€.Ђ.Ѓунин. ѓосподин из ‘ан-”ранциско

Ћцените этот текст:
€.Ђ.Ѓунин. ѓосподин из ‘ан-”ранциско


----------------------------------------------------------------------------
     ”айл с книжной полки Ќесененко ЂлексеЯ
----------------------------------------------------------------------------

                                           ѓоре тебе, ‚авилон, город крепкий

                                                                 Ђпокалипсис

     ѓосподин из ‘ан-”ранциско-имени его ни в Ќеаполе, ни на Љапри никто  не
запомнил - ехал в ‘тарый  ‘вет  на  целых  два  года,  с  женой  и  дочерью,
единственно ради развлечениЯ.
     Ћн был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствие,
на путешествие долгое и комфортабельное, и мало ли еще  на  что.  „лЯ  такой
уверенности у него был тот резон, что, во-первых, он был богат, а во-вторых,
только что приступал к жизни, несмотрЯ на свои пЯтьдесЯт восемь лет. „о этой
поры он не жил, а лишь существовал, правда очень недурно, но все же возлагаЯ
все надежды на будущее. Ћн работал не покладаЯ рук, -  китайцы,  которых  он
выписывал к себе на работы целыми тысЯчами, хорошо знали, что это значит!  -
и, наконец, увидел, что сделано уже много, что он почти  сравнЯлсЯ  с  теми,
кого некогда взЯл себе за образец, и  решил  передохнуть.  ‹юди,  к  которым
принадлежал он, имели обычай начинать наслаждениЯ жизнью с поездки в …вропу,
в €ндию, в …гипет.  Џоложил  и  он  поступить  так  же.  Љонечно,  он  хотел
вознаградить за годы труда прежде всего себЯ; однако рад был  и  за  жену  с
дочерью. †ена его никогда не отличалась особой впечатлительностью,  но  ведь
вое пожилые американки страстные путешественницы. Ђ что до  дочери,  девушки
на возрасте  и  слегка  болезненной,  то  длЯ  нее  путешествие  было  прЯмо
необходимо - не говорЯ  уже  о  пользе  длЯ  здоровьЯ,  разве  не  бывает  в
путешествиЯх  счастливых  встреч?  ’ут  иной  раз  сидишь  за   столом   или
рассматриваешь фрески рЯдом с миллиардером.
     Њаршрут был выработан господином из ‘ан-”ранциско обширный. ‚ декабре и
Январе он надеЯлсЯ наслаждатьсЯ солнцем ћжной €талии, памЯтниками древности,
тарантеллой, серенадами бродЯчих певцов и тем, что люди в его годы чувствую!
особенно тонко, - любовью молоденьких неаполитанок, пусть даже и  не  совсем
бескорыстной, карнавал он думал провести в Ќицце, в Њонте-Љарло, куда в  эту
пору стекаетсЯ самое отборное общество, - то самое, от которого зависЯт  вое
блага цивилизации: и фасон смокингов, и прочность тронов, и объЯвление войн,
и благосостоЯние отелей, - где одни  с  азартом  предаютсЯ  автомобильным  и
парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принЯто называть  флиртом,
а четвертые - стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваютсЯ из садков
над изумрудным газоном, на фоне морЯ цвета незабудок, и тотчас же  стукаютсЯ
белыми комочками о землю; начало  марта  он  хотел  посвЯтить  ”лоренции,  к
страстЯм господним приехать в ђим, чтобы слушать там Miserere (1); входили в
его планы и ‚енециЯ, и Џариж, и бой быков в ‘евилье, и купанье на английских
островах, и Ђфины, и Љонстантинополь, и Џалестина, и …гипет, и даже  џпониЯ,
- разумеетсЯ, уже на обратном пути... € все пошло сперва отлично.
     Ѓыл конец ноЯбрЯ, до самого ѓибралтара  пришлось  плыть  то  в  ледЯной
мгле,  то  среди  бури  с  мокрым  снегом;  но  плыли  вполне  благополучно.
Џассажиров было много, пароход -  знаменитаЯ  "Ђтлантида"  -  был  похож  на
громадный отель со всеми удобствами, - с ночным баром, с восточными  банЯми,
с собственной газетой,  -  и  жизнь  на  нем  протекала  весьма  размеренно:
вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихсЯ по  коридорам  еще  в
тот  сумрачный  час,  когда  так  медленно  и   неприветливо   светало   над
серо-зеленой  водЯной  пустыней,  тЯжело  волновавшейсЯ  в  тумане;  накинув
фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао;  затем  садились  в  мраморные
ванны,  делали  гимнастику,  возбуждаЯ  аппетит  и   хорошее   самочувствие,
совершали дневные туалеты и шли к первому  завтраку;  до  одиннадцати  часов
полагалось бодро гулЯть по палубам,  дыша  холодной  свежестью  океана,  или
играть в шеффль-борд и другие игры длЯ  нового  возбуждениЯ  аппетита,  а  в
одиннадцать  -  подкреплЯтьсЯ  бутербродами  с  бульоном;  подкрепившись,  с
удовольствием читали газету и спокойно ждали  второго  завтрака,  еще  более
питательного и разнообразного, чем первый; следующие  два  часа  посвЯщались
отдыху;  все  палубы  были   заставлены   тогда   лонгшезами,   на   которых
путешественники лежали, укрывшись пледами,  глЯдЯ  на  облачное  небо  и  на
пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремываЯ;  в  пЯтом  часу
их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем  с  печеньЯми;  в
семь повещали трубными сигналами о том, что составлЯло главнейшую цель всего
этого существованиЯ, венец его... € тут господин из  ‘ан-”ранциско,  потираЯ
от  прилива  жизненных  сил  руки,  спешил  в  свою  богатую  люкс-кабину  -
одеватьсЯ.
     Џо вечерам этажи "Ђтлантиды" зиЯли во мраке как бы огненными несметными
глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнЯх и  винных
подвалах. Ћкеан, ходивший за стенами, был  страшен,  но  о  нем  не  думали,
твердо верЯ во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины
и грузности, всегда как бы сонного, похожего в  своем  мундире,  с  широкими
золотыми нашивками на огромного идола и очень редко поЯвлЯвшегосЯ на люди из
своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью  и
взвизгивала с неистовой злобой сирена,  но  немногие  из  обедающих  слышали
сирену - ее заглушали звуки  прекрасного  струнного  оркестра,  изысканно  и
неустанно  игравшего  в  мраморной  двусветной  зале,  устланной  бархатными
коврами, празднично залитой огнЯми, переполненной декольтированными дамами и
мужчинами  во  фраках  и  смокингах,  стройными  лакеЯми   и   почтительными
метрдотелЯми, среди которых один, тот, что принимал заказы только  на  вина,
ходил даже с цепью на шее, как какой-нибудь лорд-мэр. ‘мокинг и  крахмальное
белье очень молодили господина из ‘ан”ранциско.  ‘ухой,  невысокий,  неладно
скроенный, но крепко сшитый, расчищенный до глЯнца и в меру  оживленный,  он
сидел в золотисто-жемчужном  сиЯнии  этого  чертога  за  бутылкой  Янтарного
иоганисберга, за бокалами и  бокальчиками  тончайшего  стекла,  за  кудрЯвым
букетом  гиацинтов.  Ќечто  монгольское  было  в  его  желтоватом   лице   с
подстриженными серебрЯными усами, золотыми  пломбами  блестели  его  крупные
зубы, старой слоновой костью - крепкаЯ лысаЯ голова.  Ѓогато,  но  по  годам
была одета его жена, женщина крупнаЯ, широкаЯ и спокойнаЯ; сложно, но  легко
и  прозрачно,  с  невинной  откровенностью  -  дочь,  высокаЯ,   тонкаЯ,   с
великолепными волосами, прелестно убранными, с  ароматическим  от  фиалковых
лепешечек дыханием и с нежнейшими  розовыми  прыщиками  возле  губ  и  между
лопаток, чуть  припудренных...  Ћбед  длилсЯ  больше  часа,  а  после  обеда
открывались в бальной зале танцы, во времЯ которых мужчины, - в  том  числе,
конечно, и господин из ‘ан-”ранциско, - задрав  ноги,  решали  на  основании
последних  биржевых  новостей  судьбы   народов,   до   малиновой   красноты
накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре,  где  служили
негры в красных камзолах, с белками, похожими на  облупленные  крутые  Яйца.
Ћкеан с гулом ходил за  стеной  черными  горами,  вьюга  крепко  свистала  в
отЯжелевших снастЯх, пароход весь дрожал, одолеваЯ и ее, и эти горы, - точно
плугом разваливаЯ на стороны их  зыбкие,  то  и  дело  вскипавшие  и  высоко
взвивавшиесЯ  пенистыми  хвостами  громады,  -  в  смертной  тоске   стенала
удушаемаЯ  туманом  сирена,  мерзли  от  стужи  и  шалели  от   непосильного
напрЯжениЯ вниманиЯ вахтенные на  своей  вышке,  мрачным  и  знойным  недрам
преисподней, ее последнему, девЯтому кругу  была  подобна  подводнаЯ  утроба
парохода, - та, где глухо  гоготали  исполинские  топки,  пожиравшие  своими
раскаленными зевами груды каменного  углЯ,  с  грохотом  ввергаемого  в  них
облитыми едким, грЯзным потом и по поЯс голыми людьми, багровыми от пламени;
а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили  коньЯк  и
ликеры, плавали в волнах прЯного дыма,  в  танцевальной  зале  все  сиЯло  и
изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в
танго - и музыка настойчиво, в какой-то сладостно-бесстыдной  печали  молила
все об одном, все о том же... Ѓыл среди этой блестЯщей толпы  некий  великий
богач, бритый,  длинный,  похожий  на  прелата,  в  старомодном  фраке,  был
знаменитый испанский  писатель,  была  всесветнаЯ  красавица,  была  изЯщнаЯ
влюбленнаЯ пара, за которой все с любопытством следили и котораЯ не скрывала
своего счастьЯ: он танцевал только с ней, и все выходило у  них  так  тонко,
очаровательно, что только один командир знал, что эта  пара  нанЯта  ‹лойдом
играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то  на  одном,  то  на
другом корабле.
     ‚ ѓибралтаре всех обрадовало солнце, было похоже на  раннюю  весну;  на
борту "Ђтлантиды" поЯвилсЯ новый пассажир, возбудивший к себе общий интерес,
- наследный принц одного азиатского государства, путешествовавший инкогнито,
человек маленький,  весь  деревЯнный,  широколицый,  узкоглазый,  в  золотых
очках, слегка неприЯтный - тем, что крупные черные усы сквозили у него,  как
у мертвого, в общем же милый, простой и скромный. ‚ ‘редиземном  море  снова
пахнуло зимой, шла крупнаЯ и цветистаЯ, как хвост павлина,  волна,  которую,
при Ярком блеске и совершенно чистом небе, развела весело и бешено  летевшаЯ
навстречу трамонтана. Џотом, на вторые сутки, небо стало бледнеть,  горизонт
затуманилсЯ: близилась землЯ, показались €скиЯ, Љапри, в бинокль  уже  виден
был кусками сахара насыпанный у подножиЯ чего-то  сизого  Ќеаполь...  Њногие
леди и джентльмены уже  надели  легкие,  мехом  вверх,  шубки;  безответные,
всегда шепотом говорЯщие бои- китайцы,  кривоногие  подростки  со  смолЯными
косами до пЯт и с  девичьими  густыми  ресницами,  исподволь  вытаскивали  к
лестницам  пледы,  трости,  чемоданы,   несессеры...   „очь   господина   из
‘ан-”ранциско стоЯла на палубе рЯдом с принцем, вчера вечером, по счастливой
случайности, представленным ей, и делала вид, что пристально смотрит  вдаль,
куда  он  указывал  ей,  что-то  объЯснЯЯ,  что-то  торопливо   и   негромко
рассказываЯ; он по росту казалсЯ среди других мальчиком, он  был  совсем  не
хорош собой и странен - очки, котелок, английское пальто,  а  волосы  редких
усов точно конские, смуглаЯ тонкаЯ кожа на плоском лице точно натЯнута и как
будто слегка лакирована, - но девушка слушала его и от волнениЯ не понимала,
что он ей говорит; сердце ее билось от непонЯтного восторга перед ним:  все,
все в нем было не такое, как у прочих, - его сухие руки,  его  чистаЯ  кожа,
под которой текла  древнЯЯ  царскаЯ  кровь,  даже  его  европейскаЯ,  совсем
простаЯ, но как будто особенно опрЯтнаЯ одежда  таили  в  себе  неизъЯснимое
очарование. Ђ сам господин из ‘ан-”ранциско, в серых гетрах на  лакированных
ботинках, все  поглЯдывал  на  стоЯвшую  возле  него  знаменитую  красавицу,
высокую, удивительного сложениЯ  блондинку  с  разрисованными  по  последней
парижской моде глазами, державшую на серебрЯной цепочке  крохотную,  гнутую,
облезлую собачку и все разговаривавшую с нею. €  дочь,  в  какой-то  смутной
неловкости, старалась не замечать его.
     Ћн был довольно щедр в пути и потому вполне верил в  заботливость  всех
тех, что кормили и поили его, с утра до вечера служили ему, предупреждаЯ его
малейшее желание, охранЯли его чистоту и покой, таскали его вещи, звали  длЯ
него носильщиков, доставлЯли его сундуки в гостиницы. ’ак  было  всюду,  так
было  в  плавании,  так  должно  было  быть  и  в  Ќеаполе.  Ќеаполь  рос  и
приближалсЯ; музыканты, блестЯ медью духовых инструментов, уже столпились на
палубе и вдруг оглушили всех торжествующими звуками марша,  гигант-командир,
в парадной форме, поЯвилсЯ на своих мостках и, как милостивый Языческий бог,
приветственно помотал рукой пассажирам - и господину из  ‘ан-”ранциско,  так
же, как и всем прочим, казалось, что это длЯ него одного гремит марш  гордой
Ђмерики, что это его приветствует  командир  с  благополучным  прибытием.  Ђ
когда "Ђтлантида" вошла, наконец, в гавань,  привалила  к  набережной  своей
многоэтажной громадой, усеЯнной людьми,  и  загрохотали  сходни,  -  сколько
портье и их помощников  в  картузах  с  золотыми  галунами,  сколько  всЯких
комиссионеров,  свистунов-мальчишек  и  здоровенных  оборванцев  с   пачками
цветных открыток в руках кинулось к нему навстречу с предложением  услуг!  €
он ухмылЯлсЯ этим оборванцам, идЯ к автомобилю того самого  отелЯ,  где  мог
остановитьсЯ и принц, и спокойно говорил сквозь  зубы  то  по-английски,  то
по-итальЯнски:
     - Go away!(2) Via! (3)
     †изнь в Ќеаполе тотчас же потекла по заведенному порЯдку: рано утром  -
завтрак в сумрачной столовой, облачное, мало обещающее небо и толпа гидов  у
дверей вестибюлЯ; потом первые  улыбки  теплого  розоватого  солнца,  вид  с
высоко висЯщего балкона на ‚езувий, до подножиЯ окутанный сиЯющими утренними
парами,  на  серебристо-жемчужную  рЯбь  залива  и  тонкий  очерк  Љапри  на
горизонте, на бегущих внизу,  по  липкой  набережной,  крохотных  осликов  в
двуколках и на  отрЯды  мелких  солдатиков,  шагающих  куда-то  с  бодрой  и
вызывающей музыкой; потом - выход  к  автомобилю  и  медленное  движение  по
людным узким и серым коридорам  улиц,  среди  высоких,  многооконных  домов,
осмотр  мертвенно-чистых  и  ровно,  приЯтно,  но  скучно,   точно   снегом,
освещенных музеев или холодных, пахнущих воском церквей, в  которых  повсюду
одно и то же: величавый вход, закрытый тЯжкой кожаной завесой,  а  внутри  -
огромнаЯ пустота, молчание, тихие огоньки семисвечника, краснеющие в глубине
на престоле, убранном кружевами, одинокаЯ старуха  среди  темных  деревЯнных
парт, скользкие гробовые плиты под ногами и чье-нибудь "‘нЯтие  со  креста",
непременно знаменитое;  в  час-второй  завтрак  на  горе  ‘ан-Њартино,  куда
съезжаетсЯ к полудню немало людей самого первого сорта и где однажды  дочери
господина из ‘ан-”ранциско чуть не сделалось дурно:  ей  показалось,  что  в
зале сидит принц, хотЯ она уже знала из газет, что он в ђиме; в  пЯть-чай  в
отеле, в нарЯдном салоне, где так тепло от ковров и пылающих каминов; а  там
снова приготовлениЯ к обеду - снова  мощный,  властный  гул  гонга  по  всем
этажам, снова вереницы  шуршащих  по  лестницам  шелками  и  отражающихсЯ  в
зеркалах декольтированных дам, снова широко и гостеприимно  открытый  чертог
столовой, и красные куртки музыкантов на  эстраде,  и  чернаЯ  толпа  лакеев
возле метрдотелЯ, с  необыкновенным  мастерством  разливающего  по  тарелкам
густой розовый суп... Ћбеды опЯть были так обильны и кушаньЯми, и винами,  и
минеральными водами, и сластЯми, и фруктами, что к одиннадцати часам  вечера
по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с  горЯчей  водой  длЯ
согреваниЯ желудков.
     Ћднако декабрь выдалсЯ в тот год не совсем  удачный:  портье,  когда  с
ними говорили о погоде, только виновато поднимали плечи, бормоча, что такого
года они и не запомнЯт, хотЯ уже не первый год приходилось им бормотать  это
и ссылатьсЯ на  то,  что  "всюду  происходит  что-то  ужасное":  на  ђивьере
небывалые ливни и бури, в Ђфинах снег, ќтна тоже всЯ  занесена  и  по  ночам
светит, из Џалермо  туристы,  спасаЯсь  от  стужи,  разбегаютсЯ...  “треннее
солнце каждый день обманывало: с полуднЯ неизменно серело  и  начинал  сеЯть
дождь, да все гуще и  холоднее:  тогда  пальмы  у  подъезда  отелЯ  блестели
жестью,  город  казалсЯ  особенно   грЯзным   и   тесным,   музеи   чересчур
однообразными, сигарные окурки толстЯков-извозчиков  в  резиновых,  крыльЯми
развевающихсЯ по ветру накидках - нестерпимо вонючими,  энергичное  хлопанье
их бичей над тонкошеими клЯчами Явно фальшивым, обувь синьоров,  разметающих
трамвайные рельсы, ужасною, а женщины, шлепающие по  грЯзи,  под  дождем,  с
черными раскрытыми головами, - безобразно коротконогими; про  сырость  же  и
вонь гнилой рыбой  от  пенЯщегосЯ  у  набережной  морЯ  и  говорить  нечего.
ѓосподин и госпожа из ‘ан-”ранциско стали по утрам  ссоритьсЯ;  дочь  их  то
ходила бледнаЯ, с головной болью, то оживала, всем восхищалась и была  тогда
и мила и прекрасна: прекрасныбыли те нежные, сложные чувства, что  пробудила
в ней встреча с некрасивым человеком, в котором текла необычнаЯ  кровь,  ибо
ведь в конце-то концов, может  быть,  и  не  важно,  что  именно  пробуждает
девичью душу - деньги ли, слава ли, знатность ли рода...  ‚се  уверЯли,  что
совсем не то в ‘орренто, на Љапри - там и  теплей,  и  солнечней,  и  лимоны
цветут, и нравы честнее, и вино натуральней. € вот  семьЯ  из  ‘ан-”ранциско
решила отправитьсЯ со  всеми  своими  сундуками  на  Љапри,  с  тем,  чтобы,
осмотрев его,  походив  по  камнЯм  на  месте  дворцов  ’ивериЯ,  побывав  в
сказочных пещерах ‹азурного грота и послушав  абруццских  волынщиков,  целый
месЯц бродЯщих перед рождеством  по  острову  и  поющих  хвалы  деве  Њарии,
поселитьсЯ в ‘орренто.
     ‚ день отъезда, - очень памЯтный длЯ семьи из ‘ан-”ранциско! - даже и с
утра не было солнца. ’Яжелый туман  до  самого  основаниЯ  скрывал  ‚езувий,
низко серел над свинцовой зыбью морЯ. Љапри совсем не было видно - точно его
никогда и не существовало на свете. € маленький пароходик,  направившийсЯ  к
нему, так валЯло со стороны на сторону, что семьЯ из  ‘ан-”ранциско  пластом
лежала на диванах в жалкой  кают-компании  этого  пароходика,  закутав  ноги
пледами и закрыв от дурноты глаза. Њиссис страдала, как она  думала,  больше
всех; ее несколько раз одолевало, ей казалось, что она умирает, а горничнаЯ,
прибегавшаЯ к ней с тазиком, - уже многие годы изо днЯ в день качавшаЯсЯ  на
этих волнах и в зной и в стужу и все- таки неутомимаЯ,  -  только  смеЯлась.
Њисс была ужасно бледна и держала в зубах ломтик лимона. Њистер, лежавший на
спине, в широком пальто и большом картузе, не разжимал челюстей всю  дорогу;
лицо его стало темным,  усы  белыми,  голова  тЯжко  болела:  последние  дни
благодарЯ дурной погоде он пил по вечерам  слишком  много  и  слишком  много
любовалсЯ "живыми картинами" в некоторых притонах. Ђ дождь сек в дребезжащие
стекла, на диваны с них текло, ветер с воем ломил в мачты и порою, вместе  с
налетавшей волной, клал пароходик совсем набок, и тогда с грохотом  катилось
что-то внизу. Ќа остановках, в Љастелламаре, в ‘орренто, было немного легче;
но и тут размахивало  страшно,  берег  со  всеми  своими  обрывами,  садами,
пиниЯми, розовыми и белыми отелЯми и дымными, курчаво-зелеными горами  летел
за  окном  вниз  и  вверх,  как  на  качелЯх;  в  стены   стукались   лодки,
третьеклассники азартно орали, где-то, точно  раздавленный,  давилсЯ  криком
ребенок, сырой ветер дул в двери, и, ни на минуту не  смолкаЯ,  пронзительно
вопил с качавшейсЯ барки под флагом гостиницы  "Royal"  картавый  мальчишка,
заманивавший путешественников: "Kgoya-al! Hotel Kgoya-аl!.." €  господин  из
‘ан-”ранциско, чувствуЯ себЯ так, как и подобало ему, - совсем  стариком,  -
уже с тоской и злобой думал обо всех этих "Royal", "Splendid", "Excelsior" и
об этих жадных, вонЯющих чесноком людишках, называемых итальЯнцами;  раз  во
времЯ остановки, открыв глаза  и  приподнЯвшись  с  дивана,  он  увидел  под
скалистым отвесом  кучу  таких  жалких,  насквозь  проплесневевших  каменных
домишек, налепленных друг на друга у самой воды, возле лодок, возле каких-то
трЯпок, жестЯнок и коричневых сетей, что, вспомнив, что это и есть подлиннаЯ
€талиЯ, которой он приехал наслаждатьсЯ, почувствовал  отчаЯние...  Ќаконец,
уже в сумерках, стал  надвигатьсЯ  своей  чернотой  остров,  точно  насквозь
просверленный у подножиЯ  красными  огоньками,  ветер  стал  мЯгче,  теплей,
благовонней,  по  смирЯющимсЯ  волнам,  переливавшимсЯ,  как  черное  масло,
потекли золотые удавы от  фонарей  пристани...  Џотом  вдруг  загремел  и  с
плеском шлепнулсЯ в воду Якорь, наперебой понеслись отовсюду Яростные  крики
лодочников - и сразу стало на  душе  легче,  Ярче  засиЯла  кают-  компаниЯ,
захотелось есть, пить, курить, двигатьсЯ...  —ерез  десЯть  минут  семьЯ  из
‘ан-”ранциско сошла в большую  барку,  через  пЯтнадцать  ступила  на  камни
набережной, а затем села в светлый вагончик и с жужжанием  потЯнулась  вверх
по откосу, среди кольев на виноградниках, полуразвалившихсЯ каменных оград и
мокрых,  корЯвых,  прикрытых  кое-где  соломенными   навесами   апельсиновых
деревьев,  с  блеском  оранжевых  плодов  и   толстой   глЯнцевитой   листвы
скользивших вниз, под гору, мимо открытых окон вагончика... ‘ладко пахнет  в
€талии землЯ после дождЯ, и свой, особый запах есть у каждого ее острова!
     Ћстров Љапри был сыр и темен в этот вечер. Ќо тут он  на  минуту  ожил,
кое-где осветилсЯ. Ќа верху горы, на площадке фуникулера, уже  опЯть  стоЯла
толпа тех, на обЯзанности  которых  лежало  достойно  принЯть  господина  из
‘ан-”ранциско. Ѓыли и другие  приезжие,  но  не  заслуживающие  вниманиЯ,  -
несколько русских, поселившихсЯ на Љапри, нерЯшливых и рассеЯнных, в  очках,
с  бородами,  с  поднЯтыми  воротниками  стареньких  пальтишек,  и  компаниЯ
длинноногих,  круглоголовых  немецких  юношей  в  тирольских  костюмах  и  с
холщовыми сумками за плечами,  не  нуждающихсЯ  ни  в  чьих  услугах,  всюду
чувствующих себЯ как дома и совсем  не  щедрых  на  траты.  ѓосподин  же  из
‘ан-”ранциско, спокойно сторонившийсЯ и  от  тех  и  от  других,  был  сразу
замечен. …му и его дамам торопливо помогли выйти, перед ним побежали вперед,
указываЯ дорогу, его снова окружили мальчишки и те  дюжие  каприйские  бабы,
что носЯт на головах чемоданы и сундуки порЯдочных  туристов.  ‡астучали  по
маленькой, точно оперной площади, над  которой  качалсЯ  от  влажного  ветра
электрический шар, их деревЯнные ножные скамеечки, по-птичьему засвистала  и
закувыркалась через голову орава мальчишек - и как по сцене пошел среди  них
господин из ‘ан-”ранциско к какой-то средневековой арке под слитыми  в  одно
домами, за которой покато вела к сиЯющему  впереди  подъезду  отелЯ  звонкаЯ
уличка с вихром пальмы над плоскими крышами  налево  и  синими  звездами  на
черном небе вверху, впереди. € опЯть было похоже, что это в честь гостей  из
‘ан-”ранциско  ожил  каменный  сырой  городок  на   скалистом   островке   в
‘редиземном море, что это они сделали таким счастливым  и  радушным  хозЯина
отелЯ, что только их ждал китайский гонг, завывший по  всем  этажам  сбор  к
обеду, едва вступили они в вестибюль.
     ‚ежливо и изысканно поклонившийсЯ хозЯин,  отменно  элегантный  молодой
человек, встретивший их, на мгновение поразил  господина  из  ‘ан-”ранциско:
взглЯнув на него, господин из ‘ан-”ранциско вдруг вспомнил, что нынче ночью,
среди прочей  путаницы,  осаждавшей  его  во  сне,  он  видел  именно  этого
джентльмена, точь-в-точь такого же, как этот, в той же  визитке  с  круглыми
полами и с той же зеркально причесанной головою.
     “дивленный, он даже чуть было не приостановилсЯ. Ќо как в душе его  уже
давным-давно не осталось ни даже горчичного семени каких-либо так называемых
мистических чувств, то тотчас же и померкло его удивление: шутЯ сказал он об
этом странном совпадении сна и действительности жене и  дочери,  проходЯ  по
коридору отелЯ. „очь, однако, с тревогой взглЯнула на  него  в  эту  минуту:
сердце ее вдруг сжала тоска, чувство страшного одиночества  на  этом  чужом,
темном острове...
     ’олько что отбыла гостившаЯ на Љапри  высокаЯ  особа  -  ђейс  XVII.  €
гостЯм из ‘ан-”ранциско отвели те самые апартаменты, что занимал он.  Љ  ним
приставили самую красивую и умелую горничную, бельгийку, с тонкой и  твердой
от корсета талией и в крахмальном чепчике в виде маленькой зубчатой  короны,
самого видного из лакеев, угольно-черного, огнеглазого сицилийца,  и  самого
расторопного коридорного, маленького и полного ‹уиджи,  много  переменившего
подобных мест на своем веку. Ђ через минуту в  дверь  комнаты  господина  из
‘ан-”ранциско легонько стукнул француз метрдотель, ЯвившийсЯ, чтобы  узнать,
будут ли господа приезжие обедать, и  в  случае  утвердительного  ответа,  в
котором, впрочем, не было сомнениЯ, доложить, что сегоднЯ лангуст,  ростбиф,
спаржа, фазаны и так далее. Џол еще ходил под господином из ‘ан-”ранциско, -
так закачал его этот дрЯнной итальЯнский пароходишко,  -  но  он  не  спеша,
собственноручно, хотЯ с непривычки и не совсем ловко, закрыл хлопнувшее  при
входе метрдотелЯ окно, из которого пахнуло запахом дальней  Љухни  и  мокрых
цветов в саду, и с  неторопливой  отчетливостью  ответил,  что  обедать  они
будут, что столик длЯ них должен быть поставлен подальше от дверей, в самой,
глубине залы,  что  пить  они  будут  вино  местное,  и  каждому  его  слову
метрдотель поддакивал в самых  разнообразных  интонациЯх,  имевших,  однако,
только тот смысл, что нет  и  не  может  быть  сомнениЯ  в  правоте  желаний
господина из ‘ан-”ранциско и что все, будет исполнено в точности. Ќапоследок
он склонил голову и деликатно спросил:
     - ‚се, сэр?
     €, получив в ответ медлительное "yes" (4), прибавил, что сегоднЯ у  них
в вестибюле тарантелла - танцуют Љармелла и „жузеппе, известные всей  €талии
и всему миру туристов".
     - џ видел ее на открытках, - сказал господин из ‘ан-”ранциско ничего не
выражающим голосом. - Ђ этот „жузеппе - ее муж?
     - „воюродный брат, сэр, - ответил метрдотель.
     €  помедлив,  что-то  подумав,  но  ничего  не  сказав,   господин   из
‘ан-”ранциско отпустил его кивком головы.
     Ђ  затем  он  снова  стал  точно  к  венцу  готовитьсЯ:  повсюду  зажег
электричество, наполнил все зеркала отражением  света  и  блеска,  мебели  и
раскрытых сундуков, стал бритьсЯ, мытьсЯ и поминутно звонить, в то времЯ как
по всему коридору неслись и перебивали его другие нетерпеливые звонки  -  из
комнат его жены и дочери. € ‹уиджи, в своем красном переднике, с  легкостью,
свойственной многим  толстЯкам,  делаЯ  гримасы  ужаса,  до  слез  смешившие
горничных, пробегавших мимо с кафельными ведрами в руках, кубарем катилсЯ на
звонок и, стукнув в дверь костЯшками, с притворной робостью, с доведенной до
идиотизма почтительностью спрашивал:
     - Ќа sonato, signore? (5)
     € из-за двери слышалсЯ неспешный и скрипучий, обидно вежливый голос:
     - Yes, come in... (6)
     —то чувствовал, что  думал  господин  из  ‘ан-”ранциско  в  этот  столь
знаменательный длЯ него вечер? Ћн, как всЯкий испытавший качку, только очень
хотел есть, с наслаждением мечтал о первой ложке супа, о первом глотке  вина
и  совершал  привычное  дело  туалета  даже  в  некотором  возбуждении,   не
оставлЯвшем времени длЯ чувств и размышлений.
     ‚ыбрившись, вымывшись, ладно вставив несколько зубов,  он,  стоЯ  перед
зеркалами, смочил и придрал щетками в серебрЯной  оправе  остатки  жемчужных
волос вокруг смугло-желтого черепа, натЯнул на  крепкое  старческое  тело  с
полнеющей от усиленного питаниЯ талией кремовое шелковое трико, а  на  сухие
ноги с плоскими ступнЯми - черные шелковые чулки и бальные туфли,  приседаЯ,
привел в  порЯдок  высоко  подтЯнутые  шелковыми  помочами  черные  брюки  и
белоснежную, с выпЯтившейсЯ грудью  рубашку,  вправил  в  блестЯщие  манжеты
запонки и стал мучитьсЯ с ловлей под твердым воротничком запонки шейной. Џол
еще качалсЯ под ним, кончикам  пальцев  было  очень  больно,  запонка  порой
крепко кусала дрЯблую кожицу в углублении под кадыком, но он  был  настойчив
и, наконец, с сиЯющими от напрЯжениЯ глазами, весь сизый от  сдавившего  ему
горло не в меру тугого воротничка, таки  доделал  дело  -  и  в  изнеможении
присел перед трюмо, весь отражаЯсь в нем и повторЯЯсь в других зеркалах.
     - Ћ, это ужасно! - пробормотал он, опускаЯ крепкую лысую  голову  и  не
стараЯсь понЯть, не думаЯ, что именно ужасно, потом привычно  и  внимательно
оглЯдел свои короткие, с подагрическими затвердениЯми на суставах пальцы, их
крупные и выпуклые ногти миндального цвета и повторил с  убеждением:  -  ќто
ужасно...
     Ќо тут зычно, точно в Языческом храме, загудел  по  всему  дому  второй
гонг €, поспешно встав с места, господин из ‘ан-”ранциско еще больше  стЯнул
воротничок галстуком, а живот  открытым  жилетом,  надел  смокинг,  выправил
манжеты,  еще  раз  оглЯдел  себЯ  в  зеркале.  "ќта  Љармелла,  смуглаЯ,  с
наигранными глазами, похожаЯ на мулатку, в цветистом нарЯде, где преобладает
оранжевый цвет, плЯшет, должно быть, необыкновенно", - подумал он  €,  бодро
выйдЯ из своей комнаты и  подойдЯ  по  ковру  к  соседней,  жениной,  громко
спросил, скоро ли они?
     - —ерез пЯть минут! - звонко и уже весело отозвалсЯ из-за двери девичий
голос.
     - Ћтлично, - сказал господин из ‘ан-”ранциско.
     € не спеша пошел  по  коридорам  и  по  лестницам,  устланным  красными
коврами, вниз, отыскиваЯ читальню. ‚стречные слуги жались от него к стене, а
он шел, как бы не замечаЯ их. ‡апоздавшаЯ к обеду старуха,  уже  сутулаЯ,  с
молочными волосами, но декольтированнаЯ,  в  светло-сером  шелковом  платье,
поспешала изо всех сил, но смешно, по-куриному, и он легко обогнал ее  ‚озле
стеклЯнных дверей столовой, где уже все были  в  сборе  и  начали  есть,  он
остановилсЯ перед столиком,  загроможденным  коробками  сигар  и  египетских
папирос, взЯл большую маниллу и кинул на столик три лиры; на зимней  веранде
мимоходом глЯнул  в  открытое  окно:  из  темноты  повеЯло  на  него  нежным
воздухом, померещилась верхушка старой пальмы, раскинувшаЯ по  звездам  свои
вайи, казавшиесЯ  гигантскими,  донессЯ  отдаленный  ровный  шум  морЯ...  ‚
читальне, уютной, тихой и светлой только над столами, стоЯ  шуршал  газетами
какой-то седой немец, похожий на €бсена, в  серебрЯных  круглых  очках  и  с
сумасшедшими,  изумленными  глазами  •олодно  осмотрев  его,   господин   из
‘ан-”ранциско сел в глубокое кожаное кресло в углу, возле лампы под  зеленым
колпаком, надел пенсне и, дернув головой от душившего его  воротничка,  весь
закрылсЯ газетным листом. Ћн  быстро  пробежал  заглавие  некоторых  статей,
прочел  несколько  строк  о  никогда  не  прекращающейсЯ  балканской  войне,
привычным жестом перевернул газету, - как вдруг строчки вспыхнули перед  ним
стеклЯнным блеском, шеЯ его напружилась, глаза выпучились, пенсне слетело  с
носа... Ћн рванулсЯ вперед, хотел глотнуть воздуха - и дико захрипел; нижнЯЯ
челюсть его отпала, осветив весь рот золотом  пломб,  голова  завалилась  на
плечо  и  замоталась,  грудь  рубашки  выпЯтилась  коробом  -  и  все  тело,
извиваЯсь, задираЯ ковер каблуками,  поползло  на  пол,  отчаЯнно  борЯсь  с
кем-то.
     Ќе будь в читальне немца, быстро и ловко сумели бы в  гостинице  замЯть
это ужасное происшествие, мгновенно, задними ходами, умчали бы за ноги и  за
голову господина из ‘ан-”ранциско куда подальше - и ни единаЯ душа из гостей
не узнала бы, что натворил он. Ќо немец вырвалсЯ из читальни  с  криком,  он
всполошил весь дом, всю столовую и многие вскакивали из за еды,  опрокидываЯ
стульЯ, многие, бледнеЯ, бежали к  читальне,  на  всех  Языках  раздавалось:
"—то, что случилось?" - и никто не отвечал толком, никто не понимал  ничего,
так как люди и до сих пор еще больше всего дивЯтсЯ и  ни  за  что  не  хотЯт
верить смерти. •озЯин металсЯ от одного гостЯ к другому,  пытаЯсь  задержать
бегущих  и  успокоить  их  поспешными  заверениЯми,  что  это  так,  пустЯк,
маленький обморок с одним господином из ‘ан-”ранциско...  Ќо  никто  его  не
слушал, многие видели, как лакеи и  коридорные  срывали  с  этого  господина
галстук, жилет, измЯтый смокинг и даже зачем-то  бальные  башмаки  с  черных
шелковых ног с плоскими ступнЯми. Ђ он еще билсЯ. Ћн настойчиво  боролсЯ  со
смертью,  ни  за  что  не  хотел  поддатьсЯ  ей,  так.  Ќеожиданно  и  грубо
навалившейсЯ на него. Ћн мотал  головой,  хрипел,  как  зарезанный,  закатил
глаза, как пьЯный... Љогда его торопливо внесли  и  положили  на  кровать  в
сорок третий номер, - самый маленький, самый плохой, самый сырой и холодный,
в конце нижнего коридора, - прибежала его дочь, с распущенными  волосами,  в
распахнувшемсЯ капотике,  с  обнаженной  грудью,  поднЯтой  корсетом,  потом
большаЯ, тЯжелаЯ и уже совсем нарЯженнаЯ к обеду жена,  у  которой  рот  был
круглый от ужаса... Ќо тут он уже и головой перестал мотать.
     —ерез четверть часа в отеле все кое-как пришло в порЯдок. Ќо вечер  был
непоправимо испорчен. Ќекоторые, возвратЯсь в столовую, дообедали, но молча,
с обиженными лицами, меж тем как хозЯин подходил то к тому, то к другому,  в
бессильном и приличном раздражении пожимаЯ плечами, чувствуЯ себЯ  без  вины
виноватым, всех уверЯЯ, что он отлично  понимает,  "как  это  неприЯтно",  и
даваЯ слово, что он  примет  "все  зависЯщие  от  него  меры"  к  устранению
неприЯтности; тарантеллу пришлось отменить, лишнее  электричество  потушили,
большинство гостей ушло в пивную, и стало так тихо, что четко слышалсЯ  стук
часов в вестибюле, где только один попугай деревЯнно бормотал что-то  возЯсь
перед сном в своей клетке, ухитрЯЯсь заснуть с нелепо задранной  на  верхний
шесток лапой... ѓосподин из ‘ан-”ранциско лежал на дешевой железной кровати,
под грубыми шерстЯными одеЯлами, на которые с  потолка  тускло  светил  один
рожок. Џузырь со льдом свисал на его  мокрый  и  холодный  лоб.  ‘изое,  уже
мертвое лицо постепенно стыло, хриплое клокотанье, вырывавшеесЯ из открытого
рта, "освещенного отблеском золота, слабело ќто хрипел уже  не  господин  из
‘ан-”ранциско, - его больше не было, - а кто-то другой. †ена, дочь,  доктор,
прислуга стоЯли и глЯдели на него. ‚друг  то,  чего  они  ждали  и  боЯлись,
совершилось - хрип оборвалсЯ.  €  медленно,  медленно,  на  глазах  у  всех,
потекла бледность по лицу умершего, и черты его стали утончатьсЯ,  светлеть,
- красотой, уже давно подобавшей ему.
     ‚ошел хозЯин. "Gia e morto" (7), - сказал ему, шепотом доктор. •озЯин с
бесстрастным лицом пожал плечами. Њиссис, у которой тихо катились  по  щекам
слезы, подошла к нему и робко сказала, что теперь надо перенести покойного в
его комнату.
     - Ћ нет, мадам, - поспешно, корректно, но уже без всЯкой любезности,  и
не  по-английски,  а  по-французски  возразил  хозЯин,  которому  совсем  не
интересны были те пустЯки, что могли оставить теперь в его кассе приезжие из
‘ан-”ранциско. - ќто совершенно невозможно, мадам, - сказал он и прибавил  в
поЯснение, что он очень ценит эти апартаменты, что если бы  он  исполнил  ее
желание, то всему Љапри стало бы  известно  об  этом  и  туристы  начали  бы
избегать их.
     Њисс, все времЯ странно смотревшаЯ на него, села на стул и,  зажав  рот
платком, зарыдала. “ миссис слезы сразу высохли, лицо вспыхнуло Ћна  поднЯла
тон, стала требовать, говорЯ на своем Языке и вое еще не верЯ, что  уважение
к ним окончательно потерЯно. •озЯин с вежливым достоинством осадил ее:  если
мадам не нравЯтсЯ порЯдки отелЯ,  он  не  смеет  ее  задерживать;  и  твердо
заЯвил, что тело должно быть вывезено сегоднЯ же на  рассвете,  что  полиции
уже дано знать, что представитель ее сейчас ЯвитсЯ  и  исполнит  необходимые
формальности... Њожно ли достать на Љапри  хотЯ  бы  простой  готовый  гроб,
спрашивает мадам? Љ сожалению, нет, ни в каком случае, а  сделать  никто  не
успеет. ЏридетсЯ поступить  как-нибудь  иначе...  ‘одовую  английскую  воду,
например, он получает в больших и длинных Ящиках...  перегородки  из  такого
Ящика можно вынуть...
     Ќочью весь отель спал. Ћткрыли окно  в  сорок  третьем  номере,  -  оно
выходило в угол сада, где под высокой каменной стеной, утыканной  по  гребню
битым стеклом, рос чахлый банан, - потушили электричество, заперли дверь  на
ключ и ушли. Њертвый осталсЯ в темноте, синие звезды глЯдели на него с неба,
сверчок с грустной беззаботностью  запел  в  стене...  ‚  тускло  освещенном
коридоре сидели на подоконнике две горничные, что-то штопаЯ ‚ошел  ‹уиджи  с
кучей платьЯ на руке, в туфлЯх.
     - Pronto? (ѓотово?) -озабоченно спросил он  звонким  шепотом,  указываЯ
глазами на страшную дверь в конце коридора.  €  легонько  помотал  свободной
рукой в ту сторону. - Partenza! (8) - шепотом крикнул он,  как  бы  провожаЯ
поезд, то, что обычно кричат в €талии на станциЯх при отправлении поездов, -
и горничные, давЯсь беззвучным смехом, упали головами на плечи друг другу.
     Џочом он, мЯгко подпрыгиваЯ, подбежал к самой двери, чуть стукнул в нее
и, склонив голову набок, вполголоса, почтительнейше спросил:
     - Ќа sonato, signore?
     €, сдавив горло,  выдвинув  нижнюю  челюсть,  скрипуче,  медлительно  и
печально ответил сам себе, как бы из-за двери:
     - Yes, come in...
     Ђ на рассвете, когда побелело за окном сорок третьего номера и  влажный
ветер зашуршал рваной листвой банана,  когда  поднЯлось  и  раскинулось  над
островом  Љапри  голубое  утреннее  небо  и   озолотилась   против   солнца,
восходЯщего за далекими  синими  горами  €талии,  чистаЯ  и  четкаЯ  вершина
Њонте-‘олЯро, когда пошли  на  работу  каменщики,  поправлЯвшие  на  острове
тропинки длЯ туристов, - принесли  к  сорок  третьему  номеру  длинный  Ящик
из-под содовой воды. ‚скоре он стал очень тЯжел  -  и  крепко  давил  колени
младшего портье, который шибко повез его на одноконном извозчике  по  белому
шоссе, взад и вперед извивавшемусЯ по склонам Љапри, среди каменных оград  и
виноградников, все вниз и вниз, до самого морЯ. €звозчик, кволый  человек  с
красными глазами,  в  старом  пиджачке  с  короткими  рукавами  и  в  сбитых
башмаках, был с похмельЯ, - целую ночь играл в кости в траттории,  -  и  все
хлестал свою крепкую лошадку, по-сицилиански разрЯженную, спешно громыхающую
всЯческими бубенчиками на уздечке в цветных шерстЯных помпонах и на  остриЯх
высокой медной седелки,  с  аршинным,  трЯсущимсЯ  на  бегу  птичьим  пером,
торчащим  из  подстриженной  челки.  €звозчик  молчал,  был  подавлен  своей
беспутностью, своими пороками, - тем, что он до последней  полушки  проиграл
ночью вое те медЯки, которыми были полны его карманы. Ќо утро  было  свежее,
на таком воздухе, среди морЯ, под утренним небом, хмель скоро  улетучиваетсЯ
и скоро возвращаетсЯ беззаботность к человеку, да  утешал  извозчика  и  тот
неожиданный заработок, что  дал  ему  какой-то  господин  из  ‘ан-”ранциско,
мотавший своей мертвой головой в Ящике за  его  спиною...  Џароходик,  жуком
лежавший далеко внизу, на нежной и Яркой синеве которой так  густо  и  полно
налит Ќеаполитанский  залив,  уже  давал  последние  гудки  -  и  они  бодро
отзывались по всему острову, каждый изгиб которого, каждый  гребень,  каждый
камень был так Явственно виден отовсюду, точно воздуха совсем не было. ‚озле
пристани младшего портье догнал старший, мчавший в автомобиле мисс и миссис,
бледных с провалившимисЯ от слез и бессонной ночи глазами.  €  через  десЯть
минут  пароходик  снова  зашумел  водой  и  снова  побежал  к  ‘орренто,   к
Љастелламаре, навсегда увозЯ от Љапри семью из ‘ан-”ранциско... € на острове
снова водворились мир и покой.
