        ”азиль €скандер. “траты

     Ќа  следующий  день после сороковин в квартире оставались:
муж умершей, его сын, его старенькаЯ мать, родственница ‡енона,
приехавшаЯ из деревни и помогавшаЯ по дому, и сам  ‡енон,  брат
умершей.
     Ѓольшое  число людей, пришедших и приехавших на сороковины
и как бы временно самим  своим  огромным  числом  и  любовью  к
сестре   заполнивших   дом,   теперь,   отхлынув,  еще  сильнее
подчеркнули зиЯние невосполнимой пустоты.
     ‘естры  нет,  и  никогда  ее  больше  не  будет.  ‘  такой
поразительной  трезвостью  ‡енон  до  сих  пор не осознавал эту
мысль. Џохороны прошли в каком-то почти нереальном полусне...
     Џеред смертью сестры ‡енон был в Њоскве у себЯ дома. Џосле
многомесЯчного перерыва на него навалилась  работа,  и  он  уже
несколько дней часов по двенадцать не отрывалсЯ от машинки, как
вдруг раздалсЯ междугородный телефонный звонок.
     -- ’воЯ сестра умерла час назад! -- резко прокричал зЯть и
положил трубку.
     €  хотЯ  смерть  сестры  ожидали,  ‡енон не думал, что это
будет  так  скоро.   ѓрубаЯ   краткость   сообщениЯ   мгновенно
ввинтилась  в  мозг, но ‡енон тогда не пыталсЯ анализировать ее
причины.
     Џозже, когда  он  приехал,  родственники,  слышавшие,  что
сказал  ему  в  трубку зЯть, и переживающие, что тот без всЯкой
подготовки разом выложил ему всю правду, как бы  извинЯлись  за
него перед ‡еноном. € только тут он сам понЯл, в чем дело.
     ‡Ять  ‡енона  голосом  своим  бессознательно перебросил на
него часть раздавливавшей его непомерной тЯжести  случившегосЯ.
‘бросить  часть  этой  тЯжести  только  и можно было на ‡енона,
брата умершей, знаЯ, что только он  ее  и  может  принЯть  всей
полнотой горЯ.
     Ќо  обо  всем этом ‡енон подумал гораздо позже. Ђ тогда он
взЯл билет на самолет вечернего рейса, вернулсЯ домой  и  снова
сел  за  работу.  ђабота  шла,  и  он  не понимал, почему бы не
работать. ђабота шла, но сердце его  впервые  за  всю  взрослую
жизнь  по-настоЯщему  болело.  ‚идимо,  там  тоже  шла какаЯ-то
работа.
     € ‡енон впервые в жизни работал, посасываЯ  холодЯщий  рот
валидол.  ‚кус его напоминал какие-то конфеты детства, но он не
мог и не пыталсЯ вспомнить, что это за конфеты, да и не  уверен
был,  что именно холодЯщий рот валидол напоминает детство, а не
боль в сердце.
     ‚ детстве иногда что-то резко сдавливало  сердце,  и,  как
теперь  понимал  ‡енон,  это было следствием непомерного запаса
довериЯ к миру, и  когда  какое-нибудь  событие  протыкало  это
доверие -- возникала боль.
     Ќо  в  детстве  запасы  этого довериЯ были так велики, что
отверстие боли почти мгновенно  замыкалось  и  нередко  детские
слезы  сглатывались  уже  улыбающимсЯ, любЯщим ртом. ’еперешнЯЯ
боль была другаЯ. ќто было началом  общей  усталости  доверЯть,
проверЯть, жить...
     Ћн  продолжал  работать, и товарищ, позвонивший ему, чтобы
выразить сочувствие, услышав стук машинки в телефонной  трубке,
удивленно спросил у жены ‡енона:
     -- Ћн работает?
     --  „а,--  сказала  жена,  видимо  сама  не  знаЯ, как это
оценить.
     Џотом был долгий ночной кошмар ожиданиЯ  вылета  в  здании
аэропорта.  ‚ремЯ  вылета  все  времЯ отодвигалось. „а и другие
рейсы отодвигались. ‹юди слонЯлись по залам ожиданиЯ, стоЯли  в
очереди,  проталкиваЯсь  к справочной и к буфетным стойкам. ‚се
скамейки были занЯты, и ‡енон безостановочно  ходил,  почти  не
замечаЯ вокруг никого, а работа продолжала гудеть в голове.
     €ногда  она  выплескивалась,  как  рыба  из воды, готовой,
осмысленной фразой, иногда возвращала сознание, а точнее,  слух
к какому-то уже написанному месту и через неприЯтно настойчивое
звучание   этого   места  показывала,  что  там  есть  какаЯ-то
неточность или фальшь. ‡енон вслушивалсЯ в звучание этого места
и, уже разумом или слухом одновременно  обнимаЯ  вещь  целиком,
сознавал, что именно и почему звучит неточно и фальшиво.
     ЏредстоЯщие  похороны  никак  не  отражались  на характере
того,  над  чем  он  мысленно   продолжал   работать.   ЊелодиЯ
повествованиЯ  была  поймана  раньше  постигшего его горЯ и уже
двигалась по  своим  законам,  только  изредка,  в  собственных
грустных местах, слегка углублЯЯсь.
     Џодобно    тому,    как    человек,   видЯщий   кошмарный,
фантастический сон, не перестает  лежать  в  своей  постели,  в
своей   собственной  безопасной  квартире,  ‡енон  одновременно
находилсЯ в безопасной,  нормальной  реальности  работы  своего
воображениЯ,  а  жизнь  с  реальностью  смерти  сестры  и  этой
бесконечной ночью в аэропорту была кошмарным сном, который,  по
каким-то законам кошмарного сна почему-то нельзЯ было прервать,
а надо было смотреть и смотреть.
     Џока  был открыт ресторан, он несколько раз заходил туда и
выпивал коньЯк -- и тогда кошмар окружающей реальности  немного
смЯгчалсЯ, а работа продолжала идти своим чередом.
     Ќо  после  закрытиЯ ресторана уже нечем было смЯгчить этот
кошмар, а тут времЯ от времени стал попадатьсЯ на глаза землЯк,
еще более жуткий, чем эта ночь.
     Њного лет тому назад, во времена  молодости  ‡енона,  этот
его  землЯк был большим человеком в масштабах Ђбхазии. Ћн тогда
знал ‡енона как начинающего  писателЯ  и  недолюбливал  его  за
некоторую  сатирическую  направленность его творчества, каковую
считал плачевным результатом отсутствиЯ в авторе  сынолюбиЯ  по
отношению к отчему краю.
     Ќо  с тех пор как он был снЯт со своей работы, а потом уже
через некоторое времЯ и вовсе был вынужден уйти на  пенсию,  он
стал  проЯвлЯть  к  ‡енону пристальный интерес, стараЯсь в часы
случайных встреч на бульваре  или  в  кофейнЯх  привлекать  его
внимание именно к теневым сторонам жизни отчего краЯ.
     €  хотЯ  он  давно  был  по  ту  сторону власти, но упрЯмо
продолжал с таким апломбом рассуждать о  мероприЯтиЯх  местного
начальства,  как  будто  с его мнением кто-то где-то продолжает
считатьсЯ.
     ‚ообще от облика  его  исходило  ощущение  нечистоплотного
трепыханиЯ  между жизнью и смертью, одновременное оскорбление и
той и другой. „лЯ живого он слишком Явно смердил, длЯ  мертвого
он  был  непристойно  суетлив,  как  бы  постоЯнно  и  глумливо
подмигиваЯ из гроба.
     ‡енону не всегда  удавалось  быстро  отделатьсЯ  от  этого
несносного   пенсионера,  и  потому  что  он  не  любил  всЯкую
грубость, и потому что  этот  жалкий  старикашка  был  потоптан
самой  жизнью,  и какаЯ-то естественнаЯ брезгливость заставлЯла
‡енона осторожничать с ним, чтобы случайно не дотоптать.
     Љроме  всего  этого,  ‡енон   чувствовал,   что   все-таки
испытывает  еще  и  любопытство  к  самому  веществу  пошлости,
заключенному в этом  человеке.  Ћн  хотел  понЯть.  при  помощи
какого   мотора   действует  человек,  отказавшийсЯ  от  мотора
нравственности.  ‚едь  должен  все-таки   находитьсЯ   какой-то
двигатель и внутри пошлости?
     “вы,  с  годами  ‡енон убедилсЯ, что двигатель пошлости --
сама пошлость. Ќо  тогда,  пытаЯсь  кое-что  выведать  у  этого
старикашки, он направлЯл беседу с ним на времена, когда тот еще
не   был   такой   развалиной,   а,  напротив,  был  новенькой,
черноморской  крепостцой  усатого  кумира,  новенькой,  хотЯ  и
халтурно сколоченной, как потом выЯснилось.
     Ќо  выведать  ничего  не удавалось, старикашка увиливал от
острых вопросов. Џравда, он упрЯмо придерживалсЯ той мысли, что
порЯдок тогда  был  отменным,  хотЯ,  конечно,  правопорЯдок  и
прихрамывал.
     Ћднажды он все-таки как бы раскололсЯ.
     --  •орошо,  Я тебе открою один секрет,-- прошепелЯвил он,
слегка озираЯсь,-- а ты его используй,  как  хочешь...  џ  тебе
документы тоже достану...
     ‡енон замер, как охотничьЯ собака.
     --  ќтот  товарищ,--  старикашка  кивнул  наверх  и назвал
работника, который сейчас занимал его бывшее место,-- в  тысЯча
девЯтьсот  тридцать  четвертом  году  убил  человека...  џ тебе
документы представлю...
     ‡енон тогда  не  мог  удержатьсЯ  от  хохота.  ‚  тридцать
четвертом  году  работнику,  о  котором  шла речь, едва ли было
четыре года, если  он  вообще  тогда  был.  Љомплекс  возмездиЯ
создал  в  голове  старикашки  миф,  но  подвела склеротическаЯ
нерЯшливость чувства времени.
     ‘ейчас  он  сидел  на  скамейке,  старчески  розоватый,  с
водЯнистым  студнем  голубых  глаз, которые, казалось, уже мало
что видЯт, однако он первым узнал ‡енона и закивал  ему  в  том
смысле, что есть, есть о чем поговорить!
     ‡енон кивнул в ответ, но не двинулсЯ в его сторону. ЏонЯв,
что ‡енон   не   собираетсЯ  с  ним  разговаривать,  старикашка
многозначительно покачал головой, показываЯ, что такаЯ задержка
с вылетом никак не могла произойти во времена его  общественной
деЯтельности,   и  при  этом  он  каким-то  особенно  противным
подмигиванием студенистых глаз дал знать ‡енону,  что  поощрЯет
его  сатирические возможности длЯ наказаниЯ виновных в задержке
вылета.
     ‡енон уже прошел мимо своего землЯка, когда  осознал,  что
тот  сжимал в одной руке в нескольких местах перевЯзанный пучок
из четырех или, по крайней мере, из трех новеньких  палок.  ќто
были обыкновенные палки, которыми пользуютсЯ старики.
     ‡енон  прекрасно  знал,  что  провинциЯ  вывозит из Њосквы
всевозможные продукты, но чтобы в Њоскву ехали за палками  или,
случайно  наткнувшись  на  них  в  продаже, покупали про запас,
этого он не мог представить. € зачем ему столько палок? Ќеужели
он надеетсЯ их пережить? ‘амо отсутствие пониманиЯ  собственной
смертности  порождает  пошлость,  думал  ‡енон,  или  благодарЯ
отсутствию   этого   чувства    уже    существующаЯ    пошлость
накурдючиваетсЯ жиром?
     ‡а ночь ‡енон, забываЯ о нем, снова несколько раз проходил
мимо него,  и  тот  каждый  раз  гримасами,  жестами,  а  также
подмигиванием своих водЯнистых  глаз  настаивал  на  абсолютной
необходимости  со  стороны  ‡енона  покарать сатирическим пером
виновников задержки вылета.
     Џри этом он почему-то совершенно не  стеснЯлсЯ  того,  что
‡енон на его жесты не реагирует.
     Љ  утру  всех  ожидающих  самолет,  на  котором должен был
лететь ‡енон, загнали в какой-то отсек, откуда  после  проверки
билетов  и просвечиваниЯ на предмет пронесениЯ оружиЯ вывели из
зданиЯ аэропорта, но автобус почему-то долго не подходил,  и  в
конце концов всех снова отогнали в помещение.
     —ерез  некоторое времЯ их опЯть вывели наружу, и пассажиры
на этот раз мужественно приготовились к ожиданию  автобуса,  но
мужество  как-то  не  понадобилось,  потому что автобус подошел
почти сразу и подвез их к самолету.
     ‘амолет загрузили, и пассажиры, ожидавшие всю ночь  вылета
и  наконец рассевшиесЯ по своим местам, пришли в необыкновенное
возбуждение, не только  прощаЯ  и  судьбу  и  Ђэрофлот  за  эту
бессонную  ночь,  но как бы благодарЯ их за сиюминутную остроту
удовольствиЯ,  эйфорию,  вызванную  чувством  преодолениЯ  всех
трудностей  и  потому  заслуженной достигнутостью предвзлетного
состоЯниЯ. Ќо тут опЯть произошла какаЯ-то осечка. ‘амолет  еще
около часу простоЯл на аэродроме.
     ‡енон  случайно обернулсЯ и поймал терпеливо ждущий взглЯд
старика, умолЯющий его включить в список потерь и  это  долгое,
незаконное    ожидание    вылета   уже   внутри   издевательски
неподвижного  самолета.  ‡енон  резко  отвернулсЯ,  отсекаЯ  от
общего кошмара этого кошмарного старикашку.
     ‚ообще  лица  людей, пока он слонЯлсЯ по зданию аэропорта,
хотЯ он  их  видел  краем  глаза,  внушали  ‡енону  отвращение.
Љазалось, они все времЯ, хотЯ и неизвестно перед кем, на всЯкий
случай,    отстаивают    право   на   несущественность   своего
существованиЯ.  Ђ  когда-то  он  так  любил  рассматривать   на
вокзалах  и  в  аэропортах  лица  людей.  ЉакаЯ это была тайнаЯ
обжираловка любви и любопытства!
     Ђ  сейчас  только  лица  детей  и  стариков  (кроме  этого
поганого  старикашки!) были все еще приЯтны ‡енону. Њожет быть,
мимоходом подумал он, дело в том, что дети  это  люди,  еще  не
научившиесЯ  лгать,  а  старики  это  люди, которым уже незачем
лгать.
     Ќа заре самолет приземлилсЯ. Џеред выходом на  трап  ‡енон
опЯть  встретилсЯ  взглЯдом с этим старикашкой, и тот не только
своими   подрагивающими   студнЯми   глаз   напомнил   ему    о
необходимости  разоблачениЯ  виновников  задержки  вылета, но и
жестом руки, сжимавшей пучок свЯзанных палок,  посоветовал  ему
быть  потверже,  не  смЯгчать  общую  картину безобразиЯ ложным
благополучием приземлениЯ, потому  что  другого  выхода  у  них
просто  не  было,  и  взлетевший  самолет им надо было, так или
иначе, посадить.
     ...•отЯ таксистам, толпЯщимсЯ  у  зданиЯ  аэропорта,  Явно
нечего  было  делать, но на вопрос ‡енона: "Џоедем в город?" --
почему-то никто не ответил, и  только  через  несколько  долгих
секунд,  так  как  ‡енон продолжал стоЯть перед ними, сиротливо
взгрустнувшими с выражением:  "Ћбижаешь,  землЯк"  --  один  из
таксистов,  словно  исправлЯЯ  неловкость, созданную неуместным
вопросом ‡енона, вышел из толпы и очень неохотно  отправилсЯ  к
своей машине. ‡енон подсел, и они поехали.
     ‘колько  он  ни  прилетал  сюда,  таксисты всегда неохотно
брали его в город, словно все они ждали какого-то более ценного
груза, чем человек, или более дальнего рейса, чем город, хотЯ и
толпились здесь часами без дела.
     ...‡енон поймал себЯ на мысли, что и сам хотел  бы  сейчас
ехать более дальним, более нескончаемым рейсом...
     Њашина  подъехала к дому, где жила сестра... ѓде еще вчера
жила сестра. Ћн расплатилсЯ с таксистом и  впервые  безошибочно
поднЯлсЯ по лестнице до нужного этажа. Ђ раньше, бывало, в день
приезда  почему-то  всегда  путал  этажи:  то  ли  пЯтый, то ли
шестой, а то и седьмой...
     ‘частливаЯ беспечность памЯти никогда не удерживала  этаж,
на  котором  жила  сестра. Ћбычно, после годичной разлуки, даже
было приЯтно поплутать по этажам,  прежде  чем  распахнетсЯ  ее
дверь и она, сиЯЯ, броситсЯ его целовать!
     ‘мерть  сестры  отсекла  уже  эту  маленькую  вольность --
теперь ошибитьсЯ было нельзЯ, и он не  ошибсЯ.  †изнь  близких,
мельком  подумал  он,  обеспечивала безопасность и даже роскошь
его вечной рассеЯнности к мелочам быта.
     Ћн позвонил в дверь. ЌесмотрЯ на ранний час, зЯть не спал.
‚ысокий, с диковато ввалившимисЯ глазами, он открыл ему дверь и
ввел в квартиру.
     ЏрикрытаЯ покрывалом, сестра лежала  в  самой  большой  из
трех  комнат.  ‡Ять  подвел  его  к  ней,  и ‡енон, преодолеваЯ
неестественность этой Яви, ступал за ним,  не  понимаЯ,  почему
таким  высоким над тканью покрывала кажетсЯ тело сестры, словно
вздыбленное ужасом последней борьбы жизни со смертью, последним
взрывом непримиримости с концом.
     ‡Ять приподнЯл и отодвинул покрывало,  и  ‡енон  поцеловал
холодный   лоб  сестры.  ‡Ять  издал  странный,  горловой  звук
заглотанного рыданиЯ. ‡енон вспомнил абхазский обычай:  муж  не
плачет  над  трупом  жены. Џо-видимому -- часть общего горского
культа сдержанности.
     Џотом они зашли на кухню. ‡Ять приготовил кофе по-турецки.
‡енон немного освежилсЯ этим кофе после бессонной ночи.
     ...Ћстальные дни до похорон и  сами  похороны  остались  в
голове в виде тЯжелого, притупленного в болевых ощущениЯх самим
своим  обилием,  горЯ.  €  только резкой болью времЯ от времени
всплывала перед глазами большаЯ фигура  сына  сестры,  неуклюже
сотрЯсающаЯсЯ   в  неумелых  рыданиЯх.  Џоздний,  единственный,
ласковый,  заласканный  сын,  и,   может   быть,   потому   эти
разрывающие душу неумелые рыданиЯ.
     €  были  бесконечные  процессии учителей, учеников, бывших
учеников, соседей, родственников. Ќет, это была не только  дань
кавказской  традиции похорон, сестру и в самом деле любили. Ћна
была такой доброжелательной, такой улыбчивой, такой контактной,
как сейчас говорЯт. ‚ечно у  нее  на  кухне  щебетали  соседки.
’еперь кончилось все.
     ‘естра  болела, уже не вставаЯ, восемь месЯцев. “ нее была
редчайшаЯ длЯ южан и смертельнаЯ длЯ всех болезнь -- рассеЯнный
склероз. Љонец был предсказан врачами, но ‡енон  надеЯлсЯ,  что
где-нибудь  в  мире,  может  быть,  только  что поЯвилось новое
лекарство. Ћн свЯзалсЯ с друзьЯми, живущими  на  ‡ападе,  и  те
быстро  купили  все  новейшие  лекарства  и  столь  же быстро с
оказией переслали их в Њоскву.
     ‡енон достал телефон  московского  профессора,  по  слухам
лучшего  специалиста  по  рассеЯнному  склерозу,  и  прочел ему
названиЯ лекарств. Џрофессор ошарашил его ответом на незаданный
вопрос:
     -- ‡наю... Ѓарахло все это...
     ‘транное дело быть специалистом или лучшим специалистом по
заведомо неизлечимой болезни. Ќо ведь  есть  специалисты  и  по
неизлечимым  формам рака. Ќа каких-то стадиЯх, каким-то больным
они, наверное, помогают.  Љонечно,  старик  профессор  оказалсЯ
прав:  лекарства  ничего не дали. Ќо он сделал все, что мог. Ћн
послал с ‡еноном  в  Ђбхазию  своего  лучшего  помощника.  ’от,
осмотрев  сестру,  подтвердил  диагноз.  Џравда, он обещал, что
возможна ремиссиЯ, то есть временное улучшение, но ремиссии  не
последовало.
     ‚осемь  месЯцев  сестра,  конечно,  не знаЯ правды о своей
болезни,  упорно  держалась  за  жизнь.  ‡а  это  времЯ   ‡енон
несколько  раз  приезжал  к сестре и каждый раз бывал растроган
необыкновенным   добросердечием   соседей,   подруг,    которые
ежедневно   все   это  времЯ  готовили  еду,  кормили  больную,
ухаживали за ней и присматривали за домом.
     € каждый  вечер  приходила  женщина-врач,  до  этого  едва
знакомаЯ.  Џросто  сын  ее  год  или  два  училсЯ в классе, где
преподавала  сестра.  ќта   женщина,   разумеетсЯ,   совершенно
бесплатно,  часами  делала массажи и другие процедуры в попытке
вернуть жизнь угасающим мышцам. —то объединЯло всех этих людей,
думал ‡енон, людей разных профессий и разных национальностей, в
едином многомесЯчном порыве любви и милосердиЯ?
     Љонечно, свет души его сестры, на который, сами благодарно
светЯсь, слетались ее подруги, соседи, знакомые. ‹юди стремЯтсЯ
друг к другу, видимо, по признаку душевной близости,  где  нету
разницы  в нациЯх, в профессиЯх и даже в уровне благосостоЯниЯ.
Ђ когда нет у людей  душевной  общности,  они  объединЯютсЯ  по
национально-видовому признаку, как стаЯ. € опасны, как стаЯ.
     „а, сестра стойко переносила все процедуры, терпеливо пила
лекарства  и  не  терЯла  надежды  на  выздоровление.  € только
однажды она сказала фразу, перевернувшую душу  ‡енона.  ѓлубоко
вздохнув, она сказала:
     --  Њы  не  должны  были покидать нашу деревню... ќто было
ошибкой...
     Ћна имела в виду горную деревушку, где родилась  их  мама.
Ќо разве у них кто-нибудь спрашивал, где жить? Њама вышла замуж
за  отца,  который  жил  в  городе  и привез ее к себе. ‘естра,
конечно, все это помнила, но то, что она говорила,  было  более
глубокой правдой. „а, они жили в городе, но то ли слишком много
времени  в  детстве  проводили  в горах, то ли материнские гены
оказались столь сильны, но ‡енон и сам так думал уже много лет.
     Ћн думал  об  этом  мучительно.  „а,  мы  не  должны  были
спускатьсЯ в долину, а Я, думал ‡енон, не должен был переезжать
в  долину  долин  --  в  Њоскву.  Ќо  ему и в голову никогда не
приходило, что его добродушнаЯ, веселаЯ  даже,  можно  сказать,
хохотушка-сестра  могла  хотЯ  бы на минуту задуматьсЯ над этой
горькой проблемой.
     ‡енону казалось, что сам он только  через  свою  профессию
понЯл  это,  но как его сестра пришла к такой же мысли? Ќеужели
болезнь? Ќет, она была умницей от природы! Љак плохо  мы  знаем
своих  близких!  “меть  так  прожить  свою жизнь, чтобы все или
почти все окружающие тебЯ любили,-- это и есть высшаЯ  доблесть
ума!  “м,  подчинившийсЯ  душе,  это  и  есть  высший  ум. –ель
человеческаЯ -- хороший человек, и никакой другой цели нет и не
может быть.
     ‘колько раз наблюдал ‡енон в той среде, где он жил, людей,
которые в свой мозг, растЯнутый, как мочевой пузырь кавказского
тамады, впихивали сотни и тысЯчи книг и  умели  неплохо  о  них
говорить,  но  своей  ничтожной,  неразвитой  душонкой не могли
понЯть смысла человеческого благородства, доброты,  темнели  от
зависти,  подло злословили, если их товарищ добивалсЯ большего,
чем они.
     ќти странные люди беспрерывно говорили  о  лучшем  будущем
страны,  но,  заметив  лучшее  настоЯщее  ближнего, бледнели от
обиды.
     Ђ сестра жила  легко,  хотЯ  нелегкой  жизнью.  €меЯ  свою
зарплату  учительницы  и  зарплату  мужа,  инженера-физика, она
все-таки вечно держала учеников -- денег не  хватало,  жизнь  в
курортном городе особенно дорога. Џочти все соседи по дому были
более  состоЯтельны, но она никогда не испытывала к ним никакой
зависти.
     -- Љаждому  свое,--  смеЯлась  она,--  зато  нам  воры  не
страшны.
     ...Ћбо  всем  этом ‡енон вспоминал на следующий день после
сороковин, когда схлынули гости и он сидел вместе с зЯтем,  его
матерью  и  собственной  родственницей в той комнате, где сорок
дней тому назад стоЯл гроб сестры.
     ‘транно, но сейчас находитьсЯ в доме сестры было  больней,
чем  тогда,  когда  она  мертваЯ здесь лежала. ‘ловно мертваЯ в
своем доме она еще чуть-чуть принадлежала своему  дому,  своему
мужу, своему сыну, ну и ему, ‡енону, конечно.
     Ђ  может,  дело  в  том,  что  теперь,  когда  он  сам уже
внутренне не  работал,  потому  что  иссЯкло  вдохновение,  его
духовное   зрение   полностью  совпадало  с  действительностью,
которую он видел, как четкий пейзаж в  хорошо  отрегулированном
бинокле.  € этот пейзаж означал: в доме сестры нет и никогда не
будет сестры.
     “же был вечер. Њерцал экран  телевизора,  но  за  картиной
следили только женщины -- родственница ‡енона и мать зЯтЯ.
     ‡енон временами поглЯдывал на свою родственницу, о которой
он когда-то  писал,  и  как  ему  казалось,  это  были  хорошие
страницы. ЏоглЯдываЯ на модель своего образа и сравниваЯ их, он
чувствовал странное удовлетворение сходством модели с  образом,
а не наоборот.
     ‚  его  сознании  давно  уже оригиналом стал написанный им
портрет, но сейчас, глЯдЯ на модель, он испытывал поощрительное
удовлетворение моделью за то, что она  похожа  на  свой  образ,
словно  она, родственница, кстати, абсолютно не подозревавшаЯ о
существовании  своего  словесного  портрета,   тем   не   менее
стараетсЯ  быть  на  него похожим и, несмотрЯ на времЯ, все еще
преуспевает в этом.
     Ћднако пора бы ей выглЯдеть старухой, думал  ‡енон,  глЯдЯ
на  нее.  ‚  горной деревушке, еще совсем пацаном, он помнил ее
уже цветущей женщиной,  беспрерывно,  почти  ежегодно  рожавшей
детей,  а  сейчас у нее уже были правнуки, но она еще была мало
похожа на старуху.
     ‡ато    идеальной    кавказской     старухой     выглЯдела
девЯностолетнЯЯ  мать  мужа  сестры.  ‚ черной одежде, с черным
платком на голове, она сидела на стуле и  неподвижным  взглЯдом
смотрела на экран.
     Ћна все еще жила в своем доме в горной деревушке, а два ее
сына жили здесь в городе. Љак они ни уговаривали ее переехать в
город, она упорно отказывалась, хотЯ иногда приезжала погостить
на день   --   на  два  или  ее  привозили,  если  она  всерьез
заболевала.
     Џочти одинокаЯ жизнь старенькой матери в горной  деревушке
тревожила  сыновей,  но  мать  не  выносила  городской  жизни и
наотрез отказалась переехать.  Ћна  еще  была  в  силе  подоить
корову, приготовить себе еду, но на большее ее уже не хватало.
     Љаждую   весну  муж  сестры  ездил  в  деревню  к  матери,
вспахивал приусадебный участок, засевал  его  кукурузой,  летом
мотыжил,   осенью  собирал  урожай  кукурузы  и  винограда,  из
которого выдавливал вино. ‚се это было неудобно,  хлопотно,  но
переупрЯмить старенькую мать уже и не пытались.
     ‚  доме  с  ней  жил приблудный алкаш из ђоссии. Ћна с ним
кое-как объЯснЯлась по-русски. Љогда она прибаливала, он за ней
ухаживал, когда он запивал, она за ним приглЯдывала.
     ’ак они жили уже много лет, но сыновьЯм было  страшновато,
что  внезапнаЯ болезнь матери совпадет с запойным состоЯнием ее
постоЯльца, и было бы горестно и позорно, если бы мать умерла в
одиночестве. Џравда, там неподалеку жили  еще  родственники,  и
они  времЯ от времени приходили проведать старушку, но здесь, в
городе, сыновьЯм было тревожно за нее.
     ‘ейчас старушка внимательно следила за тем, что происходит
на экране телевизора. ‡енон знал, что она никак не совладает  с
мыслью,  что все происходЯщее на экране это некий мираж и люди,
действующие и говорЯщие там, не имеют никакого  соприкосновениЯ
с квартирой ее сына.
     Ќе  подготовленнаЯ  привычкой  смотреть  кино,  она  уже в
глубокой  старости,  приезжаЯ  в  город  из  своей   деревушки,
увлеклась   телевизором,   то   и  дело  забываЯ  о  физической
условности жизни на экране.
     €ногда, по логике своего восприЯтиЯ, она  делала  забавные
замечаниЯ  по  поводу  происходЯщего, а когда ей объЯснЯли, что
все это не имеет отношениЯ к ним,  глЯдЯщим  в  телевизор,  она
пристыженно оправдывалась, говорЯ, что и сама знает об этом.
     ‘естра  как-то  рассказывала  ‡енону,  что  однажды, когда
бабка больнаЯ лежала в этой комнате, а она хотела переодеть  ее
в свежую рубашку, бабка, кивнув на телевизор, сказала:
     --   Ќеужто   Я  при  таком  котоголовом  начальнике  буду
переодеватьсЯ?!
     -- Џришлось выключить! -- смеЯсь,  закончила  сестра  свой
рассказ.  Ћни  оба тогда хорошо посмеЯлись, потому что старушка
довольно   точно   нарисовала   портрет   известного    диктора
телевидениЯ.
     ‹ет  десЯть  тому  назад  местный фотокор, очутившись в ее
горной деревушке то ли ко „ню Џобеды,  то  ли  по  вдохновению,
сделал  с  нее  снимок, на котором она изображена с фотографией
сына, убитого во времЯ войны под ‘евастополем. ‘нимок получилсЯ
на редкость удачным и позже был перепечатан московской газетой,
и, если верить фотокору, даже за рубежом его перепечатали.
     Ѓлагородное,  удлиненное,   морщинистое   лицо   старушки,
скорбно  склоненное над фотографией бравого бойца, в самом деле
производило  сильное   впечатление.   Ћно   пронзало   чувством
длительности,  непрерывности, беспредельности материнской боли.
Љазалось, в день известиЯ о смерти сына мать взЯла в  руки  эту
фотографию и, не выпускаЯ ее из рук, постарела.
     ‘тарушка,  разумеетсЯ, о своем прославленном снимке ничего
не знала, а если что-то когда-то и слышала, то давно забыла. Ќо
о сыне, погибшем  в  войну,  она  говорила  всегда.  €,  словно
извинЯЯсь за безутешность свою, она обычно объЯснЯла:
     --  …сли  б  он  хоть кровиночку свою оставил... Њальчиком
убили его немцы...
     ‡Ять, видно что-то вспомнив, обернулсЯ к ‡енону и,  кивнув
на мать посветлевшим лицом, сказал:
     --  Њаму  молодой  Я  почему-то всегда вспоминаю в свЯзи с
черной  оспой,  котораЯ  примерно  в  тридцать   третьем   году
вспыхнула  в  нашей  деревне. •отЯ, знаЯ ее возраст, Я понимаю,
что мама тогда уже была не так молода, но видитсЯ  она  мне  из
того  времени  почему-то  очень молодой. Њожет быть, потому что
мне самому тогда было лет десЯть. —ерную оспу  абхазцы  именуют
–арским  ѓонцом. ЌепонЯтно, когда и откуда пришло это название.
џсно одно -- оно из глубокой древности.
     Ћднажды из дома нашего соседа ЂльЯса, жившего  повыше  нас
метров на двести, раздалсЯ чей-то голос:
     "ќй,  слушайте!  –арский  ѓонец  пришел в наш дом, –арский
ѓонец! Џередайте людЯм!"
     “ нас в доме все взрослые выскочили во двор.  Ћтец,  мать,
братьЯ отца. € мы, детвора, ничего не понимаЯ, побежали следом.
Џо   лицам   взрослых   Я   чувствовал,  что  случилось  что-то
необыкновенное, а что именно, не знал.  ‘лова  "–арский  ѓонец"
длЯ  менЯ  звучали нелепо. —то-то вроде слов из детской сказки.
‹ица взрослых окаменели, выражаЯ ужас, тревогу,  внимание.  Ћни
вслушивались в голос оттуда.
     "—то  случилось,  мама,  что?!"  --  приставал Я к матери,
дергаЯ ее за рукав.
     "’ише! -- отмахивалась она.-- „ай послушать!"
     Ћказалось, что сам хозЯин ЂльЯс заболел черной оспой. Ћтец
закричал в ответ на голос оттуда, что сейчас же  оседлает  свою
лошадь, чтобы известить о случившемсЯ в соседнем селе.
     "Љого,  кого  он должен известить,-- спросил Я, проникаЯсь
непонЯтным волнением взрослых,-- родственников?"  џ  чувствовал
волнение  взрослых,  отчасти  сам  прониксЯ им, но, конечно, не
понимал, что наступает великаЯ стихиЯ зла, а не просто болезнь,
постигшаЯ хозЯина соседнего дома.
     "Ќет,-- сказала мама,--  –арский  ѓонец  --  это  страшнаЯ
болезнь.  Ќо  человек,  переболевший  ею,  если выживет, уже не
может заразитьсЯ этой болезнью.  Џоэтому  переболевшие  –арским
ѓонцом  приходЯт ухаживать за больным, чтобы домашние к нему не
подходили и не заражались... ‘коро они начнут прибывать..."
     ’ут  раздалсЯ  голос  соседей,  живших  пониже  нас.   Ћни
почувствовали  какую-то  особую  тревогу  в  нашей перекличке с
домом ЂльЯса и спрашивали, что случилось. Ћтец  ответил  им  и,
назвав село, в которое он едет, посоветовал ехать с этой черной
вестью в другое село.
     Џотом  он  поймал  свою лошадь, она случайно паслась возле
самого дома, и, надев на нее уздечку, ввел во двор...
     ’ут рассказ зЯтЯ был прерван поЯвлением сына. Ћн пришел из
кухни, где сидел и читал книгу. Ћн был такой  же  большой,  как
отец,  но  разрез  глаз  и  разлет  бровей -- материнские. Ћтец
взглЯнул на сына и с  какой-то  странной  озабоченностью  вдруг
спросил:
     -- Њама пришла с работы?
     ‘ын   пожал  плечами  и,  посмотрев  на  отца  с  грустным
недоумением, молча придвинул себе стул, уселсЯ на  него  верхом
и, опершись подбородком на спинку, уставилсЯ в телевизор.
     --  •а!  --  смущенно  хмыкнул отец и, взглЯнув на ‡енона,
сказал: -- Ќикак не могу привыкнуть... “же  несколько  раз  так
спрашивал. Ћбычно она в это времЯ приходила с работы... „а-а...
Ќу,  так  вот...  Ќа  следующий  день отец вернулсЯ из соседней
деревни, где рассказал о случившемсЯ в доме  ЂльЯса.  џ  понЯл,
что  вот так по цепочке весть о том, что у нас поЯвилсЯ –арский
ѓонец, будет передаватьсЯ из деревни в деревню.
     Њать строго-настрого запретила мне подходить к дому ЂльЯса
без сопровождениЯ взрослых, но Я не выдержал и  через  два  днЯ
украдкой  подошел  к его усадьбе. —еловек десЯть незнакомых мне
людей, с лицами рЯбыми, как Я догадалсЯ,  от  оспы,  ходили  по
двору   и   почему-то   очень   громко,   словно   сквозь  бурю
случившегосЯ, переговаривались. „вое  или  трое,  стоЯ  посреди
двора,   сжигали   какую-то  ветошь  и  домашнюю  рухлЯдь.  Њне
показалось, что Языки пламени, то захлебываЯсь от бессилиЯ,  то
Яростно  вздымаЯсь,  пожирают зараженные вещи. Ћстальные тащили
из  ближайшего  лесна  заостренные  кольЯ  и  вЯзанки   свежих,
очищенных от листьев ветвей рододендрона.
     "„лЯ  чего  это  они?"  --  спросил  Я у охотника ™аадата,
который, как и Я, стоЯл возле усадьбы  и  следил  за  тем,  что
происходит во дворе.
     "Ћни   хотЯт  новым  плетнем  обнести  усадьбу",--  сказал
™аадат.
     "Џочему  новым,--  спросил  Я,--  а  старый   что,   будут
сносить?"
     "Ќе  в этом дело,-- сказал охотник ™аадат,-- новый плетень
должен быть такой густой, чтобы даже мышка из усадьбы в деревню
не могла пронести –арского ѓонца... Ђ  старый  плетень  трогать
незачем... ‚он видишь дом ќсната?"
     „ом  ќсната  стоЯл  прЯмо над домом ЂльЯса выше по горе. џ
хорошо знал этот дом, бывал там.
     "Љонечно,-- говорю,-- Я там бывал много раз".
     "’ак вот,-- сказал охотник ™аадат,-- сейчас там  никто  не
живет".
     "Џеремерли   от   –арского   ѓонца?!"   --   ужаснулсЯ  Я,
одновременно удивлЯЯсь, что нас об этом не известили.
     "Ќет,--  сказал  ™аадат,--  им   велели   переселитьсЯ   к
родственникам. Ћни могут заразитьсЯ, потому что на их дом ветер
задувает со стороны дома ЂльЯса".
     "Ћни навсегда переселились?" -- спросил Я.
     "Ќет,--  сказал  ™аадат,-- если ЂльЯс умрет и больше никто
не заразитсЯ в доме или если он  выздоровеет,  они  вернутсЯ  в
свой  дом.  Ђ  всех  домашних ЂльЯса и тех, что пришли навещать
его, когда бывалый человек распознал его болезнь,  не  выпустЯт
из дому, пока не убедЯтсЯ, что они не заразились от ЂльЯса".
     ќтот охотник ™аадат был удивительным человеком. Ћн обладал
сверхъестественным чутьем на добычу. Ћн во сне видел место, где
пасетсЯ   его  будущий  охотничий  трофей.  €  он  по  древнему
абхазскому обычаю, который теперь уже  почти  никто  не  знает,
никогда  во  времЯ  охоты  не  убивал больше одного травоЯдного
животного, даже если набредал па стадо. “ него...
     Ќа этом месте сын неожиданно  прервал  рассказ  отца.  Ћн,
видно, слушал его, хотЯ и не отрывалсЯ от телевизора.
     --  Џапа,  что у тебЯ за привычка.-- раздраженно обернулсЯ
он на отца,-- вечно ты начинаешь рассказывать про одно, а потом
тебЯ заносит совсем в другую сторону?!
     -- „а! -- кивнул отец и с некоторым смущением взглЯнул  на
‡енона, сидевшего рЯдом на диване,-- …го мать тоже за это часто
менЯ  ругала.  џ  как-то  увлекаюсь  подробностЯми  и  захожу в
какие-то никому не нужные дебри... …го  мать  тоже  менЯ  часто
упрекала в этом...
     Ѓыло похоже, что он с удовольствием повторил эти слова. Ќа
самом  деле,  по  мнению ‡енона, упрекать его было не в чем. Ћн
был прирожденным  рассказчиком,  и  ветвистость  его  рассказов
только  подчеркивала подлинность самого древа жизни, которое он
описывал.
     ђаньше ‡енон, слушаЯ его рассказы и оцениваЯ их внутренний
талант, пыталсЯ, как, впрочем, и  всех  рассказчиков  подобного
рода,  уговорить  его  писать  самому.  Ќе  чувство  приоритета
двигало им, ему было плевать на этот приоритет, а чувство долга
перед искусством толкало  его  на  это.  Ћн  считал  аморальным
упускать  хотЯ  бы  один  шанс  из  ста,  если  этот рассказчик
потенциально способен сам описать свои впечатлениЯ лучше него.
     ‚прочем, никогда из этого ничего  путного  не  получалось.
’е, что умели хорошо рассказывать, так и не попытались записать
свои  рассказы,  несмотрЯ на его уговоры. Ђ те, что сами что-то
писали и приходили к нему со своими писаниЯми, никогда не  были
хорошими  рассказчиками.  Џо-видимому,  дар устного рассказчика
самоосуществлЯетсЯ в устном рассказе и у  нормального  носителЯ
этого  дара  просто  не  возникает  потребности  повторЯтьсЯ на
бумаге.
     -- ’ак что же все-таки случилось с охотником ™аадатом?  --
спросил ‡енон. Ћн кое-что и раньше слышал об этом прославленном
охотнике и хотел знать о нем больше.
     -- Ќесчастный случай после войны,-- неуверенно начал зЯть,
видимо  все  еще смущаЯсь замечанием сына, но постепенно (дар!)
голос  его  становилсЯ  уверенней,--  ™аадат,  видимо,  обладал
необычайно   хрупкой  душевной  организацией...  …го  охотничье
Ясновиденье, вероЯтно, тоже как-то было свЯзано с этой  хрупкой
душевной организацией.
     џ  уже  говорил,  что  он, в согласии с древнейшими нашими
охотничьими обычаЯми, никогда не убивал  больше  одной  косули,
серны или тура, даже если набредал на стадо.
     €  вот  после  войны,  когда  он  со  своими товарищами --
пастухами --  жил  на  альпийских  лугах,  к  ним  погостить  и
поохотитьсЯ  приехал то ли родственник, то ли знакомый... “ж не
помню кто... „а это и неважно...
     ‚ажно, что он был негодЯем. € вот этот  негодЯй  во  времЯ
охотничьей  вылазки  набрел на стадо косуль в девЯть голов. Ћни
паслись в таком месте, где с одной стороны была пропасть,  а  с
другой  стороны  он  перегородил  единственный  выход.  Ћдну за
другой, спокойно  перезарЯжаЯ  винтовку,  он  убил  все  девЯть
косуль, заметавшихсЯ, обезумев от страха, на узкой лужайке.
     Њало  этого.  ‚идимо решив, по своему разумению, подшутить
над старым охотником и его правилами охоты, он, не  предупредив
о содеЯнном, привел ™аадата на место своего палачества.
     "—то  ты  наделал?!"  -- говорЯт, вскричал старый охотник,
увидев груду наваленных  друг  на  друга  косуль,  и  упал  без
сознаниЯ.
     Ћхотник-убийца,   испугавшись   случившегосЯ,  побежал  за
остальными пастухами —ерез  пару  часов  те  пришли  и  привели
™аадата   в  чувство.  ’о  ли  от  долгого  лежаниЯ  на  мокрой
альпийской траве, то ли  еще  от  чего,  но  ™аадата  всю  ночь
колотил  озноб  и  он  никак не мог согретьсЯ у костра. Ђ потом
через некоторое времЯ он заболел чахоткой -- скоротечной  --  и
умер. ‚от так, брат...
     Ћн  замолк, о чем-то задумавшись и рассеЯнно поглЯдываЯ на
телевизор. Џотом взглЯнул на  мать  и,  отключившись  от  своих
мыслей,  усмешливо  кивнул  ‡енону.  ‘тарушка,  глЯдЯ на экран,
что-то вполголоса бормотала. Ќа экране  по  ходу  сюжета  герои
мутузили друг друга.
     --    €дите,    идите,    отсюда,--   бормотала   старушка
по-абхазски,--  пришли  в  дом  моего   сына   и   свалку   тут
устраивают...  Ѓесстыжие...  …сли  ты  пришел  в  гости,  так и
держись, как гость...
     -- „а нет их здесь! --  вскричала  родственница  ‡енона.--
ќто  только кажетсЯ, что они здесь! Ќа самом деле они в Њоскве!
‚ Њоскве!
     Ћна теперь жила не в горной деревушке, а в долинном  селе,
где давно приспособилась к телевизору.
     -- ‡наю, знаю,-- вздрогнула старушка от ее зычного голоса.
     --  ...’ак вот,-- взглЯнув на ‡енона и взглЯдом напоминаЯ,
что  он  возвращаетсЯ  к   основному   руслу   рассказа,   зЯть
продолжал,--  через  два  днЯ после моего подхода к дому ЂльЯса
отец сказал: "‘егоднЯ наша очередь кормить гостей".
     ЋказываетсЯ, соседи по очереди каждый день приносили еду в
дом ЂльЯса. Њама зарезала четырех кур,  поджарила  их,  напекла
десЯток  хачапури, уложила все это в корзину, и мы пошли к дому
ЂльЯса. Њне почему-то  особенно  Ярко  видитсЯ  этот  солнечный
день.  Њы  с  мамой  подымаемсЯ  по  каменистой  горной тропке.
„вижениЯ мамы легкие, гибкие, она Явно взволнована, может быть,
самой своей миссией милосердиЯ, может быть, потому, что  должна
там  встретитьсЯ  и говорить с чужими, незнакомыми людьми. € Я,
мальчишка, чувствуЯ  ее  смущение,  а  сам  этого  смущениЯ  не
чувствуЯ,  потому что уже был там, кажусь самому себе старше, а
мама мне кажетсЯ моложе, чем она есть.
     € вдруг чудо! Ќовенький плетень метров на  десЯть  снаружи
от старого плетнЯ окружает большой приусадебный участок ЂльЯса.
Ћн  был  почти  готов. ‘ противоположной стороны оставалось еще
небольшое неогороженное пространство, и там возилось  несколько
человек,  всаживаЯ  в  землю  кольЯ и плотно оплетаЯ их свежими
ветвЯми  рододендрона.  Ћграда  плетнЯ  сходилась  к  новеньким
воротцам с длинной выдвижной кормушкой.
     Љогда  мы  поднЯлись  к  воротцам, вслед за нами по другой
тропе подошли три человека с лицами, истыканными оспой. ‘колько
же их в Ђбхазии, удивлЯЯсь, подумал Я  тогда.  „о  этого  Я  не
видел ни одного человека с лицом, подпорченным оспой.
     "•ватит,  хватит  людей!"  --  крикнул  один из возившихсЯ
возле плетнЯ и направилсЯ к нам.
     Њама  аккуратно  выложила  из  корзины  в  кормушку   свои
приношениЯ.
     "Љак   больной?"   --   спросила   она,   когда   человек,
приближавшийсЯ к нам, подошел к воротам.
     "Џока  плохо,--  сказал  он  громко  и,  потЯнув  на  себЯ
кормушку, взЯл в руки выложенных мамой кур и хачапури,-- день и
ночь  елозит!  ‚олдыри  пошли  по  телу! ‘егоднЯ выкупали его в
кислом молоке... Њожет, полегчает..."
     "‚ыходит, мы не нужны?" -- спросил один из тех, что  стоЯл
рЯдом  с  нами.  џ заметил, что у него лицо особенно подпорчено
оспой. Њне подумалось, что  он  от  этого  считает  себЯ  самым
большим  знатоком  болезни.  Ќо  стоЯщий по ту сторону ворот не
обратил на это вниманиЯ.
     "‘пасибо,  уважаемые,  от  имени  родственников!  ‘пасибо,
уважаемые,  от  имени  нашего  народа!  --  вдруг  закричал он,
придерживаЯ руками хачапури и кур.-- ‘покойно идите  по  домам!
‹юдей хватает!"
     Ћн  повернулсЯ  и  несколько  неуклюже,  боЯсь,  что  наши
приношениЯ свалЯтсЯ у него с рук, двинулсЯ к дому. Њы  с  мамой
тоже пошли к себе.
     ‚  течение  месЯца  или  чуть  дольше мы еще несколько раз
приносили еду, и, когда больной наконец выздоровел и  никто  из
домашних не заразилсЯ, бригада помощников разъехалась по домам.
’ак,  вспышка  черной  оспы  была  раздавлена  в  своем  очаге.
ЌароднаЯ санитариЯ победила.
     ‡енон, слушаЯ рассказ зЯтЯ,  тоже  очень  Ясно  представил
себе  тот  далекий,  солнечный  день,  когда эта вот старенькаЯ
старушка  была  еще  молодой,  крепкой  женщиной,  а  зЯть  был
мальчонкой  (или  это  был  сам  ‡енон?)  и  они легко и быстро
подымались по горной тропе, чтобы накормить народных санитаров,
ухаживавших за больным и защищавших деревушку, а может,  и  всю
Ђбхазию от нашествиЯ –арского ѓонца.
     „алекий,   могучий   поток   народной   жизни   остужающим
дуновением коснулсЯ одинокой,  болЯщей  души  ‡енона.  Ќедаром,
думал  он,  люди  веками  хранили  и  воспитывали в своих детЯх
мистическое уважение и любовь к этому понЯтию -- народ.
     Ќарод -- это вечно живой храм личности, думал  ‡енон,  это
единственное  море,  куда мы можем бросить бутылку с запиской о
нашей жизни и она рано или поздно дойдет до  адресата.  „ругого
морЯ у нас не было, нет и не будет.
     ...—ерез  некоторое времЯ все перешли на кухню ужинать. ‚о
времЯ  ужина  родственница  ‡енона  вдруг  посмотрела  на  него
обиженными глазами и сказала:
     -- Љупил бы мне сапоги... ‘мотри, в каких туфлЯх Я хожу...
Џодошва тонкаЯ, а у менЯ ревматизма...
     --  Ћх,  тетушка,--  ответил ‡енон,-- Я так не люблю этими
делами заниматьсЯ...
     -- Ђ зачем тебе заниматьсЯ? -- удивилась она.-- ’ы дай мне
денег, Я сама и куплю.
     ‚