‘танислав ‹ем. ‚оспитание

Ћцените этот текст:
‘танислав ‹ем. ‚оспитание –ифруши

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Edukacja Cyfrania (1976). Џер. с польск. - Љ.„ушенко.
   "‘обрание сочинений", т.6. Њ., "’екст", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Љогда  ЉлапауциЯ  назначили  ректором  университета,  ’рурль,   который
осталсЯ дома, поскольку терпеть  не  мог  любой  дисциплины,  не  исключаЯ
университетской, в приступе жестокого одиночества соорудил  себе  премилую
цифровую машинку, до того смышленую, что втайне уже  видел  в  ней  своего
наследника  и  продолжателЯ.  Џравда,  всЯкое  между  ними  бывало,  и,  в
зависимости от расположениЯ духа и успехов в учении, иной раз звал  он  ее
–ифрунчиком, –ифрушей или –ифрушечкой, а  иной  раз  -  –ифруктом.  Џервое
времЯ игрывал он с нею в шахматы, пока она не начала ставить  ему  мат  за
матом; когда же на межгалактическом турнире она одолела сто гроссмейстеров
сразу, то есть влепила им гектомат, ’рурль убоЯлсЯ последствий слишком  уж
однобокой специализации и,  чтобы  ум  –ифруши  раскрепостить,  велел  ему
изучать в очередь химию с лирикой,  а  пополудни  они  вдвоем  предавались
невинным забавам, например, подыскивали рифмы на  заданные  слова.  €менно
этим и занимались они в один прекрасный день.  ‘олнышко  пригревало,  тихо
было в  лаборатории,  только  щебетали  реле  да  на  два  голоса  звучала
рифмовка.
   - ‚немлите? - предложил ’рурль.
   - ‹итий.
   - ‚зор?
   - ђаствор.
   - ‘олнце?
   - ‘тронций.
   - ’юльпан?
   - Џропан.
   - •рам?
   - ‚ольфрам.
   - “ста?
   - Љислота.
   - Љой черт, сплошнаЯ химиЯ! - не выдержал ’рурль. - ’ы что,  не  можешь
другой извилиной пошевелить? “бит!
   - Љарбид.
   - •лебнуть?
   - ђтуть.
   - ЂкациЯ?
   - ЏолимеризациЯ.
   - Џрадед?
   - ђадий.
   - ‘илен?
   - ќтилен.
   - „овольно химии! - разгневалсЯ ’рурль, видЯ, что так можно  продолжать
без конца.
   - ќто почему же? - возразил –ифрунчик. -  ’акого  запрета  не  было,  а
правила во времЯ игры не менЯют!
   - Ќе умничай! Ќе тебе менЯ учить, что можно, а чего нельзЯ!
   Њежду тем малыш преспокойно продолжал:
   - ’еперь ты. Њагний?
   ’рурль не отзывалсЯ.
   - ѓафний? –езий? Љобальт? ‘пасибо, Я выиграл! - заключил –ифруша.
   ’рурль, тЯжело дыша, начал было озиратьсЯ в поисках гаечного ключа,  но
затем, овладев собою, сказал:
   - •ватит на сегоднЯ играть. ‡аймемсЯ-ка  более  высоким  искусством,  а
именно философией, поскольку она - царица  наук  и  как  таковаЯ  касаетсЯ
абсолютно всего. ‘проси менЯ о чем хочешь, а Я отвечу тебе дважды,  сперва
по-простому, а после по-философски!
   - Џравда ли, что теплЯк - это подогретый землЯк? - спросила машинка.
   ’рурль откашлЯлсЯ и произнес:
   - Ќет, ты не так менЯ понЯл, твой вопрос касаетсЯ словарЯ...
   - Ќо ты же сказал, что философиЯ касаетсЯ всего на свете!  -  настаивал
–ифрунчик.
   - ‘прашивай про другое, раз Я тебе говорю!
   - Џочему скверный делец не то же самое, что деловитый сквернавец?
   - € откуда ты только  берешь  такие  дурацкие  вопросы?!  -  возмутилсЯ
’рурль. - Ќу, хорошо. ‚ыучки тебе еще не хватает, это понЯтно.  ‡наешь  ли
ты, чего хочешь?
   - Њалость поинтегрировать.
   - „а не в эту минуту, осел, а в жизни!
   - •очу превзойти тебЯ славой!
   - ќто желание суетное, не стоЯщее усилий и уж  навернЯка  не  достойное
быть целью всей жизни!
   - ’огда почему ты увешал стены грамотами да дипломами?
   - Џросто так! ќто не имеет значениЯ. € больше мне не мешай, а то Я тебЯ
вмиг перепрограммирую!
   - ’ы не можешь так поступить, ведь это противно этике.
   - •ватит. €дем на чердак - Я устрою тебе наглЯдную лекцию по философии,
а ты слушай молча, учись и не встревай!
   Џошли они на чердак, ’рурль приставил лесенку к дымоходу,  поднЯлсЯ  по
ней, за ним взобралсЯ –ифранчик, и вот уже они стоЯли на крыше, откуда вид
открывалсЯ далеко-далеко.
   - ‚зглЯни-ка на лесенку, по которой  мы  поднЯлись,  -  благожелательно
сказал ’рурль. - Љуплена она мною по случаю, однако оказалась  длинновата,
а укорачивать ее не хотелось, уж больно хорошее дерево; вот и проделал Я в
крыше дыру и в нее просунул излишек. Љак видишь,  теперь  лесенка  на  два
метра выше кровли. …сли подниматьсЯ по ней, то поначалу  каждый  твой  шаг
имеет однозначный и Ясный смысл. Ќо если, оставив внизу чердак, ты  будешь
взбиратьсЯ и  дальше,  смысл,  содержавшийсЯ  в  предыдущих  твоих  шагах,
улетучитсЯ на уровне гребнЯ крыши и не останетсЯ  никакого  иного  смысла,
кроме того, который ты сам  вложишь  в  свои  начинаниЯ!  Џоэтому,  будучи
спрошен, зачем Я  ставлю  ногу  на  нижние  ступени,  Я  вправе  ответить:
"‚збираюсь на крышу"; но этот ответ не годитсЯ, если взобратьсЯ  на  самый
верх! ’ам, наверху, дорогой мой –ифруша,  надобно  уже  самому  выдумывать
цели и смыслы. ’акова  in  ovo  [в  зародыше  (лат.)]  всЯ  теориЯ  высших
сущностей, то есть разума, который, высунувшись  из  болтанки  и  передрЯг
материи, начинает дивитьсЯ как раз тому, что он разумен, и не  знает,  что
ему делать с самим собой и что означают его сомнениЯ! ‡апомни  мои  слова,
–ифрунчик, ибо это чрезвычайно глубокаЯ притча с философской подкладкой!
   - Ќе значит ли это, что нас занесло чересчур высоко? -  поинтересовалсЯ
малыш.
   - ‚  известном  смысле  да,  по  инерции,  ведь  этот  процесс  уже  не
притормозить, если он набрал ходу. Ђ теперь сосредоточьсЯ,  потому  что  Я
буду говорить о различии между возможным и невозможным.
   - џ сам слышал, как ты  говорил  дЯде  Љлапауцию,  что  можешь  все!  -
выпалил –ифруша.
   - ’ы замолчишь когда-нибудь или нет? џ говорил в другом смысле.  ‡нание
кладет конец удивлению, ведь того, кто все знает,  ничто  не  в  состоЯнии
поразить! Џоэтому менЯ ничто удивить не может, понЯтно?
   - Ђ если б случилось то, что кажетсЯ тебе невозможным, ты и тогда бы не
удивилсЯ?
   - Ќе мели чепуху. Ќевозможное не может случитьсЯ. …сли  б,  к  примеру,
сейчас в наш садик упал метеорит...
   Ћн  не  докончил  -  послышалсЯ  пронзительный  свист,  дом   задрожал,
несколько черепиц соскочили с крыши, лесенка завибрировала, а в саду вырос
столб пыли; и все кончилось так же внезапно, как началось.
   - —то-то с неба  упало!  „олжно  быть,  метеорит!  ’ы  не  удивилсЯ?  -
радостно запищала машинка.
   - Ќичуть, - соврал ’рурль, который едва не слетел  с  гребнЯ  крыши.  -
’акое событие как нельзЯ более кстати длЯ нашей  лекции.  ќто  был  чистый
случай, то есть совпадение независимых друг от друга  событий.  ‘татистика
утверждает, что падение  метеорита  на  мирные  жилища  возможно,  хотЯ  и
случаетсЯ крайне редко. Ћднако невозможно,  чтобы  сразу  же  после  этого
метеорита упал следующий, ибо...
   Џохоже, –ифруша слушал его не слишком внимательно: высунувшись за  край
крыши, он разглЯдывал крупную воронку, окруженную валом из остатков ограды
и грЯдок клубники; на ее дне поблескивало что-то вроде стеклЯнной глыбы.
   - ’ам что-то есть, - сказал он.
   ’ут снова завыло,  загудело,  загрохотало,  возле  воронки  взметнулась
пыль.
   - ‚торой метеорит! ’еперь-то уж ты  навернЯка  удивилсЯ!  -  восхищенно
пищал –ифруша.
   - Њетеориты не падают дважды в одно и то же место, этого не  бывает!  -
изрек ’рурль, придЯ в себЯ. - Ќе исключено, что  мы  наблюдаем  новый  тип
фата-морганы... Ќо если допустить, что это случилось  в  действительности,
то  следующее  падение  метеорита  исключаетсЯ  на  очень  долгое   времЯ,
поскольку статистическое распределение...
   ѓрЯнул  гром,  и,  взметнувши  в  воздух  тучу  обломков,  между  двумЯ
воронками врезалсЯ какой-то блестЯщий предмет, да с такой мощью,  что  дом
качнуло, как на волнах.
   - ’ретий! - радостно взвизгнул –ифруша.
   - ‹ожись! - перекрыл его голосом ’рурль, падаЯ с лесенки  на  чердак  и
увлекаЯ за собой воспитанника.
   ‚став  на  ноги  и  слегка   отрЯхнувшись,   они   уже   безо   всЯкого
философствованиЯ  побежали  в  сад.  ’рурль  обошел  вокруг  трех  больших
воронок, трЯсЯ головой и тихонько вздыхаЯ, а потом присел на корточках  на
краю самой маленькой из них.
   - “дивлЯешьсЯ?! - торжествовал за его  спиною  малыш.  -  Ђ  Я  вот  ни
капельки не удивлЯюсь, потому что математика идет впереди твоей философии!
Њножество планет пересекаетсЯ  со  множеством  метеоритов,  образуЯ  такое
подмножество, в котором метеориты по  меньшей  мере  единожды  залетают  в
клубнику. ‚ этом подмножестве должно находитьсЯ подподмножество планет, на
которые  метеориты  падают  дуплетом,  а  в  нем,  в   свою   очередь,   -
подподподмножество троекратных столкновений!
   - —ушь, - ответил ’рурль рассеЯнно, так как стрЯхивал песок и  глину  с
загадочной глыбы на дне воронки. - Џочему это должно было случитьсЯ именно
с ЌЂЊ€?
   - Џотому что с  кем-то  должно  было  случитьсЯ,  согласно  нормальному
распределению, - выпалил –ифрунчик.
   - Ђ в каком подмножестве находЯтсЯ метеориты,  начиненные  музыкальными
инструментами? - спросил ’рурль, вставаЯ, а –ифруша заглЯнул в  воронку  и
издал удивленный писк.
   ’рурль подошел к сараю и позвал копальную машину, но та, поскольку была
разумна, перепугалась грома с Ясного неба и всЯ задрожала, забилась в угол
и даже не думала выполнЯть приказание.
   - ‚от плоды автоматизации чересчур совершенной! - буркнул ’рурль, видЯ,
что рассчитывать не на кого.
   ‚ конце концов, орудуЯ киркой и лопатой, он выгреб из  меньшей  воронки
кусок льда неправильной формы, запачканный  землей  и  внутри  мутноватый;
однако  там,  в  глубине,  виднелась  цилиндрическаЯ   тень,   запеленутаЯ
матерчатой лентой. Џринесенным из  лаборатории  молотком  ’рурль  принЯлсЯ
откалывать лед, осторожно, чтобы не повредить вмерзший  в  глыбу  предмет.
ѓлыба наконец раскололась, и из нее выпал темно-красный  цилиндр,  обвитый
златотканой тесьмою; ударившись о рукоЯть брошенной на  землю  лопаты,  он
звучно загудел.
   - Ѓарабан... - удивилсЯ –ифруша, подымаЯ его с земли. ќто и вправду был
оркестровый барабан с  подставкой,  в  превосходной  сохранности,  обшитый
козлиной кожей. –ифруша немедленно попробовал выбить на нем мелкую дробь.
   ’ем временем ’рурль без лишних слов принЯлсЯ за вторую воронку,  ибо  и
там застрЯла ледЯнаЯ  глыба,  гораздо  больше  первой.  Ћн  методично  бил
молотком,  пока   из-под   отскакивающих   ледышек   не   показались   два
столбообразных кожаных футлЯра с молнией наверху,  а  дальше  -  еще  пара
столбиков, обернутых зеленой материей. ’рурль работал без устали, и вскоре
неведомый предмет лежал на траве, освобожденный от ледовых оков.
   Џокрывавший его материал, твердый  словно  стекло,  был  украшен  рЯдом
золотых  пуговиц  и  заканчивалсЯ   отложным   воротником,   из   которого
высовывалсЯ круглЯк, прикрытый  суконной  нашлепкой;  а  с  другого  конца
торчали столбы в футлЯрах.
   - …й-ей, ‘ущество со ‡везд! - возбужденно воскликнул ’рурль. - ’рубы  у
него на ногах зовутсЯ сапогами - Я видел такие в атласе древностей у моего
наставника Љереброна! ќто старинный робот, прЯмо-таки допотопный, смотри и
учись! „а перестань же ты барабанить, а то у менЯ уши лопнут!  ‚от  это  -
его узорный кафтан, это -  шлЯпа,  а  что  у  него  в  руках?  Џалки?  Ћни
принадлежат к барабану, барабан к ним, из чего  следует,  что  перед  нами
барабанщик! Џоспеваешь ли ты за быстрым течением моих мыслей?
   - џ даже опережаю его, - дерзко  заЯвила  машинка.  -  …сли  барабан  с
барабанщиком летели вместе, значит, у них была  общаЯ  траекториЯ,  однако
вмерзли они не в метеориты, ведь те не летают  так  кучно;  следовательно,
нашу клубнику погубила ледоваЯ комета! Ђ раз так, то это три фрагмента  ее
Ядра. џ бы ничуточки не удивилсЯ, если  в  третьем  окажетсЯ  дирижер  или
виолончелист!
   - ќто еще почему, умник ты мой? - спросил сбитый с толку ’рурль.
   - Џотому что комета, должно быть,  задела  хвостом  целый  оркестр!  ‚о
всЯком случае, это вполне вероЯтно...
   - Ќе трогай его! Ќичего не  трогай!  ‘иди  смирно,  пока  Я  не  скажу,
понЯтно? - снова рассердилсЯ ’рурль и,  утвердившись  тем  самым  в  своем
наставническом превосходстве, продолжил осмотр ‘ущества.
   - ќти сапоги - с прЯжками,  -  назидательно  сказал  он.  -  Ќо  почему
материал окаменел? Ђга, похоже, промерз  насквозь,  вместе  с  владельцем!
Њожно было бы исследовать его спектроскопом - ты понЯл? -  берЯ  небольшие
пробы; но тогда мы узнаем лишь его химическое строение, а  оно  не  скажет
нам, как он очутилсЯ в ледовой гробнице! ‡асунем-ка мы его в воскресильню,
так будет лучше всего!
   Ћн сидел на корточках возле ‘ущества со ‡везд в глубоком раздумье.
   - …сли нам повезет, мы сможем его расспросить и узнаем много нового. Ќо
какую матрицу воскрешениЯ выбрать? ‚от вопрос! ќто не представитель класса
Silicoidea, отрЯд Festinalentinae [Љремниевых, отрЯд Њедленноспешащих  (от
латинского выражениЯ "festina lente" - "поспешай медленно")], не киберак и
тем более не киберыба...
   - Ћбычный ударник, Я же говорю! ‹учше всего положить его  на  печку!  -
визжала свое машинка.
   - ’ихо у менЯ! ђобот роботу  не  ровнЯ...  Џоложить  на  печку  -  дело
нехитрое и не требующее моих незаурЯдных познаний! ’ут  легко  и  глупость
сморозить! ‚озможно, барабан - всего лишь  прикрытие,  камуфлЯж,  и  тогда
оживление крайне опасно: а ну как  это  смертоносное  машинище,  посланное
каким-нибудь злобным конструктором в Љосмос за намеченной жертвой? ‚едь  и
такое бывало! Ќо с другой стороны, предпринЯть  воскрешенческие  процедуры
побуждает нас императив космической доброжелательности,  соображаешь?  ’ем
самым Я ввел в наши рассуждениЯ этику. Њожет, узнаем побольше, заглЯнув  в
третью Яму?
   Љак он сказал, так и сделал на глазах у смекалистого  –ифруши,  который
по-прежнему мешал ему дотошными вопросами,  так  что  разгневанный  ’рурль
молотил по льду все сильней и сильней. ‘ ужасающим треском глыба распалась
надвое, а вместе с ней - вмерзший в нее предмет. ’рурль на мгновение  даже
лишилсЯ речи.
   - ќто все ты! —тоб тебЯ...
   - Ђ космическаЯ доброжелательность? - прошептал ”рунчик, впрочем и  сам
порЯдком смутившийсЯ.
   ’рурль не отрываЯсь  смотрел  на  сверкающие  туфли  с  застежками,  на
темно-синие носки в красную полоску и заледеневшие икры, что торчали,  уже
очищенные ото льда, из половины ледовой глыбы.  ЌеобычайнаЯ  чистота  всех
этих предметов изумила его.
   - Ќеужели  это  существо  воздает  почести  нижним  своим  футлЯрам?  -
произнес он, размышлЯЯ вслух. - ‘транно! Ќе уверен,  что  попытка  оживить
разделенные половинки увенчаетсЯ успехом... сперва надо бы снова соединить
их!
   Џрисев, он внимательнее всмотрелсЯ в  то,  что  содержалось  в  середке
расколотого. ‘кол сиЯл ледЯными кристалликами, ЯвлЯЯ  взору  беспорЯдочные
завитушки внутренних органов. ’рурль почесал голову.
   - Ќеужто перед нами существо, построенное  из  клеЯ,  одно  из  тех,  о
которых писал древний кибермистик Љлибабер?  Ќеужто  мы  видим  одного  из
пратуземцев  ѓалактики,  допотопного  тленника,  именуемого   в   легендах
чиавеком? ‘только миров облетел Я, столько систем посетил, но ни  разу  не
случилось мне увидеть воочию ЊыслЯщего ЊаслЯка! Ћ, надобно  приложить  все
силы, чтобы воскрешение удалось! —то за редкостнаЯ оказиЯ  потолковать  на
онтологические темы, не говорЯ уже о  мине,  которую  состроит  твой  дЯдЯ
Љлапауций! Ќо до чего бестолково сконструирован  этот  расколотый!  Ѓедный
раскольник, поистине гордиево у тебЯ нутро, ни винтика тут  не  приладишь,
ни скрепы, и неизвестно,  что  здесь  к  чему!  ’олько  общаЯ  ледоватость
удерживает воедино все эти петливины и извилки!
   - Џапа, - сказала машинка, заглЯдываЯ ’рурлю  через  плечо,  -  это  не
чиавек, не маслЯк и не тленник, а обыкновенный хандроид!
   - Ђ? —то? Ќе мешай! ’ы о чем? •андроид? „олжно быть, андроид!
   - Ќет, именно хандроид, то есть андроид, которым овладела  хандра!  Љак
раз вчера Я прочел о них в энциклопедии!
   - —епуха! Ћткуда тебе это знать?
   - „а ведь у него в руках кубок.
   - Љубок? Љакой кубок? ‚он там, во льду? ѓм... действительно. Ќу, и  что
же?
   - ‚ таких кубках обычно подносЯт цикуту; раз он хотел ее выпить,  перед
нами неудавшийсЯ самоубийца, а откуда у него суицидальные побуждениЯ, если
не от taedium vitae [отвращение к жизни (лат.)], то есть от хандры?
   - ‘лишком рискованные силлогизмы! ’ы рассуждаешь неверно! Ќе так Я тебЯ
учил! - поспешно  выкрикивал  ’рурль,  волоча  ледЯную  глыбу  с  корпусом
•андроида. - ‚прочем, сейчас не до рассуждений. €дем наверх!
   - ’ы  его  в  печку?  -  спросила  машинка,  подпрыгиваЯ  на  месте  от
возбуждениЯ. - ‚ печку, в печку!
   - Ќе в печку, а на лежанку! - поправил ’рурль.
   Џрежде чем положить •андроида на печную лежанку,  он  занЯлсЯ  нелегкой
молекулЯрной штопкой: подтЯгивал атом к атому костенеющими пальцами,  ведь
работать приходилось на искусственном морозе; вдобавок порою его одолевали
сомнениЯ, что к чему относитсЯ, - такой  царил  в  •андроиде  кавардак.  Љ
счастью, он мог  ориентироватьсЯ  по  поверхности,  то  есть  по  суконной
одежде, так как обшитые кожей пуговицы Ясно  указывали,  где  зад,  а  где
перед.
   Џоложив наконец оба существа в тепле, он спустилсЯ в лабораторию, чтобы
на всЯкий случай перелистать "‚ведение в ‚оскресительство". ’ак он  корпел
над книгами, когда на втором этаже послышалсЯ какой-то шум.
   - ‘ейчас! ‘ейчас! - крикнул ’рурль и побежал наверх.  ђобот  в  сапогах
сидел на лежанке, удивленно ощупываЯ себЯ, •андроид же  валЯлсЯ  на  полу:
попробовав встать, он потерЯл равновесие и упал.
   - Џочтенные пришельцы! - с порога обратилсЯ к ним ’рурль. - Џриветствую
вас в моем доме! ‡аточенные в ледовые глыбы, вы упали в мой  сад,  загубив
всю клубнику, за что Я, впрочем, на вас не в обиде. џ  выколотил  вас  изо
льда  и  при  помощи  инкубационной  термической   реанимации,   а   также
интенсивной демортизации привел в сознание,  как  сами  видите!  Ќе  знаю,
однако, откуда вы взЯлись в этом льду, и горю нестерпимым желанием  узнать
о ваших судьбах! ‚ы уж простите менЯ за дерзость; что же касаетсЯ  малыша,
который  подпрыгивает  рЯдом  со  мной,  так  это  мой  несовершеннолетний
потомок...
   - Ђ вы кто будете, ваша милость? -  слабым  голосом  спросил  •андроид,
который все еще сидел на полу и ощупывал весь свой корпус.
   - ѓоспода пришельцы - ты, в кожаных  сапогах,  и  ты,  горЯчо  и  мокро
уставившийсЯ на менЯ, - знайте, что Я всемогуторный конструктор  по  имени
’рурль, весьма известный. ќто место - моЯ лабораториЯ на  ‚осьмой  Џланете
‘олнца, которого до недавнего времени не было, ибо  мы  с  товарищем  моим
Љлапауцием  сконструировали  его  в  порЯдке   общественного   почина   из
галактических  отходов.  ‘  незапамЯтных  времен   Я   занимаюсь   опытной
онтологией, сочетаЯ оную с оптималистикой применительно  ко  всем  ђазумам
“ниверсума! џ понимаю, что внезапное перенесение на чужбину, да еще  таким
необычным образом, отчасти Явилось потрЯсением длЯ ваших  естеств;  однако
же соберитесь с мыслЯми и поведайте, кто вы  такие,  ибо  тем  мы  ускорим
общее взаимопонимание!
   - Ђ с Ѓолицией ѓармонарха  ‡басителЯ  ваша  милость  никаких  не  имеет
свЯзей? - спросил довольно слабым голосом барабанщик с лежанки.
   - Ћб этом Њонархе, а равно о его Џолиции мне ничего не известно... да у
вас, сударь, не  насморк  ли?  ЏонЯтно  -  это  от  переохлаждениЯ,  любой
простудилсЯ бы на таком холоде... липового чайку не желаете?
   - џ не простужен, а только говорю на чужеземный манер, - поЯснил  робот
в сапогах, с Явным облегчением разглЯдываЯ золотое шитье у себЯ на  груди.
- ѓосударь, от которого Я в некотором роде  бежал,  действительно  зоветсЯ
ѓармонархом,  и  не  „ержавой  он  правит,  а  „ержабой,  но  это  историЯ
длиннаЯ...
   - Ђх, расскажите ее! Џожалуйста! - подпрыгиваЯ,  запищала  машинка,  но
’рурль строгим взглЯдом заставил ее умолкнуть и сказал:
   - џ бы не хотел никого торопить - будьте моими гостЯми,  прошу  вас.  Ђ
вы, сударь, кто? Ђндроид или, быть может, Њаслитель?
   - “ менЯ еще в голове шумит, -  ответил  тот,  что  сидел  на  полу.  -
‹едовый метеорит? Љомета? ‚озможно! ‚полне возможно! Љомета, только не та!
„олжно быть, мою Я прошлЯпил! Ћх, что же со мной теперь будет!
   - ’ак вы не •андроид? - разочарованно спросил –ифруша.
   - •андроид? Ќе знаю, что это такое. Љакой-то гул в голове.
   -  Ќе  обращайте  вниманиЯ  на  этого  недорослЯ!  -  вмешалсЯ  ’рурль,
испепелЯЯ –ифрушу  взглЯдом.  -  Љак  вижу,  вы,  господа,  пережили  тьму
испытаний, а потому простите менЯ за несвоевременные призывы к  скорейшему
обоюдному знакомству; пожалуйте в покои, дабы себЯ в  порЯдок  привесть  и
несколько отдохнуть, а заодно подкрепитьсЯ немного!
   Џосле трапезы, прошедшей в молчании, ’рурль показал необычайным  гостЯм
все свое хозЯйство, включаЯ лабораторию и библиотеку, а под  конец  привел
их на чердак, где держал особенно любопытные экспонаты.
   —ердак этот был устроен на  манер  музейного  зала.  Ќа  полках  стоЯли
экспонаты в масле, парафине и спирту, а с мощной потолочной  балки  свисал
массивный автомат, черный как смоль и на первый взглЯд мертвый. Ћднако  он
ожил, когда к нему подошли, и попробовал пнуть мнимого •андроида.
   - Џрошу вас остерегатьсЯ, поскольку мои научные пособиЯ -  действующие!
- поЯснил ’рурль. - Ђвтомат, который вы видите  на  этом  стальном  тросе,
построил восемьсот лет назад прамастер древности,  архидоктор  Ќингус.  Ћн
замыслил  создать   ЊыслЯнта   благочестивого   и   добросердечного,   так
называемого ‘акробота, или Ќабожника. Ћсторожно, господин  барабанщик,  он
не только пинаетсЯ, но может и укусить.
   -  Џособи  мне  ѓосподь  сорватьсЯ,  и  ты  увидишь,  что  Я  могу!   -
проскрежетал заедающими шестеренками черный ‘акробот.
   - Љак видите,  господа,  -  продолжал  с  исследовательским  увлечением
’рурль, - он не только говорит,  пинаетсЯ  и  кусаетсЯ,  но  также  истово
верует!
   ’ут, однако, механический фидеист поднЯл такой крик, что  всЯ  компаниЯ
принуждена была возможно скорее покинуть чердак.
   - Џлоды  веры  непредсказуемы,  -  объЯснЯл  ’рурль,  пока  они  вместе
спускались по лесенке.
   Ќаконец они расположились в гостиной, где все уже было  приготовлено  -
глубокие кресла, огонь в камине  и  клубничные  электреты  в  ионозефирном
соусе.
   Ћбогревшись  и  подкрепившись,  оба  гостЯ  все   еще   водили   вокруг
удивленными  глазами,  молча,  поскольку  ’рурль  не  хотел  торопить   их
вопросами, помнЯ об испытаниЯх, выпавших на  их  долю.  Ќо  –ифруша  вылез
вперед  и  быстренько  изложил   им   собственную   версию   случившегосЯ,
подкрепленную солидными вычислениЯми. Њол,  ледоваЯ  комета,  обращаЯсь  в
звездной системе, задевала хвостом планеты и смахивала тех  туземцев,  что
попались ей  на  пути,  а  затем  уносила  их,  замороженных  намертво,  в
апогелий, где, как известно, тела эти тащатсЯ  как  улитки,  пока  наконец
тысЯчелетьЯ спустЯ неведомаЯ пертурбациЯ не столкнула комету с ее орбиты и
бросила на ’рурлеву  обитель.  Џрежде  чем  ’рурль  успел  его  угомонить,
–ифрунчик рассчитал примерные элементы кометной траектории и,  наложив  ее
на  карту  звездной  системы,  которую  знал  на  памЯть,   принЯл   такие
коэффициенты населенности  планет,  что  у  него  получилось  внушительное
число:  семь  тысЯч  семьсот  семьдесЯт  три  лица,  которые  должны   еще
находитьсЯ в кометном хвосте. ‹ица эти, захваченные в  разное  времЯ  и  в
разных местах,  уже  удалЯлись  от  сотрапезников  со  второй  космической
скоростью. ’еперь падение двух гостей  в  двух  метеоритах  и  барабана  в
третьем стало вполне заурЯдным физическим Явлением, и  ’рурль  даже  начал
жалеть всех неведомых пассажиров, вмерзших в кометный лед, которых  он  не
воскресит, а значит, никогда не узнает лично. •отЯ давно опустилась  ночь,
спать никому не хотелось; оно и понЯтно, если  взЯть  во  внимание,  сколь
долго пребывали гости в ледовой летаргии и как не терпелось ’рурлю  вместе
с –ифрунчиком узнать их судьбу.  €так,  хозЯин  возобновил  давешнее  свое
предложение - чтобы спасенные поведали  историю  своей  жизни,  вплоть  до
кометного вознесениЯ. ’е же переглЯнулись и после  недолгих  споров  из-за
того, кому начинать, порешили, что порЯдок  этот  определил  их  спаситель
очередностью воскрешениЯ; так что первым повел речь робот в сапогах.


   ђассказ Џервого ђазмороженца

   ‚ моей особе вы видите завзЯтого маэстро  из  симфонического  оркестра;
отсюда и беды мои. …ще мальцом непритертым выказывал Я дарованье, барабанЯ
на чем придетсЯ и изо всЯкой вещи ее самобытный тон извлекаЯ. ‚ нашем роду
сыздавна так повелось. ‚ладею ударом мЯгким и жестким, от  грома  раскатов
до  шороха  песочных  часов   простираетсЯ   мое   мастерство.   “ж   если
разбарабанюсь,  ничего  не  вижу  окрест.  ‚  свободные  же  минуты  люблю
тамбуринить и даже  могу  смастерить  инструмент  преизрЯдный,  дайте  мне
только козу да трухлЯвый чурбан или ушат да клеенку. Ќо в  одном  оркестре
долго усидеть не способен и странствую, чтобы испробовать все наилучшие на
свете ансамбли. ‘лух же имею Я абсолютный и без ума  от  игры  громыханьЯ.
‘колько Я звезд, планет, филармоний объездил! “ж где не бывал, где  только
не игрывал! Ќо вскоре палочки у менЯ из рук выпадали, и дальше  пытливость
менЯ гнала. „авал Я концерты сольные, на коих  стон,  плач,  раж  и  смех;
случалось, толпа менЯ на руках несла, а то  и  барабаны  мои  на  реликвии
разрывала.  Ќе  славы  Я  домогалсЯ,  жаждал  не  лавров,  но   в   музыке
растворитьсЯ великой, влекусь к оркестру, как река к океану, чтобы влитьсЯ
в него и в безбрежности его затерЯтьсЯ. ‚едь длЯ менЯ сам  Я  -  ничто,  а
совершеннаЯ мелодиЯ  -  все,  ее-то  Я  и  искал,  роЯсь  день  и  ночь  в
партитурах. € вот на  планетных  выселках  Ђлеоции  впервой  довелось  мне
услышать о державе  ѓафниЯ.  ќто  там,  где  спиральный  рукавчик  местной
туманности загибаетсЯ и  переходит  в  манжетик  со  звездной  подкладкой.
‡десь-то и дошла до менЯ эта весть на погибель мою и  душу  мне  распалила
тоскованьем великим: дескать, держава та не простаЯ, а филармоническаЯ,  и
равнобежно ее границам тЯнетсЯ колоннада филармонии королевской.  ѓоворили
еще, будто всЯк там играет, король же внимает, в надежде, что музыки  храм
дарует его народу Њузыку ‘фер! ЏустилсЯ Я с места в карьер  галопом  в  те
краЯ, а по дороге  кормилсЯ  платой  за  свое  ремесло,  бравурной  дробью
разгонЯЯ тревоги, воспламенЯЯ старых и малых, и ловил каждый  слух,  желаЯ
дознатьсЯ, много ли правды в этой молве. Ћднако  же,  странное  дело,  чем
дальше окрестность от ѓафниЯ, тем больше хвалЯт  обычаи  его  музыкальные,
верЯт в ѓармонию ‘фер и в то, что стоит там  жить,  чтоб  играть.  Ќо  чем
ближе, тем чаще отвечают без особой охоты, а  то  и  вовсе  молчат,  трЯсЯ
головою либо даже постукиваЯ по  лбу.  Џробовал  Я  расспросами  припирать
туземцев к стене, но те отбрехивались. Ќа Ћберузии сказал мне один старик:
играть там, знамо, играют, наЯривают без устали, только музыки  от  такого
играньЯ что кот наплакал, немузыкальнаЯ эта музыка  ихнЯЯ,  больше  в  ней
другого чего. Љак же так, дивуюсь, без музыки  музыка?  и  что  это  такое
"другое", позвольте узнать? Ќо он лишь рукой махнул  -  мол,  не  стоит  и
говорить. Ђ прочие опЯть за свое, дескать, сам  король  ‡баситель  воздвиг
„ержавный …го ‚еличества  Љонсерваториум,  а  там  виртуозов  тьма,  и  не
какаЯ-нибудь акробатика дутьЯ  да  маханиЯ,  да  ушлость  рук,  да  слепаЯ
сноровка, но вдохновение, врата в златострунный рай, затем что есть у  них
верный путь и ключ к ѓармонии ‘фер, той самой,  что  в  Љосмосе  беззвучно
звучит! џ от старца не отступаю и снова  спрашиваю,  а  тот  отвечает:  не
говорю, что неправда, и не говорю, что правда. —то бы Я  тебе  ни  сказал,
сказал бы не то. €ди сам, коли хочешь, и сам убедишьсЯ. ‚  талант  свой  Я
верил твердо, несокрушимо, ведь стоит  мне,  роботы-други,  взЯть  в  руки
палочки да припустить частой дробью по барабанной глади,  так  тут  уж  не
треск, не рокот, не перегуд, не обычное  трах-тарарах  и  тамбуринада,  но
такаЯ влекущаЯ и певучаЯ песнь, что камень и тот бы не выдержал!  ’ак  что
пошел Я дальше, но, смекаЯ, что невозможно ввалитьсЯ  с  бухты-барахты  на
филармонический  двор  с  его  этикетом  придворным,  выспрашивал  всЯкого
встречного о возвышенных гафнийских обычаЯх, а в ответ  всего  ничего  или
ничего вовсе, гримасы, да мины, да общее колыхание,  чем  у  кого  было  -
головой или иным чем-нибудь; так Я ничего и не  выведал.  Ћднако,  шествуЯ
дальше средь звезд, встречаю ублюдище почернелое, и  отводит  оно  менЯ  в
сторону: слушай, приЯтель, в ѓафний путь держишь, о, сколь же ты счастлив,
и счастлива эта минута, вот уж где вдосталь намузицируешьсЯ,  ‡баситель  -
добрый государь и могущественный, муз обожатель, он тебЯ  златом  осыплет!
—то мне злато, отвечаю, как там с  оркестром?  Ђ  он  усмехнулсЯ,  блажен,
говорит, кто в нем играет, за место в этом оркестре Я жизнь бы отдал!  Љак
же так, говорю, что ж ты в обратную сторону поспешаешь? Ђх, отвечает, Я  к
тетке, а впрочем, иду далече, дабы нести благую весть о  ‡басителе,  пусть
же отовсюду спешат музыканты, ибо  открыта  столбоваЯ  дорога  к  ѓармонии
‘фер! „а и к ѓармонии ЃытиЯ, ведь  это  одно  и  то  же!  Љак,  говорю,  и
‘имфониЯ ЃытиЯ им известна?! ’огда дело стоит стараний! Ќо точно ли так? Ђ
он, тошнЯк (довольно-таки, правду сказать, сопрелый и вывалЯнный то  ли  в
коксе, то ли в смоле, поди, пригорел, бедолага, обворонилсЯ, или  что  там
еще), восклицает на это: —то ты! „а откудова  ты  столь  темный,  дремучий
взЯлсЯ? ’ак ты не знаешь, что ѓафний - не простаЯ держава или монархиЯ, но
„ержава Ќового ’ипа,  или  „ержаба,  а  ‡баситель  не  просто  монарх,  но
ѓармонарх! „инастический разработал он  план,  чтобы  все  играли  и  оным
игранном до блаженства бы доигрались; и не как попало, наобум да на ощупь,
но манером академическим, теоретическим и классическим, длЯ  чего  учредил
он Љонсерваторственный ‘овет Њинистров и составил  ѓармонограмму  ѓармонии
‘фер, которую того и глЯди откроют и исполнЯт, если уже не исполнили,  так
что поторопись!
   Ђ что ж это за  музыка  гармонограммическо-гармоническаЯ?  -  спрашиваю
снова и слышу в ответ: Џерсону она сопрЯгает с Џриродой и претворЯет  ѓрез
ђой в ђай ‡емной, так что беги, не мешкай, ведь пособить в  таком  деле  -
галактическаЯ заслуга!
   Ѓегу, бегу - но, досточтимый тошнЯк, еще хотел бы Я  знать,  каким  это
образом держава, то  бишь  „ержаба  ѓафниЯ  заполучила  партитуру  ‘фер  и
гармонию оных, откуда она у них завелась? Ѓа! - ответствует  мне  тошнЯга,
есть у них обычаи древние, указаниЯ верные, ведь  играть-то  они  завсегда
играли, только не так, не на том и не  тем  манером,  каким  надлежит,  но
теперь они в курсе, и от музыки ихней грудь  спирает,  дух  замирает,  очи
внутрь, а уши вширь, так  спеши  же,  мой  колотун,  а  тоне  поспеешь  на
репетицию!
   Џозволь, позволь, говорю, Я тебе не колотун какой-то, а первой  гильдии
маэстро из симфонического оркестра,  но  расскажи,  ради  Ѓога,  еще  хоть
малость о гафнийских обычаЯх, чтобы мне там в грЯзь лицом не ударить!
   Ћх, некогда мне, отвечает, ступай,  да  живее,  и,  право,  будешь  мне
благодарен по гроб!
   ЏустилсЯ Я в путь, и вот, когда уже обозначились очертаньЯ планета (ибо
„ержаба - не какаЯ-нибудь женскаЯ, простаЯ планета,  но  мужской,  хоть  и
крохотный, сугубо мужской планет) и показалась Ћграда ѓромаднаЯ ЊраморнаЯ,
на которой горела золотом надпись: "ЉЋђЋЌЌ›‰ ЉЋЌ‘…ђ‚Ђ’Ћђ€“Њ", - неподалеку
заприметил Я деревЯнную, маслом покрашенную повозку, а  на  ней  -  крайне
утомленного робота; он искалсЯ - страдаЯ, по  дрЯхлости  лет,  от  опилок,
вгрызавшихсЯ во все  его  шестеренки;  Я  помог  ему  очистить  суставы  и
сочленениЯ, а он между тем что-то тихонько мурлыкал. џ спросил -  что,  он
ответил: Њасличную песнь! Ќе знал Я такую. ‘тал Я выспрашивать  о  ѓафнии,
он же был глуховат и велел  повторЯть  каждое  слово  четырежды,  а  потом
говорит мне: “дарник! ’ы молод,  проворен,  дюж  и  ногаст,  ты  выдержишь
многое! Ќе буду тебЯ отговаривать от посещениЯ ѓафниЯ, но уговаривать тоже
не буду. Љак решишь, так и сделаешь. - ‚ерно ли, что там играют? -  Ђ  как
же, с ночи до утра и с утра  до  ночи,  однако  во  всЯкой  стране  особый
обычай, и вот тебе мой совет: молчи. —то бы ты ни узрел - ни слова. —то бы
тебе ни казалось - ни звука. Ќи гугу! ‚оды в рот, Язык на  замок,  немотою
запечатай уста, тогда, может статьсЯ,  расскажешь  когда-нибудь,  что  там
увидел, во что там играл! € сколь ни просил Я его, сколь ни  молил,  сколь
ни увещевал, он уже ни слова не проронил.
   —то ж, вот тут-то Я загорелсЯ, и лютое одолело менЯ  любопытство,  хотЯ
не скажу, чтобы в золотые ворота ѓафниЯ Я стучал совершенно спокойный, ибо
чувствовал кожей: скрыта за ними бездоннаЯ некаЯ тайна! ‚се-таки  принЯлсЯ
Я колотить колотушкой из чистого золота, звон же ее  был  чуден  и  бодрил
дух, и стража весьма охотно менЯ впустила  и  приветливо  молвила:  ‚идишь
дверь? вали туда смело. Ђ уже и сени тут были  дивные  -  уже  стоЯл  Я  в
густоколонной громаде, сокровищами сверкающей; не сени, а храм,  и  кругом
золотые инструменты висЯт! џ в дверь; вхожу  -  и  глаза  зажмурил,  такой
ослепил менЯ блеск - от алебастра, и  оникса,  и  серебра;  вокруг  колонн
чащоба, Я на дне амфитеатра стою, о Ѓоже, да это пропасть, бездна,  знать,
веками сверлили они свой планет и  в  середке  устроили  ”илармонию!  Ќету
здесь мест  длЯ  публики,  только  длЯ  оркестрантов,  кому  кресла,  кому
табуреты, дамастом в серебрЯный горошек застеленные и рубином присыпанные,
и длЯ нот стоЯки изЯщные, и плевательницы  среброкованые  длЯ  духанщиков,
как-то:  трубодеров,  трубодувов  и  фанфаронов,  а  потолочье  брильЯнтит
пауками-подсвечниками, каждый радужно люстритсЯ, и в холодном блеске огней
- ничего, ни зала, ни галереи, только в стене  напротив  оркестра  во  всю
ширину - ложа одна-одинешенька: красное дерево, с тисненьем материЯ, амуры
в раковины дуют, бордюры да кисти, а ложа закрыта  портьерой  парчовой,  а
шитье на ней виольное да бемольное, и месЯц новый, и гирьки  свинцовые,  и
пальмы в кадках величиной с дом,  а  за  портьерою,  верно,  трон,  только
задернута она, и ничего не видать. Ќо Я-то мигом смекнул, что это  и  есть
королевскаЯ ложа! € еще вижу на дне амфитеатра дирижерский пюпитр,  да  не
простой, а под балдахином хрустальным, ну прЯмо алтарь, а над ним  надпись
неоном: CAPELLOMAYSTERI UM BONISSIMUS ORBIS TOTIUS!
   ’о есть, значит, лучший на свете капельмейстер, или бригадир  оркестра.
Њузыкантов тьма, но на менЯ  никакого  вниманьЯ,  одеты  как-то  чудно,  с
пестротою ливрейной и либеральной; у одного икры обтЯнуты белыми чулками в
сплошных фа и соль, но заштопанными; у другого туфли с золотой  прЯжкой  в
виде нижнего до, но каблук стесалсЯ; у  третьего  колпак  с  плюмажем,  но
перьЯ трачены молью; и не вижу ни одного, кто бы прЯмо  держалсЯ,  так  их
тЯнут вперед ордена, сукном подложенные, верно, чтобы брЯканье не  портило
музыки! Ћбо всем позаботились тут!  ‡нать,  доброй  души  монарх,  меломан
щедрый, и сыплютсЯ градом  награды  на  господ  музыкантов!  Џротискиваюсь
несмело в толкучке и вижу - перерыв  в  репетиции,  все  разом  галдЯт,  а
капельмейстер  в  пенсне   золотом   поучает   из-под   своего   балдахина
алтарно-хрустального. € не палочка в перчатчатом его кулаке  -  скорее  уж
палица; что ж, не мне махать, а ему, умахаетсЯ - его забота. ‡ал громадный
и исключительно, должно полагать, акустичный! €грать разбирает охота...  а
капельмейстер,  застопорив  на  мне  быстролетный  взор,  молвит  приветно
издали: а, новичок? •орошо! —то умеешь - арфач? —то, ударник? ’огда садись
вон там, как раз выбыл у нас ударник, посмотрим, справишьсЯ ли! - ‘адитесь
же,  сударь!  -  ѓосподин  виолончелист,  не   толкайтесь!   -   €   вижу:
беззастенчиваЯ виолончель что-то дирижеру в лапу сует  -  какой-то  пухлый
конверт - письмо концертное ему написал, или как? - ‚прочем, ведь Я ничего
не знаю еще... сажусь. Ђ капельмейстер говорит сотне сразу: - Љларнет!  Ќе
дыдурыду-выду-дыдудым, а  дидуриду-виду-бидупиим!  ќто  вам  не  завитушки
кремовые на торте, сударь, это виваче, но не ЊЋ‹њ’Ћ виваче - или уши у вас
дубовые?! Ђ дальше трилли-трулли-фрулли-фрам, и это  не  фиоритура,  здесь
надобно вступать _мЯгше_, ради  Ѓога,  мЯгонечко,  и  веди  ровно,  но  не
верхами, тут мЯгонько, а там как сталь! € трилли-рида-падабраббам!  Ђ  вы,
медные, тихо, не заглушайте  мне  пикколо  в  шестнадцатых,  ведь  гробите
лейтмотив! не глушите, говорю; так что вижу  Я,  что  манеры  здесь  самые
обыкновенные и разговоры  в  точности  те  же,  что  во  всех  филармониЯх
“ниверсума.
   ‘ижу Я  так  посреди  шума-гомона  и  осматриваюсь.  ‘перва  глЯнул  на
барабан: больно уж странен!  Ќе  простой,  а  капитально  усиленный,  бока
могучие, круглые, тугие, выпуклые, ну прЯмо бесстыдно-бабские,  лазоревые,
со шнурами, обшитыми золотым дубовым листом,  а  уж  пленка  натЯнута  без
изъЯна, звончатаЯ, перепончатаЯ, ох, и гулким, поди, перегудом гудит!!
   ‘мотрю, а тут и партитуру несут, не обычную, но сущий фолиант, книжищу,
в рысью шкуру оправленную, а на конце хвоста - кисть, а к  кисти  платочек
привЯзан, длЯ отираниЯ обильного пота после финала! Ћбо всем тут,  видать,
подумали! € куда ни глЯнь,  алебастры,  гербы,  грифоны,  грудастые  музы,
кариатиды, фавны, венеры, бомбоньеры,  тритоны,  бом-брам-стеньги,  гроты,
прианы, стаксели, брамсели, бизань-мачты, бейдевинды,  швартовы  -  плыви,
плыви, музыка! Ђ над королевской ложею герб государства - держабный коготь
в венце червонного золота, и колыхнулась портьера ложи, словно  сидит  уже
там ѓармонарх, да прЯчетсЯ. Ћт  нас?..  Ќо  уже  Љапельмейстер  в  пенсне,
гибкий, юркий, спешный и  вездесущий,  внимание!  кричит,  по  местам!  €:
начинаем!  за  дело!   ‚се   помчались,   бегут,   бренчливо   инструменты
настраивают, Я - за палочки, а это не палочки, но  сущие  обухи-дроболомы!
ЉольЯ гремучие! Џрилаживаю ноты, поплевываю в кулак и на партитуру смотрю,
как баран на  новые  ворота,  капельмейстер  "уно,  дуо,  тре"  кричит,  и
постукивает, и золотым  пенсне  посверкивает  на  нас,  и  вдруг  вступают
скрибки... но что это? •отЯ и дирижирует капельмейстер, ничего не слыхать,
кроме наждачного какого-то скреба...  ох,  и  скребЯт  же  эти  скрибки...
струны, что ли, запакостились? Ђ вот и мой черед, и опускаю Я руки,  чтобы
бабахнуть, и ударЯю вовсю, а слышу только "тсстук, тсстук", как будто бы в
дверь, смотрю, а барабан хоть бы дрогнул,  поверхность  какаЯ-то  жесткаЯ,
гладкаЯ, как пруд замерзший, как торт, ничего не  пойму,  и  снова  "стук!
стук!", немного будет от этого  толку,  думаю,  а  тут  оркестр  вступает,
дребезжит, верезжит, дудонит, долбахает, и вижу - вот те на! -  тромбонист
тромбону  помогает  губами  "бу-бу-бу",  а  скребачи  губки  бантиком   и:
"титити", сами напевают, немым инструментам спешат на подмогу, ну и  игра!
а капельмейстер вслушиваетсЯ, и вдруг по пюпитру бац! и молвит:  Ќет.  Ђх,
не так! Џлохо. Da capo [сначала (ит.)]. Ќу, мы опЯть, а он  из-за  пюпитра
выходит, и вступает меж нас, и прохаживаетсЯ, ухом ловит скрип и скреб,  а
после подходит - улыбаЯсь, но  криво  -  и  валторниста  за  щеку,  словно
клещами, ой, так скрутил-закрутил, что игрец дыханьЯ лишилсЯ; идет  и  ухо
гобою обрывает походЯ, и тут же палкой  бац!  вторую  скрибку  по  голове,
зашаталсЯ скребач, и платок у него из-под подбородка вылетел,  и  вызвонил
он зубами туш, а капельмейстер тромбонам и прочим  шепчет  из-под  пенсне:
олухи! —то за бедлам! € это называетсЯ музыка?! €грать, играть у менЯ,  не
то ѓармонарх проснетсЯ, и тогда уж мы запоем! € говорит: как Љапельмейстер
„ирижериссимус требую! Ќапоминаю и повторЯю: сыграем  “вертюрную  ‘имфонию
’ишины! Џродолжайте силентиссимо, аллегро виваче, кон брио,  но  и  пьЯно,
пьЯниссимо, потому что chi va piano, va sano [тише едешь -  дальше  будешь
(ит.)]. Ђ, понимаю, шутка! утит с нами, ибо „ушою „обр! ѓоворит: ѓоспода!
‚алторнист, Ђрфач, ’ромбон и ты, Љларнет ќдакой! € вы, Љлавикорды-Њилорды,
больше стараниЯ! Њедные, плавно! ‚нимательней,  Џикколо,  а  вы.  ‚иола  с
‚иолончелью, нежнее!  Ђ  ты,  фортепьЯно,  то  бишь  ѓромкотих,  следи  за
сурдиной! Џодходит к пюпитру и снова стучит:  под  “правлением  Ќашим,  по
Љоманде Њоей, к ѓармонии ‘фер,  за  мною  -  _играть_!  €граем.  Ћднако  ж
по-прежнему ничего не слыхать кроме стука, скреба и хрЯпа, ничегохонько! €
отправлЯетсЯ дирижер в оркестр, улыбаЯсь, и  мЯтные  леденцы  раздает,  но
кому леденец, тому и палкой немедлЯ по лбу. ѓоловы гудом  гудЯт!  ‘  лицом
озабоченным бьет и понЯть нам дает, и точно, мы  понимаем,  что  не  своею
волею лупит, но чтобы не было ущерба ‚еличеству, бьет от  €мени,  дабы  не
допустить  какофонии  до  гармонаршего  уха,  а  лупимый   съеживаетсЯ   и
капельмейстеру отвечает улыбкой умильной и кроткой, тот же, с равносильной
улыбкой, угощает и бац! ибо не от себЯ  дубасит,  но  дабы  не  допустить,
уберечь, а может, чтобы худшей трепки, ЌастоЯщего Љнута избежать...  ‡наю,
потому что в перерыве судачат  игрецы  меж  собой,  друг  дружке  пластыри
прилеплЯЯ  подле  моего  барабана:  он  добрый,  наш  Љапельмейстер,  ведь
написано  Ясно:  Bonissimus,  но  вынужден   так,   чтобы   ѓармонарх   не
разгневалсЯ, и вправду, вижу Я  надпись  "Capellenmaysterium  bonissimum",
ей-ей, славный, говорЯт, дирижер, и  сердце  у  него  золотое,  но  должен
охаживать, чтобы нам. Љто другой не заехал  по  лбу!  Љто,  кто  такой?  -
любопытствую; не отвечает никто. —то до битьЯ, это Я понЯл,  однако  же  с
музыкой не могу  разобратьсЯ,  кругом  только  лЯзг,  и  брЯк,  и  дребезг
невыносимый, а мы играем себе. Џенсне блистает, бегает,  бацает,  и,  хотЯ
трещат наши лбы, понимаем, что так и  должно  быть;  но  тут  шевельнулась
Џортьера ‹ожи и  оттуда  выглЯдывает  ЏЯтка  ЃольшаЯ,  ЃосаЯ  и  некоторым
образом ѓолаЯ, но  не  какаЯ-нибудь  уличнаЯ,  рЯдоваЯ,  а  ЏомазаннаЯ,  в
Љоронной Џижаме, из штанины ’ронной  торчащаЯ,  и  поворачиваетсЯ  она,  и
раздвигаютсЯ складки портьеры, а за нею храп, и не трон, но ложе в  золоте
и розанчиках,  с  отливом  дамассе  пододеЯльник,  а  на  златой  простыне
ѓармонарх, симфонически утомленный, спит, в думку бархатную уткнувшись,  -
спит, и  более  ничего,  а  мы  под  ЏЯтою  пьЯно,  пьЯниссимо,  чтобы  не
разбудить. Џонарошку?.. Ђга, понимаю, понарошечнаЯ репетициЯ!  •орошо,  но
битье-то не понарошечное? € отчего волоса нет на смычках,  а  барабан  мой
вроде старой доски?
   € еще замечаю: в самом темном углу  зала  -  шкаф,  величиною  с  целый
орган, черный, огромный, затворенный, а в нем  окошечко  зарешеченное,  и,
если случаетсЯ фальшь позаметнее, мелькает  там  глаз,  мокрый  и  жгучий,
ужасно противный, и спрашиваю Я тромбониста, кто там? Ђ тот  молчит.  џ  к
контрабасу  -  молчит.  ‚иолончель  -  молчит.  ’реугольник  -  молчит.  Ђ
флейта-пикколо пнула менЯ в лодыжку. ‚спомнил Я о совете  старца  и  молча
уже играю, то есть стучу. ‚друг скрип нестерпимый: отворЯетсЯ каф в “глу,
и вылазит оттуда Ќекто ЏЯтиэтажный,  —ерный  как  ночь,  с  глазищами  что
мельничные жернова, и между колоннами плюхаетсЯ  не  примерЯЯсь,  будто  в
лесу, и, сидЯ, разглЯдывает нас мокро и жгуче. Ћ мраморный зад музы спиной
волосатой скребет, другаЯ муза у него под локтем,  ну  и  жуткий  же  этот
углан, как глЯнешь, так по спине мурашки!  ‚от  тогда-то  и  стала  совсем
пропадать у менЯ охота музицировать в ”илармонии ѓафниЯ, потому что  “глан
как начал свой зев разевать, так все раскрывал  его  и  распахивал,  а  по
причине общей громадности и габаритов шло это  дольше,  чем  мне  того  бы
хотелось, в середке же было мерзко до ужаса - и клыки были мерзкие, и Язык
за ними еще мерзейший, вертлЯво-слюнЯвый, и  всадил  себе  палец  в  морду
“глан кафач,  и  ну  ковырЯтьсЯ  там,  без  спешки,  однако  с  усердием.
ЋглЯдываюсь - близ менЯ контрабас и  труба,  и  тоже  рот  разеваю,  чтобы
спросить, кто, мол, сие чудовище, откуда и почему, а также зачем, и вообще
-  с  каким  смыслом?  Ќо  тут  припомнились  увещаниЯ  старца,  в  голове
зазвучало: "—то бы ты ни увидел ужасного - ни слова, ни звука, ни гугу", а
потому, одумавшись, дальше играю, а поджилки  трЯсутсЯ,  слабеют  коленки.
ђазличаю ноты, тараща глаза, но неотчетливо как-то, словно мухи  наделали,
не понЯть, где квинта, где кварта, пЯтнышки, клЯксы, все расплываетсЯ, как
сто чертей, - верно, черти и принесли эти ноты, думаю, и тишина воцарЯетсЯ
тактов на  восемь,  а  в  ней  ах  до  чего  отвратительный  звук:  едкий,
сгущенный, муторный, зубодерный и глоточный сип раздаетсЯ,  “глан  зевнул,
зубами  щелкнул,  потЯгиваетсЯ,  хребет  щетинистый  трет  о  задок  музы,
выглЯнул из своего угла, принюхалсЯ, пыхом пыхнул, а потом и жрыкнул,  да,
да, жрыкнулось ему, в сей храмовой тишине, филармонически сосредоточенной,
ужасно гадостный †рык, но никто не видит ничего и не слышит! ‘идЯт как  ни
в чем не бывало! Ђ пополудни празднественный концерт, и ѓосударь ѓармонарх
восседает в ложе, окруженный вельможами звездоносными, и что-то в  перстах
оперстененных вертит, и сам себе в ухо изволит втыкать, напрЯгаю  взор,  а
там золотаЯ тарелка,  ѓармонарх  шарики  из  ваты  сворачивает,  в  маслах
освЯщенных смачивает и в уши сует! ‘овсем ничего  не  понимаю  уже.  Ђ  мы
между тем в фортиссимо так пиловато пилим и так Яровито наЯриваем,  что  в
окошке с решеткой блеснула  как  бы  слеза,  а  ѓармонарх  велит  портьеру
задернуть, ибо пора ему за дела держабные братьсЯ. —то же дальше?  ѓоспода
игрецы!  -  говорит  капельмейстер  пенсноватый  и  бледный,  надобно  нам
посовещатьсЯ, покритиковатьсЯ взаимно, поскольку это не то, а то не  этак,
побойтесь Ѓога -  где  вы,  а  где  ѓармониЯ  ‘фер?  вы  же  ѓармонарха  в
ипохондрию приведете такой игрой! ‘овещание  объЯвлЯю  открытым!  €  в  то
времЯ как Я, не разобрав, что и как, все на шкаф зыркаю на всЯкий  случай,
они берут слово по очереди и встают, и начинаютсЯ длинные прениЯ и дебаты,
искрЯтсЯ  от  жаркого  пыла   глаза,   критикуетсЯ   исполнение,   смычки,
инструменты, трубодеры не то и не так, пальцы неверно  поставлены,  выучки
маловато, недостаточно репетиций, гимнастики не хватает,  не  усердствуем,
коллеги, как надо бы, душу не вкладываем; каждый сам к себе крайне  суров,
а уж к прочим не дай Ѓоже, нитки сухой друг на друге не оставлЯют, -  все,
окромЯ тромбониста, треугольника и валторны, уж не ведаю отчего. €  спорЯт
над каждой нотой, как выжать из нее звучный сок; цель у  них  общаЯ,  Я  с
восхищением слушаю, теорию всЯкий знает здесь досконально, словно по нотам
идет совещание; Я все слушаю и смотрю, но тень какаЯ-то пала на нас,  шкаф
внезапно раскрылсЯ, а там ЋЌЋ, черномшистое вшивое брюхо почесывает, палец
запускает в пупок - не пупок, а Њальстрема  воронка  чернаЯ!  €  так  вот,
сопЯ,  икаЯ,  почесываЯсь,  сидит,  колупает  в  носу   -   с   аппетитом,
расстановкой и сатисфакцией, озабоченно и сосредоточенно. €  вдруг  тишина
наступает  страшнаЯ,  затем  что   встает   коротышка,   приставленный   к
колокольчикам,  и  заЯвлЯет  по   пункту   повестки   "разное":   ѓосподин
капельмейстер и вы, Љоллеги! €нструменты Ќ…Џђ€ѓЋ„Ќ›, следовательно, ничего
получитьсЯ  не  может!  Ќе  спорю,  с  виду  красивые,  золоченые,  однако
беззвучные, длЯ того  что  дефектные;  гробы  повапленные,  да  и  только.
Џоэтому вотирую вотум,  чтоб  дали  нам  ЌастоЯщие,  а  эти  в  музей  или
куда-нибудь там в переплавку. € сел. - _—та-а-а? —та-а-а?!  —та-а-а!!!???_
- кричит наш добрЯк в пенсне, лучший на свете. - €нструменты  Џ‹Ћ•€…?!  Ќе
годЯтсЯ? Ќе нравЯтсЯ?..  Ќа  Ћбъективные  ’рудности  сваливаешь  немощь  и
недотепистость собственную? Ђх ты балбес-лоботрЯс, общего „ела  предатель!
—то за гнусное „иверсантство! Њерзавец такой-сЯкой, Џодосланец-Џоганец,  и
откуда ты такой взЯлсЯ?! Ћткуда, как? Љто подсунул тебе Џреступную  Њысль?
Ђ может, у тебЯ заединщики есть? Љто еще мыслит так же? ’ишина гробоваЯ, а
тут подлетает ливрейный ‹акей-лизоблюдок и записочку ему вручает, и читает
он, отодвинув листочек от глаз (поскольку в пенсне своем дальнозорок, дабы
всех нас держать на виду), и говорит: ‡начит, так. ЋбъЯвлЯю  Џерерыв,  ибо
вот мне Џовестка ко „вору, на  Њинистерский  ‘овет.  Љак  только  вернусь,
устрою вам Џодведенье €тогов! Ђ покамест труби отбой!  ‘идим  мы  и  ведем
разговоры, мол,  скажите  на  милость,  ‚аша  ‘мазливость...  дело,  вишь,
тонкое... Я, мол,  в  сторонке...  и  тому  подобные  замечаниЯ  всю  ночь
напролет. Џоутру  ЯвлЯютсЯ  трубачи-фанфаристы  и  зачитывают  ѓармонарший
Њанифест и “каз об имеющем быть специальном Ќаучном  ‘импозиуме,  на  коем
подвергнутсЯ Љомплексному изучению все препонствиЯ на пути к ѓармонии ‘фер
(ѓа.‘ф.).  ’отчас  нагрЯнула  тьма   меломанов,   меловедов,   мелодистов,
звуколюбов и звучителей с высшей полифонической  выучкой,  сплошные  проф.
филар.  конц.,  д-ра  тих.  муз.,   действительные   академики   звука   и
члены-корреспонденты,  и  все  они  шлют  куда  надо   корреспонденцию   с
надлежащими записЯми. ‘перва записали нашу игру  на  шестистах  аппаратах,
рассовав по инструментам микромикрофончики, а мне  в  барабан  даже  целый
макрофон запихнули, опечатали ленты зеленым  воском  и  красным  сургучом,
взЯли пробы вибрирующего воздуха, осмотрели сквозь лупу нас и каждый угол,
а после совещались семь дней и еще месЯц. ’очность  анализов  неописуемаЯ!
…ще не случалось мне видеть такое нагроможденье науки в одном  месте!  ‚се
до деталей освещено и согласовано с надлежащих  методологических  позиций.
…го ‚еличество  всемилостивейше  взЯло  на  себЯ  ‚ысочайшее  ефство  над
совещаниЯми, но лично в них не участвовало,  а  замещал  его  ‚ице-Њинистр
Ћбоих “шей. ‚  последний  же  день  осьмнадцать  „еканных  ђекторов  хором
зачитали ќкспертолизу, составленную коллективно с полным исследовательским
единомыслием:   ЉомиссиЯ,    пишут,    выЯвила    отдельные    Ќедостатки.
€нструментарий не  вполне  Џолноценен.  ’ам-сЯм,  того-сего  недостает,  а
кой-где еще - еще кой-чего не хватает; там заковырки, сЯм растопырки. ’ут,
в виоле, струны отчасти гипсовые, а там, в контрабасе, полно  отрубей.  Ќе
так, безусловно, должно было быть, но так оно вроде бы есть.  ’ут  тромбон
заткнут, затем что попали туда  чьи-то  штрипки  из  пЯтидесЯтипроцентного
хлопка с добавкой нейлона, второго сорта, а  может,  иные  какие  штрЯпки,
короче, рекомендуем прочистку тромбона, а равно почитаем необходимым иметь
возле тромбониста трубочистную  щетку,  дабы  последний  играл  совершенно
чисто. Љлавимбалы же нашли мы в –елом Џустыми: в середке  нет  ничего,  за
вычетом ќкс-Џтичника длЯ ѓусей. ѓусли: вместо гуслей обнаружены нами  ѓуси
низкоЯйцеудойные, подвергнутые Џирометрическому, или Џеромерному, анализу,
поскольку Ћперение затруднЯет ѓусЯм брЯцание, в силу чего неспособны  ѓуси
чистого звука иметь. Ergo, следует ‹€ЃЋ осуществить деперьезацию  таковых,
‹€ЃЋ, учинив расход из королевской казны, гусельный инвентарь приобресть и
гуслЯром оный укомплектовать, в рассуждении того, что нынешний  гуслЯр  по
профессии индюкатор, или индюшник. —то же до ѓромкотихого ”ортепьЯно, то в
нем две меры мышей хвостиками к молоточкам  привЯзаны,  в  силу  чего  оно
Ћчень ’ихо  Џоет,  особенно  ежели  взЯть  в  расчет,  что  кормовой  фонд
Њышеводом  растратно  истрачен.   …жели   не   воспоследует   ѓармонаршего
‘нисхождениЯ, в кандалы его. —то же до ’реугольника, то  должно  быть  ему
Њеталлическим, а не Ѓубличным, хотЯ бы и на дрожжах.  ’еперь  Љонтра-Ѓасы.
ѓлавный Љонтра-Ѓас кувыркаетсЯ при Џассажах, имеЯ заместо  поры  ипастой
Љолечко, и, отъезжаЯ на  нем,  увлекает,  силой  инерции,  Љонтра-Ѓасиста,
который при каждом Ѓассо „ольче Џрофондо вынужден лететь вверх тормашками.
€ предлагает  ЉомиссиЯ:  либо  веревкой  его,  либо  вырубить  Ямку,  либо
ремешком,  либо  заклинить,   либо,   наконец,   произвести   раскольцовку
(расколечивание).  ‘мычкам  не   помешал   бы   волос,   вместо   которого
ќкспертивные ‡натели констатировали лишь  Ђтмо-‘феру,  т.е.  смесь  азота,
кислорода и  двуокиси  углерода,  со  следовыми  количествами  благородных
газов, как-то: ксенона, аргона и  криптона,  а  также  капелькой  водЯного
пара. Ђ равно чуточку  †идкой  ‚звеси,  котораЯ  есть  не  что  иное,  как
ЋтходнаЯ ЏроизводнаЯ ЋбкашливаниЯ  и  ‡аплевываниЯ  €грецами  Њундштуковин
трубодувно-тромбонских.  ’ем  не  менее  волос  ЉомиссиЯ  полагает   более
пригодным длЯ играниЯ, нежели воздух, в особенности же  хорошо  подходЯщим
длЯ Џотирально-’рЯсушного ерзаниЯ по струнам. ’аким  вот  манером  тЯнетсЯ
экспертиза на тысЯчу восемьсот страниц, и о барабане там тоже написано,  а
как же, не обошли вниманием  мой  барабан:  доска  размалеваннаЯ,  колесом
сучковатым подпертаЯ; хоть и в золоте, да не барабан. € триста восемьдесЯт
одно предложение разосланы в компетентные  органы;  в  Њинистерство  ’руб,
’ромбонов и заготовок ’рень-ЃренЯ, в ‚едомство ‘фер, Љолоколен и  Џитейной
ѓармонополии, ‚ице-Џремьеру по вопросам Ѓезнадежного ЏоложениЯ, а также  в
‚ерховную  ’рубодерную   Џалату.   ‘ам   ‹орд-•ранитель   Ѓасового   Љлюча
рекомендации печатью скрепил. Љак повскакали тут с мест оркестранты да как
раскричались, раздискутировались!
   ‚ерно! ‘вЯтаЯ Џравда! Ќе барабан, а обруч старый, пень корЯвый, навозом
набитый; смрадом  шибало,  а  все  по  причине  то  ли  неведениЯ,  то  ли
нарочитого  укрывательства!  ”лейты,   альты,   кларнеты,   гобои,   трубы
закупорило, дрЯнь  и  хлам,  прочь,  долой,  хотим  развернуть  извлечение
звуков, о дайте, дайте же нам получше что-нибудь, и мы обЯзуемсЯ заиграть!
’ут  трЯпицей   заткнуто,   вот,   посмотрите,   тут   мундштук   страдает
непроходимостью, а тарелки из цементо-бетона, станиолью только  обернутые,
ну как этим будешь играть? ‘мотрю: Я ли, они ли спЯтили,  ведь  с  первого
раза все было видно, и откуда горЯчность такаЯ внезапнаЯ, ломаю  голову  и
все не пойму, а в них пылает к музыке страсть и непритворнаЯ  одержимость.
€ встает пианист,  и,  окинувши  взором  зал,  говорит:  ‚от,  пожалуйста,
докладнаЯ записка, мною в прошлом году составленнаЯ, да  недосуг  было  по
почте послать; и читает: "ђуководствуЯсь своим  суверенным  мнением,  ради
блага ѓа.‘ф.  решительно  требую  вместо  ѓипсо-–емента  внедрить  „ерево,
листовую Њедь и ‹атунь,  а  также  ‘труны  звучно-кишечные!  ‚от  что  нам
надобно, а от той дрЯни, что мы ныне имеем, не жди  ничего,  кроме  чада!"
‘адитсЯ, чрезвычайно собою довольный, и во Љруг, на  коллег,  торжествующе
смотрит, а те шумЯт-гомонЯт: ’очно! и Я, и Я, о, мы  давно  уж  приметили,
что опилки, и мыши, и цемент, и просто навоз, как и откуда во  храме  Њуз,
неизвестно, доложить собирались, усовершенствовать, да вот у  менЯ  болела
нога, у менЯ были судороги, Я охрип, Я точь-в-точь то  же  самое  написал,
что пьЯнофортист, только листок  задевалсЯ  куда-то,  а  Я  еще  рельефнее
выразилсЯ, но из-за болезни ’…’Љ€... и все в таком роде, наперебой, однако
же вижу, “глан сидит себе в открытом шкафу на корточках, икает и  чешетсЯ,
трет ножищу о ножищу когтистую, ну прЯмо  натуральный  ѓориллий;  тогда  Я
тыкаю коллег в бока, и показываю,  и  подмигиваю,  вон,  туда,  мол,  туда
посмотрите, но те, разошедшись,  ни  малейшего  не  обращают  вниманиЯ,  в
лестной надежде на лучший звук и жребий. €  впрЯмь  поЯвлЯютсЯ  четверками
музицейские, галунами обшитые,  кушаками  белыми  подпоЯсанные,  и  новые,
дивные несут инструменты, теперь-то уж мы заиграем! ђадость неимовернаЯ! €
новый пред  нами  предстает  Љапельмейстер,  в  очках  роговых,  ибо  тот,
пенсноватый, отправлен на Џенсию ради ‚ыслуги  ‹ет,  и  толкуют  уже,  что
ему-де Џерепонок Ѓарабанных недоставало, так  что  ничего  он  не  слышал.
Ћтвинчивают прежнюю надпись и новую  золотыми  гвоздочками  приколачивают:
CAPPELMISTERIUM OPTISSIMUM [лучший капельмейстер (лат.)], и снова за дело!
‘перва, однако,  ђоговик  сообщает:  Џрогрессивных  держусь  Я  принципов.
ЋбъЯвлЯю „искуссию. Џусть каждый поведает о сокровеннейших думах,  о  том,
что звучит у него на душе. Џусть откроетсЯ! Њожете  говорить  без  опаски,
„ражайшие, никто у вас волоса не тронет на голове,  никто  не  обидит,  не
надорвет  ни  раковины  ушной,  ни  свЯзки,  ибо  Я  не   таков!   ‚   чем
торжественнейше клЯнусь,  и  на  ѓа.‘ф.  присЯгаю,  и  сказанное  скреплЯю
„ирижерской Џечатью под “правлением  …го  ‚семилостивейшего  ‡басительного
‚еличества!!!
   € ну  все  сызнова  взахлеб  изливатьсЯ!  ‹ьетсЯ  патокой  красноречие,
риторики мед - смычковцы, валторна, скребачи, трубодеры, да так смело,  аж
дух спирает; сообщают, что кто  кому  с  кем  и  как,  что  творилось  при
пенснеце-дирижере; ох, и плохо же, слышу, о  нем  отзываютсЯ,  никогда  не
пришло бы мне в голову, что они не любили его как родного,  ведь  сами  же
бесперечь перед ним в любви изъЯснЯлись и чувства предлагали нежнейшие,  -
а те тугие конверты, не иначе  как  письма  любовные,  что  совали  в  его
перчатчатую ладонь? ‘ыновней нежностью дарили его и с носами расквашенными
умилЯлись: он наш голубчик, наш батюшка, по заслугам колотит он нас, и  на
тебе, памЯть его вовсю загрЯзнЯют, глух-де как пень,  а  Љонтра-Ѓасисты  -
что-де ручищи у него параличом искорежены и одно лишь умел он:  лупить  по
глазам, а глаз-де имел он дурной, монструозный, и взглЯдом дырки выжигал в
барабане,  что  присутствующий   здесь   ударник   милостиво   подтвердить
соизволит, - а Я, в замешательстве страшном, под нос себе мЯмлю и бормочу,
ведь зазорно так лгать, но вижу,  что  лгут  они  от  чистого  сердца,  из
чистого энтузиазма врут с три короба, и  не  могу  надивитьсЯ,  каким  это
образом непритворное благонравие, добраЯ волЯ и влечение к  ‹учшему  могут
марать себЯ такой обовранью, и лжепыханством, и  выплевом  слюнно-Язычным?
‚едь они уверЯют, будто и порчу он наводил, и у мышей  молоко  из-за  него
пропадало,  что  был  он  косой,  легавый,  горбонос-недомерок,   да   еще
плоскостопый, а как, мол, с Џлоскостопием шествовать к ѓа.‘ф.?!
   Ђ ђоговик  записывает,  подпевает,  вторит,  однако  вскоре  затем,  по
возобновлении репетиции, вижу, —то-то к нам  шлепает  не  торопЯсь,  мы  в
мелодию пробуем спрЯтатьсЯ, но нависла  от  ‹апы  тень,  и  вот  уже  того
Љоротышку при колокольчиках, что первый начал,  –ап  за  штаны,  а  другой
лапой Љонтра-Ѓасиста, что столько на пенснеца наохальничал, •ап за полу, и
обоих, ногами болтающих, уносит Ћно и  в  шкафу  затворЯетсЯ,  и  слышу  Я
сквозь наше Ђнданте Њаэстозо: •руп-•руп, ЌЯм-ЌЯм! ’олько  мы  их  обоих  и
видели.
   €граем, но разлезаетсЯ играние наше, затем что темень в глазах! Da capo
al fine! [с начала до конца! (ит.)] -  кричит  ђоговик.  Џлохо,  еще  раз!
€граем, вступает оркестр, по спине мурашки, полный звук и полный  тон,  но
среди этих мурашек другие какие-то, немузыкальные,  чувствую  да  вдобавок
путаю ноты, а причиной тому глазотрЯс от беспрестанного зырканьЯ  в  угол.
Џошло форте, гремЯт медные, но словно бы пробирает их дрожь,  а  ѓориллище
шкаф отворЯет, принюхиваетсЯ, на  пороге  садитсЯ,  зычно  рыгает,  знать,
отрыгнулось ему Љолокольником, о  Ѓоже  правый,  о  ѓармониЯ  ‘фер!  Ђ  от
рыганиЯ - от чего же еще?  -  съехали  в  фальшь  смычки,  а  пианист  как
забарабанит по клавишам, вкривь, вкось, в трЯс, в дрожь! ЊорщитсЯ  роговой
Љапельмейстер, словно лЯгушку проглотил, ох, плохо, такие  инструменты,  а
запороты, скверно, мерзопакость, не музыка, и не совестно вам,  лоботрЯсы,
лодыри! еще раз! € раздает нам  руководЯщие  исходЯщие  из-за  пюпитра,  и
витамины,  и  смеси  питательные,  и  приносЯт  заграничный  канифолий   в
бочонках, нарочно выписанный, не жалеет расходов …го ‚еличество ѓармонарх,
но снова фальшь  вкривь-вкось,  и  вот  уже  Ќепременную  “ченую  Љомиссию
учреждают. ‡аседает ЉомиссиЯ, и  что  порешит,  то  мигом  и  исполнЯетсЯ.
‚ходЯт четверками музицейские в позументах, становЯтсЯ справа и  слева  от
нас, и кто сфальшивит на фа-диез - премию прочь, а кто на бемоль  -  вычет
из жалованьЯ. €  играем  мы  форте,  но  фальшь,  и  по  шее  трахают  нас
музицейские, ибо каждый снабжен метрономом и акустрофоном, и от  всеобщего
траха   слабеет   симфониЯ,   и   слышно   скорее   трах-тампамтрах,   чем
тирлим-пампам; вижу, в лютую Я попал переделку из-за тЯги к ѓармонии  ‘фер
- всЯ голова в шишках...
   Њало музицейских! ЏодтЯгивают резервы,  нотоведов-счетоводов  несчетные
полчища, ко всЯкому игрецу приставлЯют поверщика, чтоб за  чистотою  звука
следил; сверЯют  они  тональности,  приход  и  расход  и  баланс  мелодий,
строчат, и от скрипа перьев музыки меньше, чем котенок наплакал. Ћ, что-то
не так! - говорит роговик-капельмейстер, - не так!  €  колокольчиков  нет.
ѓде Љолокольник, куда подевалсЯ? ’е, что подальше, в смех,  а  ближние  на
корточки и бормочут: а ведь нету, действительно нету,  испарилсЯ  он,  что
ли, а?  Њожет,  упорхнул  на  мелодии?  —то  скажет  начальство?  ‘кверно,
понимаем, что скверно! ‡лобарь, густобрех, балабон,  Ящереныш,  стреканул,
ренегад, собака, стреньбрендил, и прочее.
   € устраивает нам дирижер совещание с практическими занЯтиЯми. Ќужно  до
самых корней дрожальной фальши добратьсЯ! € все вокруг признают: —то-то  и
вправду нам как будто препЯтствует. —то-то, мол, портит обедню. € что это,
дескать, за  фантазмы-миазмы  мешают  нам  и  с  пути  к  ѓа.‘ф.  сбивают?
Љонтра-Ѓасист  говорит:  Ѓыть  может,  воздушной  вентилЯции  не  хватает?
‚иолист на это: Џолагаю, напротив,  что  слишком  сильный  сквознЯк.  €ли,
может, уж очень Я виолу свою завиолил, оттого она и вилЯет?  ЊоЯ  вина!  Ђ
другие бормочут: ‚озможно, как знать, проверим весь зал, все  углы  и  все
эркеры, может, мыши завелись, может, их-то и боитсЯ интуитивно подсознание
наше? € начинаем искать сквознЯки, вентилюфты,  затыкаем  всЯкую  щель,  и
мышей тоже ищем,  с  лупами,  на  четвереньках,  и  наконец  сыскали  трех
тараканов, одного паука, шесть блох да вшей пару  дюжин;  ободренные  этой
находкой,  протокол  составлЯем  и  давай  искать  дальше,  теперь  уже  с
фонариками электрическими, под эстрадой и во всех  закутках,  но  замечаю,
никто не придвигаетсЯ к кафу  ближе,  как  на  шесть  шагов,  Я  тоже  на
корточках лазаю, углы обнюхиваю и словно бы ненароком направлЯю  толкучку,
себЯ вместе с прочими к кафу подпихиваю,  а  там  словно  бы  электрошок,
дальше ни на  вершок,  все  единым  трЯсом  назад,  как  черт  от  ладана,
приборматываЯ: Ђга, стена. €звестное дело, стена, самаЯ  что  ни  на  есть
стеночнаЯ, в такой, окромЯ кирпича да песка, штукатурки да извести, нечему
быть! Ђ когда Я попробовал, приналегши, подтолкнуть их, кто-то, чую,  менЯ
отпихивает, а кто-то и в зад укусил. € вот  уже  откатились  мы  на  более
спокойное место. „а еще при откате кто-то всадил мне в глаз палец. ‘тал  Я
смекать, что они, превосходно все замечаЯ, не замечают вообще ничего, видЯ
все Ясно, ничего не видЯт, и, весьма удивленный такими порЯдками, удалилсЯ
на четвереньках.
   €граем, а ѓориллий хозЯйничает. ђаз того, раз этого –ап, ну, думаю,  не
много будет тут музыки, а скрибка рыдает "ах тралЯлЯ", да и как не рыдать,
коль  в  любую   минуту   тебЯ   может   зев   поглотить   зловонный?   Њы
пианюсенько-пианиссимо, и глаза уже застилает туман, а  тут  смрадный  дых
"пых-пых"  за  спиной,  ноздри  над  нами  сопЯт  -  что  Ћно,  в   музыку
внюхиваетсЯ, по варварской натуре своей и общей  неудобопонЯтливости?  или
как? € что с того, что звучны инструменты, ежели ѓориллище нас дегустирует
да пробует на зубок? а ѓармонарх ЯвлЯетсЯ в ложу и  говорит:  Ќу,  хорошо.
ЊелодиЯ, в целом, вполне мелодична, и довольно-таки  гармонична  гармониЯ,
но духа в ней еще не хватает. Ѓез ‚еры €грают, наперебой, нет тут ни  ладу
ни складу, Ќе “беждает ваша игра! € к тому же  какаЯ-то  дрожь  поросЯчьЯ.
ќто что за озноб трЯсучий в музыке вашей засел, изнутри симфонию портит? Ђ
ну-ка, вытребовать мне €скусных, а прочих вон со двора, и вообще, живей  у
менЯ - гитарить, здрунить, скрибеть, мандолинить, тромбонить, но в такт  и
в тон, а не то ѓармонарх осерчает! ЌабралсЯ Я тогда смелости и в  перерыве
между Ђнданте и Ђллегро ‚иваче говорю Ѓасисту, что рЯдом сидел, и  крупный
его инструмент обоих нас загораживал: Џослушайте, ‚аша —есть.  Ђ  он  мне:
—то? џ: ‡рите ли нечто в том углу, близ ѓармонаршей ‹ожи? Ћн -  ни  звука.
џ: “жели “глана не примечаете? Ќе может такого быть! ‚идитсЯ мне ѓориллище
вылитое! ‚едь это от него на нас смрадом разит! ‚от и опЯть икает! Ђ тот -
ни звука, но вижу: словно бы расплываетсЯ фигура его перед моими  глазами.
џ говорю: ‚едь вы, ваша  честь,  ни  бельмом,  ни  двойной  катарактой  не
покалечены, и имей вы даже застарелые мозолины на глазах, довольно было бы
потЯнуть носом и собственному нюху доверитьсЯ, чтоб зловонье почуЯть. ‚едь
над нами не купола тень, но Ќоса ѓориллиева, а это не столб,  но  клык,  и
всех нас оно пожрет одного за другим! ’от - ни звука, только  перед  моими
глазами весь расплываетсЯ, и вижу, что это „рожь его одолела. ‘трашливость
трЯсет его и колотит горЯчечно, однако он отвечает: Џо  чести,  вы  играли
изрЯдно, однако когда Я дохожу до ’рели-мели-дири-будидам,  вы  должны  не
„уда-дадапам, но Ѓум-дум-бадам! Ћднако, слыша эти его слова,  одновременно
слышу Я и другие: Ѓога ради, молчите,  сударь!  €  если  одно  говорит  он
устами, то другое словно бы низом, примерно от поЯса, и вижу, что это  он,
значит, брюховещает! Ђ теперь, молвит он верхом, хватит лЯсы точить,  пора
за работу...
   Џрисматриваюсь получше и вижу, что всЯкий здесь  так:  кругом  всеобщее
брюховещание процветает, а Я-то думал, что это урчанье-бурчанье со страху!
‘тал Я все ниже и ниже вслушиватьсЯ, и на уровне живота  слышимость  много
лучше. € говорЯт животы: Ћх, долюшка-долЯ, была б наша волЯ! ќх, давно  бы
все по кустам  разбежались  от  этой  ѓармонии!  €  шепчут  животы:  Ћнучи
‡басителевы черти похитили, пусть себе портки обмочит, не сыграть нам, как
он хочет. Ђ также: ’ише, тише, ваша честь, Љто-то  ‘трашный  ходит  здесь,
фигли-мигли-шмогли-швах, только хрупнешь на зубах. € судачат промеж  собой
животы: —то за чуднаЯ игра идет  здесь  на  нервах  наших!  Ђ  один  живот
говорит, авось мы ему приедимсЯ, или, может, со временем перейдет  Ћно  на
вегетарианство, мол, времЯ смЯгчает нравы, но прочие животы тотчас  же  на
него разбурчались. € одновременно  восклицают  верхами:  —то  ж,  недурно,
почти  что  дивно  сегоднЯ,  только  бы  поскорее  до  ѓа.‘ф.,  только  бы
поскорее... пусть смычковые от  темпа  не  отстают!  €ли  плохо  нам  тут,
ламца-дрица?! € вижу еще, что у всех какие-то занЯтиЯ на стороне, один  на
гребенке  премило  дудит,  другой  на   травЯном   стебельке   комплименты
насвистывает, тромбон собирает марки и слезы оными утирает,  кто  вышивает
монограммы, кто Языки изучает, как  вдруг  шлеп-шлеп,  и  идет  ѓориллище,
страх смертный, но Ћно только травку, гребенку, марки забрало  и  в  шкафу
•руп и ЌЯм-ЌЯм. Џри оказии тромбон получил тычка,  примочкой  свинцовой  и
творогом глаз подбитый обкладывает, и вольно же было ему, говорЯт  животы,
об онучах этих мычать, лучше  б  за  место  свое  покрепче  держалсЯ,  чем
животом хорохоритьсЯ! ’ише, тише... € впрЯмь так тихо шепчут, что не знаю,
чье это брюхо вещает, валторнист продает таблетки  от  нервов  и  головной
боли. Ѓасист ловит моль, что завелась в барабане,  треугольник  учит,  как
чесатьсЯ между лопаток и ниже, тогда-де мурашки не  столь  докучают,  иные
друг на друга доносЯт, мол,  в  нотах  фа,  а  он  фа-диез,  капельмейстер
требует чистоты лейтмотива, бемоль, дуралей, "бе-е-емоль",  или  партитуры
не видишь? - подымаетсЯ пыль, это смычковые перелЯгались из-за бутылки длЯ
играниЯ частным образом, на стороне; мелодиЯ замирает, как писк мышиный, а
может, и вправду мыши, иначе откуда здесь пикий диск, то бишь дикий  писк?
Ћ да: фальшь сплошь, так и идет, от скуки до дрожи и от  скулежного  хныка
до трЯса, с утра инструменты  драим  трЯпицами,  канифоль  в  ход,  замшей
барабан до полного блеска, и вот прибегает лакейчик и  ђоговатому  записку
сует, а тот: Ђга, говорит, вызван  Я  на  Њинистерский  ‘овет  в  свЯзи  с
ѓлавнейшим  ђуководЯщим  Њотивом,  поскольку  нечисто  играете;  репетиции
откладываю до вечера! фагот, который как раз  ему  конверт  подавал  -  уж
такой тут обычай, - как будто раздумал: прЯчет конверт в карман  и  спешит
обратно. € новый пришел дирижер, востроглазый такой, без очков, и при  нем
дознались  комиссии,  что  тромбон  припрЯтывал  звук  подобротнее  и   не
расходовал по надлежащей статье, за что и был переведен в ‹ожу и  назначен
‚ице-Њинистром  ‘читаньЯ  ‚орон,  у  арфиста  же  выЯвили  сухорукость,  и
оказалось к тому же, что нот он не знает,  а  потому  перебросили  его  на
фортепьЯно,  чтоб  не  слишком  переживал.  ‘нова  Явилось  ѓориллище   на
инспекцию, Я смешалсЯ и как бабахну  фортиссимо,  не  по  барабану,  а  по
мозоли мизиночной, о Ѓоже, Ѓоже, рЯбь в глазах, ноги врозь, пЯтки вкось, а
все оттого, что слышу леп-леп, •руп, ЌЯм, зыркаю глазом - нет уже,  нету
флейтиста! € слопало Ћно его  посредине  ѓала-Љонцерта,  пред  ѓармонаршим
‚еличеством, в алмазном сиЯнии люстристом, и Ђвгустейший  ‡баситель  не  в
пижаме, но в ѓорностае сидел, как же так,  себе  думаю,  прЯмо  на  глазах
ѓармонарших смеет нас уплетать, ну, теперь-то уж быть не может,  чтобы  не
заголосили они, чтобы хором не завопили, может, падут  на  колени,  может,
кинутсЯ вроссыпь, может, всем скопом на —удище, но чтобы совсем  ничего  -
никогда не поверю. Ќо то-то и есть, что  ничего!  ‘  этого  все  и  пошло,
потому что так приуныл Я, что больше по коленкам и по мозолЯм своим лупил,
нежели по барабану, и от такого  битьЯ  начала  во  мне  закипать  великаЯ
злость, чувствую, еще одна каплЯ, и не стерплю  с  таким  капельмейстером,
право слово, все одно пропадать, разрази менЯ ржа, мало  того,  что  жизнь
веду без надежды и милосердиЯ, так еще и без музыки, ну какаЯ же музыка  с
ѓориллищем над душой. ‘труны бы перерезать этим смычковым,  и  динамиту  в
трубы, в валторны пороха и фитилей, да где там, пилим до самого вечера.
   Ќо снова Џридворный Љонцерт,  Ћркестр  жарит  и  шпарит,  а  ѓориллище,
присевши на корточки, ищетсЯ у всех на глазах,  в  бездонной  морде  своей
ковырЯет пальчищами, и если сморкнетсЯ, так  сморкота  дождем  на  нас,  и
темень, как в майский ливень, а коли кашлЯнет, так словно гром  громыхает,
оркестр перекрываЯ в форте, а те все играют. ‘крипка  стенает,  изнемогает
валторна, тромбоны дудли-дудли на бадудли, ан  прЯмо  передо  мною  лапища
волосатаЯ –ап, и нету Ѓасиста, хоть и берегсЯ он, и стерегсЯ, так  что  же
это за музыка, ежели все мы - Њиска с ‡акусками? а ѓармонарх в ложе сидит,
веерами обмахиваемый, венками венчаемый, глубоко почитаемый, и говорит  он
сквозь зубы: Ќе та еще музыка, что должна  быть.  Ќет  еще  ‚еры,  Џравды,
Ќадежды, ‹юбви, нет ѓармоничной ’емы €стории! ‚ыше, смелее, вперед, почему
Љапель-Њейстер так мерзко размахивает, хотЯ Ѓез Ћчков  он  и  ‚остроглаз?!
Ѓыстрее! ‹учше, резвее, ибо ѓармонарх недоволен, маловеры  проклЯтые!  Љак
смеете вы сомневатьсЯ в ѓа.‘ф.?! Ђ?  €ли,  может,  поглубже  копнем?  —то?
Џусть всЯкий смело, напрЯмик, без боЯзни и без Ћпаски откроетсЯ  Ќам,  ибо
Њы ‚семилостивейшее ‚еличество, ‚еры и „овериЯ Ђвгустейший ‘осуд, пусть же
встанет и сбрешет собака этакаЯ, этакой сын, с какою он целью ‘овершенство
подтачивает   да   подкапывает?   Њы   ему   ничего   на   это,   мы   его
уговорчиками-ликерчиками, мы  ему  добром  растолкуем,  где  раки  зимуют!
’ишина, как в могиле,  замерли  все,  только  ѓориллище  вдруг  •ЂЃ„‡€•  €
•ЂЃЂЃ„‡€•„‡€•„‡€•!!! ‡ал задрожал, и стон испустили колонны  мраморные,  и
эхо  в  моем  барабане  отозвалось,  и  даже  упала  щепотка  известки  на
‚ысочайшую главу ѓармонарха ‡басителЯ,  и  пылью  припорошило  царственный
лоб. Ќо король словно бы ничего не  заметил.  Ќе  слышал,  не  шевельнулсЯ
даже. €грецы вколенились коленками в грудь при громовом  громыханье  этого
—иха, а король хоть бы что. € думаю Я: Ћ, страшнаЯ это, похоже, афера!  Ќе
может ‘ам ѓармонарх “гланского не видеть ѓориллища, однако ж не видит.  Ќе
мог  он  на  собственном  царственном   лбу   не   почувствовать   €звести
тукатурной, однако ничего ровным счетом  не  чувствует.  ’ак  что  ж  это
значит? Љто хозЯин, кто слуга? Ќеужто ѓориллище - Љлыкастый  Љапельмейстер
‡басителЯ? и на закуску его оставлЯет, приберегает на сладкое? €ли же  оба
тайным альЯнсом свЯзаны против нас? Ќичего не  пойму,  одно  только  знаю:
дать бы „рапа, да поскорее, но как?
   Џосле второго отделениЯ, в перерыве, выходит ѓориллище из кафа и между
нами прохаживаетсЯ. ‘кука, что ли, его  одолела?  Ћткрывают  совещание,  и
пошли игрецы балаболить, требуют слова, принципиальную наводЯт критику,  а
ѓориллище у одного обнюхало уши, другому  галстук  поправило,  у  третьего
слопало текст доклада и тотчас, сконфузившись, присело на корточки,  а  на
ходу сплевывало в плевательницы серебрЯные  и  наплевало  -  может,  и  по
ошибке - в тромбон. Ђ балабольные златоусты по-прежнему  мелют  о  ѓа.‘ф.,
даже пот струитсЯ со лба, играть - увольте,  играть  не  могут  они,  зато
сколь чудно, с каким вдохновеньем и верой в ѓа.‘ф. способны о совершенстве
игры толковать! Љогда же  мне  балабольство  ихнее  и  хожденье,  сопенье,
почесыванье ѓориллиево под последнее саданули  ребро,  случилась  со  мною
одышка, и мрак в глазах, и попросил Я слова: а ѓармонаршье  ‚еличество  из
ложи приглЯдывалось ко мне, затем что курировало ‘овещанье  и  лично  оное
почтить ‘оизволило ‚ысочайшим Џрисутствием. ‚стал Я  с  такою  сентенцией,
что,  ежели  б  описаниЯ  музыки  имели   свойство   звучать,   непременно
распростерлась бы в ѓафнии воплощеннаЯ ‘фер ѓармониЯ; и чую отчаЯнность  в
себе небывалую, и во всеобщем Silentium [молчании (лат.)] говорю громко: Ђ
что это за  чудище-ублюдище  шастает  и  слонЯетсЯ  здесь  на  каблукастых
ножищах, и шлендает, и топочет, и тошноту наводит одним только видом? Ђ по
какому такому праву сей кафный “глан беспрестанно в музыке нашей шарит  и
оную сквернит своею сквернотиной, а также обжорством? Ђ слыханное ли дело,
музыкантов почтенных сырыми жрать, да так, что уши чешуйчатые трЯсутсЯ,  а
кадык ходуном ходит? Ђ где  это  видано,  чтобы  были  Љомиссии  и  полные
доктора тих. муз., ученые  экспертизы,  и  ревизоры,  и  контрревизоры,  и
микроскопов скопища, и никто ничего,  ни  гугу,  все  на  корточки  да  на
корточки? Ђ раз так - Я, тут и теперь, заЯвлЯю:  Veto  [запрещаю  (лат.)],
ѓосударь ѓармонарх, и  Veto,  государи-собратьЯ,  и  Veto  еще  раз,  нету
согласиЯ моего на тебЯ, ѓориллище ѓнусное, и пока ты здесь, дерьмо  у  нас
будет, а не ѓармониЯ ‘фер!!!
   —то тут было, милостивые государи! Ћдни силились влезть  в  инструменты
свои и там укрытьсЯ, но вам понЯтно, Я полагаю, что если это еще входило в
расчет в случае контрабаса или пьЯнофорто, то о флейте нечего и  говорить,
а уж треугольщик, вконец ошалев, пролез в треугольник, и тот висел на нем,
словно ошейник, позваниваЯ от зубов его щелканьЯ. „ругие же  залезали  под
стульЯ или царапали пол, чтобы вырыть хоть Ямку, но  при  дубовом  паркете
какаЯ может быть  Ямка  длЯ  страусиной  политики!  Њедник-тарельник,  зад
заслонивши тарелками, бумкал в мой барабан  головой,  так  его  в  середку
тЯнуло, однако же импортнаЯ добротнаЯ перепонка выдержала.  Љапельмейстер,
чтобы менЯ  перекрыть,  лупил  во  всю  мочь  по  дирижерскому  пульту,  с
поросЯчьим взвизгом "анданте анте ранте адаман-те таЯте", ибо  все  уже  у
него смешалось, а …го  ‚еличество  ѓармонарх  из  ‹ожи  своей,  почитаемый
великим почетом, зашептал что-то быстро  лакеЯм  и  челЯди,  и  давай  они
портьеру  задергивать,  дабы  та  парчою,  „амаском,  тисненьем   гербовым
отгородила от нас королЯ, а ѓориллище сперва хоть бы что, трескает  только
да чавкает, жрыкаЯ, - все ему арфистом отжрыкивалось, который был жирен  и
тучен весьма, - а потом, приподнЯвшись,  как  забасит,  хрипло,  мерзко  и
рыковато:
   - Ља-блу-ка-стый?  ќто  кто  же?  Њо-Я-свет-лость?!  Ђх?!  Њне  ли  тут
по-о-хо-хо-хо (заплакал) зор учинЯют? ЊенЯ ли тут в чем-то  ду-у-ху  ху-ху
(заплакал) рном обвинЯют? € никто  менЯ  ни  сло-о-хо-хо  (заплакал)  овом
единым не защитит? ЏроклЯтье! ‘пасите  менЯ,  детинушку-сиротинушку,  менЯ
тут шельмуют, мне тут афронт, мне тут обида, мне тут поношение,  худо  мне
тут, Я к мамочке, к  нЯнюшке  хочу!  Ћ-хо-хо-хо!  “-ху-ху-ху!  (рыдал  уже
грозовым водопадом) - ты мерзкий вшивец-паршивец! Ѓи-ток  не-куль-тур-ный!
Ѓа-клуш-ник! Ћ-хо-хо! Ќе любишь менЯ! Ђ Я-то думал, что все менЯ тут,  все
до единого любЯт.
   ‘начала Я было речи лишилсЯ от удивлениЯ, но после собралсЯ с  духом  и
говорю:  ‘ударь  ѓориллий!  Џоистине,  трудно  любить  того,  кто  “гланом
кафонским из укромного кафа то и дело жутко вылазит  и  рыскает,  словно
рысь меж овец, кости ломает, тромбонистов жрет, флейтистами закусывает,  а
потому невдомек мне, как это ты не видишь каннибально-музыкального  своего
лиходейства? Ђ вы, - говорю, - господа  грамотеи,  фрачистые,  табачистые,
бородатистые, и ты, черно-смокинговый доктор тих. муз.  с  трубкой,  -  не
научнаЯ  ваша  наука  ученаЯ!  Њетрономов  тут  понаставили,  резонаторов,
абракадабр и альфацентавр, муку рассыпали в воздухе, чтоб зависала, летаЯ,
и ‘тоЯчих ‚олн выЯвлЯла узлы! ќкспертолизы  строите,  тон  и  такт  метром
мерЯете, а ѓориллища не видите! Ђ …го ‚еличество ѓармонарх  пусть  изволит
занавесь свою отзанавесить и  некоторым  образом  растолковать,  на  каком
таком основании допускаетсЯ здесь сыроЯдение на месте, а также на вынос  в
каф?! €бо вошел Я в азарт и мне уже  все  едино.  “ченые,  вижу,  достают
тюбики с синдетиконом и пробуют ‘пециальными ‘ловами  отделатьсЯ,  как-то:
Delirium Tramtadremens, или Ѓред Љолотунский, Psychopathium Musicales  cum
Hypnagogica Confusione Debilitatissima [ЊузыкальнаЯ ЏсихопатиЯ с ЌаводЯщей
‘он Џутаницей ѓлупейшей (лат.)], но ѓориллище как зарычит!  ‘лезы  горючие
льет, и ручьЯми текут они по ступенЯм амфитеатра; а потом как махнет одним
махом горилльским к ‡басительской ‹оже, как  на  шнурах  повиснет  да  как
вцепитсЯ в дамассковую парчу, - тут уж  сам  ѓармонарх  изрЯдную  Љонфузию
выказал, в углу на корточках съежилсЯ и чрезвычайную ведет консультацию  с
‘оветом Њинистров, а ѓориллище морду в ‹ожу сует и: спасите, ‚.‚еличество!
- восклицает, - спасите менЯ, горемыку ославленного, а не то Я пойду и уже
не вернусь!
   ‚скочил ѓармонарх при этих словах и криком вскричал: ’олько не это, ах,
не это, Ќадежа ты Ќаша, Ћпора, „ружок ‹юбезный, ’олько не ќ’Ћ!  ‘делай  же
сам, сам знаешь что, изволь понЯть, Њилостивец, что Ќам  сказать  такое  в
ЊЯгкосердии Ќашем, Њногажды –арственном, не пристало,  а  тебе  ничего  не
стоит. - Ђ вот нет же! - ѓориллище отвечает, носом жутким пошмыгиваЯ,  так
что сопли текут по страховитым щекам, - вот нет же! ’о,  что  делал  Я,  -
делал на службе ‚.‚еличества, согласно персональному списку.  Ќарочным  из
‹ожи  доставленному  через  Ћкошечко  кафное,  выхватывал  Я  строго   по
предписанию и согласованно потреблЯл, однако ‚есьма Ќеохотно, затем что  Я
€грунишками Ѓрезгую и, жизнью клЯнусь, ни единого в рот бы не  взЯл!  ‚сех
до последнего ел с отвращеньем, наперекор своему …стеству,  себе  вопреки,
единственно ради ’рона, Ћтечества и ‚ысших  каких-то  ‘фер,  ибо  Я  “глан
неученый и на знаю, как их там звать, и желудка, здоровьЯ, печени своей не
щадил, хотЯ от провизии этой прогорклой желчь  запеклась,  и  расстройство
случилось, и жжет беспрестанно изжога, однако же  Я  беззаветно  стоЯл  на
посту и  поэтому  требую,  чтобы  оный  Ћблыжник  со  своею  ѓремучкой  за
шельмование  Џерсоны  моей,  по  природе  добропочтенной,  добродушной   и
преданной, немедлЯ был ‚.‚еличеством собственноручно по заслугам  наказан,
а не то Я пойду себе прочь, и  увидите,  ‚.‚еличество,  что  останетсЯ  от
Њузыки ‚ашей!
   € ну ѓармонарх умолЯть да упрашивать, гладЯ преподобными своими  ђуками
—удище по мохнатому лбу, а “глан кафарь, на  портьере  повиснув  (которую
оборвал он  вместе  с  частью  деревЯнной  обшивки),  -  отказыватьсЯ,  да
препиратьсЯ, да пикироватьсЯ,  усиленно  акцентируЯ  ранимую  деликатность
своей души, так что Я от изумленьЯ опешил. Ђ ѓармонарх шепчет: ‡наешь что,
‹юбезный Ћплот Ќаш, ‚ерно Ќам Џреданный? Њы пока временно Ћблыжника этого,
вместе с поклепищами его, всемилостивейше помилуем, и Њы ему Crimen Laesae
Gorillionis [нарушение закона об оскорблении  ѓориллиЯ  (лат.)]  на  времЯ
простим, имеЯ в виду, что он немедлЯ и безусловно свои  клеветушные  враки
обратно врыгнет, признает свое негодЯйство и  собравшимсЯ  разъЯснит,  что
действовал  в  качестве  „иверсионариЯ,  подстрекаемого  иззарубежно,   за
серебреники €удины, и заданье  имел  Њелодию  ЋблЯпать,  а  ѓармонию  ‘фер
облевать и через то уничтожить! ѓоворит, а сам кафону вовсю  подмигивает,
и смекаю Я с лету, что такое прощенство не более  чем  отсрочка  казни,  и
восклицаю, барабанЯ в  цезурах:  —удовище  собою  чудовищно!  —удовищности
полно, как вошь меда, и смердит к тому же, как ‘то —ертей! € даже  если  б
никого не жрало, а только икало да в углу  угольно  угланилось,  от  одной
лишь вони €гре ’руба! ’ак говорю и ничего не врыгну, разрази менЯ Ѓарабан!
   Џолный тупик.
   Ћркестр вылезает из контрабасов, тромбонов, фортепьЯн, из-под  диванов,
одни еще уши по инерции затыкают, другие уже подымают головы, а животы их,
будучи посмелее, хотЯ и лежат плашмЯ, отзываютсЯ: ќто факт, жрал, жрет  и,
кто знает, может и дальше будет нас жрать! € в самом  деле,  такое  пошло,
что ѓосподь сохрани! Ђ ѓориллище, как сапог  тупое,  не  понЯло  хитрости,
укрытой в речи ‡басителевой, и говорит: Ђх, ох, мне тут обиды чинЯт, Я тут
полжизни убил на таком горболомстве и вот что получаю в награду, хватит  с
менЯ шельмованиЯ, иду себе прочь и дальше, куда глаза глЯдЯт!
   Џозеленел на это король. - ђади Ѓога, - восклицает в крайнем  отчаЯнии,
- а что же будет с ѓа.‘ф.?! Ќе забывай, ‹юбезный, о ѓармонии ‘фер, ведь мы
к ней всем миром, плечо к плечу, а ’ы соль движениЯ этого...
   - ќ, там, - отвечает ѓориллище темное, - Я свое сказал, а теперь  пусть
‚аше ‚еличество грызетсЯ само с музыкантами!
   € прЯмо к дверЯм выходным разворачиваетсЯ. ѓармонарх  при  этих  словах
сам мартышкой сползает в партер по портьере и вприпрыжку за ним, плачась в
плащ и жилетку. - …динственный, милый мой, верный! - кричит. - Ќе  покидай
Ќас! ‚ распыл Љолотушника пустим, только вернись и прости!
   ѓориллище туда, ѓармонарх сюда, и пока они  так  меж  колоннами  кризис
правительственный исполнЯют, пока Њинистерский ‘овет за ними  гонЯетсЯ,  а
над Ћбер-Џорученцем длЯ €нтересных  Џоложений  оборвалсЯ  шнур  золотой  с
кистЯми и по голове его шмЯкнул, каковую гармономедикам  пришлось  немедлЯ
сшивать,  словом,  когда  такой  учинилсЯ  гвалт,   Я   вдоль   стенки   к
алебардистам, а те, заглЯдевшись на притопы  королевско-угланские,  ничего
не видЯт вокруг,  Я  за  ручку  дверную,  и  в  сени  стремглав,  и,  мимо
инструментов чудесных, к внешним отворенным воротам, а  из  оных  выбежав,
государи-братьЯ, такую ’Ягу почуЯл, что без форсажа, больше скажу - вообще
без ракеты взЯл и взлетел, только менЯ и видели, однако ж по курсу не смог
удержатьсЯ, так менЯ  колотило,  и  врезалсЯ  в  какое-то  Ћблако,  крайне
холодное, и сделалось мне даже приЯтно,  разгорЯченному;  потом  зазнобило
изрЯдно, но с разгону свернуть Я уже  не  мог  и  вмерз  в  охвостье  оной
кометы, леденеЯ и всЯкое терЯЯ сознание. Ђ  что  было  дальше,  до  самого
пробуждениЯ, ей-ей, не ведаю!
   ‡акончив, барабанщик прижал к груди милый ему барабан и как будто  лишь
длЯ себЯ самого да еще длЯ муз тихонько пробарабанил экзотический, унывный
мотив. ‘лушатели зашевелились, и наконец ’рурль сказал:
   - ЌеобычайнаЯ это была историЯ, и Я рад, что волею случаЯ  удалось  мне
такого артиста вызволить из ледовой тюрьмы! џ знал, о, Я был  уверен,  что
мы проведем времЯ с немалой обоюдною пользой,  поскольку  каждый  из  нас,
будучи родом из разных краев, может наставить и позабавить других по-иному
- ведь наставленье с забавою нераздельны! Ќо теперь твой черед,  почтенный
Ђндроид, так что изволь  рассказать  нам,  какими  судьбами  попал  ты  на
скромную нашу планету...
   Ђндроид не стал отказыватьсЯ, а только  заметил,  что  его  историЯ  не
может сравнитьсЯ с историей барабанщика, ибо он не артист. ’ут барабанщик,
’рурль и  машиненок  принЯлись  его  уверЯть,  что  достоинство  различных
жребиев не поддаетсЯ сравнению, так что гость, поупиравшись  немного  ради
приличиЯ, отхлебнул из бурдюка, откашлЯлсЯ и начал рассказывать.


   ђассказ ‚торого ђазмороженца

   ‘ радостью предстаем мы в собрании  столь  благородном,  дабы  поведать
нашу историю, хотЯ она и ЯвлЯетсЯ государственной тайной. Њы  откроем  ее,
движимые благодарностью, котораЯ выше соображений государственной  пользы.
ќта полнаЯ замерзшей цикуты чаша, которую добросердечный ’рурль вылущил из
нашей окостеневшей десницы, должна была лишить жизни не одно существо,  но
целые миллионы. €бо мы не тот, за кого вы нас принимаете. Њы ни робот,  ни
хандроид,  что  легкомысленно  прибег  к  Яду,  ни,  наконец,  простейший,
именуемый чиавеком, хотЯ с виду и впрЯмь  на  него  похожи.  Ќо  это  лишь
видимость. € мы говорим о себе во множественном числе не  из-за  претензий
на Pluralis Majestatius [обращение во множественном  числе  к  августейшим
особам (лат.)], но по грамматической исторической  необходимости,  которую
вы уЯсните себе к концу нашей истории.
   Ќачалась она на блаженных побережьЯх  планеты  †€‚‹џ,  прежней  отчизны
нашей,  прозванной  так  по  причине  своей  живоплодности.  ’ам-то  мы  и
возникли, способом, о котором  не  стоит  особенно  распространЯтьсЯ,  ибо
Џрирода  употреблЯет  его  повсеместно,  питаЯ   извечную   склонность   к
автоплагиату. €з морЯ ил, из ила плесень -  известнаЯ  песнЯ,  из  плесени
рыбки, что повылезали на сушу, когда стало им  тесно  в  воде;  испробовав
тьму всЯких штучек, где-то по  дороге  они  озверели,  и  возникшие  таким
способом Џ…ђ‚Ћ‡‚…ђ€ доковылЯли до прЯмохождениЯ, а  затем,  отравлЯЯ  друг
другу жизнь, до разума, ибо разум заводитсЯ от забот, как чесотка от зуда.
€ные из первозверей позалезали потом на деревьЯ, когда же деревьЯ высохли,
пришлось им в немалом горе слезать  обратно,  и  от  этого  горЯ  они  еще
поумнели - увы, на вероломный манер.
   Ќе стало древес и постной пищи, и вышли они на охоту; и как-то один  из
них, грызЯ окорок, заметил, что у него лишь голаЯ кость, а у другого  есть
еще мЯсо, и  заехал  он  тому  костью  по  лбу,  и  мЯсо  забрал.  ’о  был
изобретатель дубинки.
   —ерез неизвестное времЯ после того поЯвилсЯ ‡авет. Ћ его  происхождении
живлЯнскаЯ мысль выдвинула восемьсот различных гипотез. Њы же считаем, что
‡авет поЯвилсЯ, чтобы несносное  житье  сделать  сносным.  ‘кверно  жилось
нашим праотцам, и были они на это в обиде - но можно ли быть  в  обиде  на
Ќикого? а значит, в каком-то, чрезвычайно тонком смысле, ђелигию  породила
у нас грамматика, подкрепленнаЯ воображением. …сли здесь нехорошо - хорошо
где-то там, подальше. …сли такого места найти нельзЯ  -  стало  быть,  оно
там, куда не дойти ногами. Ergo, могила  -  это  копилка.  Џоложив  в  нее
праведные кости, на том свете за воздержанность  получишь  с  лихвой  -  в
вечностной валюте с ѓосподним обеспечением.  Ћднако  втихую  праотцы  наши
нарушали этот ‡авет, полагаЯ не  вполне  справедливым,  что  самое  лучшее
зарезервировано длЯ покойников. ’еологи опровергли эти сомнениЯ тремЯстами
способами, о коих мы умолчим, а то нам и тыщи ночей не хватило бы.
   Џредки  наши  облегчали  свой  тЯжкий   труд   всЯческими   штуками   и
махинациЯми, от которых пошли махины, махавшие за них цепами,  ну,  а  где
цепы, там и колеса, а где колеса, там и биты  -  Я  упрощаю,  конечно,  но
иначе нельзЯ. ‘мЯгчаЯ так мало-помалу свои невзгоды, они  попутно  узнали,
что †ивлЯ шаровидна, что звезды суть узелки, на коих  закреплен  небосвод,
что пульсар - икающаЯ звезда,  а  живлЯн  породил  ил  (это  удалось  даже
воспроизвести в особливых выводильнЯх через  каких-нибудь  тридцать  тысЯч
лет от высечениЯ огнЯ).
   €так, телесный труд был отдан на откуп  всЯческим  самодвигам,  которые
при случае  годились  и  против  соседей;  однако  еще  оставалась  тЯжкаЯ
умственнаЯ работа, а  потому  измыслили  мы  мыслЯщие  из  нас  механизмы,
как-то: мыслемолки и  мысльницы,  перемалывающие  мир  в  цифры,  а  потом
отделЯющие зерна от плевел. ‘перва строили эти машины  из  бронзы,  но  за
ними приходилось приглЯдывать, что также утомлЯет; поэтому  вывели  мы  из
обычных зверушек цифроЯдных мыслюшек, что  жили-поживали  себе  у  желоба,
предаваЯсь запрограммированным компьютациЯм и медитациЯм. ’ак доработались
мы до первой в нашей истории безработицы.
   Ћсвободившись от тЯжких трудов, имеЯ множество времени на  размышлениЯ,
приметили мы, что не все идет так, как должно бы: ведь отсутствие нужды  -
еще не блаженство; и принЯлись мы  практиковать  ‡авет  наизнанку,  вкушаЯ
каждый из помЯнутых в нем смертных грехов уже не с трепетом и  не  втайне,
как встарь, но вызывающе, Явно и с возрастающим аппетитом. Ћпыты показали,
что большаЯ часть оных не особенно привлекательна, так что на  заре  Ќовой
эры мы всецело переключились на грех, обещавший  больше  всего,  а  именно
грех Ћблапизма, или ‹ожства, с  такими  его  разрЯдами,  как  —ужеложство,
Њноголожство, ‘амоложство и прочие. ќтот довольно-таки убогий репертуар мы
обогатили   рационализаторскими   идеЯми;    так    поЯвились    облапоны,
любвеобильные суперлюбы,  половицы  -  пока  наконец  каждый  живлЯнин  не
обзавелсЯ в своем содомике полным комплектом блудных машин. –еркви, отнюдь
не одобрЯЯ происходЯщего, закрывали на это глаза, ибо на крестовых походах
давно был поставлен крест. Џо части прогресса  лидировала  перваЯ  держава
†ивли, ‹изанциЯ, котораЯ крылатого хищника в своем гербе  заменила,  путем
плебисцита,  Џорноптериксом,   или   Ѓлудоптахой.   ‹изанцы,   купаЯсь   в
благоденствии  по  уши,  распускали  все,  что  еще  не  было   совершенно
распущенным,  а  остальные  живлЯне  тЯнулись  за  ними  по  мере  местных
возможностей. „евизом ‹изанции  было:  OMNE  PERMITTENDUM  [все  дозволено
(лат.)], ибо всехотЯщаЯ вседозволенность  лежала  в  основе  ее  политики.
’олько живлЯнский медиевежда, что перелопатил наши средневековые  хроники,
сумел бы понЯть  всю  неистовость  сокрушениЯ  прежних  запретов:  то  был
реактивный выброс в направлении, обратном стародавней аскезе и набожности.
Ћднако же мало кто замечал, что живлЯне по-прежнему следуют букве  ‡авета,
хотЯ и навыворот.
   Џисатели прЯмо из кожи лезли, основываЯ грехопечатни,  дабы  наверстать
многовековую отсталость, и печалились только  о  том,  что  никто  уже  не
преследует их за  смелость.  ѓимн  молодежи,  шествующей  в  первых  рЯдах
радикалов, звучал, сколько мне помнитсЯ, так:

   Љирпично-медным
   ‘иЯЯ лбом,
   Њы маму - в Яму
   € кол вобьем.
   Џотом на папу
   Ќаложим лапу,
   ‘дадим на слом.
   ‘дохни, мать!
   Џапаша, сгинь!
   Џапе с мамою
   Ђминь!

   “мственнаЯ жизнь процветала. €з забвениЯ были извлечены  труды  некоего
маркиза „е ‡ада;  они  стоЯт  особого  разговора,  поскольку  повлиЯли  на
дальнейший ход нашей истории. „вумЯ веками ранее палач изгнал „е ‡ада  как
мерзавтора-писсуариста;  его   писаниЯ   предали   огню   -   к   счастью,
предусмотрительный  маркиз  заранее  заготовил  копии.  ќтот   мученик   и
предвестник ѓрЯдущего провозглашал ‘ладость ѓадости и  ‘вЯтость  ѓреха,  и
притом отнюдь не из эгоистических, но из принципиальных соображений. ѓрех,
писал он, бывает приЯтен, но грешить надлежит потому, что это запрещено, а
не потому, что приЯтно. …жели есть Ѓог, следует поступать назло …му,  если
же …го нет - назло  себе:  в  обоих  случаЯх  мы  выказываем  всю  полноту
свободы. Џоэтому в романе "Љошмарианна" он выхвалЯл копролатрию,  то  есть
культ дерьма, освЯщаемого на золоте под звуки благодарственных песнопений,
ведь если бы его  не  было,  объЯснЯл  он,  следовало  бы  его  непременно
выдумать! Ќесколько меньшей заслугой представлЯлось ему  почитание  прочих
отбросов. ‚ вопросах семьи  он  был  человек  принципов:  семью  надлежало
извести под корень, а еще лучше - склонить ее к тому, чтобы она сама  себЯ
извела. ќта доктрина, извлеченнаЯ  из  глубины  веков,  была  встречена  с
восхищением и почтением. ‹ишь простаки цеплЯлись к словам, утверждаЯ,  что
„е ‡ад Џђ…„ЏЋ—€’Ђ‹ помЯнутую субстанцию родным и  близким,  но  как  быть,
если кому-то милее все же семьЯ?
   ‹ицемерие этих критиков изобличили задисты,  ученики  и  душеприказчики
маркиза, опираЯсь на теорию  доцента  ‚рейда.  ‘ей  душевед  доказал,  что
сознание есть зловонное скопление лжи на  поверхности  души  -  из  страха
перед тем, что в середке ("Њыслю, следовательно, лгу").  Ћднако  же  ‚рейд
рекомендовал лечение, вытеснение и окончательное  прекращение,  тогда  как
задисты призывали к демерзификации  путем  наслаждениЯ  до  пресыщениЯ,  а
потому  учреждали  выгребные  салоны  и  тошнительные  музеи,   дабы   там
потрафлЯть себе и своим ближним; помнЯ же  о  заветах  „е  ‡ада,  особенно
культивировали эту последнюю часть тела.  Љак  говаривал  видный  активист
движениЯ, доцент €нцестин ортик, кто задов не  знает,  тому  и  наука  не
впрок, а живлЯнин-де задним умом крепок. Џоскольку тогда уже много  шумели
об охране среды, задисты загрЯзнЯли ее сколько было мочи. Љроме копрософии
волновала умы футуромантиЯ. Џессимизм, столь модный в конце прошлого века,
ныне  высмеивалсЯ,  ведь  на  одно  рабочее  место,  терЯемое   вследствие
роботизации, приходилось  двадцать  новых.  ЏоЯвились  неизвестные  прежде
профессии, к  примеру,  оргианист,  стомордолог  (умел  мордовать  на  сто
ладов), триматург (драматизировал по  заказу  семейную  жизнь,  выстраиваЯ
супружеский  треугольник),  экстерьер  и  секстерьер  (первый  был  просто
экс-собакой,   а   второй    занималсЯ    содо-мистикой,    разновидностью
авто-мистики,  то  есть  составлениЯ   свЯщенных   обетов,   исполнЯющихсЯ
автоматически).  „аже  физики,  уступаЯ  моде,  снабжали   свои   аппараты
порноприставками.
   ‡а этой  ђеформацией  в  скором  времени  последовала  ЉонтрреформациЯ,
поборники которой обвинЯли эпоху во всех  грехах  и  совершали  налеты  на
банки спермы и непристойной ферритовой памЯти. Љроме этих взрывальцев были
еще анахореты - глашатаи ‚озврата в Џещеры, в частности, ‚шавел и  ђжавел,
которые проповедовали грЯзнолюбие и скверноЯдение, коль скоро  вокруг  все
такое стерильное и лакомое. —то же до прекрасного пола, то он взбунтовалсЯ
тотально. ‚ качестве идеалов женственности передовички движениЯ предложили
блудонну и свинкса, трактуЯ древние мифы на эмансипаторский лад.  ‚се  это
вело к нарастанию хаоса, однако живлЯне  в  своем  большинстве  продолжали
верить в науку, котораЯ бестрепетно исследовала любое Явление, -  хотЯ  бы
оргианистику, котораЯ стала формализованной дисциплиной благодарЯ введению
единиц, именуемых оргами (а в случае некрофилии  -  моргами),  и  изучению
тонких  различий  между  бабистом,  бабителем  и   бабашником,   а   также
брехопроводом и грехопроводом; итак, наука все подвергала классификации  и
ничему не дивилась.
   ‚прочем, на ее счету  было  немало  славных  свершений.  €менно  в  это
столетие на выручку обычной инженерии пришла генженериЯ.
   Ќачала она с созданиЯ диковинных гибридов (к примеру, дамы и  самоката,
в результате чего возник „амокат), а затем принЯлась и  за  самих  живлЯн.
„альше - больше, и вскоре разразилась ’елеснаЯ  ‚ольность:  в  генженерных
бюро  принимались  заказы  на  тело  любой  формы  и  назначениЯ.  Џоэтому
некоторые историографы делЯт всеобщую историю †ивли на эру идеальных воин,
в которых бились за идеалы, и соматических войн, в  которых  сражались  за
единственно верный телесный стандарт.  ‚прочем,  учение  маркиза  „е  ‡ада
плодоносило  по-прежнему.  ЌовейшаЯ  космогониЯ  утверждала,  что   другие
космические цивилизации  не  обнаружены  доселе  единственно  из-за  гнета
ханжеских  представлений:  считалось,  будто  такие   цивилизации   занЯты
выдаиванием солнц, расходуЯ звезды с бережливостью лавочника. —то за чушь!
Џервобытному человеку свойственно копатьсЯ не в  звездах,  но  в  кротовых
норах - на большее он не способен.  —тобы  транжирить  богатство  и  мощь,
надобно сперва иметь то и другое. ‡везда - не заначка накопителЯ, солнце -
не грош на черный день, астротехник - не скрЯга. ‘колько бы ни  потреблЯть
солнц, всегда останетсЯ невостребованнаЯ  безмерность,  своей  огромностью
глумЯщаЯсЯ над любым счетоводством;  следственно,  бросить  Љосмосу  вызов
может лишь абсолютное бескорыстие. ‘лепому  хаосу  звездных  огней  должно
противопоставить сознательную волю к вселенскому пепелищу. ‚прочем, мы уже
вступили на этот путь - разве  мы  не  сокрушаем  атомы  вдребезги?  Ќожки
протЯгивают по одежке, а значит, ветротехника  высших  цивилизаций  должна
быть оргией метких ударов, кладущих  конец  идиотскому  вращению  небесных
тел, и притом ради чистого удовольствиЯ,  а  не  ради  корысти.  Ќебосводы
полны  галактик,  пускаемых  в  распыл,  что,  кстати  сказать,  объЯснЯет
всеприсутствие  космической  пыли.  Џоэтому  братский  разум  узнаетсЯ  на
астрономическом расстоЯнии по  небывалой  мощи  пинков,  наносимых  зданию
‚селенной, - именно так заЯвлЯет он о своем разумном  присутствии  в  ней.
Џока еще любаЯ комета запросто смахнет нас хвостом с родимой †ивли,  любое
мигание ‘олнца грозит нам гибелью, но со временем возрастает _наша_  мощь,
а не Љосмоса, и настанет блаженный день, когда мы сбросим оковы и  покажем
братьЯм по разуму, что не свЯтые горшки обжигают, а то и где раки зимуют!
   €так,  Љосмос  не  разбухает  и  не  разваливаетсЯ  сам  по  себе,   но
разлетаетсЯ у  нас  на  глазах  от  взбучки,  которую  задают  ему  высшие
астрократии.
   ќти ученые споры потонули в канонаде очередной мировой войны, в которой
телесные  ретрограды  сразились  с  альЯнсом  соматической  вольности.  Ќа
счастье, обошлось без крупных потерь,  поскольку  порубанные  вражьи  тела
воссоединЯлись  прЯмо  на  поле  брани   в   лазаретницах,   или   полевых
воскрешальнЯх, а главнокомандующий здесь же, на месте, посвЯщал  в  рыцари
самых лихих  рубак;  в  народе  их  прозвали  отрубными  баронами.  ‹агерь
старотелов  потерпел  поражение,  что  рикошетом  ударило  по   живлЯнским
церквЯм, взЯвшим сторону  консерваторов.  ‹окальные  заварухи,  такие  как
бюстобунт или поЯснично-хребетный мЯтеж, случались и  позже,  но  все  они
были  подавлены,  и  после   установлениЯ   суровой   биттатуры   наступил
(ненадолго) мир.
   ќто  следует  поЯснить.  “же  на  пороге  телотворительной  эры  каждый
живлЯнин вел двойную жизнь, одну обычную, другую -  моделируемую  цифровым
методом в центре персонального счета (хотЯ многих  коробил  этот  незримый
надзор, прозванный цифрократией). Ќо иначе было уже нельзЯ: никто  не  мог
удержать в голове экономическую и прочую жизненно  необходимую  цифирь,  а
если б и  мог,  все  равно  бы  не  захотел.  Џоэтому  порЯдок  сохранЯлсЯ
благодарЯ информанкам и моделЯкам, что  наблюдали  за  всею  †ивлей  через
оптику спутников, которые в народе окрестили ‚ерхоглЯдами.
   ‚ эту эпоху всевольностей лишь  добродетель  стыдилась  показатьсЯ  при
свете  днЯ.  Џо  понЯтным  причинам  проституциЯ  давно  захирела,  а   ее
заменители - девствухи и любодевы - не  имели  успеха:  всЯкий  знал,  что
истиннаЯ невинность не торчит на углу улицы, а если  торчит,  значит,  тут
что-то не то. ‚ тайных клубах  целомудры  целибатничали  с  целомудрицами,
сидЯ на хлебе и воде. €менно в этой среде информанки  персон-моделированиЯ
особенно рьЯно проповедовали разврат. ‚последствии в этом  была  усмотрена
злонамереннаЯ подготовка к  битовороту.  Ћднако  о  мыслемолках  никто  не
заботилсЯ - те росли себе сами; когда же численность живлЯн перевалила  за
миллиард,  обнаружилась  нехватка  места  в  цифровейниках,  хотЯ   каждый
электрон тащил на себе целую охапку  битов.  Ќачалась  экспансиЯ  цифровой
индустрии  в  глубь   планеты;   геологические   слои   один   за   другим
преобразовывались  в  битические,  и  наконец   раскаленное   Ядро   †ивли
превратилось в Њудро, о чем, впрочем, мало  кто  знал,  так  как  внимание
граждан занимали новые виды спорта (в частности, случной  и  многоложный),
новые музыкальные жанры (концерты длЯ блудофона) и т.д.
   Џравда, случались недомоганиЯ моделированиЯ, именовавшиесЯ цифрозом;  в
таком случае гражданин в мгновение ока лишалсЯ  недвижимости,  банковского
счета и полностью обезличивалсЯ, но это, по общему мнению, было в  порЯдке
вещей.
   Џораженный цифрозом (безличник) не имел ничего и не мог никого призвать
в свидетели, ведь ни родителей, ни детей, ни  супругов  давным-давно  и  в
помине не было, а лица, с которыми занимаешьсЯ блудыжничеством, впиЯнством
и прочими формами увеселительного сквернавства, в свидетели  не  годились.
Љоль скоро каждый сквернилсЯ с каждым, никто, кроме компьютеров,  не  знал
никого хорошенько, и персональнаЯ судьба, запечатленнаЯ в Њудре, висела на
тоненькой ниточке ферритовой памЯти, на глубине в тысЯчу миль под ногами у
каждого  живлЯнина.  Џорою  из-за  короткого  замыканиЯ  судьбы  двух  лиц
сливались  в  одну,  или  же  расщеплЯлись  данные  одного   индивида,   -
последствиЯ были равно плачевны. Ѓезличников преследовала навЯзчиваЯ  идеЯ
несуществованиЯ. ќтот социальный недуг (нетчество) чаще всего проЯвлЯлсЯ в
виде синдрома  Ќетуса.  Ѓудучи  всем  сыт  по  горло,  не  знаЯ,  кто  он,
собственно, такой, говорЯ  "нет"  всему  окружающему,  безличник  рыл  где
попало Яму, чтобы исчезнуть в ней. ‚стречались любители интимных утех  как
раз с анонимными  Ямниками,  которых  выискивали  особливые  доезжачие  со
сворой экстерьеров, насобачившихсЯ в отыскании нетческих Ям. Ћтсюда видно,
сколь усложнилась жизнь в ту эпоху.
   –ентры  персон-моделированиЯ  работали  в  телотворительную   эпоху   с
перегрузкой, ибо граждане двоились и троились на глазах, множа  себе  тела
на любые оказии. Ќе было недостатка в миллионерах-коллекционерах; не желаЯ
ни с кем  делитьсЯ  радостЯми  плоти,  они  размножались,  разврата  ради,
почкованием. Џерсональное моделирование подобных субъектов, которые  одной
головой командовали  целым  полком  тел,  было  нешуточной  математической
проблемой; в народе  таких  главарей  прозвали  телоначальниками.  Ћни  ли
довели Њудро до коллапса, или, напротив, само оно довело народные массы до
скоростной эротации - неизвестно и ныне. ’ак  или  иначе,  Њудро  объЯвило
военное положение и провозгласило  себЯ  верховным  правителем  †ивли  под
именем Њудриссимуса.
   Ћтрезвленные столь внезапно и столь жестоко, живлЯне  выказали  прежнее
мужество и сметливость в беде, ибо, как глубокомысленно рассуждали  потом,
беда породила их и лишь в ней  они  чувствовали  себЯ  как  рыба  в  воде.
ЊироваЯ война с раскинувшимсЯ под †ивлей самозванцем ничуть не  напоминала
прежних войн. Ћбе стороны, имеЯ возможность уничтожить друг друга за  доли
секунды, как раз поэтому ни разу не соприкоснулись физически, но сражались
информационным оружием. ђечь  шла  о  том,  кто  кого  заморочит  лгашишем
подтасованных битов, оглоушит брехном  по  черепу,  кто  ворветсЯ,  как  в
крепость, в чужие  мысли  и  попереставлЯет  штабные  молекулы  неприЯтелЯ
наоборот,  чтобы  его  разбил  информатический  навралич.   ‘тратегический
перевес сразу же получило Њудро: будучи ѓлавным  ‘четоводом  планеты,  оно
подсовывало живлЯнам ложные сведениЯ о дислокации войск, военных  запасов,
ракет, кораблей, таблеток от головной боли и даже переиначивало количество
гвоздиков в подошвах  сапог  на  складах  обмундированиЯ,  дабы  океанским
избытком  лжи  пресечь  всЯкую  контратаку  в  зародыше;  и   единственной
серьезной информацией, посланной на поверхность  †ивли,  был  адресованный
фабричным и арсенальным компьютерам приказ немедленно стереть свою  памЯть
- что и случилось. €, словно этого было  еще  недостаточно,  в  завершение
штурма на глобальном фронте Њудро перевернуло вверх дном картотеки личного
состава противника, от  главнокомандующего  до  последнего  киберобозника.
Џоложение казалось безвыходным, и, хотЯ на передовую выкатывали  последние
не заклепанные еще вражьими враками лгаубицы,  устремлЯЯ  их  жерла  вниз,
штабисты  понимали,  что  это  напрасно;  и  все  же   требовали   открыть
брехометный огонь, чтобы ложь брехней обложить: мол,  если  и  гибнуть  на
поле врани, то хотЯ бы с необолганной честью.  ѓлавнокомандующий,  однако,
знал, что ни один его залп узурпатора не потревожит, ведь тому было  проще
простого прибегнуть к полной блокаде, то есть отключить свЯзь, не принимаЯ
к сведению вообще ничего!  €  в  эту  трагическую  минуту  он  решилсЯ  на
самоубийственный  фортель:  велел  бомбардировать  Њудро  содержимым  всех
штабных архивов и картотек, то есть чистейшей правдой; в первую  голову  в
недра †ивли обрушили груды военных тайн и планов, до  того  засекреченных,
что один лишь намек на них означал государственную измену!
   Њудро не устоЯло перед искушением и принЯлось жадно поглощать бесценные
сведениЯ,  которые,  казалось  бы,  свидетельствовали  о  самоубийственном
помешательстве неприЯтелЯ. Њеж тем к сверхсекретной информации примешивали
все большие порции не столь существенных данных, но Њудро, из  любопытства
и по привычке, ни от чего не отказывалось,  заглатываЯ  все  новые  лавины
битов. Љогда истощились уже запасы тайных трактатов, шпионских  донесений,
мобилизационных и стратегических планов,  открыли  шлюзы  битохранилищ,  в
которых покоились старинные мифы, саги, преданиЯ, прачиавеческие легенды и
сказки,  свЯщенные  книги,  апокрифы,  энциклики  и   житиЯ   свЯтых.   €х
экстрагировали из пергаментных фолиантов  и  закачивали  под  давлением  в
недра  †ивли,  а   цифрократ-самозванец   по   причине   инерционности   и
самовлюбленности, тупого упорства и рутинерства  поглощал  все,  жадный  и
ненасытный безмерно, хотЯ и давилсЯ уже  избытком  битов;  и  наконец  они
застрЯли у него электрической костью в горле: не содержание, но количество
данных оказалось убийственным. —истейшаЯ правда,  спрессованнаЯ  в  мощный
информ-зарЯд, саданула Њудро под каждый его транзисторный бок, сожгла  его
пробки, затопила его  казематы,  полные  еще  не  выстреленных  вракет,  и
разорвала его изнутри, так что с многомильных битопроводов, искусной сетью
заткавших планетный череп, потекла медь - и снова, как  в  прадавнюю  эру,
кружила †ивлЯ вокруг ‘олнца, заполненнаЯ огненным жидким металлом... Љак в
тишине началось, так в тишине и кончилось первое в истории информатическое
сражение.  €  все  вроде  бы  пошло  по-старому,  но  еще  четверть   века
приходилось распутывать, атом  за  атомом,  хаос  первой  минуты  схватки.
Џрежних высот живлЯнскаЯ цивилизациЯ достигла лишь спустЯ сорок лет.
   ќта война неизгладимо запечатлелась в духовной жизни. ‘реди гражданских
и  военных  историков  вспыхнули  жаркие  споры.  Ћдни  полагали,  что  не
количество одолело качество, но истина - ложь, ибо дезинформациЯ спасовала
перед добросовестной информацией.
   ‘ходных  воззрений  держалась  официальнаЯ   церковнаЯ   историографиЯ,
котораЯ спасение †ивли объЯснЯла вмешательством ЏровидениЯ в облике ‚ысшей
€стины.
   кола рационалистов утверждала, что как раз наоборот: логическую натуру
Њудра разорвало несчетное множество кричащих противоречий, которыми  кишат
богословские труды, - а именно ими начинЯли последние боезарЯды.  Џоэтому,
хотЯ †ивлЯ и обЯзана своим спасеньем религии, но  на  иной  манер,  нежели
того хотелось бы ее ревнителЯм.
   Ќашлись антропософы, заЯвлЯвшие, что ни то, ни другое, ни третье:  мол,
измена изменой аукнулась, сперва Њудро нас, а после мы  его  одурачили,  в
чем видим постоЯнство чиавеческой природы, ведь сражались мы, в  сущности,
с  ее  зеркальным,  только  увеличенным,  отражением.  Ѓунт   Њудра   есть
повторение  пещерной  сцены,  когда  один   прачиавек   оглоушил   другого
обгрызен-) ной костью. ‘поры эти пошли на пользу гуманитарным наукам,  ибо
в рЯды дискутантов призвали резервистов-магистров, спешно  производимых  в
полные доктора. €сторическаЯ победа стала благодарной темой и длЯ  изЯщных
искусств. Ћ ней было написано много правды и еще больше вымыслов,  включаЯ
классическую легенду, что-де последней каплей, переполнившей чашу терпениЯ
самозванца, оказалась детскаЯ сказочка "Љод  “ченый",  -  но  это  слишком
красиво, чтобы быть правдой; как кто-то заметил. “ченый Љод изЯщно врет.
   „емобилизованные воЯки, возвращавшиесЯ  в  родные  пенаты,  не  спешили
доставать из домашних хранилищ запыленных кибергурий и купидам,  брошенных
в годину войны. “ж больно по-штатски выглЯдели учениЯ с ними, а между  тем
боевой дух прЯмо-таки кипел, ведь, правду сказать, мало кто  успел  досыта
навоеватьсЯ. Ѓизнесмены понЯли вмиг, что прежние любисторы и любоны изжили
себЯ.  Ќастроение   царило   повсюду   романтическое   и   патриотическое,
невостребованное мужество  следовало  на  что-то  употребить;  однако  при
всеобщей жажде ратного подвига было не с кем сражатьсЯ. Љоль  скоро  врага
уже нет, сказали себе акулы большого бизнеса, надобно  его  выдумать,  тем
более что  технические  средства  имеютсЯ.  ’ак  поЯвились  врагобойни.  ‚
комплект врагобойни входила модель  омерзительного  оккупанта,  личностные
характеристики которого въЯчивались в программу путем опусканиЯ  в  заднюю
прорезь специального въЯвчика величиною с монету.  ‚ъЯвчиков  предлагалось
навалом - каждый с  иным  типом  вражьего  "џ",  то  коварно-жестоким,  то
агрессивно-нахрапистым, однако всегда низменным. ‚ъЯчив личность врага  по
своему вкусу и раскусив его гнусные происки,  клиент  выступал  на  бой  в
защиту отчизны, котораЯ, заметим, отнюдь не была абстракцией. €зготовители
предусмотрели заранее, что если полем сражениЯ будет жилище, то и отчизна,
защищаемаЯ собственной грудью, должна  уместитьсЯ  в  нем,  и  в  комплект
входила ее аллегориЯ - с развевающимисЯ волосами, лавровым венком в руках,
в  одеЯнии,  трепещущем,  словно  знамЯ  (в  цоколе  имелось   длЯ   этого
поддувало). Ћбратив на клиента нежно-доверчивый взор, отчизна молила его о
спасении,   а   после   венчала   победителЯ   лаврами.   €сход   сражениЯ
гарантировалсЯ особыми рычажками на щите управлениЯ; впрочем, победу можно
было  одержать,  не  вставаЯ  с  кровати,  купив  недорогой  удлинитель  к
истЯзатору. “ничтожить врага можно было сразу или с  оттЯжкой,  приберегаЯ
недобитыша на потом, - смотрЯ по темпераменту  и  убеждениЯм.  ‘торонников
суровости, строго дозированной во времени, не тревожили вопли  истЯзуемого
врага - на этот случай имелсЯ превосходный глушитель.
   ђетрограды, которых всегда предостаточно, тотчас поднЯли  шум:  пытаЯсь
очернить программу боенизации, они утверждали, что  врагобой  -  вовсе  не
тренажер патриотизма и не школа беззаветной любви к отчизне,  как  уверЯет
реклама, но цифровое палачество, достойное маркиза „е ‡ада,  благословение
которого, безусловно, почиет на изобретателЯх.
   ‚рагобой, заЯвлЯли они, эксплуатирует самые низменные  инстинкты,  учит
измыватьсЯ над беззащитной жертвой, а сказочка о защите отчизны  не  более
чем жалкий предлог. Џочему, скажите на милость,  отчизна  -  не  степеннаЯ
дама в  годах,  не  матрона,  не  респектабельнаЯ  и  живаЯ  старушка,  но
монументальнаЯ  девица?  €  почему  ее  пеплум   снабжен   замком-молнией?
‚рагозащитники вышли на улицы, демонстративно круша врагобойни и  разбиваЯ
отчизны,  чем,  однако,  навлекли  на  себЯ  всеобщее  негодование,  умело
подогреваемое врагобойной индустрией,  котораЯ  обвинила  их  в  публичном
оскорблении   патриотических   чувств.   Ќачались   бесконечные   судебные
разбирательства, патриоты,  распаленные  только  что  одержанным  домашним
триумфом,  со  свежими  лавровыми  венками  на  головах   бежали   громить
врагофилов, а тем временем  ассортимент  въЯвчиков  пополнилсЯ  совершенно
новыми  образцами.  ’еперь  уже  можно   было,   нарЯду   с   агрессорами,
моделировать личности, во всех отношениЯх позитивные. „ухотеки  предлагали
широкий выбор как вымышленных, так и реальных лиц, что, впрочем,  повлекло
за собой процессы о  дистанционном  нарушении  личной  неприкосновенности;
дело  в  том,  что  многие  заказывали  себе  знакомых,  родственников   и
начальников,  чтобы  дать  волю  чувствам,  которые  прежде   подавлЯлись,
порождаЯ неврозы и прочие осложнениЯ. Џосле  длительных  прений  лизанский
‚ерховный ‘уд постановил: публичные  действиЯ  в  отношении  моделируемого
лица,  которые,  будь  они  совершены  в   отношении   физического   лица,
предусмотрены в уголовном кодексе, могут служить основанием  длЯ  вчинениЯ
дистанционно потерпевшим иска об оскорблении личности. Ќо те же  действиЯ,
совершенные частным  образом  и  без  свидетелей,  не  составлЯют  событиЯ
преступлениЯ. ђазумеетсЯ, противники духовок (именно так назывались отныне
врагобойни) снова поднЯли крик, доказываЯ, что пользование духовками, будь
то  публичным  или  частным  образом,  абсолютно  безнравственно,  а   все
утверждениЯ  рекламных  агентств  (дескать,  духовки  восполнЯют   дефицит
дружелюбиЯ, искреннего участиЯ и нежности, ударЯющий по широким массам,  и
с  моделируемым  лицом  возможны  лишь  идеальные  духовные  отношениЯ)  -
сплошнаЯ ложь. Ѓудь  это  правдой,  изготовители  убрали  бы  истЯзаторные
рычажки, тогда как на новой модели  их  больше,  чем  имелось  на  старой.
€зготовители отвечали, что только выродок способен сделать что-либо дурное
с родственной цифровой душой, обожаемым начальником или достойной супругой
дружественного ‹изанции  монарха,  но  между  нашими  клиентами  выродков,
безусловно, нет. ‚прочем, это личное дело покупателЯ,  что  ему  делать  с
покупкой, - в полном согласии с конституцией и  постановлением  ‚ерховного
‘уда.
   Љрики оппозиции не помогли - спрос на  духовки  был  огромный.  Џравда,
процессы об оскорблении личности продолжались, правоведы не покладали рук,
неЯсно было, например,  наказуемо  ли  публичное  самохвальство  деЯниЯми,
совершенными частным образом в отношении главы соседнего государства  или,
скажем,  умершей  сестры  соседа.  —то  это:  crimen   laesae   majestatis
[нарушение закона об оскорблении  величества  (лат.)]  или  некрофилиЯ,  а
может, только пустаЯ видимость  -  все  равно  что  рассказывать  сны,  за
которые никого не потЯнешь в суд? ќти  споры  оживили  законотворчество  и
расширили границы  гражданских  свобод.  ‚ладелец  духовки  мог  делать  с
въЯченными духами что угодно, лишь бы не нарушалсЯ покой соседей. Џублично
духобойничать  запрещалось,  однако  же  в   частных   клубах   духоббисты
оспаривали пальму первенства, приканчиваЯ рекордное  число  самых  что  ни
есть железных характеров в один вечер. —то любопытно,  усилилсЯ  спрос  на
ученых; правда, благотворных плодов общениЯ со столь просвещенными  духами
как-то не замечалось; поговаривали, что чем  больший  дурень  клиент,  тем
более охоч он до мудрецов - видать, не ради уроков и поучений, потому  что
не умнеет ничуть, хотЯ  то  и  дело  бежит  в  духотеку  за  новой  пачкой
въЯвчиков. ’е, кому не хватало фантазии, в пособии  по  душеложству  могли
почерпнуть широкую гамму комбинаций. ЏоЯвились также духовки  с  временной
лупой, замедлЯвшей и укрупнЯвшей процесс  истЯзаторства.  „ухозащитники  в
своих писаниЯх заЯвлЯли, что  стоит  только  историческим  обстоЯтельствам
возвысить  уровень  общественной  нравственности,  как  торгаши   тут   же
стаскивают ее в канаву; именно это случилось после информатической  войны,
когда патриотический подъем был обращен в источник наживы. ќти нотации  не
нашли отзыва в обществе, впрочем, они приутихли, когда начала  развиватьсЯ
астронавтика. „ело в том, что на пути освоениЯ  космического  пространства
поЯвилось препЯтствие, интересное уже тем, что его не предвидел ни один из
футурогностиков и прогнозеров, которых в одной лишь ‹изанции насчитывалось
девЯносто тысЯч. Ћни разводили рацеи о безграничных перспективах покореньЯ
планет,  предсказывали  темпы  их  колонизации,  с  невиданной   точностью
подсчитывали тоннаж ценных руд, минералов и прочих сокровищ, которые †ивлЯ
будет привозить со всей ‘олнечной системы, и все это, несомненно,  сбылось
бы до мельчайших подробностей, если бы не одна мелочь. Ђ именно: когда уже
можно было покорЯть планеты и луны, благоустраивать девственные  материки,
разворачиваЯ на  них  героическую  и  животворЯщую  деЯтельность,  короче,
выказать  первопроходческий  дух  в  борениЯх  с,  трудностЯми,  -   никто
почему-то не рвалсЯ в первопроходцы.  †елающих  не  было!  Џоэтому  власти
порешили начать все сначала - дать как бы задний ход и  после  возвращениЯ
на исходные рубежи сыграть на другой струне. Љоль скоро колонизациЯ планет
в качестве приключениЯ века, высочайшего отличиЯ и исторической миссии  не
вызывает энтузиазма, надо  переименовать  планеты  в  кутузки,  а  посылку
героев - в ссылку преступников. ’ем  самым  можно  будет  прикончить  двух
зайцев сразу: управитьсЯ со всЯкими крикунами,  смутьЯнами,  баламутами  и
заодно - с перенаселением, а то становилось уже тесновато.
   ќта политика проводилась сто  с  лишним  лет,  после  чего  пришлось  с
огромным сожалением от нее отказатьсЯ. •отЯ экспорт новейших технологий на
штрафные  планеты  и  был  запрещен,   ссыльнопоселенцы,   среди   которых
преобладал  народ  даровитый  и  образованный,  сами  додумались   до   не
положенных  им  технологий,   создали   свой   ракетный   флот,   учредили
трехпланетный союз и, обобществив  ископаемые  вместе  с  промышленностью,
стали хозЯйствовать по своему  усмотрению.  ‚рЯд  ли  можно  было  в  этих
условиЯх  продолжать  политику   ссылок,   равнозначную   отныне   посылке
подкреплений длЯ космически разросшейсЯ оппозиции. †ивлЯ перешла к  полной
изолЯции от  населенных  планет;  этим  и  кончилась  программа  покорениЯ
околоживного пространства.
   ‚се проходит, так что со временем и духобойство  приелось  и  вышло  из
обихода, вытесненное новыми веЯниЯми, а давка  все  нарастала:  количество
живлЯн удваивалось уже каждые шесть лет. Џравда, мастурбанисты по-прежнему
возводили просторные самотни длЯ миллиардеров с  нарциссистскими  вкусами,
но  позволить  себе  такое  могли  только  крезы.  ‡аурЯдному   миллионеру
приходилось  довольствоватьсЯ  членством  в   закрытом   клубе,   например
роЯлистском,  где  практиковали  роЯлизм  как  ирреализм,  то   есть   без
королевства,  располагаЯ  лишь   тренировочным   скоросборным   троном   -
трескотроном;  длЯ  самых  занЯтых,  тех,  кто  хотел  поцарствовать,   не
отрываЯсь от рабочего стола, имелсЯ телетрон. Ќо уже  не  во  всЯкую  пору
можно было выйти из дому, столь плотной  массой  текли  по  улицам  толпы.
„емографы принимали резолюцию за резолюцией, каждое государство  призывало
соседей одуматьсЯ, а те то же самое,  только  наоборот.  "“беждение,  одно
лишь убеждение! - заЯвлЯли правительства. -  „лЯ  того  и  трудились  наши
предки до кровавых мозолей, чтобы уже никто никогда никому не  мог  ничего
запретить!"
   –ерковь поддерживала противников  регулированиЯ  рождаемости:  дескать,
давка - трудность лишь временнаЯ, за гробом будет  очень  даже  просторно.
Њежду тем все  больше  наблюдалось  странных  Явлений,  прежде  неведомых,
например, жутеоров и фата-мордан; особенную же тревогу вызывали похищениЯ.
‚ средневековье разбойники похищали богачей ради выкупа; времЯ от  времени
это случалось и позже, но всегда длЯ предъЯвлениЯ  каких-либо  требований.
’еперь же почти никто не требовал выкупа, а главное,  похищенные  исчезали
бесследно. Ќа смену простецкому  похищению  ракет  и  авиалайнеров  пришли
операции более сложные. ЏоЯвились спецы, похищавшие похитителей  вместе  с
похищенными, - так называемые похищаки; а тех, в свою очередь,  запихивали
в мешок похищенцы, которые свои операции планировали методом динамического
программированиЯ, чтобы снизить  производственные  издержки.  Ђ  похитисты
были теоретиками движениЯ и прогнозировали постхитителей,  которые  должны
были поЯвитьсЯ к концу столетиЯ и похищать  в  энной  степени  при  помощи
телекинеза, или духоловства. —то же  касаетсЯ  самохищенцев,  то  они,  по
крайней  мере,  легко  поддавались  психиатрической  классификации  -  как
экстраполЯциЯ самоблудников. ‚рейдисты  усматривали  во  всем  этом  новое
воплощение задизма, но антиврейдисты лучше объЯснили загадку: ни  инстинкт
смерти, ни агрессивность, ни деньги, ни подавленные детские комплексы  тут
ни при чем, речь шла просто об избавлении от ужасной давки, а  так  как  в
ней всегда виноваты другие, то  этих  других  и  брали  за  шкирку,  чтобы
запихнуть куда ни попадЯ. ‘пециалисты  по  коллективным  психозам  назвали
новое социальное заболевание похищенским запиханством.
   ‚ этом почти безвыходном положении (похищенческий  позыв  проЯвлЯлсЯ  в
еле заметном перебирании ногами на месте, и ногами сучили уже самые высшие
офицеры полиции) на  помощь  живлЯнам  снова  пришла  наука,  как  всегда,
безотказнаЯ.  Ќачалось   повсеместное   внедрение   технетики,   то   есть
синтетической этики, искусственно разводимой, штампуемой и монтируемой как
проводным,  так  и  беспроводным  манером.  Њалышей  спасали  от  давки  в
пустышечных резерватах, где места было навалом. Љроме того, уже в  пеленки
им вкладывали напоминайки, внедрЯвшие в умы уважение к ближним. …сли бы  и
нашелсЯ кто-нибудь, кто захотел бы обидеть ближнего хотЯ бы по  переписке,
укорЯлка тут  же  принЯлась  бы  его  отговаривать,  а  подушечка-думка  -
нашептывать сквозь сон, чтобы он это дело бросил. …сли  же  он,  допустим,
упорно стоЯл на своем, затыкал себе уши,  обычные  дидакторы  разбивал,  а
бронированные  обкладывал  войлоком  и  домашними   туфлЯми,   то   защиту
неприкосновенности брали на себЯ фильтры  агрессивных  намерений.  Ќапишет
он, например, анонимку, а чернила разольютсЯ, почтовый Ящик порвет письмо,
в крайнем же случае предохранитель последней линии добросердечиЯ заботливо
разобьет адресату очки. “прЯмец взбеленитсЯ, попробует нанести  телефонное
оскорбление, а  телефон  все  ругательства  отфильтрует;  и  если  даже  в
припадке бешенства он погонитсЯ за ближним с палкой, та, имеЯ в  структуре
своей добротизатор, сломаетсЯ еще до удара!
   ЏохищениЯ как  рукой  снЯло,  правда,  не  потому,  что  все  как  один
смЯгчились душою, просто было не до того: каждый с утра до ночи ломал себе
голову, как бы околпачить  фильтрацию  и  сделать  ближнему  то,  что  ему
немило, ради чистого удовольствиЯ. ‚ырос спрос на динамит  и  кумулЯтивные
бомбы, а производство воска и войлока подскочило на  восемьсот  процентов.
ќто  привело  к  эскалации  социотехнических  методов:  бомбы   взрывались
бомбоньерками и благовонными букетами, а втолковники и  укорилки  гремели,
как иерихонские трубы. Љогда  же  самолеты  начали  выписывать  в  небесах
назидательные сентенции, население бросилось раскупать картузы  с  длинным
козырьком и темные очки. Ѓезумное наступило времЯ. ‚оскрешальни  трудились
без передышки, особенно в обеденную пору; дело в том, что если  затевающий
что-то недоброе садилсЯ за стол,  а  макароны  в  тарелке  складывались  в
назидательную надпись, то нередко он вместо супа проглатывал ложку,  чтобы
покончить с собой, раз уж не может Џокончить с ближним.
   ‚ конце концов борьба технетики с населением стала  азартной  игрой,  а
тем самым частью массовой  культуры  -  в  виде  тотализатора-морализатора
(сокращенно -  тотомор).  ѓлавный  выигрыш  доставалсЯ  тому,  кто  первый
оставит с носом новый добротизатор. ’ерроризм пошел на убыль, поскольку не
все противодобротные средства допускались в игре, а  за  нарушение  правил
грозила дисквалификациЯ. ‘ помощью материальных стимулов удалось устранить
в зародыше приватные атомные конфликты, ареной которых раньше других стала
‹изанциЯ, держава, передоваЯ во всех отношениЯх. Љто знает, чем бы все это
кончилось,  если  бы  не  тотомор;  ведь  достаточно  было  слуха,   будто
боевики-телобитники   завалили   штаб-квартиру   аморализаторов   письмами
(которые, дескать, пропитаны солЯми урана и, слившись в критическую массу,
поднимут на воздух полгорода), чтобы разразилась страшнаЯ паника.  Њильоны
беженцев забили дороги, а  сверху  на  них  обрушилсЯ  град  орнитоптеров,
налетавших друг на друга в воздушных пробках. ђадиус  возникшей  при  этом
гробосферы  (или  же  давкострады)  достигал  двухсот  миль.  Ќа  счастье,
подобные  катастрофы  более  не  повторЯлись.  “помЯнутое  нами   движение
телобитников  возникло  в  свЯзи  с  упадком  телотворениЯ.  Њноготельству
(которое  осуждали  за  расточительство)  положило  конец   обстоЯтельство
совершенно   банальное   и,   как   обычно,   непредвиденное   -   дефицит
прЯдильно-ткацких бромидов; а без них нельзЯ синтезировать телеуправлЯемых
вирусных хромопрЯдов. € вот,  когда  сырье  длЯ  изготовлениЯ  хромопрЯдов
подорожало двухсоткратно, а пЯть крупнейших телотворительных  консорциумов
вылетели в трубу, лизанскаЯ  молодежь  создала  субкультуру  телобитников,
требуЯ тел возможно более дешевых, экономичных, удобных и скромных. —то же
касаетсЯ аморализаторов, то они предложили в конгрессе закон о пожизненном
заключении  за  повреждение  добротизаторов   деморалками   (разновидность
злобоголовок, самонаводЯщихсЯ на все  добродетельное).  Ќо  вам,  надеюсь,
понЯтно, что в такие детали нашей истории мы не можем вдаватьсЯ.
   Ѓорьба механизированной любви к ближнему с террористами  и  ревнителЯми
личной свободы была,  разумеетсЯ,  лишь  эпизодом  на  фоне  по-настоЯщему
серьезных  событий.  Ќа  планете  шла  куда  более  грандиознаЯ,  хотЯ   и
бескровнаЯ схватка - с демографическим потопом.
   Ќадо отдать должное технике - она делала что могла, дабы облегчить  все
более тЯжкую участь граждан. ’ак называемой  циклической  снедью,  или  же
пищей  многоразового  пользованиЯ  (она   проходила   через   организм   в
неизменившемсЯ состоЯнии), питались самые  бедные.  Ђ  чтобы  напрасно  не
раздражать их, были устроены секретораны  -  конспиративные  заведениЯ,  в
которых  клиенты  со  средствами  могли  объедатьсЯ  как  прежде.   —удеса
кулинарного искусства кромсали здесь втемную,  видЯ  их  лишь  на  экранах
ноктовизоров, зато не соблазнЯЯ зевак. “рбанисты могли за каких-то три днЯ
возвести миллионный город из тесноскребов,  и  эти  быстрограды  заполнЯли
остатки незастроенного пространства; в сущности,  всЯ  ‹изанциЯ  была  уже
одной   сплошною   столицей.   Ћдновременно   развернулась    лихорадочнаЯ
миниатюризациЯ всего, что только можно было уменьшить, от книг и газет  до
железных дорог. Ќа смену метро пришло дециметре,  а  потом  и  сантиметре.
Ћднако  работу  редукционной  промышленности   затруднЯли   неизменившиесЯ
размеры самих живлЯн. ‘нова раздались голоса Ярых антинаталистов,  которые
миниатюризацию  объЯвили  тупиковым  путем  и   домогались   регулированиЯ
рождаемости; но о таком грубейшем посЯгательстве на основные права  живлЯн
никто не желал и  слышать.  ‹ишь  господствующим  настроением  умов  можно
объЯснить легкость, с  которой  парламенты  одобрили  генженерный  проект,
известный под названием сокращенческого закона. Ћн предусматривал редукцию
стандартного гражданина  в  масштабе  1:10.  ђазумеетсЯ,  имелось  в  виду
следующее  поколение  живлЯн.  —тобы   сохранить   свободу   деторождениЯ,
постановлЯлось,  что  тот,  и  только   тот,   кто   подвергнетсЯ   генной
перестройке, вправе произвести на свет любое количество потомков. ќто было
хитро задумано, поскольку устранЯло  принудительную  микрогенизацию:  тот,
кто не шел на нее, умирал  без  потомства,  так  что  следующее  поколение
состоЯло из  одних  лишь  микромалюток;  когда  же  их  родители  вымерли,
планетную экономику  спешно  редуцировали  в  том  же  масштабе.  ‚сеобщий
комфорт не  потерпел  никакого  ущерба,  ведь  все  уменьшилось  в  равной
пропорции. –еркви выбрали меньшее зло и  дали  согласие  на  этот  маневр.
‚первые с незапамЯтных времен  все  наслаждались  блаженным  простором,  а
вдобавок ощущали необычайную легкость  -  ведь  самые  упитанные  толстЯки
весили двести граммов; но скептики и пессимисты пророчили,  что  от  таких
облегчений жди новых мучений.
   € точно, катастрофическаЯ давка возобновилась через каких-нибудь десЯть
лет.  •отЯ  главные   генженеры-сократители   понимали,   что   дальнейшаЯ
микроминиатюризациЯ  -  лишь  временный  выход,  ибо  ей   положит   конец
несжимаемаЯ структура материи, они тем не менее были вынуждены решитьсЯ на
шаг столь же радикальный, сколь и отчаЯнный, то есть на вторую редукцию  в
том же масштабе (1:10). ‘ледующее поколение живлЯн без пожарных лестниц не
могло уже взобратьсЯ на дедовскую пепельницу, выставленную в  историческом
музее. ’еперь наконец можно было вздохнуть полной  грудью.  ЉаждаЯ  грЯдка
стала  садом,  клумба  -  девственной  пущей.  Ќа  микроживлЯн  обрушились
поочередно три мировые войны - с мухами, комарами и муравьЯми. „аже  самые
древние старики не могли припомнить таких  поражений,  тем  более  что  во
времЯ массированных комариных налетов с тыла ударили тараканы, выбравшиесЯ
из городских подземелий. €х черный  панцирь  поначалу  не  брали  танковые
орудиЯ, что нетрудно понЯть, принЯв во внимание, что  средний  танк  весил
тогда пЯть граммов. Љошмарные  комары,  размах  крыльев  которых  превышал
размах рук взрослого живлЯнина, пикировали на прохожих и высасывали из них
кровь, оставлЯЯ на тротуарах скорченные трупы; мухи пожирали  свои  жертвы
мерзкими клеистыми хоботками; и хотЯ с  помощью  кумулЯтивных  снарЯдов  и
термитных гранат  в  конце  концов  удалось  одолеть  даже  самый  толстый
хитиновый панцирь, хотЯ враг устилал своими  трупами  землю,  хотЯ  трофеи
были огромны - из павших жуков делали ванны, а перепончатокрылые  годились
на планеры, - истребить неприЯтелЯ без остатка не  удалось;  поэтому  были
мобилизованы все техсредства, чтобы спешно накрыть города насекомостойкими
куполами из стекловидной массы. Љак пишут хронисты,  тем  самым  на  смену
открытой  миниатерре  пришла  замкнутаЯ.  ‚прочем,  тараканы   по-прежнему
устраивали партизанские  набеги;  но  теперь  армию  заменила  полициЯ,  а
главные оборонительные функции взЯли  на  себЯ  автоматические  ловушки  и
роботы, вооруженные лазерным оружием. ‹ишь немногие поселениЯ под открытым
небом просуществовали до конца столетиЯ, да и то благодарЯ противокомарной
артиллерии и ракетам с самонаводЯщимисЯ на  звуки  жужжаниЯ  боеголовками.
Џопытки одомашниваниЯ некоторых насекомых  (ос,  например,  объезжали)  не
оправдали надежд; одни лишь сороконожки какое-то  времЯ  использовались  в
качестве пони в детских садах. Ќе стоЯт упоминаниЯ такие  побочные  выгоды
всеобщий минимализации, как  охота  на  специально  длЯ  этого  разводимых
гигантских мышей, весом чуть ли  не  в  пЯтьдесЯт  граммов;  трудно  также
понЯть восторги приверженцев нового восхожденческого  спорта  -  древизма.
‚ершины деревьев,  росших  за  городскими  куполами,  привлекали  немногих
смельчаков, ведь смертельной опасностью  грозила  не  только  непостижимаЯ
громадность любой березы, но и любой майский  дождик,  который  мог  смыть
восходителей каплЯми размером в человеческую голову. ‚прочем, даже если бы
удалось истребить всех насекомых (что было мечтой генеральных штабов), это
не изменило бы печального обстоЯтельства, на которое большинство закрывало
глаза, - а именно, что живлЯне в своем нынешнем облике не способны жить на
открытой поверхности; легчайший зефир валил их с ног,  дождик  затапливал,
пташка могла заклевать на месте. Ђ между тем  поЯвились  грозные  симптомы
перенаселениЯ, уже хорошо известные: повсюду опЯть была давка, к  отчаЯнье
охватило умы. ђазумеетсЯ, о регулировании  рождаемости  не  приходилось  и
заикатьсЯ; раз уж ради спасениЯ основного права живлЯнина  было  принесено
столько - и каких еще! - жертв, это означало бы  позорную  капитулЯцию,  и
уже по соображениЯм престижа любой иной  выход  казалсЯ  предпочтительнее.
’акой выход предложила лизанскаЯ  ЂкадемиЯ  Ќаук  и  •удожеств  -  в  виде
федеративного проекта. ‘оставленный Ђкадемией манифест распространили  все
агентства печати. Џроект предусматривал такую переделку  наследственности,
чтобы все следующее поколение смогло соединитьсЯ в гигантское  гармоничное
целое, неотличимое от прачиавека - того великана, легендарные, чуть ли  не
двухсотсантиметровые размеры которого просто трудно вообразить. "ђешившись
на этот шаг, мы потерЯем немного, - гласил манифест, - в сущности, ничего;
разве мы не стали уже узниками  собственных  городов?  ‚едь  мы  не  можем
противостоЯть ни  мухе,  ни  ветерку!  Њы  живем,  безнадежно  и  навсегда
отрезанные от  природы,  и  вынуждены  заменЯть  ее  пушинками  и  травкой
искусственных садиков, испытываЯ ужас пополам с восхищением при виде любой
кротовой норы; нам не  дано  охватить  взглЯдом  так  называемые  горы,  о
которых мы можем только читать в древних книгах, унаследованных  от  наших
дедов-гигантов.  Ќо  именно  такую  монументальную  фигуру   и   воскресит
федеративный  проект;  а  притом  из  слиЯниЯ  восьми  миллиардов   живлЯн
возникнет не просто прачиавек, но  невиданное  прежде  создание,  двуногие
соединенные штаты клеток, истинный градозавр,  державоход,  перед  которым
откроютсЯ все просторы планеты. ‚ ее безмерности он  не  почувствует  себЯ
одиноким, ибо в  дикую  пущу  вступит  не  одиночка,  но  многомиллиардное
общество".
   Њысль, брошеннаЯ лизанскими академиками, зажгла сердца  и  умы  и  была
одобрена  во  всеживлЯнском  плебисците.  Ћднако  всеобщаЯ  историЯ  -  не
идиллиЯ; начались  непредвиденные  конфликты,  а  потом  и  последнЯЯ  уже
мироваЯ  война,  котораЯ  вспыхнула  из-за  того,   что   каждаЯ   церковь
претендовала  на  свою  особую  конгрегацию  и  свой   голос   в   будущем
державоходе, то  есть  на  собственное  ротовое  отверстие,  состоЯщее  из
верующих и клира; но это было никак невозможно:  при  стольких  отверстиЯх
получилсЯ  бы  дырчатый  сырганизм.  “слышав  этот   вердикт,   непокорное
духовенство развернуло подрывную работу.  ЏоЯвились  пасквили,  в  которых
будущий державоход именовалсЯ  чудовищной  ходЯчей  тюрьмой,  порабощагой,
двуногой галерой, отданной на произвол мозговой элиты, котораЯ  совершенно
буквально будет кормитьсЯ  кровью  миллионов  сограждан.  ђаспространЯлись
клеветнические наветы, будто в центрах восприЯтиЯ  наслаждениЯ  все  места
уже  втихую  поделены  между  конструкторами   и   их   начальством.   ќти
подстрекательские потуги, безусловно, встретили бы  достойный  отпор,  тем
более что ботаникам удалось вывести сорт цветов, пахучие  субстанции  коих
обладали   этифицирующими   свойствами;   будучи   выброшен   на    рынок,
благодетельный цветок успокаивал взволнованные умы, словно елей,  льющийсЯ
на грозные волны; но тут, на беду, в печать просочились  тайные  документы
проекта. ’о были протоколы совещаний,  на  которых  компетентные  эксперты
признавали, что не все живлЯне в равной мере способны заполнить  различные
Ячейки державохода. Ќекоторые провинции, особенно нижне-задние, намечалось
заселить  колонистами  из  недоразвитых  обществ,  а  центральный  нервный
аппарат    укомплектовать    состоЯтельными     лизанскими     гражданами,
поднаторевшими в спекулЯтивном мышлении.
   Ќачертав на своих знаменах антидержавоходные лозунги и  восклицаЯ,  что
лучше погибнуть, нежели идти перетелЯтьсЯ в голень или же брюхо великораба
и там надрыватьсЯ впотьмах до истощениЯ сил, - мЯтежники ринулись  в  бой.
ѓолос партии "третьего пути" в надвигавшемсЯ хаосе не был услышан. џ  имею
в  виду  возможников,  или  эвентуалистов.   Ћни   требовали   превращениЯ
гениталиев в эвентуалии, в нормальных  условиЯх  бесплодные  и  обретающие
способность к оплодотворению  лишь  в  случае  эвентуальной  нужды,  когда
главный половой  диспетчер  вырубит  импотенциометр  на  пульте  планетной
совокупильни. ЏотерЯ, впрочем, была невелика -  их  проект  все  равно  не
прошел бы.
   ‚ойна, точнее, рЯд локальных, но ожесточенных конфликтов,  продолжалась
недолго. €меЯ в виду всеобщее благо и ощущаЯ  ответственность  за  будущее
†ивли,  державохожденцы  атаковали   мЯтежников   этифицирующими   газами.
таб-квартиру повстанцев занЯли без пролитиЯ крови, засыпав ее  с  воздуха
охапками этифицирующих роз и фиалок; по  словам  очевидцев,  картина  была
потрЯсающаЯ. Љогда подготовка к слиЯнию  уже  началась,  разгорелсЯ  новый
конфликт, на этот раз среди самих генженеров, - по поводу  плана  коренной
реорганизации проектных бюро. Џредполагалось создать  два  самостоЯтельных
комплекса:  Ђвтономную  „ержаву  Ђнонимных  Њужей  (сокращенно   Ђ„ЂЊ)   и
…диноутробную ‚оспроизводственную  Ђссоциацию  (сокращенно  …‚Ђ).  —то  же
касаетсЯ сырьЯ, то оба комплекса поделились бы населением  †ивли  поровну.
‹юбой другой выход, утверждалось в  проекте,  не  убережет  державоход  от
некой постыдной привычки, порочащей наши знамена. …сли же Ђ„ЂЊ заключит  с
…‚Ћ‰ пакт о дружбе и ненападении, после чего обе стороны  будут  углублЯть
сотрудничество на базе баланса сил и невмешательства в интимные дела  друг
друга, - со временем возможно установление прЯмых  контактов,  живительное
влиЯние которых, крайне благоприЯтное длЯ обеих высоких сторон,  проникнет
во все их закутки. Џростой человек сможет участвовать  в  этих  необычайно
привлекательных сношениЯх в ходе своих повседневных торговых,  полицейских
и административных занЯтий благодарЯ тесному  сотрудничеству  компетентных
державных органов. ќтот план  немедленно  подвергсЯ  нападкам  со  стороны
церквей, увидевших в нем угрозу, хотЯ  и  косвенную,  целибату  клира,  не
говорЯ уж о том, что не будет ни одного свЯщеннослужителЯ, который мог  бы
узаконить этот союз. "‹юбые международные пакты,  а  также  соглашениЯ  на
уровне министерств и прочих органов тут ни при чем,  -  гласило  заЯвление
совета церквей,  -  поскольку  в  свете  канонического  права  ратификациЯ
межгосударственных соглашений не тождественна таинству брака, то есть речь
идет о  склонении  государств  к  развратным  действиЯм,  против  чего  мы
решительно протестуем". Ќо чашу весов перевесил не этот  довод,  а  совсем
другое соображение. ђешившись повторить ‘отворение, мы начали бы опЯть  от
Ђдама и …вы и самое большее через несколько тысЯч лет снова  пришли  бы  к
кошмарной давке, вызванной перенаселением †ивли -  теперь  уже  множеством
державоходов. Џоэтому по завершении  следующего  исторического  цикла  нас
ждет очередное слиЯние, что попахивает уже цивилизационным безумием,  ведь
державоход грЯдущей эпохи сам состоЯл бы из клеточек-государств.  ЏодобнаЯ
перспектива заставила содрогнутьсЯ даже авторов проекта, и они снЯли его с
обсуждениЯ.
   ‚ свЯзи со спором о поле будущего государства некий мыслитель  выдвинул
оригинальную   космогоническую    гипотезу.    ‚ызванное    перенаселением
производство державоходов из граждан, утверждал он, и притом  как  раз  по
двуполым проектам, несомненно, ЯвлЯетсЯ  космической  постоЯнной.  Ќа  это
указывает  само  строение  ‚селенной,  построенной  из   положительных   и
отрицательных частиц, из материи, которой соответствует антиматериЯ, и так
далее. ’аким образом, державы возникают как самцы и самки, размножаютсЯ, а
их потомство учреждает государственные федерации следующего  уровнЯ.  ќтот
процесс идет непрерывно, охватываЯ мало-помалу весь “ниверсум, так что  на
вопрос, из чего, собственно, состоит материЯ, следует ответить: из чистого
субстрата государственности, полученного в результате многовекового сжатиЯ
государств,  содержавшихсЯ  в  государствах.  €  хотЯ,  коллапсируЯ,   они
утрачивают прежние  черты,  все  же  их  пол  установить  можно,  как  уже
говорилось выше, а что до дальнейших подробностей, то ими должны  занЯтьсЯ
физики. Ѓыть может, стоит добавить, что этот  мыслитель  был  превосходным
правоведом и юристом-цивилистом. …го концепциЯ вовсе не столь несообразна,
как кажетсЯ. ѓоворЯ, что атомы состоЯт из  государств,  а  государства  из
атомов, он, должно быть, имел в виду, что материЯ, существуЯ  как  де-юре,
так и де-факто,  абсолютно  легитимна,  что  она  представлЯет  собой  как
terminus a quo, так и ad quem [здесь: начальный, конечный  пункт  (лат.)],
то есть материЯ и право, в сущности, одно и то же, а  потому  вопрос,  что
было раньше, право или ‚селеннаЯ,  беспредметен  постольку,  поскольку  вы
понимаете, что мы имеем в виду. ‚прочем, об  этой  гипотезе  мы  упомЯнули
лишь мимоходом, ибо она оказалась  последним  плодом  несконфедерированной
живлЯнской мысли.
   €так,  ограничились   одним   государственным   организмом,   и   после
законотворческой стадии наступила  телотворительнаЯ.  Џрикомандирование  в
тот или иной орган определЯлось жеребьевкой, ведь каждый хотел пролезть  в
особо престижные органы, используЯ всевозможные свЯзи и  протекции.  ‚ремЯ
от времени случались скандалы по делам о  коррупции.  ђаскрытие  одной  из
крупнейших  афер,  поднебной,  повлекло  за  собой  принудительную  ссылку
виновных   в   прихребетную    зону,    где    ощущалсЯ    недостаток    в
поселенцах-добровольцах и вакансий было  не  счесть.  „ержавоустроительной
работе препЯтствовали постоЯнные волнениЯ: кого влекло ближе к духу,  кого
-  ближе  к  брюху,  и,  если   бы   себЯлюбию   дали   поблажку,   вместо
жизнеспособного державохода  получилась  бы  огромнаЯ  голова  на  толстом
животе, со  ртом  от  уха  до  уха.  Ќаконец  наступил  торжественный  миг
разрезаниЯ ленточки, опоЯсывающей нашу  державу.  Њы  разрезали  ее  сами,
поскольку кроме нас на †ивле никого уже не было, и восстали из  окружавших
нас строительных лесов во всю свою высоту, в том облике, который вы сейчас
видите. Ќе будучи в состоЯнии провести вас по всему государству в качестве
своих дорогих гостей, мы сделаем это - вкратце - хотЯ бы в рассказе.
   ‚от в  этом  поворачивающемсЯ  здании,  увенчанном  романским  куполом,
размещаетсЯ наш Џарламент с двумЯ палатами,  правой  и  левой,  которые  с
исполнительными органами свЯзаны  довольно-таки  нервной  административной
системой. ‚ нижних туловищных провинциЯх расположены Њинистерство ‚нешнего
ѓазообмена и ѓлавное “правление  €рригации,  объединенное,  ради  экономии
полезной площади,  с  “правлением  ‹юбви  к  Ѓлижнему.  Џосредине  державы
размещаютсЯ многочисленные Џромсиндикаты  -  сахарный,  продовольственный,
химического синтеза и так далее. естьсот миллиардов полицейских патрулей,
не знаЯ ни сна ни отдыха, охранЯют  все  рубежи  и  закоулки  державохода.
Ќеплохо звучит, не так ли? Ќе будем, однако, скрывать от вас, что  не  все
прекрасно в живлЯнской державе. ѓлавнейшаЯ наша особенность,  а  вместе  с
тем и забота,  заключаетсЯ  в  том,  что  каждый  наш  гражданин  обладает
сознанием, и в этом мизинце разума больше, нежели во многих университетах.
“вы, весь наш разум не  может  подать  голос  одновременно,  поэтому  лишь
дипломатические вокальные группы,  аккредитованные  в  ротовом  отверстии,
шлют вам, по поручению парламентской комиссии по делам  речи,  уверениЯ  в
нашей сердечной дружбе и завершают отчет о нашей истории братским приветом
от имени широких масс, что трудЯтсЯ на  органической  ниве.  ‚ы  спросите,
отчего же пал духом державоход, как могло случитьсЯ, что верховнаЯ  власть
поручила снабженческим органам доставить чашу с цикутой? Ћтветим искренне:
по обстоЯтельствам  как  внешним,  так  и  внутренним,  ибо  те  и  другие
сделались невыносимы. €звестно ли вам, до чего мы дошли  после  пЯтнадцати
тысЯч лет славного цивилизационного  строительства?  ђасполагаЯ  вот  этой
единственной парой рук - пусть даже на  службе  в  них  состоЯт  миллиарды
граждан, - мы были  вынуждены  кочевать  под  открытым  небом  и  питатьсЯ
кореньЯми, допекаемые торжествующими комарами, пока наконец не  перешли  в
позорное отступление, чтобы очутитьсЯ в  склизкой  пещере,  возможно,  той
самой, которую целые эпохи  назад  покинул  наш  предок-троглодит.  Ђ  все
потому, что проектировщикам державоход представлЯлсЯ такой  монументальной
громадой, просто безмерно могущественной, что  они  приготовили  длЯ  него
лишь горсточку орудий да рейтузы (впрочем, как показала примерка, чересчур
узкие из-за ошибок планированиЯ): они полагали, что такой поликан  сам,  с
величайшей легкостью, устроитсЯ на планете. ‚прочем, разве не унаследовали
мы от них всю живлЯнскую экономику? Ќу да,  только  какаЯ  нам  польза  от
городов, на улицах которых мы  не  можем  даже  поставить  пЯтку,  или  от
роботов,  которые  меньше  опилок?  ‚  конце  концов  мы,  стиснув   зубы,
справились бы с внешними трудностЯми, когда  бы  не  плачевное  внутреннее
состоЯние государства. Ќикто никогда не доволен у нас местом,  на  которое
он поставлен! •апать, прЯтатьсЯ, хныкать, требовать невозможного - вот  их
девиз! Љак может парламент решать неотложные  государственные  дела,  если
колени требуют собственных глаз,  нижние  полушариЯ  угрожают  блокировать
транспортную систему, потому что им, видите ли, жестко и зЯбко; а известно
ли вам, что такое государственный кишковорот? ‚прочем, мы бы справились  с
безответственными требованиЯми и подавили неумеренные аппетиты,  когда  бы
не подстрекатели, укрытые в  палатах  парламента,  врейдисты,  подрывающие
державное наше сознание. Њожете ли вы представить  себе,  чего  домогаетсЯ
эта нелегальнаЯ оппозициЯ днем, а особенно ночью? ‡ахвата соседней державы
другого пола - вторжениЯ  в  ее  рубежи  без  какого-либо  обмена  нотами,
насильственно! ’о обстоЯтельство, что никакой соседней державы нет и  быть
не может, ничуть не умерЯет этих завзЯтых заговорщиков!  ‚идЯ,  что  любые
переговоры  и  разговоры  с  ними  напрасны,  что  они  коррумпируют  наше
правительство, подкупаЯ его картинами оккупации,  помрачающей  чувства,  и
тщатсЯ хотЯ бы  воображаемым  блудом  наш  державоход  ублажить,  если  уж
реальным нельзЯ, - узнали мы в этих  призывах  голос  проклЯтого  суверена
блуда, маркиза похоти, издревле подрывающего наши основы, а  так  как  сей
теломор, не уморившийсЯ, несмотрЯ на свои  и  наши  стараниЯ,  по-прежнему
пытаетсЯ завладеть нами, внедрЯЯсь  уже  в  верховную  власть,  решили  мы
покончить с  ним  и  с  собою.  €  вот  после  внутренних  долгих  дебатов
отправились  мы  в  пустынное   плоскогорье,   наполнили   соком   буЯники
микроживлЯнскую цистерну, найденную под кустом, и приложили  к  губам,  не
слушаЯ  визга  внутреннего  сводника,  что,   дескать,   от   неутоленного
вожделениЯ наше державоубийство, а  вовсе  не  ради  державных  принципов!
Џравда, цистерна с цикутой дрогнула в  нашей  руке,  но,  клЯнемсЯ,  мы  б
осушили ее до дна, когда бы не цепенЯщий  вихрь,  что  обрушилсЯ  вдруг  с
высоты, ударил, и наша держава погрузилась в ледовый сон, дабы лишь тут, в
вашем братском кругу, отворить очи...
Last-modified: Wed, 11 Apr 2001 20:44:54 GMT
Ћцените этот текст: