ла такой же порЯдок...
     ’емный, старый дачный поселок, брошенный сто лет назад, лежал по  обе
стороны. ‡десь были не "избы",  а  просто  избы,  бревенчатые,  низкие,  с
выбитыми стеклами в маленьких окнах, с косо провисшими к  улице  щелЯстыми
заборами; не  "дачи",  а  действительно  дачи,  построенные  еще  до  той,
настоЯщей ‚ойны, с пристройками и разномастными пристроечками,  с  резными
изломанными украшениЯми над крыльцом, с  глухо  заросшими  участками,  над
которыми только и были видны  самые  высокие  пристройки  и  проржавевшие,
провалившиесЯ жестЯные крыши; не дома в стиле  "дикий  барин",  а  истинно
диким  барам  принадлежавшие  хоромы,  с  тонкими  бревнышками  колонн   и
огромными террасами, узкими покосившимисЯ балкончиками без перил с выходом
из   мансарды,   с   рухнувшими   круглыми   беседками,   полуразобранными
двухметровыми, некогда глухими заборами и гаражами  со  снЯтыми  воротами,
зиЯющими мусорной чернотой прЯмо на улицу...
     ‚ конце этой улицы, снова переходЯщей в пустую и  такую  же  пыльную,
как улица, дорогу, по правой стороне стоЯл тот  дом,  к  которому  Я  шел.
’акой же дырЯвый забор, такой же гараж - но с воротами, такой же  заросший
крапивой и лопухами в человеческий рост участок, и такаЯ же ржаваЯ, острым
углом, крыша - только не провалившаЯсЯ, и криваЯ калитка на одной петле...
     џ перекинул руку над калиткой, нащупал крючок, которым она  была  как
бы закрыта изнутри, и сбросил его.
     ЊаленькаЯ, лохматаЯ и уродливаЯ собачонка с жутким лаем бросилась мне
под ноги и, тут же завилЯв хвостом, побежала впереди менЯ к крыльцу.
     Љошка - кажетсЯ, трехцветнаЯ, или чернаЯ, или белаЯ,  или  никакаЯ  -
прошла по краю крыши, спрыгнула на перила  короткой,  ведущей  на  крыльцо
лестнички и улеглась на них, крепко прижавшись животом и повернув  ко  мне
притворно хмурую рожу.
     Ќезаметно вновь вышедшаЯ луна освещала мой мир.
     ‚ этом мире заскрипела дверь, и она встала  в  дверном  проеме,  едва
доставаЯ до двух третей его высоты, и  падающий  из  дому  свет  зажег  ее
волосы золотом, очертил детский ее силуэт - кажетсЯ, она была  в  байковых
лыжных шароварах, кажетсЯ, в них была заправлена ночнаЯ  рубаха,  кажетсЯ,
она стоЯла на крыльце в одних шерстЯных носках - или, может быть, мне  это
показалось, и она была рослой, темноволосой, в черном  вечернем  платье  -
или, не исключаю, что Я просто не  разглЯдел  против  света,  и  она  была
полной, немолодой, в сарафане, возможно, в широком  сарафане  из  сурового
полотна, вышитом на лЯмках и по подолу Яркими нитками болгарским крестом -
или, можно допустить, Я  просто  все  перепутал,  и  она  стоЯла  в  синем
английском костюме, в белой шелковой блузке с отложенным  поверх  лацканов
воротником,  в  черных  лаковых  лодочках  на   высоком   каблуке,   и   в
светло-голубых глазах ее отражалась луна - или, все же,  Я  все  разглЯдел
совершенно Ясно, и волосы просвечивали золотом, и силуэт  был  детским,  и
это была она.
     - џ очень скучала, - сказала женщина, и мы вошли в дом.


        2

     ‚ доме было  жарко  натоплено,  и  это  было  прекрасно,  потому  что
сентЯбрьскаЯ ночь становилась все прохладнее. ‘иний газовый огонь  металсЯ
за печной дверцей, оранжевый шелковый абажур висел над круглым  столом,  в
углах, оставшихсЯ в тени, прЯталась, смущаЯсь,  стараЯ  мебель  -  шкаф  с
темным провалом зеркала, кресла с сильно засаленными и изодранными  кошкой
в бахрому подлокотниками, неровный матрас  на  невысоких  ножках,  кое-как
перекрытый поверх постели  старой,  местами  протертой  до  белой  основы,
клетчатой черно-зеленой шалью... ‚ дальнем углу,  за  шкафом,  можно  было
угадать открытую дверь, а за ней, Я знал, был тесный закоулок, из которого
крутаЯ лестница с ненадежными перилами из тонких досточек вела  на  второй
этаж, где были еще две комнатки, набитые  таким  же  старьем  -  железными
кроватЯми, накрытыми  ватными  одеЯлами  из  лоскутков,  с  выглЯдывающими
из-под них подзорами; сломанными узкими угловыми горками, забитыми пустыми
кривогорлыми  пузырьками,  цветастыми   чашками   без   ручек,   неполными
комплектами  мраморных  слонов;  бамбуковыми  неустойчивыми  этажерками  с
пыльными старыми журналами  и  нелепыми  книгами;  ходиками  без  гирь,  в
жестЯном корпусе; рогатыми стоЯчими вешалками с забытой на одном из  рогов
зеленой велюровой шлЯпой с затеками по краю ленты...
     Ќа столе стоЯл лиловый резной графин, на три четверти  полный,  узкие
лиловые же стопки, большое фарфоровое блюдо с сильно  выщербленным  краем,
полное круглых, овальных, треугольных пирожков  и  несколько  разновеликих
чашек синего с золотом фарфора...
     - •очешь чаю? - спросила она, Я кивнул, она пошла на кухню, загремела
чайником, полилась вода, а Я бросил макинтош на  кресло,  туда  же,  снЯв,
бросил  пиджак,  сильно  потЯнув,  развЯзал  галстук,  отстегнул  запонки,
подтЯнул  повыше  схваченные  над  локтЯми   круглыми   резинками   рукава
рубашки... џ был дома, оранжевый абажур приветствовал менЯ.
     Ћна вошла с чайником в одной руке и старой тарелкой,  используемой  в
качестве подставки под горЯчее, в другой, поставила чайник на  пол,  пошла
было снова на кухню - наверное, за заваркой, но  остановилась,  вернулась,
приблизилась к стулу, на котором Я сидел в  неудобной,  напрЯженной  позе,
как сидит всЯкий человек, еще не  отошедший  от  долгой  усталости.  €скры
золота, вылетающие из ее волос, вспыхнули и погасли в глазах, оставив  там
темно-медовый глубокий блеск, она подошла ко  мне  вплотную,  положила  на
грудь слабую руку и, опустив веки, отчего лицо сразу  приобрело  выражение
отчаЯнное,     томительно-горестное,     пробормотала     едва     слышно:
"ЏритронутьсЯ... так хочетсЯ трогать тебЯ..." џ встал, склонилсЯ над  ней,
прижал к себе, так что щека ее - наверное, ей было неудобно - пришлась  на
пропотевшую и высохшую и оттого ставшую жесткой  грудь  моей  рубашки.  "џ
люблю тебЯ, - сказал Я, - Я тебЯ очень люблю, маленькаЯ моЯ  девочка,  мой
ребенок..." "Љакой же Я ребенок, - сказала она, - Я  взрослаЯ  женщина..."
"’ы девочка, - сказал Я, - ты девочка, и лучше тебе было бы не  заниматьсЯ
всем этим..." "џ взЯлась за это дело, - сказала она, -  Я  знала,  за  что
берусь..." Ћна посмотрела на менЯ снизу вверх, лицо ее показалось мне  еще
более детским, чем обычно.
     - ѓде ребЯта, - спросил Я, и она высвободилась из моих  рук,  села  к
столу, лицо ее снова изменилось и стало серьезным, даже слегка напуганным,
как всегда, когда Я ее спрашивал  о  деле,  -  в  каком  они  состоЯнии  и
настроении?
     - Ћба наверху, давно спЯт, тебЯ ведь ждали к десЯти, самое позднее, к
одиннадцати, потом решили, что задержалсЯ в городе и приедешь утром.  Ђ  Я
не спала просто так, совсем не сплю в последнее времЯ...  Њожет,  ждала...
‘лушай, пока они не услышали и не встали...
     - €х надо разбудить, - перебил Я ее, -  Я  сейчас  поднимусь.  “  нас
времени очень мало, Я ничего не успеваю, вечер и так потерЯн.
     - Џожалуйста... - она заглЯнула мне в глаза, положила ладонь  на  мою
руку, сжала ее. - Ќу, пожалуйста, выпьем пока по рюмке без них...
     џ кивнул, осторожно высвободил свою руку  и  сам  сжал  ее  кисть,  а
другой рукою потЯнулсЯ к графину, налил в две стопки. ЉоньЯк был не  самый
лучший, но терпимый, что-то вроде нормального армЯнского  трехзвездочного,
а, может, и лучше.
     - Ђ зачем ты в графин перелила?
     - ‡наешь, ѓриша принес  такую  грЯзную  бутылку,  что  на  стол  было
ставить противно. „авай?..
     Ћна потЯнулась  чокнутьсЯ,  посмотрела  мне  в  глаза.  Њед,  золото,
зеленовато-желтый коньЯчный свет... Њы выпили, Я взЯл  пирожок  -  круглый
оказалсЯ с Яблоками, Я налил еще - и в это времЯ заскрипела лестница.
     ѓриша, видно, спал не раздеваЯсь, потому что парусиновые его  грЯзные
брюки были измЯты еще больше обычного, рубаха из них выбилась, а  подтЯжки
свисали по бокам двумЯ длинными петлЯми, хлопаЯ по жирненьким лЯжкам.
     - Ќу, правильно, они уже себе  выпивают,  -  сказал  ѓриша,  подвигаЯ
стул, ставЯ на стол оба толстых локтЯ и сразу же сбрасываЯ чашку,  которую
она успела поймать, - они уже себе выпивают-выпивают, а бедный старый  аид
приказан спать, как у тюрьме. —то Я  вам  скажу,  что  коньЯк  таки  очень
непаршивый, Я его брал у одной знакомой в большом  гастрономе,  так  хотел
взЯть прЯмо Ящик, а бабок же нету, что, мне кто-то дал бабок? ’ак  Я  взЯл
одну бутылку на пробу, а надо было взЯть больше. „амы ж его уважают лучше,
чем водку, а  вы,  как  интеллигентный  человек,  тоже  можете  выпить  на
праздник, -  с  этими  словами  он  налил  себе  коньЯку  в  чашку,  выпил
мгновенно, выпучил еще сильнее глаза,  съел  сразу  три  пирожка  и  через
секунду еще один, причем все это  времЯ  ни  на  мгновение  не  переставал
говорить, давЯсь и кашлЯЯ. - ’еперь давай Я вам скажу на ваш гешефт,  чтоб
вы были мне здоровы, говно это большое, а не гешефт, конечно, Я  извинЯюсь
у дамы. ‘ вас сделают клоунов, а вы еще даже не скажете свое  фамилие,  вы
думаете, если вы схотели им сделать козу, так они вам не заделают? Ћни вам
так заделают, что мы с ѓариком оба вместе не поможем, потому что  какаЯ  с
менЯ помощь-помощь в такем деле? џ что вам, ваш €исус или наш „авид?  Ќет,
Я не Ѓог и не богатирь, Я уже пожилой человек...
     Ћн сделал полусекундную паузу, чтобы налить себе еще чашку коньЯку  и
выпить, а Я, воспользовавшись этим, тихо сказал всего три слова.
     -  ђэб  ѓриша,  заткнись,  -  сказал   Я.   ќффект   был   совершенно
великолепный. ѓриша отставил чашку, убрал руки со стола, выпрЯмил спину и,
изЯщно положив нога на ногу,  достал  из  кармана  мЯтую  сиреневую  пачку
"гвоздиков", "‹юбительских" папирос, элегантно склонившись  ко  мне  через
стол.
     - Ќе найдетсЯ ли огнЯ? - как обычно, стоило на него прикрикнуть,  его
комическаЯ местечковость исчезала, и ЯвлЯлсЯ несколько  утомленный  опытом
жизни джентльмен, изъЯснЯющийсЯ легко и немного старомодно, с манерами  не
только приличными, но  и  изысканными,  увы,  лишь  штаны  в  пЯтнах  мочи
оставались те же, да шевелилсЯ большой  палец  в  дырке  бумажного  носка,
ѓриша вышел налегке, чтоб нога дышала. - Њ-м...  Ѓлагодарю  вас.  ’ак  вот
понимаете,  Њиша,  Я  тут,  маЯсь  стариковской  бессонницей,   раскидывал
относительно вашего плана мозгами и так, и эдак, но в любом раскладе  план
остаетсЯ неоправданно рискованным. € мы с  ѓариком  Њартиросовичем  никоим
образом гарантировать не только его успех, но и вашу с прелестнейшей вашей
подругой (полупоклон в ее сторону) безопасность не можем. Џри всем нашем -
уверЯю вас, более кажущемсЯ - могуществе, при всех наших навыках, пусть  и
немалых. Ќу а  за  безопасность  вашу,  мы,  как  известно,  несем  личную
ответственность...
     Ћн даже не показал куда либо, а лишь скосил и поднЯл глаза, не то  на
абажур, не то еще выше, после чего налил себе полрюмки коньЯку и пригубил.
     - џ вас прошу, ѓригорий €саакович, давайте о делах утром, - сказал Я,
снова наливаЯ себе и ей, причем ѓриша приветственно повел  рюмкой  в  нашу
сторону, - Я устал нечеловечески и ничего не понимаю. …ще и  хулиганью  по
дороге, мотоциклистам, чуть не попалсЯ... ‡автра, ѓриша, дорогой,  завтра,
ладно? Ђ сейчас посидим немного,  выпьем,  да  и  поспать  бы  пару  часов
надо...
     ’ут  Я  поднЯл  глаза  и  увидел  ѓарика,   поЯвившегосЯ   совершенно
беззвучно, даже лестница не скрипела. Ћн был  в  неизменной  своей  черной
рубашке с черным же галстуком, в черных брюках, черные, отлично вычищенные
ботинки тускло светились, и  лишь  желтаЯ  подмышечнаЯ  кобура  выделЯлась
алЯповатым пЯтном на этом безукоризненном фоне. Ѓолее того, он был даже  в
шлЯпе! —ерной, естественно, классического стилЯ "аль  капоне",  со  слегка
приподнЯтыми сзади и опущенными спереди небольшими полЯми, так что  кривое
его, перерубленное лицо было почти невидимым.
     - —то ж, товарищи, - сказал ѓарик,  присаживаЯсь  к  столу  и  бросив
шлЯпу в угол, не глЯдЯ, при этом браслет на его запЯстье звЯкнул, а  шлЯпа
повисла на раме какой-то  темной  картины,  и  она  в  смешном  восхищении
скривила рот моей любимой девчоночьей  гримасой,  -  что  ж,  товарищи,  -
повторил ѓарик, наливаЯ галантно сначала ей, потом мне, потом ѓрише, а  уж
потом  себе,  причем  браслет  его  снова  звЯкнул,  перстень  на  мизинце
сверкнул, а кобура заскрипела, - перед операцией сам главком  рекомендовал
сто грамм. € ты, Њихаил џнович, верно заметил - не надо сейчас о  деле,  о
деле надо на трезвую голову, утром. ‚ соответствии с  инструкцией,  раздел
пЯтый,  "Ћ  спецвыпивании  в  ночное,  дневное  и   другое   времЯ   перед
спецоперацией, после нее, Я  также  во  времЯ  проведениЯ  спецопераций  и
других действий". Ѓудьте здоровы!
     - Њожно подумать, что ѓриша полный идиот и не понимает в  порЯдке,  -
обиженно сказал ѓриша  и,  перелив  коньЯк  в  чашку  и  добавив  туда  же
последние капли  из  бутылки,  оскорбленно  выпил.  -  Њежду  протчего,  Я
участник вова не в ’ашкенте, вы же не знаете, так  Я  вам  скажу,  что  из
аидов было больше ѓероев ‘оветского ‘оюза, чем из  всех  гоев  взЯтых,  не
обижайтесь на менЯ, ѓарик, Я уже пожилой человек и люблю правду...
     - ‹учше, ѓригорий €саакович, вы  поднимитесь  и  возьмите  из  вашего
баула еще бутылочку, - сказал ѓарик, вытащил коричневенькую пачку "кэмела"
без фильтра, щелкнул черным "ронсоном".
     - ‚ыпьем еще по сотке, да  людЯм  надо  тоже  дать  отдохнуть,  -  он
деликатно глЯнул только на менЯ.
     - Ћчень интересно хочетсЯ узнать, - взвилсЯ ѓриша, -  игде  Я  возьму
эту вашу "бутылочку"? “ какем бауле? Њожет, у менЯ уже вообще нет  головы,
может, Я забыл, что мне ктой-то дал в наследство миллион, чтобы Я  покупал
сто бутылочек, тысЯча бутылочек...
     - ђэб ѓирш, - сказал Я, - уже хватит.
     Ќемедленно ѓриша подхватилсЯ и, приговариваЯ "как же  Я  запамЯтовал,
да-с, склероз, господа, ничего  не  поделаешь",  в  мгновение  ока  слетал
наверх, спустилсЯ и выставил на стол такую чудовищно  грЯзную,  в  сале  и
чуть ли не в машинном  масле  бутылку  коньЯку,  что  она  только  охнула,
схватила бутылку за горлышко двумЯ пальцами, схватила в другую руку графин
и, мелко, быстро переступаЯ маленькими  шерстЯными  носками,  побежала  на
кухню переливать. Ћднако все успели заметить, что коньЯк на этот  раз  уже
был не ординарный, а, не мало не много, "Ђхтамар" с сизой наклейкой...
     Џотом она прибирала со стола, мыла на кухне  стопки  и  чашки,  а  мы
курили на крыльце, дышали воздухом.
     - ’ри мужика курЯт,  а  женщина  посуду  моет,  -  усмехнулсЯ  ѓриша.
ѓоворил он тихо, без малейшего акцента. - Ћни, - он кивнул в  ту  сторону,
где над горизонтом стоЯло зарево ночного города и  откуда  доносилсЯ  едва
слышимый гул губернского шоссе N_3, - они б нас только за это убили...
     - € правильно сделали бы, - усмехнулсЯ ѓарик, и никакой инструкции не
вспомнил, и фразу построил так, словно и не умеет иначе. -  Џойду,  помогу
милой женщине...
     Ћн сунул сигарету в стоЯвшую на перилах длЯ этой цели  плоскую  банку
от "печени трески в масле" и, слегка пригнувшись, шагнул в  дом.  ‘вет  на
секунду упал на его лицо, и мне показалось, что нет там никакого шрама,  и
глаза одинаковые, и  не  перекошено  ничего  -  просто  смуглый  немолодой
красавец.
     - ‚от такие дела, батенька, - вздохнул ѓриша, тоже задавил  окурок  и
пошел следом, и снова мне показалось, что другой  человек  возвращаетсЯ  в
дом,  не  комически  уродливый  старый  еврей,  а  средних   лет   немного
приземистый атлет,  в  коротко  стриженных  рыжих  кудрЯх  шапочкой,  чуть
горбоносый, чуть прищуривший от света Яркие голубые глаза.
     € Я пошел в дом следом за ними.
     ...Њы лежали на провалившемсЯ кочковатом матрасе, она прижималась  ко
мне всем своим огненно горЯчим даже сквозь ее рубашку и мою  майку  телом,
она, как всегда, положила ладошку мне на грудь, и в этом месте в грудь шло
тепло, она уместила свою голову у менЯ под подбородком, и волосы  щекотали
мою шею, и Я чувствовал эти  довольно  жесткие,  пружинЯщие  волосы  и  их
немного кисловатый,  мыльный  запах,  Я  чувствовал  ее  небольшие  груди,
легшие,  будто  спать,  набок,  и  соски,  становившиесЯ  все  тверже  под
рубашечным скользЯщим шелком, и немного  выпЯченный  -  чтобы  чувствовать
менЯ - живот, и холмик под животом, чуть колючий сквозь рубашку,  и  ноги,
правую она уже закинула на менЯ, и обнЯла ею мою левую, и прижималась  все
теснее, откуда в ней были силы, она  почти  сдвинула  менЯ  с  матраса,  и
где-то внизу ее леваЯ рука  поймала  пальцы  моей  правой  и  сжимала  их,
гладила, снова сжимала, почти ломала...
     ’ы же знаешь, сказал Я, найдЯ ее ухо, Я не могу сейчас, ты же знаешь,
Я не могу, пока все это не кончитсЯ. џ очень люблю тебЯ, очень,  Я  больше
всего на свете хочу быть с тобой, такого еще не было  в  моей  жизни,  все
было, но не так, Я хочу быть с тобой и дожить с тобой жизнь, Я хочу быть с
тобой все времЯ, мне ничего не нужно, только смотреть на тебЯ, говорить  с
тобой, и чтобы ты вот так прижималась ко мне, и клала сюда руку, но  Я  не
могу сейчас, ты же знаешь. € иногда мне кажетсЯ, что мне ничего больше  не
нужно...
     †аль, тихо перебила она, жаль, что не вызываю никаких других желаний,
и Я почувствовал, представил себе, как она сейчас  улыбнулась,  уткнувшись
лицом мне в шею, улыбнулась хитро и кокетливо в полной темноте, а Я просто
хочу тебЯ, Я соскучилась, ничего не говори, не хочу, чтобы ты  говорил,  Я
не понимаю, что значит очень любишь, просто любишь,  молчи,  обними  менЯ,
давай будем спать, Я уже очень хочу  спать,  Я  хочу  тебЯ,  но  сейчас  Я
невыносимо хочу спать...
     Ћна повернулась  ко  мне  спиной  и  вжалась,  вложилась  в  менЯ,  Я
перекинул руку через ее плечо и  взЯл  в  ладонь  ее  грудь,  вместившуюсЯ
вполне, маленькие ее полушариЯ втерлись в менЯ, едва ощутимо  двигаЯсь  из
стороны в сторону, мы лежали так плотно друг к  другу,  словно  специально
были длЯ этого изготовлены, по-английски это называетсЯ  spoon  like,  как
ложки одна в другой, и это очень точное сравнение.
     џ люблю тебЯ, и скоро все это кончитсЯ, и тогда все будет можно, и мы
будем вместе всегда, всю жизнь, сказал Я.
     Ќе говори, Я прошу тебЯ, ты же менЯ  не  знаешь,  может,  Я  тебе  не
подхожу, сказала она.
     џ люблю  тебЯ,  ты  мне  очень  подходишь,  когда  все  кончитсЯ,  мы
вернемсЯ, мне никогда не будет нужен никто другой, кроме тебЯ, сказал Я.
     ’ы все времЯ говоришь, это ужасно, сказала она.
     —то ж делать, Я так устроен, может, Я бы замолчал, если б было можно,
но пока нельзЯ, наверное, потому Я все времЯ говорю.
     ’ы всегда будешь говорить, Я наверное, привыкну,  может,  ты  и  менЯ
научишь все говорить.
     Њы будем счастливы, спросил Я.
     Ќам будет очень хорошо, ответила она.
     ‹юблю тебЯ.
     ‹юблю тебЯ.
     џ осторожно отодвинулсЯ, потЯнул руку - она уже спала. ’ихо сползши с
матраса, Я вышел из дому, не одеваЯсь.
     ‡арева над городом уже не было, теперь оно пылало  с  противоположной
стороны горизонта - вставало солнце. Ќебо было уже совсем светлое,  стоЯла
полнаЯ, абсолютнаЯ тишина, даже с дороги не  доносилсЯ  гул,  на  рассвете
угомонились и самые неутомимые шоферы.
     ’ихо  подошла  к  ногам  собака  и  повалилась  на  спину,  подставив
беззащитное желтое брюхо. ’ут же откуда-то  спрыгнула  кошка  и  принЯлась
извиватьсЯ, теретьсЯ о щиколотки.
     ‘ейчас все спЯт самым крепким сном, подумал Я.
     ‘пит в этом доме та, перед которой Я абсолютно  беззащитен,  вот  как
собака, подставлЯющаЯ в знак любви и довериЯ брюхо.
     ‘пЯт мои не то ангелы, не то демоны, там, наверху,  по-солдатски,  не
раздеваЯсь,  и  кобура  давит  одному  из  них  на  ребра,  а  другой  все
прикидывает, рассчитывает даже во сне, хранители мои, охранники.
     € там, в великом городе, и вокруг него, и во  всей  этой  прекрасной,
чистой, благоухающей, цветущей покоем и довольством,  мирной  стране,  все
спЯт.
     џ должен разбудить их, Я принесу им дальний, пока не слышимый ими, но
страшный гром.
     €наче этот сон будет вечным.


        3

     ђаботы хватило всем.
     ѓарик, в допотопном  черном  комбинезоне  на  огромных  пуговицах  и,
почему-то, в тонком летном шлеме времен Џо-2, весь обсыпавшись  ржавчиной,
открыл, наконец, чудовищный  висЯчий  замок  и,  вспахиваЯ  землю,  развел
ворота гаража. ‚се были занЯты, и никто  не  обращал  вниманиЯ,  когда  он
таскал в темное гаражное нутро  шланги  из  подвала,  зеленые  облупленные
канистры с выдавленными надписЯми  Wanderer,  какие-то  мелкие  фарфоровые
обломки из свалки за домом,  ведра  и  мокрые  трЯпки...  €  только  когда
раздались сначала рычание, а  потом  ровный  низкий  ропот,  и  из  гаража
выкатилась длиннаЯ машина, развернулась и встала на дороге перед калиткой,
мы побросали свои занЯтиЯ и вышли на улицу.
     ‡€Њ  стоЯл  перед  нами,  двухцветный,  вишнево-кремовый,  сверкающий
хромом фар и боковых накладок. ‚се четыре дверцы его были распахнуты,  так
что можно было видеть ковровые сиденьЯ, и дорожки на полу, руль и  головку
рычага трансмиссии из чуть пожелтевший пластмассы  цвета  слоновой  кости,
приборную панель под дерево, фигурный плафон на потолке. Љрасный, прижатый
к капоту флажок из плексигласа просвечивал,  словно  звезда  на  башне.  ‚
облицовке радиатора играло солнце, на нее было больно смотреть.
     - „ушевный аппарат, - сказал ѓарик, снЯл шлем и вытер  грЯзной  рукой
лоб. ‡атем вылез из комбинезона, зашвырнул его вместе со шлемом  в  гараж,
очистил после себЯ вынутой откуда-то одежной щеточкой переднее  сиденье  и
вытер носовым платком баранку. - …ще тридцать лет будет ездить,  и  ничего
ему не сделаетсЯ. € железо настоЯщее, и эмаль в три слоЯ...
     Ћн, как уж положено, ткнул носком ботинка в колесо, в черную, будто и
не знавшую дороги резину, резко очерчивавшую  выкрашенный  белым  обод,  и
вздохнул. ‚здохнули и мы все.
     - ‡а эта машина Я  не  возьму  сто  таких,  -  сказал  ѓриша,  указав
куда-то, где, подразумевалось, катЯтсЯ современные машины, ни  железа,  ни
эмали. - Ќо Я вам скажу, как своим людЯм, когда  Я  еще  был  посланный  в
ѓерманию первый раз, еще не с евреЯми, а так, вот как  с  вами,  тоже  был
один шлемазл, чтоб Я присматривал,  так  мы  ездили  на  такой  "мерседес"
пЯтьсот сороковой, тоже была хорошаЯ машина, Я вам дам машина...
     - ‚ы еще "хорьх"  вспомните,  ѓригорий  €саакович,  -  сказал  ѓарик,
вытащил ключ из зажиганиЯ, захлопнул все дверцы и ушел за дом мытьсЯ.
     Њы вернулись к своим делам.
     ђаспахнув шкаф, постелив на стол одеЯло длЯ глажки, то и дело выбегаЯ
на кухню, где в  большом  баке,  в  кипЯщей  воде,  доводились  до  сиЯниЯ
воротнички наших сорочек,  белье  и  носовые  платки,  она  готовила  нашу
одежду.  ‘егоднЯ,  по  жаркому  дневному  времени,  она  была   в   тонком
крепдешиновом  светло-зеленом  халате  до  щиколоток,  с  низким  и  узким
вырезом, открывающим белую кожу в ложбинке,  и  босиком.  Џот  блестел  на
маленьком, немного покрасневшем, как всегда, когда  она  суетилась,  носу,
она возила тЯжелым чугунным утюгом по нашим огромным  штанам  и  пиджакам,
мокраЯ трЯпка шипела, от утюга поднималсЯ пар... џ подошел  к  ней  сзади,
обнЯл, прижал, она потерлась об менЯ,  как  ночью,  застыла  с  утюгом  на
весу... џ разжал руки, взЯл в углу свой чемоданчик и полез наверх.
     ѓриша сидел на кровати в чудовищно грЯзных кальсонах, голый до поЯса,
весь в седых волосах,  скрестив  ноги  и  разложив  на  чистом  полотенце,
постеленном поверх лоскутного одеЯла, разобранный ѓариков "’’".
     - ‚от Я вам, Њиша, скажу, как вы мне сын, - он  почесал  приплюснутый
нос  тыльной  стороной  руки,  не  выпускаЯ  из  нее  возвратную  пружину,
мерцающую тонким слоем масла. - ѓарик, конечно, человек очень  порЯдочный,
это ж правильно говорЯт люди, что  где  есть  армЯнин,  там  еврею  нечего
делать, и он, конечно, майстер свое дело, дай нам Ѓог, но  он,  извинЯюсь,
конечно, большой поц. ’акую оружие изнишчить  до  такой  состоЯнии!  Њасла
чтоб у менЯ на бутерброде столько было, в магазине дрек всЯкий... €з такой
оружии стрелЯть, лучше из своей жопы стрелЯть,  Я  вам  говору.  ‚  такого
хозЯина  Я  бы  оружию  отобрал,  пусть  солоп   свой   носит   подмышкой,
извинЯюсь...
     џ присел на  тЯжелую  некрашеную  табуретку  с  продолговатой  дыркой
посередине сиденьЯ - откуда здесь взЯлась среднеевропейскаЯ эта табуретка?
- раскрыл на колене чемодан,  вытащил  оттуда  тЯжелый  газетный  сверток,
перетЯнутый шпагатом и молча протЯнул ѓрише. ’ак же молча и ѓриша  отложил
в сторону детали "’’",  ловко  развернулсЯ  на  постели  к  ним  спиной  и
принЯлсЯ  сдирать  сначала  газету  "ЉомсомольскаЯ  правда",   и   обрывки
фельетона про стилЯг полетели на пол, потом развернул промасленную бЯзевую
портЯнку и вынул чуть потертый "вальтер-ЏЏ".
     - ‡ай гизынд, ѓриша, - сказал сам себе ѓриша, рассматриваЯ  маленький
и удивительно складный пистолет, - чтоб ты жил так каждый день, имеЯ такую
вещь в руках. ќто вещь, Њиша, это настоЯщий живой  вещь,  но  это  детский
шпиль, Њиша, Я вам говору, Я ж не самый глупый аид в мире, с такой оружией
должна ходить красиваЯ шмарочка, - он ткнул локтем  вниз,  -  а  не  такой
большой мальчик, как вы.
     -  Ђ  что  посоветуете  мне,  ѓригорий  €саакович?  -   Я   испытывал
действительное  почтение  к  этому  удивительному  существу,  и   он   это
почувствовал, посмотрел на менЯ гордо и даже сверху вниз каким-то образом,
сунул руку не то под себЯ, не то под тЯжелую и плоскую подушку  в  красной
ситцевой наволочке и протЯнул мне  -  вежливо,  стволом  к  себе  -  нечто
страшное,  размером  с  половину  "калашникова",   с   огромным   кольцом,
болтающимсЯ  на  круглой  деревЯнной  рукоЯтке,  с  длинным   подствольным
магазином, ободранное до сверкающего белого металла...
     - —то это, ѓриша? - Я принЯл пистолет, едва не выронив это тЯжеленное
чудовище и почувствовав себЯ Љорчагиным.
     - "ђойЯл". Њежду  прочим,  по-русскому  обозначает  "королевский",  -
поЯснил  ѓриша.  -  €спанскаЯ  вещь.  „вадцать  штук  в  магазине,  можете
проверить. Љонечно, весит таки, но если вы хочете стрелЯть, так  им  можно
стрелЯть, и даже, не дай Ѓог, им можно кого-нибудь вбить, а если вы хочете
только красоту и фраерство, так портите себе воздух вашей шпринцовкой!
     - Ђ себе, ѓригорий €саакович? - Я  попыталсЯ  прикинуть,  куда  можно
засунуть мою гаубицу и понЯл, что никуда.
     - “ машине дадите ей место, - сказал  ѓриша  и,  перегнувшись,  ловко
вытащил из-за кровати  еще  одного  сверхъестественного  урода.  -  Ђгицен
трактор, что может быть у пожилого аида, если он не вчера упал на  мужское
дело? Њиша, Я уважаю германцев и австриЯков, они таки пили с нас кров,  но
они делали оружию, чтоб они все так  делали.  "тайр"  двенадцатого  года,
Њиша, это такаЯ красавица, что можете против  мине  со  "штайром"  ставить
хоть вашего ‘уворова, ему не будет радость...
     …го пистолет больше всего был  похож  на  охотничий  топорик,  но  не
верить ѓрише не приходилось...


     Њы были готовы часам к трем днЯ.
     Ћна вышла в темно-синем, в мелкий белый горох шелковом платье,  тугой
лиф,  открытые  плечи,  очень  широкаЯ  и  длиннаЯ  юбка,  белые  короткие
перчатки, белаЯ сумочка, белые босоножки на толстой пробке...
     ѓарик был, естественно, в черном, но  в  каком  черном!  Ќа  нем  был
полный парадный мундир капитана второго ранга, сверкали  золотом  нашивки,
погоны, дубовые листьЯ  на  козырьке,  кортик  болталсЯ  у  колена,  белые
перчатки торчали из кармана...
     ѓриша был, конечно, в белом, точнее, в  кремовом,  как  бы  под  цвет
верха ‡€Ња: чесучовые, неизмеримой ширины брюки,  пиджак,  стЯнутый  сзади
хлЯстиком, кремовые сандалеты, шлЯпа тонкой соломки с лиловой лентой -  на
правую бровь, в руке толстаЯ суковатаЯ трость с серебрЯной ручкой...
     Њой  голубовато-серый  бостон  она  почистила  и  выгладила,  голубую
рубашку   Я    надел    свежую,    серый    в    темно-красную    крапинку
галстук-"баттерфлЯй" она мне застегнула сзади сама...
     - ’ы обещал все рассказать, - напомнила она.
     Њы  сели  на  длинную   скамейку   перед   домом,   за   летним,   из
растрескавшихсЯ серых досок столом на вкопанных козлах. ‘олнце  палило  не
по-осеннему, но стол стоЯл в тени  двух  старых  груш,  времЯ  от  времени
налетал ветерок и шевелил занавески  в  открытых  окнах  машины,  стоЯвшей
прЯмо перед нами на улице, так  что  ее  было  хорошо  видно  в  раскрытой
настежь калитке. ѓриша  раскуривал  невесть  откуда  взЯвшуюсЯ  трубку,  и
сладкий  запах  "‡олотого  руна"  напополам  с  "Љапитанским"  -   фабрики
“рицкого, ѓригорий  €саакович?  Љакой  же  еще,  Њишенька,  естественно  -
обнимал и гладил нас. ѓарик курил "ѓвардейские", Я затЯнулсЯ "’ройкой",  и
золотой  ее  мундштук  приласкал  губы.  Ћна   с   хрустом   разворачивала
черно-серебрЯную бумагу и фольгу плитки "Ќашей марки", темно-медные волосы
ее, утром коротко остриженные в "венчик мира", едва заметно вздрагивали.
     - €так, пришло времЯ, - сказал Я. -  џ  обещал  все  объЯснить,  и  Я
объЯсню все, что смогу, хотЯ, думаю,  ѓригорию  €сааковичу  и  ѓарику  мои
объЯснениЯ  не  очень  нужны.  Ћднако   произнесенное   вслух   имеет   то
преимущество перед понЯтым без слов, что может быть оспорено, а не  будучи
оспоренным становитсЯ общим согласованным планом... Џервое, что, вероЯтно,
не может не вызвать недоумениЯ: почему мы не маскируемсЯ под аборигенов, а
выступаем в нашем собственном, свойственном нам  виде,  даже  подчеркиваем
это, да еще и на соответствующем автомобиле? Ћтвет прост...
     - ‚от  именно,  -  тихонько  подтвердил  ѓриша,  рассыпав  из  трубки
оранжевые искры. ѓарик пожал плечами, и  погоны  его  поднЯлись,  как  два
крепостных моста.
     ...ответ  прост:  мы  армиЯ,  а  всЯкаЯ  армиЯ  -  не  партизаны,  не
террористы - должны иметь свою форму и воевать  в  ней,  и  мундир  должен
внушать носЯщему его мужество, а противнику страх, и армиЯ должна  идти  в
бой на своей технике, со своим оружием. Ќо нет  другой  одежды,  как  эта,
чтобы так отличала нас от них,  это  одежда  настоЯщих  мужчин  и  женщин,
мучившихсЯ и мучивших друг друга, живших неправедно и тЯжко, но живших,  а
не изнывавших в кастрированном мире вечного счастьЯ...
     - —то тут много говорить, - перебил менЯ на этот раз ѓарик, -  не  мы
решаем. Џриказ есть приказ... ‘казано, - форма  одежды  параднаЯ,  летнЯЯ,
длЯ районов, кроме южных, значит пойдем в парадной, а? Ђ ‡€Њ вообще машина
первый сорт, у них на всех ограничители стоЯт, пЯтьдесЯт верст  в  час,  и
все, Я их на шоссе буду делать, как  хочу,  да?  —асть  восемнадцатаЯ:  "Ћ
превышении допустимой скорости, вождении  спецмашин  в  нетрезвом  виде  и
способах созданиЯ аварийной ситуации на дороге в военное, мирное и  другое
времЯ". Џравильно, да?
     џ заметил, что по мере  того,  как  исчезали  южно-русские  и  просто
еврейские интонации у ѓриши, у ѓарика поЯвлЯлись кавказские.
     - ’еперь о самой  операции,  -  продолжал  Я.  -  –“ЋЊ,  всем  хорошо
известный, находитсЯ там, где  и  в  старые  времена  находились  подобные
институты, на ‘трастной  площади,  которую  даже  из  них  некоторые,  кто
постарше и поинтеллигентней, называют Џушкинской. Џолиции там немного, но,
очевидно,  за  всем  районом  ведетсЯ  тщательное  наблюдение   различными
службами - Љорпусом ѓенеральной Ѓезаварийности прежде  всего.  ‘крытые  на
карнизах и крышах телекамеры, чувствительные  микрофоны,  металлоискатели,
эффективные на расстоЯнии сотен метров, наконец, сотрудники в  штатском  в
толпе и в автомобилЯх на прилегающих стоЯнках. Ќа крыше ближайших "Ѓыстрых
пельменей"  дежурЯт  снайперы.  Ќаконец,  в  самом  –ентре,   на   глубине
пЯтнадцати метров, точно под памЯтником,  серьезнаЯ  охрана.  …сть  хорошо
разработанный план...
     Љогда Я закончил объЯснениЯ, было  уже  около  пЯти,  солнце  шпарило
вовсю, но сам его отчаЯнный жар говорил, что и лето вообще,  и  этот  день
идут к концу... ‚се молчали. ѓарик,  приканчиваЯ  десЯтую  за  времЯ  моей
лекции  папиросу,  искоса  глЯдел  в  схему,  на  которой  широкаЯ   улица
перетекала в площадь, в середине которой был  кружок  и  рЯдом  крестик  -
здесь должен был остановитьсЯ ‡€Њ. ѓриша выбивал трубку об каблук, набивал
новую, не глЯдЯ и не  переставаЯ  перечитывать  список  предполагаемого  у
охраны оружиЯ. Ћна наклонилась ко мне, к самому уху, и, пользуЯсь, как  ей
казалось,  увлеченностью  других  своими  будущими  проблемами,   спросила
шепотом: "Ђ почему ты не можешь... ну, пока все не кончитсЯ, ты так  и  не
сказал. ‘кажешь?"
     ‚ горле  у  менЯ  после  двух  часов  непрерывного  говорениЯ  и  так
пересохло, но тут Я почувствовал в глотке наждак.
     - ѓриша, - попросил Я негромко, - ѓригорий €саакович... ЌельзЯ пивка?
Ѓутылочку...
     - Ћтчего ж, можно и две, - баритоном,  по-барски  хохотнул  ѓриша  и,
пошарив рукой под скамейкой, стал вытаскивать и ставить одну за другой  на
стол  маленькие,  с  гранеными  горлышками  бутылки  "„войного  золотого".
ђаздираЯ в щепки край столешницы,  Я  открыл  одну,  приложилсЯ...  "Њиша,
скажи", - снова шепнула она на ухо. џ встал, пошел к калитке, будто  решил
еще раз полюбоватьсЯ на нашего двухцветного красавца,  она  пошла  следом,
встала рЯдом, словно деревенскаЯ  пара,  мы  подперли  забор.  "Џонимаешь,
последний этап операции свЯзан с тем, что кто-то из нас  должен  доказать,
что мы - другие, должен обнаружить нашу жажду любви, желание любить... ’ак
настроен компьютер, это сверхзащита  в  здешних  обстоЯтельствах...  ѓриша
стар, ѓарик..."


     ‚ тот миг, когда Я запнулсЯ, подбираЯ слова,  произошло  одновременно
столько, что когда Я пыталсЯ потом это вспомнить, мне казалось  и  до  сих
пор кажетсЯ, что мгновение это длилось по крайней мере полчаса.
     ‘ юга, откуда-то с дороги, вползающей в поселок, донессЯ гул,  быстро
нарастающий, рвущий воздух, сотрЯсающий вселенную, гасЯщий солнце.
     "„омой, все в дом!"  -  заорал  ѓриша,  в  левой  его  руке  уже  был
пистолет, в правой неведомо откуда поЯвилась граната на длинной деревЯнной
ручке.
     ѓарик, сшибаЯ бутылки, перепрыгнул через  стол,  пролетел,  оттолкнув
нас,  через  калитку,  дверцы  машины  захлопнулись,  мотор   взревел,   в
поднЯвшейсЯ до неба пыльной туче автомобиль исчез, затих где-то на севере,
далеко от поселка.
     Њы уже были в доме, ѓриша взлетел наверх, Я встал у окна кухни,  чуть
раздвинув  занавески,  тЯжелый  пистолет  лежал  передо  мною   на   узком
подоконнике.
     Ћна осталась в  комнате,  села  за  стол,  лицо  ее  стало  молочным,
голубовато-белым, даже все веснушки исчезли, маленький "вальтер" лежал  на
столе перед нею. ‚ раме двери, опершись локтем на стол, положив голову  на
ладонь, она сидела в такой неподходЯщей обстоЯтельствам  задумчивой  позе,
что мне показалось нелепым ждать смерти рЯдом с  этим  прелестным  женским
портретом. Ќо гул стал уже совершенно невыносимым, и Я повернулсЯ к  окну,
к щели в занавесках.
     Џервый танк,  старый,  грЯзный,  сверхтЯжелый  ’-96  с  противоминным
подпрыгивающим траком-катком спереди, влетел  в  поселок  на  максимальном
ходу, омерзительный синий дым его выхлопа  затЯнул  почти  всю  видимость,
запах горелой солЯрки проник  в  дом.  Љачались  антенны,  плыл,  нырЯЯ  и
поднимаЯсь, ствол пушки...
     ‘ледом  шли  такие  же  грЯзные,  ободранные,   некогда   покрашенные
камуфлЯжными цветами бээмпэ, их было много, даже в доме  стало  невозможно
дышать,  трудно  было  представить  себе,  в  какую  отвратительную   вонь
погрузилсЯ мертвый поселок. €ногда в приоткрытых люках  и  щелЯх  мелькали
грЯзные, в черных потеках лица, можно было успеть увидеть безразличное  их
выражение, многие казались азиатами или темнокожими...
     Џотом поЯвилсЯ  еще  один  танк,  это  была  легкаЯ  машина  десанта.
ЏоравнЯвшись с нашим домом, он притормозил.
     € снова секунда растЯнулась.
     Ћтскочив от окна, Я схватил ее, поднЯл, прижав одной рукой, оглЯнулсЯ
- и почти бросил в подвал,  подцепив  ногой  и  откинув  его  крышку.  Ќад
открывшимсЯ лазом Я поставил стол, за которым она  сидела  -  если  рухнет
крыша, она сможет вылезти из завала... € тут же, с ее "вальтером"  и  моим
монстром в обеих руках, Я оказалсЯ наверху, у ѓриши.
     ѓриша лежал животом на  кровати,  придвинутой  к  окну,  и  аккуратно
целилсЯ в танк "фаустпатроном". Ћстрие  толстой  мины  упиралось  точно  в
среднюю планку рамы, и Я заметил, что все крючки уже  были  откинуты,  так
что   перед   выстрелом   можно   было   распахнуть    окно    вместе    с
занавесками-задергушками одним толчком. —есучовый костюм чудесным  образом
висел на плечиках, зацепленных за гвоздь в стене, ѓриша  лежал  в  длинной
сорочке и длиннейших же сатиновых трусах, и носки были  косо  натЯнуты  на
его толстые узловатые икры резинками с каучуково-металлическими  зажимами,
и пальцы в носках шевелились.
     - Ђ что вы там стоите сзади, Њиша, - спросил он, не  оборачиваЯсь,  -
там же будет от менЯ огонь, уж будьте как дома, возьмите вон ту  серьезную
железу и примерьтесь дать им прокакатьсЯ...
     џ оглЯнулсЯ и увидел в  углу  "томпсон"  двадцать  восьмого  года,  с
круглым диском, с изумительно отполированными прикладом и ложем. џ сел  на
тЯжелую табуретку у второго окна и приготовилсЯ дать первую очередь просто
по направлению, через занавеску и стекло.
     - ‘ этой штукой  вы,  наверное,  чувствуете  себЯ  просто  парнем  из
компании ‹аки ‹учано, - сказал ѓриша, не менЯЯ позы. - •отЯ вы еще  совсем
молодой человек, а Я имел несчастье знать это ничтожество лично...
     ‚ероЯтно,  с  момента  возникновениЯ  гула  прошло  минут  десЯть.  џ
осторожно глЯнул в окно, между занавеской и рамой был просвет сантиметра в
полтора.
     ’анк стоЯл на прежнем месте, и как раз когда Я посмотрел, его  низкаЯ
плоскаЯ башнЯ начала поворачиватьсЯ, и ствол уставилсЯ прЯмо на менЯ. "‚от
и все, - подумал Я, - вот и все, Я не позвонил †ене перед  уходом,  она  с
ума сойдет... ‚се. ’олько бы не завалило, потом она сможет вылезти, только
бы не завалило, зачем Я втравил ее в эту  работу,  она  ведь  рассчитывала
совсем на другое, ей просто было скучно превращатьсЯ в  домашнюю  хозЯйку,
она хотела только небольших приключений... ‚от и все".
     - ќто кажущее, - сказал ѓриша.
     ‘твол дернулсЯ и поехал вбок. ЋстановилсЯ. Џолыхнуло. ђаздалсЯ  удар,
наш дом покачнулсЯ. € тут же рассыпалась и запылала маленькаЯ  дача  через
дорогу, обычный сборный домик, уже почти  сгнивший.  ’анк  развернулсЯ  и,
срезаЯ поворот, пошел догонЯть колонну, подминаЯ низкий штакетник и  кусты
на следующем после горЯщей дачи пустом участке.
     ‘ледом по улице пронеслись  два  уральских  грузовика,  над  кузовами
вздрагивали металлические ребра, брезентовые тенты были снЯты, а в кузовах
сидели солдаты в пЯтнистых комбинезонах, в зачехленных глубоких касках,  в
черных  трикотажных   масках-чулках.   Ћдин   из   них   поднЯл   короткий
круглоствольный автомат, забилось пламЯ.  Ћсколки  бутылок  посыпались  со
стола, за которым мы сидели. Џарень поднЯл ствол выше...
     - ‚от видите, - ѓриша встал с пола, когда моторы  уже  совсем  стихли
вдалеке, стрЯхнул мелкое стекло с волосатых плеч, один осколок,  впившийсЯ
выше локтЯ, крепко прихватил двумЯ пальцами и  вырвал,  кровь  потекла  по
руке  сразу  широкой  лентой,  а  он,  держа  локоть  наотлет,  чтобы   не
закапатьсЯ, спокойно продолжал, - можете видеть, они таки точно пернули  в
лужу, так теперь Я хочу вас спросить, а игде мы будем искать нашего ѓарика
и нашу, между протчим, машину? € что  вы  стоите,  Њиша,  как  тот  столб,
забинтовайте мне эту обтруханную руку, а если вы не можете  видеть  крови,
так позовите девочку, она не должна боЯтьсЯ кровей. € за ради вашего Ѓога,
уже не нервничайте себе, эти хазеры уже не вернутсЯ, Я вам уверЯю...


        4

     ‘нова была ночь, наверху под ѓришей визжала кровать - старик,  видно,
не спал, ворочалсЯ.
     Њы опЯть лежали, как ложки, к вечеру похолодало, и она прижималась ко
мне все тесней, все теснее... Ќо уже не заводила тЯжелого разговора, и  мы
просто шептались обо всем, о  ее  и  моей  прошлых  жизнЯх,  о  любви,  об
оставшихсЯ там знакомых, среди которых оказалось много общих, о  профессии
моей, в которой она, оказалось, совсем неплохо разбираетсЯ,  и  мы  с  ней
так, шепотом, и поспорили немного - о цвете и  концепции,  о  режиссерском
показе, о развернутой метафоре и детали, о скрытом цитировании и игре...
     Џочему мы шепчемсЯ, подумал Я, ведь здесь никого нет и можно говорить
почти в полный голос. епот - знак близости, подумал Я.
     ‘овсем расхотелось спать, Я перевернулсЯ на спину, она  умостилась  у
менЯ на плече, с улицы шел слабый свет не то  луны,  не  то  одних  только
звезд, но и этого хватало, чтобы Я  видел  ее  волосы,  колышущиесЯ  возле
моего лица, как пожелтевшаЯ по сезону трава, и ее глаза, в которых голубой
свет звезд превращалсЯ в желтый свет солнца.
     џ потЯнулсЯ, щелкнул ручкой приемника,  и  круглаЯ  шкала  довоенного
Telefunken'а зажглась, и зажегсЯ  зеленый  глазок  настройки,  Я  покрутил
верньер, цветнаЯ стрелка поползла по кругу... London...  Oslo...  Paris...
Viena... Berlin...
     ЋтчаЯнно знакомый,  будто  с  рождениЯ,  высокий,  срывающийсЯ  голос
наполнил комнату. Ќемецкие слова казалис