ты мою подборку - и что скажешь? - Да ведь, Яков Саулович, подборка здесь совсем не по нашим вопросам. Туг контрразведке занятие, иностранному отделу, экономическому, может быть. - Эх, Вадим, когда ты научишься шире смотреть на вещи? Как это - не наши вопросы? Наша с тобой главная и непосредственная задача - сохранение и укрепление Советской власти путем беспощадного уничтожения ее врагов. Способ ее достижения - секретная оперативная работа на всей территории РСФСР. Выявление в том числе врагов скрытых и даже таких, кто еще и сам не догадывается, что он - враг! Вот показалось тебе, что отдел контрразведки умышленно или просто по глупости упускает то, что может оказаться важным, - сразу на карандашик, своевременно мне доложи, а потом подумаем - просто подсказать товарищам, руководству ли доложить, или иные меры тут уместны... - Ах, вот вы что имеете в виду... - В голосе агента прозвучала досада на собственное недомыслие и сдержанное восхищение глубиной начальственной мысли. "А я-то, дурак, не сообразил", - как бы сказал он своей интонацией. На самом деле Вадим был куда догадливее, чем даже предполагал его начальник. Закончил он, как-никак, четыре курса Петроградского университета и специализировался по математической логике. А прикидывался всего лишь недоучившимся преподавателем геометрии и алгебры. - Впрочем, контрразведку я так, для примера привел, не в ней дело, хотя... Владимир Ильич как-то правильно сказал, что в любом явлении нужно найти главное звено и за него вытащить всю цепь. А вот по этим бумажкам, - он кивнул на папку, - выходит, что нет никакого главного звена. Вообще ничего нет. Все хорошо, соввласть крепнет, беляки вот-вот рухнут под тяжестью своих преступлений, пролетариат и трудовое крестьянство на занятых Врангелем территориях разворачивают подпольную борьбу и ждут не дождутся нашего победоносного наступления. А отчего мы вдруг, после всех наших побед, так энергично отступаем - Бог весть. Ни фактов, ни предположений, ни объективного анализа обстановки. Возможно такое? Невозможно, дураку ясно. Следствий без причин не бывает. Остается эту причину найти и устранить. Или - собирать чемоданчики и адью! Желательно - куда подальше, потому что в Европе коммунистам сейчас неуютно будет...Понял? - Чего же не понять? Только вот неясно мне, как это мы с вами вдвоем такое дело поднимем? - Вдвоем или впятером, не твоя забота. Мне от тебя нужна конкретная работа. А все остальное я говорю, чтобы ты проникся. Не очередной заговор извозопромышленников в Мытищах раскрыть требуется, а так действовать, будто завтра - к стенке, ежели ушами прохлопаешь. Или грудь в крестах, или... Поэтому на отвлеченные темы больше рассуждать не будем. У тебя никаких вопросов не возникло по поводу того американского парохода? - Обратил внимание. Ну и что ж? Пароход, он и есть пароход. Если на нем даже оружие привезли, так много ли? А могло его появление на тактику со стратегией повлиять? Тут в другом направлении искать нужно, мне кажется. В самый их главный штаб человека заслать бы надо и выяснить, что там творится. Отчего они иначе воевать стали? - Какой догадливый! - саркастически произнес начальник. - Надо тебя в военную разведку перевести. А я надеялся, что ты мне поможешь факты и фактики сопоставить, дедуктивным методом воспользуешься и такую идею предложишь, чтобы она все разом осветила... Я вот просто нюхом чую, что все тайны и загадки общую причину имеют. Эту вот бумажку внимательно прочитал? - И протянул исписанный с обеих сторон отчетливым, даже щеголеватым почерком, каким часто пишут не слишком образованные, но много о себе понимающие люди, листок бумаги. - Не знаю, Яков Саулович, - безнадежно вздохнул Вадим, словно признавая полную свою несостоятельность. - Ну, очередная банда объявилась, ну, похоже, бывшие офицеры в ней есть. Да кто только сейчас в бандиты не идет? Тут же и зацепиться не за что. Какие за ними дела, с кем контакты поддерживают? Клички названы, так самые обычные клички. По моим учетам, среди тех, кто с политикой связан, такие не значатся. Хотите, через утро старые дела подниму, еще дореволюционные?.. Ей-богу, не знаю, чем они вас заинтересовали, особенно применительно к тем вещам, про которые вы сейчас говорили. Начальник СПО поморщился, словно уловил в комнате скверный запах. - Мелко, мелко берешь, Вадим. Смотри, как интересно складывается: Крым, пароход из Америки, внезапное изменение хода войны, переход на сторону белых Махно, который их люто ненавидит и всех врангелевских парламентеров вешал без разговоров, непонятно откуда взявшееся золото, и вдруг еще эта "банда". Информатор - человек опытный - сообщает, что как минимум четверо выглядят кадровыми офицерами и в немалых чинах. Насколько я знаю, полковники-подполковники, да еще дворяне, не так уж часто в грабителей переквалифицируются. Да и время их