нашего гостя в зубы, если не прекратит надоедать белым людям своими дурацкими разговорами и мешать нам наслаждаться погодой и пейзажами. Глава четвертая Последние два месяца обстановка в стране, точнее, отношения между Великим князем Олегом Константиновичем, Местоблюстителем Императорского престола, и российским правительством, размещавшимся в Петрограде, не слишком заметно для постороннего глаза, но очевидно для посвященных накалялись. Виноваты в этом, пожалуй, были обе стороны. А еще точнее, сейчас просто задымила фитилем бомба, заложенная под фундамент государственности еще в далеком двадцатом году. Парламентская республика согласно решению Учредительного собрания, закрепленному Конституцией, второпях и не слишком умело скопированной с британской, несла в себе означенную мину в виде института Местоблюстительства (в просторечии - регентства), представляющего собой странный компромисс между идеями Президентской республики, парламентской и конституционной монархии. Больше семидесяти лет большого вреда от такого политического гибрида не чувствовалось, скорее всего, потому, что в период восстановления политических структур России после кровопролитной и разрушительной Гражданской войны, бурного экономического роста 20-30-х годов, создания Тихо-Атлантического союза, почти двадцати лет локальных войн и миротворческих операций по его периметру сам факт существования регентства почти никого не интересовал. Ну, существует там, в Москве, что-то такое, никому не мешает, есть не просит, ну и Бог с ним. Однако, как нередко уже бывало в истории, в полном соответствии с принципом Питера, "если неприятность может произойти, рано или поздно она происходит". Как-то так сложилось, что одновременно на постах Местоблюстителя и премьер-министра российского правительства оказались люди волевые, уверенные в себе, по-своему амбициозные. Причем инициативу конфликта взял на себя глава исполнительной власти, что объяснимо. Олег Константинович принадлежал к династии, на свою должность был избран пожизненно, до определенного момента на какую-либо реальную власть за пределами вверенного ему Московского военного округа и Гвардейского корпуса не претендовал. Господин же Каверзнев Владимир Дмитриевич, председатель победившей на выборах 1996 года партии социалистов-революционеров (правых), во-первых, лично был настроен крайне антимонархически, числя в своих учителях и предшественниках таких тираноборцев, как Борис Савинков, Михаил Бакунин и др. Во-вторых, в силу особенностей характера он с трудом скрывал раздражение при одной мысли о том, что в центре России имеется территория размером со среднее европейское государство, де-факто ему неподвластная. А в-третьих, господин Каверзнев лелеял мечту о преобразовании России в президентскую республику по французскому типу, а на посту президента видел, естественно, себя. И вот тут-то фигура и должность Олега Константиновича возникала перед внутренним взором премьера во весь свой зловещий рост. Не только в буквальном смысле, хотя физический рост князя достигал двух метров и он внешне был удивительно похож на августейшего прапрадеда, Александра Второго Освободителя. По замыслу членов Первого (и до сей поры последнего) Учредительного собрания, в случае попытки со стороны какой угодно политической структуры посягнуть на неизменность Конституции и государственного устройства державы Российской именно Местоблюститель во главе подчиненной ему Гвардии обязан был "таковое посягательство со всей потребной быстротой и решительностью пресечь". Затем, после необходимых консультаций с "лояльными Конституции и российской государственности общественными силами", либо назначить новые выборы в Государственную думу, либо созвать Второе Учредительное собрание или даже - Земский собор. А в таком случае, и это прекрасно понимал господин Каверзнев, вероятность восстановления в России полноценной монархии, может быть, даже и самодержавной, становилась до неприличия высока. Вот и приходилось премьеру уже шестой год демонстрировать Великому князю свое полнейшее расположение и дружелюбие, все это время мучительно размышляя, как же из такой историко-правовой коллизии выбраться с полным для себя преферансом*. * Игра слов. Преферанс - одновременно преимущество (фр.) и редкая комбинация в одноименной игре, когда получивший ее игрок практически "раздевает" партнеров. Аналог флеш-рояля в покере. Не сразу, но суть происходящего стала ясна и князю. Он и сам был неплохим аналитиком, а в его ближнем окружении подобрались настоящие асы политических интриг, вроде того же генерала Чекменева, близкого личного друга и серого кардинала по совместительству, председателя военно- исторического клуба "Пересвет" генерала Агеева и многих других персон аналогичного калибра. Все они старательно пытались довести до сознания своего сюзерена, что ждать, пока противник нанесет первый удар, - гибельно. Никто ведь пока не знает, каким этот удар может оказаться. Сил-то и политических возможностей у премьера намного больше. Что стоит ему, например, спровоцировать парламентский кризис, предварительно (или одновременно) организовать крупные беспорядки в Москве, не остановившись перед террористическим актом против Его Императорского Высочества. А для маскировки устроить неудачное покушение и на себя тоже. И все! Вводится чрезвычайное положение, объявляется о введении (разумеется, временном) диктатуры, а где-то через год-другой вполне можно будет уже диктатору Каверзневу созывать Учредительное собрание. И принять на нем какие угодно решения. - И что же нам тогда, Олег Константинович, снова, как генералу Корнилову, с винтовкой и сумкой сухарей в очередной Ледяной поход отправляться? - говаривал обычно Чекменев, если находил к тому хоть малейший повод. - Тот раз вышло, слава Создателю и русскому офицерству, а как сейчас сложится? Ни нам, ни России это не надо... Психологический прием, на новом историческом этапе повторяющий хрестоматийную методику Катона Старшего. "Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен". Этой фразой он заканчивал все свои выступления в Сенате, какого бы вопроса они ни касались. Такие разговоры происходили у князя с его "ближним боярином" последний год с неизменной регулярностью. Олег Константинович поначалу посмеивался только, потом пытался эту тему пресекать с разной степенью решительности, а начиная с весны сам стал задумываться всерьез. Известно ведь, что вода камень точит не силой, а долгим падением. А группа агеевских "пересветов", в которую входили наиболее надежные и способные старшие офицеры Гвардии и подчиненных Олегу Константиновичу военно-учебных заведений, тем временем заканчивала разработку теоретических обоснований необходимости "превентивного удара" и даже конкретных оперативно-тактических планов. Вот и сейчас, закончив еженедельный доклад, Чекменев передал князю папку с документами, требующими рассмотрения, принял свободную позу, потянулся к палисандровому ларцу с сигарами. Великий князь принимал Чекменева в картографическом кабинете, именуемом так потому, что все стены обширного, за сто квадратных метров площадью, помещения были завешаны картами материков, регионов и отдельных стран, на полках и столах лежали и стояли всевозможные атласы, справочники, лоции и тому подобная продукция, до которой Олег Константинович был большой охотник. Имелись также три громадных глобуса, один из которых был изготовлен еще в восемнадцатом веке для Петра Первого, а последний, трехметрового диаметра, не далее как год назад на основе цветных спутниковых снимков. Другие собирают монеты, марки, картины и скульптуры, а князь обожал вот это. Были здесь карты обычные, многотиражные, на которых не жалко было рисовать всяческие значки и стрелки, проясняя для себя текущую политическую и военную обстановку, а были и уникумы, вроде подробнейших немецких, выполненных в масштабе пятьсот метров в сантиметре, а потом уменьшенных так, что целые государства помещались на стандартном листе, но с помощью лупы размером с тарелку открывали тайны всех своих "лугов, полей и рек". - А вот я тут вчера позволил себе на рыбалку вырваться, - сообщил Чекменев, чтобы слегка отвлечь Олега Константиновича, дать ему расслабиться, стать более восприимчивым к очередным судьбоносным идеям, которые генерал собирался до него донести. - Есть у меня неподалеку одно заветное местечко. Пока на поплавок смотришь, мысли разные интересные в голову приходят. - Ну-ка, ну-ка, - в отличие от последних царствовавших Романовых Олег Константинович рыбалкой в спортивном или гастрономическом смысле не увлекался, но как способ медитации признавал. Они с удовольствием порассуждали о сравнительных качествах снастей, о том, какая вода лучше успокаивает, стоячая или все же текучая, о способах быстрого копчения свежевыловленной рыбы. Князь был доволен, что наперсник* хоть сегодня не касается темы, которая, в общем-то, его пугала. * Наперсник - задушевный друг сановника или правителя, доверенное лицо (неск. устар.). Словно Рок из древних мифов, своей неизбежностью и необратимостью. То есть, если начнется борьба за власть, то до окончательного результата, каким бы он ни был, на полпути не остановишься и назад не повернешь. Олег Константинович наизусть цитировал куски из "Записок об ужении рыбы" Аксакова, вспоминал случаи из собственных географических экспедиций и вел дело к тому, что неплохо бы в ближайшие дни что-то такое сорганизовать. Тут в дверь заглянул адъютант и жестом пригласил Чекменева выйти в приемную. - Что такое? - недовольно вскинул голову князь. Он не любил, когда его перебивали. А генерал, напротив, предупредил поручика, что если последует вызов по определенной форме, то звать его к телефону невзирая ни на что. В его работе и минутное промедление может оказаться решающим. Звонил Тарханов, назвавший дежурному по управлению пароль крайней срочности. Услышав доклад полковника, генерал, честно сказать, обрадовался. Конечно, то, что произошло, - для страны, правительства, простого обывателя, - шок и трагедия. Для него, разведчика и политика, все обстоит несколько сложнее. Столь масштабная вылазка неприятеля в глубоко тыловом районе подтверждает его проработанный и выстраданный прогноз - "черный интернационал" переходит в наступление по всему периметру Свободного мира. И этой своей сегодняшней акцией, сам того не понимая, сдал отличные козыри лично ему, генералу Чекменеву. В той игре, которую он ведет пока что против правительства собственной державы, но итогом которой станет победа над самим "интернационалом". В это Чекменев верил несгибаемо. Иначе - зачем все? Жертвы среди бойцов и местного населения - это, разумеется, плохо. Но они не так уж велики, вполне сравнимы со среднестатистическими жертвами от несчастных случаев всякого рода. Политический же выигрыш представлялся огромным. Так он и доложил князю, возвратившись в кабинет. Олег Константинович, если и был удивлен и взволнован сообщением, внешне этого никак не показал. Разве что лицо у него, только что благодушное и улыбчивое, посуровело. Встав из-за стола, он безошибочно нашел на стеллаже для расходных карт нужные, прикрепил на демонстрационный щит. План города Пятигорска с окрестностями и обзорные карты Северного Кавказа и Закавказья. - Самое главное, - тоже подойдя к картам, продолжал Чекменев, - захвачен важный "язык". И захвачен моими людьми, без ведома местного ГБ. Я уже распорядился послать за ним самолет. Часа через три-четыре буду иметь удовольствие с ним разговаривать. То есть мы здорово выигрываем во времени. - Поговори, поговори... - Олег Константинович тоже начал просчитывать в уме расклад. - Сразу же доложишь результаты. - Тут еще один пикантный момент. Самое интересное Чекменев приберег на десерт. - Прежде всего, вчера вечером успешно завершена операция "Кулибин". Там же, в Пятигорске. Конструктор "Гнева Аллаха" изъят вместе со всей своей "кухней" и в настоящее время тоже этапируется в Москву. К вечеру, надеюсь, будет здесь. Я не хотел докладывать, пока не увижу его своими глазами. Но раз уж так вышло... Уверен, что захват города предпринят в целях его освобождения. Мы нечто подобное предвидели, почему и немедленно вывезли объект из Пятигорска, организовав соответствующую отвлекающую операцию. Она, очевидно, сработала. Но самое интересное даже не это. Опять отличился наш герой, Тарханов-Неверов... И пересказал то, что успел услышать по телефону от самого Сергея. - Надо же! - поразился князь. - Это какой-то особый талант - попадать в такие переделки. - А главное - выходить из них с минимальными потерями и максимальным успехом. Сам жив, заложники освобождены, важный "язык" захвачен. Конечно, если бы юнкера не подоспели, все кончилось бы для него и для заложников куда печальнее. - Так в этом и мастерство. Вовремя сориентировался, вызвал подмогу, продержался до ее прихода. И, как я понимаю, дезорганизовал негодяев настолько, что егеря освободили гостиницу почти без потерь, - возразил Олег Константинович. - Снова придется награждать. Как считаешь? - Ежели вашей властью, так единственно Георгием, но теперь уже третьей степени. А к государственным его представлять нет никакого смысла. Поскольку сейчас он в некотором роде поручик Киже, фигуры не имеющий. - Кардинал Ришелье и король Людовик своих верных слуг вообще исключительно деньгами и перстнями награждали, - усмехнулся в бороду регент. - Ну, деньги, что деньги. Они у меня и так ребята не бедные последнее время. - Будь по-твоему, Георгий так Георгий, хотя третий - это уже генеральская награда. - Не будем формалистами. А если требуются прецеденты, так государь император Павел Первый капитан-лейтенанта Белли за взятие десантом Неаполя ордена Андрея Первозванного удостоил, положенного лишь коронованным и особо высокопоставленным особам. - Да-да, помню. "Ты меня, Белли, удивил, так теперь я тебя удивлю". Так дела пойдут, он скоро полным кавалером станет... Однако лучше бы таких возможностей ему больше не представлялось. Раз повезло, два повезло... Мне живые герои нужны! Князь, внезапно задумавшись, отошел к окну. Наполовину сгоревшую сигару он подносил к губам так часто и затягивался так глубоко, будто это была обычная сигарета. - Хотя вообще-то, - не оборачиваясь, заговорил он, - полковник Тарханов не только креста не заработал, а приличную ссылку как минимум, будь я самодержавным правителем. - То есть? - осторожно поинтересовался Чекменев. - Так сам посуди - что толку нам от его геройских подвигов? Прямо Козьма Крючков времен войны четырнадцатого года. Ну, убил он десяток немцев пикой и шашкой, так потом немецкая пропаганда четыре года своих граждан ужасами вторжения русских казаков пугала. И немало в том преуспела. Задумайтесь, генерал. - Уже задумался, - кивнул Чекменев, начиная понимать ход княжеской мысли. - Если бы местные бандиты или турецкий десант, какая разница, захватили Пятигорск, а то и весь район Кавминвод по-настоящему, да потом правительственные войска штурмовали его дня три, а я бы успел за это время кое с кем договориться, выбросить гвардейский корпус к Владикавказу якобы для прикрытия границ в условиях иностранной агрессии, сопряженной с внутренним мятежом! Через месяц бы смог назначить тебя, скажем, наместником Кавказа. Со ставкой в Тифлисе и соответствующим парламентским кризисом в Петрограде. Как? - Хорошо, Ваше Императорское Высочество. А это нам надо? Грубовато, на мой взгляд. И - торопливо. Великий князь смотрел на "ближнего боярина" с усмешкой сквозь бороду. Намекая, что он все равно умнее. - Значит, оставляем все как есть? Тарханову - орден, а нам что? - Именно так. Тарханову орден, нам политический навар. Пусть на Кавказе происходит все, как происходит, а я ближе к ужину доложу про наши местные дела. - Доложишь, конечно, доложишь... Князь подошел к карте, начал водить карандашом, не касаясь, впрочем, бумаги, между Трапезундрм, Эрзерумом и берегом озера Ван. Прекрасная оборонительная позиция на южных границах России, опирающаяся на три первоклассные крепости и пятикилометровую в глубину полосу дотов, надолбов и колючей проволоки. Одна беда - и по Черному, и по Каспийскому морям свободно ее можно обойти хоть на фелюгах, хоть на подводных лодках и высадиться в любом месте, от Одессы до Астрахани. В чем смысл такой "госбезопасности"? - И что говорят ваши информаторы и аналитики? Да я и без них знаю. Тренировочные лагеря и базы хранения боевой техники у исламистов, мечтающих о возвращении Ванского пашалыка* примерно здесь? - Князь ткнул острием карандаша в район Деярбакыра. * Пашалык - провинция, управляемая пашой (тур.). - И здесь, и там, и в любом другом конце света. Ваше Высочество, ну почему это вас так волнует? Да пусть, наконец, эта мировая война начнется сама собой, с любого направления, тогда у нас с вами хоть цель появится... - Циник ты, Игорь, - с сожалением ответил князь, сломал в сильных пальцах карандаш и бросил его на пол. Его прадед Александр Третий Миротворец вообще умел разорвать пополам полную колоду карт и согнуть серебряный рубль. - А как могло бы здорово получиться! Воздушные десанты здесь, здесь и здесь. Черноморский флот атакует район Зонгулдака, Средиземноморский отряд может за сутки дойти до Мерсины. И - все. Большая часть текущих проблем была бы снята. Никто бы и не пикнул. Лицо его приобрело мечтательное выражение. Что ж, с точки зрения оперативного искусства такая операция не была бы слишком сложной и увенчалась бы успехом с минимально возможными потерями. А с точки зрения большой стратегии? Мы бы просто удлинили линию боевого соприкосновения с противником, ничего особенно не выиграв. Сухопутные границы никогда не могут быть обороняемы достаточно надежно. Вот если бы занять всю территорию Евразийского континента, повсеместно выйдя к береговой черте, тогда, может быть... Но для этого нужно иметь примерно пятнадцатимиллионную кадровую армию. И кое-что еще. Примерно так Чекменев князю и сказал. - Вот уж и помечтать нельзя! А пока я, значит, должен ждать, пока вы... - Совершенно верно. Вы не договорили, и правильно сделали. Когда (и если!) войне придется возникнуть, на то есть Генеральный штаб, правительство, союзы и коалиции. В общем, реалполитик. А пока я бы вам посоветовал заняться более насущными вещами. - Ну, давай займемся, - одновременно с усталостью и облегчением ответил претендент на Российский престол. Знал его Чекменев почти пятнадцать лет и все эти годы считал своим главным достоинством - вовремя догадываться, когда Олег Константинович говорит всерьез, а когда занимается "дипломатией". Они, конечно, друзья, пусть не детства, а офицерской юности, и единомышленники, а все равно - должна же быть разница между простым смертным и коронованной особой. Совпал вовремя - ну и молодец. Нет - не взыщи. Это даже к самым лучшим начальникам относится. - По официальным каналам информация о захвате города еще не проходила? - До нас, как видите, пока не дошла. А в военном министерстве и в правительстве - не знаю. Ежели обычным порядком - из Ставрополя в округ, оттуда в столицу, так примерно сейчас и должна дойти. Оперативная, я имею в виду, а так пока рапорты напишут все, кому положено, в общую докладную сведут, зашифруют, расшифруют - премьеру на стол не раньше чем к ночи попадет. А мы уже и пленного допросим, и от Тарханова объяснительную отберем. В темпе мы хорошо выигрываем... - А журналисты? - Там же вся связь с внешним миром отрублена была. Только вот сейчас и включилась, когда Тарханов позвонил. Думаю, что в ближайшие минуты по радио и дальновидению что-то пойдет. - Меня вот удивляет, как это за полдня никто из местных жителей из города не выбрался, тревогу не поднял. Там до Минеральных Вод, до Ессентуков за час пешком добежать можно... - Не могу сказать. Не располагаю информацией. Может, желающих рисковать головой не нашлось, а может, и нашлись, да выходы из города хорошо перекрыты. Связь-то всех видов они обрубили грамотно. Очевидно, имели в городе разветвленную сеть. Мне вообще кажется, что произошло дикое совпадение по времени двух совершенно разных ситуаций. Захват города планировался независимо от нашей операции. Все было уже подготовлено, фигуранты расставлены по местам, предприняты меры по нейтрализации МГБ, полиции, гражданских властей, средств транспорта и связи. Дальней и ближней блокаде города. Но намечалось все не на сегодня, а на завтра- послезавтра. А тут Тарханов с Кедровым сработали. И у кого-то просто не выдержали, нервы... Эх, пустили б меня туда, я бы плотненько поработал, - мечтательно закончил свою тираду Чекменев. - Не пустят же, и нечего об этом говорить, - поморщился князь. - Скажи лучше, на повышенную готовность не пора Гвардию переводить? - Не вижу необходимости. Батальон "печенегов" у меня всегда в полной боевой, а войска не стоит. Только гусей дразнить раньше времени. Глава пятая Экзамены за первый курс Академии оказались трудными даже для Ляхова, поднаторевшего за шесть лет университета в сдаче весьма мудреных медицинских наук. Там он, случалось, ухитрялся за три дня и ночи пробежать тысячестраничный учебник биохимии или психиатрии, после чего получал вполне приличную оценку. Здесь такие фокусы тоже проходили, но лишь на сугубо теоретических дисциплинах, где можно было взять памятью и общей эрудицией. А в основном система подготовки дипломатов-разведчиков предполагала решение конкретных тактических и психологических вводных, дешифровка и переводы иностранных текстов без словаря, составление отчетов и рефератов на заранее неизвестную тему. Потом еще месяц, проведенный в полевых учебно-тренировочных лагерях, и вот наконец-то у Вадима на руках выписка из приказа о переводе на следующий курс, отпускное свидетельство, положенные суточные, проездные, лечебные и прочие суммы. Только теперь он ощутил себя совершенно свободным и почти счастливым. В отличие от нескольких неудачников, испытания не выдержавших и отчисленных в войска. Сначала успех отпраздновали всем уцелевшим составом в ресторане с подходящим названием "Виктория". Кухня и интерьер понравились, почему и было решено отныне и впредь учредить традицию - "товарищеские обеды" по случаю радостных общекурсовых событий устраивать только здесь. На следующий день, отоспавшись, забрав у портного свежепостроенный штатский костюм, он наконец-то разыскал Майю и пригласил ее отметить избавление от бездны премудрости, а также обсудить дальнейшие планы. Для этой цели был избран слывший весьма респектабельным плавучий ресторан "Утеха". В отличие от других москворецких "поплавков" он не стоял на вечном приколе у набережной, а совершал ежевечерне неторопливый шестичасовый круиз от Воробьевского моста до Звенигорода и обратно. Хватит времени и поесть, и выпить, и потешить глаз окрестными пейзажами. Особенно если, как сегодня, ожидается полнолуние с заходом солнца в двадцать один час и восходом луны в 21:30. Погоды этим летом в Москве стояли удивительно теплые, и Вадим заказал столик из самых дорогих, расположенный, выражаясь флотским языком, на шканцах, то есть в самом удобном и почетном месте корабля, на верхней палубе, между грот- и бизань-мачтами. Здесь обдувал легкий ветерок, совершенно не достигали кухонные запахи, как во внутренних залах и кабинетах, и вид на московские набережные, а потом и на прибрежные леса и луга открывался великолепный. Стилизованный под старину трехпалубный пароход деликатно дымил из высоких, начищенных медных труб, шлепал по воде плицами огромных гребных колес, выруливая на фарватер. Заказ был Ляховым сделан заранее, закуски и напитки уже стояли на столе, огражденном с двух сторон полупрозрачными поляризованными экранами, заслонявшими и от нескромных взглядов соседей, и от почти горизонтальных лучей закатного солнца, глушащими чужие разговоры и не выпускающими за пределы оплаченного пространства собственные. Музыка же струнного квартета, расположившегося на крыле кормового мостика, доносилась сюда беспрепятственно. Что еще можно желать утомленному науками и в службой офицеру, впервые после месяца разлуки встретившемуся со своей дамой? И глядящему на нее по этой причине жадно-восхищенным взглядом. Майя выглядела великолепно, причем с минимальными собственными усилиями. Она принадлежала к тому типу женщин, которые умеют сохранять шарм и в турпоходе, и сразу после сауны. Кремы же, помады, тушь и прочая косметика используются лишь для создания желаемого в каждый конкретный момент эффекта. Сейчас ей, как в один из первых вечеров их знакомства, вновь захотелось выглядеть очаровательной юной девушкой, может быть, впервые оказавшейся в столь роскошном и неизвестно еще, достаточно ли приличном заведении. Естественно-розовые, возможно, и нецелованные еще губки, большие удивленные глаза, в глубине которых таится настороженность и тревога, едва-едва (словно с опаской, не слишком ли нескромно получится?) взбитые золотистые волосы. Неброские золотые сережки с изумрудами, кулончик на тонкой цепочке - скорпион с изумрудными глазами. Очень ей подходящий знак Зодиака. Перстень, внешне неброский, но наметанный глаз отметит и старинную работу, и то, что камень печатки тянет не меньше чем на десяток каратов. И платье цвета недозрелого лимона, вроде бы простого покроя, ненавязчиво подчеркивающее и обозначающее все, что нужно. "Схема - девушка из хорошей семьи в день помолвки, - прикинул Вадим, вспоминая знания, полученные на одном из спецкурсов. - Кто ее не знает, непременно должен купиться". Сам-то он тоже в свое время поймался, пусть и на другой, но тоже тщательно продуманный образ, и теперь эта девушка владеет его вниманием в гораздо большей мере, чем следовало бы. Нормальные отношения с Еленой были гораздо логичнее, а вот не вышло. Не вышло в первый раз, не вышло и во второй. Не так давно он получил от нее спокойное, хорошее письмо, где она благодарила его за все, что Ляхов для нее сделал и в личном, и в финансовом смысле, и что ей очень жаль терять не только его, но и всех его друзей, которые успели стать и ее друзьями. И все-таки... "Может быть, когда там кончится война, я поеду в Аргентину, постараюсь найти место гибели Владислава, поставить ему памятник, если получится. А пока возвращаюсь в Петроград. Буду рада увидеть тебя. Желаю счастья". Грустно было читать это, и одновременно он ощутил некоторое облегчение. Пожалуй, и правда не стоит возвращаться по следам своим. Зато с Майей ему было если и не просто, то всегда интересно. Вот и сейчас. - Я рада, что наконец нас никто не потревожит и при всем желании ты отсюда никуда не сбежишь до конца плавания, - сообщила девушка, ласково улыбаясь. Возникший ниоткуда официант ровно секунду назад наполнил ее бокал шампанским и вопросительно посмотрел на Ляхова. Тот указал взглядом на графин с маслянистым, желтоватым хересом. Прогулка ожидается долгая, начинать сразу, с водки неуместно по многим причинам. - А что, опасения были? - в той же тональности спросил Вадим. Коснулся краем своего бочкообразного бокала ее - тонкого и высокого. - Ну, со свиданьицем! - С ним. Не только были, но и остаются. Неужели за месяц не было возможности хоть на вечер выбраться ко мне? - Верь не верь, а ведь и не было. Я сам поначалу удивлялся, Академия, офицеры высоких рангов, а дисциплинка строже, чем в Экспедиционном корпусе. В первый же развод было объявлено, что и самовольная отлучка, и употребление спиртных напитков относятся к позиции "Ворон", влекущей за собой немедленное отчисление со сборов с последующим увольнением. - Неужели? Бедненький ты мой. И как? - Один подзалетел, - лаконично ответил Ляхов. Рассказывать о том, как, уже после изгнания нерасчетливо нарушившего приказ товарища, они все же единожды распили, по неотложному поводу, бутылку в палатке, после отбоя, в темноте и под одеялами, а потом закапывали пустую посудину в вырытой штыком ямке под деревянным настилом, не хотелось. Было тут нечто унизительное для офицерской чести. Вместо этого он поведал ей, что курсовое начальство, не вполне уверенное в истинности афоризма Бэкона "Знание само по себе есть сила", увлеченно заставляло эту самую силу и выносливость усиленно развивать. Ярко и доходчиво рассказал о ежеутренней пробежке по штурмовой полосе длиной в пятнадцать километров, где сверхсрочные фельдфебели из роты организации учебного процесса их гоняли, будто первогодков морской пехоты. О тренировках по всем видам рукопашного боя. О том, как после обеда из солдатского котла "военных аристократов", "мозг Гвардии", посылали на стрельбище, где мучили "большим стандартом"*, или на манеж для верховой езды. И лишь перед ужином, будто вдруг вспомнив, с кем имеют дело, устраивали семинары на высоком, геополитическом, можно сказать, уровне. * "Большой стандарт" - стрелковое упражнение - по 20 выстрелов из винтовки из положений лежа, с колена, стоя. - Зато ты поздоровел, загорел, стал еще интереснее, - сообщила Майя и погладила Вадима по руке. Ему показалось - искренне. Больше всего Ляхову хотелось сейчас полностью отключиться от всего прошлого и будущего, на самом деле посвятить шесть часов прогулки наслаждению ужином, природой, общению с прекрасным и невинным во всех смыслах существом. Так не выйдет же. Не та партнерша и не тот расклад. И не ошибся, конечно. Разумеется, поговорили они и на приличествующие любовной встрече темы. Им было о чем поговорить. Майя намекала, что, если Вадим пригласит ее провести пару недель, исключительно вдвоем, в путешествии, скажем, на юг Франции или, на худой конец, в Крым, она не станет отказываться слишком настойчиво. Ляхова подобная перспектива в принципе устраивала, слишком уж он соскучился по женскому обществу, но несколько беспокоила мысль, не придется ли сразу после этого - под венец? Если ей очень захочется, отвертеться будет совсем непросто. Поэтому он старался отвечать уклончиво, в том смысле, что, конечно, идея восхитительная, но сначала нужно ее обдумать поосновательнее, на свежую голову. Мимо проплывали башни окраинных небоскребов с зимними садами на крышах. Верхние их этажи еще сверкали алыми бликами закатного солнца, а нижние уже растворялись в сумерках. А потом пошли мачтовые сосны, вышедшие вплотную к береговому обрыву. Запахи нагретой летним жаром смолы нахлынули на палубу ресторан-парохода, медовых трав, разожженных на недалеких дачах костров. - Горячее не прикажете подавать? - вновь возник в проходе официант в белой робе корабельного стюарда и капитанской фуражке. - Избавьте, - отмахнулся Ляхов. - Еще и закуски не съели. Развернемся на обратный курс, тогда и подадите. А до разворота было еще полных два часа. На все времени хватит. "Ну, давай, моя дорогая, давай. Ты ж наверняка за месяц поднакопила эмоций и информации и не только о поездке на воды думала". Эмоции Майя решила оставить до более подходящего времени, а к информации перешла немедленно. - Папаша мой долго размышлял о твоей задачке. Ну, которая нам поначалу показалась вполне бессмысленной. Ляхов ждал, что эта тема возникнет. Только - несколько позже. А задачка действительно была интересная. Насчет единственно приемлемой для России формы государственного устройства, сочетающей достоинства всех ранее существовавших режимов, но лишенной их недостатков. И о практических путях достижения этой, по определению, недостижимой цели. - И что? - Ему показалось, что ты не просто его эпатировал, а на самом деле знаешь нечто очень важное. - Для кого? - изобразил наивность Ляхов. - Для нас. - В смысле - для государственной прокуратуры? Нет, в эти игры я не играю... - Да что ж ты за такой невозможный человек! - Майя чуть не швырнула бутерброд с икрой ему в лицо. По крайней мере, такое желание выражение ее глаз продемонстрировало. Но, наверное, воспитание не позволило реализовать душевное движение. - Для нас! Для отца, для меня, для тебя... - А я при чем? Пожалуй, он переиграл. Майя вскочила, оглянулась по сторонам, будто не зная, куда бежать. Был бы это городской ресторан, выскочила бы на улицу и бросилась в первое попавшееся такси. Но бутылочно-зеленая речная вода за бортом к прыжку через леера не располагала. Постукивая каблучками, походкой, которая мгновенно притянула взгляды абсолютно всех сидевших за окрестными столиками мужчин, даже тех, кому гримаски спутниц не сулили ничего хорошего в ближайшем будущем, девушка дошла до кормового фалышборта, облокотилась на него локтями, замерла в позе немого отчаяния. При этом край платья сзади у нее приподнялся таким образом, что только неимоверное волевое усилие удерживало сильный пол от желания немедленно завязать шнурок на туфлях, к примеру, или уронить зажигалку и поднять ее, воровато косясь в известном направлении. "Ладно, девушка, поиграйте, воля ваша", - подумал Ляхов, наконец-то избавленный от необходимости соблюдать светский тон, прихлебывая винцо, и налил себе хорошую рюмку водки. Слава богу, он сейчас Майе нужнее, чем наоборот. Честно говоря, ему не очень хотелось именно сейчас валять дурака, проводя над ней психологические опыты. Она ведь в самом деле волновала его как женщина, и мысль о том, что вот две дюжины мужиков сейчас пускают слюни, пялясь на ее ножки, а к ней домой сегодня вечером поедет все-таки он, - радовала. Так вольно же тебе, милая, изображать из себя Мату Хари именно сейчас! Конечно, господин государственный прокурор Бельский был заинтригован еще в день их первой встречи. И странной способностью Вадима с первого взгляда определять степень искренности собеседника, его интеллектуальный уровень и эмоциональный настрой. И его намеками и полунамеками на то, что знает, как сформировать в России новую касту сверхнадежных и сверхкомпетентных управленцев. Тем, наконец, что не понимал Василий Кириллович причину, по которой безвестный офицер был вдруг приближен к высочайшей особе. То есть, короче говоря, надеялся прокурор лично и через посредство дочери разобраться во всем происходящем. А там и определиться - следует ли употребить власть для пресечения зреющего противоправительственного умысла или, напротив, вовремя оказаться на стороне, которая способна предложить ему нечто большее, чем не слишком уже далекий и не очень жирный пенсион. А тут кандидат в зятья вдруг исчез на два месяца из поля зрения, оставив после себя недоумение и тревогу. Потерял, похоже, темп господин Бельский за время отсутствия Ляхова, любопытство его томит, и не только любопытство, наверное, раз его доченька так гонит лошадей. В интуиции прокурору, конечно, не откажешь. Аппаратик доктора Максима Николаевича, названный "верископом", долженствующий обеспечить проведение придуманной лично Ляховым "кадровой революции", уже в апреле работал достаточно убедительно, а с тех пор был значительно усовершенствован. И мог быть запущен в серию хоть завтра. Но, тем не менее, понимая причины поведения подруги, Вадим так просто прощать не хотел. Хоть из приличия могла бы посвятить сегодняшний вечер и ночь исключительно интимному общению. Как любили говорить в полку - война войной, а обед по расписанию. Так сейчас все происходит с точностью до наоборот. Окликать Майю или подходить к ней, чтобы погладить по плечику, он не стал. Пусть полюбуется кильватерной струей. Не вредно. Не океан за бортом, но все же приятное для глаз и успокаивающее нервы зрелище... Разумеется, через несколько минут она вернулась. А куда деваться? Села за стол как ни в чем не бывало. - Извиняться будешь? - Буду, - с готовностью кивнул Ляхов. - И даже - уже. Простите дурака. Одик-с в казармах, тонкое обращение стал забывать. Примите уверения и все такое прочее... Со снисходительной улыбкой она досмотрела до конца процесс посыпания головы пеплом. Положила тонкую ладошку поверх его руки. И, в полном соответствии с уже проведенным Вадимом анализом партии, начала объяснять, что отец очень ответственно относится к своей должности, но в то же время считает, что служит не какому-то конкретному правительству и даже не существующему государственному устройству, а России в широком смысле. Что нынешнее положение полковника Половцева (его настоящей фамилии она так до сих пор и не знала), круг его общения, личное знакомство с князем, как бы он от него ни открещивался, и другие привходящие обстоятельства заставляют предположить, что тогдашние слова отнюдь не случайность и не шутка даже. Что при определенных обстоятельствах Василий Кириллович мог бы взглянуть на вещи несколько шире, чем предполагает должность и даже нынешние убеждения. Но хотел бы принимать решения с большим знанием дела. - Что ты имел в виду, говоря об иной схеме власти? Если еще точнее, каким таким секретом ты владеешь, чтобы заявлять, что иная система власти возможна и будет намного эффективнее, чем любая другая. Отец так понял, что это дело уже чуть ли не в стадии практической реализации. - Поверили, значит? - осведомился Вадим, подливая в бокалы вино. Рюмка водки поверх хереса принесла как раз нужное состояние духа. Еще не пьян, но кураж поднялся значительно. - Не набивайся на комплименты. Что ты мужчина и собой недурен, и умом не обделен, сам знаешь, не хуже меня. В одночасье задурил бедной девушке голову и сорвал цветок невинности! Ладно, ладно, не буду больше! Нет, Вадим, если без шуток... Кто бы стал с тобой дружить и общаться, если бы... Дураков и болтунов не награждают крестами и не берут из провинциальных гарнизонов в Гвардию и в Академию. Так что... - Спасибо, тронут. Ну, если предположить, что мы сейчас продолжаем тему одного из наших академических семинаров... Только не смешно ли выйдет? С девушкой за ресторанным столиком, на фоне изумительной природы - и доклад о грядущих судьбах государства Российского? - Отчего бы и нет? Если девушка не столь глупа, чтобы интересоваться только светскими сплетнями, сравнительными достоинствами и статями возможных женихов, ценами на тряпки. А о чем ты предпочел бы со мной говорить? О неясных чувствах, которые я в тебе пробуждаю? О размерах моего приданого? Можем и об этом поговорить, только несколько позже. Согласен? - Нет, ну можно еще о литературе, о живописи. Я даже несколько стихов наизусть помню. Как это там? "Я пригвожден к трактирной стойке, я пьян давно, мне все равно, а счастие мое на тройке в сребристый дым унесено..." - Великолепно. Блок. В кружке чтецов-декламаторов занимался? Потом выгнали или сам бросил? Ляхов изобразил смущение. - Так что, милый, давай все-таки поговорим о том, что у тебя лучше получается. - Ну, если ты так считаешь... А то я еще про живопись знаю. Недавно каталог выставки "Адольф Гитлер и его время" пролистал. Очень впечатляющие батальные полотна времен мировой войны. Не первого ряда художник, конечно, но есть в нем некая талантливая сумасшедшинка. Навроде Чюрлениса... Майя слушала его, наклонив голову, совершенно с тем выражением, что подходит для иллюстрации поговорки "Мели, Емеля... ". И не перебивала. Пришлось ему таки смолкнуть на полуслове, чтобы не