т быть разные варианты. И в то же время операция неприятелем была подготовлена из рук вон плохо. Видимо, второпях, послали на дело не настоящих спецов, а тех, кто был под рукой. Никакого профессионализма Тарханов здесь не увидел. Если даже он, не имеющий никакого опыта в играх такого именно рода, сделал их одной левой. В переносном смысле, конечно, а так, на самом деле, одной правой, вторую руку в дело вводить не пришлось. И все, нет больше группы захвата из трех как минимум человек. Придурки. Если б Сергею пришлось играть с той стороны, он всю акцию провел бы один, и успешно. Так, может быть, на самом деле все это - инсценировка, просто для того, чтобы понагляднее подтвердить правоту Чекменева и привлечь Тарханова к работе в его службе? Хороша инсценировка - один человек ранен, двое-трое убиты. Свои способности капитан знал. Значит, или он ошибается в предположениях, или ставки в игре так высоки, что людей решено не жалеть. - Эй, товарищ, не знаю, как тебя звать, езжай все время прямо, пока не увидишь указатель - Сорок шестая улица. Там направо, до шоссе, и прямо через мост Трайнборо. Я подскажу, если не выключусь. Гони, только правил не нарушай. Все время по указателям и в потоке... Перед мостом притормозишь, там нас должны встречать. Достань из бардачка аптечку, дай сюда, я пока посмотрю, что со мной. Что-то хреновато мне. - Так, может, остановимся, я перевяжу? Понимаю кое-что в полевой медицине... - Езжай, я сказал, - неожиданно резким голосом приказал связник. - Если сразу не убили, еще полчаса не сдохну. Тебя, в натуре, как зовут? Странный вопрос для разведчика. Или он просто так употребил слово "в натуре", для связки слов? - Узи меня зовут. Узиель, если полностью. - Пойдет. Меня - Саша. Вице-консулом здесь работаю. Стреляешь ты классно. И дерешься. Пистолет не потерял? - Нет, вот он... - Держи запасную обойму на всякий случай. Ребят, что нас встретят, я в лицо знаю, но если по пути что случится, еще раз нападут, бей, не стесняйся... Саша зашипел сквозь зубы, отдирая приклеившуюся к ране рубашку. - Вроде бы ничего, - услышал Сергей его голос. - Текло сильно, сейчас почти перестало. Одна пуля по ребрам, а вторая, правда, где-то внутри застряла... Тарханов не стал бы так уж радоваться, что из проникающей раны перестала идти кровь. Опыт подсказывал, что вся она может оставаться внутри, а это еще хуже. - В аптечке есть хороший стимулятор с обезболиванием? - спросил он. - Должен... В шприц-тюбике. - Вот вколи и держись, пока к врачам не попадешь. Долго еще ехать? Саша не отвечал, наверное, целую минуту, пока возился со шприцом и ждал, когда лекарство подействует. - Почти приехали. Мне чуть полегчало, теперь я своих ребят точно узнаю и распорядиться смогу... "Хорошо бы, - подумал Сергей. - А то в чужом городе, с "грязным" пистолетом и бесчувственным телом в салоне как-то неуютно ездить незнамо куда и зачем". В указанном месте он остановил машину. Из двух стоявших на парковочной площадке автомобилей к нему метнулись сразу четыре человека. - Сашка, ты как, в порядке? - В относительном. - Хотя вице-консул бодрился, голос у него ощутимо слабел. Видно, держался, пока нужно было, а увидел своих, и гайки начали отдаваться. - Забирайте клиента, и по схеме. А я... - и замолчал, откинувшись на спинку сиденья. Потерял сознание, дотянув до цели. - Бегом, парни, его сразу на операционный стол надо, боюсь, у него дела плохи... Двое заняли места в "Понтиаке", и он стремительно, рванулся в сторону моста через Ист-Ривер, а двое других предложили Тарханову пересесть в неприметный бежевый "Форд". - Ну-ка, расскажите подробно, что там у вас случилось, - предложил полноватый немолодой человек в очках, похожий, как показалось Тарханову, на адвоката. Второй, с внешностью хорошо воспитанного телохранителя, плавно тронул машину и повел ее вдоль набережной, под которой плескалась грязная, стылая зимняя вода пролива, отделяющего Манхэттен от материка. Сергей рассказал подробно и в деталях все, что случилось с момента приземления самолета. - Кстати, заберите его пистолет, мне он ни к чему. - Тарханов тщательно протер все поверхности пистолета влажной дезинфицирующей салфеткой, целый пакет которых он прихватил из самолета, и протянул его "адвокату". Незачем оставлять отпечатки пальцев даже и своим покровителям. - Думаю, вам нужно как следует проверить все свои службы, всего лишь вчера в это время я говорил с господином "Ч", а уже сегодня... - Вы абсолютно правы. Мы этим займемся. А вы сами ни с кем и ни о чем не говорили за это время? - Я что, идиот? - не возмутился, а скорее удивился Тарханов. - Известный вам человек посадил меня в самолет, и до встречи с "Сашей" я вообще ни с кем не разговаривал, кроме как с обслугой "Юнкерса" и таксистом, да и то на чисто бытовые темы. Ну, можете найти таксиста с жетоном номер "Т-535", номер машины 9274 ВА, имя, судя по табличке в салоне, - Лазарь Сол, он довез меня до места встречи. Не доходя двух кварталов. Больше мне сказать нечего... - Да и этого достаточно. Наблюдательность у вас великолепная, боевая подготовка тоже. Думаю, самое лучшее... Он не успел договорить. Завывая сиренами, их взяли "в коробочку" два полицейских автомобиля. Белые с синими дверками и эмблемами города на них. Хриплый голос из мегафона потребовал остановиться и всем выйти из машины. Тарханов непроизвольно дернулся, не зная, что делать, но "адвокат" оставался спокоен. Он протянул Сергею синюю книжку дипломатического паспорта. - Сидите, ничего не предпринимайте. Я буду говорить. Если потребуется, молча покажите паспорт и не произносите ни слова. Полицейские окружили машину, держа на изготовку массивные револьверы. - Всем выйти из машины, я сказал, - надрывался сержант-негр, прижимая к губам фишку микрофона. "Адвокат" спокойно и медленно, не вставая с места, протянул в открытое окно свой документ. Несколько потерявший гонор негр принял его, в то время как остальные пять или шесть полицейских продолжали держать оружие на изготовку. - Извините, сэр, - пролистав паспорт, сказал сержант, - но мы получили сообщение, что в этой машине скрываются с места преступления вооруженные преступники. Не могли бы и ваши спутники предъявить свои документы? - Мой дипломатический иммунитет распространяется и на автомобиль тоже, обратите внимание на его номера. Я мог бы устроить вам большие неприятности даже за сам факт задержания, но я все понимаю. Вас ввели в заблуждение или диспетчерская перепутала номер. Пожалуйста, - он подал сержанту паспорта Тарханова и водителя. - Еще раз извините, сэр, все в порядке, - негр вернул документы. - Действительно, здесь какая-то ошибка... - Ваших извинений мне мало. Чтобы загладить свою ошибку и исключить подобное в следующем квартале или, где там еще, извольте сопроводить меня своими машинами до места назначения. Боюсь, что это не ошибка, а провокация, имеющая целью устроить дипломатический скандал. Если сделаете то, о чем я вас прошу, вместо выговора получите от своего начальства благодарность. Я лично попрошу об этом мэра города... - Есть, сэр, будет исполнено. Мы вас сопроводим, и даже с сиренами. - Сирен не надо, - улыбнулся "адвокат", - обычное плотное сопровождение и пресечение любых подобных попыток. Вы меня поняли? - Так точно, сэр! Кортеж на огромной для внутригородского движения скорости понесся по улицам, хотя и без сирен, но распугивая окружающих яркими проблесковыми маячками на крышах полицейских машин и резкими гудками клаксонов. - Наверное, вы серьезный человек, - сказал "адвокат", откидываясь на спинку и закуривая сигару. √ Ради вас пришлось спалить еще одну надежную "крышу". Но я действительно не понимаю, каким образом нас так плотно накрыли. - Да проще простого, - ответил Тарханов. Ему, как дилетанту в крутых играх разведок и контрразведок, многое представлялось ясным. - Враги четко контролируют все ваши каналы связи. Я не знаю, что и на какой волне говорил "Саша", но он назвал место встречи - и пожалуйста... И связь вашу слушают непрерывно, и шифры, если они есть, читают свободно. Не пойму только, почему явилась полиция, а не сразу киллеры. Наверное, просто поблизости никого не было, а им требовалось нас задержать хотя бы таким способом, втемную. - Разберемся, - со скрытой угрозой в голосе сказал "адвокат", так и не назвавший ни своего имени, ни должности, очевидно, не маленькой, раз она так повлияла на сержанта. Неужто сам посол или хотя бы посланник? - Но что теперь с вами делать? И этот паспорт тоже засвечен. И где гарантия, что, пока будем делать новый, информация опять не просочится? Решение к Сергею пришло сразу, без размышлений и перебора вариантов, как уже не раз бывало. - Я знаю, что делать. Только... У вас есть при себе деньги? Наличные, тысяч хоть несколько? Я стеснен в средствах. - Миша, есть? - спросил теперь уже не "адвокат", а "дипломат", у водителя. - Найдем. Сколько конкретно? - Что есть, все и отдай. Только сначала - в чем ваш план? - План простейший. Избавляющий хотя бы вас от дальнейших забот. Вы знаете, под каким именем я прилетел сюда? - Нет. Место встречи, пароль и соответствующие инструкции, вот все, что нам передали. - Отлично. Не знаете вы, не знают, может быть, и они. Давайте деньги и постарайтесь высадить меня у ближайшей станции метро, желательно - чтобы не заметили сопровождающие. Поймать момент, даже не остановиться, а чуть притормозить у светофора в правом ряду, когда он будет переключаться с желтого на зеленый, я выскочу и сразу в подземку. Если кто и едет за нами, когда поток рванет, остановиться и побежать за мной он не успеет. А уж дальше я сам. Только подскажите мне, с каких станций ближе всего к каждому из аэропортов и где делать пересадки... - Сделаем. А паспорт все же возьмите. Не думаю, что сержант с одного раза запомнил написанную латиницей славянскую фамилию. На всякий случай, используйте его за пределами Штатов. Должность у вас такая, что в любой цивилизованной стране вопросов не вызовет. Младший атташе Управления ООН по оказанию гуманитарной помощи. Парней из этого управления даже самые отвязанные бандиты уважают, поскольку уверены, что от любой помощи свой кусок оторвать сумеют. Но примите и еще один совет. Самолетами пользоваться избегайте. С вашими способностями из любой заварушки есть шансы выбраться, а вот из летящего самолета - не знаю. В общем - желаю успеха. Водитель Миша протянул ему заклеенную банковскую пачку стодолларовых купюр. - И пистолет Сашкин возьмите. Может пригодиться. С диппаспортом вас полиция обыскивать не станет, в любом другом случае, действуйте по обстановке. Удачи... - Вам тоже удачи. Саше привет передайте, пусть выздоравливает. Сумеем встретиться - обмоем это дело. А пистолет не нужен. У меня свой есть... Все получилось, как Сергей и рассчитывал. Ловким маневром Миша сумел уйти сначала влево, на скоростную полосу, увлекая за собой полицейский кортеж, а перед поворотом вдруг вильнул вправо, к автобусной остановке, и, когда двухэтажный серый "Грейхаунд" заслонил их, Миша крикнул: - Выходите, быстро. Вон подземка! Тарханов выпрыгнул из продолжавшей двигаться машины, его дернуло вбок, когда ноги коснулись асфальта, но он удержался и по инерции влетел в черный зев станции метро, откуда толпой валил нью-йоркский народ и тянуло влажным затхлым воздухом. x x x Спустившись в подземку, он часа полтора беспорядочно пересаживался с поезда на поезд, менял линии и направления движения. При этом он использовал известные ему способы отрыва от преследования. Возможно, с точки зрения настоящего специалиста-"наружника" они и выглядели наивно, но Сергей считал их вполне действенными. Выждав нужный момент, он то вскакивал последним в отходящий вагон, то так же неожиданно выпрыгивал из уже отходящего и внимательно наблюдал, не пытается ли кто-нибудь повторить его маневр. Пару раз, поднимаясь по лестницам между ярусами, он, словно вспомнив что-то, перепрыгивал через перила и устремлялся вниз, что тоже легко позволило бы обнаружить слежку. Набегавшись как следует, потеряв ориентировку в переплетении тоннелей тысячекилометровой протяженности и четырех сотен станций, капитан поднялся наверх. И увидел, что в городе уже почти ночь, а сам он стоит на замусоренной площадке среди домов весьма неприятного облика. Подошел к лениво прогуливающемуся полицейскому-негру и с утрированным акцентом сообщил, что он, кажется, заблудился и просит сообщить, где сейчас находится и как отсюда добраться до Брайтона. - Вы в Гарлеме, приятель, и самый лучший способ - вернуться вниз и ехать до такой-то станции с такими-то пересадками. - А если взять такси? Тут ездят такси? От подземки меня уже тошнит... - Не советую, очень не советую. Боюсь, что вы просто не успеете найти машину. Здесь много бездельников, которые любят очень грубо подшутить над "белыми братцами"... Как раз это и устраивало Тарханова. Вряд ли следить за ним послали черного филера, а белый будет хорошо приметен. - Я все-таки рискну... - Дело хозяйское. Здесь свободная страна. Я предупредил. Такси проще всего поймать там, - он указал дубинкой направление. - Проезд до Брайтона стоит примерно десять долларов. x x x Толпу молодых, громко галдящих, улюлюкающих и, хохочущих нарочито противно негров, человек в пятнадцать, он увидел уже за вторым перекрестком на параллельной улице. Нормальному человеку еще хватило бы времени добежать обратно, под защиту копа, но Сергей, не меняя шага и держа руки в карманах, продолжал идти прямо на предполагаемого противника. В случае чего, половину из них он мог раскидать и покалечить еще до того, как они сообразят, что происходит, а вторую половину - сразу после. Тем более, в карманах у него дареный "Адлер", и, по принципу аутентичности документов граждан "свободного мира", полученное в Израиле разрешение на хранение и ношение считалось действительным и здесь. Его заметили и с радостными воплями двинулись навстречу, привычным образом перестраиваясь в линию вогнутого полумесяца, охватывающего капитана с флангов. Местного жаргона, да еще и основанного на дико исковерканном афро-английском, Сергей практически не понимал, но сами намерения уличных хулиганов были ясны. И манеры поведения почти не отличались от таких же у лиговской или марьинорощинской шпаны лет десять-пятнадцать назад. Зато Тарханов сызмальства обладал одним полезным в уличных разборках свойством - когда он приходил в состояние боевой алертности*, противник это сразу ощущал. Подкоркой или спинным мозгом. * Алертность - готовность к действиям, вызванная внезапной опасностью. Правило сработало и здесь, подтверждая, что все люди - братья. Сблизившись шагов на десять, обитатели трущоб сообразили, что тут что-то не то. Белый парень в расстегнутой куртке, законная и беззащитная жертва, повел себя неправильно. Он чуть сбавил шаг и громко произнес: - Хай, парнишки. Вы с той стороны идете? Не видели, на стоянке хоть одно такси дежурит? Произошло некоторое замешательство. Одни вообще смолкли, другие загомонили между собой. Наконец самый сообразительный, скорее всего - главарь, решил что-то делать. - Хо-хо, братишка. Ты, наверное, забрел к нам по ошибке и теперь не знаешь, как спасти свою задницу? Так мы тебе поможем. Давай сто долларов, и мы тебя под ручки отведем к машине. Чтобы еще кто-нибудь не обидел. Тут ведь мало таких джентльменов, как мы... Толпа взорвалась очередным приступом хохота и воя. Дальнейшая диспозиция понятна. Стоит ему достать бумажник, и свора его стопчет, отнимет деньги, вывернет карманы, хорошо, если обойдется без ножа под ребра. - Идет. - С многообещающей улыбочкой, глядя прямо в глаза главарю, Тарханов вытащил из кармана пистолет, переложил в левую руку, направив ствол ему в живот, а правой полез в нагрудный карман. - Вот тебе двадцатка. На пиво хватит. Один твой приятель проводит меня до такси, а остальные - шлепайте своей дорогой. Лучше в сторону метро. И если увидите по пути моего приятеля, он что-то приотстал - с него возьмете остальное. Хоп? Парень смотрел на него, будто бы не совсем понимая, что происходит. В его районе никто с ним так не разговаривал. Даже свои, черные, предпочитали не связываться, а тут вдруг чужак, белый. Но пистолет у него в руке выглядел крайне убедительно, а выражение лица не оставляло сомнений в том, что стрелять он будет не задумываясь. Но шанс сохранить лицо перед своими оставался. - Га-га-га! А ты мне нравишься, братец. Давай твою двадцатку. Боб, проводи его до такси. Да посади в хорошую машину. А как выглядит твой приятель, мы не обознаемся? - Если увидишь человека, который торопится от метро в этом направлении - значит, это он. Спросишь: "Ты ищешь моего белого друга? Гони восемьдесят баксов". И все... Сразу не поймет - объясни. А я тороплюсь. Тарханов свернул в указанный переулок, и тут же сопровождающий Боб, мальчишка лет семнадцати, отлетел в сторону, получив жестокий удар по голове чем-то вроде резиновой дубинки, и распластался без звука рядом с выставленными на проезжую часть мусорными баками. Сам же Сергей, схваченный за воротник необыкновенно мощной рукой, почти влетел в щель между домами, почувствовав, как к голой шее прижался холодный металл. Ничем, кроме пистолетного дула, это быть не могло. В первую секунду он подумал, что попался на уловку обиженной им местной шпаны, однако тут же эта мысль его оставила. - Вот и добегался, фрайер, - примерно так он перевел сказанную ему в ухо сочным баритоном английскую фразу. - Ну, побегал, и хватит. Утомил ты нас... Надо же! Выходит, все его уловки оказались ни к чему, и попался он действительно, как последний фрайер. Но как, каким образом его выследили после всего, что он проделал, и как враг оказался впереди него и даже успел сесть в засаду, Тарханов понять не мог. Тот, кто упирал ему в шею пистолет, был явно на порядок сильнее его. Капитан его не видел, но чувствовал и силу рук, и просто исходящую от массивного тела за спиной грубую мощь. Словно он попал в объятия гориллы. Но зато горилла была одна. Это тоже чувствовал Тарханов. Интуитивно. Да и практически - был бы тут кто-то еще, уже подбежали бы, с криками или молча, начали шарить по карманам, бить или просто тащить куда-то. Этот же, взяв его голыми руками, сам оказался в положении мужика, поймавшего медведя. Сергей повел головой в сторону. Осторожно, чтобы не вызвать ненужной реакции. Так и есть. Сзади и справа стоит машина с погашенными фарами. А больше вокруг никого. - Чего тебе нужно? - слабым, с дрожью голосом спросил Тарханов. - Тебя и нужно. Сейчас поедем, там остальное объяснят. Медленно и спокойно заведи руки за спину. На это капитан не имел возражений. Спросил только: - Вы не ошиблись? Я просто израильский инженер. Заблудился в подземке. Хоть у полицейского на входе спросите. А денег у меня с собой триста долларов. Бумажник в левом кармане... - Почеши себе задницу битой бутылкой (по-русски это означало примерно - "не гони порожняк"). На левом запястье капитана защелкнулся браслет наручников. Этого он и ждал. Второй-то браслет и цепочка в руке "гориллы"... Только спинных мышц жалко. Он стремительно присел и, выпрямляясь, крутнулся штопором, как балерина, выполняющая невероятное фуэте. Получилось здорово. В смысле - хряск девяностокилограммового тела по брусчатке прозвучал убедительно. При всей его силе парню не хватило реакции не только вовремя разжать пальцы, но и вообще что-либо сообразить. На третьей секунде Тарханов, впечатав в лоб "гориллы" рукоятку его же пистолета, уже отъехал от места происшествия на странно маленьком для такого человека "Форде". Что делать дальше, капитан пока не знал. Если его так лихо просекают в любой позиции, значит, или на нем самом сидит мощный радиомаяк, или за ним гоняются сотни классных филеров сразу. - И все равно русского капитана без хрена не съешь! Сам подохну и вам жизни не дам, - почти прокричал он, надеясь или не надеясь, что в машине работают микрофоны. В любом случае - для самоуспокоения. Совершенно диким образом крутясь по улицам Нью-Йорка, он остановился, наконец, на абсолютно пустынном берегу океана. Пусть его достанут и здесь, но хоть подходы открыты, а в случае чего "и шестнадцать патронов - не пустяк!". Плюс пистолет пленника. Если к нему подоспеет подмога, держать врага на расстоянии до последнего выстрела, потом кончать этого, и вплавь... "Горилла" давно уже очнулся, в полной мере испытывая чувства, соответствующие внезапно изменившемуся раскладу. На самом деле мощный это был парень и аккуратный одновременно, подтянутый в смысле фигуры. Не грубый кусок бестолкового мяса. С достаточно интеллигентным лицом, со вкусом одетый. В другой ситуации Тарханов не возражал бы иметь его в своем отряде. А сейчас - враг. А с врагами поступают прежде всего - беспощадно. Исходя из их же предварительного замысла. Чтобы привести неприятеля в должное состояние, Тарханов его же "кольтом" вмазал ему по губам. Плашмя, но так, что от зубов полетели острые крошки. И губы всмятку, конечно. - Больно? Так это только начало. Ты что со мной хотел сделать? Отвечай, сволочь! - И ударил еще раз. - Не бейте. Скажу. Только взять и отвезти по адресу. - Зачем? - Откуда я знаю? Приказали... Капитан сел рядом, раскурил сигарету. Тишина вокруг стояла полная. Вода только поплескивала в ржавые сваи заброшенного пирса, пароходы коротко взревывали гудками вдалеке, где сиял огнями порт. И никаких признаков возможной поддержки пленнику. О чем Тарханов ему и сказал. Мол, нет тебе помощи и не будет. А появится - тебе же хуже. Сдохнешь самым первым из всех. Не в свои ты игры, пацан, ввязался. Думал, здоровый и сильный? Здешним рыбам твоя мышечная масса будет интересна. А с каким клиентом тебе дело иметь придется, не сказали? Ну, их и благодари. А кого, кстати? Адресок, имена, фамилии... Парень замотал головой. Не хотелось ему отвечать. Или все еще на помощь надеялся9 Так зря. Еще там, в Гарлеме, Тарханов нашел у него в нагрудном кармане нечто вроде очень портативной рации и раздавил каблуком об асфальт. А у "Форда" на подъезде к пляжу сорвал клеммы с аккумулятора. Капитан не считал себя злым или жестоким человеком, но "языки" у него не молчали никогда. И этот заговорил, причем заговорил торопливо, стараясь успеть сказать все, о чем спрашивают. И если что - лучше поскорее умереть, чем так жить. Когда в диктофоне кончилась пленка, Тарханову было достаточно. - Значит, так. Убивать я тебя не буду. За откровенность добром плачу. Всегда. А за наглость ответишь. Я сейчас уеду, ты останешься. Выживешь, твое счастье. Нет - нет. Сергей зашвырнул в океан ключ от наручников. Замок на них был очень сложный, не каждым гвоздем откроешь. И пошел по пляжу к машине, посвистывая. Информация получена крайне интересная, Чекменеву наверняка понравится. Найдут этого парня, прихваченного браслетами левым запястьем к правой щиколотке, до прилива или же нет - его совершенно не интересовало. Свое слово он сдержал. x x x Чтобы больше не рисковать, уже пройдя паспортный контроль в аэропорту, Тарханов позвонил из туалета в зале "Дьюти фри". По номеру, который "дипломат" сообщил ему при прощании. - Я от Иван Петровича. Камера хранения там, где я сейчас. Айлдуайлд. Вылет у меня через десять минут, куда - неважно. Уловили? - Да, говорите. - Ячейка 543. Код - номер паспорта, который я получил. Там - аудиокассета. У меня все. Оригинал записи Сергей оставил себе. На всякий случай. Чекменеву она будет тоже любопытна. Дальше было совсем просто. Без новых приключений он вылетел в Европу, по- прежнему с паспортом на имя Узи Гала. Свой новый, российский дипломатический, он предъявил только в аэропорту Хитроу, когда садился в самолет до Москвы после недурно проведенного уикенда в игорных заведениях Сохо. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Хотя лето в Южном полушарии было в самом разгаре, день выдался скорее подходящий для поздней осени. От не слишком далеких берегов Антарктиды надвигался шторм, который гнал перед собой фронт сырого и холодного воздуха. В сером полусумраке низкое рыхлое небо почти сливалось с грязно-серым асфальтом авениды Альвеар, и порывистый ветер с Рио-де-ла-Платы, накидывающий частые дождевые заряды, делал утро, день и вечер одинаково неуютными, расплывчато-мутными и тоскливыми. Газетные киоски с их радугой глянцевых обложек казались Елене единственно живыми пятнами, пусть и натянуто, но все же оптимистическими элементами пейзажа. И в то же время ей здесь нравилось. Аргентина вообще, а в основном, конечно, ее столица, Буэнос-Айрес, честно признаться, воспринималась ею единственным местом за пределами Тихоатлантического Периметра, где европейский человек мог чувствовать себя как дома. Причем - даже спокойнее, чем дома. Слишком эта страна на хвосте Южной Америки далека от проблем "цивилизованного мира". Ни с какой стороны не подобраться врагу. Справа, если смотреть в сторону Огненной Земли, - Кордильеры и дружественная Чили, слева - почти бесконечная Атлантика, побережье, прикрытое не самым слабым в мире флотом, береговыми батареями и авиацией. Сзади, то есть с севера, - тоже все в порядке. Широкая Парана и непроходимые джунгли Уругвая и Парагвая отделяют Аргентину от Бразилии, с которой десятилетиями тянется вялотекущая дипломатическая и торговая война. Проходя мимо киосков, автоматически скользя по витринам и прилавкам глазами, как бы просто восполняя сенсорный голод, она совсем не обращала внимания на ассортимент выставленной там продукции. Интересующие ее журналы она выписывала: местные и российские газеты приносил с работы муж. И вдруг ее словно что-то толкнуло изнутри, заставило сбиться с шага, и только уже потом, шагов через пять, когда подсознательная реакция перешла в осознанную, она остановилась, пытаясь понять, что именно случилось? Конечно, это связано с тем, что она только что увидела. Где? Разумеется, на витрине ближайшего киоска. Елена повернулась и, прикрывая лицо зонтиком, вернулась. Из-за покрытого дождевыми потеками стекла на нее в упор смотрел Вадим Ляхов, с большой, в половину газетного листа обложки журнала, сверху и снизу исписанной арабской вязью. Смотрел, полуобернувшись, знакомо прищурив глаза, словно его внезапно окликнули перед тем, как щелкнуть затвором камеры. Она, было, засомневалась, не удивительное ли это просто сходство, уж больно лицо у этого офицера было непривычно осунувшееся, пыльное и грязное. Но зато улыбочка, пусть и слегка нервная, кривоватая, куда как знакома, и на плечах отчетливо видны серебряные погоны русской армии с зелеными просветами без звездочек и змеей, обвивающей чашу. Позади него, не в фокусе, различались силуэты стоящих рядами самолетов. Вадим, прищурившись от яркого солнца, смотрел ей прямо в глаза, и в уголках его рта, словно скрывалась, так раздражавшая ее когда-то и в то же время милая ирония: "Ну-ну, my dear, как тебе это нравится?" Вдруг задрожавшими руками она расстегнула сумочку, бросила на прилавок десять песо, пальцем указала на журнал. Седой продавец посмотрел на нее как-то уж слишком внимательно. Впрочем, это ей, конечно, показалось. И что ей теперь с этим журналом делать? Что означает портрет Вадима на обложке, о чем сообщает крупная и бессмысленная вязь арабских букв? Арабский разговорный она немного знала, с тех пор как прожила полтора года в Касабланке, где ее муж, Владислав, исполнял обязанности генерального консула, но грамоту так и не освоила. Не для слабых умов занятие. Не ехать же в посольство какой-нибудь мусульманской страны с просьбой прочитать... Но выход тут же пришел в голову. Женщина, захотевшая узнать что- то о своем бывшем любовнике, становится очень изобретательной Она остановила такси и попросила отвезти ее в университет. Там наверняка должна быть кафедра арабистики На углу авениды Хустисиалисимо и пласы Хунин она вышла, огляделась по сторонам и направилась в сторону старого желтого здания нужного ей факультета, построенного, наверное, еще во времена испанского владычества. На лестнице, ведущей на второй этаж, она увидела смуглую и темноволосую девушку лет двадцати, одетую слишком строго для креолки. - Простите, сеньорита, как бы мне найти здесь кого-нибудь, владеющего арабским? - А что вы хотите, сеньора? Здесь все им в той или иной мере владеют. Я в том числе. С трудом сдерживая нервную дрожь пальцев, которая подсказывала, что, вопреки разуму и логике, ничего не забыто, Елена протянула ей журнал. - Вы не могли бы перевести мне вот это? Они отошли к окну, полуприкрытому серыми от пыли шторами. На задней, то есть по-арабски на передней, странице обложке тунисского, сравнительно нейтрального издания студентка прочитала броскую фразу: "Русские убийцы под маской врачей? См. стр.12". - Простите, а отчего вдруг вас заинтересовал именно этот номер, раз вы арабского не знаете? - Видите ли, этот человек показался мне похожим на одного знакомого, вот и захотелось выяснить, так ли это... И снова ей показалось, что девушка бросила на нее из-под длинных загнутых ресниц чересчур внимательный взгляд. - Ну, слушайте. - Она открыла обозначенную на обложке страницу. "1 января наступившего, по Христианскому летосчислению, 2005 года (1383 год Хиджры), как сообщает наш корреспондент, на нейтральной территории, вблизи от израильской границы, один из отрядов палестинского сопротивления, принадлежащий к организации "Ас сайка"... Ну-у, это можно перевести, как "Молния", хотя оттенок тут несколько другой, "подвергся нападению отряда войск специального назначения российского Экспедиционного корпуса, который, согласно многостороннему соглашению, осуществляет обеспечение соблюдения перемирия в этом регионе. По крайней мере, над полем боя были замечены российские и израильские боевые вертолеты. Имевшее место неспровоцированное нарушение международных соглашений отягощается тем, что нападавшие, по сообщению информированных источников, были одеты в униформу врачей российской армии и использовали технику, несущую соответствующие эмблемы. Высказывается предположение, что это может означать начало реализации плана устранения с политической арены антиизраильских сил и их вооруженных формирований. Так, по слухам, в ходе боя был убит один из духовных лидеров палестинцев шейх Абу аль Муслим. В случае, если эти факты подтвердятся, указанный инцидент может привести к крупномасштабному политическому кризису на Ближнем Востоке". Извините, я, может быть, перевела не совсем точно, но смысл ясен... Если это действительно так, это отвратительно. Даже по европейским меркам. - В голосе девушки прозвучало искреннее возмущение. - Тем более что война началась и, к сожалению, закончилась... очень плохо. - Что за ерунда! Этот человек правда врач, я знаю совершенно точно... - Тем хуже, если вы знаетесь с такими... Извините. Девушка сунула ей в руки (хорошо, хоть не швырнула в лицо) журнал и застучала каблучками по длинному коридору, вымощенному каменными плитами. Казалось, этим стуком и надменно выпрямленной спиной она дополнительно демонстрировала неизвестной даме (гяурке!) свое презрение. Елена только недоуменно пожала плечами. Неужели эта восточная девушка, давно, судя по ее безупречному испанскому, живущая в Аргентине, так эмоционально реагирует на события, происходящие Бог знает где? Да и не случилось, по большому счету, ничего особенного. Там последние две тысячи лет непрерывно кто-то с кем-то воюет. С переменным успехом. Подсознательно она ждала чего-то страшного, а так... Хотя, судя по тексту, ко времени написания статьи арабо-израильская война, кажется, четвертая по счету, еще не начиналась. Она не слышала и не читала, что в ней принимали участие российские войска, израильтяне сами справились, но мало ли что? В любом случае, находясь там, Вадим рискует. Вернувшись домой, она переоделась в теплый халат, у себя в комнате смешала в большом бокале розовый джин с тоником, бросила в него три кубика льда горных озер, забралась с ногами в глубокое и уютное кресло, при свете торшера, перебивающего почти совсем умерший за окном дневной свет, снова долго смотрела на журнальную обложку. Заметка, написанная, очевидно, достаточно независимым и объективным журналистом, поскольку оценки более-менее осторожные, несколько притушила ее неожиданно паническое настроение. Казалось бы, что ей Гекуба, а вот, поди ж ты... Она поняла главное. Надпись на обложке не имеет ничего общего с действительностью. С чего вдруг та девчонка так взъерепенилась? Какой из Вадима диверсант-провокатор? Достаточно знать Ляхова, с его преувеличенной честностью и щепетильностью. И вообще - что это за иллюстрация к материалу, обвиняющему русскую армию в подлой жестокости и предсказывающему грядущий кризис чуть ли не мирового масштаба? Где снимки поля боя, русских или чьих угодно коммандос, с автоматами позирующих над трупами врагов, портрет погибшего шейха в черной рамочке и т.д. и т.п? В журналистике Елена разбиралась, знает, как оформляют по-настоящему сенсационные или просто заказные статьи. А тут что? Фотография даже не названного по имени военного врача, не вооруженного и не на поле боя. На гражданском, судя по всему, аэродроме. Ну, неумытый, грязный, так он, может быть, сотню километров проехал в открытой машине, собираясь куда-то лететь... Из чего следует, что он вообще к описанным событиям причастен? Куда больше ее занимало и волновало совсем другое. Как давно все было, как много всего с тех пор прошло, и вот, расставшись пять уже лет назад, они снова встретились, при том, что она - в Буэнос-Айресе, а он то ли в Сирии, то ли в Ливане. У каждого прошел большущий кусок новой, отдельной жизни, приведшей их туда, где они сейчас, но отчего же навалилась вдруг такая тоска? Что из прошлого еще не умерло, не ушло навсегда? И почему? Нет, но какой вызывающе мелодраматический поворот судьбы потребовался, чтобы снова напомнить ей о нем! Впрочем, судьбе проще, она же не литератор, ей нет необходимости остерегаться критиков и обвинений в отступлении от реализма и правды жизни. Обычная жизнь такова, какова она есть и больше никакова. Но, значит, где-то была совершена ошибка, иначе так не ныло бы еще молодое, закаленное горными лыжами и теннисом сердце. Елена ощущение допущенной жизненной ошибки испытывала в глубине души уже давно, только никогда так впрямую не связывала именно с Ляховым. Он вспоминался, конечно, время от времени, со сладкой сентиментальной грустью, с которой вообще вспоминается молодость, но нынешние ее жизненные неурядицы никак прежде не соотносились со сделанным ранее выбором. А у Вадима, значит, его тогдашнее бравирование своими военными пристрастиями и увлечением спортивной стрельбой оказались стойкой привязанностью и вот привели его на обложку журнала. Такой чести всю жизнь напрасно добиваются многие и многие политики и люди искусства. И не так уж важно, какой подписью сопровождается эта обложка, лишь бы она была... Важен факт, остальное менее существенно. Елена потянулась к сервировочному столику, плеснула себе еще джина, набросила на колени плед. Электрообогреватель приятно жужжал вентилятором, колебля синтетическое пламя, струя теплого воздуха отчетливо пахла горящим древесным углем. Если прикрыть глаза - полная иллюзия, что сидишь перед настоящим камином. А в широкие венецианские окна вместо дождевых капель начали впечатываться крупные, как в Подмосковье, снежинки. Лето называется. Такого здесь, судя по сообщениям синоптиков, лет пятьдесят не было. Она раскурила длинную тонкую сигарку, как это стало последнее время модно в кругах светских "криожьас архентинас". Посмотрела на портрет совсем иначе, полуприкрыв глаза ресницами. * "Аргентинские креолки" (аргент. диалект, исп.). Изображение чуть расплылось, приобрело объемность, и Вадим стал еще более живым и похожим на того, кого она знала раньше. Сыщик из романа Кобо Абэ, чтобы лучше постичь суть личности своего очередного объекта, любил рассматривать его фотографию в полевой бинокль. Судя по книге, ему это помогало. А какая суть у него, Ляхова? Бинокль тут поможет? Ее собственное зрение, в свое время, отчего-то не помогло. x x x ... Странно, но и наутро, и несколько дней спустя Елену не оставляло все то же смутное беспокойство и ставшая почти привычной печаль. При том, что вроде бы никаких оснований для них не было. Что ей, в конце концов, Вадим? "Как вспомнишь, как давно расстались..." - всплыла к случаю строчка Лермонтова. Да и не было, откровенно говоря, ничего между ними по-настоящему серьезного. Так, полудетская влюбленность, приятные, но ни к чему не обязывающие интимные отношения, тоже не слишком долгие. Потом все как-то само собой разладилось, без слез, ссор и скандалов, она даже почти не помнила уже, с чего началось охлаждение и как именно оформлен был разрыв. То есть, сюжетную канву она помнила, но не могла даже себе самой ответить, какая именно их совместная ночь была последней, в том смысле, что если были еще и другие, то уже как бы по инерции. Может быть, это случилось тогда, когда Вадим сказал ей, что после университета хотел бы определиться на военную службу. Армию она более чем не любила, и мысль связать свою жизнь с военным, хотя бы и в докторском звании, казалась ей абсурдной. Вот если бы он решил стать столичным, успешно практикующим врачом по какой- нибудь престижной специальности, она бы согласилась рассмотреть предложение руки и сердца, а то и сама бы предприняла для этого необходимые шаги. От роли же полковой дамы √ увольте! Кажется, последний их общий праздник был новогодний, встреча нового тысячелетия, ошибочная, как выяснилось, с девяносто девятого года на двухтысячный. А в начале весны ее познакомили с Владиславом, только что окончившим училище правоведения по факультету международных отношений, и вскоре она приняла уже его предложение, И уехала с молодым мужем, блестящим младшим атташе, которому так шел темно- зеленый, с золотым шитьем парадный мундир, сначала в Касабланку, а потом сюда, в Буэнос-Айрес. И все забылось. А теперь вдруг вспомнилось. Так бывает, когда какой-нибудь случайный раздражитель, чаще всего почему-то запах, разблокирует таинственный механизм памяти, и дальше уже человека несет неуправляемый поток. Странно, но никому из психологов не удалось пока проследить, как и в какие моменты напрочь забытые и, казалось бы, малозначительные детали начинают властно руководить поступками и даже подсознанием человека, навязывая ему действия, которые совсем недавно показались бы ему как минимум нелепыми. Вот и она вдруг снова начала сравнивать старого приятеля и мужа. Как пять лет назад. И все оценки неожиданно поменяли знаки на противоположные. Достоинства одного стали недостатками и наоборот. Она понимала всю абсурдность своих мыслей и все же не могла от них избавиться. Что, если им еще предстоит встретиться, и он ей намекнет, что ничего не забыл и хотел бы восстановить и продолжить то, что уже было? Как она к этому отнесется? Елен