то пришел тот,
кто был вправе держать на менЯ обиду, - ‘нежный ђассвет.

     - ѓоспожа у себЯ? - спросил он у моей девушки.

     “слышав  его голос,  Я  еще острее ощутила свое несчастье и,  приоткрыв
двери,  выглЯнула; по моему залитому слезами  лицу каждый  с первого взглЯда
понЯл бы мое горе.

     -  —то  случилось?  - спросил  он. Ќе  в силах вымолвить ни словечка, Я
продолжала  заливатьсЯ слезами, потом, впустив его в комнату, достала письмо
деда, сказала только: "‚от, из-за этого..." - и снова заплакала.

     - Ќичего не понимаю! - сказал ‘нежный ђассвет.

     ’ак говорили все, но никто не мог толком объЯснить мне, в чем дело.

     ‘таршие дамы, давно служившие во дворце, утешали менЯ, но они тоже были
в полном  неведении и только плакали со мной вместе. Њеж тем наступил вечер.
џ  боЯлась еще раз пойти к  государю,  было Ясно, что менЯ  прогонЯют по его
приказанию... "’акова его  волЯ! -  думала Я. - Ќо когда  же удастсЯ  теперь
снова его увидеть?" ЊенЯ охватило желание взглЯнуть на него  - быть может, в
последний раз! - и, не помнЯ себЯ, Я неверными шагами пошла к государю.  Џри
нем находились придворные, всего двое  или, кажетсЯ, трое, они непринужденно
беседовали. ѓосударь бросил на менЯ  беглый взглЯд - по светло-желтому моему
одеЯнию зеленой нитью были вышиты лианы и китайский мискант.

     - —то, уезжаешь? - сказал он. џ молчала, не находЯ слов.

     - †ители гор добывают лианы, цеплЯЯсь за их побеги... - продолжал он. -
ќтот узор мне не по  душе!  ’ы,  верно, выбрала  его  намеренно? ‘обираешьсЯ
вскоре снова навестить нас?  - € сказав так, он удалилсЯ в покои государыни.
Ќе описать словами мою боль  и обиду! Љак  бы он  ни гневалсЯ,  ведь он  так
долго  любил  менЯ,  столько  лет клЯлсЯ:  "Ќичто не разделит наши  сердца!"
Џочему  же, из-за чего он теперь  мною пренебрегает?  Њне  хотелось умереть,
навсегда  исчезнуть тут же, на месте, но это было не в моей власти... Љарета
ждала менЯ, и, хоть Я готова была уехать как можно дальше, скрытьсЯ от всего
света,  мне  все-таки  хотелось  узнать, почему  менЯ  вдруг прогонЯли, и  Я
поспешила в усадьбу  деда •ебуке, на пересечении ‚торой  дороги  и  переулка
Њати-но-Љодзи.

     „ед сам вышел ко мне.

     -  џ стар  и болен, мой  смертный час уже недалек... ‚  последнее времЯ
совсем ослабел, не знаю, долго  ли еще протЯну... ЊенЯ тревожит твоЯ судьба,
отца у  тебЯ нет, „зэнседзи, твой опекун, так о тебе радевший, тоже сошел  в
могилу... ѓосударынЯ потребовала,  чтобы тебЯ не было во  дворце. Џри  таких
обстоЯтельствах  лучше повиноватьсЯ и  оставить придворную службу! - ‘ этими
словами дед достал и показал мне письмо.

     <i>"Ќидзе прислуживает  государю, а менЯ  ни во что не ставит,</i>  <i>-</i> читала Я
собственноручное  письмо  государыни.  -  <i>ќто  великаЯ дерзость,  немедленно
отзовите  ее  домой! Џоскольку у нее  нет  ни матери, ни  отца, это надлежит
сделать вам..."</i>

     "ђаз  дело зашло  так  далеко, оставатьсЯ во дворце  и  впрЯмь было  бы
невозможно..." -  пыталась  Я  утешить себЯ разными  доводами,  но обида  не
проходила. ЏотЯнулись  долгие осенние  ночи; мне  не спалось,  и,  то и дело
просыпаЯсь,  с  горечью прислушивалась  Я  к  стуку бесчисленных  деревЯнных
вальков, долетавшему  к моему одинокому изголовью, а грустные  клики гусиной
стаи высоко в небе казались каплЯми росы, унизавшей лепестки кустарника хаги
вокруг  дома,  где в  печальном одиночестве  коротала  Я теперь дни и  ночи.
Ќаступил конец года, но могла ли Я радоватьсЯ предстоЯщему празднику, весело
провожать старый и встречать Ќовый год?  џ давно уже  собиралась затворитьсЯ
на тысЯчу дней в храме ѓион, но  до сих пор так и не удалось осуществить это
желание, вечно возникали какие-нибудь помехи. ’еперь же Я наконец решилась и
во второй день одиннадцатой луны, в первый день ‡айца, прежде  всего поехала
в  храм бога  •атимана, где как раз в  эти  дни исполнЯлись свЯщенные плЯски
кагура<sup>21</sup>. Њне  вспомнились  стихи: "...но  служа богам неизменно,
отдаюсь раденью душою!"<sup>22</sup>

     Ќа всесильных богов
     уповать Я в скорби привыкла,
     но бесплодны мольбы -
     и осталось лишь сокрушатьсЯ
     о своем плачевном уделе...

     џ провела в храме •атимана ровно  семь дней и затем сразу уехала в храм
ѓион.

     * * *

     ’еперь мне было не жаль расстатьсЯ с жизнью в миру.

     "Џокидаю суетный мир, укажи мне путь к просветлению!" - молилась Я.

     ‚ этом году  исполнилась  третьЯ  годовщина со  днЯ  смерти настоЯтелЯ.
‘нова обратившись к мудрому старцу на ‚осточной горе  •игасиЯма, Я  заказала
семидневное  чтение  ‹отосовой  сутры.  „нем  Я  слушала  чтение,  а  вечера
проводила в храме ѓион.

     Џоследний,  седьмой день чтений совпал  с  днем  смерти  настоЯтелЯ.  ‚
слезах внимала Я колокольному звону, вторившему богослужению.

     Ѓою колоколов
     всЯкий раз Я. рыданьЯми вторю
     и не знаю, зачем
     до сих пор еще обретаюсь
     в этом суетном, бренном мире...

     * * *

     Њаленький сын мой  подрастал, Я скрывала его от всех, опасаЯсь  людской
молвы,  но часто  навещала,  и ребенок был мне отрадой. ‚  этом году  он уже
ходил, бегал, разговаривал, не ведаЯ ни скорбей, ни печалей.

     Њой дед  •ебуке  скончалсЯ  минувшей  осенью, когда на мою долю  выпало
столько тЯжелых переживаний. Љонечно,  его смерть должна была  причинить мне
глубокое <i>горе</i><i>,</i>  но, поглощеннаЯ свалившимсЯ на  менЯ несчастьем, Я, кажетсЯ,
не полностью осознала в  те дни тЯжесть этой  утраты. ‡ато теперь, в  долгие
весенние дни, проведенные в  молитве, памЯть  о покойном  вновь воскресла  в
моей  душе. „ед был последним близким  мне человеком по материнской линии, и
скорбь о  нем с  новой силой сжимала сердце  - наверное, оттого, что теперь,
обретЯ  наконец некоторое  спокойствие, Я вновь могла воспринимать событиЯ в
их истинной сути.

     ‚ ограде храма ѓион пышно расцвела сакура. ‚ минувшие годы Ѓунъэй здесь
было  знамение  -  рассказывали,  что сам  великий  бог ‘усаноо<sup>23</sup>
сложил здесь песню:

     "‚ишни, что расцветут
     в изобилье за прочной оградой
     подле храма ѓион,
     принести должны процветанье
     всем, кто их посадил в этом месте".

     ‘ тех пор  вокруг  храма посадили  множество деревьев сакуры - поистине
можно подумать, что так повелел сам великий бог ‘усаноо! Њне тоже захотелось
посадить сакуру, не важно - деревце или всего лишь ветку, лишь бы принЯлась;
это было  бы знаком,  что  Я тоже могу сподобитьсЯ благодати... џ  попросила
ветку  сакуры у епископа Љое, настоЯтелЯ  храма будды Ђмиды<sup>24  </sup>на
свЯтой горе •иэй (он был сыном  епископа ‘ингэна, в прошлом - дайнагона, и Я
давно состоЯла с  ним в  переписке), и во вторую  луну, в  первый день ЉонЯ,
отдала  эту ветку управителю  храма  ѓион.  ‚месте  с веткой поднесла  храму
одеЯние,  алое  на  темно-красном исподе,  и заказала  чтение  молитвословий
"норито"<sup>25</sup>.  ‚етку  привили  к дереву перед восточным  павильоном
храма,  где   помещалось  книгохранилище.   џ  привЯзала  к   ней  маленькую
бледно-голубую дощечку со стихами:

     "Ќет корней у тебЯ,
     но расти, покрывайсЯ цветами,
     одинокаЯ ветвь!
     Џусть же внемлют боги обетам,
     в глубине души принесенным..."

     ‚етка  привилась, и  Я воспрЯнула духом,  увидев, что не бесплоден  мой
душевный  порыв. ‚  этом году Я  впервые участвовала  в  молитвенных чтениЯх
’ысЯчи  сутр.  ‚се времЯ жить в комнате длЯ приезжих было неудобно, да и  не
хотелось никого видеть, поэтому  Я присмотрела себе восточную из двух  келий
позади Ѓашни ‘окровищ,  •отоин, одного  из строений храма, и  безвыходно там
поселилась; здесь и застал менЯ конец года.


        ‘‚€’ЋЉ —…’‚…ђ’›‰
     (1289-1293 гг.)

     џ покинула столицу в  конце  второй луны, на  заре,  когда  в  небе еще
светилсЯ бледный рассветный  месЯц. ђобость невольно закралась  в сердце,  и
слезы увлажнили рукав, казалось,  месЯц тоже  плачет вместе со мной; ибо так
уж повелось в нашем мире, что, покидаЯ дом свой, никто не знает, суждено  ли
вновь вернутьсЯ под родной кров...

     ‚от и  застава  ‚стреч,  Ђусака<sup>1</sup>.  Ќи следа не  осталось  от
хижины ‘эмимару<sup>2</sup>, некогда обитавшего здесь и сложившего песню:

     "‚ мире земном,
     живешь ли ты так или этак,
     что во дворце,
     что под соломенной кровлей,
     всем один конец уготован..."

     ‚ чистой воде родника  увидала Я свое отражение  в непривычном дорожном
платье и  задержала шаг.  ‚озле  родника пышно расцвела  сакура,  всего одно
дерево, но и с ним было жаль расставатьсЯ.  Џод  деревом,  сойдЯ  с лошадей,
отдыхали путники - несколько человек, с виду  деревенские жители. "Ќаверное,
тоже любуютсЯ цветением сакуры..." - подумала Я.

     ...‚от наконец ‡еркальнаЯ гора  ЉагамиЯма и  дорожный приют ‡еркальный.
Џо  улице, в поисках мимолетных любовных встреч, бродили девы весельЯ. "“вы,
таков обычай  нашего  печального мира!"  - подумала Я,  и мне стало грустно.
Ќаутро колокол, возвестивший рассвет, разбудил менЯ, и Я вновь отправилась в
путь, а грусть все лежала на сердце.

     џ к ‡еркальной горе
     подхожу с напрасной надеждой -
     разве в силах она
     вновь Явить тот нетленный образ,
     что навеки в сердце пребудет!..

     ...„ни  шли  за днЯми,  и вот Я  добралась уже до краЯ Њино,  пришла  в
местность,   именуемую  Љрасный  холм,   Ђкасака.  ЌепривычнаЯ   к   долгому
странствию,  Я очень устала и  решила  остатьсЯ здесь на  целые  сутки.  Џри
постоЯлом дворе жили две молодые девы весельЯ, сестры, родственницы хозЯина.
Ћни играли  на  лютне, на цитре,  и обе  отличались  таким  изЯществом,  что
напомнили  мне  прошлую дворцовую  жизнь.  џ угостила  их  сакэ и  попросила
исполнить  что-нибудь длЯ менЯ.  ‘таршаЯ сестра стала  перебирать струны, но
печальный лик и слезы, блестевшие у нее на глазах, невольно взволновали менЯ
-  казалось,  в судьбе  этой  девушки  есть нечто сходное с моей собственной
горькой долей. Ћна поднесла мне чарку сакэ на маленьком подносе и стихи:

     "Ќе любовь ли виной
     тому, что из бренного мира
     прочь стремитсЯ душа?
     …сли б знать, куда улетает
     струйка дыма в небе над ”удзи!.."

     џ  никак  не ожидала увидеть  в этой  глуши  столь  изысканные  стихи и
ответила:

     "„ым над ”удзи-горой,
     прославившей землю ‘уруга,
     вьетсЯ ночью и днем
     от того, что огнем любовным
     неустанно пылают недра!.."

     Њне было жаль расставатьсЯ с  обеими  девушками, но долго задерживатьсЯ
здесь Я не могла и снова пустилась в путь.

     “ прославленной переправы ‚осьми  мостов, џцухаси, оказалось, что мосты
исчезли, а вода давно иссЯкла. ‚прочем, и  Я ведь отличалась от странника из
"Џовести €сэ" - он был с друзьЯми, а Я совсем одинока.

     Љак лапки паучьи,
     на восемь сторон расползлись
     печальные думы -
     и следа не осталось нынче
     от ‚осьми мостов, џцухаси...

     ЏридЯ в край Ћвари, Я  прежде всего направилась к  храму Ђцута.  …ще не
входЯ в ограду, Я вспомнила, как покойный отец, в  бытность  свою правителем
здешнего краЯ, возносил в  этом храме молитвы  о  благоденствии на ежегодном
празднестве  в восьмую  луну,  и  в  этот день всегда дарил храму свЯщенного
конЯ<sup>3</sup>. Љогда отца  поразила болезнь, от  коей ему не суждено было
исцелитьсЯ,  он  тоже отправил в  дар храму  конЯ  и  шелковую одежду, но по
дороге, на постоЯлом дворе ЉоЯцу  конь неожиданно  пал. €спуганные чиновники
поспешно отыскали  в управе краЯ другого  конЯ  и поднесли  храму;  узнав об
этом, отец понЯл, что бог отвергает его  молитву... „а, о многом вспомнила Я
при виде  храма  Ђцута, невыразимаЯ грусть  и сожаление о  прошлом  стеснили
сердце. ќту ночь Я провела в храме.

     џ  рассталась  со столицей  в  конце  второй  луны, но,  непривычнаЯ  к
странствиЯм, не могла идти так быстро, как бы хотелось; наступила уже третьЯ
луна,  когда Я наконец  добрела до краЯ Ћвари. ЊесЯц Ярко сиЯл на небе,  мне
вспомнились небеса над столицей - в лунные ночи  они были точно такими, -  и
чудилось, будто дорогой сердцу облик все еще близко, рЯдом... ‚о дворе храма
деревьЯ сакуры сплошь покрылись цветами, как будто нарочно приурочив к моему
приходу пышный расцвет. "„лЯ кого благоухают эти  цветущие кроны ?" - думала
Я.

     ‚ишни в полном цвету
     небосклон над Ќаруми сокрыли -
     но пора их пройдет -
     и предстанут в зелени вечной
     криптомерии прибрежных кроны.

     „ощечку с этими стихами Я привЯзала к зеленой ветке криптомерии.

     * * *

     ‚  конце третьей луны Я пришла в  ќносиму. Ќикакими словами не  описать
красоту здешних  мест!  Ќа одиноком островке посреди  безбрежного морЯ  было
много  пещер, Я  остановилась  в одной  из  них.  ‡десь  подвижничал  монах,
преклонный  годами,  похожий  на отшельника-Ямабуси <sup>4</sup>,  много лет
истЯзавший  плоть  ревностным послушанием.  †ил  он в хижине,  сплетенной из
бамбука,  оградой служили ему туманы, все  было просто,  грубо, но в  то  же
времЯ изысканно и  прекрасно.  Ћтшельник оказал мне гостеприимство,  угостил
разными моллюсками. ‚ свою очередь,  Я достала веер из  заплечного Ящичка, с
каким ходЯт  все богомольцы, и подала  ему  со словами:  "ќто  вам привет из
столицы!"

     - ‚етерок давно  уже  не доносит в мое жилище  весточек  из  столицы, -
сказал он. - Ќо сегоднЯ мне кажетсЯ, будто Я повстречал старинного друга!

     ‚  самом деле, Я тоже испытывала сходное чувство. Ѓольше ни о чем мы не
говорили.

     ‘густилась ночь, все отошли ко сну,  Я тоже  легла,  подстелив дорожную
одежду,  но  не  могла  уснуть. "Ђх,  как далеко зашли мы..."<sup>5</sup>  -
вспомнилось  мне. ’айные слезы увлажнили рукав, Я вышла из грота, оглЯделась
-  кругом клубились  туманы.  Ђ когда  ночные тучи рассеЯлись,  взошла луна,
поднЯлась  высоко,  озарив Ясные,  чистые  небеса,  и Я  почувствовала,  что
поистине очутилась далеко-далеко, за тысЯчи ри<sup>6</sup> от дома.  Џозади,
где-то в  горах, раздавалсЯ тоскливый крик обезьЯн, и столько грусти  было в
их голосах,  что  Я  с новой  силой  ощутила  неизбывное  горе. ‡а тысЯчи ри
осталась столица, Я  пришла в  эту даль в  надежде,  что  странствие поможет
избавитьсЯ от душевных страданий, исцелит тоску одиночества, но, увы, горечь
нашего мира настигла менЯ и здесь...

     Џусть жилище мое
     из щербатых досок криптомерии,
     на сосновых столбах
     и с бамбуковой шторой у входа -
     но вдали от соблазнов мира!

     * * *

     Ќаутро  Я  вступила в Љамакуру.  ‚ храме  ‚ысшей ђадости,  ѓокуракудзи,
свЯщеннослужители ничем не отличались от своих собратьев в столице, это было
приЯтно,  рождало  чувство близости, Я наблюдала за ними некоторое  времЯ, а
потом поднЯлась на перевал Љэвайдзака.  Ћттуда  открылсЯ вид  на Љамакуру. ‚
отличие от столицы, когда  смотришь на нее с ‚осточной горы •игасиЯмы, улицы
здесь уступами лепЯтсЯ  по склону горы, жилища стоЯт тесно, как будто кто-то
битком набил их в каменный мешок, со всех сторон людей окружают горы.

     "—то за унылое место!" - подумала  Я, и чем больше смотрела, тем меньше
хотелось мне на времЯ остатьсЯ здесь, отдохнуть после утомительного пути.

     „ойдЯ до побережьЯ, именуемого ћйнохама, Я увидела Џтичий Ќасест, ’ории
- большие храмовые ворота: вдали  виднелсЯ храм •атимана. "€звестно, что бог
•атиман  поклЯлсЯ  взЯть  род Њинамото  под  особое покровительство.  ‘удьба
привела менЯ родитьсЯ в этом  семействе; за какие  же,  спрашиваетсЯ, грехи,
свершенные в  былых  воплощениЯх, впала Я  в такое убожество, скитаюсь,  как
последнЯЯ  нищенка?"  -  теснились  мысли в моей голове.  Љогда в  столице Я
молилась  в храме  €ва-‘имидзу, просила  благополучиЯ  отцу в  потустороннем
мире, оракул возвестил мне:  "Џокой и счастье  отец получит в  жизни  иной в
обмен на твое счастье в нынешнем земном существовании!" Ћ нет, Я не гневаюсь
на свЯщенную волю  бога!  џ написала и оставила в храме клЯтву,  что не буду
роптать,   даже  если  придетсЯ  стать  нищенкой,   протЯгивающей   руку  за
милостыней.  ѓоворЯт, что Љомати  из  рода  Ћно<sup>7</sup>,  не  уступавшаЯ
красотой  государыне  ‘отори<sup>8</sup>,  на  закате  дней прикрывала  тело
рогожей,  скиталась,  как  нищаЯ,  с корзинкой длЯ  подаЯний. "€  все же,  -
думалось мне, - она горевала меньше, чем Я!"

     Џрежде  всего  Я  пошла на поклон в храм  •атимана,  что на  †уравлином
холме, –уругаока. •рам сей даже прекрасней, чем обитель  •атимана в столице,
на  горе Њужей, ЋтокоЯма. Ћттуда открываетсЯ широкий вид на море. „а,  можно
сказать, там есть  на что посмотреть! ЉнЯзьЯ-дайме  входили  и  выходили  из
храма в разноцветных военных кафтанах, белой одежды ни  на ком не было. Људа
ни глЯнь, взору представлЯлось непривычное зрелище.

     џ  побывала  всюду -  в  храме ќгара, Ќикайдо,  Ћмидо. ‚  долине  Ћкура
проживала  некаЯ  госпожа Љомати,  придворнаЯ дама  сегуна<sup>9</sup>,  она
состоЯла в  родстве  с  моим троюродным  братом ‘ададзанэ  и, следовательно,
доводилась  родней  и  мне.  Ћна  удивилась  моему  неожиданному  приезду  и
пригласила остановитьсЯ  у нее  в доме, но мне показалось это неудобным, и Я
снЯла кров поблизости. ѓоспожа  Љомати часто навещала менЯ, осведомлЯЯсь, не
терплю  ли Я неудобства. “томленнаЯ трудной дорогой, Я решила провести здесь
некоторое времЯ на отдыхе,  а меж тем человек, который должен был  проводить
менЯ дальше, в храм ‘иЯниЯ  „обра, „зэнкодзи, в  горном краю ‘инано, в конце
четвертой луны неожиданно заболел,  да так тЯжело, что лежал без сознаниЯ. ‚
полном замешательстве Я не знала, как быть. Љогда же мой проводник понемногу
оправилсЯ от болезни, свалилась Я.

     Љо  всеобщему  испугу, больных теперь  стало двое. Ќо лекарь нашел  мою
болезнь  неопасной.  "€з-за  непривычных  тЯгот  путешествиЯ  обострилсЯ ваш
давнишний  недуг..." - сказал он; однако было времЯ, когда мне казалось, что
конец  уже  недалек. Ќе  описать словами страх, охвативший  душу!  Ѓывало, в
прежние  времена, если  случалось  мне  заболеть, хотЯ бы  вовсе неопасно, к
примеру  -   простудитьсЯ,   подхватить  насморк  или  почувствовать  легкое
недомогание,  через два-три  днЯ  непременно  посылали  за  жрецами  €нь-џн,
призывали  лекарей,  отец  жертвовал  в   храм  коней  и  разные  сокровища,
хранившиесЯ в нашей семье. ‚се суетились вокруг менЯ, с четырех сторон света
раздобывали редкостные лекарства -  померанцы с Ќаньлинских гор или  груши с
хребта  Љуэньлунь<sup>10</sup>,  и  все  длЯ одной  менЯ...  ’еперь  болезнь
надолго  приковала  менЯ к постели, но  никто не взывал к буддам, не молилсЯ
богам, никто не заботилсЯ, чем менЯ накормить, какими лекарствами напоить, Я
просто  лежала пластом, в одиночестве встречаЯ утро и вечер. Ќо срок  каждой
жизни  заранее  определен; видно, час мой еще не  пробил, Я стала постепенно
выздоравливать,  но  была   еще  так  слаба,   что  не  решалась  продолжать
странствие, и лишь бродила окрест по ближним  храмам, понапрасну проводЯ дни
и луны, а тем временем наступила уже восьмаЯ луна.

     * * *

     “тром пЯтнадцатого днЯ Я получила записку от госпожи Љомати. <i>"‘егоднЯ в
столице в храме •атимана</i> в  <i>€ва-‘имидзу  праздничный  день,</i>  <i>-</i> писала она. -
<i>Ћтпускают  на волю  пташек  и  рыбок...</i><i><sup>11</sup></i> <i>Ќаверное, вы.  мысленно
там..."</i> џ ответила:

     "„лЯ чего вспоминать
     о храмовом празднике светлом
     мне, ведущей свой род
     от корней самого •атимана,
     мне, блуждающей скорбно по свету?.."

     ѓоспожа Љомати тоже ответила стихами:

     "“повайте в душе
     на милость богов всемогущих -
     внЯв усердным мольбам,
     боги вам пошлют избавленье,
     утолЯт мирские печали!"

     Њне   захотелось  посмотреть,  как  отмечают  этот  праздник  здесь,  в
Љамакуре, и Я  пошла на †уравлиный холм,  в храм •атимана. Џрисутствовал сам
сегун; хотЯ дело происходило в провинции,  все было обставлено  очень пышно.
‘обралось  много  дайме,  все  в  охотничьем  платье,  стражники-меченосцы в
походных кафтанах; глаза разбегались при виде  разнообразных нарЯдов.  Љогда
сегун вышел из кареты у Љрасного моста,  Я заметила  в  его свите  несколько
столичных  вельмож и  царедворцев, но их было совсем мало, бедно одетые, они
выглЯдели убого. ‡ато  когда прибыл старший  самурай ‘укэмунэ €инума, сын  и
наследник  кнЯзЯ  Ёрицуны  ’айра<sup>12</sup>,  в  монашестве -  Љоэна,  его
поЯвление могло бы  соперничать с выездом  канцлера в столице; чувствовалась
сила и власть... ‡атем  начались разные игрища -  стрельба в цель  на полном
скаку и другие воинские утехи подобное зрелище менЯ не прельщало, и Я ушла.

     Ќе прошло и нескольких дней, как по городу поползли тревожные слухи: "‚
Љамакуре неспокойно!" "—то случилось?" - спрашивали друг друга люди. "‘егуна
отправлЯют  назад,  в столицу!" - гласил ответ.  Ќе  успели  мы услыхать эту
новость, как разнеслась весть, что сегун уже покидает дворец. “знав об этом,
Я  пошла поглЯдеть и увидела весьма невзрачный паланкин, стоЯвший наготове у
бокового  крыльца.  Ћдин  из  самураев  распорЯжалсЯ,  подсаживаЯ  сегуна  в
паланкин. ‚ это  времЯ  поЯвилсЯ сам ‘укэмунэ €инума  и от  имени верховного
правителЯ  •одзе<sup>13</sup> приказал, чтобы паланкин несли  задом наперед.
‘егун не успел еще сесть  в  паланкин,  как  набежали  низкорожденные слуги,
вошли  во  дворец,  даже  не  разуваЯсь, прЯмо  в  соломенных  сандалиЯх,  и
принЯлись обдирать  занавеси и прочее убранство. ѓлаза бы не глЯдели  на это
прискорбное зрелище!

     Њеж тем паланкин тронулсЯ; из  дворца  выбежали  дамы из  свиты сегуна,
растерЯнные, с  непокрытыми  головами. Ќи  одной не подали  паланкин.  "Људа
увозЯт  нашего господина?" - плача,  говорили  они. ‘реди  кнЯзей  некоторые
тоже, казалось,  сочувствовали сегуну;  когда стемнело, они украдкой послали
молодых самураев проводить сегуна. ‚сЯк по-разному отнессЯ к его опале. ‘лов
не хватает описать происходившее.

     Ќекоторое  времЯ сегуну предстоЯло пробыть  в  месте, именуемом  „олина
‘аскэ, а  уж оттуда его  должны были за  пЯть  дней доставить в столицу. Њне
захотелось   посмотреть   на   его    отъезд,    Я   пошла   в   храм   бога
ѓанапати<sup>14</sup>, расположенный неподалеку от временного жилища сегуна,
и там от  людей  узнала, что самурайские правители  назначили отъезд  на час
Ѓыка<sup>15</sup>.   Љ   этому  времени   дождь,  накрапывавший  с   вечера,
превратилсЯ в жестокий ливень, поднЯлсЯ сильный ветер,  завыл так жутко, как
будто  в  воздухе носились  злые  духи.  ’ем  не менее  власти  не разрешили
изменить час  отъезда;  паланкин  подали, накрыв его рогожей.  ќто было  так
унизительно, так ужасно, что больно было смотреть!

     Џаланкин поднесли к  крыльцу,  сегун сел, но  затем  носилки  почему-то
снова опустили на землю и  поставили  во  дворе. —ерез некоторое времЯ стало
слышно, что сегун сморкаетсЯ. —увствовалось, что он стараетсЯ делать это как
можно тише, но ему это плохо удавалось... Ќетрудно представить себе, в каком
горестном состоЯнии он находилсЯ!

     "ќтот сегун, принц ЉораЯсу,  совсем не из  тех сегунов, коих  назначали
восточные  дикари, самовольно захватившие власть в стране.  Ћтец его,  принц
Њунэтака, второй сын императора ѓо-‘аги, был всего на год с небольшим старше
третьего  сына, императора  ѓо-”укакусы.  Љак  старший, принц  Њунэтака  был
вправе  унаследовать трон раньше младшего  брата, и, если бы это  произошло,
его сын,  принц ЉорэЯсу, нынешний сегун, в свою очередь, тоже  взошел бы  на
престол  украшенных „есЯтью добродетелЯми... Ќо принцу Њунэтаке не  пришлось
царствовать, ибо его матушка была  недостаточно знатного рода, вместо  этого
его послали в Љамакуру на должность сегуна. Ќо ведь он все равно принадлежал
к императорскому семейству, иными  словами, его никак нельзЯ было приравнЯть
к простым смертным. Ќынешний сегун, принц ЉорэЯсу, был его родным сыном, так
что высокое происхождение его бесспорно! ЌаходЯтсЯ люди, утверждающие, будто
он рожден  от  ничтожной  наложницы,  но  это неправда  -  на самом деле она
происходила  из благороднейшей семьи ”удзивара.  ‘тало  быть, и  со  стороны
отца, и со стороны матери происхождение принца поистине безупречно..." - так
размышлЯла Я, и слезы невольно навернулись у менЯ на глаза.

     ’ы ведь помнишь о том,
     что к славным истокам €судзу<sup>16</sup>
     он возводит свой род -
     как же грустно тебе, богинЯ,
     видеть принца в такой опале!

     џ  представлЯла себе, сколько  слез  принц  прольет  по пути в столицу!
…динственное,  чего,  на мой  взглЯд, все же  недоставало опальному сегуну,-
это, пожалуй, любви к  поэзии.  „о менЯ не дошло ни  одного стихотворениЯ, в
котором он поведал бы о своих скорбных  переживаниЯх, - а ведь он был родным
сыном принца Њунэтаки, в сходных обстоЯтельствах сложившего:

     "‚стречаю рассвет,
     в снегах подле храма Љитано<sup>17</sup>
     молитвы творЯ,
     будто заживо погребенный, -
     все следы сокрылись под снегом..."

     * * *

     Њеж тем разнессЯ слух, что скоро в Љамакуру прибудет новый сегун, принц
•исааки,  сын  государЯ ѓо-”укакусы. ‘тали перестраивать дворец,  все кругом
оживилось. ђассказывали, что встречать  сегуна  поедут семеро дайме. Ћдин из
них, ‘индзаэмон €инума, сын кнЯзЯ Ёрицуны, заЯвил,  что не желает  следовать
той же  дорогой, по  которой увезли опального сегуна, и поедет другим путем,
через перевал Ђсигара. "Ќу, это уж слишком!" - говорили люди.

     Љогда приблизилось времЯ прибытиЯ нового сегуна,  поднЯлась невероЯтнаЯ
суматоха; можно  было подумать, будто происходит  невесть какое событие! „нЯ
за два,  за три  до торжества мне принесли  письмо от госпожи Љомати. ‚  нем
содержалась неожиданнаЯ просьба. Ћказалось, что  государынЯ прислала супруге
кнЯзЯ  Ёрицуны  набор  из пЯти  косодэ, но не сшитых, а  только скроенных, и
госпожа супруга хочет посоветоватьсЯ со мной по этому поводу... "ќто ничего,
что вы монахинЯ, - писала мне госпожа Љомати. - ‡десь вас не знают, Я никому
не говорила, кто вы.  ‘казала только,  что вы прибыли из столицы..." ѓоспожа
Љомати  постоЯнно  проЯвлЯла  ко мне  внимание  и к  тому  же так настойчиво
просила прийти, что отказатьсЯ Я не смогла. ‘начала Я пыталась отговоритьсЯ,
но в конце концов она приложила к своей просьбе письмо от самого  верховного
правителЯ  •одзе;  Я решила, что не  стоит  упрЯмитьсЯ по таким пустЯкам,  и
пошла, предупредив, что только взглЯну и укажу, как и что надо сделать.

     Џалаты кнЯзЯ находились в  одной ограде с усадьбой верховного правителЯ
•одзе  и назывались, как помнитсЯ, “гловым павильоном.  ‚  отличие от дворца
сегуна,  имевшего  самый обыкновенный  вид, здесь повсюду  сверкало  золото,
серебро,  драгоценные  камни,   блестели  гладко   отполированные   зеркала,
украшенные  изображениЯми  фениксов; парчовые  занавеси  и  ширмы,  расшитые
узорами  одежды слепили взор. ‚ышла  супруга кнЯзЯ, госпожа Ћката, в двойном
одеЯнии  из светло-зеленого китайского шелка,  сплошь затканного  светлой  и
темной лиловой  нитью; узор  изображал кленовые листьЯ. ‘зади тЯнулсЯ шлейф.
‚ысокаЯ, крупного сложениЯ, выражение лица и осанка горделивые... "Ќичего не
скажешь, величественнаЯ  женщина!" - взглЯнув на  нее, подумала Я, как вдруг
из глубины  покоев  чуть ли не бегом  поЯвилсЯ  сам  кнЯзь  в  обычном белом
кафтане  с  короткими  рукавами и  запросто уселсЯ  рЯдом  с  супругой.  ‚се
впечатление было испорчено...

     Џринесли  косодэ,  присланные  из  столицы.  ќто  были  пЯть  пурпурных
одеЯний,  от  светлого  до  густого  оттенка,  с  разнообразным  рисунком на
рукавах, но сшитые неправильно,  как  попало, -  сразу  за  верхним  светлым
косодэ  шло самое  темное. "Џочему  их так  сшили?" - спросила  Я, и госпожа
сказала,  что  в  швейной  палате все  сейчас очень  занЯты,  и потому нарЯд
составлЯли дома  ее  служанки,  не знаЯ,  как следует  располагать  цвета. џ
посмеЯлась  в душе и показала, какое косодэ идет наверх, а какое вниз. ‚ это
времЯ прибыл посланец от  верховного правителЯ •одзе. џ слышала из-за ширмы,
как  он говорил  кнЯзю, что  правитель  распорЯдилсЯ, чтобы столичнаЯ гостьЯ
поглЯдела,  все ли  в порЯдке в покоЯх, приготовленных длЯ нового сегуна; за
внешний вид помещениЯ отвечает, мол, самурай •ики... "‚от не было печали!" -
подумала Я, но коль скоро так получилось, пошла посмотреть покои.

     Ћни были  убраны вполне пристойно,  как  положено  в  парадных комнатах
знатной  особы; Я показала только, куда нужно поставить полки  и  где  лучше
держать одежду, после чего ушла.

     Ќаконец наступил день прибытиЯ сегуна. ‚доль  дороги, ведущей  к  храму
•атимана,  собралась  несметнаЯ толпа. ‚скоре показались передовые всадники,
встречавшие  поезд сегуна у заставы. Ћни торжественно проехали мимо отрЯдами
по двадцать, тридцать, сорок, пЯтьдесЯт человек. ‡а ними поЯвилась процессиЯ
самого сегуна. ‘перва пробежали младшие чины в нарЯдных кафтанах, похожие на
дворцовых чиновников  низшего  ранга, за ними небольшими  группами следовали
кнЯзьЯ-дайме в разноцветных одеждах. ествие растЯнулось на добрых несколько
те<sup>18</sup>, и, наконец,  в паланкине с поднЯтыми занавесЯми проследовал
сам сегун в расшитом узорами одеЯнии. ‡а ним ехал верхом ‘индзаэмон €инума в
темно-синем  охотничьем  кафтане.  ЏроцессиЯ  была очень  торжественной.  ‚о
дворце  сегуна приветствовали  все знатные люди  краЯ во  главе с  верховным
правителем •одзе и  кнЯзем  Ђсикага. ‡атем начались разные церемонии:  смотр
коней  -  их показывали  сегуну,  проводЯ  под  уздцы,  -  и  разные  другие
увеселениЯ.  ‚се  было очень красиво. Ќа  третий день  мы узнали,  что сегун
отбыл   в  горы,  в  загородную  усадьбу  правителЯ  •одзе.  Џрекрасные  эти
празднества напомнили мне прежнюю дворцовую жизнь.

     <b>Џримечание  переписчика</b>  <b>XVII</b> <b>века:</b> "‚  этом месте рукопись повреждена,
бумага  отрезана  ножом, и что написано дальше  - неизвестно, а хотелось  бы
знать!"<sup>19</sup>

     ...проводила в унынии. Њеж тем оказалось, что самурай ‘индзаэмон €инума
слагает стихи, увлекаетсЯ поэзией. Ћн часто приглашал менЯ, присылаЯ за мной
самураЯ   „зиродзаэмона  ‚акабаЯси,  любезно  звал  в  гости,  чтобы  вместе
заниматьсЯ  сложением рэнга, стихов-цепочек<sup>20</sup>.  џ часто бывала  у
него;  он оказалсЯ, сверх  ожиданиЯ, утонченным, образованным  человеком. Њы
развлекались, слагаЯ короткие танка и длинные стихотворениЯ-цепочки. Њеж тем
уже наступила двенадцатаЯ луна, и тут некаЯ монахинЯ, вдова самураЯ Љавагоэ,
предложила мне  поехать с ней вместе в  селение  Љавагути,  в  краю  Њусаси,
откуда  после  Ќового  года  она собиралась отправитьсЯ в храм ‘иЯниЯ „обра,
„зэнкодзи. џ  обрадовалась удобному случаю побывать в тех  краЯх  и вместе с
этой монахиней поехала в Љавагути, но в пути нас застиг  такой снегопад, что
мы с трудом различали дорогу,  путь из Љамакуры  в Љавагути отнЯл у  нас два
днЯ.

     * * *

     Њесто было совсем глухое,  на берегу реки, -  называлась она,  кажетсЯ,
€рума. Ќа другом  берегу находилсЯ постоЯлый  двор  €вабути,  где жили  девы
весельЯ. ‚ этом  краю  Њусаси совсем  нет гор, куда ни глЯнь,  далеко окрест
протЯнулась  равнина, покрытаЯ  зарослЯми “вЯдшего, побитого инеем камыша. €
как только живут  здесь среди этих камышей люди! ‚се больше  отдалЯлась Я от
столицы... ’ак, в тоске и унынии, проводила Я уходЯщий год.

     ‘ грустью вспоминала  Я прошедшую жизнь... „вух  лет Я лишилась матери,
не помню даже ее лица, а когда мне исполнилось четыре года, менЯ взЯл к себе
государь и мое  имЯ  внесли  в список  придворных женщин. ‘ тех самых пор  Я
удостоилась   его   милостей,  обучалась  разным  искусствам,   долгие  годы
пользовалась особой благосклонностью государЯ...  —то ж .удивительного, если
в  глубине  души  Я лелеЯла мечту вновь прославить  наше семейство Љога?  Ќо
случилось иначе -  в поисках просветлениЯ Я вступила на путь Ѓудды,  ушла от
мира...

     Ќелегко отринуть все, что любил,
     все, чего недавно желал,
     ЋтрешитьсЯ от страстей и забот,
     если сердце ими сковал.
     Ќо когда наступит последний час,
     не захватишь ведь в мир иной
     Ќи жену, ни детей, ни мешки с казной,
     ни прижизненный трон свой!

     "„а,  мир,  от которого Я бежала, полон скорби!"  -думала  Я и все-таки
тосковала по дворцу, с которым сроднилась  за  долгие годы, не могла  забыть
любовь государЯ... ’ак в одиночестве проливала Я слезы.

     „уша была полна горЯ, а  тут еще снег все падал и  падал с потемневшего
неба, заметаЯ все пути  и  дороги; куда  ни  глЯнь, кругом  белым-бело. "Љак
живетсЯ вам  здесь, среди снегов?" - прислала  спросить  хозЯйка-монахинЯ. џ
ответила:

     "Џодумайте сами,
     как тЯжко одной созерцать
     сад, снегом укрытый,
     где ничьих не видно следов, -
     и о прошлом грустить в тиши!.."

     “частие  моей  хозЯйки  лишь  усилило душевную  боль,  но  на  людЯх  Я
старалась не давать воли  слезам и  скрывала  горькие думы. Ђ меж тем старый
год подошел к концу и началсЯ новый.

     * * *

     Џришла  весна, запел  соловей в  ветвЯх сливы,  цветущей  возле карниза
кровли, а  Я грустила о том, что невозвратно  уходЯт годы, и с ними - жизнь;
радость новой весны была бессильна осушить мои слезы.

     ‚  середине  второй луны Я отправилась в  храм  ‘иЯниЯ „обра.  џ прошла
перевал “суи и висЯчий мост на горной дороге Љисо - то была поистине опаснаЯ
переправа; страшно  было даже ступить ногой на бревнышки<b>,</b> заменЯвшие мост...
Њне  хотелось получше посмотреть все прославленные места, мимо которых лежал
наш путь,  но Я шла не  одна  и,  влекомаЯ остальными паломниками, вынуждена
была  идти  не  останавливаЯсь.  Џутешествовать  не  одной  поистине  весьма
неудобно! Џоэтому Я сказала, что  дала  обет  пробыть  в  храме ‘иЯниЯ „обра
несколько дней, и рассталась с моими спутниками

     Ћни выражали беспокойство, боЯлись покинуть менЯ одну, но Я сказала:

     - Ђ разве кто-нибудь  провожает нас, когда мы отправлЯемсЯ  в последний
путь? Ћдинокими приходим  мы  в этот  мир, и  уходим тоже  одни... ‡а каждой
встречей  неизбежно  следует  расставание,  за  каждым рождением  -  смерть.
Џрекрасны цветы сливы  и персика, но в конце концов они возвращаютсЯ к своим
корнЯм.  џрко  окрашены  осенние  кленовые  листьЯ,  пышным  убором  одевшие
деревьЯ, но краса  осени  тоже  недолговечна  -  она длитсЯ лишь до  первого
дуновениЯ ветра...  ѓрусть  расставаниЯ быстро проходит! - €, сказав  так, Я
осталась в храме одна.

     •рам ‘иЯниЯ „обра расположен  не так красиво,  как свЯтилище •атимана в
столице или в  Љамакуре,  но зато  Я узнала, что  здесь было  Явление живого
Ѓудды, и  сердце  исполнилось  упованиЯ и веры.  џ  встречала утро и  вечер,
непрерывно  твердЯ  молитву,  решив  повторить  ее  десЯтикратно  сто  тысЯч
раз<sup>21</sup>.

     †ил здесь некий €вами из ’акаоки, также давший монашеский обет, большой
ценитель изЯщного, постоЯнно слагавший  стихи, любивший музыку. ЏридЯ к нему
в гости  вместе с  другими  паломниками  и монахинЯми,  Я  увидела  поистине
изысканное жилище,  совсем  неожиданное длЯ  деревенского жителЯ.  Њногое  в
здешнем краю дарило отраду сердцу, и Я осталась в храме до осени.

     * * *

     ‚плоть до  восьмой луны Я задержалась в  горном краю ‘инано, ибо хотела
на  обратном пути увидеть осень на равнине  Њусаси, но вот  наконец покинула
храм ‘иЯниЯ „обра.

     ‚ краю Њусаси есть храм Ђсакуса, посвЯщенный Ћдиннадцатиглавой  Љаннон.
‚се восхвалили чудотворную силу этого  свЯщенного  изваЯниЯ, мне  захотелось
побывать там, и Я отправилась  в храм  Ђсакуса. “глубившись далеко в поле, Я
шла,  раздвигаЯ густые  травы.  Љругом  рос только  кустарник хаги, шафран и
китайский  мискант, такой высокий, что всадник верхом на лошади  скрывалсЯ в
зарослЯх с головой. „нЯ  три  пробиралась  Я  сквозь эти травы,  а им все не
видно  было конца.  —уть в стороне,  у  боковых тропинок,  встречалсЯ иногда
дорожный приют, но в остальном место было безлюдно,  позади и впереди только
поле, равнина без конца и без краЯ.

     •рам богини Љаннон стоЯл на небольшом  холме, тоже посреди полЯ, кругом
ни деревца, поистине как в песне, сложенной Ёсицунэ ”удзивара:<sup>22</sup>

     "„алеко-далеко,
     где небо сливаетсЯ с лугом,
     будто прЯмо из трав
     поднимаетсЯ светлый месЯц,
     озарив равнину Њусаси".

     Ѓыл вечер  пЯтнадцатого числа, пора полнолуниЯ. ‚  этот вечер во дворце
всегда звучала музыка... Џравда,  со мной не было косодэ, полученного в  дар
от государЯ <sup>23</sup>, - Я поднесла его храму  •атимана в столице вместе
с  переписанными мною свитками  ‹отосовой сутры, и потому  хоть и  не вправе
была сказать:

     "„ар храню государев,
     придворное старое платье<sup>24</sup>,
     Ђроматы былые
     и ныне могу вдыхать Я..." -

     но это не  означает,  что  Я забыла  дворец;  мои  чувства не  уступали
глубиной чувствам человека, создавшего эти строчки...

     Џо  мере того  как сгущалась  тьма,  луна, поднимаЯсь  над  травЯнистой
равниной, блестела  все Ярче, и светлые  капли росы,  висевшие  на  кончиках
травинок, сверкали, как драгоценные камни.

     "‚споминаю, как встарь
     любовалась Я полной луною
     из пределов дворца, -
     а теперь запомню навеки
     эту ночь в печальном сиЯнье!.." -

     думала Я, едва не утопаЯ в слезах.

     ‘озерцаю луну,
     что светит в безоблачном небе...
     ђазве в силах моих
     позабыть, навсегда отринуть
     образ, в сердце запечатленный?

     Ќастало  утро.  ЌельзЯ  было  до бесконечности оставатьсЯ  в  пустынных
полЯх, и Я ушла.

     * * *

     Ќаконец Я очутилась  у реки  ‘умиды, переправилась на  другой  берег по
большому, длинному  мосту,  похожему на мосты Љиемидзу  или ѓион  в столице.
‡десь встретились мне двое мужчин в чистом дорожном платье.

     - ‘кажите, где протекает речка ‘умида? - спросила Я.

     -  Ћна перед вами! -  услышала Я в ответ. - Ђ это мост  ‘уда. ‚ прежние
времена здесь не было моста, приходилось  переправлЯтьсЯ на лодках, это было
очень  неудобно, поэтому построили мост.  ‘умида -  ласковое  название, хотЯ
простой народ зовет эту  речку  ‘уда... Ќа  том берегу было когда-то селение
Њиеси,  крестьЯне  сажали  рис,  но  зерно  не  родилось, было  много пустых
колосьев. Ћднажды  правитель краЯ спросил,  как  называетсЯ  это селение, и,
услышав  в  ответ:  "Њиеси!"<sup>25</sup>, сказал:  "Ќеудивительно, что  рис
здесь не родитсЯ!" Ћн приказал дать деревне новое название "Ёсида" - •орошее
Џоле. Џосле этого колос стал полновесным...

     Њне вспомнилось, что Ќарихира  вопрошал здесь "миЯко-дори" -  столичных
птиц, но теперь у реки не видно было никаких птиц, и Я сложила:

     "Ќапрасно пришла Я
     к тебе, о ‘умида-река!
     “ж нет и в помине
     тех птиц, воспетых поэтом,
     что некогда здесь обитали..."

     Ќад рекой клубилсЯ туман, застилаЯ дороги. ‘темнело, Я шла, погруженнаЯ
в  печальные  думы, а  высоко  в  небе,  словно  вторЯ моей печали,  кричали
перелетные гуси.

     Ќебо чуждых краев...
     Њне слезы глаза застилают.
     ‘лышу жалобный клич -
     будто спрашивает о минувшем
     у менЯ гусинаЯ стаЯ.

     Љолодец •ориканэ,  многократно  воспетый  в  стихах,  теперь  бесследно
исчез,  на  прежнем месте  стоит лишь  одно засохшее  дерево... Њне хотелось
пойти  отсюда еще дальше, углубитьсЯ  в восточные земли, но в печальном мире
нашем на всЯком пути есть преграды,  и, передумав, Я пошла в Љамакуру, чтобы
оттуда возвратитьсЯ в столицу.

     ‚ремЯ шло, в середине девЯтой луны  Я собралась назад, в столицу. Ќе то
чтобы Я  особенно  спешила вернутьсЯ,  но  в  Љамакуре  оставатьсЯ  тоже  не
собиралась и  с рассветом  пустилась в  путь. ЊенЯ проводили очень сердечно,
отправили  назад  в паланкине и по очереди сопровождали от одного постоЯлого
двора до другого, так что путешествовать мне было легко и удобно, и вскоре Я
прибыла в ‘аЯ-но ЌакаЯму. Њне вспомнились стихи ‘айге:

     "ђазве подумать Я мог,
     что вновь через эти горы
     пойду на старости лет?
     ‚ершины жизни моей -
     ‘аЯ-но ЌакаЯма" *,

     *  Џеревод ‚.  Њарковой. -  ‘айге.  ѓорнаЯ хижина. Њ.,  "•удожественнаЯ
литература", 1979.

     € Я сложила:

     "Џеревал позади,
     но печалюсь - едва ли придетсЯ
     в этой жизни хоть раз
     миновать мне, страннице, снова
     горы ‘аЯ-но ЌакаЯма..."

     * * *

     ‚  краю Ћвари  Я  пошла помолитьсЯ  в храм Ђцута. ‚сю  ночь Я провела в
храме; паломники, молившиесЯ  вместе со  мной,  рассказали,  что  пришли  из
‚еликого храма,  €сэ. "‘тало быть, €сэ  близко отсюда?" - спросила  Я, и они
поЯснили, что  туда  можно отправитьсЯ водным путем  от пристани  –усимы.  џ
очень обрадовалась, что  €сэ так близко, и хотела тотчас же ехать, но решила
сперва завершить давнишний  свой  обет  - переписать тридцать последних глав
сутры Љэгон и пожертвовать рукопись в здешний храм Ђцута.

     џ намеревалась продать все одежды, полученные в  дар от разных  людей в
Љамакуре, - конечно, они предназначали эти подарки длЯ совсем другой цели! -
и  на вырученные  средства  некоторое времЯ  прожить  при  храме,  занимаЯсь
переписыванием  свЯщенных текстов.  Ќо главный  жрец  стал учить  менЯ,  как
писать,  докучать  разными советами  и  наставлениЯми...  Љ  тому  же  снова
разыгралсЯ  мой  старинный недуг. ЃольнаЯ  Я все равно не смогла бы занЯтьсЯ
перепиской, и Я вернулась в столицу.

     * * *

     „ома  Я оказалась,  как помнитсЯ,  в конце  десЯ