а знала, что такого не случится никогда, поэтому могла дать волю воображению. Ничем не рискуя, она представляла, как для порядка даст понять, что она честная жена своего мужа, типа Татьяны Лариной (но ровно столько, чтобы не отпугнуть Вадима), а потом, не в силах сопротивляться, уступит его домогательствам... И все будет совершенно великолепно. Что при таком развитии событий должно будет случиться дальше, ее не интересовало, достаточно было фантазий о первой встрече, фантазий волнующих и весьма эротических. Она не догадывалась, что это у нее таким образом проявляется первый кризис, пять лет после замужества, усугубленный тем, что детей у нее до сих пор не было. Но, в общем, все это лирика. Никаких особых причин изменять мужу у нее не имелось, да и желания тоже. Разные ведь вещи - воображать перед сном страстные объятия бывшего возлюбленного и заняться поисками реального любовника на улицах чужого города. Именно города, потому что мирок дипломатической колонии был слишком тесен. Не только в переносном, но и в буквальном смысле. И посольство, и жилой поселок при нем размещались на огороженном высоким забором участке площадью в три гектара. Постепенно ее фантазии начали терять яркость и бодрящую остроту. Что тоже вполне естественно. Тем более, что в один прекрасный день Владислав сообщил, что ему предложили должность приват-доцента (с перспективой на начальника кафедры) на юридическом факультете Московского университета и он намерен согласиться. И Аргентина надоела, и шансы сделать яркую дипломатическую карьеру в последнее время потускнели. А там все-таки жалованье в два раза больше и профессорское звание не за горами. Елена это решение одобрила и начала готовиться к возвращению. Сама она была коренной петроградкой, в Москву приезжала считанное число раз, и возможность пожить во второй столице, так отличающейся от первой, представлялась ей заманчивой. Все настоящие аристократы духа и крови живут в Москве, Петроград же - город чиновников. Красивый, но скучный. Однако Елена знала, что светская жизнь требует соответствующих средств, а с ними было негусто. Скопить они почти ничего не сумели, все деньги уходили словно между прочим, в том числе, на поддержание реноме, да и вообще далеко в будущее не заглядывали. Хорошо, хоть в долги не залезли. Владислав ее успокоил, сообщив, что на новом месте будет получать около двух тысяч рублей плюс отдельно за лекции, да и еще кое-какие пособия и выплаты полагаются, а казенная квартира вообще бесплатно, так что не пропадем. x x x ... За неделю до отъезда, когда большинство вещей уже было запаковано и отправлено, а муж сдавал дела, которых оказалось неожиданно много, Елена в одиночестве бродила по "осеннему" Байресу, прощаясь с его авенидами и парками. Вряд ли еще доведется попасть в южноамериканский Париж, как часто называли аргентинскую столицу, самый изысканный город на континенте. Устав, она присела за столик на авениде Коррентес, откуда открывался впечатляющий вид на Рио-де-ла-Плату. Панораму портила только реклама. Прямо перед ее глазами, на крыше сорокаэтажной "Телефоники" вспыхивали и гасли с периодичностью, способной вызвать эпилептический припадок, три мистических слова: "Мехор - Мехора - Мехораль!" Почти что "Мене, Текел, Фарес", только смысл не такой пугающий. Всего лишь пропаганда местного сорта аспирина, а глупейшая фраза примерно переводилась, как "Лучше улучшает Улучшитель". Елена развернула стул так, чтобы не видеть этого бреда. Помешивала трубочкой в бокале кофе-гляссе, пригубливала рюмочку с гренадином, настоянным на листьях контрабандной коки. К наркотикам этот продукт официально не относился, но великолепно бодрил и вызывал легкую эйфорию. В Москве такого наверняка не найдешь, там вряд ли понимают разницу между кокой и кокаином, за который элементарно сажают в тюрьму. На башне муниципального совета часы пробили половину пятого. Елена машинально сверила свои часики. Только половина пятого. Или - уже половина пятого. День тянется долго, а все равно закончится, потом еще один, другой, третий... И все. И больше она никогда ничего этого не увидит. Вдруг захотелось заплакать. Просто так. От ощущения неудержимо утекающей жизни. Постукивая полированной тростью из драгоценного кебрахового дерева, с тротуара на площадку кафе свернул пожилой сеньор, а судя по его надменно- скучающему лицу, консервативному костюму из шерсти ламы и свисающей из жилетного карманчика золотой часовой цепочке, скорее даже идальго. Приподнял шляпу со староиспанской учтивостью, спросил разрешения присесть рядом. Елена бросила на него раздраженный взгляд. Не хватало ей еще случайных ухажеров, которым не к молодым женщинам приставать, а искать себе сиделку в предвидении близкого будущего. - Не видите других столиков? Мне достаточно собственного общества. - О-о, роза, оказывается, с шипами, - не смутился сеньор и все-таки сел, но напротив. Подозвал официанта, или же "мосо", по-здешнему, долго и внимательно вчитывался в карточку напитков, но в результате ограничился стаканом разбавленного газировкой вермута. Не глядя, на соседку, старик долго раскуривал тонкую сигару, отнюдь не самого дешевого сорта, потом сказал, как ни в чем не бывало: - Так устаешь от одиночества, прекрасная сеньорита, что хочется иногда перекинуться парой слов со случайным собеседником. - Разумеется, сеньор, разумеется, - кивнула Елена. Настроение у нее под воздействием коки изменилось так быстро, что даже самой стало странно, чего она вдруг нагрубила в ответ на вежливый вопрос. И чем этот несчастный старик может ей помешать? Постепенно они разговорились. Так, ни о чем, слово за слово. Сначала, как водится, о погоде, потом случайный собеседник сообщил ей, что жизнь уже не та, а вот если бы сеньорита попала сюда году этак в тысяча девятьсот пятьдесят третьем-пятьдесят пятом, она бы поняла, каков был настоящий "Ciudad de la Trinidad puerto de Nuestra Senora Santa Maria de Buenos Aires"*. Вот тогда здесь действительно стоило жить. * Город Троицы, порт нашей святой Девы Марии Хорошего Воздуха - полное название Буэнос-Айреса (исп.). - Когда? В пятьдесят третьем? - ужаснулась Елена. - Немыслимая древность. За четверть века до моего рождения... Идальго грустно улыбнулся. - Что вы? Это было будто вчера... И здесь, - он обвел рукой вокруг, - было гораздо веселее... Девушки танцевали на набережной, вон там парни с гитарами соревновались, кто лучше сыграет танго, на летней эстраде бесплатно пел для всех сам Уго дель Карриль... Она помнила это имя. В середине прошлого века он, говорят, по популярности соперничал с Ивом Монтаном, а голосом далеко его превосходил. Впрочем, аргентинцы склонны к преувеличениям. Так она и сказала. - А ваш испанский очень неплох, сеньора Сигарева, - неожиданно и совсем не в тему сказал старик. - Вы меня знаете? - опешила Елена. - Знаю, что тут такого. Я прожил много лет и знаю в этом мире очень многих. Хуана Доминго Перона хорошо знал, Борхеса знал, Габриэля Маркеса тоже. Вот и вас случайно знаю. Вас и о вас, не так уж много, но на этот случай достаточно. Знаю, что вы на днях возвращаетесь в Москву. И еще - что вы некоторое время назад достаточно близко дружили с неким молодым человеком по имени Вадим Ляхов... "Он что, мысли умеет читать?" - скорее с удивлением, чем со страхом подумала женщина. - Не в этом дело, - ответил на невысказанный вопрос старик. - Кстати, меня можете называть дон Херардо. Не обязательно затрудняться чтением чужих мыслей, в этом мире достаточно более надежных и стабильных носителей информации. Елена взяла себя в руки. Действительно, она никогда не скрывала, в том числе и от мужа, свою предыдущую биографию. И подругам наверняка рассказывала, и в семейном альбоме хранила несколько фотографий, на которых была изображена с Вадимом. И вдвоем, и в компании друзей. Но этот-то старец тут при чем? И кто он вообще? Так она и спросила. Спросила, а он не ответил, сохраняя инициативу разговора. - Вы с ним давно виделись в последний раз? - Очень давно, - машинально ответила Елена и тут же возмутилась. - А почему я вообще должна вам отвечать? Я лучше пойду... - Подождите... - А будете еще приставать, позову полицейского... - Вот этого - не надо, - поднял старик сухой палец, на котором сверкнул крупным бриллиантом перстень. - Вы рискуете упустить свое счастье. Он вдруг полез во внутренний карман пиджака и извлек большой бумажник змеиной кожи. - Вам здесь ничего не грозит - в центре города, днем, да и чем я могу быть для вас опасен? Не тот, увы, у меня возраст, - слабо улыбнулся он. - Зато если вы согласитесь продолжить нашу беседу, я прямо сейчас заплачу вам, не чеком, наличными, пять тысяч... "Почему бы и нет?" - подумала Елена, хотя только что была настроена совершенно непреклонно. Настойка коки продолжала действовать. - Пять тысяч - чего? - деловито спросила она. - Ну, у меня с собой только песо и доллары... - Хорошо. Давайте пять тысяч долларов, и я буду с вами говорить. Но больше ни на что не рассчитывайте, - бесшабашно махнула рукой Елена. А сама подумала: "Нет, это безусловно какое-то безумие. Но - веселое". Из левого отделения бумажника дон Херардо вытащил пачечку пятисотдолларовых банкнот, отсчитал десять и протянул Елене. - Прошу. Расписки не надо. Итак, продолжим теперь уже на законных основаниях.... Елена затолкала деньги в сумочку. Не столь уж солидная сумма, но на карманные расходы муж выделял ей не больше двух-трех сотен в месяц в пересчете на песо. Значит, и в Москве с этими деньгами она будет финансово независима от мужа не меньше года. Неплохо, за ни к чему не обязывающий разговор. Вот только так ли это? Старик сообщил, что о причинах своего поведения, на первый взгляд странного, он сообщит позже, а сейчас хотел бы получить ответы на несколько вопросов. Причем он даже оставляет за ней право не отвечать, если что-то покажется ей неприемлемым или затрагивающим какие-то интимные струны, но те ответы, которая сеньора согласится дать, должны быть абсолютно правдивыми. Итак. - Вы давно виделись с человеком, о котором мы говорим? Тут ей скрывать было нечего: - В Петрограде около пяти лет назад. После чего наши пути разошлись навсегда. - Ну, об этом может судить только Бог, - философски заметил старик. - Да и он может ошибиться. И вы ничего о нем не знаете? Не переписывались, не передавали друг другу приветов через общих знакомых? - С общими знакомыми я не виделась ровно столько же времени. Я вышла замуж и уехала из России. А переписываться с человеком, с которым рассталась... В нашей культуре это не считается хорошим тоном. - Понимаю, понимаю. Но все же... Я знаю, что в подобных случаях иногда сохраняются остатки былой привязанности. Хочется вдруг узнать что-то о человеке, который некогда был дорог. А? - Допускаю, что так бывает. У меня лично подобная сентиментальность отсутствует, - пожала она плечами. Кажется, ей удалось сохранить невозмутимость и ответить так, что голос не дрогнул. - Да, да... Сколько людей, столько характеров. Но вы с нетерпением ждете, когда же я объясню причину столь странного интереса, проявленного незнакомым человеком на другом конце света к другу вашей юности... - Не скрою, меня это очень интригует... - А сама уже давно догадывалась, что как-то все это связано с заметкой в тунисском журнале. Иначе просто невозможно, два таких совпадения по отдельности просто немыслимы. Но вот каким именно образом они связаны? - Видите ли, дело в том, что я коллекционер, коллекционер страстный, из тех, что ради обладания предметом своего вожделения готовы на все. Именно на все. В свое время из-за моей страсти от меня ушла жена, я так и не завел детей, и все ради моей коллекции. За некоторые вещи я готов отдать все свое состояние. Более того, я не остановлюсь и перед преступлением... - дон Херардо хитро улыбнулся. - Разумеется, если буду уверен в своей безнаказанности, иначе какой же смысл - попасться, сесть в тюрьму и навсегда лишиться того, ради чего все и предпринималось. Вы же знаете, даже из крупнейших музеев мира то и дело исчезают ценнейшие экспонаты. И, как правило, исчезают бесследно. И, значит, кто-то ими сейчас любуется в одиночестве, в глубоких подвалах или в комнатах с броневыми стенами... Дон Херардо говорил так увлеченно, что Елена ему поверила. Он действительно коллекционер, но при чем тут Вадим? - Так вот. Я давно искал по всему Ближнему Востоку и в странах Магриба тоже одну вещь. И недавно узнал, что некий русский военный врач Вадим Ляхов эту вещь приобрел в одной из лавочек старьевщиков. В Иерусалиме. Практически случайно. А я ее искал десятки лет. Вот уж воистину - дуракам везет. Он употребил несколько другую, испанскую поговорку, но Елена перевела ее именно так. - И что же это за вещь? - Старинная сабля работы очень древнего мастера. Каким образом она попала к мелкому старьевщику - это отдельная история. Главное, что мои агенты шли буквально по ее следам, но - опоздали. У меня разветвленная сеть торговых агентов по всему цивилизованному миру. А сабля попала в лавку из краев весьма нецивилизованных... Так вот. Установить имя покупателя было не слишком сложно, несколько мелких бакшишей тому, другому... Но, увы, господин Ляхов к этому времени уже покинул Палестину. Уехал куда-то и, как говорится - адреса не оставил. Короче, мы потеряли его след. Еще раз повторяю - я готов на все. Мне удалось через друзей в России многое узнать о Ляхове. И ведь главное - никакой он не коллекционер. Просто приобрел сувенирчик на память. Как другие привозят из экзотических стран морские раковины и павлиньи перья. Больше всего я боюсь, что он эту вещь кому-нибудь уступит, перепродаст, да просто ее у него украдут... Так вот, в ходе поисков мои люди выяснили и необходимые подробности его личной жизни. Холост. Была у него любимая девушка. То есть вы. И якобы он был к вам очень привязан. Вот я и подумал... А то, что вы, по удивительной случайности, оказались именно здесь, в Буэнос- Айресе, так это просто еще одно удивительное совпадение. Или - очередная шутка судьбы... Елена ему поверила. А почему бы и нет? Какие еще могли быть поводы? А о нравах коллекционеров-фанатиков она читала, одного психа-филателиста даже знала лично. - Но все равно я не понимаю... - Сеньора Елена. - Старик поднял руки с обращенными к ней ладонями. - Вы - мой шанс. Пусть слабый, - ненадежный, но шанс. Вы возвращаетесь домой. А вдруг?! Ну представьте, что вы с ним встретитесь? Он сам вас найдет или вы его - через общих друзей! Ну что вам стоит? Это ведь не так уж невозможно, стоит вам захотеть... А уж я, со своей стороны... Вам достаточно будет просто позвонить по телефону. Или моему знакомому в Петрограде, или прямо сюда. На другой день я прилечу. И заплачу вашему другу в сто, в тысячу раз больше, чем он потратил на совершенно ненужную ему вещь. А вам - комиссионные - десять процентов от суммы. И это совсем не мало, уверяю вас... Старик перевел дыхание, вытер пот со лба батистовым платком, сделал сразу три глотка из стакана. - Ну что же, если это будет в моих силах, - после некоторого колебания ответила Елена. √ Только, ведь, правда, шансов совсем мало. Вдруг он и вправду уехал к новому месту службы куда-нибудь в Африку, в Сибирь, я не знаю. - Возможно, но все же... Обычно люди после фронта получают отпуска. Я вас умоляю - помогите мне. - Ну, хорошо, хорошо. - Она взяла из рук фанатика визитную карточку, на которой тот написал телефоны в Москве и Петрограде. - И вот еще. Я понимаю, моя просьба сопряжена с неудобствами. Так возьмите. Как аванс и на представительские расходы. - Он вынул из бумажника еще одну стопочку банкнот. - Что вы, зачем это? - Нет, обязательно возьмите. У вас будет дополнительный стимул. Вы женщина с принципами и после этого не выбросите мою визитку в ближайшую урну. - Ну, хорошо. - Преодолевая смущение, Елена и эти деньги спрятала в сумку, не считая. Но мысль мелькнула - интересно, а теперь в какую сумму он оценил мои услуги? И ведь самое смешное, ей заплатили чертову уйму денег за то, что она с огромным удовольствием сделала бы и бесплатно. В собственных интересах. А теперь вдобавок у нее будет моральное оправдание. Не безнравственная женщина, гоняющаяся за бывшим любовником, а... x x x Внезапно муж объявил, что ему придется задержаться в Байресе еще минимум на месяц. А уже были куплены билеты и отправлен багаж. И она вдруг решила, что улетит в Москву, как намечено. И будет ждать мужа там. - Не сидеть же мне месяц на ящиках в пустой квартире. - Она заговорила даже с некоторой агрессивностью, готовясь к спору и возможному скандалу, но вопреки ожиданию муж отнесся к этому спокойно. - Конечно, нечего тебе теперь здесь делать. Езжай. Я позвоню в Москву, может быть, пока с квартирным вопросом разберешься, раз уже все оговорено. А нет - поживи в гостинице, походи по театрам, по музеям... x x x ... Полет оказался очень утомительным. Мало того, что аргентинские авиакомпании еще не успели обзавестись новейшими реактивными лайнерами вроде российских АНТ-100 "Антей" или американских "Боингов" и половину пути пришлось проделать на медлительном четырехмоторном "Констеллейшене", пусть и вполне комфортабельном внутри, так и погода до самого Мехико была отвратительной. Даже на шестикилометровой высоте самолет трясло и бросало так, что Елена то и дело выглядывала в иллюминатор, не отвалились ли еще тонкие крылья, пугающе облитые голубоватыми огнями святого Эльма. Не зная, долетит ли она живой до твердой земли, Елена регулярно снимала со столика, подвозимого тоже укачавшимися стюардессами, очередной стаканчик виски и банку саморазогревающегося кофе, выпивала и на полчаса проваливалась в полусон-полубред, пронизанный тяжелым гулом моторов. Над Мехико "Констеллейшен" долго кружил, пока не плюхнулся на залитую дождем бетонную полосу. Пассажиры, выходя, осеняли крестным знамением себя, крестили стюардесс и пилотов, прижимали руки к сердцу. А Елена в полете моментами думала, не есть ли все это кара небесная за измену мужу, пусть пока и мысленную, и за согласие продать душу свою и чистые воспоминания юности странному дону Херардо, так похожему на Мефистофеля, с его ничем не сообразной платой за будущие услуги. Зато в Мехико, подождав всего три часа и вволю нагулявшись между прилавками последнего в Америке магазина "Фри шоп", где беспошлинно продавались экзотические товары, которые хорошо пойдут в России в качестве сувениров для друзей, она села, наконец, в самолет отечественной фирмы "Русвоздухфлот", поражавший как своими размерами, так и непостижимым для иностранцев сервисом в стиле допетровской Руси. И вот она, наконец, ступила на надежную московскую землю, и молчаливый ночной таксист привез ее в тихую гостиницу с полупансионом на Суворовском бульваре. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Тарханов вышел из воздухофлотского автобуса на углу Тверской и Охотного ряда. Вечерело. Сыпался с мутно-розового неба мелкий снег, под ногами хлюпала полужидкая ледяная каша. Снегопад длился уже несколько дней, и дворники не успевали убирать даже центральные улицы. Только перед подъездами богатых доходных домов и гостиниц асфальт был выскоблен досуха непрерывно гудящими ручными снегоочистителями. Одежда Сергея никак не соответствовала московской погоде, и нужно было немедленно искать пристанище. Он выбрал "Гранд-отель", его старый трехэтажный корпус, притаившийся позади нового, вонзающегося в тучи своими гранями золотистого стекла и выходящего фасадом на Манежную площадь. Когда-то ему уже довелось жить здесь несколько дней, и гостиница запомнилась старомодным уютом и некоторой, если так можно выразиться, трущобностыо, в хорошем смысле слова. Сквозные коридоры, полутемные и сводчатые, тянулись вдоль этажей на добрую сотню метров каждый, соединяясь в самых неожиданных местах поперечными проходами и мраморными лестницами с наполовину стертыми ступеньками. Создавалось впечатление, что в этом лабиринте очень легко затеряться, да и такое количество непрерывно заезжающих и выбывающих постояльцев лишало каждого из них индивидуальности. Истинный людской муравейник, в котором населяющее его человекообразное насекомое выбегает поутру из отведенной ячейки, торопится раствориться в департаментах, конторах, банках, магазинах города-муравейника высшего порядка, а вечером, изнуренное дневными трудами, мечтает лишь о том, как бы скорее повалиться в постель или приступить к скромному веселью в десятках гостиничных ресторанчиков, трактиров, буфетов и бильярдных с подачей спиртных напитков. Кому в таких условиях дело до еще одного существа, влившегося на краткий срок в здешнее сообщество... Господин Узиель Гал, инженер из Иерусалима, прибывший в Москву по коммерческим делам, снял крошечный, но двухкомнатный номер окнами на Театральную площадь и Петровку, в самом углу левого бельэтажа. По телефону осведомился у коридорного, работает ли в отеле сауна, с удовольствием услышал, что к услугам господ постояльцев не только сауна, но и русские, и турецкие бани, а для любителей есть даже и узбекский "хаммом". Что такое "хаммомо, он знал, поскольку послужил в свое время в Средней Азии, но сегодня такая экзотика его не влекла. Турецкие - это как раз то, что нужно, решил Тарханов и начал собирать узелочек с бельем. В предбаннике он впервые за трое суток разделся и отважно шагнул в овальный, пышущий жаром зал, забрался на самый верхний ярус. Распростерся на горячей мраморной скамье так, чтобы только глаза и верхняя часть головы выступали над непроницаемой пеленой содового пара. Интересное зрелище - словно летишь в самолете вдоль верхней кромки облаков. А заодно и видно, не появится ли вдруг поблизости еще чья-нибудь голова. Нью-йоркские комплексы продолжали действовать. Впрочем, хотя бы сейчас стоит наплевать и забыть. Как приятно и даже необходимо утомленному битвами воину распарить старые кости и покрытое рубцами и шрамами тело. Тем более - душу. Вчера ты был неизвестно где, не знал, выживешь ли или останешься в чужой земле (красивость, естественно, правильнее было бы сказать - в чужом морге), а теперь сидишь вот здесь, предвкушаешь грядущую рюмочку с пристойной московской закуской и думаешь - а ведь все равно, хорошо жить на свете, господа! Сейчас он как следует отмякнет, потом пойдет на сладкие мучения к турку- массажисту, который станет "ломать ему члены, вытягивать суставы, бить сильно кулаком, но так, чтобы не чувствовать ни малейшей боли, но удивительное облегчение. (Азиатские банщики приходят иногда в восторг, вспрыгивают вам на плечи, скользят ногами по бедрам и пляшут на спине вприсядку е sempre bene.) После сего будет долго тереть шерстяной рукавицей и, сильно оплескав теплой водой, станет умывать намыленным полотняным пузырем. Ощущение неизъяснимое: горячее мыло обтекает вас, как воздух!" * См. А.Пушкин. "Путешествие в Арзрум". После пузыря банщик отпустил Тарханова в бассейн. Тем и кончилась церемония. Отдохнувший и настроенный благостно, по боковой лестнице, избегая лифта, Сергей вернулся в свой номер, выпил давно чаемую рюмку водки, а потом и вторую, но в буфет идти сил уже не имел. Проверил прочность запоров на двери, окнах, пересчитал патроны в обоймах пистолета и позволил себе, наконец, заснуть, ни о чем более не думая. И отключил внутренний будильник, чтобы спать завтра без ограничений, до упора. С утра, как любой нормальный человек, вернувшийся в Москву после долгого отсутствия, Сергей отправился гулять по Первопрестольной. Проходя сквозь арку Иверской часовни, он машинально перекрестился и тут же сообразил, что жест этот мало совмещается с его нынешней легендой. Сейчас это роли не играет, но вообще-то впредь следует быть повнимательней. Гражданским, никому во всем огромном городе не известным человеком, при деньгах и без каких-либо забот, чувствовать себя было необыкновенно приятно. Однако несколько омрачали радость жизни размышления о будущем, которое Тарханов представлял довольно смутно. Звонить по оставленному Чекменевым номеру ему активно не хотелось. Он понимал, что тут его свобода и закончится. Жизненный опыт подсказывал, что не из голого альтруизма столько людей приняли в нем участие, нарушая законы нескольких государств и рискуя жизнями многих людей. Обязательно найдут ему занятие, и вряд ли оно будет синекурой. Но тут уж ничего не поделаешь, взялся за гуж, и так далее... Интересно было бы разыскать доктора Ляхова и узнать, как устроились дела у него. При последней встрече Вадим намекнул, что в ближайшее время вылетает в Россию, и тоже инкогнито, только под каким именем, еще не знает. Своей предстоящей судьбы Тарханов не знал тем более и все же предложил, если получится, подать друг другу весточку. - А как? - спросил Ляхов. Действительно, как, не зная ни будущих имен друг друга, ни места, где доведется оказаться? И все же Тарханов придумал. Нет документов - ну и Бог с ними. У него имелся талисман, расставаться с которым он не собирался ни при каких обстоятельствах. Кроме тех, когда вопрос встречи с другом уже не будет актуальным. Российский царский бумажный рубль, так называемый брутовский. Еще до Мировой войны кассир Государственного банка Брут, попавшийся на каком-то крупном мошенничестве, повесился, и судьба управляющего банком Плеске тоже была печальной. Естественно, что подписанные ими банкноты пользовались репутацией талисманов и высоко ценились среди карточных игроков, каковым был и капитан Тарханов. В свое время он отдал за него сто полновесных нынешних, на которые можно было пару раз хорошо поужинать с дамой в высококлассном ресторане. - Если сможешь - оставь записочки на Главпочтамтах Москвы и Петрограда, до востребования, предъявителю рубля серии НА - 004711. Номерок-то тоже раз в раз, как на "Тройном одеколоне". Специально не придумаешь. На конверте пометь - хранить бессрочно. Вдруг да сумею получить. А в записочке изобрази, где и как тебя искать... Сейчас, конечно, рано еще идти на почту, едва две недели прошло после их прощания, к тому же Тарханов успел "умереть", но в конце месяца уже можно будет наудачу наведаться. Мудрость состоит в том, продолжал размышлять Тарханов, чтобы с максимальной приятностью использовать выпавшие ему несколько свободных дней и до самого конца "отпуска" не думать, что завтра или послезавтра он неминуемо закончится. Тем более - ему ведь было сказано человеком, явно имеющим на это право, - избегайте самолетов. Вдруг он послушался и взял билет на пароход? Тогда в запасе минимум неделя. Этот срок он себе и положил на отдых и развлечения. Поскольку, как уже упоминалось выше, капитан был картежником, причем игроком не только азартным, но и умелым, он решил использовать свободные вечера с толком. То есть не просто потешить организм изрядными дозами адреналина, который обильно выбрасывается в кровь при рисковой игре, но и до возможных пределов улучшить свое финансовое положение. Имеющаяся в его распоряжении сумма российской, американской и израильской валюты в пересчете по курсу - чуть больше восьмидесяти тысяч рублей - в принципе достаточна для безбедной жизни в течение двух-трех лет, но ежели потребуется снять квартиру, обзавестись каким-никаким автомобилем, то останутся слезы, а не деньги. Поэтому в первый же вечер он выбрал по газетным объявлениям игорный дом. Приличный, судя по тому, что размещался он на Петровке, неподалеку от универмага Мюра и Мерилиза, и в газете был указан номер регистрационной лицензии. То есть можно надеяться, что крупье там соблюдают законы и обычаи, а профессиональных шулеров служба безопасности умеет отслеживать и в заведение не допускать. Предварительно Сергей посетил парикмахерскую, привел в порядок прическу и довольно уже отросшую шкиперскую бородку, купил в Верхних торговых рядах английский костюм табачного цвета, весьма дорогие, но стоящие того туфли крокодиловой кожи, дополняющие облик еврейского коммерсанта уровня российского купца второй гильдии, аксессуары вроде запонок, булавки, часовой цепочки, машинки для обрезания сигар и собственно портсигара. Последним штрихом был удивительно к месту попавшийся на глаза в ювелирной лавке золотой перстень с эмалевым Могендовидом*. * Могендовид - щит Давида, шестиконечная звезда (изр.). Встреченный с должным почтением, которое не помешало сотруднику местной секьюрити тщательно огладить его по всем частям тела сканером- металлоискателем, Тарханов для разминки купил фишек на тысячу рублей, примериваясь к столам и освежая квалификацию, проиграл по маленькой рублей триста в "блэк-джек" и штосе, потом столько же выиграл. Старавшийся, быть незаметным в толпе, но внимательно присматривающийся к новому гостю охранник быстро потерял к нему интерес. Шулерских замашек иностранный господин не проявлял. Тарханов и не был шулером, но свои секреты у него имелись. Основанные исключительно на наблюдательности, быстрой реакции и умении разбираться в психологии и темпераменте партнеров, а также и крупье. Кроме того, зная обычаи и правила заведения, которые можно прочесть на соответствующих табличках, определенную пользу извлечешь и из этого. Только никто их обычно не читает. Скорее всего, от самоуверенной глупости, ибо любой написанный и заверенный текст непременно таит в себе выгоду. Для того, кто сумеет быстрее и лучше сообразить, Он выиграл еще два раза по двести рублей в "блэк-джек", попросту говоря, в "двадцать одно". Один раз честно, с десяткой и девятью очками мелкими, а второй внаглую, на четырнадцати. В штосе он снял со стола пятьсот рублей на чистом везении, поскольку формула "тройка, семерка, туз" с известных времен утратила свою магическую силу. Удвоив стартовый капитал Сергей, наконец, решил попытать счастья в покер, ради чего сюда и пришел. Понаблюдал за столами, неспешно прогуливаясь с сигарой в зубах, засунув пальцы в проймы жилета. Ему нужны были партнеры особого типа. Не слишком богатые, чтобы не загоняли ставки до тех пор, пока остальные игроки сбросят карты, в меру азартные и не слишком хорошо умеющие владеть лицевыми мышцами. Вскоре он нашел то, что требовалось. Трое мужчин средних лет и дама бальзаковского возраста. Судя по всему, между собой не знакомы. Первые ставки по пятьдесят рублей. Приемлемо. Крупье сдал. Тарханову выпало ни то ни се. Но в принципе карта прикупная. Он сбросил две и получил к своим трефовым валету, даме и королю такую же десятку и джокера. На подобное везение трудно было рассчитывать. Но, видно, раз уж начало везти с новогодней ночи, хотя и несколько сомнительно, так и дальше идет. Теперь остается сидеть, в меру нервничая и отражая лицом все перипетии чужой игры. Сергей достал из кармана заветный рубль и положил его на стол, под стопочку фишек. Ну, покойнички, вывозите! Каждую следующую ставку он поддерживал, но бросал фишки сильнее раз от разу вздрагивающими пальцами. Партнеры вели себя почти аналогичным образом. На первой тысяче рублей спасовал господин в клетчатой визитке. На второй - дама и мужчина с висячими усами. Остался самодовольно усмехающийся господин, похожий на адмирала в штатском. Тарханов давно приметил, что адмиралы в массе своей непонятным, но безусловным образом отличаются как от лиц гражданского звания, так и от армейских генералов. Почему так, он до сих пор не выяснил, но на практике ошибался редко. "Ладно, ваше превосходительство, - подумал Сергей. - Для начала я тебя раздевать не буду", - и бросил на стол пятисотрублевую квадратную фишку. Партнер с все более раздражающим пренебрежением ответил тем же. "Ах, так? На чем же ты играешь? Каре тузов или тоже флеш-ройяль? Не может быть, чтобы флеш, да еще и старший..." - Отвечаю вдвое. Раскроемся? - предложил Сергей. Партнер отрицательно мотнул головой и еще поднял ставку. "Если у него денег больше, чем у меня, а на руках покер, - мне кранты. Но и сдаваться сейчас, с флешем на руках и всеми ставками - верх глупости... А он что, корабельную казну проигрывает?" Когда ставка поднялась до десяти тысяч, крупье бесстрастным голосом сообщил: - Господа, ставка предельная. Предлагаю раскрыть карты. Тарханов с облегчением, по одной выложил свой флеш на стол. Для начала сильных эмоций хватит. У "адмирала" тоже оказался флеш-ройяль, но бубновый. Выдержка, наконец, ему изменила, и он бросил карты нервно, беззвучно при этом, но отчетливо выругавшись. Встав из-за стола и сгребая фишки, Сергей вежливо поклонился партнеру. - Вы хорошо держались, сэр, - сообщил он по-английски, - не согласитесь ли выпить со мной рюмочку в баре? "Адмирал" согласился, и, сидя на высоких вертящихся стульях, они некоторое время оживленно обсуждали детали и подробности схватки, прихлебывая коньяк. - Не желаете ли повторить? - спросил собеседник, до сих пор так и не считая нужным представиться. - Коньяк или игру? - Я предпочел бы игру, но можно и коньяк. - С коньяком согласен, а играю я только единожды. Второй раз такая удача может и не повториться. Надеюсь, здесь не действует русское правило - с выигрышем не уходят? - Насколько я знаю, это правило действует только в тюрьмах и воровских притонах... Они выпили еще по рюмке, и Тарханов раскланялся. - Будет настроение - заходите, - бросил ему вслед партнер, - я тут почти каждый вечер бываю. "Нет, вряд ли он адмирал, разве только в отставке, располагающий приличным состоянием". Настроение у Сергея было отличное. И развлекся, как следует, и капитал свой за один вечер округлил почти на двадцать процентов. Ровно год за эту сумму пришлось бы служить. Теперь совсем неплохо положить большую часть выигрыша в банк, а потом заказать ужин в номер и поинтересоваться у портье, есть ли в штате девушки, готовые скрасить одиночество "гостя столицы". x x x .. Всю отведенную себе неделю Тарханов провел, как и подобает отпускнику. Спал по утрам часов до одиннадцати, потом час-полтора валялся в постели, читал газеты и смотрел новости по дальновизору. В основном - зарубежные. Все шло, почти как обычно. В Африке и Южной Азии царьки и диктаторы воевали друг с другом и повстанцами, борющимися неизвестно за что, в водах Тихого и Индийского океанов малайские и иные пираты нападали на следующие без прикрытия военных кораблей торговые суда, в парламентах цивилизованных стран продолжалась никому не интересная говорильня. На Ближнем Востоке успела начаться и закончиться арабо-израильская война. Сергей был уверен в победе союзника, но не ожидал, что победа будет настолько блестящей. Ровно за неделю великолепно обученная и сверхмоторизованная израильская армия вдребезги разгромила десятикратно превосходящего противника, трижды развернув направление главного удара на девяносто градусов. Еврейский главнокомандующий показал себя блестящим полководцем, уступающим талантом только, пожалуй, генералу Слащеву. Тридцатилетний генерал-лейтенант Яков Александрович сумел весной и летом 1919 года продемонстрировать еще большую стратегическую отвагу и лихость, не имея в своем распоряжении ни современной авиации, ни бронетехники. Только мосинские винтовки, штыки и полевые трехдюймовки на конной тяге. Зато кадры у него были покруче - офицеры с шестилетним опытом Мировой войны и добровольцы- юнкера, заведомо, как средневековые самураи, обрекшие себя на смерть, независимо, достижима победа или нет. А вот аргентино-бразильская война разворачивалась совершенно по типу давней Мировой, с вовлечением многотысячных масс пехоты, с морскими сражениями, не приносящими результата, и с тем бессмысленным ожесточением, которое не обещало скорого мира. Это, кстати, Тарханову было очень понятно. Недовоевали ребята в свое время, а сейчас, когда Великие державы положили за правило не вмешиваться в чужие разборки и не допускать новых членов в нынешнее "Антанте кордиаль", отчего же и не попробовать установить на своем отдаленном континенте свой же "новый порядок"? * "Антанте кордиаль" - Сердечное согласие (франц.) А кто победит - претендующая на тотальную гегемонию былой португальской империи Бразилия или блок испаноговорящих стран - угадать сложно. Тут стоило бы поговорить с настоящими аналитиками Генштаба, располагающими достоверной информацией, но такой возможности у Тарханова сейчас не было. Поэтому, дождавшись, когда в дверь деликатно постучит девушка Влада, он одевался сообразно погоде, шел с ней обедать к Елисееву или в полуподвальный трактир "Дядя Гиляй" на Столешниковом, а дальше уже по настроению. Заглянул попутно на Главпочтамт на Мясницкой. Как и ожидалось, письма от Ляхова пока что не было. Влада, с которой он познакомился в первый московский вечер, отнюдь не была банальной "девушкой по вызову", а своеобразным аналогом японской гейши или древнегреческой гетеры. Не то чтобы слишком красивая, но вполне миловидная, умная, прилично образованная, она исполняла роль как бы случайно встретившейся, давней, хотя и не слишком близкой подруги. Вводила его в тонкости нынешней московской жизни, показав себя приятной собеседницей с широким кругозором, эрудированной гидессой по культурным объектам и злачным местам. Быстро разобравшись в характере, уровне образования и настроениях томимого ностальгией "господина Гала", она определила для себя амплуа "своего парня" - бывают такие девушки, свободно ощущающие себя в мужских компаниях, с которыми можно говорить о чем угодно, ходить в турпоходы, сплавляться на байдарках по горным рекам и петь песни у костра под гитару. А уж постельные отношения, хотя и безусловно имели место, выглядели не более чем приятным, но необязательным дополнением ко всему остальному. На четвертый день Сергей поймал себя на мысли, что очень бы не прочь продлить знакомство с ней за пределы срока, оговоренного контрактом. Он понимал, конечно, что это полный бред и ерунда, девушка на работе, и в реальной жизни, скорее всего, так же отличается от теперешней, как театральная Принцесса Турандот от играющей ее актрисы. Но верить, вопреки всему, в суровую прозу жизни не избалованному вниманием по-настоящему чутких и ласковых женщин боевому офицеру не хотелось. Неужели он не может понравиться ей не по недельному договору, а всерьез? Чем он для нее плох? Молод, недурен собой. Отнюдь не беден. А что касается ее нынешней работы - не шлюха же она панельная, просто профессия у нее такая, можно сказать - психотерапевт широкого профиля. Это определение Владе тоже понравилось. Но когда он попытался осторожно развить свою мысль, она засмеялась и ответила: "Как говорил один мой знакомый моряк, кто пытается проникнуть глубже поверхности, как правило, идет на дно". Оставалось только согласиться. Но мыслей поговорить с ней еще раз, ближе к моменту прощания, он не оставил. Как вариант - предложить девушке продление контракта еще на месяц, полгода, год. Денег хватит (по-скольку он играл еще несколько раз и по-прежнему успешно), а там будет видно. Если бы только не полная неопределенность его будущей судьбы. В последний вечер, когда он окончательно решил, что завтра позвонит по нужному телефону, Сергей предложил Владе