€осиф Ѓродский. Џолторы комнаты

Ћцените этот текст:
€осиф Ѓродский. Џолторы комнаты

---------------------------------------------------------------
 Џеревел с английского „митрий —екалов
 "Ќовый Њир" N 2, 1995
 OCR by Serge Winitzki
---------------------------------------------------------------


                                  ЏосвЯщаетсЯ ‹. Љ.


1

     ‚  полутора  комнатах  (если вообще по-английски эта мера  пространства
имеет смысл), где мы жили втроем, был паркетный  пол, и  моЯ мать решительно
возражала  против того, чтобы члены ее семьи, Я  в частности, разгуливали  в
носках.  Ћна  требовала  от  нас,  чтобы  мы  всегда  ходили в ботинках  или
тапочках.  ‚ыговариваЯ  мне  по  этому  поводу,  вспоминала  старое  русское
суеверие. "ќто дурнаЯ примета, -- утверждала она, -- к смерти в доме".
     Њожет быть,  конечно, она  просто считала  эту  привычку  некультурной,
обычным неумением себЯ вести. Њужские ноги пахнут, а эпоха дезодорантов  еще
не наступила. € все же Я думал, что в  самом деле можно легко поскользнутьсЯ
и упасть на до блеска натертом паркете, особенно если ты в шерстЯных носках.
€ что если ты  хрупок и стар, последствиЯ могут быть ужасны. ‘вЯзь паркета с
деревом,  землей  и т. д. распространЯлась  в моем  представлении на  всЯкую
поверхность под ногами  близких  и дальних родственников,  живших  с  нами в
одном городе. Ќа любом расстоЯнии поверхность была все той же. „аже жизнь на
другом берегу  реки, где  впоследствии Я  снимал  квартиру или  комнату,  не
составлЯла исключениЯ, в  том  городе слишком много рек  и  каналов.  € хотЯ
некоторые из них достаточно  глубоки длЯ морских судов, смерти, Я думал, они
покажутсЯ  мелкими, либо в своей подземной стихии она может проползти под их
руслами.
     ’еперь ни матери, ни отца  нет в живых. џ стою  на побережье Ђтлантики:
масса воды отделЯет менЯ от двух  оставшихсЯ теток и двоюродных  братьев  --
настоЯщаЯ пропасть,  столь великаЯ, что ей впору смутить саму смерть. ’еперь
Я  могу  расхаживать в  носках  сколько душе угодно,  так  как  у  менЯ  нет
родственников  на  этом континенте. …динственнаЯ  смерть  в доме, которую  Я
теперь  могу  навлечь,  это,  по-видимому,  моЯ  собственнаЯ,  что,  однако,
означало бы смешение  приемного и передаточного устройств. ‚ероЯтность такой
путаницы мала, и в этом отличие электроники от суевериЯ. …сли  Я все-таки не
расхаживаю в носках по широким,  канадского клена  половицам, то не  потому,
что  такаЯ   возможность  тем  не   менее   существует  и  не  из  инстинкта
самосохранениЯ, но потому, что моЯ мать  этого не одобрила бы. ‚ероЯтно, мне
хочетсЯ хранить привычки нашей семьи теперь, когда  Я -- это все, что от нее
осталось.

2

     Ќас  было трое в этих наших полутора  комнатах: отец, мать и  Я. ‘емьЯ,
обычнаЯ  советскаЯ  семьЯ  того  времени.  ‚ремЯ было послевоенное, и  очень
немногие могли позволить  себе иметь больше чем одного ребенка. “  некоторых
не  было  возможности  даже иметь  отца --  невредимого  и  присутствующего:
большой  террор и война поработали повсеместно, в  моем городе --  особенно.
Џоэтому следовало полагать, что нам повезло, если учесть  к тому же, что  мы
--  евреи.  ‚троем  мы пережили войну (говорю  "втроем",  так как  и  Я тоже
родилсЯ до нее, в 1940 году); однако родители уцелели еще и в тридцатые.
     „умаю, они считали, что  им  повезло,  хотЯ  никогда  ничего такого  не
говорилось. ‚ообще  они  не  слишком  прислушивались  к  себе,  только когда
состарились и болезни начали осаждать  их. Ќо и тогда они не говорили о себе
и о смерти  в той манере,  что вселЯет ужас в слушателЯ или побуждает его  к
состраданию.  Ћни   просто  ворчали,  безадресно  жаловались  на   боли  или
принимались обсуждать  то или иное лекарство.  Ѓлиже  всего мать подходила к
этой  теме, когда, указываЯ на очень хрупкий китайский сервиз, говорила: "Ћн
перейдет к тебе, когда ты женишьсЯ или..." -- и обрывала фразу. € еще как-то
помню  ее говорЯщей  по телефону с одной своей неблизкой  подругой, котораЯ,
как  мне было сказано,  болела: помню, мать  вышла из  телефонной  будки  на
улицу,  где Я  поджидал ее, с каким-то непривычным выражением таких знакомых
глаз за стеклами очков в  черепаховой оправе. џ склонилсЯ  к  ней  (уже  был
значительно выше ростом) и спросил, что  же такое сказала та женщина, и мать
ответила, рассеЯнно глЯдЯ перед собой: "Ћна знает, что умирает,  и плакала в
трубку".
     Ћни все принимали как данность: систему, собственное  бессилие, нищету,
своего  непутевого сына. Џросто пытались  во  всем добиватьсЯ лучшего:  чтоб
всегда на столе была еда -- и чем бы еда эта ни оказывалась, поделить  ее на
ломтики; свести концы с концами и, невзираЯ на то, что мы вечно перебивались
от  получки  до получки,  отложить рубль-другой  на  детское  кино, походы в
музей, книги, лакомства. ’е посуда,  утварь,  одежда, белье, что  мы  имели,
всегда блестели чистотой, были отутюжены, заплатаны,  накрахмалены. ‘катерть
-- всегда  безупречна и  хрустела, на абажуре над ней -- ни  пылинки, паркет
был подметен и сиЯл.
     Џоразительно,  что  они  никогда не скучали.  “ставали  --  да,  но  не
скучали.  Ѓольшую часть  домашнего  времени они проводили на ногах:  готовЯ,
стираЯ,  крутЯсь  по квартире  между коммунальной кухней  и  нашими полутора
комнатами, возЯсь с какой-нибудь мелочью по хозЯйству. ‡астать сидЯщими  их,
конечно,  можно  было во  времЯ  еды,  но чаще  всего Я помню мать на стуле,
склонившуюсЯ  над  зингеровской  швейной  машинкой с комбинированным  ножным
приводом, штопающую наши трЯпки, изнанкой пришивающую обтрепанные воротнички
на  рубашках, производЯщую починку или  перелицовку  старых  пальто. Ћтец же
сидел, только когда читал газету или за письменным столом. €ногда по вечерам
они смотрели фильм или концерт по нашему телевизору образца 1952 года. ’огда
они, бывало, тоже сидели. ‚от так год назад сосед нашел  сидЯщего на стуле в
полутора комнатах моего отца мертвым.

3

     Ћн пережил свою жену на тринадцать месЯцев. €з семидесЯти восьми лет ее
жизни и восьмидесЯти его Я провел с ними только тридцать два года. Њне почти
ничего не известно о том, как они встретились, о том, что предшествовало  их
свадьбе; Я даже не знаю, в каком году они поженились.  € Я не знаю, как  они
жили  без менЯ свои последние одиннадцать или двенадцать лет. Џоскольку  мне
никогда  не  проникнуть  в это, лучше предположить,  что  распорЯдок  хранил
обыденность,  что они, возможно,  даже остались  в выигрыше в смысле денег и
свободы  от страха,  что  менЯ опЯть арестуют. …сли бы не то, что Я  не  мог
поддержать их в старости, что менЯ не  оказалось  рЯдом, когда они  умирали.
ѓоворю это не столько  из  чувства  вины,  сколь  из эгоистического  отчасти
стремлениЯ ребенка  следовать за  родителЯми  в течение всей  их  жизни; ибо
всЯкий ребенок так или  иначе  повторЯет  родителей  в развитии.  џ  мог  бы
сказать, что  в  конечном счете  желаешь узнать от них  о  своем  будущем, о
собственном старении;  желаешь взЯть  у  родителей  и  последний  урок:  как
умереть. „аже  если никаких уроков брать не хочетсЯ, знаешь, что  учишьсЯ  у
них,  хотЯ  бы  и  невольно.  "Ќеужели  Я  тоже  буду  так  выглЯдеть, когда
состарюсь?.. ќто сердечное -- или другое -- недомогание наследственно?"
     џ не знаю и уже не узнаю, что  они чувствовали на протЯжении  последних
лет  своей  жизни. ‘колько  раз их охватывал страх, сколько  раз были они на
грани смерти,  что ощущали, когда наступало облегчение, как  вновь  обретали
надежду, что мы втроем опЯть окажемсЯ вместе.  "‘ынок, -- повторЯла  мать по
телефону, -- единственное, чего Я хочу от жизни, -- снова увидеть тебЯ. -- €
сразу:  -- —то  ты делал пЯть  минут  назад,  перед тем  как  позвонил?"  --
"Ќичего, мыл  посуду". -- "Ђ,  очень хорошо, очень правильно: мыть посуду --
это иногда полезно длЯ здоровьЯ".

4

     Ќаши  полторы комнаты  были частью обширной,  длиной в  треть квартала,
анфилады,  тЯнувшейсЯ  по  северной  стороне  шестиэтажного зданиЯ,  которое
смотрело на три улицы и площадь одновременно. ‡дание представлЯло собой один
из  громадных брикетов  в так называемом мавританском стиле, характерном длЯ
‘еверной …вропы начала века. ‡аконченное в  1903 году, в год рождениЯ  моего
отца, оно  стало архитектурной сенсацией ‘анкт-Џетербурга  того  времени,  и
Ђхматова однажды  рассказала  мне,  как она с  родителЯми ездила  в пролетке
смотреть на это чудо. ‚  западном его крыле,  что обращено  к одной из самых
славных в российской словесности улиц -- ‹итейному проспекту, некогда снимал
квартиру  Ђлександр  Ѓлок. —то  до нашей анфилады,  то ее занимала чета, чье
главенство  было  ощутимым как  на  предреволюционной  русской  литературной
сцене, так и позднее в Џариже в  интеллектуальном климате  русской эмиграции
двадцатых и тридцатых годов: „митрий  Њережковский и ‡инаида  ѓиппиус. € как
раз  с  балкона  наших   полутора  комнат,   изогнувшись  гусеницей,   ‡инка
выкрикивала оскорблениЯ революционным матросам.
     Џосле  революции, в  соответствии  с  политикой "уплотнениЯ" буржуазии,
анфиладу  поделили  на кусочки,  по комнате на семью. Њежду  комнатами  были
воздвигнуты  стены  -- сначала из фанеры.  ‚последствии,  с  годами,  доски,
кирпичи  и  штукатурка возвели эти  перегородки в ранг  архитектурной нормы.
…сли  в  пространстве  заложено  ощущение  бесконечности,  то  --  не  в его
протЯженности, а в сжатости. •отЯ бы потому, что сжатие пространства, как ни
странно, всегда  понЯтнее. Ћно лучше организовано, длЯ него больше названий:
камера, чулан, могила. „лЯ просторов остаетсЯ лишь широкий жест.
     ‚ ‘‘‘ђ минимальнаЯ  норма  жилой  площади 9 м^2  на человека. ‘ледовало
считать, что  нам повезло, ибо в силу причудливости  нашей части анфилады мы
втроем оказались  в помещении общей площадью 40 м^2.  ‘ей иэлишек  свЯзан  с
тем,  что  при  получении  нашего  жилища  мои  родители пожертвовали  двумЯ
отдельными комнатами в разных частЯх города, где  они жили до  женитьбы. ќто
понЯтие о квартирном обмене -- или лучше просто  обмене (ввиду несомненности
предмета) -- нет  способа передать постороннему, чужестранцу.  €мущественные
законодательства окутаны тайной повсюду, но иные из них таинственней других,
в  особенности когда недвижимостью владеет  государство. „еньги, к  примеру,
тут ни  при чем,  поскольку  в  тоталитарном государстве доходы  граждан  не
слишком дифференцированы, говорЯ иначе, все равны  в нищете. ‚ы не покупаете
жилье;  если   вас,  допустим,  двое  и  вы   решили   съехатьсЯ,   то  вам,
следовательно, положено помещение, равное общей площади ваших прежних жилищ.
Ќо  именно  чиновники  в районной  жилконторе решают,  что вам  причитаетсЯ.
‚зЯтки бесполезны,  ибо иерархиЯ этих чиновников, в  свою очередь, чертовски
таинственна,  а  их первое  побуждение  -- дать вам  поменьше. Ћбмены длЯтсЯ
годами, и единственный ваш союзник -- усталость, то есть вы можете надеЯтьсЯ
взЯть  их  измором, отказываЯсь от всего, размером уступающего  тому, чем вы
располагали  прежде.  Џомимо  абстрактной  арифметики, на  их решение  также
влиЯет  уйма   разнородных  допущений,  никогда  не  оговариваемых  законом,
свЯзанных  с  вашим  возрастом,   национальной  и  расовой  принадлежностью,
профессией, возрастом и  полом  вашего ребенка,  социальным происхождением и
местом рождениЯ, не говорЯ  уж о производимом вами  личном впечатлении и пр.
’олько  чиновники  знают,  что  есть  в  наличии,   лишь  они  устанавливают
соответствие  и  вольны отнЯть  или накинуть пару квадратных  метров.  Ђ как
много  эти два метра значат!  Њожно разместить на  них книжный  шкаф, а  еще
лучше -- письменный стол.

5

     Џомимо излишка в  тринадцать квадратных метров, нам  неслыханно повезло
еще и в том, что коммунальнаЯ квартира, в  которую  мы  въехали,  была очень
мала,   часть  анфилады,   составлЯвшаЯ   ее,  насчитывала   шесть   комнат,
разгороженных таким  образом,  что  они  давали приют только четырем семьЯм.
‚ключаЯ  нас, там жило всего  одиннадцать человек. ‚  иной коммуналке  число
жильцов могло  запросто  достигать  и сотни.  ‘ередина,  однако,  колебалась
где-то между двадцатью пЯтью и пЯтьюдесЯтью. Ќаша была почти крошечной.
     ђазумеетсЯ, мы  все  делили один клозет, одну ванную и  одну кухню.  Ќо
кухню весьма просторную,  клозет очень приличный и уютный. —то до  ванной --
гигиенические   привычки  были  таковы,  что   одиннадцать  человек  нечасто
сталкивались, принимаЯ ванну или  стираЯ белье. Ћно висело в двух коридорах,
соединЯвших  комнаты  с кухней, и  каждый  из  нас  назубок  знал  соседское
исподнее.
     ‘оседи были хорошими соседЯми --  и  как  люди, и  оттого, что все  без
исключениЯ ходили  на службу и,  таким образом,  отсутствовали лучшую  часть
днЯ. ‡а исключением одной из  них, они не  были  доносчиками; не плохое  длЯ
коммуналки  соотношение. Ќо  даже она, приземистаЯ,  лишеннаЯ талии женщина,
хирург  районной  поликлиники, порой  давала врачебный  совет,  подменЯла  в
очереди за  какой-нибудь съестной редкостью,  приглЯдывала  за вашим кипЯщим
супом. Љак там в "ђасщепителе звезд" у ”роста? "Ћбщительность склонЯет нас к
прощенью".
     Џри всех неприглЯдных сторонах  этой формы бытиЯ, коммунальнаЯ квартира
имеет, возможно, также и сторону,  их искупающую.  Ћна обнажает самые основы
существованиЯ: разрушает любые иллюзии относительно человеческой природы. Џо
тому, кто как пернул, ты можешь опознать засевшего в клозете, тебе известно,
что у него (у нее) на ужин, а также на завтрак. ’ы знаешь звуки, которые они
издают в постели, и когда у женщин менструациЯ.  Ќередко  именно тебе  сосед
поверЯет свои  печали, и это он (или она) вызывает "скорую", случись с тобой
сердечный приступ или что-нибудь похуже. Ќаконец, он (или она) однажды могут
найти тебЯ мертвым на стуле -- если ты живешь один -- и наоборот.
     Љакими  колкостЯми  или  медицинскими  и  кулинарными  советами,  какой
доверительной  информацией  о  продуктах,  поЯвившихсЯ  вдруг  в  одном   из
магазинов, обмениваютсЯ  по  вечерам на  коммунальной  кухне жены, готовЯщие
пищу! €менно тут учишьсЯ житейским основам -- краем уха,  уголком глаза. —то
за тихие  драмы открываютсЯ взору,  когда  кто-то с кем-то внезапно перестал
разговаривать!  ЉакаЯ это школа  мимики! Љакую бездну чувств может  выражать
застывший,  обиженный позвоночник или ледЯной профиль! Љакие запахи, ароматы
и благоуханиЯ плавают  в воздухе вокруг стоваттной желтой слезы,  висЯщей на
растрепанной косице электрического шнура. …сть нечто племенное в этой тускло
освещенной пещере,  нечто изначально эволюционное, если угодно; и кастрюли и
сковородки свисают над газовыми плитами подобно тамтамам.

6

     ‚споминаю их  не от тоски, но оттого,  что именно  тут моЯ мать провела
четверть жизни. ‘емейные люди редко едЯт не дома; в ђоссии -- почти никогда.
џ не  помню ни ее, ни отца за столиком в ресторане или даже в кафетерии. Ћна
была  лучшим поваром, которого  Я когда-либо знал,  за исключением, пожалуй,
—естера Љаллмана,  однако у того в  распорЯжении  было  больше ингредиентов.
Ћчень часто  вспоминаю ее на кухне в переднике  -- лицо раскраснелось и очки
слегка  запотели  -- отгонЯющей менЯ  от  плиты, когда  Я  пытаюсь  схватить
что-нибудь прЯмо с огнЯ. ‚ерхнЯЯ губа блестит от пота;  коротко  стриженные,
крашенные хной седые  волосы беспорЯдочно вьютсЯ.  "Ћтойди! -- она сердитсЯ.
-- —то за нетерпение!" Ѓольше Я этого не услышу никогда.
     €  Я  не  увижу  отворЯющуюсЯ  дверь (как с  латкой или двумЯ огромными
сковородками  в руках она проделывала это?  использовала  их тЯжесть,  чтобы
нажать на дверную ручку?) и ее, вплывающую в комнату с обедом, ужином, чаем,
десертом. Ћтец читает газету, Я  не  двигаюсь  с места, пока  мне не  скажут
отложить  книгу,  и  ей  известно,  что  та помощь,  на  которую она  вправе
рассчитывать, навернЯка  была бы запоздалой  и неуклюжей. ‚ ее семье мужчины
скорее знали  об учтивых манерах,  нежели владели  ими. „аже проголодавшись.
"ЋпЯть ты читаешь своего „ос  Џассоса? -- она скажет, накрываЯ на стол. -- Ђ
кто  будет  читать ’ургенева?" -- "—то ты хочешь от него, -- отзоветсЯ отец,
складываЯ газету, -- одно слово -- бездельник".

7

     ‘транно, что Я вижу самого себЯ в этой сцене.  € тем не менее Я вижу --
так же отчетливо, как вижу  их. € опЯть-таки это не тоска  по  молодости, по
прежнему месту жительства.  Ќет, скорее  всего теперь,  когда они умерли,  Я
вижу их жизнь такой,  какой она была  прежде, а прежде она включала менЯ. ’о
же,  Я думаю, они могли  бы помнить  обо  мне. …сли, конечно, сейчас  они не
обладают даром  всеведениЯ и не наблюдают менЯ  сидЯщим на кухне в квартире,
которую Я снимаю у  колледжа,  пишущим эти строки на Языке, которого они  не
знают, хотЯ,  если  на  то  пошло,  теперь они должны  быть  всеЯзычны.  ќто
единственнаЯ  возможность длЯ них  повидать менЯ и Ђмерику. ќто единственный
способ длЯ менЯ увидеть их и нашу комнату.

8

     Ќаш  потолок,   приблизительно  четырнадцати,  если  не  больше,  футов
высотой, был украшен гипсовым, все в том же  мавританском  стиле орнаментом,
который, сочетаЯсь  с трещинами и  пЯтнами протечек от временами  лопавшихсЯ
наверху  труб, превращал  его  в очень подробную карту  некой несуществующей
сверхдержавы или архипелага.  €з трех  высоких  сводчатых окон нам ничего не
было видно,  кроме  школы напротив; но центральное окно одновременно служило
дверью  балкона. ‘  этого балкона нам открывалась  длина всей улицы, типично
петербургскаЯ безупречнаЯ  перспектива,  котораЯ замыкалась силуэтом  купола
церкви св. Џантелеймона или -- если взглЯнуть направо -- большой площадью, в
центре  которой  находилсЯ  собор  Џреображенского  полка  ее императорского
величества.
     Љ  тому времени, как мы перебрались  в это мавританское чудо, улица уже
носила имЯ  ЏестелЯ, казненного вождЯ декабристов. €значально,  однако,  она
называлась  по церкви, что маЯчила  в  ее  дальнем конце: ЏантелеймоновскаЯ.
’ам, вдалеке, улица огибала церковь и бежала к ”онтанке, пересекала мостик и
приводила  вас  в  ‹етний  сад.  ‚  этой  части  улицы некогда  жил  Џушкин,
сообщавший  в одном из писем  к  жене: "„а ведь  ‹етний  сад  мой огород. џ,
вставши от сна, иду туда в халате и туфлЯх. Џосле обеда сплю  в нем, читаю и
пишу. џ в нем дома".
     …го  дом  был,  если  не  ошибаюсь,  одиннадцатым, наш --  номер  27  и
находилсЯ  в конце улицы, впадающей в соборную площадь.  Ќо поскольку здание
стоЯло на пересечении с  легендарным ‹итейным проспектом, наш почтовый адрес
выглЯдел так:  ‹итейный  пр., д. 24,  кв. 28. Џо  нему  мы получали  письма,
именно его Я писал на  конвертах,  которые отправлЯл родителЯм. “поминаю его
здесь не потому,  что  это  имеет какое-то значение, но потому, что моЯ рука
никогда больше не выведет этого адреса.

9

     ‘транным  образом наша мебель оказалась под стать обличью и внутреннему
виду  зданиЯ.  Ћна  была  так  же  массивна  и  перегружена  завитками,  как
штукатурнаЯ  лепка  на фасаде или  выступавшие на стенах изнутри  пилЯстры и
панно,  опутанные  гипсовыми гирлЯндами  каких-то геометрических фруктов.  €
внешний облик,  и  внутренний орнамент --  светло-коричневые,  цвета какао с
молоком. Ќаши два  огромных собороподобных буфета  были, однако,  из черного
лакированного дуба, но все-таки принадлежали той же эпохе, началу  века, как
и само здание.  ‚озможно, именно  это,  хотЯ  и невольно,  с  самого  начала
расположило к  нам  соседей. €  возможно, по той же причине,  едва проведЯ в
этом  здании год,  мы  чувствовали  себЯ так,  как будто  жили здесь всегда.
Ћщущение, что буфеты  обрели  дом или, может быть, наоборот, как-то дало нам
понЯть, что и мы обосновались прочно, что переезжать нам более не суждено.
     ќти  трех  с  половиной метров  высотой  двухэтажные  буфеты  (чтобы их
сдвинуть,  приходилось  снимать верхнюю,  с карнизом,  часть  со  стоЯщей на
слоновьих ножках нижней) вмещали  практически все,  накопленное нашей семьей
за  времЯ  ее  существованиЯ.  ђоль,  отведенную  повсеместно  чердакам  или
подвалам, в нашем  случае играли буфеты.  ђазличные  отцовские фотоаппараты,
принадлежности  длЯ  проЯвлениЯ  и печатаниЯ снимков, сами  снимки,  посуда,
фарфор, белье, скатерти, обувные  коробки с ботинками, которые уже малы ему,
но еще  велики  мне,  инструменты,  батарейки,  его  старые  морские  кители
бинокли,  семейные  альбомы, пожелтевшие  иллюстрированные журналы,  шлЯпы и
платки моей  матери,  серебрЯные  бритвы  "‡олинген",  испорченные карманные
фонарики,  его  награды,  ее  разноцветные кимоно, их  письма  друг к другу,
лорнеты,  веера,  прочие  сувениры памЯти --  все  это хранилось  в пещерных
недрах буфетов,  преподносЯ, когда открываешь  дверцу,  букет  из нафталина,
старой  кожи  и  пыли. Ќа  нижней  части  буфета,  как  на  каминной  полке,
красовались  два  хрустальных   графина  с  ликерами  и   покрытаЯ  глазурью
фарфороваЯ парочка подвыпивших китайских  рыбаков, тЯнущих свой  улов.  Њать
вытирала с них пыль два раза в неделю.
     ‡адним   числом   содержимое  этих  буфетов  можно   сравнить  с  нашим
коллективным  подсознательным;  в  то времЯ такаЯ мысль не  пришла бы мне  в
голову.  Џо крайней мере все те вещи были частью сознаниЯ родителей, знаками
их памЯти -- о  временах и местах, как правило,  мне  предшествующих,  об их
совместном  и отдельном прошлом, о юности и детстве, о другой эпохе, едва ли
не о другом столетии. ‡адним числом опЯть-таки Я бы добавил: об их  свободе,
ибо они  родились  и  выросли  свободными,  прежде  чем  случилось  то,  что
безмозглаЯ сволочь именует революцией, но  что длЯ них, как и длЯ нескольких
поколений других людей, означало рабство.

10

     џ пишу о них по-английски, ибо хочу даровать им резерв свободы; резерв,
растущий вместе с числом тех, кто пожелает прочесть это. џ хочу, чтобы ЊариЯ
‚ольперт  и  Ђлександр  Ѓродский  обрели   реальнось  в  "иноземном  кодексе
совести", хочу, чтобы глаголы движениЯ английкого Языка повторили  их жесты.
ќто не воскресит их, но по крайней мере  английскаЯ  грамматика в  состоЯнии
послужить  лучшим   запасным   выходом   из  печных  труб   государственного
крематориЯ,  нежели  русскаЯ.  Џисать  о  них  по-русски  значило бы  только
содействовать    их   неволе,    их   уничижению,   кончающимсЯ   физическим
развоплощением. Џонимаю, что не следует отождествлЯть  государство с Языком,
но двое стариков,  скитаЯсь по многочисленным государственным  канцелЯриЯм и
министерствам  в надежде  добитьсЯ  разрешениЯ  выбратьсЯ  за границу, чтобы
перед смертью повидать своего единственного сына, неизменно именно по-русски
слышали в ответ двенадцать  лет крЯду, что государство считает такую поездку
"нецелесообразной".  Џовторение  этой  формулы по меньшей мере  обнаруживает
некоторую фамильЯрность  обращениЯ  государства  с  русским  Языком. Ђ кроме
того,  даже  напиши Я это по-русски, слова эти не увидели  бы  света днЯ под
русским небом. Љто б тогда прочел  их? ѓорстка эмигрантов, чьи родители либо
умерли,  либо умрут при сходных  обстоЯтельствах? €сториЯ, слишком хорошо им
знакомаЯ. Ћни знают, что чувствуешь,  когда  не  разрешено повидать мать или
отца  при смерти; молчание, воцарЯющеесЯ  вслед за  требованием срочной визы
длЯ  выезда на  похороны  близкого.  Ђ  затем становитсЯ слишком поздно,  и,
повесив телефонную трубку, он или она бредет из  дому в иностранный полдень,
ощущаЯ нечто, длЯ чего ни в  одном Языке нет  слов и  что никаким стоном  не
передать тоже...  —то мог бы Я  сказать им? Љаким образом исцелить?  Ќи одна
страна   не   овладела   искусством   калечить   души   своих  подданных   с
неотвратимостью ђоссии, и никому с пером в руке  их не вылечить: нет, это по
плечу  лишь  ‚севышнему,  именно  у него  на это достаточно  времени.  Џусть
английский Язык приютит  моих  мертвецов. Џо-русски  Я готов читать,  писать
стихи или  письма.  Ћднако Њарии ‚ольперт и Ђлександру  Ѓродскому английский
сулит лучший вид  загробной жизни,  возможно,  единственно существующий,  не
считаЯ заключенного во мне самом. —то же  до менЯ самого, то писать  на этом
Языке -- как мыть ту посуду: полезно длЯ здоровьЯ.

11

     Њой  отец был журналистом --  говорЯ точнее, фотокорреспондентом,  хотЯ
пописывал  и  статейки.  Џоскольку  писал он  по преимуществу длЯ ежедневных
многотиражек,  которых   все  равно  никто  не  читает,  большаЯ  часть  его
репортажей  обыкновенно начиналась так: "’Яжелые штормовые тучи повисли  над
Ѓалтикой..."  --  в  надежде  на  то,  что  погода  в  наших широтах  всегда
подстроитсЯ к такому началу. “ него было два диплома: географа, полученный в
‹енинградском университете, и журналиста -- в коле  Љрасной журналистики. ‚
последнюю он поступил, когда стало очевидно, что намерениЯ путешествовать, в
особенности за границей, не стоит расценивать всерьез: как  еврею, как  сыну
книгоиздателЯ и беспартийному.
     †урналистика  (в известной  степени) и  война  (значительно)  исправили
положение. Ћн повидал шестую часть  суши (обычное количественное определение
территории  ‘‘‘ђ) и немало воды. •отЯ  его прикомандировали  к флоту,  война
началась длЯ него в  1940  году в ”инлЯндии, а закончилась в 1948-м в Љитае,
куда он был послан с группой  военных советников  содействовать  притЯзаниЯм
Њао  и откуда  прибыли те фарфоровые рыбаки под мухой  и  сервизы, что  мать
хотела подарить мне, когда  Я женюсь. ‚ промежутке  он эскортировал конвои в
Ѓаренцевом море, отстаивал и сдал  ‘евастополь на —ерном, примкнул --  когда
его корабль пошел ко дну -- к морской пехоте. Ѓыл отправлен на ‹енинградский
фронт,  сделал  лучшие  из  виденных  мной  фотографий  осажденного города и
участвовал в прорыве блокады.  („умаю,  этот отрезок войны оказалсЯ длЯ него
самым важным благодарЯ соседству семьи и дома. ‚се же вопреки близости к ним
он потерЯл  квартиру  и единственную  сестру: следствие бомбежек и  голода.)
‡атем он снова был послан  на —ерное  море, высадилсЯ  на печально известной
Њалой земле, защищал  ее; по  мере  продвижениЯ фронта  на запад оказалсЯ  в
ђумынии  и  короткое  времЯ  был  даже  военным комендантом  Љонстанцы.  "Њы
освободили  ђумынию", -- иногда  хвасталсЯ он и принималсЯ  вспоминать  свои
встречи с  королем Њихаем,  единственным королем, увиденным  им воочию; Њао,
—ан Љайши, не говорЯ уж о ‘талине, он считал выскочками.

12

     ‚ каких бы  там военных играх в Љитае он ни был замешан, наша маленькаЯ
кладовка,  наши  буфеты  и  стены сильно  выгадали от  этого.  ‚се  предметы
искусства,  их  украсившие,   были  китайского  происхождениЯ:  пробковые  с
акварелью рисунки, мечи самураев,  небольшие  шелковые  экраны.  Џодвыпившие
рыбаки оставались последними от  оживленного многолюдьЯ фарфоровых  фигурок,
куколок и пингвинов в шлЯпах, которые исчезали постепенно -- жертвы неловких
жестов или необходимости  подарков ко дню  рождениЯ разным родственникам. Ћт
мечей тоже  пришлось отказатьсЯ в  пользу  государственной коллекции как  от
потенциального оружиЯ, хранение  которого  рЯдовым гражданам было запрещено.
Џодумать только! -- какаЯ разумнаЯ предусмотрительность -- ввиду последующих
милицейских вторжений, навлеченных мной  на  полторы  комнаты. —то  касаетсЯ
фарфоровых  сервизов,  потрЯсающе изысканных на  мой неискушенный взглЯд, --
мать и слышать не хотела  о  том, чтобы хоть одно изЯщное  блюдечко украсило
наш стол. "Ћни не длЯ жлобов, -- терпеливо объЯснЯла она нам, -- а вы жлобы.
‚ы очень неуклюжие жлобы". Љ тому же посуда, из которой мы ели,  была вполне
красива, да и прочна тоже.
     џ  помню  темный,  промозглый   ноЯбрьский   вечер  1948  года,  тесную
шестнадцатиметровую комнату, где мы во времЯ и сразу после войны жили вдвоем
с матерью. ‚ тот вечер отец вернулсЯ из ЉитаЯ. Џомню звонок в дверь и как мы
с матерью  бросаемсЯ к выходу на  тускло освещенную лестничную клетку, вдруг
потемневшую  от  морских  кителей: отец,  его  друг  капитан ”. Њ.  и с ними
несколько  военных,  вносЯщих  в  коридор  три  огромных деревЯнных  Ящика с
китайским уловом,  разукрашенных с боков гигантскими, похожими на осьминогов
иероглифами.  ‡атем  мы  с капитаном  ”. Њ.  сидим за столом, и,  пока  отец
распаковывает Ящики, мать, в желто-розовом крепдешиновом платье, на  высоких
каблуках,  всплескивает  уками  и  восклицает:  "Ach!  Oh  wunderbar!"  --
по-немецки, на Языке ее латвийского детства и нынешней службы переводчицей в
лагере  длЯ  военнопленных,  --  и  капитан ”.  Њ.,  высокий  и стройный,  в
незастегнутом  темно-синем  кителе,   наливает  себе  из  графина   рюмочку,
подмигиваЯ мне как взрослому.  ђемни с  ЯкорЯми на  прЯжках и  парабеллумы в
кобурах  лежат на  подоконнике, мать ахает при виде кимоно.  ‚ойна окончена,
наступил мир, Я слишком мал длЯ того, чтоб подмигнуть в ответ.

13

     ‘ичас  мне в точности столько лет, сколько  было в тот ноЯбрьский вечер
отцу: мне сорок  пЯть,  и вновь Я вижу эту сцену  с неестественной Ясностью,
словно сквозь мощную  линзу, хотЯ все ее участники,  кроме  менЯ, мертвы.  џ
вижу  ее так  Ясно,  что  могу  подмигнуть капитану ”.  Њ.  ...  Ќе  это  ли
предвиделось  уже   тогда?  Ќет  ли  здесь,  в  этом   перемигивании   через
пространство  почти  в сорок  лет,  какого-то  значениЯ,  какого-то  смысла,
ускользающего от  менЯ?  Ќе  всЯ ли жизнь  -- об этом? …сли нет,  откуда эта
Ясность,  зачем она?  …динственный  ответ,  приходЯщий  в голову:  чтобы  то
мгновение  жило, чтоб оно не было  забыто,  когда все  актеры, менЯ включаЯ,
сойдут  со сцены. ‚озможно,  таким  образом  понимаешь  по-настоЯщему, каким
драгоценным  оно было --  воцарение  мира.  ‚ одной  семье. € чтобы  попутно
выЯснилось,  что  такое  мгновение.  Ѓудь  то  возвращение  чьего-то отца,
вскрытие Ящика. Ћтсюда эта месмерическаЯ Ясность. €ли, возможно, оттого, что
ты сын фотографа и твоЯ памЯть всего лишь проЯвлЯет  пленку. ЋтснЯтую твоими
глазами  почти  сорок лет назад. ‚от почему  тогда  ты не смог  подмигнуть в
ответ.

14

     Ћтец носил морскую  форму  приблизительно еще два года. € как раз тогда
мое детство началось всерьез.  Ћн  был офицером, заведующим фотолабораторией
‚оенно-морского музеЯ,  расположенного  в  самом  прекрасном  во всем городе
здании. Ђ значит, и во  всей империи.  ’о было здание бывшей фондовой биржи:
сооружение несравненно более греческое, чем любой Џарфенон, и к тому же куда
удачней  расположенное  --  на стрелке  ‚асильевского острова, врезавшейсЯ в
Ќеву в самом ее широком месте.
     ђанними  вечерами  после  уроков  Я  пробиралсЯ  через  город  к  реке,
пересекал „ворцовый мост, с  тем чтобы забежать в музей за  отцом и вместе с
ним  пешком  вернутьсЯ  домой.  ‹учше  всего  бывало,  когда  он по  вечерам
оказывалсЯ дежурным и музей был уже закрыт. Ћн поЯвлЯлсЯ в длинном мраморном
коридоре  во всем великолепии, с сине-бело-синей повЯзкой  дежурного офицера
на левой руке и парабеллумом  в кобуре, болтающимсЯ на ремне на правом боку;
морскаЯ фуражка с лакированным козырьком  и позолоченным "салатом"  скрывала
его безнадежно лысую  голову. "‡дравиЯ желаю,  капитан", -- говорил  Я,  ибо
таков  был  его  чин;  он  усмехалсЯ  в  ответ  и,  поскольку дежурство  его
продолжалось еще около часа, отпускал менЯ шлЯтьсЯ по музею в одиночестве.
     Џо глубокому  моему  убеждению,  за  вычетом литературы двух  последних
столетий  и,  возможно, архитектуры своей  бывшей столицы, единственное, чем
может гордитьсЯ ђоссиЯ,  это историей собственного флота. Ќе из-за эффектных
его  побед,  коих  было  не  так  уж  много,  но  ввиду  благородства  духа,
оживлЯвшего сие предприЯтие. ‚ы скажете  -- причуда,  а то и  вычура; однако
порождение  ума единственного  мечтателЯ  среди  русских  императоров, Џетра
‚еликого, воистину представлЯетсЯ мне  гибридом  вышеупомЯнутой литературы с
архитектурой.   ‘оздававшийсЯ   по    образцу   британского   флота,   менее
функциональный,  скорее  декоративный,  проникнутый  духом  открытий,  а  не
завоеваний,  склонный скорее к героическому жесту и самопожертвованию, чем к
выживанию любой  ценой, этот  флот действительно был  мечтой  о безупречном,
почти отвлеченном порЯдке, державшемсЯ на водах мировых морей, поскольку  не
мог быть достигнут нигде на российской почве.
     ђебенок -- это  прежде  всего эстет:  он  реагирует  на  внешность,  на
видимость,  на  очертаниЯ  и формы. …два ли что-либо мне  нравилось в  жизни
больше, чем те гладко выбритые адмиралы -- анфас и в  профиль -- в золоченых
рамах, которые  неЯсно  вырисовывались  сквозь  лес  мачт на моделЯх  судов,
стремЯщихсЯ  к   натуральной   величине.   ‚   мундирах   восемнадцатого   и
девЯтнадцатого веков, с жабо или высокими стоЯчими воротниками, в похожих на
лопухи  эполетах с бахромой,  в париках  и  бегущих через  всю грудь широких
голубых   лентах,  они  очень  сильно  смахивали  на   орудиЯ  совершенного,
отвлеченного  идеала, не менее точные,  чем отороченные  бронзой астролЯбии,
компасы,  бинокли  и  секстанты, поблескивающие  вокруг. Ћни могли вычислить
место человека под звездами  с  меньшей  погрешностью, чем  их повелители! €
можно  было  только  пожелать,  чтобы  они  правили  житейским  морем  тоже:
подвергатьсЯ  суровостЯм   их  тригонометрии,  а   не   дешевой  планиметрии
идеологий, быть творением мечты,  пусть даже миража, а не частью реальности.
Џо  сей  день  Я полагаю, что страна только  выиграла бы, имей  она символом
нации не двуглавую  подлую имперскую птицу или полумасонский серп и молот, а
флаг  русского флота  --  наш славный, поистине прекрасный Ђндреевский флаг:
косой синий крест на девственно белом фоне.

15

     Џо пути  домой мы с  отцом  заглЯдывали в магазины, с тем  чтобы купить
продукты  или фотопринадлежности (пленку, реактивы, бумагу), останавливались
у витрин. Џока мы проходили через центр города,  он  рассказывал мне историю
того  или иного фасада: что находилось здесь до войны или до  1917 года, кто
был  архитектором, кто владельцем, кто жильцом,  что с ними произошло и,  на
его взглЯд, почему.  ќтот морской капитан  шести футов ростом  знал немало о
гражданской жизни, и постепенно  Я стал воспринимать его форму как камуфлЯж;
сказать  точнее, идеЯ различиЯ  между формой и  содержанием пустила  корни в
моем школьническом уме.  ЋтцовскаЯ форма имела к этому следствию не  меньшее
отношение,  чем  современное  содержание,  кроющеесЯ за фасадами  домов,  на
которые   он   указывал.  ‚  разумении  школьника   подобное  несоответствие
преломлЯлось, конечно,  как приглашение ко лжи (хотЯ нужды  особой  в ней не
было);  в  глубине  души,  однако, мне  кажетсЯ, это научило  менЯ  принципу
сохранениЯ внешнего благополучиЯ независимо от происходЯщего внутри.
     ‚ ђоссии военные редко носЯт штатское, даже дома. Ћтчасти это свЯзано с
их  гардеробом,  всегда  не  слишком обширным,  хотЯ  главным образом  имеет
отношение к понЯтию значительности, соотносимому с формой и,  следовательно,
с  вашим  общественным  положением.  ‚  особенности  если  вы  офицер.  „аже
демобилизовавшиесЯ и пенсионеры норовЯт еще какое-то времЯ  носить и  дома и
на  людЯх ту или  иную  часть своего служебного  нарЯда -- китель без погон,
сапоги с голенищами, фуражку, шинель, дающие понЯть всем (и напоминающие  им
самим)  об их воинской  принадлежности: ибо командовавший однажды  командует
всегда.  Љак протестантское духовенство  в  здешних широтах;  и  в случае  с
военным  морЯком   сходство  это  всего  сильней  из-за  белого  подкладного
воротничка.
     “ нас имелась уйма тех подворотничков, целлулоидных и хлопчатобумажных,
в верхнем Ящике буфета; через несколько лет, когда Я училсЯ в седьмом классе
и была  введена школьнаЯ форма, мать  разрезала  и  пришивала  их к стоЯчему
воротнику моей мышино-серой  курточки. €бо и форма  тоже  была  полувоенной:
курточка, ремень с  прЯжкой, соответствующие  брюки, фуражка с  лакированным
козырьком. —ем  раньше начинаешь думать о  себе как о солдате, тем лучше длЯ
государства. “ менЯ  это не вызывало  возражений,  и все  же  Я недолюбливал
цвет, наводивший  на мысль о  пехоте или,  того  хуже,  о  милиции.  Ќикаким
образом он не подходил  к черной  как смоль отцовской шинели с двумЯ  рЯдами
желтых пуговиц,  напоминавшими ночной проспект.  Ђ когда он ее  расстегивал,
из-под  нее  виднелсЯ темно-синий  китель  с  еще одной  шеренгой  таких  же
пуговиц:  тускло освещеннаЯ  вечернЯЯ улица.  "“лица  внутри  проспекта"  --
именно так  Я думал  об отце, искоса поглЯдываЯ  на  него  по  пути из музеЯ
домой.

16

     „ве  вороны  тут,  во  дворе  у  менЯ за  домом  в ‘аут-•адли. „овольно
большие, величиной почти  с воронов;  и, подъезжаЯ к  дому  или покидаЯ его,
первое,  что Я вижу, это их. ‡десь они поЯвились  поодиночке: перваЯ  -- два
года назад,  когда умерла мать. втораЯ -- в прошлом году, сразу после смерти
отца. ‚о  всЯком случае, именно так  Я заметил их присутствие. ’еперь всегда
они показываютсЯ  или взлетают вместе и слишком бесшумны длЯ ворон. ‘тараюсь
не  смотреть на них;  по крайней мере  стараюсь за ними не следить. ‚се же Я
приметил их  склонность задерживатьсЯ в сосновой роще, котораЯ начинаетсЯ за
моим  домом  в  конце двора и  идет, с  четверть мили, по скату  к  лужайке,
окаймлЯющей небольшой овраг с парой крупных валунов на краю. Ќынче  Я там не
хожу, поскольку боюсь спугнуть их,  ворон, дремлющих на  вершинах  тех  двух
валунов в  солнечном  свете. €  Я  не  пробую отыскать  воронье  гнездо. Ћни
черные, но Я заметил, что изнанка их кральев цвета сырого пепла.  Ќе вижу их
лишь тогда, когда идет дождь.

17

     ‚ 1950, кажетсЯ,  году  отца демобилизовали в  соответствии  с каким-то
постановлением Џолитбюро,  запрещавшим лицам еврейского  происхождениЯ иметь
высокое  офицерское  звание.  Џостановление   было  подготовлено,  если   не
ошибаюсь, †дановым,  ответственным  в  ту  пору  за идеологию  в ‚ооруженных
‘илах.  Љ  тому  времени  отцу  уже  минуло сорок семь, и ему,  в  сущности,
приходилось  начинать жизнь заново. Ћн  решил  вернутьсЯ к  журналистике,  к
своим  фоторепортажам.  „лЯ этого, однако, следовало  устроитьсЯ на работу в
журнал или газету,  что  оказалось  весьма  непросто:  пЯтидесЯтые  годы длЯ
евреев были тЯжелыми временами. Ѓорьба с "безродными  космополитами"  была в
самом разгаре; за ней в 1953 году последовало "дело врачей", не окончившеесЯ
привычным  кровопролитием  лишь потому, что  его  вдохновитель,  сам товарищ
‘талин,  в апогее кампании  нежданно-негаданно сыграл в Ящик.  Ќо задолго до
того  и  какое-то времЯ  спустЯ  воздух полнилсЯ  слухами  о  планируемых  в
Џолитбюро репрессиЯх против евреев, о переселении этих исчадий пЯтого пункта
на  „альний  ‚осток,  в  область,  именуемую  Ѓиробиджаном,   неподалеку  от
китайской  границы.  Џо  рукам  ходило  даже  письмо  за  подписью  наиболее
известных  обладателей  пЯтого  пункта  --  гроссмейстеров,  композиторов  и
писателей,  -- содержащее просьбу к –Љ и лично к товарищу ‘талину  разрешить
им, евреЯм, искупить  суровым трудом в отдаленных  местностЯх большой  вред,
причиненный  русскому народу. Џисьмо должно было со днЯ на день поЯвитьсЯ  в
"Џравде" и стать предлогом длЯ депортации.
     ’о, однако, что поЯвилось  в "Џравде",  оказалось  сообщением о  смерти
‘талина,  даже к  тому времени  мы  уже готовились к  путешествию и  продали
пианино,  на  котором в нашем  семействе  все равно никто не  играл (вопреки
стараниЯм  дальней родственницы,  приглашенной матерью  ко мне  в учителЯ, Я
решительно  не  проЯвлЯл  ни  способностей,  ни  терпениЯ).  Ќо  по-прежнему
возможности беспартийного евреЯ  в  той обстановке  устроитьсЯ  в журнал или
газету представлЯлись жалкими, в свЯзи с чем отец снЯлсЯ с ЯкорЯ.
     Ќесколько лет крЯду он разъезжал по стране, заключив в Њоскве договор с
‚„Ќ•.   ’аким  образом,  нам   иногда  перепадали  какие-нибудь   чудеса  --
двухкилограммовые помидоры или грушеЯблоки; но жалованье выплачивалось более
чем скудное, и  втроем мы существовали исключительно на материнскую зарплату
служащей в районной жилконторе. ’о  были  самые нищие  наши годы,  и  именно
тогда  родители  начали  болеть.  Ќо  все равно отец сохранЯл верность своей
компанейской природе, и часто, прогуливаЯсь с ним по городу, мы навещали его
военно-морских приЯтелей, нынче заправлЯвших  Яхт-клубом, стороживших старые
верфи,  муштровавших нахимовцев. €х оказалось  и впрЯмь немало, и  неизменно
они  были рады  его  видеть (вообще  Я ни разу не  встретил кого-либо  -- ни
мужчину, ни женщину, -- кто держал бы на него обиду). Ћдин из его приЯтелей,
главный  редактор  многотиражки  морского  пароходства,  еврей с неприметной
русской  фамилией, наконец устроил его к себе, и, пока не  вышел  на пенсию,
отец готовил длЯ этой газеты репортажи из ленинградской гавани.
     Њне  кажетсЯ, что большую часть жизни  он  провел на ногах ("ђепортера,
как  волка, ноги кормЯт"  --  было  частой его  присказкой) -- среди  судов,
морЯков,  капитанов,  кранов, грузов. Ќа  заднем плане всегда присутствовали
зыблющийсЯ цинк водной  простыни, мачты, черный металлический силуэт кормы с
несколькими начальными или конечными белыми  буквами названиЯ порта приписки
судна. Љруглый год, за исключением зимы, он  носил черную  морскую фуражку с
лакированным  козырьком.  …му нравилось  находитьсЯ вблизи  воды,  он обожал
море.  ‚  этой  стране так  ближе всего  можно  подобратьсЯ к свободе.  „аже
посмотреть  на  море иногда бывает достаточно, и он смотрел и фотографировал
его большую часть жизни.

18

     ‚  той  или  иной  мере всЯкое  дитЯ стремитсЯ  к  взрослости и  жаждет
вырватьсЯ  из дома, из своего тесного  гнезда.  Ќаружу! ‚ настоЯщую жизнь! ‚
широкий мир. Љ самостоЯтельному существованию.
     ‚  положенный  срок  его  желание сбываетсЯ. € какое-то  времЯ  молодой
человек захвачен новыми перспективами,  строительством собственного  гнезда,
собственной реальности.
     ‡атем однажды, когда  новаЯ реальность изучена, когда самостоЯтельность
осуществлена, он внезапно выЯснЯет, что старое гнездо исчезло, а те, кто дал
ему жизнь, умерли. ‚  тот день  он  ощущает себЯ неожиданно лишенным причины
следствием.   —удовищность   утраты   делает  оную  непостижимой.  ђассудок,
оголенный  этой  утратой, съеживаетсЯ  и  увеличивает ее значительность  еще
больше.
     —еловек  осознает,  что  его  юношеские поиски "настоЯщей  жизни",  его
бегство из гнезда оставили это  гнездо незащищенным. Ќичего не попишешь; тем
не менее он может свалить вину на природу.
     ‚  чем  природу  не  обвинишь, так это  в  открытии  им  того,  что его
собственные   достижениЯ,   реальность   его   собственной   выделки   менее
обоснованны,  нежели  реальность  покинутого  гнезда.  —то  если  некогда  и
существовало  что-либо настоЯщее в его жизни, то это именно гнездо, тесное и
душное, откуда  ему так нестерпимо  хотелось бежать.  €бо  гнездо  строилось
другими,  теми, кто дал ему жизнь,  а не  им  самим, знающим  слишком хорошо
истинную цену  собственному  труду,  пользующимсЯ,  в  сущности,  всего лишь
данной ему жизнью.
     Ћн знает, сколь  умышленно, сколь  нарочито и преднамеренно все, что им
создано. Љак в конечном счете все это преходЯще. € если даже  все это никуда
не  деваетсЯ,  то  в  лучшем  случае  ему  дано использовать  созданное  как
свидетельство своего мастерства, коим он волен похвалЯтьсЯ.
     ‚едь  при  всем своем  мастерстве  он так  и  не  сможет воссоздать  то
примитивное, прочное гнездо, которое услышало его  первый в жизни крик. € он
не  сумеет воссоздать тех,  кто поместил его туда. Ѓудучи следствием, он  не
может восстановить своей причины.

19

     ‘амым  крупным  предметом  нашей  обстановки,  или, правильнее сказать,
предметом,  занимавшим  больше   всего  места,  была  родительскаЯ  кровать,
которой, полагаю,  Я  обЯзан моей жизнью. Ћна представлЯла  собой громоздкое
двуспальное  сооружение,  чьЯ резьба  опЯть-таки  соответствовала в какой-то
мере всему остальному, будучи, впрочем,  выполнена в  более  поздней манере.
’от же растительный лейтмотив, разумеетсЯ,  но исполнение  колебалось где-то
между  модерном  и коммерческой  версией конструктивизма. ќта  кровать  была
предметом  особой гордости матери, ибо  она купила  ее  очень  дешево в 1935
году, до того, как они с отцом поженились, присмотрев ее и подобранный к ней
в пару  туалетный  столик  с  трельЯжем во  второразрЯдной  мебельной лавке.
Ѓо'льшаЯ  часть нашей жизни тЯготела к этой приземистой кровати, а важнейшие
решениЯ в нашем  семействе  бывали  принЯты,  когда  втроем мы собирались не
вокруг стола, но на ее обширной поверхности, со мной в изножье.
     Џо русским меркам  эта кровать была  настоЯщей роскошью. џ часто думал,
что  именно она  склонила  отца к женитьбе, ибо  он любил  понежитьсЯ в этой
кровати  больше  всего  на  свете. „аже  когда  их  обоих  настигал  приступ
горчайшего обоюдного ожесточениЯ,  большей  частью  спровоцированного  нашим
бюджетом ("“ тебЯ просто маниЯ спускать все деньги  в гастрономе! -- несетсЯ
его  негодующий  голос  над стеллажами, отгородившими мою  "половину" от  их
"комнаты".  "џ отравлена,  отравлена тридцатью годами твоей скаредности!" --
отвечает  мать), -- даже тогда он с неохотой выбиралсЯ  из кровати, особенно
по  утрам.  Ќесколько человек  предлагали нам очень  приличные деньги за эту
кровать,  котораЯ и впрЯмь занимала слишком много  места в  нашем жилище. Ќо
сколь бы неплатежеспособны мы  ни оказывались, родители никогда не обсуждали
такую возможность. Љровать была очевидным излишеством, и Я думаю, что именно
этим она им и нравилась.
     Џомню их спЯщими в ней на  боку, спина к спине,  между ними -- заливчик
смЯтых одеЯл. Џомню их читающими там, разговаривающими, глотающими таблетки,
борющимисЯ  по  очереди  с  болезнЯми.  Љровать  обрамлЯла  их  длЯ  менЯ  в
наибольшей безопасности  и наибольшей  беспомощности.  Ћна  была  их  личным
логовом, последним  островком, собственным,  неприкосновенным  ни длЯ  кого,
кроме менЯ,  местом во  вселенной.  ѓде б она сейчас ни стоЯла, она выглЯдит
как  пробоина в  мироздании.  ‘емь  на  пЯть  футов  пробоина.  Љровать была
светло-коричневого полированного клена и никогда не скрипела.

20

     ЊоЯ   половина  соединЯлась   с  их  комнатой  двумЯ   большими,  почти
достигавшими  потолка  арками,   которые   Я  постоЯнно  пыталсЯ   заполнить
разнообразными сочетаниЯми книжных полок и чемоданов, чтобы отделить себЯ от
родителей,  обрести  некую  степень уединениЯ. Њожно  говорить  лишь о некой
степени,  ибо  высота и  ширина тех двух  арок плюс сарацинские очертаниЯ их
верхних краев исключали любые помыслы о полном успехе. ‡а  вычетом, конечно,
возможности  заложить  их кирпичной  кладкой  или зашить  досками, что  было
противозаконно,  так как  свелось  бы  ко владению  двумЯ  комнатами  вместо
полутора,  на  которые  мы  по  ордеру имели право. Џомимо  довольно  частых
проверок,  производимых  нашим  управдомом,  соседи,  в  каких  бы  милейших
отношениЯх мы с  ними ни находились,  донесли бы на нас куда следует в ту же
секунду.
     ‘ледовало  изобрести  полумеру,  и как  раз на  этом  Я  сосредоточилсЯ
начинаЯ   с  пЯтнадцати  лет.   €спробовал   всевозможные  умопомрачительные
приспособлениЯ и  одно  времЯ  даже  помышлЯл о  сооружении  четырехметровой
высоты аквариума с дверью посередине, котораЯ соединЯла бы мою половину с их
комнатой. Ќадо ли объЯснЯть,  что такой архитектурный подвиг  был  мне не по
зубам.  €так, решением оказалось приумножение книжных  полок с моей стороны,
прибавление  и  уплотнение складок  драпировки --  с родительской. Ќечего  и
говорить, что им не нравились ни решение, ни подоплека самого вопроса.
     Љоличество друзей и приЯтельниц, однако,  возрастало не так быстро, как
сумма  книг; к  тому же последние  оставались  при  мне. “ нас  имелись  два
платЯных  шкафа  с зеркалами на дверцах  в полную величину,  ничем другим не
примечательных, но довольно высоких  и  уладивших  полдела. Џо их сторонам и
над ними Я смастерил полки, оставив узкий проход, по которому родители могли
протиснутьсЯ на  мою половину  и обратно.  Ћтец  недолюбливал  сооружение  в
особенности  потому,  что  в  дальнем  конце  моей половины он сам отгородил
темный угол,  куда  отправлЯлсЯ  проЯвлЯть и печатать  фотографии  и  откуда
поступала немалаЯ часть наших средств к существованию.
     ‚ том  конце моей половины была дверь.  Љогда отец не работал  в темном
закутке, Я  входил  и выходил,  пользуЯсь ею  "—тобы  не беспокоить вас", --
говорил Я родителЯм, но в действительности с целью избежать их наблюдениЯ  и
необходимости  знакомить  с  ними  моих гостей и  наоборот.  „лЯ  затемнениЯ
подоплеки этих визитов  Я держал электропроигрыватель  и родители постепенно
прониклись ненавистью к €. ‘. Ѓаху.
     …ще  позднее,  когда  и  количество  книг,  и  потребность  в уединении
драматически возросли, Я дополнительно разгородил  свою половину посредством
перестановки тех двух шкафов таким образом, чтобы они отделЯли мою кровать и
письменный стол  от темного закутка.  Њежду  ними Я втиснул  третий, который
бездействовал  в коридоре.  Ћтодрал у  него  заднюю  стенку,  оставив дверцу
нетронутой. ‚ результате чего гостю приходилось попадать в мой Lebensraum,
минуЯ две двери и одну занавеску. Џервой дверью была та, что вела в коридор;
затем вы оказывались в отцовском закутке и отодвигали занавеску;  оставалось
открыть  дверцу бывшего платЯного шкафа. Ќа шкафы Я сложил  все имевшиесЯ  у
нас чемоданы. €х было много; и все же они не доходили до потолка.  ‘уммарный
результат  походил  на баррикаду; за ней, однако,  ѓаврош чувствовал себЯ  в
безопасности, и некаЯ Њарина могла обнажить не только бюст.

21

     Љосые   взглЯды,  коими  отец  с  матерью  встречали  эти  превращениЯ,
несколько просветлели,  когда  за  перегородкой  стал раздаватьсЯ стук  моей
пишущей машинки. „рапировка приглушала его основательно,  но  не  полностью.
ЏишущаЯ машинка тоже  составила часть  китайского улова отца, хотЯ он отнюдь
не предполагал, что  его сын приберет ее к рукам.  џ держал ее на письменном
столе,  вдвинутом в нишу, образованную  заложенной кирпичами дверью, котораЯ
некогда соединЯла  полторы  комнаты с остальной  анфиладой. ‚от когда лишние
полметра пришлись кстати! Џоскольку у соседей с противоположной стороны этой
двери стоЯл  роЯль, Я со своей заслонилсЯ от бренчаниЯ их дочери стеллажами,
которые, опираЯсь на мой письменный стол, точно подходили под нишу.
     „ва  зеркальных  шкафа и между ними проход -- с одной стороны;  высокое
зашторенное окно точно в полуметре, над коричневым, довольно широким диваном
без  подушек -- с другой; арка, заставленнаЯ до мавританской кромки книжными
полками -- сзади; заполнЯющие нишу стеллажи и письменный стол с "ундервудом"
у менЯ перед носом -- таков был мой  Lebensraum. Њать  убирала  его,  отец
пересекал  взад-вперед по пути  в свой закуток;  иногда он  или она находили
убежище  в  моем потрепанном,  но  уютном кресле  после очередной  словесной
стычки. ‚ остальном эти десЯть квадратных метров принадлежали мне, и то были
лучшие десЯть метров, которые Я когда-либо  знал. …сли пространство обладает
собственным  разумом и ведает своим распределением, то имеетсЯ  вероЯтность,
что  хотЯ бы  один  из тех  десЯти метров  тоже может  вспоминать обо мне  с
нежностью. ’ем более теперь, под чужими ногами.

22

     џ  готов  поверить,  что в  ђоссии  труднее,  чем  где  бы  то ни было,
смиритьсЯ  с  разрывом уз.  ‚едь мы  куда более  оседлые  люди,  чем  другие
обитатели континента (немцы или французы), которые перемещаютсЯ гораздо чаще
хотЯ бы потому, что у них есть автомобили и нет повода толковать о границах.
„лЯ  нас  квартира  --  это  пожизненно,  город  --  пожизненно,  страна  --
пожизненно. ‘ледовательно,  представление  о  постоЯнстве  глубже,  ощущение
утраты тоже.  ‚се  же  нациЯ, погубившаЯ в течение полувека почти шестьдесЯт
миллионов душ  во  имЯ собственного  плотоЯдного государства  (в  том  числе
двадцать миллионов убитых на войне), несомненно оказалась вынуждена повысить
свое чувство стабильности. “же хотЯ бы потому, что эти жертвы были принесены
ради сохранениЯ статус-кво.
     …сли  мы  задерживаемсЯ   на  этих  вещах,   то  не  длЯ  того,   чтобы
соответствовать психологическому складу родной державы. ‚озможно, в том, что
Я тут наговорил, виновато совсем другое: несоответствие настоЯщего тому, что
помнитсЯ. ЏамЯть, Я думаю, отражает качество реальности примерно так же, как
утопическаЯ  мысль.  ђеальность,  с  которой  Я  сталкиваюсь,  не  имеет  ни
соответствиЯ,  ни отношениЯ к  полутора комнатам  там, за океаном, и двум их
обитателЯм,  уже не существующим. —то  до выбора, не  могу представить более
ошеломительного, чем  мой. ‚се равно что  разница между полушариЯми, ночью и
днем,  урбанистическим  и  сельским   пейзажем,  между  мертвыми  и  живыми.
…динственнаЯ точка пересечениЯ -- мое тело и пишущаЯ машинка. „ругой марки и
с другим шрифтом.
     Џолагаю, что, живи Я  вместе с родителЯми  последние  двенадцать лет их
жизни,  будь Я рЯдом с ними, когда они умирали, контраст между ночью и днем,
между улицей в русском городе и американским  сельским шоссе был бы длЯ менЯ
не  таким  резким;  напор  памЯти уступил  бы  утопической надежде.  €знос и
усталость притупили бы чувства настолько, что трагедиЯ воспринималась бы как
естественнаЯ и  осталась  бы позади естественным  образом.  Ћднако не многие
вещи столь тщетны, как взвешивание разных возможностей задним числом; равным
образом  положительным   в  трагедии  искусственной  ЯвлЯетсЯ  то,  что  она
побуждает  обращатьсЯ  к  искусству.  Љто беден,  готов утилизировать все. џ
утилизирую чувство вины.

23

     ‘ этим чувством нетрудно справитьсЯ.  ‚  конечном счете  всЯкий ребенок
ощущает вину перед родителЯми, ибо  откуда-то  знает, что  они умрут  раньше
его. € ему  лишь требуетсЯ, дабы смЯгчить вину, дать им умереть естественным
образом: от болезней, или от старости,  или  по совокупности  причин. ’ем не
менее распространима ли  уловка такого сорта  на смерть  невольника, то есть
того, кто родилсЯ свободным, но чью свободу подменили?
     џ сужаю  определение --  невольник не из  ученых соображений  и  не  по
недостатку душевной  широты.  €  не прочь  согласитьсЯ  с тем, что  человек,
рожденный  в  неволе, информирован о  свободе  генетически или  духовно:  из
прочитанного, не то просто по слухам. ‘ледует добавить, что его генетическаЯ
жажда   свободы,   как   и   всЯкое   стремление,   до   известной   степени
непоследовательна. ќто не действительнаЯ памЯть его разума или тела.  Ћтсюда
жестокость и бесцельное насилие столь многочисленных восстаний. Ћтсюда же их
подавление, другим  словом --  тираниЯ. ‘мерть  такому  невольнику  или  его
родным  может представлЯтьсЯ  освобождением. (€звестное "свободен! свободен!
наконец свободен" Њартина ‹ютера Љинга.)
     Ќо как быть  с теми, кто родилсЯ свободным, а умирает в неволе? ‡ахочет
он или она -- и давайте не впутывать сюда церковные представлениЯ -- считать
смерть утешением?  Ѓыть  может.  ‘корее,  однако, они  сочтут  ее  последним
оскорблением, последней непоправимой кражей своей свободы. ’ем  именно,  чем
сочтут ее родные или сын; тем, что она и есть по сути. Џоследнее похищение.
     Џомню, как однажды мать отправилась покупать билет в санаторий на юг, в
Њинеральные   ‚оды.   ‚зЯла  двадцатиоднодневный   отпуск   после  двух  лет
непрерывной работы в жилконторе,  собираЯсь  в этом санатории  лечить печень
(она так никогда  и не узнала,  что это рак).  ‚  железнодорожной  городской
кассе, в  длинной очереди, где она проторчала уже три часа, мать обнаружила,
что  деньги на  поездку,  четыреста  рублей, украдены. Ћна  была  безутешна.
Џришла домой и плакала, и плакала, стоЯ на коммунальной кухне. џ  отвел ее в
наши полторы комнаты; она легла на кровать и продолжала  плакать. џ запомнил
это потому, что она никогда не плакала, только на похоронах.

24

     ‚  конце  концов  мы с  отцом наскребли  денег,  и  она  отправилась  в
санаторий.  ‚прочем, то, что она оплакивала, не было утраченными деньгами...
‘лезы нечасто случались в нашем семействе; в известной мере то  же относитсЯ
и к ђоссии  в целом.  "Џрибереги свои слезы  на  более серьезный случай", --
говорила она мне,  когда  Я  был маленький. € боюсь, что  Я преуспел  в этом
больше, чем она того мне желала.
     Џолагаю, она не одобрила бы и того, что  Я здесь пишу, тоже. € конечно,
не одобрил бы этого отец. Ћн  был гордым человеком. Љогда что-либо постыдное
или отвратительное подбиралось к нему, его лицо  принимало кислое и в то  же
времЯ вызывающее выражение. ‘ловно он говорил "испытай  менЯ" чему-то, о чем
уже знал, что оно  сильнее  его.  "—его  еще можно ждать от этой сволочи" --
была  его присказка в таких  случаЯх,  присказка,  с  которой  он  покорЯлсЯ
судьбе.
     ’о не было некой  разновидностью стоицизма.  Ќе  оставалось  места  длЯ
какой-либо позы или философии,  даже самой  непритЯзательной,  в  реальности
того  времени,  способной  скомпрометировать любые  убеждениЯ  или  принципы
требованием  во  всем  подчинитьсЯ сумме  их  противоположностей.  (‹ишь  не
вернувшиесЯ из  лагерей могли бы претендовать на бескомпромиссность; те, что
вернулись, оказались податливы не меньше остальных.) € все-таки цинизмом это
не  было тоже. ‘корее  --  попыткой держать спину  прЯмо в  ситуации полного
бесчестиЯ; не прЯча глаз. ‚от почему о слезах не могло быть и речи.

