 он набрасываетсЯ на женщину, сидЯщую рЯдом  с  ним, словно
ожившую героиню  фрески великого художника  и "начинает  Яростно  целовать и
кусать  ее щеки". Ђ рассказчик находит в своем сознании Ђльбертину в минуты,
когда в полном уединении наслаждаетсЯ произведениЯми ќльстира и Ѓергота.

     Љак  и  в  искусстве,  любовь  -  создание  нашего  сознаниЯ,  внезапно
возникший  случайный  субъект,   на  котором  остановилось   подсознательное
влечение. ‘оздаваЯ фантазии о предмете любви, человек полностью пренебрегает
реальностью, правдой, сомнительным прошлым...

     Љачества,  которые мы сообщаем любимому  человеку, ЯвлЯютсЯ результатом
наших желаний,  продуктом  обманчивого воображениЯ.  Љогда рассказчик подает
своему другу ‘ен-‹у  фотографию Ђльбертины,  то  он  почти  уверен,  что тот
найдет ее красивой. Ћднако, хотЯ ‘ен-‹у ничего не говорит, можно понЯть, что
он  разочарован и смотрит на ЊарселЯ  как на  безумца, верЯщего в реальность
своих фантастических видений.

        588

     ђеальность  любви бедна, примитивна,  физиологична,  а сознание любви -
неисчерпаемо.  Љак  никто  из  художников,  Џруст  воспроизводит  чувство  с
бесконечным  количеством его оттенков  как непрерывный поток сменЯющих  друг
друга, сталкивающихсЯ, несовместимых, многогранных и многослойных состоЯний.
‘уществует не столько Ђльбертин, Ћдетт,  ђашелей, сколько  смотрЯщих на  них
людей, -  в  одном  Њарселе  существует "множество  Ђльбертин  в ней одной",
причем эти  разные Ђльбертины "мало похожи  на  то, чем были в прошлый раз".
‚прочем, заключает Џруст, "наша общественнаЯ личность  - тоже создание мысли
других людей".

     Ќо как  можно  судить, добро или зло, если невозможно уловить, что есть
человек, если "каждый  из нас  - не одно существо, каждый содержит множество
личностей, различных по  нравственной  ценности", если "Ђльбертина  порочнаЯ
существовала,  то это  не  мешало  существованию других, и той, в частности,
котораЯ любила со мной беседовать о ‘ен-‘имоне".

     ’ак складываютсЯ лики, образы,  восприЯтиЯ людей: есть Ћдетта  ‘вана из
репродукции Ѓоттичелли  и  "другаЯ  Ћдетта" из  дешевого  борделЯ,  образ  в
сознании  и реальность, загадочнаЯ  женщина, от которой  пришел бы в восторг
великий  художник,  и   незнакомка,  хорошо,  однако,  знакомаЯ   гулЯкам  и
распутникам...

     ‹юбовь  убеждает человека в трагическом одиночестве, в разъединении, во
взаимном непонимании.  Ћбъект  любви  случаен,  любовники держат в  объЯтиЯх
незнакомое,  вымышленное существо, мы плохо  знаем человека которого жаждем,
но   именно    эта   неизвестность,   неуловимость,   текучесть,   зыбкость,
недостоверность составлЯют  муку  любви,  именно  из них складываетсЯ особое
наслаждение и игра, именно неопределенность жизни и есть сама жизнь. ‚о всем
этом - божественное богатство жизни, сознаниЯ человека.

     ‹ицо человеческое поистине  подобно  лику божества восточной  теогонии,
это целаЯ гроздь лиц, расположенных в разных плоскостЯх и невидимых зараз.

     Џрелестные сочетаниЯ, образуемые  молодой девушкой с морским берегом, с
заплетенными косами  церковной статуи, с гравюрой, со  всем  тем, вследствие
чего  мы любим  в девушке,  каждый раз  как  она поЯвлЯетсЯ,  очаровательную
картину, - эти сочетаниЯ не очень устойчивы.

        589

     †изнь сложнее любых наших построений, и это не  хорошо и не плохо - она
так  устроена,  как,  впрочем,  и  наше  сознание,  обогащающее наше  зрение
количеством перспектив,  способностью видеть  бездну аспектов  там, где глаз
улавливает один-единственный вид с одной неподвижной точки.

     Џруст  в  одном  месте  уподобил  жизнь  мастерской  художника,  полной
незаконченных набросков, эскизов. Ќичего завершенного, все только начато, ко
всему  еще  можно  вернутьсЯ,  чтобы  продолжить,  переменить,  перестроить;
произведение,  таким образом, всегда остаетсЯ в возможности, и пока это так,
оно в  нашей  власти, в наших руках. ‘ознание, воспринимаЯ мир, приготовлЯет
себе такие эскизы: скажем, мелькание женских лиц на дороге,  о котором любит
рассказывать  Џруст,  -  словно  наброски  большой  любви,  общениЯ, которые
волнуют  и  манЯт именно  тем,  что  они  -  мимолетные  образы, не грозЯщие
воплощением,  близким  знакомством.  Ћчарование  прохожей  в  таких встречах
находитсЯ в прЯмой свЯзи с неизбежной краткостью впечатлениЯ из окна экипажа
на расстоЯнии и на быстром ходу, с невозможностью задержатьсЯ, остановитьсЯ,
приблизитьсЯ,  как следует рассмотреть и узнать. €бо смутный и легкий образ,
эскиз,  дающий  простор его дорисовывать,  довершать  без конца, а если  его
приблизить,  остановить,  обращаетсЯ  в  неподвижную,  заурЯдную  внешность,
определившиесЯ черты тормозЯт и сковывают творческую способность сознаниЯ. €
любовь к †ильберте, Ћриане ѓермантской, Ђльбертине длЯ  героЯ-повествователЯ
- тоже как  эти встречи с женщинами в пути, когда они  поЯвлЯютсЯ неизвестно
откуда и,  неразгаданные и таинственные,  уходЯт  неизвестно куда;  это тоже
наброски,  попытки,  и  когда   с  Ђльбертиной  Њарсель  решаетсЯ,  наконец,
воплотить  большую   любовь,   это   станет   в  его  жизни   самым   тЯжким
разочарованием.

     Љогда на станции по дороге в Ѓальбек Њарсель созерцает красивую девушку
и чувствует  счастье, то именно оттого, что сейчас поезд тронетсЯ и он о ней
ничего не  узнает. Ќо он увозит с собой эту девушку, моментальный зрительный
образ,  бездну возможностей,  "впечатление, продолженное до  бесконечности":
бергсоновское durce,  "дление", в которое может быть обращено любое минутное
впечатление, если его избрать, обособить, главное же - отвлечь  от предмета,
от  присутствиЯ  в  настоЯщем, сделать его  впечатлением  об  отсутствующем,
эластичным и протЯженным, допускающим разработку, пересоздание, творчество -
как его понимает Џруст.

     “тонченнаЯ интровертированность и эмоциональный гедонизм сделали Џруста
гениальным  художником человеческих  чувств, чувствительнейшим  сейсмографом
переживаний  и  настроений.  Љак  никто  иной  до  или  после,  он  подмечал
неуловимые   оттенки  душевных   движений,  был   обостренно  восприимчив  к
внутреннему притворству,  тончайшим  переливам  любовного чувства,  любовным
страстЯм и страданиЯм. Њне представлЯетсЯ, что в мировой литературе никому и
никогда не удалось поднЯтьсЯ  до тех  высот в постижении несчастьЯ любви, до
которых возвысилсЯ этот художник душевных движений.

     ‚едь  то,  что  мы  именуем  любовью, ревностью,  не  есть  постоЯннаЯ,
недробимаЯ  страсть.  ‹юбовь и ревность  состоЯт из бесчисленного  множества
одна другую сменЯющих любовей, разнообразных ревностей, и все они преходЯщи,
но  их  непрекращающийсЯ  наплыв  создает впечатление  постоЯнства,  создает
иллюзию цельности. †изнь любви ‘вана, устойчивость его ревности составлЯлись
из смерти и неустойчивости бесчисленных его желаний,  бесчисленных сомнений,
предметом которых всегда была Ћдетта.

     Џеремена убеждений убивает  любовь,  от века заложенную  в  нас и вечно
изменчивую:  она становитсЯ постоЯнной лишь  перед  образом женщины, котораЯ
кажетсЯ  нам почти  недосЯгаемой.  ‘  этой минуты мы помышлЯем не столько  о
женщине, которую  с трудом можем  себе представить, сколько о том, как  бы к
ней приблизитьсЯ. ’огда и  начинаетсЯ длЯ  нас  череда  волнений  и  тревог,
придающих  нашей страсти постоЯнство,  хотЯ  объект этой страсти  нам  почти
неизвестен. ‹юбовь становитсЯ безбрежной, и мы  уже не вспоминаем о том, как
мало места в этой любви занимает земнаЯ женщина.

     ‹юбовь  ‘вана к Ћдетте по-прежнему носила  на себе  отпечаток, с самого
начала  наложенный на нее незнанием того, как  проводит времЯ  Ћдетта, и его
умственной  ленью, мешавшей его  воображению  восполнЯть пробелы. Ќа  первых
порах  он  ревновал  не  всю жизнь  Ћдетты, но  лишь  те ее  моменты,  когда
какое-нибудь  обстоЯтельство,  быть  может,  неправильно  им  истолкованное,
заставлЯло его предполагать,  что Ћдетта ему неверна. …го  ревность, подобно
спруту,  выпускающему сперва  одно,  потом другое,  потом  третье  щупальце,
прочно присосалось  сначала к пЯти часам днЯ, потом к другому моменту, потом
к третьему. Ќо ‘ван никогда не придумывал себе огорчений.  …го ревность была
лишь отголоском, дальнейшим развитием того страданиЯ, которое пришло к  нему
извне.

        591

     ‘удЯ  по  всему, Џруст не верил в счастливую любовь,  как  и счастливую
жизнь вообще, видЯ в  страдании великую творческую силу.  Љонечно, случаютсЯ
удачи,  но  в целом "любовь  зиждетсЯ на лжи и сводитсЯ к потребности искать
утешениЯ у тех, кто причинЯет нам страданиЯ".

     “вековечить можно лишь то, что поддаетсЯ обобщению, и, пусть даже разум
стремитсЯ к самообману,  приходитсЯ  смиритьсЯ с  мыслью,  что самые дорогие
писателю люди,  в  конечном счете, лишь  позировали  ему,  словно художнику.
Џорой,  когда какой-нибудь неподатливый отрывок никак  не удаетсЯ  дописать,
новаЯ любовь и новые страданиЯ дают ему пищу и помогают нам его завершить.

     ѓоды счастьЯ  -  потерЯнные годы, длЯ  работы надо дождатьсЯ страданий.
Њысль о неизбежных страданиЯх неразрывно свЯзана с мыслью о работе, и всЯкий
раз мы не можем  без страха думать о муках, которые придетсЯ вынести прежде,
чем родитсЯ замысел нового произведениЯ. Ђ когда осознаешь, что  страдание и
есть  лучшее, что предлагает нам жизнь, о смерти думаешь  без  ужаса, как об
освобождении.

     ѓорести  - мрачные, ненавистные слуги, с которыми мы  вечно боремсЯ и в
чьей  власти довершить  наше падение;  жестокие, но незаменимые,  подземными
путЯми ведут  они нас к истине  и смерти. ‘частливы те, к кому перваЯ пришла
раньше,  чем втораЯ, и длЯ кого -  пусть даже не намного - час истины пробил
раньше смертного часа.

     €, тем не менее, любовь  ценна даже если она - страдание, ибо мука суть
величайшаЯ творческаЯ сила:

     ‚ каждом, кто заставлЯет  нас  страдать,  мы  способны  усмотреть нечто
божественное, пусть то будет лишь слабый отблеск божества,  последнЯЯ из его
ипостасей; само умозрительное созерцание божества переполнЯет нас  радостью,
заглушаЯ  былые муки.  €скусство  жить  заключаетсЯ  в  умении  пользоватьсЯ
людьми,  причинЯющими  нам  страданиЯ, лишь как одной из ипостасей божества,
открывающей доступ к  своей божественной  форме и позволЯющей изо днЯ  вдень
населЯть нашу жизнь божествами.

        592

     Љогда нас  оскорблЯет наглец,  нам бы, верно,  хотелось,  чтобы  он нас
похвалил,  и когда нас предает  любимаЯ  женщина, мы готовы на все,  лишь бы
этого не случилось.  Ќо тогда горечь унижениЯ и муки одиночества остались бы
длЯ нас неведомыми странами, открытие которых, как бы болезненно оно ни было
длЯ человека, поистине бесценно длЯ художника.

     ‚ любом  произведении искусства можно узнать тех, кого художник сильнее
всего ненавидел, как, впрочем, и тех, кого он больше всего любил. € причинЯЯ
художнику, вопреки его воле, невыразимые муки, они лишь позировали ему. ‹юбЯ
Ђльбертину,  Я  прекрасно  понимал,  что  она-то  менЯ  не  любит;  пришлось
довольствоватьсЯ  тем,  что благодарЯ  ей  Я  узнал,  что значит  испытывать
мучение, любовь  и  даже поначалу счастье. ЏытаЯсь  выЯвить в своих горестЯх
общие  закономерности, описать  их, мы  уже отчасти бываем  утешены,  - быть
может, совсем по иной причине, отличной от тех, что Я здесь привел; а именно
потому,  что  длЯ  писателЯ мыслить обобщениЯми  и  писать -  спасительное и
необходимое  занЯтие,  столь   же  благотворное,   как  длЯ   спортсмена   -
тренировки...

     ‘частье только  затем и нужно, чтобы оттенЯть  несчастье. —ем нежнее  и
крепче узы любви и довериЯ, даруемые нам счастьем, тем сильнее и драгоценнее
причинЯемаЯ разрывом боль, котораЯ зоветсЯ несчастьем.  Ќе познай мы  - хотЯ
бы в мечтах -  счастье, обрушившеесЯ на нас горе не было бы столь жестоким -
и осталось бы бесплодным.

     Џруст   средствами  искусства  творил  то,   что   ”рейд  -  средствами
психоанализа: непроизвольнаЯ памЯть,  "перебои сердца",  "последовательность
состоЯний",  образующих  нашу  личность,  обусловлены  деЯтельностью  нашего
подсознаниЯ,  без  проникновениЯ в  которое  невозможно  понЯть человеческую
психику.

     Ћдним  из  способов  изучениЯ  "подсознательного" длЯ  Џруста  ЯвлЯетсЯ
анализ Языка, или  вернее,  манеры выражатьсЯ. ‘клонностью к  такому анализу
наделен  рассказчик  "Џоисков утраченного  времени".  ‚о времЯ  обеда он  не
просто смотрит на гостей, он их "рентгенографирует"; к речам приглашенных он
прислушиваетсЯ не столько  с целью установить, искренни они или нет, сколько
с  тем,  чтобы обнаружить то,  что они могли бы невольно выдать тем или иным
словом или интонацией.

     •арактер прустовского вниманиЯ к свидетельствам речи не раз давал повод
к сравнению его с фрейдовским анализом обмолвок, лЯпсусов и дериваций.

        593

     Џруст  художественными   средствами   исследовал   механизмы   перехода
бессознательного  в   сознательное,  механизмы   припоминаниЯ  и  во  многом
предвосхитил выводы современной науки:


     ЏамЯть  обладает  замечательными  свойствами   ассоциативной  записи  и
выборки   информации,  вследствие  чего  воспроизводимый  образ  может  быть
составлен  из фрагментов других  образов,  если  эти фрагменты  ассоциативно
свЯзаны  друг  с другом. ‚  результате воспроизводимый образ  может  ЯвитьсЯ
"небывалой комбинацией бывалых впечатлений".

     Џруст не просто поднЯл жизнь сознаниЯ до высот искусства, но интуитивно
постиг рЯд законов деЯтельности сознаниЯ, открытых наукой значительно позже.

     ђоманы  Џруста - великолепные иллюстрации  сложнейших механизмов работы
человеческой  памЯти, всплываниЯ на  поверхность  сознаниЯ  огромных пластов
воспоминаний,  инициированных  ломтиком   мадленки,   цветом   камнЯ,  давно
слышанной мелодией... Љак писал сам  Џруст, "весь Љомбре и его окрестности -
все, что наделено формой  и обладает плотностью, - город и сады, - всплыло у
менЯ из чашки с чаем":

     ...’о, что  ворочаетсЯ внутри менЯ, - это, конечно, образ, впечатление;
неотделимое  от  вкуса чаЯ, вслед  за ним  оно  пытаетсЯ всплыть  из  глубин
памЯти. Ќо оно шевельнулось во мне слишком  далеко, слишком смутно:  Я  едва
различаю тусклый отсвет, в который сливаетсЯ неуловимый вихрь взбаламученных
цветов, но  не  могу разглЯдеть форму  и  попросить ее, словно  незаменимого
толкователЯ,  перевести  мне  свидетельства  ее современника  и неразлучного
спутника - вкуса;  объЯснить,  с каким именно обстоЯтельством  в прошлом,  с
каким временем он свЯзан.

     ЏробьетсЯ  ли  наверх  это воспоминание,  этот  миг  былого, притЯнутый
подобным  ему  мигом из такой  дальней дали, растревоженный, поднЯтый со дна
души, -  достигнет ли он моего сознаниЯ?  Ќе  знаю.  ‚от  Я  уже  ничего  не
чувствую, воспоминание застрЯло  в пути, быть может, вновь ушло  вглубь: как
знать,  возникнет ли оно опЯть? ‘нова и снова  Я пытаю  себЯ,  снова и снова
приступаюсь  к нему.  Ќо всЯкий раз слабость,  отвращающаЯ нас  от  трудного
дела, значительного начинаниЯ, убеждала менЯ не заниматьсЯ этим, а пить чай,
спокойно размышлЯЯ  о сегоднЯшних незадачах и замыслах на завтра, - ведь эту
жвачку можно пережевывать бесконечно.

        594

     € вдруг воспоминание пришло  ко  мне. ќтот вкус напомнил  мне о ломтике
мадленки,  которым  в Љомбре  каждое воскресное  утро (Я  оставалсЯ  дома до
начала мессы) потчевала менЯ,  обмакнув его в чай или в липовый настой, тетЯ
‹еониЯ, когда Я заходил к ней в спальню поздороватьсЯ.

     Ќо  даже  когда от  далекого  прошлого  ничего не осталось,  когда люди
умерли,  а  предметы разрушились,  лишь запах и вкус - хрупкие, но  живучие,
почти   бесплотные,  зато  стойкие  и  неотвЯзные,  долго  еще  витают   над
развалинами, словно души  умерших, напоминаЯ, ожидаЯ, надеЯсь;  и  они-то  -
едва ощутимые крохи - не колеблЯсь, несут на себе всю громаду воспоминаниЯ.

     Ќо Џруст не  просто  демонстратор психологии,  механизмов памЯти, но ее
философ, аналитик,  идущий от ощущений  и  чувств к  абстракциЯм, добывающий
истины  из  внутренних  переживаний. ‡атворничество,  "скорлупа" •айдеггера,
отгороженность от мира - средства не только обостренной  восприимчивости, но
и обращениЯ чувств  в глубокие  истины, в  понимание  природы  движущих  сил
человека.  Њуки,  рожденные смертью Ђльбертины, "плодотворны"  в том смысле,
что "обогащают" страдальца:

     Њне  было невыносимо жаль  ее и вместе с тем стыдно  оттого, что  Я еще
жив.  €, когда  горе  утихало,  мне случалось думать, что  чем-то  ее смерть
обогатила  менЯ: ведь женщина  приносит нам больше пользы,  когда  причинЯет
страдание, чем когда делает нас счастливыми; и  нет такой женщины, обладание
которой  было бы важнее обладаниЯ истинами, которые она  открывает, причинЯЯ
нам боль ("€счезнувшаЯ Ђль-бертина").

     Џереживание  чувств  и  свЯзей  между  людьми  рождает  в  герое  целую
социальную  философию  "другого":  "—еловек -  существо,  которое  не  может
отрешитьсЯ от себЯ, которое знает других  только преломленными сквозь  него;
утверждаЯ нечто противоположное, он, попросту говорЯ, лжет".

     Ђнализ  чувства  любви  и свЯзанных  с ней  страданий "не  помогает нам
познать  истинную природу вещей, вернее, истинную природу того, кто стал длЯ
нас  незаменим":  "Ћна  лишь  пробуждает  в нас жажду -  а  иногда и создает
иллюзию - такого познаниЯ".

     ђазумеетсЯ, способность  чувствовать, присущаЯ  другим, неизвестна нам,
но,  как правило, мы даже не ведаем о том, что она нам неизвестна, поскольку
чужаЯ способность чувствовать нам безразлична.

        595

     ‘пособность   "заглЯнуть   за  пределы   видимого"  включала   в   себЯ
необыкновенную  наблюдательность,  остроту  памЯти  и  аналитичность  ума  в
сочетании с психологичностью:

     џ мог ужинать в гостЯх и не видеть тех, кто сидел рЯдом со мной, потому
что,  когда Я смотрел на них, мой взглЯд проникал внутрь. ‚  конечном счете,
собираЯ  воедино наблюдениЯ, сделанные  за ужином,  из  набросков Я  получал
рисунок,  представлЯющий собой  некую совокупность  психологических законов,
причем то, что хотел сказать сам гость, тут не имело большого значениЯ.

     …ще  одна  уникальнаЯ  способность  Џруста,  не  имеющаЯ  себе  равных,
заключалась  в  умении  извлекать радость жизни  из  собственного  сознаниЯ,
памЯти о безвозвратно минувшем. Ћн  не просто творил "из себЯ", но превращал
процесс творчества в удовольствие, в счастье, замещающее "утраченное времЯ",
живые наслаждениЯ жизни,  утехи,  ставшие недоступными из-за  болезни.  „аже
самые тЯгостные переживаниЯ  он  пыталсЯ превратить  в  скрепы воздвигаемого
зданиЯ  романа-собора  или, по крайней мере, сделать  источником  бесценного
опыта художника  и человека. ‚ыходЯщее из-под его пера не только  делало его
умуд-ренней, но и счастливей "в том смысле,  что  длЯ  тех, кому отказано во
многих человеческих радостЯх, [творимаЯ  книга]  будет источником  радостей,
пока еще им доступных".

     —ем дальше мы продвигаемсЯ в освоении Џруста, тем Яснее видим:  вопреки
общепринЯтому  мнению, радость  -  один из  лейтмотивов  в творчестве  этого
страдальца.  €  в  свой  смертный час,  смирЯсь  с неизбежным,  он  все  еще
помышлЯет о  ней.  ‚оспоминание  о  радости,  само по  себе в какой-то  мере
отрадное,  добавлЯет  в его горе капельку счастьЯ.  ќтим счастьем, о котором
все  чаще и чаще нам предстоит  вести  речь в ходе наших изысканий,  Њарсель
Џруст  обЯзан  литературе - в первую  очередь  своей. ‡а несколько недель до
смерти он писал ѓастону ѓаллимару:

     „ругие могут  наслаждатьсЯ целым миром - и Я рад за них. Ќо сам Я лишен
движениЯ,  слов,  мыслей,  простого  облегчениЯ  от  утихшей  наконец  боли.
€згнанный, если можно так выразитьсЯ,  из самого себЯ, Я  нахожу прибежище в
томах ["“траченного  времени"]:  ощупываю  их,  хоть  и  не  могу  прочесть,
обращаюсь с ними бережно,  словно оса-церцерис, которой ”абр посвЯтил чудные
строки, цитируемые Њечниковым (вам они навернЯка известны). ‘корчившись, как
эта  оса, лишенный  всего, Я поглощен тем, что в мире духовном наделЯю книги
жизнью, длЯ менЯ уже недосЯгаемой...

        596

     ‘тоЯ  на  пороге  смерти,   почти  ослепший,  отрешенный  от  предметов
недоступного и постылого мира, он осЯзает созданную им вселенную - и находит
ее более подлинной, чем настоЯщаЯ.

     Ќюанс,  мимолетное чувство,  незначительнаЯ деталь, неожиданный импульс
играют  в  жизни  роль  "спускового  крючка". †изнь человека,  его  сознание
подвластны подсознательному  всплеску,  который  при всей малозначительности
повода  (вкус  пирожного, запах,  звук вилки), открывает дверь в огромную  и
таинственную пещеру подсознательного, где хранитсЯ непостижимый и необъЯтный
мир человеческих переживаний и впечатлений - мир духа.

     ќтот  мир необыкновенно  подвижен, свободен, богат. Љаждое  впечатление
ведет к цепочке ассоциаций, серии вариаций, напоминающих движение музыки или
вариации облика собора на картинах Њоне.

     "‚печатление"  -   ключевое  понЯтие   длЯ   Џруста:   Яркость,   сила,
интенсивность,  сочетание  впечатлений  дают  основу  не  только  длЯ  жизни
чувства,  но и длЯ  работы ума. Џритом  что все эти впечатлениЯ, ассоциации,
всплески  даны "telles quelles" -  такими как есть, такими,  как драгоценные
камни в руках творца.

     ‚ художественной разработке впечатлений Џруст - мастер несравненный. Ћн
неустанно гранит и шлифует  впечатление, пока  оно  не  засверкает,  подобно
драгоценному  камню. Ћн  показывает,  какой фонд  духовного богатства, какой
источник разнообразной красоты составлЯют живые впечатлениЯ.

     €з впечатлений лепЯтсЯ  образы, из них состоЯт разные пласты личностей,
из  впечатлений   складываютсЯ   философские   и   эстетические   концепции,
общественные отношениЯ, самое жизнь.

     ...Џруст свободно скользит  по людскому  кругу, легко  задерживаЯ  свой
взглЯд  то  на  каком-то "довольно  высокого роста  мужчине  с лицом  живым,
открытым,  выпЯченным...  Ќо,  право,  немного шальным",  то  с любопытством
рассматриваЯ красиво вышитые розы на голубом платье какой-то очаровательной,
но немного глупой дамы;  и  при этом  он тонко описывает все свои мимолетные
мысли  и  переживаниЯ  или  же  строит  целые  философские  концепции,  как,
например,  при  упоминании   писателЯ-философа  Ѓергота  у  него   неизменно
возникают идеи о литературном творчестве; а имЯ музыканта ‚ентейлЯ дает  ему
повод поразительно раскрыть  смысл музыки... он через  мастерство  художника
ќльстира удивительно тонко раскроет  нам  мир красок, линий и форм; и также,
без

        597

     вынужденных отступлений, Џруст непринужденно делает  блестЯщие экскурсы
в историю, "выискиваЯ в ней сходства с окружающей нас действительностью, или
в  область  философских идей или психологических наблюдений, и делает  он их
либо  на каком-нибудь  концерте, когда оркестр  еще только настраиваетсЯ длЯ
увертюры, а в затененном зале обычное перед началом движение;  либо во времЯ
обеда  у герцогини  ѓермантской, в  момент, когда он пытаетсЯ кончиком вилки
ухватить  на  тарелке  спаржу  и,  придерживаЯ  ее,  порезать   ножом,   или
разглЯдываЯ  мерцающие блики на хрустальном бокале с еще  недопитым вином, а
краем  уха  прислушиваЯсь   к   звону  посуды   и   бесконечному   светскому
разговору...".

     ‘ помощью впечатлений, воспоминаний, ассоциаций Џруст пытаетсЯ  обрести
"утраченное времЯ", ибо "реальность всегда лишена очарованиЯ,  свойственного
образам памЯти  именно  потому,  что  эти  образы  не  могут быть чувственно
воспринЯты",  ибо внутренний мир чувств вечен, а "дома, дороги, аллеи  столь
же мимолетны - увы! как и года".

     Ћн и людей, жизнь воспринимает как  портретную галерею, музей, но музей
необычный,  в  котором  портретов  одного и  того  же  персонажа  -  великое
множество, где портреты менЯютсЯ непрерывно, как непрерывно менЯетсЯ и течет
- жизнь... Ќо и здесь подлинником  ЯвлЯетсЯ не первообраз, сам человек,  а -
множество его образов, которыми владеет сознание, хранЯщее  не "объективного
человека", но все истинное многообразие его эйдосов. Ќо музей не есть жизнь,
Џруст же  пытаетсЯ художественными средствами  воспроизвести  именно все  ее
разнообразие.  Ќатали  ‘аррот, говорЯ о Џрусте,  очень тонко  подметила, что
"раздробленные персонажи", "малые частицы" психологической  материи, - "едва
читатель закрыл  его книгу,  неодолимой  силою притЯжениЯ склеиваютсЯ одни с
другими,  сплавлЯютсЯ  в  свЯзное  целое  с  четкими  контурами,  в  котором
испытанный  глаз  читателЯ тотчас же  признает богатого светского  человека,
влюбленного   в   содержанку,   преуспевающего   врача,  обжору  и   тупицу,
выскочку-буржуа или светскую даму-"снобку", которые присоединЯютсЯ  в  музее
его воображениЯ к обширной коллекции романтических персонажей".

     Џрусту,  как  никому прежде, удалось изобразить  человека,  не  искажаЯ
истину. “ него страсть не упрощена до убожества, считает ”. Њориак:

     "‚ы никогда не пишете о народе", - упрекают менЯ популисты.

        598

     Ќо  зачем  принуждать себЯ  к  описанию  среды, которую едва знаешь?  ‚
сущности,  не  имеет  почти  никакого  значениЯ,  кого  выводить  на  сцену:
герцогиню,  буржуазку  или уличную торговку зеленью, главное -  добратьсЯ до
человеческой истины; и Џрусту удаетсЯ это как в  отношении  ѓермантов, так и
‚ердюренов;  он раскрывает ее в  бароне де арлюсе в той  же мере, что  и  в
служанке  ”рансуазе,  уроженке  Љомбре.  ќтот  подземный   пласт  собственно
человеческого,  до  которого  нужно  добратьсЯ писателю,  обнажаетсЯ  как  в
светской, так и в трудовой,  полной  забот жизни.  Љаждый из нас копает там,
где  родилсЯ и  жил. Ќет светских  и народных писателей,  а  только плохие и
хорошие.

     Ћсознав поверхностность  воспроизведениЯ внешней жизни,  модернисты  не
писали ее, а давали возможность читателю  проникнуть в  душевный мир другого
и, сообразуЯсь со своим опытом и интеллектом, сравнить его со своим.

     ‚от почему от персонажа осталась только тень. ђоманисту претит наделЯть
его слишком отчетливыми приметами:  физическим обликом, жестами, поступками,
ощущениЯми,   привычными  чувствами,   давным-давно   изученными   и  хорошо
знакомыми, всЯческими аксессуарами, которые сообщают ему видимость жизни.

     Џерсонаж  обретает жизнь, лишь  превращаЯ ее  в материал длЯ искусства.
Џодлинной  сущностью  жизни  оказываетсЯ  содержание   сознаниЯ  героЯ,  его
неповторимость.

     Ќи разу ни один из моих персонажей не закрывает окна, не моет  рук,  не
натЯгивает пальто, не произносит приветственных формул...

     Џруст прекрасно изобразил ту пропасть, котораЯ разделЯет воображаемое и
реальное:  нельзЯ  найти  переход  от  одного  к  другому, реальность всегда
сопровождаетсЯ крахом воображаемого, даже  если между ними нет противоречиЯ,
ибо их несовместимость проистекает из их природы, а не из их содержаниЯ.

     Ќ. ‘аррот:

     ЏисателЯ  стеснЯет даже необходимость  дать  персонажу  имЯ. Ђндре  †ид
избегает  называть   своих  героев  по  фамилии,  рискующей  слишком  прочно
укоренить их в мире,  чересчур похожем на мир читателЯ...  “ героЯ  Љафки от
имени остаетсЯ  лишь начальнаЯ буква, та, с  которой  начинаетсЯ имЯ  самого
автора. „жойс  обозначает  инициалами Ќ.  ‘. ….,  поддающимсЯ многообещающей
расшифровке, героЯ "Џоминок по ”ин-негану", изменчивого, как Џротей.

        599


     € было бы весьма несправедливо объЯснЯть  только  извращенной и детской
потребностью мистифицировать читателЯ смелый и  плодотворный опыт ”олкнера -
прием, употребленный автором  в "уме и  Ярости",  где два  разных персонажа
названы одним и тем же именем.

     Џруст  осуществил  в  искусстве то,  что  Ѓергсон в  философии:  сделал
интуицию, непроизвольные ассоциации методом познаниЯ и литературным  стилем.
Џозднее Њишо  и  ар перенесли  этот опыт  в  поэзию. ‚ их  изображении  мир
становилсЯ  зыбким,  расплывчатым,  неуловимым  -  он  непрерывно  менЯлсЯ в
соответствии с душевным состоЯнием рассказчика.  ќто  проникновение  в сферу
духа и  было поименовано декадансом.  „ушевное состоЯние героев  приобретало
многомерность,  жизнь  -  полноту,  времЯ  -  ощутимость  доениЯ.  ќто  была
сверхреальность в  ее  движении  и  изменчивости.  џзык, предназначенный доЯ
описаниЯ  потока  сознаниЯ,  стал  более  изЯщным,  утонченным,  живописным,
пластичным.  Ћн  стал  настоЯщим  инструментом   подсознательного,  глубинно
психологического.

     Љогда Я  начинал писать, Я очень старалсЯ писать хорошо. €ногда мне это
удавалось. ‚о всЯком случае, Я писал  лучше, нежели сейчас. Ќо чем  больше Я
работаю,  тем  больше убеждаюсь,  что, если настойчиво  стремитьсЯ как можно
полнее выразить правду, нужно отказатьсЯ от излишних забот о стиле.  Џравда,
точнаЯ  правда  о  сущности человека  так сложна, так легко ускользает,  так
трудно уловима! Љогда  вы  углублЯетесь в  эти таинственные  области,  чтобы
извлечь  на  свет  тысЯчи  мелочей,  составлЯющих  правду,  вы  забываете  о
тщательной  отделке фразы:  нужно, чтобы  слова были просты, чтобы они  сами
сходили с пера, отражаЯ ход мысли и поиски исследователЯ. - Њартен дю ’ар.

     ‘удЯ по  всему, стиль  заботил  Џруста гораздо меньше,  чем содержание,
хотЯ  он тщательно следил за  тональностью, гармоничностью речевого  потока.
ђечь Џруста, его стиль сродни импрессионистической непосредственности музыки
„ебюсси.

     Ќевозможно   представить   себе,   чем   закончитсЯ   начатое   Џрустом
предложение,  как построитсЯ его  капризнаЯ  линиЯ. ‚  Языке  Џруста  как бы
ничего  заранее не продумано,  Язык  рождаетсЯ  вместе с  мыслью и чувством,
фраза   разливаетсЯ  как   поток,  обрастаЯ   сравнениЯми,   перечислениЯми,
сопоставлениЯми, метафорами, иногда чрезмерно усложнЯЯсь.

        600

     ‘ама  фраза  у Џруста строитсЯ  по  принципам  музыкальности, стремитсЯ
передать музыкальный строй эпопеи-поэмы-симфонии. Љак-то он сам заметил, что
"знаток литературы по  одной только фразе может  точно оценить  литературное
достоинство  автора".  Џо  фразе  Џруста  можно  безошибочно  определить  ее
принадлежность:  "громадной  молекуле"  прустовского  психологизма  отвечает
"громаднаЯ  молекула"   словесной   формы:  "огромнаЯ   по  размеру,  сложно
устроеннаЯ,  объединЯющаЯ  живописность  с размышлением, сплетающаЯ  воедино
несколько смыслов, включающаЯ в себЯ рЯд сравнений, как бы  расплывчатаЯ, но
вместе с тем упорЯдоченнаЯ с помощью "острого галльского смысла" - фраза эта
"генетична"  в  переносном  и  прЯмом  смысле  слова,  напоминаЯ  хромосому,
содержащую все особенности и коды будущей жизни.

     ‚месте с тем он -  мастер чеканных "максим", симфонист  и  аранжировщик
крылатых фраз-мыслей, творец хорошо запоминающихсЯ  словесных  формул. Њожно
составить "симфонию  мысли",  пользуЯсь  только одним его  произведением.  Ђ
рЯдом  - другаЯ симфониЯ -  впечатлений,  чувств, образов,  развивающихсЯ  с
роскошной медлительностью текущего бархата или тЯжелого шелка.

     Њ. Љ. Њамардашвили:

     ’екст  Џруста, поскольку он большой художник,  очень красив, состоит из
хорошо  выбранных  и  хорошо свЯзанных слов;  есть непосредственнаЯ  красота
стилЯ,   и  она  настолько  доступна,  что  иногда  именно  поэтому  мы   не
задумываемсЯ  над сказанным. Џочти все слова  многозначны, имеют  глубину, в
них есть какой-то отсвет.  Џруст иногда сравнивает хороший стиль с  бархатом
(ткань,  приЯтнаЯ  на   ощупь,  и  в  то  же  времЯ  дает  ощущение  глубины
ускользающей).

     Љлод Њориак считал, что у Џруста не было ни подражателей, ни  учеников.
ќто верно лишь отчасти, ибо, чтобы подражать  Џрусту,  надо иметь  не только
его  талант, но  и  судьбу.  ‚лиЯние  же  его было  огромно.  •отЯ  никто не
осмеливалсЯ ему подражать, начинаЯ с ‚ирджинии ‚улф европейскаЯ литературнаЯ
элита, по словам †. ќрхарда, видела в Џрусте зачинателЯ нового романа.

     ‚лиЯние  Џруста  было   немедленным,  широким  и  глубоким...  ‚о  всей
литературе заметны волны, которые исходили из него.

     Џруст оказал огромное и глубокое  влиЯние, хотЯ  и  не имел учеников  в
прЯмом смысле слова.

        601

     "Ќовый  роман"  действительно начинаетсЯ с  Џруста:  ђоб  ѓрийе, Ѓютор,
‘оллерс,  Ќатали  ‘аррот  сами назвали себЯ первыми  подлинными наследниками
ЊарселЯ  Џруста:   "Џруст  и   „жойс  -   предшественники,   открывшие  путь
современному роману",  -  писала  Ќ. ‘аррот.  Ћтбросив "этикетки" и "мумии",
идущие  по следам  Џруста,  „жойса  и ”рейда писатели,  по словам Ќ. ‘аррот,
обращаютсЯ  к   истинной  реальности:  к  "некоторым  новым  психологическим
состоЯниЯм",  "обширным областЯм подсознательного".  Њетод  Џруста  давал им
возможность "увеличить, нарастить опыт не вширь (что лучше и успешнее делает
документ и репортаж), но вглубь".

     ђоб-ѓрийе:

     …динственные чайки, имевшие  длЯ менЯ значение, это  были  те,  которые
находились в моей голове.  ‚озможно, они, так  или иначе, пришли из внешнего
мира, может  быть из Ѓретани, но они  преобразились, становЯсь  вместе с тем
как бы более реальными потому, что были теперь воображаемыми.

     ‚  сущности, всЯ  эстетика "нового романа" строилась на  базе  практики
"утраченного времени", "обнажениЯ подсознательного", "начинаЯ с Џруста".

     ђоман  -   это  никакое  не  средство.  Ћн  не  задумываетсЯ  о  целЯх,
определЯемых  заранее. Ћн не служит длЯ  выражениЯ, длЯ передачи Явлений, до
него,  вне его существующих. Ћн не выражает,  он ищет. Ђ то,  что он ищет, -
это он сам.

     ђоманическое   письмо  не   стремитсЯ  информировать,   оно   учреждает
реальность. Ћно никогда не знает, что ищет, оно не ведает, что говорить.

     €скусство... не опираетсЯ ни на какую  истину, существующую до него,  и
можно сказать, что выражает оно только самое себЯ.

     —то хотели сказать теоретики-практики "антиромана"? ’олько ли, что речь
- последнее убежище художника слова в реальном мире абсурда? ’олько  ли, что
самые  прекрасные  - произведениЯ, в  которых  меньше  всего  материального?
’олько ли,  что между художником и миром лежит трудно преодолимаЯ преграда -
Язык?  ’олько ли, что  форма, синтаксис, аллитерациЯ,  эвфониЯ -  не  просто
внешнЯЯ орнаментовка, но часть смысла, замысла, сути мифа?

     Ќам  присуще  неуклонное, ежедневно  возобновлЯемое,  глубоко искреннее
стремление  слить   слово  как  можно  более   метко  и  непосредственно   с
прочувствованным,  виденным,  продуманным,   испытанным,   сфантазированным,
разумным.

        602

     Џочему каждое поколение по-разному интерпретирует одни и те  же тексты?
ђазве одно это не  ЯвлЯетсЯ свидетельством неокончательности,  изменчивости,
парадоксальности  Языка?  ‹итература  многогранна,  как  миф,   и  как  миф,
неисчерпаема.

     “дивительно,  что  при   существовании  поэзии  важность  Языкового   и
стилистического эксперимента в прозе долго не  осознавалась. „аже сам Џруст,
стоЯщий у истоков  экспериментального  романа, даваЯ обширный  материал  длЯ
лингвистики, семиотики,  структурализма, решительно возражал против Языковых
экспериментов  и монтажа, полагаЯ,  что  они повредЯт осознанию  внутреннего
смысла  Явлений.  Ќо новаторство  необходимо -  длЯ  активизации восприЯтиЯ,
мысли, сопричастности  читателЯ. ЋтрицаЯ  экспериментирование, Џруст  создал
самое   выдающеесЯ  экспериментальное  произведение.  ‘тоит  ли   удивлЯтьсЯ
множеству учеников?

     €скусство,  говорЯт  французы,  состоит  в  том,  чтобы не  было  видно
искусства. Њуки слова есть прежде всего  муки мысли и чувства, поиск слова -
поиск правды.

     ќксперимент со словом - не опыты Языка, но исканиЯ жизни.


     ‹ишь у тебЯ, поэт, крылатый слова звук
     •ватает на лету и закреплЯет вдруг
     € темный бред души и трав неЯсный запах...


     ЏоэзиЯ  -  это  раздвоение,   обоснование  беретсЯ  в  основополагающей
структуре, коей ЯвлЯетсЯ двусмысленность.

     Џервостепенное  значение Языка длЯ нового поколениЯ  "антироманистов" и
выдвинутое понЯтие "письма" закрепили за ними наименование "школы письма".

     „лЯ новых романистов, писателей великой культуры, неутомимых  и упорных
искателей, "поэзиЯ  не предмет роскоши, живопись не  предмет роскоши, музыка
не  развлечение  бездельников". „лЯ них  поэзиЯ, живопись, музыка  -  поиск,
роман   -   исследование,  изыскание.  Ѓютор:  "работа  над  формой   романа
приобретает  отныне значение первостепенное", "подлинное назначение писателЯ
- воздействовать на Язык".

     Џочему новые романисты "добывали Язык",  "словами  подражали  тому, что
художники  делали  с помощью  камнЯ,  мозаики,  мрамора", столь  пристальное
внимание уделЯли  "партитурам" Њалларме,  непрерывно совершенствовали "школу
письма"?

        603

     џзык - это мировоззрение, идеологиЯ, образ восприЯтиЯ мира. Љаков Язык,
такова  и  свобода.  €.  Ѓродский  говорил,  что  хороший   стиль  враждебен
диктатуре. џзык  - это  страсти,  облаченные  в  выразительную  форму.  џзык
конкретизирует бесформенный поток непосредственного опыта в знаки и чувства.
‘лово и изображает, и выражает, и знаменует, и, кроме того, еще и проникает.
‚место описаниЯ писатель предпочитает "приручение слов": "Љлочки реальности,
прихотливо  соединЯЯсь  союзом  "и"  или  словом  "потом",  создают  цельные
портреты, образы целого, замкнутого серым забором с гвоздЯми существованиЯ".
џзык, считал Џазолини, ЯвлЯетсЯ первым и последним симптомом  происходЯщих в
обществе перемен,

     ‚ Љритике  и  истине ђ. Ѓарт  писал, что со времени Њалларме происходит
важнейшаЯ "перестановка функций": "письмо"  воссоединЯет критика и писателЯ,
писатель   превращаетсЯ  в   критика,  художественное  произведение   занЯто
описанием условий своего возникновениЯ (этим занималсЯ уже Њарсель Џруст). ‚
конце концов, у писателЯ и поэта "нет более ничего, кроме письма".

     Ќаши  считают, что башнЯ (пробковаЯ комната Џруста,  например) - символ
изолЯции от жизни (а не идеальное условие длЯ творчества). ‘оллерс же считал
"школу письма" - способом борьбы против давлениЯ общества. "„обывать Язык" -
говорить  правду, быть активным.  ‘оллерс:  "Ќам угрожают  условиЯ  жизни, в
которых преобладает пассивность".

     Џ.-•. „жонсон:

     Џо  умению  воспроизводить взаимоотношениЯ между человеком и  обществом
крупнейшим  романистом  XX  века следует  назвать  ЊарселЯ  Џруста.  Џравда,
горизонт его был неширок, он вращалсЯ исключительно в среде высшей буржуазии
и аристократии, а в рабочих видел не более чем  обслуживающий класс. Ќо зато
с какой силой изобразил он свой социальный микрокосм!

     ћ. Ќагибин:


     Ђ Џруст тем и  велик,  что в ѓермантах, арлюсах,  Љон-сальви и  прочих
разглЯдел общечеловеческое; он пронизал весьма плотную  защитную  оболочку и
увидел  мЯгкую,  податливую ткань жизни  и  безмерно  увеличил наше знание о
человеке.  ѓерцога  ѓермантского,   высокомерного   и  грубого,  тонкого   и
бестактного,  добродушного  и  жестокого,  можно обнаружить  в  каком-нибудь
часовщике или шофере, а его

        604

     очаровательную жену Ћриану - в прачке или торговке рыбой.  Ќу  а  барон
арлюс при всей своей экстравагантности на грани легкого безумиЯ, своенравии
и  фантастических претензиЯх проглЯдывает  в самых разных людЯх:  от мелкого
служащего  до диктатора. ‚се это помогает  нашей ориентировке в миропорЯдке;
непроходЯщее значение Џруста в том, что  он дал мощный толчок к самопознанию
человека и познанию окружающих.

     €золЯциЯ от жизни  не только "освобождает  искусство от заботы что-либо
передавать или свидетельствовать", но и  освобождает художника от социальных
обЯзательств,  служениЯ  идее,  любого  вида   ангажемента.   ’ворчество   в
затворничестве,  на  которое  болезнь  обрекла Џруста  символизирует  полную
свободу  и,   следовательно,  абсолютную   правду   художника.  "Љапитальное
открытие"  Џруста, переданное им в наследство "новым романистам", как раз  и
состоит  в  отстранении  как  способе приобщениЯ к полноте  духовной  жизни.
"ЃашнЯ" стала символом свободы.

     ‚прочем, длЯ  них важен не Џруст, а его  миф, его  речь, его стиль, его
текст.  €бо  "об  авторе  и  речи быть не  может": "‹ишь с того момента, как
произведение становитсЯ мифическим, его нужно толковать  как  точный  факт".
Ќет науки о „анте или експире, считает ђ. Ѓарт, есть только "наука о речи".

     "‚Ялость, притупленность социального мышлениЯ",  "нежелание проникать в
социальную   сферу",  "поверхностные  оценки",  "узкие   критерии",  "узость
жизненного   кругозора",  "отсутствие  интереса   к   общественной   жизни",
"книжность", непонимание  причин, "разделивших людей  на  богатых и бедных",
"мертвый  груз культуры",  хотЯ и огромной, - все это  инсинуации наших, длЯ
которых грандиознаЯ эпопеЯ человеческого сознаниЯ - всего  лишь "изображение
паразитизма буржуазной верхушки", "эпос  паразитического  жизнепотреблениЯ".
‚от  до чего  договорились: "‚  эпосе  Џруста  люди  не выступают как  сила,
формирующаЯ своей  деЯтельностью  историческое времЯ",  "юный герой в  конце
концов находит  лишь  мертвую  скорлупу без живого  Ядра, внешнюю  форму без
человеческой сути".

     •отЯ  герои   Џруста   мало   интересуютсЯ  общественным,   социальным,
политическим, хотЯ  бурнаЯ  жизнь эпохи  редко  врываетсЯ  на  страницы  его
романов, даже мельчайшие штришки, мельком брошенные фразы свидетельствуют  о
том,  насколько  проницательнее  политиков