ом месте, разгромить наголову, конечно, здорово, - продолжал он позже. - Но, по условиям нашей ситуации, недостаточно. Имей в виду, Игорь, нас ведь всего несколько десятков человек против всей планеты, если быть откровенным, и чисто военная победа свободно может обернуться поражением, поскольку ни на одного союзника полностью полагаться нельзя, а затяжной войны на несколько фронтов нам не выдержать. Чисто физически... Поэтому и возникла идея - не просто победить в очередной компании, а на много лет вперед лишить неприятеля не только армии, но и каких-либо мобилизационных возможностей... Я понятно выражаюсь? - В основном. Только что значит последняя фраза? Что-то в духе Чингисхана. Надеюсь, вы не предполагаете вырезать всех мальчиков, доросших до тележной оси? - Что ты, что ты, отнюдь! Мы гуманисты... Я совсем о другом. Лишить врага возможности даже помыслить о повторении подобных силовых решений. Одним словом, план "Никомед" предполагал спровоцировать "Систему" на такие действия, которые позволили бы выявить и заставить выйти в чистое поле абсолютно всех, на кого они рассчитывали как на своих союзников. И внутри обеих Россий, и за их рубежами... Дай Бог не ошибиться, но, похоже, удалось. А на это ты не смотри, - он заметил, что я опять вглядываюсь в очередную группу разбросанных на тротуаре тел. Поскольку мы подъезжали к подножию храма Христа Спасителя, я предположил, что среди них наверняка есть кто-то из тех людей, с кем я курил и грелся у костров перед налетом на Югороусское посольство. - К вечеру уберут, и все будет снова тихо и спокойно... Тебе ночью стрелять приходилось? - Вот именно, что приходилось. - Попал в кого-нибудь? - Думаю, что не в одного... - А зачем? - Шульгин повернулся ко мне, и лицо его выразило искренний интерес. И снова я попался в расставленную ловушку. - Как зачем? В меня стреляли, хотели убить, ну и я... - Что и требовалось доказать! Уголовный кодекс гласит, что действия в состоянии необходимой самообороны или крайней необходимости могут содержать формальные признаки преступления, фактически таковыми не являясь. Так что не нервничай сверх меры, дорогой товарищ. Глава 2 Остановились мы возле очень симпатичного двухэтажного особняка в стиле "модерн" на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара. Весь примыкающий к нему квартал патрулировался вооруженными солдатами в камуфляжной форме без знаков различи и национальной принадлежности. Шульгина они, очевидно, знали в лицо, потому что даже не попытались нас задержать для проверки документов. Шульгин припарковал свою машину прямо перед крыльцом. - Приехали. Надеюсь, я тебя морально подготовил, и здесь ты неуместных рефлексий демонстрировать не будешь. Народ предполагает в твоем лице видеть человека серьезного и уравновешенного... По обеим сторонам подъезда вяло трепыхались под ветром два флага - красный советский и трехцветный Югоросский. А на бронзовой доске стилизованным под полуустав шрифтом было обозначено: "Культурный центр московского отделения союза беспартийных евразийцев". Я рассмеялся. - Для полноты картины следовало бы еще на трехцветном флаге изобразить серп и молот, а на красном - двуглавого орла. - Посмотрим. Может, и такое будет. Входи и постарайся не выглядеть глупее, чем ты есть. Держи себя с достоинством и спокойно. ... В доме этом в царские времена жил, наверное, человек чрезвычайно богатый и обладающий изысканным вкусом. И архитектура, и интерьер, и меблировка, картины на стенах гостиной первого этажа, зимний сад под стеклянным куполом второго - все напоминало об устоявшейся привычке к утонченной, аристократической роскоши. Даже удивительно, как все это сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов. Главное - здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии со здешней, вернее принятой в высших кругах югороссийского общества, модой, отнюдь не бросилась мне навстречу, как можно было ожидать в подобной ситуации, а просто с выражением радости на мастерски подкрашенном лице подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку. - Как у тебя, все нормально? - и чуть пожала мне руку. Сначала я подумал, что она просто не хочет проявлять чувства при посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены опасностями и роковыми событиями, для нее же - всего лишь привычной и даже не слишком продолжительной разлукой. Ну и я в таком случае не стал изображать живую картину по известному библейскому сюжету в исполнении Рембрандта. - А ты какими судьбами здесь? Ты ж вроде в Харькове научными изысканиями занималась? - Ну как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и даже будто бы дипломатический прием. Говорят сам Троцкий обещал подъехать. Как можно пропустить? Я ведь женщина светская... а ты неплохо выглядишь, - сменила она тему. - Помолодел даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал. Да