     Ќа этом острове, две тысЯчи лет тому  назад,  жил  человек,  совершенно
запутавшийсЯ в своих жестоких и грЯзных поступках, который почему-то  забрал
власть над миллионами людей и который, сам растерЯвшись  от  бессмысленности
этой власти и от страха,  что  кто-нибудь  убьет  его  из-за  угла,  наделал
жестокостей сверх всЯкой меры, - и человечество навеки запомнило его, и  те,
что в совокупности своей, столь  же  непонЯтно  и,  по  существу,  столь  же
жестоко, как и он, властвуют  теперь  в  мире,  со  всего  света  съезжаютсЯ
смотреть на остатки того каменного дома, где он жил на одном из самых крутых
подъемов острова. ‚ это чудесное утро все, приехавшие на Љапри именно с этой
целью, еще спали по гостиницам, хотЯ к подъездам гостиниц уже вели маленьких
мышастых осликов под красными седлами, на которые опЯть должны  были  нынче,
проснувшись  и  наевшись,  взгромоздитьсЯ  молодые  и  старые  американцы  и
американки, немцы и  немки  и  за  которыми  опЯть  должны  были  бежать  по
каменистым тропинкам, и все в гору, вплоть до самой  вершины  Њонте-’иберио,
нищие каприйские старухи с палками в жилистых руках.  “спокоенные  тем,  что
мертвого старика из ‘ан-”ранциско,  тоже  собиравшегосЯ  ехать  с  ними,  но
вместо того только напугавшего их напоминанием о  смерти,  уже  отправили  в
Ќеаполь, путешественники спали крепким сном, и на  острове  было  еще  тихо,
магазины в городе были еще  закрыты.  ’орговал  только  рынок  на  маленькой
площади - рыбой и зеленью, и были на нем одни простые люди,  среди  которых,
как всегда, без  всЯкого  дела,  стоЯл  ‹оренцо,  высокий  старик  лодочник,
беззаботный гулЯка и красавец, знаменитый по всей €талии, не  раз  служивший
моделью многим живописцам: он принес и уже продал за бесценок двух пойманных
им ночью омаров,  шуршавших  в  переднике  повара  того  самого  отелЯ,  где
ночевала семьЯ из ‘ан-”ранциско,  и  теперь  мог  спокойно  стоЯть  хоть  до
вечера, с царственной повадкой поглЯдываЯ вокруг, рисуЯсь своими лохмотьЯми,
глинЯной трубкой и красным шерстЯным беретом, спущенным на одно  ухо.  Ђ  по
обрывам Њонте-‘олЯро, по древней финикийской дороге, вырубленной  в  скалах,
по ее каменным ступенькам, спускались от Ђнакапри два  абруццских  горца.  “
одного под кожаным плащом была волынка, - большой козий мех с двумЯ дудками,
у другого - нечто вроде деревЯнной  цевницы.  ли  они  -  и  целаЯ  страна,
радостнаЯ, прекраснаЯ, солнечнаЯ, простирались под ними: и каменистые  горбы
острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочнаЯ синева, в которой
плавал он, и сиЯющие утренние пары над морем к  востоку,  под  ослепительным
солнцем,  которое  уже  жарко  грело,  поднимаЯсь  все  выше   и   выше,   и
туманно-лазурные, еще по-утреннему  зыбкие  массивы  €талии,  ее  близких  и
далеких гор, красоту  которых  бессильно  выразить  человеческое  слово.  Ќа
полпути  они  замедлили  шаг:  над  дорогой,   в   гроте   скалистой   стены
Њонте-‘олЯро, всЯ озареннаЯ солнцем, всЯ в тепле  и  блеске  его,  стоЯла  в
белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавом от непогод,
матерь божиЯ, кроткаЯ и милостиваЯ, с очами, поднЯтыми к небу,  к  вечным  и
блаженным обителЯм трижды благословенного  сына  ее.  Ћни  обнажили  головы,
приложили к губам свои цевницы - и  полились  наивные  и  смиренно-радостные
хвалы их солнцу, утру, ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом
и прекрасном мире, и рожденному от чрева ее в пещере ‚ифлеемской,  в  бедном
пастушеском приюте, в далекой земле €удиной...
     ’ело же мертвого старика из ‘ан-”ранциско возвращалось домой, в могилу,
на  берега  Ќового  ‘вета.  €спытав  много  унижений,  много   человеческого
невниманиЯ, с неделю пространствовав из одного портового пакгауза в  другой,
оно снова попало, наконец, на тот же самый знаменитый  корабль,  на  котором
так еще недавно, с таким почетом везли его в  ‘тарый  ‘вет.  Ќо  теперь  уже
скрывали его от живых - глубоко спустили в просмоленном гробе в черный трюм.
€ опЯть, опЯть пошел корабль в свой далекий морской путь. Ќочью плыл он мимо
острова Љапри, и печальны были его  огни,  медленно  скрывавшиесЯ  в  темном
море, длЯ того, кто смотрел на них с острова Ќо там, на корабле, в  светлых,
сиЯющих люстрами и мрамором залах, был, как обычно, людный бал в эту ночь.
     Ѓыл он и на другую и на  третью  ночь  -  опЯть  среди  бешеной  вьюги,
проносившейсЯ над гудевшим, как погребальнаЯ месса, и ходившим траурными  от
серебрЯной пены горами океаном. Ѓесчисленные огненные глаза кораблЯ были  за
снегом едва видны „ьЯволу, следившему со скал ѓибралтара, с каменистых ворот
двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем. „ьЯвол был  громаден,  как
утес,  но  еще  громаднее  его  был  корабль,  многоЯрусный,   многотрубный,
созданный гордыней Ќового —еловека со старым  сердцем  ‚ьюга  билась  в  его
снасти и широкогорлые трубы, побелевшие от снега, но он  был  стоек,  тверд,
величав и страшен. Ќа самой верхней крыше его одиноко высились среди снежных
вихрей те уютные, слабо  освещенные  покои,  где,  погруженные  в  чуткую  и
тревожную дремоту, надо всем кораблем восседал его грузный водитель, похожий
на Языческого идола. Ћн слышал  тЯжкие  завываниЯ  и  Яростные  взвизгиваниЯ
сирены, удушаемой бурей, но успокаивал себЯ близостью того, в конечном итоге
длЯ него самого непонЯтного, что было за  его  стеною  той  большой  как  бы
бронированной каюты, что то и дело наполнЯлась таинственным гулом,  трепетом
и  сухим  треском  синих  огней,   вспыхивавших   и   разрывавшихсЯ   вокруг
бледнолицего телеграфиста с металлическим полуобручем  на  голове.  ‚  самом
низу, в подводной утробе "Ђтлантиды", тускло блистали сталью, сипели паром и
сочились кипЯтком и маслом тысЯчепудовые громады котлов и  всЯческих  других
машин, той кухни, раскалЯемой исподу адскими  топками,  в  которой  варилось
движение кораблЯ, -  клокотали  страшные  в  своей  сосредоточенности  силы,
передававшиесЯ в самый киль его, в бесконечно длинное подземелье, в  круглый
туннель,  слабо  озаренный  электричеством,  где  медленно,  с   подавлЯющей
человеческую душу неукоснительностью,  вращалсЯ  в  своем  масленистом  ложе
исполинский вал, точно живое чудовище, протЯнувшеесЯ в этом туннеле, похожем
на жерло. Ђ средина "Ђтлантиды", столовые и бальные залы ее изливали свет  и
радость, гудели говором нарЯдной толпы,  благоухали  свежими  цветами,  пели
струнным  оркестром.  €  опЯть  мучительно  извивалось  и  порою   судорожно
сталкивалась среди этой толпы, среди блеска  огней,  шелков,  бриллиантов  и
обнаженных женских плеч, тонкаЯ и гибкаЯ  пара  нанЯтых  влюбленных:  грешно
скромнаЯ, хорошенькаЯ девушка с опущенными ресницами, с невинной прической и
рослый молодой человек с черными, как бы приклеенными волосами,  бледный  от
пудры, в изЯщнейшей лакированной обуви, в узком, с длинными фалдами, фраке -
красавец, похожий на огромную пиЯвку. € никто не знал ни того, что уже давно
наскучило  этой  паре  притворно  мучитьсЯ   своей   блаженной   мукой   под
бесстыдно-грустную музыку, ни того, что  стоит  гроб  глубоко,  глубоко  под
ними, на дне темного трюма,  в  соседстве  с  мрачными  и  знойными  недрами
кораблЯ, тЯжко одолевающего мрак, океан, вьюгу...

     ‚асильевское. 10. 1915.

     --------------------------------------------------------

     1) - "‘милуйсЯ" - католическаЯ молитва (лат.).
     2) - Џрочь! (англ.).
     3) - Џрочь! (итал.).
     4) - „а (англ.}.
     5) - ‚ы звонили, синьор! (итал.).
     6) - „а, входите (англ.).
     7) - “же умер (итал.).
     8) - Ћтправление (итал.).

Last-modified: Mon, 22 Jul 2002 14:44:42 GMT
Ћцените этот текст: