лышала глубокомысленных сентенций приятеля. Как всякая женщина, она думала о последствиях чересчур уж бурно проведенной ночи. Первой ее половины. -- Как ты себе представляешь дальнейшее? -- спросила она наконец, поймав паузу в Сашкиных умопостроениях. -- Что будет с тобой, со мной, с Олегом? ~ В каком смысле? -- недоуменно повернулся к ней Шульгин. -- Откуда я знаю, что с нами будет? Может, на следующем километре такой фугас рванет... Или... -- Да я не об этом. Если живыми до Москвы доедем. 1 Как с Олегом держать себя будем? Как ни в чем не быва1 ло? Мне придется спать с ним, думая при этом о тебе, а ты будешь нормально с ним общаться, прикидывая, когда и как снова его обманешь? Как такое соотнести с банальной нравственностью? -- Господи, Ларок, да о чем ты вообще? Какая тебе нравственность, если вся наша теперешняя жизнь по определению безнравственна! Историю и судьбы людей об колено ломаем, руки у всех в крови... -- Он сказал эти слова и сам их вроде бы испугался. -- В крови... Она, может быть, и ненастоящая, как в ковбойском фильме, а все равно... Нет, лучше в эти дебри не лезть. И без того на душе муторно. Забудь все... А ты про наши невинные игры вспомнила. Да какая разница -- может, тебе все во сне привиделось! Бывали же такие сны, правда? Кайф, переходящий в кошмар. Лариса не ответила, возможно, нечто такое припоминая. -- Ерунда все это, -- подвел Сашка итог. -- Вот если бы ты от Олега насовсем ушла ко мне, к другому -- неважно, ему тяжело бы пришлось, не спорю. А то, чего мы не знаем, для нас и не существует. Согласна? Если нет -- подумай, время есть. Только в жены я тебя не возьму, и не из-за Олега. Мы с тобой в супруги друг другу не годимся. Пробки быстро перегорят. Друзья -- это да. Особенно в широком смысле... -- Взглянул на девушку, не обиделась ли? Вроде бы нет, только усмехнулась непопятно. -- Пока же займемся делом грязным, но необходимым, -- подвел он черту под разговором и позвонил в серебряный настольный колокольчик. Глава 7 Первым к ним в кабинет ввели мужчину лет сорока, одетого в обычный по тем временам полувоенный костюм -- френч с большими накладными карманами, широкие галифе и ботинки на толстой тройной подошве с твердыми крагами. Достаточно умное, со вчерашнего утра небритое лицо, начинающий наливаться всеми цветами спектра кровоподтек от переносицы до угла рта. Веревку с запястий у него явно сняли только что, и он шевелил пальцами и массировал затекшие кисти. Взгляд его Шульгину показался знакомым, не лично, а той куда большей свободой и независимостью, чем у нормальных русских людей, и он обратился к пленнику сразу по-английски. Пробный шар, так сказать, подкрепленный той штукой, что лежала на диване, прикрытая газетой. А, как известно, с помощью Антона Сашка изучил язык на уровне автора знаменитого вебстеровского словаря. И произношение имел самое что ни на есть оксфордское. На каком уже тогда разговаривали только природные аристократы в собственном узком кругу. И еще, возможно, профессор Хиггинс из "Пигмалиона". В глазах допрашиваемого метнулось удивление, которого Шульгину было достаточно. -- Садитесь, достопочтенный сэр, и будьте как дома. Еще несколько минут, и леди Лариса сможет подать нам очень неплохое виски, сигары, а то и ростбиф, если мы ее попросим. Нет-нет, представляться друг другу будем позже, согласитесь, это немедленно к чему-то обязывает. А в среде джентльменов говорить те вещи, что я собираюсь довести до вашего сведения, как-то не принято. Посему останемся пока инкогнито, при том что вы мое имя и так знаете, а я о вашем догадываюсь... Изобразив эту тираду, Сашка откинулся на спинку кресла, размял очередную папиросу, чисто русским движением заломил ее мундштук, затянулся с чувством собственного достоинства. Пленник явно колебался. Шульгин отлично понимал, о чем тот думает. Русский язык его наверняка страдает хоть какими-то погрешностями, и выдавать себя за русского -- заведомо обречено на неудачу, сопряженную причем с потерей лица. Но и сразу признаться в своей национальной и служебной принадлежности тоже неприемлемо для кадрового разведчика, которым он, несомненно, является. Сашка решил ему помочь. -- Ну, если ваши принципы того требуют, я могу вам позволить минут пять поизображатьиз себя глухонемого или, скажем, красного интернационалиста, мадьяра или немца. Чеха не надо, у славян акцент трудный для имитации. Но не больше, свободным временем не располагаю. При недостижении соглашения в отведенный мной отрезок времени оставляю за собой право прибегнуть к нецивилизованным методам. Лариса Юрьевна, продемонстрируйте... -- перешел он на русский язык. У Шульгина имелся небольшой, но успешный опыт следовательской работы с руководителями советской ВЧ К, и он решил велосипедов не изобретать. Лариса сдернула салфетку с откидного столика рядом со своим диваном. Взгляду открылась закопченная паяльная лампа, позаимствованная у машиниста паровоза, и извлеченное из полевого телефона магнето. -- К сожалению, утюга у нас не имеется. Чем богаты, как говорится... Мне жаль использовать столь грубые доходы, но ведь это ваши нынешние друзья первыми решили вернуть Россию к раннему средневековью. Культурным людям, вроде нас с вами, они должны казаться отпратительными... Лицо Сашкиного собеседника передернула нервная гримаса. -- Что вы от меня хотите? -- спросил он по-английски. -- Уже прогресс, -- обрадовался Шульгин. -- Для начала полные анкетные данные, цель вашей акции, заказчики, организаторы и, по возможности, смысл происходящего. Это пока все, что меня интересует. Если за время дороги до Харькова мы достигнем полного взаимопонимания, могу обещать вам не только жизнь и свободу, но и вполне приличное вознаграждение. Если же нет -- залумайтесь о том. чем в данный момент заняты ваши недавние соратники. Нет, ни чем они заняты, а кто занят ими? Как медик я уверен, что могильные черви уже учуяли приятный для них запах... Все это Шульгин говорил с располагающей, абсолютно светской улыбкой, выбирая наиболее вежливые обороты языка, время от времени поглядывая на Ларису как оы за подтверждением своих слов, а она отвечала ему равнодушным, даже сонным взглядом. Сашка подумал, что и ему от этого взгляда делается не по себе. Ночь девушка не спала и пережила сильнейшее нервное напряжение во время боя, но все-таки... Куда понятнее был бы лихорадочный блеск глаз и едва сдерживаемая истерика... Или ей на самом деле нравится такая роль? Англичанин тоже должен был испугаться. И что-то, конечно, в душе у него шевельнулось, но апломб представителя "владычицы морей" пока заставлял его "деркать понт". Я не очень понимаю, о чем вы говорите. Да, я случайно оказался в качестве наблюдателя миссии Красного Креста в расположении одного из отрядов союзной вашему правительству повстанческой армии господина Махно. Однако я и понятия не имел о смысле проводимой ими операции, а уж тем более что она направлена против вооруженных сил Юга России, которым правительство его величества оказывает всестороннюю поддержку. Сожалею о случившемся недоразумении и буду вам благодарен, если вы доставите меня в расположение британской миссии в Харькове или в Москве, на ваше усмотрение... Шульгин выслушал произнесенную твердым голосом тираду с максимально сочувственным выражением лица. Даже покивал головой, выражая полное понимание случившегося "мисандестендинг"^ Протянул британцу папиросу. Поднес огонек зажигалки, далеко перегнувшись через стол. И лишь потом произнес свистящим шепотом: -- Ты меня понял? Пять минут. Пока папиросу докуришь. Можешь курить медленно, я не тороплю. Лариса, проводи джентльмена в столовую. Пусть посидит и послушает. Даже... ладно, я добрый, дай ему еще одну папиросу и рюмку водки, вдруг у меня со следующим клиентом разговор затянется... И когда англичанин пошел к двери, Сашка вдруг подскочил, догнал как раз возле спинки дивана, тронул за локоть, приподнял край газеты. -- Заодно не забудь придумать убедительное объяснение, зачем "санитару" такое устройство. -- И указал на новенькую киносъемочную камеру, будто только что с завода. К полированному деревянному корпусу снизу была пристроена сильная автомобильная фара с куском оборванного провода. -- Доказательства твоим хозяевам требовались? Мой труп крупным планом?.. Со вторым пленником разговор у Шульгина вышел гораздо проще. Этому на вид было не больше тридцати, и внешность его на подозрения об особо мощном интеллекте не наводила. Этакий обычный пролетарий, выслужившийся за годы войн и революций до функционера среднего ранга. Излюбленный типаж авторов идеологически выдержанных фильмов. И тональность беседы сразу установилась доверительная. Как у белого генерала с заведомым коммунистом. Просто и доходчиво Шульгин объяснил собеседнику суть текущего момента, бессмысленность классовой нетерпимости в их узком кругу, коли уж даже товарищ Троцкий пошел на плодотворное сотрудничество с "черным бароном", то есть незачем холопам чубов лишаться, коли паны помирились. В качестве альтернативы полюбовному соглашению предложил на выбор смерть после некоторых взаимно неприятных процедур. -- Ты же должен сообразить, "товарищ", что никакой пользы мировой революции геройская гибель таких, как ты, в паровозных топках или на виселице отнюдь не принесла. Думаешь, мне русских людей не жалко, что с вашей стороны, что с нашей? И чем все кончилось в итоге? -- Ты мне зубы не заговаривай, ваше благородие. Сегодня не получилось -- завтра получится. Все равно мы вам кадык прижмем. Меня шлепнешь -- другие найдутся... -- А, как же, помню, помню... Всех не перевешаешь! Да ведь зачем же всех? Сегодня вот непосредственно тебя. Что завтра будет -- уже вроде тебя и не касается. А жизнь-то... у тебя одна и у меня одна. Смотри вон -- за окном