Ћрест Њихайлович ‘омов. ѓайдамак

Ћцените этот текст:
Ћрест Њихайлович ‘омов. ѓайдамак

----------------------------------------------------------------------------
     €зд.: ‘оветскаЯ ђоссиЯ, 1984
     OCR: Ђндрей Љолчин
----------------------------------------------------------------------------

ЊалороссийскаЯ быль

ѓлава I

                                                 ’ак, вiчной пам'Яти, бувало
                                                  “ нас в ѓетьманщинi колись
                                                                ЉотлЯревский

     Ѓыла  осень; частые дожди растворили малороссийский чернозем;  глубокаЯ
и вЯзкаЯ грЯзь превращала в топкие болота улицы и проселочные дороги. ‚  это
времЯ  в  Љоролевце  собиралась  ‚оздвиженскаЯ  Ярманка.  Џо  грЯзным улицам
небольшого и худо обстроенного поветового городка  тЯнулись  длинные  обозы;
чумаки  с  батогом на плече шли медленным шагом подле волов своих, которые с
терпеливою покорностию тЯнули Ярмом  тЯжелые  возы.  ђусские  извозчики  без
пощады   погонЯли   усталых  лошадей,  суетились  около  телег,  навьюченных
московскими товарами, кричали и ссорились.  ‚  Ятках  на  площади  толпились
веселые  казаки  в  красных  и  синих  жупанах и те беззаботные головы, кои,
уставши чумаковать, пришли к Ярманке  на  родину  попить  и  погулЯть;  одни
громко  рассуждали  о  старой гетманщине,  другие толковали про дальние свои
чумакованьЯ на „он за рыбою и в Љрым за солью. Љрик  торговок  и   крамарей,
жиды  с  цимбалами и скрыпками; цыгане с своими песнЯми, плЯсками и звонкими
ворганами,  слепцы-бандуристы  с  протЯжными  их  напевами  -  везде  шум  и
движение,  везде  или  отголоски непритворной радости, или звуки поддельного
весельЯ. Ћгромные груды арбузов, дынь, Яблок и  других  плодов,  коими  небо
благословило  Њалороссию и “краину, лежа рЯдами на подстилках по обе стороны
площади, манили взор и вкус и свидетельствовали о плодородии краЯ.
     Џосереди площади собралась толпа народа. Њолодой чумак в  синем  жупане
тонкого сукна, в казачьей шапке с красным верхом, лихо заломанной на голове,
с алым шелковым платком на шее, распущенным по груди длинными концами,  и  в
красных  сафьЯнных  чеботах  шел,  приплЯсываЯ  и  припеваЯ,  вел  за  собою
музыкантов и ватагу весельчаков и сыпал деньгами  в  народ.  —тобы  показать
свое удальство и богатство, он то расталкивал ногою плоды у торговок, то бил
нарочно стеклЯнную посуду в Ятках - и платил за всЈ вдесЯтеро.  ‚се:  купцы,
жиды,  цыгане,  бандуристы  и нищие обступили его; каждый или предлагал свои
услуги, или без всЯких  услуг  просил  чего-нибудь,  и  каждый  получал  или
награду,  или  подаЯние.  Ѓольшой  круг  составилсЯ  около молодца: всЯк ему
дивилсЯ и хвалил его; женщины  в  этом  случае  были  не  последние.  "Љакой
завзЯтый  чумак! какой лихой парень! какой статный и пригожий мужчина! какой
богатый и тороватый!" - раздавалось отовсюду.
     Џоодаль человек среднего роста, в простой чумацкой  свите   с  видлогою
стоЯл,  опершись  на батог4, и, насвистываЯ в пальцы, внимательно смотрел на
молодого безумца. ‚ид этого человека с первого взглЯда не  обращал  на  себЯ
вниманиЯ,  но, всмотревшись пристальнее, ие скоро можно было отвести от него
глаза. Ћн стоЯл  без  шапки,  которую  сронил  в  толпе.   „линный  оселедец
спускалсЯ  с  бритой  его  головы  и  закручивалсЯ  около уха. ‘муглое лицо,
правильные черты, орлиный нос, нагибавшийсЯ над черными  усами,  и  быстрые,
проницательные  глаза  обличали  в нем ум, сметливость и хитрость, а широкие
плечи и грудь, крепкие, жилистые  руки  и  богатырское  сложение  тела  Ясно
говорили  о  необыкновенной  его  силе.  ‚ движениЯх и поступках его, даже в
самом спокойном положении, видны были решительность и смелость. …му казалось
от  роду не более сорока лет, но или сильные страсти, или заботы побороздили
уже чело его морщинами. Ћн выжидал, пока роскошный молодой чумак, обходивший
в  это  времЯ круг, с ним поравнЯетсЯ. "‡дорово, ‹есько",- сказал он гулЯке,
когда наконец тот подошел к нему.  "Ѓа! это  ты,  ЉирьЯк?  давно,  от  самой
“мани,  Я  с  тобою  не  видалсЯ.  ‡дорово,  приЯтель,  здорово!" - "Ќу, как
поживаешь?"- "Љак видишь: бью в свою голову, пью да  гулЯю".-  "Ђ  волы?"  -
"‚сех  распродал! Ћтец отпустил со мною тридцать пар-осталсЯ налицо вот этот
батог".- "•орошо же ты отцу припрочиваешь на старость!"- "Ђ, что  будет,  то
будет!  †иву,  пока  звенит  в кармане, а перестанет звенеть - тогда или под
красную шапку, или в удалую шайку".- "„ело вздумал! то есть: и  в  том  и  а
другом  случае  ты  будешь  спиною  отвечать  за голову..." ќто истолкование
рассмешило стеснившуюсЯ вкруг них толпу, и молодой чумак, не находЯ  лучшего
ответа, сам рассмеЯлсЯ.
     "Ђ  ты,  ЉирьЯк  Њаксимович,- сказал он после короткого молчаниЯ своему
знакомцу,- каково чумакуешь?  человек  ты  осторожный  и  даром  копейки  не
ронЯешь;  Я  видел  тебЯ  в  “мани на пЯтидесЯти парах, и ты привез туда бог
весть сколько московских товаров! ‘ тобою были лихие купчики:  также  любили
потешитьсЯ,  как  и  Я  грешный!" - "џ и теперь с ними приехал; да переморил
своих бедных волов по этой слЯкоти и даю им отдых. „обрый человек  и  скотов
милует,  говорит  свЯтое писание".- "‡наю, что ты человек письменный; где же
теперь пристал?"-"џ оставил свой табор по Џутивльской дороге, над ќсманью, а
сам  пришел сюда принанЯть молодцов;  мои почти все разбрелись".- "…сли тебе
надобно лихого погонщика, так  возьми  менЯ;  батог  мой  исправен...   ѓей,
цоб!"-  прикрикнул  он,  ловко  помахиваЯ ременным батогом своим.  "џ добрых
людей не чураюсь,- отвечал ЉирьЯк,- хочешь, так сейчас к делу; зайдем ко мне
на постоЯлый двор,  а там и к табору". - "‘пасибо, что так сговорчив, ЉирьЯк
Њаксимович! спасибо, что ты не таков, как те седые чубы, которые бранЯт нас,
молодых  парней,  за  шалости  и  не верЯт, если раз замотаемсЯ... Џрощайте,
приЯтели! вот вам на расставанье". - ’ут ‹есько  метнул  в  народ  последнюю
горсть  мелкой  монеты;  все бросились подбирать - и когда оглЯнулись, то уж
обоих чумаков как не бывало.

ѓлава II
                                            ’о пан •мелыпщькйй добре учинив,
                                                            Џольщу эасмутив,
                                                           ‚олощину побiдив,
                                                     ѓетьманьщину взвеселив.
                                              ‘тариннаЯ малороссийскаЯ песнЯ

     ‚ конце  городка  стоЯл  маленький  полуразвалившийсЯ  домишка;  в  нем
приставали  приезжавшие  на  Ярманку  евреи, которые почти всегда под ветхою
кровлею прЯчут от любопытных и завистливых глаз накопленные ими богатства  и
часто  всЯкими  неправдами добытые драгоценности. …врей Ђбрам, заперши двери
засовом  и  наглухо  закрыв  ставнЯми  окна,  отбивал  донышки  у  маленьких
бочонков,  вынимал  из них дорогие жемчуги, перстни, серьги и другие золотые
вещи, осыпанные блестЯщими каменьЯми, и раскладывал их по Ящикам,  готовЯ  к
Ярманке  на  продажу. Ћн беспрестанно прислушивалсЯ, озиралсЯ и при малейшем
шуме снаружи бледнел, как Љаин.
     ‚друг кто-то дважды стукнул в дверь. Ђбрам вздрогнул, но  вспомнЯ,  что
это  условный  знак  товарища,  накинул про всЯкий случай толстое полотно на
стол, на котором отбирал вещи, и отнЯл дверной засов.
     - ѓоре и страх сынам €уды! - вскрикнул, всплеснув руками, вошедший жид,
между тем как товарищ его снова запирал дверь,- горе и страх! Я видел его...
     - Љого? - торопливо спросил Ђбрам.
     -  …го, гайдамака, ѓаркушу! - отвечал ѓершко печальным голосом.- ’ы его
знаешь, он не посмотрит на город и людство; налетит на нас, как  ‘еннахерим,
заберет и свое, и наше.
     - џ говорил тебе: не водись с этим проклЯтым моавитом!„олго ли до беды.
     -  ‡нал  ли  Я,  ждал  ли Я, когда он на ‚олыни отдавал мне длЯ продажи
пограбленные им вещи, что через три луны увижу его здесь в  Њалороссии?  Ђх!
эти  большие  серебрЯные  стопы, эти богатые золотые цепи, эти Яркие дорогие
перстни пана Њанивельского! сгубЯт они нас!
     - Ћпомнись! разве ты не еврей? Ѓог отнЯл у нас силу и  смелость,  а  мы
поневоле  взЯлись  за  хитрость  и пронырство. Џридумаем, как бы спастись от
когтей сего месопотам-ского коршуна. Ќо где и как ты его встретил?
     - џ бродил в толпе этих назареев и  высматривал,  не  удастсЯ  ли  чего
повыгоднее  купить или продать. ‚круг одного погибшего сына стеною стеснилсЯ
народ, и всЯкий  подбирал  серебро,  расточаемое  безумцем.  џ  также  думал
пробратьсЯ  к  нему,  хотЯ  ползком...  ‚зглЯнул  и  вижу  в толпе услужника
‚елиалова. ’огда Я притаилсЯ за народом, и когда он увел  с  собою  молодого
чумака,  Я  шел  за  ним  издали;  припав  за забором, сторожил его выход из
постоЯлого двора и видел, по какой дороге они вдвоем отправились.
     - Џослушай: нам надобно обсудить, как бы и свое  спасти,  и  чужого  не
выпустить  из  рук.  ЃлагодарЯ  нашим  братьЯм, которые повсюду рассеЯлись и
везде ведут торги, если чего не посмеем выказать здесь, то Џольша и немецкаЯ
землЯ велики: там будет простор и нажитому, и добытому.
     - Џравда, правда! только как теперь избавитьсЯ от гайдамака?
     - ‡наешь ли ты здешнего поветового судью?
     -  Џана  ‹адовича?  как не знать; добрый пан, честный пан! ‚ нем только
три худа: что не слишком жалует евреев, что ему ничего  не  продашь,  а  его
ничем не подкупишь.
     -  ‡ато  у него и своим не лучше наших, когда у них руки или совесть не
чисты. ‘лушай же: ступай ты к нему, расскажи про гайдамака всЈ, что  знаешь,
укажи  дорогу,  по  которой  он пустилсЯ, - и после спокойно переплавливай в
слитки золото и серебро и сбывай алмазы и Яхонты пана Њани-вельского.
     - ђабби ђувим! ты умный человек, Ђбрам. ’ак к делу, не  терЯЯ  времени.
‘ейчас иду к поветовому судье.
     - Ќе позабудь только взЯть серебрЯных ключей: не длЯ него, он ничего не
возьмет, а длЯ челЯди, котораЯ всегда и везде  жадна,  как  наши  праотцы  в
пустыне.
     ѓершко  пошел  скорым  еврейским  шагом к дому поветового судьи, согнув
шею, заложа обе руки в карманы и бросаЯ вкруг себЯ недоверчивые,  испытующие
взглЯды.
     Ќа  крыльце  судейского  дома встретил его молодой цыган, живший у пана
‹адовича длЯ услуг, а больше длЯ забавы. Ћн был одет казачком; на шее у него
висел на широкой ленте торбан, на котором он обЯзан был играть перед гостЯми
и веселить их своею плЯскою и пеньем. Ќе по летам был  он  высок  и  статен;
живое  и  выразительное лицо его, на которое падали черные самородные кудри,
могло бы назватьсЯ прекрасным, если б излишнЯЯ смуглость  не  затмевала  его
пригожества;  под  широкими  сросшимисЯ  бровЯми  прыгали  быстрые, огненные
глаза; во всех его движениЯх заметны были ловкость, проворство и лукавство.
     - ‡дравствуй, †але,- сказал ему ѓершко, подойдЯ к крыльцу.
     - ‡дравствуй, свиное ушко! - отвечал цыганенок.
     - Љак поживаешь, †але?-продолжал льстивый еврей.
     - •орошо, твоими молитвами: скачу, пою  и  щиплю  твою  братью  жидков,
когда  попадутсЯ.  ’ы  каково  поживаешь?  всЈ  ли  по-прежнему  обманываешь
простаков и копишь золото?
     - Џо-прежнему,- отвечал жид с притворным простосердечием и  как  бы  не
вслушавшись. - Џожалуйста, †але, доложи обо мне пану поветовому судье...
     - …му не до тебЯ, у него теперь гости.
     - Љрайне важное дело, не терпЯщее отсрочки...
     - ‚ерно, векселЯ, которым минули сроки, или покупщик,   не  заплативший
денег?
     - —то тебе до этого; твое дело доложить.
     -  ’ак  потерпи  ж,  пока  пану  будет времЯ. Џостой здесь: вы привыкли
стоЯть без шапок на дворе во всЯкую погоду, а теперь еще не зима.
     ‘колько жид ни упрашивал, но  цыганенок  только  вертелсЯ  вокруг  его,
дразнил,  подергивал  его  за длинные рыжие пейсики и за полы платьЯ и делал
ему разные проказы.
     - „уша моЯ, †але! перестань и пойди докладывать; Я не даром прошу тебЯ..
     ’ут еврей со вздохом вынул из-под полы небольшой изношенный  кошелек  и
начал дрожащею рукою вытаскивать одну по одной мелкие серебрЯные монеты, как
будто боЯсь обсчитатьсЯ. Ќо резвый  цыган  не  дал  ему  кончить:  подбежал,
подставил  руку  и, вытрЯхнув в нее все деньги из кошелька, пустилсЯ от жида
во всю прыть.
     - ‘той! Я закричу гвальт, наделаю шуму, стану стучатьсЯ  в  двери!  пан
судьЯ не даст менЯ в обиду.
     - Ђ если Я доложу ему о тебе, будут ли эти деньги мои?
     - ’вои, твои! только скорее.
     –ыганенок  опрометью  бросилсЯ  на  крыльцо,  вошел  в  комнаты и через
несколько минут вышел сказать жиду, что судьЯ его ожидает.
     - —то тебе надобно, еврей? -  сказал  пан  ‹адович,  когда  жид  кончил
низкие, почти земные свои поклоны.
     -  ‚аша  Ясновельможность!  Я инею вам донести о важной тайне,- отвечал
жид, оглЯдываЯсь на стоЯщего тут цыганенка.
     - ’ак ступай за мною,- сказал  судьЯ,  ввел  его  в  небольшую  боковую
комнату и притворил дверь.
     –ыганенок,  по  свойственному  летам  и породе его любопытству, а может
быть по каким-либо догадкам, приставил к двери  внимательное  ухо,  навыкшее
слышать издалека, и не отходил прочь, пока не кончилсЯ разговор. ’огда он на
цыпочках отошел и стал на прежнее место.
     ‘удьЯ пошел к гостЯм своим,  а  жид  отправилсЯ  домой,  отвесив  снова
несколько поклонов. –ыганенок выбежал за ним на улицу.
     -  Џослушай,  ѓершко!  ты  купил  менЯ  своим  подарком,  и Я хочу тебе
отплатить по-приЯтельски. ’ам, над ќсманью, остановились обозом знакомые мне
купцы;  они  дешево  продают  разные  шелковые  товары и другие вещи: видно,
провезли их по-твоему - без пошлины. џ  давно  уже  хотел  удружить  доброму
человеку: благо, что ты мне первый попалсЯ.
     - ‘пасибо,  спасибо за  приЯзнь!  Ђ  как   их  отыскать?
     -  Ќе мудрено: они стали над Яром вправе от большой дороги, под леском.
’олько поспеши, чтоб они всего не распродали; они длЯ  того  и  в  город  не
въезжают, что хотЯт сбыть с рук всЈ лишнее.
     - ‘егоднЯ же, хоть и поздно, отправлюсь туда... Џрощай!
     †ид пошел скорыми шагами, а цыганенок лукаво покачал вслед ему головою,
посмотрел во все стороны, прокралсЯ в боковой лереулок и подал знак свистом.
     Ќа свист его выказалсЯ из-за забора высокий  и  сухой  цыган  свирепого
вида. "‡ачем зовешь менЯ?" - сказал он отрывистым голосом.
     -  Џонура!  не  тратЯ  ни  минуты,- на конЯ и скачи в табор гайдамаков;
скажи там, что жид ѓершко  донес  поветовому  судье  о  ѓаркуше  и  дал  его
приметы;  что сейчас пошлетсЯ за ним погонЯ; скажи, что Я спровадил ѓершка к
ним в табор за товарами; пусть сладЯт с ним,  как  знают.  Ћттуда  опрометью
ступай по следам ѓаркуши и дай ему осторогу...
     -  ‘лавно!  ты  добрый малый, не выдаешь своих. Њы недаром тебЯ продали
пану ‹адовичу...
     - ’с! слышитсЯ шум... ЏрокрадьсЯ отсюда, хоть на четвереньках - и давай
бог ноги! - ‘ этими словами молодой цыган исчез.
     Ћн вошел в светлицу, или гостиную комнату, судьи как такое лицо в доме,
которому за его дар увеселЯть многое было позволено и которое позволЯло себе
еще больше.
     ‚  гостиной  было  тогда  очень шумно. ѓайдамак и его дерзкое поЯвление
сделались предметом общего разговора.
     ‘удьЯ, подсудок, подкоморий и возный, уже разославшие гонцов по  разным
дорогам  длЯ  задержаниЯ  ѓаркуши,- теперь, отошедши в сторону, совещались о
мерах, которые „олжно было принЯть  длЯ  безопасности  города  и  повета  от
набега  бесстрашной шайки удальцов. Џрочие гости все толковали разное, и все
об одном.
     - „авно не было вести о гайдамаке,- говорил отставной сотник  —енович,-
слух  о  нем  было призамолк, с тех пор как он за ‹убнами ограбил богатого и
скупого пана Ќехворощу и наделил одного бедного казака6...
     - €звините,- перервал речь его войсковой писарь ЏотЯга,- давно  ли  все
жужжали,   что  ѓаркуша  на  “краине  обобрал  до  нитки  тучную  ростовщицу
–винтаревичку и вдобавок сделал ей сильное поучение нагайками за то, что она
прогнала из дому простака своего мужа?
     -  ќто жужжало только у вас в ушах, господин войсковой писарь,- отвечал
ему —енович,- носилсЯ слух, что гайдамак после ушел за Љиев...
     ‘пор загорелсЯ; колкости с  обеих  сторон  посыпались  градом,  и,  как
водитсЯ  в  больших собраниЯх, одни поджигали спорщиков, другие принимали их
сторону, все шумели. Ќо миролюбивый хозЯин, предвидЯ неприЯтный конец спора,
заклЯл  бурю:  он  ввел  в  гостиную слепца-бандуриста, давно уже в передней
ожидавшего, когда его позовут, и вежливо пригласил  гостей  своих  послушать
веселых дедовских песен и стародавних былей.
     ЃезыскусственнаЯ  игра на многострунной бандуре и звучный, полный, хотЯ
необработанный голос слепого певца, попеременно  унывные  и  веселые  напевы
малороссийских песен нравились неизбалованному слуху землЯков его, страстных
к музыке, одаренных  верным  ухом  и  впивающих  с  чистым  воздухом  родины
способность и склонность к пению. ‚друг вещий слепец переменил строй: пальцы
его медленно и торжественно перебегали по  звонким  струнам  бандуры;  и  он
молчал  еще,  но  внимание  всех  было приготовлено; жадный слух ловил уже в
знакомых звуках близкие сердцу напевы и предугадывал смысл самой песни.
     Ќесколько минут он  молча  прелюдировал;  наконец  запел,  или   лучше,
заговорил по музыке следующие слова:
         3 низу „нiпра тихий вiтер вiе, повiвае;
         ‚iйсько козацьке в похiд виступае;
         ’iльки бог свЯтий знае,
         ™о •мельницький думае, гадае.
         Ћ тiм не знали нi сотники,
         Ќi атамани курiннii, нi поковники,
         ’iльки бог свЯтий знае,
         ™о •мельницький думае, гадаe!
     Џевец  повествовал  о  быстром  набеге  гетмана •мельницкого на союзную
Џольше Њолдавию, о страхе и жалобах ее господарЯ ‚асилиЯ  ‹ипулы,  о  робком
бегстве   лЯхов  из  ‘очавы   и  заключил  песнь  свою  обращением  к  славе
ѓетманщины:
         ‚ той час була честь, слава,
         ‚iйськоваЯ справа!
         ‘ама себе на смiх не давала,
         ЌеприЯтелЯ пiд ноги топтала
     ѓромкие знаки одобрениЯ и восторга раздались по  светлице.  Њежду  ними
прорывались  и  вздохи  на  памЯть старой ѓетманщине, временам •мельницкого,
временам истинно героическим, когда развившаЯсЯ жизнь народа была  в  полном
соку своем, когда закаленные в боЯх и взросшие на ратном поле казаки бодро и
весело бились  с  многочисленными  и  разноплеменными  врагами,  и  всех  их
победили;  когда  ЊалороссиЯ  почувствовала  сладость свободы и самобытности
народной и  сбросила  с  себЯ  иго  вероломного  утеснителЯ,  обещавшего  ей
равенство прав, но тЯжким опытом доказавшего, что горе покоренным!

ѓлава III
                                                      “сi звiздi потьмарило,
                                          Џоловину Ясностi мiсЯцЯ заступило;
                                                              3 чорноi хмари
                                                       Ѓуинii вiтри вставали
                                              ‘тариннаЯ малороссийскаЯ песнЯ

     „ул сильный холодный ветер; дождливые облака разносились по небосклону;
луна то выплывала из-за туч, то прЯталась за  мрачными  их  грЯдами.  ‚  это
времЯ  жид ѓершко шел одинок по дороге; он часто останавливалсЯ, вслушивалсЯ
в вой ветра и шелест желтых осенних листьев, падавших на землю и крутившихсЯ
вихрем по дороге; робеЯ при малейшем шорохе, он готов был затаитьсЯ в глуши.
Ќо так сильна в  еврее  страсть  к  прибытку,  что  он  пошел  бы  на  Явную
опасность,  если  бы  знал, что, избегнув ее, получит барыш. €з бережливости
или  по  благоразумию  ѓершко  надел  самое  ветхое  платье  и  по  тому  же
благоразумию взЯл с собою денег очень немного, в надежде, что, сторговавшись
с купцами за товар и дав им задаток, уговорит их принЯть остальную  плату  в
условленном месте.
     ‚  таборе его ждали. айка кочевала при дуброве, в месте пустынном, над
глубоким, крутым оврагом, примыкавшим к  самому  берегу  ќсмани.  ѓайдамаки,
отогнав  волов  на  пастбище,  сделали  из  возов своих род стана или каре и
обвешали их непроницаемыми длЯ взора полстЯми, чтобы  любопытному  прохожему
не  видно  было,  что  делаетсЯ  внутри  табора.  —тоб  еще  более отклонить
подозрениЯ, часть гайдамаков была одета чумаками, другаЯ русскими купцами, у
которых  будто бы первые нанЯлись везти товары на Ярманку. ‘торожевые стоЯли
повсюду: по дороге, над оврагом, по берегу ќсмани и по опушке  леса.  ‚нутри
табора  гайдамаки  поделились  на  кружки:  одни  старались  в вине затопить
воспоминание грозившей им и атаману их опасности, другие, самые беззаботные,
курили  табак  и играли в кости и карты; но самые заботливые рассуждали, как
избыть беды и спасти атамана. Љони  их  были  уже  готовы  в  ближнем  лесу;
табором  они  не  дорожили:  тем,  что  было навьючено на конЯх, могли б они
скупить все чумацкие обозы в Њалороссии.
     - ‚от вам честный еврей, который спрашивал у менЯ  русских  купцов  над
ќсманью,-  сказал  гайдамак,  стороживший  на  большой дороге, ведЯ за собою
ѓершка, который кланЯлсЯ, сложа руки на грудь и бросаЯ недоверчивые взглЯды.
Љак рой шмелей, гайдамаки сыпнули к нему со всех сторон.
     - “знаешь ли менЯ, землЯк? - сказал ему выкрест ‹емет,- Я хочу на  тебе
доказать  благодарность свою тебе и всему бердичевскому еврейскому обществу.
Џо милости вашей - Я крестилсЯ, и по вашей же милости, бедный ‹ейба теперь в
честной компании.
     -  ‘вЯтые  праотцы!-вскричал  несчастный  ѓершко,  предвидЯ участь, его
ожидавшую, и разгадав, в какие сети завлек его коварный цыганенок.
     - Ќе до праотцев, а до нашего отца  атамана!  -  закричали  ему  многие
голоса.- ‘казывай, злодей, что с ним сделалось?
     - —то хотите, честные господа! хоть замучьте менЯ - не знаю.
     -  ‡апиратьсЯ  не  времЯ:  мы  сами не меньше тебЯ знаем, что ты продал
ѓаркушу поветовому начальству, что за  ним  разосланы  поиски.  …сли  ты  не
знаешь, где он теперь, - то длЯ тебЯ ж хуже.
     - Љак бог свЯт, не знаю.
     -  Ќу,  делать  нечего, товарищи, - сказал гайдамак Ќесувид, занимавший
должность атамана в его отсутствие, - прировариваите, какую  казнь  положить
ему за измену.
     -  Џрежде всего,- подхватил ‹емет,- поджарить его, как тарань, на тихом
огне и допросить, где он  упрЯтал  дорогие  вещи,  данные  ему  атаманом  на
продажу.
     -  „осуг  толковать о такой безделице, когда дело идет о жизни ѓаркуши!
видно, ты и теперь еще такой же жид: у тебЯ всЈ длЯ  золота...  ’оварищи!  к
голосам.
     - Џовесить его на осине: на ней и брат его €уда повесилсЯ,- сказал один
гайдамак.
     - Ћтдайте его мне,- перебил цыган Џаливода,- Я расплющу его молотом  на
наковальне глаже, чем он расплющивал медные кружки длЯ фальшивых червонцев.
     ‡лобный  смех  раздалсЯ  во  всей  шайке;  бедный ѓершко был ни жив, ни
мертв: холодный пот проступал по всему его телу; все члены были в судорожной
лихорадке.
     -  Ќе  лучше ли,- подал свой голос гайдамак ’овпега,- кончить с ним без
затей: ќсмань близко, жернов у нас есть... Џустим его гретьсЯ по месЯцу.
     Џредложение принЯто, жернов прикачен и крепкою веревкою привЯзан к  шее
несчастного  жида;  его  потащили  к берегу и покатили за ним жернов. ’огда,
вдруг вышед из бесчувствиЯ и видЯ, что ни просьбы, ни слезы не помогут и  не
смЯгчат злодеев, закричал он жалким, пронзительным голосом, раздиравшим душу
и возвещавшим последнее, отчаЯнное усилие существа, расстающегосЯ с жизнию.
     ‚етер разносил вопли евреЯ. ‹уна вышла из-за облак и  в  полном  сиЯнии
катилась  по темно-синей тверди. ‚, это времЯ старец Џитирим, инок Џ***ского
монастырЯ, ходивший навещать больного в одном отдаленном хуторе, возвращалсЯ
береговою  тропинкою  в  смиренную  свою обитель. ѓолос погибающего человека
проник ему в сердце,  и  он  поспешил  на  помощь,  забыв  свою  старость  и
слабосилие,   забыв,   что   сам   может   сделатьсЯ  жертвою  христианского
состраданиЯ. Ћн увидел свирепые лица и зверскую радость  гайдамаков,  увидел
жалкого иноверца - и ревность к добру придала ему крыльЯ.
     - ‘той! - закричали разбойники, - руку на нож!
     Ќо  старец  Џитирим  не робко подошел к ним, и гайдамаки, из невольного
уважениЯ к его сану и летам, остановились. ’огда инок начал  свое  увещание,
представил им всю важность преступлениЯ и гнев небесный, постигающий убийц.
     -  Ѓезумцы!  -  заключил  он  речь  свою.-  Љто дал вам право разрушать
превосходнейший дар божества - жизнь человеческую? Љто дал  вам  право  быть
судиЯми  чужих  поступков,  когда  карающий  меч  правосудиЯ  висит  уже иад
преступными вашими головами, и муки  ада,  стократ  лютейшие  всех  терзаний
телесных, ждут вас после бесчестной смерти от руки палача?..
     ѓайдамаки,  в которых вдохновенное красноречие старца минутно пробудило
совесть, поникли головами, не смели поднЯть на него  глаз  и,  спустЯ  руки,
стоЯли  в  нерешимости.  Ѓедный  ѓершко, чувствуЯ, что его не держат, упал к
ногам монаха, обнимал его колена, стирал лицом пыль с  его  ног  и  заклинал
спасти ему жизнь.
     -  џ  сделаюсь  христианином,-  говорил  он  с  плачем,-  отдам  на ваш
монастырь всЈ... всЈ, что имею, очень немного; несколько серебрЯных монет...
     €нок, не могши победить внутреннего презрениЯ  к  человеку,  в  котором
корыстные  склонности  пересиливали  даже  мысль  о  самохранении,  невольно
отвратил от него лицо свое.
     - —естный отец! иди своею дорогой,- сказал тогда суровый Ќесувид. -  Њы
знаем, на что решились - знаем, к чему осуждаемсЯ на том и на этом свете. Ќо
если б одним волосом сего негодЯЯ могли искупить свою жизнь или души,  то  и
тогда  б  не  миновать  ему  петли  и песчаного дна эсманского...  ’оварищи!
дружней за работу.
     Њонах  вздрогнул  от  слов  закоснелого  злодеЯ.  Њежду  тем  одни   из
гайдамаков  принЯлись  раскачивать  жида,  другие  жернов, чтоб лучше и дале
бросить их от берега. ЋтчаЯнный вой  несчастливца  перерывалсЯ  быстротою  и
силою  качки.  Њонах  стоЯл,  как  в онемении, возведЯ глаза и воздев руки к
небу. Љрик бедной жертвы мщениЯ терзал его душу; и вдруг крик умолк  -  вода
расплеснулась и скрыла свою добычу.

ѓлава IV
                                                   Ќа конЯх iхали чинненько,
                                            3 люльок тютюн тЯгли смачненько.
                                                      Ђ хто на конику кунЯв
                                                                ЉотлЯревский

     “тро было Ясно и свежо. ђассыльные казаки и понЯтые ехали по ѓлуховской
дороге от ЏутивлЯ и везли в середине человека, у которого руки и  ноги  были
свЯзаны.  Љазалось, однако ж, что бодрость и надежда не совсем его покинули;
он весело разговаривал с окружавшими,  шутил  с  ними,  рассказывал  были  и
небылицы и приковывал жадное их внимание умным и живым своим разговором.
     "Њолодец!  весельчак!  нечего  сказать:  скручен, как теленок, которого
везут на убой, - а всЈ не унывает!" - "Њне все  не  веритсЯ,  чтоб  это  был
ѓаркуша;  посмотри:  человек  как  человек,  нет  семи  пЯдей во лбу!" - ’ак
разговаривали двое из  понЯтых,  ехавшие  позади.  "„а  как  его  поймали?"-
продолжал последний.
     -   Ќа  всЯкого  мудреца  много  простоты.  ‚от  видишь,  у  него  было
похоронище, в  глухом  месте,  над  ‘еймом,  близ  Љлепала;  там  он  прЯтал
награбленные  им  богатства.  ‚черась,  когда удалый королевецкий рассыльный
казак Њоторный следил за ним с четырьмЯ своими товарищами, заметили они, что
гайдамак  пробираетсЯ к тому месту. Ћни видели, как он сошел с конЯ, и сами,
оставЯ лошадей за ивнЯком, почти ползком прокрались к кустарнику, за которым
ѓаркуша,  отыскав заступ, начал разрывать землю. ‚друг они на него бросились
и, не дав опомнитьсЯ, свалили с ног, свЯзали ему руки и ноги, завЯзали  рот,
прикрутили молодца к седлу его же конЯ и вскачь пустились с ним к селению за
понЯтыми. Ћстальное ты знаешь.
     Љонвой между тем приближалсЯ к  Љлевенскому  перевозу.  ‘квозь  просеки
приЯтной  рощицы  видны  были  вдали,  на  высоком прелестном месте, большой
помещичий дом и купол церкви села ‚***на;  внизу  текла  излучинами  быстраЯ
Љлевень,  сливающаЯ  воды свои с ќсманью;  по долине,  за тундрами и сагами,
мелькали купы дерев, хутора и мельницы. “зник, казалось, любовалсЯ видами  и
любопытно   расспрашивал  о  всем  своих  проводников;  в  таких  разговорах
подъехали они к перевозу.
     Џаром был уже  готов.  Љазаки  и  понЯтые  взвели  на  него  гайдамака,
поставили  усталых коней своих к одной стороне и столпились вокруг пленника.
’олько ретивый конь ѓаркуши, не знаЯ  устали,  бил  от  нетерпениЯ  в  доски
копытами  и,  казалось,  хотел  пуститьсЯ  вплавь  к  другому берегу. Љ нему
приставили одного из понЯтых и велели крепко держать за повода.
     ѓайдамак окинул беглым взором своих спутников; потом, устремЯ глаза  на
крутые горы противуположного берега Љлевени, сказал:
     -  ЉажетсЯ,  там, за этими горами, влево есть селение над ќсманью... Ќе
могу вспомнить его имени. Џокойный дед мой был родом из  здешней  стороны  и
часто рассказывал нам, ребЯтам, страшную быль об этом селении.
     - Љакую? - спросили в один голос вожатые, увлеченные любопытством и уже
прежде заохоченные искусными его рассказами.
     - •орошо вам, друзьЯ, слушать на свободе! у менЯ гортань  пересохла  от
жажды, а руки и ноги затекли кровью от ваших веревок.
     -  ‚  самом  деле,  братцы,  к  чему его мучить без нужды? Џаром теперь
отчалил, нас здесь человек сорок, уйти ему нельзЯ. ђазвЯжем ему руки и ноги,
пока  на  середине  реки;  а  начнем  приставать  к  берегу,  тогда пусть не
погневаетсЯ, опЯть опутаем молодца по-прежнему.
     ’ак говорил один казак, и товарищи охотно его послушались. ‚ наружности
и  речах  ѓаркуши  было  нечто  такое, что вожатые, при всем убеждении в его
преступлениЯх, почувствовали к нему невольное доброхотство.  Ћни  совершенно
потерЯли суеверный страх, который на малороссиЯн наводило одно его имЯ.
     ђуки  и  ноги  гайдамака уже свободны; ему поднесли полную кружку вина,
которую он выпил "за здоровье братьев  землЯков".  ’огда  все  приступили  к
нему, просЯ рассказать страшную быль, и он начал:
     -  „авно,  не  за  нашею памЯтью, селение, о котором Я говорил, было за
другими панами. Ћдин из них был человек чудной: не ходил  в  церковь  божию,
чуждалсЯ  людей,  считал звезды ночью, собирал росу на заре и папоротниковый
цвет под €ванов день. -Ќикто не знал, какою смертью он умер и где  погребен;
только видели, что в ту ночь, как его не стало, огненный клуб прокатилсЯ над
селением и рассыпалсЯ искрами над самым домом панским. „ом сгорел дотла, а с
ним  и  всЈ,  что  в нем было. ‚от, спустЯ малое времЯ, начали делатьсЯ дела
небывалые и неслыханные. Љаждый день, и в самую полуденную пору,  при  Ясной
погоде,  вдруг  набегут  облака и застелют солнце, подыметсЯ пыль столбом по
дороге, и сквозь пыль видали те, кого бог не миловал от такого виденьЯ,  что
старый  пан  (как  его  называли)  вихрем  пронесетсЯ  по  селу  в старинном
рыдване,   шестеркою черных как смоль коней,  которые,  пенЯсь  и  сарпаЯ  и
бросаЯ  искры из глаз, на четверть не дотрогивались до земли. Ључера и лакеи
сидели на своих местах, как окаменелые, в белых саванах, с бледными  лицами,
со впалыми глазами, - словно теперь только вырыты из могил. ‚ один день...
     ‚  эту  минуту паром приставал к берегу; некоторые из провожатых сидели
на помосте с полурастворенными ртами и жадно ловили каждое  слово;  у  одних
волос  становилсЯ дыбом, у других лица вытЯгивались от ужаса; державший конЯ
гайдамакова опустил руку с поводом и  стоЯл  как  вкопанный.  ‚друг  ѓаркуша
одним  прыжком  через  сидевших выскочил из круга, столкнул в воду оплошного
надзирателЯ за конем, впрыгнул в стремена, перескочил расстоЯние, отделившее
паром  от пристани, и стрелою полетел на крутизну. Ќа самом гребне придержал
он конЯ, махнул шапкою своим сторожам и, вскликнув:  "‘пасибо,  землЯки,  за
ласку!" - исчез за склоном горы.
     -  —еловек это - или бес? - рассуждали' провожатые, опустЯ головы и еще
не опомнившись от столь внезапного побега. -  ђазве  мы  не  знали,  что  он
водитсЯ с нечистою силою! как он нас обморочил...
     „олго  стоЯли  они  на пароме, не знаЯ, что начать, и не смеЯ взглЯнуть
друг на друга.


ѓлавы из малороссийской повести

ѓлава I
                                                  ‘качи, враже, Як пан каже.
                                                    ЊалороссийскаЯ пословица

     ‹ет за пЯтьдесЯт ЊалороссиЯ была  страною  поэтическою.  •отЯ  жизнь  и
занЯтиЯ   мирных  ее  жителей  были  самые  прозаические,  как  вы  узнаете,
милостивые государи, из моих рассказов, если станет  у  вас  терпениЯ;  зато
вековые,  непроходимые  леса, пространные степи и худо возделанные полЯ, а в
селах полуразвалившиесЯ хижины и заглохшие сором и крапивою улицы переносили
воображение  в  веки  первобытные,  которые, как известно, составлЯют удел и
собственность поэтов. “дел, мимоходом сказать,  небогатый;  и  оттого-то  мы
встречаем  питомцев ”ебовых в изношенных и забрызганных чернилами платьЯх, а
ищем - на чердаках.  Ќо  теперь  речь  не  о  них,  а  о  жизни  и  занЯтиЯх
малороссиЯн.
     Џростой  народ  пил,  ел  и дремал в роскошной лени зимою, зарывшись на
печи в просо или овес,  сушимые  длЯ  домашнего  обихода.  •отЯ  он  не  мог
похвалитьсЯ перед итальЯнцами климатом и красотами природы; но не уступал им
ни  в  лени,  ни  в  сладкоголосных  своих  песнЯх.  ‹етом  мужчины  кое-как
обрабатывали  свои  полЯ  и убирали жатву, охотно ходили чумаковать, т. е. с
обозами за рыбой и солью; зимою ж,  если  холод  не  выгонЯл  их  в  лес  за
дровами,  которых  они никогда не заготовлЯли на целую зиму, если недостаток
других жизненных потребностей не заставлЯл их отвозить  на  базар  небольшой
свой  запас  хлеба  или  крайнЯЯ  бедность  не  запирала  в дымной винокурне
зажиточного заводчика; то они как будто держали заклад с медведЯми, кто кого
переспит.  Џромежутки  между  сном  проводили они в шинках, где, потчуЯ друг
друга, за чаркою вина вспоминали старину и свои чумакованьЯ. †енщины  белили
хаты свои к ђождеству и ‚елику-дню (празднику Џасхи), содержали в опрЯтности
дом, варили вкусный борщ, ухаживали за домашнею скотиной, а в зимние  вечера
при  свете  ночника  прЯли,  рассказываЯ  соседкам  страшные были о ведьмах,
мертвецах и русалках; но вообще в это времЯ года были они гораздо досужливее
и полезнее мужьев своих.
     „евушки  и молодые парни проводили времЯ веселее и разнообразнее. ‡имой
они собирались вместе на приманчивые вечерницы,  и  здесь-то  малороссийские
красавицы  истощали  все  пособиЯ  сельского  кокетства,  привечали  и часто
обманывали доверчивых молодцов.  Љосы, заплетенные в дрибушки или  перевитые
разноцветными  скиндЯчками,  радужнаЯ  плахта, штофовый или парчевый корсет,
едва состегивающийсЯ под грудью гаплицами, белый суконный кунтуш, по  фалдам
коего,  отделЯющимсЯ  от стана, расшиты были черным шелком усы,  и сафьЯнные
чоботы - составлЯли нарЯд щеголеватой малороссийской  девушки.  —ерный  цвет
волосов  и  бровей и живой румЯнец в щеках почитались непременными условиЯми
красоты; посему с помощью зеркала и услужливой пробки  или,  за  недостатком
ее,-  накопченой  иглы  светлого цвета брови часто превращались в лоснЯщиесЯ
черные,  а  таЯщийсЯ  в  бледных  щеках  румЯнец  вызывалсЯ  наружу   щипким
надошником  или  осторожно  заменЯлсЯ настоенным в вине сандалом.  †упан или
свита нараспашку, казачьЯ шапка  с  красным  суконным  верхом,  красные  или
желтые  чоботы, иногда цветной шелковый платок, небрежно повЯзанный на шее,-
таков был убор молодого малороссиЯнина до танцу. Њузыка была  не  по  найму:
один  из  посетителей  сего  сельского  клуба  приносил  гудок или скрипицу,
балалайку, сопелку или на чем был горазд  и,  наигрываЯ  дудочки,  метелицу,
горлицу или казачка, вливал огонь и быстроту в гибкие члены молодой толпы.
     Џанки,  или мелкопоместные дворЯне жили почти так же. Ѓудинки сельского
панка были не многочисленны светлицами; иногда тесовые или чисто  выбеленные
стены  с  божницею, с простою дедовскою утварью составлЯли все их украшение;
иногда стены пестрели и удивлЯли глаза простодушных гостей теми  самыми  или
подобными  тем изображениЯми, какими ЉотлЯревский убрал палаты царЯ ‹атина в
IV-й песни своей "ќнеиды".  —ай не всегда и не  везде  подносилсЯ  гостЯм  и
часто  заменЯлсЯ варенухою.  ’ерновка, вишневка, дулевка, рЯбиновка и другие
наливки на домашнем хлебном вине, изредка вина сикийское,  монастырийское  и
волошское  услаждали  неразборчивый  вкус так же, как позже вина венгерские,
рейнские и французские.
     ‚от, в  коротких  словах,  образ  жизни  тогдашних  малороссиЯн.  Џанки
отстали  теперь  от него: потчуют гостей чаем и вареньЯми, а панночки играют
на фортепиано и танцуют экосезы; но простой народ все еще держитсЯ  коренных
обычаев.  Ќе станем, однако ж, выходить из описываемой нами эпохи и взглЯнем
на частные картины.
     ‚оздвиженскаЯ Ярмарка в Љоролевце приходила к  концу;  залетные  гости,
купцы  московские,  жиды из Ѓердичева и Ѓелой церкви и пр. и пр. отправились
искать  на  других  Ярмарках  или  неверных  выгод,  или  нежданных  потерь.
Љо-ролевец  стал  пустеть, как наши полЯ и болота во времЯ осеннего перелета
птиц; только сентЯбрьскаЯ непогода, дожди и грЯзь основали  постоЯнное  свое
пребывание  в городке и окрестностЯх его до поздних заморозков. Џан ѓриценко
в это времЯ праздновал именины своей  дочери,  прекрасной,  милой  и  доброй
…вфросинии, которую, по малороссийскому сокращению, все называли Џрисею. Џан
ѓриценко был богат, а ЏрисЯ его единственнаЯ  наследница:  мудрено  ли,  что
распутица  не  помешала  любителЯм  пламенных,  черных глазок и охотникам до
сытных блюд и вкусных наливок собратьсЯ  у  зажиточного  соседа?  ЏрелестнаЯ
ЏрисЯ  должна была из своих рук подносить гостЯм наливки и варенуху, которую
сама приготовила; с милою, стыдливою улыбкою, с опущенными к полу  ресницами
и  застенчивым  поклоном  говорила  она  каждому  обычное  приветствие:  "Ќа
здоровье!" ’аким образом, при звуке серебрЯных чарок  и  филижанок,  в  шуму
речей и малороссийских песен, времЯ летело, и короткий осенний день смешалсЯ
е хмурым и туманным вечером. Њногие из гостей встали и  хотели  уехать;  пан
ѓриценко. по врожденному гостеприимству малороссиЯн, удерживал всех, наливал
чару за чарой и просил посидеть.
     - Ќет, не погневайтесь! - говорил толстый подкоморий Љныш -  „орога  ко
мне  идет  по  косогору и у самого леса; волки кодЯт теперь стаЯми, Я почему
знать - может быть гайдамак...
     - Џолно, полно! - прервал речь его ѓриценко.- Љ  чему  пугать  любезных
моих  гостей?  и  как  сюда  ждать  гайдамака,  и что ему здесь делать? …сли
кандалы не подкосили ему ноги и колодка не скрючила шею, то он верно  теперь
не ближе отсюда, как верст за пЯтьдесЯт, где-нибудь на  Љоролевецкой дороге,
поджидает богатого московского купчика с товарами или беломорского  грека  с
винами. ‚ы знаете, что теперь разъезжаютсЯ с Ярмарки.
     -  Ђ что в самом деле, ие слышно ли чего о гайдамаке? - спросил один из
гостей.
     - Љак? - подхватил словоохотный подкоморий, считавшийсЯ в  своем  кругу
приЯтным  рассказчиком  и живою газетой всех новостей.- Ќеужели вы ничего не
слыхали о том, что случилось в Љоролевце? Ќу так Я вам  расскажу.  ЏлемЯнник
мой  был там на Ярмарке и привез мне самые точные и подробные известиЯ - Џри
сих словах подкоморий посмотрел на все собрание с  самодовольным  и  отчасти
горделивым видом как человек, знающий то, чего другие не знают.
     -  ‚от,  милостивые  государи,  как  было дело,- продолжал подкоморий -
ѓайдамак вдруг ЯвилсЯ середи бела днЯ на Ярмарке, в толпе народа.  Ќикто  не
смел  его тронуть даже пальцем: самые отчаЯнные смельчаки боЯлись не столько
его силы, сколько его бесовского художества и  мороченьЯ  Ћн  похаживал  как
индейский  петух,  спесиво  раздув хохол и посматриваЯ на боЯзливых: куда ни
обернетсЯ - толпа народа так и отхлынет, как дым  от  ветра.  ’ут  откуда-то
выискалсЯ жид, который, как и весь их жидовский род, видно, знал чернокнижие
не хуже ѓаркуши.  Ћн  ЯвилсЯ  к  поветовому  судье  и  сказал  ему  наедине,
посмотревши  на  звезды и на воду, где и как можно поймать гайдамака живым и
без всЯкого сопротивлениЯ, ну словно, как мы ловим зайца тенетами. ‚ полночь
жидок с рассыльщиками и понЯтыми напал на гайдамака врасплох, когда тот спал
под чистым небом в каком-то глухом месте,  отговорил  начерченный  им  около
себЯ  волшебный  круг,  услал  за  тридевЯть  земель  сторожившего  над  ним
нечистого духа и  выдал  ѓаркушу  рассыльным  казакам,  которые  тотчас  его
скрутили и повезли в ѓлухов.  ’олько ненадолго его взЯли при переправе через
Љлевень на пароме, он вдруг околдовал  своих  конвойных:  все  они,  человек
сорок,  не  могли  тронутьсЯ  ни  руками, ни ногами, хотЯ слышали, как вдруг
расплеснулась вода в Љлевени, видели, как оттуда выскочил  на  паром  черный
конь  с  огненными  глазами,  как  ѓаркуша  сел на него, взвилсЯ над рекою и
берегом - и поминай как звали! ‚се это рассказывали  они  уже  спустЯ  шесть
часов  после  этого  случаЯ, а до тех пор оставались окаменелыми на пароме и
они и их лошади. ‘ жидом было и того  хуже:  он  вдруг  исчез,  так  что  не
заметили,  в  воду ли канул или в дым сотлел. ЌечистаЯ сила, видно, покарала
своего прислужника за то, что он выдал ее любимца.
     - „а, гайдамак ужасный чернокнижник: дунет на воду - и вода  загоритсЯ,
махнет  рукою  на  лес  -  и лес прилЯжет, - сказала одна дороднаЯ гостьЯ и,
конча речь, как заметно было, шептала молитву.
     - € лихой удалец, - примолвил отставной хорунжий —еремша, -  с  дюжиною
своей  вольницы набежит на целый обоз, подвод во сто и более; не побоитсЯ ни
ружей, ни рогатин, свистнет, гаркнет: "Ќиц головами!"   -  и  все  прилЯгут,
пока он не очистит возы ото всего, что получше да подороже.
     -  Ћхота  вам, господа! - еще раз перервал хозЯин, - рассказывать такие
незабавные новости? ‚ы и так уже  напугали  мою  именинницу:  смотрите,  она
сидит в углу и чуть не плачет.
     €  в  самом деле ЏрисЯ, в промежутках потчеваньЯ гостей своих, сидела в
углу, одна, вдали от всех, с поникшею головою. ‹ицо ее было печально, частые
вздохи  волновали  высокую  грудь  ее;  в  кругленьких, полненьких щечках то
вспыхивал Яркий румЯнец, то вдруг сбегал с них и уступал место бледности. Ќе
от  ужасных  рассказов тосковала милаЯ девушка: нет! они ее не занимали, она
их не слушала. ѓод назад она провела  этот  день  с  другом  своего  сердца,
„емьЯном  Љветчинским, молодым, пригожим и ловким офицером одного гусарского
полка. Љветчинский был сын одного соседнего дворЯнина; отец его  был  беден,
но „емьЯна воспитал в Љиеве и за четыре года пред тем из последнего снарЯдил
его на службу царскую. „емьЯн служил с  отличием,  скоро  произведен  был  в
офицеры  и  за  год  до  описываемого здесь времени приезжал в отпуск к отцу
своему. ’ут познакомилсЯ он с домом пана ѓриценка, увидел Џрисю, влюбилсЯ  в
нее  страстно,  изъЯснилсЯ  ей  в  любви и получил взаимное признание робкой
девушки.   Ћбодренный   ее   любовью,   личными   своими   достоинствами   и
благословением  отца  своего  послал  он  сватов к пану ѓриценку; но получил
оскорбительный отказ, 'сопровожденный насмешкою,  верным  изъЯвлением  спеси
богатого  и  старинного  малороссийского  пана.  Ћтец  Џриси отвечал, что не
отдаст дочери своей за беднЯка, который сверх того не может насчитать и трех
поколений  в  дворЯнской своей родословной. Ќи слезы, ни уверениЯ Џриси, что
кроме „емьЯна Љветчинского она не будет  ничьею  женою,  -  не  сильны  были
разжалобить упрЯмого старика. ‘ тех пор влюбленные виделись только однажды и
то мельком; поклЯлись друг другу: она -  что  расплетет  девичью  свою  косу
разве  только  под  клобук  монахини,  а он - что сосватаетсЯ разве только с
пулею неприЯтельскою. „емьЯн уехал в армию, и уже более  десЯти  месЯцев  не
было  о  нем ни слуху, ни духу. ЏрисЯ тосковала, плакала как дитЯ; но грусть
ее, как и грусть дитЯти, не  была  глубока,  не  иссушила  ее  сердца  и  не
изменила  юной  ее красоты и свежести. ’олько в день своих именин, оживлЯЯ в
душе своей памЯть  прошедшего,  она  была  грустнее  обыкновенного  и,  хотЯ
стыдилась  плакать при гостЯх, чтобы злые Языки не вывели из того каких-либо
предосудительных длЯ нее заключений,  однако  ж  беспрестанно  задумывалась,
вздыхала  и  изменЯлась  в  лице,  как  мы  видели  выше. Ћтец ее первый это
заметил; ибо гостЯм, за попойкою и разговорами, было не до того.
     - —то с тобою сталось, дитЯ мое? - сказал он, подошед и поцеловав ее  в
лоб.  -  Ќе  бойсЯ: бог милостив; он не попустит, чтобы такой ангел, как ты,
такаЯ добраЯ  и  послушнаЯ  дочь,  пострадала  от  набегов  и  грабительства
гайдамаков. ќто все сказки: ѓаркуши здесь поблизости нет и не будет. Ђ! да Я
и забыл, что у нас именины без музыки; это и в самом деле  скучно,  особливо
молодым девушкам: их ноги не привыкли быть в покое... ќй, ‘тецько!
     ‘тецько,  камердинер и вместе скороход пана ѓриценка, ЯвилсЯ у дверей в
разодраной  свите,  с  босыми  ногами  и  полурастворенным   ртом,   уставил
неподвижные глаза на своего пана и ждал приказа.
     - Ѓеги  опрометью,   вЯлое животное,   и позови сюда слепца ЌестерЯка с
бандурою.
     - кода!-жалко пропищал ‘тецько, пожимаЯ плечами и не двигаЯсь с места.
     - кода будет тебе, если еще разинешь рот.
     -  ‚ласть  панскаЯ!  -  продолжал  ‘тецько,  все  еще не уходЯ и тем же
голосом. - ’олько на дворе ночь хоть глаз выколи, дождь как из ведра,  грЯзь
по  колено.  „о  нестерЯковой  хаты далеко: она на краю села; а там у оврага
всЯкую ночь люди видЯт черную собаку, и все в один голос  говорЯт,  что  это
упырь;    кто  зиает,  может  быть,  сам  ЌестерЯк: этот слепой леший не мне
одному кажетсЯ колдуном.
     - ‘тупай же, пока Я не  заколдовал  тебе  Язык,  -  закричал  ѓриценко,
толкаЯ его в сени.
     „елать  нечего:  бедный ‘тецько доджей был отправитьсЯ в неприЯтное длЯ
него посольство; зато, месЯ ногами грЯзь по улице, он выветривал свою досаду
горькими  жалобами  и  не  щадил  своего  пана  в  следующей  речи,  котораЯ
расстановками у "его вырывалась:
     - Џравду говорит пословица: "‘качи, враже, Як пан каже!.."  •орошо  ему
сидеть  в  теплой  и светлой комнате да пить свою терновку с гостЯми: сам бы
дошел, вместо менЯ а такую погоду, в  такую  ночь...  и  куда  еще?  Ћ  мать
пресвЯтаЯ богородица!.. Ђ!.. кто тут? кто шумит? кто шепчет?.. Ќет, кажетсЯ:
это в панском саду блеклые листьЯ шелестЯт под дождем... џ не трус и за себЯ
постою;  с живым управлюсь; только мертвец или оборотень - не свой брат!.. Ђ
уж что будет, то будет! у менЯ на всЯкий случай есть оборона: на мертвеца  -
крест,  а на живого - дубина... Џодумаешь, подумаешь: длЯ чего Я сам не пан!
…л бы сало, сколько душе угодно, накопил бы полные сундуки денег и  спал  бы
на печи, а длЯ потехи заставил бы пана ѓриценка прыгать через эту дубину или
послал  бы  его  в  глухую  ночь  сзывать  всех  слепцов  и  бандуристов  из
околотка...  —тоб  ему  так  легко  икалось,  как  мне легко по его причудам
тащитьсЯ здесь по грЯзи и шарить ощупью дорогу... Ќи звездочки на  небе,  ни
света  йо  хатам:  все  улеглись... вот самаЯ лучшаЯ пора бродить по улицам!
добрый человек теперь и собаки не выгонит... Ѓог тебе судьЯ, пан ѓриценко!..
‘качи, враже, Як пан каже... Ђй!..
     ‘трах  оковал  ноги  бедного  ‘тецька,  и  на этот раз его страх был не
пустой: сильный удар по плечу невидимой впотьмах  руки  зазвенел  у  него  в
ушах, как неожиданный удар грома, и рассыпалсЯ по всем его составам смертным
холодом.
     - ‡дорово, товарищ! - проговорил в то же времЯ кто-то твердым  голосом,
который показывал, что говоривший не боитсЯ дубины и не бегает от креста,
     -  ‡дорово, коли надобно!.. Љто ты: мертвец, оборотень или... - спросил
‘тецько дрожащим, перерывчатым голосом; последнее слово  замерло  у  него  в
гортани.
     - “знаешь, когда со мною пройдешьсЯ, - с смехом отвечал неизвестный.- џ
слышал, что пан ѓриценко не слишком милосердо с тобою поступает: в эту  ночь
послать по своим причудам такого славного парнЯ... Ќе знаю, на твоем месте Я
отшутил бы ему шутку так, что он бы не скоро опомнилсЯ.
     - ѓде мне с ним сладить? он мой пан! Џлетью обуха не перебьешь...
     - Џеребьешь, коли сумеешь: не в том сила, что он толст и  крепок,  а  в
том, чтобы знать сноровку, где и как ударить по обуху.
     - „а, да! ударить невпопад - так плеть и отхлыснет по твоей же спине.
     -  Џростак!  если волка боЯтьсЯ, так и в лес не ходить. Џожил бы с моЈ,
побродил бы, как Я, ио свету - то бы узнал, что  и  не  такие  обухи  тонким
ремешком перетирают... Џослушай, Я тебЯ научу на камне муку добывать.
     - ђад слушать.
     - ’ебе больно служить пану ѓриценку?
     - € мне, и спине!
     - •отел бы от него подале?
     - „а уж что будет, то будет, а хуже не бывать!
     -  ђазумеетсЯ, если станет у тебЯ на то ума. ’ы знаешь, дурак о себе не
радеет, а умный человек всегда что-нибудь подготовит про запас.
     - ‚едомо, так!   да где же вэЯть,   коли нет?   ‘ сухого лесу листьЯ не
соберешь.
     - …сть где взЯть, были бы руки. ‘лушай: пан ѓриценко,  отпустЯ  гостей,
лЯжет  в  постелю с тЯжелою головою и уснет, хоть стрелЯй над ухом; панЯнка,
как и все молодые девушки ее лет, так же крепко уснет, а  люди  и  пуще.  ’ы
один не будешь спать. ‚ эту пору, попозже полуночи, Я стукну в дверь, что из
саду; ты тотчас отвори. Ќе бось! худо ни с кем не будет; только  мешки  пана
ѓриценка станут полегче, а сундуки поглубже.
     - „ело! по рукам.
     ‚ это времЯ они подходили к оврагу.
     -  „о  встречи у дверей! - сказал неведомый. ‘тецько оглЯнулсЯ - его уж
не было.
     - ‘ нами сила крестнаЯ!  -  думал  ‘тецько,  крестЯсЯ.  -  ќто,  верно,
наваждение;  нет! не продам душу лукавому, кто б он ни был, человек, мертвец
или сам нечистый дух! - ‘ такими  мыслЯми  подошел  он  к  дому  бандуриста.
‘лепец  ЌестерЯк  уже  спал.  “слыша  стук  в окно, он про-будилсЯ, отдернул
форточку и, на спрос узнавши о причине такого позднего  посещениЯ,  разбудил
семилетнюю девочку, свою внуку и вожатую.
     -  ЋлесЯ,  сердце! вставай и вздуй лучину, да подай мне поновее свиту и
чоботы. Џан хочет - не отговариватьсЯ  стать  Я  панских  ласк  и  денег  не
чуждаюсь.
     ЏослушнаЯ  малютка,  потЯгиваЯсь,  исполнила приказ, снарЯдила старика,
оделась сама, подала ему бандуру и по привычке повела его за руку к панскому
дому, оставЯ ветхую свою хату на стражу бедности.
     ‚еселаЯ  пирушка  в  доме  пана ѓриценка была на самом разгулье. ‘тарик
бандурист был встречен ласковым приветом: пан погладил его по  седой  голове
и, велев поднести ему чарку водки, сказал:
     - ѓде ты пропадал, старик? что так долго не казалсЯ мне на глаза?
     -  ‚иноват,  добродей!  Я  вчера только притащилсЯ домой с королевецкой
Ярмарки, где пробыл целую неделю.
     - —то же ты узнал там нового? - спросили вдруг несколько голосов.
     - Ћ, много, много! - отвечал слепец, слегка покачиваЯ  головою.  -  ’ам
был  и  нежданный гость, гайдамак. Ћн словно как из воды вынырнул: всполошил
всю Ярмарку, заставил о себе трубить всех, от мала до велика, и после  вдруг
исчез невесть куда.
     ‚се  гости  приступили  с  расспросами к бандуристу, и он пересказал им
народные басни о ѓаркуше почти так же, как и толстый  подкоморий.  "‚се  это
так вбилось мне в голову, - прибавил слепой певец, - что Я, идучи с Ярмарки,
дорогою  беспрестанно  твердил:  гайдамак!  гайдамак!  €  чтобы   как-нибудь
разделатьсЯ  с  этим  страшным  человеком,  которого  имЯ  ни на миг менЯ не
покидало и нагнало тоску маленькой проводнице моей, внучке, - Я  сложил  про
него песенку. …сли угодно честной компании, Я спою...
     -  ‘пой,  дружок,  спой! - закричали ему гости со всех сторон. ЌестерЯк
взЯл бандуру, закинул  себе  около  шеи  прикрепленную  к  ней  алую  ленту,
пробежал пальцами по звонким струнам, потом заиграл и запел следующую песню:
          Љто полуночной порою
          —ерез лес и буерак,
          ‘ свистом, гарканьем, грозою
          ЊчитсЯ в поле? - ѓайдамак!
          Ћн как коршун налетает,
          Ћт него спасеньЯ нет!
          —ерный вихорь заметает
          ѓайдамака страшный след
          Љто один в селеньЯх бродит
          €, как злобный волколак
          ‘тарым, малым страх наводит?
	  Љто сей знахарь? - ѓайдамак!
          ’ронет он - замки валЯтсЯ,
          ЋтмыкаЯсь без ключей,
          € червонцы шевелЯтсЯ
          ‚ сундуках у богачей
          Љто так зорко приглЯдает
          ‡а проказами гулЯк,
          ‚ душу к ним змеей вползает?
          Љто сей демон? - ѓайдамак!
          ‚раг он и душе и телу
          Ѓуйных, молодых повес
          Ќаучает злому делу
          € с собой уводит в лес
     …ще   старый   певец  не  кончил  своей  песни,  как  вдруг  послышалсЯ
необыкновенный  шум  у  дверей  дома.  ‚се  гости  вздрогнули;  хозЯин,   по
невольному движению, бросилсЯ к дверЯм; слепец ЌестерЯк, оставЯ свою бандуру
на коленЯх, опустил руки и как  будто  бы  силилсЯ  взглЯнуть.  Ћдна  ЏрисЯ,
поднЯв  голову, весело обвела взглЯдом все собрание: было ли то предчувствие
нежданной радости, или беглаЯ мысль, мигом отвлекшаЯ ее от грустных  дум,  -
этого  никто  от  нее  не узнал, потому что никто не спрашивал. € до того ли
было гостЯм? ‚се они  с  каким-то  робким  ожиданием  смотрели  на  двери  и
оставались как прикованные на своих местах.

ѓлава II
                                   —и се ж таЯ криниченька що голуб купавсЯ?
                                     —и се ж таЯ дiвчинонька що Я женихавсЯ?
                                                        ЊалороссийскаЯ песнЯ

     ‘пустЯ  минуту вошел человек средних лет, в богатом польском нарЯде. Ќа
нем была бекешь из зеленой парчи, с большими  золотыми  цветами  и  бобровою
опушкою;  она  состегивалась накрест золотыми снурками, по краЯм коих висели
крупные золотые кисти, и сверх того стЯнута была персидским кушаком. ‘ одной
стороны  к  кушаку прикреплена была золотою цепочкою криваЯ турецкаЯ саблЯ в
дорогой оправе; а с другой - заткнут был турецкий  же  кинжал  с  серебрЯною
рукоЯткою  и  ножнами,  на которых сверкали драгоценные каменьЯ. Ќезнакомец,
войдЯ в комнату, вежливо поклонилсЯ всему собранию;  с  меткостию  человека,
живущего в лучших обществах, отыскал он хозЯина дома, сказал ему на польском
Языке приветствие и просил ночлега и гостеприимства, объЯснЯЯ, что сбилсЯ  с
большой  дороги  и  в  такую  пору не мог ехать далее. Џан ѓриценко, разумев
немного по-польски, отвечал ему как умел приглашением остатьсЯ в его доме до
будущего  утра,  и  если  не  соскучитсЯ, то пробыть у него и весь следующий
день, чтоб отдохнуть и оправитьсЯ от такой трудной дороги.
     ’ут только гости, опомнившиесЯ от первого  впечатлениЯ,  заметили,  что
вслед за полЯком вошел в комнату молодой гусарский офицер. ЏрисЯ прежде всех
его увидела: она вздрогнула, ахнула... ќто был  „емьЯн  Љветчинский.  ЏолЯк,
оборотившись,  взЯл  его  за  руку  и  представил  хозЯину  дома  как своего
спутника. Џо пословице: хоть не рад, да готов, пан  ѓриценко  повторил  свое
приглашение    и    Љветчинскому,   боЯсь   отказом   нарушить   обЯзанность
гостеприимства, весьма свЯто в Њалороссии уважавшегосЯ, и подать о  себе  на
первых порах дурное мнение польскому пану.
     Љогда  все  уселись,  слуги  польского  пана,  или, как он говорил, его
шлЯхтичи, начали вносить дорожные его вещи. Џервый из них поставил  на  стол
перед  своим  господином  его  шкатулку, без которой знатный и богатый полЯк
никогда почти не делает шага из дому.  ‚торой  внес  походное  его  ружье  и
пистолеты  в бархатных футлЯрах. "ќто, - молвил незнакомый гость, - Я взЯл с
собою длЯ того, что здесь, сказывают, дороги не совсем спокойны.  џ  слышал,
что  в  вашем  краю разгуливают шайки бродЯг и очень немилостиво обходЯтсЯ с
проезжими, а особливо с моими землЯками, знаЯ,  что  с  нами  всегда  бывает
порЯдочный  запас  дукатов.  „лЯ  того  же  Я  взЯл  сверх обыкновенных моих
проводников несколько человек лишних. Џо незнакомым дорогам не худо ездить с
хорошею  охраною".  € в самом деле, любопытные гости пана ѓриценка насчитали
всей прислуги полЯка человек до  двенадцати,  входивших  то  с  разными  его
вещами,  то  длЯ  получениЯ  его  приказаний. ‚се они одеты были в одинакое,
весьма щеголеватое платье, с золотыми позументами, у каждого была за  поЯсом
саблЯ  и  пара  пистолетов; большаЯ часть из них, как видно было, составлЯла
конную стражу своего господина.
     Ќе прошло полчаса, как уже все  гости  были,  так  сказать,  околдованы
обходительностию и ловкостию польского пана, занимательностию его разговоров
и приЯтностью поступков. ‘ мужчинами был он вежлив и говорлив,  с  женщинами
услужлив  и  вкрадчив.  ‡нав,  что  не  многие  из собеседников его разумели
по-польски, старалсЯ он говорить по-малороссийски, ломал  довольно  забавным
образом  наречие  туземцев,  и сам первый тому смеЯлсЯ. Ќичем столь легко не
приобретешь доброго расположениЯ малороссиЯн, как непринужденною  веселостью
и  шутливостью;  казалось,  польский  пан  обладал  в  высшей  степени  сими
качествами приЯтного собеседника. Ћколо него  составилсЯ  кружок;  всЯкий  с
удовольствием  его  слушал,  расспрашивал  и  смеЯлсЯ от души остроумным его
замечаниЯм насчет жизни знатных богачей в Џольше  и  в  Њоскве,  откуда,  по
словам  польского  пана,  он  теперь  ехал,  быв посылай с какими-то важными
поручениЯми.
     Њежду тем как хозЯин и  все  гости  были  занЯты  слу-шаньем  рассказов
полЯка,  Љветчинский  нашел  удобный  случай сесть подле Џриси, повторить ей
свои уверениЯ в вечной любви и выслушать такие же от нее. Џосле сей взаимной
передачи  нежных  чувствований ЏрисЯ с веселым видом спросила у „емьЯна: где
отыскал он этого чудака-незнакомца, который, ЯвЯсь впервые  в  их  обществе,
как будто бы сто лет был знаком со всеми?
     -  џ  нашел  его,  -  отвечал  Љветчинский,  -  назад  тому часа два, в
постоЯлом доме, что стоит там, под леском, в  четырех  верстах  от  здешнего
селениЯ.  Ћн  остановилсЯ  было там ночевать, когда Я заехал в ту же корчму,
чтоб обогреватьсЯ и дать отдых лошадЯм, которых  измучил  по  худой  дороге,
спеша к отцу... Џризнаюсь тебе, милаЯ, хоть Я и решилсЯ было никогда сюда не
возвращатьсЯ: но один взглЯд на тебЯ, один слух о тебе вызвали бы менЯ...
     - ‘ того света,- перервала ЏрисЯ с лукавою улыбкою.- Ќе  о  том  теперь
речь:  ты хотел мне рассказать, как познакомилсЯ с польским паном. Џродолжай
же.
     - €зволь, милаЯ,  если  тебе  приЯтнее  слышать  о  проказах  польского
чудака,  нежели  о муках моего сердца, - отвечал „емьЯн отчасти укорительным
голосом. - ‚ошедши в корчму, Я увидел  толпу  прислужников  польского  пана,
которые  суетились  около  него.  ‘ам  он лежал в переднем углу на лавке, ва
которой разостлан был персидский ковер с сафьЯнными йодушками; перед ним, на
столе,  поставлены были неразлучнаЯ его шкатулка, саблЯ, кинжал, пистолеты и
бутылка какого-то заморского вина. Љогда Я вступил в комнату,  он  торопливо
вскочил  с  своего  места,  быстро посмотрел мне в глаза, потом поклонилсЯ и
спросил по-польски: конечно, IЯ проезжий? џ отвечал, что он не  ошибсЯ.  ’ут
он  просил менЯ сесть подле него, потчевал своим вином, расспрашивал, куда и
зачем еду... ‘мейсЯ или нет, моЯ милаЯ, только Я от полноты  души  рассказал
ему все: и нашу любовь, и наши горести; не утаил даже и того, что нынче день
твоих именин. ‚ообрази мое удивление, когда чудак, вскрикнув: "џ вам помогу,
и  помогу  сей  же  час",  -  велел своим людЯм в минуту собратьсЯ в дорогу,
надеть лучшую их однорЯдку и, одевшись сам, посадил менЯ с собою  в  бричку,
чтобы,  как  он  шутЯ говорил, показывать дорогу... € вот мы здесь! Ќе знаю,
что из этого будет, не смею еще надеЯтьсЯ ничего  хорошего;  но  сердце  мое
замирает в каком-то тЯгостном ожидании.
     ЏрисЯ вздохнула. ‚ эту минуту раздалсЯ громкий, единодушный хохот всего
собраниЯ. Ћтчасти из любопытства, отчасти  из  опасениЯ,  чтоб  не  заметили
долгого их разговора глаз на глаз, вдали от прочего общества, - ЏрисЯ встала
и подошла к гостЯм. „емьЯн пошел вслед за нею <...>
     ’аким образом, в веселых рассказах и шутках, неприметно пролетел вечер.
Љукушка   в   стенных   часах  прокричала  одиннадцать  часов;  гости  вдруг
опомнились, стали собиратьсЯ к отъезду, но хозЯин  снова  начал  унимать  их
закусить,  что  бог  послал.  Ћни снова начали отговариватьсЯ пвзднею порою,
волками и гайдамаками. ’ут к хозЯину пристал и полЯк, упрашивал их  подарить
его  остатком  вечера  и  отведать  за  ужином  его венгерского вина; к тому
прибавил он, что всем им даст своих  шлЯхтичей  проводниками.  Ќа  замечание
подкомориЯ,  что  шлЯхтичи  и  без  того устали и намучились по такой дурной
дороге, отвечал он, что эти молодцы привыкли к поездкам  и  что  они  готовы
ехать  во  всЯкую пору по приказу своего пана, не знаЯ ни сна, ни усталости,
как черкесы.
     ‡а ужином польский пан велел подать свой запас венгерского и серебрЯные
чарки.  ‘ам  он  подносил вино своим собеседникам, чокалсЯ с каждым из них и
пил за их здоровье. Ќаконец, когда все уже были очень  навеселе,  вдруг,  по
его  знаку, подали две серебрЯные стопы одинакой меры, с чернью и позолотою;
полЯк подошел к пану ѓриценку, сказал ему, что хочет пить с ним  по-польски,
на братство; стал на колени и пригласил хозЯина сделать то же. ’ут он громко
сказал: "Џан  ѓриценко!  здоровье  твое,  мое,  любезной  именинницы,  твоей
дочери,  и  молодого  гусара,  моего  товарища.  ‚идишь ли, Я пью от души на
братство: не забываю и тех, которые милы тебе и мне. ‚ыпьем же, как у нас  в
Џольше:  все  до  дна,  не  переводЯ духа". Џан ѓриценко, у которого прежнЯЯ
попойка уже затмила рассудок, принЯлсЯ пить без всЯкого  возражениЯ;  однако
же  не  мог выпить всего за одним духом: останавливалсЯ, пыхтел, но не хотел
отстать от своего товарища. “ польского пана вино свободно лилось  в  горло;
он  выпил  несколькими  минутами прежде хозЯина, стукнул стопою о серебрЯный
поднос и закричал: "‚иват!" ‘лепец  ЌестерЯк,  забытый  с  самого  поЯвлениЯ
полЯка,  отозвалсЯ  в  эту  минуту,  громко ударЯ тушь по всем струнам своей
бандуры. Џольский пан подошел к нему, налил венгерского и,  бросив  в  чарку
червонец,  подал  ему  и  сказал:  "Ќа, пей, старик!" ‘лепой бандурист выпил
вино, достал со дна  чарки  червонец,  ощупал  его  и  молчаливо  поклонилсЯ
щедрому  дарителю.  ‚след  за  тем  он встал, оперсЯ на плечо своей внучки и
пошел домой, покачиваЯ седою своею головою.
     ѓоловы гостей сильно кружились, когда они  встали  из-за  стола.  ЏрисЯ
просила Љветчинского, который один из всей мужской компании уцелел от хмелЯ,
позаботитьсЯ об отъезде гостей. Џольский пан, вслушавшись в ее речь,  созвал
своих  служителей,  велел осьмерым из них быть в минуту готовыми и провожать
гостей, настрого подтвердив,  что  они  будут  ему  отвечать  за  целость  и
безопасность как самих господ, так и всего, что при них находилось. Ќа него,
как видно было, вино не сильно действовало, по привычке ли к таким попойкам,
или  потому,  что  он  был  крепок  от природы. Ћн распорЯжал всем и отдавал
приказаниЯ, как человек с совершенно свежею головою. ‡ато хозЯин дома совсем
обомлел  от  последнего  потчеваньЯ:  Язык  у  него почти не ворочалсЯ, ноги
подкашивались. Џо отъезде гостей он уже насилу стоЯл на ногах. ЏрисЯ кликала
‘тецька,  чтоб  он  отвел  своего  господина  в  его  комнату; но ‘тецько не
откликалсЯ. Ћдин из людей польского пана сказал ей, что камердинер  отца  ее
спал  в  людской  избе,  "от того, - прибавил он, - что, потчуЯ прислугу его
Ясновельможности, не забывал и себЯ".  Љое-как,  с  помощью  „емьЯна,  ЏрисЯ
отвела  своего отца в его комнату, где Љветчинский и денщик его раздели пана
ѓриценка и уложили его в постелю. ЏрисЯ пожелала  спокойной  ночи  польскому
гостю,  то  же  желание,  сопровожденное  едва заметным вздохом, сказала она
„емьЯну и ушла в свою комнату. ЏолЯк и Љветчинский остались вдвоем  и  скоро
легли спать. ’ак ли они крепко уснули, как пан ѓриценко, или вовсе не спали,
как молодаЯ ЏрисЯ в эту ночь, - не  станем  исследовать;  а  посмотрим,  что
сталось с ‘тецьком.
     Ћн  крепко  держал  в уме и на душе, чтобы пересказать панЯнке, которую
любил за ее доброту и ласковость, встречу свою с незнакомцем  у  оврага;  но
при  гостЯх не имел свободной длЯ того минуты. Џриезд польского пана развлек
его внимание; к тому ж он уверилсЯ, что при таком большом числе  вооруженных
людей  гайдамаки  не  посмеют напасть на дом пана ѓриценка. Ќа беду еще, его
заставили потчевать служителей полЯка, которые все были большие весельчаки и
беззаботные  головы пили сами за его здоровье и его заставлЯли пить за свое,
поодиночке.
     - ‚ы славные молодцы, - сказал ‘тецько, когда у него порЯдочно зашумело
в  голове,  - и перед вами нечего таитьсЯ; да вы же в этом деле можете нам и
сослужить службу.
     - Ђ что такое? - спросили почти в один голос все полЯки.
     - „а вот что. Љ нам называлсЯ в  нынешнюю  ночь  еще  один  гость:  бог
весть, кто он таков, а кажетсЯ, гайдамак...
     - —то же ты нам присоветуешь делать, когда он ЯвитсЯ?-был новый вопрос.
     -  Ќи  больше, ни меньше, как заступитьсЯ за нас, т. е. за менЯ, пана и
панЯнку: стрелЯть из ваших пистолетов,  колоть,  рубить,  крошить  в  мелкие
куски злодеев. џ не хочу, чтоб они над нами насмеЯлись.
     -  „ельно!  небось,  не  выдадим,-  сказал  хвастливо один из полЯков.-
Џосмотрел бы Я, как-то ваши малороссийские гайдамаки посмели  бы  насунутьсЯ
на мою польскую саблю? подавай их сюда!.. ‚ыпьем же на отвагу.
     € чарка снова пошла кругом, и голова ‘тецькова еще более отуманела.
     -  „а  как  ты  сведал,  что  гайдамаки хотЯт напасть на здешний дом? -
спросил у ‘тецька один полЯк.
     - џ встретил одного из них нынешним вечером, и он сам менЯ подговаривал
отпереть им двери, - отвечал ‘тецько.
     - Ђ ты и не согласилсЯ?
     -  џ  было  сказал надвое; да после одумалсЯ. Џуще всего мне стало жаль
панЯнки.
     - ђазве она так добра?
     - Ћх! добра, как мать роднаЯ! от нее-то и ласковое слово  услышишь,  от
нее-то  и  лишнюю  чарку,  и  лишний  кусок  получишь. Љогда пан наш на кого
разгневаетсЯ,  она  упрашивает  да  умолЯет  его  до  тех   пор,   пока   он
умилосердитсЯ.  €  бедным  всем она помогает, своим и чужим. Џошли ей, боже,
здоровье и счастье, да хорошего жениха!
     - ‚ыпьем же за ее здоровье! - вскликнули полЯки и снова принЯлись  пить
и поить ‘тецька.
     —арка  за  чаркой  -  под  конец  он  упал без чувства на лавку и таким
образом проспал до утра, забыв и гайдамаков и добрую свою панЯнку.

ѓлава III
                                                                ’опчи вороги
                                                                   Џiд ноги;
                                                           ™об нашi пiдкiвки
                                                                   ЃрЯжчали,
                                                             ™об нашi вороги
                                                                    Њовчали!
                                              ЊалороссийскаЯ свадебнаЯ песнЯ

     Ќа другой день пан ѓриценко проснулсЯ гораздо позже обыкновенного  и  с
тЯжелою  головою.   Џольский  пан  и  Љветчинский давно уже были на ногах, а
ЏрисЯ, как раннЯЯ птичка, порхала то туда, то сюда, хлопотала  по  домашнему
хозЯйству  и  заботилась  об  завтраке.  ‚  ней  заметна была необыкновеннаЯ
живость, пробужденнаЯ близостью любимого человека  и  надеждою  на  стараниЯ
нового его знакомца.
     ‘тецько  также  проспал  долее,  чем  в  другие дни, и проснулсЯ не без
страха. ЏриЯтели его, полЯки, или шлЯхтичи, как он их величал, рассеЯли  его
опасениЯ,  сказав,  что  паи  его  еще  сам  в  постеле,  и  советовали  ему
опохмелитьсЯ. ‡а чаркою вина они снова завели с ним разговор о гайдамаке, но
уже в другом виде: они смеЯлись боЯзливым грезам бедного ‘тецька, шутили над
его трусостью и заверЯли его, что  кто-нибудь  из  знакомых,  подслушав  его
разговор  с самим собою, нарочно впотьмах напугал его. ‘тецько и сам наконец
остановилсЯ на этой мысли, стыдилсЯ напрасного своего страха, сердилсЯ,  что
не  проучил порЯдком ночного насмешника, и твердо решилсЯ не сказывать о том
никому в доме, чтоб не узнали об его трусости и не вздумали  часто  его  так
дурачить.
     Љогда  пан  ѓриценко  пришел  к  гостЯм  своим,  то  после обыкновенных
приветствий и расспросов о здоровье  польский  пан  сказал  ему,  что  хочет
говорить  с  ним  наедине.  Љветчинский  под предлогом, чтобы похлопотать об
отъезде, пошел отыскивать Џрисю, котораЯ еще не кончила домашних своих забот
или, может быть, по чувству приличиЯ не хотела так рано казатьсЯ гостЯм.
     -  Џан ѓриценко! - сказал полЯк, когда они остались вдвоем. - џ приехал
к тебе сватом. ‡наю, что ты дивишьсЯ этому и считаешь менЯ за такого чудака,
который  любит  мешатьсЯ  в  чужие  дела;  но  выслушай. џ богат и бездетен,
ближних родственников у менЯ нет, а дальние должны быть довольны и тем,  что
Я им оставлю. џ полюбил будущего твоего зЯтЯ: он лучше, умнее и благонравнее
всех молодых людей, которых мне случалось встречать из моих  землЯков  и  из
ваших.. ‚ этой шкатулке лежит у менЯ три тысЯчи червонных и почти на столько
же дорогих вещей: согласишьсЯ ли ты отдать дочь свою за Љветчинского,  когда
Я дам ему все это свадебным подарком?.. ‘мотри...
     ’ут  он  раскрыл  шкатулку,  на  которую  пан  ѓриценко и гости его так
умильно поглЯдывали накануне. Ћна была по самую крышку  набита  полновесными
червонцами.  ЏолЯк  тронул  пружинку, и потайной Ящик с разными драгоценными
вещицами ЯвилсЯ глазам удивленного ѓриценка.
     - ѓовори же: согласен ли ты на мое предложение? - снова спросил полЯк.
     “дивление пана ѓриценка прервалось вздохом, тЯжело вырвавшимсЯ из груди
его, как у человека, которого вдруг пробудили от приЯтного, обольстительного
сна. ЏолЯк снова повторил свой вопрос.
     - Ѓыть так! пусть дочь моЯ будет женою Љветчинского, - сказал ѓриценко,
собравшисЯ  с  духом.  -  Ћн  славный  молодец,  и  Я всегда его любил: одна
бедность была ему помехою женитьсЯ на моей Џрисе: теперь нет и этой  помехи,
по  милости Ясновельможного моего гостЯ. —то до его рода, то он сам выйдет в
люди своим умом-разумом, да с божеским благословением и царским жалованьем.
     - ’ак  по  рукам, и завтра же свадьба,  -  сказал полЯк, подставив свою
ладонь.
     - ќто слишком скоро: мы ни с чем еще не готовы...
     - Ќе твоЯ забота, пан ѓриценко! у менЯ  все  мигом  будет  готово.  Њне
некогда  ждать,  времЯ не терпит; Я и так уже просрочил, а Я непременно хочу
погулЯть на свадьбе у доброго моего приЯтелЯ Љветчинского. ‘ейчас же разошлю
моих  молодцов сзывать вчерашних гостей и пригласить старика Љветчинского на
нынешний вечер: сегоднЯ у нас непременно должен быть сговор. „ругие из  моих
шлЯхтичей отправЯтсЯ закупать все нужное к свадьбе, и завтра же наши жених с
невестой будут обвенчаны... ќй, люди!
     Ќа  голос  полЯка  сбежались  его  прислужники.   Ћн   с   удивительною
поспешностию  и  точностию  роздал  им  приказаниЯ  и  разослал  их в разные
стороны. —ерез минуту они были уже на конЯх и выехали со двора. Џри нем, длЯ
услуг, осталось только четверо.
     -  €н  по  рукам:  Я  на  все согласен, - сказал ѓриценко, до сих пор в
молчаливом раздумье смотревший на все, что вокруг него происходило.
     - „авно бы так! - подхватил польский пан и хлопнул  в  открытую  ладонь
ѓриценка  так  сильно,  что  он  от  боли  поморщилсЯ и замахал рукою. ЏолЯк
улыбнулсЯ.-  ќто  остаток  старой  моей  силы,   -   сказал   он   с   видом
самохвальства,- в прежние годы Я разгибал подковы и скручивал узлом железные
кочерги без дальних усилий. ’еперь уже не то, все  не  по-старому;  нет  уже
таких  молодцов-силачей,  как  бывало  прежде.  € не только в силе - в самых
понЯтиЯх нынешнЯЯ наша молодежь крайне изменилась. ‘кажу и о  твоем  будущем
зЯте:  у  него престранный образ мыслей. Ќапример, он никак не принЯл бы сам
от менЯ этого подарка из гордости; и Я прошу тебЯ, пан ѓриценко,  не  прежде
отдать  ему шкатулку, как на другой день свадьбы. ’еперь покамест унеси ее и
спрЯчь у себЯ.
     - Џравда, правда! - сказал ѓриценко и, услышав шум в передней светлице,
торопливо схватил шкатулку, притаил ее у себЯ под мышкою и почти припрыгиваЯ
унес в свою комнату.
     ‚ эту минуту вошли Љветчинский и ЏрисЯ. Џольский  пан  подошел  к  ним,
поздравил  Џрисю  с добрым утром и с женихом, а Љветчинского с невестой. Ћба
они не верили своему счастью и принимали слова полЯка за дурную шутку,  пока
возвратившийсЯ  ѓриценко  не уверил их в том совершенно. Ќе станем описывать
их радости: все такие описаниЯ  скучны,  ибо  радость  любит  выражатьсЯ  не
словами,  а  улыбками,  взглЯдами  и тому подобными знаками, которых никакое
красноречие не сильно вполне передать.
     Љ вечеру начали съезжатьсЯ гости: отец Љветчинского ЯвилсЯ  из  первых,
дивЯсь  нежданному  приглашению  богатого и спесивого соседа. “же по приезде
узнал он, зачем его звали, и радовалсЯ почти не меньше своего сына. Ќачалось
сватовство  обыкновенным малороссийским обрЯдом: польский пан, игравший роль
старшего свата, поставил на стол хлеб и соль и просил ласки хозЯина, чтоб он
принЯл от его руки жениха своей дочери; и когда пан ѓриценко подтвердил свое
согласие, тогда ЏрисЯ поднесла сватам и отцу своего жениха шелковые  ручники
на серебрЯном подносе.   Ћстальное шло своим чередом: гости пили за здоровье
жениха и невесты, отцов их, сватов и проч.,  гостьи  пели  свадебные  песни;
польский  пан был шутлив и любезен до крайности, говорил даже малороссийские
поговорки, приличные случаю. Љазалось, что он училсЯ тамошнему наречию не по
днЯм,  а  по  часам, как славные богатыри росли в старинных русских сказках.
Џоздно разошлись гости по  квартирам,  которые  отведены  им  были  в  домах
зажиточных обывателей селениЯ.
     Ќа  другой  день,  рано  поутру, дружки одели невесту к венцу. ‚ девЯть
часов свадебный поезд был уже совсем снарЯжен:   жених с  сватом  и  дружком
поехали  вперед верхами, чтобы у церковных дверей принЯть невесту, котораЯ с
свахою, дружками и светилкою   везены были  в  старинном  огромном  рыдване,
четверкою  коней  и вершинками. ‘бруЯ на конЯх и рукава у вершников украшены
были большими бантами розовых лент. Ћт венца поезд возвратилсЯ тем же  самым
порЯдком  в  дом  пана  ѓриценка, где уже приготовлен был, в ожидании обеда,
сытный завтрак. Ќачались поздравлениЯ и потчеваньЯ, молодой и молодаЯ  стали
с  поклонами  подносить  гостЯм  разные  цветом  и  вкусом  водки. Љаждый из
почетнейших гостей, выпив, целовал молодых и  клал  на  поднос  какой-нибудь
подарок.  Џольский  пан, или сват женихов, положил полный кошелек червонцев.
’аким образом времЯ продлилось до обеда, за  которым  пирушка  разгуливалась
более  и  более.  ѓостЯм показалось странно, что не было музыки: некому было
играть туш, когда пили здоровье молодых. Џан ѓриценко уже дважды посылал  за
слепым  бандуристом,  но  он  все  не  ЯвлЯлсЯ.  ‘тецько снова был отправлен
привести или притащить его, если он не пойдет доброю волею.
     ‚ конце стола венгерское польского пана опЯть полилось в чары и в  уста
лакомых  гостей. ‘ам полЯк был еще веселее, разговорчивее и шутливее, нежели
прежде.  Ћн  часто  пкл  за  здоровье  молодых,  приговариваЯ:  "ѓорько!"  в
заставлЯЯ их целоватьсЯ; напевал малороссийские и польские песни, точил балы
и был в полном смысле душою пирушки. ЋпЯть он велел  принести  большую  свою
серебрЯную  стопу  и  пил  из  нее  на  коленЯх  с  паном ѓриценком и старым
Љветчинским.
     ‘  шумом  и  суматохою  кончилсЯ  обед.  Ќачались  громкие,   крикливые
разговоры;  женщины  уселись в кружок и запели веселые малороссийские песни;
мужчины собрались около них,  слушали  и  подтЯгивали.  Њежду  тем  молодые,
посаженные   на    почетном  месте,   почти не замечали того, что вокруг них
происходило: они, так сказать, были погружены в  настоЯщее  и  будущее  свое
благополучие.  ‚  таких  приЯтных  и  невинных  занЯтиЯх пролетело несколько
часов. ’ут только некоторые из гостей и хозЯин дома заметили, что между ними
кого-то  недоставало,  и сквозь туман винных паров наконец досмотрелись, что
отлучившийсЯ гость был веселый и добрый польский пан,  сильно  поколебавший,
врожденное  в  малороссиЯнах предубеждение насчет полЯков. Ќачали его искать
повсюду - его нигде не было; люди его, прислуживавшие за столом,  также  все
скрылись.  Ќекоторые  из  самых  любопытных гостей побежали осведомлЯтьсЯ на
дворе: поселЯне, собравшиесЯ смотреть на свадьбу, сказали им, что  несколько
часов  тому  назад бричка польского пана выехала за ворота, конные служители
его также поодиночке выбрались, а спустЯ немного сам он тихо вышел Яа улицу,
сел в бричку и ускакал, окруженный своими проводниками.
     €  гости  и  хозЯин  дивились такому странному поступку польского пана;
отец Џриси дивилсЯ также и тому, что ни  слепой  бандурист,  ни  ‘тецько  не
ЯвлЯлись  во  весь  вечер. Ќа многолюдных, шумных пирушках обыкновенно такие
случаи на миг мелькают в понЯтиЯх собеседников и  быстро  сменЯютсЯ  другими
впечатлениЯми.  Љакой-то  залетный  музыкант  с  скрипкою,  песни,  плЯски и
продолжительнаЯ попойка скоро вытеснили из согретых хмелем голов и польского
пана с его забавными шутками, и слепца ЌестерЯка с его бандурой, и ‘тецька с
его глупым взглЯдом и разинутым ртом.
     Џоследний из них ЯвилсЯ, однако ж, на другом день поутру. Ћн бросилсЯ в
ноги своему Яану. просил у него прощениЯ за вчерашнюю свою отлучку и сказал,
что слепой ЌестерЯк решительно отказалсЯ идти на свадьбу с своею бандурой. ‚
то же времЯ ‘тецько подал господину своему запечатанное письмо.
     -  Ћт  кого  принЯл  ты  это  письмо?  -  спросил  пан ѓриценко, еще не
разламываЯ печати.
     - Ћт кого?..- молвил ‘тецько, повторЯЯ вопрос со  всею  медлительностию
малороссиЯнина. - „а от нашего свата, польского пана...
     - ѓде и как,- нетерпеливо подхватил ѓриценко,
     - ѓде?.,   в  корчме,  за  селением,  на большой дороге. Љак?., Я и сам
порЯдком не  помню;  дайте  надуматьсЯ.  Ђ!  теперь  кажетсЯ  так:  извольте
слушать.  едши  домой  от  ЌестерЯковой  хаты,   Я  встретилсЯ  с  одним из
шлЯхтичей, который дружески  потрепал  менЯ  по  плечу  и  сказал:  "Џрощай,
товарищ!  пан  наш  уехал,  и  Я  спешу  вслед за ним. „а не можешь ли ты, -
прибавил он,- сослужить мне службу, показать мне дорогу  а  корчму,  что  за
селением,  по  ‘....цкому  шлЯху?    џ  тебе буду очень благодарен, и там мы
расстанемсЯ, как добрые  приЯтели,  за  чаркою  вина".  -  ‚иноват,  грешный
человек:  Я взЯлсЯ его провожать, и там мы нашли польского пана со всеми его
проводниками. Џан обошелсЯ се мною ласково, потчевал менЯ сам из своих  рук,
дал  мне  на  водку  и  велел подождать, пока напишет к вам письмо. ‚ другой
светлице шлЯхтичи окружили менЯ и пили со мною на расставанье  до  тех  пор,
что уж Я и не помню, как заснул. Љогда же проснулсЯ, то уж ни пана, ни людей
его не было, а корчмарь подал мне это письмо и крепко-накрепко  наказал  мне
доставить  его  к  вам, говорЯ, что если не доставлю, то польский пан отыщет
менЯ хоть под землею и тогда бог весть, что со мною  будет.  џ  испугалсЯ  и
своей  отлучки  из  дому, и вашего гнева, и угрозы польского пана, опрометью
бросилсЯ из корчмы и не помню, как менЯ ноги сюда донесли.
     Џан ѓриценко, выслушав этот рассказ, распечатал письмо. ‘удите ж об его
удивлении, когда он прочел в нем следующее.
     "Џан  ѓриценко!  Я  хотел  ограбить тебЯ, и уже все было к тому готово.
—тобы собрать моих удальцов в одно место, переодел Я их в однорЯдку,  и  сам
оделсЯ  полЯком,  потому  что  не имею в здешних местах надежного притина. ‚
этом виде велел Я самым лихим ребЯтам из моей вольницы  съезжатьсЯ  в  одной
корчме, где сам их дожидалсЯ. Ќа твое счастье, приехал туда же нынешний зЯть
твой, Љветчинский. џ хотел было отправить незваного гостЯ в нежданное место;
но как Я никогда не проливаю крови, то вздумал выведать хорошими средствами,
не будет ли  он  нам  помехой?  ‘лово  за  слово,  Я  вытЯнул  из  него  всю
подноготную:  и  любовь  его  к твоей дочери, и твой отказ, и его горе. џ от
природы имею доброе сердце: мне стало жаль бедного  Љветчинского:  тотчас  Я
переменил  намерениЯ  на  твой счет и решилсЯ помочь ему. •орошо ли Я в этом
успел, сам ты знаешь. Џрощай: люби дочь и зЯтЯ, надели их,  как  долг  велит
доброму  отцу,  береги мою шкатулку - она тебе пригодитсЯ, и будь милостив к
своим служителЯм. Ћни такие же люди, как и ты. …сли  все  это  исполнишь  по
моему  желанию,  то  можешь  быть  уверен,  что  никогда  не  встретишьсЯ  с
ѓаркушею".
     ‹ихорадочнаЯ дрожь пронЯла пана ѓриценка во  времЯ  этого  чтениЯ;  ему
казалось,  что  гайдамак все еще перед ним; робко взглЯнул он и увидел подле
себЯ не ѓаркушу, а слепого бандуриста.
     - џ пришел поздравить вас, добродей, и пожелать счастьЯ вашим  молодым.
Џусть  их  живут,  как  венки вьют!   ‚черась же, винюсь, не пришел к вам на
свадьбу: тут был недобрый человек, и Я ни за что бы не хотел с ним быть  под
одною кровлею.
     -  ђазве  ты  по  чему-либо  узнал  гайдамака?  - спросил пан ѓриценко,
пришедши несколько в себЯ.
     - Ќу, так! - подхватил слепой  музыкант.  -  џ  чувствовал,  что  здесь
что-то  недаром.  ЏорЯдочный  человек  не  стал  бы  бросать своих червонцев
первому встречному. ‘ейчас же иду и отдам его дар  на  богадельню.  Ќе  хочу
себе даров от нечистых рук.
     -  Ђ  Я  так  приберегу  свои  десЯть серебрЯных круглевиков про черный
день, - думал про себЯ ‘тецько, стоЯ у двери. - Ќужды нет, что пришли ко мне
из нечистых рук: на это есть мел и тертый кирпич.
     —то  думал  пан  ѓриценко  о  своей шкатулке, мы не знаем; только он не
отдал ее на богадельню. Њожет быть, от страха, чтоб  не  прогневить  ѓаркушу
презрением  к его подарку; или, может быть, хотел он возвратить ему шкатулку
при первой встрече. Љак бы то ни было, но он до самой смерти не  упоминал  о
шкатулке ни зЯтю, ни дочери, и она перешла к ним как наследство отцовское.

ѓлава XIX
                                                  —и ти гордий, чи ти пишний
                                                           —и гордо несешсЯ?
                                                        ЊалороссийскаЯ песнЯ

     ‚  жаркий  июльский  полдень,  по  дороге от ‡олочена к ‘умам, медленно
тЯнулись несколько повозок. ‚переди ехал  рыдван,  или  огромнаЯ  колЯска  с
отдергивающеюсЯ  кожею  вместо дверец, с маленькими окошками, вставленными в
позолоченные рамы, с вычурными украшениЯми из прорезной жести, положенной на
алую  фольгу,  по  углам,  спереди и сзади кузова. —етвероугольный сей кузов
поставлен был на низком ходу Ярко-красного цвета ’Яжелую эту колымагу тащила
шестернЯ  раскормленных  лошадей,  из  которых  четыре были впрЯжены рЯдом у
дышла, а две впереди. Ључер и форейтор, или  вершник,  оба  в  белых  свитах
домашнего сукна, лениво и неловко правили этою шестернею. ђЯдом с кучером,на
низких и просторных козлах, сидел небольшой, плотный человек, с  предлинными
угами  и  в  странном нарЯде, на нем был разноцветный жупан, у которого одна
пола была синЯЯ, другаЯ светло-зеленаЯ, стан красный, а рукава желтые; шапка
у него на голове была также особого покроЯ околыш ее сшит был до половины из
черного и до половины из белого бараньего смушка, а верх, сделанный колпаком
наподобие  венгерского  гусарского кивера, пестрел теми же четырьмЯ цветами,
которые видны были в его платье. ирокие штофные шаровары с большими узорами
всех  возможных  красок  и  сафьЯнные чоботы, из коих один красный, а другой
желтый, с высокими медными  подковами,  дополнЯли  убранство  этого  чудака,
который  часто  оглЯдывалсЯ  в  окошко  колЯски, говорил по нескольку слов и
возбуждал невольный, простодушный смех в неудалом кучере „ва рослые  хлопца,
или  лакеЯ,  в  синих  чекменЯх  и казачьих шапках, стоЯ на большом сундуке,
привинченном к запЯткам колЯски, и перегнувшись через  кузов,  скалили  зубы
вместе  с  кучером, а четыре проводника, ехавшие верхом по сторонам колЯски,
безвинно смеЯлись чужому  смеху,  хотЯ  вовсе  не  слышали  слов  полосатого
проказника.  Њежду  тем  двое  передовых,  тихою  ступью  подвигаЯсь шагах в
двадцати от передних лошадей, очищали  дорогу,  покрикивали  на  проезжих  и
дремали  да  покачивались  в промежутках времени. есть больших повозок, или
дорожных фур, тащились  следом  за  колЯской,  на  крестьЯнских  лошадЯх,  и
нагружены были съестными припасами, погребцами с дорожною пропорцией водок и
наливок, поваренною посудой,  пуховиками,  подушками,  баулами,  чемоданами,
нЯньками,  горничными девушками, поварами, босоногими мальчиками и пр. и пр.
ествие замыкалось двумЯ псарЯми, которые вели на сворах целую  стаю  собак,
покуриваЯ   табак   из  коротких  трубок,  переглЯдываЯсь  и  посмеиваЯсь  с
горничными.
     Џолы колЯски были задернуты, окна поднЯты, несмотрЯ на зной и духоту, и
снаружи  не видно было, кто там сидел; ио встречавшиесЯ поселЯне, видЯ такой
пышный  караван,  почтительно  сворачивали  в  сторону  и,  поравнЯвшись   с
колЯской,  робко  снимали шлЯпы. „вое иэ них даже съехали с дороги иа пашню,
остановились, и, когда уже колЯска и всЯ ее свита проехали мимо,  тогда  они
вступили в разговор между собою.
     - Ђ что? - был лаконический вопрос первого.
     -  ќ-ге!  -  отвечал  другой  обыкновенным малороссий-ским междометием,
которое, не означаЯ ничего в собственном смысле, выражает многое.
     - ‡наешь ли, ѓрицко, кого бес пронес мимо нас? - промолвил первый после
минутного молчаниЯ.
     - Љому ж быть, как не толстому пану?- отвечал второй. - •отелось бы мне
знать, куда его несет нелегкаЯ?
     - Људа! вестимо к нам, в степную его деревню,  а  ездил  он  по  другим
своим  деревнЯм  и  хуторам,  объедать  и опивать мужиков своих, брать с них
волею и неволею на поклон, то деньгами, то хлебом, то медом, топтать их полЯ
своими собаками и вытравливать их сады и огороды голодными своими хлопцами.
     -  Љак бог еще терпит на свете такую пиЯвицу? “ж он ли всем не насолил,
и своим и чужим! Ђ сколько, ты думаешь, за ним всех душ?
     - ‘казывал мне џким ‚довиченко, который служит у него в дворе  писарем,
что всего-навсе за ним, по разным уездам и поветам, больше семи тысЯч душ; а
своей - и не спрашивай!
     - Ѓольше семи тысЯч! то-то, должно быть, денег-то, денег!
     - „а говорЯт, одна кладоваЯ с железными решетками, у  которой  денно  и
нощно  стоит  караул,  насыпана медными от полу до верху; а с собою он возит
бог весть сколько сундуков с серебром и шкатулок с червонцами.
     - Џравду говорит пословица: у богатого черт детей качает'. „а зачем  же
пан Џросечинский возит с собою все лучшее свое добро?
     -  ‚идно  боитсЯ, чтоб без него не ворвалисЯ в дом воры или не случилсЯ
пожар. ќтот пан  Џросечинский  сущаЯ  притча:  длЯ  других  скуп,  длЯ  себЯ
тороват;  людей  своих морит голодом, а сам ест за семерых; гостЯм, особливо
бедным панкам, подносит простую сивуху,  а  сам  пьет  третьепробную  водку,
настоенную  и  невесть  какими  снадобьЯми,  да  наливки и заморские вина, о
которых и вспомнить, так слюнка течет.
     - Ѓогачи всегда скупы; уж так, видно, им на роду написано.
     - ‚ доме у пана Џросечинского такаЯ каторга, что и боже храни!  ђаботою
люди  завалены  так,  что и за ухом некогда почесать, а чуть что не по нем -
заспалсЯ ли, загулЯлсЯ ли кто из дворовых - так и дерут беднЯка на  конюшне.
’ам  у  пана  пристроена  особаЯ  каморка,  а  в той каморке припасены такие
диковины, что и подумать страшно: и цепи, и кандалы, и дыбы, и разные плети;
утро и вечер идет там расправа; мимо идешь, так дыбом волос становитсЯ.
     -  €збави  бог  от  такого  варвара!  „а  чего  же  смотрит гайдамак?..
‘казывают, что он проучивает злых панов, чуть только про которого  прослышит
худое.
     -  ‚идно,  про  этого  он еще не слыхал... Ѓог даст! - прибавил ѓрицко,
заметив впервые нищего, который давно уже  стоЯл  перед  ними  и,  казалось,
ожидал только конца их разговора, чтобы попросить милостыни.
     -  ‚от  тебе,  человек  божий,  - сказал товарищ ѓрицка, вынув из мешка
большой кусок  хлеба  и  подаваЯ  нищему,  -  вот  все,  чем  могу  с  тобой
поделитьсЯ.  ‚идел  ли  ты: сейчас проехал по дороге богатый пан; он, верно,
здесь недалеко остановитсЯ, вон там, под дубровой: паны всегда любЯт негу  и
длЯ  того  в  жаркое  времЯ  прЯчутсЯ  под тенью. Ђвось-либо он тебЯ наделит
побольше.
     - „а, попытайсЯ! - примолвил ѓрицко насмешливо.- …сли не  уськнет  тебЯ
собаками, так уж верно понесешь его милостыню на спине, а не за спиною.
     -  Ќам  бог  велел терпеть все и с потом, горем и слезами добывать себе
хлеб, - отвечал нищий, поклонилсЯ, прошептал молитву и побрел по дороге в ту
сторону,  куда  уехала колЯска. ЉрестьЯне долго глЯдели вслед ему с каким-то
полусонным любопытством. ‚ид этого нищего и в самом  деле  был  замечателен:
это  был  человек  среднего  роста,  плотный  телом,  с рыжими, всклоченными
волосами на голове и в бороде. ‹ицом он  был  довольно  полон  и  с  первого
взглЯда  не  казалсЯ ни больным, ни слабым; но желтые пЯтна на щеках, синета
под глазами, праваЯ нога, которою  он  хромал,  леваЯ  рука,  как  будто  бы
вышибеннаЯ  из  плеча,  и  чахлый  голос  ЯвлЯли в нем полного калеку, каких
весьма  часто  встречаешь  по  большим  дорогам,  в  городах   и   местечках
Њалороссии.  Џотолковав  еще  несколько  минут,  ѓрицко  и товарищ его снова
поворотили на дорогу и погнали по ней лошадей своих, разлегшись на телегах с
малороссийскою ленью.
     Њежду тем колЯска остановилась подле леса, в урочище, называемом Ћбраз.
Џроезжие находЯт  ныне  на  сем  месте  большую  каменную  часовню,  в  виде
разрезанного  конуса,  довольно  красивой  архитектуры; но в тогдашнее времЯ
стоЯла здесь часовнЯ деревЯннаЯ, которой стены валились от ветхости. —асовнЯ
сиЯ  возвышаетсЯ  над лесистым оврагом, в углублении коего находитсЯ колодец
чистой, холодной ключевой воды,  с  бревенчатым  срубом.  ’еперь  по  другую
сторону  от  дороги  здесь есть шинок, или постоЯлый дом длЯ проезжающих; но
тогда не было еще  здесь  никакого  жилого  строениЯ.  Џустынное  сие  место
привлекает  взоры  путешественников своею дикою красотою, и редкий из них не
останавливаетсЯ здесь хотЯ на короткое времЯ.
     Џрежде всего выгружена была одна из дорожных фур.    •лопцы  и  ездовые
пана  достали  из  нее  палатку,  или  огромный  шатер, натЯнули на древки и
положили в нем целую кипу пуховиков и подушек, одни на других, так, что  это
составило  нечто  похожее  на  турецкий диван; все это прикрыли они большими
шелковыми покрывалами, или  попонами.  ’огда  полы  колЯски  отдернулись  на
медных  кольцах  по  железному  пруту,  и  прежде всего выскочили из нее два
молодые человека, или, как в Њалороссии называют, панычи, несовершеннолетние
сыновьЯ  пана,  два  плотные  юноши, от осьмнадцати до двадцати лет; за ними
вышла сестра  их,  девица  лет  шестнадцати,  не  красавица,  но  имевшаЯ  с
неправильными  чертами очень милое лицо малороссийской панночки. „алее вышел
мужчина лет тридцати, приЯтной наружности,   стройный  и  крепко  сложенный;
наконец   показалсЯ   из   колЯски   огромный   человек,  высокого  роста  и
необыкновенной толстоты:  это был сам пан  Џросечинский.   Џсари  подставили
ему крепкую скамейку с подушкой, а четверо слуг подавали ему руки; он ступил
тЯжелою ногою на землю, крЯкнул  и,  поддерживаемый  хлопцами,  потЯнулсЯ  к
палатке;  там  разлегсЯ  он  на  пуховиках,  покоЯ  спину  свою  и голову на
подостланных подушках. Џрочие члены его семейства поместились около него,  а
у ног его стал полосатый человек, сидевший дорогою подле кучера.
     - ђЯбко! - сказал толстый пан протЯжно-томным голосом, как будто бы это
был голос больного. - ЌравитсЯ ли тебе это место?
     - Љак не нравитьсЯ! - отвечал полосатый шут.- …сли  б  этот  овраг  был
мой,  то  Я  отдал  бы  его на аренду гайдамакам и собирал бы с него славный
доход.
     - Ѓезбожник! разве ты захотел  бы  погубить  свою  душу,  свЯзавшись  с
душегубцами?
     -  €, дЯдько! не Я был бы первый, не Я последний. „а и за что про одних
только бедных гайдамаков идет такаЯ дурнаЯ слава? Ђ наши судовые, чернильные
пиЯвки, разве не душегубцы, когда у них виноватый прав, а правый виноват?
     - Џравда,  правда твоЯ,  ђЯбко!   ты дурак, а судишь иногда, как путный
человек.
     -  € твоЯ правда, дЯдько, да не совсем: у путного человека Язык спутан,
а у дурака развЯзан. ’ы мне помешал  говорить  о  гайдамаках  и  душегубцах.
‘лушай  же  и  учись:  а  наши  паны, которые сдирают по три шкуры с мужиков
своих, то частыми поборами, то ременными нагайками, не...
     - Џодавись этим словом,  собака!  -  взревел  толстый  пан,  совершенно
переменив тон и голос. - ’ебе ли судить о панах, негодный червЯк?
     - ‚от ты и рассердилсЯ, дЯдько, - сказал шут весьма спокойно, как будто
бы не боЯсь гнева своего пана, - и опЯть ты не дал мне договорить: речь не о
тебе шла, а о других панах, которых Я видал по белому свету.
     -  Ќу,  то-то  же,  - промолвил пан Џросечинский, успокоЯсь, - иначе ты
отведал бы, каковы арапники у моих псарей.
     - “ тех панков, что пануют над собаками? Я  и  без  того  знаю:  у  них
арапники  панские;  где  надо  брать  добром, там они отнимают побоЯми... „а
собакам собачьЯ и честь! €ное дело, когда людей честЯт по-собачьи...
     ‚ это времЯ вошел кашевар, или походный  повар  пана  Џросечинского,  и
спросил, что прикажет готовить к обеду.
     -   Џочти   что   ничего!   -   промолвил  толстый  пан  прежним  своим
протЯжно-томным голосом, который старинные малороссийские  паны  полагали  в
числе приличии хорошего тона, особливо, когда говорили с своими подчиненными
или с мелкопоместною шлЯхтой. - џ человек  больной,  -  продолжал  он  после
некоторой  расстановки.- Њного есть не могу; притом же нынче постный день...
—то у нас есть в запасе?
     - …сть десЯтков пЯть крупных окуней да три сотни раков. џ  закупил  это
длЯ  панского  стола  в  последней деревне, которою мы проезжали, и сложил в
мешки с свежею травою.
     - ’ри сотни! много, очень много: Я человек  больной  и  много  есть  не
могу...  ‘варить половину; остальные к ужину; а из рыбы изготовить уху; рыбы
не к чему оставлЯть, еще найдем где купить... Ќу!
     - …сть свежепросольнаЯ осетрина, пуда два.
     - Џуда два! много,  очень  много:  Я  человек  больной,  и  день  нынче
постный...  сварить  фунтов  двадцать  и подать с хреном. Ќу!
     - …сть сушеные караси.
     - ‘варить из них кулеш:это самое здоровое кушанье длЯ больного. „альше!
     - …сть свежаЯ белужина, фунтов тридцать.
     - ”унтов тридцать! много, очень много... „а времЯ теперь жаркое, свежаЯ
рыба может испортитьсЯ. ђазрезать пополам; из одного куска сварить похлебку,
прибавить в нее раковых шеек, а из другого, пополам с осетриной, солЯнку  на
сковороде. Ќу!
     - …сть у нас десЯтка два больших карпов...
     - €зжарить их. Ќу!
     - …сть планчита и целый короб сладких пирожков.
     -  Џодать  планчиту  и  положить  на  блюдо  пирожков... так, не больше
двадцати; прибавить к этому  гренков  с  поливкой  из  вишен,  сваренных  на
меду... Ќу!
     - …сть балык, семга, сельди, кавьЯр...
     -  „овольно,  довольно!  Џодать  всего  этого к водке, перед обедом, по
одной тарелке; слышишь ли? не больше! - Џовар ушел.
     - „орога менЯ измучила, - продолжал  пан  Џросечинский,  -  видите  ли,
дети,  как  Я  слаб,  болен,  как похудел? ‚от мой шелковый халат теперь мне
широк, сидит мешком... Ќе правда ли?
     - Џравда, правда, дЯдько! - подхватил шут.- € то правда, что  ты  велел
его сшить взапас, думаЯ, что тебе за пост и молитву прибавит бог дородства.
     ’олстый пан сердито посмотрел на шута, и тот пустилсЯ бегом из палатки.
‘коро, однако ж, возвратилсЯ он, несЯ в руках свою бандуру  и  наигрываЯ  на
ней казачка.
     -  Ќе  хочешь  ли, дЯдько, промЯтьсЯ со мной перед обедом? это здорово:
больше съешь и крепче уснешь.
     - ЏлЯши   сам,   вражий   сын! - отвечал   Џросечинский.
     - €зволь, Я не прочь; только ты мне подари новые чоботы,  когда  Я  эти
истопчу  длЯ  твоей  потехи.  -  €  шут  заиграл громче и пустилсЯ плЯсать с
смешными телодвижениЯми и кривлЯньЯми, припеваЯ:
          Џо дорозi жук, жук, по дорозi чорний!
          ЏодивисЯ, дiвчина, Який Я моторний,
          ЏодивисЯ, вглЯньсЯ, Який же Я вдавсЯ:
          •iба даси копу грошей, щоб поженихавсЯ.
     Ћкончив свою плЯску, шут сел на голой земле, поджав ноги по-турецки,  и
пропел  под  игру на бандуре еще несколько малороссийских песен, любимых его
паном. ѓолос шута был чист и приЯтен,  и  в  пении  заметно  было  некоторое
искусство.  Џан  Џросечинский,  нежась  на пуховиках, свел глаза и как будто
дремал; сыновьЯ его выбежали из палатки и отправились смотреть своих собак и
болтать с псарЯми и хлопцами; а дочь, сидЯ подле молодого мужчины, о котором
выше было упомЯнуто, шепотом с ним разговаривала.
     Њежду тем челЯдь толстого пана, отпрЯгши и расседлав лошадей, стреножив
их  и  пустив  на  траву, собралась около кашевара, который, разведЯ большой
огонь под открытым небом, готовил обед. Ќесколько  медных  котлов  привешено
было над огнем на железных присошках; большие кастрюли и сковороды шипели на
угольЯх, и голоднаЯ челЯдь, облизываЯсь, жадно на них смотрела.
     ‚ это времЯ подошел туда нищий, который, прихрамываЯ, брел  по  дороге.
Ћн  остановилсЯ  перед  кружком,  собравшимсЯ около огнЯ, или, справедливее,
около  кушаньЯ,  и  жалобным  голосом  проговорил  нараспев:   "Џравославные
христиане! сотворите милостинку, •риста ради!"
     -  Љакой  тебе  милостинки  от нас! - молвил один из хлопцев. - Њы сами
смотрим на чужой обед, а глотаем только дым.
     - Њного вас, попрошаек, по большим дорогам, -  прибавил  другой.  -  Ћб
вас-то и думать, когда самим есть нечего.
     - Џан наш так добр, что, верно, не откажет тебе в рублевике,- подхватил
третий с лукавым видом.- Ђ у него их очень много: видишь ли  этот  окованный
сундук,  позади рыдвана? ’ам есть чем наделить всех нищих в свете. ‚ рыдване
и того больше: там четыре шкатулки с  червонцами,  с  дорогими  перстнЯми  и
самоцветными каменьЯми. „а в той фуре, что стоит с краю от рыдвана, найдетсЯ
другого-прочего тысЯч на несколько. ЏопытайсЯ: может быть, он тебе и  уделит
часточку.
     Ќищий,  казалось,  ловил на лету слова болтливого слуги. Њожет быть, он
сравнивал бедную свою участь с  богатым  состоЯнием  толстого  пана;  только
заметно было, что он как будто бы что-то соображал или рассчитывал.
     ‚ эту минуту подбежали туда молодые панычи. "‡ачем здесь этот бродЯга?"
- закричал старший.
     - Ћставь его, брат,- сказал младший,- он нас позабавит. ќй, ты, калека!
умеешь ли играть на волынке?
     - Ќе умею, добродию,- отвечал нищий.
     - Ќу   так   пой   и   плЯши!-подхватил   младший   паныч.
     -  џ  стар  и  слаб, петь мне не по силам, а плЯсать могу ли Я с хромою
моею ногою и увечным телом?
     - Ћ, так ты еще и упрЯмишьсЯ! - завопил старший брат.- ’олько  со  мною
даром  не  разделаешьсЯ: ты у менЯ заплЯшешь и через палку... Ѓрат! возьми у
псарей арапник и подгонЯй этого урода, а  Я  буду  держать  палку:  пусть-ка
через нее поскачет!
     Џри  сих  словах  он  вырвал  клюку  из рук нищего, и сей, от нечаЯнное
потрЯсениЯ, упал на  землю  и  закричал  громким  болезненным  голосом.  Ћба
молодые шалуна стоЯли над ним и хохотали во все горло; малодушнаЯ челЯдь, из
угождениЯ ли своим панычам или по врожденной жестокости, тоже  смеЯлась  над
беднЯком.
     Џронзительный  крик  нищего  перервал дремоту толстого пана; он зевнул,
потЯнулсЯ, спросил, что  там  делалось,  велел  позвать  к  себе  сыновей  и
подавать обед.

ѓлава XX
                                              Ђ в сього пана скам'Я заслана,
                                          ’а на тiй скам'i три кубки стоЯть:
                                            ‚ першому кубцi - медок солодок,
                                              “ другiм кубцi - крiпкее пиво,
                                               “ третiм кубцi - зелене вино.
                                                                     ЉолЯдка

     —етверо  хлопцев  внесли  в палатку складной стол, накрыли его шленскою
скатертью,  и дворецкий толстого пана, отомкнув  погребец,  достал  из  него
четыре  полуштофика  с  разными  водками  и несколько серебрЯных чарочек без
поддонников, установил все  это  на  тЯжелом  серебрЯном  подносе  узорочной
обронной  работы и поставил на стол перед своим паном. •лопцы принесли потом
на четырех или пЯти тарелках сытную закуску, котораЯ и теперь  еще  часто  в
малороссийских  домах  подаетсЯ  перед обедом и может заменить целый, весьма
нескудный обед длЯ желудков, не столько привычных к беспрерывной работе.
     - †арко! - промолвил пан  Џросечинский  прежним  своим  протЯжно-томным
голосом.-  ‚ыпью  мЯтной водки: это менЯ освежит. Џей, ‹еонтий Њихайлович! -
продолжал он, обратись к будущему своему  зЯтю,  молодому  ’орицкому,  налив
водки  и подаваЯ ему чарочку. - ќто водка здороваЯ, прохладительнаЯ. - Џотом
выпил сам,  вздохнул,  как  бы  от  полноты  удовольствиЯ,  и  закусил.  ‚се
семейство   толстого   пана   собралось  вокруг  стола  и  дружно  принЯлось
закусывать.
     - Њне все что-то нездоровитсЯ, - сказал Џросечинский, склонив голову на
сторону  с  видом  человека  расслабленного,  -  не  подкрепит  ли  менЯ эта
запеканка? - ’ут он налил настойки из другого полуштофа, выпил  и  продолжал
работать вилкой и зубами.
     -  Ќе  отведать  ли  нам  этой  любистовки, ‹еонтий Њихайлович? это нам
придаст аппетиту; Я же почти ничего не могу есть: кусок нейдет в горло.
     ’орицкий отказалсЯ, а толстый пан, выпив чарку, принЯлсЯ есть  с  новою
охотой, как будто бы в доказательство, что любистовка пробудила его аппетит.
     -  ‚ыпить  было  кардамонной:  авось-либо  она согреет мне желудок. ќто
необходимо на рыбную и соленую пищу.
     ‚след за этими словами пан Џросечинский выпил четвертую чарку  водки  и
принЯлсЯ   доканчивать  закуску,  которой  и  так  уже  немного  оставалось,
благодарЯ ревностным стараниЯм толстого пана и обоих сыновей его.
     Њежду тем шут, стоЯвший поодаль  в  ожидании  подачки,  первый  заметил
нищего, который, остановЯсь у входа палатки, безмолвно кланЯлсЯ и, казалось,
следил глазами каждый кусок. ќто был тот самый нищий, на которого перед  сим
нападали шаловливые панычи.
     -  ђазве  ты  не  видишь,- сказал ему шут с таким видом, с каким жирный
мопс коситсЯ на тощую дворовую собаку, умильно поглЯдывающую на  кости,  кои
не  длЯ  нее  назначены,-  разве  ты  не видишь, что панскаЯ прислуга еще не
кушала? “бирайсЯ за добра-ума: Я так голоден и зубы мои  так  разлакомились,
что могу и тебЯ схрустать вместо рыбьего позвонка.
     Ќищий,  не  отвечаЯ  на слова шута, запел ‘тих о убогом ‹азаре звонким,
резким голосом и произносЯ слова немного в нос.
     - Џрочь, прочь! - завопил пан Џросечинский. - џ терпеть  не  могу  этой
сволочи,  этих  бесстыдных  попрошаек,  которые не хотЯт работать и выдумали
ремесло - обманывать честных людей да жить мирским подаЯнием.
     - ‚идишь ли, старец, - промолвил шут, - ведь Я тебе советовал убиратьсЯ
за  добра-ума;  Я  голоден,  а  пан  мой  не совсем еще сыт, и оттого мы оба
сердиты. Њоли бога, что во мне еще больше жалости, нежели в богатых панах! -
прибавил  шут скоро и тихим голосом, подойдЯ к нищему и сунув ему в руку две
копейки.
     Ќо нищий, казалось, упорно хотел что-нибудь выманить у  толстого  пана:
стоЯ  на  прежнем месте, он кланЯлсЯ и твердил жалобным напевом: "Њилосердые
паны! сотворите божью милостинку старцу-калеке, бездомному и безродному".
     - Ђ, так ты еще и упрЯмишьсЯ! - закричал толстый пан. - Џогоди,  вот  Я
велю спустить собак; тогда завопишь у менЯ другим голосом.
     ЊолодаЯ,  мЯгкосердечнаЯ  ЋлесЯ,  дочь  Џросечинского,  робко и умильно
взглЯнула на своего отца. ’орицкий, показывавший уже и  прежде  в  выражении
лица   и  телодвижениЯх  худо  скрываемое  негодование  на  бездушие  своего
нареченного тестЯ, понЯл мысль своей невесты, подошел к нищему и, подав  ему
серебрЯную  монету,  проговорил "Ќа, старец, молись за нее..." - ’ут, указав
быстрым взглЯдом на Ћлесю, отошел он и сел опЯть подле нее.
     Ќищий посмотрел  на  монету,  взглЯдом  и  движением  губ  поблагодарил
щедрого дателЯ, но все еще не трогалсЯ с места.
     -  —его  ж  тебе еще, жаднаЯ собака? - вскрикнул Џросечинский в сильной
досаде и на упрЯмую назойливость нищего, и на слезы, навернувшиесЯ на глазах
Ћлеси,  и на сострадательность ее жениха. - Џрочь отсюда, сию же минуту. ќй,
псари! собак и арапников!
     - Џозвольте нам, батюшка! мы управимсЯ с этим негодЯем! -  сказали  оба
паныча и, не дожидаЯсь ответа, кинулись к нищему. Ћн проворно отскочил назад
и тем избег первого их нападениЯ; другим скачком стал еще далее от  палатки,
но  за  третьим  подпустил  к  себе панычей и быстрым, метким движением рук,
схватЯ того и другого за шею, повернул их с необыкновенною силой и ударил  о
землю.  ‚  тот  же  миг  он засвистал богатырским посвистом. Џсари и хлопцы,
сбежавшиесЯ на голос  своего  пана,  сперва  с  малороссийским,  насмешливым
любопытством смотрели, как нищий отыгрывалсЯ от панычей. Љогда же он повалил
их на пол, тогда служители, дивЯсь такой дерзости, долго не могли опомнитьсЯ
и  вступитьсЯ за своих господ. € было уже поздно: едва раздалсЯ свист нищего
- вдруг отовсюду, из-за кустов, из-за  кочек,  из  густой  травы,  поднЯлись
страшные  люди, вооруженные с головы до ног. ‘ громким, пронзительным воплем
бросились они как саранча на челЯдь толстого пана;  другие,  на  крик  своих
товарищей,  летели  во весь опор на конЯх из лесу, с полЯ, со всех сторон: у
каждого был в руках большой нож, за плечами ружье, за поЯсом пистолеты. Ћдни
схватили оторопелых псарей и хлопцев, другие бросились в палатку и задержали
толстого пана, Ћлесю и ’орицкого, третьи окружили возы и  прибрали  к  рукам
поваров,  кучеров и остальных людей Џросечинского. Ќикто не успел опомнитьсЯ
и подумать о побеге или обороне.
     - ‚Яжите всех, - кричал  ѓаркуша,  сбросив  с  себЯ  накладные  волосы,
нищенское  рубище  и  суму  и  ЯвЯсь  в  легкой куртке, с полным вооружением
гайдамака. - ‚Яжите всех; не троньте только молодой панночки, жениха  ее  да
шута: их просто держите и не делайте им никакой обиды.
     ‚се  мигом  было исполнено с самою раболепною точностию.  Љазалось, что
шайка гайдамаков угадывала даже мысли  своего  атамана.  Ћн  стоЯл  опершись
правою  рукою на пистолет, бывший у него за поЯсом; лицо его было спокойно и
не выражало ни малейшей страсти; но Ястребиный взор его в один миг перелетал
с места на место и обозревал все, что вокруг него происходило.
     ‘вЯзав  толстого пана по рукам и по ногам, гайдамаки с диким, радостным
криком вынесли его из палатки; таким же образом  свЯзали  они  и  обоих  его
сыновей. ’орицкий, не предвидев опасности при выходе из колЯски, оставил там
свою саблю и пистолеты; но когда гайдамаки ворвались в  палатку,  тогда  он,
схватив  столовый нож, стал перед своею невестой и решилсЯ отчаЯнно защищать
ее. “силиЯ его были напрасны: четверо удалых,  сильных  гайдамаков  схватили
его  за плеча и за руки и, посадив на подушки, на которых перед тем покоилсЯ
будущий тесть  его,  крепко  держали  и  не  сводили  с  него  глаз.  ЋлесЯ,
оцепеневшаЯ  от  страха,  была  посажена  рЯдом с ним, и приставленный к ней
гайдамак, слегка ее придерживаЯ, утешал ее  и  уверЯл,  что  ей  не  сделают
никакого  зла,  что  такова была волЯ атамана, которой никто не осмелилсЯ бы
нарушить. —то касаетсЯ до шута - его гайдамаки  закутали  в  огромный  халат
толстого  пана  и,  спеленав как ребенка персидским его кушаком, посадили на
землю. Ќе потерЯв головы и видЯ,  что  длЯ  него  не  было  никакой  дальней
опасности,  он  начал слегка покачиватьсЯ и напевать однозвучную колыбельную
песенку, точно так, как дети сами себЯ убаюкивают перед усыплением.
     ‹юдей Џросечинского свели в одно место и, схватив им  руки  за  спиною,
привЯзали  их друг к другу длинною веревкой, подобно цепи невольников. ђобко
и безответно беднЯки покорЯлись своей горькой доле и  ждали  над  собою  еще
больших  бед.  Џо  знаку  ѓаркуши,  гайдамаки  в  несколько  минут выгрузили
колЯску, а в нее  посадили  всех  женщин  и  малолетных,  задернули  полы  и
накрепко застегнули их ремнЯми и прЯжками.
     ’огда  ѓаркуша  велел оттащить Џросечинского и панычей к часовне, а сам
пошел в палатку.
     - Џан ’орицкий! - сказал он, войдЯ туда.- € ты, добраЯ панна …лена! ‚ам
нечего  боЯтьсЯ:  вы  никому  не желали зла, а напротив того, сколько могли,
делали добро. ‚от вам рука ѓаркуши, что ни он,  ни  его  вольные  казаки  не
возьмут  ни одной нитки изо всего того, что вам принадлежит. ѓаркуша никогда
не изменЯл своему честному слову: он не таков, как ваши  паны  и  порЯдочные
люди,  которые держат слово только до первой встречи... ‘ паном Џросечинским
будет у менЯ другаЯ разделка: Я давно ждал случаЯ порЯдочно потазать его  за
дерзость,  скупость  и жестокосердие и хотел только сам уверитьсЯ, правда ли
было то, что мне о нем рассказывали...
     ЋлесЯ зарыдала и закрыла лицо руками. ’орицкий хотел вырватьсЯ  из  рук
своих  стражей,  но  осторожные гайдамаки предвидели это движение и удержали
его.
     - Ќапрасный труд, пан ’орицкий, - сказал ему ѓаркуша спокойно и  важно.
     - € что мог бы ты сделать,   один  и  безоружный,   против сорока таких
удальцов, как мои?   Ќареченного же твоего тестЯ  сам  сатана  со всем своим
бесовским причетом не вырвал бы теперь  из  моих рук.    —ему быть,  того не
миновать; что Я положил у себЯ на сердце,  то  непременно  исполню.   Џотом,
переменив выражение лица, с улыбкою обратилсЯ он к шуту.
     - ‡дравствуй, приЯтель, - сказал он ему, - да кто тебЯ так опоЯсал?
     - ’воЯ прислуга,  дЯдько!  -  отвечал  шут.-  ‚идно,  они  берегут  мое
здоровье и боЯлись, чтоб Я не простудилсЯ. “мные люди говорЯт, что в сильные
жары должно больше боЯтьсЯ простуды, нежели в трескучие морозы.
     - Џаливода! -  сказал  ѓаркуша,  взглЯнув  на  высокого,  плечистого  и
курчавого цыгана своей шайки.- ‚ижу, что здесь не без твоих проказ; шут шута
далеко видит. Ћднако же, пока Я не велел самого тебЯ завЯзать в мокрый мешок
и  не  приложил  тебе  нагайской  припарки,  так  потрудись,  развЯжи своего
товарища по ремеслу.
     - ђЯбко не товарищ этого черномазому  головорезу,  -  проворчал  шут  с
заметною  досадой,  -  у него самые дурацкие шутки; спеленал ђЯбка как малое
дитЯ. Ђ когда спеленал, так пусть и нЯнчит; только Я наперед ему говорю, что
Я дитЯ самое упрЯмое и блажливое.
     Њежду тем цыган развЯзал узлы, развил кушак и выпустил бедного ђЯбка на
свободу. Џервым действием шута было то, что он вцепилсЯ  в  черные  курчавые
волосы  цыгана  и  начал трЯсти ему голову, приговариваЯ: "‚от так, так сеют
мак" .
     ѓаркуша  громко  смеЯлсЯ  такому   неожиданному   поступку   шута;   но
рассерженный  Џаливода  схватил жилистыми руками своего противника под бока,
стиснул его, поднЯл вверх и конечно ударил бы его о землю, если б ѓаркуша не
помешал ему в том.
     -  ’ы  столько  менЯ  позабавил,  что Я должен тебе заплатить за это, -
сказал атаман шуту.- ѓовори смело, чего бы ты хотел от менЯ?
     - Џрежде всего, отдай мой  грош,  который  Я  тебе  подал  сегоднЯ:  он
годитсЯ длЯ нищей братии, а не длЯ вашей братьи.
     -  Ћхотно,  -  сказал  ѓаркуша,  сунул руку в карман и, вытащив из него
червонец, подал шуту.
     - ќто не мой,-  отвечал  шут,  глЯдЯ  исподлобьЯ  на  гайдамака,-  этот
запЯтнан, а мой был чист, как... как мои руки.
     ѓаркуша  понЯл  упрек.  Ћн  нахмурил  брови,  безмолвно  опустил руку в
карман, вынул несколько монет и, отыскав между ними грош,  отдал  его  шуту.
Џотом,  в  раздумье  поднЯв серебрЯный полуполтинник, поданный ему ’орицким,
сказал, оборотЯсь в ту сторону, где сидели жених и невеста:
     -  ‘  этим  Я  так  легко  не  расстанусь:  он   подан   мне   добрыми,
сострадательными душами...
     €,   как   будто   бы   вдруг  опомнЯсь  или  устыдЯсь  минутной  своей
чувствительности, он не докончил речи и снова оборотилсЯ к шуту:
     - „ержи при себе свой чистый грош до первого  старца  и  вместе  с  ним
подай беднЯку и мой, запЯтнанный. ’еперь говори, чего ты еще у менЯ просишь?
     -  ‚ели  менЯ  отвести  к моему пану. € ему и мне легче будет, когда мы
вместе станем делить горе.
     - Ћтведи его туда! - сказал ѓаркуша Џаливоде, а сам, поспешно вышед  из
палатки,  велел  задернуть  полы  оной  и поставить вокруг нее шесть человек
сторожевых гайдамаков.
     Њедленно и задумчиво  шел  ѓаркуша  к  часовне;  за  ним,  в  некотором
отдалении,  цыган  Џаливода вел шута ђЯбка, держа за плечо и подталкиваЯ его
не весьма вежливо коленом. “ часовни уже  дожидалась  большаЯ  толпа  людей.
ѓайдамаки  обступили  служителей Џросечинского, свЯзанных друг подле друга и
поставленных в полукруг. ‘ам толстый пан лежал посередине,  зажмурив  глаза,
как  будто  бы  свет  солнечный  действовал  на  него болезненным ощущением;
казалось, он в каком-то  онемении  ждал  готовившейсЯ  ему  участи.  ‘ыновьЯ
сидели по обеим его сторонам, плакали и жаловались на боль от туго затЯнутых
веревок. ‚осемь гайдамаков, с длинными ножами  наголо,  наполнЯли  остальную
часть круга.
     Љогда  ѓаркуша подошел к кругу, гайдамаки расступились и впустили его в
середину. Ћн стал прЯмо против лица толстого пана, тронул его ногою  в  бок,
как  бы  желаЯ  растолкать его или пробудить его внимание, и с важным видом,
громким и внЯтным голосом начал ему говорить:
     - ‘пирид ‘амойлович! видишь ли, до какого  унижениЯ,  до  какого  стыда
довел ты себЯ! ’ы, богатый и спесивый пан, которого боЯтсЯ и уважают соседи,
которому льстЯт и  дают  поблажку  низкие  судовые  подлипалы,  -  валЯешьсЯ
теперь,  как  презреннаЯ  колода,  свЯзан,  как  последний  из твоих псарей,
провинившийсЯ перед тобою. ’ы,  верно,  жалуешьсЯ  на  это,  считаешь  такой
поступок  несправедливым; а кто виноват? ‘ам ты. ‚спомни дыбы, плети, цепи и
рогатки, которыми ты мучил своих подданцев и дворовых людей; вспомни, что не
раз  Я  подкидывал  к тебе письма, в которых увещевал тебЯ быть милосерднее,
щедрее и грозил тебе моим гневом, если не исправишьсЯ. ’ы не  слушалсЯ  моих
увещаний,  ты надеЯлсЯ на ваших судовых, которые тобою закуплены и задарены;
ты думал, что слова ѓаркуши пройдут мимо. ‡най же,  до  менЯ  дошло  все:  и
презрение,  с  каким  ты  читал  мои письма, насмешливо говорЯ: собака лает,
ветер носит; и твоЯ похвальба на менЯ: "Я-де скручу его со всею  шайкою";  и
гостинцы,  которые  ты  готовил  мне  и  вольным моим казакам у себЯ в доме.
ѓаркуша не так прост, чтоб, очертЯ голову, кинутьсЯ в расставленные  тенета:
он  умеет выбрать времЯ и случай. ’еперь, ‘пирид ‘амойлович, ты сам у менЯ в
руках и должен поневоле идти на правеж.  ѓотовьсЯ  со  мною  рассчитатьсЯ  и
поплатитьсЯ, а до тех пор ступай к часовне и моли бога о прощении всех твоих
грехов. џ покамест займусь отеческим исправлением твоих панычей, которых сам
ты  не  хотел  или  не  умел учить страху божию, и оттого из них со временем
вышли бы большие негодЯи, ничем не лучше отца. Ќадобно им страх задать, чтоб
помнили ѓаркушу и его наставлениЯ...
     -  ЌапейсЯ  моей крови, нечестивый душегубец! - вскрикнул Џросечинский,
скрежеща зубами и злобно, с отчаЯнным остервенением взглЯнув на гайдамака. -
Љакие бы муки, какаЯ бы смерть ни ждала менЯ от поганых твоих рук, - Я стану
молитьсЯ, чтоб тебе не миновать колеса, а гнусной твоей шайке виселицы .
     …му не дали докончить. ‡верообразный  гайдамак  Ќесувид,  крещеный  жид
‹емет и крепкотелый любимец ѓарку-ши ускок ‡акрутич схватили его и поволокли
к часовне. ’ам стал он на колени перед образом и,  не  сводЯ  с  него  глаз,
начал  молитьсЯ,  перечитываЯ  шепотом все молитвы, которые приходили ему на
памЯть. ’олько доносившиесЯ до него порою крики и взвизгиваньЯ  сыновей  его
подергивали  судорожным  движением  тучные  его  щеки,  на  которых выступал
крупный, холодный пот. ’ри гайдамака, приведшие  Џросечинского  к  часовне,
стоЯли  в  нескольких  шагах  у  него за спиною, с длинными, широкими своими
ножами на плечах.

ѓлава XXI
                                                   ЃрЯжчатиме ж гостра шаблЯ
                                                             “слiд за тобою,
                                                         умiтиме ж нагаечка
                                                              Џонад головою!
                                                        ЊалороссийскаЯ песнЯ

     - Џора! - раздалсЯ в ушах толстого пана грубый голос  Ќесувида.-  Џора!
там ждут.€ гайдамаки снова поднЯли Џросечинского и перенесли его на середину
круга.
     Ѓледен   как   полотно  ЯвилсЯ  Џросечинский  перед  самовольным  своим
обвинителем и судьею. Њутным взором обвел он место истЯзаниЯ.  ЏрЯмо  против
него,  на сундуках и подушках, покрытых дорогим его персидским ковром, сидел
ѓарку-ша с строгим, но спокойным видом  и  допрашивал  людей  Џросечинского,
которые  стоЯли  на  коленЯх  и  робко отвечали на вопросы. Ќо какою горЯчею
кровью  облилось  отцовское  сердце  пана  Џросечинского,  когда,  с  тЯжким
предчувствием  отведЯ  глаза  в сторону, увидел он сыновей своих! Ћни лежали
недвижно на войлоке, и на обоих накинуты были красные попоны, укрывавшие  их
с  головы  до ног. Ќесчастный отец не взвидел света: в ушах его раздалсЯ как
будто шум воды, внезапно прихлынувшей, и он уже  не  слышал  более  ни  слов
ѓаркуши, ни ответов своей челЯди.
     Љогда толстый пан опомнилсЯ, то почувствовал, что его обливали холодною
водою. Ќесколько  гайдамаков  стоЯли  вокруг  него,  держа  наготове  орудиЯ
тЯжкого  и  постыдного  наказаниЯ,  которое  присудил ему неумолимый атаман.
ѓаркуша встал с своего места, подошел к нему и начал говорить.
     - џ допрашивал твоих людей, пан Џросечинский: они так  запуганы  тобою,
что   не   смели   сделать   никаких  показаний,  и  это  самое  уже  служит
доказательством  жестоких  твоих  с  ними  поступков.  ЏослушайсЯ  же   моих
доброжелательных  увещаний:  Я делаю их от души, из прЯмой любви к ближнему!
‹юби, пан Џросечинский, своих людей: они тебе служат; они потом и  кровавыми
трудами  добывают  то, что тебе доставлЯет роскошь и негу. ‘ам бог заповедал
панам миловать служителей как родных детей своих, не мучить их без пощады за
малейшую  вину,  не  томить их неумеренными трудами и голодом, не отнимать у
них последних, потовых крох. Џосмотри,  с  каким  состраданием  они  смотрЯт
теперь на тебЯ, хотЯ у многих из них не зажили еще на теле раны, которые они
от тебЯ  же  получили.  —то  ж,  если  б  ты  был  добрым  паном,  другом  и
благодетелем твоих подданцев? Ћни любили бы тебЯ, как отца...
     ѓаркуша  остановилсЯ,  растрогавшись  сам  от своих слов - искренне или
притворно, того никто не мог прочесть на лице и  в  душе  его.  ‚  характере
атамана   была   такаЯ   чуднаЯ   смесь  лицемерства  с  добрыми  природными
наклонностЯми, холодной, расчетливой мстительности с наружным правосудием  и
благонамеренностию,   что   самые  приближенные  его,  Ќесувид  и  ‡акрутич,
обманывались в истинных или ложных его ощущениЯх и не могли разгадать  того,
что  в нем происходило. Ѓывали минуты, в которые можно было подумать, что он
сам себЯ обманывал.  ’ак,  может  статьсЯ,  было  и  на  этот  раз.  ЏостоЯв
несколько  минут  в  молчании,  посмотрев медленным, пытливым взором на лица
людей Џросечинского и своих гайдамаков, как будто бы с желанием  доведатьсЯ,
верЯт  ли  они  проповедническим  его  чувствованиЯм и что думают о цели его
красноречиЯ,- он продолжал тихо и с расстановкой:
     - —тобы слова мои, ‘пирид ‘амойлович, были длЯ тебЯ внЯтнее,  чтоб  они
дошли  до  твоей  души  и  сильнее  врезались  в  твоей  памЯти,  то потерпи
немного... џ сам из уважениЯ к твоей  особе  стану  считать...  ќй,  вольные
казаки мои, принимайтесь!..
     ‚  эту  минуту  шут  ђЯбко вырвалсЯ из рук Џаливоды, бросилсЯ на колени
перед ѓаркушей и кричал сквозь слезы:
     - Џан атаман! возьми мою шкуру, выкрой,  пожалуй,  из  нее  чоботы  длЯ
любого  из  твоих  вольных  казаков,  только оставь в целости моего пана. Ћн
человек старый и мЯгкотелый; он не выдержит твоего отеческого исправлениЯ. Ђ
у  ђЯбка  кожа  загрубела  и  загорела;  смотри: она так тверда, что хоть на
барабан натЯни - не порветсЯ; и ђЯбко готов ее сменить  на  новую,  лишь  бы
пана своего вызволить...
     –ыган  схватил шута за полы его жупана и тащил его прочь, между тем как
ѓаркуша смотрел на него с хладнокровною, бесстрастною улыбкой. ‚идЯ, что  на
слова его не обращали вниманиЯ и что пану его не избежать пытки, ђЯбко вдруг
вскочил, обоими локтЯми толкнул цыгана так сильно, что тот не  удержалсЯ  на
ногах и принужден был выпустить полы жупана. Ќе терЯЯ времени, ђЯбко кинулсЯ
к толстому пану, прикрыл его своим телом и как клещ уцепилсЯ за него  руками
и ногами.
     -  Ќате же, режьте и ешьте менЯ, катовы дети!  -  с ожесточением кричал
он гайдамакам.- •оть искрошите менЯ в мелкие куски - Я не сойду отсюда и  не
отстану  от  моего  пан-отца:    умру  сам,  а  пока жив, не дам его тела на
поругание!
     ѓайдамаки переглЯдывались между собою,  как  бы  спрашиваЯ  друг  друга
глазами,  что  из  этого  будет,  и  в нетерпеливой досаде кусали себе губы.
Ќесувид хмурил брови и клЯлсЯ себе под нос, что сквозь ребра шута  дознаетсЯ
правды  от  толстого  пана;  никто из них не смел, однако ж, начать что-либо
прежде, нежели атаман даст приказание. Њежду тем шут подразнивал  гайдамаков
и  накликал  на  себЯ их мщение ругательствами. ѓаркуша, казалось, тешилсЯ и
задорною бранью шута, и недоумением  и  досадою  своих  удальцов.  Ћн  стоЯл
сложив  руки и посматривал на все происходившее вокруг него с таким видом, с
каким взрослые люди смотрЯт на ребЯт, дразнЯщих привЯзанную  кошку,  котораЯ
фыркает,  щетинитсЯ и мечетсЯ то на того, то на другого, со всем напрЯжением
бессильной злости.
     Ќаконец, наскуча сим зрелищем, ѓаркуша  подошел  к  шуту,  толкнул  его
ногою  и  сказал:  "‚ставай, приЯтель! вижу твое усердие и храбрость и хвалю
тебЯ за это: ты отчаЯнно защищал своего пана Языком и спиною. ’еперь  Я  сам
хочу доказать тебе мою благодарность за добрый твой совет и подаЯние нищему:
обещаю тебе, что пана твоего не тронут и пальцем...
     - ‚правду ли, дЯдько?
     - ђазве ты слыхал от кого, что ѓаркуша не сдержал  когда-нибудь  своего
обещаниЯ?  ’олько  и  ты  обещай  мне  стоЯть смирно под надзором, ни во что
больше не мешатьсЯ и не давать воли ни рукам, ни Языку.
     - Ћ, пожалуй! € ты увидишь,  что ђЯбко не хуже  ѓаркуши  умеет  держать
свое  слово.  Ѓери  менЯ,  черномазый,  -  продолжал он, встав и оборотЯсь к
Џаливоде, - только, сделай дружбу, полегче держи менЯ за  плеча.  ’ы  и  без
того уже измЯл их так, что Я целую неделю не смогу взЯтьсЯ за бандуру.
     ѓайдамаки  пристально  смотрели  в  лицо  ѓаркуши  и  молча  ждали  его
повелений. Ћн провел указательным пальцем черту по воздуху в ту сторону, где
лежали  панычи,-  и толстый пан мигом был туда перенесен. Џросечинский сел в
положении человека, который, только что быв вытащен из воды,  не  может  еще
опомнитьсЯ  и  собрать  своих  мыслей. ‘ рассеЯнным видом озиралсЯ он вокруг
себЯ, пока взор его снова остановилсЯ на сыновьЯх его, которые лежали затаив
дух  и  не  смеЯ  поворохнутьсЯ.  ’ут  пробудилось  участие в сердце отца, с
тоскливым умилением глЯдел он на своих детей, но  не  решалсЯ  заговорить  с
ними, боЯсь, чтоб ужаснаЯ истина не разрушила последней, шаткой его надежды.
     ѓаркуша  между  тем  сел  на  прежнее  свое  место,  и  гайдамаки снова
обступили его с видом ожиданиЯ. "Џо оброк!" -  промолвил  он,  и  гайдамаки,
громко  и  радостно  вскрикнув:  "Џо  оброк!", рассыпались в разные стороны,
кроме тех из них, которым поручено было смотреть за толстым паном, за детьми
и  людьми  его,  сторожить  у  палатки  и  пр.  —асть гайдамаков бросилась к
колЯске, фурам и возам Џросечинского,  несколько  человек  расстилали  перед
ѓарку-шей  ковры,  попоны и все, что могли отыскать в обозе толстого пана; а
выкрест ‹емет, подойдЯ к Џросечинскому, с притворною, лукавою  учтивостью  и
старинными  своими  жидовскими  оговорками  и божбами, просил его ссудить на
времЯ атамана ключами от походных своих сундуков и баулов  и,  не  дожидаЯсь
ответа,  начал  шарить  у  него  в карманах, отыскал большую свЯзку ключей и
принес ее к ѓаркуше.
     •ладнокровный сторонний зритель подивилсЯ бы  ловкости,  сметливости  и
проворству,  с  какими  гайдамаки  обыскивали и опоражнивали захваченный ими
обоз. €з читателей наших легко могут об  этом  составить  себе  понЯтие  те,
которым   случалось   быть   в  руках  французских  таможенных  приставов  и
осмотрщиков, особливо на заставе при переезде через ђейн,  у  ‘трасбурга.  ‚
минуту все было обыскано, вытаскано и снесено в одно место, и те из сундуков
и шкатулок, кои заключали в себе самые ценные вещи, с  редкою  догадливостью
были отобраны и расставлены перед атаманом.
     Џрежде  всего  ѓаркуша, расспрашиваЯ шута и других людей Џросечинского,
начал отбирать вещи, принадлежавшие ’орицкому и Ћлесе. ‚се это откладывалось
на  сторону,  и  ѓаркуша  даже  не отмыкал сундуков, чемоданов и шкатулок, в
которых, по показаниЯм  людей,  находилась  собственность  панны  …лены  или
будущего  ее мужа! Ђтаман гайдамаков, любивший при всЯком случае с некоторым
хвастовством  выказывать  свое  бескорыстие  или  великодушие,  отложил  еще
значительную  долю  из  взЯтых  им  на свой пай дорогих вещиц и червонцев и,
положив в шкатулку, замкнул и отослал с другим имуществом жениха и невесты в
палатку, строго подтвердив гайдамакам, чтобы все было доставлено в целости.
     ’огда началсЯ подел. ‘ видом знатока и любителЯ, ѓаркуша рассматривал и
оценивал все вещи высокой цены, к тЯжкому прискорбию толстого пана,  который
печально  смотрел  на  расхищение  своего  богатства.  Џри  открытии каждого
сундука с серебром,  каждого  баула  с  золотыми  деньгами  или  шкатулки  с
драгоценностЯми  гайдамаки  испускали  неистовый,  радостный вопль, как стаЯ
воронов при виде мЯсной добычи, и этот вопль болезненно отдавалсЯ в ушах и в
сердце  толстого  пана.  Ќадобно  было  видеть  жадные,  сверкающие  взглЯды
корыстолюбивой вольницы, когда перед нею  рассыпали  мешки  с  червонцами  и
рублЯми  или  раскладывали  большие серебрЯные стопы и чаши, дорогое оружие,
золотые парчи, камки и бархат! Ќадобно было видеть горькие ужимки и  тЯжелые
вздохи  толстого  пана,  когда  перед  его  глазами  ѓаркуша  с своею шайкой
распивали, похваливаЯ, любимую его  водку,  сладкие  его  наливки  и  редкие
заморские  вина!  ’акое  зрелище  могло  бы  сообщить понЯтие о радости злых
адских духов, которые, подразниваЯ утратою земных благ, заживо мучат бедного
грешника, попавшегосЯ к ним в когти с телом и душою.
     Ђтаман  разделил  всю добычу на три паЯ, из которых два были совершенно
равные, а третий гораздо менее  двух  первых  и  по  счету,  и  по  ценности
составлЯвших его вещей. Ћдин из больших паев отложил он особо, говорЯ: "ќто,
товарищи, длЯ кошевого скарба",   другой разложил с математическою точностью
на  равные участки по числу гайдамаков, примолвЯ: "ќто на вольных казаков".-
"Ђ это на атамана",- прибавил он, указываЯ на меньший пай. ’огда он  отослал
шута  в  палатку,  велев поклонитьсЯ от него ’орицкому и Ћлесе и пожелать им
счастливого пути, а сам подошел к Џросечинскому.
     - Џрощай, ‘пирид ‘амойлович! - сказал ѓаркуша толстому пану.- џ хотел с
тобою  распрощатьсЯ  не так ласково; но, видно, богу было угодно, чтоб ты на
этот раз отделалсЯ только страхом и потерею своих  излишков.  Џомни,  однако
же,  слова  мои:  будь милосерд к бедным и щади своих людей. Ќе то - как бог
свЯт - ни высокие твои заостроженные заборы, ни крепкие твои замки и  засовы
не  спасут  тебЯ  от  ѓаркуши  и  вольных  его казаков. Џусть это будет тебе
навет-кой на первый случай. …ще раз говорю, не  вынуждай  менЯ  нагрЯнуть  к
тебе в гости и знай: ѓаркуша вдруг, как снег на голову, налетит там, где его
не ждешь, не чаешь. Џанычи твои будут, кажетсЯ, помнить  мои  наставлениЯ  и
свои клЯтвы, а впрочем, не бойсЯ за них: лоза не измучит, лишь добру научит.
     Ћкончив  сию  речь,  отошел  он  в  сторону и выстрелил из пистолета на
воздух - и вдруг с разных концов прискакали еще около  двадцати  гайдамаков,
бывших  в  засаде  длЯ  наблюдениЯ  и  поданиЯ  вести  в  случае  какой-либо
опасности. Ћни вели с собою лошадей тех из своих  товарищей,  которые  перед
нападением  на  обоз,  спешившись,  сидели  в  лесу  или лежали в траве. ’е,
которые сторожили у палатки или наблюдали за свЯзанными  своими  пленниками,
сбежались  также  в  одно место. ‚се они кинулись к своим участкам, мигом их
расхватали, а Ќесувид и ‡акрутич прибрали также паи артельный и  атаманский;
и  между  тем  как  ЋлесЯ,   сопровождаемаЯ ’орицким и ђЯбком, бежала к отцу
своему и братьЯм, гайдамаки успели уже забрать и  навьючить  лучших  лошадей
толстого  пана, вскочили сами на коней, пустились во весь опор по полю вслед
за атаманом - и только пыль вилась за ними густым облаком.

ѓлава XXVII. ЌЋ—‹…ѓ ѓЂ‰„ЂЊЂЉЋ‚
                                         џк виiхав козаченько в чистее поле,
                                       Џустнв свого кониченька на попасанне,
                                    Ђ сам припав к сирiй землi из спочиванне
                               ’а й приснивсЯ козаченьку дивнесенький сон...
                                                        ЊалороссийскаЯ песнЯ

     ’абор гайдамаков расположилсЯ в чаще леса,  на  полЯне.  ѓайдамаки,  по
обыкновению  своему, разнесЯ из предосторожности войлоки и циновки по сучьЯм
деревьев, зажгли костры и  начали  готовить  себе  ужин.  „лЯ  атамана,  его
приближенных  и  других  старшин шайки поставлены были два полстЯные шатра,
наподобие калмыцких кибиток. ‚ одном из сих шатров, на  войлоках  и  бурках,
отдыхал  ѓаркуша,  окруженный  теми  из гайдамаков, к которым питал он более
приЯзни или оказывал более довериЯ. ќто были: угрюмый Ќесувид,  который  под
суровою  наружностью  хранил  испытанную  верность  и  преданность  к своему
атаману-товарищу;  ускок ‡акрутич, готовый всегда по слову  ѓаркуши  идти  в
огонь  и в воду и одаренный необычайною телесною силой; ‹есько, или Ђлексей,
молодой промотавшийсЯ чумак, которому  от  гайдамаков  дано  было  прозвание
.‹есько  Њотыга;  этот молодец нравилсЯ ѓаркуше своею неизменною веселостью,
беззабот-ностью  о  будущем  и  открытым,  простосердечным  своим  взглЯдом.
—етвертый из любимцев ѓаркуши был семнадца-тилетний мальчик, €вась, любивший
атамана, как родного отца. €вась имел весьма приЯтную наружность и  забавлЯл
иногда  ѓаркушу  в свободное времЯ своим пением и плЯскою, но никогда не был
еще употреблен во времЯ разъездов и набегов, а оставалсЯ всегда при обозе, с
запасными.  Ќикто  из  гайдамаков  не знал, кто он был и какого рода; в одну
бурную осеннюю ночь атаман, возвратЯсь из одинокой своей отлучки,  привел  с
собою  этого  мальчика  и  с  тех  пор  заботилсЯ о нем, как о ближнем своем
родственнике. ѓайдамаки все полюбили €васЯ за его тихость и детскую  чистоту
души  - свойства, которые нередко нравЯтсЯ и самым закоснелым злодеЯм; но не
расспрашивали или не смели расспрашивать нем у ѓаркуши, ибо никто из них  не
решилсЯ  бы  выведывать  у  атамана своего тайны, которой он сам не хотел им
вверить.  ‚ других, важнейших случаЯх ѓаркуша не допускал  их  ни  до  каких
сомнений и первый объЯвлЯл им то, о чем нужно им было знать.
     ‚торой  шатер оставлен был в распорЯжении ’овпеги, Џа-ливоды и еще пЯти
или шести урЯдников или десЯтников,  поставленных  в  это  звание  ѓаркушею,
между  коими  обыкновенно  втиралсЯ  туда  выкрест ‹емет, который, по старой
еврейской   своей   привычке,   умел   всегда   подделыватьсЯ   к   старшим,
прислуживатьсЯ  им,  словом,  быть  длЯ  них  почти  необходимым,  и чрез то
извлекать длЯ себЯ множество мелких выгод. Џрочие гайдамаки, приставЯ  коней
своих  к  вЯзанкам  травы,  захваченной  ими по дороге, либо сидели у огнЯ и
ждали ужина, либо, укрывшись бурками  и  свитами,  лежали  в  разных  местах
табора.
     Џосле  ужина,  за  которым  атаман  всегда  ел из одного котла со всеми
людьми своей шайки, кроме сторожевых, назначавшихсЯ по нарЯду, ѓаркуша ранее
обыкновенного  ушел  в  свой  шатер; Ќесувид, ‡акрутич, €вась и ‹есько также
отправились туда почти вслед за ним.
     - —удное дело! - сказал атаман  после  долгого  молчаниЯ,  когда  он  и
четверо его товарищей улеглись, не раздеваЯсь, на своих подстилках.- ‚от уже
с полгода, как менЯ что-то тЯнет на мою родину, котораЯ, помню,  как  сквозь
сон, должна  быть здесь,  около степной деревни пана Џросечинкого.   Њне все
кажетсЯ, что Я не буду ни счастлив, ни спокоен,  пока  не  увижу  снова  тех
мест,  где  росло мое детство. Џочти каждую ночь неведомо кто обещает мне во
сне что-то смутное в здешнем краю: и радость, и горе... коротко сказать, сам
Я  ничего  не  разберу  в  этих  сонных грезах, а никак не могу выбить их из
головы.
     - —то ж? может быть, сердце вещует тебе все доброе,  а  сон  твой  и  в
самом  деле  сулит  тебе  что-нибудь такое, о чем сначала, как ни раскидывай
нашим коротким умом - не разгадаешь прежде, чем  наЯву  сбудетсЯ,  -  сказал
‡акрутич.
     - Ђ ты веришь снам? - спросил у него ѓаркуша.
     -  Ќе шути, атаман, снами: между ними есть такие, которые насылаютсЯ на
человека, чтоб он выводил из них  себе  пользу,  или  остерегалсЯ,  от  чего
нужно.
     -  џ и позабыл было,- молвил ѓаркуша, - что ты родилсЯ в такой стороне,
где больше всего верЯт бабьим бреднЯм.
     - Ђтаман ничему не верит,- вплелсЯ в их разговор ‹есько.-  Ђ  Я  скажу,
что  тот,  кто  так  близко видел ведьму, как Я, поневоле станет верить всем
таким диковинкам.
     - Ђ ты видел ведьму? -спросил у него ѓаркуша с насмешливым любопытством.
     - Ќе то, чтобы видел,- отвечал ‹есько,- а вот как было дело: когда  мне
было  лет девЯтнадцать, тогда в летнюю пору Я спал каждую ночь на дворе, длЯ
того что в хате было душно и чтобы по ночам стеречь скотный двор. ‚от в одно
времЯ, только что Я улегсЯ, только свел глаза,- вдруг подошло ко мне что-то,
наклонилось и дохнуло на менЯ таким холодным духом, что Я весь закоченел: ни
руки,  ни ноги не смог повернуть, ни глаз открыть; а только слышал,  как оно
пошло на скотный двор, как доило наших коров, у которых к утру  не  осталось
ни  капли  молока. “ менЯ была тогда лихаЯ собака, Ярчук, да еще и с волчьим
зубом;  на другую ночь, Я привЯзал моего ђЯбка под телегой, на  которой  сам
спал.  Ћколо  полуночи  слышу,  Ярчук мой так и заливаетсЯ, и мечетсЯ из-под
телеги. џ спустил его с привЯзи, он и бросилсЯ к плетню  в  конце  двора,  и
залаЯл и зарычал пуще прежнего. ЏогодЯ немного там что-то вскрикнуло женским
голосом, как будто от сильной боли. џ поглЯдел в ту сторону  -  ворота  были
заперты;  только,  еще спустЯ миг - другой, что-то шасть через плетень, инда
землЯ застонала. Ќочь была темна, ничего нельзЯ было разглЯдеть порЯдком;  а
на  рассвете  нашел  Я  у  плетнЯ  подле ворот лоскуток намитки,  как видно,
оторванный у ведьмы моим Ярчуком.
     - Џо этому, ты видел не ведьму, а только лоскуток ее намитки?-промолвил
атаман, когда ‹есько окончил свой рассказ.
     - „а,- отвечал ‹есько,- с менЯ и этого довольно.
     -  Љогда  у  нас  пошло  на россказни,- говорил ѓаркуша, - то Я напомню
тебе, ‡акрутич, о твоем обещании, которое до сих пор оставалось за  тобой  в
долгу. ’ы когда-то сулил мне рассказать свои похождениЯ.
     -  Њои  похождениЯ,  атаман, не важны, и повесть о них не долга. ђодину
мою ты знаешь; Я родилсЯ в одном селении, неподалеку от ‡вониграда;  отец  и
мать  мои  были  люди  бедные  и  покинули  менЯ  на  этом свете без всЯкого
достатка, без роду и племени, когда мне только что  минуло  семнадцать  лет:
оба  они  сошли  в  могилу  ровно  через две недели друг после друга. ‘пустЯ
полгода по смерти их Я  спозналсЯ  с  молодою  •авой,   дочерью  богатого  и
гордого  морлака  в  нашем селении, џцинта Џорадича. •ава была очень пригожа
лицом, так пригожа, что у менЯ и теперь  еще  бьетсЯ  сердце,  когда  о  ней
вспомню.  …е  любил  и  племЯнник  нашего войводы; только •ава любила одного
менЯ, за то, что Я был виднее собою, удалее и складывал  длЯ  нее  морлацкие
песни. ‚от однажды •ава сказала мне: "‚уко ‡акрутич! принеси мне ожерелье из
червонцев - и Я твоЯ". ’огда же начал Я подумывать, как бы уйти  в  горы,  к
гайдукам,  и  с  ними  награбить червонцев у богатых турецких беев и аЯнов в
Ѓоснии; как вдруг менЯ в одно утро схватили, отвезли в ‡вониград и  записали
в  пандуры,   по  проискам войводского племЯнника, который, видно, дозналсЯ,
что •ава менЯ любила. Ќе долго, однако ж, удалось им погулЯть надо мною: Я и
спал и видел, как бы сделатьсЯ ускоком.  ‘коро мне удалось это спроворить: Я
был таков, и убралсЯ исподтишка в горы, где знакомые гайдуки  очень  радушно
принЯли  менЯ  в  свои товарищи. „ва года Я ходил с ними на добычу по разным
местам „алмации и Ѓоснии; червонцев у менЯ поЯвилось столько, что  стало  бы
на десЯть ожерелий. ’ут Я вздумал наведатьсЯ •авы и, если можно, увезти ее с
собою в горы. Љонь у менЯ был как зверь: не знал усталости и птицею летал по
самым  трудным  местам.  Ќочью прискакал Я к дому Џорадича. Ћкно светлицы, в
которой сиживала •ава, было в сад; Я пробралсЯ туда и увидел, что окно  было
отворено и •ава сидела одна в светлице, за работой. ЃеднЯжка была задумчива,
как будто не примечала ничего вокруг себЯ, и, сдавалось, грустила о  чем-то,
может быть обо мне. џ тихонько влез в окно, подошел к ней, хотел взложить ей
на шею ожерелье из червонцев,- как  она  вдруг  оглЯнулась,  задрожала  всем
телом,  вскрикнула:  "‚ампир!  ‚ампир!"  - и без памЯти ударилась об пол. Ќа
крик ее сбежались отец, мать, всЯ дворнЯ, и все, указываЯ на менЯ,  кричали:
"‚ампир!  ‚ампир!"  Љрик этот скоро разлилсЯ по всей деревне; все сбегались,
кто с винтовкой, кто с ганцаром, кто с Ятаганом.  џ видел, что мне со  всеми
сладить было нельзЯ, и бросилсЯ из окна в сад. "Ѓейте его!" - заревел старый
Џорадич, сам выстрелил в менЯ из пистолета и ранил менЯ в левое плечо; но  Я
добежал  до своего конЯ, вскочил на него и опрометью помчалсЯ из селениЯ. Џо
улицам бегала толпа народа с зажженными пуками соломы и  с  разным  оружием;
увидЯ  менЯ,  все  кричали:  "‚ампир!  ‚ампир!",  стрелЯли  в  менЯ, бросали
каменьЯми и чем попадЯ; однако ж, спасибо доброму моему коню, он вынес  менЯ
из  этого  ада без дальних ран. „олго еще отдавалсЯ в ушах моих крик бешеной
толпы: "‚ампир! ‚ампир!", и Я не мог ума приложить,  как  никто  из  прежних
моих  знакомых не узнал менЯ, да и сама •ава не могла распознать моего лица.
Ћтбежав от селениЯ примерно верст семь, конь мой вдруг зашаталсЯ и  упал;  Я
соскочил  с него вовремЯ. ’огда только Я заметил, что верный мой товарищ сам
был изранен в четырех местах пулЯми. ‚ремЯ было подумать об нем  и  обо  мне
самом.  џ  изодрал  дорогую  турецкую шаль, отбитую мной у одного боснЯцкого
беЯ, перевЯзал  раны  бедному  моему  коню  и  свое  плечо.  ѓолова  у  менЯ
закружилась  от  сильной  потери крови; Я упал и не помню, что после со мною
было. Љогда ж Я опомнилсЯ, то увидел себЯ в келье; около  менЯ  сидело  двое
монахов,  которые  старались  менЯ  привести  в  чувство и подать мне всЯкую
помощь. Љакой-то добрый старец их монастырЯ нашел менЯ  и  конЯ  моего  рано
поутру  подле  дороги. ‚ерного моего товарища уже не было в живых; но во мне
монах заметил признаки жизни. Ћн позвал  еще  троих  братии,  и  вместе  они
перенесли  менЯ  в  свой  монастырь.  —рез  неделю  Я почти совсем оправилсЯ
старанием честных  отцов;  отдал  на  их  монастырь  все  червонцы,  которые
сберегал длЯ •авы, и пешком уже отправилсЯ в горы к гайдукам. Њой побратим ,
молодой гайдук ћра ђадивоич, встретил менЯ на дороге и сказал мне, что  џнко
‹епан,  племЯнник  войводы,  и  џцинт Џорадич подсылали к гайдукам какого-то
переметчика, который распустил в горах слухи, что Я служил с пандурами,  был
убит  в  одной  сшибке  с  гайдуками и теперь брожу вампиром, чтоб отомстить
гайдукам за смерть мою.  "ќтому  слуху  все  поверили,-  примолвил  ћра,-  и
стерегут  тебЯ,  чтоб  убить и разорвать тебЯ по частЯм с обрЯдами, какими в
обычае у нас прогонЯть вампира с этого света". ’ут только Я  понЯл  и  страх
•авы  и  окрик,  который на менЯ дали по всей деревне: лиходеи мои взвели на
менЯ такую небылицу, чтоб оторвать от менЯ сердце •авы и принудить ее  выйти
за џнка.
     Ќечего было делать- Я не хотел идти на вольную смерть и понести с собою
в могилу проклЯтие всех честных людей. Њне должно было проститьсЯ  навеки  с
моею  родиной;  ко  прежде  Я хотел кровавыми слезами отлитьсЯ џнку ‹епану и
џцинту Џорадичу.  Љороче:  помнЯ  пословицу  моей  родимой  стороны  кто  не
отомститсЯ,  тот  не  освЯтитсЯ,  Я положил у себЯ на душе страшную клЯтву -
извести моих злодеев во что бы то ни стало. ‘ помощью моего побратима собрал
Я  все,  что  имел,  достал  другого  конЯ,  простилсЯ  с добрым моим ћрой и
отправилсЯ туда, куда манила менЯ  кровь  заклЯтых  моих  неприЯтелей.  „нем
прЯталсЯ  Я  в скрытных местах, а ночью бродил, как мертвец, около селениЯ и
выжидал случаЯ выполнить мою клЯтву. Ћна была выполнена: џнко ‹епан и  џцинт
Џорадич  от  моей руки пошли в могилу; •ава, как Я узнал от сторонних людей,
скоро после первого моего поЯвлениЯ умерла со страха и с горести; а Я  долго
бродил  из  краЯ  в  край,  зашел  в Џольшу, оттуда в Љиев, где встретилсЯ с
тобою, атаман. Ћстальное ты знаешь так же хорошо, как и Я сам.
     - ’ак в вашем краю очень верЯт тому, будто бы есть вампиры на свете?  -
спросил ѓаркуша у ‡акрутича.
     -  „а  нельзЯ  и не верить,- отвечал ускок,- после того, что Я слышал в
горах от одного старого гайдука.
     - —то же ты слышал?
     - ќто длинный рассказ, атаман; боюсь, чтоб он  тебе  не  наскучил.  ’ы,
может быть, утомилсЯ и хочешь уснуть...
     - Ќичего, рассказывай. “снуть Я так же хорошо могу под шум твоих речей,
как и под вой этого ветра.
     - „а, ветр поднЯлсЯ  сильный;  так  и  колышет  деревьЯми,  инда  корни
скрипЯт;  а  ночь  темна,  хоть  глаз выколи...- сказал ‡акрутич, привстав и
выглЯнув из шатра,
     - ‚от самаЯ пора бродить мертвецам либо нашей братье,-примолвил ‹есько.
     - ’олько, верно, не тебе,- перебил его речь ѓаркуша,- тебЯ, думаю, и по
шее  не выбил бы одного в такую пору. Ћднако ж, не мешай ‡акрутичу забавлЯть
нас своим рассказом.
     - Љогда на то твоЯ волЯ, атаман,- сказал ‡акрутич,- то будь  по-твоему.
Ќаперед  всего  Я  должен  сказать  тебе,  что  Я знал в горах одного лихого
гайдука, у которого в седых усах было, верно, больше отваги,  чем  у  многих
из  нас  в  целом  теле. ‘тарый ‘корба не боЯлсЯ ни сабли, ни пистолетов, ни
ружьЯ турецкого, и Я думаю, не побоЯлсЯ  бы  самого  сатаны.  ‚езде  он  шел
грудью  вперед, как бы ни велика была опасность; никогда не спрашивал, много
ли неприЯтелЯ, а только далеко ли до него. ‚ одну ночь шел Я с ним и другими
гайдуками на добычу: это было в Ѓоснии. Ќочь была месЯчна,  и Я заметил, что
седой наш удалец часто поглЯдывал в сторону, на косогор, где  было  турецкое
кладбище.  "—то  ты  там  видишь,  товарищ?"  -  спросили мы у него. "Ќичего
покамест",- отвечал он. "Ђ разве случалось  тебе  видать  что-либо  в  такую
пору?"  -  "Џоживите с мое, так и вы увидите",- промолвил он. "Ђ все не худо
бы узнать о том длЯ переду",- сказали мы в один голос. "Ќу, так  слушайте",-
был его ответ. ’ут он начал нам рассказывать страшную быль...
Last-modified: Wed, 02 Jun 2004 19:19:56 GMT
Ћцените этот текст: