наше времЯ, когда начальство на поминальные и праздничные
пиршества запросто приезжает на служебных машинах, эти проклЯтые подражатели
опЯть-таки   приспособились  к   обстоЯтельствам.   Ќапример,   какой-нибудь
лавочник, имеющий свою "‚олгу",  будучи  приглашенным  на  такое  пиршество,
думаете, просто  садитсЯ в  свою  машину и приезжает? —ерта с два! Ќет,  он,
видите  ли, нанимает  шофера, чаще всего таксиста,  свободного в тот день от
работы,  и приезжает, солидно скучаЯ  рЯдом  со своим шофером.  Џоди  пойми,
лавочник он или начальник, если там человек пЯтьсот,  а то и тыщи собрались.
€ногда этот же лавочник, поигрывающий в начальника, в самый разгар пиршества
вдруг подзывает кого-нибудь из обслуживающих столы и спрашивает у него Якобы
вполголоса:
     -- Њоего шофера не забыли покормить?
     -- Ќет,  что вы, --  отвечают  ему, -- он сидит вон в  том углу рЯдом с
шофером секретарЯ райкома.
     -- ‹адно, -- кивает он, -- только ради бога вина не давайте...
     ‘идЯщие  вокруг  прислушиваютсЯ,  чтобы  из  этого  маленького  диалога
что-нибудь  узнать о таинственном соседе и,  конечно, узнают ровно  столько,
сколько надо самому соседу.
     Ќо  мы, кажетсЯ,  слишком отвлеклись от  парнЯ,  что  своими  запавшими
глазами и часами кировского завода на руке вызывал смутные приЯтные мечтаниЯ
у чегемских девушек. Ќет, он и  без часов был  в  самом деле хорош. ‘реднего
роста,  широкоплечий,  стройного  сложениЯ,  он,  к уважительному  удивлению
чегемцев, обладал необычайной физической силой.
     ‚первые  замеченный  всеми, он этой  весной  поЯвилсЯ  у  тети  Њаши  и
предложил ей  за  два пуда кукурузы вспахать  ее  приусадебный участок. ’етЯ
Њаша  с  радостью согласилась. Ћна послала  к •абугу  одну из своих дочерей,
чтобы  тот одолжил им  своих быков.  Ѓыки были пригнаны, и парень этот в два
днЯ, работаЯ с восхода до заката, вспахал ее участок.
     Џолучив свой мешок кукурузы,  он надел  на руку  часы,  перекинул мешок
через  плечо  и  молча удалилсЯ  в  свою  деревню, сопровождаемый  ласковыми
благодарностЯми тети Њаши.
     -- —ертов сын, -- сказал старый •абуг,  осмотрев  его работу  и отгонЯЯ
своих быков домой, -- моих быков замордовал.
     ‘ неделю  после ухода  молодого пахарЯ  в доме  тети Њаши стоЯл могучий
запах мужского пота, в который с удовольствием внюхивалась она сама и все ее
дочери.
     -- Ђх, молодчина, -- вздыхаЯ, вспоминала тетЯ Њаша, -- мне бы такого.
     Ѓыло решительно непонЯтно, что она имеет  в виду: мужа, сына  или зЯтЯ.
„ело в том, что родственники и соседи,  гадаЯ,  чего это он вздумал вспахать
за   такую  смехотворную  плату  ее  участок,   пришли  к  выводу,  что  ему
приглЯнулась одна из  ее миловидных великанш, а  именно  ‹ена. …й он отдавал
часы  во  времЯ  работы,  а  во  времЯ  отдыха  научил  узнавать  времЯ,  не
подглЯдываЯ  за  солнцем.  Ћна и  в  самом деле  научилась узнавать времЯ по
часам, но потом  опЯть  забыла  и снова перешла  на солнце. ’ете Њаше  такое
предположение было приЯтно, хотЯ ‹ена  казалась ей чересчур рослой длЯ этого
парнЯ.  Ћна  была на  голову  выше его  и,  судЯ  по  всему,  не  собиралась
останавливатьсЯ в росте -- ведь ей было всего восемнадцать лет.
     € вот он стал поЯвлЯтьсЯ у тети Њаши. ’о сам зайдет, то снизу  окликнут
его, когда  он, бывало, проходил  по  верхнечегемской дороге,  и  он, срезаЯ
расстоЯние, прЯмо по осыпЯм косогора загремит вниз.
     ‚о всех  играх, которые  затевали  чегемские ребЯта, будь  то  толкание
камнЯ, игра в мЯч (абхазский регби)  или  борьба, он всегда выходил  первым.
‚семи как-то сразу было  принЯто, что с ним состЯзатьсЯ невозможно, и только
—унка, двоюродный брат ’али, юный гигант, бешено ревновавший к успехам этого
чужеродца, не мог с этим примиритьсЯ.
     €ногда ему кое  в чем удавалось сравнЯтьсЯ с Ѓагратом. ’ак, однажды ему
удалось остановить Ѓаграта, когда тот, расшвыриваЯ  людей, мчалсЯ  с мЯчом к
воротам  противника. —унка в прыжке схватил  его за поЯс  и, бороздЯ носками
сильных волочащихсЯ ног зеленый двор тети Њаши, сумел остановить его.
     ‚  другой  раз  ему  удалось  поднЯть  пЯтипудового  пастуха  •арлампо,
которого держал у себЯ дома •абуг. ‚ это времЯ года •арлампо, бродЯ с козами
в окрестностЯх  —егема  и  поедаЯ несметное  количество созревающих  грецких
орехов, прибавлЯл в весе целый пуд, и обычно в это времЯ  года его уже никто
не  мог  вытЯнуть наверх.  Ђ  в начале  лета  его  многие  чегемские  ребЯта
поднимали, но  не  сейчас,  когда  он  целыми днЯми лопал  грецкие  орехи  и
потолстел на целый пуд.
     Ћбычно поднЯтие живого веса чегемцы  производЯт таким образом. —еловек,
который собираетсЯ подымать другого человека, ложитсЯ  на траву. ђЯдом с ним
садитсЯ  на корточки тот, кого поднимают, и, обхватив бедра, крепко сцеплЯет
руки. ’от, который подымает его, продевает свою руку под его руку и изо всех
сил сжимает  предплечье другой руки.  Џотом,  помогаЯ  себе другой рукой, он
взваливает  его себе  на  грудь, выпрЯмлЯет  руку, держащую  вес,  и с этого
мгновеньЯ он уже ничем  не должен ей помогать. ‡адача состоит в том,  чтобы,
больше не прикасаЯсь к грузу, без посторонней помощи встать на ноги.
     Џочему-то  длЯ этой цели чаще всего употреблЯли пастуха •арлампо. ’о ли
потому, что  он  был маленький, сбитый и потому  удобный длЯ поднЯтиЯ, то ли
потому,  что  он  никогда   не  жаловалсЯ,  если  поднимающий,  не  выдержав
напрЯжениЯ, неожиданно сбрасывал его вниз.
     —увствовалось, что •арлампо  испытывает некоторую гордость за  то,  что
оказалсЯ удобнее всех  других длЯ поднЯтиЯ Ќекоторым  претендентам  он сразу
говорил, что они не  смогут его  поднЯть, но если те настаивали, он садилсЯ,
обхватив  руками бедра,  и с обреченной  серьезностью,  уже приподнЯтый  над
землей, ждал,  когда тот не  выдержит  и сбросит его на  землю. …сли  тот не
сбрасывал его на землю, а подымал над головой, то •арлампо, уже благополучно
приземлившись, пожимал плечами, признаваЯ свою ошибку.
     ’ак вот, то  ли под влиЯнием ревности, то  ли еще что, но  —унка  в тот
день поднЯл набравшего свой классический августовский вес •арлампо. ќто было
титаническое   зрелище.  ‚от  —унка  приподымаетсЯ,  стараетсЯ   судорожными
движениЯми найти свободной рукой опору, вцепитьсЯ в траву. ‚от он уже сел и,
медленно переносЯ тЯжесть на одну  ногу,  стал на  стопу второй  и, опираЯсь
свободной рукой о колено этой ноги и все это времЯ не выпускаЯ из вида живую
тЯжесть, которую он вздымает (живаЯ  тЯжесть тоже почему-то не выпускает его
из виду и  даже  напрЯженно скалитсЯ, словно изо  всех сил  облегчаЯ  себЯ),
медленным героическим  усилием выпрЯмлЯетсЯ во весь свой внушительный рост и
встает, как памЯтник красноармейцу, швырЯющему  скрученного врага на его  же
территорию.
     Џосле него  Ѓаграт  сделал  то же самое с такой унизительной легкостью,
что, когда он, поднЯв  пастуха, мЯгко опустил его на  землю и  стал надевать
свои часы, многие подумали: а стоило ли вообще их снимать?
     ‚  тот  день  у  —унки  дважды  из  носу шла  кровь  и он  окончательно
возненавидел Ѓаграта.
     Љстати, Ѓаграт ввел в —егем новую игру -- "разрывание веревки".
     €гра  эта  некоторое  времЯ  вЯло  цвела,  а   потом  быстро  забылась,
во-первых,  потому, что  рвать веревку очень  трудно,  а, во-вторых, потому,
что, и это важней, чем во-первых, просто жалко веревку.
     ‘уть этой странной игры  заключалась  в том,  что бралсЯ  кусок веревки
длиной  в  метр,  свЯзывались его концы, после  чего в образовавшуюсЯ  петлю
просовывались запЯстьЯ  рук  и  с силой  раздергивались. Ќекоторым чегемским
ребЯтам  удавалось по  одному, по два раза разорвать  веревку, но  все равно
никому не  удавалось пойти дальше  Ѓаграта. Ћн рвал  и свЯзывал и снова рвал
веревку,  пока  она  настолько не  укорачивалась,  что  уже  приходилось  не
раздергивать руки, а разжимать.
     Ћднажды, когда он так  и разбрасывал  во  дворе  у тети  Њаши порванные
веревки,  Љолчерукий,  проезжавший  верхом  по  верхнечегемской  дороге,  не
останавливаЯ лошадь, крикнул вниз:
     -- Ѓоюсь, как бы не  полетели шнурки на  трусах у чегемских девчат, как
только у этого парнЯ кончатсЯ веревки!
     “слышав такое,  чегемские девушки  дружно захохотали,  показываЯ  своим
смехом, что такаЯ угроза не кажетсЯ им самой страшной.
     •отЯ  тетЯ Њаша и решила,  что Ѓаграт прицеливаетсЯ  к ‹ене, и всЯчески
намекала об  этом окружающим, все же прЯмо спросить у него  об этом было бы,
по чегемским обычаЯм,  величайшей бестактностью. Ѓывало, Ѓаграт обратитсЯ за
чем-нибудь к ‹ене или пошутит с ней, тетЯ Њаша тут же толкнет кого-нибудь из
сидЯщих поблизости,  дескать,  не  проведешь,  знаем,  о  чем  ты. Ќапример,
попросил  Ѓаграт пить.  ’етЯ  Њаша  тут  же  со  значением  подхватывает его
просьбу.
     --  Ќапои  его,  детка,  напои,  --  сладко  причитает  она,  --  нашей
родниковой, непригубленной...
     -- Џослушай, -- шутили чегемцы с Ѓагратом, киваЯ на  юную великаншу, --
как ты будешь ее целовать?
     -- Ђ Я в прыжке, -- отшучивалсЯ Ѓаграт.
     ‘ледует  сказать,  что  по  чегемским  обычаЯм   всЯкие  там  разговоры
считаютсЯ  верхом  бесстыдства,  если  их вести всерьез.  Ќапример,  парень,
заЯвивший  родителЯм  девушки  или  другим ее  родственникам,  что  она  ему
нравитсЯ, независимо от их отношениЯ к  нему,  с  этого  мгновениЯ  лишаетсЯ
всЯкого  права не только бывать в их  доме, но и в любом доме, находЯщемсЯ в
доступной длЯ общениЯ близости.
     „ругое дело шутка. ‚ шутливой форме можно сказать все. ‚ шутливой форме
чегемцы умели обходить все табу Языческого домостроЯ. џ  даже думаю, что бог
(или  другое не  менее ответственное лицо),  вводЯ в жизнь  чегемцев суровые
Языческие обычаи,  в сущности, применЯл педагогическую хитрость длЯ развитиЯ
у своих любимцев (чегемцы в этом не сомневаютсЯ) чувства юмора.
     ’аким образом чегемцы, Якобы в шутку,  пытались  узнать у Ѓаграта, чего
он добиваетсЯ у тети Њаши, но так как Ѓаграт отшучивалсЯ, Якобы соглашаЯсь с
ними,  все  по-прежнему  оставалось  непонЯтным.  €  только один  человек со
сладостной тревогой догадывалсЯ, зачем он здесь, -- это была ’али.

        ___

     ‚первые они  встретились в  прошлом году. ’али  с  выводком  двоюродных
братьев  и сестер (детишки так  и  тЯнулись  за ней,  хотЯ  она их иногда  и
поколачивала)  стоЯла  на  дороге недалеко от дома.  Ћна сбивала палкой  еще
зеленые грецкие орехи, и возмущенный колокольчик ее голоса  то и дело звенел
на детей, потому  что  они бежали собирать сбитые  орехи еще до того, как ее
палка успевала упасть на землю.
     …ще не видЯ ее, он уже улыбнулсЯ ее голосу, а потом, когда за поворотом
дороги сразу  же  открылась  сень  огромного  орехового  дерева  и  под  ним
полдюжины маленьких детей с жадно запрокинутыми вверх головенками, со ртами,
до ушей измазанными соком зеленой кожуры  орехов, а рЯдом с ними длинноногаЯ
девочка-подросток в свободном ситцевом  платье  салатного цвета с  короткими
рукавами, тоже с запрокинутым наверх лицом  и всей тонкой и, видимо, крепкой
фигурой, оттЯнутой назад в замахе, с палкой в  еще дальше  оттЯнутой руке, с
тем  особым  девичьим жестом,  который ни с  чем не спутать,  естественным в
своей противоестественности,  то  есть  жестом,  как  бы  пытающимсЯ  внести
плавность в бросок,  то  есть внести плавность в то,  что  от природы должно
быть резким, он вдруг почувствовал какую-то трогательность всей этой картины
и  остановилсЯ против  девочки  на  тропе.  „ети  и  она  сама,  поглощенные
предстоЯщим броском, так и не заметили его. ќто показалось ему забавным, тем
более что девочка, молча и напрЯженно целЯсь, продолжала оттЯгиватьсЯ и  все
дальше заводить за спину руку, пока конец слегка трепещущей палки  не уперсЯ
в его живот.
     -- ‘мотри, менЯ не убей! -- сказал он.
     ’али  бросила  палку  и  быстро обернулась.  „ети тоже  разом повернули
головенки назад. “видев  в двух шагах от себЯ незнакомого  парнЯ с запавшими
глазами, с широкой грудью,  с пустым  мешком,  перекинутым через плечо,  она
вдруг застыдилась своих измазанных рук и быстро спрЯтала их за спину.
     -- Ђ рот куда спрЯчешь? -- спросил он.
     „евочка попыталась  утереть рот  тыльной стороной руки,  вспомнила, что
сильный  сок  грецкого ореха  так  не  сотрешь,  устыдилась  своего  стыда и
вспыхнула:
     -- €ди куда идешь!
     ‘ердитый  ее  голос  на  этот  раз  оказалсЯ неожиданно низким.  Ѓаграт
усмехнулсЯ, сбросил с плеча свой  мешок, поднЯл  палку,  уроненную девочкой,
трЯхнул ее, чтобы убедитьсЯ, что  она не сломаетсЯ на лету, взглЯдом отогнал
от дерева детей, поймал глазами высокую ветку, густо обсыпанную орехами, и с
такой  силой  швырнул  в  нее палкой, что на землю  посыпалсЯ зеленый ливень
орехов.
     --  Ђу!!!  --  радостно  завыли  дети  и  бросились  собирать  зеленые,
подскакивающие на  камнЯх круглЯши.  Ќекоторые  из  них, наиболее зрелые, от
сильного  удара  вылущивались из  кожуры  и,  сверкнув золотистой скорлупой,
исчезали в траве. ‡а ними дети бросались с особой радостью.
     Ѓаграт заметил большой камень, на котором они разбивали орехи  вместе с
кожурой.  Љамень был  весь мокрый от Яростной  свежести  сока расплющенных и
вылущенных  орехов.  Ѓаграт  вдруг  почувствовал  детский  аппетит  к  этому
недозрелому ореху  и, набрав пару горстей, сунул их в карман, подобрал мешок
и пошел дальше своей дорогой.
     ’али,  глЯдЯ ему вслед, видела, как он, нащупав  на бедре нож,  вытащил
его и, доставаЯ  из кармана  по одному ореху,  разрезал их надвое и, вылущив
мЯкоть, бросал на дорогу опустевшие полушариЯ.
     Џозже  Ѓаграт  говорил,  что  именно тогда  у него  мелькнула и  тут же
забылась  мысль, что хорошо  бы  эту  девчонку забрать  домой, вымыть ее как
следует, дать попастись, не выпускаЯ со двора, чтобы немного вошла в тело, а
потом  женитьсЯ  на  ней. Њысль  эта  мелькнула  и  пропала, когда он,  доев
последний орех, вложил нож в болтавшийсЯ на бедре футлЯр.
     —ерез полчаса,  разогнав детей, ’али  шла к дедушке, чувствуЯ радость и
смутно  понимаЯ, что  радость эта  свЯзана с тем,  что она понравилась этому
незнакомому взрослому парню. Ћна быстро шла по тропе, с непонЯтным умилением
находЯ  глазами  (вон  еще!  а  вот  еще  одна!) точно  разрезанные и  чисто
выскобленные  полукружьЯ  грецких  орехов.  ‚друг  ей  показалось,  что  эти
свежевыскобленные полушариЯ чем-то напоминают самого  незнакомца.  Ћна очень
удивилась этому непонЯтному сходству. —ем  же  скорлупа выеденного ореха, да
еще с зеленой кожурой, может быть похожа  на человека? Ќо она была похожа --
и  все! ’о  ли его  запавшие  глаза  напоминали углублениЯ этих выскобленных
полушарий,  то ли толстаЯ зеленаЯ кожура чем-то напоминала его коренастость.
Ћна  почему-то  вдруг  поднЯла  одну  из  этих  половинок,  понюхала  ее,  с
удовольствием втЯгиваЯ горько-нежный аромат недозрелого ореха, словно первый
раз его почувствовала,  хоть сама была  всЯ пропитана этим запахом и,  вдруг
застыдившись,  что  ее кто-то  может застать  за  этим  занЯтием,  отбросила
зеленую  половинку,  подпрыгнула  и  рассмеЯлась:  ей стало  как-то  смешно,
приЯтно и стыдно...
     ’ут она вспомнила, что еще утром на приусадебном поле видела кукурузный
початок, который  уже можно сорвать. “знавалось это так. ЌайдЯ глазами более
или  менее  налитой початок, надо было раздвинуть  ногтЯми прикрывающую  его
одежду стеблей, причем верхнЯЯ одежда была всегда толстой и грубой, а нижнЯЯ
тонкой и  нежной. ’ак вот, надо  было раздвинуть ее  до  самого  початка  и,
добравшись до него,  раздавить  набухшее зерно: если из него идет бесцветный
сок, значит, оно еще должно дозреть, но если  брызнуло молоко, значит, можно
жарить.
     ‚ообще-то дедушка  не любил,  чтобы так пробовали на спелость кукурузу.
„ело в  том,  что,  хотЯ  опробованные  початки и  продолжали  наливатьсЯ  и
поспевать, птицы, особенно  сойки, легко просовывали клюв сквозь эту однажды
уже раздвинутую  одежду (как ни скрывай,  а это уже не скроешь) и постепенно
выклевывали весь початок.
     Ќо разве можно было что-нибудь  запретить  его любимице? „а  ’али почти
безошибочно  узнавала  спелые початки, потому  что  это  были  те  же самые,
которые раньше других выпускали свои льнЯные розовые и  золотые  косички,  и
она их заплетала задолго до того, как они высыхали...
     Њинут через десЯть,  взлетев на порог дедушкиной кухни,  ’али  внезапно
замерла -- незнакомец был здесь.
     ЋказываетсЯ, он пришел покупать поросЯт. Љ этому времени •абуг научилсЯ
разводить свиней  особой  длиннорылой  и жизнестойкой  породы.  ‘виньи  эти,
скрещиваЯсь  с дикими  кабанами, давали  неприхотливое потомство,  благодарЯ
необыкновенной скорости передвижениЯ легко уходившее от любого хищника  и по
той же причине в состоЯнии раздражениЯ, иногда от бегства переходЯ к погоне,
заставлЯвшее  в панике бросатьсЯ наутек  не  только шакалов,  но  и  матерых
волков.
     Ѓаграт  уже выбрал  в  сарае трех  рЯбых  поросЯт,  и они  с  хозЯином,
вернувшись на кухню,  уже сторговывались, то и  дело шлепаЯ  друг  друга  по
ладони и стараЯсь внушить друг другу, что  каждый из них в проигрыше, но так
уж и быть. ‘тарик давил на парнЯ всем своим могучим авторитетом, но и парень
оказалсЯ  на  редкость  крепким и подымалсЯ в  цене  почти так  же туго, как
опускалсЯ старик.
     € тут вдруг ’али влетела в кухню и замерла на пороге, никак  не  ожидаЯ
снова увидеть  здесь этого парнЯ. €  он  снова  увидел ее, взволнованную,  с
трепещущей шеей, с детским дышащим лицом и с недетским любопытством в глазах
и как бы выражением горЯчей преданности  в будущем,  с  губами,  все  так же
вымазанными  соком  грецкого  ореха. ‚ руках она держала  большой кукурузный
початок,  туго   запеленутый  зеленой   одеждой,  сдвинутой  сверху  дерзким
движением,  откуда  сквозь  редкие,  светЯщиесЯ,  нежные,  влажные   волосьЯ
выглЯдывали набухшие молоком зерна кукурузы.
     -- Ќу, чего  ты? -- сказал старый •абуг, нахмурившись. ’али прервала ту
атмосферу  нагнетаниЯ психического  превосходства,  которую  он  создавал  в
течение  их торга, чтобы  сломать этого упрЯмца, и вот теперь, ему казалось,
все придетсЯ начинать сначала.
     -- “же поспела,  дедушка! -- воскликнула  ’али и одним прыжком с порога
оказалась  возле  него.  Ћна воткнула ноготь  большого  пальца  в брызнувшее
молоком зерно: -- ‚идишь?
     --  ’али, на  что  ты  похожа!  -- воскликнула бабка,  входЯ в кухню из
кладовки и стараЯсь смЯгчить перед чужим человеком ужасное впечатление от ее
рук и лица. -- ќто все проклЯтые орехи!
     --  „а знает  он! -- со смехом крикнула ’али и выбежала на веранду, где
висела умывалка, привезеннаЯ дЯдей ‘андро из города.
     -- Ћна думает, что  все еще ребенок! -- хмуро  сказал •абуг и уже снова
начал было мрачнеть, чтобы показать, что он в этой сделке проигрывает, и тем
самым создать атмосферу  психического превосходства, но тут парень почему-то
сразу сдалсЯ.
     -- •орошо, пусть будет по-твоему! -- сказал он и ударил его по руке.
     -- Џринеси-ка нам по рюмке, -- обратилсЯ •абуг к жене.
     -- Ќу и  затылок,  -- сказала  старушка,  взглЯнув на спину Ѓаграта,  и
прошла в кладовку, где хранилась сухаЯ закуска и чача.
     Ѓаграт сидел рЯдом  с •абугом  у  горЯщего очага и, почти не слыша, что
тот ему  говорит, невольно прислушивалсЯ к тому,  что происходит на веранде,
где по звуку стерженька умывалки  он определил, что она умываетсЯ, потом  по
голосу,  отгонЯвшему собаку,  он  понЯл,  что  у нее  упало  мыло,  и собака
подбежала, увидев, что у девочки что-то свалилось.
     Џотом он  услышал,  как она со  скрежетом срывает листьЯ  с кукурузного
початка, и  звук этот своей какой-то скрипучей свежестью напоминал о  давней
неистребимой  детской  радости  смены  плодов --  землЯника, вишнЯ, черника,
алыча, сливы, лесной орех, кукуруза, грецкий  орех, виноград, Яблоки, груши,
айва и, наконец, каштаны...
     ‘транно, подумал он, почему этот  свежий скрежет  листьев, которые  она
сдирает с  кукурузы, напомнил  ему так сладостно этот круговорот плодов, эту
детскую радость?
     ‚  это времЯ жена  •абуга внесла в кухню  графин розовой чачи, нарезала
сыру,  наломала чурчхелин и, придвинув к очагу  низенький  столик, разложила
все это на нем. ‘тарый •абуг разлил чачу.
     ‚ открытую дверь кухни  он увидел,  как, потрЯхиваЯ  гривой,  к веранде
через двор идет, так же, как  и он, услышав сочный звук листьев, сдираемых с
початка, мул •абуга.
     —ерез мгновенье мул захрустел листьЯми кукурузы.
     --  €шь, чего  захотел!  --  услышал  он  ее  голос и  совершенно  Ясно
представил, что мул потЯнулсЯ к очищенному початку.
     --  ...чтобы бог не  отбавлЯл  нам!  -- услышал он конец  тоста старого
•абуга. ’али влетела в кухню с очищенным початком.
     Ћни выпили,  и он почувствовал  струнку  огнЯ, прокатившуюсЯ по горлу и
дальше, почти до самого поЯса.
     --  “х! -- сказал  он, на  этот  раз искренне,  то,  что  приличествует
говорить по законам гостеприимства. -- ѓолову сечет!
     -- „а, вроде ничего, -- согласилсЯ  старый •абуг и выплеснул остаток из
своей рюмки в огонь -- мгновенно полыхнувшую синим пламенем струйку.
     ’али  уселась на  низенькой  скамейке возле  самою  огнЯ  и,  раздвинув
головешки, выгребла жар и поставила поближе  к  нему свой початок, прислонив
его к полену.
     ‘камейка  была  такаЯ  низенькаЯ,  что  она  сидела  на  ней,  опираЯсь
подбородком о колено и  с каким-то смущающим Ѓаграта любопытством поглЯдываЯ
на него, то, вскинув голову с  колена,  поворачивалась к огню, лицо ее нежно
просвечивало, и он невольно задерживал взглЯд на ней.
     —ерез некоторое времЯ  нестерпимый  запах  жареной  кукурузы  защекотал
ноздри  сидЯщих  в  кухне. ’али  выхватила початок, но не  удержала,  он был
слишком горЯч,  початок  шлепнулсЯ  возле  очага. Ћна  снова подхватила его,
ударила о скамейку, на которой сидела, и, вышибив из него струйку золы  и то
и дело  перехватываЯ,  чтобы  не обжечьсЯ, забыв о том, что здесь, в  кухне,
чужой человек,  и,  подчинЯЯсь давней  привычке,  быстро  обернула его краем
платьЯ, оголив ногу выше колена одновременно с возгласом бабки:
     -- ’али, как тебе не стыдно!
     Ћдновременно с этим возгласом она успела (тук! тук!) сломать початок на
четыре части и, взЯв одну, правда самую толстую, себе, молниеносным и как бы
презрительным   движением   (подумаешь!)  оправив  платье,  стала  есть  ее,
отщипываЯ по нескольку зерен  и шумно, чтобы  охладить  их во  рту, втЯгиваЯ
воздух  и одновременно перекидываЯ с ладони на  ладонь початок и  самим этим
шумным втЯгиванием  воздуха  как бы отвечаЯ  бабке: "’ы видишь,  мне  и  так
горЯчо, какой уж тут стыд?!"
     -- Ќа  вид-то  она верзилистаЯ, но  голова сквознаЯ, -- сказал  •абуг и
взЯл в свою задубелую ладонь обломок пахучей, золотистой кукурузы.
     -- —уднаЯ девочка! -- сказал Ѓаграт,  стараЯсь  сказать это равнодушным
голосом и сам  удивлЯЯсь своему старанию  Ћн  тоже взЯл  обломок початка. --
Њащ-аллах! -- сказал Ѓаграт и, отщипнув горсть зерен, отправил их в рот.
     -- Њащ-аллах! -- повторил за ним •абуг, радуЯсь,  что  этот полуабхазец
помнит наш  древний возглас, благословлЯющий цветенье, поспеванье, изобилие.
Ћни выпили еще по рюмке.
     -- ѓлЯжу Я на тебЯ, ты как чистокровный абхазец, -- сказал •абуг своему
гостю,  довольный  и  удачной  продажей  поросЯт,  и  приЯтным  видом  этого
уважительного парнЯ.
     -- ‡начит, могу быть абхазским зЯтем? -- спросил Ѓаграт, подшучиваЯ над
•абугом, но тот этого не заметил.
     -- „аже  не сомневайсЯ, -- твердо отвечал ему  •абуг,  разливаЯ розовую
чачу.
     ’али сидела у  огнЯ,  и лицо  ее, то  ли озаренное жаром  огнЯ,  то  ли
собственным жаром, светилось. ’еперь она спокойно  грызла  кукурузу, и глаза
ее со странным, смущающим Ѓаграта любопытством то и дело останавливались  на
нем.
     ‚се-таки в тот день, уходЯ к  себе домой с поросЯтами, повизгивавшими в
мешке, Ѓаграт не знал, как дорого заплатил за них. Ћн не  знал, что девочка,
которой  он сбивал  зеленые  грецкие  орехи,  заставит  его  снова  и  снова
возвращатьсЯ к этому  дому и делать  возле него сужающиесЯ круги, пока он не
выберет двор тети Љати как взлетное поле длЯ своего замысла.
     Ќо  это случилось через год,  а  тогда он  никак  не  мог поверить, что
влюбилсЯ в эту девочку,  стебелек шеи которой, черт возьми, можно  обхватить
ладонью  одной  руки  да  еще так  свободно,  что  она  может  ерзать  своей
пульсирующей шеей внутри ладони, если, конечно, дать ей ерзать..
     „а, все это  получилось как-то странно и неожиданно. —тобы так влюбилсЯ
он,  двадцатишестилетний парень, на которого девушки поглЯдывали уже  давно,
при этом они свои быстрые взглЯды старались сделать маленькой частью долгого
взглЯда, и  он это чувствовал и знал  еще  до  того,  как приобрел кировские
часы, а уж после того, как он купил часы, у него стали спрашивать времЯ и те
девушки, которым,  в  сущности, времЯ было так же безразлично, как,  скажем,
возраст земли.  Ђ  те  девушки,  которые раньше поглЯдывали на него, выдаваЯ
свои быстрые взглЯды за маленькую часть долгого взглЯда, теперь осмеливались
бросать на  него  долгие взглЯды,  правда, выдаваЯ их  за короткие  взглЯды,
продленные по рассеЯнности.
     € вдруг  он стал по ночам вспоминать об этой  девочке? Џравда,  улыбка,
как солнечнаЯ щелочка в облачном небе. Ќо до чего же худаЯ, господи!
     € все-таки он не злилсЯ  на себЯ в засушливые часы бессонницы, ему было
приЯтно вспоминать ее голос,  такой  звонкий,  вызвавший  его улыбку еще  до
того, как  он ее  увидел, и  потом вдруг такой низкий,  грудной,  когда  она
разозлилась и сказала:
     -- €ди куда идешь!
     ‚споминать  то упрЯмое и быстрое движение, с которым  она спрЯтала руки
за спину, вспоминать,  как  она  влетела в  кухню  с  кукурузным  початком и
внезапно замерла на пороге, когда он  там торговалсЯ с ее  дедом! €, как это
ни странно,  все,  что он  о  ней  вспоминал, казалось  ему или забавным или
смешным,  но  никак не  достойным восхищениЯ.  ’ем  не менее это забавное  и
смешное томило и не давало спать.
     Ћднажды, придЯ  на мельницу, он увидел  мула ее деда, привЯзанного там.
Ћн почувствовал такой  испуг, что хотел  тут  же  повернуть назад, но потом,
устыдившись своей робости, решил войти в мельницу.  Њул,  обернувшись на его
шаги, посмотрел на него так, словно что-то знал о его тайне.
     Ќа мельнице, кроме мельника ѓераго, сушившего над огнем костра табачные
листьЯ, никого не оказалось.
     --  —ей это мул? -- мотнул он головой наружу, чтобы узнать, кто  из них
пришел с кукурузой.
     -- •абуг оставил,  --  сказал  ѓераго,  кивнув  на  дощатые нары  возле
мельничного жернова, где стоЯли, дожидаЯсь своей очереди, мешки с кукурузой.
•абуг всегда приход на мельницу свЯзывал с какими-нибудь делами, которые ему
предстоЯло сделать в селе Ќапекал, ближайшем от мельницы.
     Ѓаграт посмотрел на нары и сразу же с какой-то звериной безошибочностью
узнал мешки •абуга из козьей шкуры, хотЯ  там были и другие такие же  мешки.
ќти ему почему-то напомнили ее  (пушистостью, что ли? -- мелькнуло у  него в
голове), и, словно проверЯЯ свою догадку, он кивнул на них:
     -- ќти?
     -- „а, --  кивнул  ѓераго, медленно поворачиваЯ  у самого огнЯ ладонь с
распластанным на  ней табачным  листом.  Ќе  сказав  больше ни слова, Ѓаграт
вышел с мельницы.
     ‘  расчетливой  хитростью безумца  он стал,  проходЯ по верхнечегемской
дороге, следить  за Ѓольшим  „омом. “видев ее, он как бы  разочаровывалсЯ ее
внешностью  и на некоторое времЯ  успокаивалсЯ.  ‚нешность ее уступала  тому
образу,  который создавало любовное воображение, и  он каждый  раз  был  рад
уличить свою страсть в  смехотворных  преувеличениЯх, и она, страсть, как бы
устыдившись Явности недостатков ее внешности, на несколько  часов замолкала,
а потом все начиналось сначала. Ћн сам удивлЯлсЯ той жадности,  с которой он
искал и находил в ней недостатки. Ћдно времЯ она ходила с  прЯмо-таки рЯбыми
ногами: так бывает, если  слишком  близко и  слишком часто  с  голыми ногами
стоЯть у огнЯ. Џоиски недостатков немного  успокаивали самолюбие, они как бы
убеждали  его, что он не сидел  сложа руки, пока страсть не охватила его,  а
деЯтельно сопротивлЯлсЯ  ей. Ћн даже  не подозревал, что это  не  он говорит
своей страсти: "Џойдем посмотрим на нее, увидишь,  чего она  стоит..."  -- а
сама  страсть   внушала  ему   идти  и  искать  в   ней  недостатки,  чтобы,
воспользовавшись этим его безопасным занЯтием,  ей, страсти, глазеть на нее,
испуганно любоватьсЯ, радоватьсЯ, что она жива!
     Ћднажды он вошел в табачный сарай, где  работали женщины их бригады. Ћн
пришел туда со смутной надеждой встретить ее здесь.
     ‚ самом деле, она  сидела рЯдом  с матерью и тоже низала табак.  “видев
его, она с молниеносной быстротой опустила глаза и, пока он там стоЯл, так и
не поднЯла их ни разу. Џро себЯ он смутилсЯ и не знал, как быть, но тут тетЯ
Њаша  попросила его  помочь  вкатить  в  сарай  табачные  рамы,  потому  что
начиналась гроза. ќто дало ему возможность овладеть собой и достойно уйти.
     Ќо  он был  сильно смущен. …му казалось,  что  она догадываетсЯ  о  его
чувстве,  злитсЯ на  него!  Љак быстро она  опустила глаза! Ќе знал  он, что
только  восходЯщаЯ  звездочка   еще  неосознанной   любви  способна  на  эту
молниеносную быстроту, ласточкину чуткость!

        ___

     €ногда,  когда  старый   •абуг  брал  своего  пастуха  на  какие-нибудь
хозЯйственные работы, она пасла дедушкиных коз.  Ќад домом •абуга возвышалсЯ
холм, покрытый густой травой, зарослЯми лещины, кизила, ежевики ’ам-то она и
пасла дедушкиных коз  —уть  повыше начинались сплошные папоротниковые пампы,
где он прЯталсЯ и откуда следил за ней.
     Ћна беспрерывно что-нибудь пела или перекрикивалась со своими сестрами,
дочерьми  тети Њаши, или  играла с козами  --  то с одной,  то с  другой, за
какие-то малопонЯтные заслуги надеваЯ им  на  шею цветочный  венок  и за еще
более непонЯтные провинности отнимаЯ его, если они сами не успевали сбросить
его, что они пытались сделать, как только она их отпускала.
     €ногда она  приставала к  огромному  вожаку  с  пожелтевшей  от времени
длинной  бородой, с огромными  рогами,  вершины которых  сходились,  как  бы
образуЯ триумфальную арку, вход  в  глупость.  € этот старый  дурак с важным
спокойствием  дожидалсЯ,  пока   она   заплетет  его   почтенную   бороду  в
малопочтенную  косичку,  а  она еще  покрикивала  на него, чтобы он перестал
жевать жвачку, пока она занЯта его бородой.
     Ћднажды  (видно, ей захотелось пить, а спускатьсЯ к роднику было  лень)
она поймала  козу, улеглась возле  нее и стала бесстыдно,  прЯмо  из  вымени
выцеживать себе в открытый рот струйки молока.
     Ѓаграта  почему-то  особенно  поразила  коза,  котораЯ  во  времЯ  этой
непристойной, как ему показалось, дойки замерла с  головой, повернутой  в ее
сторону,  с выражением  тайного  юмора  на  морде  или,  во  всЯком  случае,
благосклонного недоумениЯ.
     Ћн почувствовал,  что  ему  здесь  нечего делать, и  тихо  покинул свою
засаду,  так и  не  дождавшись, пока она напьетсЯ ‚ ту ночь он  почувствовал
такой приступ Яростной тоски, возможно, его доконала эта сцена с козой,  что
он решил во что бы то ни стало дождатьсЯ случаЯ и встретитьсЯ с ней один  на
один. —ерез неделю он узнал, что  дед ее и •арлампо ушли на несколько дней в
котловину ‘абида расщеплЯть дрань, и понЯл, что она опЯть будет с козами. Ћн
решил выманить ее в папоротники, а там предоставить все воле случаЯ.
     ‚ тот день  он  чуть свет встал с  постели,  достал у  себЯ  в кладовке
несколько  кусков  лизунца, низкосортной  соли, которую  держат  длЯ  скота,
тщательно  растолок ее  и, насыпав ее в карманы,  пустилсЯ в  путь.  …ще  до
восхода  солнца он был на холме возле дома •абуга и,  выбрав место, где козы
паслись чаще всего,  стал, рассыпаЯ соль, двигатьсЯ в сторону папоротниковых
зарослей и углубилсЯ в них настолько, насколько хватило  соли. ’аким образом
посолив зеленый салат длЯ коз  •абуга,  он  притаилсЯ в папоротниках и  стал
ждать.
     …го безумнаЯ хитрость, учитываЯ, что он  полагалсЯ  на коз, то  есть на
существа  достаточно безумные, полностью оправдалась.  —асов  в  десЯть утра
часть коз  напала  на  следы  его соли  и упрЯмо  двинулась  в  папоротники,
несмотрЯ на окрики ’али.
     Ћн  навсегда запомнил  тот  миг, когда она полезла в  папоротники  и он
понЯл, что теперь  она никуда не уйдет, и вдруг сердце  в груди его забилось
медленными  толчками  и каждый  опалЯл  тело  тревожным, сладко  сгущающимсЯ
пламенем...
     Љак только она  вошла  в папоротник, он  перестал  ее видеть,  но  зато
слышал ее теперь с удвоенной чуткостью. Ћн слышал хруст и шорох ее босых ног
по  высохшим  прошлогодним  стеблЯм  папоротников  и  мЯгкий  шелест  живых,
раздвигаемых руками папоротниковых веток.  ‡вуки эти, все  сильнее и сильнее
волновавшие его,  то  замолкали, то уходили  в сторону и все-таки  неизменно
поворачивали  к  нему,  словно  подчинЯЯсь  невидимой  силе  притЯжениЯ  его
страсти.
     ‚округ него то здесь, то там раздавалсЯ хруст,  иногда фырканье, иногда
блеЯнье и всплеск колоколец бредущих  в папоротниках коз, но сквозь  все эти
звуки он четко различал ее шаги и изредка слышал ее голос, поругивавший коз:
"—тоб вас  волки!.."  -- и  снова шорох  шагов и  шелест раздвигаемых веток.
Љогда  она  останавливалась, чтобы  сообразить,  как идти  дальше,  он вдруг
слышал высоко в небе пенье жаворонков, наводившее на него какую-то странную,
неуместную грусть.
     ‚друг  шаги ее замолкли, и тишина на  этот раз длилась  гораздо дольше,
чем это надо длЯ того, чтобы оглЯдетьсЯ и посмотреть, как двигатьсЯ  дальше,
чтобы  опередить коз  и повернуть  их  назад Ћн никак  не  мог  понЯть,  что
случилось, и сам пошел навстречу, почему-то стараЯсь ступать как можно тише.
     Ћн  прошел  шагов  пЯтнадцать, и там, где  примерно  ожидал,  раздвинув
высокие стебли папоротника, увидел ее.
     Ћна  сидела на траве и, изо всех сил  изогнувшись  и придерживаЯ обеими
руками  ступню  правой ноги, оскалившись и даже слегка урча,  грызла большой
палец  ноги. ЊаленькаЯ  ведьма, мелькнуло у него  в  голове,  прежде  чем он
сообразил, что это она стараетсЯ извлечь занозу из ноги.
     ‚друг она  поднЯла голову  и исподлобьЯ посмотрела на него.  Ќичуть  не
испугавшись его и  даже  не  удивившись  (до того  она была раздражена  этой
занозой),  она  медленно опустила  ногу, что-то сплюнула  и  снЯла с кончика
Языка в щепотку и, снова поднЯв голову, просто сказала:
     -- ќто ты? Ђ Я думала, коза...
     -- џ, -- сказал он с глухой усмешкой и стал к ней подходить.
     Ћна быстро встала. Ћн остановилсЯ.
     -- Ђ что ты  здесь  искал?  -- спросила она,  одновременно озираЯсь  на
невидимых  коз и  прислушиваЯсь, с интуитивной проницательностью помогаЯ ему
найти какое-то простое объЯснение тому, что он оказалсЯ здесь.
     -- ’ебЯ,  -- сказал он  и, сделав еще один шаг, остановилсЯ. ’еперь она
была в  трех  шагах от него  и, если  б у него хватило  смелости, он смог бы
схватить ее прежде, чем она успела бы крикнуть или отпрыгнуть от него.
     -- Ќу да, -- протЯнула она, и глаза ее полыхнули такой непосредственной
радостью, что он почувствовал легкость,  Ясность, как бы  полное  понимание,
что иначе и не могло быть.
     --  „а, -- сказал он, чувствуЯ, что  владеет собой. -- •очу женитьсЯ на
тебе.
     -- ‘ейчас?! -- спросила она, и  ему показалось, что глаза ее в какую-то
долю мгновеньЯ оглЯдели местность в поисках гнездовьЯ,  и вдруг добавила: --
Ђ как же козы?!
     Ћн  рассмеЯлсЯ,  потому что  это  в  самом  деле  прозвучало  смешно  и
непонЯтно: то ли она  имеет  в виду, что нам сейчас  на виду у коз  женитьсЯ
будет стыдно, то ли означало: "Љак же Я брошу коз, если мы сейчас женимсЯ?"
     “видев,  что он смеетсЯ,  и понЯв из этого, что ничего неприЯтного ему,
во  всЯком случае, она  не  сказала,  она  тоже  сначала  улыбнулась, словно
осторожно расправила крыльЯ, а потом рассмеЯлась.
     ‘мех  ее звучал  с такой  детской  непосредственностью,  что вдруг  ему
подумалось, а  знает ли она  вообще, что такое выйти замуж, и не  думает  ли
она, что муж  --  это человек,  который всю  жизнь торчит возле  нее,  чтобы
сбивать длЯ нее грецкие орехи?!
     Ђ она  стоЯла  перед  ним,  глЯдЯ на  него своими  золотистыми глазами,
иногда скашиваЯ  их в  сторону шорохов в папоротнике, и  углы губ  ее слегка
вздрагивали, и лицо,  как  всегда, дышало,  и  пульсировал стебелек  шеи,  а
праваЯ ступнЯ осторожно ерзала по земле, и он понЯл, что это она  потирает о
землю большой палец ноги, проверЯет, осталсЯ кончик занозы или нет.
     ‘олнце  уже довольно  сильно припекало,  и от  папоротниковых  зарослей
поднималсЯ тот особый запах разогретого папоротника, грустный дух сотвореньЯ
земли, дух неуверенности и легкого раскаЯниЯ.

        ___

     ‚ этот еще свежий  зной,  в этот тихий однообразный шелест папоротников
словно  так  и видишь ’ворца, который, сотворив  эту ‡емлю с  ее  упрощенной
растительностью и  таким же упрощенным и потому,  в конце концов, ошибочным,
представлением о конечной судьбе ее будущих обитателей, так и видишь ’ворца,
который  пробираетсЯ  по  таким же папоротникам вон к тому зеленому холму, с
которого он, надо полагать, надеетсЯ спланировать в мировое пространство.
     Ќо  есть  что-то  странное в  походке  ’ворца, да  и  к холму этому  он
почему-то  не прЯмо  срезает,  а  как-то по касательной двигаетсЯ:  то  ли к
холму, то ли мимо проходит.
     Ђ-а, доходит до нас, это он пытаетсЯ обмануть назревающую за его спиной
догадку о его бегстве,  боитсЯ,  что  вот-вот  за его спиной прорветсЯ вопль
оставленного мира, недоработанного замысла:
     -- Љак?! € это все?!
     -- „а нет,  Я еще пока не ухожу, -- как бы  говорит на  этот случай его
походка, -- Я еще внесу немало усовершенствований...
     €  вот  он идет, улыбаЯсь рассеЯнной  улыбкой неудачника,  и крыльЯ его
вЯло волочатсЯ за  его спиной. Љстати, рассеЯннаЯ улыбка неудачника призвана
именно рассеЯть у окружающих впечатление  о его неудачах.  Ћна,  эта улыбка,
говорит: "Ђ стоит ли так пристально присматриватьсЯ к моим неудачам? „авайте
рассеем  их  на протЯжении всей  моей жизни, если хотите, даже внесем их  на
карту моей жизни в виде цепочки островов с общепринЯтыми масштабами: на 1000
подлецов один человек"
     € вот на эту  рассеЯнную улыбку неудачника,  как бы говорЯщую: "Ђ стоит
ли?"  --  мы, то есть  сослуживцы, друзьЯ, соседи,  прЯмо ему отвечаем: "„а,
стоит". Ќе  такие мы дураки,  чтобы дать неудачнику  при  помощи  рассеЯнной
улыбки смазать свою неудачу, свести ее на нет, растворить ее, как говоритсЯ,
в  море  коллегиальности. Џотому что  неудача близкого или  далекого  (лучше
все-таки близкого) -- это неисчерпаемый источник нашего оптимизма, и мы, как
говоритсЯ,   никогда   не   отрицали   материальную   заинтересованность   в
неудачниках.
     „аже  в самом  крайнем случае,  если  ты  -- полнейший  рохлЯ, слюнтЯй,
разинЯ и никак  не  можешь  использовать  неудачу  близкого,  и то ты можешь
подойти к нему и, покачав головой, сказать:
     -- Ђ Я тебе что говорил?
     ...Ќо все это  детали  далекого  будущего, а пока ’ворец наш идет себе,
улыбаЯсь рассеЯнной улыбкой неудачника, крыльЯ его вЯло волочатсЯ за спиной,
словно поглаживаЯ  кучерЯвые вершины папоротниковых кустов, которые, сбросив
с себЯ эти вЯло  проволочившиесЯ  крыльЯ, каждый раз  сердито распрЯмлЯютсЯ.
Љстати, вот  так  вот в будущем,  через каких-нибудь  миллионы лет,  детскаЯ
головенка будет сбрасывать  руку родителЯ, собирающегосЯ в кабак и по  этому
поводу рефлексирующего и с чувством тайной вины треплющего  по голове своего
малыша, одновременно выбираЯ удобный миг, чтобы улизнуть из дому, и она, эта
детскаЯ головенка,  понимаЯ, что тут уже  ничего  не поможет, отец все равно
уйдет, сердито стрЯхивает его руку: "Ќу и иди!"
     Ќо  все   это  опЯть  же  детали  далекого  будущего,   и  ’ворец  наш,
естественно, не подозреваЯ обо всем этом, движетсЯ к своему холму все той же
уклончивой походкой. Ќо теперь в его замедленной уклончивости мы замечаем не
только желание скрыть  свое дезертирство (первое  в мире), но отчасти в  его
походке сквозит и трогательнаЯ человеческаЯ надежда:  а вдруг еще что-нибудь
успеет, придумает, покамест добредет до своего холма.
     Ќо ничего не придумываетсЯ, да и не может придуматьсЯ, потому что  дело
сделано, ‡емлЯ заверчена, и каждый миг  ее существованиЯ бесконечно осложнил
бы его расчеты,  потому что каждый миг  порождает новое соотношение вещей, и
каждаЯ конечнаЯ картина никогда не будет конечной картиной, потому  что даже
мгновеньЯ, которое уйдет на ее  осознание, будет достаточно, чтобы последние
сведениЯ  стали  предпоследними...  ‚едь  не  скажешь  жизни, истории и  еще
чему-то там,  что  мчитсЯ, омываЯ нас и  смываЯ с нас все: надежды, мысли, а
потом  и самую плоть до  самого  скелета, --  ведь  не  скажешь всему этому:
"‘той! Људа прешь?! ‡емлЯ закрыта на переучет идей!"
     ‚от  почему   он  уходит  к  своему  холму   такой  неуверенной,  такой
интеллигентной  походкой,  и  на  всей   его  фигуре   печать  самых  худших
предчувствии (будущих, конечно), стыдливо сбалансированнаЯ еще более будущей
русской надеждой: "Ђвось как-нибудь обойдетсЯ..."
     ‘олнце и в самом деле  довольно сильно припекало,  и  от папорот