ќрнст ’еодор Ђмадей ѓофман. Љрейслериана (I)

Ћцените этот текст:
ќрнст ’еодор Ђмадей ѓофман. Љрейслериана (I)



                        €з "”антазий в манере Љалло"

FANTASIESTUCKE IN CALLOTS MANIER
                                 1814/1815


     ---------------------------------------------------------------------
     ѓофман ќ.’.Ђ. ‘обрание сочинений. ‚ 6 т. ’.1. - Њ.: •удож.лит., 1991
     ERNST THEODOR AMADEUS HOFFMANN. 1776-1822
     Џеревод Џ.Њорозова
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 26 ЯнварЯ 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------

     ‚  первый том  ‘обраниЯ сочинений ќ.-’.-Ђ.  ѓофмана (1776-1822)  входЯт
"”антазии в  манере  Љалло"  (1814-1819),  сделавшие его  знаменитым,  пьеса
"Џринцесса Ѓландина"  (1814)  и  "Ќеобыкновенные страданиЯ директора театра"
(1818).

     {1} - ’ак обозначены ссылки на примечаниЯ соответствующей страницы.


                                 ‘одержание

                              Љрейслериана (I)

                   1. Њузыкальные страданиЯ капельмейстера
                      €оганнеса Љрейслера
                   2. Ombra adorata
                   3. Њысли о высоком значении музыки
                   4. €нструментальнаЯ музыка Ѓетховена
                   5. Љрайне бессвЯзные мысли
                   6. ‘овершенный машинист


     Ћткуда он?  -  Ќикто не знает. - Љто были его родители? - Ќеизвестно. -
—ей  он  ученик?  -  „олжно  быть,  большого мастера,  потому что  играет он
превосходно;  а  так как у  него есть и  ум и  образование,  то его терпЯт в
обществе и  даже доверЯют ему  преподавание музыки.  Ќет  сомнениЯ,  что  он
действительно был  капельмейстером,  -  прибавлЯли к  этому  дипломатические
особы, которым он однажды, в хорошем расположении духа, представил документ,
выданный  дирекцией ...ского  придворного театра.  ’ам  значилось,  что  он,
капельмейстер €оганнес  Љрейслер,  только  потому  был  отставлен  от  своей
должности,  что  решительно отказалсЯ написать музыку длЯ оперы,  сочиненной
придворным поэтом;  кроме  того,  за  обедами  в  гостинице,  в  присутствии
публики,  он  много  раз  пренебрежительно отзывалсЯ о  первом  теноре  и  в
совершенно восторженных, хотЯ и непонЯтных, выражениЯх оказывал предпочтение
перед примадонною одной молодой девице,  которую обучал пению.{41}  ‚прочем,
он  мог  бы  сохранить  за  собою  титул  придворного капельмейстера и  даже
возвратитьсЯ к  своей должности,  если бы  совершенно отказалсЯ от некоторых
странностей и смешных предрассудков,  -  как, например, от своего убеждениЯ,
что  подлинной  итальЯнской  музыки  более  не  существует,   -  и  если  бы
добровольно признал  превосходные качества  придворного поэта,  которого все
считали вторым Њетастазио{41}. „рузьЯ утверждали, что природа, создаваЯ его,
испробовала новый  рецепт  и  что  опыт  не  удалсЯ,  ибо  к  его  чрезмерно
чувствительному характеру и фантазии,  вспыхивающей разрушительным пламенем,
было  примешано  слишком  мало  флегмы,   и   таким  образом  было  нарушено
равновесие, совершенно необходимое художнику, чтобы жить в свете и создавать
длЯ него такие произведениЯ, в которых он, даже в высшем смысле этого слова,
нуждаетсЯ.  Љак бы то ни было,  достаточно сказать,  что €оганнес носилсЯ то
туда,  то сюда,  будто по вечно бурному морю,  увлекаемый своими видениЯми и
грезами,  и,  по-видимому,  тщетно искал той  пристани,  где мог бы  наконец
обрести спокойствие и  Ясность,  без которых художник не в  состоЯнии ничего
создавать.  Ћттого-то  друзьЯ никак  не  могли  добитьсЯ,  чтобы он  написал
какое-нибудь сочинение или не  уничтожил уже написанного.  €ногда он сочинЯл
ночью,  в самом возбужденном состоЯнии;  он будил жившего рЯдом с ним друга,
чтобы  в  порыве  величайшего  вдохновениЯ сыграть  то,  что  он  написал  с
невероЯтною быстротою,  проливал слезы радости над  удавшимсЯ произведением,
провозглашаЯ себЯ счастливейшим человеком...  Ќо на другой день превосходное
творение бросалось в огонь.  Џение действовало на него почти губительно, так
как при этом его фантазиЯ чересчур воспламенЯлась и дух уносилсЯ в неведомое
царство,  куда никто не отваживалсЯ за ним последовать;  напротив,  он часто
целыми часами разрабатывал на фортепьЯно самые странные темы в  замысловатых
контрапунктических оборотах и имитациЯх и самых искусных пассажах. Љогда это
ему удавалось, он несколько дней крЯду пребывал в веселом расположении духа,
и  особаЯ лукаваЯ ирониЯ уснащала тогда его  разговор на  радость небольшому
задушевному кружку его друзей.
     Ќо вдруг,  неизвестно как и почему, он исчез. Њногие стали уверЯть, что
замечали в нем признаки помешательства. € действительно, люди видели, как он
в  двух нахлобученных одна на другую шлЯпах и  с двумЯ нотными раштрами{42},
засунутыми,  словно два кинжала, за красный поЯс, весело напеваЯ, вприпрыжку
бежал за городские ворота. Ћднако ближайшие его друзьЯ не усматривали в этом
ничего особенного,  так  как Љрейслеру вообще были свойственны буйные порывы
под влиЯнием внезапного раздражениЯ.  Љогда все розыски оказались напрасными
и  друзьЯ  стали  советоватьсЯ о  том,  как  быть  с  оставшимсЯ после  него
небольшим собранием музыкальных и  других  сочинений,  Явилась  фрейлейн фон
Ѓ.{42}  и  объЯснила,  что  только ей  одной  надлежит хранить это  наследие
дорогого учителЯ и друга, которого она ни в коем случае не считает погибшим.
„рузьЯ с радостной готовностью отдали ей все,  что нашли, а когда оказалось,
что  на  чистой оборотной стороне многих нотных листков находЯтсЯ небольшие,
преимущественно юмористические заметки,  наскоро  набросанные  карандашом  в
благоприЯтные минуты,  вернаЯ  ученица  €оганнеса  разрешила  верному  другу
списать  их  и   предать  гласности  как  непритЯзательные  плоды  минутного
вдохновениЯ.


1. Њ“‡›ЉЂ‹њЌ›… ‘’ђЂ„ЂЌ€џ
                   ЉЂЏ…‹њЊ…‰‘’…ђЂ €ЋѓЂЌЌ…‘Ђ Љђ…‰‘‹…ђЂ{43}

     Ќаконец все разошлись.  џ  мог бы заметить это по шушуканью,  шарканью,
кашлю, гудению во всевозможных тональностЯх; это был настоЯщий пчелиный рой,
вылетающий из ульЯ.  ѓотлиб поставил мне на фортепьЯно новые свечи и бутылку
бургундского.  €грать Я  уже не  могу,  потому что совсем обессилел;  в  том
повинен стоЯщий здесь на пюпитре мой старый друг{43},  вновь носивший менЯ в
поднебесье,  как Њефистофель ”ауста на своем плаще, так высоко, что Я уже не
видел  и  не  замечал под  собою  этих  человечков,  хоть  они,  кажетсЯ,  и
производили довольно-таки изрЯдный шум.  ѓнусный потерЯнный вечер! Ќо теперь
мне хорошо и  легко.  ‚едь во  времЯ игры Я  достал карандаш и  правой рукой
набросал цифрами на  странице 63  под  последней вариацией несколько удачных
отклонений,  в  то  времЯ как леваЯ рука не  переставала боротьсЯ с  потоком
звуков!..  џ продолжаю писать на оборотной пустой стороне.  ЋставлЯю цифры и
звуки и  с  истинной радостью,  как  выздоровевший больной,  не  перестающий
рассказывать о том,  что он вытерпел, подробно описываю здесь адские мучениЯ
сегоднЯшнего чайного вечера. € не только длЯ себЯ одного, но и длЯ всех тех,
кто когда-нибудь,  наслаждаЯсь и  поучаЯсь по  моему экземплЯру фортепьЯнных
вариаций €оганна ‘ебастьЯна Ѓаха, изданных у Ќегели в –юрихе, найдет в конце
тридцатой вариации мои  цифры и,  руководствуЯсь крупным латинским verte* (Я
напишу его  тотчас же,  как  только будет окончена моЯ  жалоба),  перевернет
страницу и  станет читать.  ќти читатели сейчас же  поймут в  чем дело:  они
знают,  что  у  тайного советника ђедерлейна здесь очаровательный дом и  две
дочери, о которых весь высший свет с восторгом твердит, что они танцуют, как
богини,  говорЯт по-французски,  как ангелы,  а играют,  поют и рисуют,  как
музы.  ’айный советник ђедерлейн -  богатый человек;  за обедами, которые он
устраивает  четыре  раза  в  год,  подаютсЯ  прекраснейшие  вина,  тончайшие
кушаньЯ,  все обставлено на самый изЯщный манер, и у того, кто не испытывает
райского блаженства на его чайных вечерах, нет ни хорошего вкуса, ни ума и в
особенности никакого пониманиЯ искусства.  Џоследнее здесь тоже  не  забыто:
нарЯду с чаем,  пуншем,  вином,  мороженым и проч.  всегда подаетсЯ немножко
музыки,  котораЯ поглощаетсЯ изЯщным обществом с таким же удовольствием, как
и  все  остальное.  ЏорЯдок таков:  после  того  как  у  каждого гостЯ  было
предостаточно времени, чтобы выпить сколько угодно чашек чаю, и уже два раза
разносили пунш и мороженое,  слуги приготовлЯют игорные столы длЯ старейшей,
более солидной части общества, предпочитающей музыкальной игре игру в карты,
котораЯ и впрЯмь не производит такого бесполезного шума и при которой звенЯт
разве  что  деньги.  ќто  служит сигналом длЯ  младшей части  общества:  она
приступает к девицам ђедерлейн;  поднимаетсЯ шум,  в котором можно разобрать
слова:  "ЏрелестнаЯ барышнЯ, не отказывайте нам в наслаждении вашим небесным
талантом".  -  "Ћ,  спой что-нибудь,  моЯ дорогаЯ!" -  "Ќе могу - простуда -
последний бал -  ничего не  разучила".  -  "Ћ,  пожалуйста,  пожалуйста!  Њы
умолЯем!" - и т.д.
     ______________
     * Џереверни (лат.).

     ѓотлиб  уже  успел  открыть  фортепьЯно и  поставить на  пюпитр  хорошо
знакомую нотную тетрадь. ‘идЯщаЯ за картами мамаша восклицает:
     - Chantez donc, mes enfants*.
     ______________
     * Џойте же, дети (фр.).

     ќта  реплика отмечает начало  моей  роли:  Я  сажусь за  фортепьЯно,  а
барышень ђедерлейн с торжеством подводЯт к инструменту. ’ут опЯть начинаетсЯ
спор: ни одна не хочет петь первой.
     - ‚едь ты знаешь, милаЯ Ќанетта, Я ужасно охрипла.
     - Ђ Я разве меньше, милаЯ Њари?
     - џ так плохо пою.
     - Ћ, милочка, только начни... - и т.д.
     Њой  совет (подаваемый всЯкий раз),  что они могли бы  начать с  дуэта,
вызывает  рукоплесканиЯ;  принимаютсЯ  перелистывать ноты,  находЯт  наконец
тщательно заложенный лист,  и начинаетсЯ: "Dolce dell'anima"* и проч. ’алант
же у барышень ђедерлейн отнюдь не малый.  ‚от уже пЯть лет,  как Я здесь, из
них три с половиной года -  учителем в редерлейновском доме; за это короткое
времЯ  фрейлейн Ќанетта  кое-чего  достигла:  мелодию,  слышанную всего  раз
десЯть в театре и затем не более десЯти раз повторенную на фортепьЯно, она в
состоЯнии спеть так,  что  сразу можно догадатьсЯ,  что это такое.  ”рейлейн
Њари схватывает мелодию даже с восьмого раза,  и если часто поет на четверть
тона ниже строЯ фортепьЯно,  то  при ее миленьком личике и  недурных розовых
губках с  этим легко можно примиритьсЯ.  Џосле дуэта -  дружный хор  похвал.
‡атем начинают чередоватьсЯ ариетты и дуэттино, а Я заново отбарабаниваю уже
тысЯчу  раз  игранный аккомпанемент.  ‚о  времЯ  пениЯ  финансоваЯ советница
ќберштейн, покашливаЯ и тихонько подпеваЯ, дает понЯть: "€ Я ведь тоже пою".
”рейлейн Ќанетта говорит:
     ______________
     * “слада души (ит.).

     - ЊилаЯ  советница,   теперь  и  ты  должна  дать  нам  послушать  твой
божественный голос!
     ЋпЯть поднимаетсЯ шум.  “  нее простуда,  и  она ничего не  может спеть
наизусть.  ѓотлиб  притаскивает две  охапки нот;  начинаетсЯ перелистывание.
‘перва она  хочет петь "Њщение ада" и  т.д.,  потом "ѓеба,  смотри" и  т.д.,
затем "Ђх,  Я  любила" и  т.д.  ‚  испуге Я  предлагаю:  "”иалка на  лугу" и
т.д.{45} Ќо  советница -  за  высокое искусство,  она  хочет показать себЯ и
останавливаетсЯ на Љонстанце.  Ћ,  кричи,  квакай, мЯукай, издавай гортанные
звуки, стенай, охай, тремолируй, дребезжи сколько тебе угодно; Я взЯл правую
педаль и грохочу fortissimo,  дабы оглушить себЯ. Ћ сатана, сатана! Љакой из
твоих адских духов вселилсЯ в  эту  глотку,  чтобы терзать,  душить и  рвать
исторгаемые ею звуки?  —етыре струны уже лопнули, один молоточек сломалсЯ. ‚
ушах у менЯ звон,  голова трещит,  дрожит каждый нерв. Ќеужели все фальшивые
звуки пронзительной трубы Ярмарочного шарлатана собрались в  этом  маленьком
горле?  …е  пение  менЯ  измучило -  пью  стакан бургундского.  ђукоплескали
неистово,  и  кто-то заметил,  что финансоваЯ советница и Њоцарт сильно менЯ
воспламенили.  џ улыбалсЯ,  потупив глаза,  и, как сам заметил, это выходило
очень глупо.  ’ут  зашевелились все  таланты,  процветавшие до  сих  пор под
спудом,  и стали выступать наперебой. ‡адумываютсЯ музыкальные сумасбродства
- ансамбли,  финалы,  хоры.  Љаноник Љратцер, как известно, божественно поет
басом,  уверЯет господин в  прическе а  la Titus*{45},  скромно заЯвлЯющий о
самом  себе,  что  он  всего  только  второй тенор,  хотЯ  и  состоит членом
нескольких певческих академий.  Ѓыстро устраиваетсЯ все  длЯ первого хора из
"’ита"{45}. ‚еликолепно! Љаноник, стоЯ вплотную позади менЯ, гремит над моей
головой таким басом,  словно поет в  соборе под аккомпанемент труб и литавр;
он прекрасно попадал в тон, но второпЯх почти вдвое затЯгивал темп. Ќо он по
крайней мере оставалсЯ верен себе настолько,  что  в  продолжение всей пьесы
постоЯнно тащилсЯ на  полтакта позади.  “  остальных же  певцов обнаружилась
решительнаЯ склонность к древнегреческой музыке,  котораЯ,  как известно, не
знала гармонии и  шла  в  унисон;  все  они пели верхний голос с  небольшими
вариантами в виде случайных повышений и понижений примерно на четверть тона.
ќто  несколько шумливое исполнение вызвало общий  трагический трепет,  можно
сказать,  ужас,  даже у  сидЯщих за  картами,  теперь они уже не могли,  как
раньше, мелодраматически вторить музыке, вплетаЯ в нее декламационные фразы,
как,  например:  "џ любила -  сорок восемь - беззаботно - пас - Я не знала -
вист -  мук любви -  козырь",  - и т.д. ‚ыходило очень недурно. Ќаливаю себе
вина.  "€  это  была  вершина сегоднЯшней музыкальной выставки.  Ќу,  теперь
конец!" -  подумал Я, встал и закрыл ноты. Ќо тут ко мне подходит барон, мой
античный тенор, и говорит:
     ______________
     * Љак у ’ита (фр.).

     - Ћ   дорогой   господин   капельмейстер!   ѓоворЯт,   вы   божественно
импровизируете; о, пофантазируйте же длЯ нас! •оть немножко! Џожалуйста!
     џ сухо возражаю, что сегоднЯ фантазиЯ мне решительно отказала; но, пока
мы беседуем,  какой-то дьЯвол в  образе щеголЯ в  двух жилетах унюхивает под
моей шлЯпой в  соседней комнате баховские вариации:  он думает,  что это так
себе,  пустЯчные вариации,  вроде:  "Nel cor mi non piu sento"* -  "Ah, vous
dirai-je,  maman!"** и проч.{46},  и непременно желает, чтобы Я сыграл их. џ
отказываюсь;  тогда все обступают менЯ.  "Ќу, так слушайте же и лопайтесь от
скуки!" -  думаю Я и начинаю играть.  ‚о времЯ ќ 3 удалЯетсЯ несколько дам в
сопровождении  причесок  а  la  Titus.   „евицы  ђедерлейн  не  без  мучений
продержались до  ќ  12,  так как играл их учитель.  ќ  15 обратил в  бегство
двухжилетного франта. Ѓарон из преувеличенной вежливости оставалсЯ до ќ 30 и
только  выпил  весь  пунш,  который ѓотлиб  поставил мне  на  фортепьЯно.  џ
благополучно и окончил бы, но тема этого ќ 30 неудержимо увлекла менЯ. ‹исты
in  quarto*** внезапно выросли в  гигантское folio****,  где  были  написаны
тысЯчи имитаций и разработок той же темы,  которых Я не мог не сыграть. Ќоты
ожили,  засверкали и  запрыгали вокруг  менЯ,  -  электрической ток  побежал
сквозь пальцы к клавишам,  -  дух,  его пославший,  окрылил мои мысли, - всЯ
зала  наполнилась густым туманом,  в  котором все  больше и  больше тускнели
свечи,  - иногда из него выглЯдывал какой-то нос, иногда - пара глаз; но они
тотчас же  исчезали.  ‚ышло так,  что Я  осталсЯ наедине с  моим ‘ебастьЯном
Ѓахом, а ѓотлиб прислуживал мне, точно какой-то Spiritus familiaris*****.
     ______________
     * ‘ердце мое не чувствует больше (ит.).
     ** Ђх, скажу вам, маменька! (фр.)
     *** ‚ четвертую долю (лат.).
     **** ‚ полный лист (лат.).
     ***** „омашний дух (лат.).

     џ пью!  Њожно ли так мучить музыкою честных музыкантов, как мучили менЯ
сегоднЯ  и   как  мучают  весьма  часто?   Џоистине  ни  одно  искусство  не
подвергаетсЯ столь  бесконечному и  гнусному  злоупотреблению,  как  дивнаЯ,
свЯтаЯ музыка, нежное существо которой так легко осквернить! …сли у вас есть
настоЯщий талант,  настоЯщее понимание искусства,  - хорошо, учитесь музыке,
создавайте нечто,  достойное искусства,  и  в  должной  мере  служите  своим
талантом посвЯщенному. Ђ если вы лишены таланта и хотите просто бренчать, то
делайте это длЯ себЯ и  про себЯ и не мучьте этим капельмейстера Љрейслера и
других.
     ’еперь  Я  мог  бы  пойти  домой  и  окончить  свою  новую  сонату  длЯ
фортепьЯно, но еще нет одиннадцати часов, и на дворе прекраснаЯ летнЯЯ ночь.
Ѓьюсь об  заклад,  что по соседству со мной у  обер-егермейстера сидЯт возле
открытого  окна  девицы  и  резкими,   визгливыми,  пронзительными  голосами
двадцатый раз выкрикивают во всю мочь:  "Љогда менЯ твой взор манит"{47},  -
одну только первую строфу.  Ќаискосок,  через улицу,  кто-то терзает флейту;
легкие у  него,  как у  племЯнника ђамо{47};  а  мой сосед-валторнист делает
акустические опыты, издаваЯ протЯжные-протЯжные звуки. Ѓесчисленные собаки в
околотке  начинают  тревожитьсЯ,  а  кот  моего  хозЯина,  возбужденный этим
сладостным дуэтом,  вопит  у  моего  окна  (само собой разумеетсЯ,  что  моЯ
музыкально-поэтическаЯ лабораториЯ находитсЯ под  самой крышей);  карабкаЯсь
вверх по  хроматической гамме,  он делает жалобно-нежные признаниЯ соседской
кошке,  в которую влюблен с марта месЯца. Џосле одиннадцати часов становитсЯ
тише;  Я и сижу до этого времени, тем более что осталась еще чистаЯ бумага и
бургундское - Я с наслаждением его потЯгиваю.
     џ   слышал,   что   существует  старинный  закон,   который   запрещает
ремесленникам, производЯщим шум, селитьсЯ рЯдом с учеными; неужели же бедные
притеснЯемые композиторы, которым вдобавок приходитсЯ еще чеканить из своего
вдохновениЯ золото,  чтобы  дольше протЯнуть нить  своего существованиЯ,  не
могли бы применить к себе этот закон и изгнать из своего окружениЯ дударей и
все крикливые глотки?  —то сказал бы живописец,  если бы к  нему в то времЯ,
когда он пишет идеальный образ,  стали беспрестанно соватьсЯ разные скверные
рожи?  ‡акрой он  глаза -  он  по  крайней мере мог бы без помехи дописывать
картину в  своей фантазии.  Ќо  вата в  ушах не  помогает -  кошачий концерт
все-таки слышен;  и стоит только подумать,  только подумать:  вот теперь они
поют, вот вступает валторна, - как самые возвышенные мысли летЯт к черту!
     ‹ист  исписан полностью;  Я  хочу  только еще  отметить на  белом поле,
окружающем заглавие,  почему  Я  сто  раз  зарекалсЯ ходить  в  дом  тайного
советника и  почему сто раз нарушал этот зарок.  ‚иновата в  этом,  конечно,
восхитительнаЯ племЯнница ђедерлейна, привЯзывающаЯ менЯ к этому дому узами,
свитыми искусством. Ќа чью долю выпало счастье хоть раз слышать в исполнении
фрейлейн Ђмалии финальную сцену "Ђрмиды" ѓлюка или  большую сцену донны Ђнны
из  "„он  †уана"{48},  тот  поймет,  что  один  час,  проведенный  с  нею  у
фортепьЯно,   проливает  небесный  бальзам  на  раны,   которые  целый  день
наносились  мне,  измученному  учителю  музыки,  всевозможными диссонансами.
ђедерлейн,  не  верующий  ни  в  бессмертие души,  ни  в  ритм,  считает  ее
совершенно непригодною длЯ пребываниЯ в  высоком обществе его гостей,  ибо в
этом собрании она решительно не хочет петь,  а между тем перед людьми совсем
низкого званиЯ, например перед простыми музыкантами, поет с таким старанием,
каковое ей  вовсе не  к  лицу;  по  мнению ђедерлейна,  эти долгие,  ровные,
звенЯщие  гармонические звуки,  которые  возносЯт менЯ  на  небо,  она  Явно
перенЯла у соловьЯ -  неразумной твари, что живет только в лесах и отнюдь не
может служить образцом длЯ человека,  разумного царЯ природы.  Ћна доходит в
своей бестактности до того,  что иногда даже заставлЯет аккомпанировать себе
на  скрипке ѓотлиба,  разыгрываЯ на фортепьЯно бетховенские или моцартовские
сонаты,   которые  ничего  не  говорЯт  ни  одному  чайному  или  карточному
господину.
     џ  выпил последний стакан бургундского.  ѓотлиб снимает нагар со свечей
и, по-видимому, удивлЯетсЯ, что Я так усердно пишу. •орошо делают, что ценЯт
этого ѓотлиба,  которому только шестнадцать лет.  ќто превосходный, глубокий
талант.  Ќо  зачем так  рано умер его папаша,  заставный писец,  и  длЯ чего
понадобилось опекуну одевать юношу  в  ливрею?  Љогда  здесь  был  ђоде{49},
ѓотлиб слушал из  передней,  прижавшись ухом к  дверЯм залы,  и  потом играл
целые ночи напролет,  а днем ходил задумчивый, погруженный в себЯ, и красное
пЯтно,  горевшее на его левой щеке,  было точным отпечатком солитера с  руки
ђедерлейна:   как   нежным  поглаживанием  можно   вызвать  сомнамбулическое
состоЯние,  так  эта  рука  вознамерилась сильным  ударом  произвести  прЯмо
противоположное  действие.   ‚месте  с  другими  вещами  Я  дал  ему  сонаты
Љорелли{49};   тогда  он  стал  неистовствовать  на  старом  эстерлейновском
фортепьЯно{49},  вынесенном на чердак,  пока не истребил всех поселившихсЯ в
нем  мышей  и,  с  позволениЯ ђедерлейна,  не  перетащил  инструмент в  свою
комнатку.  "‘брось с себЯ это ненавистное лакейское платье,  честный ѓотлиб,
чтобы через несколько лет  Я  мог прижать тебЯ к  своей груди как настоЯщего
артиста,  каким ты можешь сделатьсЯ при твоем прекрасном таланте,  при твоем
глубоком понимании искусства!" ѓотлиб стоЯл сзади менЯ и утирал слезы, когда
Я  громко выговорил эти слова.  џ  молча пожал ему руку;  мы  пошли наверх и
стали играть вместе сонаты Љорелли.


                           2. OMBRA ADORATA*{49}
     ______________
     *  Љто  не  знает  великолепной  арии  Љрешентини  "Ombra  adorata"{49}
("‚озлюбленнаЯ тень"),  которую он  сочинил длЯ  оперы  –ингарелли "ђомео  и
ћлиЯ" и сам исполнЯл с необыкновенным чувством. (Џримеч. ѓофмана.)

     Љакое все же удивительное, чудесное искусство музыка и как мало человек
сумел проникнуть в  ее глубокие тайны!  Ќо разве не живет она в груди самого
человека, так наполнЯЯ его внутренний мир благодатными образами, что все его
мысли обращаютсЯ к ним,  и новаЯ,  просветленнаЯ жизнь еще здесь,  на земле,
отрешает его от суеты и гнетущей муки земного?  „а,  некаЯ божественнаЯ сила
проникает  в  него,  и,  с  детски  набожным  чувством  отдаваЯсь тому,  что
возбуждает в  нем дух,  он обретает способность говорить на Языке неведомого
романтического царства духов;  бессознательно,  как ученик,  громко читающий
волшебную книгу учителЯ{49},  вызывает он  из  своей души все дивные образы,
которые сиЯющими хороводами несутсЯ через  жизнь  и  наполнЯют всЯкого,  кто
только может их созерцать, бесконечным, несказанным томлением.
     Љак сжималась моЯ грудь,  когда Я  входил в концертную залу!  Љак Я был
подавлен  гнетом  всех  тех  ничтожных,  презренных  мелочей,  которые,  как
Ядовитые жалЯщие насекомые, преследуют и мучат в этой жалкой жизни человека,
а  в  особенности  -  художника,  до  такой  степени,  что  он  часто  готов
предпочесть этой вечно ЯзвЯщей муке жестокий удар, могущий навсегда избавить
его и  от этой,  и от всЯкой иной земной скорби!  ’ы понЯл горестный взглЯд,
который Я бросил на тебЯ, верный друг мой! ‘то раз благодарю тебЯ за то, что
ты занЯл мое место за фортепьЯно в то времЯ, как Я старалсЯ скрытьсЯ в самом
отдаленном  углу  залы.  Љакую  ты  придумал  отговорку,  как  удалось  тебе
устроить,  что  сыграна была не  большаЯ симфониЯ Ѓетховена C-moll,  a  лишь
коротенькаЯ,  незначительнаЯ увертюра какого-то еще не достигшего мастерства
композитора?  €  за  это от  всего сердца благодарю тебЯ.  —то сталось бы со
мною,  если бы ко мне, почти раздавленному всеми земными бедствиЯми, которые
с  недавнего времени  беспрестанно обрушиваютсЯ на  менЯ,  вдруг  устремилсЯ
могучий дух  Ѓетховена,  схватил менЯ  в  свои пылающие,  как  расплавленный
металл,  объЯтиЯ и  унес  в  то  царство беспредельного,  неизмеримого,  что
открываетсЯ  в  его  громовых  звуках?  Љогда  увертюра  закончилась детским
ликованием труб  и  литавр,  наступила глубокаЯ пауза,  словно ждали чего-то
действительно важного.  ќто  принесло мне  облегчение,  Я  закрыл  глаза  и,
стараЯсь найти в  своей душе  образы более приЯтные,  нежели те,  какие менЯ
только что окружали, забыл о концерте, а вместе с тем, конечно, обо всей его
программе,  котораЯ была мне известна,  - ведь Я должен был аккомпанировать.
Џауза,  вероЯтно,  длилась  долго;  наконец  заиграли ритурнель{50} какой-то
арии.  Ћн  был  выдержан  в  очень  нежных  тонах  и  простыми,  но  глубоко
проникающими в  душу  звуками,  казалось,  говорил  о  томлении,  с  которым
набожнаЯ душа возноситсЯ к  небу и  там обретает все любимое,  отнЯтое у нее
здесь,  на земле.  € вот,  словно небесный луч,  просиЯл из оркестра чистый,
звенЯщий  женский  голос:  "Tranquillo io  sono,  fra  poco  teco  saro  mia
vitа!"*{50}
     ______________
     * џ спокоен, ибо скоро Я буду с тобою, жизнь моЯ! (ит.)

     Љто может описать пронизавшее менЯ ощущение?  Ѓоль,  котораЯ грызла мою
душу,  разрешилась скорбным томлением,  излившим небесный бальзам на все мои
раны.  ‚се было позабыто,  и  Я в восхищении внимал только звукам,  которые,
словно нисходЯ из иного мира, утешительно осенЯли менЯ.
     ‘ такой же простотою,  как речитатив, выдержана и тема следующей за ним
арии:  "Ombra adorata",  но,  столь же задушевно и  так же проникаЯ в  самое
сердце,  она выражает то состоЯние духа,  когда он возноситсЯ превыше земных
скорбей в  блаженной надежде скоро увидеть в высшем и лучшем мире исполнение
всех обетовании.  Љак безыскусственно, как естественно все свЯзываетсЯ между
собою в этой простой композиции:  предложениЯ развиваютсЯ только на тонике и
доминанте;  никаких  резких  отступлений,  никаких  вычурных фигур;  мелодиЯ
струитсЯ, как серебристый ручей среди сиЯющих цветов. Ќо не в этом ли именно
и  заключаетсЯ таинственное волшебство,  которым обладал художник,  сумевший
придать простейшей мелодии,  самому безыскусственному построению неописуемую
мощь неодолимого воздействиЯ на всЯкое чувствительное сердце?  ‚ удивительно
светло  и  Ясно  звучащих мелизмах душа  на  быстрых  крыльЯх  несетсЯ среди
лучезарных облаков;  это  громкое ликование просветленных духов!  Љак всЯкое
сочинение,   столь   глубоко  внутренне  прочувствованное  художником,   эта
композициЯ требует подлинного пониманиЯ и должна исполнЯтьсЯ с ощущением - Я
сказал бы:  с Ясно выраженным предчувствием сверхчувственного, заключающимсЯ
в самой мелодии.  ‘огласно правилам итальЯнского пениЯ как в речитативе, так
и  в  самой арии предполагаютсЯ известные украшениЯ;  но разве не прекрасно,
что нам,  как бы  по традиции,  передаетсЯ та манера,  в  какой композитор и
высокий мастер пениЯ,  Љрешентини,  исполнЯл и  украшал эту  арию,  так что,
наверное,  никто не отважитсЯ безнаказанно прибавлЯть к  ней по крайней мере
чуждые  ее  духу  завитки?  Љак  тонки,  как  оживлЯют  целое  эти  случайно
придуманные Љрешентини украшениЯ!  ќто  блестЯщий убор,  делающий еще  более
прекрасным милое лицо возлюбленной,  убор, от которого Ярче лучатсЯ ее глаза
и сильнее алеют уста и ланиты.
     Ќо что мне сказать о тебе,  превосходнаЯ певица?  ‘ пламенным восторгом
итальЯнцев  Я  восклицаю:  благословенна  ты  небом!*  Ћ  да,  должно  быть,
благословенно искренней душе  изливать ощущаемое в  глубине сердца  в  таких
Ясных  и  столь  дивно звенЯщих звуках.  ќти  звуки,  как  благодатные духи,
осенили менЯ,  и каждый из них говорил:  "Џодними голову,  угнетенный! €ди с
нами,  иди с нами в далекую страну,  где скорбь не наносит кровавых ран,  но
грудь, точно в высшем восторге, наполнЯетсЯ несказанным томлением!"
     ______________
     *  Ќашей немецкой певице ѓезер,  котораЯ,  к  сожалению,  теперь совсем
оставила  искусство,  итальЯнцы  кричали:  "Che  sei  benedetta dal  cielo".
(Џримеч. ѓофмана.)

     џ  никогда больше  не  услышу  тебЯ;  но,  когда  менЯ  станет осаждать
ничтожество и,  считаЯ равным себе,  вступит со мною в пошлую борьбу,  когда
глупость захочет ошеломить менЯ,  а отвратительнаЯ насмешка черни -  уЯзвить
своим Ядовитым жалом,  тогда утешающий голос духа шепнет мне твоими звуками:
"Tranquillo io sono, fra poco teco saro mia vitа!"
     € вот тогда, в небывалом вдохновении, Я на мощных крыльЯх поднимусь над
ничтожеством земного;  все  звуки,  застывшие в  израненной груди,  в  крови
страданиЯ,  оживут,  зашевелЯтсЯ и вспыхнут, как искрометные саламандры, - у
менЯ достанет сил схватить их,  и тогда они,  соединившись как бы в огненный
сноп,  образуют  пламенеющую картину,  котораЯ  прославит и  возвеличит твое
пение - и тебЯ!


                   3. Њ›‘‹€ Ћ ‚›‘ЋЉЋЊ ‡ЌЂ—…Ќ€€ Њ“‡›Љ€{52}

     ЌельзЯ отрицать,  что  в  последнее времЯ вкус  к  музыке,  слава богу,
распространЯетсЯ все больше и  больше,  так что теперь считаетсЯ в некотором
роде  признаком хорошего воспитаниЯ учить  детей  музыке;  поэтому в  каждом
мало-мальски приличном доме найдетсЯ фортепьЯно или по  крайней мере гитара.
Љое-где встречаютсЯ еще немногие ненавистники этого, несомненно, прекрасного
искусства,  и  мое намерение и  призвание именно в том и заключаетсЯ,  чтобы
преподать им хороший урок.
     –ель  искусства вообще  -  доставлЯть человеку  приЯтное  развлечение и
отвращать его  от  более серьезных или,  вернее,  единственно подобающих ему
занЯтий,  то  есть  от  таких,  которые  обеспечивают ему  хлеб  и  почет  в
государстве,  чтобы  он  потом с  удвоенным вниманием и  старательностью мог
вернутьсЯ к  настоЯщей цели  своего  существованиЯ -  быть  хорошим зубчатым
колесом в  государственной мельнице и (продолжаю свою метафору) снова начать
мотатьсЯ и вертетьсЯ.  € надо сказать, что ни одно искусство не пригодно длЯ
этой цели в  большей степени,  чем  музыка.  —тение романа или  поэтического
произведениЯ, даже в том случае, когда выбор его настолько удачен, что в нем
не  оказалось ничего фантастически безвкусного (как часто бывает в  новейших
книгах) и, стало быть, фантазиЯ, представлЯющаЯ, собственно, наихудшую часть
нашего первородного греха,  каковую мы всеми силами должны подавлЯть, нимало
не станет возбуждатьсЯ,  - такое чтение, говорю Я, все-таки имеет неприЯтную
сторону - оно до некоторой степени заставлЯет думать о том, что читаешь; это
же  Явно противоречит развлекательной цели.  ’о же надо сказать и  о  чтении
вслух,  так  как,  совершенно отклонив от  него  свое внимание,  легко можно
заснуть или погрузитьсЯ в серьезные мысли,  от которых, согласно соблюдаемой
всеми порЯдочными деловыми людьми умственной диете, времЯ от времени следует
давать себе  отдых.  ђассматривание какой-нибудь картины может  продолжатьсЯ
лишь очень недолго,  ибо интерес к ней терЯетсЯ,  как только вы угадали, что
именно эта картина изображает. —то же касаетсЯ музыки, то только неизлечимые
ненавистники  этого  благородного  искусства  могут  отрицать,  что  удачнаЯ
композициЯ,  то есть такаЯ,  котораЯ не переступает надлежащих границ и  где
одна приЯтнаЯ мелодиЯ следует за  другою,  не  бушуЯ и  не  извиваЯсь грубым
образом в разного рода контрапунктических ходах и оборотах,  -  представлЯет
удивительно спокойное развлечение: оно совершенно избавлЯет от необходимости
утруждать себЯ  умственно или  по  крайней  мере  не  наводит  ни  на  какие
серьезные мысли,  а  только вызывает веселую череду совсем легких,  приЯтных
дум,  и  человек даже не  успевает осознать,  что они,  собственно,  в  себе
заключают.  Ќо можно пойти еще дальше и задать вопрос: кому запрещаетсЯ даже
во времЯ музыки завЯзать с  соседом разговор на какие угодно темы из области
политики  и  морали  и  таким  приЯтным  образом  достигнуть  двойной  цели?
Ќаоборот, последнее следует даже особенно рекомендовать, ибо музыка, как это
легко  заметить  на  всех  концертах  и  музыкальных собраниЯх,  чрезвычайно
способствует беседе.  ‚о  времЯ пауз  все  тихо,  но  как  только начинаетсЯ
музыка, сейчас же вскипает поток речей, поднимающийсЯ все выше и выше вместе
с  падающими в  него звуками.  €наЯ девица,  чьЯ  речь,  согласно известному
изречению,  содержит лишь "„а,  да!"  и  "Ќет,  нет!"{53},  во  времЯ музыки
находит и прочие слова,  которые,  следуЯ тому же евангельскому тексту, суть
зло,  но здесь,  видимо,  служат ко благу,  так как с  их помощью в  ее сети
иногда попадаетсЯ возлюбленный или  даже законный муж,  опьЯненный сладостью
непривычной речи. Ѓоже мой, сколь необозримы преимущества прекрасной музыки!
‚ас,  неисправимых ненавистников благородного искусства,  Я введу в семейный
круг,  где  отец,  утомленный важными дневными делами,  в  халате и  туфлЯх,
весело и добродушно покуривает трубочку под мурлыканье своего старшего сына.
ђазве не  длЯ  него  благонравнаЯ ђезхен разучила „ессауский марш и  "–вети,
милаЯ фиалка"{53} и разве не играет она их так прекрасно, что мать проливает
светлые слезы радости на чулок,  который она в  это времЯ штопает?  Ќаконец,
разве не показалсЯ бы ему тЯгостным хоть и подающий надежды,  но робкий писк
младшего отпрыска,  если бы звуки милой детской музыки не удерживали всего в
пределах тона и такта? Ќо если тебе ничего не говорит эта семейнаЯ идиллиЯ -
торжество простодушиЯ,  -  то последуй за мною в этот дом с Ярко освещенными
зеркальными окнами.  ’ы входишь в залу;  дымЯщийсЯ самовар -  вот тот фокус,
вокруг  которого движутсЯ кавалеры и  дамы;  приготовлены игорные столы,  но
вместе с  тем  поднЯта и  крышка фортепьЯно,  -  и  здесь  музыка служит длЯ
приЯтного времЯпрепровождениЯ и  развлечениЯ.  Џри хорошем выборе она никому
не мешает,  так как ее благосклонно допускают даже карточные игроки,  хотЯ и
занЯтые более важным делом - выигрышем и проигрышем.
     —то же  мне сказать,  наконец,  о  больших публичных концертах,  дающих
превосходнейший случай поговорить с тем или иным приЯтелем под аккомпанемент
музыки или -  если человек еще не вышел из шаловливого возраста - обменЯтьсЯ
нежными словами с  той  или  другой дамой,  длЯ  чего  музыка может  дать  и
подходЯщую тему?  ќти  концерты самое удобное место длЯ развлечениЯ делового
человека и гораздо предпочтительнее театра, где иногда даютсЯ представлениЯ,
непозволительным  образом  направлЯющие  ум   на   что-нибудь   ничтожное  и
фальшивое,  так  что человек подвергаетсЯ опасности впасть в  поэзию,  чего,
конечно,  должен  остерегатьсЯ всЯкий,  кому  дорога  честь  бюргера!  Ћдним
словом,  как Я  уже сказал в самом начале,  решительным признаком того,  как
хорошо  понЯто  теперь  истинное  назначение музыки,  служат  то  усердие  и
серьезность,  с коими ею занимаютсЯ и преподают ее.  ђазве не целесообразно,
что детей,  хотЯ бы у них не было ни малейшей способности к искусству - чем,
собственно говорЯ,  вовсе не интересуютсЯ,  -  все-таки обучают музыке? ‚едь
это  делаетсЯ длЯ  того,  чтобы они,  в  случае если им  и  не  представитсЯ
возможности выступать публично,  по  крайней мере могли содействовать общему
удовольствию  и  развлечению.  ЃлестЯщее  преимущество музыки  перед  всЯким
искусством заключаетсЯ также  в  том,  что  она,  в  своем чистом виде  (без
примеси поэзии),  совершенно нравственна и  потому ни в коем случае не может
иметь вредного влиЯниЯ на восприимчивые юные души.  Ќекий полицмейстер смело
выдал изобретателю нового музыкального инструмента удостоверение в том,  что
в  этом инструменте не  содержитсЯ ничего противного государству,  религии и
добрым нравам;  столь же смело и всЯкий учитель музыки может заранее уверить
папашу и мамашу,  что в новой сонате не содержитсЯ ни единой безнравственной
мысли. Љогда дети подрастут, тогда, само собою понЯтно, их следует отвлекать
от занЯтий искусством,  потому что подобные занЯтиЯ,  конечно,  не под стать
серьезным мужчинам,  а  дамы  легко  могли  бы  из-за  них  пренебречь более
высокими  светскими  обЯзанностЯми  и  т.д.  ’аким  образом,  взрослые  лишь
пассивно наслаждаютсЯ музыкой,  заставлЯЯ играть детей или  профессиональных
музыкантов.  €з правильного понЯтиЯ о  назначении искусства также само собою
следует,  что  художники,  то  есть  те  люди,  кои  (довольно-таки  глупо!)
посвЯщают  всю  свою  жизнь  делу,  служащему  только  целЯм  удовольствиЯ и
развлечениЯ, должны почитатьсЯ низшими существами, и их можно терпеть только
потому,  что они вводЯт обычай miscere utili dulci*{55}.  Ќи  один человек в
здравом  уме  и  с  зрелыми  понЯтиЯми не  станет  столь  же  высоко  ценить
наилучшего художника,  сколь  хорошего канцелЯриста или  даже  ремесленника,
набившего подушку,  на  которой  сидит  советник в  податном присутствии или
купец в  конторе,  ибо здесь имелось в  виду доставить необходимое,  а там -
только  приЯтное!  Џоэтому  если  мы  и  обходимсЯ  с  художником вежливо  и
приветливо, то такое обхождение проистекает лишь из нашей образованности или
нашего добродушного нрава,  который побуждает нас ласкать и баловать детей и
других лиц, нас забавлЯющих. Ќекоторые из этих несчастных мечтателей слишком
поздно  излечиваютсЯ от  своего заблуждениЯ и  впрЯмь впадают в  своего рода
безумие, которое легко можно усмотреть в их суждениЯх об искусстве.
     ______________
     * ‘оединЯть приЯтное с полезным (лат.).

     Ђ именно,  они полагают, что искусство позволЯет человеку почувствовать
свое высшее назначение и из пошлой суеты повседневной жизни ведет его в храм
€зиды{55},  где природа говорит с ним свЯщенными,  никогда не слыханными, но
тем  не   менее  понЯтными  звуками.   Ћ   музыке  эти  безумцы  высказывают
удивительнейшее  мнение.   Ћни  называют  ее  самым  романтическим  из  всех
искусств,   так   как   она   имеет   своим  предметом  только  бесконечное;
таинственным,  выражаемым  в  звуках  праЯзыком  природы,  наполнЯющим  душу
человека бесконечным томлением;  только благодарЯ ей, говорЯт они, постигает
человек песнь песней деревьев,  цветов,  животных,  камней и вод. ‘овершенно
бесполезные забавы контрапункта, которые вовсе не веселЯт слушателЯ, а стало
быть,  не  достигают и  подлинной цели  музыки,  они  называют устрашающими,
таинственными   комбинациЯми   и    готовы   сравнить   их   с    причудливо
переплетающимисЯ мхами,  травами и цветами. ’алант, или, говорЯ словами этих
глупцов,  гений  музыки,  горит  в  душах  людей,  занимающихсЯ искусством и
лелеющих  его  в  себе,  и  пожирает  их  неугасимым пламенем,  когда  более
низменные начала пытаютсЯ загасить или искусственно отклонить в  сторону эту
искру.  ’ех же,  кто,  как Я уже показал вначале,  совершенно верно судит об
истинном назначении искусства, и в особенности музыки, они называют дерзкими
невеждами,  перед которыми вечно будет закрыто свЯтилище высшего бытиЯ,  - и
этим  доказывают свою глупость.  €  Я  имею право спросить,  кто  же  лучше:
чиновник, купец, живущий на свои деньги, который хорошо ест и пьет, катаетсЯ
в  подобающем  экипаже  и  с  которым  все  почтительно раскланиваютсЯ,  или
художник,  принужденный влачить жалкое существование в  своем фантастическом
мире?   Џравда,   эти   глупцы  утверждают,   что  поэтическое  парение  над
повседневностью есть  нечто необыкновенное и  что  при  этом  многие лишениЯ
обращаютсЯ в радости;  но в таком случае и те императоры и короли, что сидЯт
в  сумасшедшем доме с  соломенными венцами на головах,  также счастливы!  ‚о
всех  этих  цветах красноречиЯ нет  ровно  ничего;  эти  люди  хотЯт  только
заглушить упреки  совести  за  то,  что  сами  не  стремились к  чему-нибудь
солидному,  и лучшее тому доказательство - что почти нет художников, которые
сделались таковыми по  свободному выбору:  все  они  выходили и  теперь  еще
выходЯт  из  неимущего  класса.  Ћни  рождаютсЯ у  бедных  и  невежественных
родителей или  у  таких же  художников;  нужда,  случайность,  невозможность
надеЯтьсЯ на  удачу  среди действительно полезных классов общества делает их
тем,  чем они становЯтсЯ.  ’ак оно всегда и  будет -  назло этим фантазерам.
…сли  в  какой-нибудь  достаточной семье  высшего сословиЯ родитсЯ ребенок с
особенными способностЯми к  искусству или,  по  смехотворному выражению этих
сумасшедших,  носЯщий  в  своей  груди  ту  божественную искру,  котораЯ при
противодействии становитсЯ разрушительной,  если  он  в  самом  деле  начнет
пускатьсЯ  в  фантазии  об  искусстве  и  артистической  жизни,  то  хороший
воспитатель с помощью разумной умственной диеты, как, например, совершенного
устранениЯ всего фантастического и чрезмерно возбуждающего (стихов,  а равно
так называемых сильных композиций, вроде Њоцарта, Ѓетховена и т.п.), а также
с   помощью   усердно   повторЯемых   разъЯснений   относительно  совершенно
подчиненного назначениЯ всЯкого искусства и зависимого положениЯ художников,
лишенных чинов, титулов, и богатства, - очень легко может вывести заблудшего
молодого субъекта на  путь  истины.  €  он  почувствует наконец справедливое
презрение к искусству и художникам,  которое, служа лучшим лекарством против
всЯкой эксцентричности,  никогда не  может быть  чрезмерным.  Ђ  тем  бедным
художникам,  которые еще не впали в вышеописанное безумие,  по моему мнению,
не повредит мой совет -  изучить какое-нибудь легкое ремесло длЯ того, чтобы
хоть  несколько  отклонитьсЯ от  своих  бесцельных  стремлений.  ’огда  они,
конечно,  будут что-то  значить как полезные члены государства.  Ћдин знаток
сказал мне,  что  мои руки весьма пригодны длЯ изготовлениЯ туфель,  -  и  Я
вполне склонен,  дабы послужить примером другим,  пойти в  ученье к здешнему
туфельному мастеру наблеру, который к тому же мой крестный отец.
     ЏеречитываЯ написанное,  Я  нахожу,  что  очень метко обрисовал безумие
многих музыкантов,  и с тайным ужасом чувствую,  что они мне сродни.  ‘атана
шепчет мне  на  ухо,  что многое,  столь прЯмодушно мною высказанное,  может
показатьсЯ  им  нечестивой  иронией;  но  Я  еще  раз  уверЯю:  против  вас,
презирающих музыку,  называющих поучительное пение  и  игру  детей  ненужным
вздором  и  желающих  слушать  только  музыку  тех,   кто  достоин  ее,  как
таинственного,  высокого искусства,  -  да,  против вас  были направлены мои
слова,  и  с  серьезным оружием в  руках доказывал Я  вам,  что  музыка есть
прекрасное,  полезное изобретение пробужденного ’увалкаина{57},  веселЯщее и
развлекающее людей,  и  что  она  приЯтным  и  мирным  образом  способствует
семейному   счастью,    составлЯющему   самую   возвышенную   цель   всЯкого
образованного человека.


                  4. €Ќ‘’ђ“Њ…Ќ’Ђ‹њЌЂџ Њ“‡›ЉЂ Ѓ…’•Ћ‚…ЌЂ{57}

     Љогда идет речь о музыке как о самостоЯтельном искусстве, не следует ли
иметь в  виду одну только музыку инструментальную,  котораЯ,  отказываЯсь от
всЯкого  содействиЯ или  примеси какого-либо  искусства (например,  поэзии),
выражает в чистом виде своеобразную, лишь из нее познаваемую, сущность свою?
Њузыка -  самое романтическое из всех искусств, пожалуй, можно даже сказать,
единственное подлинно романтическое, потому что имеет своим предметом только
бесконечное.  ‹ира  ЋрфеЯ  отворила  врата  ада.  Њузыка  открывает человеку
неведомое царство,  мир,  не  имеющий ничего общего с  внешним,  чувственным
миром,  который его окружает и  в котором он оставлЯет все свои определенные
чувства, чтобы предатьсЯ несказанному томлению.
     „огадывались ли  вы  об этой своеобразной сущности музыки,  вы,  бедные
инструментальные композиторы,  мучительно  старавшиесЯ изображать  в  звуках
определенные ощущениЯ и  даже событиЯ?  „а и  как могло прийти вам в  голову
пластически разрабатывать искусство,  прЯмо  противоположное пластике?  ‚едь
ваши восходы солнца,  ваши бури,  ваши Batailles des  trois Empereurs*{58} и
т.д.  были,  несомненно,  только  смешными ошибками и  по  заслугам наказаны
полным забвением.
     ______________
     * Ѓитвы трех императоров (фр.).

     ‚  пении,  где поэзиЯ выражает словами определенные аффекты,  волшебнаЯ
сила  музыки  действует,  как  чудный философский эликсир,  коего  несколько
капель делают всЯкий напиток вкуснее и  приЯтнее.  ‚сЯкаЯ страсть -  любовь,
ненависть,  гнев,  отчаЯние и проч., - как ее представлЯет опера, облекаетсЯ
музыкою в  блестЯщий романтический пурпур,  и даже обычные наши чувствованиЯ
уводЯт нас из действительной жизни в царство бесконечного.
     ‘толь  сильно  очарование  музыки,  и,  становЯсь  все  более  и  более
могущественным, должно было бы оно разорвать узы всЯкого иного искусства.
     Љонечно,  не только улучшение выразительных средств (усовершенствование
инструментов,  возрастающаЯ виртуозность исполнителей) позволило  гениальным
композиторам  поднЯть  инструментальную музыку  до  ее  нынешней  высоты,  -
причина кроетсЯ и  в  более  глубоком проникновении в  своеобразную сущность
музыки.
     ’ворцы  современной инструментальной музыки,  Њоцарт и  ѓайдн,  впервые
показали нам это искусство в  полном его блеске;  но  кто взглЯнул на него с
безграничной любовью и  проник в  глубочайшую его  сущность -  это Ѓетховен.
€нструментальные творениЯ всех  трех  мастеров дышат одинаково романтическим
духом,  источник  коего  -  одинаковое  понимание  своеобразных особенностей
искусства;  но  произведениЯ их  по  своему  характеру все-таки  существенно
отличны друг  от  друга.  ‚  сочинениЯх ѓайдна раскрываетсЯ детски радостнаЯ
душа.  …го симфонии ведут нас в необозримые зеленые рощи, в веселую, пеструю
толпу счастливых людей.  ћноши и  девушки проносЯтсЯ перед нами в хороводах;
смеющиесЯ  дети  прЯчутсЯ  за  деревьЯми,   за  розовыми  кустами,   шутливо
перебрасываЯсь цветами.  †изнь,  полнаЯ  любви,  полнаЯ блаженства и  вечной
юности,  как  до  грехопадениЯ;  ни  страданиЯ,  ни  скорби  -  одно  только
томительно-сладостное стремление к любимому образу,  который парит вдали,  в
пламени заката, не приближаЯсь и не исчезаЯ; и пока он там, ночь медлит, ибо
он - вечернЯЯ зарЯ, горЯщаЯ над горою и над рощею.
     Њоцарт вводит нас в  глубины царства духов.  Ќами овладевает страх,  но
без мучений, - это скорее предчувствие бесконечного.
     ‹юбовь  и  печаль звучат в  дивных голосах духов;  ночь  растворЯетсЯ в
Ярком,  пурпурном сиЯнии,  и  невыразимое томление  влечет  нас  к  образам,
которые,  ласково манЯ нас  в  свои хороводы,  летЯт сквозь облака в  вечном
танце сфер (симфониЯ Њоцарта в  Es-dur,  известнаЯ под  названием "‹ебединой
песни").
     €нструментальнаЯ музыка Ѓетховена также  открывает перед  нами  царство
необъЯтного и беспредельного.  Ћгненные лучи пронизывают глубокий мрак этого
царства,  и  мы  видим  гигантские тени,  которые  колеблютсЯ,  поднимаЯсь и
опускаЯсь,  все теснее обступают нас и, наконец, уничтожают нас самих, но не
ту муку бесконечного томлениЯ,  в  которой никнет и погибает всЯкаЯ радость,
быстро вспыхивающаЯ в победных звуках.  € только в ней -  в этой муке,  что,
поглощаЯ,  но не разрушаЯ любовь,  надежду и радость,  стремитсЯ переполнить
нашу  грудь совершенным созвучием всех  страстей,  -  продолжаем мы  жить  и
становимсЯ восторженными духовидцами.
     ђомантический вкус -  Явление редкое;  еще реже - романтический талант;
поэтому так мало людей,  способных играть на  лире,  звуки которой открывают
полное чудес царство романтического.
     ѓайдн романтически изображает человеческое в обыденной жизни; он ближе,
доступнее большинству.
     Њоцарта  больше  занимает  сверхчеловеческое,   чудесное,  обитающее  в
глубине нашей души.
     Њузыка  Ѓетховена движет  рычагами страха,  трепета,  ужаса,  скорби  и
пробуждает именно то  бесконечное томление,  в  котором заключаетсЯ сущность
романтизма.  Џоэтому он  чисто романтический композитор;  не  оттого ли  ему
меньше удаетсЯ вокальнаЯ музыка,  котораЯ не допускает неЯсного томлениЯ,  а
передает лишь выражаемые словами эффекты,  но отнюдь не то,  что ощущаетсЯ в
царстве бесконечного?
     Њогучий гений Ѓетховена угнетает музыкальную чернь, тщетно пытаетсЯ она
ему противитьсЯ.  Ќо мудрые судьи,  озираЯсь, с важным видом уверЯют: им-де,
как людЯм великого ума и глубокой проницательности, можно поверить на слово,
что у  доброго Ѓетховена вовсе нет недостатка в богатой и живой фантазии,  -
он  только не умеет ею управлЯть.  Џоэтому,  дескать,  здесь не может быть и
речи о  выборе и  разработке идей:  по так называемой гениальной методе,  он
набрасывает все  так,  как  оно в  данную минуту рисуетсЯ его воспламененной
фантазии. Ђ что, если только от вашего близорукого взора ускользает глубокое
внутреннее единство всЯкого бетховенского сочинениЯ? …сли только в вас самих
заключаетсЯ причина того,  что вы  не разумеете понЯтного посвЯщенному Языка
художника, что перед вами закрыты двери сокровенного душевного свЯтилища? Ќа
самом деле художник,  которого по обдуманности его творений с  полным правом
можно поставить рЯдом с ѓайдном и Њоцартом, отделЯет свое "Я" от внутреннего
царства звуков и распорЯжаетсЯ ими,  как полноправный властелин. ѓеометры от
эстетики  часто  жаловались на  експира  за  полное  отсутствие внутреннего
единства и  внутренней свЯзи,  тогда  как  более  проникновенному взору  его
творениЯ  предстают  как  выросшее  из  одного  зерна  прекрасное  дерево  с
листьЯми,  цветами и плодами; точно так же только при глубоком проникновении
в  инструментальную музыку  Ѓетховена раскрываетсЯ ее  высокаЯ обдуманность,
всегда присущаЯ истинному гению и  подкреплЯемаЯ изучением искусства.  Љакое
из  инструментальных произведений Ѓетховена подтверждает все  это в  большей
мере,  чем бесконечно прекраснаЯ и  глубокомысленнаЯ симфониЯ в C-moll?  Љак
неудержимо влечет слушателЯ это дивное творение все выше и  выше по лестнице
звуков в духовное царство бесконечного!  Ќичего не может быть проще основной
мысли  первого Allegro,  состоЯщего только  из  двух  тактов,  причем  в  ее
начальном унисоне  не  определЯетсЯ даже  тональность.  •арактер тревожного,
беспокойного   томлениЯ,   которым   отличаетсЯ   это   предложение,   лучше
разъЯснЯетсЯ мелодичной побочной темой.  ѓрудь,  стесненнаЯ и  встревоженнаЯ
предчувствием чего-то огромного, грозЯщего гибелью, как бы силитсЯ вздохнуть
в  резких звуках,  но вскоре,  сиЯЯ,  выступает приветливый образ и  озарЯет
глубокую,  полную ужаса ночь.  (ЏрелестнаЯ тема в ‘-dur,  затронутаЯ сначала
валторной в  Es-dur.)  Љак  проста  -  скажу  еще  раз  -  тема,  положеннаЯ
художником в основу целого, но как чудно присоединЯютсЯ к ней все побочные и
вводные предложениЯ,  служа в своем ритмическом соотношении только длЯ того,
чтобы все более и  более раскрыть характер Allegro,  едва намеченный главной
темой.  ‚се периоды кратки,  почти все состоЯт только из  двух-трех тактов и
при  этом  еще  строЯтсЯ  на  беспрестанном чередовании духовых  и  струнных
инструментов;  казалось бы, из таких элементов может возникнуть только нечто
раздробленное,  неуловимое, но вместо того именно такое построение целого, а
также постоЯнно следующие одно за другим повторениЯ предложений и  отдельных
аккордов и возносЯт на высшую ступень чувство невыразимого томлениЯ.
     Ќе говорЯ уже о том,  что контрапунктическаЯ разработка свидетельствует
о  глубоком знании искусства,  -  вводные предложениЯ и постоЯнные намеки на
главную тему показывают,  как великий мастер охватывал и  продумывал в своем
уме все произведение в целом,  со всеми его страстными оттенками.  Ќе звучит
ли как благодатный голос духа,  наполнЯющий нашу грудь надеждою и утешением,
прелестнаЯ тема Andante con moto в As-dur? Ќо и здесь выступает тот страшный
дух,  что  пленил и  встревожил нашу душу в  Allegro,  ежеминутно угрожаЯ из
грозовой тучи, в которой он скрылсЯ, и перед его молниЯми быстро разлетаютсЯ
окружавшие  нас  дружественные  образы.   Ђ   что  сказать  о   менуэте?{61}
Џрислушайтесь  к   его   особым   модулЯциЯм,   к   мажорным  заключениЯм  в
доминантаккорде,  основной тон  которого служит тоникой длЯ  следующей затем
минорной темы,  -  это все та  же  тема,  распространеннаЯ лишь на несколько
тактов.  Ќе охватывает ли вас опЯть то беспокойное, невыразимое томление, то
предчувствие чудесного мира  духов,  в  котором владычествует художник?  Ќо,
точно ослепительный луч солнца, сиЯет великолепнаЯ тема заключительной части
в  ликующем торжестве всего оркестра.  Љакие удивительные контрапунктические
сплетениЯ  снова  соединЯютсЯ здесь  в  одно  целое!  €ному  все  это  может
показатьсЯ  только  гениальной  рапсодией,   но   душа   всЯкого  вдумчивого
слушателЯ, конечно, будет глубоко захвачена именно этим невыразимым и полным
предчувствий томлением и до самого заключительного аккорда -  даже несколько
мгновений после него -  не в силах будет покинуть чудное царство духов,  где
ее  окружали  скорбь  и  радость,  облеченные в  звуки.  ‚се  предложениЯ по
внутреннему своему строю,  их исполнение,  инструментовка,  способ сочетаниЯ
одного с  другим -  все  это устремлено к  одной цели;  но  близкое взаимное
сродство тем вернее всего приводит к  тому единству,  которое только и может
прочно  удержать  слушателЯ  в   едином  настроении.   ќто   сродство  часто
раскрываетсЯ слушателю,  когда он  слышит его в  соединении двух предложений
или в двух различных предложениЯх открывает общий основной бас;  но сродство
более глубокое, которое не обнаруживает себЯ таким образом, часто сообщаетсЯ
только от духа к  духу,  а именно они-то и господствуют в предложениЯх обоих
Allegro  и  менуэта,  превосходно  свидетельствуЯ о  гениальной  вдумчивости
композитора.
     Ќо  как глубоко запечатлелись в  моем сердце,  о  высокий мастер,  твои
дивные фортепьЯнные сочинениЯ!  Љаким пустым и  ничтожным представлЯетсЯ мне
теперь все,  что не принадлежит тебе,  глубокомысленному Њоцарту и  могучему
гению ‘ебастьЯна Ѓаха!  ‘  какой радостью стал  Я  изучать твой  семидесЯтый
опус,  два  превосходных трио:  ведь Я  знал,  что после немногих упражнений
вскоре совершенно ими овладею.  €  так хорошо было мне сегоднЯ вечером!  Љак
человек,   гулЯющий  по  запутанным  дорожкам  фантастического  парка,   где
переплетаютсЯ всевозможные редкостные деревьЯ,  кустарники и чудные цветы, и
углублЯющийсЯ все дальше и  дальше,  не  в  силах был Я  выйти из  волшебных
поворотов и  сплетений твоих  трио.  ‚се  глубже  и  глубже  заманивают менЯ
обольстительные  голоса  сирен,   звучащие  в   пестром  разнообразии  твоих
блистательных  страниц.   ЏросвещеннаЯ  дама,  котораЯ  сегоднЯ  превосходно
сыграла мне,  капельмейстеру Љрейслеру,  трио ќ  1  нарочно длЯ того,  чтобы
оказать мне честь, - дама, у которой Я до сих пор сижу и пишу за фортепьЯно,
- очень Ясно показала мне,  что ценить следует лишь то, что породил дух, все
ж остальное - от лукавого.
     џ  только что  повторил наизусть на  фортепьЯно некоторые поразительные
гармонические обороты из  обоих  трио.  ‘овершенно верно,  что  фортепьЯно -
инструмент,  более подходЯщий длЯ  гармонии,  нежели длЯ мелодии.  ЌаивысшаЯ
степень выразительности,  на  которую способен этот инструмент,  не в  силах
дать  мелодии  той  жизни,  какую  могут  воспроизвести в  тысЯчах тончайших
оттенков  смычок  скрипача или  дыхание  играющего на  духовом  инструменте.
Џианист  тщетно  боретсЯ  с  непреодолимой трудностью,  представлЯемой самим
механизмом  инструмента,   который  заставлЯет  струны  дрожать  и   звучать
посредством удара.  Ќо зато (не считаЯ,  впрочем, гораздо более ограниченной
по звучанию арфы),  пожалуй,  не существует другого инструмента, который мог
бы в таких полных аккордах,  как фортепьЯно, обнЯть все царство гармонии и в
самых дивных формах и  образах развернуть перед знатоком ее сокровища.  …сли
фантазиЯ  художника  охватывает целую  звуковую  картину  с  многочисленными
группами,  светлыми бликами и  глубокими тенЯми,  то  он  может вызвать ее к
жизни на  фортепьЯно,  и  она выступит из его внутреннего мира во всех своих
красках  и  блеске.  ЊногоголосаЯ партитура,  эта  поистине  волшебнаЯ книга
музыки,  заключающаЯ  в  своих  знаках  все  чудеса  звукового  искусства  и
таинственный хор  разнообразнейших инструментов,  оживает на  фортепьЯно под
руками мастера;  пьесу,  полно  и  точно  воспроизведенную таким  образом по
партитуре,  можно  сравнить с  хорошей гравюрой,  снЯтой с  большой картины.
Џоэтому   фортепьЯно   удивительно   подходит   длЯ   фантазированиЯ,    длЯ
воспроизведениЯ партитуры,  длЯ отдельных сонат,  аккордов и т.п., точно так
же  как  и  длЯ  трио,   квартетов,  квинтетов  и  т.д.,  в  которые  входЯт
обыкновенные струнные инструменты.  ќти  пьесы вполне принадлежат к  области
фортепьЯнных сочинений,  ибо  если  они  написаны должным образом,  то  есть
действительно длЯ  четырех,  пЯти  и  проч.  голосов,  то  здесь все  дело в
гармонической  разработке,   котораЯ  сама  по  себе  исключает  выступление
отдельных инструментов в блестЯщих пассажах.
     €стинное  отвращение  чувствую  Я   ко   всем  собственно  фортепьЯнным
концертам (моцартовские и бетховенские не столько концерты, сколько симфонии
с  аккомпанементом  фортепьЯно).  ѓоворЯт,  что  здесь-то  именно  и  должна
проЯвлЯтьсЯ виртуозность отдельного исполнителЯ в  пассажах  и  в  выЯвлении
мелодии;  но и  самый лучший исполнитель на прекраснейшем инструменте тщетно
будет стремитьсЯ к тому, что, например, легко достигаетсЯ скрипачом.
     Џосле полного tutti скрипок и  духовых инструментов всЯкое соло  звучит
сухо и бледно;  мы удивлЯемсЯ только беглости пальцев и т.п.,  между тем как
душа наша остаетсЯ незатронутой.
     Ќо  как  хорошо постиг художник самый дух  инструмента и  как умело его
использовал!
     ЏростаЯ,     но    плодотворнаЯ,     удобнаЯ    длЯ    разнообразнейших
контрапунктических  оборотов,   сокращений  и  т.д.  певучаЯ  тема  лежит  в
основании каждой фразы,  а  все остальные побочные темы и фигуры находЯтсЯ в
близком родстве с  главной идеей,  так  что с  помощью всех инструментов все
стремитсЯ и приводитсЯ к высшему единству.  ’аково построение целого, но и в
этой  искусной постройке сменЯютсЯ в  неустанном движении самые удивительные
картины,  в которых то соседствуют, то сплетаютсЯ радость и скорбь, печаль и
блаженство. Џричудливые образы заводЯт веселую плЯску; они то устремлЯютсЯ к
светлой  точке,  то,  сверкаЯ  и  искрЯсь,  разлетаютсЯ в  разные  стороны и
гонЯютсЯ  друг  за   другом  в   многоликих  сочетаниЯх;   восхищеннаЯ  душа
прислушиваетсЯ посреди открывшегосЯ ей царства духов к  неведомому глаголу и
начинает разуметь самые таинственные предчувствиЯ, ее охватившие.
     ’олько тот  композитор действительно проник в  тайны гармонии,  который
умеет  действовать через  нее  на  человеческую душу;  числовые соотношениЯ,
остающиесЯ длЯ  бездарного грамматика лишь мертвыми,  неподвижными цифровыми
примерами,  длЯ композитора ЯвлЯютсЯ чародейными препаратами,  из которых он
творит волшебный мир.
     ЌесмотрЯ на задушевность,  преобладающую в  первом трио,  не исключаЯ и
полного  грусти  Largo,  гений  Ѓетховена все-таки  остаетсЯ торжественным и
строгим.  •удожник словно полагал,  что о  глубоких,  таинственных предметах
даже и тогда,  когда внутренне сроднившийсЯ с ними дух чувствует радостный и
веселый подъем,  никак не следует говорить на повседневном Языке,  а  должно
изъЯснЯтьсЯ лишь словами возвышенными и  торжественными;  танец жрецов €зиды
может быть только ликующим гимном.
     €нструментальнаЯ музыка там, где она действует только сама по себе, как
музыка, не служа какой-либо определенной драматической цели, должна избегать
всего  незначительно-шутливого,   всЯких  пустых  побрЯкушек.   Ћна   должна
пробуждать в глубине души предчувствие той радости,  котораЯ,  будучи выше и
прекраснее всего,  что есть в  нашем замкнутом мире,  и приходЯ из неведомой
страны,  воспламенЯет сердце полною блаженства жизнью;  должна найти длЯ нее
более  высокое выражение,  нежели  те  ничтожные слова,  которые свойственны
только робкому земному счастью. “же одна эта строгость всей инструментальной
и  фортепьЯнной музыки Ѓетховена исключает все  головоломные пассажи вверх и
вниз по  клавиатуре,  все странные скачки и  смешные причуды,  ноты,  высоко
забирающиесЯ по  лесенке из  пЯти или  шести черточек,  которыми переполнены
фортепьЯнные сочинениЯ новейшего образца.  …сли  речь  идет об  одной только
беглости пальцев,  то  фортепьЯнные сочинениЯ нашего мастера не  заключают в
себе никакой особенной трудности,  потому что  их  немногие гаммы,  триоли и
т.п.,  конечно,  доступны всЯкому опытному исполнителю;  но  передать их как
следует все-таки очень трудно.  Њногие так  называемые виртуозы отказываютсЯ
от фортепьЯнных сочинений Ѓетховена, присоединЯЯ к упреку: "Ћчень трудно!" -
еще  слова:  "€  очень неблагодарно!"  Ќо  что  касаетсЯ трудности,  то  длЯ
правильного и  уверенного исполнениЯ бетховеновских сочинений  нужно  только
одно  -  постигнуть их,  глубоко  проникнуть в  их  сущность и,  в  сознании
собственной  посвЯщенности,  отважно  вступить  в  круг  волшебных  Явлений,
вызываемых его могучими чарами.  Љто не чувствует в себе этой посвЯщенности,
кто  полагает,  что свЯщеннаЯ музыка есть только забава,  пригоднаЯ лишь длЯ
времЯпрепровождениЯ в  свободные часы,  длЯ  минутного услаждениЯ тупых ушей
или длЯ хвастовства своим умением,  тот пусть лучше ее оставит. ’олько такой
исполнитель и  может  сказать,  что  она  "в  высшей  степени неблагодарна".
ЌастоЯщий художник весь живет творением, которое он воспринЯл в духе мастера
и в том же духе исполнЯет.  Ћн пренебрегает желанием так или иначе выставить
свою  личность;  все  его  творчество и  изобретательность направлены лишь к
тому,  чтобы в  тысЯче блестЯщих красок вызвать к  жизни все те  прекрасные,
благодатные картины и  ЯвлениЯ,  которые мастер  волшебной силой  заключил в
свое  детище,  и  сделать это  так,  чтобы  они  охватили человека светлыми,
сиЯющими  кругами  и,  воспламенЯЯ  его  фантазию  и  глубочайшее внутреннее
чувство, в стремительном полете унесли его в далекое царство духов.


                       5. ЉђЂ‰Ќ… Ѓ…‘‘‚џ‡Ќ›… Њ›‘‹€{65}

     Љогда Я  еще училсЯ в  школе,  у менЯ уже была привычка записывать все,
что  приходило мне  в  голову при  чтении той  или иной книги,  при слушании
музыки,  при рассматривании картины,  а  также и все,  что случалось со мною
достойного вниманиЯ.  „лЯ  этой  цели  Я  сшил  себе  небольшую  тетрадку  и
озаглавил ее "ЃессвЯзные мысли". Њой двоюродный брат, живший со мною в одной
комнате и  с поистине злою иронией преследовавший мои эстетические стараниЯ,
нашел эту тетрадку и  к  заглавию "ЃессвЯзные" прибавил еще одно словцо{65}:
"Љрайне".  Љогда  Я  досыта  насердилсЯ  на  моего  родственника и  еще  раз
перечитал то,  что мною было написано, Я, к немалой своей досаде, нашел, что
многие из  этих  бессвЯзных мыслей и  в  самом деле были "крайне" бессвЯзны;
затем  Я  бросил  тетрадку в  огонь  и  дал  себе  слово  впредь  ничего  не
записывать,  а  все,  как  оно  есть,  хранить и  переваривать в  душе.  Ќо,
перебираЯ свои ноты,  Я,  к немалому своему ужасу,  нахожу,  что и в гораздо
более поздние и,  как можно было бы подумать, более разумные годы Я сильнее,
чем когда-либо,  предаюсь этой дурной привычке.  ‚едь чуть ли  не все пустые
страницы,  чуть  ли  не  все  обложки исцарапаны крайне бессвЯзными мыслЯми.
€так,  если со  временем,  когда Я  тем  или  иным способом покину этот мир,
какой-либо  верный друг  найдет в  этом  моем наследии что-нибудь путное или
даже (как это иногда бывает) кое-что из него выпишет и отдаст в печать, то Я
прошу его,  милосердиЯ ради,  без милосердиЯ бросить в огонь крайне,  крайне
бессвЯзные  мысли,   а  к  остальным,   в  известной  степени  длЯ  captatio
benevolentiae*,   присоединить  ученическое  заглавие   вместе   с   злобным
добавлением моего двоюродного брата.
     ______________
     * —тобы заслужить благорасположение (лат.).


     ‘егоднЯ много спорили о нашем ‘ебастьЯне Ѓахе, о старых итальЯнцах и не
могли  сговоритьсЯ о  том,  кому  следует  отдать  предпочтение.  ’огда  мой
остроумный друг  сказал:  "Њузыка ‘ебастьЯна Ѓаха относитсЯ к  музыке старых
итальЯнцев, как ‘трасбургский собор - к церкви ‘вЯтого Џетра в ђиме".
     Љак  глубоко поразил менЯ  этот правдивый,  жизненный образ!  џ  вижу в
восьмиголосных мотетах{66} Ѓаха  смелое,  чудесное,  романтическое зодчество
собора со  всеми  фантастическими украшениЯми,  искусно соединенными в  одно
целое,  которое горделиво и великолепно возноситсЯ к небу, а в благочестивых
песнопениЯх Ѓеневоли и Џерти{66} -  чистые и грандиозные формы храма ‘вЯтого
Џетра,  где даже громадным массам придана соразмерность, и душа возвышаетсЯ,
преисполнЯЯсь свЯщенным трепетом.
     Ќе  столько  во  сне,   сколько  в  том  бредовом  состоЯнии,   которое
предшествует забытью,  в особенности если перед тем Я долго слушал музыку, Я
нахожу  известное  соответствие  между  цветами,  звуками  и  запахами.  Њне
представлЯетсЯ,  что  все  они  одинаково таинственным образом  произошли из
светового луча и  потому должны объединитьсЯ в  чудесной гармонии.  Ћсобенно
странную,  волшебную власть имеет надо мною запах темно-красной гвоздики;  Я
непроизвольно впадаю  в  мечтательное  состоЯние  и  слышу  словно  издалека
нарастающие и снова меркнущие звуки бассет-горна{66}.


     Ѓывают  минуты  -   особенно  когда   Я   слишком  зачитываюсь  великим
‘ебастьЯном Ѓахом,  -  что  числовые  соотношениЯ в  музыке  и  таинственные
правила контрапункта вызывают во  мне какой-то глубокий ужас.  Ћ  музыка!  ‘
неизъЯснимым трепетом, даже страхом, произношу Я твое имЯ! ’ы - выраженный в
звуках праЯзык природы!  ЌепосвЯщенный лепечет на нем детские звуки, дерзкий
хулитель гибнет, сраженный собственной насмешкой.


     Ћ  великих  художниках  часто  рассказывают анекдоты,  придуманные  так
по-детски и  повторЯемые с таким глупым невежеством,  что всЯкий раз,  когда
мне приходитсЯ их  слышать,  они менЯ оскорблЯют и  сердЯт.  ’ак,  например,
историйка об  увертюре Њоцарта  к  "„он  †уану"  до  такой  степени глупа  и
прозаична,  что Я удивлЯюсь,  как могут ее повторЯть даже музыканты, которым
нельзЯ отказать в  некоторой сообразительности,  а  меж  тем это случилось и
сегоднЯ. ѓоворЯт, когда опера была уже давно готова, Њоцарт день ото днЯ все
откладывал сочинение увертюры и  еще  накануне премьеры,  когда  озабоченные
друзьЯ думали,  что  он  сидит  за  письменным столом,  превесело отправилсЯ
гулЯть.  Ќаконец,  в самый день представлениЯ,  рано поутру,  он в несколько
часов сочинил увертюру,  и  листы отдельных партий были отнесены в театр еще
не просохшими.  ’огда все пришли в  изумление и восторг,  как это Њоцарт так
быстро сочинил свою увертюру,  а между тем такого же удивлениЯ заслуживал бы
и всЯкий искусный и проворный переписчик нот. „а неужели же вы не понимаете,
что  художник уже  давно носил в  душе своего "„он †уана",  свое глубочайшее
творение,  сочиненное им длЯ его друзей, то есть длЯ тех, кто вполне понимал
его душу;  неужели вы  не понимаете,  что он обдумал и  закруглил в  уме все
целое со  всеми его  характерными неповторимыми чертами,  так  что  оно  уже
словно  было  отлито  в  безупречную форму?  Ќеужели вы  не  понимаете,  что
увертюра из  увертюр,  в  которой так  великолепно,  так живо обозначены все
мотивы оперы,  была точно так же готова,  как и  все остальное произведение,
когда великий художник взЯлсЯ за перо,  чтобы записать ее? …сли этот анекдот
верен,  то  надо думать,  что  Њоцарт,  откладываЯ писание увертюры,  просто
дразнил своих друзей,  все времЯ говоривших об  ее сочинении,  и  ему должна
была показатьсЯ смешной их боЯзнь, что он, пожалуй, не найдет благоприЯтного
времени длЯ работы,  ставшей теперь механической и  состоЯщей в  том,  чтобы
записать созданное в  минуту вдохновениЯ и  уже запечатленное в  душе.  €ные
желали видеть в  Allegro пробуждение Њоцарта,  невольно заснувшего во  времЯ
сочинениЯ.  Ѓывают  же  такие  глупые  люди!  џ  припоминаю,  как  во  времЯ
представлениЯ "„он †уана" один из  подобных людей горько жаловалсЯ мне,  что
ведь все эти эпизоды со статуей и чертЯми ужасно неестественны! џ, улыбаЯсь,
отвечал ему:  да  разве он не рассмотрел,  что мраморный человек -  на самом
деле продувной плут,  полицейский комиссар,  а  черти -  не  что  иное,  как
переодетые судейские служители;  что же  касаетсЯ ада,  то  это не более как
тюрьма,  куда  должны были  засадить „он  †уана  за  его  бесчинства;  таким
образом,   все  это  следует  понимать  аллегорически.  ’огда  он  в  полном
удовольствии щелкнул два раза пальцами,  стал смеЯтьсЯ и радоватьсЯ и жалеть
других людей,  которые так  грубо  ошибались.  €  впоследствии,  когда  речь
заходила о подземных силах,  вызванных Њоцартом из ада,  он очень лукаво мне
улыбалсЯ - и Я отвечал ему тем же.
     Ћн думал про себЯ: "Њы знаем, что знаем!" € он поистине был прав.


     „авно уже Я так не веселилсЯ и не радовалсЯ,  как сегоднЯ вечером.  Њой
друг,  ликуЯ,  вошел ко мне в  комнату и  объЯвил,  что он открыл в какой-то
харчевне,  в  предместье,  группу комедиантов,  котораЯ каждый вечер  играет
перед собравшимисЯ гостЯми самые лучшие драмы и трагедии. Њы сейчас же пошли
туда и на дверЯх харчевни нашли писаное объЯвление, в котором после нижайшей
и  всепокорнейшей рекомендации достойной актерской братии было сказано,  что
выбор пьесы всЯкий раз зависит от собравшейсЯ почтенной публики и что хозЯин
постараетсЯ  прежде  всего  услужить  высоким  посетителЯм хорошим  пивом  и
табаком.  Ќа  этот  раз,  по  предложению директора,  была выбрана "†анна де
Њонфокон"{68},  и Я убедилсЯ, что в таком представлении эта пьеса производит
неописуемое действие.  ‚едь здесь Ясно видно,  что автор,  собственно,  имел
целью посмеЯтьсЯ над поэзией,  или, лучше сказать, над ложным пафосом, хотел
сделать смешною поэзию, котораЯ не поэтична; в этом отношении "†анна" - один
из  забавнейших фарсов,  когда-либо им  написанных.  Ђктеры и  актрисы очень
хорошо понЯли глубокий смысл  пьесы и  хорошо поставили спектакль.  ђазве не
счастливаЯ,  например,  находка,  что  при  вырывающихсЯ у  †анны  в  минуту
комического отчаЯниЯ словах:  "Ѓыть грозе!" -  директор, не пожалевший денег
на канифоль,  и  в  самом деле раза два заставил блеснуть молнию?  ‚  первой
сцене случилось маленькое несчастье: картонный замок, футов в шесть вышиною,
обрушилсЯ без особого шума,  и  стало видно пивную бочку,  с  которой вместо
балкона или окна †анна очень сердечно разговаривала с добрыми поселЯнами. Ќо
вообще декорации были  превосходны;  особенно хороши были  швейцарские горы,
изображенные с тою же удачной иронией,  какою проникнута всЯ пьеса.  Љостюмы
также  очень  хорошо  поЯснЯли  тот  урок,  который  автор  желал  преподать
позднейшим поэтам,  выводЯ своих героев.  Ћн как бы говорил:  "ѓлЯдите - вот
ваши  герои!  ‚место сильных,  отважных рыцарей далекой,  прекрасной старины
перед  вами  плаксивые,  жалкие  неженки  нашего  века,  которые непристойно
кривлЯютсЯ и  думают,  что так тому и быть должно".  ‚се выступавшие в пьесе
рыцари -  ќстафайель,  ‹азарра и др.  -  были в обыкновенных фраках и только
навесили на  себЯ шарфы и  прикрепили к  шлЯпам по нескольку перьев.  ’ут же
применЯлось одно превосходное устройство,  которое заслуживало бы подражаниЯ
и на большой сцене. џ его опишу, чтобы оно не выпало из памЯти. Ђ именно - Я
не мог достаточно надивитьсЯ на чрезвычайную точность выходов и  уходов и на
общую  согласованность  всего  представлениЯ,   -   ведь   выбор  пьесы  был
предоставлен публике,  а потому труппе приходилось играть множество пьес без
всЯкой  подготовки.  Ќаконец  по  одному  немножко смешному и,  по-видимому,
невольному движению одного  актера в  кулисе Я  подметил вооруженным глазом,
что  от  ног  актеров и  актрис были протЯнуты к  суфлерской будке тоненькие
веревочки,  за которые и дергали,  когда им приходилось входить или уходить.
•ороший директор,  более всего стремЯщийсЯ к  тому,  чтобы на  сцене все шло
сообразно с  его собственными личными взглЯдами и пожеланиЯми,  мог бы пойти
еще дальше:  подобно тому как в  кавалерии длЯ различных маневров существуют
так называемые "призывы" (трубные сигналы), которых мгновенно слушаютсЯ даже
лошади, так и он мог бы длЯ самых различных поз, возгласов, крика, повышений
и  понижений голоса и  т.п.  изобрести разные движениЯ веревочек и с пользою
применЯть их, сидЯ рЯдом с суфлером.
     ‚   этом  случае  величайшим  проступком  актера,   влекущим  за  собою
немедленное увольнение,  равносильное гражданской смерти,  был бы проступок,
за  который директор мог  справедливо упрекнуть его,  что  он  не  ходит  по
струнке,  а  величайшей похвалою целому представлению Явилось бы  признание,
что все ходили по струнке.


     ‚еликие  поэты  и   художники  чувствительны  также  и   к   порицанию,
высказываемому  низменными  натурами.  Ћни  слишком  охотно  позволЯют  себЯ
хвалить,  носить на  руках,  баловать.  Ќеужели вы думаете,  что то же самое
тщеславие,  которое так часто овладевает вами,  может гнездитьсЯ и в высоких
умах?  Ћднако  всЯкое  приветливое  слово,  всЯкое  доброжелательное  усилие
заглушает   внутренний  голос,   который   беспрестанно  твердит   истинному
художнику:  "Љак еще  низок твой полет,  как  он  еще скован силами земного!
‘корее  взмахни  крыльЯми  и  вознесись  к  сиЯющим  звездам!"  €  художник,
побуждаемый этим голосом,  часто блуждает во  мраке и  не  может найти своей
отчизны, пока приветный клич друзей не выведет его снова на правильный путь.
     Љогда   Я   читаю   в   "Њузыкальной  библиотеке"  ”оркелЯ{70}  низкий,
презрительный отзыв об "€фигении в Ђвлиде" ѓлюка, душу мою переполнЯют самые
странные чувства.  …сли бы великий, превосходный художник прочел эту нелепую
болтовню,  то его,  вероЯтно,  охватило бы такое же неприЯтное ощущение, как
человека,  который, прогуливаЯсь в прекрасном парке среди цветущих растений,
вдруг натолкнулсЯ бы на крикливо лающих собачонок,  -  эти твари не могли бы
причинить ему  сколько-нибудь значительного вреда и  все-таки  были  бы  ему
невыносимы.  Ќо  подобно тому как после одержанной победы мы  охотно слушаем
рассказ о  предшествовавших ей затруднениЯх и опасностЯх именно оттого,  что
они  еще  более возвеличивают эту  победу,  -  так возвышаетсЯ и  наша душа,
взираЯ на те чудовища, над коими гений развернул свой победный стЯг, обрекаЯ
их  на  позор  и  гибель.   “тешьтесь,   вы,   непризнанные,  вы,  сраженные
легкомыслием и несправедливостью духа времени:  вам суждена вернаЯ победа, и
она  будет  вечною,  между тем  как  ваша  изнурительнаЯ борьба была  только
временною!


     ђассказывают,  что,  когда  распрЯ между глюкистами и  пиччинистами{70}
несколько поостыла,  одному  знатному почитателю искусства удалось свести на
одном вечере ѓлюка и Џиччини.  ’огда прЯмодушный немец,  довольный тем,  что
этот неприЯтный спор наконец прекратилсЯ,  в  веселом расположении духа,  за
вином,  раскрыл  итальЯнцу весь  механизм  своей  композиции,  свой  секрет,
благодарЯ которому ему удавалось просветлЯть и трогать людей,  в особенности
избалованных французов. ‘екрет этот заключалсЯ будто бы в том, чтобы мелодии
в   старофранцузском  стиле  обрабатывать  на   немецкий  лад.   Ќо   умный,
добродушный,  в  своем роде великий Џиччини,  чей хор жрецов ночи в "„идоне"
отдаетсЯ в  глубине моей души ужасными звуками,  не написал,  однако,  такой
"Ђрмиды" и такой "€фигении",  как ѓлюк. ђазве довольно в точности знать, как
ђафаэль задумывал и  создавал свои картины,  длЯ того чтобы самому сделатьсЯ
ђафаэлем?


     ‘егоднЯ  нельзЯ  было  завести  никакого  разговора  об  искусстве;  не
удавалась даже и  та  пустаЯ болтовнЯ обо всем и  ни о  чем,  которую Я  так
охотно завожу с  женщинами,  потому что  тогда мне кажетсЯ,  будто все это -
случайное сопровождение таинственной,  но  всеми Ясно  улавливаемой мелодии:
все поглотила политика.  ‚друг кто-то сказал: "Њинистр такой-то осталсЯ глух
к  представлениЯм такого-то двора".  џ знаю,  что этот министр действительно
глух  на  одно  ухо,  и  в  ту  же  минуту глазам моим представилась смешнаЯ
картина,  уже не покидавшаЯ менЯ весь вечер:  мне показалось, что этот самый
министр неподвижно стоит посреди комнаты,  ...ский  посланник находитсЯ,  по
несчастью, со стороны глухого уха, другой дипломат - со стороны здорового, и
оба пускают в ход всевозможные способы,  шутки и прибаутки, один - чтобы его
превосходительство повернулсЯ, другой - чтобы его превосходительство осталсЯ
на   месте,   ибо   только  от   этого  и   зависит  успех  дела.   Ќо   его
превосходительство,  как немецкий дуб,  стоит,  твердо укоренившись на своем
месте,  и  счастье благоприЯтствует тому,  кто  угадает,  на  какой  стороне
здоровое ухо.


     Љакого художника занимали когда-либо политические событиЯ днЯ?  Ћн  жил
только своим искусством и  только с  ним шел по жизни.  Ќо тЯжелое,  роковое
времЯ зажало человека в  железный кулак,  и  боль  исторгает из  него звуки,
которые прежде были ему чужды.
     Њного  говорЯт  о  вдохновении,   которое  художники  вызывают  в  себе
употреблением крепких  напитков,  -  называют музыкантов и  поэтов,  которые
только так и  могут работать (живописцы,  сколько Я знаю,  свободны от этого
упрека). џ этому не верю, - хотЯ несомненно, что даже в счастливом состоЯнии
духа,  можно сказать, при том благоприЯтном положении созвездий, когда ум от
грез  переходит  к  творчеству,  спиртные  напитки  способствуют  усиленному
движению мыслей.  Џриведу здесь  один  образ,  хотЯ  и  не  изысканный:  мне
представлЯетсЯ, как набухающий поток заставлЯет быстрее двигатьсЯ мельничное
колесо;  так и  в  этом случае -  человек подливает вина,  и  его внутренний
механизм начинает вращатьсЯ быстрее.  Љонечно,  прекрасно,  что  благородный
плод  заключает в  себе  тайную силу  чудесным образом вызывать самые  Яркие
проЯвлениЯ человеческого духа.  Ќо  напиток,  что  в  эту  минуту  дымитсЯ в
стакане здесь, передо мною, подобен таинственному чужеземцу, всюду менЯющему
свое  имЯ,  чтобы  оставатьсЯ неузнанным.  Ћн  не  имеет  общего  названиЯ и
производитсЯ таким способом:  зажигают коньЯк,  ром  или  арак и  кладут над
огнем,  на решетку, сахар, который каплЯми стекает в жидкость. Џриготовление
и   умеренное  употребление  этого  напитка  оказывает  на   менЯ   действие
благотворное и увеселЯющее.  Љогда вспыхивает голубое пламЯ,  Я вижу, как из
него,  пылаЯ и  искрЯсь,  вылетают саламандры и  начинают сражатьсЯ с духами
земли,  обитающими в  сахаре.  ’е  держатсЯ храбро,  треща,  осыпают  врагов
желтыми искрами,  но  сила  саламандр неодолима,  -  духи земли с  треском и
шипением падают вниз.  „ухи  воды взмывают вверх и  кружатсЯ,  обратившись в
пар,  меж  тем  как  духи  земли увлекают за  собою обессиленных саламандр и
пожирают их в собственном царстве.  Ќо и сами они также погибают, а отважные
новорожденные маленькие духи начинают сиЯть в  пылающем пурпуре,  и то,  что
породили, погибаЯ в борьбе, ‘аламандр и дух земли, соединЯет в себе жар огнЯ
и  стойкость духа  земли.  …сли  бы  в  самом деле было желательно подливать
спиртное на  колесо фантазии (что Я  считаю желательным,  ибо это не  только
ускорЯет  полет   мыслей  художника,   но   также  сообщает  ему   известное
благорасположение и веселость, облегчающие труд), то по отношению к напиткам
можно  было  бы  установить  некоторые  общие  правила.  ’ак,  Я,  например,
посоветовал бы  при сочинении церковной музыки употреблЯть старые рейнские и
французские вина,  длЯ  серьезной оперы  -  очень  тонкое  бургундское,  длЯ
комической оперы -  шампанское,  длЯ канцонетт -  итальЯнские огненные вина,
длЯ  произведениЯ в  высшей степени романтического,  вроде  "„он  †уана",  -
умеренное  количество  напитка,  создаваемого саламандрами и  духами  земли.
‚прочем,  Я  предоставлЯю всЯкому держатьсЯ своего  личного мнениЯ и  нахожу
нужным лишь тихонько заметить длЯ самого себЯ, что дух, порожденный светом и
подземным огнем и  так смело овладевающий человеком,  очень опасен и  что не
следует доверЯтьсЯ его  приветливости,  ибо он  быстро менЯет свой лик и  из
благодетельного ласкового друга превращаетсЯ в страшного тирана.


     ‘егоднЯ рассказывали известный анекдот про  старика ђамо{72}.  ‹ежа  на
одре смерти, он серьезно сказал свЯщеннику, который в самых суровых и резких
выражениЯх, без отдыха надсаживаЯ горло, увещевал его покаЯтьсЯ: "Љак можете
вы  так фальшиво петь,  ваше преподобие?"  џ  не  мог вторить громкому смеху
общества,  потому что  длЯ  менЯ  в  этой истории есть что-то  необыкновенно
трогательное. Љогда старый мастер музыкального искусства уже почти отрешилсЯ
от  всего земного,  дух  его  был всецело обращен к  божественной музыке,  и
всЯкое чувственное впечатление извне ЯвлЯлось диссонансом, который мучил его
и  затруднЯл ему полет в  царство света,  нарушаЯ ту  чистую гармонию,  коей
исполнилась его душа.


     Ќи  в  одном  искусстве теориЯ не  ЯвлЯетсЯ до  такой  степени слабой и
недостаточною,  как в музыке;  правила контрапункта,  естественно,  касаютсЯ
только гармонического построениЯ, и музыкальное предложение, разработанное в
точном соответствии с  ними,  есть то  же,  что верно набросанный по законам
пропорции рисунок живописца.  Ќо в колорите музыкант совершенно предоставлен
самому  себе,   ибо  здесь  все  дело  в   инструментовке.   “же  вследствие
безграничного  разнообразиЯ  музыкальных  предложений  невозможно  держатьсЯ
какого-либо  одного  правила.   Ћднако,   опираЯсь  на   живую,   изощренную
наблюдением фантазию,  можно дать некоторые указаниЯ,  кои,  объединив их, Я
назвал бы мистикою инструментов.  €скусство заставлЯть звучать в  надлежащих
местах  то  целый  оркестр,  то  отдельные  инструменты -  есть  музыкальнаЯ
перспектива;   равным  образом,   музыка  могла  бы  снова  возвратить  себе
заимствованное  у   нее   живописью   выражение  "тон",   отличаЯ   его   от
"тональности".  Џри этом "тон пьесы",  в ином,  высшем смысле слова,  глубже
раскрывал  бы   ее   характер,   выражаемый  особой   трактовкой  мелодии  и
сопровождающих ее фигур и украшений.


     Ќаписать  хороший  последний акт  оперы  так  же  трудно,  как  искусно
заключить пьесу. € то и другое обыкновенно перегружено украшениЯми, и упрек:
"Ћн никак не может закончить",  -  слишком часто бывает справедлив.  Џоэту и
музыканту небесполезно посоветовать сочинЯть последний акт и  финал до всего
остального.  Ќо увертюра,  так же как и пролог, безусловно должна писатьсЯ в
самом конце работы.


                        6. ‘Ћ‚…ђ…ЌЌ›‰ ЊЂ€Ќ€‘’{73}

     Љогда Я еще дирижировал оперою в ***, настроение и прихоть часто влекли
менЯ на сцену; Я много занималсЯ декорациЯми и машинами, и поскольку Я долго
размышлЯл про  себЯ обо  всем виденном,  то  и  пришел к  таким заключениЯм,
которые  с  охотою  опубликовал бы  на  пользу  и  на  потребу декораторам и
машинистам,  а равно и всей публике, в виде собственного небольшого трактата
под  заглавием  "€оганнеса Љрейслера совершенный машинист" и  т.д.  Ќо,  как
часто бывает на свете,  времЯ притуплЯет и самые острые желаниЯ;  кто знает,
придет ли мне охота в  самом деле написать это,  даже при надлежащем досуге,
которого требует важное теоретическое сочинение?  Ђ потому,  чтобы спасти от
гибели хотЯ  бы  первые положениЯ изобретенной мною  прекрасной теории и  ее
главнейшие идеи,  Я,  как могу,  совершенно рапсодически записываю их, думаЯ
при этом: "Sapienti sat"*.
     ______________
     * Њудрому довольно (лат.).

     ‚о-первых,  моему  пребыванию  в  ***  Я  обЯзан  тем,  что  совершенно
исцелилсЯ от многих опасных заблуждений,  в коих до того времени пребывал, а
также  вполне  утратил  детское  почтение к  особам,  которых прежде  считал
великими и гениальными.  Љроме вынужденной, но весьма целительной умственной
диеты,  укреплению  моего  здоровьЯ  содействовало  также  предписанное  мне
усердное потребление чрезвычайно прозрачной,  чистой воды, котораЯ отнюдь не
бьет фантаном,  - нет! - а спокойно и тихо течет в *** из многих источников,
особенно вблизи театра.
     џ  еще до сих пор с  поистине глубоким стыдом вспоминаю о том почтении,
даже ребЯческом благоговении,  какое Я  питал к декоратору и к машинисту ***
театра.  Ћба они исходили из того глупого принципа,  что декорации и  машины
должны незаметно участвовать в представлении и что зритель, под впечатлением
всего спектаклЯ,  должен словно на  невидимых крыльЯх совершенно унестись из
театра в  фантастический мир поэзии.  Ћни полагали,  что мало еще с глубоким
знанием дела и  тонким вкусом создать декорации,  предназначенные длЯ высшей
иллюзии,  и машины, действующие с волшебною, необъЯснимою длЯ зрителЯ силою,
- самое  важное,  дескать,  заключаетсЯ в  том,  чтобы избегать всего,  даже
мельчайших деталей, противоречащих задуманному общему впечатлению. Ќе только
декорациЯ, поставленнаЯ вопреки замыслу автора, нет, часто одно какое-нибудь
не вовремЯ выглЯнувшее дерево и  даже одна свесившаЯсЯ веревка разрушают все
иллюзию!
     Љроме  того,  говорили  они,  благодарЯ  точно  выдержанным пропорциЯм,
благородной простоте, искусственному устранению всех вспомогательных средств
очень   трудно  соотнести  принЯтые  размеры  декораций  с   действительными
(например,  с  выходЯщими на  сцену  лицами) и  таким образом обнаружить тот
обман,   с  помощью  которого  зритель,   при  полном  сокрытии  механизмов,
поддерживаетсЯ в  приЯтном длЯ  него заблуждении.  …сли поэты,  вообще столь
охотно вступающие в царство фантазии, и восклицали: "Ќеужели вы думаете, что
ваши холщовые горы и дворцы, ваши падающие размалеванные доски могут хоть на
минуту обмануть нас,  как бы ни были они грандиозны?"  -  то виною тому была
лишь ограниченность и  неумелость их  коллег -  рисовальщиков и  строителей.
Ћни,  вместо  того  чтобы  вести  свои  работы  в  высоком поэтическом духе,
низводили театр до жалкого панорамного Ящика, хотЯ бы и очень обширного, что
вовсе  не  имеет  такого важного значениЯ,  как  думают.  Ќа  самом же  деле
страшные  дремучие  леса,   необозримые  рЯды   колонн,   готические  соборы
упомЯнутого декоратора производили превосходное впечатление: конечно, никому
не приходила в голову и мысль о живописи и холсте;  подземный гром и обвалы,
устраиваемые машинистом,  наполнЯли душу страхом и ужасом, а его летательные
снарЯды весело и легко порхали.  Ќо - боже мой! - как могли эти добрые люди,
несмотрЯ на  свои  познаниЯ,  придерживатьсЯ таких  ложных  воззрений?  Ѓыть
может,  если им приведетсЯ прочесть эти строки,  они откажутсЯ от своих Явно
вредных фантазий и,  подобно мне, хоть немного войдут в разум. Џоэтому лучше
мне   обратитьсЯ  прЯмо  к   ним  и   поговорить  о   том  роде  театральных
представлений, в котором их искусство всего более находит себе применение: Я
имею  в  виду  оперу.  •отЯ  мне,  собственно,  придетсЯ иметь дело только с
машинистом, но и декоратор также может здесь кое-чему поучитьсЯ. €так:

                            Њилостивые государи!

     …сли вы,  быть может,  еще не  заметили этого сами,  то Я  в  настоЯщем
письме  открою вам,  что  поэты  и  музыканты образовали весьма опасный союз
против публики.  Ђ именно -  они задумали ни больше ни меньше, как вытеснить
зрителЯ из действительного мира, в котором он чувствует себЯ очень уютно, и,
совершенно  оторвав  его  от  всего  знакомого  и  привычного,   мучить  его
всевозможными  ощущениЯми  и  страстЯми,   в  высшей  степени  вредными  длЯ
здоровьЯ.  Ћн должен смеЯтьсЯ,  плакать, страшитьсЯ, ужасатьсЯ, как им будет
угодно,  словом,  как говоритсЯ,  плЯсать под их дудку. ќтот пагубный умысел
слишком  часто  им  удаетсЯ,  и  уже  нередко можно  было  видеть  печальные
последствиЯ их  злокозненных затей.  ‚едь многие зрители в  театре сейчас же
начинали верить фантастическим бреднЯм,  даже не обратив вниманиЯ на то, что
актеры не разговаривают,  как все порЯдочные люди,  а поют; и многие девушки
спустЯ целую ночь и  даже еще  днЯ два после представлениЯ не  в  силах были
выкинуть из головы все образы,  вызванные чародейством поэта и музыканта,  и
спокойно занЯтьсЯ вЯзанием или  вышиванием.  Љто же  должен предупредить это
бесчинство,  кто  должен  позаботитьсЯ о  том,  чтобы  театр  стал  разумным
развлечением,  чтобы все в  нем было тихо и спокойно,  чтобы не возбуждались
никакие психически и  физически нездоровые страсти?  Љто должен это сделать?
Ќе кто иной,  как вы,  господа!  Ќа вас лежит приЯтнаЯ обЯзанность совместно
выступить против поэтов и музыкантов на благо образованному человечеству.
     ‘мело вступайте в  борьбу,  -  победа несомненна,  у  вас  в  руках все
средства.  Џервый и  основной принцип,  из  которого вам следует исходить во
всех ваших начинаниЯх,  гласит: война поэтам и музыкантам! ђазрушьте их злой
умысел   -   окружить  зрителЯ  обманчивыми  образами  и   отвлечь  его   от
действительного мира!  €з  этого следует,  что в  той же мере,  в  какой эти
господа  делают  все  возможное,  чтобы  заставить зрителЯ  забыть,  что  он
находитсЯ в  театре,  вы  при  помощи целесообразного устройства декораций и
машин должны постоЯнно напоминать ему о  театре.  •орошо ли  вы менЯ понЯли,
или мне нужно сказать вам еще больше?  Ќо  Я  знаю,  что вы до такой степени
прониклись своими  фантазиЯми,  что,  даже  признав  мое  основное положение
справедливым,  не найдете самых обыкновенных средств, кои отлично привели бы
к намеченной цели. “же в силу одного этого Я должен, как говоритсЯ, немножко
помочь вам прыгнуть.  ‚ы не поверите, например, какое непреодолимое действие
часто  оказывает одна  только не  к  месту выдвинутаЯ кулиса.  ‚едь  если  в
мрачную темницу въедет угол комнаты или залы в то времЯ,  когда примадонна в
трогательнейших звуках жалуетсЯ на заточение, то зритель непременно тихонько
рассмеетсЯ,  ибо ему ведь известно, что машинисту стоит только позвонить - и
тюрьма  исчезнет,  а  за  нею  уже  готова приветливаЯ зала.  Ќо  еще  лучше
фальшивые софиты и выглЯдывающие сверху промежуточные занавесы,  так как они
лишают декорацию так  называемой правдивости,  каковаЯ именно здесь ЯвлЯетсЯ
самым  гнусным обманом.  Ѓывают,  однако,  случаи,  когда поэту и  музыканту
удаетсЯ так ошеломить зрителей своими дьЯвольскими ухищрениЯми, что те вовсе
ничего  этого  не  замечают,  но,  будто  перенесенные в  некий  чуждый мир,
поддаютсЯ  обманчивым соблазнам  фантазии;  это  случаетсЯ преимущественно в
самых  драматических сценах,  особенно с  участием хора.  ‚  таком отчаЯнном
положении есть  одно  средство,  которым всегда можно  достигнуть намеченной
цели.  „лЯ этого следует совершенно неожиданно,  -  например,  когда зловеще
звучит хор,  обступающий главных действующих лиц в момент высшего аффекта, -
вдруг  спустить  средний  занавес:   это   произведет  замешательство  среди
действующих лиц и разъединит их таким образом, что многие, стоЯщие на заднем
плане, будут совершенно отрезаны от находЯщихсЯ на просцениуме. џ помню, что
это средство было пущено в  ход в одном балете;  но хотЯ оно и возымело свое
действие,  однако все-таки было применено недостаточно правильно. Ђ именно -
перваЯ  танцовщица исполнЯла прекрасное соло  в  то  времЯ,  как  в  стороне
находилась группа фигуранток;  и  вот,  когда  танцовщица застыла на  заднем
плане  в  превосходной позиции  и  зрители  стали  выражать шумный  восторг,
машинист внезапно опустил средний занавес,  который скрыл танцовщицу от глаз
публики.  Ќа беду этот занавес изображал комнату с большою дверью посредине,
и потому решительнаЯ танцовщица, прежде чем все успели опомнитьсЯ, грациозно
выпорхнула из этой двери и  стала продолжать свое соло;  в это времЯ средний
занавес, к удовольствию фигуранток, опЯть поднЯли вверх. ќто да послужит вам
уроком,  что  промежуточный занавес не  должен иметь дверей;  вообще же  ему
надлежит резко отличатьсЯ от стоЯщих на сцене декораций: в скалистой пустыне
большую пользу приносит вид улицы,  в храме -  дремучий лес.  Ћчень помогает
также,  особенно во  времЯ монологов или замысловатых арий,  когда на  сцену
угрожает свалитьсЯ,  а  не то и в самом деле свалитсЯ софит или какаЯ-нибудь
кулиса,   не  говорЯ  уже  о  том,  что  этим  внимание  зрителЯ  совершенно
отвлекаетсЯ от содержаниЯ пьесы, примадонна или первый тенор, может быть как
раз в  ту минуту находЯщиесЯ на сцене и  подвергающиесЯ серьезной опасности,
возбуждают в  публике живейшее участие,  и  если оба  они после этого запоют
фальшиво,  то все станут говорить:  "Ђх,  бедный!  ах,  беднЯжка!  ќто -  со
страху!" -  и станут неистово рукоплескать.  „лЯ достижениЯ той же цели,  то
есть длЯ того,  чтобы отвлечь зрителЯ от  действующих лиц пьесы и  направить
его  внимание на  самих  актеров,  небесполезно также  опрокидывать и  целые
воздвигнутые  на  сцене  сооружениЯ.   ’ак,  Я  припоминаю,  как  однажды  в
"Љамилле"{77} галереЯ и  лестница,  ведущаЯ в подземную темницу,  обрушились
как раз в ту минуту,  когда на них находились люди, прибежавшие длЯ спасениЯ
Љамиллы.  ‚ публике послышались возгласы,  крики сожалениЯ, а когда со сцены
было объЯвлено,  что никто серьезно не  пострадал и  что представление будет
продолжатьсЯ,  - с каким сочувствием был прослушан конец оперы! Ќо, что само
собой  разумеетсЯ,  сочувствие это  относилось уже  не  к  действующим лицам
пьесы,  а  к актерам,  испытавшим страх и ужас.  Џоэтому неправильно было бы
подвергать актеров опасности за кулисами, так как все впечатление пропадает,
если событие происходит не на глазах у  публики.  ‘оответственно этому дома,
из окон которых приходитсЯ выглЯдывать,  балконы,  откуда произносЯтсЯ речи,
должны устраиватьсЯ как можно ниже,  чтобы не было надобности подниматьсЯ на
них по  высокой лестнице или становитьсЯ на  высокие подмостки.  Ћбыкновенно
тот,  кто  говорил сперва из  окна,  выходит потом  из  двери  внизу.  —тобы
доказать вам  свою  готовность поделитьсЯ всеми  собранными мною  сведениЯми
ради вашей же пользы,  Я укажу вам размеры одного такого бутафорского дома с
окном и дверью, записанные мною на сцене *** театра. ‚ышина двери - 5 футов;
промежуток между дверью и окном - 1/2 фута; вышина окна - 3 фута; расстоЯние
до крыши -  1/4 фута и крыша - 1/2 фута, а всего 9 1/4 футов. “ нас был один
довольно   высокий   актер,   которому  в   роли   Ѓартоло   в   "‘евильском
цирюльнике"{78} достаточно было стать на скамеечку,  чтобы выглЯнуть в окно;
однажды нижнЯЯ дверь случайно отворилась,  и публика увидела длинные красные
ноги;  тогда все стали беспокоитьсЯ о том, как он пройдет в эту дверь. ђазве
не  удобнее было бы  делать дома,  башни,  городские стены по мерке актеров?
Ћчень нехорошо пугать зрителей внезапным громом,  выстрелом или каким-нибудь
другим неожиданным шумом.  џ до сих пор хорошо помню, господин машинист, ваш
проклЯтый гром,  который прокатилсЯ глухо  и  страшно,  словно среди высоких
гор; ну к чему это? ђазве вы не знаете, что натЯнутаЯ на раму телЯчьЯ шкура,
по которой колотЯт обоими кулаками,  производит очень приЯтный гром?  ‚место
того чтобы пользоватьсЯ так называемыми пушечными машинами или в  самом деле
стрелЯть,  можно просто сильно хлопнуть дверью уборной; этим никого особенно
не напугаешь.  Ќо длЯ того чтобы избавить зрителЯ от малейшего страха,  -  а
это составлЯет одну из высших и свЯщеннейших обЯзанностей машиниста,  - есть
одно средство,  совершенно безошибочное.  Ђ именно:  когда раздаетсЯ выстрел
или слышитсЯ гром,  на сцене обыкновенно говорЯт: "—то Я слышу! - Љакой шум!
Љакой гром!" ’ак вот,  машинист должен сначала дождатьсЯ этих слов,  а потом
уже  произвести выстрел или  гром.  ’аким образом,  не  только публика будет
достаточно предупреждена этими словами,  но  получитсЯ еще то удобство,  что
рабочие сцены могут спокойно смотреть представление,  и  им  не  понадобитсЯ
никакого особого знака длЯ выполнениЯ должных операций: знаком этим послужит
восклицание актера или певца, и тогда они в надлежащее времЯ захлопнут дверь
уборной  или  начнут  обрабатывать кулаками  телЯчью  шкуру.  ѓром,  в  свою
очередь,  подает знак тому рабочему,  который,  как Jupiter fulgans*,  стоит
наготове с  жестЯной трубкой  длЯ  производства молнии;  а  поскольку шнурок
легко  воспламенЯетсЯ,  то  этот  рабочий должен выступить из-за  кулис так,
чтобы публике хорошо было видно пламЯ,  а  по возможности -  и самаЯ трубка,
дабы  не  оставалось  никакого  сомнениЯ  касательно  того,   каким  манером
устраиваетсЯ эта штука с молниею.
     ______________
     * ћпитер-громовержец (лат.).

     ’о,  что  Я  говорил выше  о  выстрелах,  относитсЯ также и  к  трубным
сигналам,  к  музыкальным номерам и  т.п.  Ћ ваших метательных и летательных
снарЯдах, господин машинист, Я уже говорил раньше. •орошо ли тратить столько
выдумки,   столько  искусства  ради   того,   чтобы   придать  обману  такое
правдоподобие,  что  зритель  невольно начинает верить  в  небесные ЯвлениЯ,
нисходЯщие на  землю в  ореоле блестЯщих облаков?  Ќо  даже и  те машинисты,
которые руководЯтсЯ более верными правилами, тоже впадают в ошибку. Ћни хотЯ
и  дают возможность видеть веревки,  но  веревки эти так тонки,  что публика
начинает боЯтьсЯ, как бы божества, гении и т.д. не свалились и не переломали
себе  руки и  ноги.  Џоэтому небеснаЯ колесница или  облако должны висеть на
четырех очень толстых веревках,  выкрашенных черной краской, и подниматьсЯ и
опускатьсЯ как можно медленнее;  тогда зритель с  самого дальнего места Ясно
рассмотрит эти меры предосторожности,  убедитсЯ в  их прочности и  будет уже
совершенно спокоен относительно воздушного полета.
     ‚ы  гордитесь  своими  волнующими  и   пенЯщимисЯ  морЯми,   озерами  с
оптическим  отражением и,  конечно,  считаете  торжеством своего  искусства,
когда вам  удаетсЯ создать движущеесЯ отражение идущих через озеро по  мосту
людей.  Џравда, это доставило вам одобрение удивленной публики; но все-таки,
как Я уже доказал,  ваше стремление было ошибкой в самой своей основе. Њоре,
озеро,  реку,  словом -  всЯкую воду  лучше всего изображать так:  берут две
доски  длиною  в  ширину  сцены,  выпиливают на  верхней  их  стороне зубцы,
расписывают на них голубой и белой краской маленькие волны и подвешивают обе
доски,  одну  за  другой,  на  веревках так,  чтобы  их  нижнЯЯ сторона чуть
касалась  пола.  ‡атем  эти  доски  слегка  раскачивают,  и  скрипЯщий звук,
производимый ими, когда они касаютсЯ пола, означает плеск волн.
     —то  мне сказать,  господин декоратор,  о  ваших таинственных и  жутких
лунных пейзажах?  ‚едь ловкий машинист сумеет обратить в лунный пейзаж любую
декорацию.  Ђ  именно -  в четырехугольной доске прорезываетсЯ круглаЯ дыра,
заклеиваетсЯ бумагой,  а  сзади  нее  ставитсЯ свечка в  Ящике,  выкрашенном
красной  краской.   ќто   приспособление  подвешиваетсЯ  на   двух  толстых,
выкрашенных в черное веревках - вот вам и лунный свет! ђазве не будет вполне
соответствовать намеченной цели, если машинист, при слишком сильном волнении
в публике, заставит нечаЯнно провалитьсЯ того или иного из главных злодеев и
таким  образом сразу пресечет все  слова,  которыми он  мог  бы  еще  больше
взволновать зрителЯ?  Ћтносительно провалов Я должен,  однако, заметить, что
подвергать актера опасности можно лишь в том крайнем случае, когда дело идет
о  спасении публики.  ‚ообще же  его следует всемерно щадить и  только тогда
пускать  в  ход  провал,  когда  актер  находитсЯ  в  надлежащей  позиции  и
равновесии.  Ђ так как этого никто не может знать лучше самого актера,  то и
не  следует  подавать сигнал  к  провалу от  суфлера проведенным под  сценой
звонком;  лучше,  если  актер,  которого должны поглотить подземные силы или
который  должен  превратитьсЯ в  духа,  подаст  надлежащий  знак  тремЯ  или
четырьмЯ сильными ударами в  пол и  затем медленно и  безопасно опуститсЯ на
руки подоспевших рабочих.  Ќадеюсь,  что теперь вы  уже вполне менЯ понЯли и
станете  действовать  в  полном  соответствии  с  правильными  принципами  и
приведенными мною примерами,  ибо каждое представление дает тысЯчу поводов к
борьбе с поэтом и музыкантом.
     Ђ вам,  господин декоратор,  Я посоветую еще,  мимоходом, рассматривать
кулисы не как неизбежное зло,  а, напротив, как главное дело и каждую из них
по  возможности считать самодовлеющим целым да  выписывать на  ней  побольше
подробностей.  ’ак,  например,  в  декорации улицы  каждаЯ  кулиса должна бы
изображать выдающийсЯ вперед трех- или четырехэтажный дом, потому что в этом
случае окошечки и  дверцы на первом плане сцены будут очень малы и  длЯ всех
станет очевидно,  что ни одно из выступающих на сцене лиц,  доходЯщих ростом
до второго этажа,  не может жить в  этих домах и  что только племЯ лилипутов
могло  бы  входить в  эти  дверцы  и  выглЯдывать из  этих  окошечек;  таким
разрушением всЯкой  иллюзии  легче  и  приЯтнее  всего  будет  достигнута та
великаЯ цель, которую всегда должен иметь в виду декоратор.
     Ќо,  господа,  если,  паче чаЯниЯ,  вам  все-таки будет неЯсно основное
начало,  на котором Я  строю всю свою теорию декораций и машин,  то Я должен
буду обратить ваше внимание,  что еще ранее менЯ его in nuce* предлагал один
весьма  достойный уважениЯ человек.  џ  разумею  доброго  ткача  Ћснову{81},
который  в   высокопатетической  трагедии  "Џирам  и   ”исба"  считал  своею
обЯзанностью предостеречь публику  от  всЯкого  страха,  опасений  и  проч.,
словом,  от всЯкой экзальтации;  разница только в одном: все то, что должно,
главным образом, лежать на вашей обЯзанности, он навЯзал на шею прологу, где
сразу же  объЯвлЯетсЯ,  что мечи не  причинЯют никакого вреда,  что Џирам не
будет убит по-настоЯщему и что на самом деле этот Џирам вовсе и не Џирам,  а
ткач  Ћснова.  €так,  пусть  до  самого  сердца  вашего дойдут золотые слова
мудрого  Ћсновы,  сказанные  им  про  столЯра  Ѓурава,  который  должен  был
представлЯть ужасного льва:
     ______________
     * ‚ зародыше (лат.).

     "„а,  вы  должны будете назвать его по имени,  и  пускай его лицо будет
видно из  шеи  льва,  да  и  сам он  должен заговорить и  рекомендовать себЯ
примерно так:  "Њилостивые государыни или  прекрасные госпожи,  Я  хотел  бы
пожелать,  или Я  хотел бы попробовать,  или Я  хотел бы просить вас,  -  не
бойтесь ничего,  не  трепещите!  џ  ручаюсь за  вашу  жизнь собственною моею
жизнью.  …сли вы подумали, что Я ЯвлЯюсь сюда как лев, то виною этому только
моЯ шкура.  Ќет,  Я вовсе не лев,  -  Я человек,  как и все прочие". € потом
пусть он назовет свое имЯ и напрЯмки скажет им, что он - столЯр Ѓурав".
     ‘мею  надеЯтьсЯ,  что  вы  до  некоторой степени  понимаете аллегорию и
потому  легко  найдете возможность последовать в  своем  искусстве основному
правилу, высказанному ткачом Ћсновою. ќтот авторитет, на который Я ссылаюсь,
ограждает менЯ от  всЯкого недоразумениЯ,  и  Я  надеюсь,  что посеЯл доброе
семЯ, из которого, может быть, вырастет древо познаниЯ.


Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

                              Љђ…‰‘‹…ђ€ЂЌЂ (I)

     "Љрейслериана" -  цикл очерков и критических статей,  написанных с 1810
по  1815  г.   ‘  него,   по  существу,  начинаетсЯ  немецкаЯ  романтическаЯ
музыкальнаЯ критика,  и  он  обстоЯтельно раскрывает  рЯд  важных  элементов
эстетической   программы   писателЯ.   ‹итературным   прототипом   €оганнеса
Љрейслера,  возможно,  послужил герой повести ‚ильгельма ѓенриха ‚акенродера
"“дивительнаЯ музыкальнаЯ жизнь композитора ‰озефа Ѓерглингера" (1797).

     ‘тр.  41.  ...оказывал предпочтение...  одной  молодой девице,  которую
обучал пению. - џвнаЯ аллюзиЯ с ћлией Њарк (см. с. 467).
     Њетастазио - псевдоним Џьетро ’рапасси (1698-1782), итальЯнского поэта,
драматурга и либреттиста.
     ‘тр.  42.  ђаштр - чертежный инструмент, применЯвшийсЯ длЯ нанесениЯ на
бумагу нотных линеек.
     ...фрейлейн фон  Ѓ.  -  “казаний на  личность или прототип этой героини
нет. Ћдин из возможных вариантов - ћлиЯ Њарк.
     ‘тр.  43.  Њузыкальные страданиЯ капельмейстера €оганнеса Љрейслера.  -
Ќаписано и впервые опубликовано в сентЯбре 1810 г. (во "‚сеобщей музыкальной
газете").  Џубликуемый текст -  слегка видоизмененнаЯ версиЯ, подготовленнаЯ
автором длЯ книжной публикации.
     ...стоЯщий...  на  пюпитре мой  старый друг...  -  €меютсЯ в  виду  так
называемые "гольдберговские вариации" €.-‘.Ѓаха, посвЯщенные другу и ученику
композитора, дрезденскому виртуозу €оганну ѓотлибу ѓольдбергу.
     ‘тр.  45.  "Њщение ада"  ("ЂриЯ мести") -  ариЯ  –арицы ночи  из  оперы
Њоцарта "‚олшебнаЯ флейта",  одна из  труднейших в  репертуаре колоратурного
сопрано.  "ѓеба,  смотри" - популЯрнаЯ в то времЯ песнЯ ”.-ѓ.ѓиммелЯ. "Ђх, Я
любила"  -  ариЯ  Љонстанцы,  главной  героини  оперы  Њоцарта "Џохищение из
сералЯ". "”иалка на лугу" - песнЯ Њоцарта на слова ѓете.
     ...в  прическе а la Titus...  -  моднаЯ в то времЯ прическа с короткими
локонами, как на скульптурном портрете римского императора ’ита.
     ...длЯ...  хора из  "’ита".  -  •ор из оперы Њоцарта "’ит" ("Њилосердие
’ита") - "Ћ боги, защитите ’ита".
     ‘тр.  46.  "Nel cor mi non piu sento" -  дуэттино ќ 6 из оперы „жованни
Џаизиелло (1740-1816) "Њельничиха".  Ќа мотив этого дуэттино писали вариации
многие композиторы,  в  том числе Ѓетховен (1795) и чешский композитор €озеф
‰елинек (1758-1825). "Ah vous dirai-je, maman!" - французскаЯ песенка, также
часто  использовавшаЯсЯ как  тема  длЯ  вариаций,  в  частности  Њоцартом  и
‹.Ѓергером (1777-1839).
     ‘тр.  47.  "Љогда менЯ твой взор манит" - ариЯ из популЯрной в то времЯ
оперы Џетера ‚интера (1754-1825) "Џрерванное жертвоприношение".
     ...легкие у него,  как у племЯнника ђамо... - "ЏлемЯнник ђамо" - диалог
„ени  „идро  (1713-1784).   ‚  тексте  его  упомЯнуто,  что  герой  обладает
необычайной силой легких.
     ‘тр.  48.  "Ђрмида" -  опера ѓлюка (1777).  "„он †уан" -  опера Њоцарта
(1787).
     ‘тр.   49.   ђоде  (ђод)  †ак  Џьер  †озеф  (1774-1830)  -  французский
скрипач-виртуоз  и  композитор.  ѓофман  слышал  его  во  времЯ  гастролей в
Ѓамберге в 1811 г.  ‚ 1812-1813 гг. ѓофман переводил "колу игры на скрипке"
ђоде, Ѓайо и Љрейцера.
     Љорелли Ђрканджело (1653-1713) - знаменитый итальЯнский скрипач-виртуоз
и композитор, основоположник итальЯнской скрипичной школы.
     ...на  эстерлейновском фортепиано.  -  ќстерлейн  -  берлинский  мастер
фортепиано.
     Ombra adorata.  - Ќаписано в конце лета 1812 г., впервые опубликовано в
1-м томе "”антазий..." (1814).
     Ombra   adorata   -   ариЯ,   приписываемаЯ  знаменитому   итальЯнскому
певцу-тенору „жироламо Љрешентини (1762-1846)  из  оперы  Ќикколо –ингарелли
(1752-1837) "ђомео и ћлиЯ".
     ...как  ученик...  читающий  волшебную  книгу  учителЯ...  -  ‚озможно,
отсылка к стихотворению €.-‚.ѓете "“ченик чародеЯ" (1797).
     ‘тр. 50. ђитурнель - инструментальный пассаж в начале или конце арии.
     "Tranquillo io sono..." -  речитатив, предшествующий арии ђомео в опере
–ингарелли;  произносЯ его,  ђомео подносит к губам чашу с Ядом. Ђрию ђомео,
написанную длЯ певца-кастрата,  исполнЯет в описываемом концерте певица, что
соответствует музыкальным обычаЯм XVII-XVIII вв.
     ‘тр.  52.  Њысли о высоком значении музыки.  -  ‚первые опубликовано во
"‚сеобщей музыкальной газете" (29 июлЯ 1812 г.)  с  несколько видоизмененным
заглавием. ‚ книжном издании ѓофман вернулсЯ к первоначальному заглавию.
     ‘тр. 53. ...чьЯ речь, согласно известному изречению, содержит лишь "„а,
да!" и "Ќет, нет!"... - ‘р.: …вангелие от ЊатфеЯ (5, 37).
     ...„ессауский марш и "–вети,  милаЯ фиалка"...  -  популЯрные на рубеже
XVIII-XIX вв. песни. ‚тораЯ написана €оганном Џетером ульцем (1747-1800) на
текст Љристиана Ђдольфа Ћвербека (1755-1821).
     ‘тр.  55.  ...обычай miscere utili dulci.  -  Ћтсылка к  "Ќауке поэзии"
ѓорациЯ (343).
     ...искусство... ведет его в храм €зиды... - намек на "“чеников в ‘аисе"
Ќовалиса (1772-1801).  •рам  €зиды  -  романтический символ тайны  природы и
бытиЯ.
     ‘тр.  57.  ’увалкаин  -  ветхозаветный  персонаж,  мастер  изготовлениЯ
кованых орудий из меди и железа (Ѓытие, 4, 22).
     €нструментальнаЯ музыка Ѓетховена. - Ћсновано на двух рецензиЯх ѓофмана
длЯ "‚сеобщей музыкальной газеты": на ЏЯтую симфонию Ѓетховена (июль 1810) и
на два ’рио ор. 70 длЯ фортепиано, скрипки и виолончели (март 1813). ‚первые
опубликовано в  лейпцигской газете "Zeitung fur  die elegante Welt" ("ѓазете
длЯ элегантного мира") за 9-11 декабрЯ 1813 г.
     ‘тр.  58.  Batailles des  trois  Empereurs (Ѓитвы  трех  императоров) -
"дежурнаЯ" тема,  эксплуатировавшаЯсЯ в начале XIX в. многими композиторами.
„аже  сам  ѓофман  в  дни  тЯжелой  нужды  написал по  заказу  симфоническую
композицию "Џобедный триумф  ѓермании в  сражении под  ‹ейпцигом 19  октЯбрЯ
1813 г.",  напечатанную под псевдонимом Ђрнульф ”ольвейлер. ‡десь, вероЯтно,
имеетсЯ в виду "Ѓитва под Ђустерлицем" ‹уи ќманюэлЯ †адена (1768-1853).
     ‘тр.  61.  ...что сказать о менуэте?  -  Њенуэтом ѓофман,  по традиции,
называет 3-ю часть симфонии, хотЯ Ѓетховен заменил ее скерцо.
     ‘тр. 65. Љрайне бессвЯзные мысли. - ‚первые в "Zeitung fur die elegante
Welt" (Январь 1814 г.).
     Њой двоюродный брат...  к заглавию... прибавил еще одно словцо... - ’ак
было с гофмановской рукописью -  когда ѓофман служил еще в ѓлогау (1796-1798
гг.). „воюродный брат - ќрнст ‹юдвиг ѓартманн „ерфер (1778-1831).
     ‘тр. 66. Њотет - стариннаЯ вокальнаЯ многоголоснаЯ композициЯ.
     Ѓеневоли Ћрацио  (1605-1672)  и  Џерти  „жакомо  Ђнтонио (1661-1756)  -
итальЯнские композиторы, писавшие духовную музыку.
     Ѓассет-горн - басоваЯ разновидность кларнета.
     ‘тр.  68.  "†анна  де  Њонфокон" -  пьеса  популЯрного тогда  немецкого
драматурга   Ђвгуста   фон   Љоцебу   (1761-1819),    имеющаЯ   подзаголовок
"ђомантическаЯ картина из четырнадцатого столетиЯ" (1800).
     ‘тр.   70.   ”оркель  €оганн   Ќиколай  (1749-1818)   -   геттингенский
ученый-музыковед.  ‚  трехтомном  труде  "Њузыкально-критическаЯ библиотека"
(1778-1779) пренебрежительно отзывалсЯ о творчестве ѓлюка.
     ...распрЯ  между  глюкистами и  пиччинистами...  -  шумнаЯ эстетическаЯ
полемика  в  Џариже  конца  70-х  гг.   XVIII  в.,  разгоревшаЯсЯ  вслед  за
постановками на  парижской  сцене  глюковских опер  "Ћрфей"  и  "€фигениЯ  в
Ђвлиде"  (1774).  Љонсервативные круги  выступали  сторонниками итальЯнского
композитора  Ќикколо  Џуччини  (1728-1800),  приглашенного  ко  двору  мадам
„юбарри, фавориткой ‹юдовика XV.
     ‘тр.  72.  ђамо  †ан-”илипп  (1683-1764)  -  французский  композитор  и
музыкальный теоретик. ђассказанный ѓофманом анекдот не документирован.
     ‘тр.  73.  ‘овершенный машинист. - Ќаписано в нач. 1813 г., впервые - в
1-м т. "”антазий..." (1814).
     ‘тр.  77.  "Љамилла"  -  опера  ”ердинандо  Џаэра  (1771-1839).  „важды
ставилась в Ѓамберге (в 1809 и 1810 гг.).
     ‘тр.  78. ...в "‘евильском цирюльнике"... - в комической опере „жованни
Џаизиелло (1782) на текст Ѓомарше.
     ‘тр.  81.  ’кач Ћснова - персонаж комедии експира "‘он в летнюю ночь".
"Џирам и ”исба" -  спектакль,  разыгрываемый ремесленниками перед герцогским
двором в упомЯнутой комедии.

                                                                  ѓ.евченко
Last-modified: Tue, 18 Feb 2003 05:31:16 GMT
Ћцените этот текст: