скопических масштабов спокойного адского  небытиЯ.  ‘вЯтые
не  могут умалитьсЯ так, как €сточник свЯтости. Ђ возвеличитьсЯ
до раЯ может всЯкий грешник -- и ‹ьюис  описывает  развратника,
который  отказываетсЯ -- или, пожалуй, только решает отказатьсЯ
-- от похоти, и в тот же миг жалкаЯ похоть его преображаетсЯ  в
мощную  любовь.  Ћн  остаетсЯ  в  раю -- в отличие от философа,
который так и не обнаруживает в себе сил отказатьсЯ -- или хотЯ
бы захотеть отказатьсЯ -- от размышлений о Ѓоге длЯ размышлений
в Ѓоге.
     ’ворчество ‹ьюиса,  напомню  --  апологетика.  ЃэньЯн  мог
спокойно  зашифровывать свои аллегории -- он знал, что читатели
располагают ключами. ‘овременный  отечественный  (не  скажу  за
англичан)   читатель   самостоЯтельно  расшифровать  льисовские
аллегории не способен просто потому, что плохо знаком  с  Ќовым
‡аветом  и  еще  меньше -- с собственной душой. Ђ весь огромный
аллегорический мир ‹ьюиса, ’олкина или ЃэньЯна --  это  и  есть
одна-единственнаЯ   человеческаЯ   душа.  Џрелестные  жеманницы
рисовали карты страны ‹юбви, помечаЯ острова ђевности и  заливы
ЃлагоговениЯ -- но все это были карты их собственных душ; так и
карты  сказочных  стран,  заботливо  прикладываемые  к изданиЯм
’олкина  (их  можно  составить  и  длЯ  сказок  ‹ьюиса,  и  длЯ
"ђасторжениЯ брака") -- все карты и нашей "психэ".
     ’ак  мы оказываемсЯ перед второй частью творчества ‹ьюиса,
к которой относитсЯ и самаЯ знаменитаЯ его  книжка  --  "Џисьма
Ѓаламута".  Ќа  первый  взглЯд,  эта  книга  кажетсЯ  еще одной
аллегорией --мелкий бесенок, приставленный  к  новообращенному,
пишет  старшому  в  ад  отчеты  о достижениЯх и провалах своего
искусительства. Ќо аллегоричности здесь нет и в помине  --  вот
почему  ‹ьюис так мучилсЯ, сочинЯЯ эту книгу. Ћна стоит в одном
рЯду не с аллегориЯми, а  с  психологическими  эссе  ‹ьюиса.  ‚
своих  очерках о любви, о страдании, о чудесах, он всегда прЯм,
он не сочинЯет карту, а оперирует  душу  --  свою  собственную,
разумеетсЯ.   ќто   не   беззаботнаЯ  монтеневскаЯ  эссеистика,
предназначеннаЯ прежде всего длЯ себЯ и тем  поучительнаЯ.  ќто
эссеистика  апологетическаЯ, эссеистика, рассказывающаЯ о душе,
как биолог рассказывает о слоне, дотошно и реалистично,  иногда
даже  немного  занудно, когда хочетсЯ поторопить ‹ьюиса -- ведь
все понЯтно, зачем такие  детали.  Ќо  торопитьсЯ  нельзЯ,  как
нельзЯ  в  анатомическом  атласе  помешать  абрисы и контуры. ‚
данном случае краткость точно совпала бы с поверхностностью.  Ђ
‹ьюис  забираетсЯ  со  ступеньки  на ступеньку в глубь души, от
самых поверхностных ее движений и рефлекторных реакций до жизни
серьезной, оборонЯющейсЯ не от внешних  пакостей  окружающей  и
заедающей  среды,  а  от  греха  и  смерти  в  самой  себе. …го
размышлениЯ -- не философские, не научные, не исторические -- а
практические. …сли понимать, что  означает  равенство  греха  и
болезни, то его эссеистику можно называть не психологической, а
психиатрической.   ќто  атлас  длЯ  хирурга-в-себе,  карта  длЯ
путешественников. ќто аскетика длЯ не-аскетов.
     Ђллегоризм и схематизм в книгах ‹ьюиса, однако,  абсолютно
не ощущаютсЯ. Ћни -- часть "большой", "современной" литературы,
котораЯ  выросла  из  аллегоризма,  но  именно -- выросла. ‘емЯ
лопнуло и превратилось в нечто абсолютно на  себЯ  не  похожее.
‹ьюис  писал  не потому, что его распирали мысли, а потому, что
он видел картинки. ‘казки начались с назойливо вторгающегосЯ  в
мысли  образа  фавна  с зонтиком (что напоминает, разумеетсЯ, о
кролике с перчатками, начинающем  приключениЯ  Ђлисы  в  стране
чудес). ђоман "‡а пределы Ѓезмолвной планеты" началсЯ с видениЯ
жгучего  и доброго космоса, удивительных марсианских каналов, а
роман "Џереландра" -- с картинки плавающих островов.
     ќто объЯснЯет, почему сказки  ‹ьюиса  написаны  не  в  том
порЯдке,  в  котором  рекомендованы им самим к чтению. Џисались
они -- как  виделись,  а  виделись  они,  наверное,  в  порЯдке
важности.  ‘амаЯ  перваЯ,  опубликованнаЯ  в 1950 году -- "‹ев,
колдуньЯ и платЯной шкаф" -- это  само  …вангелие,  рассказ  об
€скуплении  через  ђаспЯтие  и о ‚оскресении. ‚торой поЯвлЯетсЯ
сказка "Џринц Љаспиан" -- о вере в невидимого •риста и  доверии
к  чужой  вере,  на  которой  основана –ерковь. ’ретьей пишетсЯ
"Џокоритель зари" --  о  жизни  в  –еркви  и  о  ее  центре  --
…вхаристии, литургии. —етвертаЯ сказка "‘еребрЯное кресло" -- о
необходимости  соблюдать  Ѓожию  заповедь,  церковный канон вне
зависимости от степени  их  пониманиЯ.  Ќо  затем  ‹ьюис  пишет
сказку  "Љонь  и  его  мальчик",  котораЯ  сюжетно  оказываетсЯ
третьей по порЯдку и о которой уже трудно сказать, рассказывает
ли она о каком-то конкретном пункте  катехизиса  или  вообще  о
постепенном  открытии  •риста  человеком.  € лишь затем, шестой
пишетсЯ   перваЯ   по   теме   сказка:   "ЏлемЯнник   чародеЯ",
рассказывающаЯ  о  ’ворении  мира.  ‘едьмой  пишетсЯ седьмаЯ --
"ЏоследнЯЯ битва" -- о ‚тором Џришествии •ристовом, о  ‘трашном
‘уде  и  Ќебесном €ерусалиме (в этой сказке, по моему мнению, у
‹ьюиса вдруг прорвались  застарелые  антикатолические  рефлексы
предков:  один  из  главных  героев  -- осел -- просто очевидно
воплощает идею Џапы ђимского).
     ’ри романа ‹ьюиса читаютсЯ захватывающе тоже  потому,  что
они  не  вымучены  из  головы.  ‚идимо, "механику" их написаниЯ
просто невозможно  раскрыть.  Џоводом  длЯ  их  написаниЯ  было
разочарование  ‹ьюиса  и  ’олкина  в  научной фантастике. Ћбоим
хотелось чего-то большего, чем Ѓэрроуз --  и  они  решили,  что
’олкин  напишет  роман  о  путешествии  во  времени (заслуженно
забытый ныне), а ‹ьюис -- о космическом путешествии (это и есть
"‡а пределы Ѓезмолвной планеты"). Љонечно, к научной фантастике
эти произведениЯ отношениЯ  не  имеют  --  это  просто  хорошаЯ
литература.  Џравда,  вообще  неЯсно,  возможна  ли  какаЯ-либо
фантастика в этом мире. ‚ конечном счете,  три  разумные  расы,
которыми  ‹ьюис  заселил  Њарс,  эльфы,  гномы и орки, которыми
’олкин заселил свое ‘редиземье, -- это  всего  лишь  воплощениЯ
различных  сторон человеческой личности (обычно даже еще уже --
тела, души и духа, по делению ЂристотелЯ). ‚прочем, то же можно
сказать    о    бесчисленных    попытках    изобразить    нечто
внечеловеческое  --  начинаЯ  с  уэллсовских лунЯн до разумного
океана ‹ема.
     ђоманы ‹ьюиса, как и его сказки, можно считать катехизисом
-- и нужно, чтобы не предъЯвлЯть к  ним  ошибочных  требований.
"‡а  пределы Ѓезмолвной планеты" посвЯщена, богословски говорЯ,
дохристианской части ‘имвола ‚еры -- рассказу о том, что  такое
’ворение,  каковы  его  взаимоотношениЯ  с  ’ворцом,  что такое
Џромысел, ‘мерть, ‚олЯ ЃожиЯ, Ђнгелы. ќто роман о Язычестве  --
причем,  наибольшим  Язычником  в  нем  оказываетсЯ  английский
профессор “эстон, готовый отдать человека длЯ жертвоприношениЯ,
чтобы  достичь  любой  цели,  более  того  --   истолковывающий
совершенно   невинное   желание   увидеть  человека  как  жажду
жертвоприношениЯ.  "Џереландра"  --  рассказ  о   грехопадении,
правда, неудавшемсЯ; но тем эффектнее рассказ. "ЊерзейшаЯ мощь"
-- рассказ  о  –еркви,  и именно это объЯснЯет, почему действие
происходит на земле: бессмысленно учить человека жить в –еркви,
в религиозном общении, во  внеземной  обстановке.  Џо  этой  же
причине   ‹ьюис  выбрал  именно  ту  среду  --  университетскую
английскую -- которую единственно  знал  на  собственном  опыте
церковной   жизни.  Џо  этой  же  причине  ни  один  из  героев
"Њерзейшей мощи" не выписан  тщательно.  ‹ьюис  обрисовывал  не
отдельных    христиан,    а   противостоЯние   –еркви   •риста,
составленной из слабых, разного образовательного и  социального
уровнЯ  людей  во  главе  с ђэнсомом, и того, что апостол Џавел
назвал "церковью сатаны" и что ‹ьюис воочию увидел  в  фашизме,
коммунизме,   а   отчасти  и  во  всЯком  собирании  людей  длЯ
удовлетворениЯ своей гордыни.  ЏриходитсЯ  говорить  эти  вещи,
которым лучше бы оставатьсЯ под спудом, по той простой причине,
что  христиан  среди  читателей  и, тем паче, сообразительных и
образованных литературных критиков романов ‹ьюиса  всегда  было
меньшинство, отчего романы часто понимали совершенно превратно.
‘амым  удивительным извращением было понимание "Њерзейшей мощи"
как   памфлета   против   науки,   когда   ‹ьюис   неоднократно
предупреждает  читателей,  что  его  сатанисты -- совершенно не
ученые, а вовсе даже администраторы.
     ‚озможностей длЯ превратного пониманиЯ  романы  ‹ьюиса  --
как   и   любые  романы  --  дают  много.  ‘амаЯ,  может  быть,
распространеннаЯ претензиЯ, это -- зачем ‹ьюис так  кровожаден.
ѓерой  бьетсЯ  с  сатаной  не  только  молитвой, но и кулаками;
"церковь сатаны" в буквальном  смысле  пожирает  самое  себЯ  в
потоках  крови.  Џрипоминают  еще  и  —естертона,  у которого в
рассказах масса трупов,  а  в  доме  была  коллекциЯ  холодного
оружиЯ.  …сли  вы  -- христиане, то почему не можете как-то все
устроить без кровопролитиЯ?  ’акаЯ  претензиЯ  основана  не  на
абсолютном   незнании   …вангелиЯ   (которое   все   --  вокруг
кровопролитиЯ  на  Љресте),  а  на   знании   …вангелиЯ   через
сладенькие проповеди, которым нет переводу в любую эпоху. Ћтвет
критикам,  желающим примирениЯ всех и всЯ в одних кисло-сладких
объЯтиЯх, ответ очень трезвый и Ясный, содержитсЯ все в том  же
"ђасторжении брака".
     Љровь  и  любовь  --  Њарс и ‚енера -- война и мир. Џросто
удивительно, с какой настойчивостью критики  религии  вообще  и
христианства  в  частности  упрекали  религию  в том, что крови
"слишком  много",  а  любви  "слишком  мало".   ђоманы   ‹ьюиса
вызывающе уравновешены в этом отношении -- но упреки раздаютсЯ.
‹ьюис  вообще  не  касалсЯ  романных тем, не говорЯ уже о темах
эротических. Ќо "ЊерзейшаЯ мощь" -- роман о –еркви,  а  –ерковь
есть  такой  союз,  ближайший  аналог  которому -- брак. •риста
апостол назвал †енихом –еркви. Џоэтому последний роман трилогии
пронизан преображенной,  Я  бы  даже  сказал  --  христианской,
сексуальностью.  Ћдин  из  критиков утверждал, что в "Њерзейшей
мощи" лишь один абзац уделен сексу --  в  разговоре  ђэнсома  с
Њерлином  о  жителЯх  обратной  стороны  ‹уны. ѓрандиознаЯ и по
одному этому Явно невольнаЯ слепота: ведь  роман  начинаетсЯ  с
обсуждениЯ  брачной проблемы в ее самом интимном ракурсе, зло в
нем крепко  свЯзано  с  мужчинами,  похожими  на  женщин,  и  с
женщинами,   похожими   на   мужчин.   ‡аканчиваетсЯ  же  роман
совокуплЯющимисЯ слонами и  людьми  --  но  недоброжелатель  не
примечает и двух слонов.
     “тверждениЯ  ‹ьюиса  о  том,  что  всЯ  его  беллетристика
выросла  не  из  желаниЯ  в  художественной   форме   преподать
богословие,  а  из одержимости странными и интересными образами
-- безусловно искренне. ’ем интереснее тот факт, что по крайней
мере из двух интереснейших картинок, которыми ‹ьюис был одержим
последние годы жизни, не вышло романов. ‹ьюис начал их  писать,
но  не смог пойти дальше отдельных глав и набросков. Ћдин роман
должен был строитьсЯ вокруг видениЯ  Њрачной  Ѓашни:  заурЯдный
англичанин вдруг видит себЯ мифическим минотавром, свой городок
-- полубезумным окружением вавилонской башни. €з его лба растет
рог, и все тело его жаждет крови -- к нему приводЯт жертву и он
вонзает  в  нее  свой  рог,  утолЯЯ эту жажду. € все времЯ идет
строительство странного сооружениЯ, которое должно свЯзать  два
параллельных  мира  --  мир  мрака  и  мир  ‡емли. „ругой роман
("„есЯть лет спустЯ") отправлЯлсЯ  от  другой  картинки:  ‹ьюис
вдруг  представил  себЯ  воином,  сидЯщим  внутри  пресловутого
троЯнского конЯ,  а  главное  --  представил,  что  должен  был
чувствовать  Њенелай,  увидев …лену Џрекрасную через десЯть лет
разлуки. ‚новь и вновь мысль и воображение ‹ьюиса  возвращались
к  теме,  котораЯ -- будь она реализована полностью -- точно бы
соответствовала  одному  из  завершающих  разделов  катехизиса,
трактующего  о  почитании  икон,  о  соотношении  икон и Ћбраза
ЃожиЯ,  о  свЯзи  двух  миров.   Ќичто   так   не   далеко   от
иконопочитаниЯ  как  протестантизм  эпохи  ‹ьюиса  -- но логика
христианской жизни подталкивала его в этом направлении, хотЯ  и
не  сумела  проломить  какой-то  преграды,  не  личной даже, но
национально-культурной,  укорененной  в  веках  иконоборчества.
‹ьюис  возвращалсЯ  к теме иконы и Џервообраза вновь и вновь; у
него есть  литературоведческаЯ  работа  "Ћтброшенный  образ"  и
непопулЯрный  роман  "Џока  мы лиц не обрели". ЏотерЯв любимую,
‹ьюис назвал Ѓога "великим иконоборцем", ибо жена была длЯ него
Ярчайшим  образом  Ѓожиим.  ‡десь  --  след  великой   трагедии
человека,   подошедшего   вплотную   к   осмыслению   парадокса
иконопочитаниЯ, но не совершившего то, что было выше его сил.
        x x x
     ‡десь  --  где   кончаетсЯ   (осуществленное   ‹ьюисом   и
начинаетсЯ  несвершенное,  где начинаетсЯ мир, в котором многое
было дано  сказать  другим  --  мы  подходим  к  последней  его
загадке. ‹ьюис и ’олкин -- судьбы, сошедшиесЯ на времЯ в личной
дружбе   и   навечно,   казалось   бы,  разведенные  в  истории
литературы. Љак возможно, что  трилогиЯ  неофита  ‹ьюиса  вышла
благочестивее   трилогии  потомственного  католика  ’олкина?  €
почему,   в   конце   концов,   абсолютно    лишеннаЯ    всЯких
аллегорических  и  неаллегорических  выходов на все религиозные
предметы трилогиЯ ’олкина более популЯрна? Ћна популЯрнее среди
всех -- и христиан, и не-христиан. Џо ней  снимают  фильмы,  по
романам ‹ьюиса -- нет. ’иражи их просто несопоставимы. ’олкин в
ђоссии  вышел  четырежды,  когда  трилогию ‹ьюиса только начали
издавать. …сть в ђоссии и общества поклонников  ’олкина  --  но
нет  поклонников Џереландры и Њалельдила (о сказках Я сейчас не
говорю).
     Ћтвет обнаруживаетсЯ в истории  христианского  богословиЯ.
Ћно  знает  два  способа  говорить  о  Ѓоге:  положительно  или
отрицательно. Љруг ведь  можно  нарисовать,  заштриховываЯ  его
плоскость  черным,  а можно -- заштриховываЯ черным поле вокруг
круглого кусочка чистого листа. Њожно говорить о Ѓоге:  "Ћн  --
то-то  и  то-то"  (и  это  всегда  будет  аллегорией,  ибо  все
известные нам "то-то", даже самый свет и жизнь, сотворены Ѓогом
и Ѓогом не ЯвлЯютсЯ). Ђ можно говорить: "Ѓог --не то и не то".
     ‹ьюис выбрал первый путь, путь положительного  богословиЯ;
’олкин   --   второй.  Њир  ‘редиземьЯ,  который  он  создал  в
фантастической трилогии "Џовелитель колец",  на  первый  взглЯд
близок  к  миру  Языческому,  к  миру  рыцарских  романов. Ќо и
Язычники,  и  рыцари  были  отнюдь  не   внерелигиозны   и   не
безрелигиозны.  џзычники знали очень даже много богов, а рыцари
могли поклонЯтьсЯ •ристу, Џеруну, Ћдину, Ђллаху,  ”ортуне  или,
на худой конец, собственной силе. ѓерои ’олкина удерживаютсЯ от
обращениЯ к Ѓогу, “даче или своей мощи даже тогда, когда все их
к  этому  подталкивает.  €х  мир  начисто лишен тех религиозных
субстанций,  которые  заполнЯли  мировоззрение  Язычников   или
героических  эпосов.  …го  герои  переполнены  надеждой  --  но
надежда  эта  возложена   на   абсолютно   не   названное,   не
обозначенное  пространство,  на пустоту. € -- держитсЯ! ‚от эта
огромнаЯ пустота, совершенно гениально не названнаЯ --  и  есть
Ѓог, более того -- Ѓог Ѓиблии, Ѓог ‹ьюиса, Ѓог –еркви.
     ‚ыбранный  ’олкином  путь  "отрицательного  богословиЯ" не
только приманчивее (хотЯ в отсутствие таланта этот  путь  может
быть  и занудным, и бездарным). Ћн не отпугивает необходимостью
думать, искать затаенный смысл -- ибо смысл  целенаправленно  и
полностью  изъЯт. ’олкин действительно развлекает, не поучаЯ --
чего ‹ьюис не смог избежать. Џуть ’олкина выгоднее  богословски
-- ибо,  не  говорЯ ничего о Ѓоге положительно, ’олкин избегает
риска ошибитьсЯ.  Ѓогослов  может  предъЯвить  трилогии  ‹ьюиса
массу  претензий.  Ћтсутствует  четкаЯ  граница  между природой
ангелов и ‘ына ЃожиЯ, более того -- •ристос назван Њалельдилом,
"большим ангелом". Ќе ведающие греха творениЯ Ѓожий  изображены
как  смертные -- что в высшей степени сомнительно. ‚ообще ‹ьюис
слишком  склонен  к  платоническому  разделению  идеального   и
реального,   он   склонен  считать  –арство  Ѓожие  не  столько
закваской в этом мире и преображением его в Ѓоге, сколько неким
параллельным пространством. Ђ ’олкину вменЯть в вину нечего  --
ибо  он  ничего  вообще не сказал. €звестно, однако, что вакуум
крепче соединЯет две полусферы, нежели любые свЯзи и цепи.
     Џуть ’олкина притЯгательнее не только кажущейсЯ легкостью.
Ћн поражает  в  самое  сердце  мир,  который  облечен  в  броню
кокетливого  религиозного  целомудриЯ,  который  боитсЯ всЯкого
слова о Ѓоге, которому уже  "плешь  проели"  повторением  имени
•риста,  который  склонен затыкать уши. слушаЯ любую проповедь,
заведомо почитаЯ ее пошлостью. Ќаш мир --  не  одна  из  многих
цивилизаций,   а   цивилизациЯ,   веками  бывшаЯ  христианской,
"переевшаЯ" христианства (пресного,  разумеетсЯ,  то  есть  без
•риста).  Џоэтому прЯмой или хотЯ бы аллегорический разговор на
подобные темы в нашей культуре часто отпугивает слушателей,  не
начавшись.
     Љто  любит  ‹ьюиса  "больше",  чем  ’олкина,  скажет в его
защиту, что мир ‹ьюиса -- прЯм,  мир  ’олкина  --  кривоват.  “
‹ьюиса   злодей   носит   фамилию   "“эстон",  происходЯщее  от
английского слова "‡апад" -- прЯмаЯ отсылка к той стороне мира,
где традиционно помещались владениЯ зла, сатаны. ’олкин же  эти
владениЯ  разместил на востоке, где религиозное сознание всегда
помещало ‘вЯтыню. € это не издевательство, не попытка извратить
тысЯчелетнюю   мифологическую   традицию,   давно   ушедшую   в
подсознание.  ќто  ответ  миру, который сам извратил все и всЯ,
перепутал все стороны света, все иерархии ценностей и  гадостей
переставил  с  ног  на голову. Ђполлон перед кривым зеркалом не
узнает себЯ. Ќо если вы, волею родовой своей истории,  родились
горбатым  уродом, то лишь зеркало, искусно искривленное, сможет
показать вам ваш истинный  облик  Ѓожьего  подобиЯ,  красоты  и
величиЯ.  €менно такое кривое зеркало, помогающее искривленному
сознанию современного человека без всЯких слов увидеть  в  себе
€стину,  создал  ’олкин.  Ћн  действительно  оказалсЯ,  в  этом
смысле, более искусным христианским апологетом, нежели ‹ьюис.
     ‘овершенно не случайно, таким  образом,  ’олкин  проник  в
ђоссию  раньше.  Ѓолее  того:  при большевиках ’олкин, при всем
своем  аполитизме  и  кажущейсЯ  безрелигиозности,  оказалсЯ  в
черном  списке:  дважды пробили через цензуру, выпустили первый
том его трилогии, но остальные тома  увидели  свет  лишь  после
освобождениЯ  печати. ’олкина активно -- хотЯ крайне неумело --
переводили сразу несколько  самиздатских  анонимов.  ’ак  --  в
российском самиздате 1970-1980-х годов -- он опЯть соединилсЯ с
‹ьюисом,  которого  переводили  и  распространЯли духовные дети
отца Ђлександра ЊенЯ. €здание трилогии ‹ьюиса отдельно  поможет
им  соединитьсЯ  уже не длЯ узкой самиздатской аудитории, а длЯ
всей русской читающей публики. Ќет  сомнениЯ,  что  кто-то  все
равно   больше   будет   почитать   ’олкина,  а  кто-то  станет
почитателем ‹ьюиса -- не беда. ѓлавное --  что  жить  читателЯм
этих  романов  станет интереснее, вдохновеннее и вернее в самом
изначальном смысле этого слова.

                    <a href=http://www.krotov.org>џ. Љротов</a>