25

     Њужчины того поколениЯ всегда выбирали или -- или. ‘воим детЯм, гораздо
более преуспевшим в сделках  с собственной  совестью (временами  на выгодных
условиЯх), эти люди  часто казались простаками. Љак Я  уже  говорил, они  не
очень-то  прислушивались к себе.  Њы, их  дети, росли, точнее,  растили себЯ
сами, верЯ в запутанность мира, в значимость оттенков, обертонов, неуловимых
тонкостей,  в  психологические  аспекты  всего на  свете. ’еперь,  достигнув
возраста,  который уравнивает нас с ними, нагулЯв ту  же физическую массу  и
носЯ одежду их  размера, мы видим, что всЯ штука сводитсЯ  именно к принципу
или  -- или, к да -- нет. Ќам потребовалась почти всЯ  жизнь длЯ того, чтобы
усвоить то, что им, казалось, было известно с самого начала: что  мир весьма
дикое место  и не заслуживает  лучшего  отношениЯ. —то "да"  и  "нет"  очень
неплохо  объемлют,  безо  всЯкого  остатка, все  те  сложности,  которые  мы
обнаруживали и  выстраивали с таким вкусом и за  которые едва не поплатились
силой воли.

26

     €щи они  эпиграф к своему существованию,  таковым могли бы стать строки
Ђхматовой из "‘еверных элегий":

     ЊенЯ, как реку,
     ‘уроваЯ эпоха повернула.
     Њне подменили жизнь. ‚ другое русло,
     Њимо другого потекла она,
     € Я своих не знаю берегов.

     Ћни почти не рассказывали мне о  детстве,  о своих  семьЯх, о родителЯх
или дедах. ‡наю только, что один из  моих дедов  (по материнской линии)  был
торговым  агентом  компании  "‡ингер"  в  прибалтийских  провинциЯх  империи
(‹атвии,  ‹итве,  Џольше)  и   что  другой  (с   отцовской  стороны)  владел
типографией в Џетербурге. ќта неразговорчивость, не свЯзаннаЯ  со склерозом,
была  вызвана необходимостью  скрывать  классовое происхождение в ту суровую
эпоху,  дабы  уцелеть. Ќеутомимый рассказчик,  коим слыл  отец,  пускаЯсь  в
воспоминаниЯ о  своих гимназических проделках, бывал без промедлениЯ одернут
предупредительным выстрелом серых глаз матери. ‚ свою очередь она не моргнув
глазом оставлЯла  без вниманиЯ случайную французскую  фразу, расслышанную на
улице или оброненную кем-нибудь  из моих друзей, хотЯ однажды Я застал ее за
чтением  французского изданиЯ моих  сочинений. Њы посмотрели  друг на друга;
потом   она   молча  поставила  книгу  обратно  на  полку  и  покинула   мой
Lebensraum.
     ЏовернутаЯ река, бегущаЯ к чужеродному искусственному устью.  Њожно  ли
ее исчезновение  в этом устье приписать  естественной причине? € если можно,
то  как  быть  с  ее  течением?  Љак  быть  с  человеческими  возможностЯми,
обузданными и направленными не в то русло? Љто отчитаетсЯ за это отклонение?
€ есть ли с кого спросить? ‡адаваЯ эти вопросы, Я не терЯю из виду тот факт,
что ограниченнаЯ и  пущеннаЯ  не в то русло  жизнь может  дать начало новой,
например моей, котораЯ, если бы не именно эта  продиктованность выбора, и не
имела бы  места,  и  никаких вопросов  бы не возникло. Ќет,  мне  известно о
законе вероЯтности. џ бы не хотел, чтобы мои родители разминулись. ‚озникают
подобные  вопросы   именно   потому,   что  Я   --  рукав  этой  повернутой,
отклонившейсЯ реки. ‚ конце концов, полагаю, что Я разговариваю сам с собой.
     ’ак когда  же и  где, спрашиваю  себЯ, переход  от  свободы  к  рабству
обретает статус  неизбежности? Љогда он  делаетсЯ приемлемым,  в особенности
длЯ невинного обывателЯ? „лЯ какого возраста наиболее безболезненна  подмена
свободного состоЯниЯ? ‚ каком возрасте эти перемены запечатлеваютсЯ в памЯти
слабее всего?  ‚  двадцать  лет? ‚  пЯтнадцать?  ‚ десЯть? ‚ пЯть?  ‚ утробе
матери?  ђиторические  это вопросы, не так ли? Ќе совсем  так. ђеволюционеру
или завоевателю по крайней мере следует знать правильный ответ. —ингисхан, к
примеру,  его  знал. Џросто  убивал  всЯкого,  чьЯ  голова  возвышалась  над
ступицей тележного колеса. ‘тало быть, в пЯть.  Ќо 25 октЯбрЯ 1917 года отцу
исполнилось уже  четырнадцать,  матери --  двенадцать  лет. Ћна уже  немного
знала французский,  он -- латынь. ‚от отчего Я задаю эти вопросы. ‚от почему
Я разговариваю сам с собой.

27

     ‹етними вечерами три наших высоких  окна были открыты, и ветерок с реки
пыталсЯ  обрести  образ  предмета  под тюлевой  занавеской. ђека  находилась
недалеко, всего в десЯти минутах ходьбы от дома. ‚се было  под рукой: ‹етний
сад,  ќрмитаж, Њарсово поле.  € тем не менее,  даже будучи моложе,  родители
нечасто  отправлЯлись  на  прогулку  вдвоем  или поодиночке.  ‚  конце  днЯ,
проведенного  на  ногах,  отец  вовсе не испытывал охоты  снова тащитьсЯ  на
улицу.  —то  касаетсЯ матери,  то  стоЯние в очередЯх  после  восьмичасового
рабочего днЯ  приводило к тому же результату, и  вдобавок домашних  дел было
невпроворот. …сли  они отваживались выбиратьсЯ  из дому, то главным  образом
длЯ  родственных встреч (дней  рождениЯ, годовщин свадьбы) или длЯ походов в
кино, очень редко -- в театр.
     †ивЯ рЯдом с ними, Я не замечал  их  старениЯ. ’еперь, когда моЯ памЯть
снует  меж  минувших  десЯтилетий, Я вижу, как мать наблюдает  с  балкона за
шаркающей внизу  фигуркой мужа,  бормоча себе под  нос: "ЌастоЯщий старичок,
ей-богу. ЌастоЯщий  законченный старичок". € Я слышу отцовское:  "’ы  просто
хочешь загнать  менЯ  в  могилу", завершавшее  их ссоры в шестидесЯтые  годы
вместо  хлопаньЯ дверью и шума его удалЯвшихсЯ шагов десЯтилетием раньше. €,
бреЯсь, Я вижу его серебристо-серую щетину на своем подбородке.
     …сли мой ум  тЯготеет  нынче к  их  старческому  облику,  это  свЯзано,
по-видимому,  со  способностью памЯти удерживать последние впечатлениЯ лучше
прежних.  („обавьте  к   этому  наше   пристрастие  к   линейной  логике,  к
эволюционному принципу --  и изобретение  фотографии неизбежно.) Ќо Я думаю,
что  мое  собственное продвижение по  пути к  старости  тоже играет здесь не
последнюю  роль:  редко случаетсЯ грезить  даже  о  своей  юности,  о своем,
скажем, двенадцатилетнем возрасте. …сли есть у менЯ представление о будущем,
оно создано по их подобию. „лЯ менЯ они как "‡десь был ЋсЯ", нацарапанное на
послезавтрашнем дне по крайней мере зрительно.


28

     Џодобно  большинству мужчин, Я скорее отмечен сходством с отцом, нежели
с  матерью. ’ем не менее  ребенком Я проводил с ней больше  времени: отчасти
из-за  войны,  отчасти из-за кочевой жизни, которую  отцу затем  приходилось
вести.  —етырехлетнего,  она научила менЯ  читать;  подавлЯющаЯ  часть  моих
жестов, интонаций и ужимок, полагаю, от нее. Ђ также некоторые из  привычек,
в том числе курение.
     Џо  русским меркам  она не казалась маленькой -- рост  метр шестьдесЯт;
белолица, полновата. “  нее были светлые волосы  цвета речной воды,  которые
всю жизнь она коротко стригла, и  серые глаза. …й особенно нравилось,  что Я
унаследовал  ее  прЯмой, почти римский  нос,  а  не  загнутый величественный
отцовский  клюв, который она находила совершенно обворожительным. "Ђх,  этот
клюв! -- начинала она, тщательно разделЯЯ речь  паузами. -- ’акие клювы,  --
пауза, -- продаютсЯ на  небесах, -- пауза, -- шесть рублей за штуку". •отЯ и
напоминавший  один из  профилей  ‘форцы  у Џьеро делла  ”ранчески,  клюв был
недвусмысленно еврейский,  и она  имела причины радоватьсЯ,  что мне  он  не
досталсЯ.
     ЌесмотрЯ на девичью фамилию (сохраненную ею в браке), пЯтый пункт играл
в ее случае меньшую роль, чем водитсЯ, из-за внешности. Ћна была определенно
очень привлекательна североевропейским, Я  бы сказал, прибалтийским обликом.
‚  некотором смысле  это было милостью  судьбы: у нее не возникало проблем с
устройством  на  работу.  ‡ато  она  и  работала  всю   сознательную  жизнь.
Џо-видимому, не сумев  замаскировать свое мелкобуржуазное происхождение, она
вынуждена  была  отказатьсЯ  от  всЯкой  надежды  на  высшее  образование  и
прослужить всю жизнь в различных конторах секретарем  или бухгалтером. ‚ойна
принесла   перемены:   она  стала   переводчиком   в  лагере   длЯ  немецких
военнопленных,  получив  звание младшего  лейтенанта  в  войсках Њ‚„.  Џосле
капитулЯции  ѓермании ей было предложено повышение и карьера в системе этого
министерства.  Ќе  сгораЯ  от  желаниЯ  вступить в партию, она отказалась  и
вернулась к сметам и счетам. "Ќе хочу приветствовать мужа первой, -- сказала
она начальству, -- и превращать гардероб в арсенал".

29

     Њы   звали   ее   ЊарусЯ,    ЊанЯ,   Њанечка   (уменьшительные   имена,
употреблЯвшиесЯ  ее  сестрами  и  моим   отцом)  и  ЊасЯ  или  Љиса  --  мои
изобретениЯ. ‘ годами  последние два получили  большее хождение, и даже отец
стал  обращатьсЯ  к  ней  таким образом. ‡а  исключением  Љисы все они  были
ласкательными производными от ее имени ЊариЯ. Љиса, эта нежнаЯ кличка кошки,
вызывала довольно долго ее сопротивление. "Ќе смейте называть  менЯ  так! --
восклицала  она  сердито.  --  €  вообще  перестаньте  пользоватьсЯ   вашими
кошачьими словами. €наче останетесь с кошачьими мозгами!"
     Џодразумевалась моЯ  детскаЯ  склонность растЯгивать на  кошачий  манер
определенные  слова,  чьи  гласные  располагали  к  такому с ними обращению.
"ЊЯсо"  было одним из таких  слов,  и к моим пЯтнадцати годам в  нашей семье
стоЯло сплошное мЯуканье.  Ћтец оказалсЯ этому весьма подвержен, и  мы стали
величать и  обходитьсЯ друг  с другом как "большой кот" и  "маленький  кот".
"ЊЯу",  "мур-мЯу"  или  "мур-мур-мЯу"  покрывали существенную  часть  нашего
эмоционального   спектра:  одобрение,   сомнение,  безразличие,  резиньЯцию,
доверие.  Џостепенно мать стала пользоватьсЯ ими  тоже,  но главным  образом
дабы обозначить свою к этому непричастность.
     €мЯ  Љиса  все-таки к ней  пристало,  в  особенности  когда она  совсем
состарилась. ЉруглаЯ, завернутаЯ в две коричневые шали, с бесконечно добрым,
мЯгким  лицом,  она  выглЯдела  вполне  плюшевой  и как  бы самодостаточной.
Љазалось,  она вот-вот замурлычет. ‚место этого  она  говорила отцу:  "‘аша,
заплатил ли  ты в этом месЯце за электричество" €ли, ни к кому не обращаЯсь:
"Ќа следующей неделе наша  очередь убирать квартиру". €  это значило мытье и
натирку полов в коридорах и на  кухне, а также уборку  в ванной и в сортире.
Ќи  к  кому  не обращалась  она потому,  что  знала: именно ей  придетсЯ это
проделать.

30

     Љак  справлЯлись  они со всеми этими  уборками,  чистками,  особенно  в
последние двенадцать  лет, -- боюсь подумать. Њой  отъезд, конечно, избавлЯл
от  одного лишнего рта, и они могли позволить себе изредка кого-то нанЯть. €
все же, знаЯ их  бюджет (две скудные пенсии) и характер матери, сомневаюсь в
этом.  Љроме того,  в  коммуналках такое  редко  практикуетсЯ:  естественный
садизм  соседей  так  или  иначе требует  удовлетворениЯ.  ђодственнику  это
возможно, было бы позволено, но не наемной руке.
     •отЯ Я и стал крезом с моей университетской зарплатой, они и слышать не
хотели  об  обмене  долларов  на  рубли.  Ћфициальный  курс  обмена  считали
надувательством; были слишком щепетильны  и  напуганы, чтоб  иметь  что-либо
общее с  черным рынком. ЏоследнЯЯ причина оказалась, по-видимому,  решающей:
они помнили, как их пенсии  были аннулированы в 1964-м, когда Я получил свой
пЯтилетний срок,  и  им  пришлось  снова  искать  работу.  €так, все свелось
главным образом к одежде и книгам по искусству, поскольку было известно, что
последние высоко котировались  у  библиофилов. Ћни  получали удовольствие от
одежды,  особенно отец, который был  не прочь ею щегольнуть. Љниги, впрочем,
они тоже оставлЯли себе.  —тобы  рассматривать их после мытьЯ  коммунального
пола в семидесЯтипЯтилетнем возрасте.

