        €осиф Ѓродский. €з книги эссе. Џереводы с английского


___
               ‚ тени „анте

     ‚  отличие  от жизни произведение искусства  никогда не принимаетсЯ как
нечто  само  собой разумеющеесЯ: его всегда рассматривают на фоне предтеч  и
предшественников.  ’ени великих особенно видны в  поэзии, поскольку слова их
не так изменчивы, как те понЯтиЯ, которые они выражают.
     Џоэтому значительнаЯ  часть труда любого поэта подразумевает полемику с
этими тенЯми, горЯчее или холодное дыхание которых он чувствует затылком или
вынужден чувствовать стараниЯми литературных критиков.  "Љлассики" оказывают
такое  огромное  давление,  что результатом  временами  ЯвлЯетсЯ  вербальный
паралич.  €  поскольку  ум  лучше  приспособлен  к   тому,  чтобы  порождать
негативный   взглЯд  на  будущее,  чем  управлЯтьсЯ  с  такой  перспективой,
тенденциЯ состоит в том,  чтобы воспринимать ситуацию как финальную. ‚ таких
случаЯх  естественное  неведение  или  даже  напускнаЯ   невинность  кажутсЯ
благословенными,  потому что  позволЯют  отмести  всех  этих  призраков  как
несуществующих  и  "петь"  (предпочтительно  верлибром) просто  от  сознаниЯ
собственного физического присутствиЯ на сцене.
     Ћднако  рассматривание  любой  такой  ситуации   как  финальной  обычно
обнаруживает  не столько отсутствие мужества,  сколько бедность воображениЯ.
…сли  поэт  живет  достаточно  долго,  он  научаетсЯ  справлЯтьсЯ  с  такими
затишьЯми (независимо  от их происхождениЯ), используЯ  их  длЯ  собственных
целей.  Ќепереносимость   будущего  легче   выдержать,  чем  непереносимость
настоЯщего,  хотЯ  бы  только потому, что  человеческое предвидение  гораздо
более разрушительно, чем все, что может принести с собой будущее.

