о в его биографии ничего подобного. И отца с собственной "Победой" не было, и в свои двенадцать лет он уже учился в кадетском корпусе, на лето выезжал совсем в другие лагеря. Однако ощущение полной реальности и той жизни пока еще сохранялось. Он схватил карандаш и быстро, пока не выветрилось из памяти, изобразил на обороте с папкой чьей-то истории болезни все, что только что видел. - Так, получилось, значит, - задумчиво сказал Ляхов, рассматривая набросок. - И что же мы здесь имеем? "Моральный кодекс строителя коммунизма". Коммунизм - это нам понятно. Именно ради него большевики и затеяли свой переворот и Гражданскую войну. У нас - проиграли. Там, очевидно, нет. "Ордена комсомола". Что такое комсомол - не знаю. Раз с маленькой буквы, значит, не человек, а какая-то, организация, партия или в этом роде. Ордена какие? Не наши, очевидно, таких круглых у нас не было. Что тут под ними за даты? 1928, 1931, 1945, 1948, 1956, 1968... Мне они ничего не говорят, но, наверное, какие-то ключевые события именно в эти годы происходили, важные для всей страны и именно этого вот "комсомола". "Члены Политбюро". Так у большевиков назывался высший руководящий орган их партии. "ЦК" - это Центральный комитет. Историю в своей Академии Ляхов учил хорошо, смутно знакомые Тарханову термины у него прямо от зубов отскакивали. - Только ведь партия их называлась "РКП". А здесь "КПСС". Или переименовали в твоей реальности, или власть в очередной раз поменялась. От тех к этим. Хотя "КП" присутствует и там, и там. Значит, скорее переименовали. А что такое может значить "СС"? Впрочем, сейчас это несущественно. Зато "Заветы" дают нам полное право считать, что все у большевиков получилось и ихний вождь остался вождем и кумиром, раз даже детей так обзывают. С "пионерлагерем" тоже никаких сомнений. На романтику господ большевиков потянуло. Фенимора Купера в детстве начитались. "Вождь красножопых", "Пионеры" и так далее. Лагерь, где отдыхают и готовятся к грядущим боям подрастающие большевички. И флаг на мачте красный, как ты отметил... - И что в итоге все это должно означать? - Тарханов, избавившись от шлема, налил по третьей и в очередной раз закурил. - Вы будете смеяться, Сережа, - сообщил Ляхов с интонациями персонажа одесского анекдота, - но вы побывали в мире, где большевистская революция победила, где они строят (но отчего-то за семьдесят примерно лет почему- то так и не построили) свой пресловутый коммунизм и в котором мире ты, наверное, жил. А возможно, и я тоже. Потом мы с тобой каким-то странным образом перескочили в этот мир, где и живем с самого рождения, что особенно интересно. - Но это же бред? - с надеждой спросил Сергей. - Отчего же? - Ляхов испытывал удивительное спокойствие. Его самого данная коллизия словно бы и не взволновала, и не удивила. Разве что как исключительно интеллектуальная загадка. "А чего, собственно, волноваться? - слышал он как бы совершенно посторонний внутренний голос. - Мало ли подобных теорий приходилось читать и раньше. Идея о загробном мире чем лучше? Или, допустим, метемпсихоз, сиречь - переселение душ". Ляхов, как уже упоминалось, был человеком, в обычном понимании совершенно неверующим, атеистом, проще говоря, верил единственно в судьбу, рок, фатум. Однако готов был допустить, что адепты каких угодно религий тоже по-своему правы. Общался он одно время с военным священником, тоже парнем в обычном смысле неверующим и довольно-таки циничным. Врачи и попы в этом деле нередко сходятся. Так вот тот протоиерей любил говорить, подвыпив: "Я служу не богу, который то ли есть, то ли нет. Я служу идее бога, ради которой люди две тысячи лет совершают как внушающие уважение подвиги, так и непередаваемые гнусности. И я считаю, что пусть бремя данного служения несут люди вроде меня, чуждые фанатизма, способные не увлекаться, не обольщаться, не грозить карами небесными, но понимать..." Тоже позиция. А сейчас Вадим вдруг подумал, а что, если на самом доле они с Тархановым в том бою все-таки погибли. Как и вытекает из нормальной логики и теории вероятностей. Погибли, и все. Нет тех парней больше. Те же, кто по- прежнему считают себя Тархановым и Ляховым, - совершенно другие люди. По какой-то странной случайности носящие те же имена. Или - даже не носящие их. Просто они забыли, как назывались в прошлой жизни. Конечно, все это имеет смысл только в том случае, если вообще существует какая-то иная реальность. А она ведь существует. Тарханов по всем параметрам психически совершенно нормальный человек, отнюдь не шизофреник. И тот Маштаков, с которым он пока не знаком, наверное, тоже. Гипоманьяк - скорее всего, но не шизофреник. И то, что сейчас Сергей ему изобразил, придумать он просто не мог. Будь он даже столь же натаскан в истории, как сам Ляхов. Очень трудно обычному человеку с нуля изобрести новую реальность, не основанную на уже известных фактах и принципах. То же "КПСС", к примеру. Вообразить победу большевиков не слишком трудно, а вот почему не оставить знакомое "РКП"? "Пионеры", опять же. Почему не "скауты"? Совершенно новую форму орденов с лету выдумал. Привязал к ним совершенно произвольные, но наверняка что-то обозначающие даты. В общем, все это явно за пределами способностей, а главное - направленности личности полковника Тарханова. Иначе бы он не в егерях служил, а фантастические романы писал. - Знаешь, Сережа, есть у Джека Лондона отличная книжка: "Смирительная рубашка" называется, а в другом переводе - "Межзвездный скиталец". Там один парень, сидя в тюрьме, нашел способ совмещаться со своими же прошлыми воплощениями и за несколько дней проживать целые жизни, в режиме реального времени и со всеми подробностями. Все очень убедительно. Можем к себе примерить. А как врач и реалист, я бы предпочел посоветовать нам обоим наплевать и забыть всю эту ерунду. Ну, бывает такое. Последствия контузии, сильное нервное перевозбуждение, плохо очищенная водка, гипнотическое воздействие странной личности господина Маштакова. В итоге - довольно яркая галлюцинация. Ну и что? Пожуй грибов рода псилоцибе - не то еще увидишь. Однако, - заметив протестующий жест друга, сообщил Вадим, - как будущий дипломат и разведчик-аналитик, я такого не скажу. Поскольку почти убежден - рацио здесь непременно присутствует. Не такие мы с тобой люди, чтобы галлюцинировать по пустякам. Если помнишь - я тебе до всякого Маштакова говорил, что дела с нами творятся странные. Ты всего лишь слегка прояснил ситуацию. - Ну а дальше-то что? - спросил рационалист Тарханов. Для него каждое явление окружающего мира, понятное или не очень, непременно должно было претворяться в ясную интеллектуальную или мышечную реакцию. - Пока - ничего. Вернее, сейчас вот твою бутылку допьем, - у меня, кстати, в холодильнике другая есть, - потреплемся в свое удовольствие, к девочкам съездить можем. А когда ты дашь мне возможность с господином Маштаковым поговорить профессионально, вот тогда и до выводов, даст Бог, доберемся. Глава девятая Генерал Чекменев принимал Тарханова в своем новом кремлевском кабинете, на втором этаже здания Арсенала, куда переселился только три дня назад. Великий князь вдруг решил, что начальника контрразведки лучше всегда иметь под рукой, а заодно и не привлекать лишнего внимания к их достаточно частым встречам. Олег Константинович был вполне в курсе того повышенного интереса, что с некоторых пор начало проявлять к нему Петроградское правительство и державное Министерство госбезопасности. Ежедневные проезды автомобиля Чекменева через Спасские ворота, безусловно, не останутся незамеченными и послужат дополнительной пищей для превратных мыслей недоброжелателей. А так он может заходить к князю по вызову, всего лишь перейдя замощенную брусчаткой площадь, окруженную вековыми голубыми елями. Наскоро отремонтированные помещения пообветшавшего за последние десятилетия корпуса произвели на Тарханова двойственное впечатление. С одной стороны, пятиметровой высоты сводчатые коридоры, гулкие мозаичные плиты полов, глубокие амбразуры дверей и окон, тяжелые темные шторы создавали ощущение надежности и некоего имперского величия, но в то же время угнетали. Не то государственное присутственное место, не то казематы приказа Тайных дел. Мебель тоже не заменялась с доисторических времен, и Чекменев сидел за необъятным столом в слоноподобном кожаном кресле. Уличный свет сочился через выходящие на север три окна в мизерных количествах, и на столе горела лампа на мраморной подставке под! зеленым абажуром. Тарханов вошел к начальнику согласно Уставу, печатая шаг, доложил, как положено. Раз прибыл в Кремль, был одет в строевую форму, только что без шашки у бедра. Последнее время такие вольности дозволялись. - Что, проникся? - с обычной своей полуулыбкой спросил Чекменев, вставая навстречу полковнику и делая три шага навстречу. - Это я специально велел по всем запасникам собрать, чтобы, значит, соответствовать. Современные столы и стулья здесь совершенно не смотрятся. Да и вообще, люблю я такое этакое... Аромат ушедших веков, так сказать. - Проникся, - кивнул Тарханов, аккуратно повесил на крючок фуражку. - Пытошные подвалы тоже, имеются? - Вот я как раз на эту тему, - резко свернул шутливый разговор Чекменев. - Что там у вас с допросом твоего чеченца получилось? - Он не чеченец. Турком оказался, вполне цивилизованный господин, зовут его действительно Фарид, фамилия - Карабекир, военную академию в Стамбуле закончил, потом в Киевском университете учился, по гражданской, конечно, линии, в целях овладения языком и ассимиляции. Чин майора имел, пока в отставку не вышел и более интересными делами не занялся. А допрос - это, я тебе скажу! Впечатляет. Ляхов с доктором серьезную штуку придумали. Теперь в принципе любого фанатика расколоть можно без труда и затрат нервной энергии. Никакого "спецобращения", никакой химии... Он вкратце передал Чекменеву суть новой методики: - Понимаешь, молчать никто не может, признается бегом и с радостью, поскольку даже мысль о том, чтобы соврать или скрыть что-то, вызывает мучения не только физические, но и нравственные... - Ну-ну, - ответил Чекменев с долей сомнения. - Не веришь, можешь на себе проверить. Я - проверял. Крайне неприятные ощущения. - Поглядим, - без энтузиазма ответил генерал. - И что же он сообщил? По сути. - Распечатка с магнитофона будет к вечеру. Много материала плюс карты и схемы. Если я что-то упустил, просто не сообразил, о чем еще спросить, - всегда можно дополнить. Господин Карабекир теперь удивительно благостный стал. Вроде как уверовал. Турки, они насчет религии не очень, а этот... Молится пять раз в день и при любом намеке на "кресло" выдает то, о чем нам спросить и в голову не пришло бы. Но с креслом все-таки надежнее. А на словах, если вкратце, - мы в своих расчетах не ошиблись. На изъятие Маштакова с лабораторией они среагировали оперативно. Только я думал, что у них в Пятигорске от силы взвод боевиков отсиживается, а они два батальона в распыл бросили. Пока я Фарида сюда вез, в Пятигорске местные ребята без всякой техники сумели с пленными поговорить по-свойски. Они ж там злые были, не передашь. Уже на следующий день силами военного училища и территориалов в Хасауте базу разгромили, на плато Бичисын. Так что в ближних окрестностях порядок навели. Трофеи неплохие взяли. Я же, признаюсь, тоже просчитался. Думал, в Пятигорске за Маштаковым серьезные люди присматривают, поаккуратнее сработают. Через агентуру станут к местным гэбэшникам подходы искать, в крайнем случае, захватят кого-нибудь из начальства, за нами погоню организуют, если сообразят, у них ведь даже вертолеты были. К этому я тоже готов был, а вот что настоящую войсковую операцию затеют - не предполагал. У них в районе Хасаута - целая база примерно батальонного уровня. Там аул еще с Гражданской войны заброшенный, все жители в Турцию эмигрировали, а дома каменные стоят, и рядом, в горах, натуральный пещерный город. - База - зачем? - уточнил Чекменев. - На случай большой войны с неверными. Это в пропагандистском плане, конечно, а вообще - обычное бандитское гнездо. Награбленное прячут, после дел отсиживаются, заводик по производству анаши имеется, похоже, даже деньги печатают. - Понятно. А с нашим делом - какая связь? - Самая прямая. База готовилась давно и для другого, но тут очень к месту пришлась. В Турции один очень серьезный человек в Маштакове и его "Гневе" весьма заинтересован. Он его и финансировал, и под контролем держал. По старым делам слышать не приходилось - господин Ибрагим Катранджи? - Знаю такого. Но он, насколько я в курсе, совсем в другой области интересы имеет, - удивился Чекменев. - Однако при масштабах его "империи" ничего исключать нельзя. Дальше. - По словам Фарида, этот Катранджи вложил в нашего профессора чертову уйму средств. Якобы надеялся, применив "Гнев Аллаха", свои феодальные владения в Палестине вернуть. Это вообще отдельный разговор. Вся пятидневная война, похоже, затеяна была только для того, чтобы Ибрагиму дорогу перебежать. У арабов, с турками и курдами свои счеты. Вот для присмотра за Маштаковым он и направил сюда полсотни своих людей во главе с нашим Фаридом. Кстати, - вспомнил Тарханов, - он в Петрограде торговой фирмой владеет. Под фамилией Насибов. Там тоже можно его связи отследить... - Не наша забота, - перебил Сергея Чекменев. -- Не отвлекайся. - Информацию о нашей акции Фарид получил через пятнадцать минут после ее завершения. Тут я промазал, - самокритично признал Тарханов, - два их поста наблюдения расшифровал и обезвредил, но что-то упустил. Но они все равно не успели. Наша схема прикрытия сработала четче. Так вот, поднял он своих орлов по тревоге, заодно прихватил местных, которые в тот момент в лагере оказались. И вперед. За час доехали, за второй - город блокировали, начальника УГБ захватили, выяснили, что "объект" туда не поступал и местные контрики понятия не имеют, что почем. Догонять неизвестно кого и неизвестно в каком направлении Фарид не счел разумным, предпочел провести акцию устрашения. Захватить гостиницу "Бристоль" и предъявить властям ультиматум. Четыреста постояльцев в обмен на Маштакова и прибор. - И ты им второй раз игру поломал... - Не только я. Тюрьму и полицию с разбегу взять он не сумел, вот и пришлось Фариду больше половины своих войск еще и на их блокаду выделить. И темп потерял. Но все ж таки в основном я, - не стал скромничать Тарханов. - А если совсем точно, то не второй, а четвертый, нью-йоркские события учитывая, а захват Маштакова и бой в гостинице за два эпизода считая. - Не многовато ли для одного человека, как полагаешь? С теорией вероятности мало согласуется. - Как судить. На войне теория вероятности для конкретного человека не слишком много значит. В массовом масштабе - другое дело. Там, в Израиле, действительно маловероятная случайность произошла, а дальше, если уж я стал этим делом профессионально заниматься, так просто логика событий. Мог, конечно, сам на КМВ не поехать, все Кедрову доверить, но, как куратор, принял именно такое решение. То же и в гостинице. Мог уклониться, но не стал. Так что тут скорее закономерность, чем случай... - Ладно, убедил, - решил не вдаваться в философские тонкости Чекменев. - И много еще на Кавказе таких баз и лагерей? - Думаю, достаточно. Подробно мы об этом пока не говорили, но можно понять, что не один и не два... Суммарно не меньше чем на дивизию потянет. - Вот мудаки, - выругался Чекменев, имея в виду контрразведчиков и военных начальников Кавказского округа и всех российских спецслужб сразу. - Чем они там вообще занимаются? Проморгали, ну пусть теперь сами и расхлебывают. Я им помогать не намерен. Правительственные органы очень ревниво относились к ведомствам, подчиненным Великому князю, и изо всех сил добивались того, чтобы их влияние не выходило за пределы Москвы и Московского военного округа. То, что происходило между ними, нельзя даже назвать соперничеством между равновеликими структурами, борющимися за авторитет и влияние на одном и том же поле. Фактически ведь разведуправление, которым руководил Чекменев, являлось обычной штатной структурой армейского уровня, и то, что оно незаметно превратилось в подобие полноценного Министерства госбезопасности, де-юре нарушало и Конституцию, и другие писаные и неписаные соглашения и традиции. Разумеется, это вызывало в Петрограде нескрываемое раздражение и соответствующие реакции. Тарханов уже сталкивался с моментами, когда государственная контрразведка охотилась на спецназовцев князя с не меньшим азартом, чем на настоящих преступников, стоило им только засветиться на "чужой" территории. Соответственно, и отдел спецопераций, которым уже две недели руководил Тарханов, и "печенеги", с оставляющие его ударную силу, отвечали коллегам тем же. Вот почему, собственно, Сергей так стремительно убыл из Пятигорска, прихватив с собой пленника. В противном случае он вполне мог оказаться на положении подозреваемого, а то и обвиняемого. В чем угодно - в незаконном ношении оружия, а главное - его применении, в самоуправстве, да хоть бандитизме, наконец, если подвести под это определение акцию по захвату и вывозу в Москву профессора Маштакова. А из второй столицы, как в свое время с Дона, - "выдачи нет". - Хорошо, тут мы их сделали. Теперь - дальше, - выпустив пар, сказал Чекменев. - Мне вчера Розенцвейг насчет вашей беседы с "Кулибиным" излагал, принципов действия "Гнева" и еще какого-то эпизода с тобой лично. Я не все понял. Что Розенцвейг мог своему старому приятелю и коллеге сюжет и фабулу оперативного мероприятия изложить так, чтобы тот не понял, Сергей не поверил. А если бы даже такое паче чаяния случилось, то Чекменев заставил бы его десять раз повторять, пока не вник бы в суть вопроса. Значит, опять желает выслушать иную трактовку и составить собственное мнение. Что ж, можно, скрывать ему нечего, только сам он, наверное, из рассуждений Маштакова понял как бы не меньше, чем израильский разведчик. У того и жизненного опыта на десять с лишним лет побольше, и образование инженерное или физическое имеется, раз именно ему историей с "Гневом Аллаха" заниматься поручили. Вадим, тот сразу начал конструировать какие-то свои гипотезы, вон, догадался, как углубить и расширить его воспоминания о визите в другой мир, самому же Тарханову все это казалось если не ерундой, то такой же трудно постигаемой вещью, как, скажем, математический анализ или, прости господи, топология. Он как-то пролистал подобную книжку. Четыре страницы букв, цифр и символов, потом одна-единственная доступная фраза: "Из чего с очевидностью следует...". Ага, с очевидностью! Сергей пересказал Чекменеву все, что запомнил и понял, но от собственных трактовок воздержался. Счел нужным только добавить, что, по мнению Ляхова, мир, в котором он оказался, расположен где-то после 1968 года, поскольку последний "орден комсомола" датирован именно этим годом и связан, очевидно, с пятидесятилетием успешного, в том варианте, большевистского переворота. - Допустим, допустим, - хмыкнул Чекменев. - Интересно бы было посмотреть. Вдруг да удастся и из этого какую ни есть пользу извлечь. Ладно, побеседуем еще и с профессором, и с твоим приятелем. Не ошиблись мы с ним, в очередной раз убеждаюсь. - Да уж. Они там не только машинку для допросов изобрели, там и еще что- то намечается... - В плане прокурорской дочки? - Дочка и сам папаша - другая статья. Хотя Вадим их уже практически перевербовал. Они с доктором еще одну штуку дорабатывают. Я так понимаю, для, составления психологической карты личности. Якобы может заменить отдел внутренней безопасности и управление кадров в одном лице. - Вот что делается. Сплошные Кулибины, куда ни плюнь. Так, может, нам Ляхова к себе взять? Должность ему придумаем... Сергею неосведомленность Чекменева в сути открытий и изобретений Бубнова и Ляхова показалась несколько утрированной. Если уж он распорядился перевести лабораторию Максима на остров, значит, вник и оценил. Что же касается их разговора в автобусе с Маштаковым, Тарханов был уверен, что Розенцвейг вел его магнитофонную запись. Не такой Григорий Львович человек, чтобы полагаться исключительно на память. Касательно же вопроса о дальнейшей судьбе Ляхова он ответил категорически: - Не считаю полезным. Пусть учится дальше. Там от него толку больше будет, особенно исходя из его нынешних знакомств. А нештатно мы с ним и так работаем. - Тебе виднее. Я его как раз к твоему отделу думал прикрепить. А ты на глазах растешь, капитан. Без всякой Академии дипломатом становишься. Тарханов не стал в ответ называть его подполковником, хотя их приятельские вне службы отношения такое допускали и в первый момент очень захотелось. Но - вовремя одумался. Что толку? Лучше уж так, кивнуть, принять за обычное панибратство. Или шутку старшего товарища. Потом же видно будет, "кто кого распнет", как писал в набросках к так и не написанному роману некий Илья Файнзильберг. - Не забудь, полная распечатка допроса потребуется мне через два часа максимум, - свернул Чекменев аудиенцию. - Князю буду докладывать. Поторопи своих ребят. А на будущее - твой кабинет - напротив моего. Пойди посмотри, что там делают. Есть вопросы или предложения - не стесняйся. ХОЗУ оформит в лучшем виде. Сейчас мы на коне! Тарханов посмотрел предназначенное ему обиталище. Поменьше, конечно, чем у Чекменева, но тоже метров в тридцать квадратных. Окна всего два, но выходят они прямо на Боровицкие ворота и мощенную брусчаткой аллею, обсаженную вековыми голубыми елями. Недурно. И тут же привычно подумал, что и как огневая позиция его кабинет хорош. Стены - пушкой не пробьешь, сектор обстрела великолепный, и в случае необходимости пути безопасного отхода обеспечены. Рабочие уже закончили циклевать специальной машинкой паркет с необычно крупными плашками, готовились его лакировать. В прихожей лежали рулоны обоев, имитирующих тисненую кремовую кожу. Мебель пока не подвезли, но и за этим задержки не будет, заверил Сергея десятник. С неожиданным чувством неприязни к себе самому он подумал, что окончательно принял чужие правила игры и согласился с навязанной ему ролью. А ведь совсем недавно он был боевым офицером, не выносящим тыловых чиновников, и уж тем более - жандармских. И вот уже сам стал им. Но, с другой стороны, - если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда? И он пошел командовать машинистками и помощниками, чтобы к сроку сделали все нужные бумаги и вдобавок оформили их, как полагается. Успел, конечно. У полковника Тарханова подчиненные не умели сачковать или опаздывать. ... Местоблюститель Российского престола, Великий князь Олег Константинович на днях без всякого удовольствия отметил (не отпраздновал) свое сорокавосьмилетие. Перевалив через тридцать, он как-то разом потерял интерес к дням рождения и юбилеям. Что праздновать - очередной шаг к могиле? Или - что сумел еще год прожить? Да и вообще. Любой из его венценосных предков к данному возрасту уже успел сделать почти все, к чему был призван, а он еще и не приступал. А приступит ли? Самое-то главное, что он до поры до времени и не собирался. Жили в этой смешной, но и почетной тоже роли его предшественники семь десятков лет и не комплексовали вроде бы. А если и да, то молчали об этом. Чего же он вдруг начал задумываться? Царской власти ему захотелось? Нет. Наверняка нет. А вот чувство долга, кажется, взыграло. Страна ведь, как ни скажи, проваливается в небытие, а ты единственный, кто еще имеет возможность ее от этого удержать. Уверен? Теперь, кажется, да, и окончательно. Особенно после наглой вылазки террористов в Пятигорске. Он, обладая даже той мерой власти, что нынешний премьер, подобного бы не допустил. Чего стоят все эти адвокатишки, экономисты, специалисты международного права, приходящие к власти по результатам вполне бессмысленных выборов под знаком столь же бессмысленных партийных программ? А программы эти, между тем, читать приходилось, чтобы знать, что происходит во вверенной его попечению стране. Пусть и лишен он законного права ею управлять. Но не обязанности думать и стремиться к ее благу. Эсеры, октябристы, кадеты, социал-патриоты, партия гражданского достоинства и партия такой же свободы, партия мелких сельских хозяев... Имя им - легион. А ведь если начнутся государственные и иного рода катаклизмы - защитит хоть кто-то из них настоящие интересы страны? Конечно же, нет. А ему, Великому князю, предоставлена во вполне условное управление Москва и Московский военный округ. Отдан под резиденцию Кремль и под команду - Гвардия. Да что там той Гвардии, непосредственно в Москве всего две стрелковые дивизии без тяжелого вооружения, еще кое-какие отдельные части и подразделения, несколько учебных заведений. Есть еще, конечно, Экспедиционный корпус, настоящая сила, но его батальоны и бригады разбросаны по кромке российской части Периметра в полосе нескольких тысяч километров. Собрать его в один кулак - потребуется несколько суток, а то и недель, причем по воздуху удастся перебросить только боевые подразделения, без тылов. В России же медленно, неприметно, но неудержимо нарастает Новая Смута. Он ведь все-таки не только военный, он еще и ученый, историю, географию физическую и экономическую, геополитику не понаслышке знает. Читает не только газеты и стенограммы думских прений, начальник аналитического управления собственной Е.И.В. канцелярии регулярно на стол отчеты кладет, и офицеры из клуба "Пересвет" не из чистой любви к искусству свои доклады и рефераты пишут. Положение в стране и вокруг нее Олег Константинович представляет гораздо лучше очередного премьер-министра. И положение это никак нельзя назвать блестящим. Прежде всего, государство мучает хроническая политическая нестабильность. Родившаяся после Гражданской войны республика продемонстрировала полную непригодность парламентского строя для управления такой страной, как Россия. Завороженные европейским, всеобщим, прямым и равным избирательным правом, депутаты Учредительного собрания обрекли ее на восемьдесят лет бесконечных выборов, кошмар думских коалиций, возникающих и рушащихся с неизбежностью смены времен года. На памяти князя только три правительства отработали свой полный срок, обычно же кабинеты министров и премьеры менялись каждые год-полтора. Естественно, какой-либо преемственной и осмысленной политики такие правительства проводить не могли. Порядок кое-как поддерживался только с помощью института несменяемых государственных чиновников, от товарища министра и ниже. В противном случае все рухнуло бы еще в тридцатые годы прошлого века. Огромных расходов требовало содержание четырехмиллионной армии, охранявшей границы Периметра, причем не только на исконно российской территории, но и за ее пределами, обеспечивая обороноспособность более слабых членов Тихо-Атлантического Союза. Остаток бюджетных средств уходил на реализацию непомерно раздутых левыми правительствами социальных программ. Казна из последних сил платила всем - пенсионерам, безработным, слабосильным крестьянским хозяйствам, матерям-одиночкам, общинам малочисленных инородческих племен, ветеранам и инвалидам боевых действий. И все они считали, что платят им мало. Соответственно, более-менее успешные предприниматели, купцы, лица свободных профессий были обложены непомерными налогами, прямыми и косвенными. И совершенно справедливо считали, что нет особого смысла надрываться, повышая благосостояние дармоедов. Вот уже два десятка лет, после очередного мирового кризиса, промышленное производство в стране почти не росло. Зато росло население, отчего жизненный уровень большинства народа медленно, но неуклонно падал. Россия по этому показателю опустилась почти до уровня второразрядных европейских государств, вроде Италии или Сербского королевства. Постоянную головную боль доставляли агрессивные сепаратисты западных и южных губерний державы - Финляндии, Привислянского края, Галиции, Бессарабии, Турецкой Армении. В любой момент там могли начаться крупные беспорядки с весьма серьезными последствиями. Да уже и начинаются, только слепой не видит. А предпринять решительные, превентивные, соответствующие опасности момента действия кто-то не может, а кто-то просто не хочет. По политическим, и не только, соображениям. И, конечно, тяжелой гирей на России висели внешние долги, не выплаченные еще со времен мировой войны. Крайне негативно ведут себя так называемые прогрессивные силы общества. Их стратегия и тактика до странности похожи на то, что творилось в последние годы существования Российской империи. Безудержное критиканство любых действий государственной власти. Бессмысленные призывы к тотальной оппозиционности, "по всем азимутам", без разбора. Власть плоха по определению, просто потому, что она власть. Причем смена кабинетов никак не отражается на накале этой "борьбы". Вчера пресса дружно обрушивалась на правительство за то, что российские войска в составе объединенных вооруженных сил Союза участвуют в боях на севере Африки и Ближнем Востоке. Завтра новый премьер и министр иностранных дел принимают решение ограничить воинские контингенты в Африке до чисто символических двух батальонов, и тут же поднимается новая волна протестов. "Сдача стратегических позиций", "пренебрежение геополитическими интересами", "предательство союзников" и так далее. Самое смешное, что полярно меняют позиции и точки зрения те же самые газеты и те же самые обозреватели. Такое впечатление, что всеобщее, пусть и не высказанное до поры до времени вслух желание "властителей дум" - это чтобы в России исчезла вообще всякая власть, правая, левая - не суть важно. "Честному человеку сотрудничать с любой властью невыносимо!" Очень ходовой рефрен последнего десятилетия. Раньше, кажется, так явственно подобные настроения не проявлялись. Можно, конечно, ни о чем этом вообще не думать, руководствуясь принципом "чем хуже, тем лучше", и надеяться на то, что рано или поздно народ сам позовет Великого князя на царство, но надежда эта вполне дурацкая. Разве что вновь вспыхнет в стране гражданская война, но тут уж всем мало не покажется, и становиться царем в очередной раз разрушенной и залитой кровью стране - упаси, Господи, от такой участи. Олег Константинович, изучая мировую и европейскую историю двух минувших веков, испытывал некоторое теоретическое недоумение. Каким-то образом в России до сих пор не возникало сильных радикально настроенных политических течений, которые попытались бы установить диктатуру правого толка. Возможно, слишком много сил и жертв потребовалось в свое время для разгрома диктатуры левой. И вожди Белого движения в массе своей оказались только солдатами, а не политиками. Иначе отчего это у нас не нашлось своих Муссолини, Людендорфа, Хорти и прочих, сумевших, пусть и не надолго, установить в двадцатые-тридцатые годы прошлого века крайне авторитарные и репрессивные режимы в доброй половине сотрясенной войной и потерявшей ориентиры Европы? Но ведь могут еще и появиться. Обстановка располагает. Не зря же об этом постоянно твердят решительно настроенные гвардейские генералы. Мол, лучше начать самим, нежели ждать путча в Петрограде, поддержанного армейскими частями. Кое-какая настораживающая информация князю по линии все того же Чекменева поступала. Вот и сейчас Чекменев испросил аудиенции, скорее всего, чтобы доложить собственную трактовку пятигорских событий. Не есть ли это именно тот самый "первый звонок"? Так и вышло. Чекменев сообщил все, что успел узнать от Тарханова, присовокупив, что соответствующим образом оформленные и заверенные документы представит несколько позднее. - Ну, и представишь, - с облегчением ответил претендент на Российский престол. - Официально кавказской проблемой должно заниматься Петроградское правительство. И пусть оно ею займется в меру сил и желания. Захотят - пригласят меня на заседание Государственного совета. Там и выскажусь, если потребуется. А что в этой ситуации на самом деле собираемся делать мы? И делать ли вообще что-либо? - Официально - ничего. До последней возможности. Даже если просить будут. А они будут, ручаюсь. Мы же сейчас должны по полной программе отработать все, что касается нашей территории. Мы ведь еще и задержанного по обвинению в попытке убийства полковника Половцева сотрудника госпрокурора Бельского допросили... - О, вот это уже интереснее! - Прокурора князь не любил, что вполне естественно в отношении человека, поставленного присматривать, чем ты занимаешься на вверенной тебе территории. И пусть ничего плохого Бельский ему до сих пор не сделал, свою неприязнь Олег Константинович ему демонстрировал в доступной по рангу форме - то есть подчеркнутой вежливостью и неукоснительным соблюдением протокола в официальном общении. А вот неофициальное было исключено начисто. - На первых допросах господин Герасимов все полностью отрицал, да и улик, кроме ничем не подтвержденных подозрений самого Половцева и показаний двух непосредственных исполнительниц, не было. Впрочем, те показания тоже мало чего стоили, - пренебрежительно махнул рукой Чекменев. - Естественно - для суда присяжных. Мы-то отнеслись с полным вниманием. И через час задержанные начали признаваться всерьез. Чекменев знал, что мелкие подробности князя никогда не интересовали. Ему важна суть проблемы, по которой можно принимать принципиальные решения. Поэтому пояснил сразу. Сам Бельский тут полностью ни при чем. Скорее напротив. Герасимов был завербован еще в Петрограде человеком, имеющим отношение к руководству агентуры "интернационала" в России. Похоже, связан с тем же Катранджи и польско-литовскими сепаратистами. Между прочим, они, получается, в данный момент как бы наши союзники, поскольку тоже делают ставку на организацию всероссийской смуты. Имеют в виду натравить друг на друга вас и центральное правительство. Воображают, что это поможет прежде всего им. А на Половцева-Ляхова он вышел простейшим образом, подслушивая разговоры прокурора, его дочери и полковника. Там у них вообще интересная интрига завязалась... Утомленный собственными бесконечными тревожными мыслями и докладом контрразведчика, Олег Константинович с большим удовольствием выслушал выдержанную в лучших традициях авантюрных романов историю. Зная великокняжеские вкусы, Чекменев сумел мастерски переплести две любовные линии и два детективных сюжета - с саблей и взаимной вербовкой Ляхова и Бельского. Коснувшись этого эпизода, Чекменев испытал некоторое внутреннее напряжение: что, если князю такая вызывающая самодеятельность со стороны полковника покажется недопустимой? Но нет, сошло, вызвало даже благосклонный смешок. Мол, молодец Герой, использует на практике полученные знания. - Считаешь перспективным? - только и спросив князь. - Пусть занимается, вреда в любом случае не будет. А вот с Герасимовым я надеюсь поработать как следует. Пока информация о его аресте не успела распространиться, считаю полезным его отпустить, под негласный надзор, и использовать в качестве двойника... - Действуй, - снова кивнул Олег Константинович. - Есть основания полагать, люди Катранджи оперируют и в нашей зоне ответственности. Тут проблем не будет. Сработаем по той же схеме, как я почистил от вредных людей территорию Израиля. А вот в остальной России... Если позволите. - На твое усмотрение и под твою ответственность. Я об этом слышать не желаю. - Само собой, вам о таком слышать совершенно ни к чему. А я уж так, под шумок, Ваше Высочество. Под шумок много что интересного удается сделать. И, наконец, "Проект Кулибин". То есть профессор Маштаков, "сумасшедший изобретатель" по терминологии американских фантастических кинофильмов. Взяли мы с ним и с его лабораторией столько, что я даже не знаю пока, как с этим разобраться. Конгениальных ему и одновременно полностью надежных ученых у меня пока нет, а привлекать к этому делу кого зря считаю рискованным. - У тебя - и нет? - удивился князь. - Да так вот, Ваше Высочество. Самокритично, невыгодно, а что поделаешь, вынужден признать. Но найду непременно. Не завтра, но найду. - Так ты хоть намекни, что в результате мы сможем получить? - Здесь скромничать не буду. Все! Тут уж мне поверьте. От абсолютного оружия до бессмертия... Самое удивительное, что Чекменев саморекламой но занимался и не пытался поразить Олега Константиновича невероятными перспективами, под которые можно много лет подряд обделывать свои дела. Сказал, что думал и как сам понимал. Что тут же вызвало естественный отклик собеседника. - Про остальное - верю. Но насчет "бессмертия" - это не для красного словца? Или "бессмертие" в качестве эвфемизма употребляешь? - Никак нет, Ваше Высочество. В буквальном. По крайней мере, из всего мне известного вытекает... И он передал князю смысл разговоров с Маштаковым и Розенцвейга, и Тарханова. Григорий Львович ведь и после того, как полковник покинул автобус, до самой Москвы раскручивал профессора с еврейской дотошностью, помноженной на навыки высококлассного сотрудника "SD"*. * Зихергейстдинст - служба безопасности Израиля (идиш). - Сам с ним разговаривал? - Еще нет. Совершенно нет времени. Но побеседую с помощью Ляхова. - Вместе побеседуем. Он где сейчас? - На базе "печенега". Под надежной охраной. - Не слишком надежно. Сколько там тех "печенегов"? - Батальон. - Мало. Немедленно доставь его сюда. В сопровождении роты с бронетехникой. И я от себя кое-что выделю. Раз уж ради него города захватывают и войны затевают... Разместим, ну хоть в Тайницкой башне. Или в Троицкой. Сам поедешь, и сам привезешь. А я ждать буду. - Будет исполнено, Ваше Высочество. Выезжаю немедленно. Нельзя сказать, чтобы князя так уж волновала вдруг возникшая перспектива личного бессмертия. Мужчина он был спортивный и абсолютно здоровый, как говорили лейб-медики и как ощущал он сам, лет тридцать еще надеялся прожить, если повезет. А то и сорок. Просто чутьем прирожденного государственного деятеля уловил в словах верного царедворца некую убежденность в правоте его мнения, а раз так - нельзя даже маленький шанс на чудо оставлять на волю случая. Истинное ли бессмертие или другие технические чудеса подвластны неизвестному пока профессору Маштакову, но необходимо сейчас же обеспечить ему максимальную безопасность и максимальную подвластность его княжеским желаниям. Таковое могло быть обеспечено именно здесь, в Кремле, по-прежнему наиболее неприступной крепости России. Особенно после тех дополнительных мер, что он предпринял для усиления его обороноспособности. Взять Кремль, обороняемый Гвардией, не разрушив его до основания, в течение нескольких суток не смогла бы и целая ударная армия центрального правительства. Глава десятая Когда вооруженные люди толпой ворвались на виллу,