появления, накануне, можно сказать, решающих событий. Притом, что для солидной банды в Москве и работы подходящей нет. Что и у кого сейчас грабить? Картошку и муку у мешочников? За два года все остальное мы уже изъяли... - Это еще как сказать, - опять возразил Вадим. Заметил вновь мелькнувшее на лице начальника неудовольствие, попытался пояснить: - Я сейчас принципом Оккама руководствуюсь, в том смысле, что сначала нужно все наиболее вероятные версии проработать, а уже потом к менее вероятным переходить. Что, если они на Оружейную, к примеру, палату нацелились? Или на Гохран? В предвидении, как вы правильно заметили, возможных событий. Белые подходят, начнутся бои за город, не исключена эвакуация, беспорядки. Самое время солидный куш оторвать... Нет, это вполне даже объяснимо. А если вы хотите сказать, что перед нами белая разведка или диверсионная группа... Возможно и такое, конечно, только зачем бы им так грубо засвечиваться? Толпой появились, подняли стрельбу, блатных шестерок себе завели, пьянствуют... Самые дурные разведчики чище б сработали. Мало у них конспиративных квартир и явок? Мы и то полсотни знаем, а на самом деле?.. - Достаточно! - подкрепил интонацию еще и резким взмахом руки начальник. - Мне последнее время кажется, что зря я с тобой откровенничаю и полную волю спорить даю. Как-то ты неправильно моей снисходительностью пользуешься. Нет-нет, не бойся. Я не в смысле практических выводов, это я скорее себе в упрек. Короче - банду берешь на себя. Срок - три дня. Представишь полную картину: кто, откуда, зачем, почему... В методах не ограничиваю. Докажешь, что чистая уголовщина - Бог с ними, перебросим по назначению. Только я, от души говорю, предпочел бы чего-то поинтереснее. Ты меня хорошо понял? - Да, конечно, Яков Саулович. Будьте в уверенности. Если хоть штришок какой замечу - зубами вцеплюсь. И подходы у меня к Хитровке есть. Только, Христа ради, не надо меня подстраховывать, а то все дело провалить можно. - Смотри сам. Три дня я не вмешиваюсь, слово. Через три дня, если не объявишься, я там большую облаву устрою... Так что ты уж постарайся, мне твои мозги еще потребуются. И вот тебе, для представительности... - Начальник покопался в глубине ящика, подвинул Вадиму по синему сукну стола несколько пресловутых золотых десяток, толстую пачку советских и царских бумажек и, подумав, присоединил к ним беловатую десятифунтовую купюру. - Отчета спрашивать не буду. Рискуй лучше деньгами, чем головой. И давай, иди. У меня еще и других забот...И помни - я подгонять не люблю, но у нас совершенно нет времени. Глава 17 Освоились в революционной Москве Новиков с Шульгиным неожиданно быстро. Впрочем, удивляться тут особенно нечему - город все-таки для них родной, и после краткого момента нестыковки с нынешней Реальностью началось узнавание и привыкание. Люди вокруг, как они вскоре сообразили, были почти те же, ведь многих из них, пусть и постаревших на тридцать лет, они могли в детстве встречать на этих же улицах, а постараться, так и знакомых, наверное, удалось бы обнаружить. Многое было памятно по книгам, фотографиям, документальным фильмам, а главное - все больше открывалось уголков, без изменения просуществовавших до конца шестидесятых годов, пока не пошли под слом целые улицы и кварталы в центре и близ Садового кольца. На следующий день они снова наведались на Сухаревку. Следов вчерашнего беспорядка здесь не наблюдалось, толкучка шумела и волновалась по-обычному. Также продавали, покупали, крали и привычно разбегались при появлении милицейских нарядов. Андрей без труда подобрал себе предметы обмундирования красного командира, в которого он решил преобразиться - синие русские бриджи, не то английский, не то польский френч табачного цвета с огромными накладными карманами, серую буденовку шинельного сукна. Все не новое, но вполне приличное. Даже сапоги удалось купить по размеру - с высокими присборенными голенищами, на спиртовой кожаной подошве, подбитой березовыми шпильками. Теперь он мог ходить по улицам спокойно, в случае проверок предъявляя справку, что командир батальона такого-то полка славной Железной дивизии (недавно вдребезги разгромленной на польском фронте) находится в долгосрочном отпуске по ранению и направляется в Петроград для консультации в клинике Военно-медицинской академии. Диагноз по-латыни, штамп полевого госпиталя, подпись, печать. Обсуждая свой новый план, друзья несколько раз обошли по периметру Кремль, изучили все возможные пути подхода к стенам и удобные места для их форсирования, исходные позиции штурмовых и отвлекающих групп. Постарались определить, имеются ли постоянные огневые точки на башнях. Присмотревшись к поведению постовых у Спасских и Боровицких ворот, Шульгин решил, что и проникнуть внутрь для рекогносцировки особого труда не составит. - Идиотизм, конечно, - рассуждал Сашка, когда они присели перекурить на паперти Покровского собора. - По левашовской прихоти изображай теперь картину Сурикова "Штурм снежного городка". У него принципы, а что через них в десять раз больше людей угрохать придется, ему наплевать. - Взятие, - не поворачивая головы сказал Новиков, внимательно рассматривая Красную площадь, грязную и в колдобинах, с пересекающими ее трамвайными путями. Из-за отсутствия Мавзолея и трибун она совсем не походила на настоящую. Могила жертв октябрьских боев слева у стены, лишенная гранитных надгробий и ограждения, тоже впечатления не производила. Провинциально все как-то, словно не в Москве они находятся, а, к примеру, в Ярославле. - Что - взятие? - недоуменно спросил Шульгин, прерывая свою филиппику. - Картина называется - "Взятие снежного городка", отнюдь не штурм. А Левашов по-своему тоже где-то прав. Во-первых, действительно принципы, никуда не денешься. Ну не желает человек участвовать в свержении Советской власти, которая ему дорога... - Исключительно как память, - вставил Сашка. - Даже и так. Скажи еще спасибо, что он нас с тобой, по старой дружбе, вообще не ликвидировал как врагов народа. Папаша его уж точно бы не колебался, а Олег, видишь, терпимее. Прогресс... - Общение с нами даром никому не проходит, - фыркнул Шульгин. - Это еще как сказать. И, во-вторых, мне тоже моментами кажется, что победить, соблюдая его условия, как бы и честнее будет. Войну ведь и не выходя из каюты выиграть можно, если кое-через что переступить. В элементе. Отрегулируй должным образом пространственное совмещение, открывай канал в любую нужную точку и стреляй, как в тире. Вдвоем за полдня можно весь старший армейский комсостав и ЦК с Совнаркомом перебить. И еще полдня на все губкомы... Патронов хватит, только стволы почаще менять, чтобы не перегревались. И ни одной напрасной жертвы. Нормально? - До абсурда любую мысль довести легко, - уклонился от прямого ответа Шульгин. - Охотник и то по сидячей птице не стреляет. - Вот-вот, и коррида кое-чем от мясокомбината отличается. - Правильно, - легко согласился Шульгин и тут же нанес ответный удар: - Но ведь матадор ради спортивного интереса только своей собственной головой рискует, а мы, получается, за ради чистых рук в свои игрища еще десятки тысяч людей втягиваем, чтобы, упаси Бог, бездушными палачами не выглядеть. Ежели ты, уничтожая врага, дивизии в мясорубку бросаешь, своей головой не слишком рискуя, - ты солдат, а если имеешь возможность противника уничтожить, а потерь своих избежать - палач! Где логика? Тот полковник, что радиомину за двести километров взорвал и сотню немецких офицеров в клочья, - он кто? - А Хиросима? Новиков видел, что они опять втянулись в привычный спор ради спора и способны до бесконечности изобретать взаимоисключающие доводы, чтобы за потоком слов спрятать равно очевидную для них обоих истину - стоящая перед ними проблема нравственно безукоризненного решения не имеет в принципе. Как только они очутились здесь, в двадцатом году, причем в своем физическом облике, ловушка захлопнулась. Нельзя было укрыться на тропических островах и жить безмятежно, зная, что в России полыхает гражданская война, а они в силах ее прекратить, избавив страну от исторической и демографической катастрофы. Одновременно - нельзя было нечувствительно отбросить своеобразный "комплекс Руматы", почти подсознательное ощущение, что отчего-то нельзя, недопустимо извне, из другого времени, силой вмешиваться в как бы чужой конфликт. Тем более - используя военно-техническую мощь совсем другой эпохи. Андрей также понимал, что в сугубо объективном плане проблема эта надуманная, проистекающая из дикой смеси исторического материализма, фрагментов иных философий и этик, сдобренной вдобавок интеллигентскими рефлексиями подчас стоящих на противоположных позициях, но равно почитаемых авторов еще в юности прочитанных книг. Умом они вышеуказанную антиномию вроде бы решили, но все равно испытывали постоянную потребность убеждать друг друга в правильности своего выбора. Левашову на самом деле было легче, он себя избавил от терзаний, причем сравнительно дешевой ценой. - А с бабами в Москве полный абзац, - произнес неожиданно Шульгин, меняя тему. Кивком головы он указал Андрею на фигуру женского рода, торопливо семенящую через площадь. Одета она была в длинную темную юбку, шнурованные ботинки со сбитыми набок каблуками, кожаную куртку, а на голове - красный платок. - Как Райкин говорил: "Зинка у меня красивая, морда как арбуз, глазки маленькие и все время поет..." - М-да, похоже, - согласился Новиков. - И ведь много молодых, а рожи у всех на одну колодку. - Где б ты других увидел? Которые в нашем вкусе, те или сбежали давно, или по домам сидят. В Севастополе-то совсем другая картина. - Там - да. Там они вполне на людей похожи. Что и огорчает... - Ничего, победим - снова сюда вернутся. Тогда и погусарствуешь, в ореоле спасителя России. Догоревшие до фильтров окурки зашипели в ближайшей луже, и друзья разом поднялись. - Пойдем еще раз мимо Лубянки пройдемся, посмотреть кое-что хочу, - предложил Шульгин, как бы давая понять, что никаких деморализующих разговоров вести далее не намерен. Пробираясь между заколоченными, наполовину разломанными на дрова ларьками и лавками Охотного ряда, они поднялись к площади, обошли вокруг знаменитый дом, втрое меньший, чем они привыкли его видеть. Но оттого, что рядом не было "Детского мира" и . здания, где размещался известный "сороковой" гастроном, смотрелась чекистская резиденция не менее внушительно, чем в будущем. - Я о чем думаю, - негромко говорил Шульгин, внимательно осматривая все подходы к объекту, - имеет смысл за полчасика до штурма устроить здесь небольшую заварушку в смысле отвлекающей операции? Или, наоборот, втихую в Кремль лезть? - Интересный вопрос. А ответ на него - пятьдесят на пятьдесят. Поскольку мы информацией не владеем, какие у них схемы реагирования на обострение обстановки. Но вообще я бы воздержался. То есть здесь шум начнется, а в Кремле тревогу сыграют, и весь наличный гарнизон в ружье и на стены. А так они, кроме дежурных нарядов, спать будут... - То-то и оно, - с сомнением проронил Шульгин. - Можно, конечно, генеральную репетицию провести. Кому-то в Кремль забраться, на колокольню, к примеру, и посмотреть, как у них реагировать принято. Они проходили мимо заднего фасада лубянского дома, и в тот момент, когда поравнялись с глухими высокими воротами, те неожиданно начали открываться. Из двора выехал открытый синий "рено", трещащий мотором не хуже газонокосилки. Позади шофера, в напряженной позе, не касаясь спинки, сидел молодой, лет тридцати, мужчина с почти красивым, тщательно выбритым лицом, в плаще-пыльнике и чуть набекрень надетой мягкой шляпе. Облик его разительно отличался от ставших уже привычными типажей совпартработников, которых можно было видеть на улицах. Это была персона совсем другого класса. Либо очень большой начальник, либо иностранец. Какой-нибудь деятель Коминтерна. Да и то вряд ли. Уж больно уверенный у него вид, жесткий рисунок рта и тяжелый взгляд. Не иначе - член коллегии. Автомобиль проехал в трех шагах от Новикова, и, встретившись с его пассажиром глазами, Андрей испытал неприятное, тревожное чувство. Что увиденный человек опасен - это не все. Любой обитатель "Большого дома" опасен, каждый на свой лад. А конкретно этот опасен именно им, даже если сам он об этом пока не подозревает. Иначе не отвел бы равнодушно взгляд от двух почти заурядных краскомов. Андрей же, обостренной после прямого контакта с Галактической Сетью интуицией понял, что какая-то информационно-эмоциональная связь между ним и этим человеком существует. Словно бы тень из будущего, в котором им еще предстоит встретиться, подобно тени от набежавшего на солнце облачка, коснулась Андрея на мгновение. Он толкнул Сашку локтем, но Шульгин успел увидеть только затылок незнакомца. Автомобиль круто повернул, окутался вонючим дымом скверного бензина и запрыгал по булыжникам Большой Лубянки. - Чего ты? - Странный персонаж нарисовался. В машине. Не знаю отчего, но аж сердце заныло. Или вокруг него черная аура в сто лошадиных сил, или он лично на меня замкнут. - Вполне возможно. Тут и свои, природные экстрасенсы могут быть, особливо в данной конторе, а может, и оттуда хвостик потянулся... Шульгин дернул головой вправо-вверх, и Андрей понял, что он имеет в виду. - Не его ли мы и ищем? - невесело усмехнулся Новиков. Затея изобразить из себя подсадную утку показалась ему вдруг не такой уж и мудрой. - Я говорил тебе, что мы на Хитровке верняком засветились. А сейчас словно звоночек тренькнул. Если нас пока еще под колпак не взяли, так завтра возьмут. Барометр падает, и собаки воют... И у меня какие-то фибры завибрировали. Кстати, что за штука такая - фибры души? Ни в одном словаре не встречал. Ты не в курсе? - Нет. А размотать нас и без всяких чудес могут. Как в том рассказе, где полицейский пришельца чисто оперативным путем вычислил. - Такого нам не нужно. Вся соль, чтобы подставиться именно тем, кто нас интересует... Погода на улице начала понемногу улучшаться. Туман приподнялся, сквозь разрывы в облаках заголубело небо. Только на западе клубились низкие грязно-сизые тучи, обещая очередной дождевой заряд, а может, и первый осенний снег. Друзья неторопливо, аккуратно проверяясь, не появился ли за ними, чем черт не шутит, "хвост", направились в сторону Китай-города. - Подождем день-два и, если ничего не заметим, придется обострять ситуацию... - продолжал рассуждать Шульгин. - Только надо бы насчет запасных позиций подумать. На случай непредвиденных осложнений. Оставить на базе человек десять покруче, понахальнее, во главе с тем же Рудниковым. Пусть живут широко, буянят, скандалят, морды бьют, как и положено. Остальных по трое-пятеро рассредоточить в соседних корпусах, чтобы и все подходы, и окна квартиры просматривались. А нам с тобой и еще подальше переместиться. - От группы отрываться не стоит, - возразил Новиков. - Ничего страшного, связь у нас надежная, а если бы поближе к центру найти незасвеченную точку - самое то... - Был бы здесь хоть двадцать второй год, тогда без проблем, а с нынешним военным коммунизмом квартиру разве найдешь? - Всегда какие-то варианты бывают. Думать надо. О, смотри, тут и книги продают. Пошли посмотрим. - Я бы лучше пожрал чего, так где? Разве на вокзал сходить, в питательный пункт? - Дадут тебе там каши неизвестного происхождения на машинном масле. Надо было с собой взять. А теперь до ночи терпи, в наших мундирах днем на Хитровку соваться не стоит. Перебирая выложенные на крапивных мешках книги, среди которых попадались и весьма интересные, Новиков вдруг присвистнул от удивления. Снова совпадение или все-таки начали работать непознанные закономерности? Прелесть ситуации заключалась еще и в том, что увиденная им книга попалась на глаза сразу после разговора о захвате Кремля, да вдобавок продавалась чуть не под окнами ВЧК, чьей обязанностью было сразу после переезда правительства в Москву узнать о существовании данного труда и принять меры к его немедленному и повсеместному изъятию. Потому что назывался он "Московский Кремль в историческом и архитектурном описании" и содержал, кроме массы сведений пусть и интересных, но неактуальных, подробнейшие чертежи и планы территории, соборов, дворцов, башен... Перелистывая веленевые страницы, проложенные папиросной бумагой акварельные рисунки и фотографии, Андрей думал, что для простого совпадения это слишком маловероятно. - Сколько? - небрежно спросил он у похожего на артиста Гердта букиниста. Тот наметанным глазом уловил странную для нынешнего времени заинтересованность возможного покупателя, предположил в нем коллекционера из бывших, которому и исторические катаклизмы не отбили вкус к любимому занятию, и заломил цену: "Два фунта сала и пять - хлеба". Склонил к обсыпанному перхотью бархатному воротнику пальто голову и стал ждать ответа. Сам понимал, что цена непомерная, но мало ли что? У человека в военной форме и достаточно интеллигентного, чтобы заинтересоваться такой книгой, может найтись хоть половина запрошенного. Или приемлемый эквивалент. - Ну где я вам сейчас сало искать буду? Может быть, деньгами? Пока букинист задумался, переводя цену продуктов в совзнаки, Шульгин тоже успел прочесть выпуклые золоченые буквы на переплете и взял инициативу на себя. Молча сунул книгу Новикову под мышку, а в костлявую ладонь букиниста вложил золотой. - Тихо, дед. Быстренько прячь, а когда станешь разменивать - не пролети... Пока старик ошеломленно смотрел на монету с царским профилем, о которой слышал столько разговоров и вчера и сегодня, странные покупатели растворились в толпе. - Интересно, а сколько сейчас вообще червонец стоит? - спросил Андрей, когда они уже шли по Никольской. - Кто его знает... При царе на него двести килограммов белого хлеба купить можно было. Сейчас вряд ли меньше... - Повезло деду. Да я б ему и десять червонцев дал. Тут на планах все размеры проставлены, длина и высота стен, разрезы башен и прочее... Знать бы, кто се нам подкинул? Шульгин внимательно посмотрел на Андрея, но промолчал. Глава 18 Синий "рено" остановился у неприметного особнячка с мезонином в кривом и грязном переулке неподалеку от Смоленской площади. Десятки таких переулков, неотличимо похожих друг на друга, сбегали по косогору к Москве-реке, и только старожилы да бывшие городовые Арбатской части уверенно ориентировались в их хитросплетении. Велев шоферу ждать, пассажир, он же начальник СПО ВЧК Агранов, отпер своим ключом парадную дверь. Ему навстречу из примыкающей к прихожей каморки появился человек дворничьего обличья, но с револьверной кобурой на поясе. - Как он там? - не здороваясь, бросил Агранов, быстрым шагом проходя через прихожую к ведущей наверх узкой лестнице. - Спокойно, Яков Саулович. Утром чаю попил, до ветру два раза просился, а больше и не слыхать. - Хорошо. Иди к себе. Нужно будет - позову. Лестничная площадка делила мезонин пополам. Направо вела обычная двустворчатая крашенная суриком дверь, а налево - массивная, обитая железом, закрытая на длинный кованый засов. Но за ней оказалась просторная и довольно уютная комната, разве только решетка на выходящем во двор окне слегка портила впечатление. На низкой деревянной кровати, подоткнув под спину подушки, полулежал бородатый мужчина лет шестидесяти в буром байковом халате, читал толстую книгу и курил трубку. Курил он здесь давно и много, под потолком слоями висел дым, а от застарелого прогорклого запаха у гостя запершило в горле. - День добрый, Константин Васильевич. Как поживаете? - Вашими молитвами. Впрочем, не уверен, что православный может благоденствовать молитвами иудея... - Ну, опять вы за свое. -Агранов ногой подвинул к себе табурет, сел, снял шляпу. - Я уже не раз вам объяснял, что иудеем называть меня неправомерно. Во-первых, я крещеный, а во-вторых, являясь интернационалистом, вообще не признаю национальность как таковую... - Да мне, собственно, и наплевать. Пожрать чего-нибудь привезли? И табаку. Уже кончается, а без курева я не могу. Без хлеба обойдусь, без табака нет. - Все привез. И еду и табак. Но вы ж и меня поймите. Революционный народ голодает, а вы - старый народоволец -требуете ветчины, колбасы, сыра, яблок... Это сложно, когда даже предсовнаркома довольствуется рабочим пайком. - Яков! Мне и на это тоже плевать. Вы хоть все там подохните за свою идею. А я не желаю. Ты меня заточил в узилище - ради Бога. Оно как бы и лучше. Лежу, читаю, курю, с тобой вот беседую и избавлен от проблем жизни при вашем военном коммунизме. Сторож отворил дверь и подал Агранову туго набитый саквояж. Узник мезонина отщелкнул его замки, вывалил на стол завернутое в промасленную бумагу содержимое, осмотрел, обнюхал даже, отодвинул в сторону. - Так. Считаем, что свое слово вы пока держите. И что дальше? - А дальше потребуется конкретная работа. Теоретические собеседования отложим до следующего раза, как бы они ни были увлекательны. Постарайтесь доказать, что я не зря вас кормлю провизией, словно и не существующей в природе для граждан Советской республики, обеспечиваю совсем неплохой пансион, а также спасаю от военного трибунала, приговор которого нам обоим очевиден... - Витиевато выражаешься, Яков, что, впрочем, неудивительно для достигшего высоких чинов недоучки. Как ни странно, но казалось, будто агрессивное поведение собеседника совершенно не задевает Агранова. Похоже, ему это даже нравилось. А тот продолжал, вновь разлегшись на кровати: -И не от большого ума ты пытаешься меня пугать трибуналом. Напугать меня вообще невозможно ничем. Я сотрудничаю с тобой исключительно по своей доброй воле. Ты мне интересен, а вдобавок - полезен. Если угодно, я на тебе паразитирую. Положение же паразита, наряду с явными преимуществами, имеет и ряд недостатков. Один из них - некоторое ограничение личной свободы. Но опять же - есть ли это в полном смысле недостаток? - Судя по появившимся в голосе Константина Васильевича ноткам, по особым образом заблестевшим глазам, случайно подвернувшаяся тема его увлекла, и он явно готов был углубиться в тщательное и неторопливое изучение проблем паразитизма в биологическом и социальном планах. Агранову пришлось его вежливо, но решительно остановить: - Сейчас меня интересует несколько другое. Практическое применение ваших изысканий в области этих "Воображаемых миров"... Насколько я понял и запомнил своим слабым разумом, вы говорили, что, проникнув в один из них, способны наблюдать наш действительный мир как бы извне, с точки зрения более высоких уровней. У Агранова явно не хватало слов, он помогал себе жестами, мимикой, междометиями: - Ну, как если смотреть на географическую карту сверху, мы видим всю местность сразу, а находясь на ее поверхности, поле зрения ограничено горизонтом и деталями рельефа... Константин Васильевич наблюдал за его мучениями с интересом, но попытки как-то помочь не предпринимал. - И вот если это действительно так, то, наблюдая хотя бы не весь мир, а некоторую ее часть из вашего "Воображаемого мира", способны вы проникнуть в какие-то тайные для всех обычных людей вещи, пронаблюдать за сочетанием причин и следствий?.. После еще нескольких столь же корявых и одновременно обтекаемых фраз собеседник не выдержал: - Да хватит тебе, Яков, вокруг да около... Не пытайся рассуждать о чуждых тебе категориях. Спроси просто: "Константин Васильевич, владеете ли вы даром ясновидения, способны вы предсказывать будущее и объяснять смысл настоящего?" И я тебе отвечу: "Да, но при определенных условиях. Я не жрец, не Пифия и не Оракул. Я проник, нет, вернее прикоснулся к таким тайнам бытия, для которых в русском языке не существует и терминов. Мне еще предстоит систематизировать известные факты и гипотезы, создать для них понятийный аппарат. Скажи, что тебя интересует, тогда я подумаю, возможно это или нет". Ответ старика, похоже, не удовлетворил Агранова. Раскрывать свои тайны без гарантий успеха ему не хотелось. Но и выбора у него тоже не было. - Меня твои дела не интересуют. Мне куда больше хочется заниматься собственными исследованиями. Однако, даже не располагая фактами, только наблюдая за эманацией астрального тела, я догадываюсь, какого рода заботы тебя гнетут, - поощрил чекиста на откровенность Константин Васильевич. - И готов тебе помочь. Только без конкретных фактов мои слова окажутся тебе не более полезными, чем прорицания Дельфийского оракула. Или гадание цыганки. - Что ж, попробуем. Только уж вы постарайтесь. В случае чего цыганка действительно дешевле обойдется. Сначала подумайте вот о чем... - И Агранов почти дословно повторил старику то, о чем говорил с агентом. Исключая, конечно, рассуждения о перспективах советской власти. - Так-так... Посмотрим, что тут можно сделать. Только ты, Яков, спустись-ка вниз. Там подожди. Мне минут на сорок нужно одному остаться. - Откуда это вы знаете, что именно на сорок? А не на десять, не на два часа? -А не в свое дело не лезь. Если не заладится, и до утра ничего не узнаем. Иди, одним словом... Ждать Агранов умел. Вернее, с толком использовать время ожидания. Спустившись в по-мещански обставленную гостиную, он улегся на диван с круглыми валиками и подушечками в кружевных наволочках, сбросил шевровые ботинки на резинках, положил у изголовья снятый с предохранителя пистолет и почти мгновенно заснул, едва слышно посвистывая носом. Проснулся он тоже мгновенно, взглянул на стенные часы, удовлетворенно кивнул. Прошло именно то время, что он себе назначил. Старик выглядел встревоженным. Он больше не сибаритствовал на кровати, а ходил из угла в угол комнаты, размахивая зажатой в кулаке трубкой и что-то бормоча. - Черт тебя надоумил связываться с этими людьми?! - без предисловия набросился он на Агранова. - Другого занятия себе не нашел? Ловил бы своих саботажников и контру... - Да что случилось-то? - Чекисту передалась тревога "ясновидца". - Хотел бы я сам это знать. Я, как обычно, вошел в транс, включился в Мыслесферу Земли... Тебе не понять, как это грандиозно. Это как симфонии Скрябина. Море света, море огня. Видишь, чувствуешь, понимаешь неизмеримо больше, чем в состоянии объяснить. Растворяешься в мыслях и эмоциях... Да что я тебе говорю, я вижу сейчас и твой мысленный фон, ты, как старое бревно в лесу, темен и неподвижен. Но и в тебе есть толика нужной силы, и ты в состоянии включиться в игру высших сфер. Только на пользу ли тебе это будет? А эти? Да, я проник... Я не понял, куда. Сгущение энергий, фиолетовые и синие водовороты... Миры сдвигаются... Возникают новые вероятности. К нам пришло чужое... Я не знаю, как это объяснить... Ты вмешался в непонятную жизнь. То, чем ты сейчас занялся, настолько превосходит мое понимание... Нет, это тоже неправильно. Те, кого ты мне назвал, - они не люди. Потому я так легко их нашел. Как в зоопарке - в клетке с обезьянами - медведь, его увидишь сразу. А откуда он там, почему? - Вы что, бредите, Константин Васильевич? Вам плохо? - спохватился Агранов, увидев, что его собеседник начинает трястись, словно перед началом эпилептического припадка. - Отойди, Яков, не мешай... Ты понимаешь - другое, другое приходит в наш мир, неправильно, все неправильно, не так... Агранов ударил его по щеке, плеснул водой из графина в лицо. Минуту-другую старик еще пребывал в своеобразном трансе, как шаман в процессе камлания, а потом медленно вплыл в реальность. - Вы что-нибудь помните, что с вами было? Старик помотал головой. Неверным движением сгреб со стола выпавшую из руки, еще дымившуюся трубку, несколько раз шумно, с чмоканьем затянулся, пока не извлек нужную порцию дыма. - Ох, Яков, и вправду... Что-то плохо мне стало. Валерьянки бы или лучше водочки... - Сейчас! Он крикнул охранника, тот, невзирая на царивший в республике "сухой закон", принес бутылку разбавленного спирта, и прорицатель жадно выпил больше полустакана. Порозовел, успокоился, вновь приобрел способность говорить здраво. - Удружил ты мне, Яков, прямо скажем - УДРУЖИЛ. Никогда я такого не переживал. Понять ты меня не поймешь, и стараться нечего, однако интересно. Людишки-то твои - нездешние, совсем нездешние. Не представляю, откуда они взялись, может быть, вроде меня, из других миров проникли, только связываться тебе с ними... Нет, не могу сказать, тут еще думать, изучать надо. Ты мне время дай, я поразмыслю, еще понаблюдаю. Нет, я тебе благодарен, совсем новые стороны в моих идеях открываются. Слушай, Яков, ты же все можешь, тебе такие силы подчиняются. Доставь мне одного из этих человечков, век буду благодарен. В нормальном мире они самые обычные люди, в духовных только сферах другие. Сможешь ты... Смерти, пули они так, как и мы, боятся. Постарайся. А уж я бы с ними поговорил... Агранов видел, что старик, выйдя из транса психического, так же стремительно впадает в самое обычное алкогольное опьянение. То ли с голодухи -не ел он как минимум сутки, то ли по свойству организма. Но сказал он достаточно. Меньше, чем чекист рассчитывал, но и того, что стало известно, хватит, чтобы строить дальнейшие планы. Главное, он был прав, угадав в появившихся на Хитровке "бандитах" необычное. И сам Константин Васильевич сказал, что обладает он, Агранов, психической силой. Ну, вот и посмотрим, у кого ее больше. Пусть Вадим поработает, а там поглядим... Агранов вышел из особняка в приподнятом, боевом настроении, что и неудивительно. Человек, сумевший за каких-то два года создать мощнейшую в мире тайную полицию (а его секретно-политический отдел занимал в структуре ВЧК. положение, абсолютно аналогичное немецкому гестапо, что есть сокращение от гехаймештатсполицай - Государственная тайная полиция, она же - 4-е управление РСХА), не мог не испытывать склонности к острым ситуациям и именно в борьбе и интригах находить радость жизни. Теперь у него появилась еще одна точка приложения сил. Но лишь еще одна. Были и другие, может быть - куда более важные. Например - его очень волновала загадка сбоя в давно и тщательно спланированной "системой" акции по международной изоляции последнего серьезного очага белогвардейского сопротивления. О меркуловском Владивостоке пока можно не беспокоиться. Туда уже направлены надежные люди. А вот что происходит вокруг Крыма? Врангель - никто. Меньше, чем пешка. А узнать, кому он вновь понадобился, кто решил разыграть его против "системы", не знающей и не терпящей оппонентов, - это задача. Для чего в это дело решили вмешаться американцы? И на каком уровне - государственном, в пику союзникам, или проявился чей-то частный интерес? И узнать нужно раньше, чем это станет понятно всем прочим. Узнать и понять, не пора ли менять флаг. Эта мысль вдруг отозвалась тошнотным чувством внизу живота. Еще вчера ему и в голову не пришло бы, что можно рассчитывать сыграть даже не против, а просто отдельно. Что же изменилось теперь? "А ведь изменилось", - подумал Агранов. Он еще не знал, кто повлиял на него сильнее - полусумасшедший профессор Удолин, частнопрактикующий маг, или мысли о тех неведомых людях, в логово которых он послал своего лучшего агента. "Они не отсюда" - что-нибудь да значит это выражение? Глава 19 Вечером в комнате с занавешенным окном Новиков развернул перед капитаном Басмановым сложенный гармошкой общий план Кремля и предложил на досуге подумать о вариантах действий, если вдруг появится необходимость захвата данного объекта наличными силами. Прикинуть состав и задачи боевых групп, ожидаемую потребность в боеприпасах и снаряжении, рассчитать по времени фазы операции. Басманов, приподняв бровь, какое-то время молча смотрел на Андрея, постукивая папиросой о край заменяющей пепельницу консервной банки, потом произнес с неопределенной интонацией: - Я всегда считал, что вы человек рисковый, Андрей Дмитриевич. Однако не до такой же степени! Ваш замысел я вроде бы понимаю. Не тут ли клад спрятан, о котором вы на корабле говорили? А что же до естественного конца большевиков подождать не хотите? Недолго уже, кажется. Или не уверены? Сроки какие-нибудь поджимают? Новиков снова, в который уже раз, удивился, насколько "несвоевременный" человек этот гвардейский капитан. Самый ему близкий из всех офицеров батальона по интеллектуальному уровню и типу психики, словно действительно родом из середины двадцатого века, а не конца девятнадцатого. И в то же время таящий в глубине души какие-то совсем чуждые Андрею черты. В том ли дело, что представляет он совсем другую генетическую ветвь русского народа, связан эйдетической памятью с пресловутым оппонентом Ивана Грозного князем Курбским и его соратниками? - Впрочем, не мое это дело. - Басманов моргнул, глаза его вновь стали спокойно-безразличными. - Договор я помню. Только вы уж, пожалуйста, уточните - подумать на досуге или вплотную заняться подготовкой операции? Для меня тут есть разница. - Второе. Однако хотелось бы сначала узнать ваше личное мнение. До того, как приказ отдать. - Задача сложная, конечно, но с нашим снаряжением и подготовкой выполнимая. Правда, если ее предстоит выполнять мне, считал бы целесообразным согласовать начало действий с генеральным наступлением на Москву. И суматохи у красных побольше будет, и в осаде меньше сидеть придется. - Вы были бы совершенно правы, Михаил Федорович, но при двух условиях. Если генеральное наступление вообще в этом году начнется, в чем я пока до конца не уверен. И если бы нам знать подлинные оборонительные планы красных. А вдруг с началом наступления Московский гарнизон займет позиции на внутренних обводах, в том числе по бульварам и непосредственно на Кремлевских стенах? Вот тогда захватить их без шума будет действительно трудно. И еще - правительство Совдепов наверняка предусматривает возможность эвакуации. А вот это как раз неплохо бы предотвратить... - Ах, даже таким образом? - с очевидной заинтересованностью сказал капитан. - То есть в случае успеха длительная оборона Кремля не является обязательной? - На его губах появилась недобрая усмешка. Что тоже было неожиданным, поскольку Басманов казался Новикову человеком, удивительно для своего нынешнего положения и биографии мягким и неозлобленным. Отнюдь не забывшим, что такое дворянская и офицерская честь.