солнышко встало. День теплый будет, независимо, что ноябрь уже. А я вдобавок насчет мировой революции ничего спрашивать не собираюсь. Ты по мирному времени кем был-то? То ли от желания перед смертью хоть кому-нибудь рассказать о себе, то ли по непреодоленной привычке отвечать на вопросы старших по положению и возрасту, пленный довольно подробно поведал о своей прошлой жизни. Хотя и говорил вроде бы зло, с презрением к палачу трудового народа. -- Хорошо, все это мне понятно. Обычная судьба русского человека, вообразившего, что можно разом устроить жизнь, которую и за пятьдесят лет не устроишь. Ты нот на Балтийском заводе работал, а не сообразил, что если инженера выгнать, а на его место дворника поставить, так корабли лучше и быстрее получаться не будут. -- Ты, генерал, корабль с устройством жизни не путай. Там наука, а тут главное -- справедливость. --И я о том же. Когда инженер постройкой корабля руководит -- это разве не справедливо? А управление государством не наука разве? У тебя какой разряд был? -- Ну, четвертый... -- На твое место ученика поставить, он справится? А тебя на место производителя работ? Вот твои большевички и наруководили, что все три года жрать вам в РСФСРии нечего, а на белой стороне до сих пор никто с голоду не умер -- ни мужики, ни рабочие, ни господа... Только я с тобой политграмотой заниматься сейчас не буду, недосуг и скучно. Ты мне сейчас быстро ответишь кто тебя и зачем сюда прислал, что вместе с тобой, убежденным большевиком, англичанин-эксплуататор делал и кому ты о результатах захвата поезда доложить был должен? Чека московская послала, Агранов, Петерс или кто? Отвечаешь "- и жить будешь, слово офицера. Нет -- через полчаса тебя уже собаки под насыпью жрать станут, Начинай, я слушаю... Послушав пару минут скучную, неизобретательную легенду "комиссара", как его назвал про себя Шульгин, специально не спросив его имени и должности, он хлопком ладони прервал допрос: -- Врать не умеешь. Значит, к неудаче и плену не готовился. Тем лучше. Оставляю тебе последний шанс. Сейчас с третьим поговорю. Потом снова с тобой. А пока хочешь -- молись, хочешь ~ последнюю передовицу в "Правде" вспоминай. Минут десять имеешь. Третий пленный то молчал, тупо глядя в покрытый ковром пол, то начинал оправдываться, что он только шофер автомобиля, а куда ехал и зачем, знать не знает. Это продолжалось до тех пор, пока Шульгин,.посмеиваясь, не разжег паяльную лампу, ждавшую своего часа на столике, старательно отрегулировал ее пламя так, что оно стало синим и свистящим. После первого эксперимента с допросом чекиста Вадима в московской квартире при помощи утюга он научился изображать палача с непринужденностью, которая особенно пугала его "пациентов". -- Так как, будем дальше разговаривать или приступим к пыткам? -- Он стоял, широко расставив ноги, посередине салона. Поезд набрал приличную скорость, и иногда его дергало так, что Сашке приходилось пружинить коленями, сохраняя равновесие. Гудящая лампа опасно колебалась в его руке. -- Уберите. Все скажу, черт с ним! Только честно пообещайте: не убьете? -- Да зачем ты мне нужен ~ убивать тебя? Поживешь... Все сложилось просто, хотя и интересно. Вообще Шульгин считал, что все популярные легенды о героических большевиках и советских разведчиках, стойко умиравших под пытками, но не выдававших гайдаровских "военных тайн", ~полная туфта. Во-первых, ни один человек не в состоянии выдержать по-настояшему качественных пыток, это аксиома, подтвержденная хотя бы тем, что все без исключения герои гражданских войн и революций признались во всем, что им инкриминиропали ежово-бериевские следователи, а если кто вдруг и не признался, значит, от них этого не очень и требовали. Л если и случались по-настоящему трагические истории, ироде как с Зоей Космодемьянской или Юрием Смирновым, так эти восемнадцатилетние дети умирали под пытками оттого, что никто и ничего у них выяснять и не собирался. На самом-то деле, что такого интересного для немцев мог знать и скрывать младший сержант Смирнов, чтобы его пытали покруче Джордано Бруно? Просто попал в руки остервеневших садистов и умер бы в любом случае, даже сообщив им все тайны Генерального штаба. Вот и здесь выстроилась интересная цепочка. Бывший слесарь Балтийского завода, вдохнув полной грудью запах своих усов. задымившихся от слишком близко подпесенной лампы, сообщил Шульгину, что был направлен от Югзапбюро РКП в помощь московскому товарищу, оцганизовал ему связь с местными подпольными партячейками и независимыми повстанческими группами лтя проведения экспроприации "золотого эшелона", на котором якобы беляки перевозят средства в Харьков и лальше. чтобы подкупать обманутый пролетариат. "Московский товарищ", куда более грамотный и соооразительный, признался, что является агентом Особого отдела ВЧК. Выполняет специальное задание центрального руководства, заключающееся в обеспечении безопасности и оказании полного содействия "сотруднику Коминтерна". ведущему чрезвычайно секретную операцию. смысл и цель которой ему знать не доверили. Однако за минувшие две недели они с "коминтерновцем" побывали в Харькове, Симферополе и Севастополе. "Товарищь Вальтер" больше отсиживался на конспиративных квартирах, где встречался с функционерами коммунистического подполья и советскими разведчиками, с многими -- наедине. В частности, много внимания уделялось американскому пароходу. Последнее задание -- подобрать исполнителей и организовать теракт на железной дороге, захватить в плен, а в крайнем случае -- уничтожить белогвардейского посла, едущего в Москву, чтобы чинить там разложение среди отступившихся от ленинских идей предателей. И под запал назвал несколько фамилий работников центрального аппарата, ставивших перед ним боевую задачу. На взгляд чекиста -- малозначительных. И заодно проговорился, по недомыслию или в стремлении набито себе цену, что за последнее время таких вот "товарищей из Коминтерна" на Лубянке появилось довольно много, Очевидно, по причине резкого падения революционной активности европейского пролетариата. В мелкие подробности Шульгин поначалу вроде бы не вникал. Тонкость его тактики заключалась в том, что он все время держал на столе включенный магнитофон, давал своим подследственным получасовые передышки, внимательно прослушивал записи, потом формулировал новые вопросы. А "пациентов" в это время оставлял под присмотром Ларисы, которая совершенно ничего плохого с ними не делала, только листала модные журналы, подправляла пилочкой ногти и время от времени бросала на очередного поднадзорного внимательные, оценивающие взгляды. Рядом с ней на столике лежал длинноствольный пистолет с глушителем. На них это действовало, пусть и по разным причинам. Англичанин, который мог быть каким-то аналогом Сиднея Рейли или Локкарта, быстренько сообразил, что, признав перед известным ему генералом Шульгиным, который на самом деле был кем-то совсем другим, свой внешнеполитический статус, он может рассчитывать на применение к нему цивилизованных норм обращения с иностранными представителями, и начал давать информацию, пусть и весьма дозированную для начала. Тут Шульгин пошел на второй круг. Оставив за кадром подпольщика-пролетария, он основное внимание обратил на москвича-чекиста. В портативном ноут-буке имелось достаточно информации, подготовленной совместно с Берестиным и Левашовым. То есть по двумтрем названным фамилиям сотрудников ВЧК Сашка свободно вычислил всю цепочку, которая, как он и ожидал, замкнулась на Михаиле Трилиссере. Неожиданности здесь не было. Даже наоборот. Шульгин снова пригласил к столу москвича и на том самом листе чистой бумаги нарисовал ему схему операции. Внизу крестиком обозначил самого пленника, а вверху, через длинную лестницу стрелок и квадратиков, большой круг с пресловутой фамилией. -- Вот так вот, парень. Ты еще и на дело не пошел, а нам уже все доложили. С самого верха. Отчего мы вас к приловили. И за кого ты головой рисковал? Под сотню человек ты собрал, и где они все? Под насыпью гниют? Так что начинай вспоминать мелкие подробности. Кто кому что говорил, дословно, с первой секунды, когда тебя в операцию ввели, и до нынешнего момента. Чтобы, когда с тобой настоящие специалисты работать будут, ты не сбивался и не путался. Я-то тебе почти верю, а они добросовестные ошибки могут за хитрую игру принять. С англичанином Шульгин говорил чуть иначе, но используя ту же схему. Сначала изложил ему очередную порцию полученных фактов плюс некоторые собственные умозаключения, потом задал ряд вопросов, сопроводив их следующими словами: -- Исходя из вашего знания русского языка вы и подробности нашей истории знать должны. Византия, абсолютная Византия, о чем я сам лично глубоко сожалею, являясь поклонником Чаадаева, кстати, если это имя вам о чем-то говорит. Желал бы общаться на европейском уровне со всеми там "Хабеас корпусами" и прочими незыблемыми правами личности. Увы, не могу. Вольно же нам, просвещенным мореплавателям, было лезть в наши варварские дела. Посему так. До Москвы, где вы могли бы рассчитывать на признание самого факта вашего существования, больше тысячи миль. Среднестатистическая же могила занимает... ну... два с половиной ярда. Из )гой пропорции можете вычислить свои шансы. Поэтому предлагаю в последний раз -- на вот этом чистом листе начинайте рисовать табличку. С самого начала. Когда по России специализироваться начали, какую работу и где выполняли, с чего данная операция началась, с кем ее отрабатывали в деталях, кто и как обеспечивал, отдельно II РСФСР, отдельно на белой территории... Нарисуете -- может, еще и на сафари съездим, в мое имение под Найроби, там у меня тысячи полторы квадратных миль... Да II заработать можете прилично, на спокойную старость хиатит. А уж если нет, так нет, мистер Роулинсон... Отпустив пленников для короткого отдыха под присмотром весьма к ним не расположенных офицеров, Шульгин пригласил на обед командира конвоя. Капитан пришел, подтвердив свое светское воспитание, то есть переодевшись в царскую форму вместо измазанного и грязного камуфляжа. Одно время он служил старшим адъютантом бывшего наследника престола великого. князя Михаила Александровича в бытность его начальником Дикой дивизии. И крайне был поражен, узнав обстановку вагона, в котором ранее бывал неоднократно. Сашка в очередной раз подивился странному пересечению человеческих и вещных судеб. Выпили, помянув погибших. Без аппетита закусили, налили по второй: "Чтобы пуля не успела пролететь". Капитан был одним из тех офицеров, что ходили с Шульгиными Новиковым в Москву еще в сентябре. Поэтому Сашка разговаривал с ним доверительно: -- Валентин Андреевич, мы с тобой вот что сделаем -- сочтем меня убитым. Так надо для дальнейшего. К сожалению, не так много осталось людей, которым придется внушить эту мысль. Но внушить нужно отчетливо. Вопрос жизненный. На вокзал приедем в достаточно убедительном виде. Нас встретят, подготовят гробы и прочее. Торжественные похороны. Ни слова о пленных. Меня вы пока больше не увидите. Поедете на отдых в Крым... -- Простите, Александр Иванович, я все понял. Только без Крыма. По любой легенде, но мы лучше с вами. Сами должны понять, какой нам теперь отдых... ~ Хорошо, Валентин. Спасибо. Это мы сообразим. Но в любом случае меня больше не существует. Вот Лариса Юрьевна на похоронах поплачет. А там видно будет... И вот еще что. За пару перегонов до Харькова на удобной платформе вы сгрузите мой автомобиль, и остаток пути я проделаю самостоятельно. Думаю, так будет лучше. А на моем вагоне тоже стекла побейте... --Наконец они с Ларисой вновь остались одни. Пленных увели для отсидки в специальное купе в офицерском вагоне, причем Шульгин распорядился установить и включить в нем магнитофон. Пусть побеседуют друг с другом на досуге. Глядишь, скажут что-нибудь, что пригодится в дальнейших разработках. Господи, как я устала! -- сказала девушка, проводя рукой по лицу. -- Поражаюсь на тебя. Неутомимый какой-то. А у меня все это вызывает жуткое омерзение и желание отключиться. Хотя бы на сутки. Не видеть, не думать, не помнить... -- Нет проблем. Столько мы и будем ехать. Сейчас позвоню капитану, чтобы не превышал скорость сорок и в Борках или Мерефе стал в отстой, пока не прикажу... Кофе приготовить? -- Даже не знаю. Душ, рюмку коньяку и в постель -- вот этого хочу безусловно. Она потянулась, выгибая узкую спину. Шульгин вдруг вновь ощутил^острое желание обладать ею. То, что влекло его к Ларисе, проявилось сейчас с еще большей силой. Или возбуждающе действовали пережитый страх смерти и то нервное напряжение, что он испытал во время допросов? -- Хорошо. Иди в душ, а остальное я приготовлю. -- Нет-нет, не надейся, я сразу спать... -- поняла она Сашкино настроение. Шульгин ничего не ответил. Для чего ненужные споры с женщиной? Только вот походочка, которой она пересекла салон, внушила ему некоторые сомнения. Зачем бы так ненавязчиво демонстрировать умение поигрывать Ядрами всего лишь на шести метрах вагонного пространства? Еще за тонкой стенкой шумели тугие струи воды, а Сашка уже принес кофе в ее купе и торопливо проглотил (юльшую рюмку, чтобы удержаться в бодром состоянии. Чохе ведь вторые сутки на ногах, не считая короткого полусна. Высосут дольку лимона, а покурить вышел в коридор, оставив дверь приоткрытой. В расчете он не ошибся. Лариса выскользнула из душевой, обернутая в махровое полотенце, села на край своей полки. Увидела накрытый стол. И, наверное, подумала, что Шульгин иссрьез принял ее слова, а то и просто, обессилев, отправился спать. Тем же торопливым движением, что и сам Сашка, она опрокинула стопку коньяку, глубоко вдохнула носом и выдохнула ртом. "Умеет пить девочка, а целый год притворялась", -- подумал Шульгин, выбрасывая окурок и входя в купе. _ Ты еще здесь? -- наклонила она голову и капризно оттопырила нижнюю губу. -- Где же мне еще быть? -- В вагоне снова было почти темно из-за опущенных плотных штор. -- Я же сказала: ничего не хочу, иди к себе... -- Хорошо, пойду, -- легко согласился Шульгин. Он и вправду понял, что лучше всего будет поспать в одиночестве. ...Вот обо всем этом, только гораздо короче и без интимных подробностей, естественно, и рассказал Шульгин в кабинете Берестина, когда проводили Слащева и остались своим кругом -- Алексей, Шульгин, Басманов и Лариса. Затем Сашка подробно изложил и свои планы на будущее. -- Ты, Леша, завтра организуй во всех подконтрольных тебе газетах заметочки, как гнусные бандиты напали на поезд, в котором следовал в Москву вновь назначенный посол, то есть я. О жутком бое и геройской гибели его защитников. Особо акцентируй внимание на подвиге поручика Нелидова. Следует немедленно наградить его посмертно Георгием, устроить торжественные похороны с участием войск гарнизона. И обо мне некролог набросайте. Мол, боевой офицер и дипломат, горячий сторонник мира на российской земле, павший жертвой бандитов как раз тогда, когда вез в Москву новые предложения о достижении гражданского согласия и взаимовыгодного сотрудничества... Ладно, это я сам распишу. А ты, Михаил Федорович, -- обратился он к Басманову, -- подготовь мне взвод самых лучших наших бойцов. В основном из московского отряда. Причем поровну классных боевиков и ребят, пригодных для агентурной работы. Я намереваюсь затеять очень крутую игру. На самом высоком уровне. Главным координатором будет Лариса Юрьевна... -- Он указал на нее, и Лариса, совсем такого не ожидавшая, даже подскочила возмущенно со стула, однако тут же опустилась обратно и ухитрилась ничего резкого не сказать в ответ. Сообразила, однако. Еще минут двадцать Шульгин объяснял друзьям свой замысел. Достаточно грандиозный, охватывающий почти все правящую верхушку РСФСР и еще половину цивилизованного мира. -- Ты не боишься, Саша, втянуть нас в новую мировую войну? -- спросил стратегически мыслящий Берестин. -- Скорее наоборот, только так мы от мировой войны сможем удержаться. Сведя ее к серии молниеносных локальных операций. Да и то если наши оппоненты вовремя не одумаются. --А вы не позволите мне, Александр Иванович, -- вежливо и бесстрастно спросил Басманов, -- лично возглавить затребованный вами взвод? Что-то мне хочется с нами вместе заняться большой политикой... -- А как же управление? Я надеялся, что вы в ближайшее время организуете его на манер четвертого управления РСХА. С тех пор как Басманов зарекомендовал себя человеком умным и абсолютно преданным, Шульгин позволял ему смотреть многие фильмы из видеотеки, в том числе и "Семнадцать мгновений весны". Ничего там, кстати, не было такого, чего не мог понять человек, живший на четперть века раньше. Это вот как наши герои, будучи молодыми, думали в шестидесятом, скажем, году, что в восемьдесят пятом жизнь будет ужасно непохожая, как у Стругацких будущее в "Путина Амальтею". А дожили и увидели, что ничего особенного. Только товаров в магазинах поменьше и телевизоры чуть лучше качеством. Так и немцы сорок пятого года не показались Басманову чем-то принципиально отличными от таковых же года семнадцатого. -- С этой ролью полковник Сугорин куда лучше меня справится. Кадровую структуру нарисует,, людей наберет, спецподготовку наладит. Особенно если капитан Воронцов своих инструкторов сюда пришлет. Тогда через месяц и тысячу человек до нужной квалификации подготовить можно. А я лучше практической работой займусь, сй-Богу... На том и сошлись. ~ А ты еще; Алексей, радируй Воронцову в Севастополь, что времена резко посуровели, пусть объявит для себя готовность номер один. Что на меня напали -- это просто эпизод. За него возьмутся немедленно и еще круче. Да и сам поостерегись. Нам еще для себя пожить бы надо... Глава 8 Снова, как и в сентябре, Шульгину пришлось проникать в Москву нелегально. Хотя совсем недавно он мечтал въехать в нее торжественно, в качестве полномочного посла. Ну, значит, неправильные были у него мысли, ибо все в жизни точно так, как в учебниках химии сказано: процесс идет лишь в пределах существующих законов и никак иначе. Ставший уже для него привычным образ старичкаинтеллигента он дополнил еще окладистой бородой -- на случай, если кто-нибудь из уцелевших чекистов запомнил облик земского врача, учинившего жестокое побоище на Николаевском вокзале. И теперь Сашка выглядел скорее похожим на купца-старовера в длинной поддевке и суконном картузе, опирающегося на суковатую лакированную трость, внутри которой скрывался гладкоствольный пятизарядный штуцер, стреляющий картечью. По ранее отработанной схеме тридцать человек группы Басманова, рассредоточившись по всему поезду, прибыли на Курский вокзал. Половина отправилась на хитровскую квартиру, где их не успели забыть и где на хозяйстве оставался поручик Рудников, еще часть -- в Новодевичий монастырь. А Шульгин, Басманов, Лариса и еще четверо человек поехали в Столешников переулок. Некоторые ухищрения потребовалось предпринять Шульгину, чтобы провести своих людей в квартиру, не существующую в данной реальности. То есть сначала подняться на площадку третьего этажа, освещенную цветными пятнами проходящих через причудливые витражи солнечных лучей, убедиться, что нет поблизости чужих любопытных глаз, вновь не без внутренней нервной дрожи превратить ободранную, с лохмотьями рогожи и торчащей из-под нее пакли дверь в щеголеватую, обитую блестящей натуральной кожей с фарфоровыми гвоздиками и суметь открыть ее и только потом условным свистом позвать своих офицеров. Никто из них, включая Ларису, здесь еще не был. Кое-кому просторная пятикомнатная квартира, обставленная со вкусом высокопоставленного партийного чиновника пятидесятых годов, напомнила аналогичные дореволюционные, еще некоторым офицерам скромного происхождения она показалась верхом роскоши и комфорта. По привычке удобно устраиваться везде, куда приведет фронтовая судьба, они расположились в указанных Шульгиным комнатах, принялись варить на газовой плите гречневую кашу из прессованных пакетов, кипятить большой шестилитровый чайник и разводить водопроводной водой чистый медицинский спирт, предоставив своим командирам решать вопросы высокой политики. Пока готовился солдатский ужин, в обширной ванной комнате, неизвестно из какого межвременного континуума снабжаемой горячей водой, офицеры стирали портянки и брились сразу втроем перед круглым, на полстены, зеркалом. Лариса уединилась в маленькой спальне, примыкающей к гардеробной комнате, а Шульгин, Басманов и еще один офицер остались в гостиной. Штаб-ротмистр Кирсанов, предложенный Басманоцым на должность руководителя специальной опергрупны, был мужчиной импозантным. Войны и революции украсили его лицо несколькими шрамами, походная жизнь -- несходящим темным загаром, на фоне которого особенно ярко выделялись сизо-стальные глаза и почти белые волосы. Еще он имел высокий лоб, тонкие, обычно плотно сжатые губы, гвардейский рост, плечи гимнаста и талию балерины, а вдобавок тихий голос левитановского тембра. Короче, Шульгину Кирсанов был мало симпатичен как раз в силу своих чересчур выразительных внешних данных, но по службе он к нему претензий не имел. Квалификация у ротмистра была тем более подходящая -- кадровый жандармский офицер, в мировую [юйну служил в разведке Генштаба, у Корнилова -- начальником личной контрразведки. Шульгин сидел, посасывая сигару, и смотрел на вторую пуговицу потертого сюртука, в который был одет Кирсанов, а тот словно и не чувствовал этого взгляда. Как будто был в комнате совсем один. Сидел, чуть покачивая носком тяжелого юфтевого сапога, и видно было, что спокойствие его не напускцое, что ему вполне серьезно наплевать, каким взглядом рассматривает его генерал по званию и чуть ли не великий князь по положению Александр Иванович Шульгин. Действительно профессионал, умевший, подобно камышовому коту, сохранять абсолютное безразличие ко исему. что его в данный момент непосредственно не касалось. -- Вы, ротмистр, -- решил чуть осадить его Сашка, -- не сочтите за труд, принесите вон из шкафчика рюмочки и бутылку на ваш 'вкус. Разговор у нас будет долгий. И пиджачок снимите, жарковато здесь. Пока Кирсанов невозмутимо и даже с энтузиазмом исполнял поручение, Шульгин с Басмановым обменялись взглядами. Полковник приподнял бровь: мол, зачем вы так? А Сашка кивнул успокаивающе: знаю, что делаю. Шульгин подождал, пока ротмистр принес заказанное. Выбор его был тонок: из десятка бутылок разнообразных коньяков, виски и ликеров он выбрал самое нейтральное -- "Московскую". -- Ваша профессия нам известна, Павел Васильевич, -- сказал Шульгин, -- и мы возлагаем на вас особые надежды. Так уж обстановка складывается. Политические условия в Москве сейчас сложные. С одной стороны, самые высокопоставленные сотрудники ВЧК и большевистского Центрального Комитета являются как бы нашими завербованными агентами, с другой -- кое-кто из них затеял самостоятельную, против нас направленную игру, а кроме того, у меня имеется пленный английский разведчик, представляющий неизвестно чьи интересы. В глазах жандарма мелькнул огонек заинтересованности. -- Вот мне и желательно, чтобы вы взяли на себя всю техническую сторону этой задачи. То есть я буду сидеть здесь, как паук в центре паутины, и лелеять коварные замыслы, а вы будете организовывать действия нашей агентуры, осуществлять слежку за нужными объектами, устраивать конспиративные квартиры, в случае необходимости производить ликвидации и делать прочую грязную работу. Как, справитесь? -- Особых сложностей не вижу, однако хотелось бы представить задачу более отчетливо... ~ В свое время. Отчетливо я ее пока и сам не вижу. Информации не хватает. Поэтому... -- Шульгин задумался, вертя в пальцах рюмку, из которой так и не отпил ни капли. -- Поэтому вы сегодня отдохнете, впрок, поскольку потом будет много бессонных дней и ночей, утром поедете по указанному мной адресу, с помощью проживающего там человека легализуетесь, а дальше... Я хочу, чтобы вы совершенно независимо от остальных наших дел размотали всю подноготную нашего иностранного "клиента". Там должно открыться очень много интересного. В вашем распоряжении будут любые средства, но очень ограниченное время и небольшое количество верных людей. Человек пять мы вам можем выделить, да, Михаил Федорович? -- Как скажете, Александр Иванович. Для отдельных операций можно и весь взвод подключать, а так... -- Благодарю, господа, -- чуть заметно приподнял уголки рта Кирсанов. -- Если мне будет позволено, агентурой я себя и сам обеспечу, мне бы исходной информации побольше. -- А вот это я вам и собираюсь рассказать. Завтра все дополнительные сведения вы получите от "языка". Он хоть и служит в "Интеллидженс сервис", но задачи выполняет, явно выходящие за пределы компетенции этой организации. Ночью он должен быть доставлен на квартиру к Рудникову. Если нужно, поручик тоже поступит в ваше распоряжение. -- Приму с удовольствием. Виктор для работы в Москве человек незаменимый. -- Решено. А теперь слушайте, история это длинная и запутанная... Только около полуночи Сашка отпустил собеседников и тоже решил отдохнуть. Постелил себе на диване, включил тихую музыку и закурил, погасив свет, последнюю в этот день сигарету. Шульгину заранее нравилось то, чем ему сейчас придется заняться. Все потусторонние проблемы, загадки пришельцев и отношения с Галактическим разумом как бы отступили на второй и третий планы. Возникла конкретная задача -- выяснить, какую цель преследует Трилиссер, а может быть, и Агранов, предавая своих благодетелей, насколько их инициатива согласована с Троцким или это самодеятельность, желание, достигнув ключевых постов в ВЧК и правительстве, избавиться от людей, по отношению к которым они оставались наемными агентами. Пока неясно было, на что рассчитывали новые хозяева Лубянки -- надеялись, что их роль в организации акции против Шульгина останется неизвестной, или наметили ликвидировать всех "американцев", а может быть, и Врангеля, а то и самого Троцкого почти одновременно. И какую судьбу следует теперь Агранову и его дружкам определить --~ то ли упразднить его вообще (вместе со всеми причастными к интриге), заменив кемто более удобным -- Вадимом, например, или даже, чем черт не шутит, тем же Кирсановым, если он сумеет себя хорошо зарекомендовать? Более того, необходимо было разобраться, какие подлинные силы все же стоят за всеми бывшими и еще предстоящими покушениями, за самой Антантой, отчего-то действующей вопреки своим историческим и классовым интересам. А также выяснить, как идут дела у Левашова. Окончательно он укрепился в симпатиях к здешнему режиму (большевистскому или уже троцкистско-бухаринскому?) или, наоборот, успел пересмотреть свои взгляды? Да и не стал ли он, незаметно для себя, марионеткой в руках куда более опытных политиков, сам того не понимая? Вот тут и пригодится по-настоящему Лариса с ее недюжинными способностями и опытом общения с высокой партийной властью. Обширнейшее поле для приложения своих умственных способностей и навыков "бойца невидимого фронта". "Вообще-то нужно позвонить Олегу, -- думал он уже в полудреме. --~ Сообщить о нашем прибытии. Удивительно, как Лариса не сделала этого сразу? На самом деле так устала за дорогу? Или утратила интерес к своему другу? Впрочем, зная ее натуру, можно допустить, что она рассудила чисто рационалистически. Зачем беспокоить человека, заставлять его нервничать, мчаться сюда через половину ночного города, в квартиру, полную чужих людей? Или ехать к нему самой, принимать торопливые ласки соскучившегося мужика... И завтра он свое получит. Ей же нужны эти лишние сутки, чтобы отключиться от того, что было в дороге, как бы забыть об этом, а уже потом обниматься с Олегом, изображая измученную долгой разлукой невесту... Потому и я звонить сейчас не буду. С утра пораньше, пока он не успеет убежать по своим посольским делам... Так все и сделали. Еще до солнца, когда обложившие небо тучи только-только стали обретать объемность и цвет, подкрасившись с востока розовыми тонами, подчеркнувшими их громоздкую мрачную многоэтажность, Ястребов сбегают в Самарский переулок, где во дворе его тетушки хранился оставленный после сентябрьского рейда "Додж". Сашкина "Испано-Суиза" модели 1927 года, один из красивейших по дизайну автомобилей XX века (сам Сальвадор Дали на такой ездил) да еще с двухсотсильным многотопливным двигателем, оказалась, к сожалению, безнадежно побита пулями бандитов. Надо было и для нее бронированный вагон приготовить, а так пришлось оставить машину в Харькове. Ровно в восемь "Додж" стоял у подъезда. Проживание в удобной квартире имело и негативную сторону. Каждый раз, выходя на лестницу, следовало быть настороже, чтобы не оказаться случайно в одном пространстве с обитателями параллельно существующих сдесь же "нормальных" квартир. Или даже рядом. Появление буквально ниоткуда посторонних людей могло вызвать у жильцов совсем ненужный ажиотаж. Механизма сосуществования базовой квартиры в одном объеме с неизвестным количеством ее аналогов Шульгин так до конца и не понял. Если, как объясняла Ирина, они движутся в потоке времени синфазно, разделенные каким-то постоянным промежутком в N секунд или лет, то все равно ведь наложение должно происходить, только совпадать будут разные точки реальностей. Их утро совпадать с нашим вечером, грубо говоря, или