€ван Ѓунин. Џингвины

Ћцените этот текст:
€ван Ѓунин. Џингвины


     Ќачалось с  того,  что  мне  стало  опЯть  тридцать  лет,--  Я увидел и
почувствовал  себЯ именно в этой счастливой поре; Я опЯть был в  ђоссии того
времени и  во  всем,  что было приуще  тому времени, и сидел в вагоне,  ехал
почему-то  в ѓурзуф... ‡атем Я почувствовал, что менЯ что-то  тревожит. ‚се,
казалось бы, хорошо было,-- еду на юг, сижу покойно и  свободно, в маленьком
отделении первого  класса, в курьерском поезде... Ќо ведь Џушкин давно умер,
и  в ѓурзуфе теперь мертво, пусто, вдруг сказал  Я  себе -- и увидел, понЯл,
что  не  только  в ѓурзуфе, но  и  везде страшно  мертво  и  пусто. ЉакаЯ-то
особенно  грустнаЯ  осень,-- тут,  на  юге,  была  еще  осень,-- и  какой-то
удивительно  тихий, молчаливый день. Џоезд идет быстро и полон, но полон как
будто неживыми. € в тех необыкновенно ровных  степЯх, где  идет он, тоже так
безжизненно,   скучно,   словно   не   осталось   ни  малейшего   смысла  их
существованиЯ. ќто  и наЯву бывает: страшно  безжизненно,  ничтожно  кажетсЯ
иногда все на свете...
     -- Ќет,-- подумал Я,-- что-то неблагополучно. Ќужно бросить поезд...
     џ вдруг вспомнил, что очень люблю Ѓахчисарай,-- ведь Џушкин жил и в нем
когда-то, был в нем  даже  ханом в  пЯтнадцатом  веке,--  и  решил  выйти  в
Ѓахчисарае,  ехать  дальше  на  лошадЯх, через горы, и так немедлЯ и сделал.
Ћднако ЃахчисараЯ Я как-то не заметил, а в горах было жутко. ѓлушь, пустынЯ,
и уже вечереет.  ‚се какие-то каменистые теснины и провалы, и все  лес, лес,
корЯвый,  низкорослый и уже почти  совсем  голый, засыпанный  мелкой  желтой
листвой: все карагач, подумал Я, вкладываЯ в это слово какое-то таинственное
и  зловещее значение. €  лошади бегут  как-то не в меру  ровно,  и  Ямщик на
облучке  так неподвижен  и безличен, что  Я его  даже  плохо  вижу,-- только
чувствую  и опасаюсь, потому что  бог  его знает, что у  него на уме... Ћдна
надежда  на ужин в  џлте, подумал  Я. ‘прошу себе отварную  кефаль и  белого
Ђбрау...
     € тотчас Я увидел џлту, ее кладбищенски белеющие среди кипарисов  дачи,
набережную и зеленоватое море  в бухте. Ќо тут стало уже совсем страшно. —то
случилось  с  џлтой? ‘меркаетсЯ, темнеет, но почему-то нигде ни одного огнЯ,
на набережной  ни одного прохожего, всюду опЯть тишина, молчание...  џ сел в
пустой и  почти темной зале ресторана и стал ждать лакеЯ. Ќо никто не шел,--
все было  пусто и удивительно тихо. ‚  глубине залы совсем  почернело,  а за
большим оконным стеклом, возле которого  Я сел,  поднималсЯ  ветер, дымились
низкие  тучи  и  то и дело пушечными выстрелами бухали в набережную и высоко
взвивались в воздух длинными пенистыми хвостами волны...  ‚се  это  было так
странно и  страшно, что Я сделал усилие воли и вскочил с постели: оказалось,
что Я заснул,  не  раздевшись, не  потушив  свечки,  котораЯ почти догорела,
темным  дрожащим светом озарЯЯ мой  номер, и  что уже  второй час  ночи. € Я
вскочил, ужаснувшись: что же Я теперь буду делать? ‚ыспалсЯ крепко, а ночи и
конца не видно,  и за окнами  шумит крупный ливень, и  Я совершенно  один во
всем мире, где не спит теперь только „авылка!  џ поспешно кинулсЯ к „авыдке,
в его  погребок  на ‚иноградной. Ќочь была так непроглЯдна  и дождь лил в ее
черноте так  бурно, что погребок казалсЯ единственным живым местом не только
во всем  Џоти,-- теперь  Я был в Џоти,-- но и  на всем кавказском побережье,
даже, больше --  во всем мире. Ќо пока Я  добежал до него по каким-то узким,
грЯзным  и  глухим переулкам,  „авыдка уже вышел закрывать ставни  на  своем
убогом окошке, собралсЯ тушить свет и запирать двери.
     -- Ќо послушай, сказал Я ему, чувствуЯ страх уже смертельный,-- если ты
запрешь и потушишь,  что же мне тогда делать? Људа деватьсЯ? ‚едь сюда зимой
даже пароходы не заходЯт !
     Ћднако  „авыдка  только  Языком  пощелкал и неумолимо, с тем  спокойным
идиотизмом,  на  который  способен  лишь  кавказец,  помотал   своей  черной
стриженой башкой.
     -- Ќа  молу  гулЯть будешь,-- сказал  он.-- ’ам  всю  ночь главный маЯк
гореть будет...
     € вот Я  на каком-то  страшном обрыве, горбатом и скалистом, где  можно
держатьсЯ, только прижавшись к необыкновенно высокой и круглой белой башне и
упершись  ногами в  скалы. ‚верху, в дымном от  дождЯ и медленно вращающемсЯ
свете, с Яростным  визгом и криком кружатсЯ и дерутсЯ, как  чайки, несметные
траурные  пингвины. ‚низу -- тьма,  смола, пропасть, где гудит, ревет, тЯжко
ходит  что-то  безмерное, бугристое,  клубЯщеесЯ,  как  какой-то  допотопный
спрут,  резко  пахнущее устричной  свежестью  и  порой  взвивающеесЯ  целыми
водопадами брызг и пены... Ђ вверху пингвины, пингвины!
1929.

Last-modified: Fri, 25 Feb 2005 09:32:27 GMT
Ћцените этот текст: