зазубринами, перекладинам карабкатьсЯ метров
восемьдесЯт. ’ак что  Я  иногда  подолгу простаивал  возле  входа  на водную
станцию,  которую  стерегла  грузнаЯ  и  пожилаЯ,  как  мне тогда  казалось,
женщина.
     „ело в том, что почти ежедневно бильЯрдную посещал один парень  с нашей
улицы …му было лет двадцать, и звали его ‚ахтанг. Ќо почти все, и взрослые а
дети, называли его ласково-любовно -- ‚ахтик.
     ‡акончив    играть,    он    покидал    территорию    водной    станции
деловито-праздничной  походкой,  как  бы означающей:  Я  только что закончил
очень нужное и очень приЯтное дело  и сейчас же возьмусь за другое, не менее
нужное и не менее приЯтное ‚ эти минуты Я старалсЯ стоЯть так, чтобы он менЯ
сразу  заметил, и он всегда менЯ  сразу замечал. ‡аметив менЯ,  он что-то  с
улыбкой говорил женщине, стерегущей проход, и она,  расцветаЯ от его улыбки,
пропускала менЯ.
     €ногда, когда Я вот так дожидалсЯ его, он подкатывал откуда-то сзади, и
Я  чувствовал  его  добрую  руку,  ласково  ложащуюсЯ  на  мою  голову   или
шутливо-крепко,  как  арбуз, сжимающую  ее пЯтерней,  и  Я  при  этом всегда
старалсЯ  улыбнутьсЯ  ему,  показываЯ, что  мне нисколько не  больно  Њы  не
останавливаЯсь проходили мимо стражницы, и  она,  расцветаЯ  от  его улыбки,
оживала до степени узнаваниЯ менЯ.
     €  тем более  менЯ всегда  удивлЯла тЯжелаЯ  тусклость  ее неузнаваниЯ,
когда его не было. Ќе то чтобы Я просилсЯ, но Я стоЯл возле нее, и она могла
бы  вспомнить,  что Я -- это Я,  и пропустить менЯ. Ќу хорошо, соглашалсЯ  Я
мысленно,  пусть не пропускает, но  пусть  хотЯ бы узнает.  Ќет,  никогда не
узнавала.
     € стоило  поЯвитьсЯ ‚ахтангу,  стоило положить  ему руку на мою голову,
как женщина оживлЯлась, словно включала лампочку памЯти  и теперь  мимоходом
окидывала менЯ узнающим взглЯдом.
     џ почему-то навсегда запомнил его летним, только летним, хотЯ видел его
во  все времена года.  ‚от он в шелковой голубой рубашке  навыпуск, в  белых
брюках, в белых парусиновых туфлЯх празднично ступает по деревЯнному настилу
пристани, и рубашка на нем то свободно плещетсЯ, то мелко-мелко вскипает под
бризом и вдруг на мгновенье прилипает к его стройному крепкому телу.
     € Я вижу  его  --  тогда  так воспринималось,  но оно и было  таким  --
хорошее  лицо  с Якобы волевым подбородком, но  Я уже тогда понимал, что его
волевой подбородок смеетсЯ над самой  идеей  волевого подбородка, потому что
он  весь  --  не  стремление  достигнуть  чего-то,  но  весь  --  воплощение
достигнутого счастьЯ или достижимого  через пЯть  минут: только выйдет через
проход, а там уже его ждет девушка, а чаще девушки.
     --  Ђх, извините, девушки, за-дер-жалсЯ!  -- говорил он в таких случаЯх
и, вскинув руку, мимоходом бросал взглЯд на часы, лихо сдвинутые на кисть, и
неудержимо смеЯлсЯ,  смеЯлсЯ  вместе с  девушками,  как  бы пародируЯ  своим
замечанием образ жизни деловых людей.
     €нтересно, что ‚ахтанг и его друзьЯ, целыми днЯми игравшие в бильЯрд на
водной  станции,  почти никогда не купались. —увствовалось,  что это длЯ них
пройденный этап.  Ќо однажды в  жаркий  день они вдруг гурьбой  высыпали  из
своей  бильЯрдной и, скинув  свои франтоватые одежды,  оказались  стройными,
мускулистыми, крепкими парнЯми.
     Ћни  буйно веселились, как  великолепные животные  неизвестной  породы,
прыгаЯ  с  вышки  то  ласточкой,  то  делаЯ  сальто,  переднее и  заднее, то
выструнив стойку на краю трамплина, вертикально протыкали  воду. ‚идно,  все
они были спортсменами в какой-то предыдущей жизни.
     Џотом  уже  в воде играли в пЯтнашки.  ‹овко  нырЯли,  прЯчась друг  от
друга, и Я тогда впервые увидел, как ‚ахтанг под толщей воды плавает спиной,
чтобы следить глазами за парнем, нырнувшим за ним.
     Њощными,  ракетными  толчками,   каждый  раз   заворачивающими  его   в
пузырЯщеесЯ серебро пены, он все  дальше и дальше уходил в глубь зеленоватой
воды, а потом исчез.
     Џарень,  гнавшийсЯ  за ним,  вынырнул и, стоЯ на одном месте, озиралсЯ,
стараЯсь не пропустить ‚ахтанга, когда он выскочит из  глубины. —ерез долгое
мгновенье ‚ахтанг все же вынырнул за его спиной и, крикнув:
     "Ћп!" -- нашлепнул ему на шею горсть песка, поднЯтого со дна.
     •одила легенда, что  ‚ахтанг однажды  на спор выпрыгнул в море  из окна
бильЯрдной. Ћдно дело прыгать с  плоской крыши, там есть небольшой разгон, а
тут можно было, не дотЯнув до воды, запросто  грЯнутьсЯ о деревЯнный  настил
пристани. ‚полне возможно, что он и в самом деле прыгнул из окна бильЯрдной,
он был храбр легкой, музыкальной храбростью.
     ‚ахтанг и его друзьЯ  весело бултыхались возле водной станции, а потом,
как бы не сговариваЯсь, а подчинЯЯсь какому-то инстинкту, всей стаей поплыли
в  открытое море,  вернулись и один  за  другим,  подтЯгиваЯсь  на  поручнЯх
мускулистыми   руками,   пошлепываЯ   друг   друга,  отрЯхивались,  фыркали,
подпрыгивали на одной ноге и мотали головой, чтобы выплеснуть  воду из ушей,
а  потом  с гоготом, подхватив свои одежды, словно опаздываЯ на бильЯрд, как
опаздывают  на  поезд,  побежали наверх,  громко  стуча  пЯтками  по  крутой
деревЯнной лестнице.
     ѓде они? ‡атихли, сгинули,  отгулЯв и откутив, а Я их  еще помню такими
--  кумиров нашей предвоенной золотой молодежи, в чьих аккуратных головках с
затейливо подбритыми затылками еще миражировал образ „угласа ”ербенкса!
     ‘емьЯ  ‚ахтанга жила на нашей улице не очень давно. Џри мне строилсЯ их
маленький, нарЯдный дом, при  мне  выросла  живаЯ ограда  из дикого  цитруса
трифолиаты, при мне  рЯдом с их домом вырос  маленький домик, соединенный  с
основным общей верандой.
     -- Љогда ‚ахтик женитсЯ... молодоженам, -- обрывок разговора его отца с
кем-то из соседей.
     Џри мне в их саду возвели качели с двумЯ голубыми люльками.
     -- Љогда у ‚ахтика будут дети...
     Ћни  жили втроем, отец, мать и сын.  Џо представлениЯм обитателей нашей
улицы, они  были богачами.  „обрыми богачами. Ћтец ‚ахтанга  был  директором
какого-то торга. Ѓольше мы ничего о нем не знали. „а больше  и  не надо было
знать, и вообще дело было не в этом.
     Џо воскресеньЯм или после работы отец ‚ахтанга, надев на  себЯ какой-то
докторский  халат  и  напЯлив очки,  возилсЯ  в  своем  маленьком  саду.  Ћн
подвЯзывал стебли роз к подпоркам, стоЯ на стремЯнке, обрезал ненужные ветви
фруктовых деревьев  и усохшие  плети виноградных лоз. •отЯ отец ‚ахтанга был
грузином, то есть местным человеком, в такие минуты он почему-то казалсЯ мне
иностранцем.
     ‚  будни отец  и  сын  часто встречались на улице.  Ћтец  возвращалсЯ с
работы, а сын шел гулЯть. Ћбитатели нашей улицы, к  этому времени высыпавшие
на  свои балкончики, крылечки, скамеечки, с удовольствием, как в немом кино,
потому что слов не было слышно, следили за встречей отца и сына.
     ‘удЯ по их позам, отец  пыталсЯ  остановить сына и осторожно  выЯснить,
где  и  как он собираетсЯ  провести вечер. € сын,  с  ироническим  почтением
склонЯЯсь к  отцу (угадывалось, что часть иронии сына относитсЯ к осторожным
попыткам отца  проникнуть в  тайны его времЯпрепровождениЯ), как  бы говорил
ему:  "Џапа,  ну разве  можно останавливать  человека,  когда он  собираетсЯ
окунутьсЯ в праздник жизни?"
     Ќаконец они расходились,  и отец, улыбаЯсь,  смотрел  ему вслед, а сын,
обернувшись, махал рукой  и шел дальше. €нтересно, что  во времЯ этих встреч
сын  никогда не просил у  отца деньги. Ђ ведь все знали, что ‚ахтанг во всех
компаниЯх раньше всех и щедрее всех расплачиваетсЯ. Ѓыло Ясно, что в их доме
никому  и в  голову не может  прийти, что от сына надо  прЯтать деньги. Ѓыло
Ясно, что длЯ того отец и работает, чтобы сын мог красиво сорить деньгами.
     Ћтпустив  сына, отец шел  дальше своей  небыстрой, благостной походкой,
устало улыбаЯсь и доброжелательно здороваЯсь со всеми  обитателЯми улицы. Ћн
шел, овеваЯ лица обитателей нашей улицы ветерком обожаниЯ.
     -- Њог бы, как нарком, на машине приезжать...
     -- Ќе хочет -- простой.
     -- Ќет, сердце больное, потому пешком ходит.
     -- ‡олото, а не человек...
     ‚ероЯтно, на  нашей  улице были люди, которые завидовали или  не любили
эту семью, но Я таких не знал. …сли  были такие, они  эту зависть и нелюбовь
прЯтали от других. џ только помню всеобщую любовь к этой семье, разговоры об
их щедрости и богатстве. ’ак, старший брат моего товарища •ристо, помогавший
своему отцу в достройке вахтанговского дома, рассказывал сказочные истории о
том, как у ‚ахтанга кормЯт рабочих. Џоражало обилие и разнообразие еды.
     -- Ћдин хлеб чего стоит! -- говорил он. -- ‚от так возьмешь -- от корки
до корки сжимаетсЯ как гармошка. Ћтпустишь -- дышит, пока не скушаешь!
     Љонечно,  Ѓогатый  Џортной  тоже  считалсЯ на  нашей  улице  достаточно
зажиточным человеком.  Ќо в жизни Ѓогатого  Џортного  слишком  чувствовалась
грубаЯ откровенность первоначального накоплениЯ.
     ‡десь  было другое. ђодители  ‚ахтанга,  видимо, были богаты достаточно
давно и,  во всЯком  случае, Явно не  стремились к богатству. „лЯ обитателей
нашей  улицы  эта семьЯ была  идеалом, витриной достигнутого счастьЯ.  € они
были благодарны ей уже за то, что могут заглЯдывать в эту витрину.
     Љонечно, все они или почти все стремились в жизни к этому или подобному
счастью. € все  они  были в той или иной степени биты и потасканы жизнью и в
конце концов  смирились в своих домах-пристанЯх или коммунальных квартирках.
€ они,  любуЯсь красивым домом, садом, благополучной  жизнью семьи ‚ахтанга,
были  благодарны  ей хотЯ бы  за  то, что  их мечта не  была  миражем,  была
правильнаЯ мечта, но  вот им просто не повезло. ’ак пусть хоть этим повезло,
пусть  хотЯ  бы  дают  полюбоватьсЯ  своим  счастьем, а  они  не только дают
полюбоватьсЯ своим счастьем, от щедрот его и соседЯм немало перепадает.
     €ногда  поздно  вечером, если  Я с тетушкой  возвращалсЯ  с  последнего
сеанса кино, мы неизменно видели, как отец и мать ‚ахтанга, сидЯ на красивых
стульЯх у калитки, дожидаютсЯ своего сына.
     Ћбычно между ними  стоЯл тонконогий столик, на  котором тускло зеленела
бутылка с боржомом и  возвышалась ваза  с  несколькими аппетитно  чернеющими
ломтЯми арбуза.
     ‚зЯв в руки ломоть арбуза и  слегка  наклонЯЯсь, чтобы  не обрызгатьсЯ,
отец ‚ахтанга иногда ел арбуз, переговариваЯсь с тетушкой. Ќо главное -- как
он ел! ‚ те времена он был единственным человеком, виденным мною, который ел
арбуз вЯло!  €  при  этом было совершенно  очевидно, что здесь  все  честно,
никакого притворства! ’ак  вот  что  значит  богатство! Ѓогатые  --  это те,
которые могут есть арбуз вЯло!
     Ћбычно в таких случаЯх тетушка всегда заговаривала с ними на грузинском
Языке,  хотЯ  и они и она прекрасно  понимали  по-русски. €  это  тогда  так
осознавалось:  с  богатыми  принЯто  говорить  на   их  Языке.  Џоговорив  и
посмеЯвшись  с  ними,  тетушка, бодрее,  чем  обычно,  хотЯ и обычно  у  нее
достаточно бодро стучали каблучки, шла дальше. €  это  тогда понималось так:
приобщенность к богатым, даже  через  Язык, взбадривает. € еще  угадывалось,
что  приток новых  сил, вызванный  общением  с богатыми,  надо благодарно им
продемонстрировать тут же ‚от так они жили на нашей улице, и казалось, конца
и  краЯ не будет этой благодати.  € вдруг  однажды все разлетелось на куски!
‚ахтанг был убит на охоте случайным выстрелом товарища.
     џ помню  его лицо в  гробу, ожесточенное  чудовищной несправедливостью,
горестно-обиженное, словно его, уверенного, что он создан длЯ счастьЯ, вдруг
грубо  столкнули в  такую  неприЯтную,  такую  горькую,  такую  непоправимую
судьбу.
     €  он в последний миг, грЯнувшись в эту судьбу, навсегда ожесточилсЯ на
тех,  кто,  сделав  всю его предыдущую  жизнь  непрерывной вереницей  Ясных,
счастливых, ничем не замутненных  дней,  сейчас  так  внезапно,  так жестоко
расправилсЯ с ним за его безоблачную юность.
     Љазалось,  он хотел сказать своим  горько-ожесточенным  лицом: если б Я
знал, что так расправЯтсЯ со мной за мою безоблачную юность, Я бы согласилсЯ
малыми дозами всю жизнь принимать горечь жизни, а  не так сразу,  но  ведь у
менЯ никто не спрашивал...
     ‹ица обитателей  нашей улицы, которые приходили прощатьсЯ с покойником,
выражали не  только  искреннее сочувствие,  но и  некоторое удивление и даже
разочарование. €х лица  как бы  говорили: "‡начит, и у  вас может быть такое
ужасное горе?! ’огда зачем нам было голову  морочить, что вы особые,  что вы
счастливые?!"
     Џочему-то   менЯ   непомерностью  горЯ   подавила   не  мать  ‚ахтанга,
беспрерывно плакавшаЯ  и кричавшаЯ, а  отец.  ‡астывший, он сидел у  гроба и
изредка с какой-то сотрЯсающей душу простотой клал  руку на лоб своего сына,
словно сын заболел, а он хотел  почувствовать температуру. € дрожащаЯ ладонь
его, слегка поерзав по лбу сына, вдруг успокаивалась, словно уверившись, что
температура не опаснаЯ, а сын уснул.
     Ћтец не дожил  даже  до сороковин ‚ахтанга, он умер от разрыва  сердца,
как тогда говорили. Љазалось, душа его кинулась догонЯть любимого сына, пока
еще можно ее  догнать. ’огда по какой-то  детской закругленности  логики мне
думалось, что и  мать ‚ахтанга  вскоре должна умереть, чтобы завершить  идею
опустошениЯ.
     Ќо она не умерла ни через год,  ни через два и,  продолжаЯ жить в  этом
запустении,  стоЯла у калитки в  черном, траурном платье. Ђ годы шли,  а она
все стоЯла у калитки, уже иногда громко перекрикиваЯсь с соседЯми по улице и
снова  замолкаЯ,  стоЯла возле  безнадежно  запылившихсЯ  кустов трифолиаты,
ограждающих  теперь неизвестно  что.  Ћна  и сейчас стоит у  своей  калитки,
словно  годами,  десЯтилетиЯми  ждет ответа на  свой  безмолвный вопрос: "‡а
что?"
     Ќо  ответа   нет,  а  может,  кто  его  знает,  и  есть  ответ  судьбы,
превратившей ее  в непристойно располневшую, нерЯшливую  старуху.  †изнь, не
жестокость уроков твоих грозна, а грозна их таинственнаЯ недоговоренность!
     џ рассказываю  об  этом, потому что именно  тогда,  мальчишкой,  стоЯ у
гроба,  быть  может  впервые пронзенный  печалью  неведомого ќкклезиаста,  Я
смутно  и  в то же  времЯ  сильно почувствовал  трагическую ошибку,  котораЯ
всегда была заключена в жизни этой семьи.
     џ понЯл, что так жить нельзЯ, и у менЯ была надежда, что еще есть времЯ
впереди и Я догадаюсь, как жить можно. Љак маленький капиталист, Я уже тогда
мечтал вложить свою жизнь в предприЯтие, которое никогда-никогда не лопнет.
     ‘ годами Я понЯл, что такаЯ хрупкаЯ вещь, как человеческаЯ жизнь, может
иметь достойный  смысл, только свЯзавшись  с чем-то  безусловно  прочным, не
зависЯщим ни от каких  случайностей. ’олько сделав ее частью этой прочности,
пусть самой малой, можно жить без оглЯдки и спать спокойно в самые тревожные
ночи.
     ‘   годами  эта  жажда  любовной  свЯзи  с  чем-то  прочным  усилилась,
уточнЯлось  само  представление  о  веществе  прочности,  и  это,  Я  думаю,
избавлЯло менЯ от многих форм суеты, хотЯ не от всех, конечно.
     ’еперь,  кажетсЯ,  Я добралсЯ  до источника моего  отвращениЯ ко всЯкой
непрочности,  ко  всЯкому проЯвлению  пизанства.  џ  думаю, не  стремитьсЯ к
прочности -- уже грех.
     Ћт одной прочности к  другой, более высокой прочности, как по ступенЯм,
человек  подымаетсЯ к высшей прочности. Ќо это же  есть, Я только сейчас это
понЯл, то, что люди издавна называли твердью. •орошее, крепкое слово!
     ’олько в той мере мы по-человечески свободны  от внутреннего и внешнего
рабства, в какой сами с наслаждением свЯзали себЯ с несокрушимой Џрочностью,
с вечной ’вердью.
     Ћбрывки  этих картин  и этих мыслей мелькали у менЯ  в голове,  когда Я
выбирал  среди наваленных арбузов и  выбрал два  больших,  показавшихсЯ  мне
безусловным воплощением прочности и полноты жизненных сил.
     €з морЯ доносилсЯ  щебет купающейсЯ ребЯтни, и  мне захотелось швырнуть
туда два-три арбуза,  но,  увы, Я был длЯ этого  слишком  трезв, и жест этот
показалсЯ мне чересчур риторичным.
     ‚от так, когда  нам представлЯетсЯ  сделать  доброе дело, мы чувствуем,
что слишком трезвы длЯ него, а когда в редчайших случаЯх к нам обращаютсЯ за
мудрым советом, оказываетсЯ, что именно в этот час мы лыка не вЯжем.
     Џодхватив арбузы,  Я  вернулсЯ  к своим товарищам. Ђкоп-ага  уже принес
кофе и, упершись подбородком в ладонь, сидел задумавшись.
     --  ’еперь  мы  сделаем карточку  "ЉинЯзь с арбузом", -- сказал  •ачик,
когда Я поставил арбузы на стол.
     -- •ватит, •ачик, ради бога, -- возразил кнЯзь. Ќо любЯщий неумолим.
     -- џ знаю, когда хватит, -- сказал  •ачик и, расставив нас возле кнЯзЯ,
велел ему положить руки на арбузы и щелкнул несколько раз.
     Њы  выпили  кофе,  и  Љемал  стал  разрезать  арбуз.  Ђрбуз  с  треском
раскалывалсЯ, опережаЯ нож, как  трескаетсЯ  и  расступаетсЯ лед перед носом
ледокола. €з трещины выпрыгивали  косточки. € этот треск арбуза, опережающий
движение  ножа,  и косточки, выщелкивающие  из  трещины, говорили  о прочной
зрелости нашего арбуза.  ’ак оно и оказалось. Њы выпили по рюмке  и закусили
арбузом.
     --  ’еперь  возьмем ЊикоЯна, --  сказал  Ђкоп-ага, -- когда •рущев  уже
потерЯл  виласть, а  новые еще не пришли, был такой  один момент, что он мог
взЯть   виласть...  ‚озьми,  да?  Ћдин-два  года,  больше  не  надо.  ‘делай
что-нибудь хорошее длЯ  Ђрмении,  да?  Ђ потом  отдай русским.  Ќе  взЯл, не
захотел...
     -- ‚ы, армЯне, -- сказал кнЯзь,  -- можете гордитьсЯ  ЊикоЯном. ‚  этом
государстве ни один человек дольше него не продержалсЯ у власти.
     -- ‘лушай, -- с раздражением возразил Ђкоп-ага, -- лЯй-лЯй, конференциЯ
мине  не надо! ‡ачем нам его виласть, если он ничего длЯ  Ђрмении не сделал?
„лЯ себЯ старалсЯ, длЯ своей семьи старалсЯ...
     Ђкоп-ага, поварчиваЯ, собрал чашки на поднос и ушел к себе.
     -- Љогда  он  узнал,  что  Я диспетчер,  --  сказал Љемал,  улыбаЯсь  и
поглЯдываЯ  вслед  уходЯщему   кофевару,   --  он  попросил   менЯ  особенно
внимательно  следить  за  самолетами,  летЯщими  из …ревана. Ћн сказал,  что
армЯнские  летчики  слишком  много разговаривают  за  штурвалом,  он  им  не
доверЯет...
     --  Ќарод,  у которого есть Ђкоп-ага, -- сказал дЯдЯ ‘андро, -- никогда
не пропадет!
     -- Ќарод, у которого есть дЯдЯ ‘андро, -- сказал кнЯзь, -- тоже никогда
не пропадет.
     -- ђазве  они  это  понимают, --  сказал  дЯдЯ  ‘андро, киваЯ на нас  с
Љемалом, вероЯтно, как на нелучших представителей народа.
     -- Ђ что делать народам,  у которых вас нет? -- спросил Љемал и оглЯдел
застольцев.
     ‚оцарилось молчание. Ѓыло решительно  непонЯтно, что делать народам,  у
которых нет ни Ђкопа-ага, ни дЯди ‘андро.
     -- Њы  все  умрем,  -- вдруг  неожиданно крикнул  •ачик, --  даже кнЯзь
умрет, только  фотокарточки  останутсЯ! Ђ народ,  любой  народ,  как вот это
море, а море никогда не пропадет!
     Њы  выпили по  последней  рюмке,  доели арбуз и, поднЯвшись,  подошли к
стойке прощатьсЯ с Ђкоп-ага.
     -- ’о,  что  Я  тебе сказал, помнишь? --  спросил он у Љемала,  насыпаЯ
сахар в джезвей с кофе и на миг озабоченно вглЯдываЯсь в него.
     -- Џомню, -- ответил Љемал.
     -- ‚сегда помни, -- твердо сказал Ђкоп-ага и, ткнув в  песочную жаровню
полдюжины джезвеев, стал,  двигаЯ  ручками,  поглубже и  поуютнее зарывать в
горЯчий песок медные ковшики с кофе.
     Њы стали спускатьсЯ  вниз.  џ  подумал, что Ђкоп-ага и сам  никогда  не
пропадет. …го взыскующаЯ любовь к армЯнам  никому не мешает, и никто никогда
не сможет отнЯть у него этой любви. Ћн свЯзал себЯ  с прочным делом и потому
непобедим.
     Џримерно через месЯц на прибрежном бульваре Я случайно встретил •ачика.
Њне  захотелось  повести его  в  ресторан  и  угостить  в  благодарность  за
фотокарточки. —асть из них кнЯзь передал Љемалу, а тот мне.
     Ќо •ачик  менЯ  не узнал, и, так  как он уже  был  достаточно раздражен
непонЯтливыми клиентами, которых  он  располагал возле клумбы с  кактусами и
все заталкивал крупного  мужчину  поближе к мощному  кактусу, а  тот пугливо
озиралсЯ, не без основаниЯ опасаЯсь напоротьсЯ на него, Я не стал объЯснЯть,
где мы познакомились.
     џ  понЯл, что он  совсем  как та  женщина, стоЯвшаЯ  у входа  на водную
станцию "„инамо", видел  нас  только потому,  что мы были озарены светом его
возлюбленного кнЯзЯ  ќмухвари.  џ  уже отошел шагов  на десЯть, когда у менЯ
мелькнула озорнаЯ мысль включить этот свет.
     џ оглЯнулсЯ.  Њаленький •ачик опЯть заталкивал своего клиента, большого
и  рыхлого, как  гипсовый  монумент,  поближе  к ощеренному кактусу,  а  тот
сдержанно  упиралсЯ,  как бы настаиваЯ  на соблюдении техники  безопасности.
†енщины, спутницы монумента, не выражаЯ ни одной из сторон сочувствиЯ, молча
следили за схваткой.
     -- •рустальнаЯ душа! -- крикнул Я. -- Џростой, простой!
     •аки  немедленно  бросил  мужчину  и   оглЯнулсЯ  на   менЯ.   Њужчина,
воспользовавшись свободой, сделал небольшой шажок вперед.
     -- Ђ-а-а!  -- крикнул •ачик, весь рассиЯвшись  радостью  узнаваниЯ.  --
‡ачем сразу не сказал?! ќтот гЈтферан мине совсем  голову заморочил!  •орошо
мы тогда  посидели!  ѓиде  кинЯзь? …сли  увидишь  --  еще  посидим!  ’ы  это
правильно заметил: хрустальнаЯ душа! Џростой-простой!
     џ   пошел   дальше,  не  дожидаЯсь,  чем  окончитсЯ  борьба  •ачика   с
упорствующим клиентом. џ был уверен, что •ачик победит.

--------
        ѓлава 21. —егемскаЯ Љармен

     Џрапрадед ЂндреЯ Ђндреевича,  длЯ менЯ он просто  Ђндрей, был свЯзан  с
декабристами, за что и был выслан в Ђбхазию, где  попеременно  сражалсЯ то с
нашими  предками, то  с  нашей местной  малЯрией.  ‚идимо,  в обоих  случаЯх
сражалсЯ хорошо,  потому что осталсЯ жив и был пожалован землЯми недалеко от
Њухуса в живописном местечке –абал. —еренок липы, присланный из родного краЯ
и в памЯть о нем посаженный перед домом, без учета плодородиЯ нашей земли (а
как   это   можно  было   учесть?),   за  сто  лет   вымахал   в   огромное,
неуклюже-разлапое  дуплистое дерево  и сейчас напоминает не  столько  ђоссию
поэтическую, сколько ђоссию географическую.
     Џосле революции дом,  в котором позже родилсЯ  Ђндрей, был оставлен его
родителЯм по распорЯжению самого Ќестора Ђполлоновича  ‹акоба. Љ молчаливому
удивлению  старой липы, котораЯ там его никогда не видела,  ‹акоба  объЯвил,
что до революции  он долгое времЯ прЯталсЯ в  нем.  Џо словам ЂндреЯ, ‹акоба
просто любил его деда и хотел ему помочь.
     „ом  был  как  бы  объЯвлен  маленькой  колыбелькой  маленькой  местной
революции.  Љ  тридцать  седьмому году, когда имЯ  ‹акоба было  проклЯто,  о
существовании этой маленькой  колыбельки, к счастью, забыли, а обитатели ее,
надо полагать, в  те времена каждое утро  удивленно оглЯдывали  друг  друга,
радуЯсь,  что все  еще живы. ‘ейчас там живет престарелаЯ мать ЂндреЯ и  две
его сестры.
     ‘ам  Ђндрей давно  в  городе. Ћн,  несмотрЯ на  молодость  (конечно, по
современным понЯтиЯм, ему тридцать пЯть лет),  известный в Ђбхазии историк и
археолог.  Џо  понЯтиЯм   его  прапрадеда-декабриста,  он  уже  считалсЯ  бы
безнадежным стариком, непригодным даже длЯ ћжного общества.
     ЊладаЯ,  гамлетическаЯ революциЯ дворЯн была обречена уже в  силу самой
несовместимости гамлетизма  и  революции.  ђаздумчиваЯ дерзость  плодотворна
только  в поэзии. ‹енин  это усек лучше всех, и все пЯтьдесЯт томов собраний
его сочинений наполнены борьбой со всеми формами революционного гамлетизма.
     Љак-то  Ђндрей  мне рассказал, что  лет десЯть  тому назад он обнаружил
высоко в  горах, кстати, над  —егемом,  средневековое свЯтилище,  где  лежит
целый холм наконечников стрел. Џо его словам, туда веками перед предстоЯщими
битвами подымались  воины Ђбхазии и, пожертвовав стрелой своему богу, давали
клЯтву верности родному краю.
     Њы  с  ним  договорились  поднЯтьсЯ  к этому  свЯтилищу.  Ќесколько раз
откладывали поездку, то ему было некогда, то мне, но вот наконец в субботний
день начала лета мы приехали в село Ђнастасовка, откуда начали поход.
     ‘ело  это  давно переименовано, но в  знак  протеста  и  верности  богу
детства Я опускаю его нынешнее название. Њы перешли по висЯчему мосту Љодор,
к счастью, непереименованному, вышли в село Ќаа и пошли вверх по реке.
     —то  еще сказать про ЂндреЯ? ‹юди говорЯт, что  одно  времЯ у него  был
буйный роман с  одной  невероЯтной вертихвосткой  абхазского происхождениЯ и
он, бывало, мрачный как туча, мчалсЯ по улицам и, встречаЯ друзей, неизменно
спрашивал:
     -- ’ы мою ‡ейнаб не видел?
     Ќо  все это было еще  до нашего знакомства. ’еперь  у него чуднаЯ жена,
как  говоритсЯ,  типичнаЯ  тургеневскаЯ  женщина.   Џо-видимому,  по  закону
контраста. џ ее часто вижу с колЯской...
     Љстати, вспоминаЯ  тургеневских женщин, Я как-то не представлЯю ни одну
из них  с  ребенком  на  руках.  —то-то  не могу  представить. €  потом, эти
длительные поездки-побеги  в Џариж под крылышко Џолины ‚иардо. €здали, когда
они  не  мешают,  видимо, как-то  легче  воспевать отечественных  женщин.  “
’ургенева,  по-моему,  был  такой  метод: влюбилсЯ, укрылсЯ, написал.  Њетод
оказалсЯ  плодотворным.  €  вот  в  русский  Язык  навеки вошло  понЯтие  --
тургеневскаЯ женщина. Ћна в  дымке поэзии,  она не  самоисчерпываетсЯ жизнью
сюжета или, может быть,  даже  жизнью самого ’ургенева. ‚ ней  всегда что-то
остаетсЯ длЯ читателЯ, и читатель в нее влюблЯетсЯ, грустит.
     ’о ли дело чадолюбивый ’олстой, чьи любимые героини рожают и рожают. Њы
ими восхищаемсЯ, но влюблЯтьсЯ в  них как-то даже  безнравственно.  џсно  по
условиЯм  игры,  что  ты,  читатель,  здесь  совершенно  ни  при  чем.  ’ебе
показывают, как надо жить, а ты смотри, радуйсЯ и учись.
     џ  уж  не  говорю  о  его  грешных  героинЯх,  идущих  на  каторгу  или
бросающихсЯ под поезд. €сключение -- Ќаташа ђостова, которую сам автор любит
не вполне законной любовью и отсюда невольно  позволЯет читателю влюбитьсЯ в
нее... ’ак  буйвол, прорвав плетень и наслаждаЯсь молочными побегами молодой
кукурузы, не может не  позволить  коровам, козам и баранам устремитьсЯ вслед
за собой  на  кукурузное  поле.  ’олстой  подозрительно  долго  не  решаетсЯ
окончательно  выдать ее  замуж,  но, окончательно  выдав,  с  очаровательной
наивностью  (или  сердито?  --  давно  не  перечитывал)  промокает последние
страницы  о Ќаташе пеленками ее законного дитЯти, чтобы скрыть  свое прежнее
отношение к ней, Якобы так все и было задумано с самого начала.
     Ќа мой взглЯд, в мире было два  писателЯ,  которые никак не вмещаютсЯ в
рамки национальной культуры. ќто експир  и ’олстой.  експир -- англичанин,
’олстой  --  русский.  ќто так,  но не  точно. експир  -- сын человечества.
’олстой -- сын человечества,  и  сразу  все становитсЯ  на  свои  места. Љак
айсберги в океан,  эти имена  плюхаютсЯ  в  океан человечества,  как  в свою
естественную  среду обитаниЯ. Љонечно, всЯкий  большой писатель  принадлежит
человечеству, но тут дьЯвольскаЯ разница.
     ђисовали  человечество  многие, но  человечество позировало только этим
двум художникам.
     Ћднако, так или иначе, мы говорим -- тургеневскаЯ  женщина. •оть в этом
’ургенев  взЯл  реванш.  ‚едь   слава  ’олстого  и  „остоевского   несколько
подзатмила его славу,  хотЯ дар его был огромен. Ќо он был слишком европеец,
ему не хватало их неистовства. Џо-видимому, когда писатель знает все, что до
него  говорили великие люди о преступлении и  наказании, ему трудно написать
роман "Џреступление и наказание". ‚прочем, нам это не грозит.
     —тобы  покончить с темой ’ургенева, расскажу такой  анекдот.  Ќекоторые
мои друзьЯ, когда Я им говорю, что Я даже в сталинские времена иногда шутил,
мне не верЯт. Ќа самом деле так оно и было.
     Љогда Я училсЯ в ‹итературном институте, наши студенты однажды вздумали
издать  рукописный журнал.  Њне  предложили  принЯть  в нем  участие,  но  Я
отказалсЯ,  потому   что  уже   тогда  стремилсЯ  напечататьсЯ  типографским
способом.
     †урнал был  издан в трех экземплЯрах, и разразилсЯ скандал.  „ирекциЯ и
райком  комсомола  пришли   в  бешенство.  ‘амое   крамольное  стихотворение
принадлежало  перу польского  студента.  ќто был  шуточный  сонет  на  тему:
женщина -- друг человека.
     …сли бы беднаЯ  дирекциЯ  и  райком знали, что полЯки  выкинут еще и не
такие коленца! ‘амого польского студента не особенно теребили. ‘тихотворение
сочли  отрыжкой  шлЯхетского презрительного отношениЯ к трудовой женщине. Ќо
куда смотрели  наши  студенты,  переводЯ это  стихотворение и помещаЯ его  в
журнал, да еще в трех экземплЯрах!
     ЋказываетсЯ, таскали не только составителей и  участников журнала, но и
тех,  кто мог  быть потенциальным автором.  „ошла очередь и  до менЯ. ‚ызвал
секретарь парткома.
     -- ‚ы  плохой патриот,  --  сказал он,  впрочем, усадив  менЯ  на стул,
стоЯвший напротив его стола.
     -- Џочему? -- спросил Я.
     -- ‚ам же предлагали принЯть участие в журнале? -- сказал он.
     -- „а, -- согласилсЯ Я.
     --  ‚ы  должны  были  просигнализировать  нам об этом, --  сказал он и,
грустно покачав головой, добавил: -- „а, вы плохой патриот.
     -- Ќет, -- отвечал Я бодро, -- Я хороший патриот.
     -- „оказательство? -- спросил он со слабым любопытством, уверенный, что
такового не окажетсЯ.
     -- Ќа днЯх в общежитии, -- сказал Я, -- и ребЯта могут это подтвердить,
Я громко зачитал  то место в письме ”лобера ’ургеневу, где он пишет, что ему
не с  кем говорить,  когда  ’ургенева  нет в Џариже. ЏредставлЯете, великому
”лоберу не с кем говорить, когда во ”ранции нет нашего €вана ‘ергеевича?
     ќто были времена борьбы за  наш  всемирный  приоритет во  всем. џ пошел
очень сильной  картой. Ќе знаю, что наш парторг думал о ”лобере, но  то, что
это человек не с улицы, он, конечно, понимал.
     --  ‚от   люди,   --   болезненно  процедил  он,   --  каждой  зацепкой
пользуютсЯ... ‹адно, идите.
     Њало того,  что об  этом несчастном журнале говорили на всех собраниЯх.
‘оставителей  заставили  сыграть  позорный  скетч,   где  они  как  зловещие
заговорщики заманивали в журнал политически  наивных студентов. Љаждый играл
самого себЯ, и ничего в жизни Я не видел более фальшивого.
     Џравда, кончилось все  это достаточно  мирно.  Ќикого  из  института не
выгнали.  Ќедавно  Я  встретил  одного  из  составителей  журнала,  и  он  с
благодарностью напомнил,  что Я и еще один студент -- будущий поэт  ѓнеушев,
на  общеинститутском   комсомольском   собрании  проголосовали   против  его
исключениЯ из комсомола. ’олько мы двое.
     Ќичего странного нет в том, что Я сейчас об этом пишу. ‘транно  то, что
это событие, достаточно важное длЯ тех времен моей жизни,  начисто выпало из
моей памЯти. ’о есть  Я помнил, что были собраниЯ с проработками, но как там
Я голосовал -- забыл. ‚ероЯтно, по этому поводу хороший психоаналитик сказал
бы: в те  времена  ты многое ждал от  себЯ и потому не придал значениЯ этому
факту.
     ‚от что с нами делает жизнь!
     ‘ейчас  мне  вспомнилсЯ  еще  один   случай   из  жизни  нашего  милого
‹итературного  института,  и   Я  его  впишу  сюда  под  видом  демонстрации
вырождениЯ тургеневского пониманиЯ природы.
     Ћднажды во  времЯ защиты дипломных  работ одно  стихотворение  молодого
поэта вызвало противоречивые оценки оппонентов.
     ‘южет  стихотворениЯ  был  такой.  Џод  окнами  дома  вырос  прекрасный
подсолнух, золотаЯ чаша которого  целый день, вместо того чтобы следовать за
солнцем, глазела в  окно. Ћбитатели  дома  не  сразу  понЯли источник  этого
странного  любопытства  подсолнуха.  Ќо  вскоре  они  вместе  с   читателЯми
догадываютсЯ  в чем дело. Ђ  дело было  в  том,  что прЯмо  напротив окна  в
комнате  висел портрет товарища ‘талина. џсно, какое из двух солнц подсолнух
предпочел.
     Џоэт  был  настолько  тонок,  что  на последнем выводе не настаивал. Ћн
просто  создал живую картину жизни подсолнуха, упорно  заглЯдывающего в окно
комнаты, где висел портрет товарища ‘талина, а вы думайте что хотите.
     Џо поводу этого стихотворениЯ  разразилась  доброжелательнаЯ дискуссиЯ.
Ћдни седоглавые профессора  говорили, что  поэт создал  оригинальный  образ,
который украсит  антологию произведений,  посвЯщенных вождю.  Ќо  нашелсЯ  и
такой  седоглавый  профессор,  мы  должны  быть верны  исторической  правде,
который сказал, что стихотворение все-таки звучит неестественно.
     ‘огласно  диалектическому  материализму и  ленинской теории  отражениЯ,
разъЯснЯл он,  природа  безразлична  к  любому  общественному  строю,  да, к
любому, хотЯ только социализм и может спасти ее от хищнического истреблениЯ.
     €  в  этом  смысле товарищ  ‘талин действительно ЯвлЯетсЯ  солнцем  длЯ
подсолнуха,  но  подсолнух  не может этого осознать!  Ќе  может!!!  € в этом
великаЯ драма идей!
     Џоэтому эмпирический  факт  заглЯдываниЯ  чаши подсолнуха  в комнату  с
портретом товарища ‘талина хотЯ сам по себе и любопытен, однако он не должен
вводить  читателЯ  в  заблуждение, ибо природа, к сожалению,  не  только  не
обладает классовым чутьем, чтобы  тЯнутьсЯ к вождю мирового пролетариата, но
даже  не  обладает  и  той  примитивной  формой  сознаниЯ, которой  обладает
человекоподобнаЯ обезьЯна.
     ќто смелое выступление было выслушано с полным  вниманием, как одна  из
возможных точек зрениЯ. ‚ общем,  студент, конечно, защитил  свой диплом,  и
стихотворение в ближайшее времЯ было напечатано.
     ѓде  он теперь, лукавый  изобретатель умного подсолнуха?  џ  краем  уха
слышал, что он спилсЯ.  ЃеднЯга,  он и в  студенческие  годы,  в отличие  от
своего подсолнуха, больше заглЯдывалсЯ на бутылку с водкой.
     ‹учше  вернемсЯ  к  Ђндрею. Ћн  во  всех  отношениЯх  очень  интересный
человек. Љстати, он выучил абхазский  Язык, что всЯкому человеку не легко, а
русскому  в  особенности,  учитываЯ,  что  абхазский  Язык  содержит  в себе
шестьдесЯт с лишним фонем. „рузьЯ  его (друзьЯ!) говорЯт, что  он его выучил
из-за  этой вертихвостки,  чтобы  знать, о чем она  говорит  по  телефону, и
проверЯть  ее переписку,  если она вообще умела писать, добавлЯли  они. „аже
если это так, подвиг его остаетсЯ при нем.
     Љстати,  он сделал  небольшое, а может быть и  не такое  уж  небольшое,
Языковое  открытие,  которое  мог  сделать только талантливый  дилетант.  Ћн
заметил  то,  что  ни  один  филолог  абхазского  происхождениЯ  не замечал.
ЋказываетсЯ, по-абхазски  "Я купаюсь, купатьсЯ" одновременно означает  -- "Я
купаю своего конЯ,  купание  конЯ".  €  еще:  "убивать  себЯ,  самоубийство"
одновременно  означает  -- "Я  убил  своего конЯ,  конеубийство".  Џо-моему,
интересно, хотЯ некоторые ученые, посмеиваЯсь,  говорЯт, что  это всего лишь
случайное совпадение.
     ‚ообще,  он  возмутитель  спокойствиЯ. Ќедавно  он  выпустил  книгу,  в
которой доказывает,  что некоторые  древние храмы Ђбхазии, ранее считавшиесЯ
соседского  происхождениЯ,  на  самом  деле плод  архитектурного  творчества
аборигенов.
     ЃратьЯ не на шутку обиделись. ‘меЯсь,  он мне сам показывал кучу писем,
полных возмущениЯ  и даже угроз убить  исказителЯ истории.  Џри этом  письма
отнюдь  не  анонимные.  Ќекоторые из  них подписаны  учеными.  ‚ наше  времЯ
приЯтно иметь дело с мужчиной, который, показываЯ такие письма, хохочет.
     „ело на  этом  не  кончилось.  ђукопись  следующей  его  книги  в  трех
экземплЯрах,  лежавшаЯ  в одном московском  издательстве, внезапно  исчезла.
ђукопись,  как  конЯ,  увели  из  редакционной  конюшни.  Ќет  ни  малейшего
сомнениЯ, что это дело рук соседних ученых-конокрадов.
     ђазумеетсЯ,  какой-то  редактор  был  подкуплен.  ‘оветский  страж, как
известно, самый  неподкупный  страж в мире,  если его никто не  подкупает. Ђ
если же  его  подкупают, он не самый неподкупный  страж в мире. Љ счастью, у
автора сохранились черновики, и он рукопись восстановил.
     Ђндрей много  занималсЯ  историей  ‚еликой  Ђбхазской  ‘тены -- предмет
нашей  странной национальной гордости. ‘читалось, что  эта крепостнаЯ стена,
пересекающаЯ  всю Ђбхазию  и проходЯщаЯ через  —егем, была  построена нашими
предками еще во времена ћстиниана.
     € вдруг он выдвинул  версию,  что  стена эта  выстроена  совсем  не  во
времена ћстиниана, а всего лишь  триста лет тому  назад, да еще  сумасшедшим
соседним царем.
     ќтот царь был женат на абхазской кнЯжне. Ћднажды по неизвестной причине
разгневавшись на нее, он убил свою жену и отрезал ей уши.  ‡наЯ, что абхазцы
не простЯт ему отрезанных  ушей своей кнЯжны,  он согнал свой народ и стал с
лихорадочной быстротой возводить эту  стену. ‚озможно,  как хитрый царь, уже
задумав  убийство, он начал строить стену несколько раньше.  ’очных сведений
нет.
     …сть  сведениЯ,  что он  после  этого убийства  женилсЯ на  собственной
племЯннице. ‚ конце  концов, он и ее убил,  по-видимому, устав от затейливой
сладости  кровосмесительства  и  переходЯ  на   более  простодушную  радость
кровопролитиЯ.  Ќо что характерно?  “бив свою  племЯнницу, он  не отрезал ее
ушей. €  это  может послужить нам  прекрасной метафорой прогресса. Џрогресс,
друзьЯ, это  когда еще  убивают,  но уже не  отрезают ушей. Ћднако не  будем
слишком  ужасатьсЯ нраву эндурского царЯ,  наши с вами цари мало чем от него
отличались.
     ‚ерсиЯ о том, что ‚еликаЯ ЂбхазскаЯ ‘тена была выстроена не  во времена
ћстиниана,   а  всего  лишь  триста  лет  тому  назад,  да  еще  сумасшедшим
мингрельским  царем, очень  не  понравилась  абхазским  ученым. Њне она тоже
почему-то не  понравилась. Љак-то  приЯтней  было думать, что она  построена
нашими предками, и именно во  времена  ћстиниана. ‚ крайнем случае несколько
позже. Љстати, ее исключительную фрагментарность, обрывистость, изъеденность
временем он объЯснЯл спешным и халтурным характером строительства.
     Ђбхазские  ученые  обиделись  на эту новую  версию,  отнимавшую  у  нас
предмет нашей национальной  гордости и передававшую его в руки  сумасшедшего
эндурского  царЯ. “казание на исключительно халтурный характер строительства
было слабым утешением.
     ‘оседские ученые, напротив, слегка ожили,  проглотив обиду относительно
халтурного  характера  строительства.   Ќо   одновременно  они  и  несколько
озадачились, не  совсем  понимаЯ,  кому же он,  в конце концов, подыгрывает.
…сли  он  перешел  на  нашу  сторону, рассуждали  они,  то  тогда зачем  эти
ненужные, натуралистические подробности относительно отрезанных ушей?
     “ нас  наука настолько политизирована, что люди  как-то  забывают,  что
истина и  сама  по себе  интересна. ‘тоит  отметить, что самые простые  люди
Ђбхазии,  никогда научных книг не читающие, все-таки в курсе этих споров. Ќе
без основаниЯ заметив, что в сталинские времена те или  иные,  так  сказать,
научные  гипотезы  предшествовали многим политическим акциЯм,  они со жгучим
интересом стараютсЯ разгадать, куда клонит тот или иной ученый.
     Ќе  так давно один грузинский ученый, впадаЯ  в  эндурство, доказывал в
своей книге, что нынешние  абхазцы -- это не те абхазцы, которые  здесь жили
во времена  царицы  ’амары,  а  совсем  другое  племЯ, перевалившее  сюда  с
‘еверного Љавказа всего триста  лет назад и  теперь живущее здесь под  видом
абхазцев.  Џри этом  было решительно  непонЯтно,  куда  делись  те  абхазцы,
которые, по всем источникам, раньше здесь жили. ‚ народе поднЯлсЯ негодующий
ропот,   и   власти   спешно   стали   рассылать   по   всем   селам   своих
гонцов-инструкторов, которые разъЯснЯли народу, что его  никто не собираетсЯ
переселЯть на ‘еверный Љавказ,  что  книга  ученого  -- это обычнаЯ  научнаЯ
глупость.
     ’огда народ стал доказывать гонцам-инструкторам, что это не глупость, а
подлость.
     -- Ќеужели, -- говорили простые люди, -- нам, как народу, всего  триста
лет! ’риста лет хорошаЯ ворона и то проживет! Ќеужели жизнь нашего народа не
длиннее жизни вороны? € если наши предки жили на ‘еверном Љавказе, почему мы
про  закат  говорим  такими   словами:  солнце   приводнилось,  погрузилось,
окунулось, занырнуло за горизонт? ђазве из этого не Ясно,  что наши праотцы,
создавшие наш  Язык, жили у морЯ и всегда видели, как солнце в него заходит?
—то же это за наука, если она не понимает таких простых вещей?
     -- •орошо, хорошо,  -- соглашались  гонцы-инструкторы, -- вы  только не
волнуйтесь, мы властЯм все как есть расскажем.
     --  ќто  вы  волнуетесь,  --  отвечали  простые  люди,  --  нам  нечего
волноватьсЯ. Ѓегите и рассказывайте начальству то, что услышали.
     € гонцы-инструкторы побежали и передали властЯм мнение народа, и власти
дивились народной  мудрости,  одновременно стараЯсь выЯвить злоумышленников,
научивших народ так говорить.
     Љстати, опЯть триста лет. ЉакаЯ-то  роковаЯ цифра. …сли перекинутьсЯ на
ђоссию, там то же самое. ’риста лет татарщины, триста лет дома ђомановых...
     Њы с Ђндреем прошли мингрельское  село  Ќаа и  углубились  в лес. ђЯдом
шумел  Љодор, иногда  просвечиваЯсь сквозь  заросли ольшаника.  Ѓыл  теплый,
облачный день.
     ‚ысокий, длинноногий Ђндрей легко вышагивал.  ‚от  так  он  когда-то  и
обшагал нашу ‚еликую  ‘тену,  обшагал и ушагал с нею к соседЯм. ‡а  спиной у
него  болталсЯ фотоаппарат и  вещмешок с нашими  свитерами и бутылкой водки,
которой мы собирались угостить альпийских пастухов.
     Ћдеты мы были легко и  еды с собой  не брали. Џо расчетам ЂндреЯ, часов
через  десЯть мы  должны были выйти  к альпийским  лугам,  где нетрудно было
найти пастушеский лагерь.
     ’ропа вошла в сумрачную самшитовую ро