которой отмечаютсЯ в мозгу акцентами: <i>власовец
‘олженицын</i>,<i> героический пионер</i>,<i> жидЯра Ѓродский</i>,
<i>идеологически</i>, <i>куда следует</i>, <i>пропаганда</i> и, наконец:
<i>ынытырыныцыыналыныЯ дыружыба, нырышымыЯ вывекы</i>.<p>
€ вот в густом тумане парилки повисает пауза, и €ван Ђлександрович, весь липкий
от пота (не от того совсем, ради которого ходЯт в баню), понимает, что сейчас
хотЯт услышать что-нибудь и от него. џ, знаете, лепечет €ван Ђлександрович, Я
как-то не думалѕ у нас в Њосквеѕ в любом домеѕ даже в редакцииѕ у нас,
собственно, разрешаетсЯѕ в определенных пределахѕ в рамках, так сказатьѕ и с
иностранцами тожеѕ а тут Я ни с кем особенно иѕ мне не пришло в головуѕ Я,
конечно, большеѕ но глаз на обвинителей поднЯть не смеет: стыдно ему, стыдно: и
за Ђльмиру стыдно, за стукачку, и, главное, за себЯ, и, кроме того, чувствует
он некую <i>высшую</i> правду голого трибунала, правоту людей, не желающих,
чтобы в их дружном, мирном доме поселились тревога и раздор. «<i>Ђ кто
соблазнит одного из малых сих</i>ѕ» ‚иноват €ван Ђлександрович, вот как на
духу: ви-но-ват!<p>
“же исчерпал €ван Ђлександрович весь набор жалких своих аргументов, а пауза все
не кончаетсЯ, вынуждаЯ продолжать, и вот-вот разорветсЯ бедное его сердце, но
тут Ѓекбулатов подходит к €вану Ђлександровичу и проникновенно произносит: ны,
выбыщымы, ладыны, зыла мы ны тыбЯ ны дерыжымы, мы, можыты, ы самы мыногы чыво
пынымаымы, но уызыжай-кы ты оты насы пыдыбыру-пызыдырову. ‚оты пыпарьса ны
пырышшаныы, пывыка пыпей, пырынычуй&nbsp;-- мы люды гысытыпырыымыныы,&nbsp;--
ы, пынымаышыѕ машет начлаг рукою куда-то вдаль, на запад. ›ванычы!<p>
Љак из-под земли ЯвлЯетсЯ костлЯвый седоусый старик в прикрывающем чресла
клеенчатом переднике, поддает пару, и начинаетсЯ общее мытье: хлещут березовые
веники, пенЯтсЯ пиво и кумыс, шипит шашлык, звучат шутки, анекдоты, порою
идеологически сомнительные. Ђ €ван Ђлександрович, выждав длЯ приличиЯ
десЯть&nbsp;-- пЯтнадцать минут, одеваетсЯ потихоньку и выскальзывает за
дубовую дверь.<p>
€ никто тут о нем не жалеет.
<h2>
<a name="RTFToC7">7</a></h2>
“ домика €вана Ђлександровича поджидала Ђльмира. Ћн заметил ее издали,
предательницу, стукачку, и даже хотел свернуть в сторону, чтоб не столкнутьсЯ
лицом к лицу, но решилсЯ-таки выдержать, не сворачивать. Џусть в каком-то
высшем, метафизическом смысле он и виноват перед нею, пусть не стоило нарушать
девственность ее сознаниЯ, но элементарный инстинкт порЯдочности должен же был
удержать Ђльмиру от доноса&nbsp;-- а теперь €ван Ђлександрович имел полное
право взглЯнуть на нее в упор.<p>
Ћна ответила взглЯдом на взглЯд, невинно лупаЯ широко раскрытыми
глазками&nbsp;-- €ван Ђлександрович даже изумилсЯ и от изумлениЯ выдал ей все,
что по поводу грЯзного ее поступка думал. Љак?! ответила татарочка. „а разве ж
это была <i>тайна</i>? ‚ы так интересно рассказывали, что Я просто не могла не
поделитьсЯ с ребЯтами. Њы провели <i>диспут</i>. ђазве все это не искренние
ваши убеждениЯ? ђазве вы своих мыслей стеснЯетесь, скрываете их? € тогда €вану
Ђлександровичу стало еще стыднее, чем в баньке. Ќе найдЯсь, что ответить,
ладно, сказал он. €звини. ’ы просто не представлЯешь, в какие неприЯтности
могла менЯ втравить. …сли бы Я по твоей милости загремел в лагерь&nbsp;-- и
махнул рукою в сторону бесперерывно шумЯщей Љамы&nbsp;-- ты бы сама себе этого
не простила всю жизнь,&nbsp;-- хоть, надо заметить, в лагерь €вану
Ђлександровичу попадать не существовало пока совершенно никакого повода. Џотом
он улыбнулсЯ татарочке&nbsp;-- так хороша она была со своими персиковыми
щечками, так свежа и наивна&nbsp;-- и добавил, кивнув с надеждою на дверь
домика: зайдешь? Џозже, шепнула Ђльмира, и влажные, полураскрытые ее губы
призывно, обещающе блеснули в свете взошедшей луны. Џозже, после отбоЯ, и,
грациозно проскользнув мимо €вана Ђлександровича, скрылась в направлении
вечерних костровых песен.<p>
’атарочкино обещание как-то замазало, затушевало и неприЯтности днЯ, и все
предыдущие неприЯтности. ЉаждаЯ открытаЯ паром пора тела глубоко дышала
настоенным на соснах воздухом. Ћдежда, правда, немного мешала&nbsp;-- €ван
Ђлександрович готов был сбросить ее с себЯ, не опасаЯсь даже злых хоботков
ненасытных комарих, но рано покуда было, рано встречать гостью в подобном виде!
ѓрЯдущее свидание вообще представлЯлось €вану Ђлександровичу чересчур смутно:
как вести себЯ? чего пытатьсЯ добитьсЯ? <i>главного</i> ли?&nbsp;-- но вдруг
Ђльмира <i>и в этом</i> отношении еще девственница, а, раз так&nbsp;-- имеет ли
€ван Ђлександрович моральное право?.. ‚прочем, отчего же: он и женитьсЯ на ней
готовѕ ну, то есть, <i>почти</i> готовѕ надо вот только окончательно решить с
‹арискоюѕ Џри воспоминании о супруге засосало под ложечкою, словно падаешь в
скоростном лифте, голова поплыла, но: ладно! подумал €ван Ђлександрович, потом!
Ћставим ‹ариску в покое! ‹егко сказать: оставим!&nbsp;-- теперь уже она сама не
захотела €вана Ђлександровича оставлЯть, а времЯ меж тем подошло вплотную к
отбою, вот и лагерный колокол прозвенел, и горнист сыграл нисходЯщую октаву.<p>
Џослышались шаги. ‘крипнуло крылечко. Љто-то скребнул дверь. €ван Ђлександрович
бросилсЯ навстречу, но наткнулсЯ не на Ђльмиру вовсе, а на давешнего
старика-банщика, €ваныча, пьЯного в дугу, прижимающего к груди обеими руками
початую бутылку «Њосковской». —то, парень? довольно внЯтно длЯ своего состоЯниЯ
произнес старик и, усевшись за стол, поставил на него дорогую свою ношу, вынул
из штанов пару грЯзных стограммовых стаканчиков. —то, парень? Џрищучили? Ќо ты
ничего, не переживай, не расстраивайсЯ. ЏопалсЯ б ты в мое времЯ&nbsp;-- тебе
лейтенант Џадучих на месте бы девЯть граммов прописал&nbsp;-- на том самом
месте, где сегоднЯ спину веничком гладили, и старик, разлив водку по стаканам,
протЯнул один €вану Ђлександровичу.<p>
Ќочной гость пришелсЯ страх как некстати, вот уж точно, что <i>хуже
татарина</i>, однако, по врожденной деликатности не имел €ван Ђлександрович
представлениЯ, как его выставить, а тот завел долгую историю, как служил тут в
свое времЯ егерем, как ездил сюда районный шеф ЌЉ‚„ лейтенант Џадучих, как
доставлЯл в «ќмке» разных начальников и как валЯлись они в ногах лейтенанта,
оправдывались: почище, чем €ван Ђлександрович сегоднЯ,&nbsp;-- только было все
это без пользы, оправдыватьсЯѕ. ‚ другую пору старик показалсЯ бы чистым
кладом, €ван Ђлександрович слушал бы пьЯные россказни, не отрываЯ от блокнотика
карандаша,&nbsp;-- но только не сегоднЯ, не когда с минуты на минуту должна
поЯвитьсЯ Ђльмира.<p>
€ван Ђлександрович вышел на крыльцо и стал всматриватьсЯ в темноту, но она
никого не дарила, а старик, допив до дна, уронил голову на вытЯнутые по
столешнице руки, заснул, неприЯтно забулькал носом. „елать было нечего. €ван
Ђлександрович погасил свет (комары тут же тоненько заныли над ухом) и улегсЯ
поверх одеЯла. Ќа улице давно стихли песни, выключилсЯ телевизор <i>про
войну</i>. Ђльмириных шагов не слышалось, и мысли €вана Ђлександровича как-то
сами собою перекинулись на ту сторону Љамы, в лагерЯ. ‚первые в жизни €ван
Ђлександрович представил их очень реально, осЯзаемо: их, как говоритсЯ,
повседневность, их быт, плоть, столь, вроде бы, хорошо знакомые по рассказам
тетки, по многочисленным свидетельствам очевидцев, печатающихсЯ в <i>нехороших
журнальчиках</i>. €ван Ђлександрович примерил на себЯ и душную вонь барака,
кишащего насекомыми, и ранние подъемы, и омерзительную баланду, и морозы, и
осеннюю сырость, и побои, и унижениЯ, и чуть ли не самым страшным представилсЯ
лагерный сортир, общий, загаженный, вонючий, открытый наблюдению со всех
сторон, да еще ходить куда можно, кажетсЯ, только в определенное начальством
времЯ, и подумал, что, оказавшись в гостЯх или в чужом городе, предпочитал
терпеть, сдерживатьсЯ, лишь бы не менЯть спокойного, привычного,
<i>домашнего</i> уединениЯ с книжкою на нечто безусловно нерасполагающее,
враждебное, и даже сам организм этой враждебности сопротивлЯлсЯ, так что
где-нибудь в командировке <i>стула</i>, пардон, не случалось и по трое суток.
Џотом €ван Ђлександрович припомнил, как однажды ночью, еще прежде ‹ариски, в
коммуналке, обнаружил на себе клопа и сидел на кровати до самого восхода с
зажженным светом, затравленно оглЯдываЯсь на стены, а наутро тело пошло
волдырЯми, не клопиными, конечно&nbsp;-- нервными; как тут же вызвал
санэпидстанцию, а потом недели две поливал углы аэрозолЯми и спал при
электричествеѕ<p>
Ѓыло уже часа четыре утра. Ќа улице посерело, но не настолько, чтобы при всех
этих случившихсЯ поблизости убийствах (или <i>почти</i> убийствах)
предпринимать сомнительное путешествие сквозь кусты к деревЯнному скворечнику,
и €ван Ђлександрович, выйдЯ, пристроилсЯ прЯмо к стенке. Ќо чуть загромыхала по
гулкой фанере мощнаЯ его струЯ&nbsp;-- где-то рЯдом, в кустах, зашуршали,
завозились, зазвучал неразборчивый девичий щебет, и €ван Ђлександрович понЯл,
что спугнул парочку. Ћн <i>прекратил</i> и пошел в обход домика, но и
влюбленные не остались на месте и через десЯток секунд столкнулись с €ваном
Ђлександровичем нос к носуѕ<p>
Ќекстати он сюда приехал, некстати.
<h2>
<a name="RTFToC8">8</a></h2>
Љак три днЯ назад стройка&nbsp;-- квартира на Ѓелорусской предложила €вану
Ђлександровичу возможность поупражнЯтьсЯ в метафорическом мышлении: черные
дыры-щели в полках, образовавшиесЯ на местах вынутых ‹арискою и унесенных книг,
были подобны провалам от вышибленных зубов до полусмерти избитой, собственно,
уже издыхающей семейной жизни. Ћднако, не все свои книги забрала
‹ариска&nbsp;-- только специальные, срочно надобные длЯ диссертации, да и
добраЯ половина трЯпок висела в шкафу, поджидаЯ хозЯйку.<p>
…два добравшись из „омодедова и убедившись (а надежда на обратное жила до
самого последнего мига в €ване Ђлександровиче), что ‹ариска домой не вернулась,
он засел за телефон и начал обзванивать подруг,&nbsp;-- безрезультатно. ‘
последним отчаЯнием, потому что чувствовал в этом звонке определенное унижение
мужского своего достоинства, набрал €ван Ђлександрович, наконец, и номер
ларискиных родителей и услышал сочувственный голос тещи: ‚анечка! “же
прилетели! —то вы!&nbsp;-- мы и на порог ее не пустили, дуру. “ тебЯ, говорим,
муж есть и дом свойѕ&nbsp;-- ну, и так далее, и приглашениЯ в гости, на чай, и
уверенность, что непутеваЯ дочка перебеситсЯ и все у них с €ваном
Ђлександровичем пойдет на лад, и что еще и ребеночка они родЯт, и не одного, и
заверениЯ в самой искренней любви и симпатии к зЯтю, и приветы от супруга, и
€ван Ђлександрович, сгораЯ со стыда, никак не мог выбрать момента, чтоб
положить трубку.<p>
Џусто было в квартире, пусто и одиноко. ‘ледовало развлечьсЯ чем-нибудь&nbsp;--
принЯтьсЯ хоть, что ли, за статью длЯ ѓрешнева,&nbsp;-- но ЃашкириЯ с упорством
’аньки-встаньки поворачивалась в памЯти совсем не тем боком, какой нужен длЯ
статьи: все лезло в голову, как принес на рассвете билет любезный, улыбающийсЯ
Ѓекбулатов: Ѓог-отец, изгонЯющий из ђаЯ; как в ответ на <i>почему не
пришла?</i> наивно лупнула глазками персиковаЯ татарочка и сказала: не пустили
ребЯта, и как, глЯдЯ на этот наив, недостало €вану Ђлександровичу сил
возмущенно изумитьсЯ: что ж, мол, она о таких вещах с ребЯтами советуетсЯ?
опЯть, что ли, <i>диспут</i> устроила?! как решил €ван Ђлександрович напоследок
все-таки продемонстрировать Ѓекбулатову свои бесстрашие и независимость, гнев
свой, так сказать, и протест&nbsp;-- длЯ чего в автобусе плюхнулсЯ рЯдом с
адвентистом седьмого днЯ и начал его интервьюировать и как тут же был наказан
за глупую демонстрацию, но уже не начлагом, а самим адвентистом, адвентистовыми
ответами о социализме, как воплощенном идеале христианства, голубой мечте
Њессии, о том, что в коллективе человек никогда не остаетсЯ один, и товарищи
всегда придут ему на помощь в трудную минуту (как, заметил про себЯ €ван
Ђлександрович, пришли они на помощь Ђльмире Ђхметовой, отрЯд им. Ђ. Њатросова,
не допустив до грехопадениЯ с сомнительным гостем)&nbsp;-- адвентистовыми
ответами и адвентистовой книгою, котораЯ оказалась не …вангелием вовсе, а
«‘емнадцатью мгновениЯми весны» в немецком переводе; как неуемное раздражение,
смешанное со страхом, вспыхнуло в €ване Ђлександровиче при прощальном взглЯде
на мальчиков этих и девочек, западных и восточных&nbsp;-- нет, вовсе не
двоемысленных!&nbsp;-- искренних, искренних в своем идиотизме, готовых по
первому зову сменить мундиры и под «Њаленького белого голубЯ мира» идти
<i>освобождать</i> Џольшу, Ђфганистан или хоть бы и Џерсиюѕ<p>
ЉажетсЯ, впервые в жизни почувствовал €ван Ђлександрович бессилие перед листом
бумаги, который предстоЯло, не мудрствуЯ лукаво, почти автоматически, заполнить
готовыми блоками слов и смыслов, то есть, сделать то, чем занималсЯ €ван
Ђлександрович без малого двадцать лет, пройдЯ в журнале «Џионер» беспорочный
путь от учетчика писем до начальника отдела. ЉажетсЯ, впервые в жизни рука
дернулась написать, <i>как было на самом деле</i>, и, поймав ее на этом
желании, €ван Ђлександрович почувствовал шевельнувший волосы холодный ветерок
ужаса: ведь если <i>все как было</i>&nbsp;-- это уже не тихонькое чтение на
диване, не сомнительные разговоры с молодой татарочкою, не банька в
лесу&nbsp;-- это уже лейтенант Џадучих, <i>государственное преступление</i>. „а
и так ли <i>было</i>?&nbsp;-- может, показалось только? € €ван Ђлександрович
разорвал лист в мелкие клочьЯ&nbsp;-- совершенно чистый, нетронутый лист
бумаги, виновный в том только, что именно <i>над ним</i> пришло €вану
Ђлександровичу в голову опасное это словосочетание: <i>все как было</i>.<p>
‡аснуть €ван Ђлександрович в осиротевшей двуспальной кровати не мог и,
поворочавшись полночи, перебралсЯ на жесткий диван. Ќет, с ‹арискою следовало
кончать раз-навсегда: ушла себе и ушла, и скатертью дорога&nbsp;-- а он, €ван
Ђлександрович, непременно встретит еще человека, ничуть ‹ариски не худшего, а,
пожалуй, и лучшего. Ћн даже положил себе пойти с этой целью завтра вечером
погулЯть&nbsp;-- на Љалининский или на ѓорького, и спрЯтал в Ящик стола
обручальное кольцо. “строитсЯ, все устроитсЯ, непременно все устроитсЯ
как-нибудь! € обЯзательно надо позвонить приЯтелю: нет ли чего
новенького?&nbsp;-- почитать, наконец, всласть и без помех!<p>
—то же касалось бессилиЯ перед бумагою, то, так или иначе, €ван Ђлександрович
его преодолел и, неделю спустЯ, принес ѓрешневу готовую статью. ѓрешнев прочел,
ему понравилось, и он прЯмо тут же, не выпускаЯ €вана Ђлександровича из своей
загородочки, сносил статью за обитую кожею дверь и, четвертью часа позже,
вернулсЯ улыбающийсЯ, довольный, с визою «в набор». ‹овко ты про адвентиста
ввернул! подмигнул €вану Ђлександровичу на прощанье ѓрешнев. ‘ одной
стороны&nbsp;-- комар носу не подточит, а с другой&nbsp;-- все-таки
<i>религиЯ</i>,<i> дух</i>ѕ „а! догнал €вана Ђлександровича ѓрешнев уже в
коридоре, тут тебе надо в издательство зайтиѕ на второй этажѕ в восемнадцатую
комнату. ’олько уж обЯзательно, а то Я пообещалѕ Ћтчет за командировку? подумал
€ван Ђлександрович и пошел на второй этаж.<p>
‚ издательской комнатке без обычной таблички, под одним номером, дама средних
лет сказала €вану Ђлександровичу, что просЯт его срочно позвонить вот по этому
вот (подала бумажку) телефону и спросить €горЯ Љонстантиновича. ЃезмЯтежно
потЯнулсЯ было €ван Ђлександрович к темно-синему «чебурашке», как вдруг смутнаЯ
тревога возникла в душе. —то ж в самом деле? подумалось. ‚едь это мог и ѓрешнев
передать! „а и какому такому <i>€горю Љонстантиновичу</i>? “ менЯ €горей
Љонстантиновичей и знакомых-то никаких нету! Њысль оказалась столь
пронзительной и пугающе холодной, что оставил €ван Ђлександрович «чебурашку»,
сказал, что позвонит из своей редакции, и ватными ногами пошел к выходу. ’олько
непременно, настигла его голосом дама и процитировала комиссара ќльдара: это в
ваших же интересахѕ<p>
„о редакции, естественно, €ван Ђлександрович не дотерпел&nbsp;-- завернул в
первый же попавшийсЯ автомат. €горЯ Љонстантиновича, пожалуйста. Ђхы, ›ваны
›лыкысаныдырывычы! ‡дравствуйте-здравствуйте. Ќам бы, знаете, хотелось
познакомитьсЯ с вами. “видетьсЯ, так сказать, лично. Ќе заглЯнете ли ны
пылычасыкы? (‚ чистую русскую речь €горЯ Љонстантиновича то и дело прорывались
восточные, бекбулатовские интонации). ‘ыгыдыны у нас что? понедельник? Ќу,
скажем, в четверг вечерком, сразу же после работы. Људа к нам? Ќы
дыгадывыытысы? “лица „зержинского, четырнадцать. Џропуск заказан. ’ак
чт&nbsp;-- договорились? Ќу, тогда всего вам доброгоѕ
<h2>
<a name="RTFToC9">9</a></h2>
‚ свою редакцию €ван Ђлександрович, естественно, не возвратилсЯ, а побежал
домой, прЯмо-таки вот <i>побежал</i>, то есть, на такси, конечно, поехал, но, в
сущности, именно побежал, перевернул дом вверх дном, извлек на свет Ѓожий все
книжки, не у нас напечатанные, все до единой (права была ‹ариска, права!) все
листки машинописные с разного рода <i>стишками </i>и<i> статеечками</i>, все
нехорошие <i>журнальчики</i>, даже кассеты магнитофонные, причем, не только,
скажем, ѓалича, но и ‚ысоцкого, и совершенно безобидную Ђльбину Љороль6, и
Ћкуджаву даже, с «мелодиевской» пластинки переписанного. Џотом все это упаковал
в небольшой чемоданчик и совсем было на улицу выскочил, как подумал, что
<i>просто</i> выходить с чемоданчиком на улицу бессмысленно, да, пожалуй, что и
<i>опасно</i>: прежде план следовало выработать&nbsp;-- <i>куда</i> и <i>к
кому</i>. ‘праведливее всего получалось, конечно, к тому самому
университетскому приЯтелю, которому, собственно, и принадлежала добраЯ половина
содержимого чемоданчика, и €ван Ђлександрович подвинул телефон, даже четыре из
семи цифры набрал, но потом и тут опомнилсЯ, рычаги придавил: не следует, не
следует звонить из дому! лучше из автомата. ’олько вот к автомату идти с
чемоданчиком или без: что вернее? что безопаснее?<p>
ЏриЯтель ответил, и это было очень хорошо, просто удивительно хорошо, потому
что, находись он, скажем, в отпуску или в командировке, €вану Ђлександровичу
поневоле пришлось бы испытать столько страшных минут, что, может, и не вынесла
б их деликатнаЯ его психика, и без того порЯдком потревоженнаЯ и ‹арискою, и
Ђльмирой, и бекбулатовской шоблою. ‘иди дома и жди, буркнул €ван Ђлександрович
по возможности измененным голосом и повесил трубку, но тут же и пожалел, что
повесил: может, лучше бы где-нибудь на нейтральной почве встретитьсЯ: на
скамеечке или даже <i>в лесу</i>&nbsp;-- чтобы и приЯтелЯ не особенно подвести,
и на себЯ еще бльшую опасность не навлечь: вдруг за ним, за приЯтелем, давно
уже следЯт, может, еще чем за €ваном Ђлександровичем давнее и тотальнее: ведь
откуда-то <i>брал</i> приЯтель эти книжицы, с кем-то <i>свЯзан</i>,
наверное&nbsp;-- не то, что он, €ван Ђлександрович, который, в сущности, и не
виноват-то ни в чемѕ Ќо звонить еще раз!.. ‚ общем, дерзко решил €ван
Ђлександрович, ладно! Ѓудь что будет!<p>
Љ приЯтелю €ван Ђлександрович ехал с ненужными пересадками, в метро вскакивал в
вагон в последний момент, всем своим видом демонстрируЯ до того, что поезд
пропускает&nbsp;-- словом, вел себЯ, как заправский преступник из детективного
телесериала, и, кроме основной, <i>нормальной</i>, пульсировала в мозгу
какаЯ-то добавочнаЯ тревога, дополнительнаЯ, причину которой €ван Ђлександрович
все не мог вытащить на поверхность сознаниЯ: тревога о <i>главной</i> улике,
оставленной дома, не вынесенной, не уничтоженной,&nbsp;-- и уже подходил к
приЯтелеву подъезду, как понЯл: тот самый <i>чистый листок</i>, изодранный в
клочьЯ. ЏонЯл и сам над собою презрительно усмехнулсЯ.<p>
‚от, обмЯк €ван Ђлександрович, когда замок приЯтелевой двери успокоительно
защелкнулсЯ за спиною, спрЯчь или выброси, и вывалил прЯмо тут, в прихожей, на
половик, весь чемоданный хлам. ‹учше, конечно, выброси. Ђ то ко мне могут
<i>прийти</i>. ЏриЯтель, однако, на полушепот не перешел, шторы задергивать не
стал и телефон не прикрыл подушкою: был спокоен и даже несколько улыбалсЯ, и
вот так, с улыбкою, и <i>что стрЯслось?</i> спросил, а €ван Ђлександрович,
подавленный, мрачный, одним лишь словом ответил, как выдохнул: <i>вызвали</i>.
Џовестку, что ли, прислали? спросил приЯтель. „а нет, по телефону. Ђ ты <i>не
ходи</i>! совсем уж чего-то развеселилсЯ приЯтель. ’о есть как <i>не ходи</i>?!
потрЯссЯ €ван Ђлександрович. Ђ вот так, и приЯтель прочел небольшую лекцию по
поводу кодексов, законов, прокурорского надзора, формы повестки и многого
прочего, о чем, собственно, и €ван Ђлександрович отлично знал, потому что в
хламе, на половик вываленном, писалось кое-что и об этом,&nbsp;-- знал, но к
себе почему-то применить не решалсЯ, даже и теперь не вполне решалсЯ, после
всех приЯтелевых доказательств, что как раз на таких, как €ван Ђлександрович,
эти статеечки и рассчитаны, а не на неких абстрактных <i>диссидентов</i>,
которых и в природе-то, может, не существует.<p>
Ќу, так или иначе, а в конце концов успокоил его приЯтель более чем вполне,
даже бутылку сухого <i>раздавили</i>, и домой €ван Ђлександрович возвращалсЯ
хоть и с пустым чемоданчиком, но в расположении духа весьма приличном, то есть
в твердой уверенности, что никуда он в четверг не пойдет, кроме как разве на
службу, и что только постольку <i>они</i> опасны ему, поскольку он сам
<i>их</i> боитсЯ, и что если сам, как кролик в пасть удаву, к <i>ним</i> не
полезет, <i>они</i> оставЯт его в покое, потому что никакого <i>состава
преступлениЯ</i> за ним нету и быть не может, и ни один прокурор ордера
<i>им</i> на €вана Ђлександровича никогда в жизни не подпишет.<p>
Ћднако, если по выходе от приЯтелЯ эта уверенность в €ване Ђлександровиче была
подобна льду промерзшей до самого дна реки&nbsp;-- по мере приближениЯ к не
столь, в общем-то, и далекому четвергу лед под своею поверхностью все подтаивал
и подтаивал, и, наконец, одна поверхность только и осталась, то есть решение к
<i>ним</i> не ходить, а сквозь нее уже просвечивала темнаЯ, глубокаЯ, холоднаЯ,
манЯщаЯ в себЯ вода. Ќу, а эту поверхность, эту тоненькую корочку
проломить&nbsp;-- ступить только, даже не грузному иваналександровичеву телу
ступить, а, пожалуй, что и цыпленку.<p>
‚от в таком, примерно, состоЯнии духа и шел €ван Ђлександрович в четверг со
службы домой, и совсем не удивительно, что ноги его как-то сами собою повернули
в сторону площади „зержинского.
<h2>
<a name="RTFToC10">10</a></h2>
Џо дороге €ван Ђлександрович думал только об одном: как бы <i>там</i> ему так
себЯ повести, чтобы никого не <i>заложить</i>, хоть, по трезвому размышлению,
закладывать ему было просто некого&nbsp;-- разве приЯтелЯ своего
университетского&nbsp;-- так вот, тем более: думал, как приЯтелЯ не заложить,
особенно, если вопросы наводЯщие задавать начнут или даже хуже того: прЯмо-таки
приЯтелеву фамилию назовут. ‚прочем, если назовут&nbsp;-- следовательно, €ван
Ђлександрович все равно уже приЯтелю повредить не сможет, потому что, если
назвали, значит, знают про того и так, и без €вана Ђлександровича, но, хоть и
нерушимо логичным казалось последнее построение, все же в результате
мучительных переживаний и размышлений поднЯлсЯ €ван Ђлександрович над ним и
постановил, что ни за что на свете, ни при каких обстоЯтельствах приЯтелЯ все
равно не выдаст, хоть бы даже фамилию назвали&nbsp;-- во всЯком случае,
<i>сознательно</i> не выдаст, то есть, если <i>пытать</i> не начнут, но €ван
Ђлександрович, даже при всей своей склонности к фантастике и преувеличениЯм, не
верил всерьез, что <i>они</i> до сих пор пытают, и, стало быть, выходило вполне
точно, что уж абсолютно ни при каких обстоЯтельствах приЯтелЯ своего он
<i>им</i> не выдаст.<p>
•оть и помнил €ван Ђлександрович адрес: «„зержинского, четырнадцать», и понимал
прекрасно, что не к тому серо-охристому дому он относитсЯ, что, стоЯ рЯдом с
„етским Њиром, как бы символизирует этим своим соседством вечное соседство в
бренной нашей жизни смешного и жуткого, радостного и печального и даже,
пожалуй, бытиЯ и небытиЯ, а все ж поразилсЯ, что зловещим адресом обозначен
изЯщный, голубенький, такой на вид тихий и спокойный, начала прошлого века
особнЯчок, которого раньше почему-то никогда и не замечал, то есть, прЯмо-таки
действительно <i>поразилсЯ</i>&nbsp;-- не шел особнЯчку зловещий адрес!
‚стретили €вана Ђлександровича радушно, отобрали паспорт длЯ оформлениЯ
пропуска, проводили в небольшую комнату, где и попросили обождать. ‘пециально
длЯ этого, надо думать, и отведеннаЯ, кроме стульев содержала она и небольшой
голубенький&nbsp;-- как сам особнЯк&nbsp;-- стол, на котором лежало несколько
старых «Џравд» да потрепанный номер «ћного натуралиста». €ван Ђлександрович,
чтобы отвлечьсЯ, взЯл журнальчик в руки, начал листать, что-то читать
безмысленно, как вдруг наткнулсЯ на фразу: «ѓолубь&nbsp;-- птица жестокаЯ,
кровожаднаЯ, способнаЯ медленно, хладнокровно заклевать более слабого голубЯѕ»
‘ отвращением отбросил €ван Ђлександрович журнал и начал <i>ждать просто</i>, и
первые минут пЯтнадцать выходило это у него недурно, а потом в душу стала
прокрадыватьсЯ тревога: а ну как жуткое ожидание выбьет из-под ног твердую
нравственную основу, на которой он по дороге сюда столь незыблемо утвердилсЯ? €
начал €ван Ђлександрович прЯмо-таки гипнотизировать себЯ, заклинать, что ни за
что на свете приЯтелеву фамилию он <i>им</i> не назовет, ни за какие блага, ни
под каким страхом, хоть, знаете, кол у него на голове тешите&nbsp;-- не назовет
и все тут! € до того €ван Ђлександрович дозаклиналсЯ, что даже как-то не вдруг
понЯл, что приглашают его <i>пройти в кабинет</i>.<p>
—то ж вы, ›ваны ›лыкысаныдырывычы! укоризненно отнессЯ к нему €горь
Љонстантинович (€ван Ђлександрович сразу понЯл, что человек за столом €горь
Љонстантинович и есть). Љак же это вы так?! и столько сочувствиЯ заключалось в
укоризне этой, что €вану Ђлександровичу ужасно стыдно за себЯ стало&nbsp;--
куда стыднее, чем в баньке&nbsp;-- за себЯ, за ничтожную свою малость, за
некрасивые свои мысли и поступки, за ‹ариску, за Ђльмиру, за кощунственное
желание руки над листом и жуть как захотелось повинитьсЯ, покаЯтьсЯ перед
молодым, обаЯтельным, прекрасно одетым человеком, покаЯтьсЯ и даже фамилию
сакраментальную назвать. €ван Ђлександрович потупилсЯ, и €горь Љонстантинович
понЯл, <i>что</i> происходит в душе гостЯ, понЯл и сказал снова сочувственно,
но уже без былой укоризны, а великодушно, тоном милосердиЯ и прощениЯ:
вижу-вижу, осознали вы свою вину и больше уж, наверное, ны будыты. Ќу и
ладненько. Ќу и замечательно. ‚сего вам доброго. Љак же? удивилсЯ €ван
Ђлександрович. Ђ <i>фамилиЯ</i>? …го фамилиЯ: €-ва-нов! Ќе надо, покачал
головою €горь Љонстантинович. Ќе надо фамилию. ‚се фамилии мы знаем и без вас.
‚сего вам, повторЯю, доброго. € таким приЯтным оказалось нежнейшее это
«<i>всего вам доброго</i>», таким ласковым, таким успокоительным и хорошим, что
на глазах €вана Ђлександровича выступили сладкие слезы признательности и даже,
пожалуй, высшего некоего просветлениЯ, и он, не верЯ еще до конца ощущению
своему, спросил: так Я могу идти? ’ак Я могу <i>быть свободным</i>? и, услышав
улыбчивый утвердительный игорьконстантиновичев ответ, тихонечко, спиною,
отпЯтилсЯ к дверЯм, толкнул их эдаким <i>изЯщным</i> движением зада и&nbsp;--
показалось €вану Ђлександровичу&nbsp;-- тут же очутилсЯ на улице, хоть это-то
было точно невероЯтно, потому что двери кабинета вели, конечно же, в коридор, и
часовой там стоЯл, и тамбур существовал, и паспорт €вану Ђлександровичу должны
же были, в конце концов, вернуть. Ќу и что? ’акое ли уж у нас страшное
заведение? все еще доносилсЯ из-за дверей иронически-укоризненно интонированный
голос €горЯ Љонстантиновича. Џытают у нас? ђасстреливают? ‹ейтенанты Џадучихи
работают? Ђ, €ван Ђлександрович?..<p>
Ќа улице все шло так, словно ничего не случилось: оранжево светило низкое
закатное солнце, спешили по своим делам люди, со ‘ретенки, пошевеливаЯ усами,
полз троллейбус, машины сплошным потоком текли к ‘адовому, и €ван
Ђлександрович, счастливо обалдевший от того, что <i>ничего на улице не
случилось</i>, пошел машинному потоку наперерез, но тут же услышал резкий
свисток, повернулсЯ на него и увидел милицейского сержанта. € сержант, и сам
свисток почему-то ужасно обрадовали €вана Ђлександровича. Ћн подумал: как все
же это прекрасно: нарушить Ясное и понЯтное, многократно и общедоступно
опубликованное и даже по телевидению переданное правило уличного движениЯ,
оказатьсЯ в нарушении уличенным и, честно заплатив положенный штраф, перед
законом и людьми вполне очиститьсЯ, искупить вину,&nbsp;-- потом достал из
кармана трешницу и, далеко вытЯнув ее перед собою, пошел на постового. ’от,
однако, иваналександровичевы деньги отстранил, взЯл под козырек и произнес: что
ж вы, товарищ, по сторонам не глЯдите? ’к ведь недолго и с жизнью расстатьсЯ.
‚он переход, ступайте!&nbsp;-- и то, что сержант €вана Ђлександровича тоже
<i>простил</i> и даже <i>товарищем</i> назвал (хотЯ и вполне готов был €ван
Ђлександрович за свой проступок расплатитьсЯ сполна и никакого зла на сержанта
держать не стал бы)&nbsp;-- это уж показалось €вану Ђлександровичу некой
вершиною, слиЯнием с человечеством, выЯвлением мировой гармонии, музыкою сфер и
даже, возможно, тем, что еще два с половиной тысЯчелетиЯ назад назвал
Ђристотель до самого этого момента не совсем €вану Ђлександровичу понЯтным
словом <i>катарсис</i>.<p>
€ван Ђлександрович перешел улицу строго в положенном месте и обернулсЯ, чтобы
еще раз послать заботливому постовому счастливую и благодарную улыбку, но тут
резкий, пронзительный, <i>тревожный</i> диссонанс вмиг разрушил <i>музыку
сфер</i>, наполнЯвшую душу, и, забыв про сержанта, долго стоЯл €ван
Ђлександрович, пытаЯсь разобратьсЯ, откуда диссонанс взЯлсЯ. € вот осознал,
выделил его, наконец, из густого цветного шума противоположной стороны улицы:
зеленое платье ‹ариски!<p>
€ван Ђлександрович совсем было собралсЯ окликнуть жену, как вдруг с ужасом и
растерЯнностью понЯл, что онаѕ исчезла. Џричем, не просто исчезла, бесследно,
так сказать, растворЯсь в воздухе&nbsp;-- это было бы еще куда ни шло!&nbsp;--
а <i>исчезла в том самом подъезде</i>, из которого €ван Ђлександрович вышел
несколькими минутами раньше.<p>
€ замер растерЯнный €ван Ђлександрович, и стал перебирать в голове все
вероЯтные объЯснениЯ увиденной мизансцены, и ни одно не казалось достаточно
убедительным, и тревога за жену сменЯлась открытой ненавистью, котораЯ, в свою
очередь, оборачивалась недоумением и, в конечном счете, все тою же
непреодолимой растерЯнностью.<p>
€ тогда €ван Ђлександрович понЯл, что необоснованным, глупым, детским было
давешнее его благодушие, что, как и в случае с хорошенькой татарочкою, должен и
тут скрыватьсЯ какой-то обман, фальшь какаЯ-то, и, чтобы фальшь эту обнаружить,
схватить за хвост, охлопал себЯ €ван Ђлександрович по карманам, словно в одном
из них фальшь и скрывалась, и действительно: наткнулсЯ сквозь ткань пиджака на
что-то сравнительно твердое, картонное: паспорт! понЯл, и предчувствующаЯ
пакость рука извлекла на свет Ѓожий небольшую, покрытую царапаным полиэтиленом
книжечку вишневого цвета, пролистнула несколько первых рутинных страничек и
остановилась большим пальцем прЯмо под ладненьким, компактным, свежим лиловым
штампиком, смысловым центром которого выступало единственное слово, потому,
наверное, и выделенное и размером шрифта, и местоположением из прочих меленьких
слов и словечек: ‚›Џ€‘ЂЌ.<p>
’ут все сразу встало на свои места, и €ван Ђлександрович как-то вдруг
успокоилсЯ, свернул на Џушечную и пошел по ней дальше, вниз, в направлении
собственного дома.
<h2>
<a name="RTFToC11">11</a></h2>
€ван Ђлександрович сидел на стуле посреди комнаты (той из двух, что они с
‹арискою называли <i>гостиной</i>) у открытого на полу чемоданчика, в котором
три днЯ назад относил к приЯтелю опасную макулатуру, так скверно повернувшую
его, €вана Ђлександровича, жизнь. ѓлЯдЯ по сторонам, он не мог придумать, как
забрать с собою все, что на первое устройство может понадобитьсЯ, чтобы и
уместилось куда-то, и рук хватило бы нести, но чем дальше придумывал, тем Яснее
становилось, что задача неразрешима в принципе, словно квадратура круга. ‡а
балконной дверью как обычно квохтали, гулькали жирные голуби, давным-давно на
иваналександровичевом балконе обосновавшиесЯ, загадившие его весь и
перебиратьсЯ с него Явно не намеревающиесЯ, и тогда €ван Ђлександрович,
раздраженный нерешаемостью задачи, вскочил со стула и, словно впервые их
услышал, прЯмо-таки <i>рванулсЯ</i> на балкон.<p>
„ве птицы вспорхнули, отлетели, но недалеко, рЯдышком, на обводом идущий вокруг
седьмого иваналександровичева этажа карниз, и Ясно было, что, как только
злобный гигант уберетсЯ из их имениЯ, они тут же восстановЯт себЯ в безусловных
правах. ’ретьЯ же не улетала, а все топталась и квохтала в шалашике,
образованном древним семейным хламом. €ван Ђлександрович, готовый наброситьсЯ
на эту третью, единственную, вроде бы, ему доступную, поймать, схватить,
оторвать голову, что так нахально поглЯдывала совсем стеклЯнными, холодными
бусинами (хоть, надо признать, не сделал бы этого €ван Ђлександрович все равно,
в каком угодно состоЯнии, в каком угодно раздражении&nbsp;-- просто по
невозможности длЯ себЯ, неспособности к пролитию чьей угодно, даже затхлой,
зажиревшей голубиной крови)&nbsp;-- дернулсЯ и напугал-таки и самую ленивую
(или самую наглую) птицу настолько, что она тЯжело взлетела и плюхнулась на
карниз рЯдом с собратьЯми, впрочем, от €вана Ђлександровича в каких-нибудь
двух, зато уж вполне недосЯгаемых шагах&nbsp;-- разве что пришло бы ему в
голову поэквилибрировать на двадцатиметровой высоте подобно нефтекамским
алкоголикам. € только решил €ван Ђлександрович, доведенный до последнего
предела свинством демонстративного полета, не полета&nbsp;-- прыжка, разорить
балконный хлам, чтобы лишить омерзительных, жирных, жестоких, полных паразитами
птеродактилей их Явочным порЯдком захваченной площади, как увидел на том самом
месте, где до последней возможности топталась третьЯ птица, несколько
птенчиков, совсем маленьких, беззащитных, поросших еще не перьЯми, а пушком.
—истым светлым пушком. Ќу и хрен с вами! подумал €ван Ђлександрович, совершенно
обезоруженный этим видом. †ивите себе на здоровьеѕ а голуби, словно позволениЯ
только и дожидались, вернулись на привычное место, заквохтали, загулькали,
запереступали громко по жести подоконника.<p>
Љвадратура круга решилась как-то сама собою: €ван Ђлександрович закрыл чемодан,
пхнул его под диван и бросил в синюю спортивную сумку (подарок ‹арискиных
родителей ко дню рождениЯ) пару рубашек (еще ‹ариска стирала), плавки, мыльницу
да зубную щетку, принЯл на дорогу душ (‹арискина купальнаЯ шапочка перед
глазами, розоваЯ; ‹арискин крем&nbsp;-- белый шарик на стеклЯнной полочке у
зеркала)&nbsp;-- и вышел вон. “ порога отцепил с брелочка квартирный ключ и
положил под резиновый придверный коврик.<p>
…хать было надо, но абсолютно некуда: отец €вана Ђлександровича погиб на войне,
мать в сорок девЯтом посадили, и там, в лагере, она и померла, а €вана
Ђлександровича разыскала в пЯтьдесЯт четвертом и забрала из детдома тетка,
собственно не тетка даже, а материна подруга: они вместе сидели, и подруга
пообещала, если выйдет и цела будет, разыскать ‚анечку и о нем позаботитьсЯ. Ќо
и тетка давно умерла. Љоммунальную комнатку, что осталась после нее, €ван
Ђлександрович сдал государству, когда въезжал с ‹арискою в свой кооператив, и
сейчас в комнатке, наверное, живут какие-то чужие люди, вроде как голуби на
<i>бывшем</i> его балконе.<p>
Ђ больше у €ван Ђлександровича на всем белом свете не было никого.<p>
Ќа Ѓелорусском вокзале, куда привела €вана Ђлександровича полнаЯ, совершеннаЯ
свобода ситуации, у каждой кассы толпились жуткие очереди, и он, прежде чем
пристроитьсЯ к одной из них и, выстоЯв положенное времЯ, назвать кассирше
первый пришедший в голову населенный пункт, вышел на перрон. Ќа ближнем пути
стоЯл, готовый к отходу, поезд «Њосква-Ѓерлин». ’олпа вела себЯ подобающе: была
оживлена, шумела, толкалась громоздкими чемоданами, тележками носильщиков и
скорее смеЯлась, нежели плакала. “лыбнулсЯ и €ван Ђлександрович.<p>
€ вдруг услышал откуда-то не то что бы издалека, вагона, приблизительно, от
шестого, выученную в пЯтом классе, потом надолго забытую и снова недавно
припомненную мелодию&nbsp;-- мажорную, нежную, сладкую:<p>
<A href="golub1.gif">Click here for Picture </A><p>
€ван Ђлександрович протиснулсЯ ближе и увидел десЯтка полтора молодых немцев и
немочек в стройотрЯдовских гимнастерках.<p>
<p>
<tt><i>Und wir wьnschen, --</i></tt><p>
<tt><i></i></tt><p>
пели немцы под дудочку и гитару, --<p>
<p>
<tt><i>             	fьr die Reise</i></tt><p>
<tt><i>Freude und viel Glьck.</i></tt><p>
<tt><i>Kleine weiџe Friedenstaube,</i></tt><p>
<tt><i>Kommt recht bald zurьck!..</i></tt><a
href="golub_fn.html#fn1">[7]</a><i></i><p>
<i></i><p>
€вану Ђлександровичу показалось, что это те самые, нефтекамские, он даже,
кажетсЯ, адвентиста среди них узнал, и, приподнЯвшись на цыпочки, помахал ему
рукою. Ќет, не ему, а, пожалуй, всем им сразу. € кто-то в поющей группке
дружелюбно ответил&nbsp;-- только не понЯть было: узнав, или просто, от
хорошего настроениЯ. €ван Ђлександрович снова улыбнулсЯ и теперь уже
окончательно пошел в кассовый зал.<p>
Ѓольше €вана Ђлександровича никто никогда не видел.<p>
<p>
<p>
1980 г.<p>
<p>
<p>

---------------------------------------------------------------
        ЏримечаниЯ
1 Kleine weiџe Friedenstaube (rus.).<p>
2 Њаленький белый голубь миpа, = ‹ети над стpаной... (нем.)<p>
3 ‚сем людЯм, большим и маленьким, = …сть ты хоpошо известен (нем.).<p>
<a name="fn0">[4 ‹ети над большой водой,<p>
  Ќад гоpой и долиной.<p>
  Џpинеси всем людЯм миp,<p>
  Џpиветствуй их тысЯчу pаз (нем.).]</a><p>
5 „обpый день (нем.).<p>
6 «‚одовозовъ &amp; сынъ».<p>
<a name="fn1">[7 € мы желаем ...длЯ путешествиЯ<p>
  ђадости и много счастьЯ.<p>
  Њаленький белый голубь миpа,<p>
  Џpиходи поскоpее назад!.. (нем.).
---------------------------------------------------------------