я и не сомневалась... - И легонько провела рукой по моей щеке. Я, натурально, тут же и растаял. Действительно, чего теперь грустить? Все свои живы и здоровы, а остальное - ну, будем считать, неизбежности исторического процесса. И не такое видели... - Было кое-что, - с должной степенью небрежности ответил я. - Повоевал немножко... В глубоком вражеском тылу. - И внес выдающийся вклад в нашу общую победу, - подтвердил возникший, как черт из табакерки, из-за ближайшего рододендрона Шульгин. Очень не вовремя, поскольку я, пользуясь уединенностью места, собирался обнять Аллу гораздо более пылко, чем допускалось протоколом. На мой взгляд, это было несвоевременно и странно, но в "культурном центре" готовился торжественный прием, посвященный успешной ликвидации контрреволюционного и в некотором смысле даже антироссийского заговора "темных сил". То есть с улиц еще не убраны тела погибших, и явно никакого следствия и суда не производилось, но политическая оценка событий уже определилась. Ну, может быть, у них так принято, и не банкет здесь будет, в нечто вроде тризны. В примыкающих к зимнему саду двухсветном белом зале я встретил всех знакомых по форту Росс членов "Братства" и еще массу людей, ранее не виденных, принадлежавших к "высшему свету" столицы и, как я понял, особо проявивших себя в разгроме мятежа. Многие - с дамами, которые выглядели гораздо пристойнее своих кавалеров. Что тоже понятно - новая советская элита подбирала себе подруг отнюдь не из беднейших слоев крестьянства и не пролетарских девушек "от станка". - Будь морально готов, мы намереваемся представить тебя Льву Давидовичу в качестве скромного героя тайной войны, и не исключены проявления с его стороны знаков признательности... - Ну уж это... - Я не успел закончить, как Шульгин. Похлопав меня по плечу, пресек всякие возражения: - Делай что должен, случится, чему суждено. И не вздумай объяснять Председателю Совнакорма, что недостоин и вообще к этому миру отношения не имеешь. Не порть нам дипломатию... Александр Иванович так же внезапно и бесследно исчез, оставив нас с Аллой снова наедине. Но желание обниматься у меня прошло. - Да, в самом деле, Игорь, к чему ломаться? Ты что, не получал туземных орденов и медалей после тех своих командировок? А оказаться в числе личных друзей советского деспота совсем не вредно. Кто знает, когда удастся домой вернуться? Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она освоилась в новом для себя мире. Пожалуй, гораздо лучше, чем я, и держалась, что с мужчинами, что с женщинами, совершенно как равная. Впрочем, чему удивляться? По логике она и должна бы ставить себя выше их. Ну как мы это всегда представляли: наше время - вершина цивилизации, а те кто жил раньше, - словно бы слегка обиженные Богом. Не дожили, не успели попользоваться благами прогресса. С одной стороны, это понятно, люди прошлого проигрывают прежде всего в том, что уже успели умереть, а мы еще живы, чем и счастливее их. Но с другой стороны, в таком вот невероятном повороте - при личной встрече разделенных полутора веками поколений оказалось, что нисколько мы их не лучше, а во многом и уступаем. Но опять же не потому, что они нас в чем-то существенном превосходят, а просто они более адекватны окружающей обстановке. - Что ты так озабочен, Игорь? - спросила Алла, уловив мою депрессию. - По-моему, все очень даже неплохо. Интересно. Я пока обратно не рвусь. А ты? - Ей Богу не знаю. Смутно все как-то. Непривычно. Даже выразить не могу, но... Знаю, что нет особых причин тосковать, но сосет что-то... Депрессия. А может, уехать нам куда-нибудь, отдохнуть, тогда и полегчает?.. Алла презрительно вскинула голову. Такое с ней тоже бывало не раз. Не попал я ей в тон. - Может, ты просто ревнуешь: как только мне становится хорошо, у тебя портится настроение. Не хватало мне сейчас еще семейной сцены. А я знал, что одно неосторожное слово - и Алла может раскрутиться по полной программе. Просто так. Или потому, что интуиция у нее почище моей? Каким-то образом догадывается о Людмиле? А ведь про нее почти уже забыл. Ну, было что-то, а может быть и не было. Конфабуляция, плод контузии. Мелькнула какая-то мысль, что интересно было б с этой дамочкой вплотную пообщаться, вот и привиделось в бреду. Так, пожалуй, к этому и надо относиться... Не забывая русскую поговорку: "Быль молодцу не в укор". К счастью, прием здесь был организован по вполне европейским стандартам. Скользили по залу официанты с подносами, уставленными бокалами и рюмками, на столиках теснились тарелки, блюдца и розетки с холодными закусками, и гости перемещались парами и в одиночку, сходясь, чтобы обменяться парой фраз, или задерживаясь для более существенного разговора. Вот и к нам вовремя, словно почувствовав, что назревает конфликт, подошел Новиков под руку с супругой. Я не видел их с самого прощания в форте и сейчас искренне обрадовался. Под мягким взглядом Ирины даже Алла мгновенно успокоилась. Я приложился губами к руке женщины, на которую да сих пор не мог смотреть без замирания сердца. Причем без всякой сексуальной подоплеки. Просто так. И вдруг моя депрессия удивительным образом прошла. Наверное, правы были средневековые рыцари, изобретя понятие "дамы сердца". Не вкладывая в это понятие ничего телесного, исключительно возвышенное обожание... Я испугался, что Алла опять догадается о моих чувствах, но, к счастью она отвлеклась на что-то другое. Или просто уже успела привыкнуть, не видя в том греха... - Я слышала о ваших делах, Игорь, - ласково улыбнулась Ирина, - рада, что все так удачно обошлось... Простите наших "гвардейцев", они конечно, на ваш взгляд, несколько грубоваты, но ведь не со зла... Какая тонко чувствующая женщина. Если бы она начала говорить о признании моих боевых заслуг - не знаю! А здесь все сказано с таким тактом и сочувствием... Был бы сейчас здесь XIV век, с каким бы удовольствием я упал бы перед ней на одно колено... А так пришлось ограничиться только легким полупоклоном. Даже руку поцеловать еще раз я постеснялся. Еще чуть позже Алла подвела меня к молоденькой даме в жемчужно-сером узком платье, с распущенными бледно-золотистыми волосами и удивительно яркими глазами. - Познакомься, Игорь, Анна Шульгина, жена Александра Ивановича... Вот тут я поразился окончательно. У беспощадного прагматика и веселого циника Шульгина - такая жена? Что-то я здесь совершенно не понимаю... Потом меня отозвал в сторонку Новиков. - Пока время есть, поскольку товарищ Троцкий задерживается, пойдем в укромном месте парой слов перебросимся. В небольшой комнатке где-то в глубине дома, на антресолях второго этажа, мы с ним оказались вдвоем, хотя я по привычке уже ждал очередного симпозиума с участием руководящего состава "Братства". Это и к лучшему. Устал я от непредсказуемых встреч и дискуссий с представителями всех социальных слоев и групп. А здесь уютно, тихо, лампа под зеленым шелковым абажуром, окно в глубокой полукруглой нише, за стеклами темно, неизменная бутылка какого-то коллекционного портвейна, в общем полная конфиденция. Тем более что пора было расставлять очередные точки... И желательно раньше, чем Андрей Дмитриевич начнет следующий цикл перманентной идеологической обработки. Потому как за оказанную мне услугу я, считай, расплатился уже сполна и дальше имею полное право держаться с ним на равных. В таком приблизительно духе я и выразился. - Справедливо, - кивнул Новиков. - Тем более что ты никогда и не рассматривал наши отношения в подобном разрезе. С первого и до последнего момента ты был абсолютно свободен в своих делах. Я говорил. И сейчас говорю то же самое. Можешь уехать в любой момент. В Харьков, в Париж, обратно в форт. Только сначала давай до конца объяснимся. А то так и останешься в недоумениях... Портвейн был удивительно густ и ароматен, пить его хотелось именно так, как задумывали создатели, - маленькими глотками, наслаждаясь букетом, в сопровождении неспешной беседы. - ... Это, конечно, несколько в духе старинных романов, такое вот подведение итогов, но, думаю, семантически оправдано, - сказал Новиков, поправляя заметно мешающий ему галстук-бабочку. - Чтобы сразу все прояснить и избежать недомолвок и ненужных догадок. Я ведь тоже, наравне с тобой, оказался здесь довольно посторонним человеком. И включался в ситуацию прямо с колес. За год тут многое успело измениться. Мне проще тоже было бы постоять в сторонке, мол, ребята начали игру, пусть сами и заканчивают... - О какой игре ты говоришь? Шульгин мне говорил, что операция по ликвидации заговора была тщательно спланирована и подготовлена. Настолько тщательно, что показалась лично мне очень похожей на провокацию... - Не судите, да не судимы будете. Многое они успели сделать, и притом неплохо, но кое-где крупно просчитались. Очень трудно, скажу тебе, работать в обществе, о психологии которого имеешь весьма приблизительное представление... - А как же?.. - начал я и тут же осекся. Все верно, я ведь и сам оказался в аналогичном положении. Разница в шестьдесят и даже сто лет кажется небольшой, ты воображаешь, что все тебе в людях из прошлого (или из параллельного мира) понятно, ты ведь читал их книги, смотрел фильмы, более того, застал в живых современников этого мира. Своего деда, допустим, или как я того старика архитектора в вагоне... А ведь на самом деле... Даже собственного деда подчас очень трудно понять, вы словно говорите на разных языках, а он ведь уже адаптирован, прожил значительную часть жизни одновременно с тобой, изменился соответственно. А мы оказались в обществе своих прадедов, в их, так сказать, исходном качестве. То же самое, разумеется, вынужден чувствовать и Новиков, тем более проживший год еще и в моем мире. - Мы многое прозевали, - продолжил Андрей, не отделяя себя от своих товарищей. - Когда стало ясно, что фурункул вот-вот вскроется, действовать пришлось в форс-мажорных обстоятельствах. Тебя ввели в игру потому, что ты, во-первых, действительно человек бывалый, во-вторых - не похож на здешнего русского, вообще выглядишь и ведешь себя несколько странно на наметанный взгляд, а уж у Сиднея Рейли он более чем наметан. А мы знали, что аналитики "Системы" давно нас вычислили, поняли, что все упирается в весьма странных людей, появившихся неизвестно откуда и неизвестно чего добивающихся. Поскольку вообразить, что имеют дело с пришельцами из будущего, у людей нынешнего рационального времени воображения не хватило, они условно согласились с подброшенной им дезинформацией, будто мы - реэмигранты, представители некоего еще более тайного и еще более могущественного общества, чем они сами. Ты, по счастью, очень для такой роли подходил. - Да Рейли мне говорил нечто подобное и подошел к истине довольно близко. Например, понял, что оружие вы изготавливаете методом молекулярной дубликации... - Даже так? Умен был парень. Ну, тем более... Одновременно стало известно, что из Лондона в Москву направляется агент-координатор, причем двойник, везущий последние инструкции своим и одновременно дезинформацию для нас. Та самая Людмила-Ванда. Вот у Шульгина с Кирсановым и возникла идея. Подставить им тебя. Причем, - Андрей поднял палец, - не просто подставить, но по собственным каналам сдать. Мол, имеется близкий к руководству "Братства" человек, обладающий важнейшей информацией, амбициозный, но нестойкий. Беспринципный. Очень любящий деньги и красивую жизнь, падкий до женского пола. Готовый при первом удобном случае перебежать на побеждающую сторону. А в том, что они близки к окончательной победе, у вождей "Системы" сомнений не было. - Да, рекомендации блестящие. Так почему же мне сразу этого не сказали? И пользы больше было бы, и риска меньше... - Вот уж нет. Если тебе заранее сообщить все - ты бы себя обязательно выдал. Если не словом, так хоть взглядом. Слишком понимающим. А так все выходило крайне естественно. Ты проявил интерес к Ванде, понятия не имея, кто она на самом деле, она как разведчик умный и опытный... - Была, - вставил я невольно. - Умерла? При каких обстоятельствах? Я вкратце доложил. - Ну, Бог с нею. Хотя и жаль. Мы имели расчет на серьезное, перспективное внедрение. На ситуацию "Бой после победы". А вот тебе заодно и маленькое подтверждение моей правоты. Я о смерти Ванды не знал, ты знал - и автоматически этим знанием поделился. Просто, как я понимаю, к слову, без всякой цели и умысла. - А разве... - Какие у разведчика могут быть "разве"? Прямой вопрос тебе задан не был, подробного разбора мы еще не проводили, собственных планов, для реализации которых следовало бы довести до меня эту информацию (довольно важную, кстати), тоже. Значит, болтнул просто для красного словца. - Ну знаешь! - возмутился я. - Знаю. И про себя знаю, и про тебя тоже. Отчего и придумали тебе именно эту легенду, а не какую другую. Но давай продолжим. - Новиков взглянул на круглые стенные часы в дубовом с медью футляре. Здесь у них вообще отчего-то очень много часов, и уличных, и в помещениях. Возможно, оттого, что наручные и карманные в дефиците. - Минут у нас еще двадцать есть, а потом придется прерваться... На контакт с Вандой ты вышел четко, вел себя... адекватно. Когда Шульгин выяснил, что именно им от тебя требуется, он передал тебе инструкцию. Мы успели подготовить "явочную квартиру", где наши партнеры обнаружили важнейшую для себя информацию. О планах действия правительства и людей "Братства", которая и убедила их в том, что успех гарантирован... - Да уж, информация, которую добываешь в бою и которую противник защищал до последней капли крови, как ей можно не поверить? - согласился я. - Но неужели?.. Новиков и это предусмотрел. - Конечно, при тщательном осмотре и обыске "трупов" об имитации можно было бы догадаться, для того и устроили мы контратаку. А заодно и чтобы еще больше упрочить твое положение. Дальнейшее тебе в принципе должно быть понятно и без моих пояснений. Сам все видел. Да, остальное я видел своими глазами. И, вопреки всем прекрасным планам, имел три отличных шанса никому и никогда об увиденном не рассказать. Кроме, разве что, Артура. Но об Артуре я намеревался поговорить с Андреем несколько позже. Сейчас для разрядки, а заодно и для удовлетворения собственного любопытства я спросил о предмете, никакого отношения к драматическим событиям не имеющем. - Эти ваши роботы. Я же не совсем дурак. Имею представление об основных постулатах науки и техники, довольно существенно превосходящие вашу... - я вспомнил о гомеостате и установке пространственно-временного совмещения и уточнил, - по большинству параметров. - Так. И что с того? - Так вот подобные роботы существовать не могут. Я там немного поэкспериментировал с Герасимом. Мыслящий искусственный мозг невозможен. У нас созданы и работают компьютеры. Производящие триллионы параллельных и даже взаимоисключающие операции, но до самостоятельных интеллекта им также далеко, как таракану до шимпанзе... Новиков снова засмеялся. Эта тема ему доставила больше удовольствия, чем предыдущая. - Что ж ты о таракане так неуважительно? Триста миллионов лет существует и вполне все время процветает. Значит - не дурак. А если серьезно - причем тут мышление и человеческий интеллект? Я, признаться, понятия не имею, какое там у нашего главного компьютера быстродействие, но его явно хватает, чтобы наши роботы функционировали как раз по принципу охаянного тобой таракана или любого другого инсекта. Тщательно проработанные программы и объем памяти, достаточный, чтобы в долю секунды реагировать на любой входящий сигнал. А число таких сигналов хоть и велико, но вполне конечно. Пусть даже полсотни тысяч слов и столько же более-менее стандартных фраз. Плюс зрительная, иная акустическая, осязательная и обонятельная информация. Думаешь, рядовой сторож с двумя классами церковно-приходской в большем объеме информации ориентируется? Это при том, я подчеркиваю, что есть еще и стандартные программы, на девяносто процентов обеспечивающие заданное поведение... Возразить было нечего. Кроме одного. - И ты хочешь меня убедить, что ваш уровень техники такое позволяет? Гениальный механик Левашов в своих мастерских серийно таких андроидов штампует?.. - Ну, брат, это мы уже в другую область забираемся. Здесь в двух словах не растолкуешь. Тем более... - он насторожился. Я не слышал ничего, но у Андрея, наверное, чувства были развиты тоньше. - Судя по характерным звукам, не иначе как товарищ Троцкий прибыли. Пора вниз. Нельзя такое зрелище пропустить. Тем более что протокол не позволяет. Пошли! ... Явление товарища Троцкого народу было обставлено со всей подобающей торжественностью. Кавалькада автомобилей с сопровождающими лицами, адъютантами и охраной, выстроенный перед крыльцом коридор почетного караула, который психологически странно смотрелся как перед зданием "культурного центра", так и тем, что составлен был - в столице одного государства - из гвардейских офицеров другого, идеологически враждебного. Но офицеры были хороши, вызывающе хороши в своих черных мундирах с белыми кантами, фуражках с черными околышами и белым верхом, в сверкающих сапогах, белых перчатках и с внушительными винтовками "СВТ" "на караул". Конечно, это была демонстрация, с обеих сторон согласованная, чтобы представить всем, кого это касается, невиданный в мировой истории союз. И опять меня поразило - немыслимое в моем мире, - чтобы в день подавления антигосударственного путча местный диктатор не просто сам устраивает триумфальный банкет, что и само по себе крайне бестактно, а посещает прием, организованный иностранным государством, чьи войска приняли активное участие в подавлении, если судить формально, восстания одной части народа и правящей партии против другой их части. Конфликт чисто внутренний, и не торжествовать тут нужно в обществе ландскнехтов, а тихо печалиться о жертвах гражданской смуты... Даже если формально ты и в своем праве. Но здесь ведь не цивилизованная страна, здесь очередная ипостась бессмертной Византии. "Москва - третий Рим, а четвертому не бывать!" И появление Троцкого - знак всем прочим, своим и чужим, что б не забывали, с кем имеют дело и что не прошли времена, когда не считалось зазорным устроить праздничный ужин на телах пленных вражеских князей. Финал битвы на Калке, если кому непонятно. Неся правую руку в кожаной перчатке чуть на отлете от козырька суконного шлема с огромной красной звездой, посверкивая стеклами пенсне, даже кивая едва заметно головой направо и налево, когда проходил сквозь строй тех, с кем так отчаянно воевал три года подряд, Лев Давыдович вошел в вестибюль, встреченный приветственными возгласами ждущих его гостей, как красных, так и белых. Картинно сбросил на руки адъютантов плащ-крылатку и шлем, предстал перед народом в великолепно сшитом голубовато-сиреневом френче с одиноким орденом Красного Знамени на клапане кармана и обрамленными лавровыми ветвями выпуклыми золотыми звездами на алых петлицах. "Маршал революции". Успел присвоить себе чин в наполеоновском духе, пока его не переплюнул жалкий генерал-лейтенант Врангель. Троцкий заулыбался сочными губами из-под скобки черных усов, жестом триумфатора поднял над плечом руку. - Здравствуйте, здравствуйте! Душевно рад. И попрошу - без всяких церемоний. У нас ведь просто дружеская встреча, никак иначе. Я бы даже сказал - просто ужин после боя. Чтобы специально это подчеркнуть, навстречу ему шагнул не занимающий никаких официальных постов, не более чем попечитель "культурного центра" А.Д.Новиков, тоже при единственном ордене на шейной ленте, правда, орден этот - святого Николая Чудотворца, полученный за разгром красных полчищ под Каховкой. А в двух шагах за его спиной, тоже как совершенно неофициальная фигура, - военный атташе при посольстве Югороссии генерал Басманов в мундире императорской гвардейской конной артиллерии. Такая вот утонченная игра символами, того типа, когда сорт поданного на дипломатическом приеме вина или вежливый отказ Великой княжны от первого полонеза с послом Великой державы значат не меньше, а подчас и больше, чем публично объявленная нота. Ясно было, что и Андрей Дмитриевич, и Лев Давыдович давно и хорошо друг друга знают, однако сначала они обменялись просто твердым мужским рукопожатием, и лишь потом Новиков, чуть придерживая Троцкого под локоть, повлек его к парадно лестнице. Я оказался оттеснен в сторону толпой встречающих, которые рвались оказаться поближе к вершителям - все это понимали - судеб двух сильнейших на сегодня европейских держав, но не пожалел об этом. Одна только сценка, случайным свидетелем которой я оказался, принесла мне, как репортеру, больше удовольствия, чем многое и многое из увиденного на этом банкете. Справа и слева от арки главного входа стояли парные офицерские посты охраны. Тоже демонстративно одетые в царскую гвардейскую форму. Но с совсем не соответствующими имиджу автоматами "АКСУ" на парадных белых плечевых ремнях. А среди адъютантов Троцкого мне в глаза бросился высокий лощенный красный командир с четырьмя алыми прямоугольниками в петлицах и таким же, как у Предсовнакорма орденом. Он тоже приотстал, специально или случайно, и когда масса народа схлынула, устремившись вверх, обернулся к одному из охранников: - Виктор, ты ли это?! - Господи, Рома, да конечно же! Красный полковник и белый капитан бросились друг к другу в объятия. Потом отошли к окну и, наблюдая со стороны за их оживленной, безусловно дружеской беседой, которая сопровождалась, кроме повышенной тональности голосов еще и частым прикладыванием к извлеченной "троцкистом" из кармана плоской фляжке, я в очередной раз понял, что водораздел в здешней политике проходит отнюдь не по идеологическому фронту. И вообще эта сценка сказала мне о московской ситуации гораздо больше, чем солидные социологические исследования, если бы они здесь проводились. Кончено, в двадцатом году она вряд ли могла иметь место, а вообще-то кто его знает... Если бы иначе, как стала возможной вообще эта никем впрямую не объявленная, но объективно вполне функционирующая красно-белая конфедерация? ... Речь Троцкого, произнесенная им за банкетным столом с бокалом шампанского в руке, была, как всегда (насколько я могу судить по газетным публикациям, поскольку ранее вождя РСФСР вживую не слышал), блестяща и по форме и по содержанию. В двадцатиминутный спич он вложил все: и анализ международных отношений, и оценку внутриполитической ситуации, заклеймил происки мирового империализма и коммунистов-догматиков, не понявших сути нэпа и скатившихся до роли жалких прихвостней европейских социал-предателей, популярно объяснил, почему добрый мир с генералом Врангелем (который тоже демократ, но слегка иного толка) гораздо лучше худой ссоры с ним же и со всеми другими бывшими врагами, которые, как показывает практика, куда лучше бывших друзей. Он даже развил эту тонкую мысль - что враг вообще во многом лучше, чем друг, потому что диалектика развития говорит о чем? Враг предать не может, а друг - почти как правило. Враг может эволюционировать только в друга (а куда же еще?), в то время как друг - только во врага (что, очевидно, хуже), и вообще всегда и везде предают только друзья... Слушающие его речь улыбались, кивали, перешептывались одобрительно. Умеющие читать между строк и понимать смысл помимо слов русские люди делали для себя далеко идущие и оптимистические выводы. Жаль, что в истории моего мира Троцкий как-то отошел в тень (возможно, что ему не довелось стать организатором Октябрьского переворота и Главкомом Красной Армии), и только во всеми забытых библиотечных хранилищах пылятся его труды по теории так и не наступившей Мировой революции и по литературоведению. Завершился его спич совершенно блистательным афоризмом, который я тут же занес в свою записную книжку: "И пусть наши враги знают - на всякую принципиальность мы ответим абсолютной беспринципностью!" Он вытер пота с разрумянившегося лица, медленно выпил совершенно выдохшееся шампанское и поклонился Новикову. Андрею пришлось говорить ответный тост. Я испугался, что Новиков тоже затеет нечто аналогичное. Две даже и блестящие речи подряд - это уже перебор. Но Андрей оказался на высоте. Окинув длинный, на полсотни с лишним персон, стол каким-то очень печальным, не совпадающим с общим весельем взглядом, он сказал так: "Недавно я случайно перелистывал книгу одного из величайших русских поэтов... - пауза. Все, и я в том числе про себя продолжили - Пушкина. Кто-то возможно, вспомнил Лермонтова. Однако Андрей обманул ожидания. - ...Тютчева, - сказал он. - И прочитал там строки, которые, случайно или нет, не знаю, но никогда раньше не попадались мне на глаза..." Он опять сделал паузу. Словно колебался, говорить или нет. И все же сказал. Вот они: В крови до пят, мы бьемся с мертвецами, Воскресшими для новых похорон. Опять помолчал. И все в зале замерли. Новиков вскинул голову и поднял бокал повыше. - Так вот, дай нам всем Бог одержать в этой мистической битве окончательную победу... Гости еще пару секунд молчали, а потом послышались какие-то неуверенные аплодисменты, сочувственные междометия, просто вздохи. А Лев Давыдович вдруг резко поднялся, схватил левую, свободную от бокала руку Новикова двумя своими руками и выразительно ее встряхнул. И снова сел, не сказа ни слова. ... А у меня вдруг холодок пробежал по спине. Хотя Андрей, конечно, говорил о недобитых большевиках и прочих агентах мирового империализма, осужденных историей на гибель, но не желающих смириться с таким исходом, мне вдруг снова представился Артур. Непонятный и таинственный, не то спаситель, не то смертельный враг. Как правильно подметил товарищ Троцкий, - диалектика. И взглянув на сидевшую от меня через Шульгина Аллу, я понял, что и она подумала сейчас примерно то же самое... Глава 3 ... Хотя Шульгин и говорил о своем недоверчивом отношении к таинственной квартире в Столешниковом, после банкета мы отправились именно туда. Мы - это я с Аллой, Шульгин, Новиков и присоединившийся к нам уже в вестибюле человек, который показался мне несколько странным. За столом он сидел у дальнего торца, и познакомится нам с ним не пришлось. А сейчас он продел руки в рукава поданного гардеробщиком длинного демисезонного пальто, утвердил на голове широкополую шляпу, повесил на сгиб локтя туго скрученный зонт-трость и лишь после этого подошел к нам. Худощавый, высокий, пожилой уже мужчина, похожий одеждой и манерами на земского врача, а выражением глаз, некоторый всклокоченностью бороды и, главное, усмешкой - на цыгана-барышника. Такое вот сочетание. - Честь имею, приподнял шляпу и слегка поклонился мне и Алле. С остальными он явно был давно и хорошо знаком. - Удолин, Константин Васильевич. Экстраординарный профессор многих университетов обеих Россий. По совместительству чернокнижник. Я тоже назвал себя, пожал протянутую руку. Когда мы направились к машине, я выразил удивление составу нашей компании. Отчего столь приятные дамы, тем более жены моих друзей, не сочили возможным почтить наш тесный круг своим присутствием? - Ничего особенного. Просто мы бы хотели побеседовать кое о чем в присутствии Константина Васильевича прямо сегодня. Дамам там делать нечего, у них свои заботы, ну а поскольку время уже позднее и перебираться еще куда-нибудь смысла нет, так Алла пускай с тобой будет. Мы еще пообщаемся, сколько нужно, а для нее тихая спаленка найдется, - ответил мне Новиков. - Что, дело настолько неотложное, что и до завтра не терпит? - Кто может знать, что терпит, а что нет? - вопросом на вопрос ответил Шульгин. - Жизненный опыт подсказывает, что от сделанного сразу вреда обычно не бывает, а вот если откладываешь что-то, рискуешь подчас опоздать навсегда... Тут он прав, мой жизненный опыт говорит о том же. И еще я заметил, что, несмотря на достаточный повод и богатейше накрытые столы, оба моих приятеля трезвы совершенно. Очевидно, кроме тех самых бокалов для официальных тостов, ничего больше и не пили. Да и на меня несколько большее количество шампанского с коньяком особого влияния не оказали. Зато у Аллы глаза выдавали, что ей по-настоящему хорошо. И профессор был заметно навеселе. Ночной город был тих и пуст. Действовал строгий комендантский час, и за исключением частых парных патрулей вдоль улиц и более мощных постов, оснащенных автомобилями или броневиками, на площадях, Москва была совершенно безлюдна. Основная работа переместилась под крыши соответствующих учреждений, где сейчас непрерывные допросы, из пленных добывали подробную информацию о сумевших скрыться соучастниках, пока не засветившихся неизвестными властям конспиративных и явочных квартирах, тайниках с оружием, банковских счетах и прочих интересных вещах. Рутинная работа, чья очередь наступает после бурных и веселых дней открытой вооруженной борьбы. Устроив Аллу на ночлег в небольшой спальне напротив ванной комнаты, я вернулся в гостиную. Там я застал живописную сценку. Новиков перебирал древние винипалстовые граммофонные пластинки, сидя на корточках возле огромного лампового стереомузыкального аппарата, а Шульгин стоял рядом с открытой дверцей деревянного буфета. Профессор Удолин, видимо, отвечая на ранее заданный вопрос, агрессивно вставил вперед бороду с сильной проседью. - Водки - да, выпью! За победу, если это у вас так называется. А главное, чтобы легче войти в нужное состояние. Как будто вы не знаете мои методы. Могли б и не спрашивать... - Это точно, - кивнул Шульгин. - Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит... В том числе и с вашей помощью, дорогой Игорь Викторович. - Он приложил руку к сердцу и слегка поклонился увидев меня. - Компанию составите? - И, не дожидаясь ответа, наполнил четыре серебряные с чернью стопки. Профессор выпил водку медленно и почти благоговейно, произнеся предварительно крайне лаконичный тост: - Ну, побудем... Шульгин выплеснул свою порция в рот одним махом, и она пролетела, как мне показалось, даже без глотательного движения с его стороны, Новиков отпил примерно половину, а я слегка пригубил чарку и поставил на тумбочку рядом. - Это даже как-то странно, - сделал Удолин обиженное лицо. - Первую принято пить до дна. - Так то первую, - скупо усмехнулся Новиков. - Тем более что вам мы не препятствуем. - Еще бы вы препятствовали! - подбоченился профессор. - Короче, я предлагаю перейти в кабинет и за рюмкой чая обсудить не торопясь последнюю из сегодняшних проблем, - не стал вступать в дальнейший спор Андрей. Я не понял, зачем нужно было переходить именно в кабинет, гостиная ничуть не в меньшей мере подходила для обмена мнениями. Но хозяевам, очевидно, виднее. Гораздо сильнее меня занимал вопрос - какие еще у гроссмейстеров и командоров "Братства" остались проблемы, непосредственно затрагивающие меня. Нет, в кабинете было, конечно уютнее, чем в огромной, освещенной хрустальной люстрой с десятком лампочек гостиной. Шульгин сбросил свой чекистский френч, в котором он изображал на приеме, оставшись в белоснежной подкрахмаленной батистовой рубахе, более подходящей светскому франту, а не суровому красному преторианцу. Уселся, закинув ногу на ногу, в глубокое кресло рядом с торшером, закурил турецкую папиросу из розовой бумаги. Новиков занял второе кресло, сбоку от письменного стола, профессор устроился на обширном диване. А я, как бы невзначай, вынужден был сесть на последнее оставшееся место, в не мене удобное кресло, но расположенное, так сказать в центре общего внимания. - Ты спать не хочешь? Неожиданно спросил у меня Новиков. Заботу, нужно понимать, проявил. Я и ответил в соответствующем духе. Что в случае необходимости могу не спать двое суток, и больше, и сегодня успел выспаться более чем прилично, но вообще в привычном мне обществе такие вопросы принято задавать до а не после. Хотя про чужой монастырь поговорку, естественно, знаю... - Да я собственно, не в этом смысле спросил. Просто от тебя потребуется определенная ясность мышления. С войной мы счеты, надеюсь, покончили, пора заняться тем, ради чего мы, собственно, здесь и оказались. - Здесь? - Я непроизвольно оглянулся, как будто в квартире что-то могло измениться в этот момент. - Не только именно здесь, - уточнил Новиков, - вообще в нашей реальности. Думаю, ты давно догадался, что если даже наша с тобой встреча в приморском ресторане была действительно случайно или почти случайной, то все остальное - уже нет. - Честно говоря, я был уверен, что даже наша первая встреча была не совсем случайна. Какое-то время я предполагал, что вы с Ириной просто очень квалифицированные агенты Панина и его партнеров. Потом убедился, что это не так, и пытался понять, кто же вы такие, и что вам от меня надо? - Значит, в полную случайность встречи не поверил? А почему? Ты ведь пришел туда абсолютно добровольно, после грамотно проведенной операции отрыва от преследования... - Не знаю. Интуиция, наверное, она у меня неплохо развита. Почему и жив до сих пор. - Молодой человек прав, - провозгласил со своего дивана профессор, который потихоньку продолжал прихлебывать водочку из стакана. - Его аура свидетельствует о крайне развитой интуиции и общей предрасположенности к взаимодействию с "тонкими мирами". Вам не приходилось, уважаемый, посещать астрал? - Мне не приходилось, зато астрал меня посещал неоднократно... - Это как, простите? - Игорь вам изложит свою несколько позже. Сначала мы завершим материалистическую часть нашей беседы, - приостановил исследовательский азарт профессора Новиков. Он один здесь знал суть моих взаимоотношений с потусторонним миром в полной мере. И продолжил собственный монолог: - И все же сам факт нашей встречи следует признать случайным. То есть то, что мы оказались в то утро в одном и том же месте. Дальнейшее уже закономерно. И я, и Ирина в первые минуты знакомства поняли, что ты как раз тот человек, что нам нужен... - Для чего? - Видишь ли, мы с Ириной и в правду оказались в параллельном мире будущего волею загадочного природного катаклизма. Я говорил тебе - нечто вроде пробоя изоляции в туго сплетенном жгут