етсЯ  лЯгушка, котораЯ слишком долго
надувалась: и воздух выйдет из нее. ’кнуть в живот  надувшемусЯ
-- это называю Я славной шуткою. ‘лушайте, дети!
     ќто  сегоднЯ  принадлежит толпе: кто там <i>знает</i> еще,
что велико и что мало! Љто искал там  успешно  величиЯ!  ’олько
глупец: и глупцы имеют успех.
     ’ы   ищешь   великих   людей,  ты,  странный  глупец?  Љто
<i>научил</i> тебЯ искать их? ђазве теперь времЯ длЯ  этого?  Ћ
злой искатель, в чем -- искушаешь ты менЯ?" --
     ’ак говорил ‡аратустра, утешенный в сердце своем, и пошел,
смеЯсь, своей дорогою.

        ‚ отставке

     Ќемного  спустЯ  после того, как ‡аратустра освободилсЯ от
чародеЯ, увидел он  опЯть,  что  кто-то  сидит  на  дороге,  по
которой  он  шел;  это был черный высокий человек с исхудавшим,
бледным лицом, сильно раздосадовавший его. "ѓоре, -- сказал  он
в  сердце  своем,  -- вот сидит закутаннаЯ печаль, мне кажетсЯ,
она из рода свЯщенников; чего хотЯт <i>они</i> в моем царстве?
     Љак!  …два  избег  Я  одного  чародеЯ,  --  и  вот  другой
чернокнижник опЯть становитсЯ мне поперек дороги, --
     --  какой-нибудь колдун со сложенными руками, какой-нибудь
мрачный чудотворец  Ѓожьей  милостью,  какой-нибудь  помазанный
клеветник на мир, чтоб черт его побрал!
     Ќо  черт  никогда  не  бывает там, где он был бы на месте:
всегда приходит он слишком  поздно,  этот  проклЯтый  карлик  и
колченожка!"
     ’ак  бранилсЯ  ‡аратустра  с  нетерпением в сердце своем и
думал, как бы, не глЯдЯ на черного человека, проскользнуть мимо
него, -- но случилось иначе. €бо в этот самый  момент  его  уже
увидел   сидевший;   и   подобно  тому,  кто  наталкиваетсЯ  на
неожиданное счастье, вскочил он и пошел навстречу ‡аратустре.
     "Љто бы ты ни был, ты, странник, -- сказал он,  --  помоги
заблудившемусЯ,  ищущему,  старому  человеку,  с  которым здесь
легко может случитьсЯ несчастье!
     ќтот мир здесь мне чужд и далек,  даже  слыхал  Я  рычание
диких зверей; а того, кто мог бы служить мне защитой, уже нет.
     џ  искал  последнего  благочестивого  человека,  свЯтого и
отшельника, который один в лесу своем еще ничего  не  слыхал  о
том, о чем весь мир знает сегоднЯ".
     "<i>Ћ  чем</i>  же  знает  сегоднЯ  весь  мир?  -- спросил
‡аратустра. -- Ќе о том ли, что старый  Ѓог  не  жив  более,  в
которого весь мир некогда верил?"
     "’ы говоришь, -- отвечал опечаленный старик. -- Ђ Я служил
этому старому Ѓогу до последнего часа его.
     ’еперь  же  Я  в  отставке, без господина, и все-таки Я не
свободен, нет у менЯ ни одного веселого часа,  разве  только  в
воспоминаниЯх.
     „лЯ  того  и  поднЯлсЯ  Я на эти горы, чтобы наконец опЯть
устроить себе праздник, как подобает старому папе и отцу церкви
-- ибо  знай,  Я  последний  папа!  --  праздник  благочестивых
воспоминаний и богослужений.
     Ќо  теперь  умер  и  он,  самый благочестивый человек, тот
свЯтой в лесу, который постоЯнно славил своего  Ѓога  пением  и
бормотанием.
     …го  самого  не нашел Я уже, когда Я нашел его хижину -- и
двух волков в ней, которые выли об его смерти, -- ибо все звери
любили его. € Я убежал оттуда.
     Ќеужели Я  пришел  напрасно  в  эти  леса  и  горы?  ’огда
решилось  сердце  мое  искать другого, самого благочестивого из
всех тех, кто не верЯт в Ѓога, -- искать ‡аратустру!"
     ’ак говорил старик и  окинул  острым  взглЯдом  того,  кто
стоЯл  пред  ним;  ‡аратустра  же  взЯл  руку  старого  папы  и
рассматривал ее долго с удивлением.
     "Џосмотри, досточтимый,  --  сказал  он  потом,  --  какаЯ
прекраснаЯ  и  длиннаЯ  рука!  ќто  рука  того,  кто  постоЯнно
раздавал благословение. Ќо теперь  держит  она  того,  кого  ты
ищешь, менЯ, ‡аратустру.
     ќто  --  Я,  безбожный  ‡аратустра,  который  говорит: кто
безбожнее менЯ, чтобы мог Я радоватьсЯ наставлению его?"
     ’ак говорил ‡аратустра и пронизывал своим взором  мысли  и
задние мысли старого папы. Ќаконец тот начал:
     "Љто  его  любил  и  им  владел больше всего, тот теперь и
утратил его больше всего:
     -- посмотри, не  сам  ли  Я  из  нас  двоих  теперь  более
безбожник? Ќо кто бы мог этому радоватьсЯ!" --
     "’ы  служил ему до конца, -- спросил ‡аратустра задумчиво,
после глубокого молчаниЯ, -- ты  знаешь,  <i>как</i>  он  умер?
Џравда ли, как говорЯт, что его задушила жалость,
     --  что он видел, как <i>человек</i> висел на кресте, и не
вынес этого, так что любовь к человеку  сделалась  его  адом  и
наконец его смертью?" --
     Ќо  старый  папа  ничего  не  ответил, а посмотрел робко в
сторону страдальческим, мрачным взглЯдом.
     "Ћставь  его,   --   сказал   ‡аратустра   после   долгого
размышлениЯ, продолжаЯ смотреть старику прЯмо в глаза. --
     Ћставь  его,  он  умер. € хотЯ тебе делает честь, что ты о
мертвом говоришь только хорошее, но ты так  же  хорошо  знаешь,
как и Я, <i>кто</i> он был; и что он ходил странными путЯми".
     "ѓоворЯ  с глазу на полуглаз, -- сказал, повеселев, старый
папа (ибо он был слеп на один  глаз),  --  в  вопросах  Ѓога  Я
просвещеннее самого ‡аратустры -- и имею право на это.
     ЊоЯ  любовь служила ему долгие годы, моЯ волЯ следовала во
всем его воле. Ќо хороший слуга знает все и  даже  многое,  что
его господин скрывает от себЯ самого.
     ќто  был  скрытный  Ѓог,  полный таинственности. Џоистине,
даже к сыну своему шел он  не  иначе  как  потаенным  путем.  “
дверей его веры стоит прелюбодеЯние.
     Љто  его  прославлЯет  как  Ѓога  любви,  тот недостаточно
высокого мнениЯ о самой любви. ђазве этот  Ѓог  не  хотел  быть
также  судьею?  Ќо  любЯщий  любит  по  ту  сторону  награды  и
возмездиЯ.
     Љогда он был молод, этот  Ѓог  с  востока,  тогда  был  он
жесток  и  мстителен  и выстроил себе ад, чтобы забавлЯть своих
любимцев.
     Ќо наконец он состарилсЯ, стал мЯгким  и  сострадательным,
более  похожим  на деда, чем на отца, и всего больше похожим на
трЯсущуюсЯ старую бабушку.
     ’ак  сидел  он,  поблекший,  в  своем  углу  на  печке,  и
сокрушалсЯ  о  своих  слабых ногах, усталый от мира, усталый от
воли, пока наконец не задохнулсЯ  от  своего  слишком  большого
состраданиЯ". --
     "’ы старый папа, -- прервал тут ‡аратустра, -- видел ли ты
<i>это</i>  своими  глазами?  Њогло  быть  и  так,  могло  быть
<i>и</i> иначе. Љогда боги умирают, умирают они всегда  разными
смертЯми.
     Ќу  что  ж!  ’ак  или иначе -- он умер! Ћн был не по вкусу
моим ушам и глазам, худшего не хотел бы Я о нем говорить.
     џ люблю все, что Ясно смотрит и правдиво говорит. Ќо он --
ты ведь знаешь это, ты, старый папа, он был немного  из  твоего
рода, из рода свЯщеннического -- его можно было разно понимать.
     …го  часто и совсем нельзЯ было понЯть. Љак же сердилсЯ он
на нас, этот дышащий гневом, что  мы  его  плохо  понимали!  Ќо
почему же не говорил он Яснее!
     €  если  вина  была  в  наших ушах, почему дал он нам уши,
которые его плохо слышали. …сли была грЯзь в наших ушах, кто же
вложил ее туда?
     ‘лишком многое не  удавалось  ему,  этому  горшечнику,  не
доучившемусЯ  до  конца!  Ќо  если он еще мстил своим горшкам и
творениЯм за то, что они ему плохо удавались, -- это  было  уже
грехом против <i>хорошего вкуса</i>.
     ‘уществует и в благочестии хороший вкус; <i>он</i> говорит
наконец:  "Џрочь  с  <i>таким</i> Ѓогом! ‹учше совсем без Ѓога,
лучше  на  собственный  страх  устраивать  судьбу,  лучше  быть
безумцем, лучше самому быть Ѓогом!"

     "—то слышу Я! -- сказал тут старый папа, навострив уши. --
Ћ ‡аратустра!  ты  благочестивее,  чем  ты  думаешь,  при таком
безверии!  Љакой-нибудь  Ѓог  в  тебе  обратил  тебЯ  к  твоему
безбожию.
     ђазве  не  само  твое  благочестие не дозволЯет тебе более
верить в Ѓога? € твоЯ чрезмернаЯ правдивость поведет  тебЯ  еще
дальше, по ту сторону добра и зла!
     Џосмотри,  что  осталось  тебе?  “ тебЯ есть глаза, руки и
уста, которые  от  вечности  предназначены  длЯ  благословениЯ.
ЃлагословлЯют не только рукой.
     ‚близи  тебЯ,  хотЯ  ты  и  хочешь быть самым безбожным, Я
предчувствую  тайное  благоухание  долгих  благословений;   мне
становитсЯ при этом хорошо и мучительно.
     Џозволь  мне  быть  твоим  гостем,  о  ‡аратустра, на одну
только ночь! Ќигде на земле мне не будет теперь  лучше,  чем  у
тебЯ!"
     "Ђминь!  „а  будет  так!  --  сказал  ‡аратустра с великим
удивлением. -- ’уда вверх ведет дорога,  там  находитсЯ  пещера
‡аратустры.
     Џоистине, Я сам охотно проводил бы тебЯ туда, досточтимый,
ибо Я  люблю  всех благочестивых людей. Ќо теперь менЯ поспешно
отзывает от тебЯ крик о помощи.
     ‚ моем царстве ни с кем не должно быть  несчастьЯ;  пещера
моЯ -- хорошаЯ пристань. € больше всего хотел бы Я всЯкого, кто
печалитсЯ, опЯть поставить на твердую землю и на твердые ноги.
     Ќо  кто  снимет  с  плеч  <i>твою</i>  печаль? „лЯ этого Я
слишком  слаб.  Џоистине,  долго  придетсЯ  нам   ждать,   пока
кто-нибудь опЯть воскресит тебе твоего Ѓога.
     €бо этот старый Ѓог не жив более: он основательно умер".
     ’ак говорил ‡аратустра.

        ‘амый безобразный человек

     --  €  опЯть  бежали  ноги  ‡аратустры по горам и лесам, и
глаза его непрестанно искали, но  нигде  не  было  видно,  кого
искали  они, кто кричал о помощи и страдал великою скорбью. ‚сю
дорогу, однако,  радовалсЯ  он  в  сердце  своем  и  был  полон
признательности. "Љакие хорошие вещи, -- говорил он, -- подарил
мне, однако, этот день в награду за то, что так скверно началсЯ
он! Љаких редких собеседников нашел Я!
     „олго  придетсЯ  пережевывать  мне  слова  их, как хорошие
хлебные зерна; и зубам моим придетсЯ измолоть  и  истолочь  их,
пока не потекут они в душу мою, как молоко!"
     Ќо  когда  дорога  опЯть  обогнула  скалу, сразу изменилсЯ
ландшафт, и ‡аратустра вступил в царство смерти. ‡десь  торчали
черные  и  красные выступы скал; не было ни травы, ни деревьев,
ни пениЯ птиц.  €бо  это  была  долина,  которой  избегали  все
животные,  даже  хищные  звери;  и  только змеи одной породы --
безобразные, толстые, зеленые,  состарившись,  приползали  сюда
умирать. Џоэтому называли пастухи эту долину: ‘мерть змей.
     Ќо  ‡аратустра  погрузилсЯ в мрачные воспоминаниЯ, ибо ему
казалось, что однажды он уже  стоЯл  в  этой  долине.  €  много
тЯжелого  вспоминалось  ему:  так  что шел он все тише и тише и
наконец остановилсЯ совсем.  ‡десь,  открыв  глаза,  увидел  он
перед   собою   что-то   сидевшее   на  краю  дороги,  по  виду
напоминавшее   человека   или   почти   что   человека,   нечто
невыразимое.  €  мгновенно охватил ‡аратустру великий стыд, что
пришлось ему своими глазами увидеть нечто  подобное:  покраснев
до  корней  седых волос своих, отвернулсЯ он и хотел уже бежать
из этого скверного  места.  ‚друг  мертваЯ  пустынЯ  огласилась
шипевшими  и хрипевшими звуками, поднимавшимисЯ из самой земли,
подобно тому как ночью  шипит  и  хрипит  вода  в  засорившейсЯ
водопроводной трубе; наконец эти звуки сложились в человеческий
голос и человеческую речь -- и она так гласила:
     "‡аратустра!  ‡аратустра!  ђазгадай  загадку  мою! ѓовори,
говори! —то такое <i>месть свидетелю</i>?
     џ предостерегаю тебЯ, здесь скользкий лед! ‘мотри, смотри,
как бы гордость твоЯ не сломала здесь ногу себе!
     ’ы  считаешь  себЯ  мудрым,  ты,  гордый  ‡аратустра!  ’ак
разгадай  же  загадку,  ты, щелкун твердых орешков, -- загадку,
которую представлЯю Я! ‘кажи: кто <i>Я</i>!"
     -- Ќо когда ‡аратустра услыхал слова эти, как думаете  вы,
что  случилось  с  душою его? <i>‘острадание овладело им</i>, и
вдруг он упал  ниц,  как  дуб,  долго  сопротивлЯвшийсЯ  многим
дровосекам, тЯжело, внезапно, пугаЯ даже тех, кто хотел срубить
его.  Ќо  вот  он  снова поднЯлсЯ с земли, и лицо его сделалось
суровым.
     "џ отлично узнаю тебЯ, -- сказал  он  голосом,  звучавшим,
как медь, -- <i>ты убийца Ѓога</i>! Џусти менЯ.
     ’ы  <i>не  вынес</i>  того,  кто видел <i>тебЯ</i>, -- кто
всегда и насквозь видел тебЯ, -- самого безобразного  человека!
’ы отомстил этому свидетелю!"
     ’ак  говорил  ‡аратустра  и  хотел  идти,  но  невыразимый
схватил его за край одежды и снова стал клокотать и подыскивать
слова. "ЋстаньсЯ! -- сказал он наконец --
     -- останьсЯ! Ќе проходи мимо! џ угадал, какой топор сразил
тебЯ: хвала тебе, о ‡аратустра, что ты снова встал!
     ’ы угадал, Я знаю это,  каково  тому,  кто  его  убил,  --
убийце Ѓога. ЋстаньсЯ! ЏрисЯдь ко мне, это будет не напрасно.
     Љ  кому  же стремилсЯ Я, как не к тебе? ЋстаньсЯ, сЯдь! Ќо
не смотри на менЯ! Џочти этим -- безобразие мое!
     Ћни преследуют менЯ -- теперь ты  последнее  убежище  мое.
<i>Ќе</i>  ненавистью своей, не своими ищейками -- о, над таким
преследованием смеЯлсЯ бы Я, гордилсЯ бы им и радовалсЯ ему!
     ђазве успех не был доселе на стороне хорошо  преследуемых?
€ кто хорошо преследует, легко научитсЯ <i>следовать</i> -- раз
уж он очутилсЯ -- позади! Ќо от их <i>состраданиЯ</i> --
     --  от  их  состраданиЯ  бегу  Я  и  прибегаю  к  тебе.  Ћ
‡аратустра,  защити  менЯ,  ты  последнее   убежище   мое,   ты
единственный, разгадавший менЯ:
     --  ты угадал, каково тому, кто убил <i>его</i>. ЋстаньсЯ!
€ если ты хочешь идти, ты, нетерпеливый, --  не  ходи  дорогою,
какою Я шел. <i>ќта</i> дорога плохаЯ.
     ’ы  сердишьсЯ,  что Я так долго уже заикаюсь и спотыкаюсь?
—то  Я  даю  уже  советы  тебе?  Ќо  знай,  что  это  Я,  самый
безобразный человек,
     --  у  которого самые большие и тЯжелые ноги. ѓде <i>Я</i>
шел, там дорога плохаЯ. џ обращаю все дороги в смерть и позор.
     Ќо по  тому,  как  ты  прошел  молча  мимо  менЯ,  как  ты
покраснел, Я это видел, -- Я узнал в тебе ‡аратустру.
     ‚сЯкий  другой  бросил  бы мне милостыню свою, сострадание
свое, взором и речью. Ќо длЯ этого -- Я недостаточно нищий, это
угадал ты --
     --  длЯ  этого  Я  слишком  <i>богат</i>,  богат  великим,
ужасным,   самым   безобразным  и  невыразимым!  ’вой  стыд,  о
‡аратустра, <i>почтил</i> менЯ!
     ‘ трудом ушел Я из толпы сострадательных, --  чтобы  найти
единственного,  который учит нынче: "‘острадание навЯзчиво", --
тебЯ, о ‡аратустра!
     -- будь оно божеским, будь оно  человеческим  состраданием
--   оно   перечит   стыду.   €  нежелание  помочь  может  быть
благороднее, чем эта путающаЯсЯ под ногами добродетель.
     Ќо сострадание называетсЯ сегоднЯ у всех  маленьких  людей
самой  добродетелью  --  они  не умеют чтить великое несчастье,
великое безобразие, великую неудачу.
     Џоверх всех их смотрю Я, как смотрит  собака  поверх  спин
овец, копошащихсЯ в стадах своих. ќто маленькие, мЯгкошерстные,
доброхотные, серые люди.
     Љак  цаплЯ,  закинув  голову,  с презрением смотрит поверх
мелководных прудов, -- так  смотрю  Я  поверх  копошениЯ  серых
маленьких волн, воль и душ.
     „авно  уже  дано им право, этим маленьким людЯм, -- <i>так
что</i> дана им наконец и власть -- теперь  учат  они:  "•орошо
только то, что маленькие люди называют хорошим".
     €   "истиной"   называетсЯ   сегоднЯ  то,  о  чем  говорил
проповедник, сам  вышедший  из  них,  этот  странный  свЯтой  и
защитник  маленьких  людей, который свидетельствовал о себе: "џ
-- истина".
     ќтот  нескромный  давно   уже   сделал   маленьких   людей
горделивыми  --  он,  учивший  огромному  заблуждению, когда он
учил: "џ -- истина".
     Ћтвечал  ли  кто  нескромному  учтивее?  --   Ќо   ты,   о
‡аратустра, прошел мимо него и говорил: "Ќет! Ќет! ’рижды нет!"
     ’ы   предостерегал   от   его   заблуждениЯ,   ты   первый
предостерегал от состраданиЯ -- не всех и не каждого, но себЯ и
подобных тебе.
     ’ы стыдишьсЯ стыда великих страданий; и поистине, когда ты
говоришь:   "Ћт   состраданиЯ   приближаетсЯ   тЯжелаЯ    туча,
берегитесь, люди!"
     --  когда ты учишь: "‚се созидающие тверды, всЯкаЯ великаЯ
любовь выше  их  состраданиЯ",  --  о  ‡аратустра,  как  хорошо
кажешьсЯ ты мне изучившим приметы грома!
     Ќо   и   ты   сам  --  остерегайсЯ  ты  сам  <i>своего</i>
состраданиЯ! €бо  многие  находЯтсЯ  на  пути  к  тебе,  многие
страждущие,     сомневающиесЯ,     отчаивающиесЯ,    утопающие,
замерзающие. --
     џ предостерегаю  тебЯ  и  против  менЯ.  ’ы  разгадал  мою
лучшую, мою худшую загадку, менЯ самого и что свершил Я. џ знаю
топор, сразивший тебЯ.
     Ќо  он  --  <i>должен  был</i>  умереть: он видел глазами,
которые все видели, -- он видел глубины и бездны человека, весь
его скрытый позор и безобразие.
     …го сострадание не знало стыда: он проникал  в  мои  самые
грЯзные    закоулки.    ќтот    любопытный,   сверх-назойливый,
сверх-сострадательный должен был умереть.
     Ћн видел всегда  <i>менЯ</i>:  такому  свидетелю  хотел  Я
отомстить -- или самому не жить.
     Ѓог,  который все видел, не исключаЯ и <i>человека</i>, --
этот Ѓог должен был умереть! —еловек <i>не  выносит</i>,  чтобы
такой свидетель жил".

     ’ак говорил самый безобразный человек. ‡аратустра же встал
и собиралсЯ уходить: ибо его знобило до костей.
     "’ы,  невыразимый, -- сказал он, -- ты предостерег менЯ от
своего пути. ‚ благодарность за это  хвалю  Я  тебе  мой  путь.
‘мотри, там вверху пещера ‡аратустры.
     ЊоЯ  пещера велика и глубока, и много закоулков в ней; там
находит самый скрытный сокровенное место свое.
     € поблизости  есть  сотни  расщелин  и  сотни  убежищ  длЯ
животных пресмыкающихсЯ, порхающих и прыгающих.
     ’ы, изгнанный, сам себЯ изгнавший, ты не хочешь жить среди
людей  и человеческого состраданиЯ? Ќу что ж, делай, как Я! ’ак
научишьсЯ ты у менЯ; только тот, кто действует, учитсЯ.
     € прежде  всего  разговаривай  с  моими  животными!  ‘амое
гордое  животное  и самое умное животное -- пусть будут длЯ нас
обоих верными советчиками!"
     ’ак  говорил  ‡аратустра  и  пошел  своей   дорогою,   еще
задумчивее  и еще медленнее, чем прежде: ибо он вопрошал себЯ о
многом и нелегко находил ответы.
     "Љак беден, однако, человек! -- думал он в  сердце  своем.
-- Љак безобразен, как он хрипит, как полон скрытого позора!
     Њне  говорЯт,  что  человек  любит себЯ самого, -- ах, как
велико  должно  быть  это  себЯлюбие!   Љак   много   презрениЯ
противостоит ему!
     €  этот  столько  же любил себЯ, сколько презирал себЯ, --
по-моему, он великий любЯщий и великий презирающий.
     Ќикого еще не встречал Я, кто бы глубже презирал себЯ,  --
а  <i>это</i>  и  есть высота. ѓоре, быть может, <i>это</i> был
высший человек, чей крик Я слышал?
     џ люблю великих презирающих. Ќо человек  есть  нечто,  что
должно превзойти". --

        „обровольный нищий

     Љогда ‡аратустра покинул самого безобразного человека, ему
стало  холодно  и  он  почувствовал  себЯ  одиноким;  ибо много
холодного и одинокого пронеслось по чувствам его, так что  даже
тело  его  похолодело.  Ќо  едва он поднЯлсЯ дальше, по горам и
долинам, миновав зеленые пастбища и пустое,  каменистое  русло,
где  прежде нетерпеливый ручей пролагал себе ложе, -- ему сразу
стало теплее, и сердце его укрепилось.
     "—то со мной? -- спросил он себЯ. -- —то-то теплое и живое
подкреплЯет менЯ, оно должно быть вблизи от менЯ.
     “же Я не так одинок, неведомые спутники  и  братьЯ  бродЯт
вокруг менЯ, их теплое дыхание волнует мне душу".
     ЋсматриваЯсь  кругом и ища утешителей в одиночестве своем,
он увидел коров, столпившихсЯ  на  возвышении;  их  близость  и
запах  согрели  сердце его. Џо-видимому, эти коровы старательно
слушали кого-то, говорившего к ним, и не обращали  вниманиЯ  на
вновь прибывшего.
     Љогда  же  ‡аратустра подошел совсем близко к ним, услыхал
он отчетливо человеческий голос из стада коров; и  видно  было,
что все они повернули свои головы к говорившему.
     ’огда  ‡аратустра  стремительно  бросилсЯ  на возвышение и
разогнал коров, ибо он  боЯлсЯ,  чтобы  здесь  не  случилось  с
кем-нибудь  несчастьЯ,  которому едва ли помогло бы сострадание
коров. Ќо в этом он ошибсЯ; ибо  перед  ним  сидел  человек  на
земле  и, казалось, убеждал животных, чтобы они не боЯлись его,
-- миролюбивый человек и нагорный проповедник, из глаз которого
проповедовала  сама  доброта.  "—его  ищешь   ты   здесь?"   --
воскликнул ‡аратустра с удивлением.
     "—его  Я здесь ищу? -- отвечал он. -- ’ого же самого, чего
ищешь и ты, нарушитель мира! ищу счастьЯ на земле.
     …му хотел Я  научитьсЯ  у  этих  коров.  €бо,  знаешь  ли,
половину  утра  говорю  Я  к  ним,  и  они только что собрались
отвечать мне. ‡ачем помешал ты им?
     …сли мы не вернемсЯ назад и не будем  как  коровы,  мы  не
войдем в –арство Ќебесное. €бо одному должны мы научитьсЯ у них
-- пережевыванию.
     €  поистине,  если  бы  человек  приобрел  целый  мир и не
научилсЯ одному -- пережевыванию: какаЯ польза была бы ему!  Ћн
не избавилсЯ бы от скорби своей,
     --  от  великой  скорби  своей;  но она называетсЯ сегоднЯ
<i>отвращением</i>. Ђ у кого же сегоднЯ сердце, уста и глаза не
полны отвращениЯ? € у тебЯ!  €  у  тебЯ!  Ќо  взглЯни  на  этих
коров!" --

     ’ак  говорил  нагорный  проповедник  и поднЯл взор свой на
‡аратустру: ибо до сей поры глЯдел он с любовью на коров  --  и
вдруг  преобразилсЯ он. "Љто это, с кем говорю Я? -- воскликнул
он в испуге и вскочил с земли. --
     ќто человек, свободный от отвращениЯ, это сам  ‡аратустра,
победитель великого отвращениЯ, это глаза, это уста, это сердце
самого ‡аратустры".
     €,  говорЯ так, он с глазами, полными слез, поцеловал руку
тому, кому  он  говорил,  и  вел  себЯ  совсем  как  тот,  кому
неожиданно  падает  с  неба  драгоценный  дар  или сокровище. Ђ
коровы смотрели на все это и удивлЯлись.
     "Ќе говори обо мне, ты, странный, милый человек! -- сказал
‡аратустра, защищаЯсь от его нежности. -- ѓовори сперва о себе!
Ќе тот ли ты добровольный нищий, который некогда  отказалсЯ  от
большого богатства, --
     --  который устыдилсЯ богатства своего и богатых и бежал к
самым бедным, чтобы отдать им избыток свой и  сердце  свое?  Ќо
они не принЯли его".
     "Ќо  они не принЯли менЯ, -- сказал добровольный нищий, --
ты хороню знаешь это. ’ак  что  пошел  Я  наконец  к  зверЯм  и
коровам этим".
     "’ам  научилсЯ  ты,  -- прервал ‡аратустра говорившего, --
насколько труднее уметь дарить, чем уметь брать, и  что  хорошо
дарить  есть  <i>искусство</i>, и притом высшее, самое мудреное
искусство доброты".
     "Ћсобенно в наши дни, -- отвечал  добровольный  нищий,  --
особенно   теперь,   когда   все   низкое   возмутилось,  стало
недоверчивым и по-своему чванливым: на манер черни.
     €бо, ты знаешь, настал  час  великого  восстаниЯ  черни  и
рабов,  восстаниЯ  гибельного, долгого и медлительного: оно все
растет и растет!
     ’еперь возмущает низших всЯкое благодеЯние  и  подачка;  и
те, кто слишком богат, пусть будут настороже!
     Љто  сегоднЯ,  подобно  пузатой  бутылке,  сочитсЯ  сквозь
слишком  узкое  горлышко,  --  у  таких  бутылей  любЯт  теперь
отбивать горлышко.
     ЏохотливаЯ    алчность,   желчнаЯ   зависть,   подавленнаЯ
мстительность, надмевание черни --  все  это  бросилось  мне  в
глаза.  “же не верно, что нищие блаженны. Ќо –арство Ќебесное у
коров".
     "Ђ почему же оно  не  у  богатых?"  --  спросил  испытующе
‡аратустра,  отгонЯЯ  коров, которые дружески обдавали дыханием
миролюбивого проповедника.
     "Љ чему испытуешь ты менЯ? -- отвечал он. -- ’ы сам знаешь
это лучше менЯ. —то же гнало менЯ к самым бедным, о ‡аратустра?
разве не отвращение к нашим богачам?
     -- к каторжникам богатства,  извлекающим  выгоды  свои  из
всЯкого  мусора,  с  холодными глазами и похотливыми мыслЯми, к
этому отребью, от которого подымаетсЯ к небу зловоние,
     -- к этой раззолоченной, лживой черни, предки которой были
воришками, или  стервЯтниками,  или  трЯпичниками,  падкими  до
женщин, похотливыми и забывчивыми: ибо все они недалеко ушли от
блудницы --
     —ернь  сверху,  чернь снизу! —то значит сегоднЯ "бедный" и
"богатый"! ќту разницу забыл Я, --  и  бежал  Я  все  дальше  и
дальше, пока Я не пришел к этим коровам".
     ’ак говорил миролюбивый проповедник, а сам тЯжело пыхтел и
потел  при  своих словах -- так что коровы снова удивлЯлись. Ќо
‡аратустра, пока он так сурово говорил, смотрел ему с улыбкою в
лицо и молча качал при этом головою.
     "’ы   совершаешь   над   собою   насилие,   ты,   нагорный
проповедник,   употреблЯЯ   такие   суровые  слова.  „лЯ  такой
суровости не годЯтсЯ ни твои уста, ни твои глаза.
     €, как мне кажетсЯ, даже желудок твой: <i>ему</i> противны
всЯкий гнев и всЯкаЯ ненависть с пеною.  ’вой  желудок  требует
более мЯгкой пищи: ты не любитель мЯса.
     ‘корее  кажешьсЯ  ты  мне  любителем  растительной  пищи и
собирателем трав и корней.  Ѓыть  может,  жуешь  ты  зерна.  ‚о
всЯком случае ты не находишь удовольствиЯ в мЯсе и любишь мед".
     "’ы  угадал,  --  отвечал добровольный нищий с облегченным
сердцем. -- џ люблю мед и  жую  зерна,  ибо  Я  ищу  того,  что
приЯтно на вкус и делает дыхание чистым;
     --  а  также  что требует много времени и над чем трудЯтсЯ
целые дни рты кротких лентЯев и тунеЯдцев.
     Ќо дальше всех  ушли  в  этом  эти  коровы:  они  изобрели
пережевывание  и  лежание  на  солнце.  € они воздерживаютсЯ от
всЯких тЯжелых мыслей, от которых пучит сердце".
     "Ќу что ж! -- сказал  ‡аратустра.  --  ’ебе  бы  следовало
увидеть  и <i>моих</i> зверей, орла моего и змею мою, -- равных
им не существует теперь на земле.
     ‘мотри, там дорога ведет к пещере  моей:  будь  гостем  ее
этой ночью. € поговори со зверЯми моими о счастье зверей, --
     --  пока Я сам не вернусь. Ђ теперь менЯ поспешно отзывает
от тебЯ крик о помощи. ’акже найдешь ты новый  мед  у  менЯ,  в
свежих Янтарных сотах: ешь его!
     Ђ  теперь  простись  поскорее со своими коровами, странный
милый человек! как бы тебе тЯжело это ни было. €бо  это  лучшие
учителЯ твои и друзьЯ!" --
     -- "‡а исключением одного, которого Я люблю еще больше, --
отвечал  добровольный  нищий. -- ’ы сам добрый и лучше еще, чем
всЯкаЯ корова, о ‡аратустра!"
     "Џрочь уходи  от  менЯ!  ты  низкий  льстец!  --  закричал
‡аратустра со злобою. -- ‡ачем портишь ты менЯ такой похвалой и
медом лести?"
     "Џрочь,   прочь  от  менЯ!"  --  закричал  он  еще  раз  и
замахнулсЯ своей палкой на  нежного  нищего;  но  тот  поспешно
бежал от него.

        ’ень

     Ќо  едва  убежал  добровольный  нищий и ‡аратустра осталсЯ
опЯть один с собою, как услыхал он  позади  себЯ  новый  голос,
взывавший:  "‘той,  ‡аратустра!  Џодожди же менЯ! ‚едь это Я, о
‡аратустра, Я, тень твоЯ!" Ќо ‡аратустра  не  остановилсЯ,  ибо
внезапнаЯ  досада  овладела  им,  что так тесно стало в горах у
него. "Људа же девалось уединение мое? -- говорил он. --
     Џоистине, это становитсЯ слишком много длЯ менЯ; эти  горы
кишат людьми, царство мое уже не от мира <i>сего</i>, мне нужны
новые горы.
     ЊоЯ  тень  зовет  менЯ?  —то мне до тени моей! Џусть бежит
себе за мною! Я -- убегу от нее".
     ’ак говорил ‡аратустра в сердце своем и бежал  дальше.  Ќо
тот,  кто был позади его, следовал за ним: так что образовалось
трое бегущих один  за  другим  --  впереди  бежал  добровольный
нищий,  потом  ‡аратустра,  и  позади всех тень его. Ќо недолго
бежали они  так,  ибо  ‡аратустра  скоро  опомнилсЯ  от  своего
неразумиЯ и <i>сразу</i> стрЯхнул с себЯ всЯкую досаду и всЯкое
отвращение.
     "Љак!  -- говорил он. -- ђазве самые смешные вещи с давних
пор не случались с нами, старыми отшельниками и свЯтыми?
     Џоистине, безумие мое сильно выросло в горах! € вот теперь
слышу Я, как шесть старых дурацких ног топочут одна за другой!
     Ќо разве ‡аратустра имеет право боЯтьсЯ какой-нибудь тени?
€ наконец, мне кажетсЯ, что ноги ее длиннее моих".
     ’ак говорил  ‡аратустра,  смеЯсь  глазами  и  всем  нутром
своим;  он  остановилсЯ  и быстро обернулсЯ назад, так что чуть
было не опрокинул на землю тень, котораЯ преследовала его:  так
близко  следовала  она  по пЯтам его и так слаба была она. €бо,
когда он измерил ее глазами, испугалсЯ он, как перед  внезапным
призраком:  так  худ,  черен,  изможден  и  призрачен  был этот
преследователь.
     "Љто ты? -- спросил ‡аратустра грубо. --  —то  делаешь  ты
здесь?  €  почему называешь ты себЯ моей тенью? ’ы не нравишьсЯ
мне".
     "Џрости менЯ, -- отвечала тень, -- что это  Я;  и  если  Я
тебе  не  нравлюсь, ну что ж! о ‡аратустра, Я хвалю тебЯ и твой
хороший вкус.
     џ -- странник, который уже много  ходил  по  пЯтам  твоим;
вечно  в  дороге,  но  без цели и даже без родины; так что мне,
поистине, немногого недостает до вечного жида, разве только что
не вечен Я и не жид.
     Љак? Ќеужели должна Я всегда быть  в  пути?  “влекаемой  и
гонимой  каждым  ветром?  Ћ  землЯ,  ты  стала длЯ менЯ слишком
круглой!
     Ќа всЯкой поверхности побывала Я уже;  как  усталаЯ  пыль,
спала  Я  на  зеркалах и оконных стеклах: все берет от менЯ, но
ничто не дает, Я становлюсь тощей -- почти похожу Я на тень.
     Ќо за тобой, о ‡аратустра, Я следовала и преследовала тебЯ
дольше всего, и, если Я и прЯталась от тебЯ,  все-таки  Я  была
твоей верной тенью: где бы ни сел ты, садилась и Я.
     ‘  тобой  обошла Я самые далекие, самые холодные миры, как
призрак, который охоч бегать зимою по крышам и по снегу.
     ‚месте с тобою стремилась Я ко  всему  запретному,  самому
дурному и дальнему: и если что-нибудь во мне может быть названо
добродетелью, так это то, что не боЯлась Я никакого запрета.
     ‚месте  с тобою разбила Я все, что когда-либо чтило сердце
мое, все пограничные столбы и  всех  идолов  опрокинула  Я,  за
самыми  опасными  желаниЯми  гонЯлась  Я,  -- поистине, по всем
преступлениЯм однажды прошлась Я.
     ‚месте с тобою разучилась  Я  вере  в  слова,  ценности  и
великие  имена.  Љогда  черт  менЯет кожу, не отпадает ли тогда
также и имЯ его? €бо имЯ есть только кожа.  €  сам  черт,  быть
может, -- только кожа.
     "Ќет  истины,  все  позволено"  --  так убеждала Я себЯ. ‚
самые холодные воды погружалась Я сердцем и  головою.  Ђх,  как
часто стоЯла Я поэтому нагаЯ и краснаЯ, как рак!
     Ђх,  куда  девалось  все доброе, и весь стыд, и всЯ вера в
добрых! Ђх, куда девалась та изолгавшаЯсЯ  невинность,  которой
некогда обладала Я, невинность добрых и их благородной лжи!
     ‘лишком  часто, поистине, следовала Я по пЯтам за истиной:
и она давала мне пинка. Њного раз думала Я, что лгу,  и  только
тогда прикасалась Я -- к истине.
     ‘лишком  многое  проЯснилось  длЯ  менЯ: теперь оно уже не
касаетсЯ менЯ. “же ничто не живо, что Я люблю, -- как могла  бы
Я еще любить самое себЯ?
     "†ить, как мне нравитсЯ, или вовсе не жить" -- так хочу Я,
так хочет  даже свЯтой. Ќо, увы! есть ли еще длЯ <i>менЯ</i> --
радость?
     …сть ли еще у <i>менЯ</i> -- цель?  Џристань,  куда  бежит
парус <i>мой</i>?
     Џопутный  ветер? Ђх, только тот, кто знает, <i>куда</i> он
едет, знает также, какой ветер ему по пути.
     —то еще осталось мне? “сталое, дерзкое сердце; беспокойнаЯ
волЯ; крыльЯ негодные, чтобы летать; разбитый хребет.
     Ђ это искание <i>своего</i> дома: о  ‡аратустра,  ты  ведь
знаешь,  это  искание было взысканием <i>моим</i>, оно пожирает
менЯ.
     "ѓде -- дом <i>мой</i>?" џ спрашиваю о нем, ищу  и  искала
его  и нигде не нашла. Ћ вечное везде, о вечное нигде, о вечное
-- напрасно!"

     ’ак говорила тень,  и  лицо  ‡аратустры  вытЯгивалось  при
словах ее. "„а, ты -- моЯ тень, -- сказал он наконец с грустью.
--
     €  не  малаЯ  опасность  грозит  тебе,  ты,  вольнодумец и
странник! Џлохой день был у менЯ: смотри, как  бы  не  наступил
еще худший вечер!
     ’аким  беспокойным,  как  ты,  может  наконец  даже тюрьма
показатьсЯ блаженством. ‚идела ли  ты  когда-нибудь,  как  спЯт
заключенные  преступники?  Ћни  спЯт спокойно, они наслаждаютсЯ
впервые своей безопасностью.
     Ѓерегись,  чтобы  тебЯ   наконец   не   уловила   в   сети
какаЯ-нибудь   узкаЯ   вера,   какое-нибудь  жестокое,  суровое
заблуждение! €бо теперь соблазнЯет и искушает тебЯ все узкое  и
твердое.
     ’ы  утратила цель; увы, как прошутишь и как утешишь ты эту
утрату? ‚месте с ней ты -- потерЯла и дорогу!
     Ѓедный, блуждающий мечтатель, уставший мотылек! не  хочешь
ли  ты  на этот вечер иметь пристанище и отдых? ’ак иди вверх в
пещеру мою!
     ќта дорога ведет к пещере моей. Ђ теперь Я скорее убегу от
тебЯ. “же ложитсЯ как бы тень на менЯ.
     џ побегу один, чтобы опЯть стало  светло  вокруг  менЯ.  Љ
тому  же  Я  еще долго должен быть весел и на ногах. ‚ечером же
будут у менЯ -- танцы!" --
     ’ак говорил ‡аратустра.

        ‚ полдень

     -- € ‡аратустра все бежал, и не находил никого больше.  Ћн
был  один  и  продолжал встречать только себЯ, он наслаждалсЯ и
упивалсЯ своим одиночеством и думал о хороших вещах  --  целыми
часами. ‚ полуденный час, когда солнце стоЯло прЯмо над головой
‡аратустры,   проходил   он  мимо  старого  дерева,  кривого  и
суковатого, которое было  увито  обильной  любовью  виноградной
лозы и скрыто от себЯ самого; с него свешивались путнику пышные
желтые  гроздьЯ. ’огда захотелось ему утолить маленькую жажду и
сорвать одну кисть;  но  едва  протЯнул  он  к  ней  руку,  как
овладело  им другое желание, более сильное, -- лечь под деревом
в самый полдень и уснуть.
     ’ак и сделал ‡аратустра; и лишь только он  лег  на  землю,
среди  таинственной  тиши  пестрой травы, как забыл он тотчас о
своей маленькой жажде  и  заснул.  €бо,  как  гласит  поговорка
‡аратустры:  одно  бывает необходимее другого. ’олько глаза его
оставались открытыми: ибо они не могли  досыта  насмотретьсЯ  и
насладитьсЯ  деревом  и  любовью  к  нему виноградной лозы. Ќо,
засыпаЯ, так говорил ‡аратустра в сердце своем:
     "’ише! ’ише! Ќе стал ли мир совершенен?  —то  же,  однако,
происходит со мной?
     Љак  легкий  ветерок  невидимо  танцует  по гладкому морю,
легкий, как перышко, так -- сон танцует на мне.
     ѓлаз не смыкает он мне, душу  оставлЯет  он  бодрствовать.
‹егок он, поистине! легок, как перышко.
     Ћн  убеждает менЯ, Я не знаю, как? он дотрагиваетсЯ внутри
менЯ ласкающей рукою, он принуждает менЯ. „а, он принуждает мою
душу потЯгиватьсЯ --
     -- какой она становитсЯ длинной и  усталой,  моЯ  страннаЯ
душа!  Ќеужели  вечер  седьмого  днЯ пришелсЯ длЯ нее как раз в
полдень! “ж не блуждала ли она слишком долго, блаженнаЯ,  среди
добрых и зрелых вещей?
     „олго  потЯгиваетсЯ она, -- все больше и больше! она лежит
тихо, страннаЯ душа моЯ. ‘лишком уж много доброго вкусила  она;
эта золотаЯ печаль гнетет ее, она сковывает уста.
     --  Љак  корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, --
теперь опираетсЯ он на землю, усталый от  долгих  странствий  и
неведомых морей. ђазве землЯ не надежнее?
     Љогда  такой  корабль  пристает к берегу, жметсЯ к нему --
тогда достаточно, чтобы паук протЯнул от земли к  нему  паутину
свою. ‚ более крепкой веревке нет надобности.
     Љак  такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и
Я теперь близко  к  земле,  преданный,  доверчивый,  ожидающий,
привЯзанный к ней тончайшими нитЯми.
     Ћ  счастье! Ћ счастье! Ќе хочешь ли ты запеть, о душа моЯ?
’ы лежишь в траве. Ќо теперь таинственный,  торжественный  час,
когда ни один пастух не играет на свирели своей.
     Ѓерегись!  †аркий полдень спит на нивах. Ќе пой! ’ише! Њир
совершенен.
     Ќе пой, ты, полеваЯ птичка, о душа  моЯ!  Ќе  шепчи  даже!
‘мотри  --  кругом  тишина!  старый  полдень  спит,  он шевелит
губами: не пьет ли он сейчас каплю счастьЯ --
     -- старую, потемневшую каплю  золотого  счастьЯ,  золотого
вина?  ‘частье  пробегает  по нему, его счастье смеетсЯ. ’ак --
смеетсЯ Ѓог. ’ише! --
     -- "„лЯ счастьЯ,  как  мало  надо  длЯ  счастьЯ!"  --  так
говорил  Я  когда-то  и  считал  себЯ мудрым. Ќо это была хула,
<i>этому</i> научилсЯ Я теперь. Њудрые дурни говорЯт лучше.
     €бо все самое малое,  самое  тихое,  самое  легкое,  шорох
Ящерицы,  дуновение,  мгновение,  миг  -- <i>малое</i>, вот что
составлЯет качество <i>лучшего</i> счастьЯ. ’ише!
     -- —то случилось со мною: слушай! Ќе улетело ли времЯ?  Ќе
падаю ли Я? Ќе упал ли Я -- слушай! -- в колодец вечности?
     -- —то происходит со мною? ’ише! ЊенЯ кольнуло -- о, горе!
-- в сердце?  ‚  самое  сердце!  Ћ, разбейсЯ, разбейсЯ, сердце,
после такого счастьЯ, после такого укола!
     -- Љак? Ќе  стал  ли  мир  сейчас  совершенен?  Љруглым  и
зрелым?  Ћ  золотой круглый зрак -- куда летит он? ђазве Я бегу
за  ним!  ’ише!  ’ише"  (  --  тут   ‡аратустра   потЯнулсЯ   и
почувствовал,  что спит). "‚ставай, ты, сонливец! -- говорил он
самому себе. -- ’ы, спЯщий в полдень! Ќу, вставайте, вы, старые
ноги! “же пора, давно пора, еще добрый конец пути осталсЯ  вам.
--
     ’еперь вы выспались, долго ли спали вы? Џоловину вечности?
Ќу, вставай  теперь,  мое  старое  сердце!  Њного ли нужно тебе
времени после такого сна -- чтобы проснутьсЯ?"
     (Ќо  тут  он  снова  заснул,  а  душа   его   противилась,
защищалась  и опЯть легла) -- "Ћставь же менЯ! ’ише! Ќе стал ли
мир сейчас совершенен? Ћ золотой круглый шар!" --
     "‚ставай, -- говорил ‡аратустра, -- ты, маленькаЯ воровка,
тунеЯдка! Љак? ‚се еще потЯгиватьсЯ, зевать, вздыхать и  падать
в глубокие колодцы?
     Љто же ты, о душа моЯ!" (и тут испугалсЯ он, ибо солнечный
луч упал с неба на лицо ему).
     "Ћ  небо  надо  мной,  -- сказал он, вздыхаЯ, и сел, -- ты
глЯдишь на менЯ? ’ы слушаешь странную душу мою?
     Љогда выпьешь ты эту каплю росы, упавшую на все земное, --
когда выпьешь ты эту странную душу, --

     -- когда, о  родник  вечности!  ты,  радостнаЯ,  ужасающаЯ
полуденнаЯ бездна! когда обратно втЯнешь ты в себЯ мою душу?"
     ’ак  говорил ‡аратустра и поднЯлсЯ с ложа своего у дерева,
как бы после странного опьЯнениЯ; а солнце все еще стоЯло прЯмо
над головою его. €з этого  вполне  можно  было  заключить,  что
‡аратустра в тот раз спал недолго.

        Џриветствие

     ‹ишь  поздно  вечером,  после  долгих  напрасных исканий и
блужданий, ‡аратустра опЯть вернулсЯ к пещере своей.  Ќо  когда
он  остановилсЯ  перед  нею  не  более  как  в  двадцати шагах,
случилось то, чего он теперь ожидал всего менее: снова  услыхал
он  великий  <i>крик о помощи</i>. €, поразительно! на этот раз
крик исходил из его собственной  пещеры.  Ќо  это  был  долгий,
сложный,  странный  крик,  и  ‡аратустра  Ясно различал, что он
состоит из многих голосов: только издали можно было принЯть его
за крик из одних только уст.
     ’огда ‡аратустра бросилсЯ к  пещере  своей,  и  вот  какое
зрелище  ожидало его тотчас после этого слушалища! ’ам сидели в
сборе все, с кем провел он день: король справа и король  слева,
старый  чародей,  папа,  добровольный  нищий, тень, совестливый
духом, мрачный прорицатель и осел; а самый безобразный  человек
надел  на себЯ корону и опоЯсалсЯ двумЯ красными поЯсами -- ибо
он любил, как все безобразные, красиво  одеватьсЯ.  Џосреди  же
этого печального общества стоЯл орел ‡аратустры, взъерошенный и
тревожный,  ибо  он  должен  был  на  многое отвечать, на что у
гордости его не было ответа; а мудраЯ змеЯ  висела  вокруг  шеи
его.
     Ќа  все это смотрел ‡аратустра с великим удивлением; затем
разглЯдел   он   отдельно   каждого   из   гостей   своих    со
снисходительным  любопытством,  читал  в  душе  их  и удивлЯлсЯ
снова. ’ем  временем  собравшиесЯ  поднЯлись  с  мест  своих  и
почтительно  ожидали, чтобы ‡аратустра заговорил. ‡аратустра же
говорил так:
     "‚ы, отчаЯвшиесЯ! ‚ы, странные люди! ќто <i>ваш</i> крик о
помощи слышал Я? € теперь знаю Я, где надо искать  <i>того</i>,
кого тщетно искал Я сегоднЯ: <i>высшего человека</i> --
     --  в моей собственной пещере сидит он, высший человек! Ќо
чему удивлЯюсь Я! Ќе сам ли  Я  привлек  его  к  себе  медовыми
жертвами и хитрыми приманками счастьЯ своего?
     Ћднако  мне  кажетсЯ,  что  вы не годитесь длЯ совместного
общества, вы, взывающие  о  помощи,  вы  смущаете  сердце  друг
другу, сидЯ здесь вместе. ‘перва должен прийти некто,
     --  некто,  который  опЯть  заставит вас смеЯтьсЯ, добрый,
веселый шутник, танцор, ветер, сорвиголова, какой-нибудь старый
дурень -- как кажетсЯ вам?
     Ќо простите мне, вы, отчаЯвшиесЯ, что Я обращаюсь к вам  с
такой  ничтожной речью, недостойной, поистине, таких гостей! Ќо
вы не догадываетесь, <i>что</i> делает бодрым сердце мое, --
     -- вы сами и вид  ваш,  простите  менЯ!  €бо  всЯкий,  кто
смотрит  на  отчаЯвшегосЯ,  становитсЯ  бодрым.  —тобы  утешить
отчаЯвшегосЯ  --  длЯ  этого  считает  себЯ  каждый  достаточно
сильным.
     Њне  самому  придали  вы  эту силу -- драгоценный дар, мои
высокие  гости!  ЌастоЯщий  подарок  гостей!  Ќу  что   ж,   не
сердитесь, что Я предлагаю вам свой.
     ‡десь царство мое и владениЯ мои: но все мое на этот вечер
и эту  ночь  должно  быть  и вашим. Џусть звери мои служат вам;
пусть будет пещера моЯ местом отдохновениЯ вашего!
     ‚ моем доме, у очага моего никто не должен отчаиватьсЯ,  в
моих  владениЯх защищаю Я каждого от диких зверей их. € первое,
что предлагаю Я вам, -- безопасность!
     ‚торое же -- мой мизинец. € если <i>он</i> у вас, возьмите
и всю руку, ну что ж!  и  сердце  в  придачу!  Њилости  просим,
поклон вам, желанные гости мои!"
     ’ак  говорил  ‡аратустра  и смеЯлсЯ, полный любви и злобы.
Џосле этого приветствиЯ гости его вторично  поклонились  ему  в
почтительном  молчании;  король  же  справа  отвечал  ему от их
имени.
     "Џо тому, о ‡аратустра, как ты предложил нам руку и привет
свой, узнаем мы