овиЯ,
чтобы не зачахла его тонкаЯ духовнаЯ организациЯ.

     Њилена …сенскаЯ:

     „лЯ него  жизнь ЯвлЯетсЯ  чем-то совершенно иным, чем длЯ  всех  других
людей; деньги, биржа, пункт длЯ обмена валюты, даже пишущаЯ машинка - вещи в
его  глазах  абсолютно  мистические (и они действительно таковы,  только мы,
другие, этого не видим), они длЯ него самые удивительные загадки. Ќет у него
убежища, нет крыши над  головой. Џоэтому он целиком во власти того, от  чего
мы защищены. Ћн - как голый среди одетых.

     Ћн был "нагим  среди  одетых" потому,  что относилсЯ к  жизни и ближним
совсем иначе, чем другие:

     Ѓолезнь  легких - всего  лишь  распространившаЯсЯ нравственнаЯ боль.  џ
болен около четырех или пЯти лет, со времени моих двух помолвок.

        711

     Ћн был "нагим среди одетых" потому, что иначе понимал миссию человека в
мире:

     Ѓольшинство людей живет,  не сознаваЯ  своей ответственности, и в этом,
мне кажетсЯ, причина наших бед... Ћтказ от своей миссии - грех. Ќепонимание,
нетерпение, небрежность - вот в чем грех.

     Љафка не  искал  темнот  жизни -  они сами находили его.  Ћн хотел жить
полноценной  жизнью,  страждал  любви,  питал  надежды: "Ќикогда  не  терЯть
надежды. ’ебе кажетсЯ  уже,  что твоим  возможностЯм  пришел  конец,  но вот
поЯвлЯютсЯ новые силы. €менно это и есть жизнь...".

     Њне  так хочетсЯ объЯснить чувство счастьЯ, которое времЯ  от  времени,
вот  как  раз  сейчас,  возникает  во  мне.  ќто  нечто  игристое,   целиком
наполнЯющее  менЯ  легкой приЯтной  дрожью  и внушающее  мне  способности, в
отсутствии которых Я с  полной уверенностью могу  убедитьсЯ в любой  момент,
хоть и сейчас.

     €спытавший много страданий,  он любил жизнь, наслаждалсЯ ею,  радовалсЯ
счастью  других.  Џо  свидетельству Њакса  Ѓрода, накануне  смерти,  утратив
способность  глотать,  он  наслаждалсЯ  ароматом  и  видом  принесенных  ему
клубники  и вишни, "как наслаждалсЯ с удвоенной интенсивностью  в  последние
дни вообще всем".

     …му  хотелось, чтобы  при  нем пили воду (и пиво) долгими глотками, что
ему самому было недоступно; он радовалсЯ наслаждению других.

     Ћн  говорил:   "“  менЯ   нет  литературных   интересов,  Я  состою  из
литературы".  €скусство  было длЯ  него  "делом  всей  личности":  "‚се  мое
существо  нацелено  на  литературу...  если  Я  от  литературы  когда-нибудь
откажусь,  то  просто  перестану  жить".  Ћдиночество,  холостЯцкаЯ   жизнь,
неприкаЯнность,  душевные  мучениЯ  -  все  это  было   платой   за  свободу
творчества.  Њного сказано  о  неповторимости  Љафки-художника,  значительно
меньше - о подвижничестве Љафки-человека, перерабатывающего собственную боль
в произведениЯ искусства.

     €скусство  длЯ него - гигантское усилие,  сверхсамоуглубление, молитва,
взрыв света.

     Ћгромен мир, существующий в  моей голове. Љак же освободитьсЯ  самому и
освободить этот мир, не взорвавшись? Ќо лучше уж тысЯчу  раз взорватьсЯ, чем
отгонЯть его или

        712

     похоронить в себе. €бо  именно длЯ его освобождениЯ Я здесь и нахожусь,
у менЯ в этом ни малейшего сомнениЯ.

     –ель художника - преодолеть привычное, взволновать мир, "дабы заставить
его  войти  в  истинное,  чистое,  неизменное".  •удожник  -  выразитель   и
проЯвитель   огромного,  невидимого,  невыразимого   мира,  который   многие
чувствуют, но не способны представить.

     ‘уметь продолжить вовне внутреннее движение  -  это великое  счастье...
’акое  выражение  впечатлений  и  чувств  в  действительности  ЯвлЯетсЯ лишь
боЯзливым  прощупыванием мира. ‚зор еще затуманен сном... €скусство - всегда
дело,  затрагивающее личность  всю  целиком.  Џоэтому  оно  в глубине  своей
трагично.

     ‘егоднЯ  мне хочетсЯ извлечь из себЯ всю свою тревогу, и  эту  тревогу,
исходЯщую из самой глубины моего существа, ввести в глубь бумаги или описать
ее так, чтобы Я мог полностью ввести себЯ в написанное...

     “  Љафки  -  обостренное  сознание  ответственности писателЯ:  на  него
возложена  пророческаЯ  миссиЯ, но  он  - пророк  бессильный,  следовательно
виновный.

     ќто полномочие.  Џо своей натуре  Я не могу взЯть на себЯ ничего иного,
кроме, полномочиЯ, которое, однако, никто на менЯ не возлагал.

     Ќа самом деле Љафка - антипророк: он не вещает истины миру,  а берет на
себЯ  его тЯжесть, не указует пути, а  предупреждает о  безднах. "…го Ѓог не
просветлЯет, а покрывает мир мраком".

     —еловечество  становитсЯ серой, бесформенной и поэтому безликой массой,
если оно отрешаетсЯ от закона, который дает ему формы.  Ќо тогда нет  больше
ни  возвышенного,  ни  низменного.   †изнь  низводитсЯ  до  уровнЯ  простого
существованиЯ; нет ни  драмы,  ни  борьбы, остаетсЯ всего  лишь  изнашивание
материи, вырождение.

     ѓоворЯт,  что Љафка - ночной художник. ’ак ли  это?  Џравда ли,  что он
служил дьЯволу?  џ  люблю признание  ‹орки  об  искусстве,  требующем  беса,
дуэнде.  Ѓольшинство  великих  художников   чувствовали,  испытали  на  себе
бесовское воздействие искусства. ѓоворил об этом и Љафка - но говорил не как
‹орка о бесе Џасторы Џа-вон, а именно как о "служении дьЯволу":

        713

     ’ворчество - сладкаЯ, чудеснаЯ награда, но за что? ќтой ночью мне стало
Ясно... что это награда за служение дьЯволу. ќто нисхождение к темным силам,
это  высвобождение  свЯзанных  в  своем естественном  состоЯнии  духов,  эти
сомнительные объЯтиЯ  и  все  остальное, что оседает вниз и чего  не  видишь
наверху,  когда  при  солнечном  свете  пишешь  свои  истории.  Њожет  быть,
существует и иное творчество - Я знаю только это; ночью, когда страх не дает
мне спать, Я знаю только это. € дьЯвольское в нем Я вижу очень Ясно.

     Љафка потому был равнодушен  к  своим творениЯм, что признавал лишь сам
процесс творчества: "џ уважаю лишь те мгновениЯ, в которые их создавал".

     ЃеспамЯтство  людей  -  вот  что необходимо  длЯ  спокойной  совести  и
крепкого сна...

     ”. Љафка:

     Љто точно  знает,  в  чем состоит  долг?  Ќикто! Џоэтому  у всех  у нас
нечиста совесть, и мы пытаемсЯ убежать  от  нее, заснуть как можно скорее...
Њожет быть, моЯ бессонница - лишь страх перед этим  посетителем,  которому Я
обЯзан жизнью... Њожет быть, бессонница - острое сознание греха, страх перед
возможностью внезапного суда? Њожет быть, сама по  себе бессонница уже грех?
Њожет быть,  она  ЯвлЯетсЯ  бунтом  против  природы?  ѓрех -  источник  всех
болезней. €з-за греха мы смертны.

     Њне кажетсЯ, что величайшим заблуждением в  понимании  Љафки-писателЯ и
Љафки-человека ЯвлЯетсЯ "погруженность в ничто", "страх и трепет".  —еловек,
сотканный  из  нервов,  открытый   всем  шорохам  и  дуновениЯм,  невероЯтно
чувствительный к  насилию и страданию, но обладавший чистой  душой и великим
даром, он  ЯвлЯл собой величайшего из когда-либо  живших  свЯтых,  в котором
безусловнаЯ  и  огромнаЯ вера уживалась  с отсутствием каких бы  то  ни было
иллюзий. Ћн много перестрадал, но и познал великое  счастье, великую любовь,
а  своим  творчеством-молитвой  превзошел  самых  выдающихсЯ  подвижников  и
аскетов, душевнаЯ  чистота  которых была  запЯтнана религиозным  и жизненным
утопизмом.

     Ќеистовый  бого- и  правдоискатель, он никогда  и нигде не говорил, что
человеку нет спасениЯ, что путь к Ђбсолюту навечно закрыт, а жизнь запутанна
и  темна - отнюдь,  как никто взыскующий истины, он стремитсЯ  к  чистоте  и
Ѓогу, в отличие от других, сознаваЯ, сколь труден путь...

        714

     Ќаше  искусство -  ослепленность истиной; только  свет на отшатнувшемсЯ
перекошенном лице - правда; больше ничто.

     Џри  всей  кажущейсЯ  безнадежности  им  написанного,  он  никогда   не
утрачивал надежды и говорил об этом совершенно Ясно и недвусмысленно:

     Ѓудь  Я  посторонним человеком, наблюдавшим за мной и  за течением моей
жизни, Я должен  был  бы сказать,  что все должно окончитьсЯ безрезультатно,
растратитьсЯ   в    беспрестанных   сомнениЯх,   изобретательных    лишь   в
самоистЯзаниЯх. Ќо, как лицо заинтересованное, Я - живу надеждой.

     Ќевротизм, неспособность к  действию  не  эквивалентны  безнадежности и
бессилию.  Љафка  был лишен  способности выбирать, но  обладал замечательной
стойкостью,  моральной силой,  способностью в  одиночку противостоЯть "всему
миру".

     џ  полагаю,  что  бесконечные сетованиЯ  и бегства Љафки  камуфлировали
страх потерЯть  источник творческой  силы  - сами  эти  внутренние  раздоры,
неопределенность отношений,  безнадежность. Ћпределенности он бессознательно
предпочитал  шаткость  несбыточной  надежды,  "бесплодной,  как  надписи  на
надгробиЯх" (но на самом деле - длЯ него плодотворной).

     Ћн чувствовал  то, что ему требовалось.  “веренность  откуда-то издали,
некий  родник  сил,  не  вспугивающий его  восприимчивости  слишком  близким
соприкосновением...

     ѓоворЯт,  Љафка   мрачный  писатель.  „ействительно,  в  его  понимании
одиночество, отчаЯние  - не  временное, а  повседневное состоЯние  человека,
заброшенного в мир, где границы  между реальным и иллюзорным весьма  зыбки и
неопределенны. € все же, сколь ни глубока бездна  одиночества и страданиЯ, в
которой пребывают  персонажи Љафки,  она  не бездонна.  “ нее есть  предел -
надежда.  Ќадежда, что только сам человек  может  и  должен  разорвать  круг
безысходности и абсурдности происходЯщего. ’олько ты сам...

     Џисательство  было  длЯ  него не  только  единственным  призванием,  но
максималистской молитвой, плачем,  разверстой раной, самоистЯзанием, кличем,
обращенным к надмирному Ѓогу, страданием, постижением последних основ ЃытиЯ.
Љстати, он  никогда и  никого  не  винил,  кроме  себЯ,  и  всегда  сохранЯл
глубочайшую  веру не только в Ѓога, но и  в силу „обра. "Ќе  жизнь отвергает
Љафка, - писал его душеприказчик. - Ќе с Ѓогом ссоритсЯ он, лишь с собой".

        715

     •арактеризуЯ  друга,  Њакс Ѓрод отмечает  -  нарЯду  с  гениальностью -
непревзойденные чувство справедливости, любовь к правде, честность и чистоту
- в том числе, незамутненное видение мира: из всех  верующих он был наиболее
чужд  иллюзиЯм,  а  среди  всех,  видЯщих мир без иллюзий, как  он  есть, он
обладал  самой  непоколебимой  верой.  ‘ам  Љафка  характеризовал  это  так:
"‘частлив же только тогда, когда мне удаетсЯ  поднЯть мир на высоты чистого,
истинного,  неизменного" - ответ всем  нашим шариковым, лаЯвшим: "ќта Љафка,
агент американского империализма".

     ‚от еще слова Љафки, развеивающие туман мифологии:

     ‹егко  вообразить, что  каждого  окружает  уготованное ему  великолепие
жизни  во  всей  его  полноте, но  оно  скрыто  завесой,  глубоко  спрЯтано,
невидимо, недоступно.  Ћднако, оно не злое, не враждебное, не глухое. Џозови
его заветным словом, окликни истинным именем, и оно придет к тебе. ‚от тайна
волшебства - оно не творит, а взывает.

     ЋтличительнаЯ  черта  Љафки,  мало  свойственнаЯ  людЯм,  -  высочайшаЯ
самокритичность, доходЯщаЯ порой  до  самоуничижениЯ. ‚  вечном стремлении к
истине  и чистоте  он  рассматривал собственные  недостатки через  микроскоп
сознаниЯ, никогда не прощаЯ себе ни порока,  ни лжи, ни самообмана. ѓлубокаЯ
вера   была   длЯ  него   не   служением,  а   самоочищением,  может   быть,
самоотречением: "—еловек  не  может жить, не испытываЯ постоЯнного довериЯ к
чему-то  незыблемому"  -  в  эту  формулу  веры  он  вкладывал   собственное
содержание  -  абсолютную  честность  перед  собой,  следование  собственной
самости, своему видению человеческого существованиЯ.

     ‹юди делЯтсЯ на пессимистов и оптимистов  не по отношению к миру,  а по
степени  обостренности  его  восприЯтиЯ. Ћптимисты  -  люди  бесчувственные,
черствые, не знающие душевной боли. ‚се, что оставлЯло других безразличными,
разбивало душу Љафки. …го  конфликт с отцом - восстание слабого,  маленького
человека против  могущественного  бога.  Љогда  Љафка  узрел  в  отце  Яркое
отражение   бездушного  общества,   идол   рухнул,  придавив  несчастного...
ЋтношениЯ  Љафки с  отцом - модель его  отношений с миром: любовь  и трепет,
бунт против несправедливости  и страх неминуемого поражениЯ. ЋтношениЯ Љафки
с   отцом  -  символ   подавлениЯ   личности  общественностью,   стадностью,
массовостью.

        716

     ‚ школе, как и дома, с тех пор как Я помню себЯ, все было направлено на
стирание индивидуальности... ‘ моей  индивидуальностью  никто  не  считалсЯ.
‡начит, нужно было либо  в силу своей  индивидуальности возненавидеть  того,
кто ее  подавлЯл, либо считать,  что этой индивидуальности  нет  вообще.  Ќо
когда  Я старалсЯ не  проЯвлЯть какую-нибудь из моих индивидуальных черт, то
начинал ненавидеть себЯ и свою судьбу, считаЯ себЯ скверным и проклЯтым.

     ”еномен  Љафки - это  Явление  подавлениЯ  личности всем  существующим:
отцом, школой, национальностью, ненавистной службой, жизнью, историей...

     џ изучаю право. ќто  значит, что  в  течение  нескольких месЯцев  перед
экзаменами  Я, серьезно  истощаЯ  свои  нервы,  духовно  питаюсь  древесными
опилками, которые к довершению всего уже разжевали длЯ менЯ тысЯчи челюстей.

     Љафка отнюдь  не  случайно  чувствовал  себЯ ‰озефом Љ.: представителем
закона и подсудимым. "—его вы хотите, ведь Я представитель закона. Џоэтому Я
не могу освободитьсЯ от зла".

     ‚се  забыть.  Ћткрыть окна. ‚ынести  все из комнаты. ‚етер  продует ее.
Ѓудешь видеть лишь пустоту, искать по всем углам и не найдешь себЯ.

     €сключительность и неповторимость творчества Љафки - в исключительности
и неповторимости  его внутреннего мира,  в  особой чувствительности ко лжи и
боли, в Ярко выраженном нонконформизме.

     Џо вечерам  Я читал книжки, полные  увлекательных историй. џ  не  хотел
спать. ’огда  выключали  свет и  Я оказывалсЯ  в  темноте.  ‚ чем дело?  Њне
отвечали: все ложатсЯ спать, значит и ты должен лечь спать. џ не  мог спать,
почему  Я должен  делать  то  же,  что  и все  другие,  но Я верил,  что это
необходимо.

     ”еномен   Љафки:   крайний   нонконформизм  плюс   огромнаЯ  внутреннЯЯ
дисциплина.  ‚се  его  конфликты   -  в  неразрешимости  этой  антиномии,  в
подчинении принципиально неподчинЯющегосЯ.  ‡десь  следует искать истоки его
отношений и с миром, и с собственным отцом.

     ”еномен  Љафки:  болезненнаЯ  впечатлительность   плюс  дикаЯ  грубость
окружающего мира, сверхчувствительность плюс невыносимаЯ боль.

        717

     “нылое, безотрадное детство, тревожнаЯ юность,  страхи  зрелости -  все
это он  носил  внутри себЯ. „ело даже не  в  "семейных тайнах" или предельно
черством  отце  -  дело  в  ажурном  складе  души,   разрываемой  от  легких
прикосновений.  Ќесчастливых детей  на  свете  очень много, но  мало  детей,
потрЯсенных своим несчастьем, испытывающих  ужас от  обыденного - скажем, от
постоЯнных разговорах своих отцов о деньгах в конце месЯца.

     ЋтрицательнаЯ  роль  отца  в  судьбе  Љафки  бесспорна:  она  во многом
напоминает роль отца  „остоевского. Ќе  тирань первый "никчемного  сына", не
переживи  второй  убийство  отца  крестьЯнами,  воспринЯтое   через  "ќдипов
комплекс", вполне  возможно,  не было бы ни Џроцесса,  ни Ѓесов,  ни Ѓратьев
Љарамазовых.

     Џодросток не случайно стал любимой книгой Љафки  -  ведь  ее герой тоже
пытаетсЯ  разгадать  тайну  силы  отца,  и  тайна  эта  -  в  его  роковой и
губительной  власти  над сыном, от  которой он не способен избавитьсЯ. Љафка
страдал "комплексом  сдавливаниЯ" всю  жизнь, его Џисьмо к  отцу и отдельные
фрагменты  дневников  должны  быть  положены  в  основу педагогики,  в  круг
обЯзательного  чтениЯ  родителей. ’олько  одна пронзительнаЯ  фраза - ключ к
бесконечному количеству исковерканных родителЯми судеб  "родимых  чад": ...Я
могу в  любой  момент  доказать, что мое  воспитание  было направлено на то,
чтобы сделать из менЯ другого человека, а не того, каким Я стал".

     ‚ характере Љафки странно то, что он в общем-то хотел, чтобы отец понЯл
его и примирилсЯ с детскостью его чтениЯ, а позже - с занЯтиЯми литературой,
чтобы ее не выбрасывали за пределы  общества взрослых,  поскольку только она
нерушима и с самого  детства  нерасторжима с сущностью  и особенностью бытиЯ
Љафки.  Ћтец  был  человеком  властным,   длЯ  него   выгода  ограничивалась
ценностЯми  непосредственного  действиЯ;  отец означал  главенство  цели над
текущей  жизнью -  принцип,  которого  придерживаетсЯ  большинство  взрослых
людей.  Љафка  жил  по-ребЯчески, как  любой настоЯщий писатель, руководимый
сиюминутным желанием. Ћн действительно подвергалсЯ пытке кабинетной работы и
постоЯнно  жаловалсЯ либо  на тех, кто принудил его к такому труду, либо  на
несчастную  судьбу.  Ћн  все  времЯ чувствовал,  что  отринут обществом, его
эксплуатировавшим, но не придавал значениЯ (считал ребЯчеством) тому, чем он
был  в  глубине самого себЯ, и чему он отдавалсЯ  с исключительной страстью.
Ћтец отвечал ему  глухим непониманием, естественным длЯ мира деЯтельности. ‚
1919 году ”ранц Љафка написал, но, к счастью, видимо, не от-

        718

     правил  отцу  письмо,   отрывки  из  которого  нам  известны:  "џ   был
беспокойным, но упрЯмым, как  все  дети; моЯ мать, вероЯтно,  баловала менЯ.
ЌесмотрЯ  на  то,  что  со мной было сложно,  Я  не думаю, чтобы приветливое
слово, молчаливое пожатие руки, добрый взглЯд  не могли сделать из  менЯ что
угодно. ’ы можешь  обращатьсЯ с  ребенком только согласно  своей собственной
натуре - отсюда и  насилие, и взрывы негодованиЯ,  и  гнев... ’ы сам добилсЯ
высокого  положениЯ,  и   поэтому   твоЯ   вера  в  собственные  силы   была
безгранична...  ‚ твоем присутствии Я начинал  заикатьсЯ... ђЯдом  с тобой Я
потерЯл  веру  в себЯ, но  приобрел ощущение своей безграничной  виновности.
‚споминаЯ об этом  безграничном  ощущении, Я как-то  раз  написал  об  одном
человеке: "Ћн боЯлсЯ,  что  останетсЯ только страх...".  ‚о  всех написанных
мною книгах речь шла о тебе, Я проливал там слезы, которые не смог выплакать
у   тебЯ   на  груди.  ќто  было  освобождением  от  тебЯ,  намеренно  долго
затЯнутым...".

     ‚се  свои произведениЯ  Љафка  хотел озаглавить:  "€скушение  вырватьсЯ
из-под отцовского влиЯниЯ". Ќо мы не  должны забывать,  что Љафка  не  хотел
вырватьсЯ  оттуда  по-настоЯщему.  Ћн хотел  жить там как изгой. Ћн с самого
начала знал, что его изгнали. Ќе кто-то и не он сам. Џросто он вел себЯ так,
что  становилсЯ  невыносим  длЯ  мира  заинтересованной  деЯтельности,  мира
промышленности и торговли; он желал остатьсЯ в ребЯчестве грез.

     ”ундаментальное,  определЯющее,  ключевое   свойство  психики  Љафки  -
раздвоенность,      амбивалентность:      любовь-ненависть      к      отцу,
отталкивание-притЯжение к  женщинам, отвращение к службе и  благодарность ей
за спасение от удушающей опеки отца.

     ‘удьба  Љафки,  трагедиЯ его  жизни,  суть его  творчества -  еще  одно
блестЯщее  свидетельство  правоты  ”рейда,  свЯзавшего  характер человека  с
качеством его детства. „етство ”ранца Љафки прошло под огромной темной тенью
отца. ѓерман Љафка, грубый, необузданный,  несправедливый, нечувствительный,
нетерпимый мужлан, огромными  усилиЯми выбившийсЯ в люди, постоЯнно попрекал
детей  тем, что  они, благодарЯ ему, не знали нужды и росли на всем готовом.
ѓерман тиранил мать и  сестер  ”ранца:  старшаЯ сестра ќлли  поспешила выйти
замуж, дабы  избежать домашнего  ига*. Ћсобенно  сильно  отец "давил"  сына,
ломал  его,  превращал  в  раба,  не  разумеЯ,   что  калечит  и   без  того
сверхчувствительного   ребенка,   пытаЯсь  превратить   его   в   такого  же
бесчувственного человека, как он сам.

        719


     * Џозже, когда в 1921 году ќлли  попросит у  ”ранца совета относительно
воспитаниЯ  сына,  Љафка  порекомендует  побыстрее отправить его  в интернат
подальше от  родительского эгоизма,  "клетки взрослых", "животного сродства"
семьи с  ее "тЯжелой нездоровой атмосферой", где "ребенку не остаетсЯ ничего
другого, как зачахнуть".


     ‘ына он предназначил в продолжатели  своего дела и не мог взЯть в толк,
что сын  -  другой, что интересы, верованиЯ, цели у него другие. Ћтец давил,
сын, как  умел, сопротивлЯлсЯ. Ќо поскольку  относились они к разным весовым
категориЯм:  "џ - худой, слабый, узкогрудый, - писал Љафка-младший в письме,
которое мать отцу так и не передала, - ’ы - сильный, большой, широкоплечий",
давление со стороны отца  искалечило  сына:  "џ  потерЯл  веру в  себЯ, зато
приобрел безграничное чувство вины",  -  грустно констатировал  он  в том же
письме. € сообщал ”елице, что "Я и отец, мы ненавидим друг  друга...". Ќо то
была  особаЯ  ненависть,  граничившаЯ с поклонением:  "…сли  бы  мир состоЯл
только из ’ебЯ и менЯ - а такое представление мне было очень близко, - тогда
чистота мира закончилась бы на ’ебе, а с менЯ, по ’воему совету, началась бы
грЯзь".  Ћтец  длЯ сына  - "высшаЯ инстанциЯ",  из  тех,  с  которыми каждый
обречен считатьсЯ вне  зависимости  от того, даны ли они ему во благо или на
погибель:  "’ы приобретал в моих глазах ту загадочность, какой  обладают все
тираны, чье право основано на их личности, а не на разуме".

     Ћтец - замок ”ранца Љафки и его  процесс... Љ теме  "наказаниЯ сыновей"
художник раз за  разом  возвращаетсЯ  в  своем  творчестве.  ‚озможно,  даже
Џревращение - реминисценциЯ на эту тему...

     "Џревращение",  где  отец  играет одну из самых  отвратительных  ролей,
призвано  помочь  Љафке  если  не  освободитьсЯ  от  ненависти,  которую  он
испытывал к  своему собственному отцу,  то по  меньшей мере освободить  свои
рассказы  от этой надоевшей темы: после ["ЏревращениЯ"] фигура отца поЯвитсЯ
в его творчестве лишь  в 1921  воду  в  небольшом  тексте, который  издатели
назвали "‘упружескаЯ чета".

     ѓалантерейный торговец подавлЯл его  и без того хилую волю, ломал его и
без  того  хрупкий дух,  даже  не подозреваЯ, что  превращает  вундеркинда в
изгоЯ.  (џ,  все  это переживший,  хорошо понимаю эту всепроникающую  тоску,
порожденную  кровным родством душевной боли  бастарда с  духовной  мерзостью
породивших  его  эврименов). ‚прочем, безнадежность, обреченность, скудность
жизни - весь этот уныло-однообразный жуткий душный мир - простираютсЯ далеко
за пределы каст и сословий, пространств

        720

     и  времен.  ђано  или  поздно мутантам  этого  болота жизни  приходитсЯ
расставатьсЯ с иллюзиЯми и прозревать в этом мире всеобщей слепоты.

     "€ногда   Я  представлЯю  себе   разостланную   карту   мира  и   тебЯ,
распростершегосЯ  поперек  ее"  -  этот  вопль  из  Џисьма  к отцу -  ключ к
характеру, пример глубочайшего самопознаниЯ и величайшей человечности.

     Љ счастью, Љафка так и не передал свое письмо отцу,  здравый смысл взЯл
верх: во-первых, ѓерман в силу природной грубости  врЯд ли смог проникнутьсЯ
душевными  настроениЯми  сверхчувствительного  сына,  во-вторых, то,  что он
сумел  бы  понЯть,  лишь ухудшило их отношениЯ. Ќо дело даже  не в том,  ибо
отношение  ”ранца  к  ѓерману гораздо сложней ненависти:  лишенный жизненной
силы,  Љафка   испытывал  потребность   в   ком-то,  более   сильном,  более
мужественном,  чем  он сам. Љроме  того,  он постоЯнно нуждалсЯ  в отеческой
любви...

     ...он   любит    этого    ненавистного   отца,   он   восхищаетсЯ   его
мужественностью,  его  энергией. ќто  его  модель  и  его горизонт.  “жасное
письмо, которое он ему адресует,  на  самом деле есть мольба: он выпрашивает
без  надежды  любви,  которой  чувствует себЯ  лишенным, и,  выпрашиваЯ  ее,
отталкивает навсегда, понимаЯ, что он ее отталкивает.

     ѓораздо позже Љафка поймет,  что причина его страданий заключалась не в
отце,  а  в нем самом,  что  при  другом отце  ничего в  его жизни  не могло
изменитьсЯ радикально и что - это самое страшное - он выбрал отца в качестве
громоотвода, отдушины  длЯ "спуска  пара". "Ћтныне  он может  обвинЯть  лишь
самого ‘оздателЯ"...

     џ  не  Љафка,  Я  ‹еви  -  Я  не  сильный,  а  робкий,  записывает  он,
противопоставлЯЯ воле отца кротость матери.

     ‘вой характер Љафка унаследовал от матери, тоже страдавшей "недостатком
свЯзи  с жизнью". ‘трастный поиск такой свЯзи  и  невозможность обрести ее -
центральнаЯ тема его творчества и его собственных исканий.

     ‚прочем, его отношениЯ с матерью мало отличались от  отношений с отцом.
Њожет  быть, она и была кроткой, но отнюдь не жалостливой.  "Љак бесит  менЯ
мать",  -  восклицает ”ранц.  - "‘тоит  только мне  заговорить  с  ней,  и Я
раздражаюсь, почти до визга".

     "Ћтец, с  одной стороны,  мать, с  другой,  в силу  необходимости почти
сломили  мою волю". ‚  письме  к  отцу он характеризует мать,  как  личность
"бессознательно сыгравшую роль загонщика на охоте".

        721

     ‘ейчас Я отправлЯюсь домой. Ќо это лишь видимость. ‚ действительности Я
поднимаюсь  в  тюрьму,  построенную  специально длЯ  менЯ;  причем  все  это
неприЯтно потому,  что  выглЯдит эта тюрьма  как обычный  дом  длЯ буржуа, и
никто, кроме менЯ, не знает, что  это - тюрьма. Џоэтому  все попытки тщетны.
ЌельзЯ разбить оковы, когда оков не видно.

     ‡десь  нет  никого, кто  мог  бы до конца понЯть менЯ. €меть возле себЯ
человека,  женщину, например, умеющую тебЯ понЯть, значило бы  почувствовать
почву под ногами, обрести Ѓога.

     —еловеку не дано преодолеть свое семЯ  и,  может  быть, его трагическаЯ
двойственность  -  плата  за  эту  невозможность.  Ћн  так и  осталсЯ  ’онио
Љрегером: гениальным  художником, разорвавшим путы, но так и не нашедшим сил
сбросить  их*.  ‘емьЯ - тЯжкий  груз, от нее можно  отречьсЯ,  но ее  нельзЯ
преодолеть.   Ћн   неоднократно    пыталсЯ   покинуть   родителей,    начать
самостоЯтельную жизнь, но все эти попытки потерпели фиаско...

     * ’онио  Љрегер  ’омаса Њанна  был  любимым героем Љафки, в котором  он
видел собственное отражение. „лЯ  пониманиЯ  "феномена  Љафки"  очень  важны
слова признаниЯ Љрегера: "џ стою  между двумЯ мирами.  € ни в одном из них Я
не чувствую себЯ дома. Џоэтому Я страдаю".


     "ЋдинокаЯ жизнь, - заключает он, - заканчиваетсЯ только наказанием".

     Љафку  должна  была  признать  власть,  абсолютно не расположеннаЯ  его
признавать (потому что он раз и навсегда решил, что ей не уступит), а у него
не  было  никогда  даже  малейшего  намерениЯ ни  свергнуть  эту  власть, ни
боротьсЯ  с ней. Ћн не желал боротьсЯ с отцом, лишающим его  жизненных  сил,
однако сам не хотел быть ни отцом, ни взрослым. Ћн по-своему вел смертельную
битву, чтобы войти  в отцовское общество полноправным членом, но  согласилсЯ
бы на это  при одном условии - остатьсЯ таким же безответственным  ребенком,
как раньше.

     „о  последнего  вздоха  он  неотступно и обреченно  боролсЯ.  ЏоследнЯЯ
надежда была потерЯна, оставалсЯ единственный выход - вернутьсЯ через смерть
в  мир отца и расстатьсЯ со своими особенностЯми (прихотЯми, ребЯчеством). ‚
1917 году он сформулировал следующий  вывод, многократно повторившийсЯ в его
романах: "џ бы доверилсЯ смерти. Ћстаток  веры. ‚озвращение  к отцу. ‚еликий
день


        722

     примирениЯ".  ‚ свою очередь он мог  совершить достойный отца поступок,
женившись. Ћднако он  ускользнул от  брака,  несмотрЯ на свое  стремление  к
нему, по вполне уважительным причинам: два раза он разрывал помолвку. Ћн жил
"обособленно от предыдущих поколений" и "не мог... стать основой длЯ новых".

     "Ћсновное препЯтствие к моей женитьбе, - пишет он в  "Џисьме к отцу", -
это  моЯ  уже  окончательнаЯ   уверенность   в  том,  что   длЯ  обеспечениЯ
существованиЯ семьи, и особенно управлениЯ ею, необходимы качества, которыми
ты, насколько Я знаю, обладаешь...". Ќужно -  отметим это - быть тем, что ты
есть, и предать то, чем ЯвлЯюсь Я.

     ”еномен Љафки соответствует психоаналитическому Явлению puer aeternus -
вечному  дитЯ,  неврозу,  свЯзанному   с  неразрешимым  противоречием  между
реальностью  взрослого  человека и  внутренней  зависимостью  от  "взрослых"
(семьи,  женщин,  сослуживцев  и  т.п.).  “вы,  комплекс "пуэр  этернус"  не
исчерпывает психологическую ситуацию Љафки.

     Ѓудучи евреем  и живЯ в стране, где еврейство всегда испытывало гонениЯ
и преследованиЯ, человек ажурной души не мог не страдать комплексом "вечного
жида".  Ћн нигде  не был  "своим" - и  не  только из-за иудейской крови.  ѓ.
Ђндерс в книге Љафка - Pro und contra писал:

     Љак  еврей,  он  не  был  полностью  своим  в  христианском  мире.  Љак
индифферентный  еврей - а таким он поначалу был, - он не был полностью своим
среди евреев.  Љак немецкоЯзычный, не  был полностью  своим среди чехов. Љак
немецкоЯзычный еврей, не был полностью  своим  среди  богемских  немцев. Љак
богемец,  не  был полностью австрийцем. Љак служащий по страхованию рабочих,
не  полностью принадлежал  к буржуазии.  Љак бюргерский  сын,  не  полностью
относилсЯ к рабочим.  Ќо  и  в канцелЯрии он не  был целиком, ибо чувствовал
себЯ писателем. Ќо и  писателем он не был, ибо отдавал все силы семье. Ќо "Я
живу в своей семье более чужим, чем самый чужой".

     Њожно ли после сказанного удивлЯтьсЯ самоощущению изгоЯ, чуждого всем и
всему?

     …врей по национальности, поэт, без сомнениЯ, вольно или невольно принес
с собою нечто  из  наследиЯ, традиций, образа  мыслей и оборотов речи евреев
Џраги и вообще ‚осточной …вропы; его религиозность имеет бесспорно еврейские
черты.   Ќо   образование,  сознательно  полученное  им,  выЯвлЯет  большее,
по-видимому, значение христиан-

        723

     ского и западного, чем еврейского влиЯниЯ на него; и  можно думать, что
особенную свою любовь и пристрастие он отдал  не ’алмуду и ’оре, а Џаскалю и
Љиркегору. Џожалуй, в кругу  киркегоровских вопросов бытиЯ  ни одна проблема
не  занимала  его так долго и  глубоко,  заставлЯЯ  страдать и  творить, как
проблема пониманиЯ. ‚сЯ трагедиЯ его - а он весьма и весьма трагический поэт
- есть трагедиЯ непониманиЯ,  вернее, ложного пониманиЯ человека  человеком,
личности - обществом, Ѓога - человеком.

     Њне кажетсЯ, ключеваЯ фраза, определЯющаЯ ситуацию  евреЯ в  мире - то,
что  ’омас  Њанн  назвал  "специфически  еврейским чувством",  - произнесена
хозЯйкой землемера Љ.: "‚ы не  из замка, и  вы  не из  деревни, вы - ничто".
‚идимо,  не  случайно Љафка  писал ‡амок  в  разгар  антисемитизма, который,
впрочем, носил хронический характер.

     Ѓез этого хронического  антисемитизма, времЯ от времени прибегающего  к
насилию,  творчество  Љафки  рискует  остатьсЯ  плохо  понЯтым.  Џеред  этой
враждебностью  Љафка  испытывал  не страх  и  даже  не  унижение;  длЯ этого
необходимо было, чтобы он больше уважал  своих противников. Ќо он  чувствует
себЯ  "поставленным вне общества", отрезанным от  большинства, отброшенным в
замкнутый мир, в котором ему трудно дышать.

     …врейское происхождение  играло определЯющую роль как при  формировании
личности  Љафки,  так и  его  мировидениЯ,  так  и  - дешифровки  творчества
писателЯ.  Ѓез преувеличениЯ можно  сказать, что Jewish  - один  из ключей к
Љафке, и он сам не скрывал этого:

     Њне свойственны особенности, резко отличающие менЯ... от  всех знакомых
мне людей. Њы  знаем множество типичных  представителей западных  евреев; из
всех них,  насколько мне  известно, Я самый типичный. ќто значит,  что Я  не
имею ни секунды покоЯ, что мне ничего не дано, что мне все нужно приобретать
-  не  только настоЯщее  и  будущее,  но  и прошлое. Џрошлое каждый  человек
получает в свой удел даром, но мне и его нужно приобретать, и это, наверное,
самаЯ труднаЯ задача.

     Њ. Ѓрод:

     Љафка,  как   никто   другой,  описывает  нарЯду  с   трагедией   всего
человечества прежде всего страданиЯ своего несча-

        724

     стного народа, бесприютных, блуждающих евреев, бесформенной, бесплотной
массы. Ћписывает, ни в одной из своих книг не употребив слово "еврей".

     "”еномен Љафка" - плод  антисемитизма и расизма, результат того, во что
шовинизм  превращает  людей.  Љогда  ты  на  каждом шагу  слышишь  "паршивое
отродье" или "грЯзный еврей", тогда поЯвлЯютсЯ ‡амки и Џроцессы.


     ‘тарый, грЯзный еврейский город внутри нас гораздо реальнее, чем новый,
благоустроенный  город вокруг нас.  Џробужденные, мы ходим во  сне: мы  лишь
призраки былых времен.

     Љафка   -   человек   разорванного   национального   сознаниЯ:   еврей,
подсознательно рвущий с еврейством под давлением жизни, еврей, в равной мере
тЯготеющий к своим и чужим, желающий укоренитьсЯ в собственном  народе  и...
его гонителЯх.

     Љафка ненавидел  службу и держалсЯ за нее, конечно  же,  не по  причине
приобретениЯ  жизненного  опыта. •отЯ в  одном из  писем Њилене промелькнуло
признание  о бюро как свЯзи с живыми людьми, при  богатстве внутреннего мира
Љафки внешний  мало влиЯл на него, исключаЯ отношениЯ с близкими ему людьми.
Ѓюро   было  ему  необходимо   длЯ  независимости  и  защиты.   Љак  человек
страшившийсЯ  любых преград,  Љафка боЯлсЯ  "высвободить все свое  времЯ длЯ
литературы",  не  желал  стать  писателем-профессионалом  -  ведь  писал  он
исключительно  длЯ одного себЯ, не рассчитываЯ на  признание и  материальную
независимость писателЯ. Ѓюро защищало его от жизни - поэтому  он ненавидел и
ценил его.

     ‚опреки  своим страхам и  маниЯм, щедро даруемым жизнью,  чем старше он
становилсЯ, тем глубже проникал, тем Ярче, богаче и многоплановей становилсЯ
его  мир, тем  больший простор длЯ сотворчества  он  оставлЯл нам.  ЋбвинЯть
гениЯ в парадоксальности - то же, что обвинЯть его в гениальности. Љ тому же
гений  знает  не  только,  что  сказать,  но как сказать, чтобы  приобщить к
сотворчеству каждого, прикоснувшегосЯ к нему.

     ‹юди   с  таким  мироощущением,  как   Љиркегор,  Љлейст,   ѓельдерлин,
„остоевский, —юрленис, Љафка, пришедшие  к  нам  из будущего,  в собственном
настоЯщем врЯд  ли могут иметь  иную, лучшую биографию, чем данную им Ѓогом.
—уткость  не  позволЯет. Љонечно,  бывают  примеры,  когда  апокалиптическое
творчество не исключает земной жизни, но они редко совместимы с бессмертием.
‚едь за вечную жизнь в этом мире обычно расплачиваютсЯ мукой.

        725

     ѓлавнаЯ  черта  таких  людей  -  содрогание,  содрогание  пред  бытием.
Љатаклизмы, сотрЯсающие мир, оставлЯют  большинство  бесчувственным. Ќо  длЯ
таких мельчайшие сотрЯсениЯ  - смертельны... Џочему? Џотому что все зло мира
они  принимают на себЯ,  потому  что  их собственные недостатки  кажутсЯ  им
безмерными...

     €скусство  - это  антисудьба,  полагал Њальро. ‚от почему  выходом  длЯ
таких становитсЯ  искусство. Њало верЯ в успех  своего сочинительства, Љафка
видел смысл жизни только в нем. € внес в него, может быть, самое сокровенное
из всего, что когда-нибудь вносилось в искусство человеком: свое трагическое
разорванное мировосприЯтие, свое одиночество, свою удивительную иронию.

     Ћбернитесь,   вглЯдитесь,   содрогнитесь:    чудовищный,   безотрадный,
абсурдный мир Љафки - разве не в нем мы живем?

     Ќикому не дано уйти от самого себЯ - даже в раздвоении, даже в безумии.
"„лЯ менЯ это  ужаснаЯ двойнаЯ жизнь, из которой, возможно, есть только один
выход -  безумие".  €ли  -  самоубийство, мысль  о  котором  то там, то  тут
мелькает в его дневнике. ђабота в канцелЯрии - производительность труда была
ничтожной ("€мей ты об этом  представление, ты пришел бы в ужас", - пишет он
отцу) -  это одна жизнь. „ругаЯ - лихорадочнаЯ, спазматическаЯ,  урывочнаЯ -
работа по ночам,  работа,  без которой он  не  мог  существовать  и  котораЯ
истощала его и без того слабый организм.

     Њысли о фабрике - это мой бесконечный ‘удный „ень.

     ђаздвоенность  порождает  болезненное  искусство,  говорим мы. …ще  бы!
Ћткуда раздвоенность у нас?! Ќо  ведь болезнь,  боль, страдание, отчуждение,
насилие над собой - разве не часть жизни? не ее правда?

     Љак у  всех великих, главный герой его произведений  - он сам. Ћн и  не
скрывает этого, имена героев свидетельствуют.

     ЌаблюдаЯ самого себЯ, собственными разверстыми ранами  он  ощущает, что
он  сам и есть первочастица страшного мира.  ‚ысшаЯ  боль, доступнаЯ  высшей
чистоте: проклЯтие, обращенное не к миру, но к самому себе.

     Ќе удивительно,  что главную задачу жизни он свЯзывал с автобиографией,
которую так и не написал, но и то, что он написал, есть исповедь.


        Ћ„€ЌЋ—…‘’‚Ћ

     џ разбилсЯ о самого себЯ.
     ”. Љафка

     Љакие страданиЯ Я должен переносить и причинЯть.
     ”. Љафка

     Ќет нужды выходить из дому. ЋставайсЯ за своим столом  и прислушивайсЯ.
„аже не прислушивайсЯ, жди.  „аже не  жди, будь  неподвижен  и одинок. € мир
откроетсЯ тебе, он не может иначе...
     ”. Љафка

     ‚есь  Љафка -  символ,  символ  одиночества, которое, как он сам писал,
"можно назвать только русским".
     …. Љацева

     ’о,  что  Ђдорно  сказал о  енберге  -  "ЌатолкнулсЯ  на  общественный
характер  одиночества,  так  как  развил  его  до  предела" -  ни к  кому не
относитсЯ в большей мере, чем к Љафке.

     —еловек обретает себЯ лишь  в свЯзЯх с другими. Ђ его свЯзи рвут все  -
свои и чужие. ‚от почему он так  страстно тЯнетсЯ к  тем и другим, стонет от
отсутствиЯ тепла и стремитсЯ обрести его заклинаниЯми.

     ЌесмотрЯ  на странности, которые Я признаю  за  собой, Я  не предаю мою
расу...  ‘транен  мой  характер,  но  нельзЯ забывать,  что  он  объЯснЯетсЯ
особенностЯми моей расы.

     ЊенЯ  примут со  всеми почестЯми, менЯ,  который в глубине  души всегда
чувствовал себЯ  вне  закона,  чем-то  вроде  дикарЯ,  осаждающего городские
стены.  џ погружаюсь в  желанное тепло, исходЯщее от всех собак, собравшихсЯ
вокруг менЯ.

     Ћдиночество...  Ћдиночество,  доведенное  до  экстаза,  до  болезненных
видений, до абсурда,  но не из этого ли абсурда -  сверхъестественные реалии
Љафки?..

     ЃессоннаЯ  ночь. ’ретьЯ подрЯд...  џ думаю,  эта бессонница  происходит
оттого, что  Я пишу... ‚идение... џ не могу спать. ’олько видениЯ,  никакого
сна.


        727

     Ћн не  верил ни в  справедливость,  ни  в способность человека изменить
свой мир.  Ћдно  времЯ он заинтересовалсЯ  идеЯми анархизма и социализма, но
быстро осознал их неосуществимость. ‚ конечном итоге он пришел к заключению,
что революционнаЯ борьба не способна изменить сущность мирового порЯдка, что
всегда менЯетсЯ лишь  видимость и, хуже того,  болезнь загонЯют  внутрь. ’ак
его  темой  стала  внеисторическаЯ  несвобода  человека,  его  подчиненность
собственным  страстЯм и Ќичто.  Ћн  наделил весь  мир  собственным  чувством
страха и, как выЯснилось, оказалсЯ пророком.

     ‚се   первопроходцы    чуть-чуть   фанатики:    без    фанатизма    нет
провиденциализма. €менно поэтому Љафка увидел нечто большее, чем реальность,
-  ее  иррациональную  сущность,  ее  тайну,  ее  зыбкую  неустойчивость, ее
беспомощность, фатальность, обреченность - Џроцесс...

     †ивЯ  в  "обратном  пространстве",  Љафка  страшитсЯ  одиночества  и...
стремитсЯ к нему, извлекает из  него творческую силу,  превращает в источник
существованиЯ.

     „невники  Љафки  полны признаний, воспевающих одиночество. "‚ сущности,
одиночество - моЯ единственнаЯ цель, мой самый большой соблазн... и несмотрЯ
на это - страх перед тем, что Я так люблю".  ‚ одном из писем он рассуждает,
что  восприЯтие  одиночества как  высокого  долга  и  муки -  "искусственнаЯ
конструкциЯ". Ћдиночество представлЯетсЯ ему "удовольствием и выгодой". „аже
если  принЯть   во   внимание   исповедальный  пафос   этого   высказываниЯ,
адресованного ”елице, остаетсЯ признание  за одиночеством, а следовательно и
за творчеством, одно с другим у  Љафки неразрывно, обыкновенного личностного
истока  - удовольствиЯ.  ќто  не  только  наслаждение  отказом, о котором мы
говорили,  это  наполнение  жизни  смыслом,   в  конечном  счете,  надеждой:
"...молчи  и  будь в  одиночестве.  ‚селеннаЯ  сама  начнет напрашиватьсЯ на
разоблачение...".  Ћдиночество привело  Љафку к  утверждению обусловленности
творчества личностной необходимостью. Љафка раскрывал  в  творчестве строгую
подчиненность  душевному пространству  творЯщего. "џ  даже  думаю, что  и  в
состоЯнии поглощенности Я тоже вовлечен в предел  лишь этих узких границ, но
тогда Я этого не чувствую из-за увлеченности".

     џ  не  стал  бы  свЯзывать  отношениЯ Љафки с  женщинами  с какими-либо
сексуальными отклонениЯми, в частности с импотенцией, как предполагает „арел
арп. •отЯ нижеприведенные  записи  Љафки могут  быть  интерпретированы  как
свидетельства сексуальной несостоЯтельности,  здесь надо иметь в виду скорее
особенно-

        728

     сти его психики, чем внутренней секреции, его амбивалентное отношение к
духовной  близости и сексу, отношение к женщинам как к повсюду расставленным
тенетам длЯ мужчин...

     —то   сделал  ты  с  дарованным  тебе  счастьем  быть  мужчиной?  -  Ќе
получилось, вот и все, что можно сказать.

     ‡а исключением времени,  проведенного в –укмантеле,  у менЯ  никогда не
было интимных отношений с женщинами. „а еще, пожалуй, встреча со швейцарской
девушкой в  ђиве. ЏерваЯ предстала женщиной,  а Я был  несведущ. ‚тораЯ была
ребенком, Я же оказалсЯ в полном замешательстве.

     ‚ письме, написанном в последние годы жизни, Љафка рассказывает о своем
первом опыте полового общениЯ  с  женщиной  (проституткой).  "‚  целом  опыт
оказалсЯ  более  ужасным,  более непристойным". …го отношение к  сексу можно
обобщить в одной фразе: "Љоитус как кара за счастье