ь, и завтра
утром они разнесут партию в щепки. ђано или поздно они до этого додумаютсЯ.
Ќо!..
     Ћн вспомнил, как однажды шел по людной  улице,  и  вдруг  из  переулка
впереди  вырвалсЯ  оглушительный,  в  тысЯчу  глоток,  крик,  женский крик.
Њощный, грозный вопль  гнева  и  отчаЯниЯ,  густое "A-а-а-а!", гудЯщее, как
колокол.  ‘ердце  у  него  застучало.  Ќачалось!  --  подумал  он.   ЊЯтеж!
Ќаконец-то они восстали! Ћн подошел ближе и увидел толпу: двести или триста
женщин  сгрудились перед рыночными ларьками, и лица у них были трагические,
как у  пассажиров  на  тонущем  пароходе.  “  него  на  глазах объединеннаЯ
отчаЯнием толпа будто распалась: раздробилась на островки  отдельных  ссор.
Џо-видимому, один из ларьков торговал кастрюлЯми. “богие, утлые жестЯнки --
но  кухонную  посуду  всегда было трудно достать. Ђ сейчас товар неожиданно
кончилсЯ. ‘частливицы, провожаемые толчками и тычками, протискивались прочь
со своими  кастрюлЯми,  а  неудачливые  галдели  вокруг  ларька  и обвинЯли
ларечника в том, что дает по блату,  что  прЯчет  под  прилавком.  ђаздалсЯ
новый  крик.  „ве  толстухи  -- одна с распущенными волосами -- вцепились в
кастрюльку и  тЯнули  в  разные  стороны.  Ћбе  дернули,  ручка оторвалась.
“инстон наблюдал с отвращением. Ћднако какаЯ же устрашающаЯ сила прозвучала
в крике всего двухсот или трехсот голосов! Ќу почему они никогда не крикнут
так из-за чего-нибудь стоЯщего!
     Ћн написал:

        Ћни никогда не взбунтуютсЯ,  пока  не  станут  сознательными,  а
     сознательными не станут, пока не взбунтуютсЯ.

     ЏрЯмо  как  из партийного учебника фраза, подумал он. ЏартиЯ, конечно,
утверждала,  что  освободила  пролов  от  цепей.  „о  революции  их страшно
угнетали капиталисты, морили голодом и пороли, женщин заставлЯли работать в
шахтах (между прочим, они там работают до  сих  пор),  детей  в  шесть  лет
продавали   на   фабрики.  Ќо  одновременно,  в  соответствии  с  принципом
двоемыслиЯ, партиЯ учила, что пролы  по  своей природе низшие существа, их,
как  животных,  надо  держать  в  повиновении,  руководствуЯсь  несколькими
простыми правилами. ‚ сущности, о пролах знали очень мало. Њного и  незачем
знать.  ‹ишь  бы  трудились и размножались -- а там пусть делают что хотЯт.
Џредоставленные сами  себе,  как  скот  на  равнинах  Ђргентины, они всегда
возвращались к тому образу жизни, который длЯ  них  естествен,  --  шли  по
стопам  предков.  Ћни  рождаютсЯ, растут в грЯзи, в двенадцать лет начинают
работать, переживают короткий период  физического расцвета и сексуальности,
в двадцать лет женЯтсЯ, в  тридцать  уже  немолоды,  к  шестидесЯти  обычно
умирают.  ’Яжелый  физический  труд,  заботы о доме и детЯх, мелкие свары с
соседЯми, кино, футбол, пиво и,  главное,  азартные  игры -- вот и все, что
вмещаетсЯ в их кругозор. “правлЯть ими несложно ‘реди них всегда  вращаютсЯ
агенты  полиции  мыслей  --  выЯвлЯют  и  устранЯют  тех,  кто мог бы стать
опасным; но приобщить  их  к  партийной  идеологии  не стремЯтсЯ. ‘читаетсЯ
нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к  политике.  Ћт  них
требуетсЯ  лишь  примитивный патриотизм -- чтобы взывать к нему. когда идет
речь об удлинении рабочего днЯ или о сокращении пайков. Ђ если и овладевает
ими недовольство -- такое тоже  бывало,  --  это  недовольство ни к чему не
ведет, ибо из-за отсутствиЯ общих идей обращено оно  только  против  мелких
конкретных неприЯтностей. Ѓольшие беды неизменно ускользали от их вниманиЯ.
“  огромного  большинства  пролов  нет даже телекранов в квартирах. ЋбычнаЯ
полициЯ  занимаетсЯ  ими  очень   мало.   ‚  ‹ондоне  существует  громаднаЯ
преступность, целое государство в государстве: воры, бандиты,  проститутки,
торговцы  наркотиками, вымогатели всех мастей; но, поскольку она замыкаетсЯ
в среде пролов, вниманиЯ на нее  не обращают. ‚о всех моральных вопросах им
позволено следовать обычаЯм предков. Џартийное сексуальное  пуританство  на
пролов не распространЯлось. ‡а разврат их не преследуют, разводы разрешены.
‘обственно  говорЯ,  и  религиЯ была бы разрешена, если бы пролы проЯвили к
ней склонность. Џролы ниже подозрений.  Љак гласит партийный лозунг: "Џролы
и животные свободны".
     “инстон  тихонько  почесал  варикозную  Язву.   ЋпЯть   началсЯ   зуд.
‚олей-неволей  всегда  возвращаешьсЯ к одному вопросу: какова все-таки была
жизнь до революции? Ћн вынул  из стола школьный учебник истории, одолженный
у миссис Џарсонс, и стал переписывать в дневник.

        ‚  прежнее  времЯ,  до  славной  ђеволюции,  ‹ондон  не  был тем
     прекрасным городом, каким  мы  его  знаем  сегоднЯ. ќто был темный,
     грЯзный, мрачный город, и там почти все жили впроголодь, а сотни  и
     тысЯчи  беднЯков  ходили  разутыми  и  не  имели крыши над головой.
     „етЯм, твоим сверстникам,  приходилось  работать двенадцать часов в
     день на жестоких хозЯев; если  они  работали  медленно,  их  пороли
     кнутом,  а  питались  они  черствыми корками и водой. Ќо среди этой
     ужасной  нищеты  стоЯли  большие  красивые  дома  богачей,  которым
     прислуживали   иногда   до   тридцати   слуг.   Ѓогачи   назывались
     капиталистами. ќто были толстые  уродливые  люди со злыми лицами --
     наподобие того, что изображен на следующей странице. Љак видишь, на
     нем длинный черный пиджак, который  называлсЯ  фраком,  и  страннаЯ
     шелковаЯ  шлЯпа в форме печной трубы -- так называемый цилиндр. ќто
     была форменнаЯ  одежда  капиталистов,  и  больше  никто  не смел ее
     носить. Љапиталистам принадлежало все на свете,  а  остальные  люди
     были  их рабами. €м принадлежали всЯ землЯ, все дома, все фабрики и
     все деньги.  ’ого,  кто  их  ослушалсЯ,  бросали  в  тюрьму  или же
     выгонЯли с работы, чтобы уморить  голодом.  Љогда  простой  человек
     разговаривал с капиталистом, он должен был пресмыкатьсЯ, кланЯтьсЯ,
     снимать  шапку  и  называть  его  "сэр".  ‘амый  главный капиталист
     именовалсЯ королем и...

     Ћн  знал  этот  список назубок. Ѓудут епископы с батистовыми рукавами,
судьи в мантиЯх, отороченных  горностаев,  позорный столб, колодки, топчак,
девЯтихвостаЯ плеть, банкет у лорд-мэра, обычай целовать туфлю у папы. Ѓыло
еще так называемое право первой ночи, но в детском учебнике  оно,  наверно,
не  упомЯнуто.  Џо  этому  закону  капиталист  имел  право  спать  с  любой
работницей своей фабрики.
     Љак  узнать,  сколько  тут  лжи? Њожет быть, и вправду средний человек
живет сейчас лучше, чем до  революции. …динственное свидетельство против --
безмолвный протест у тебЯ в потрохах, инстинктивное ощущение,  что  условиЯ
твоей жизни невыносимы, что некогда они наверное были другими. …му пришло в
голову,  что  самое  характерное  в нынешней жизни -- не жестокость ее и не
шаткость, а просто убожество, тусклость,  апатиЯ. ЋглЯнешьсЯ вокруг -- и не
увидишь ничего похожего ни на  ложь,  льющуюсЯ  из  телекранов,  ни  на  те
идеалы,  к  которым  стремЯтсЯ  партиЯ. „аже у партийца бoльшаЯ часть жизни
проходит вне политики: корпишь на нудной  службе, бьешьсЯ за место в вагоне
метро, штопаешь дырЯвый носок, клЯнчишь сахариновую таблетку,  заканчиваешь
окурок.  Џартийный идеал -- это нечто исполинское, грозное, сверкающее: мир
стали  и  бетона,  чудовищных  машин  и  жуткого  оружиЯ,  страна  воинов и
фанатиков, которые шагают в едином строю, думают одну  мысль,  кричат  один
лозунг,   неустанно  трудЯтсЯ  сражаютсЯ,  торжествуют,  карают  --  триста
миллионов человек -- и все на одно  лицо. ‚ жизни же -- города-трущобы, где
снуют несытые люди в худых башмаках, ветхие дома девЯтнадцатого  века,  где
всегда  пахнет  капустой  и нужником. Џеред ним возникло видение ‹ондона --
громадный город развалин,  город  миллиона  мусорных  Ящиков,  -- и на него
наложилсЯ образ миссис Џарсонс,  женщины  с  морщинистым  лицом  и  жидкими
волосами, безнадежно ковырЯющей засоренную канализационную трубу.
     Ћн  опЯть  почесал  лодыжку. „ень и ночь телекраны хлещут тебЯ по ушам
статистикой, доказывают, что  у  людей  сегоднЯ  больше еды, больше одежды,
лучше дома, веселее развлечениЯ, что они живут дольше,  работают  меньше  и
сами стали крупнее, здоровее, сильнее, счастливее, умнее, просвещеннее, чем
пЯтьдесЯт  лет  назад.  Ќи слова тут нельзЯ доказать и нельзЯ опровергнуть.
ЏартиЯ, например, утверждает, что грамотны сегоднЯ сорок процентов взрослых
пролов, а до революции  грамотных  было только пЯтнадцать процентов. ЏартиЯ
утверждает, что детскаЯ смертность  сегоднЯ  --  всего  сто  шестьдесЯт  на
тысЯчу,  а  до  революции  была  -- триста... и так далее. ќто что-то вроде
одного уравнениЯ с  двумЯ  неизвестными.  Ћчень  может  быть, что буквально
каждое слово в исторических книжках --  даже  те,  которые  принимаешь  как
самоочевидные,  --  чистый вымысел. Љто его знает, может, и не было никогда
такого закона, как право первой ночи,  или такой твари, как капиталист, или
такого головного убора, как цилиндр.
     ‚се расплываетсЯ в тумане. Џрошлое подчищено, подчистка  забыта,  ложь
стала правдой. ‹ишь однажды в жизни он располагал -- после событий, вот что
важно  --  Ясным  и  недвусмысленным  доказательством  того,  что совершена
подделка. Ћн держал его в руках  целых полминуты. Ѓыло это, кажетсЯ, в 1973
году... словом, в то времЯ, когда он рассталсЯ с  Љэтрин.  Ќо  речь  шла  о
событиЯх семи- или восьмилетней давности.
     Ќачалась  эта  историЯ в середине шестидесЯтых годов, в период больших
чисток, когда были поголовно  истреблены  подлинные вожди революции. Љ 1970
году в живых не осталось ни одного, кроме ‘таршего Ѓрата. ‚сех  разоблачили
как предателей и контрреволюционеров. ѓолдстейн сбежал и скрывалсЯ неведомо
где,  кто-то  просто  исчез, большинство же после шумных процессов, где все
признались в  своих  преступлениЯх,  было  казнено.  ‘реди  последних, кого
постигла эта участь, были трое: „жонс, Ђронсон и ђезерфорд. €х взЯли году в
шестьдесЯт пЯтом. Џо обыкновению, они исчезли на год или год  с  лишним,  и
никто  не  знал, живы они или нет; но потом их вдруг извлекли дабы они, как
принЯто, изобличили себЯ сами. Ћни  признались  в сношениЯх с врагом (тогда
врагом тоже была …вразиЯ),  в  растрате  общественных  фондов,  в  убийстве
преданных  партийцев,  в  подкопах под руководство ‘таршего Ѓрата, которыми
они занЯлись еще  задолго  до  революции,  во вредительских актах, стоивших
жизни сотнЯм тысЯч людей.  Џризнались,  были  помилованы,  восстановлены  в
партии  и  получили  посты,  по названию важные, а по сути -- синекуры. ‚се
трое выступили с длинными покаЯнными  статьЯми в "’аймс", где рассматривали
корни своей измены и обещали искупить вину.
     Џосле их освобождениЯ “инстон действительно видел всю  троицу  в  кафе
"Џод  каштаном". Ћн наблюдал за ними исподтишка, с ужасом и не мог оторвать
глаз. Ћни были  гораздо  старше  его  --  реликты  древнего мира, наверное,
последние крупные фигуры, оставшиесЯ от  ранних  героических  дней  партии.
‘лавный дух подпольной борьбы и гражданской войны все еще витал над ними. “
него  было ощущение -- хотЯ факты и даты уже порЯдком расплылись, -- что их
имена он услышал на несколько  лет  раньше,  чем имЯ ‘таршего Ѓрата. Ќо они
были вне закона -- враги, парии, обреченные исчезнуть в течение  ближайшего
года  или  двух. ’ем, кто раз побывал в руках у полиции мыслей, уже не было
спасениЯ. Ћни трупы -- и только ждут, когда их отправЯт на кладбище.
     ‡а столиками вокруг них не  было  ни души. Ќеразумно даже показыватьсЯ
поблизости от таких людей. Ћни молча сидели за стаканами джина, сдобренного
гвоздикой, -- фирменным напитком  этого  кафе.  Ќаибольшее  впечатление  на
“инстона  произвел  ђезерфорд.  Ќекогда  знаменитый карикатурист, он своими
злыми рисунками  немало  способствовал  разжиганию  общественных страстей в
период революций. …го карикатуры и теперь изредка поЯвлЯлись в "’аймс". ќто
было всего лишь подражание его прежней манере, на редкость  безжизненное  и
неубедительное.  Џерепевы  старинных  тем:  трущобы, хижины, голодные дети,
уличные бои, капиталисты в цилиндрах --  кажетсЯ, даже на баррикадах они не
желали расстатьсЯ  с  цилиндрами,  --  бесконечные  и  безнадежные  попытки
вернутьсЯ  в  прошлое.  Ћн  был  громаден  и уродлив -- грива сальных седых
волос, лицо в морщинах и припухлостЯх, выпЯченные губы. Љогда-то он, должно
быть, отличалсЯ  неимоверной  силой,  теперь  же  его  большое тело местами
разбухло, обвисло, осело, местами усохло. Ћн будто распадалсЯ на глазах  --
осыпающаЯсЯ гора.
     Ѓыло  15  часов,  времЯ  затишьЯ.  “инстон уже не помнил, как его туда
занесло в такой час.  Љафе  почти  опустело.  €з телекранов точилась бодраЯ
музыка. ’рое сидели в своем углу молча и  почти  неподвижно.  Ћфициант,  не
дожидаЯсь  их  просьбы,  принес  еще  по  стакану джина. Ќа их столе лежала
шахматнаЯ доска с  расставленными  фигурами,  но  никто  не  играл. ‚друг с
телекранами что-то произошло -- и продолжалось это с  полминуты.  ‘менилась
мелодиЯ,  и  сменилось настроение музыки. ‚торглось что-то другое... трудно
объЯснить что. ‘транный, надтреснутый,  визгливый, глумливый тон -- “инстон
назвал его про себЯ желтым тоном. Џотом голос запел:

        Џод развесистым каштаном
        Џродали средь бела днЯ --
        џ тебЯ, а ты менЯ.
        Џод развесистым каштаном
        Њы лежим средь бела днЯ --
        ‘права ты, а слева Я. [2]

     ’рое не пошевелились. Ќо когда “инстон снова взглЯнул  на  разрушенное
лицо  ђезерфорда,  оказалось,  что  в  глазах  у него стоЯт слезы. € только
теперь “инстон заметил, с внутренним  содроганием -- не понимаЯ еще, почему
содрогнулсЯ, -- что и у Ђронсона и у ђезерфорда перебитые носы.
     —уть позже всех троих опЯть арестовали. ‚ыЯснилось, что сразу же после
освобождениЯ они вступили в новые заговоры. Ќа втором  процессе  они  вновь
сознались во всех прежних преступлениЯх и во множестве новых. €х казнили, а
дело  их  в назидание потомкам увековечили в истории партии. ‹ет через пЯть
после этого, в 1973-м, разворачиваЯ  материалы, только что выпавшие на стол
из  пневматической  трубы,  “инстон  обнаружил  случайный  обрывок  бумаги.
‡начение обрывка он понЯл сразу, как только расправил  его  на  столе.  ќто
была   половина   страницы,  вырваннаЯ  из  "’аймс"  примерно  десЯтилетней
давности, -- верхнЯЯ  половина,  так  что  число  там  стоЯло,  -- и на ней
фотографиЯ участников какого-то партийного торжества в Ќью-‰орке. ‚  центре
группы  выделЯлись „жонс, Ђронсон и ђезерфорд. Ќе узнать их было нельзЯ, да
и фамилии их значились в подписи под фотографией.
     Ђ на обоих процессах все трое  показали, что в тот день они находились
на территории …вразии. ‘ тайного аэродрома в Љанаде их доставили куда-то  в
‘ибирь  на  встречу  с  работниками  …вразийского  генштаба,  которому  они
выдавали  важные  военные  тайны. „ата засела в памЯти “инстона, потому что
это был €ванов день:  впрочем,  это  дело  навернЯка описано повсюду. ‚ывод
возможен только один: их признаниЯ были ложью.
     Љонечно, не бог весть какое открытие. “же тогда  “инстон  не  допускал
мысли, что люди, уничтоженные во времЯ чисток, в самом деле преступники. Ќо
тут  было  точное  доказательство,  обломок  отмененного прошлого: так одна
ископаемаЯ кость,  найденнаЯ  не  в  том  слое  отложений,  разрушает целую
геологическую теорию. …сли бы этот факт можно было обнародовать, разъЯснить
его значение, он один разбил бы партию вдребезги.
     “инстон сразу взЯлсЯ за работу. “видев фотографию  и  понЯв,  чтo  она
означает,  он прикрыл ее другим листом. Љ счастью, телекрану она была видна
вверх ногами.
     Ћн положил блокнот  на  колено  и  отодвинулсЯ  со  стулом подальше от
телекрана. ‘делать непроницаемое лицо легко, даже дышать можно ровно,  если
постаратьсЯ,  но  вот  с  сердцебиением  не  сладишь,  а  телекран -- штука
чувствительнаЯ, подметит. Ћн выждал,  по  своим расчетам, десЯть минут, все
времЯ мучаЯсь страхом, что его выдаст какаЯ-нибудь случайность -- например,
внезапный сквознЯк смахнет бумагу. ‡атем, уже не  открываЯ  фотографию,  он
сунул  ее  вместе с ненужными листками в гнездо памЯти. € через минуту она,
наверное, превратилась в пепел.
     ќто было  десЯть-одиннадцать  лет  назад.  ‘егоднЯ  он  эту фотографию
скорее бы всего сохранил. ‹юбопытно: хотЯ и фотографиЯ и отраженный на  ней
факт  были  всего  лишь воспоминанием, само то, что он когда-то держал ее в
руках, влиЯло на него до сих  пор.  Ќеужели, спросил он себЯ, власть партии
над прошлым ослабла оттого, что уже не  существующее  мелкое  свидетельство
когда-то существовало?
     Ђ  сегоднЯ,  если  бы  удалось воскресить фотографию, она, вероЯтно, и
уликой не была бы.  ‚едь  когда  он  увидел  ее,  ЋкеаниЯ  уже не воевала с
…вразией и трое покойных должны были бы продавать родину агентам Ћстазии. Ђ
с той поры произошли еще повороты  --  два,  три,  он  не  помнил  сколько.
Ќаверное,  признаниЯ  покойных  переписывались  и  переписывались,  так что
первоначальные факты и даты совсем уже  ничего не значат. Џрошлое не просто
менЯетсЯ, оно менЯетсЯ непрерывно. ‘амым же кошмарным длЯ него было то, что
он никогда не понимал отчетливо,  какую  цель  преследует  это  грандиозное
надувательство.  ‘июминутные  выгоды  от  подделки  прошлого  очевидны,  но
конечнаЯ ее цель -- загадка. Ћн снова взЯл ручку и написал:

        џ понимаю ЉЂЉ; не понимаю ‡Ђ—…Њ.

     Ћн  задумалсЯ, как задумывалсЯ уже не раз, а не сумасшедший ли он сам.
Њожет быть,  сумасшедший  тот,  кто  в  меньшинстве,  в единственном числе.
Љогда-то безумием было думать, что ‡емлЯ вращаетсЯ вокруг  ‘олнца;  сегоднЯ
--   что  прошлое  неизменЯемо.  ‚озможно,  он  один  придерживаетсЯ  этого
убеждениЯ, а раз один, значит -- сумасшедший. Ќо мысль, что он сумасшедший,
не очень его тревожила: ужасно, если он вдобавок ошибаетсЯ.
     Ћн  взЯл  детскую  книжку  по  истории  и  посмотрел  на  фронтиспис с
портретом  ‘таршего  Ѓрата.  …го  встретил  гипнотический  взглЯд.   ‘ловно
какаЯ-то  исполинскаЯ  сила давила на тебЯ -- проникала в череп, трамбовала
мозг,  страхом  вышибала  из  тебЯ  твои  убеждениЯ,  принуждала  не верить
собственным органам чувств. ‚ конце концов партиЯ объЯвит, что  дважды  два
--  пЯть, и придетсЯ в это верить. ђано или поздно она издаст такой указ, к
этому неизбежно ведет логика ее  власти. …е философиЯ молчаливо отрицает не
только верность твоих восприЯтии, но и само  существование  внешнего  мира.
…ресь  из  ересей  --  здравый  смысл.  €  ужасно  не то, что тебЯ убьют за
противоположное мнение, а то,  что  они,  может  быть, правы. ‚ самом деле,
откуда мы знаем, что дважды два -- четыре? €ли что существует сила тЯжести?
€ли что прошлое нельзЯ изменить? …сли и прошлое и  внешний  мир  существуют
только в сознании, а сознанием можно управлЯть -- тогда что?
     Ќет!  Ћн  ощутил  неожиданный  прилив  мужества.  ЌепонЯтно,  по какой
ассоциации в уме возникло лицо  Ћ'Ѓрайена.  ’еперь  он еще тверже знал, что
Ћ'Ѓрайен на его стороне. Ћн пишет дневник длЯ Ћ'Ѓрайена -- Ћ'Ѓрайену; никто
не прочтет его бесконечного  письма,  но  предназначено  оно  определенному
человеку и этим окрашено.
     ЏартиЯ   велела  тебе  не  верить  своим  глазам  и  ушам.  €  это  ее
окончательный, самый важный приказ. ‘ердце  у  него  упало при мысли о том,
какаЯ огромнаЯ сила выстроилась против него, с какой легкостью собьет его в
споре любой партийный идеолог -- хитрыми доводами, которых  он  не  то  что
опровергнуть  --  понЯть  не сможет. € однако он прав! Ћни не правы, а прав
он. Ћчевидное, азбучное, верное надо  защищать. ЏрописнаЯ истина истинна --
и стой на этом! Џрочно существует мир, его законы  не  менЯютсЯ.  Љамни  --
твердые,  вода  --  мокраЯ,  предмет, лишенный опоры, устремлЯетсЯ к центру
‡емли. ‘  ощущением,  что  он  говорит  это  Ћ'Ѓрайену  и  выдвигает важную
аксиому, “инстон написал:

        ‘вобода -- это возможность  сказать,  что  дважды два -- четыре.
     …сли дозволено это, все остальное отсюда следует.


        VIII

     Ћткуда-то  из  глубины прохода пахнуло жареным кофе -- настоЯщим кофе,
не "Џобедой". “инстон невольно  остановилсЯ.  ‘екунды  на две он вернулсЯ в
полузабытый мир детства. Џотом хлопнула дверь и отрубила запах, как звук.
     Ћн прошел по улицам несколько километров, Язва над щиколоткой саднила.
‚от уже второй раз за три недели он пропустил вечер в  общественном  центре
--  опрометчивый  поступок,  за  посещениЯми навернЯка следЯт. ‚ принципе у
члена партии нет свободного времени, и  наедине  с собой он бывает только в
постели. ЏредполагаетсЯ, что, когда он не занЯт работой, едой  и  сном,  он
участвует  в общественных развлечениЯх; все, в чем можно усмотреть любовь к
одиночеству, -- даже прогулка без  спутников  -- подозрительно. „лЯ этого в
новоЯзе есть слово: саможит --  означает  индивидуализм  и  чудачество.  Ќо
нынче  вечером  выйдЯ из министерства, он соблазнилсЯ нежностью апрельского
воздуха. ’акого мЯгкого голубого тона в небе он за последний год ни разу не
видел, и долгий шумный вечер  в общественном центре, скучные, изнурительные
игры, лекции, поскрипывающее, хоть и смазанное джином, товарищество --  все
это показалось ему непереносимым. Џоддавшись внезапному порыву, он повернул
прочь  от автобусной остановки и побрел по лабиринту ‹ондона, сперва на юг,
потом на восток и обратно на  север,  заплуталсЯ на незнакомых улицах и шел
уже куда глаза глЯдЯт.
     "…сли есть надежда, -- написал он в дневнике, -- то она -- в  пролах".
€  в голове все времЯ крутилась эта фраза -- мистическаЯ истина и очевиднаЯ
нелепость. Ћн находилсЯ в бурых  трущобах, где-то к северо-востоку от того,
что было некогда вокзалом ‘ент-Џанкрас. Ћн  шел  по  булыжной  улочке  мимо
двухэтажных  домов  с  обшарпанными  дверЯми,  которые открывались прЯмо на
тротуар и почему-то наводили на мысль  о крысиных норах. Ќа булыжнике там и
сЯм стоЯли грЯзные лужи. € в темных подъездах и в  узких  проулках  по  обе
стороны   было   удивительно   много  народу  --  зрелые  девушки  с  грубо
намалеванными ртами, парни, гонЯвшиесЯ за девушками, толстомЯсые тетки, при
виде которых становилось  понЯтно,  во  что  превратЯтсЯ  эти девушки через
десЯток лет, согнутые старухи, шаркавшие растоптанными ногами, и оборванные
босые дети, которые играли в лужах и бросались  врассыпную  от  материнских
окриков.  Ќаверно,  каждое четвертое окно было выбито и забрано досками. Ќа
“инстона почти не обращали  вниманиЯ,  но  кое-кто провожал его опасливым и
любопытным  взглЯдом.  Џеред  дверью,  сложив  кирпично-красные   руки   на
фартуках,  беседовали  две  необъЯтные  женщины.  “инстон,  подходЯ  к ним,
услышал обрывки разговора.
     -- „а, говорю, это все очень  хорошо,  говорю.  Ќо на моем месте ты бы
сделала то же самое. ‹егко, говорю, судить -- а вот хлебнула бы ты с мое...
     -- „а-а, -- отозвалась другаЯ, -- ‚ том-то все и дело.
     ђезкие голоса вдруг смолкли. ‚ молчании женщины окинули его враждебным
взглЯдом. ‚прочем, не враждебным даже,  скорее  настороженным,  замерев  на
миг, как будто мимо проходило неведомое животное, ‘иний комбинезон партийца
не  часто  мелькал  на этих улицах. ЏоказыватьсЯ в таких местах без дела не
стоило. Ќалетишь на патруль --  могут остановить. "’оварищ, ваши документы.
—то вы здесь делаете? ‚ котором часу ушли с работы? ‚ы всегда ходите  домой
этой  дорогой?"  -- и так далее, и так далее. ђазными дорогами ходить домой
не запрещалось, но если узнает полициЯ мыслей, этого достаточно, чтобы тебЯ
взЯли на заметку.
     ‚друг  всЯ  улица  пришла  в  движение.  ‘о  всех  сторон  послышались
предостерегающие крики. ‹юди разбежались  по  домам,  как кролики. €з двери
недалеко от  “инстона  выскочила  молодаЯ  женщина,  подхватила  маленького
ребенка,  игравшего  в луже, накинула на него фартук и метнулась обратно. ‚
тот же миг  из  переулка  поЯвилсЯ  мужчина  в черном костюме, напоминавшем
гармонь, подбежал к “инстону. взволнованно показываЯ на небо.
     -- Џаровоз! -- закричал он. --  ‘мотри,  директор!  ‘ейчас  по  башке!
‹ожись быстро!
     Џаровозом  пролы почему-то прозвали ракету. “инстон бросилсЯ ничком на
землю. ‚ таких случаЯх пролы почти  никогда не ошибались. €м будто инстинкт
подсказывал за несколько секунд, что подлетает ракета, --  считалось  ведь,
что  ракеты  летЯт  быстрее  звука. “инстон прикрыл голову руками. ђаздалсЯ
грохот, встрЯхнувший  мостовую;  на  спину  ему  дождем  посыпалсЯ какой-то
мусор. ЏоднЯвшись, он обнаружил, что весь усыпан осколками оконного стекла.
     Ћн пошел дальше. Њетрах в двухстах ракета снесла  несколько  домов.  ‚
воздухе  стоЯл  черный  столб  дыма. а под ним в туче алебастровой пыли уже
собирались вокруг развалин люди. ‚переди возвышалась кучка штукатурки, и на
ней “инстон разглЯдел Ярко-красное  пЯтно.  ЏодойдЯ поближе, он увидел, что
это оторваннаЯ кисть руки. ‡а  исключением  кровавого  пенька,  кисть  была
совершенно белаЯ, как гипсовый слепок.
     Ћн  сбросил  ее ногой в водосток, а потом, чтобы обойти толпу, свернул
направо в переулок. Њинуты  через  три-четыре  он  вышел  из зоны взрыва, и
здесь улица жила своей убогой муравьиной жизнью как ни  в  чем  не  бывало.
‚ремЯ  шло к двадцати часам, питейные лавки пролов ломились от посетителей.
€х грЯзные двери  беспрерывно  раскрывались,  обдаваЯ  улицу запахами мочи,
опилок и кислого пива. ‚ углу возле выступающего дома вплотную друг к другу
стоЯли трое мужчин: средний держал сложенную  газету,  а  двое  заглЯдывали
через  его  плечо.  €здали “инстон не мог различить выражениЯ их лиц, но их
позы выдавали увлеченность. ‚идимо,  они  читали какое-то важное сообщение.
Љогда до них оставалось несколько шагов, группа вдруг разделилась,  и  двое
вступили в Яростную перебранку. Љазалось, она вот-вот перейдет в драку.
     --  „а ты слушай, балда, что тебе говорЯт! ‘ семеркой на конце ни один
номер не выиграл за четырнадцать месЯцев.
     -- Ђ Я говорю, выиграл!
     -- Ђ Я говорю, нет. “  менЯ  дома все выписаны за два года. ‡аписываю,
как часы. џ тебе говорю, ни один с семеркой...
     -- Ќет, выигрывала семерка! „а Я почти весь номер назову. ЉончалсЯ  на
четыреста семь. ‚ феврале, втораЯ неделЯ февралЯ.
     -- Ѓабушку твою в феврале! “ менЯ черным по белому. Ќи разу, говорю, с
семеркой...
     -- „а закройтесь вы! -- вмешалсЯ третий.
     Ћни  говорили о лотерее. ЋтойдЯ метров на тридцать, “инстон оглЯнулсЯ.
Ћни продолжали  спорить  оживленно,  страстно.  ‹отереЯ  с ее еженедельными
сказочными выигрышами  была  единственным  общественным  событием,  которое
волновало  пролов.  ‚ероЯтно,  миллионы людей видели в ней главное, если не
единственное дело,  ради  которого  стоит  жить.  ќто  была  их  услада, их
безумство, их отдохновение, их интеллектуальный возбудитель. ’ут  даже  те,
кто  едва  умел  читать и писать, проЯвлЯли искусство сложнейших расчетов и
сверхъестественную памЯть.  ‘уществовал  целый  клан,  кормившийсЯ продажей
систем,  прогнозов  и  талисманов.  Љ  работе  лотереи   “инстон   никакого
касательства  не имел -- ею занималось министерство изобилиЯ, -- но он знал
(в партии все знали), что выигрыши  по  большей части мнимые. Ќа самом деле
выплачивались только мелкие суммы,  а  обладатели  крупных  выигрышей  были
лицами  вымышленными.  Џри  отсутствии  настоЯщей  свЯзи  между  отдельными
частЯми Ћкеании устроить это не составлЯло труда.
     Ќо  если есть надежда, то она -- в пролах. ‡а эту идею надо держатьсЯ.
Љогда выражаешь ее словами, она кажетсЯ здравой; когда смотришь на тех, кто
мимо тебЯ проходит, верить в  нее  --  подвижничество. Ћн свернул на улицу,
шедшую под уклон. Њесто показалось ему смутно знакомым --  невдалеке  лежал
главный  проспект.  ѓде-то  впереди  слышалсЯ  гам. “лица круто повернула и
закончилась лестницей,  спускавшейсЯ  в  переулок,  где лоточники торговали
вЯлыми овощами. “инстон вспомнил это место. Џереулок вел на главную  улицу,
а за следующим поворотом, в пЯти минутах ходу, -- лавка старьевщика, где он
купил книгу, штампую дневником. —уть дальше, в канцелЯрском магазинчике, он
приобрел чернила и ручку.
     Џеред  лестницей  он  остановилсЯ.  Ќа  другой  стороне  переулка была
захудалаЯ пивнаЯ с как  будто  матовыми,  а  на  самом деле просто пыльными
окнами. „ревний старик, согнутый, но энергичный, с седыми, торчащими, как у
рака, усами, распахнул дверь и скрылсЯ в пивной. “инстону пришло в  голову,
что  этот  старик, которому сейчас не меньше восьмидесЯти, застал революцию
уже взрослым мужчиной. Ћн да еще  немногие  вроде него -- последнЯЯ свЯзь с
исчезнувшим миром капитализма. € в партии осталось мало таких, чьи  взглЯды
сложились  до  революции.  ‘таршее  поколение  почти все перебито в больших
чистках пЯтидесЯтых и шестидесЯтых  годов,  а  уцелевшие запуганы до полной
умственной  капитулЯции.  €  если  есть  живой  человек,  который  способен
рассказать правду о первой половине века, то он может быть  только  пролом.
“инстон  вдруг  вспомнил  переписанное в дневник место из детской книжки по
истории и загорелсЯ безумной идеей. Ћн войдет в пивную, завЯжет со стариком
знакомство и расспросит его: "ђасскажите, как вы жили в детстве. ЉакаЯ была
жизнь? ‹учше, чем в наши дни, или хуже?"
     Џоскорее, чтобы  не  успеть  испугатьсЯ,  он  спустилсЯ  до лестнице и
перешел на другую сторону переулка. ‘умасшествие, конечно. ђазговаривать  с
пролами  и  посещать  их  пивные  тоже,  конечно,  не запрещалось, но такаЯ
страннаЯ выходка  не  останетсЯ  незамеченной.  …сли  зайдет патруль, можно
прикинутьсЯ, что стало дурно, но они врЯд ли поверЯт. Ћн толкнул  дверь,  в
нос ему шибануло пивной кислЯтиной. Љогда он вошел, гвалт в пивной сделалсЯ
вдвое  тише.  Ћн  спиной  чувствовал, что все глаза уставились на его синий
комбинезон. ‹юди, метавшие дротики  в  мишень,  прервали свою игру на целых
полминуты. ‘тарик, из-за которого он пришел, препиралсЯ у стойки с барменом
-- крупным, грузным молодым человеком,  горбоносым  и  толсторуким.  ‚округ
кучкой стоЯли слушатели со своими стаканами.
     -- ’ебЯ как человека просЯт, -- петушилсЯ старик и надувал грудь. -- Ђ
ты мне говоришь, что в твоем кабаке не найдетсЯ пинтовой кружки?
     --  „а  что  это  за  чертовщина  такаЯ  -- пинта? -- возражал бармен,
упершись пальцами в стойку.
     -- Ќет, вы слыхали? Ѓармен  называетсЯ  --  что такое пинта, не знает!
Џинта -- это полкварты, а четыре  кварты  --  галлон.  Њожет,  тебЯ  азбуке
поучить?
     --  ‘роду  не  слышал,  --  отрезал  бармен.  --  Џодаем  литр, подаем
пол-литра -- и все. ‚он на полке посуда.
     -- Џинту хочу, --  не  унималсЯ  старик.  --  ’рудно, что ли, нацедить
пинту? ‚ мое времЯ никаких ваших литров не было.
     -- ‚ твое времЯ мы все на ветках жили, -- ответил бармен,  оглЯнувшись
на слушателей.
     ђаздалсЯ  громкий  смех,  и неловкость, вызваннаЯ поЯвлением “инстона,
прошла. ‹ицо у старика сделалось  красным.  Ћн повернулсЯ, ворча, и налетел
на “инстона. “инстон вежливо взЯл его под руку.
     -- ђазрешите вас угостить? -- сказал он.
     -- Ѓлагородный человек, -- ответил тот, снова выпЯтив грудь. Ћн  будто
не  замечал  на  “инстоне  синего  комбинезона.  --  Џинту!  -- воинственно
приказал он бармену, -- Џинту тычка.
     Ѓармен  ополоснул  два  толстых  пол-литровых  стакана  в  бочонке под
стойкой и налил темного пива. Љроме  пива,  в  этих  заведениЯх  ничего  не
подавали.  Џролам джин не полагалсЯ, но добывали они его без особого труда.
Њетание дротиков возобновилось,  а  люди  у  стойки заговорили о лотерейных
билетах. Ћб “инстоне на времЯ забыли. “ окна стоЯл  сосновый  стол  --  там
можно  было  поговорить  со  стариком  с глазу на глаз. ђиск ужасный; но по
крайней мере телекрана  нет  --  в  этом  “инстон удостоверилсЯ, как только
вошел.
     -- Њог  бы  нацедить  мне  пинту,  --  ворчал  старик,  усаживаЯсь  со
стаканом.  Џол-литра  мало -- не напьешьсЯ. Ђ литр -- много. Ѓегаешь часто.
Ќе говорЯ, что дорого.
     -- ‘о времен вашей  молодости  вы,  наверно,  видели много перемен, --
осторожно начал “инстон.
     ‚ыцветшими голубыми глазами старик посмотрел на мишень  длЯ  дротиков,
потом  на стойку, потом на дверь мужской уборной, словно перемены эти хотел
отыскать здесь, в пивной.
     -- Џиво было лучше, -- сказал  он  наконец.  -- € дешевле! Љогда Я был
молодым, слабое пиво -- называлось у нас "тычок"  --  стоило  четыре  пенса
пинта. Ќо это до войны, конечно.
     -- „о какой? -- спросил “инстон.
     --  Ќу,  война,  она  всегда, -- неопределенно поЯснил старик. Ћн взЯл
стакан и снова выпЯтил грудь. -- Ѓудь здоров!
     Љадык на тощей  шее  удивительно  быстро  запрыгал  --  и  пива как не
бывало. “инстон сходил к стойке и принес еще два стакана. ‘тарик как  будто
забыл о своем предубеждении против целого литра.
     --  ‚ы  намного  старше  менЯ,  -- сказал “инстон. -- џ еще на свет не
родилсЯ, а вы  уже,  наверно,  были  взрослым.  €  можете вспомнить прежнюю
жизнь, до революции. ‹юди моих лет, по сути, ничего не знают о том времени.
’олько в книгах прочтешь, а кто его знает --  правду  ли  пишут  в  книгах?
•отелось  бы  от  вас услышать. ‚ книгах по истории говоритсЯ, что жизнь до
революции  была  совсем   не   похожа   на   нынешнюю.  “жасное  угнетение,
несправедливость, нищета -- такие, что мы и вообразить не можем.  ‡десь,  в
‹ондоне,  огромное  множество  людей  с  рождениЯ  до смерти никогда не ели
досыта. Џоловина ходила босиком. ђаботали двенадцать часов, школу бросали в
девЯть лет, спали по десЯть человек в  комнате. Ђ в то же времЯ меньшинство
-- какие-нибудь несколько тысЯч, так называемые капиталисты, -- располагали
богатством и властью. ‚ладели всем, чем можно  владеть.  †или  в  роскошных
домах,  держали  по  тридцать  слуг, разъезжали на автомобилЯх и четверках,
пили шампанское, носили цилиндры...
     ‘тарик внезапно оживилсЯ.
     -- –илиндры! -- сказал он.  --  Љак  это ты вспомнил? ’олько вчера про
них думал. ‘ам не знаю, с чего вдруг.  ‘колько  лет  уж,  думаю,  не  видел
цилиндра.  ‘овсем отошли. Ђ Я последний раз надевал на невесткины похороны.
‚от еще когда... год  вам  не  скажу,  но  уж лет пЯтьдесЯт тому. Ќапрокат,
понЯтно, брали по такому случаю.
     -- –илиндры -- не так важно, -- терпеливо заметил “инстон. --  ѓлавное
то,  что  капиталисты...  они  и свЯщенники, адвокаты и прочие, кто при них
кормилсЯ, были хозЯевами ‡емли.  ‚се  на  свете  было  длЯ них. ‚ы, простые
рабочие люди, были у них рабами. Ћни могли делать с вами что угодно.  Њогли
отправить вас на пароходе в Љанаду, как скот. ‘пать с вашими дочерьми, если
захочетсЯ.  Џриказать,  чтобы  вас выпороли какой-то девЯтихвостой плеткой.
Џри встрече с ними  вы  снимали  шапку.  Љаждый  капиталист ходил со сворой
лакеев...
     ‘тарик вновь оживилсЯ.
     -- ‹акеи! ‘колько же лет  не  слыхал  этого  слова,  а?  ‹акеи.  ЏрЯмо
молодость  вспоминаешь, честное слово. Џомню... вои еще когда... ходил Я по
воскресеньЯм в ѓайд-парк, речи слушать. Љого  там только не было -- и ЂрмиЯ
‘пасениЯ, и католики, и евреи, и индусы... € был там один...  имени  сейчас
не  вспомню  --  но  сильно  выступал! Ћх, он их чихвостил. ‹акеи, говорит.
‹акеи буржуазии! Џриспешники правЯщего  класса!  Џаразиты -- вот как загнул
еще. € гиены... гиенами точно называл. ‚се это, конечно,  про  лейбористов,
сам понимаешь.
     “инстон почувствовал, что разговор не получаетсЯ.
     --  џ  вот  что  хотел узнать, -- сказал он. -- Љак вам кажетсЯ, у вас
сейчас больше свободы, чем  тогда?  Ћтношение  к  вам более человеческое? ‚
прежнее времЯ богатые люди, люди у власти...
     -- Џалата лордов, -- задумчиво вставил старик.
     -- Џалата лордов, если угодно. џ спрашиваю, могли эти люди  обращатьсЯ
с вами как с низшим только потому, что они богатые, а вы бедный? Џравда ли,
например, что вы должны были говорить им "сэр" и снимать шапку при встрече?
     ‘тарик  тЯжело  задумалсЯ.  €  ответил  не  раньше, чем выпил четверть
стакана.
     -- „а, -- сказал он.  --  ‹юбили,  чтобы ты дотронулсЯ до кепки. ‚роде
оказал уважение. Њне это, правда сказать, не нравилось -- но делал, не  без
того. Људа денешьсЯ, можно сказать.
     -- Ђ было принЯто -- Я пересказываю то, что читал в книгах по истории,
--  у этих людей и их слуг было принЯто сталкивать вас с тротуара в сточную
канаву?
     -- Ћдин такой менЯ раз толкнул, -- ответил старик. -- Љак вчера помню.
‚ вечер после гребных гонок...  ужасно  они  буЯнили после этих гонок... на
афтсбери-авеню налетаю Я на парнЯ. ‚ид  благородный  --  парадный  костюм,
цилиндр,  черное  пальто.  €дет по тротуару, вилЯет -- и Я на него случайно
налетел. ѓоворит: "Ќе видишь, куда идешь?" -- говорит. џ говорю: "Ђ ты что.
купил тротуар-то?" Ђ он: "ѓрубить мне будешь? ѓолову, к чертЯм, отверну". џ
говорю:  "ЏьЯный  ты,  --  говорю.  --  ‘дам  тебЯ  полиции,  оглЯнутьсЯ не
успеешь". €, веришь ли, берет менЯ за грудь и так пихает, что  Я  чуть  под
автобус не попал. Ќу а Я молодой тогда был и навесил бы ему, да тут...
     “инстон  почувствовал  отчаЯние.  ЏамЯть  старика  была просто свалкой
мелких подробностей. Њожешь расспрашивать его  целый день и никаких стоЯщих
сведений не получишь. ’ак  что  историЯ  партии,  может  быть,  правдива  в
каком-то  смысле;  а  может  быть,  совсем  правдива.  Ћн  сделал последнюю
попытку.
     -- џ, наверное, неЯсно  выражаюсь,  --  сказал  он.  -- џ вот что хочу
сказать. ‚ы очень давно живете на  свете,  половину  жизни  вы  прожили  до
революции.  Ќапример,  в  тысЯча  девЯтьсот двадцать пЯтом году вы уже были
взрослым. €з того, что  вы  помните,  как  по-вашему, в двадцать пЯтом году
жить было лучше, чем сейчас, или хуже? …сли бы вы могли выбрать,  когда  бы
вы предпочли жить -- тогда или теперь?
     ‘тарик  задумчиво  посмотрел  на  мишень.  „опил  пиво  --  совсем уже
медленно. € наконец ответил  с  философской  примиренностью, как будто пиво
смЯгчило его.
     -- ‡наю, каких ты слов от менЯ  ждешь.  „умаешь,  скажу,  что  хочетсЯ
снова  стать  молодым. ‘проси людей: большинство тебе скажут, что хотели бы
стать молодыми. ‚ молодости здоровье, сила, все при тебе. Љто дожил до моих
лет, тому всегда нездоровитсЯ. € у  менЯ ноги другой раз болЯт, хоть плачь,
и мочевой пузырь -- хуже некуда. Џо шесть-семь раз ночью бегаешь.  Ќо  и  у
старости  есть радости. ‡абот уже тех нет. ‘ женщинами канителитьсЯ не надо
-- это большое дело. ‚еришь  ли,  у  менЯ  тридцать  лет не было женщины. €
неохота, вот что главное-то.
     “инстон отвалилсЯ  к  подоконнику.  Џродолжать  не  имело  смысла.  Ћн
собралсЯ  взЯть еще пива, но старик вдруг встал и быстро зашаркал к вонючей
кабинке  у  боковой  стены.   ‹ишние  пол-литра  произвели  свое  действие.
Њинуту-другую “инстон глЯдел в пустой стакан, а потом даже сам не  заметил,
как  ноги вынесли его на улицу. —ерез двадцать лет, размышлЯл он, великий и
простой вопрос  "‹учше  ли  жилось  до  революции?"  -- окончательно станет
неразрешимым. „а и сейчас он, в сущности, неразрешим:  случайные  свидетели
старого мира не способны сравнить одну эпоху с другой. Ћни помнЯт множество
бесполезных  фактов:  ссору  с  сотрудником,  потерю и поиски велосипедного
насоса, выражение лица  давно  умершей  сестры,  вихрь  пыли ветреным утром
семьдесЯт лет назад; но то, что важно, -- вне  их  кругозора.  Ћни  подобны
муравью,  который видит мелкое и не видит большого. Ђ когда памЯть отказала
и письменные свидетельства подделаны, тогда с утверждениЯми партии, что она
улучшила людЯм жизнь, надо согласитьсЯ --  ведь  нет и никогда уже не будет
исходных данных длЯ проверки.
     ’ут размышлениЯ его прервались. Ћн  остановилсЯ  и  поднЯл  глаза.  Ћн
стоЯл  на  узкой  улице,  где между жилых домов втиснулись несколько темных
лавчонок. “  него  над  головой  висели  три  облезлых  металлических шара,
когда-то, должно быть, позолоченных. Ћн  как  будто  узнал  эту  улицу.  Ќу
конечно! Џеред ним была лавка старьевщика, где он купил дневник.
     Ќакатил  страх.  Џокупка  книги была опрометчивым поступком, и “инстон
зарексЯ подходить к этому месту.  Ќо  вот, стоило ему задуматьсЯ, ноги сами
принесли его сюда. Ђ ведь длЯ того он и завел дневник,  чтобы  предохранить
себЯ  от таких самоубийственных порывов. ‹авка еще была открыта, хотЯ времЯ
близилось к двадцати одному. Ћн  подумал, что, слонЯЯсь по тротуару, скорее
привлечет внимание, чем в лавке, и вошел. ‘танут спрашивать -- хотел купить
лезвиЯ.
     •озЯин  только  что  зажег  висЯчую  керосиновую   лампу,   издававшую
нечистый,  но  какой-то  уютный  запах.  ќто  был  человек лет шестидесЯти,
щуплый, сутулый, с  длинным  дружелюбным  носом,  и  глаза  его за толстыми
линзами очков казались большими и кроткими. ‚олосы у него были почти совсем
седые, а брови густые и еще черные. Ћчки, добраЯ суетливость, старый пиджак
из черного бархата -- все это придавало ему интеллигентный  вид  --  не  то
литератора, не то музыканта. ѓоворил он тихим, будто выцветшим голосом и не
так коверкал слова, как большинство пролов.
     --  џ  узнал  вас еще на улице, -- сразу сказал он. -- ќто вы покупали
подарочный  альбом  длЯ  девушек.  ЏревосходнаЯ  бумага,  превосходнаЯ.  …е
называли "кремоваЯ  верже".  ’акой  бумаги  не  делают,  Я  думаю... уж лет
пЯтьдесЯт. -- Ћн посмотрел на  “инстона  поверх  очков.  --  ‚ам  требуетсЯ
что-то определенное? €ли хотели просто посмотреть вещи?
     --  ел мимо, -- уклончиво ответил “инстон. -- ђешил заглЯнуть