных времен здешние люди явно не готовы, Шульгин меня и об этом предупреждал. Все свои технические хитрости "Братство" пускает в дело так, чтобы ни следов не оставалось, ни даже подозрений, будто имело место нечто необычное. Я снова выглянул и прислушался. Людмила спала, никаких сомнений. Стоило бы обыскать ее саквояж и одежду. Если у нее не было с собой миниатюрной радиостанции, навести на этот тихий приют своих людей она не могла. Выследить нас в Москве наружным наблюдением было тем более невозможно. Так мне казалось. Прошлый раз в Москве и Сан-Франциско я тоже думал, что успешно скрываюсь от противника, а практически сам шел в руки то к друзьям Панина, то к Артуру. Вдруг стало интересно узнать, где он может быть сейчас, и Вера тоже. Живы, то есть мертвы ли? Несмотря на все предыдущее, выручили-то нас с Аллой именно они. Последнее время мен вдобавок все больше интересовало, что же такое Артур увидел все-таки в своем загробном мире? Нельзя ли как-нибудь заглянуть ту