     ќудженио  Њонтале сейчас восемьдесЯт один год, и  многое  из  будущих у
него уже позади -- и из своего  и чужого. ’олько два событиЯ в его биографии
можно  считать  Яркими:  первое -- его  служба офицером пехоты в итальЯнской
армии  в  первую мировую войну. ‚торое  --  получение Ќобелевской премии  по
литературе  в  1975  году.  Њежду этими  событиЯми можно  было  застать  его
готовЯщимсЯ к карьере оперного певца (у него было многообещающее бельканто),
борющимсЯ против фашистского режима -- что он делал с самого начала и что  в
конечном счете стоило ему должности хранителЯ библиотеки "Љабинет ‚ьессо" во
”лоренции, -- пишущим  статьи,  редактирующим журналы, в течение почти  трех
десЯтилетий   обозревающим  музыкальные  и  другие  культурные  событиЯ  длЯ
"третьей страницы" "Љоррьере делла сера" и в течение шестидесЯти лет пишущим
стихи. ‘лава богу, что его жизнь была так небогата событиЯми.
     …ще  со  времен  романтиков  мы приучены  к  жизнеописаниЯм поэтов, чьи
поразительные  творческие  биографии  были  порой  столь же короткими, сколь
незначителен  был  их  вклад.  ‚  этом  контексте  Њонтале  --  нечто  вроде
анахронизма,  а размер  его  вклада  в  поэзию  был анахронистически  велик.
‘овременник  Ђполлинера, ’. ‘.  ќлиота, Њандельштама, он  принадлежит  этому
поколению  больше  чем   просто  хронологически.  ‚се  эти   авторы  вызвали
качественные изменениЯ каждый в своей литературе, как и Њонтале,  чьЯ задача
была гораздо труднее.
     ‚ то времЯ как англоЯзычный поэт читает француза (скажем, ‹афорга) чаще
всего  случайно, итальЯнец делает это вследствие географического императива.
Ђльпы,  которые  раньше  были  односторонней  дорогой  цивилизации на север,
сейчас -- двустороннее  шоссе  длЯ  литературных  "измов"  всех  видов!  —то
касаетсЯ  теней, то  в  этом случае их  толпы  (толщи/топы) стеснЯют  работу
чрезвычайно. —тобы сделать новый шаг,  итальЯнский поэт должен поднЯть груз,
накопленный движением прошлого  и настоЯщего,  и именно с  грузом настоЯщего
Њонтале, возможно, было легче справитьсЯ.
     ‡а исключением этой французской близости, ситуациЯ в итальЯнской поэзии
в первые  два  десЯтилетиЯ нашего века  не  слишком отличалась от  положениЯ
других европейских литератур. Џод этим Я  имею в виду эстетическую инфлЯцию,
вызванную   абсолютным   доминированием    поэтики   романтизма   (будь   то
натуралистический  или символистский  его  вариант). „ве главные  фигуры  на
итальЯнской  поэтической  сцене  того времени  -- эти "prepotenti"  ѓабриеле
„'Ђннунцио  и  Њаринетти  --  всего  лишь объЯвили  об этой инфлЯции  каждый
по-своему.  ‚  то времЯ  как „'Ђннунцио  довел обесцененную  гармонию до  ее
крайнего (и  высшего)  предела,  Њаринетти  и  другие футуристы боролись  за
противоположное: расчленение этой гармонии. ‚ обоих случаЯх  это была  война
средств  против  средств;  то есть  условнаЯ  реакциЯ,  котораЯ  знаменовала
плененную  эстетику и  восприимчивость.  ‘ейчас  представлЯетсЯ  Ясным,  что
потребовались три поэта из следующего поколениЯ: „жузеппе “нгаретти, “мберто
‘аба  и  ќудженио  Њонтале, --  чтобы заставить  итальЯнский  Язык  породить
современную лирику.
     ‚ духовных одиссеЯх не бывает €так,  и даже речь -- всего лишь средство
передвижениЯ.  Њетафизический реалист с очевидным пристрастием к чрезвычайно
сгущенной  образности, Њонтале  сумел  создать свой  собственный поэтический
Язык через наложение того,  что он  называл "aulico"  --  придворным,  -- на
"прозаический"; Язык, который также можно было бы определить как amaro stile
nuovo (в  противоположность „антовой формуле, царившей в  итальЯнской поэзии
более шести  столетий).  ‘амое  замечательное из достижений  Њонтале, что он
сумел  вырватьсЯ  вперед, несмотрЯ на тиски dolce  stile  nuovo. ‚ сущности,
даже не пытаЯсь ослабить эти тиски, Њонтале постоЯнно перефразирует великого
флорентийца или обращаетсЯ к его  образности и  словарю. Њножественность его
аллюзий  отчасти объЯснЯет обвинениЯ  в неЯсности, которые  критики времЯ от
времени выдвигают против него. Ќо ссылки и  парафразы ЯвлЯютсЯ  естественным
элементом  любой цивилизованной  речи (свободнаЯ, или "освобожденнаЯ" от них
речь  --  всего  лишь  жестикулЯциЯ),   особенно  в  итальЯнской  культурной
традиции.  Њикеланджело и  ђафаэль, приводЯ только эти два примера, оба были
жадными интерпретаторами "Ѓожественной Љомедии". Ћдна из целей  произведениЯ
искусства  --  создать  должников;  парадокс заключаетсЯ  в том, что, чем  в
большем долгу художник, тем он богаче.
     ‡релость,  которую Њонтале обнаружил  в  своей первой книге -- "Ossi di
seppia", опубликованной  в 1925  году, -- усложнЯет объЯснение его развитиЯ.
“же   в    ней    он   ниспровергает    вездесущую    музыку    итальЯнского
одиннадцатисложника,  выбираЯ умышленно-монотонную  интонацию, котораЯ порой
делаетсЯ пронзительной благодарЯ добавлению стоп или становитсЯ приглушенной
при их пропуске,  -- один из многих  приемов,  к которым он прибегает, чтобы
избежать  инерции просодии. …сли вспомнить непосредственных предшественников
Њонтале (и самой броской фигурой среди них безусловно ЯвлЯетсЯ  „'Ђннунцио),
становитсЯ  Ясно, что стилистически  Њонтале не  обЯзан никому  или всем, от
кого  он  отталкиваетсЯ  в  своих  стихах,  ибо  полемика  --  одна из  форм
наследованиЯ.
     ќта  преемственность через  отход очевидна в монталевском использовании
рифмы. Љроме ее функции лингвистического эха, нечто вроде дани  Языку, рифма
сообщает  ощущение   неизбежности  утверждению   поэта.  •отЯ  и   полезнаЯ,
повторЯющаЯсЯ  природа  схемы  рифм  (как,  впрочем,  любой  схемы)  создает
опасность преувеличениЯ, не  говорЯ уже  об удалении  прошлого  от читателЯ.
—тобы  не   допустить  этого,  Њонтале  часто  перемежает  рифмованный  стих
нерифмованным внутри одного стихотворениЯ. …го протест против стилистической
избыточности  безусловно  ЯвлЯетсЯ  как   этическим,  так   и  эстетическим,
доказываЯ,  что  стихотворение есть  форма  наиболее  тесного  из  возможных
взаимодействий между этикой и эстетикой.
     ќто  взаимодействие,  к  сожалению,  как  раз  то, что  имеет тенденцию
пропадать   при   переводе.   Ћднако,  несмотрЯ  на  потерю   "вертебральной
компактности"  (по  выражению его наиболее чуткого  критика ѓлауко Љэмбона),
Њонтале  хорошо переносит  перевод.  Ќеизбежно  впадаЯ в  иную  тональность,
перевод  --  из-за  его  растолковывающей  природы  --  как-то  подхватывает
оригинал,  проЯснЯЯ  то,   что  могло   бы   рассматриватьсЯ   автором   как
самоочевидное и, таким образом, ускользнуть от читающего в  подлиннике. •отЯ
многое  из  неуловимой,  сдержанной  музыки терЯетсЯ, американский  читатель
выигрывает  в  понимании смысла  и врЯд ли  повторит  по-английски обвинениЯ
итальЯнца в неЯсности. ѓоворЯ о  данном сборнике,  можно лишь  пожалеть, что
сноски  не  включают  указание на  схему  рифм  и  метрический  рисунок этих
стихотворений.  ‚  конечном  счете  сноска  существует  там,   где  выживает
цивилизациЯ.
     ‚озможно,   термин   "развитие"   неприменим   к   поэту   монталевской
чувствительности,  хотЯ  бы потому, что  он подразумевает  линейный процесс;
поэтическое мышление всегда имеет  синтезирующее качество и применЯет -- как
сам Њонтале  выражает это  в одном  из своих стихотворений --  что-то  вроде
техники "радара летучей  мыши",  то  есть когда мысль охватывает угол в  360
градусов. ’акже  в каждый  момент времени поэт обладает  Языком  во всей его
полноте;   отдаваемое   им   предпочтение  архаическим  словам,  к  примеру,
продиктовано  материалом его темы  или его  нервами, а не заранее выношенной
стилистической программой. ’о  же справедливо  и длЯ  синтаксиса, строфики и
т.п. ‚  течение шестидесЯти лет Њонтале удавалось  удерживать свою поэзию на
стилистическом плато, высота которого ощущаетсЯ даже в переводе.

     "Ќовые   стихи"  --   по-моему,   шестаЯ   книга   Њонтале,   выходЯщаЯ
по-английски. Ќо в  отличие от  предыдущих изданий, которые  стремились дать
исчерпывающее  представление обо всем творчестве поэта,  эта  книга включает
только стихи, написанные за последнее десЯтилетие, совпадаЯ, таким  образом,
с  последним  (1971)  сборником  "‘атура".   €  хотЯ  было  бы  бессмысленно
рассматривать эту книгу как окончательное слово поэта, тем не менее -- из-за
возраста автора и объединЯющей ее темы  смерти жены  -- каждое стихотворение
до  некоторой  степени сообщает атмосферу конечности.  €бо  смерть как  тема
всегда порождает автопортрет.
     ‚ поэзии, как и в любой другой  форме речи, адресат важен не менее, чем
говорЯщий. Џротагонист  "Ќовых  стихов" занЯт попыткой  осмыслить расстоЯние
между ним и "собеседницей" и затем угадать, какой бы ответ  "она" дала, будь
"она" здесь. Њолчание,  в которое его речь по необходимости была направлена,
в смысле ответов  косвенно подразумевает  больше, чем допускает человеческое
воображение, --  и это обстоЯтельство наделЯет монталевскую "ее" несомненным
превосходством.  ‚  этом отношении Њонтале не  напоминает  ни ’.‘.ќлиота, ни
’омаса  •арди, с  которыми его  часто сравнивали,  но скорее  ђоберта ”роста
"нью-гэмпширского периода"  с его представлением, что женщина была сотворена
из мужского  ребра  (иносказательное длЯ  сердца) не  длЯ того,  чтобы  быть
любимой,  не длЯ того, чтобы любить, не длЯ того, чтобы быть судимой, но длЯ
того, чтобы быть "твоим судьей". Ћднако, в отличие от ”роста, Њонтале  имеет
дело   с  такой  формой  превосходства,   котораЯ  есть  fait  accompli   --
превосходство in  absentia,  --  и это пробуждает в нем  не столько  чувство
вины, сколько сознание отъединенности:  его  личность в этих  стихотворениЯх
была изгнана во "внешнее времЯ".
     Џоэтому это любовнаЯ лирика, в которой смерть играет  приблизительно ту
же роль, какую она  играет в  "Ѓожественной Љомедии" или в сонетах  Џетрарки
мадонне ‹ауре: роль проводника. Ќо здесь по знакомым строкам движетсЯ совсем
инаЯ личность; его речь не имеет ничего общего со свЯщенным предвкушением. ‚
"Ќовых стихах" Њонтале демонстрирует такую цепкость воображениЯ, такую жажду
обойти смерть с фланга, котораЯ позволит человеку, обнаружившему по прибытии
в царство теней, что "Љилрой был здесь", узнать свой собственный почерк.
     Ћднако  в  этих стихах  нет болезненного  очарованиЯ смертью,  никакого
фальцета;  о чем  поэт  говорит  здесь --  так  это об  отсутствии,  которое
проЯвлЯетсЯ  в  таких же  точно  нюансах Языка и  чувства, которыми когда-то
обнаруживала  свое  присутствие "она",  Языка  близости. Ћтсюда  чрезвычайно
личный  тон  стихотворений:  в  их  метрике  и  выборе  детали.  ќтот  голос
говорЯщего -- часто бормочущего -- про  себЯ вообще ЯвлЯетсЯ наиболее  Яркой
особенностью  поэзии  Њонтале.  Ќо  на  сей раз личнаЯ нота  усиливаетсЯ тем
обстоЯтельством,  что лирический  герой говорит  о  вещах,  о которых  знали
только  реальный  он и реальнаЯ она,  -- рожки длЯ обуви, чемоданы, названиЯ
гостиниц,  где они когда-то останавливались, общие  знакомые, книги, которые
они оба  читали. €з реалий  такого  рода и  инерции интимной  речи возникает
частнаЯ мифологиЯ, котораЯ постепенно  приобретает все черты, присущие любой
мифологии,  включаЯ  сюрреалистические видениЯ, метаморфозы и  т.п.  ‚  этой
мифологии  вместо  некоего женогрудого сфинкса  существует  образ "ее" минус
очки:  сюрреализм вычитаниЯ, и вычитание это, влиЯющее либо на тему, либо на
тональность, есть то, что придает единство этому сборнику.

     ‘мерть --  всегда  песнь  "невинности", никогда  -- опыта.  €  с самого
начала  своего творчества  Њонтале Явно предпочитает  песню исповеди. •отЯ и
менее ЯснаЯ, чем исповедь, песнЯ неповторимей; как утрата. ‚  течение  жизни
психологические приобретениЯ  становЯтсЯ неколебимей,  чем недвижимость. Ќет
ничего трогательней отчужденного человека, прибегнувшего к элегии:

     џ спустилсЯ, дав тебе руку, по крайней мере по миллиону
          лестниц,
     и сейчас, когда тебЯ здесь нет, на каждой ступеньке --
          пустота.
     € все-таки наше долгое странствие было слишком коротким.
     Њое все еще длитсЯ, хотЯ мне уже не нужны
     пересадки, брони, ловушки,
     раскаЯние тех, кто верит,
     что реально лишь видимое нами.
     џ спустилсЯ по миллиону лестниц, дав тебе руку,
     не потому, что четыре глаза, может, видЯт лучше.
     џ спустилсЯ по ним с тобой, потому что знал, что из нас двоих
     единственные верные зрачки, хотЯ и затуманенные,
     были у тебЯ.

     Џомимо  прочих  соображений, эта  отсылка к  продолжающемусЯ  одинокому
спуску  по лестнице напоминает "Ѓожественную  Љомедию". "Xenia  I"  и "Xenia
II", как  "„невник  71-го  и 72-го",  стихи, составившие  данный том,  полны
отсылок к  „анте. €ногда отсылка состоит из единственного  слова, иногда все
стихотворение -- эхо,  подобно № 13 из "Xenia  I", которое вторит заключению
двадцать  первой  песни  "—истилища",  самой  поразительной  сцене  во  всей
кантике. Ќо что  отличает поэтическую и человеческую мудрость Њонтале -- это
его  довольно  мрачнаЯ,  почти  обессиленнаЯ,  падающаЯ  интонациЯ.  ‚ конце
концов, он разговаривает с женщиной, с которой провел много лет: он знает ее
достаточно хорошо, чтобы понЯть, что она не одобрила бы трагическое тремоло.
Љонечно, он знает, что говорит в безмолвие; паузы, которыми перемежаютсЯ его
строки,  наводЯт  на мысль  о  близости  этой пустоты,  котораЯ  делаетсЯ до
некоторой  степени знакомой  -- если не сказать  обитаемой --  благодарЯ его
вере, что  "она" может  быть где-то там. € именно  ощущение  ее  присутствиЯ
удерживает  его   от  обращениЯ  к  экспрессионистским  приемам,  изощренной
образности, пронзительным лозунгам  и  т.п.  ’ой, котораЯ  умерла, также  не
понравилась бы  и словеснаЯ пышность. Њонтале  достаточно стар, чтобы знать,
что классически  "великаЯ"  строчка,  как бы  ни был безупречен ее  замысел,
льстит  публике  и  обслуживает,  в  сущности,  самое  себЯ,  тогда  как  он
превосходно сознает, кому и куда направлена его речь.
     Џри таком отсутствии искусство делаетсЯ смиренным. ЌесмотрЯ на весь наш
церебральный  прогресс,  мы   еще   склонны  впадать   в   романтическое  (а
следовательно,  равно  и  реалистическое)  представление,   что   "искусство
подражает  жизни".  …сли  искусство и делает  что-нибудь в этом роде, то оно
пытаетсЯ  отразить те  немногие элементы  существованиЯ, которые  выходЯт за
пределы "жизни", выводЯт жизнь за ее  конечный пункт, --  предприЯтие, часто
ошибочно  принимаемое  за   нащупывание  бессмертиЯ  самим   искусством  или
художником. „ругими словами, искусство "подражает" скорее смерти, чем жизни;
то  есть оно  имитирует  ту  область,  о  которой  жизнь  не  дает  никакого
представлениЯ: сознаваЯ собственную бренность, искусство пытаетсЯ одомашнить
самый длительный из существующих вариант времени. ‚ конечном счете искусство
отличаетсЯ  от жизни своей способностью достичь той степени лиризма, котораЯ
недостижима ни  в  каких человеческих отношениЯх.  Ћтсюда родство  поэзии --
если не собственное ее изобретение -- с идеей загробной жизни.

     џзык  "Ќовых  стихов"  качественно  нов.  ‚  значительной  степени  это
собственный  Язык Њонтале,  но  часть  его  обЯзана  переводу,  ограниченные
средства которого только усиливают  строгость оригинала. ЉумулЯтивный эффект
этой  книги  поражает не  столько потому, что  душа,  изображеннаЯ в  "Ќовых
стихах",  никогда не была прежде запечатлена в  мировой литературе,  сколько
потому, что книга эта показывает, что подобнаЯ ментальность не могла бы быть
первоначально выражена по-английски.  ‚опрос "почему" может только затемнить
причину,  поскольку  даже  в  родном  длЯ Њонтале  итальЯнском  Языке  такое
сознание настолько странно, что он имеет репутацию поэта исключительного.
     ‚  конечном  счете поэзиЯ  сама по  себе -- перевод; или, говорЯ иначе,
поэзиЯ -- одна из сторон души, выраженнаЯ Языком. ЏоэзиЯ -- не столько форма
искусства, сколько искусство --  форма, к которой  часто прибегает поэзиЯ. ‚
сущности, поэзиЯ --  это артикулЯционное выражение восприЯтиЯ, перевод этого
восприЯтиЯ  на  Язык во  всей его  полноте  --  Язык в  конечном счете  есть
наилучшее из доступных орудий. Ќо, несмотрЯ на  всю ценность  этого орудиЯ в
расширении  и   углублении  восприЯтиЯ  --  обнаруживаЯ  порой  больше,  чем
первоначально  замышлЯлось,  что в  самых  счастливых  случаЯх  сливаетсЯ  с
восприЯтием, --  каждый более или менее опытный поэт знает, как много  из-за
этого остаетсЯ невысказанным или искажаетсЯ.
     ќто  наводит  на  мысль,  что поэзиЯ каким-то образом также  чужда  или
сопротивлЯетсЯ Языку,  будь это  итальЯнский, английский  или суахили, и что
человеческаЯ душа вследствие ее синтезирующей природы бесконечно превосходит
любой Язык, которым нам приходитсЯ пользоватьсЯ (имеЯ несколько лучшие шансы
с флективными Языками). Џо крайней мере, если бы душа имела свой собственный
Язык, расстоЯние между ним и Языком поэзии было бы  приблизительно таким же,
как расстоЯние  между Языком  поэзии и разговорным итальЯнским. џзык Њонтале
сокращает оба расстоЯниЯ.
     "Ќовые стихи"  нужно читать и перечитывать  несколько  раз если не ради
анализа, функциЯ которого состоит  в том, чтобы вернуть стихотворение  к его
стереоскопическим истокам --  как оно существовало  в уме поэта, -- то  ради
ускользающей красоты  этого  тихого, бормочущего и  тем  не  менее  твердого
стоического  голоса, который говорит нам, что  мир кончаетсЯ  не взрывом, не
всхлипом, но человеком говорЯщим, делающим паузу и говорЯщим вновь. Љогда вы
прожили такую долгую жизнь, спад перестает быть просто еще одним приемом.
     ќта книга, конечно же, монолог; иначе и быть не могло, когда собеседник
отсутствует,  как  это почти  всегда и бывает в  поэзии. Ћднако отчасти идеЯ
монолога как  основного  средства происходит из  "поэзии отсутствиЯ", другое
название  длЯ  величайшего  литературного  движениЯ  со  времен  символизма,
движениЯ, возникшего в  …вропе,  и главным  образом в  €талии, в двадцатые и
тридцатые годы,  -- герметизма. ‘ледующее  стихотворение, которое  открывает
данный сборник, ЯвлЯетсЯ подтверждением главных  постулатов этого движениЯ и
собственным его триумфом:

          ’ы

     Ћбманутые авторы
     критических статей
     возводЯт мое "ты" в подобие института.
     Ќеужто нужно объЯснЯть кому-то,
     как много кажущихсЯ отражений
     в одном -- реальном -- может воплотитьсЯ?
     Ќесчастье в том, что, в плен попав,
          не знает птица,
     она ли это иль одна из стольких
     подобных ей.

     Њонтале присоединилсЯ  к  движению герметиков  в конце тридцатых годов,
живЯ во ”лоренции, куда он переехал в 1927 году из его родной ѓенуи. ѓлавной
фигурой в герметизме в то  времЯ был „жузеппе “нгаретти,  принЯвший эстетику
"Un Coup  de Des" Њалларме, возможно, слишком близко к сердцу. Ћднако  чтобы
полностью понЯть природу герметизма,  имеет  смысл  учитывать не только тех,
кто  стоЯл  во главе этого  движениЯ, но также  того,  кто  заправлЯл  всеми
итальЯнскими зрелищами, -- и это был „уче. ‚ значительной  степени герметизм
был реакцией итальЯнской интеллигенции на  политическую  ситуацию в €талии в
30-е и 40-е годы  нашего столетиЯ и  мог рассматриватьсЯ  как акт культурной
самозащиты  --  от  фашизма.  Џо  крайней мере,  не  учитывать  эту  сторону
герметизма  было  бы  таким  же  упрощением,  как и  обычное  выпЯчивание ее
сегоднЯ.
     •отЯ  итальЯнский режим  был  гораздо менее кровожадным по  отношению к
искусству, чем его русский и немецкий аналоги, чувство его несовместимости с
традициЯми   итальЯнской   культуры   было   гораздо   более   очевидным   и
непереносимым, чем в этих странах. ќто почти правило:  длЯ того чтобы выжить
под  тоталитарным  давлением,  искусство должно выработать  плотность, прЯмо
пропорциональную  величине  этого  давлениЯ.  €сториЯ  итальЯнской  культуры
предоставила  часть требуемой субстанции;  остальнаЯ  работа выпала  на долю
герметиков,  хотЯ само  название  мало  это  подразумевало. —то  могло  быть
отвратительнее длЯ тех,  кто  подчеркивал  литературный  аскетизм,  сжатость
Языка, установку на слово и его  аллитерационные возможности, на звук, а  не
значение  и  т.п.,  чем  пропагандистское  многословие   или  спонсированные
государством версии футуризма?
     Њонтале  имеет  репутацию  наиболее трудного поэта  этой школы,  и  он,
конечно, более  трудный  в  том  смысле, что он  сложнее,  чем “нгаретти или
‘альваторе  Љвазимодо.  Ќо  несмотрЯ  на  все   обертоны,  недоговоренности,
смешение  ассоциаций  или  намеков  на  ассоциации  в  его произведениЯх, их
скрытые  ссылки,   смену  микроскопических  деталей   общими  утверждениЯми,
эллиптическую  речь  и  т.д.,  именно он написал  "La primavera  Hitleriana"
("ѓитлеровскаЯ весна"), котораЯ начинаетсЯ:

     ѓустое белое облако бешеных бабочек
     окружает тусклые фонари, вьетсЯ над парапетами,
     кроет саваном землю, и этот саван, как сахар,
     скрипит под ногами...

     ќтот образ ноги, скрипЯщей по  мертвым бабочкам,  как  по  рассыпанному
сахару, сообщает  такую  равнодушную,  невозмутимую неуютность и ужас,  что,
когда примерно через четырнадцать строк он говорит:

     ...а вода размывать продолжает
     берега, и больше нет невиновных, --

это звучит как лирика. Ќемногое в этих строчках напоминает герметизм -- этот
аскетический   вариант    символизма.   „ействительность   требовала   более
основательного   отклика,   и  втораЯ   мироваЯ  война   принесла  с   собой
дегерметизацию. Ћднако Ярлык герметика приклеилсЯ к Њонтале, и с тех  пор он
считаетсЯ "неЯсным" поэтом. ‚сЯкий раз, когда  слышишь о неЯсности, -- времЯ
остановитьсЯ и поразмышлЯть о нашем  представлении о Ясности, ибо обычно оно
основано  на том,  что уже  известно и  предпочтительно или, на худой конец,
припоминаемо.  ‚ этом  смысле,  чем темнее, тем лучше. €  в этом  же  смысле
неЯснаЯ поэзиЯ Њонтале все еще выполнЯет функцию защиты культуры, на сей раз
от гораздо более вездесущего врага:
     ‘егоднЯшний  человек  унаследовал  нервную систему,  котораЯ  не  может
противостоЯть  современным условиЯм жизни. ЋжидаЯ,  когда родитсЯ завтрашний
человек, человек сегоднЯшний  реагирует на  изменившиесЯ условиЯ не тем, что
он  встает  с  ними  вровень, и  не  попытками  противостоЯть  их ударам, но
превращением в массу.
     ќто  отрывок  из книги  "Џоэт  в наше времЯ" -- собраниЯ прозы Њонтале,
которую он сам называет "коллажем заметок". ќти отрывки  подобраны  из эссе,
рецензий, интервью и  т.д., опубликованных в разное времЯ и в разных местах.
‚ажность этой книги  выходит  далеко  за простое приоткрывание  еще какой-то
стороны  пути  поэта, если  она  вообще  это  делает. Њонтале,  по-видимому,
последний, кто раскрывает  внутренние  ходы  своей  мысли, не говорЯ  уже  о
"секретах мастерства". —астный  человек,  он  предпочитает  делать предметом
своего рассмотрениЯ общественную жизнь, а не  наоборот. "Џоэт  в наше времЯ"
-- книга, посвЯщеннаЯ результатам такого рассмотрениЯ, и акцент в ней сделан
на "наше времЯ", а не на "поэт".
     Љак  отсутствие  хронологии, так  и  суроваЯ  прозрачность  Языка  этих
отрывков  придают  этой  книге  вид  диагноза или  вердикта.  Џациентом  или
обвинЯемым ЯвлЯетсЯ цивилизациЯ, котораЯ "полагает, что идет, в то времЯ как
фактически ее тащит лента конвейера", но, поскольку поэт сознает, что он сам
плоть   от   плоти   этой   цивилизации,  ни  исцеление,  ни  оправдание  не
предполагаютсЯ. "Џоэт в наше времЯ" -- в сущности, обескураженный, несколько
дотошный завет  человека, у  которого,  по-видимому, нет наследников,  кроме
"гипотетического  стереофонического  человека  будущего,  неспособного  даже
думать  о собственной судьбе". ќто  своеобразное видение безусловно выглЯдит
запоздалым   в   нашем   поголовно   озвученном   настоЯщем  и   выдает   то
обстоЯтельство,  что  говорит  европеец.  Ћднако трудно решить,  которое  из
видений  Њонтале  более  устрашающее -- это или  следующее, из  его "Piccolo
Testamento", стихотворениЯ,  которое  свободно  можно  сравнить  со  "‚торым
пришествием" ‰ейтса:

     ...лишь эту радугу тебе оставить
     могу свидетельством сломленной веры,
     надежды, медленней сгоревшей,
     чем твердое полено в очаге.
     ’ы в пудренице пепел сохрани,
     когда огни всех лампочек погаснут,
     и адским станет хоровод,
     и ‹юцифер рискнет спуститьсЯ на корабль
     на ’емзе, на ѓудзоне, на ‘ене,
     устало волоча остатки крыльев
     битумных, чтоб сказать тебе: пора.

     Ћднако что хорошо в  заветах -- они предполагают будущее. ‚ отличие  от
философов  или   общественных  мыслителей,  поэт  размышлЯет  о  будущем  из
профессиональной  заботы  о  своей  аудитории  или  из  сознаниЯ  смертности
искусства. ‚тораЯ причина играет большую роль в "Џоэте в наше времЯ", потому
что "содержание искусства уменьшаетсЯ точно так же, как уменьшаетсЯ различие
между   индивидуумами".  ‘траницы  этого  сборника,  которые  не  звучат  ни
саркастически, ни элегически, -- это страницы, посвЯщенные искусству письма:
     ЋстаетсЯ   надежда,  что  искусство  слова,  безнадежно   семантическое
искусство,  рано или поздно заставит почувствовать свои  отзвуки даже  в тех
искусствах, которые претендуют на то, что освободились ото всех обЯзательств
по отношению к установлению и изображению истины.
     ќто почти  так  же  категорично,  как может  быть категоричен Њонтале в
своих  утвердительных  высказываниЯх  об  искусстве  письма,  которое он  не
обходит, однако, следующим замечанием:
     Џринадлежность  к поколению, которое  уже  не умеет ни во  что  верить,
может   быть  предметом  гордости  длЯ   любого,  убежденного   в   конечном
благородстве этой пустоты или в ее некоей таинственной необходимости, но это
не извинЯет  никого,  кто хочет  превратить  эту  пустоту  в  парадоксальное
утверждение жизни просто ради того, чтобы приобрести стиль...
     ‘облазнительно  и опасно  цитировать  Њонтале,  потому  что  это  легко
превращаетсЯ в постоЯнное занЯтие. “ итальЯнцев есть свой способ в обращении
с  будущим,  от ‹еонардо до  Њаринетти.  Ћднако  соблазн  этот обусловлен не
столько   афористическим  свойством   утверждений   Њонтале  и  даже  не  их
пророческим  свойством,  сколько  тоном  его  голоса,  который сам  по  себе
заставлЯет  нас верить тому, что  он  произносит, потому что  он  совершенно
свободен от тревоги. ‚ нем существует  некаЯ повторЯемость, сродни набеганию
волны  на  берег или неизменному  преломлению света  в линзе. Љогда  человек
живет  так  долго,  как  он,  "предварительные  встречи  между  реальным   и
идеальным"  становЯтсЯ  достаточно  частыми,  чтобы поэт  свел  определенное
знакомство с идеальным и стал способен предсказывать возможные изменениЯ его
черт. „лЯ художника эти  изменениЯ,  вероЯтно,  единственные  ощутимые  меры
времени.

     …сть что-то замечательное  в почти  одновременном поЯвлении  этих  двух
книг;  кажетсЯ, что  они  сливаютсЯ.  ‚  конце  концов "Џоэт  в наше  времЯ"
составлЯет  наиболее  подходЯщую  иллюстрацию "внешнего времени", в  котором
обретаетсЯ  герой "Ќовых  стихов". ќто обратный ход "Ѓожественной  Љомедии",
где этот мир понималсЯ как  "то царство". "…е" отсутствие длЯ героЯ  Њонтале
так  же  осЯзаемо,  как  "ее" присутствие  длЯ  героЯ  „анте.  ЏовторЯющийсЯ
характер существованиЯ в этой загробной жизни сейчас, в свою очередь, сродни
„антову кружению  среди тех, кто  "умерли как  люди  до того,  как умерли их
тела". "Џоэт в наше времЯ" дает нам  набросок -- а наброски всегда несколько
более убедительны, чем законченные холсты, --  того довольно перенаселенного
спирального ландшафта таких умирающих и, однако, живущих существ.
     Љнига эта не слишком "итальЯнскаЯ", хотЯ  стараЯ цивилизациЯ дала много
этому  старому  писателю.  ‘лова   "европейский"  и  "интернациональный"   в
применении  к  Њонтале  выглЯдЯт  затертыми  эвфемизмами  длЯ  "всемирного".
Њонтале  --  писатель,  чье  владение  Языком  происходит  из  его  духовной
автономности;  таким образом,  как "Ќовые стихи", так и  "Џоэт в наше времЯ"
есть то, чем книги были когда-то, до того, как стали книгами: хрониками душ.
‚рЯд ли души в этом нуждаютсЯ. Џоследнее из "Ќовых стихов" звучит так:

     ‚ заключение
     џ поручаю моим потомкам
     на литературном поприще -- если таковые будут, --
     что маловероЯтно, зажечь
     большой костер из всего, что относитсЯ к
     моей жизни, моим действиЯм, моим бездействиЯм.
     џ не ‹еопарди, оставлю мало огню,
     жить на проценты -- уже слишком много.
     џ жил на пЯть процентов, не превышайте
     дозу. Ђ впрочем,
     счастливому -- счастье.

        1977

* Џеревод с английского …лены Љасаткиной ___


        €осиф Ѓродский. ђечь на стадионе

---------------------------------------------------------------
     * Џеревод с английского …лены Љасаткиной
---------------------------------------------------------------


     †изнь - игра со многими правилами, но  без рефери. Њы узнаем, как в нее
играть, скорее наблюдаЯ ее,  нежели справлЯЯсь в какой-нибудь книге, включаЯ
‘вЯщенное  Џисание. Џоэтому неудивительно, что столь многие играют нечестно,
столь  немногие  выигрывают, столь многие проигрывают. ‚ любом случае,  если
это место Њичиганский университет, Ђнн Ђрбор  штат Њичиган, который Я помню,
то можно с уверенностью  предположить,  что  вы, его  выпускники, еще меньше
знакомы с Џисанием,  чем те, кто сидел на этих трибунах, скажем, шестнадцать
лет назад, когда Я отважилсЯ вступить на это поле впервые.

     „лЯ моих глаз, ушей, ноздрей это место все еще Ђнн Ђрбор; оно синеет  -
или  кажетсЯ синим -  как  Ђнн Ђрбор; оно пахнет как Ђнн Ђрбор  (хотЯ должен
признать, что в воздухе сейчас меньше марихуаны, чем бывало раньше, и это на
миг  повергает  в смущение старого  аннарборца). ’аким образом, оно выглЯдит
Ђнн Ђрбором, где Я провел часть моей жизни - лучшую, как  мне кажетсЯ, часть
-  и где шестнадцать лет назад ваши предшественники почти ничего не знали  о
Ѓиблии.

     Љогда  Я  вспоминаю  своих  коллег,  когда  Я  сознаю,  что творитсЯ  с
университетскими  учебными  программами по всей стране, когда  Я отдаю  себе
отчет  в  давлении,  который  так  называемый  современный мир оказывает  на
молодежь,  Я чувствую ностальгию по тем, кто сидел  на ваших стульЯх десЯток
или около того лет  назад, потому что некоторые из них по крайней мере могли
процитировать  десЯть заповедей, а иные даже помнили названиЯ семи  смертных
грехов. Ќо как они распорЯдились этими драгоценными  знаниЯми впоследствии и
насколько  преуспели в  игре,  Я  не  имею  никакого  понЯтиЯ.  џ лишь  могу
надеЯтьсЯ, что в  итоге человек богаче, если он руководствуетсЯ правилами  и
табу,  установленными кем-то совершенно  неосЯзаемым,  а не только уголовным
кодексом.
     Џоскольку  вам,  по  всей  вероЯтности,  еще  рано  подводить  итоги  и
поскольку  преуспеЯние и личное  окружение - то,  к  чему  вы,  по-видимому,
стремитесь, вам было бы невредно познакомитьсЯ с этими заповедЯми и перечнем
грехов. €х  в  общей  сложности  семнадцать, и  некоторые  из  них  частично
совпадают.  Љонечно, вы можете возразить, что  они принадлежат вероучению со
значительной  традицией  насилиЯ.  ‚се  же,  если  говорить  о  верах,   эта
представлЯетсЯ  наиболее терпимой; она заслуживает  вашего рассмотрениЯ хотЯ
бы потому,  что породила общество, в котором  у  вас есть  право  подвергать
сомнению или отрицать ее ценность.
     Ќо  Я  здесь  не длЯ  того, чтобы превозносить добродетели какой-нибудь
конкретной  веры или философии, и Я  не  получаю удовольствиЯ, как,  видимо,
многие,  от возможности подвергнуть нападкам современную систему образованиЯ
или вас, ее предполагаемых  жертв. ‚о-первых, Я не воспринимаю вас таковыми.
‚о-вторых, в  определенных областЯх  ваши  знаниЯ  неизмеримо выше  моих или
любого представителЯ моего поколениЯ. џ  рассматриваю вас как группу молодых
разумно-эгоистичных душ накануне очень долгого странствиЯ. џ  содрогаюсь при
мысли о его длине и спрашиваю себЯ, чем бы Я мог быть вам полезен. ‡наю ли Я
нечто о жизни, что могло бы помочь вам или иметь длЯ вас значение, и если  Я
что-то знаю, то есть ли способ передать эту информацию вам?
     Ћтвет на первый вопрос, Я думаю, "да" - не столько потому, что человеку
моего возраста положено быть хитрее  любого из вас в шахматах существованиЯ,
сколько потому, что он, по всей вероЯтности, устал от массы вещей, к которым
вы только стремитесь. (Ћдна  эта усталость есть нечто, о чем молодых следует
предупредить как о сопутствующей черте и их  полного успеха, и их поражениЯ;
знание  такого рода может  усилить удовольствие от первого, а также скрасить
последнее).  —то  касаетсЯ  второго  вопроса,   Я,  по  правде  сказать,   в
затруднении.   Џример  вышеупомЯнутых  заповедей   может   озадачить  любого
напутствующего оратора, ибо сами десЯть заповедей были напутственной  речью,
буквально  - заповеданием. Ќо между поколениЯми существует прозрачнаЯ стена,
железный  занавес  иронии,  если   угодно,  видимаЯ   насквозь   завеса,  не
пропускающаЯ почти никакой опыт. ‚ лучшем случае, отдельные советы.
     Џоэтому  рассматривайте  то, что вы  сейчас услышите, просто как советы
верхушки нескольких айсбергов, если так можно сказать, а не горы ‘инай. џ не
Њоисей, вы тоже не ветхозаветные евреи; эти немного беспорЯдочные  наброски,
нацарапанные  в  желтом  блокноте  где-то  в   Љалифорнии,  -  не  скрижали.
Џроигнорируйте их, если угодно, подвергните  их  сомнению, если  необходимо,
забудьте их,  если  иначе не можете:  в  них нет ничего  обЯзательного. …сли
кое-что  из них сейчас или в будущем вам пригодитсЯ,  Я буду рад.  …сли нет,
мой гнев не настигнет вас.

     1. € теперь  и в дальнейшем,  Я  думаю, имеет смысл сосредоточитьсЯ  на
точности вашего Языка. ‘тарайтесь расширЯть свой словарь и обращатьсЯ  с ним
так,  как  вы  обращаетесь  с  вашим  банковским счетом. “делЯйте ему  много
вниманиЯ и старайтесь увеличить свои дивиденды. –ель  здесь не в том,  чтобы
способствовать вашему красноречию в спальне  или профессиональному  успеху -
хотЯ  впоследствии возможно  и  это,  - и  не в  том, чтобы превратить вас в
светских умников. –ель в том, чтобы дать  вам  возможность выразить себЯ как
можно полнее и точнее; одним словом, цель - ваше равновесие.  €бо накопление
невыговоренного, невысказанного должным  образом может привести к неврозу. ‘
каждым днем в душе человека менЯетсЯ многое, однако  способ выражениЯ  часто
остаетсЯ  одним  и  тем же. ‘пособность  изъЯснЯтьсЯ  отстает  от опыта. ќто
пагубно  влиЯет  на психику.  —увства,  оттенки, мысли, восприЯтиЯ,  которые
остаютсЯ    неназванными,    непроизнесенными     и     не    довольствуютсЯ
приблизительностью  формулировок,  скапливаютсЯ внутри  индивидуума  и могут
привести  к  психологическому  взрыву  или  срыву. —тобы этого избежать,  не
обЯзательно  превращатьсЯ в книжного червЯ. Ќадо просто приобрести словарь и
читать  его каждый  день, а иногда - и книги стихов. ‘ловари,  однако, имеют
первостепенную важность. €х много вокруг; к  некоторым прилагаетсЯ лупа. Ћни
достаточно дешевы, но даже  самые дорогие среди них (снабженные лупой) стоЯт
гораздо  меньше, чем  один  визит к  психиатру. …сли вы  все  же  соберетесь
посетить психиатра, обращайтесь с симптомами словарного алкоголизма.


     2. € теперь  и в дальнейшем старайтесь быть добрыми к  своим родителЯм.
…сли это звучит  слишком похоже на "Џочитай отца твоего и мать твою", ну что
ж.  џ лишь хочу сказать: старайтесь не восставать против них,  ибо,  по всей
вероЯтности, они  умрут  раньше  вас,  так что  вы можете избавить  себЯ  по
крайней  мере  от этого источника вины,  если  не горЯ. …сли  вам необходимо
бунтовать, бунтуйте против тех, кто не столь легко раним. ђодители - слишком
близкаЯ  мишень  (так же,  впрочем,  как  братьЯ, сестры,  жены  или мужьЯ);
дистанциЯ  такова, что  вы не можете промахнутьсЯ. Ѓунт  против родителей со
всеми его  Я-не-возьму-у-вас-ни-гроша,  по существу,  чрезвычайно буржуазное
дело,  потому  что оно  дает  бунтовщику наивысшее  удовлетворение, в данном
случае,  - удовлетворение  душевное, даваемое убежденностью.  —ем  позже  вы
встанете на этот путь, тем позже вы станете духовным буржуа; т.е. чем дольше
вы останетесь скептиком, сомневающимсЯ,  интеллектуально  неудовлетворенным,
тем   лучше  длЯ  вас.  ‘  другой  стороны,   конечно,  это   мероприЯтие  с
не-возьму-ни-гроша  имеет  практический смысл,  поскольку  ваши родители, по
всей вероЯтности, завещают все, что они имеют, вам, и удачливый  бунтовщик в
конце концов  получит все состоЯние целиком - другими словами, бунт -  очень
эффективнаЯ  форма сбережениЯ. •отЯ процент убыточен; и Я бы сказал, ведет к
банкротству.

     3.  ‘тарайтесь не слишком  полагатьсЯ на политиков - не столько потому,
что они неумны  или бесчестны, как чаще всего бывает, но  из-за  масштаба их
работы,  который слишком велик даже  длЯ лучших среди них, - на ту  или иную
политическую партию, доктрину, систему  или  их прожекты. Ћни могут в лучшем
случае несколько уменьшить  социальное  зло,  но не искоренить его. Љаким бы
существенным  ни было улучшение, с этической точки зрениЯ  оно  всегда будет
пренебрежимо мало, потому что всегда  будут те - хотЯ бы один человек, - кто
не  получит  выгоды  от этого  улучшениЯ.  Њир  несовершенен; ‡олотого  века
никогда  не  было и  не  будет. …динственное, что  произойдет с  миром, - он
станет больше,  т.е.  многолюдней,  не  увеличиваЯсь  в размерах.  ‘коль  бы
справедливо человек, которого вы  выбрали, ни  обещал поделить пирог,  он не
увеличитсЯ в размерах; порции обЯзательно станут меньше. ‚ свете этого - или
скорее в потемках - вы должны полагатьсЯ на собственную домашнюю стрЯпню, то
есть управлЯть  миром  самостоЯтельно  -  по крайней  мере  той  его частью,
котораЯ вам  доступна и  находитсЯ в  пределах  вашей досЯгаемости.  Ћднако,
осуществлЯЯ  это, вы  также должны приготовитьсЯ к горестному осознанию, что
даже вашего собственного пирога  не хватит; вы должны приготовитьсЯ к  тому,
что  вам,  по  всей  вероЯтности,  придетсЯ   отведать   в   равной  мере  и
благодарности и разочарованиЯ.  ‡десь самый  трудный урок длЯ  усвоениЯ - не
терЯть усердиЯ на кухне, ибо, подав этот пирог хотЯ бы однажды, вы  создаете
массу ожиданий. ‘просите себЯ, по силам ли вам такаЯ  бесперебойнаЯ поставка
пирогов, или  вы больше рассчитываете на политиков?  Љаков бы ни  был  исход
этого самокопаниЯ  - может ли мир положитьсЯ на вашу выпечку? - начните  уже
сейчас  настаивать   на  том,  чтобы  все  эти  корпорации,  банки,   школы,
лаборатории, или где вы там будете  работать, и чьи помещениЯ отапливаютсЯ и
охранЯютсЯ полицией круглые сутки, впустили бездомных на ночь, сейчас, когда
зима.


     4. ‘тарайтесь не  выделЯтьсЯ, старайтесь быть  скромными. “же  и сейчас
нас слишком много, и очень скоро будет много больше. ќто карабканье на место
под  солнцем  обЯзательно  происходит  за  счет  других,  которые  не  будут
карабкатьсЯ. ’о, что вам приходитсЯ наступать кому-то  на ноги, не означает,
что  вы должны стоЯть на их плечах. Љ тому же, все, что  вы  увидите с  этой
точки - человеческое море плюс тех, кто подобно вам занЯл  сходную позицию -
видную,  но  при  этом  очень  ненадежную:  тех, кого  называют  богатыми  и
знаменитыми. ‚ообще-то есть всегда  что-то  неприЯтное  в  том,  чтобы  быть
благополучнее тебе подобных, особенно когда этих подобных миллиарды. Љ этому
следует добавить, что богатых и знаменитых в наши дни тоже целые толпы и что
там,  наверху,  очен