31

     €х  читательские  вкусы  были  довольно   пестрыми,  притом  что   мать
предпочитала русскую классику. Ќи  она, ни отец  не  имели  твердых мнений о
литературе,  музыке, изобразительном  искусстве, хотЯ в молодости были  даже
знакомы  кое с кем из ленинградских писателей,  композиторов,  художников (с
‡ощенко, ‡аболоцким, остаковичем, Џетровым-‚одкиным). Ћни оставались просто
читателЯми,  так  сказать,  читателЯми  перед сном,  и  аккуратно  обновлЯли
библиотечный  абонемент. ‚озвращаЯсь с работы,  мать  неизменно приносила  в
сетке с картошкой или капустой библиотечную книгу, обернутую в газету, чтобы
та не испачкалась.
     ќто она посоветовала мне, когда  Я шестнадцатилетним подростком работал
на заводе,  записатьсЯ в городскую библиотеку;  и не думаю, что она при этом
имела  в  виду  только помешать мне  болтатьсЯ вечерами по улицам. ‘  другой
стороны, насколько Я помню, она хотела, чтобы Я  стал художником.  Љак бы то
ни  было,  залы и коридоры того бывшего госпиталЯ  на правом берегу ”онтанки
стоЯли у истока моих невзгод, и Я помню первую книгу, спрошенную мною там по
совету  матери. ’о был  "ѓулистан"  ("‘ад  роз")  персидского  поэта  ‘аади.
Њатери, как выЯснилось,  нравилась персидскаЯ поэзиЯ. ‘ледующей вещью взЯтой
мной самостоЯтельно было "‡аведение ’елье" Њопассана.

32

     —то роднит памЯть с искусством, так это  способность  к отбору, вкус  к
детали.  ‹естное  длЯ   искусства  (особенно  длЯ  прозы),  длЯ  памЯти  это
наблюдение  должно  показатьсЯ  оскорбительным.  Ћскорбление однако,  вполне
заслужено. ЏамЯть  содержит именно детали,  а не полную картину сценки, если
угодно, но не  весь спектакль.  “беждение,  что мы  каким-то  образом  можем
вспомнить  все  сразу,  оптом,  такое убеждение,  позволЯющее нам  как  виду
продолжать  существование,  беспочвенно.  Ѓолее  всего   памЯть   похожа  на
библиотеку в алфавитном беспорЯдке и без чьих-либо собраний сочинений.

33

     Џодобно  тому как у других отмечают рост детей карандашными метками  на
кухонной стене, отец ежегодно в мой день рождениЯ  выводил менЯ на  балкон и
там  фотографировал.  ”оном  служила мощеннаЯ  булыжником  средних  размеров
площадь с собором Џреображенского  полка  ее  императорского  величества.  ‚
военные годы в ее подземелье размещалось одно из бомбоубежищ, и мать держала
менЯ там во времЯ воздушных налетов в большом Ящике длЯ поминальных записок.
ќто то немногое, чем Я обЯзан православию, и тоже свЯзано с памЯтью.
     ‘обор, творение классицизма  высотой с шестиэтажное здание,  был  щедро
окаймлен садиком с дубами, липами и кленами  -- моей  детской  площадкой длЯ
игр,  и  Я  помню,  как  мать  заходит туда за мной (она тЯнет, Я упираюсь и
кричу: аллегориЯ разнонаправленных устремлений) и тащит  домой делать уроки.
‘ той же  Ясностью Я вижу ее, своего деда,  отца  на  одной из узких дорожек
этого  садика, пытающихсЯ научить  менЯ кататьсЯ  на двухколесном велосипеде
(аллегориЯ общей  цели  или движениЯ). ‚нутри  на  дальней  восточной  стене
собора находилась за толстым  стеклом  большаЯ  тусклаЯ  икона "Џреображение
ѓосподне";  •ристос,  парЯщий  в  воздухе  над  горсткой  тел, простертых  в
изумлении. Ќикто не мог объЯснить мне смысла этого видениЯ, -- даже теперь Я
не  уверен, что  осознал его  полностью. Ќа иконе  клубились  облака, и Я их
как-то свЯзывал с местным климатом.

34

     ‘адик   был   обнесен    черной    чугунной   оградой,   поддерживаемой
расставленными  на равном  расстоЯнии стволами  пушек с  перевернутыми  вниз
жерлами  -- трофеЯми  преображенцев,  захваченными  у  англичан  в  крымскую
кампанию. „ополнЯЯ декор ограды, пушечные  стволы (по три в каждой свЯзке на
гранитных  блоках)  были  соединены  тЯжелыми чугунными  цепЯми, на  которых
самозабвенно  раскачивались  дети, наслаждаЯсь как  опасностью  свалитьсЯ на
колючий  кустарник внизу, так  и скрежетом. ‘тоит ли говорить, что  это было
строго  запрещено,  и  церковный  сторож  постоЯнно  прогонЯл нас.  Ќадо  ли
объЯснЯть, что ограда казалась гораздо интереснее, чем внутренность собора с
его запахом  ладана  и  куда  более статичной деЯтельностью.  "‚идишь их? --
спрашивает отец, указываЯ  на  тЯжелые звеньЯ цепи.  --  —то  они напоминают
тебе?"  џ  второклассник,  и  Я  говорю:  "Ћни  похожи   на  восьмерки".  --
"Џравильно,  --  говорит  он.  --  Ђ  ты  знаешь,  символом  чего   ЯвлЯетсЯ
восьмерка?" -- "‡меи?" -- "Џочти. ќто  символ бесконечности". -- "—то это --
бесконечность?" -- "Ћб этом  спроси лучше там", -- говорит отец  с усмешкой,
пальцем показываЯ на собор.

35

     €  он  же,  наткнувшись  на  менЯ  на улице  средь  бела  днЯ, когда  Я
прогуливал школу, потребовал объЯснениЯ и, услышав, что Я страдаю  от жуткой
зубной боли, поволок  менЯ прЯмо в стоматологическую поликлинику, так что  Я
заплатил за свою ложь двумЯ часами  непрерывного ужаса. € опЯть-таки он взЯл
мою сторону на  педсовете, когда мне грозило исключение  из  школы за плохую
дисциплину. "Љак  вы  смеете! ‚ы,  носЯщий  форму  нашей армии!"  -- "”лота,
мадам, -- сказал отец. -- € Я защищаю его потому, что Я его отец. ‚ этом нет
ничего удивительного. „аже звери защищают своих детенышей. Ћб этом сказано у
Ѓрема".  --  "Ѓрем?  Ѓрем?  џ... Я  сообщу об этом  в  парторганизацию вашей
части". —то она, разумеетсЯ, и сделала.

36

     "‚ день  рождениЯ и на  Ќовый  год следует надеть что-нибудь совершенно
новое. •отЯ бы  носки" -- это голос матери. "‚сегда  поешь, прежде чем иметь
дело с  кем-нибудь вышестоЯщим, начальником или офицером.  ќто  придаст тебе
уверенности" (говорит отец). "…сли ты уже  вышел из дому и должен вернутьсЯ,
потому что что-то  забыл,  посмотри в зеркало, прежде чем снова выйти. €наче
тебЯ  ждет неудача" (опЯть он). "Ќикогда не  думай, сколько  терЯешь. „умай,
сколько можешь  приобрести"  (это он).  "Ќе выходи на прогулку, не  захватив
куртку". "•орошо, что ты рыжий, что бы там ни говорили" (это она).
     џ слышу  эти увещеваниЯ и  наставлениЯ,  но  они -- фрагменты,  детали.
ЏамЯть  искажает, особенно  тех,  кого мы знаем лучше  всего.  Ћна  союзница
забвениЯ, союзница смерти. ќто сеть с крошечным уловом и вытекшей водой. ‚ам
не воспользоватьсЯ ею, чтобы кого-то оживить,  хотЯ бы на бумаге. —то делать
с  миллионами невостребованных  нервных  клеток  нашего мозга? —то  делать с
пастернаковским: "‚сесильный Ѓог  деталей, / ‚сесильный Ѓог любви"? Ќа каком
количестве деталей можно позволить себе успокоитьсЯ?

37

     џ вижу  их лица,  его  и ее, с  большой Ясностью, во всем  разнообразии
выражений,  но  тоже  фрагментарно:  моменты,  мгновениЯ.  ќто   лучше,  чем
фотографии с их невыносимым  смехом,  но и  они тоже  разрозненны. ‚ремЯ  от
времени  Я  начинаю  подозревать  свой  ум   в  попытке  создать  совокупный
обобщенный образ родителей: знак, формулу, узнаваемый набросок, -- в попытке
заставить  менЯ  на  этом  успокоитьсЯ. Џолагаю,  что  мог  бы; и  полностью
осознаю, сколь абсурден мотив моего  сопротивлениЯ: отсутствие непрерывности
у  этих фрагментов.  Ќе следует  ждать столь  много от  памЯти;  не  следует
надеЯтьсЯ, что  на пленке, отснЯтой в темноте,  проЯвЯтсЯ новые образы. Ќет,
конечно.  €  все же  можно упрекать  пленку,  отснЯтую  при свете  жизни, за
недостающие кадры.

38

     Џо-видимому, дело в том,  что не должно быть  непрерывности в чем-либо.
Џо-видимому, изъЯны  памЯти суть доказательство  подчинениЯ живого организма
законам природы. ЌикакаЯ жизнь  не рассчитывает уцелеть. …сли  вы не фараон,
вы и  не  претендуете на то, чтобы  стать мумией.  ‘огласившись, что объекты
воспоминаниЯ  обладают  такого  рода  трезвостью,  вы  смирились   с  данным
качеством  своей  памЯти.  Ќормальный  человек  не  думает,  что  все  имеет
продолжение, он не  ждет  продолжениЯ  даже длЯ  себЯ  или  своих сочинений.
Ќормальный  человек не  помнит,  чтб  он  ел на  завтрак.  ‚ещам  рутинного,
повторЯющегосЯ характера уготовано забвение. Ћдно дело завтрак, другое  дело
-- любимые тобой.  ‹учшее,  что можно  сделать, --  приписать  это  экономии
места.
     €   можно  воспользоватьсЯ  этими  благоразумно  сбереженными  нервными
клетками,  дабы поразмыслить  над  тем,  не  ЯвлЯютсЯ ли эти перебои  памЯти
просто подспудным голосом твоего подозрениЯ, что  все мы друг  другу  чужие.
—то наше чувство автономности намного сильнее чувства общности, не говорЯ уж
о  чувстве  свЯзей.  —то ребенок  не помнит  родителей, поскольку он  всегда
обращен  вовне, устремлен  в  будущее.  Ћн тоже, наверное,  бережет  нервные
клетки  длЯ  будущих  надобностей. —ем  короче  памЯть, тем  длиннее  жизнь,
говорит пословица. €наче -- чем длиннее будущее, тем короче памЯть. ќто один
из  способов определениЯ ваших видов на долгожительство,  выЯвлениЯ будущего
патриарха. †аль только, что, патриархи или нет, автономные или зависимые, мы
тоже повторЯемсЯ, и ‚ысший ђазум экономит нервные клетки на нас.

39

     € не отвращение к такого  сорта  метафизике, и не неприЯзнь к будущему,
обеспеченные  качеством моей  памЯти,  заставлЯют  менЯ размышлЯть над этим,
несмотрЯ  на  скудный  результат.  ‘амообольщение писателЯ  или  страх  быть
обвиненным в сговоре с законами природы за счет  моего отца и матери имеют с
этим тоже мало общего. Џросто Я думаю, что естественные законы, отказывающие
в  непрерывности всЯкому,  выступаЯ  в союзе  (или  под  маской) с  ущербной
памЯтью,  служат интересам  государства. —то  до  менЯ, то  Я  не  собираюсь
потворствовать их торжеству.
     Љонечно,  двенадцать  лет  разбитых,  возрождающихсЯ  и  снова разбитых
надежд,  которые вели двух стариков через  пороги бесчисленных учреждений  и
канцелЯрий в печь государственного крематориЯ, изобилуют повторами, принимаЯ
во  внимание  не  только  их  продолжительность,  но также  и число  сходных
случаев. ‚се же Я  меньше  берегу свои нервные клетки от  монотонности  этих
повторений, нежели  ‚ысший ђазум  -- свои.  Њои,  во всЯком  случае, изрЯдно
засорены.  Љроме  того,  памЯть  о  деталЯх,  фрагментах,  не  говорЯ  уж  о
воспоминаниЯх, написанных по-английски, не в интересах государства. “же одно
это заставлЯет менЯ продолжать.

40

     ’ем  временем две вороны становЯтсЯ все наглей. ‘ейчас они приземлились
у моего  крыльца и расхаживают там по старой дровЯной  поленнице.  Ћни черны
как  сажа, и, хотЯ Я  стараюсь к ним не присматриватьсЯ, Я приметил, что они
несколько  отличаютсЯ друг  от друга размерами. Ћдна поменьше  другой, вроде
того как  мать приходилась отцу  по плечо;  их  клювы,  однако,  в  точности
одинаковы. џ не орнитолог,  но полагаю, что  вороны живут  долго,  во всЯком
случае во'роны. €  хотЯ Я не  в состоЯнии  определить  их возраст,  они  мне
кажутсЯ старой  супружеской четой.  Ќа  прогулке.  “  менЯ  не хватает  духу
прогнать их прочь, и Я не умею хоть как-то наладить с ними общение. ЉажетсЯ,
также припоминаю, что вороны  не перелетные птицы. …сли у  истоков мифологии
стоЯт страх и одиночество, то Я еще как одинок.  € представлЯю, сколь многое
будет  мне  еще  напоминать о родителЯх  впредь. €  то сказать, когда  такие
гости, при чем тут хорошаЯ памЯть?

41

     Џризнак  ее  неполноценности  --  в  способности  удерживать  случайные
предметы. ‚роде нашего первого, тогда еще пЯтизначного, номера телефона, что
был у нас сразу после войны: 265-39; и Я полагаю, что до сих пор его  помню,
поскольку  телефон  был  установлен,  когда  Я  запоминал  в  школе  таблицу
умножениЯ. ’еперь он мне не нужен, как не нужен больше последний наш номер в
полутора  комнатах.  џ его  не помню,  этот  последний,  хотЯ  на протЯжении
двенадцати  лет набирал  его  едва  ли не  раз в неделю. Џисьма не доходили,
оставалсЯ телефон: очевидно,  проще прослушать телефонный  разговор,  нежели
перлюстрировать и  потом доставить письмо по адресу.  Ћх уж эти еженедельные
звонки   в   ‘‘‘ђ!   Њеждународные   телефонные   услуги  никогда   так   не
благоденствовали.
     Њы не  могли  многого  сказать при  таком  общении,  нас вынуждали быть
сдержанными, прибегать  к обинЯкам и  эвфемизмам.  ‚се  больше  о  погоде  и
здоровье, никаких имен, множество диетических советов. ѓлавное  было слышать
голос,  уверЯЯ  таким  непосредственным  способом  друг  друга  во  взаимном
существовании. ’о было несемантическое общение, и нет ничего удивительного в
том, что Я не помню подробностей, за исключением отцовского ответа на третий
день пребываниЯ матери в больнице.
     "Љак ЊасЯ?" -- спросил Я. "‡наешь, Њаси больше нет, вот так", -- сказал
он.  "‚от  так"  оказалось здесь потому,  что  и в этом случае он  попыталсЯ
прибегнугь в эвфемизму.

42

     €ли  вот   еще  ключ,  выброшенный  на   поверхность  моего   сознаниЯ:
продолговатый,  из  нержавеющей  стали ключ, плохо приспособленный длЯ наших
карманов. но хорошо помещавшийсЯ в  сумке матери. Љлюч открывал нашу высокую
белую дверь,  и не понимаю,  почему Я  вспоминаю о нем  сейчас, когда  места
этого больше  нет. Ќе думаю, что здесь  скрыта некаЯ эротическаЯ  символика,
ибо  он  существовал  у нас  в  трех  экземплЯрах.  …сли  на то  пошло,  мне
непонЯтно,  почему Я вспоминаю морщины  на отцовском  лбу  и подбородке  или
красноватую,  слегка  воспаленную  левую  щеку   матери  (она  называла  это
вегетативным  неврозом),  ибо  ни  этих черт, да  их носителей больше нет на
свете. ’олько  их голоса в  целости  и  сохранности  живут в моем  сознании:
потому, наверное,  что в моем голосе перемешаны их голоса, как в моих чертах
-- их черты. Ћстальное -- их плоть, их одежда, телефон, ключ, наше имущество
и  обстановка -- утрачено и никогда  не вернетсЯ, как будто  в  полторы наши
комнаты угодила бомба. Ќе  нейтроннаЯ бомба, оставлЯющаЯ невредимой хотЯ  бы
мебель, но  бомба замедленного действиЯ, разрывающаЯ на клочки  даже памЯть.
„ом еще стоит, но место стерто с лица земли, и новые  жильцы, нет  -- войска
оккупируют   его:  таков  принцип  действиЯ  этой   бомбы.  €бо   это  война
замедленного действиЯ.

43

     €м нравились оперные  арии,  тенора, кинозвезды их молодости; живопись,
напротив, не волновала, в искусстве привлекало все  "классическое",  решение
кроссвордов доставлЯло удовольствие, а мои литературные занЯтиЯ  озадачивали
и огорчали.  „умали, что Я заблуждаюсь,  моЯ судьба внушала  им тревогу,  но
поддерживали  менЯ  насколько  могли  потому,   что  Я   был  их   ребенком.
‚последствии, когда  мне  удалось  кое-что  напечатать там  и сЯм,  они были
польщены  и временами даже  гордились  мной,  но  Я  знаю,  что,  окажись  Я
обыкновенным  графоманом и  неудачником, их  отношение  ко мне было бы точно
таким же. Ћни любили  менЯ больше, чем  себЯ, и  скорее  всего не  понЯли бы
вовсе моего чувства вины перед ними. ѓлавное --  это хлеб на столе, опрЯтнаЯ
одежда и хорошее здоровье. ’о были их синонимы любви, и они были лучше моих.
     —то касаетсЯ бомбы замедленного действиЯ, то они вели себЯ мужественно.
‡нали,  что она  когда-нибудь  взорветсЯ, но  не менЯли своей тактики.  Џока
сохранЯли вертикальное положение, они передвигались, доставали и  доставлЯли
продукты  прикованным  к постели  друзьЯм, родственникам, делились  одеждой,
деньгами или кровом с теми,  у кого в это времЯ дела обстоЯли похуже. Љакими
Я их запомнил, такими они  и оставались всегда; и  не потому,  что в глубине
души  они думали,  что  если будут  добры к некоторым людЯм,  то  это  будет
зафиксировано на небесах и  с ними обойдутсЯ  однажды точно так же. Ќет,  то
была  естественнаЯ  и нерасчетливаЯ душевнаЯ  широта  экстравертов, котораЯ,
по-видимому,  стала  тем  более  ощутимой длЯ  других, когда Я,  главный  ее
объект, оказалсЯ  вне досЯгаемости. € в конечном счете именно это,  надеюсь,
поможет мне совладать с качеством моей памЯти.
     ’о, что они хотели видеть менЯ перед смертью, не имело  ничего общего с
желанием или попыткой уклонитьсЯ от взрыва. Ћни не были готовы эмигрировать,
закончить  свои  дни  в Ђмерике.  Ћщущали  себЯ  слишком  старыми длЯ  таких
перемен,  и  в лучшем случае Ђмерика была длЯ  них названием  места, где они
могли бы встретитьсЯ с сыном. „лЯ них она  казалась реальной только в смысле
их сомнений, удастсЯ ли им переезд, если им разрешат выехать. € тем не менее
в какие только игры  не играли двое немощных стариков со всей этой сволочью,
ответственной  за  выдачу  разрешениЯ!  Њать  обращалась  за разрешением  на
получение визы одна, чтобы показать, что она не  собираетсЯ переметнутьсЯ  в
‘оединенные таты, что ее муж остаетсЯ заложником, гарантией ее возвращениЯ.
‡атем  они менЯлись  ролЯми.  Џотом некоторое  времЯ никуда  не  обращались,
притворЯЯсь,  будто  утратили   интерес,  или  показываЯ  властЯм,  что  они
осознают,  как тем  трудно принимать  решение при том  или  ином  климате  в
американо-советских отношениЯх.  ‡атем они обращались с просьбой о недельном
пребывании в  татах  или за разрешением съездить  в  ”инлЯндию или  Џольшу.
Џотом  она ехала в Њоскву  добиватьсЯ  аудиенции у  того, кого  страна имела
тогда в  качестве своего  президента,  и  стучалась во все двери министерств
внешних и внутренних дел. ‚се  напрасно:  система сверху донизу не позволЯла
себе  ни  одного  сбоЯ. Љак  система  она может  гордитьсЯ  собой.  € потом,
бесчеловечность всегда проще организовать, чем что-либо другое. „лЯ этих дел
ђоссиЯ не  нуждаетсЯ в  импорте технологий. Њожно  сказать, что единственный
длЯ страны способ разбогатеть -- это наладить их экспорт.

44

     —то она  и делает  во  все  растущем объеме.  €  все-таки можно извлечь
некоторое утешение, если  не надежду,  из того факта,  что генетический  код
пусть и не смеетсЯ последним, но  оставлЯет за собой последнее слово.  €бо Я
благодарен матери и отцу не только за то, что они дали мне жизнь, но также и
за то, что  им не удалось воспитать свое дитЯ рабом. Ћни старались как могли
-- хотЯ бы длЯ того, чтобы защитить менЯ от социальной реальности, в которой
Я был рожден, -- превратить менЯ в послушного, лоЯльного члена общества. ’о,
что они  не преуспели в этом, что им пришлось заплатить за  это  тем, что их
глаза   закрыла   не   рука  их   сына,   но  анонимнаЯ   рука  государства,
свидетельствует не столько об их упущениЯх, сколько о качестве их генов, чьЯ
комбинациЯ образовала тело, найденное системой достаточно  инородным,  чтобы
его отторгнуть. € если вдуматьсЯ, чего еще ждать от  наложениЯ друг на друга
их готовности терпеть?
     €  если это звучит бахвальством, пусть так.  ‘месь их генов заслуживает
того,  чтобы ею  гордитьсЯ  уже хотЯ  бы  потому,  что  оказалась  способной
противостоЯть   государству.   €   не   просто   государству,   но   Џервому
‘оциалистическому  ѓосударству в  €стории —еловечества, как оно предпочитает
величать себЯ; государству, особенно преуспевшему  в  генной инженерии.  ‚от
почему  его  руки  всегда омыты  в крови -- в  результате  экспериментов  по
изолЯции  и обездвиживанию  клеток, отвечающих за человеческую  волю.  €так,
принимаЯ  во  внимание  объем  этого  государственного   экспорта,  сегоднЯ,
собираЯсь построить семью,  следует  интересоватьсЯ  не  группой  крови  или
приданым,  а его или ее „ЌЉ.  Ќе потому ли некоторые народы  косо смотрЯт на
смешанные браки?
     Џередо мной две фотографии родителей, снЯтые в их молодости, на третьем
десЯтке. Ћн на  палубе:  улыбающеесЯ  беззаботное лицо  на  фоне  пароходной
трубы;  она  -- на  подножке  вагона, кокетливо  машущаЯ  рукой  в  лайковой
перчатке,  на заднем плане поблескивают  пуговицы на тужурке проводника.  Ќи
один из них еще не знает о  существовании  другого; ни один из них тем более
не знает обо мне.  Љ  тому же невозможно воспринимать другого, существующего
объективно вне вашей физической оболочки, как часть себЯ. "Ќо не были мама и
папа / „ругими двумЯ людьми", как говорит Ћден. € хотЯ мне не дано облегчить
их прошлое  даже в качестве мельчайшей возможной  частицы любого из них, что
может  помешать мне  теперь, кргда они объективно не  существуют  вне  моего
сознаниЯ, рассматривать себЯ как их сумму, их будущее? ’ак, по крайней мере,
они свободны, как при своем рождении.
     ‚ силах ли Я побороть волнение, думаЯ, что обнимаю свою  мать  и  отца?
Њогу ли Я отнестись к содержимому своего черепа как к тому, что осталось  от
них на земле?  ‚озможно.  џ, по-видимому,  способен на  такой  солипсический
подвиг. €  полагаю,  что  лучше  не противитьсЯ их сжатию до  размеров моей,
меньшей, чем их, души. „умаю, что справлюсь. „олжен ли Я промЯукать в ответ,
сказав себе "Љиса"? € в какую  из трех моих комнат должен Я сейчас побежать,
чтобы это мЯуканье прозвучало убедительно?
     џ  -- это и  есть они; Я  и  есть наше семейство.  € поскольку никто не
энает своего будущего, не уверен, что однажды сентЯбрьской ночью 1939 года в
уме у  них промелькнуло, что они  обеспечили  себе выход. ‚  лучшем  случае,
полагаю, они думали о  том,  чтобы завести  ребенка, создать семью. „овольно
молодые, к тому же рожденные свободными, врЯд ли  они понимали,  что страна,
где они  родились,  --  это  государство,  которое само  решает,  какаЯ  вам
положена семьЯ и положена ли вообще. Љогда они понЯли  это, было уже слишком
поздно  длЯ  всего,  кроме надежды. —то они и делали, пока  не  умерли:  они
надеЯлись. ‹юди,  настроенные по-семейному, они  не могли иначе:  надеЯлись,
старались, строили планы.

45

     Њне  хотелось  бы  верить, что они  длЯ  своего  же блага не  позволЯли
надеждам зайти слишком далеко. Ѓоюсь, мать все-таки позволЯла; если это так,
что объЯснЯетсЯ ее  добротой, отец  не упускал  случаЯ  указать  ей  на  это
("‘амое бесперспективное,  ЊарусЯ, --  объЯвлЯл он, -- это  прожектерство").
—то  до  него,  то  Я вспоминаю, как  солнечным  полднем вдвоем мы гулЯли по
‹етнему саду,  когда  мне было  не то девЯтнадцать, не то двадцать  лет.  Њы
остановились  перед дощатой  эстрадой,  на  которой морской духовой  оркестр
играл старые вальсы: он хотел оделать несколько фотографий.  Ѓелые мраморные
статуи вырисовывались тут  и  там,  запЯтнанные леопардово-зебровыми узорами
теней, прохожие шаркали по усыпанным гравием дорожкам, дети кричали у пруда,
а мы говорили о войне и немцах. ѓлЯдЯ на оркестр, Я поймал  себЯ на том, что
спрашиваю отца, чьи концлагенЯ,  на его  взглЯд,  были  хуже: нацистские или
наши. "—то до менЯ, -- последовал ответ, -- то Я предпочел бы превратитьсЯ в
пепел  сразу,  нежели  умирать медленной  смертью, постигаЯ сам процесс".  €
продолжал фотографировать.

     1985

Џеревел с английского „митрий —екалов
Last-modified: Thu, 11 Mar 1999 18:40:58 GMT
Ћцените этот текст: