        Ѓорис ЏильнЯк. Џовесть непогашенной луны

---------------------------------------------------------------
     OCR: Ђлександр Ѓелоусенко, http://belousenkolib.narod.ru/ і http://belousenkolib.narod.ru/
---------------------------------------------------------------


        Џђ…„€‘‹Ћ‚€…

     ”абула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его
и материалом послужила смерть Њ. ”. ”рунзе.  ‹ично  Я ”рунзе почти  не знал,
едва был  знаком  с ним, видев его раза два. „ействительных подробностей его
смерти  Я не  знаю,- и  они длЯ менЯ не  очень  существенны, ибо целью моего
рассказа  никак  не ЯвлЯлсЯ репортаж о смерти наркомвоена.- ‚се это Я нахожу
необходимым сообщить читателю,  чтобы  читатель  не искал  в  нем  подлинных
фактов и живых лиц.
     Ѓор. ЏильнЯк
     Њосква 28 Янв. 1926 г.

     ‚оронскому*, дружески

        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ

     Ќа рассвете над  городом гудели заводские  гудки. ‚ переулках  тащилась
сераЯ муть туманов, ночи, измороси; растворЯлась в рассвете,- указывала, что
рассвет будет  невеселый,  серый, изморосный. ѓудки гудели долго, медленно,-
один,  два, три,  много -  сливались в  серый  над городом вой: это,  в этот
притихший  перед  рассветом  час,  гудели  заводы,-  но  с  окраин  долетали
визгливые,  бередЯщие свисты паровозов, идущих  и  уходЯщих поездов,- и было
совершенно понЯтно, что этими гудами воет город, городскаЯ  душа, залапаннаЯ
ныне  туманной  мутью.   ‚  этот  час  в   типографиЯх  редакций  ротационки
выбрасывали  последние оттиски газет, и вскоре - со  дворов экспедиций -  по
улицам  рассыпались  мальчишки с  газетными кипами;  один-другой из  них  на
пустых перекрестках выкрикивал, прочищаЯ глотку, так, как будет кричать весь
день:
     -   ђеволюциЯ   в  Љитае!  Љ  приезду  командарма  ѓаврилова!   Ѓолезнь
командарма!

     *  Ђ.. Љ.  ‚оронский -  член  ‚–€Ља,  известный критик-марксист. (Џрим.
ред.)

     ‚ этот час к вокзалу, куда приходЯт поезда с юга, пришел поезд. ќто был
экстренный  поезд,  в  конце  его   сизо  поблескивал   синий   салон-вагон,
безмолвный, с часовыми на подножках, с опущенными портьерами  за зеркальными
стеклами   окон.  Џоезд  пришел  из  черной  ночи,  от  полей,  промотавших,
роскошествуЯ,  лето  на  зиму, ограбленных  летом длЯ того,  чтобы старитьсЯ
снегом. Џоезд вполз под крышу  вокзала медленно, не шумно,  стал на запасный
путь. Ќа  перроне было  пустынно.  “ дверей, должно  быть,  случайно, стоЯли
усиленные нарЯды милиции с  зелеными  нашивками. ’рое военных, с ромбами  на
рукавах,  пришли к салон-вагону.  ‹юди  там обменЯлись  честЯми,-  эти  трое
постоЯли  у  подножки, часовой шептал что-то внутри вагона,- тогда  эти трое
поднЯлись  по  ступенькам  и  скрылись  за  портьерами.  ‚  вагоне  вспыхнул
электрический свет.  „ва военных монтера закопошились у вагона  и под крышей
вокзала проводили  телефонные провода в вагон. …ще подошел человек к вагону,
в демисезонном стареньком пальто и - не по сезону -  в меховой шапке-ушанке.
ќтот человек никакой чести не отдавал, и ему не отдали чести, он сказал:
     - ‘кажите Ќиколаю €вановичу, что пришел Џопов.
     Љрасноармеец посмотрел медленно, осмотрел Џопова, проверил его несвежие
башмаки и медленно ответил:
     - ’оварищ командарм еще не вставали.
     Џопов дружески улыбнулсЯ красноармейцу, почему-то перешел на ты, сказал
дружески:
     - Ќу,  ты, братишка,  ступай,  ступай, скажи ему, что пришел,  дескать,
Џопов.
     Љрасноармеец пошел, вернулсЯ.  ’огда  Џопов полез в  вагон.  ‚  салоне,
потому что опущены были  занавеси  и горело электричество,  застрЯла ночь. ‚
салоне,  потому что  поезд пришел с  юга, застрЯл этот юг: пахло  гранатами,
апельсинами,  грушами,   хорошим  вином,  хорошим  табаком,-  пахло  хорошим
благословением  полуденных  стран. Ќа  столе  около  настольной лампы лежала
раскрытаЯ книга и около нее тарелка с недоеденной манной  кашей,- за кашей -
расстегнутый кобур  кольта,  с  ременным шнурком, легшим змейкой. Ќа  другом
конце  стоЯли  раскупоренные бутылки.  ’рое военных, с  ромбами  на рукавах,
сидели в  стороне  от  стола в  кожаных креслах вдоль  стены,  сидели  очень
скромно, навытЯжку,- безмолвствовали, с портфелЯми в руках. Џопов  пролез за
стол, снЯл пальто и шапку, положил их рЯдом с  собой, взЯл раскрытую  книгу,
посмотрел. Џриходил ко всему на свете равнодушный проводник, убрал со стола;
бутылки поставил куда-то  в угол; смел на подносик корки гранатов,- постелил
на стол скатерть, поставил на нее одинокий стакан в подстаканнике, тарелку с
черствым  хлебом,  рюмку  длЯ  Яиц;  принес  на  тарелочке  два  Яйца, соль,
пузыречки  с  лекарствами;  отогнул  угол   портьеры,  посмотрел  на  утро,-
раздвинул  портьеры на стеклах  окон, шнурки  портьер  прожикали сиротливо,-
потушил электричество: и в салон залезло серое, в измороси осеннее утро. ‚се
стало очень  обыденно, можно было разглЯдеть в углу Ящик с  вином  и трубкою
свернутый  ковер.  Џроводник  монументом  стал  в  дверЯх,   неподвижный,  с
салфеткой в руках.  ‹ица у всех  в этом мутном  утре были  желты,- жиденький
водЯнистый  свет походил  на  сукровицу. ‚  дверЯх рЯдом с проводником  стал
ординарец, походнаЯ канцелЯриЯ уже работала, прозвонил телефон.

     ’огда  из  купе-спальни в салон  прошел командарм.  ќто был  невысокий,
широкоплечий  человек, белокурый,  с длинными  волосами, зачесанными  назад.
ѓимнастерка его,  на рукаве  которой  было  четыре ромба, сидела  нескладно,
помЯтаЯ, сшитаЯ  из солдатского  зеленого сукна. ‘апоги  со шпорами, хоть  и
были вычищены тщательнейше, стоптанными своими каблуками указывали на многие
свои  труды.  ќто  был  человек,  имЯ  которого  сказывало  о  героике  всей
гражданской войны, о тысЯчах, десЯтках и сотнЯх тысЯч людей, стоЯвших за его
плечами,- о сотнЯх, десЯтках и  сотнЯх тысЯч  смертей, страданий, калечеств,
холода,  голода,  гололедиц  и  зноЯ походов,  о громе пушек, свисте пуль  и
ночных ветров,-  о кострах в ночи,  о походах, о победах и бегствах, вновь о
смерти.  ќто  был  человек,  который  командовал армиЯми,  тысЯчами  людей,-
который  командовал  победами,  смертью: порохом,  дымом,  ломаными костЯми,
рваным мЯсом, теми победами, которые сотнЯми красных знамен и многотысЯчными
толпами шумели в  тылах, радио о которых облетало весь  мир,- теми победами,
после  которых  -  на российских  песчаных  полЯх - рылись глубокие  Ямы длЯ
трупов, Ямы, в которые сваливались  кое-как тысЯчи человеческих тел. ќто был
человек, имЯ  которого  обросло легендами  войны, полководческих  доблестей,
безмерной  храбрости,  отважества,  стойкости. ќто был человек, который имел
право и волю посылать людей убивать себе подобных  и умирать. ‘ейчас в салон
прошел  невысокий,  широкоплечий человек с  добродушным,  чуть-чуть  усталым
лицом семинара*. Ћн шел быстро, и его походка одновременно сказывала в нем и
кавалериста, и очень штатского, никак не  военного человека. ’рое  штабистов
стали перед  ним во  фронт:  длЯ них это был человек - рулевой той громадной
машины,  котораЯ  зоветсЯ  армией,-  человек, который  командовал их жизнью,
главным  образом  их жизнью, преуспеваниЯми, карьерой, неудачами, жизнью, но
не смертью. Љомандарм приостановилсЯ перед ними,  руки  не подал, сделал тот
жест, который позволЯл  им стоЯть вольно. € так, стоЯ перед  ними, командарм
принЯл  от них рапорты:  каждый из этих троих выступал вперед, становилсЯ во
фронт  и  рапортовал -  ?во  вверенном мне?,-  ?служба  революции?.  Љаждому
отрапортовавшему  командарм  жал  руки по порЯдку (должно  быть,  не  слушаЯ
рапортов). ’огда  он сел  перед одиноким стаканом, и проводник возник рЯдом,
чтобы налить из блестЯщего чайника чаю. Љомандарм взЯл Яйцо.

     * ‘еминар (устар.) - семинарист. (Џрим. ред.)

     - Љак дела? - спросил попросту, без рапортов, командарм.
     Ћдин  из  троих  заговорил,  сообщил  новости  и тогда  спросил  в свою
очередь:
     - Љак ваше здоровье, товарищ ѓаврилов?
     ‹ицо командарма сделалось на минуту чужим, он сказал недовольно:
     -  ‚от  был на Љавказе, лечилсЯ. ’еперь поправилсЯ,- помолчал,-  теперь
здоров.- Џомолчал.-  ђаспорЯдитесь там,  никаких  торжеств, никаких почетных
караулов, вообще...- Џомолчал.- ‚ы свободны, товарищи.
     ’рое штабистов поднЯлись, чтобы уйти. Љомандарм, не поднимаЯсь, каждому
из  них подал руку,-  те  вышли  из салона  бесшумно.  Љогда в салон  входил
командарм, Џопов не  поклонилсЯ ему,  взЯл  книгу  и  отвернулсЯ  с  ней  от
командарма, перелистывал. Љомандарм  одним глазом взглЯнул  на Џопова и тоже
не поклонилсЯ, сделал вид, что не заметил человека. Љогда штабисты ушли,- не
приветствуЯ, точно они виделись вчера вечером, командарм спросил Џопова:
     - •очешь чаю, Ђлеша, или вина?
     Ќо Џопов  не  успел ответить,  потому  что  вперед  выступил ординарец,
зарапортовал,- ?товарищ командарм?,- о том, что автомобиль снЯт с платформы,
в канцелЯрию поступили пакеты -  один пакет из дома номер первый, привез его
секретарь, секретный пакет,- о  том, что квартира приготовлена в штабе,- что
кипа   пришла  телеграмм  и  бумаг  с  поздравлениЯми.   Љомандарм  отпустил
ординарца,  сказал, что жить останетсЯ в вагоне. Љомандарм приехал сейчас не
к  армии, но в чужой  город;  его город, где  была его армиЯ, лежал отсюда в
тысЯчах верст, там, в  том  городе, в том округе остались его  дела, заботы,
будни, жена. Џроводник, не дожидаЯсь ответа  Џопова, поставил на стол стакан
длЯ чаЯ и стакан длЯ вина. Џопов вылез из своего угла, подсел к командарму.
     -  Љак твое здоровье,  Ќиколаша?  -  спросил Џопов заботливо,  так, как
спрашивают братьЯ.
     - ‡доровье мое -  как следует, совсем наладилось, здоров,-  а вот, чего
доброго, придетсЯ тебе  стоЯть у моего гроба  в  почетном  карауле,- ответил
ѓаврилов, не  то шутЯ, не то  серьезно: во  всЯком случае, невеселой шуткой.
ќти двое, Џопов  и  ѓаврилов, были  свЯзаны  старинной  дружбой,  совместной
подпольной работой на фабрике, тогда, далеко в молодости, когда они начинали
свои жизни  орехово-зуевскими ткачами; там в юности затерЯлась река ЉлЯзьма,
леса за  ЉлЯзьмой  по  дороге  в  город Џокров,  в Џокровскую  пустынь,  где
собирались комитетчики: там  была голоштаннаЯ ткачьЯ молодость с подпольными
книжечками,  с  изданиЯми ?„онской  речи?,-  с  ?€скрой?, как  евангелие,  с
рабочими казармами, сходками, Явками, с  широкой площадью  у станции, где  в
пЯтом году свистали над рабочими толпами казачьи пули и плетки; потом была -
совместнаЯ ЃогородскаЯ тюрьма,- и дальше - бытие революционера-профессионала
- ссылка,  побег, подполье, таганскаЯ пересыльнаЯ, ссылка, побег, эмиграциЯ,
Џариж, ‚ена, —икаго,- и тогда: тучи четырнадцатого года, Ѓриндизи, ‘алоники,
ђумыниЯ,  Љиев,  Њосква,  Џетербург,-  и  тогда:  гроза  семнадцатого  года,
‘мольный, ЋктЯбрь,  гром пушек над московским  Љремлем, и  -  один начальник
штаба  Љрасной   гвардии   в  ђостове-на  „ону,  а   другой  -  предводитель
пролетарского  дворЯнства,  как сострил  ђыков,  в ’уле, длЯ одного тогда  -
войны, победы,  командирство  над пушками, людьми, смертЯми,-  длЯ другого -
губкомы, исполкомы, ‚‘Ќ•,  конференции,  собраниЯ, проекты  и  доклады:  длЯ
обоих  -  все, всЯ жизнь, все  мысли во  имЯ величайшей  в  мире  революции,
величайшей  в  мире  справедливости  и  правды. Ќо  навсегда один другому  -
Ќиколаша,  один  другому  - Ђлексей, Ђлешка,- навсегда товарищи, ткачи,  без
чинов и регламентов.
     - ’ы мне расскажи, Ќиколаша, как твое здоровье,- спросил Џопов.
     - ‚идишь ли, у  менЯ  была,  а может быть, и  есть, Язва  желудка.  Ќу,
знаешь,  боли,  рвота  кровью, изжоги  страшные,-  так,  гадость  страшнаЯ,-
командарм  говорил  негромко,  наклонившись к  Ђлексею.-  Џосылали  менЯ  на
Љавказ,  лечили,  боли прошли,  стал  на  работу,  проработал полгода, опЯть
тошнота и боли, опЯть поехал на Љавказ. ’еперь опЯть боли прошли, даже выпил
длЯ  пробы бутылку вина...- Љомандарм  перебил  себЯ:-  Ђлешка, может,  вина
хочешь, вон там, под лавкой,- Я привез тебе Ящичишко, откупори.
     Џопов сидел, подперши голову ладонью, он ответил:
     - Ќет, Я с утра не пью. ’ы говори.
     - Ќу, вот, здоровье мое  совсем в порЯдке.- Љомандарм помолчал.- ‘кажи,
Ђлешка, зачем менЯ вызвали сюда, не знаешь?
     - Ќе знаю.
     -  Џришла  бумага,- выехать прЯмо из Љавказа,- даже к жене не заезжал.-
Љомандарм помолчал.- —ерт его знает, не  могу придумать, в чем дело, в армии
все в порЯдке, ни съездов, ничего...  Ђ ты бывал на Љавказе? - ‚от на  самом
деле; замечательнаЯ страна, - поэты  у нас ее называют - полуденнаЯ,-  Я  не
понимал, к чему  такое слово:  побыл  -  правильно - полуденнаЯ!.. - ѓраната
съешь, Ђлеша,- мне нельзЯ, ординарцев угощаю.- Љак дела?
     Љомандарм  говорил  об армии, он переставал  быть ткачом  и  становилсЯ
полководцем  и  красным  генералом  Љрасной  Ђрмии;   командарм  говорил  об
Ћрехово-‡уеве и орехово-зуевских временах,- и не  замечал, должно  быть, как
становилсЯ он ткачом,-  вот  тем ткачом, который  тогда там полюбил заречную
учительницу,  чистил длЯ  нее  сапоги  и  ходил босиком до  школы, чтобы  не
пылились  сапоги, и только  в лесочке у  школы  обувалсЯ,  -  купил длЯ  нее
фантазию с бантом и  шлЯпу ?а-лЯ черт побери?, и все  же дальше разговоров о
книжечках никуда с училкой не забрел, не  вышло у  них романа,  отвергла его
учительша.  Љомандарм-ткач  был уютным, хорошим  человеком, умевшим шутить и
видеть  смешное,-   и   он   шутил,  разговариваЯ  с  другом;  лишь  изредка
спохватывалсЯ командарм,  делалсЯ непокойным: вспоминал о непонЯтном вызове,
неловко  двигалсЯ и  говорил  тогда  здоровым  ткачом  о больном командарме:
?‚ельможа, фельдмаршал, сенатор - тоже! - а  гречневой  каши есть не могу...
да,  брат,  –ека играет  человеком,-  из  песни  слова  не  выкинешь?,  -  и
отмалчивалсЯ.
     - Ќиколаша, ты толком скажи, что ты  подозреваешь?-  сказал Џопов.- —то
это ты болтал про почетный караул?
     Љомандарм ответил не сразу, медленно:
     - ‚ ђостове Я встретил Џотапа (он партийной кличкой  назвал крупнейшего
революционера  из  ?стаи  славных?  осьмнадцатого  года),   -  так  вот,  он
говорил...  убеждал менЯ  сделать операцию, вырезать Язву или зашить ее, что
ли,-  подозрительно убеждал.- Љомандарм  смолк.-  џ чувствую  себЯ здоровым,
против  операции все мое нутро противитсЯ, не хочу,- так  поправлюсь.  Ѓолей
ведь  нет уже  никаких,  и  вес увеличилсЯ,  и...  черт  знает,  что такое,-
взрослый человек, старик  уже, вельможа,-  а смотрю  себе в брюхо.  ‘тыдно.-
Љомандарм помолчал, взЯл раскрытую книгу.- ’олстого читаю, старика, ?„етство
и отрочество?,-  хорошо  писал старик,- бытие  чувствовал,  кровь... Љрови Я
много видел,  а... а  операции  боюсь, как  мальчишка, не  хочу,  зарежут...
•орошо старик про кровь человеческую понимал.
     ‚ошел ординарец, стал  во фронт,  отрапортовал,-  о  том, что из  штаба
приехали  с докладом, что пришла машина за командармом из дома номер первый,
просЯт  пожаловать туда,- что  новые  пришли  телеграммы,- что от  такого-то
прислали за посылкой с юга. Ћрдинарец положил на  стол кипу газет. Љомандарм
отпустил  ординарца. Љомандарм распорЯдилсЯ  приготовить  шинель.  Љомандарм
раскрыл  газету. ’ам,  в  газете,  где  сообщаютсЯ  важнейшие  событиЯ  днЯ,
значилось: ?Џриезд командарма ѓаврилова?,-  и вот  на  третьей странице было
сообщено,  что  ?сегоднЯ  приезжает командарм  ѓаврилов, временно покинувший
свои армии длЯ того,  чтобы оперировать Язву  в  желудке?. ‚ этой же заметке
сообщалось,  что  ?здоровье товарища  ѓаврилова  вызывает  опасение?, но что
?профессора ручаютсЯ за благоприЯтный исход операции?.
     ‘тарый солдат революции, солдат, командарм, полководец, который посылал
тысЯчи людей  умирать, завершение военной  машины, предназначенной  убивать,
умирать и побеждать кровью,- ѓаврилов откинулсЯ на спинку стула, вытер рукой
лоб, пристально посмотрел на Џопова, сказал:
     - Ђлешка,  слышишь? - это неспроста.- „-да. —то же делать? - и крикнул:
- ‚естовой, шинель!
     ќто  был  уже  одиннадцатый  час   днЯ,  когда  по  городу  расползлась
зеленоватаЯ муть днЯ,- когда, собственно, не было  видно этой  зеленой мути,
ибо над  тем клочком земли,  где выстроились дома, заработала машина города,
большаЯ, очень  сложнаЯ,  завертевшаЯ, завинтившаЯ  все  в этом городе  - от
ломовиков, трамваев и автобусов, от неприбранных постелей в домах до солдат,
марширующих  на   набережной,  до   торжественной  тишины   высокопотолочных
бухгалтерских  зал и наркоматских кабинетов,- сложнаЯ машина  города, реками
погнавшаЯ людей за станки, за столы, за конторки, в  автомобили, на  улицы,-
машина, за которой незаметны были серенькое небо, изморось, слЯкоть, зеленаЯ
муть днЯ.

        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ

     Ќа  перекрестке двух  главных улиц города, там, где беспечной вереницей
текли автомобили, люди, ломовики,-  стоЯл за  палисадом дом с колоннами. „ом
верно   указывал,  что   так,  за   палисадом,  подпертый  этими  колоннами,
молчаливый,  замедленный  палисадом,-  так  простоЯл  этот  дом  столетье, в
спокойствии этого столетьЯ. ‚ывески на  этом доме  не было никакой.  “ ворот
этого  дома  текли люди,  гудки  автомобилей, толпа, человеческое времЯ, тек
серый  день, газетчики,  люди с  портфелЯми, женщины в юбках  до  колен и  в
чулках, обманывающих глаз так, что  ноги женщин голы; за грифами ворот времЯ
покойствовало и останавливалось. € другой стоЯл  дом в  другом конце города,
также  классической архитектуры,  за  палисадом,  за  колоннами,  с крыльЯми
флигелей, со страшными рожами  мифологической ерунды на барельефах. ќтот дом
стоЯл  на краю города,  перед  ним  расстилалась  площадь,  и  над  площадью
вставало  серое, в этой части города  просторное  небо, две заводские трубы,
антенны, телеграфные  провода. Ќа  дворе,  на  куртинах у этого  дома вместо
цветов и  сирени выросли  березы,  ныне, в осеннем  дне, облетевшие, мокрые,
пониклые. ‡а двором и домом  падал  обрыв, и там  текла река,  и на лугах за
рекой опЯть  ложились  -  серое небо, фабричные  трубы, поселки,  церквенка;
обрыв оброс березами, ограбленными  летним  буем.  ‚орот к  этому  дому было
двое,  на  воротах корчили  рожи фавны, у ворот  разместились сторожки, и на
скамейках  у  сторожек  сидЯт  сторожа, в фартуках, в  валенках,  с  медными
блЯхами на  фартуках. “ ворот стоЯл закрытый автомобиль,  черный, с красными
крестами и с надписью - ?‘кораЯ помощь?.
     ‚ этот  день в передовице  крупнейшей газеты  печаталось - ?к трехлетию
червонной  валюты?,-  указывалось,  что  твердаЯ  валюта может  существовать
?только тогда,  когда  всЯ  хозЯйственнаЯ жизнь  будет построена  на твердом
хозЯйственном  расчете, на  твердой  экономической базе.  „отации и  ведение
народного хозЯйства  несоразмерно своему бюджету неминуемо расстроЯт твердую
финансовую  систему?.  Љрупным  заголовком   стоЯло:  ?Ѓорьба  ЉитаЯ  против
империалистов?.  ‚ зарубежном  отделе были  телеграммы из  Ђнглии,  ”ранции,
ѓермании,  —ехословакии,  ‹атвии, Ђмерики.  Ѓыла  напечатана  -  подвалом  -
большаЯ  статьЯ!  ?‚опрос  о революционном  насилии?. €  было  две  страницы
объЯвлений, где печаталось крупнейше:  ?Џравда жизни - сифилис?. ЌоваЯ книга
‘. Ѓройде ?‚ сумасшедшем доме?.
     ‚прочем,  в  этом же номере  газеты был  напечатан  добрый  один-другой
десЯток программ театров, варьете, открытых сцен, кино, - и
     -  если день труда, тумана,  очередей, приемных,  торжественной  тишины
высокопотолочных  бухгалтерских  зал, стрекота ткацких станков на бумаго-  и
шерстеткацких фабриках, грома молотов на  заводах и кузнЯх, свистов уходЯщих
и  идущих паровозов,  ревов  автобусов  и  автомобилей,  чечетки  трамвайных
звонков,  телефонных звонков, звонков у подъездов, плача радио,- день машины
города,- людей, мужчин, женщин, детей, стариков, зрелых людей, -
     - если забежать вперед и  сменить день труда и дела на вечер, как это и
сделало  времЯ, загрузив день сумерками, разлив по улицам  светы  фонарей, в
измороси похожих на заплаканные глаза,- уничтожив небо,-
     -  вечером тогда в  кино,  в театры,  в варьете, на  открытые  сцены, в
кабаки  и  пивные -  пошли  десЯтки  тысЯч  людей.  ’ам,  в  местах  зрелищ,
показывали все, что  угодно,  спутав  времЯ, пространство и  страны, греков,
таких,  какими они  никогда  не были, ассиров, такими, какими они никогда не
были,-  никогда  не   бывалых  евреев,  американцев,   англичан,   немцев  -
угнетенных,  никогда  не   бывалых  китайцев,  русских  рабочих,  Ђракчеева,
Џугачева,  ЌиколаЯ  Џервого,  ‘теньку ђазина;  кроме того, показывали умение
хорошо  или плохо говорить,  хорошие или  плохие ноги, руки, спины  и груди,
хорошо  или плохо танцевать и петь; кроме того, показывали все виды  любви и
разные любовные случаи, такие, которых почти не  случаетсЯ в буденной жизни.
‹юди, принарЯдившись, сидели рЯдами, смотрели, слушали, хлопали в ладоши  и,
выливаЯсь   по   светлым  лестницам   театров   на  мокрые   улицы,   наспех
комментировали,  всегда стараЯсь быть  умными. “лицы  тогда  пустели,  чтобы
отдохнуть в ночи,- и ночью, у  заполночи, в тот час, когда в деревнЯх первые
поют  петухи, по домам в постелЯх мужьЯ и  жены,  любовники  и любовницы,  в
огромном большинстве  случаев одинокими парами отдавались  тому, чем  звери,
птицы и насекомые занимаютсЯ в рассвете и закате днЯ.
     Ќо день шел своим порЯдком,  отсчитываЯ  часы на часах  контор, банков,
заводов и фабрик, на часах у площадей и на карманных часах. Њногажды начинал
падать дождь  и  многажды переставал. Ћднажды посыпал было снег,  чтобы гуще
размешать  слЯкоть на  мостовых. Њашина  города работала,  как подобает, как
всЯкаЯ машина.
     ‚ полдень  к дому номер  первый, к  тому, что  замедлил времЯ,  подошел
закрытый ройс. —асовой  открыл  дверцу, из  лимузина вышел командарм. ‚ бою,
когда люди бегут в атаку,  шумЯт больше, чем  в час, когда бьет артиллериЯ,-
артиллериЯ ревет громче, чем полк на бивуаке,- в полковых штабах шумнее, чем
в дивизионных:  в штабах  армий должна быть  жесткаЯ тишина  -  на  митингах
кричат  громче,  чем  в  президиуме,-  еще  тише  на  заседаниЯх  президиума
губисполкома.-
     ‚  этом  доме улеглась бесшумнаЯ  тишина,  глухо  звонили  телефоны, не
шумели счеты, бесшумно  ходили люди, не волновались люди, не горбились люди,
прЯмо стоЯли стены  в плакатах, заменивших картины, красные лежали половики,
с  красными нашивками стоЯли люди  у дверей. ‚ кабинете в дальнем конце дома
окна  были полуприкрыты  гардинами,-  и за окнами  бежала улица;  в кабинете
горел  камин; на столе в кабинете - на красном сукне - стоЯли три телефонных
аппарата,  чтобы  утвердить  тишину совместно  с  потрескивающими  в  камине
поленьЯми,  три  телефонных аппарата  -  три городских  артерии  приводили в
кабинет,  чтобы  из  тишины  командовать городом, знать  о  городе,  о  всех
артериЯх.  ‚  кабинете  на  письменном  столе  массивный,  из  бронзы  стоЯл
письменный прибор и в подставке  длЯ перьев воткнута  была дюжина красных  и
синих  карандашей Ќа  стене в кабинете,  за  письменным  столом был проложен
радиоприемник с двумЯ  парами наушников и ротой во фронт выстроилась система
электрических звонков -  от  звонка в приемную до звонка ?военной  тревоги?.
Џротив  письменного стола стоЯло  кожаное  кресло.  ‡а письменным  столом  в
кабинете  на деревЯнном  стуле сидел негорбЯщийсЯ  человек. ѓардины на окнах
были  полуприкрыты,  и  под  зеленым  абажуром  на  письменном  столе горело
электричество,- и лица этого негорбЯщегосЯ человека не было видно в тени.
     Љомандарм прошел по ковру и сел в кожаное кресло.
     Џервый - негорбЯщийсЯ человек:
     - ѓаврилов, не  нам с тобой  говорить о жернове революции. €сторическое
колесо  - к сожалению, Я полагаю  - в очень большой мере движетсЯ  смертью и
кровью,- особенно колесо революции. Ќе мне и тебе говорить о смерти и крови.
’ы помнишь, как мы вместе с тобой вели голых красноармейцев на …катеринов. “
тебЯ была  винтовка, и  винтовка была у  менЯ. ‘нарЯдом под тобой  разорвало
лошадь,  и  ты  пошел  вперед пешком. Љрасноармейцы бросились  назад,  и  ты
пристрелил одного из нагана, чтобы не бежали все.  Љомандир, ты застрелил бы
и менЯ, если бы Я струсил, и ты был бы, Я полагаю, прав.
     ‚торой, командарм:
     -  ќх,  как ты  тут обставилсЯ,  совсем министр,-  у тебЯ  здесь курить
можно? - џ окурков не вижу.
     Џервый: - Ќе кури, не надо. ’ебе здоровье не позволЯет. џ сам не курю.
     ‚торой, строго, быстро:
     - ѓовори без предисловий,- зачем вызвал? Ќе к чему дипломатить. ѓовори!
     Џ е р в ы й: - џ тебЯ позвал потому, что тебе надо сделать операцию. ’ы
необходимый революции человек. џ позвал  профессоров, они сказали, что через
месЯц ты будешь на ногах. ќтого требует революциЯ. Џрофессора тебЯ ждут, они
тебЯ осмотрЯт, все поймут. џ уже отдал приказ. Ћдин даже немец приехал.
     ‚торой:  -’ы как  хочешь, а Я все-таки закурю. Њне мои врачи  говорили,
что операции мне делать не надо,  и так  все заживет. џ себЯ чувствую вполне
здоровым, никакой операции не надо, не хочу.
     Џервый  сунул  руку назад,  нащупал  на  стене кнопку звонка, позвонил,
вошел бесшумный секретарь,- первый спросил: ?есть ли на очереди  к приему?,-
секретарь  ответил  утвердительно.  Џервый  -  ничего  не  ответил, отпустил
секретарЯ.
     Џервый: -  ’оварищ командарм, ты помнишь, как мы обсуждали, послать или
не  послать четыре  тысЯчи  людей  на  верную смерть.  ’ы приказал  послать.
Џравильно сделал.- —ерез три  недели  ты будешь на ногах.- ’ы извини менЯ, Я
уже отдал приказ.
     ‡вонил  телефон,   не   городской,  внутренний,   тот,   который   имел
всего-навсего  каких-нибудь  тридцать-сорок  проводов. Џервый  снЯл  трубку,
слушал,  переспросил,  сказал:-  ?Ќоту французам,- конечно,  официально, как
говорили  вчера. ’ы понимаешь, помнишь,  мы  ловили форелей?  ”ранцузы очень
склизкие. Љак? „а, да, подвинти. Џока?.
     Џервый: - ’ы извини менЯ, говорить тут не о чем, товарищ ѓаврилов.
     Љомандарм   докурил   папиросу,   всунул  окурок  к  синим  и   красным
карандашам,- поднЯлсЯ из кресла.
     Љомандарм: - Џрощай.
     Џервый: - Џока.
     Љомандарм красными коврами вышел к подъезду, ройс унес его в  шум улиц.
ЌегорбЯщийсЯ человек осталсЯ в кабинете. Ќикто больше к нему не приходил. Ќе
горбЯсь сидел он  над  бумагами,  с красным толстым  карандашом  в руках. Ћн
позвонил,- вошел секретарь,-  он сказал: ?ђаспорЯдитесь  убрать окурок,  вот
отсюда, из этой подставки?. € опЯть безмолвствовал над  бумагами, с  красным
карандашом в руках. Џрошли час и другой, человек сидел за бумагами, работал.
Ћднажды звонил телефон, он слушал и ответил: ?„ва миллиона рублей галошами и
мануфактурой длЯ  ’уркестана,  чтобы  заткнуть бестоварную  дыру.  „а,  само
собою. „а,  валЯй. Џока?.  ‚ходил бесшумно  коридорный  человек, поставил на
столике у окна поднос  со  стаканом чаЯ  и  куском холодного мЯса, прикрытым
салфеткой,  ушел.  ’огда  негорбЯщийсЯ  человек  вновь  позвонил  секретарю,
спросил: ?‘екретнаЯ сводка готова?? - € вновь надолго человек безмолвствовал
над большим листом, над рубриками Ќаркоминдела, Џолит- и ќкономотделов ЋѓЏ“,
Ќаркомфина,  Ќаркомвнешторга, Ќаркомтруда. ’огда в кабинет вошли  -  один  и
другой,- люди из той тройки, котораЯ вершила.

     Ќад городом  шел  желтый в туманной мути  день.  Љ трем начали  синеть,
сереть  переулки  и  небо.  Ќебо  - огромной  фабрикой  занЯлось покупкой  и
продажей стеганых одеЯл, просаленных до серого лоска.
     ‚   четыре  часа,   когда  город  заплакал  мокрыми  стеклами  фонарей,
подведенных,  как глаза проституток, когда особенно много  людей  на улицах,
ревут  рожки  автомобилей, гудЯт заводы и поезда и  трещат  трамваи,- к дому
номер  два, на окраину,  подъезжало  несколько  автомобилей.  „ом куталсЯ во
мрак,  точно мрак мог согреть промозглую сырость. ’е окна дома, что выходили
к  заречному простору,  отгорали  последней щелью  заката, и  там,  за  этим
простором  эта  щель точила,  истекала  запекшейсЯ, полиловевшей  кровью.- “
ворот  дома стали два милиционера, рЯдом со сторожами в фартуках и валенках.
“  дверей в  парадный ход  стали два милиционера. Љраском  с  двумЯ орденами
Љрасного ‡намени,  гибкий,  как  лозина,- с  двумЯ красноармейцами,- вошел в
подъезд. ‚ доме  шел час отдыха, тишало, только где-то  далеко  пела хожалка
негромкую песню  о  том,  как выйдет она  на реченьку,  поглЯдит на быструю.
Љраскома  с  красноармейцами  в прихожей встретил человек  в  белом  халате.
?„а-да-да, знаете ли? - и тогда смолкла  заречнаЯ песнь  хожалки. ‚ приемной
окна выходили на заречный простор.  ‡десь окна были без гардин.  ‡десь стены
были выкрашены  белой краской, и с потолка здесь  падал белый  электрический
свет.  ’елефонов  здесь не  было. Љомната  была  велика и пуста.  Џосреди ее
расставилсЯ стол в белой клеенке, и вокруг стола стоЯли - казенного образца,
как на  железных дорогах,- клеенчатые  стульЯ с  высокими спинками. “  стены
поместилсЯ  клеенчатый  диван,   покрытый  простыней,  у  дивана  деревЯнный
табурет. ‚ углу над раковиной, на стеклЯнной полке расставлены были пузырьки
с разными номенклатурами, бутылища с сулемой, банка с зеленым мылом,- висели
около  желтые, неподсиненные  полотенца.  ‘  первыми  автомобилЯми  приехали
профессора, терапевты,  хирурги.  ‚ приемную  приходили люди  в  сюртуках  и
черных  жакетах;  эти люди  снимали  пиджаки  и  облачались в  белые халаты.
‘укровица  заречного  заката  в  окнах умерла.  ‹юди  входили,  здоровались,
встречал их -  хозЯином - высокий  человек,  бородатый, добродушный,  лысый.
‹юди науки, медицины, в частности, в  огромном большинстве случаев почему-то
очень некрасивы: или  у них не доросли  скулы,  или гипертрофировались скулы
так, что скулы расставлены  шире ушей; глаза у них почти всегда под  очками,
или сели на висках, или залезли в самые  углы  глазниц; судьба одних  лишила
благословениЯ волосами, и реденькаЯ бороденка растет у них на шее,- у других
же волос прет не  только на скулах и подбородке, но и на  носу и на ушах; и,
быть может,  это  обстоЯтельство создало в среде  ученых  обычай чудачества,
когда каждый  ученый обЯзательно чудак, причем чудачество его -  увеличивает
его  ученость. ‚прочем, сейчас в  этой  приемной  чудачеств, должно быть, не
было. ’от, который  встречал хозЯином, хирург, профессор, заросший  волосами
так,  что волосы росли на носу,-  чудачествовал только обильным этим  бурным
волосом,  на  котором  сидели маленькие  очки,-  и чудачеством блистала  его
лысина.  Љ нему навстречу прошел профессор  ‹озовский,  человек лет тридцати
пЯти, бритый, в сюртуке, в пенсне с прЯмою перекладиной, с глазами, влезшими
в углы глазниц.
     - „а-да-да, знаете ли.
     Ѓритый  человек  передал  волосатому  разорванный  конверт с  сургучной
печатью. ‚олосатый человек вынул лист бумаги, поправил очки,  прочел,- опЯть
поправил очки, недоуменно, передал лист третьему.-
     Ѓритый человек, торжественно:
     - Љак видите, секретнаЯ бумага, почти приказ. …е прислали мне утром. ‚ы
понимаете.
     Џервый, второй, третий - отрывки разговоров, негромко, поспешно.
     - Џри чем тут консилиум?
     -  џ  приехал  по  экстренному вызову. ’елеграмма пришла на имЯ ректора
университета.
     - Љомандарм ѓаврилов,- знаете, тот, который.
     -  „а-да-да,  знаете  ли,-  революциЯ,  командир армии,  формула,- и  -
пож-жалуйте.
     - Љонсилиум.
     - ‚ы его видели, господа,- товарища ѓаврилова,- что за человек?
     - „а-да-да, знаете ли, батенька.
     ќлектричество здесь падало резко вырезанными тенЯми. ђана заката унесла
за собой во мрак заречный простор. Ћдин  другого взЯл за пуговицу нагрудного
кармана  у  халата;  один другого взЯл под  руку,  чтобы  пройтись.  ’огда:-
громко, медленно, покойно - один, другой, третий:
     - „оклад профессора  ЋппелЯ о внутренней секреции на съезде хирургов. џ
оппонировал - двенадцатиперстнаЯ кишка.
     - ‘егоднЯ в „оме ученых.
     - ‘пасибо,  жена здорова,  немного  старший колитом.  Ђ  как  …катерина
Џавловна?
     - Џавел €ванович, ваша статьЯ в ?Ћбщественном враче?.
     ’огда:- в дверЯх громыхнули  винтовки красноармейцев,  топнули каблуки,
красноармейцы умерли в неподвижности; в дверЯх поЯвилсЯ высокий, как лозина,
юноша с орденами Љрасного ‡намени на груди, гибкий, как хлыст, стал во фронт
перед  дверью,- и  быстро вошел в  приемную командарм, откинул  рукой волосы
назад, поправил ворот гимнастерки,- сказал:
     - ‡дравствуйте, товарищи. - Џрикажете раздеватьсЯ?
     ’огда:- профессора медленно сели на клеенчатые стульЯ за стол, положили
локти  на стол,  размЯли  руки, поправили  очки и  пенсне,  попросили  сесть
больного. ’от, который  передал пакет, у  которого глаза под  прЯмыми пенсне
вросли в глазницы, сказал волосатому:
     - Џавел €ванович, вы как рrimus intеr раrеs*, Я  полагаю, не откажетесь
председательствовать.

     * Џервый среди равных (лат.). (Џрим. ђед.)

     - Џрикажете раздеватьсЯ? - спросил командарм и взЯлсЯ рукой за ворот.
     Џредседатель консилиума, Џавел €ванович, сделав  вид, что он не  слышал
вопроса командарма, медленно сказал, садЯсь на председательское место:
     -  џ  полагаю,  мы  спросим  больного,  когда  он почувствовал приступы
болезни и  какие  патологические признаки указали  ему на  то, что он болен.
Џотом мы осмотрим больного.
     ...Ћт  этого  совещаниЯ  профессоров  осталсЯ  лист бумаги,  исписанный
неразборчивым профессорским почерком, причем бумага была  желта, без линеек,
плохо оборваннаЯ.- бумага из древесного теста, котораЯ, по справкам спецов и
инженеров, должна истлеть в семь лет.

     Џротокол консилиума, в составе проф. такого-то,  проф. такого-то, проф.
такого-то (так семь раз).
     Ѓольной гр.  Ќиколай €ванович  ѓаврилов поступил с  жалобой  на  боль в
подложечной области,  рвоту, изжогу. ‡аболел два года  назад  незаметно  длЯ
себЯ.  ‹ечилсЯ  все времЯ  амбулаторно и ездил  на курорты - не помогло.  Џо
просьбе больного был созван консилиум из вышеозначенных лиц.
     Status praesens*.  Ћбщее состоЯние больного удовлетворительно. ‹егкие -
N. ‘о  стороны сердца  наблюдаетсЯ небольшое  расширение, учащенный пульс. ‚
слабой форме neurasteniа**. ‘о стороны других органов, кроме желудка, ничего
патологического  не наблюдаетсЯ.  “становлено, что у больного,  по-видимому,
имеетсЯ ulcus ventriculi*** и его необходимо оперировать.
     Љонсилиум предлагает больного оперировать профессору Ђнатолию  Љузьмину
‹озовскому. Џроф.  Џавел  €ванович  Љокосов дал  согласие  ассистировать при
операции.
     ѓород, число, семь подписей профессоров.

     * ’еперешнее состоЯние (лат.)
     ** ЌеврастениЯ (лат.)
     *** џзва желудка (лат.)

     ‚последствии, уже после операции, из частных  бесед  было  установлено,
что  ни один  профессор, в  сущности, совершенно  не  находил нужным  делать
операцию, полагаЯ, что болезнь протекает в форме, операции не требующей,- но
на консилиуме тогда об этом не говорилось; лишь один молчаливый немец сделал
предположение  о ненужности операции,  впрочем,  не настаиваЯ  на нем  после
возражениЯ  коллег; да  рассказывали еще, что уже после консилиума, садЯсь в
автомобиль,  чтобы ехать в „ом  ученых, профессор  Љокосов, тот,  у которого
глаза заросли  в  волосах, сказал  профессору ‹озовскому: - ?Ќу, знаете  ли,
если бы такаЯ болезнь была у моего брата, Я не стал бы делать операции?,- на
что профессор ‹озовский  ответил:-  ?„а,  конечно,  но...  но ведь  операциЯ
безопаснаЯ?...-  Ђвтомобиль  зашумел,  пошел.  ‹озовский  уселсЯ  поудобнее,
поправил фалды пальто, наклонилсЯ к Љокосову, сказал шепотом, так,  чтобы не
слышал шофер:
     -  Ђ  страшнаЯ  фигура,  этот   ѓаврилов,   ни  эмоции,  ни  полутона,-
?прикажете, раздеватьсЯ? - Я, видите ли, считаю операцию излишней,- но, если
вы, товарищи, находите ее  необходимой,  укажите  мне времЯ и место, куда  Я
должен ЯвитьсЯ длЯ операции?.- ’очно и коротко.
     -  „а-да-да,  батенька, знаете  ли,-  большевик, знаете ли,  ничего  не
поделаешь,- сказал Љокосов.
     ‚ечером в этот день, в тот  час, когда в кино,  в театрах,  варьете,  в
кабаках  и  пивных толпились  тысЯчи  людей, когда  шалые  автомобили  жрали
уличные лужи своими фонарЯми, выкраиваЯ этими  фонарЯми  на тротуарах  толпы
причудливых  в  фонарном  свете  людей,-  когда  в  театрах,  спутав  времЯ,
пространства  и  страны,  небывалых  греков,  ассиров, русских  и  китайских
рабочих, республиканцев  Ђмерики и ‘‘‘ђ, актеры всЯкими способами заставлЯли
зрителей  неистовствовать  или  рукоплескать,-  в этот час над  городом, над
лужами, над  домами  поднЯлась  не  нужнаЯ городу  луна;  облака  шли  очень
поспешно, и  казалось, что  луна испугана, торопитсЯ,  бежит, прыгает, чтобы
куда-то поспеть,  куда-то не опоздать, белаЯ луна в синих облаках и в черных
провалах неба.

     ‚ этот  час негорбЯщийсЯ  человек  в доме номер первый все  еще сидел в
своем кабинете. Ћкна были глухо  закрыты занавесами, вновь горел  камин. „ом
замер  в  тишине,  точно  эту  тишину  копили  столетиЯ.  —еловек  сидел  на
деревЯнном  своем стуле. ’еперь перед  ним  были  открыты толстые  книги  на
немецком  и английском  Языках,-  он  писал,- по-русски,  чернилами,  прЯмым
почерком,  в немецком Lainen-ђоst. ’е книги, что  были  раскрыты перед  ним,
были книгами о государстве, праве и власти.-
     ‚ кабинете падал с потолка свет, и теперь видно было лицо человека: оно
было  очень обыденно, быть может,  чуть-чуть черство, но,  во всЯком случае,
очень сосредоточенно и никак не  утомленно. —еловек над  книгами и блокнотом
сидел  долго. Џотом он  звонил,  и к нему  пришла  стенографистка.  Ћн  стал
диктовать. ‚ехами его речи были ‘‘‘ђ, Ђмерика, ЂнглиЯ, земной  шар  и  ‘‘‘ђ,
английские стерлинги и русские пуды  пшеницы, американскаЯ тЯжелаЯ индустриЯ
и  китайские рабочие руки.  —еловек говорил  громко  и твердо, и каждаЯ  его
фраза была формулой.
     Ќад городом шла луна.
     ‚  этот  час  командарм  сидел  у Џопова  в гостиничном  номере большой
гостиницы, населенной  исключительно  коммунистами,  поселившимисЯ  здесь  в
восемнадцатом году,  когда  в дыму восстаний необходимо было  держатьсЯ друг
возле  друга. Ќомер  был велик, богато  обставлен,  но, как все  номера всех
гостиниц,  указывал на  временность,  на дорогу,  сущностью своей  противной
уюту.  €х сидело трое  - ѓаврилов, Џопов и двухлетнЯЯ  дочка Џопова Ќаташка.
Џопов валЯлсЯ  на диване,  ѓаврилов  сидел  у стола,  и  на  коленЯх у  него
гомозилась Ќаташка. ѓаврилов зажигал спички; удивленно, как могут удивлЯтьсЯ
таинственному в мире только  дети,  Ќаташка  смотрела  на  огонь, складывала
трубкой губы и дула на огонь,  не  сразу  хватало  дыханиЯ  потушить спичку,
потом спичка  тухла,  и  тогда  столько  изумлениЯ, восторга и страха  перед
таинственным было в  голубых глазах Ќаташи, что нельзЯ было не зажечь  новой
спички,  нельзЯ не склонить голову перед таинственным, что самою собою несла
Ќаташа. Џотом  ѓаврилов укладывал  Ќаташку  спать,  сел около  ее постельки,
сказал: ?’ы закрой глаза, а Я буду тебе песни петь?,- и запел, не умеЯ петь,
не знаЯ никакой песни, придумывал песню здесь же:

     Џришел козЈл, сказал:
     ?Ђ ты спи, спи, спи, спи, спи?,-

     улыбнулсЯ, хитро  посмотрел на  Ќаташу и на  Џопова  и пропел  то,  что
впервые пришло ему на ум из созвучиЯ слов ?спи, спи, спи, спи?, запел:

     Џришел козЈл, сказал:
     ?Ђ ты спи, спи, спи, спи, спи...
     Ќо не пис, пис, пис, пиc, пис...?

     Ќаташа  открыла  глаза,  улыбнулась,  а  ѓаврилов  так и  пел  эти  две
последние строчки неумелым голосом (плохо, в сущности, пел), пока не заснула
Ќаташа.
     ’огда ѓаврилов и  Џопов вдвоем пили чай. Џопов  с красным  чайником, на
котором белой  эмалью было написано: ?товарищу Џопову от  рабочих и работниц
завода ‹ысьва в день  ЏЯтой ѓодовщины ЋктЯбрЯ?.  ‘  этим  чайником  ходил на
кухню к кубу за кипЯтком. Ќа газете он расставил стаканы, тарелки с маслом и
сыром, в кульке был  сахар, в другом кульке был хлеб. Џопов спрашивал: - ?Ќе
сварить ли тебе, Ќиколка, манной каши??
     ‘идели друг  против  друга,  говорили  негромко,  медленно,  никуда  не
спешили,  чаю выпили  много,  ѓаврилов  пил  с  блюдечка,  расстегнул  ворот
гимнастерки. Џосле мелочей о  том о сЈм, за вторым стаканом  чаЯ,  не  допив
половины, Џопов отставил стакан, помолчав, сказал:
     - Ќиколка, а моЯ ‡ина от менЯ ушла, ребенка бросила мне на руки, ушла к
какому-то  инженеру,  которого  раньше любила, шут его знает. ‘удить  ее мне
неохота, не хочу маратьсЯ плохими словами, а все-таки, надо сказать, убежала
по-сучьи, не сказав, скрыв. Ќе хочетсЯ так думать, что никогда она менЯ и не
любила, а содержанилась из-за моего положениЯ, но, все-таки, так получаетсЯ,
что убежала от  менЯ из-за  шелковых чулков,  из-за духов,  там,  и пудры. €
самому  мне  стыдно, подобрал человека в Яме, на фронте, заботилсЯ, любил и,
как  дурак, грел  человека, а  он оказалсЯ барынькой -  проглЯдел  человека,
который со мной пЯть лет прожил. .
     € Џопов подробно рассказывал о всех мелочах расхождениЯ, которые всегда
так мучительны именно своей мелочностью, той  мелочностью, той  мелочью,  за
которой  не  видно  большого.  ’огда стали  говорить  о  детЯх,  и  ѓаврилов
рассказывал о своей жене, котораЯ уже постарела и все же единственнаЯ на всю
жизнь длЯ ѓаврилова. „олго  говорили о  Ќаташе,  с которой,- ну, вот,- как с
ней