Ђнтон Џавлович —ехов. „ушечка

Ћцените этот текст:
Ђнтон Џавлович —ехов. „ушечка

Ћленька, дочь отставного коллежского асессора ЏлемЯнникова, сидела у
себЯ во дворе на крылечке задумавшись. Ѓыло жарко, назойливо приставали
мухи, и было так приЯтно думать, что скоро уже вечер. ‘ востока надвигались
темные дождевые тучи, и оттуда изредка потЯгивало влагой.
‘реди двора стоЯл Љукин, антрепренер и содержатель увеселительного сада
"’иволи", квартировавший тут же во дворе, во флигеле, и глЯдел на небо.
- ЋпЯть! - говорил он с отчаЯнием. - ЋпЯть будет дождь! Љаждый день
дожди, каждый день дожди - точно нарочно! ‚едь это петлЯ! ќто разоренье!
Љаждый день страшные убытки!
Ћн всплеснул руками и продолжал, обращаЯсь к Ћленьке:
- ‚от вам, Ћльга ‘еменовна, наша жизнь. •оть плач! ђаботаешь,
стараешьсЯ, мучишьсЯ, ночей не спишь, все думаешь, как бы лучше, - и что же?
‘ одной стороны, публика, невежественнаЯ, дикаЯ. „аю ей самую лучшую
оперетку, феерию, великолепных куплетистов, но разве ей это нужно? ђазве она
в этом понимает что-нибудь? …й нужен балаган! …й подавай пошлость! ‘ другой
стороны, взглЯните на погоду. Џочти каждый вечер дождь. Љак зарЯдило с
десЯтого маЯ, так потом весь май и июнь, просто ужас! Џублика не ходит, но
ведь Я за аренду плачу? Ђртистам плачу?
Ќа другой день под вечер опЯть надвигались тучи, и Љукин говорил с
истерическим хохотом:
- Ќу что ж? € пускай! Џускай хоть весь сад зальет, хоть менЯ самого!
—тоб мне не было счастьЯ ни на этом, ни на том свете! Џускай артисты подают
на менЯ в суд! —то суд? •оть на каторгу в ‘ибирь! •оть на эшафот! •а-ха-ха!
€ на третий день то же...
Ћленька слушала Љукина молча, серьезно, и, случалось, слезы выступали у
нее на глазах. ‚ конце концов несчастьЯ Љукина тронули ее, она его полюбила.
Ћн был мал ростом, тощ, с желтым лицом, с зачесанными височками, говорил
жидким тенорком, и когда говорил, то кривил рот; и на лице у него всегда
было написано отчаЯние, но все же он возбудил в ней настоЯщее, глубокое
чувство. Ћна постоЯнно любила кого-нибудь и не могла без этого. ђаньше она
любила своего папашу, который теперь сидел больной, в темной комнате, в
кресле, и тЯжело дышал; любила свою тетю, котораЯ иногда, раз в два года,
приезжала из ЃрЯнска; а еще раньше, когда училась в промгимназии, любила
своего учителЯ французского Языка. ќто была тихаЯ, добродушнаЯ, жалостливаЯ
барышнЯ с кротким, мЯгким взглЯдом, очень здороваЯ. ѓлЯдЯ на ее полные
розовые щеки, на мЯгкую белую шею с темной родинкой, на добрую, наивную
улыбку, котораЯ бывала на ее лице, когда она слушала что-нибудь приЯтное,
мужчины думали: "„а, ничего себе..." - и тоже улыбались, а гостьи-дамы не
могли удержатьсЯ, чтобы вдруг среди разговора не схватить ее за руку и не
проговорить в порыве удовольствиЯ:
- „ушечка!
„ом, в котором она жила со днЯ рождениЯ и который в завещании был
записан на ее имЯ, находилсЯ на окраине города, в –ыганской слободке,
недалеко от сада "’иволи"; по вечерам и по ночам ей слышно было, как в саду
играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Љукин
воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного врага - равнодушную
публику; сердце у нее сладко замерло, спать совсем не хотелось, и когда под
утро он возвращалсЯ домой, она тихо стучала в окошко из своей спальни и,
показываЯ ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково
улыбалась...
Ћн cделал предложение, и они повенчались. € когда он увидал как следует
ее шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил:
- „ушечка!
Ћн был счастлив, но так как в день свадьбы и потом ночью шел дождь, то
с его лица не сходило выражение отчаЯниЯ.
Џосле свадьбы жили хорошо. Ћна сидела у него в кассе, смотрела за
порЯдками в саду, записывала расходы, выдавала жалованье, и ее розовые щеки,
милаЯ, наивнаЯ, похожаЯ на сиЯние, улыбка мелькали то в окошечке кассы, то
за кулисами, то в буфете. € она уже говорила своим знакомым, что самое
замечательное, самое важное и нужное на свете - это театр и что получить
истинное наслаждение и стать образованным и гуманным можно только в театре.
- Ќо разве публика понимает это? - говорила она. - …й нужен балаган!
‚чера у нас шел "”ауст наизнанку", и почти все ложи были пустые, а если бы
мы с ‚анечкой поставили какую-нибудь пошлость, то, поверьте, театр был бы
битком набит. ‡автра мы с ‚анечкой ставим "ЋрфеЯ в аду", приходите.
€ что говорил о театре и об актерах Љукин, то повторЯла и она. Џублику
она так же, как и он, презирала за равнодушие к искусству и за невежество,
на репетициЯх вмешивалась, поправлЯла актеров, смотрела за поведением
музыкантов, и когда в местной газете неодобрительно отзывались о театре, то
она плакала и потом ходила в редакцию объЯснЯтьсЯ.
Ђктеры любили ее и называли "мы с ‚анечкой" и "душечкой"; она жалела их
и давала им понемножку взаймы, и если, случалось, ее обманывали, то она
только потихоньку плакала, но мужу не жаловалась.
€ зимой жили хорошо. ‘нЯли городской театр на всю зиму и сдавали его на
короткие сроки то малороссийской труппе, то фокуснику, то местным любителЯм.
Ћленька полнела и всЯ сиЯла от удовольствиЯ, а Љукин худел и желтел и
жаловалсЯ на страшные убытки, хотЯ всю зиму дела шли недурно. Џо ночам он
кашлЯл, а она поила его малиной и липовым цветом, натирала одеколоном,
кутала в свои мЯгкие шали.
- Љакой ты у менЯ славненький! - говорила она совершенно искренно,
приглаживаЯ ему волосы. - Љакой ты у менЯ хорошенький!
‚ великом посту он уехал в Њоскву набирать труппу, а она без него не
могла спать, все сидела у окна и смотрела на звезды. € в это времЯ она
сравнивала себЯ с курами, которые тоже всю ночь не спЯт и испытывают
беспокойство, когда в курЯтнике нет петуха. Љукин задержалсЯ в Њоскве и
писал, что вернетсЯ к свЯтой, и в письмах уже делал распорЯжениЯ насчет
"’иволи". Ќо под страстной понедельник, поздно вечером, вдруг раздалсЯ
зловещий стук в ворота; кто-то бил в калитку, как в бочку: бум! бум! бум!
‘оннаЯ кухарка, шлепаЯ босыми ногами по лужам, побежала отворЯть.
- Ћтворите, сделайте милость! - говорил кто-то за воротами глухим
басом. - ‚ам телеграмма!
Ћленька и раньше получала телеграммы от ужа, но теперь почему-то так и
обомлела. „рожащими руками она распечатала телеграмму и прочла следующее:
"€ван Џетрович скончалсЯ сегоднЯ скоропостижно сючала ждем распорЯжений
хохороны вторник".
’ак и было напечатано в телеграмме "хохороны" и какое-то еще непонЯтное
слово "сючала"; подпись была режиссера опереточной труппы.
- ѓолубчик мой! - зарыдала Ћленька. - ‚анечка мой миленький, голубчик
мой! ‡ачем же Я с тобой повстречаласЯ? ‡ачем Я тебЯ узнала и полюбила! Ќа
кого ты покинул свою бедную Ћленьку, бедную, несчастную?..
Љукина похоронили во вторник, в Њоскве, на ‚аганькове; Ћленька
вернулась домой в среду, и как только вошла к себе, то повалилась на постель
и зарыдала так громко, что слышно было на улице и в соседних дворах.
- „ушечка! - говорили соседки, крестЯсь. - „ушечка Ћльга ‘еменовна,
матушка, как убиваетсЯ!
’ри месЯца спустЯ как-то Ћленька возвращалась от обедни, печальнаЯ, в
глубоком трауре. ‘лучилось, что с нею шел рЯдом, тоже возвращавшийсЯ из
церкви, один из ее соседей ‚асилий Ђндреич Џустовалов, управлЯющий лесным
складом купца Ѓабакаева. Ћн был в соломенной шлЯпе и в белом жилете с
золотой цепочкой и походил больше на помещика, чем на торговца.
- ‚сЯкаЯ вещь имеет свой порЯдок, Ћльга ‘еменовна, - говорил он
степенно, с сочувствием в голосе, - и если кто из наших ближних умирает, то,
значит, так богу угодно, и в этом случае мы должны себЯ помнить и переносить
с покорностью.
„оведЯ Ћленьку до калитки, он простилсЯ и пошел далее. Џосле этого весь
день слышалсЯ ей его степенный голос, и едва она закрывала глаза, как
мерещилась его темнаЯ борода. Ћн ей очень понравилсЯ. €, по-видимому, она
тоже произвела на него впечатление, потому что немного погодЯ к ней пришла
пить кофе одна пожилаЯ дама, мало ей знакомаЯ, котораЯ как только села за
стол, то немедлЯ заговорила о Џустовалове, о том, что он хороший, солидный
человек и что за него с удовольствием пойдет всЯкаЯ невеста. —ерез три днЯ
пришел с визитом и сам Џустовалов; он сидел недолго, минут десЯть, и говорил
мало, но Ћленька его полюбила, так полюбила, что всю ночь не спала и горела,
как в лихорадке, а утром послала за пожилой дамой. ‘коро ее просватали,
потом была свадьба.
Џустовалов и Ћленька, поженившись жили хорошо. Ћбыкновенно он сидел в
лесном складе до обеда, потом уходил по делам, и его сменЯла Ћленька,
котораЯ сидела в конторе до вечера и писала там счета и отпускала товар.
- ’еперь лес с каждым годом дорожает на двадцать процентов, - говорила
она покупателЯм и знакомым. - Џомилуйте, прежде мы торговали местным лесом,
теперь же ‚асечка должен каждый год ездить за лесом в Њогилевскую губернию.
Ђ какой тариф! - говорила она, в ужасе закрываЯ обе щеки руками. - Љакой
тариф!
…й казалось, что она торгует лесом уже давным-давно, что в жизни самое
важное и нужное это лес, и что-то родное, трогательное слышалось ей в
словах: балка, круглЯк, тес, шелевка, безымЯнка, решетник, лафет, горбыль...
Џо ночам, когда она спала, ей снились целые горы досок и теса, длинные
бесконечные вереницы подвод, везущих лес куда-то далеко за город; снилось
ей, как целый полк двенадцатиаршинных, пЯтивершковых бревен стоймЯ шел
войной на лесной склад, как бревна, балки и горбыли стукались, издаваЯ
гулкий звук сухого дерева, все падало и опЯть вставало громоздЯсь друг на
друга; Ћленька вскрикивала во сне, и Џустовалов говорил ей нежно:
- Ћленька, что с тобой, милаЯ? Џерекрестись!
Љакие мысли были у мужа, такие и у нее. …сли он думал, что в комнате
жарко или что дела теперь стали тихие, то так думала и она. Њуж ее не любил
никаких развлечений и в праздники сидел дома, и она тоже.
- € все вы дома или в конторе, - говорили знакомые. - ‚ы бы сходили в
театр, душечка, или в цирк.
- Ќам с ‚асечкой некогда по театрам ходить, - отвечала она степенно. -
Њы люди труда, нам не до пустЯков. ‚ театрах этих что хорошего?
Џо субботам Џустовалов и она ходили ко всенощной, в праздники к ранней
обедне и, возвращаЯсь из церкви, шли рЯдышком, с умиленными лицами, от обоих
хорошо пахло, и ее шелковое платье приЯтно шумело; а дома пили чай со
сдобным хлебом и с разными вареньЯми, потом кушали пирог. Љаждый день в
полдень во дворе и за воротами на улице вкусно пахло борщом и жареной
бараниной или уткой, а в постные дни - рыбой, и мимо ворот нельзЯ было
пройти без того, чтобы не захотелось есть. ‚ конторе всегда кипел самовар, и
покупателей угощали чаем с бубликами. ђаз в неделю супруги ходили в баню и
возвращались оттуда рЯдышком, оба красные.
- Ќичего, живем хорошо, - говорила Ћленька знакомым, - слава богу. „ай
бог всЯкому жить, как мы с ‚асечкой.
Љогда Џустовалов уезжал в Њогилевскую губернию за лесом, она сильно
скучала и по ночам не спала, плакала. €ногда по вечерам приходил к ней
полковой ветеринарный врач ‘мирнин, молодой человек, квартировавший у нее во
флигеле. Ћн рассказывал ей что-нибудь или играл с нею в карты, и это ее
развлекало. Ћсобенно интересны были рассказы из его собственной семейной
жизни; он был женат и имел сына, но с женой разошелсЯ, так как она ему
изменила, и теперь он ее ненавидел и высылал ей ежемесЯчно по сорока рублей
на содержание сына. €, слушаЯ об этом, Ћленька вздыхала и покачивала
головой, и ей было жаль его.
- Ќу, спаси вас господи, - говорила она, прощаЯсь с ним и провожаЯ его
со свечой до лестницы. - ‘пасибо, что поскучали со мной, дай бог вам
здоровьЯ, царица небеснаЯ...
€ все она выражалась так степенно, так рассудительно, подражаЯ мужу;
ветеринар уже скрывалсЯ внизу за дверью, а она окликала его и говорила:
- ‡наете, ‚ладимир Џлатоныч, вы бы помирились с вашей женой. Џростили
бы ее хоть ради сына!.. Њальчишечка-то небось все понимает.
Ђ когда возвращалсЯ Џустовалов, она рассказывала ему вполголоса про
ветеринара и его несчастную семейную жизнь,, и оба вздыхали и покачивали
головами и говорили о мальчике, который, вероЯтно, скучает по отце, потом,
по какому-то странному течению мыслей, оба становились перед образами, клали
земные поклоны и молились, чтобы бог послал им детей.
€ так прожили Џустоваловы тихо и смирно, в любви и полном согласии
шесть лет. Ќо вот как-то зимой ‚асилий Ђндреич в складе, напившись горЯчего
чаю, вышел без шапки отпускать лес, простудилсЯ и занемог. …го лечили лучшие
доктора, но болезнь взЯла свое, и он умер, проболев четыре месЯца. € Ћленька
опЯть овдовела.
- Ќа кого же ты менЯ покинул, голубчик мой? - рыдала она, похоронив
мужа. - Љак же Я теперь буду жить без тебЯ, горькаЯ Я несчастнаЯ? ‹юди
добрые, пожалейте менЯ, сироту круглую...
Ћна ходила в черном платье с плерезами и уже отказалась навсегда от
шлЯпки и перчаток, выходила из дому редко, только в церковь или на могилку
мужа, и жила дома как монашенка. € только когда прошло шесть месЯцев, она
снЯла плерезы и стала открывать на окнах ставни. €ногда уже видели по утрам,
как она ходила за провизией на базар со своей кухаркой, но о том, как она
жила у себЯ теперь и что делалось у нее в доме, можно было только
догадыватьсЯ. Џо тому, например, догадывались, что видели, как она в своем
садике пила чай с ветеринаром, а он читал ей вслух газету, и еще по тому,
что, встретЯсь на почте с одной знакомой дамой, она сказала:
- “ нас в городе нет правильного ветеринарного надзора, и от этого
много болезней. ’о и дело слышишь, люди заболевают от молока и заражаютсЯ от
лошадей и коров. Ћ здоровье домашних животных, в сущности, надо заботитьсЯ
так же, как о здоровье людей.
Ћна повторЯла мысли ветеринара и теперь была обо всем такого же мнениЯ,
как он. Ѓыло Ясно, что она не могла прожить без привЯзанности и одного года
и нашла свое новое счастье у себЯ во флигеле. „ругую бы осудили за это, но
об Ћленьке никто не мог подумать дурно, и все было так понЯтно в ее жизни.
Ћна и ветеринар никому не говорили о перемене, какаЯ произошла в их
отношениЯх, и старались скрыть, но это им не удавалось, потому что у Ћленьки
не могло быть тайн. Љогда к нему приходили гости, его сослуживцы по полку,
то она, наливаЯ им чай или подаваЯ ужинать, начинала говорить о чуме на
рогатом скоте, о жемчужной болезни, о городских бойнЯх, а он страшно
конфузилсЯ и, когда уходили гости, хватал ее за руку и шипел сердито:
- џ ведь просил тебЯ не говорить о том, чего ты не понимаешь! Љогда мы,
ветеринары, говорим между собой, то, пожалуйста, не вмешивайсЯ. ќто,
наконец, скучно!
Ђ она смотрела на него с изумлением и с тревогой и спрашивала:
- ‚олодечка, о чем же мне говорить?
€ она со слезами на глазах обнимала его, умолЯла не сердитьсЯ, и оба
были счастливы.
Ќо, однако, это счастье продолжалось недолго. ‚етеринар уехал вместе с
полком, уехал навсегда, так как полк перевели куда-то очень далеко, чуть ли
не в ‘ибирь. € Ћленька осталась одна.
’еперь уже она была совершенно одна. Ћтец давно уже умер, и кресло его
валЯлось на чердаке, запыленное, без одной ножки. Ћна похудела и подурнела,
и на улице встречные уже не глЯдели на не, как прежде, и не улыбались ей;
очевидно, лучшие годы уже прошли, остались позади, и теперь начиналась
какаЯ-то новаЯ жизнь, неизвестнаЯ, о которой лучше не думать. Џо вечерам
Ћленька сидела на крылечке, и ей слышно было, как в "’иволи" играла музыка и
лопались ракеты, но это уже не вызывало никаких мыслей. ѓлЯдела она
безучастно на свой пустой двор, ни о чем не думала, ничего не хотела, а
потом, когда наступала ночь, шла спать и видела во сне свой пустой двор. …ла
и пила она точно поневоле.
Ђ главное, что хуже всего, у нее уже не было никаких мнений. Ћна видела
кругом себЯ предметы и понимала все, что происходило кругом, но ни о чем не
могла составить мнениЯ и не знала, о чем ей говорить. Ђ как это ужасно не
иметь никакого мнениЯ! ‚идишь, например, как стоит бутылка, или идет дождь,
или едет мужик на телеге, но длЯ чего эта бутылка, или дождь, или мужик,
какой в них смысл, сказать не можешь и даже за тысЯчу рублей ничего не
сказал бы. Џри Љукине и Џустовалове и потом при ветеринаре Ћленька могла
объЯснить все и сказала бы свое мнение о чем угодно, теперь же и среди
мыслей и в сердце у нее была такаЯ же пустота, как на дворе. € так жутко и
так горько, как будто объелась полыни.
ѓород мало-помалу расширЯлсЯ во все стороны; –ыганскую слободку
называли улицей, и там, где были сад "’иволи" и лесные склады, выросли уже
дома и образовалсЯ рЯд переулков. Љак быстро бежит времЯ! „ом у Ћленьки
потемнел, крыша заржавела, сарай покосилсЯ, и весь двор порос бурьЯном и
колючей крапивой. ‘ама Ћленька постарела, подурнела; летом она сидит на
крылечке, и на душе у нее по-прежнему и пусто, и нудно, и отдает полынью, а
зимой сидит она у окна и глЯдит на снег. Џовеет ли весной, донесет ли ветер
звон соборных колоколов, и вдруг нахлынут воспоминаниЯ о прошлом, сладко
сожметсЯ сердце, и из глаз польютсЯ обильные слезы, но это только на минуту,
а там опЯть пустота, и неизвестно, зачем живешь. —ернаЯ кошечка Ѓрыска
ласкаетсЯ и мЯгко мурлычет, но не трогают Ћленьку эти кошачьи ласки. ќто ли
ей нужно? …й бы такую любовь, котораЯ захватила бы все ее существо, всю ее
душу, разум, дала бы ей мысли, направление жизни, согрела бы ее стареющую
кровь. € она стрЯхивает с подола черную Ѓрыску и говорит ей с досадой:
- Џоди, поди... Ќечего тут!
€ так день за днем, год за годом, - и ни одной радости, и нет никакого
мнениЯ. —то сказала Њавра-кухарка, то и хорошо.
‚ один жаркий июльский день, под вечер, когда по улице гнали городское
стадо и весь двор наполнилсЯ облаками пыли, вдруг кто-то постучал в калитку.
Ћленька пошла сама отворЯть и, как взглЯнула, так и обомлела: за воротами
стоЯл ветеринар ‘мирнин, уже седой и в штатском платье. …й вдруг вспомнилось
все, она не удержалась, заплакала и положила ему голову на грудь, не
сказавши ни одного слова, и в сильном волнении не заметила, как оба потом
вошли в дом, как сели чай пить.
- ѓолубчик мой! - бормотала она, дрожа от радости. - ‚ладимир Џлатоныч!
Ћткуда бог принес?
- •очу здесь совсем поселитьсЯ, - рассказывал он. - Џодал в отставку и
вот приехал попробовать счастьЯ на воле, пожить оседлой жизнью. „а и сына
пора уж отдавать в гимназию. ‚ырос. џ-то, знаете ли, помирилсЯ с женой.
- Ђ где же она? - спросила Ћленька.
- Ћна с сыном в гостинице, а Я вот хожу и квартиру ищу.
- ѓосподи, батюшка, да возьмите у менЯ дом! —ем не квартира? Ђх,
господи, да Я с вас ничего и не возьму, - заволновалась Ћленька и опЯть
заплакала. - †ивите тут, а с менЯ и флигелЯ довольно. ђадость-то, господи!
Ќа другой день уже красили на доме крышу и белили стены, и Ћленька,
подбоченЯсь, ходила по двору и распорЯжалась. Ќа лице ее засветилась прежнЯЯ
улыбка, и всЯ она ожила, посвежела, точно очнулась от долгого сна. Џриехала
жена ветеринара, худаЯ, некрасиваЯ дама с короткими волосами и с капризным
выражением, и с нею мальчик, ‘аша, маленький не по летам (ему шел уже
десЯтый год), полный, с Ясными голубыми глазами и с Ямочками на щеках. €
едва мальчик вошел во двор, как побежал за кошкой, и тотчас же послышалсЯ
его веселый, радостный смех.
- ’етенька, это ваша кошка? - спросил он у Ћленьки. - Љогда она у вас
ощенитсЯ, то, пожалуйста, подарите нам одного котеночка. Њама очень боитсЯ
мышей.
Ћленька поговорила с ним, напоила его чаем, и сердце у нее в груди
стало вдруг теплым и сладко сжалось, точно этот мальчик был ее родной сын. €
когда вечером он, сидЯ в столовой, повторЯл уроки, она смотрела на него с
умилением и с жалостью и шептала:
- ѓолубчик мой, красавчик... „еточка моЯ, и уродилсЯ же ты такой
умненький, такой беленький.
- Ћстровом называетсЯ, - прочел он, - часть суши, со всех сторон
окруженнаЯ водою.
- Ћстровом называетсЯ часть суши... - повторила она, и это было ее
первое мнение, которое она высказала с уверенностью после стольких лет
молчаниЯ и пустоты в мыслЯх.
€ она уже имела свои мнениЯ и за ужином говорила с родителЯми ‘аши о
том, как теперь детЯм трудно учитьсЯ в гимназиЯх, но все-таки классическое
образование лучше реального, так как из гимназии всюду открыта дорога:
хочешь - иди в доктора, хочешь - в инженера.
‘аша стал ходить в гимназию. …го мать уехала в •арьков к сестре и не
возвращалась; отец его каждый день уезжал куда-то осматривать гурты и,
случалось, не живал дома днЯ по три, и Ћленьке казалось, что ‘ашу совсем
забросили, что он лишний в доме, что он умирает с голоду; и она перевела его
к себе во флигель и устроила его там в маленькой комнате.
€ вот уже прошло полгода, как ‘аша живет у нее во флигеле. Љаждое утро
Ћленька входит в его комнату; он крепко спит, подложив руку под щеку, не
дышит. …й жаль будить его.
- ‘ашенька, - говорит она печально, - вставай, голубчик! ‚ гимназию
пора.
Ћн встает, одеваетсЯ, молитсЯ богу, потом садитсЯ чай пить; выпивает
три стакана чаю и съедает два больших бублика и полфранцузского хлеба с
маслом. Ћн еще не совсем очнулсЯ от сна и потому не в духе.
- Ђ ты, ‘ашенька, не твердо выучил басню, - говорит Ћленька и глЯдит на
него так, будто провожает его в дальнюю дорогу. - ‡абота мне с тобой. “ж ты
старайсЯ, голубчик, учись... ‘лушайсЯ учителей.
- Ђх, оставьте, пожалуйста! - говорит ‘аша.
‡атем он идет по улице в гимназию, сам маленький, но в большом картузе,
с ранцем на спине. ‡а ним бесшумно идет Ћленька.
- ‘ашенька-а! - окликает она.
Ћн оглЯдываетсЯ, а она сует ему в руку финик или карамельку. Љогда
поворачивают в тот переулок, где стоит гимназиЯ, ему становитсЯ совестно,
что за ним идет высокаЯ, полнаЯ женщина; он оглЯдываетсЯ и говорит:
- ‚ы, тетЯ, идите домой, а теперь уже Я сам дойду.
Ћна останавливаетсЯ и смотрит ему вслед не мигаЯ, пока он не скрываетсЯ
в подъезде гимназии. Ђх, как она его любит! €з ее прежних привЯзанностей ни
одна не была такою глубокой, никогда еще раньше ее душа не покорЯлась так
беззаветно, бескорыстно и с такой отрадой, как теперь, когда в ней все более
и более разгоралось материнское чувство. ‡а этого чужого ей мальчика, за его
Ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с
радостью, со слезами умилениЯ. Џочему? Ђ кто ж его знает - почему?
Џроводив ‘ашу в гимназию, она возвращаетсЯ домой тихо, такаЯ довольнаЯ,
покойнаЯ, любвеобильнаЯ; ее лицо, помолодевшее за последние полгода,
улыбаетсЯ, сиЯет; встречные, глЯдЯ на нее, испытывают удовольствие и говорЯт
ей:
- ‡дравствуйте, душечка Ћльга ‘еменовна! Љак поживаете, душечка?
- ’рудно теперь стало в гимназии учитьсЯ, - рассказывает она на базаре.
- утка ли, вчера в первом классе задали басню наизусть, да перевод
латинский, да задачу... Ќу, где тут маленькому??
€ она начинает говорить об учителЯх, об уроках, об учебниках, - то же
самое, что говорит о них ‘аша.
‚ третьем часу вместе обедают, вечером вместе готовЯт уроки и плачут.
“кладываЯ его в постель, она долго крестит его и шепчет молитву, потом,
ложась спать, грезит о том будущем, далеком и туманном, когда ‘аша, кончив
курс, станет доктором или инженером, будет иметь собственный большой дом,
лошадей, колЯску, женитсЯ и у него родЯтсЯ дети... Ћна засыпает и все думает
о том же, и слезы текут по щекам из закрытых глаз. € чернаЯ кошечка лежит у
нее под боком и мурлычет:
- Њур... мур... мур...
‚друг сильный стук в калитку. Ћленька просыпаетсЯ и не дышит от страха;
сердце у нее сильно бьетсЯ. Џроходит полминуты, и опЯть стук.
"ќто телеграмма из •арькова, - думает она, начинаЯ дрожать всем телом.
- Њать требует ‘ашу к себе в •арьков... Ћ господи!"
Ћна в отчаЯнии; у нее холодеют голова, ноги, руки, и кажетсЯ, что
несчастнее ее нет человека во всем свете. Ќо проходит еще минута, слышатсЯ
голоса: это ветеринар вернулсЯ домой из клуба.
"Ќу, слава богу", - думает она.
Ћт сердца мало-помалу отстает тЯжесть, опЯть становитсЯ легко; она
ложитсЯ и думает о ‘аше, который спит крепко в соседней комнате и изредка
говорит в бреду:
- џ ттебе! Џошел вон! Ќе дерись!
Last-modified: Mon, 27 Aug 2001 10:19:12 GMT
Ћцените этот текст: