рейслер  погрузилсЯ  в
глубокое  раздумье.  Ћн  вперил взор в землю и водил пальцем по
лбу, как человек, старающийсЯ вспомнить что-то забытое.
     -- Ћ, это нелепейшаЯ историЯ, -- начал он, когда советница
смолкла, -- врЯд ли стоит  ее  пересказывать.  ‘мею  утверждать
лишь  одно:  в  том,  что  принцессе  угодно  было  принЯть  за
бессвЯзные речи помешанного, была и долЯ правды!  Љогда  Я,  на
свою  беду, всполошил в парке это маленькое капризное существо,
Я  и  впрЯмь  возвращалсЯ  с  визита,  который   Я   нанес   нс
кому-нибудь,  а  его  светлости,  самому великому герцогу; да и
здесь,  в  ‡игхартсвейлере,  Я  собиралсЯ  сделать  еще   много
чрезвычайно приЯтных визитов.
     -- Ђх,  Љрейслер,  --  перебила его советница, тихо смеЯсь
(она никогда не позволЯла себе смеЯтьсЯ громко,  от  души),  --
ах,  Љрейслер,  вы,  конечно, опЯть дали волю своей прихотливой
фантазии. …сли не ошибаюсь,  резиденциЯ  герцога  находитсЯ  не
менее как в тридцати часах ходьбы от ‡игхартсвейлера!
     -- Ќу  и что же? -- возразил Љрейслер. -- Ќо ведь путь мой
лежит через сады, да еще такого поистине  великолепного  стилЯ,
что  даже сам ‹енотр восхитилсЯ бы ими. Ќо ежели вы не изволите
верить, достойнейшаЯ, что Я делал визиты, то допустите наконец,
что сентиментальный капельмейстер, с песней в груди и на устах,
с гитарой в руке, бродит по душистым лесам, по  свежим  зеленым
лугам,  пробираетсЯ  меж  дико  нагроможденных  скал,  по узким
мосткам, под которыми, пенЯсь, мчатсЯ  лесные  ручьи,  да,  что
такой  капельмейстер,  вливаЯ  свое соло в многоголосый, поющий
вокруг хор, сам того не  желаЯ,  без  всЯкой  цели,  легко  мог
забрести  в  уединенную  часть  чужого  сада.  ’ак  и Я попал в
зигхартсвейлерский  кнЯжеский  парк;  ведь  он   всего   только
ничтожнаЯ   частица   необъЯтного   парка,   взращенного  самой
природой. Ќо нет, это не совсем так! ’олько сию  минуту,  когда
вы мне поведали, что целое веселое охотничье племЯ было послано
ловить  менЯ,  будто заблудившуюсЯ в парке дичь, у менЯ впервые
родилась твердаЯ внутреннЯЯ убежденность, что мое место  именно
здесь. “бежденность, котораЯ все равно загнала бы менЯ в силки,
пожелай  Я  даже  продолжать  свой  безумный  бег.  ‚ы изволили
благосклонно заметить, что знакомство  со  мной  доставило  вам
некоторую  радость,  --  как  же  мне не помнить те роковые дни
смЯтениЯ и всеобщего  бедствиЯ,  когда  нас  свела  судьба?  ‚ы
встретились   мне,  когда  Я  металсЯ  из  стороны  в  сторону,
неспособный принЯть какое-нибудь решение, когда  всЯ  душа  моЯ
была  истерзана. ‚ы принЯли менЯ с теплым радушием и, раскрывши
моему взору Ясное безоблачное небо своей  спокойной,  замкнутой
длЯ  всех  женственной  мЯгкости,  пытались  менЯ  утешить,  вы
порицали и вместе прощали буйную необузданность моих поступков,
приписываЯ их бездонному отчаЯнию, в какое Я  впал  под  гнетом
несчастий.   ‚ы  менЯ  вырвали  из  окружениЯ,  которое  Я  сам
признавал двусмысленным; ваш дом стал длЯ менЯ приютом  мира  и
дружбы,  где  Я,  преклонЯЯсь  перед  вашим  молчаливым  горем,
забывал  о  своем.  Ѓеседа  ваша,   исполненнаЯ   остроумиЯ   и
доброжелательства,   действовала   на   менЯ   как  целительное
лекарство, хотЯ вы даже  не  знали  моей  болезни.  Ќе  грозные
событиЯ,  которые  могли  поколебать  мое положение в обществе,
нет, поверьте, повлиЯли на менЯ столь губительно! џ  уже  давно
мечтал  порвать  свЯзи,  угнетавшие и страшившие менЯ, и мне ли
было сетовать на судьбу, -- она лишь  помогла  мне  осуществить
то,  длЯ чего у менЯ так долго недоставало ни сил, ни мужества.
Ќет! Џочувствовав себЯ свободным, Я вновь  очутилсЯ  во  власти
необъЯснимого  беспокойства,  которое с самой ранней юности так
часто раздваивало  мое  "Я",  о  не  было  страстное  томление,
которое,  по  верному  выражению  одного  глубоко  чувствующего
поэта, рождено высшей жизнью духа и  длитсЯ  вечно,  ибо  вечно
остаетсЯ неутоленным; томление, которое не терпит ни обмана, ни
фальши   и,   дабы   не   умереть,   должно  всегда  оставатьсЯ
неудовлетворенным. Ќет, безумное, снедающее желание влечет менЯ
вперед, в неустанной погоне за безымЯнным Ќечто, которое Я  ищу
вне  себЯ,  тогда  как  оно погребено в недрах моей души -- как
темнаЯ тайна, как бессвЯзный, загадочный сон о рае  высочайшего
блаженства,  каковое  даже во сне нельзЯ пережить, а можно лишь
предчувствовать, и это предчувствие терзает менЯ  всеми  муками
’антала. Љогда Я был еще совсем ребенком, такое состоЯние часто
и  внезапно  овладевало  мною;  в  самый  разгар  веселых игр с
товарищами Я убегал в лес, в горы, бросалсЯ ничком на  траву  и
безутешно  плакал и рыдал, а ведь только что Я в своей резвости
превосходил самых отчаЯнных  проказников.  Џозднее  Я  научилсЯ
лучше  владеть  собой,  но не изобразить словами всех моих мук,
когда   в   самом   веселом   обществе,   среди    близких    и
благожелательных  друзей  Я наслаждалсЯ искусством, более того,
когда то или иное льстило  моему  тщеславию,  --  и  вдруг  все
начинало казатьсЯ мне жалким, ничтожным, бесцветным, мертвым, и
Я  оставалсЯ один, словно брошенный в печальной пустыне. ’олько
один светлый ангел властен над демоном зла, и это  дух  музыки.
—асто,  торжествуЯ,  встает  он  иэ  глубин  души моей, и перед
могучим голосом его стихает всЯ скорбь земной, юдолй.
     --џ всегда считала,--перебила его  советница,--что  музыка
воздействует на вас слишком сильно, даже пагубно; Я видела, как
искажались   ваши   черты  во  времЯ  исполнениЯ  какого-нибудь
превосходного сочинениЯ. ‚ы бледнели, не  могли  выговорить  ни
слова, стонали и плакали, а потом обрушивались с самым жестоким
презрением, с самыми оскорбительными насмешками на каждого, кто
осмеливалсЯ   высказывать   суждение  против  сочинителЯ.  „аже
когда...
     -- Ћ милейшаЯ советница, --- прервал ее  Љрейслер,  и  всЯ
его  серьезность  и  искреннее  волнение  сразу  уступили место
особой, присущей ему иронии, -- о милейшаЯ советница,  это  все
уже  позади.  ‚ы  не  поверите,  достойнейшаЯ,  до  чего Я стал
благовоспитан и рассудителен  при  дворе  великого  герцога.  ‘
каким  величайшим  душевным  спокойствием  и благодушием Я могу
теперь отбивать такт на представлении "„он-†уана" или "Ђрмиды",
как любезно  улыбаюсь  примадонне,  когда  она  в  головоломной
каденции  спотыкаетсЯ  о  ступеньки  звуковой лестницы; и ежели
гофмаршал по окончании "‚ремен года" ѓайдна  шепчет  мне:  "‘ео
њЌеп  ешшуатй,  топ  сњег  тайге  с1е  сњаре–е!" -- Я способен,
улыбаЯсь,  кивать  головой  и  многозначительно  брать  понюшку
табаку! „а, Я способен терпеливо слушать какого-нибудь ценителЯ
искусства,  камергера  или  церемониймейстера,  толкующего, что
Њоцарт и Ѓетховен ни черта не  смыслили  в  пении,  а  ђоссини,
Џу-читта  и  как  там  еще  зовут  всех  этих  пигмеев достигли
подлинных  высот  оперной  музыки.  „а,  достойнейшаЯ,  вы   не
поверите,  сколь  много  Я  извлек  полезного  за  времЯ  моего
ка-пельмейстерства, но самое главное -- окончательно  уверилсЯ,
что  артисту  полезно определитьсЯ на казенную должность, иначе
самому черту и его бабушке не сладить бы с этими  надменными  и
заносчивыми  людишками.  Џроизведите  непокорного композитора в
капельмейстера или музыкального  директора,  стихотворца  --  в
придворного  поэта,  художника  --  в  придворного портретиста,
ваЯтелЯ -- в придворного скульптора, и  скоро  в  стране  вашей
переведутсЯ  все  бесполезные фантасты, останутсЯ лишь полезные
бюргеры отличного воспитаниЯ и добрых нравов!
     -- ’ихо, тихо, --  недовольно  проговорила  советница,  --
остановитесь,  Љрейслер,  вы опЯть сели на своего конька, а он,
как всегда, взвилсЯ на дыбы.  Ќо  Я  чувствую  неладное  и  тем
сильней  желаю доподлинно узнать, какое неприЯтное происшествие
вынудило  вас  так  поспешно  бежать  из  столицы.   ‚едь   все
обстоЯтельства  вашего  поЯвлениЯ  в  парке  указывают на такое
бегство.
     --Ђ Я,-- спокойно  отвечал  Љрейслер,  вонзив  пристальный
взор  в  советницу,  --  Я  смею  вас  заверить, что неприЯтное
происшествие, изгнавшее менЯ из столицы, отнюдь не зависело  от
внешних  обстоЯтельств,  --  причиной  ему  Я  сам.  €менно  то
беспокойство, о котором Я только что говорил, кажетсЯ, чересчур
пространно и серьезно, напало на  менЯ  с  большей  силой,  чем
когда-либо,  и  Я не мог там более оставатьсЯ. ‚ы знаете, как Я
радовалсЯ, получив место капельмейстера у великого  герцога.  џ
имел  глупость  надеЯтьсЯ,  что  постоЯнное  занЯтие искусством
внесет успокоение в мою душу, усмирит демона в моей  груди.  Ќо
из   того  немногого,  что  Я  успел  рассказать  вам  о  своем
воспитании  при  дворе  великого  герцога,  вы,   достойнейшаЯ,
заключите,  как  жестоко Я обманулсЯ. €збавьте менЯ от описаниЯ
того, как пошлое заигрывание со свЯтым искусством, -- к чему  и
Я   волею  судеб  был  причастен,  --  как  глупость  бездушных
шарлатанов, скудоумных  дилетантов,  всЯ  нелепаЯ  суета  этого
мира,  населенного  картонными  марионетками, все более и более
открывали   мне   глаза   на   презренную   никчемность   моего
существованиЯ.  Ћднажды  утром мне надлежало ЯвитьсЯ на прием к
великому герцогу, чтобы узнать, какое участие Я должен  принЯть
в    предстоЯщем   празднике.   –еремониймейстер,   разумеетсЯ,
присутствовал при нашем разговоре, и  на  менЯ  обрушилсЯ  град
бессмысленнейших  и  безвкуснейших  распорЯжений,  которым  мне
пришлось покоритьсЯ. Џрежде всего,  он  сам  сочинил  пролог  и
потребовал,  чтобы  Я положил на музыку этот шедевр из шедевров
театрального искусства. Ќа сей раз,  обратилсЯ  он  к  герцогу,
искоса  бросаЯ  на  менЯ Ядовитые взглЯды, речь будет идти не о
заумной немецкой музыке, а об изысканном итальЯнском  пении,  а
потому  он,  мол,  сам  набросал  несколько  премилых  мелодий,
которые мне надлежит искусно аранжировать.  ‚еликий  герцог  не
только  одобрил  все это, но, воспользовавшись случаем, выразил
надежду, что Я начну совершенствовать свое мастерство, прилежно
изучаЯ новейших итальЯнцев. Љак  жалок  казалсЯ  Я  себе  в  ту
минуту!  Љак глубоко презирал себЯ, -- все унижениЯ были только
справедливой карой за мое ребЯчество, упрЯмое долготерпение!  џ
покинул  дворец,  чтобы  никогда больше туда не возвращатьсЯ. ‚
тот же вечер Я намеревалсЯ потребовать отставки, но даже  такое
решение  не  примирило  менЯ  с  собой  --  Я  видел,  что  уже
подвергнут тайному остракизму. Љогда карета выехала за  ворота,
Я  взЯл  из  нее  только гитару, нужную мне длЯ особенной цели,
отослал экипаж, а сам,  очутившись  на  воле,  бросилсЯ  бежать
вперед,  все  дальше  и.  дальше!  ‘олнце  уже  закатилось, все
длинней и гуще ложи-, лись тени от гор,  от  леса.  Ћдна  мысль
вернутьсЯ  в  резиденцик)  казалась мне непереносимой, подобной
смерти! "ЌикакаЯ сила не заставит менЯ  поворотить  назад!"  --
громко  ]  вскричал  Я.  Њой  путь  лежал  в  ‡игхартсвейлер, Я
вспомнил доброго старого маэстро Ђбрагама, от  которого  только
нака-,  нуне получил письмо, -- понимаЯ, каково мое положение в
столице, он советовал бежать оттуда и приглашал менЯ к себе.

---------------------------------------------------------------
     ќто было довольно скучно, дорогой капельмейстер! (фр.)
---------------------------------------------------------------

     Љак,-- прервала капельмейстера советница,-- вы  знакомы  с
этим чудаковатым стариком?
     -- Њаэстро  Ђбрагам  был ближайшим другом моего отца, моим
учителем, отчасти даже наставником, -- продолжал  Љрейслер.  --
Ќу,   почтеннейшаЯ   советница,   теперь   вы  знаете  во  всех
подробностЯх, как Я попал в парк достославного кнЯзЯ €ринеЯ,  и
не  станете  более  сомневатьсЯ,  что Я, коли на то пошло, умею
рассказывать  спокойно,   соблюдаЯ   необходимую   историческую
достоверность,  да  так  обстоЯтельно,  что  порой  менЯ самого
оторопь берет. ‚прочем, всЯ историЯ моего бегства из герцогской
резиденции, как Я уже сказал, представлЯетсЯ мне ныне  до  того
нелепой  и  прозаичной, далекой от всЯкой поэзии, что при одном
воспоминании о ней Я чувствую полное изнеможение.  “молЯю  вас,
дорогаЯ,    преподнесите    это   незначительное   происшествие
перепуганной принцессе вместо нюхательной соли, пусть придет  в
себЯ  да  поразмыслит  о  том,  что  никак невозможно требовать
особенной рассудительности в поведении  от  честного  немецкого
музыканта,  которого,  едва  он  натЯнул  шелковые  чулЉи  и  с
удобствами расположилсЯ в придворной карете, вытолкали  из  нее
ђоссини  и Џучитта, Џавези и ”ьораванти и всЯкие прочие "ини" и
"ига".  €так,  Я  надеюсь,  хочу  надеЯтьсЯ  на  прощение!   Ќо
послушайте,  милейшаЯ  советница, каков поэтический финал моего
столь  обыденного  приключениЯ.   ‚   ту   минуту,   когда   Я,
подхлестываемый  своим  демоном,  уже  хотел бежать из здешнего
парка, менЯ приковало  к  месту  самое  сладостное  волшебство.
‡лорадный  демон  намеревалсЯ осквернить глубочайшую тайну души
моей, как вдруг могучий  дух  музыки  взмахнул  крылами  и.  их
мелодический   шорох   пробудил  утешение,  надежду,  страстное
томление, а оно  и  есть  нетленнаЯ  любовь  и  восторг  вечной
молодости. ’о было пение ћлии!
     Љрейслер   замолчал.  Ѓенцон  насторожилась,  ожидаЯ,  что
последует дальше. Љапельмейстер  глубоко  задумалсЯ;  помолчав,
Ѓенцон спросила с холодной любезностью:
     -- ‚ы  в  самом  деле  находите  пение  моей  дочери столь
приЯтным, милый €оганнес?
     Љлейслер  порывисто  вскочил,  но  вместо  ответа   только
глубокий вздох вырвалсЯ из его груди.
     -- —то  ж,  --  продолжала  советница,  --  мне  это очень
приЯтно. ћлиЯ многому сможет научитьсЯ у вас,  милый  Љрейслер,
вы  ей поможете овладеть подлинным мастерством пениЯ, а то, что
вы здесь остаетесь, Я считаю делом решенным.
     -- ЊногоуважаемаЯ, -- начал  Љрейслер,  но  в  эту  минуту
открылась дверь и вошла ћлиЯ.
     Љогда  она  увидела  капельмейстера,  прелестное  лицо  ее
осветилось милой улыбкой и тихое "ах" слетело с ее уст.
     Ѓенцон поднЯлась с места, взЯла капельмейстера за руку  и,
подводЯ  его  к ћлии, проговорила: -- ‚от, дитЯ мое, это и есть
тот загадочный...
     (Њ.  пр.)  ...юный  Џонто  набросилсЯ  на  мою   последнюю
рукопись  и, прежде чем Я успел ему помешать, схватил ее в зубы
и стремглав ринулсЯ  вон  из  комнаты.  Џри  этом  он  злорадно
расхохоталсЯ,   и  уж  одно  это  должно  было  заставить  менЯ
догадатьсЯ, что он замыслил эту  шалость  не  только  из  чисто
юношеского озорства: на уме у него было что-то недоброе. ‚скоре
все разъЯснилось.
     Ќесколько  дней  спустЯ  к моему хозЯину зашел господин, у
которого служил юный Џонто. ќто был, как Я узнал  впоследствии,
господин  ‹отарио,  профессор  эстетики  в  зигхартс-вейлерской
гимназии. Џосле обычных приветствий профессор  оглЯдел  комнату
и, увидев менЯ, промолвил:
     -- ЌельзЯ  ли  попросить  вас, дорогой маэстро, удалить из
комнаты этого малого?
     -- Џочему? -- удивилсЯ мой хозЯин. --  Џочему?  ‚ы  всегда
питали   пристрастие   к  кошкам,  особенно  к  моему  любимцу,
изЯщному, понЯтливому коту Њурру!
     -- „а, -- ответил профессор,  саркастически  рассмеЯвшись,
-- да,  он  изЯщен и понЯтлив, это верно! Ќо все-таки, сделайте
милость -- выпроводите вашего любимца, мне  надо  поговорить  с
вами о вещах, которых ему ни в коем случае не следует слышать.
     -- Љому?  --  воскликнул  маэстро  Ђбрагам, уставившись на
профессора.
     -- „а, да, -- продолжал тот, -- вашему коту! Џрошу вас, не
спрашивайте дальше, а выполните мою просьбу.
     --- ‚от так чудеса! -- промолвил хозЯин,  открыл  дверь  в
кабинет  и  поманил  менЯ  туда.  џ  пошел за ним, но незаметно
шмыгнул обратно в комнату и притаилсЯ на нижней полке  книжного
шкафа,  откуда,  сам  никем  не  замеченный, мог обозревать все
вокруг и слышать каждое сказанное слово.
     -- Ђ теперь, -- заговорил маэстро  Ђбрагам,  усаживаЯсь  в
кресло  против  профессора,  -- а теперь расскажите. Ѓога ради,
какие тайны вы хотите мне открыть и почему нельзЯ  посвЯщать  в
них моего честного кота Њурра?
     -- Џрежде  всего,  --  начал  профессор  очень  серьезным,
раздумчивым тоном, -- прежде всего, скажите, любезный  маэстро,
согласны ли вы с утверждением, будто из любого ребенка, который
не   блещет  ни  выдающимисЯ  способностЯми,  ни  талантом,  ни
гениальностью, а обладает лишь телесным здоровьем, можно  путем
одного  только  весьма  тщательного  воспитаниЯ  и образованиЯ,
особенно  в  детском  возрасте,  сделать  светило   науки   или
искусства?
     -- ќ,  --  возразил маэстро, -- Я могу только сказать, что
такое утверждение -- нелепица и глупость. ‚озможно, даже вполне
допустимо, что ребенку, при свойственном  ему  даре  подражаниЯ
приблизительно  таком  же, как у обезьЯны, ребенку, наделенному
хорошей  памЯтью,  можно  постепенно  начинить  голову   всЯкой
чепухой,   которую  он  затем  будет  выкладывать  перед  любым
встречным и поперечным; но такой ребенок непременно должен быть
лишен всЯких природных способностей, ибо в противном случае все
лучшее  в  его  душе  восстанет   против   этой   кощунственной
процедуры.  „а  и  у кого хватит духу назвать ученым в истинном
смысле этого слова такого тупого детину, по горло  напичканного
крохами знаний?
     -- “  всего  мира!  --  горЯчо откликнулсЯ профессор. -- “
всего мира! Ћ, как это ужасно! ‚сЯкаЯ вера в природную, высшую,
внутреннюю  силу  духа,  котораЯ  одна  лишь  создает  ученого,
художника,   --  летит  к  черту  из-за  такого  нечестивого  и
сумасбродного утверждениЯ!
     -- Ќе горЯчитесь, -- улыбнулсЯ маэстро, --  насколько  мне
известно,   до   сих   пор   в   нашей   доброй  ѓермании  лишь
один-единственный раз поЯвилсЯ продукт этой методы  воспитаниЯ,
о которой некоторое времЯ поговорили, да и бросили, убедившись,
что  продукт  сей  не  особенно удалсЯ. Љ тому же цветущаЯ пора
того  продукта  совпала  с  периодом,  когда   вошли   в   моду
вундеркинды,  которые в любом балагане за дешевую входную плату
показывали свое искусство, подобно  тщательно  выдрессированным
собакам и обезьЯнам.
     -- ‚от каковы теперь ваши рассуждениЯ, маэстро! -- прервал
его профессор.  --  €  вам  бы,  пожалуй,  поверили, если бы не
знали, что в словах ваших всегда таитсЯ лукаваЯ шутка, если  бы
не  знали,  что  всЯ  ваша  жизнь  --  цепь  самых  необычайных
экспериментов. Џризнайтесь же,  маэстро  Ђбрагам,  признайтесь,
что    вы   в   тиши,   окутав   себЯ   непроницаемой   тайной,
экспериментировали, руководствуЯсь упомЯнутым  утверждением,  и
намеревались   превзойти  алхимика,  изготовившего  продукт,  о
котором мы только что говорили. ‚ы  хотели  выступить  с  вашим
питомцем,  предварительно хорошенько вышколив его, и привести в
изумление,  в  отчаЯние  профессоров  всего  мира,  вы   хотели
совершенно  посрамить  прекрасный  принцип:  "Non ex диоу5§по ‰
Његсипиз" . Љороче -- ^иоV^5 у вас  уже  есть,  только  это  не
Њеркурий, а кот!
     -- —то вы такое сказали?! -- громко рассмеЯлсЯ маэстро. --
—то вы сказали? Љот?
     -- Ќе  пытайтесь  отрицать,  --  продолжал  профессор,  --
именно на том молодчике, что находитсЯ  рЯдом  в  кабинете,  вы
испытываете  абстрактную  методу  воспитаниЯ,  вы  научили  его
читать  и  писать,  вы  преподавали  ему  науки,   а   он   уже
осмеливаетсЯ мнить себЯ писателем и даже сочинЯет стихи!
     -- Ќу,   знаете   ли,   --  ответил  маэстро,  --  большей
бессмыслицы Я отроду не слыхивал!  џ  обучаю  своего  кота?!  џ
преподаю ему науки? ‘кажите, профессор, что за чудовищные мысли
бродЯт  у  вас  в  голове?  “верЯю  вас, Я не имею ни малейшего
понЯтиЯ об учености  моего  кота,  мало  того,  считаю  таковую
совершенно невозможной!
     -- ‚от  как? -- протЯжным тоном спросил профессор, вытащил
из кармана тетрадку, в которой Я тотчас же  признал  похищенную
юным Џонто рукопись, и стал читать:
     ‘’ђ…Њ‹…Ќ€… Љ ‚Ћ‡‚›…ЌЌЋЊ“
     Ћ,  что  со  мной?  —то  грудь  мою  тревожит?  Љаким душа
предчувствием томима? џ весь дрожу... ’о мысль моЯ, быть может,
‡а гением летит неудержимо?
     Ћткуда этот шквал огнЯ и дыма? ‚  чем  смысла  смысл?  —то
наши  муки  множит? —то жгучей болью сладко сердце гложет? —его
страшитьсЯ нам необходимо?
     ѓде Я? ‚ волшебном царстве  дальних  далей?  Ќи  слов,  ни
звуков  нет.  џзык как камень. Ќесет весна надежды полыханье, €
только в ней -- конец моих печалей...
     џрчайший  лист,  мечты  зеленый  пламень!  ‚высь,  сердце,
ввысь! ‹ови его дыханье!
     Ќадеюсь,  ни  один  из  благосклонных  читателей  моих  не
откажетсЯ признать все совершенство этого великолепного сонета,
излившегосЯ из свЯтаЯ свЯтых моей души, и будет восхищен более,
узнав, что это одно из первых моих сочинений. Џрофессор, однако
же, по злобе своей прочитал  его  без  всЯкого  выражениЯ,  так
бесцветно, что Я сам едва узнал мои строфы и в порыве внезапной
Ярости, вполне понЯтной в мо
     лодом  поэте,  уже  готов  был  выйти  из  своей  засады и
вцепитьсЯ  в  физиономию  этого   педанта,   чтобы   дать   ему
почувствовать  остроту  моих когтей. Ќо мудраЯ мысль о том, что
мне несдобровать, если  маэстро  и  профессор,  объединив  свои
силы,  возьмутсЯ за бедного кота, заставила менЯ подавить гнев;
и все-таки Я невольно издал негодующее "мЯу", которое неминуемо
выдало бы  менЯ,  когда  бы  мой  хозЯин,  дослушав  сонет,  не
разразилсЯ   снова  оглушительным  хохотом,  оскорбившим  менЯ,
пожалуй, сильнее, нежели бесталанное чтение профессора.

---------------------------------------------------------------
     Ќе из всЯкого дерева можно вырезать ЊеркуриЯ (лат.).
---------------------------------------------------------------

     -- •а-ха! -- воскликнул маэстро. -- —естное  слово,  сонет
вполне  достоин  кота,  но  Я  все  еще не понимаю вашей шутки,
профессор, -- скажите-ка лучше прЯмо, куда вы метите?  ’от,  не
отвечаЯ, полистал рукопись и стал читать дальше:
     ѓ‹Ћ‘‘Ђ
     „ружба  по  свету  не  рыщет, Ђ любовь к нам рветсЯ в дом.
‚сюду нас любовь отыщет, „ружбу ищем днем с огнем.
     ‘лышу стоны,  слышу  вздохи,  --  Њлеет  сердце  в  томной
страсти.  ќто  мука  или  счастье  -- †ить в любовной суматохе?
‚сюду ждут тебЯ подвохи! џвь иль сон менЯ объЯли? ђазум смутен,
слог напыщен, -- ќто вынесешь едва ли. Ђх, на крыше и в подвале
-- ‚сюду нас любовь отыщет! Ќо  однажды  --  час  настанет,  --
Џоборов  тоску, томленье, ’ы узнаешь исцеленье: Ѓоль твоЯ как в
воду канет, ‚новь душа здоровой станет! ‹живо кошкино сердечко,
ЏостоЯнства нету в нем... —то в тоске чадить, как свечка? ‹учше
с пуделем под печку -- „ружбу ищут днем с огнем! Ќо Я знаю...
     -- Ќет, -- прервал маэстро чтение профессора, -- нет, друг
мой, Я, право, терЯю с вами  всЯкое  терпение;  вы  или  другой
шутник  решили забавы ради сочинить стихи в духе кота, а теперь
возводите поклеп на моего доброго Њурра и целое  утро  дурачите
менЯ.  утка,  впрочем,  недурна  и особенно должна понравитьсЯ
Љрейслеру, -гот, уж конечно, не преминет воспользоватьсЯ ею длЯ
веселенькой охоты, где вы в конце  концов  можете  очутитьсЯ  в
роли  травимой дичи. Ђ теперь бросьте ваш остроумный маскарад и
скажите мне честно  и  прЯмо,  в  чем,  собственно,  цель  этой
забавной мистификации?
     Џрофессор  отложил  рукопись, серьезно посмотрел маэстро в
глаза и сказал:
     -- ќти листки  принес  мне  несколько  дней  назад  пудель
Џонто,   а   он,  как  вам  должно  быть  известно,  состоит  в
приЯтельских отношениЯх  с  котом  Њурром.  •отЯ  пес  приволок
рукопись  в  зубах,  как  и  подобает  ему таскать поноску, она
былацелехонька, когда он положил ее мне на колени, причем Џонто
Ясно дал понЯть, —то получил ее не от кого иного, как от своего
друга Њурра. ‘тоило мне заглЯнуть в рукопись, и сразу  бросилсЯ
в  глаза  особенный,  своеобразный почерк; Я прочитал несколько
строк, и у менЯ в голове возникла, уж сам не знаю как и откуда,
диковиннаЯ мысль -- не сочинил ли все это кот  Њурр.  ‘коль  ни
противна  эта  мысль  разуму, да и некоторому житейскому опыту,
каковой мы поневоле приобретаем и каковой, в конце концов, есть
тот же разум, -- сколь, повторЯю, ни противна нелепаЯ мысль эта
разуму, ибо коты не способны ни писать, ни сочинЯть  стихов,  Я
никак  не  мог  от  нее отвЯзатьсЯ и решил понаблюдать за вашим
любимцем. “знав от  Џонто,  что  Њурр  подолгу  просиживает  на
чердаке, Я поднЯлсЯ наверх, вынул несколько черепиц и благодарЯ
этому  смог  свободно  заглЯнуть со своей крыши в ваше слуховое
окошко.  €  что  же  открылось   глазам   моим?!   ‘лушайте   и
удивлЯйтесь!  ‚  самом отдаленном уголке чердака сидит ваш кот!
‘идит выпрЯмившись, за низеньким столиком, на котором разложены
бумага и принадлежности длЯ письма, и то  потрет  лапой  лоб  и
затылок,  то  проведет  ею  по  лицу,  потом  обмакивает перо в
чернила,  пишет,  останавливаетсЯ,  снова  пишет,  перечитывает
написанное  и  при этом еще мурлычет (Я сам слышал), мурлычет и
блаженно урчит. ‚округ разбросаны книги,  судЯ  по  переплетам,
взЯтые из вашей библиотеки.
     -- —то  за  чертовщина! -- воскликнул маэстро. -- Ђ ну-ка,
взглЯну, все ли мои книги на месте.
     ‘ этими словами он  встал  и  подошел  к  книжному  шкафу.
‚незапно  увидев менЯ, он отпрЯнул на целых три шага и застыл в
полном изумлении. Џрофессор же, вскочив, воскликнул:
     -- ‚от видите, маэстро? ‚ы-то воображали, что малый  сидит
себе  смирно  в  соседней  комнате,  куда  вы его заперли, а он
пробралсЯ в книжный шкаф и штудирует там  науки  или,  что  еще
вернее,  подслушивает  наш разговор. ’еперь он все знает, о чем
мы здесь говорили, и может принЯть свои меры.
     -- Љот! -- начал мой хозЯин,  все  еще  не  сводЯ  с  менЯ
изумленного  взора.  --  Љот,  узнай  Я,  что  ты, окончательно
отрекшись от своего честного кошачьего естества, в  самом  деле
увлекаешьсЯ  сочинительством столь неудобоваримых виршей, какие
читал  здесь  профессор,  поверь  Я,  что  ты  в   самом   деле
предпочитаешь  охотитьсЯ за науками, а не за мышами, -- узнай Я
все это, Я бы, уж конечно,  надрал  тебе  уши,  а  может  быть,
даже...
     џ  был ни жив ни мертв от страха, зажмурилсЯ и сделал вид,
будто крепко сплю.
     -- „а нет же, нет, --  продолжал  маэстро,  --  вы  только
взглЯните,  профессор,  мой честный кот безмЯтежно спит, судите
сами, есть ли в его добродушной физиономии хоть  намек  на  то,
что  он способен на такие неподобающие тайные плутни, в каковых
вы его обвинЯете? Њурр, а Њурр!
     •озЯин звал менЯ, и Я не преминул,  как  всегда,  ответить
ему  своим  "мрр... мрр", открыл глаза, поднЯлсЯ и выгнул спину
самой очаровательной дугой.
     ‚збешенный профессор швырнул мне в голову рукопись,  но  Я
сделал  вид (врожденное лукавство внушило мне эту мысль), будто
понимаю это как призыв к игре, и, подпрыгиваЯ  и  танцуЯ,  стал
рвать листы на части, да так, что только клочьЯ полетели.
     -- Ќу, -- сказал мой хозЯин, -- теперь, надеюсь, вам Ясно,
профессор,  что  вы были не правы и ваш Џонто вам все набрехал!
‚ы только поглЯдите,  как  Њурр  разделываетсЯ  со  стихами.  “
какого автора достанет духу так обращатьсЯ со своей рукописью?
     -- џ  вас  предостерег,  маэстро,  а теперь поступайте как
знаете, -- возразил профессор и вышел из комнаты.
     Ќу, думал Я, гроза миновала! Ћднако Я жестоко ошибалсЯ!  Љ
величайшей  моей  досаде,  маэстро  восстал  против моих ученых
штудий;  он,  правда,  сделал  вид,  будто  не  поверил  словам
профессора,  но  Я  тем  не  менее  вскоре почувствовал, что он
следит за каждым моим шагом, тщательно запирает на ключ книжный
шкаф, лишаЯ менЯ доступа в свою библиотеку, и не терпит  более,
чтобы  Я,  как  бывало,  располагалсЯ среди манускриптов на его
письменном столе.
     ’ак Я в самом юном и нежном возрасте  уже  познал  горе  и
заботу!   Ѓыть  непризнанным,  даже  осмеЯнным,  --  что  может
причинить горшие страданиЯ гениальному коту?!  ЌатолкнутьсЯ  на
препЯтствиЯ   там,   где   ожидаешь   наивозможнейшего   поощре
превосходнейшим из когда-либо написанных первых актов.
     ниЯ, -- что может сильней ожесточить великий ум?!  Ќо  чем
тЯжелее  гнет,  тем  сильнее  сопротивление,  чем туже натЯнута
тетива, тем дальше полет стрелы. Њне запретили читать -- что ж,
тем свободнее  творил  мой  дух,  черпаЯ  силы  в  самом  себе.
“друченный,  Я  частенько  наведывалсЯ  в  погреб нашего дома и
слонЯлсЯ там много дней и  ночей;  привлекаемое  расставленными
здесь мышеловками, в погребе собиралось многочисленное общество
котов самого различного возраста и положениЯ.
     Ћт  смелого  философского ума нигде не укроютсЯ даже самые
таинственные взаимосвЯзи жизни, он всегда познает, как из  этих
взаимосвЯзей  складываетсЯ  сама  жизнь с помыслами и делами. ‚
погребе  Я  и  наблюдал  отношение  котов  и  мышеловок  в   их
взаимодействии. Њне, коту истинно благородного направлениЯ ума,
стало горько, когда Я убедилсЯ, что эти мертвые машины, которые
захлопываютсЯ   с  механической  точностью,  порождают  великую
леность в кошачьем  юношестве.  џ  взЯлсЯ  за  перо  и  написал
бессмертное   творенье,  уже  упомЯнутое  выше,  а  именно:  "Ћ
мышеловках и ...их влиЯнии на  образ  мыслей  и  дееспособность
кошачества".  ќтой  книгой  Я  как  бы заставил изнеженных юных
котов взглЯнуть в зеркало и увидеть самих себЯ, потерЯвших веру
в свои силы, бездеЯтельных, флегматично  взирающих  на  гнусных
мышей, которые безнаказанно охотЯтсЯ за салом. ‘воими громовыми
речами  Я  встрЯхнул их, пробудил ото сна. Џомимо того, что это
произведение должно было доставить большую  пользу  всем,  Я  и
лично  извлек  из  него  одну  выгоду: на некоторое времЯ Я был
избавлен от необходимости ловить мытей, да и много спустЯ после
того, как Я столь решительно высказалсЯ против лености,  никому
не приходило в голову проповедуемое мною геройство.
     Ќа этом Я мог бы, пожалуй, закончить воспоминаниЯ о первом
периоде  моей  жизни  и перейти к месЯцам юности, примыкающим к
периоду  возмужалости,  но  Я  не  могу  лишить  благосклонного
читателЯ  удовольствиЯ  послушать  две  последних, Я бы сказал,
восхитительных строфы из моей "ѓлоссы", ознакомитьсЯ с которыми
у моего хозЯина недостало терпениЯ:
     Ќо Я знаю -- невозможно “стоЯть пред искушеньем, …сли  под
кустом  весенним  Љлич  любви  звучит  тревожно.  Њиг!  €  влип
неосторожно, Љогда в радости греховной  €з  кустов  летит,  как
чудо, Љак порыв, как вихрь любовный, ЊилаЯ на клич условный, --
Ќас любовь отыщет всюду!
     †ажда счастьЯ сердце мучит, ‘трасть дурманит разум сладко,
’олько  эта  лихорадка  ‚  скором  времени наскучит. „ружбу нас
ценить научит †ажда дела, жажда  спора  --  ‘  другом  радостно
вдвоей!  —тоб  найти  его,  сквозь  горы  џ  пройду, сквозь все
заборы: „ружбу ищут днем с огнем!
     (Њак. л.) ...как раз в  тот  вечер  он  был  добродушен  и
весел, чего давно за ним не замечалось.
     ЃлагодарЯ  этому  и  свершилось  нечто  неслыханное: он не
вспылил и не убежал, как обычно  делывал  в  таких  случаЯх,  а
спокойно,   даже  с  благожелательной  улыбкой  выслушал  очень
длинный  и  еще  более  скучный  акт   бездарнейшей   трагедии,
сочиненной   молодым,  подающим  надежды,  великолепно  завитым
лейтенантом,  отличавшимсЯ  отменным   цветом   лица,   который
прочитал  ее  со всем пафосом счастливейшего в мире поэта. Њало
того,  когда  упомЯнутый  лейтенант,  закончив  чтение,  горЯчо
попросил  капельмейстера  высказать  мнение  о  его  пьесе, тот
изобразил на лице своем полный восторг и  заверил  юного  героЯ
войны   и   поэзии,  что  его  вступительный  акт  --  поистине
изысканнейшее  блюдо  длЯ  эстетствующих  лакомок  и   содержит
великолепные,   глубокие   мысли,  за  гениальную  самобытность
каковых говорит то обстоЯтельство, что они посещали и  великих,
признанных  поэтов,  как-то:  Љаль-дерона.  експира  и в более
поздние времена -- иллера.  ‹ейтенант  пылко  обнЯл  его  и  с
таинственной  миной поведал, что еще сегоднЯ вечером собираетсЯ
осчастливить целый кружок избраннейших девиц, среди  коих  есть
даже  одна  графинЯ,  читающаЯ  по-испански и пишущаЯ маслЯными
красками,  превосходнейшим  из  когда-либо  написанных   первых
актов.  Љрейслер  заверил  его, что это весьма благородно с его
стороны,  и  молодой  поэт,  начиненный  энтузиазмом,  поспешил
ретироватьсЯ.
     -- џ не понимаю, что с тобой сегоднЯ, -- заговорил наконец
маленький  тайный  советник,  --  не  понимаю,  милый €оганнес,
откуда такаЯ сверхъестественнаЯ кротость! € как только  у  тебЯ
хватило  терпениЯ  внимательно  слушать  эту  пошлую стрЯпню! џ
просто  в  ужас  пришел,  когда   лейтенант   напал   на   нас,
беззащитных,  не  подозревавших  об  опасности, и опутал сетЯми
своих бесконечных виршей. џ так и ждал, что  ты  не  выдержишь,
как  обычно  бывает  с  тобою по более ничтожным поводам; но ты
сидишь спокойно, во взглЯде твоем даже  читаетсЯ  одобрение,  и
под  конец,  когда  Я  уже  чувствую себЯ совершенно разбитым и
несчастным, ты разделываешьсЯ с беднЯгой, обрушив на  него  всю
свою иронию, коей он даже не в состоЯнии оценить! € хоть сказал
бы ему в виде предупреждениЯ на будущее, что пьеса его страдает
длиннотами и хирургическое вмешательство ей отнюдь не повредило
бы.
     -- Ђх,  -- возразил Љрейслер, -- и чего бы Я добилсЯ таким
жалким советом? …жели столь плодовитый поэт, как  наш  любезный
лейтенант,  и произведет ампутацию своих стихов с некоторой длЯ
них пользой, то разве не отрастут они сей же час снова? €ли  ты
не   знаешь,  что  стихи  наших  молодых  рифмоплетов  обладают
способностью самовоспроизведениЯ, как хвосты у Ящериц,  которые
прытко  отрастают,  будучи даже отрезаны у самого основаниЯ? Ќо
если ты воображаешь, что Я внимательно слушал заунывное  чтение
лейтенанта,  то  ты  глубоко  заблуждаешьсЯ!.. ѓроза пролетела,
травы и цветы в маленьком саду  поднЯли  склоненные  головки  и
жадно  впитывали  небесный  нектар, редкими каплЯми падавший из
пелены облаков. џ стоЯл под большой цветущей Яблоней  и  слушал
замиравший далеко в горах голос грома. Ћн отзывалсЯ в душе моей
пророчеством   неисповедимых  свершений,  Я  любовалсЯ  лазурью
небес, тут и там проглЯдывавшей голубыми очами  сквозь  бегущие
облака. ‚друг дЯдЯ крикнул, чтобы Я поскорее бежал домой, иначе
испорчу  сыростью  новый  цветистый шлафрок или схвачу насморк,
гулЯЯ по мокрой траве. Ќо оказалось,  то  был  вовсе  не  дЯдЯ:
какой-то пересмешник-попугай или болтливый скворец, то ли из-за
куста,  то ли из куста, уж не знаю откуда, взЯлсЯ поддразнивать
менЯ нелепой шуткой, выкрикиваЯ  на  свой  манер  ту  или  иную
драгоценную  длЯ  менЯ  мысль експира. Ђх, то снова предо мной
он, лейтенант, со своей трагедией! ’ак  вот,  тайный  советник,
примечай-ка,  именно воспоминание детских лет увлекло менЯ в ту
минуту далеко от тебЯ и от лейтенанта. џ  будто  в  самом  деле
стоЯл в дЯдюшкином саду, мальчишкой не старше двенадцати лет, в
шлафроке из ситца прелестнейшего рисунка, какой могла измыслить
самаЯ  буйнаЯ  фантазиЯ  ситцевого  фабриканта,  --  и напрасно
расточал ты сегоднЯ благовониЯ своего курительного порошка:  до
менЯ  не  доходило ничего, кроме аромата моей Яблони в цвету, Я
не чуЯл  даже  запаха  помады,  потраченной  на  волосы  нашего
рифмоплета,  который  не  имеет  --  увы!  --  надежды защитить
когда-либо голову от дождЯ и ветра лавровым венком, более того,
не смеет покрывать ее ничем, кроме войлока или кожи, выделанных
по уставу в виде кивера. „овольно, милый мой, из нас  троих  ты
один  оказалсЯ  жертвенным  агнцем, подставившим шею под адский
нож трагедии нашего пиита.  €бо,  покуда  Я,  тщательно  укутав
конечности    в   детский   шлафрок,   с   двенадцатилетней   и
двенадцатилотной легкостью спрыгнул в уже знакомый  нам  садик,
маэстро  Ђбрагам,  как  видишь,  успел испортить три или четыре
листа наилучшей нотной бумаги,  выкраиваЯ  всЯкие  уморительные
фантастические   фигурки.  ‚ыходит,  что  и  он  ускользнул  от
лейтенанта!
     Љрейслер был прав:  маэстро  Ђбрагам  искусно  вырезал  из
листков  бумаги разные силуэты; но хотЯ в путанице линий ничего
нельзЯ  было  разобрать,  стоило  осветить  их  сзади,  и   они
отбрасывали  на  стену  тени  затейливых фигурок и целых групп.
Њаэстро  вообще  не  выносил  никакой   декламации,   а   вирши
лейтенанта  и  вовсе  показались  ему  невыносимыми; как только
лейтенант начал, он, не стерпев, жадно схватил  плотную  нотную
бумагу, случайно оказавшуюсЯ на столе тайного советника, достал
из  кармана  ножницы  и занЯлсЯ делом, всецело отвлекшим его от
злокозненного покушениЯ рифмоплета.
     -- Џослушай, Љрейслер, -- начал тайный советник, --  итак,
в  памЯти твоей всплыло воспоминание отроческих лет, и Я готов,
пожалуй,  приписать   этому   твою   кротость   и   сегоднЯшнее
благодушие.  Џослушай  же,  дорогой  любимый  друг!  Њне,  как,
впрочем, всем, кто тебЯ уважает и любит, не дает покоЯ мысль  о
том,  что Я ровно ничего не знаю о ранних годах твоей жизни; ты
всегда неприЯзненно отклонЯешь  малейшую  попытку  заглЯнуть  в
твое  прошлое  и  умышленно  набрасываешь на него покров тайны,
который, однако, подчас  бывает  достаточно  прозрачным,  чтобы
возбудить  любопытство, ибо сквозь него просвечивают причудливо
мелькающие картины. Ѓудь же откровенен  с  теми,  кого  ты  уже
подарил своим доверием.
     Љрейслер  взглЯнул  на тайного советника широко раскрытыми
глазами, будто человек, пробудившийсЯ от глубокого сна и  вдруг
увидевший  перед  собою  незнакомое  лицо,  и  заговорил  самым
серьезным тоном:
     -- ‚ день €оанна ‡латоуста, то  есть  двадцать  четвертого
ЯнварЯ  года  одна  тысЯча  семьсот...  ...надцатого  в полдень
родилось дитЯ с лицом, руками и ногами. Ћтец в  ту  минуту  как
раз  хлебал  гороховый  суп и на радостЯх пролил себе на бороду
полную ложку, над чем  роженица,  даже  не  видевши  мужа,  так
безудержно  рассмеЯлась,  что от сотрЯсениЯ, вызванного смехом,
лопнули все струны на лютне некоего  музыканта,  игравшего  длЯ
младенца веселый мурки. ‹ютнист тут же поклЯлсЯ атласным чепцом
своей  бабушки,  что  где-где, а уж в музыке новорожденный ѓанс
Џростак на веки вечные обречен оставатьсЯ жалким тупицей. ’огда
отец утер себе бороду и патетически провозгласил: "„а, Я нареку
его  €оган-несом,  но  простаком  он  никогда  не  будет!"  ’ут
лютнист...
     -- Џрошу  тебЯ, -- перебил капельмейстера маленький тайный
советник,  --  прошу  тебЯ,  Љрейслер,  не  впадай  ты  в  свой
проклЯтый  юмор,  у  менЯ от него, скажу прЯмо, дух занимаетсЯ.
ђазве Я требую у тебЯ прагматическую биографию? џ только прошу,
чтобы ты дозволил мне полюбопытствовать, как ты жил  до  нашего
знакомства.  Џо  правде  говорЯ,  не  следует тебе осуждать мое
любопытство, единственный источник его  --  идущее  от  чистого
сердца  искреннейшее  расположение. „а и, кроме того, поскольку
поведение твое довольно своеобразно, всЯкий вправе думать,  что
только  самаЯ  бурнаЯ  жизнь,  только  цепь  самых баснословных
приключений могли замесить и вылепить ту психическую  форму,  в
которую ты отлит.
     ...--   Ћ,  какое  чудовищное  заблуждение!  --  отозвалсЯ
Љрейслер, тЯжело вздохнув.  --  ћность  моЯ  подобна  безводной
пустоши,  без  цветов  и  тени, где ум и чувство притуплЯютсЯ в
беспросветном однообразии.
     -- Ќу нет, -- воскликнул тайный советник, -- это не совсем
верно, Я знаю по крайней мере,  что  в  этой  пустоши  разроссЯ
прехорошенький  маленький  садик с Яблоней в цвету, аромат коей
заглушил запах моего лучшего табака. € вот, €оганнес, Я  думаю,
ныне ты наконец поделишьсЯ с нами воспоминаниЯми о своей ранней
юности,  которые, как ты только что призналсЯ, сегоднЯ полонили
твою душу!
     -- џ  бы  тоже  сказал,  --  заговорил  маэстро   Ђбрагам,
отделываЯ тонзуру у только что вырезанного им капуцина, -- Я 6м
тоже сказал, Љрейслер. что вы сегоднЯ в подходЯщем настроении и
не можете придумать ничего лучшего, как отомкнуть свою душу или
сердце,  или  называйте  как  хотите  ваш  сокровенный ларчик с
драгоценностЯми, и выудить оттуда кое-что длЯ нас. € раз уж  вы
проболтались,  что,  несмотрЯ  на запреты озабоченного дЯдюшки,
выбегали  на  дождь,   чтобы   суеверно   слушать   пророчества
замирающего  грома,  то продолжайте рассказывать, как все тогда
происходило. ’олько не лгите, €оганнес,  вам  хорошо  известно,
что  Я  неотступно  следил  за вами, начинаЯ во всЯком случае с
того времени, когда на вас надели первые  панталоны  и  заплели
вам первую косичку.
     Љрейслер  собиралсЯ  что-то  возразить, но маэстро Ђбрагам
быстро обернулсЯ к тайному советнику и сказал:
     -- ‚ы не  поверите,  любезнейший,  до  чего  наш  €оганнес
предан  злому  демону  лжи,  когда  он, что, впрочем, случаетсЯ
крайне редко, начинает  рассказывать  о  своей  ранней  юности.
Џослушать  его,  так он в том возрасте, когда дети едва лепечут
"па-па, ма-ма" и тычут пальчиком в огонь, уже  все  подмечал  и
умел глубоко заглЯдывать в человеческое сердце!
     -- ‚ы  несправедливы ко мне, -- кротким голосом проговорил
Љрейслер и мЯгко улыбнулсЯ. -- ‚ы весьма несправедливы ко  мне,
маэстро.  Ќеужто  Я  бы осмелилсЯ водить вас за нос, похвалЯЯсь
своими рано пробудившимисЯ талантами и  тем  уподобившись  иным
тщеславным  пустозвонам?  Ќо Я спрашиваю тебЯ, тайный советник,
не случалось ли с тобой  такого,  когда  вдруг  Яркой  вспышкой
освещаютсЯ   в   памЯти   минуты  жизни,  каковую  многие  люди
выдающегосЯ ума называют простым прозЯбанием, признаваЯ  в  ней
наличие   лишь  голого  инстинкта,  в  чем  животные  н