кие  метели, что все судно превращалось в ком снега,
потом были туманы, и тогда спадал ветер. €  кругом  были  небо,
вода -- и больше ничего в этих холодных просторах. €ногда ветер
так   свирепо   плевалсЯ,   так  гнал  волну,  что  "‘вердрупу"
приходилось вставать, итти полным ходом против ветра, рватьсЯ в
него -- и все же  ветер  гнал  назад.  ‚етры  были  нордовые  и
остовые.  ‘емнадцать дней под-рЯд только рвал ветер, выл ветер,
свистел ветер -- и катила по "‘вердрупу" зеленаЯ волна.
     …сли стоЯть на капитанском мостике, где всегда в  рубке  у
рулЯ  два  вахтенных  матроса  и  штурман, и смотреть оттуда на
судно,  --  мертво  судно:  вот  выполз  на  палубу  метеоролог
‘аговский,  полез  на  бак, к метеорологической будке, качнуло,
обдало водой, и ‘аговский ползет на  четвереньках,  по-кошачьи,
лицо  его сосредоточенно и бессмысленно, и на лице страх, -- но
вот  еще  качнуло,  и  ноги  ‘аговского  над  головой,   и   он
топорщитсЯ,  чтобы  не ползти вперед, а пиджак его залез ему на
голову, -- и потом ‘аговский долго мучитсЯ у  метеорологической
будки,  запутав  ногу в канате, чтобы не слететь. -- - Ћдним из
первых слег Љремнев, потом повалились все  научные  сотрудники,
предпоследним  свалилсЯ  ‹ачинов,  последним  ‘аговский; первый
штурман хворал, "травил море"; кают-компаниЯ опустела, хворал и
стювард. ЌельзЯ было ходить, а надо было ползать;  нельзЯ  было
есть,  потому  что  не  хотелось и потому что ложка проносилась
мимо рта, и потому что все тошнилось обратно [матросы требовали
спирта]; нельзЯ было умыватьсЯ, потому  что  воды  до  лица  не
донесешь,  не  до  мытьЯ и -- стоит только выйти на палубу, как
сейчас же будешь мокр, в  соленой  воде,  котораЯ  не  моет,  а
ссаднит сбитые места. ЌельзЯ было спать, потому что раза четыре
за  минуту  приходилось  в  постели  становитьсЯ на голову и за
постель надо было держатьсЯ обеими руками, чтобы не вылететь. €
над всем этим -- этот -- в этих мертвых просторах визг,  вой  и
скрип,  которым  визжало, выло и стонало судно, -- такой визг и
скрип на жилых палубах в трюме, в котором пропадал человеческий
голос. -- - —ерез  каждые  тридцать  астрономических  минут  --
через каждые тридцать морских миль по пути к северу -- приходил
на жилую палубу из штурвальной вахтенный матрос, стучал в двери
кают и орал, чтобы перекричать скрип и вой:
     --  Ќа  вахту!  Љто  в  очереди?  —ерез  пЯтнадцать  минут
станциЯ! -- Ќа вахту! -- --
     ‚ половине восьмого утра, в двенадцать днЯ, в четыре  днЯ,
в  восемь  вечера на жилую палубу приползал и бил в гонг к чаю,
обеду, кофе, ужину стювард, -- но столы  в  кают-компании  были
похожи  на  беззубые  челюсти  стариков,  где  одиноко  торчали
штурмана, механик и ‘аговский, -- гонг бессильно надрывалсЯ  на
жилой  палубе.  €  через каждые четыре часа от полночи отбивала
вахтеннаЯ смена склЯнки. € часы обедов, и  часы  вахт  --  были
астрономически условны в этих неделЯх белесой мути.
     Љинооператор,   которого  всего  истошнило,  который  стал
походить на смерть, просил, чтобы ему дали револьвер,  чтоб  он
мог  застрелитьсЯ.  „октор  говорил  о  морфии.  ‡оолог  --  он
замолчал на все дни; ‹ачинов, который был с ним в одной  каюте,
наблюдал,  как  он  провел  первые  пЯть  суток:  он  лежал  на
четвереньках на койке, подобрав под себЯ голову и ноги, держась
руками за борта, -- пЯть дней он не вставал с койки и не сказал
ни слова; потом он уполз из каюты и два днЯ пролежал у трубы на
спардеке, это были дни метели, -- ‹ачинов зазвал его  в  каюту,
он  пришел, лег, -- вскочил через четверть часа и больше уже не
возвращалсЯ в каюту -- до льдов,  когда  качка  прошла,  --  он
говорил, что он не может слышать скрипа жилого трюма, скрип ему
напоминал  о  его  "страстЯх":  тогда,  пЯть  первых  суток  на
четвереньках, он ждал смерти, боЯлсЯ  смерти!  --  скрип  трюма
напоминал  ему  те  мысли,  которые  он там передумал, -- он не
любил об этом говорить.  --  ‹ачинов  видел  со  спардека,  как
‘аговский  пошел к своей будке, -- качнуло, окатило водой, -- и
человек стал на четвереньки и пополз,  и  лицо  его  исказилось
страхом. --
     "‘вердруп" шел вперед, на румбе был норд -- --
     --  -  на  жилую палубу пришел вахтенный матрос, дубасил в
двери, кричал:
     -- Ќа вахту! Љто в очереди?
     ‚стали в  половине  первого  ночи.  ‘тальное  небо,  снег,
ветер,  все  леденеет  в  руках.  ѓидрологи,  трое, в том числе
‹ачинов, поползли на корму, кинули лот,  триста  метров.  Џотом
стали  батометрами  брать  температуру  и  самое  воду с разных
глубин: триста метров, двести, сто, пЯтьдесЯт,  двадцать  пЯть,
десЯть,  пЯть,  ноль;  температуру  с  поправками  записывали в
ведомости, воду разливали  по  бутылкам;  химик  в  лаборатории
определЯл    состав    воды,    ее   насыщенность   кислородом,
прозрачность. Ѓатометр  надо  нацепить  на  тросс,  опустить  в
глубину, держать там пЯть минут, -- и потом выкручивать вручную
тросс  обратно: плечи и поЯсница ноют. ѓидрологи кончили работу
в половине четвертого, пошли по каютам обсыхать,  --  загремела
лебедка,  бросили  тралл. ‚торой раз скомандовали на вахту в 11
днЯ, снега не было и был туман, -- кончили в час днЯ, пошли  по
каютам,  обсыхать.  ‚  половине  восьмого  вечера  опЯть пришел
вахтенный матрос, задубасил, заорал:
     -- Ќа вахту! Љто в очереди? --
     и тогда к начальнику экспедиции пошла делегациЯ,  половина
экипажа  научных  сотрудников  не вышла на работу. Љремнев один
сидел на спардеке около трубы, руки он спрЯтал рукав  в  рукав;
губ  у  него  не было, ибо они были землисто-серо-сини, как все
лицо; он горбилсЯ и его знобило, и он смотрел в море. Љ нему на
спардек приползли научные сотрудники,  впереди  полз  профессор
Џчелин,  не  выходивший  из  каюты  с самого Љанина носа; сзади
ползли младшие сотрудники;  люди  были  одеты  пестро,  еще  не
потерЯли  вида  европейцев, еще не обрели самоедского вида; все
были злы и измучены. Џрофессор Џчелин, без картуза,  в  меховой
куртке и брюках на выпуск, поздоровалсЯ с Љремневым, сел рЯдом,
поежилсЯ от холода и заговорил:
     --  Ќиколай  €ванович,  менЯ уполномочили коллеги. Ќикаких
работ в такой обстановке  вести  нельзЯ,  мы  все  больны,  это
только  трата  времени,  --  мы  предлагаем  итти  назад,  -- и
замолчал, ежась.
     Љремнев смотрел в море, медленно пожевал безгубыми  своими
губами, тихо сказал:
     --  ЏустЯки  вы  говорите.  ’огда не надо было бы и огород
городить, -- понимаете, -- городить огород? ‚се в порЯдке вещей
-- море, как море.
     -- ’огда высадите нас на Ќовую ‡емлю в  Ѓелужью  губу,  --
сказал Џчелин. -- ‚едь мы все перемрем здесь.
     --  Љонечно,  в  Ѓелужью  губу,  --  ну  ее  к чорту, вашу
экспедицию, товарищ  Љремнев!  --  закричал,  толкаЯсь  вперед,
кинооператор.
     Љремнев все смотрел в море, тихо сказал:
     -- ЏустЯки вы говорите. €тти вперед необходимо. —то же, вы
будете целый год жить у самоедов?
     --  ‘танции мы делать не будем, не выйдем на вахту. Њы все
больны! ‘мотрите, какаЯ качка. Њы не можем!
     Ќакатила волна, судно накренилось, покатились  брызги,  --
кинооператор полетел с ног, пополз к борту, заорал в страхе:
     --  Ќу  вас всех к чорту, -- ведь он, сволочь, вилЯет, как
сука... в Ѓелужью губу!
     -- Ќу, разве это сильнаЯ качка? -- спросил Љремнев.
     -- „а это уже не качка, а  шторм!  Њы  станции  делать  не
будем, мы не можем!
     --  ’огда  отдайте  приказ,  чтобы стали отштормовыватьсЯ.
‘танцию сделать  здесь  необходимо,  будем  ждать,  когда  море
лЯжет.  ЊенЯ  самого  море  бьет  не хуже вас. ‚ыкиньте менЯ за
борт, тогда делайте, что хотите -- --

     Ћт  этого  разговора  в  экспедиционном  журнале  осталась
только одна запись:
     "‘танциЯ  18.  <фи>76°51',  <лЯмбда>41°0', ? mt, 5 ч. 0 м.
22-VIII.
     "‘танциЯ пропущена  ввиду  сильного  шторма.  ‚етер  --  6
баллов, волнение -- 9, судно клало на волну на 45°".
     Ќа румбе был норд.

     ‚  этот  день выЯснилось, что радио "‘вердрупа" уже никуда
не достигает, рассыпаЯсь, терЯЯсь в той тысЯче слишком верст на
юг к полЯрному кругу, что осталась  позади  "‘вердрупа".  Ќочью
штормом  сорвало  антенны,  утром их натЯгивали заново, матросы
лазили по вантам, качаЯсь в воздухе  над  морем,  --  и,  когда
натЯнули,   радист  начал  шарить  радио-волнами  в  просторах:
просторы молчали, безмолвствовали. Ќо в этот день было  принЯто
последнее  радио  с  земли  -- из Њосквы с •одынки. Ћно гласило
следующее: дошло так -- --

     "22/VIII. ‚сем, всем, всем. ‘хема из Њосквы N 51.  “краине
поступление  единого  сельско-хозЯйственного налога усиливаетсЯ
точка первый срок взноса  десЯтому  сентЯбрЯ...  (пропущено)...
Љиевщине  обсуждаетсЯ борьба тихоновской автокефальной церковью
точка  борьбе  церковники  не  останавливаютсЯ  ни  пред  каким
средствами  зпт  крадут  друг  друга церковную утварь совершают
различные бесчинства тчк селе ‘тавиловке  автокефалисты  собрав
всего  села  собак  загнали  их  тихоновскую  церковь  зпт селе
Њедведном поймав тихоновского попа раздели его донага привЯзали
дереву где он пробыл таком положении целый день тчк тихоновскаЯ
автокефальнаЯ церковь опозорена не только глазах  населениЯ  но
среди   свЯщеннослужителей   у   которых   сохранились  остатки
честности  тчк  последнее  времЯ  губернии  отреклось  сана  46
свЯщенников абзац -- --

     ’ак  простилась  землЯ  со "‘вердрупом". -- ‹ачинов в этот
день свалилсЯ от морЯ. Ћн ходил в радио-рубку, читал сводку  --
эту,  пришедшую  сюда,  в  тысЯчи  верст,  в  просторы  вод,  в
одиночество, когда "‘вердруп" никуда уже не мог бросить о  себе
вести. -- €з радио-рубки он шел лабораторной рубкой, тут никого
не  было, тогда он услыхал, как в метеорологической лаборатории
кто-то говорит вполголоса, утешаЯ, -- ‹ачинов подошел к двери и
увидел: на корточках сидел ‘аговский, протЯгиваЯ руки под стол,
и говорил:
     -- Ќу, перестань, ну, не мучьсЯ, милый, -- ну, потерпи, --
всем плохо.
     -- ‘ кем это вы? -- спросил ‹ачинов.
     -- Ђ Я -- с кошечкой, с Њаруськой, --  ответил  ‘аговский.
--  ‚едь  никто про кошечек не позаботитсЯ, а их море бьет хуже
чем человека. џ тут под столом картонку от  шлЯпы  приспособил,
сажаю  туда  котишек  по  очереди,  чтобы  отдохнули  немного в
равновесии. ‘овсем измучились котишки! --
     € ‹ачинов  понЯл  --  самый  дорогой,  самый  близкий  ему
человек  --  в  этих  тысЯчах  верст  -- этот маленький, слабый
человек, метеоролог ‘аговский: вот за  этих  котЯт  --  к  этим
котЯтам  и  ‘аговскому  --  сердце  ‹ачинова  сжалось  братской
нежностью и любовью. ‹ачинов подсел к ‘аговскому, сказал --  не
подумав -- на ты:
     -- Ќу-ка, покажи, покажи -- --
     и  вдруг  почувствовал,  как замутило, закружилась голова,
пошли перед глазами круги, все исчезло  из  глаз,  --  и  тогда
послышались в полусознании нежные, заботливые слова:
     --  Ќу,  вставай,  вставай,  голубчик,  -- пойдем, к борту
пойдем, Я отведу, смотри на горизонт, Я подожду, -- иди, милый!
-- и слабые, маленькие руки взЯли за плечи.  --  Њне,  думаешь,
легко? -- Я креплюсь!.. --
     “  борта в лицо брызнули соленые брызги. -- ‡а бортом этой
колбы,  котораЯ  звалась  "‘вердруп",  плескалась   и   ползала
зеленаЯ,  в  гребнЯх,  жидкаЯ  муть,  котораЯ зоветсЯ водой, но
котораЯ кажетсЯ никак не жидкостью, а -- почти  чугуном,  такой
же  непреоборимой,  как  твердость  чугуна,  -- чугуннаЯ лирика
страшных просторов и страшного одиночества, -- тех, кои за  эти
дни  путин  ничего не дали увидеть, кроме чаек у кормы кораблЯ,
да черных поморников, да дельфинов, да двух  китов,  --  да  --
раза  два  -- обломков безвестных (погибших, поди, разбитых, --
как? когда? где?) кораблей... -- ‚переди небо было уже ледЯное,
уже встречались отдельные льдины, в холоде падал  редкий  снег,
была  зима.  --  ‘клЯнка пробила полночь. -- ‹ачинов, большой и
здоровый человек, взглЯнул беспомощно, -- беспомощно,  бодрЯсь,
улыбнулсЯ.
     -- ЏустЯки, -- вот глупости! --
     ‘аговского  матросы прозвали -- от него же подхватив слова
-- –иррус ‘тратович ѓлавпогода, -- –иррус сказал заботливо:
     -- ’ы не стеснЯйсЯ, вставь два пальца в  рот  --  и  пойди
лЯжь полежать, глаза закрой и качайсЯ... ‚от придем на землю, Я
всем знакомым буду советовать -- гамак повесить, залечь туда на
неделю  и  чтобы тебЯ качали что есть мочи семь дней под-рЯд, а
ты там и пей, и ешь, и все от бога положенное совершай!.. Ђ  то
какого чорта... --
     ‹ачинов улыбнулсЯ, оперсЯ о плечи –ирруса и медленно пошел
к траппу  на жилую палубу. -- Ќа жилой палубе пел арию ‹енского
кинооператор: он был когда-то оперным актером и  теперь,  когда
его не тошнило, пел арии или рассказывал анекдоты и о всЯческой
чепухе    московского    закулисно-актерского   быта.   ‹ачинов
задержалсЯ у  двери,  опЯть  замутило,  --  кинооператор  лежал
задрав  ноги  и  орал  благим матом, штурман с гитарой сидел на
койке. -- "Ђ  то  вот  артист  Џикок",  --  начал  рассказывать
кинооператор.  ‹ачинов  также знал эти -- пусть апельсиновые --
корки московских кулис и подумал, что Њосква, вон та, что  была
в  тех  тысЯчах  верст  отсюда, -- только географическаЯ точка,
больше ничего. -- ‹ачинов,  бодрЯсь,  шагнул  вперед,  вошел  в
каюту доктора, стал у притолоки, сказал:
     --  ‘ейчас  отбили склЯнку, полночь, на палубе светло, как
днем. -- ‚ Њоскве  --  благословенный  августовский  вечер.  Ќа
’еатральной  площади нельзЯ сесть в трамвай, женщины в белом. “
вас на Џречистенке в полисадах  цветут  астры,  и  за  открытым
окном  рассмеЯлась девушка, ударив по клавишам. ЏолЯрнаЯ звезда
где-то в стороне. ‚ы пришли домой... --  ‚ы  не  знаете,  какой
сегоднЯ  день,  --  вторник,  воскресенье, пЯтница? -- ‚прочем,
ЏолЯрной мы еще не  видели,  мы  только  по  склЯнке  узнаем  о
полночи. -- ‚ театре... --
     „октор  лежал  на  койке головою к стене, от самого Љанина
носа он не раздевалсЯ и почти не вставал  --  лежал  в  кожаной
куртке,  в  кожаных  штанах  и  в сапогах до паха, -- доктор, с
лицом как землЯ и заросшим черной щетиной, медленно  повернулсЯ
на койке и медленно сказал:
     --  ‚ы  получите сапогом, если будете менЯ деморализовать!
-- доктор говорил, конечно, шутЯ, -- конечно, серьезно.
     --  ’еатры   еще...   --   начал   ‹ачинов   и   замолчал,
почувствовав, что подступило к горлу, закружилась голова, пошли
под глазами круги и -- все исчезло -- --
     ...‹ачинов   бодрилсЯ  все  дни,  ходил  в  кают-компанию,
обедал, работал, в досуге забиралсЯ на капитанский мостик,  где
всегда  велись  нескончаемые  разговоры  о  море,  о  портах  и
гибелЯх.  Ќа  капитанском  мостике  в  рубке  штурман  Њедведев
рассказывал,  как  он тонул, гибнул в море, -- он, юнгой, ходил
на трехмачтовом  промысловом  паруснике,  на  его  обЯзанностЯх
лежало, когда поморы шли из ’ромсэ и пили шведский пунш, стоЯть
на  баке  и  орать,  что есть мочи -- "ай-ай-ай! -- вороти!" --
чтобы не наткнутьсЯ в ночи на встречный пьЯный парусник; и этот
трехмачтовый парусник погиб; -- Њедведев помнил бурю и  помнил,
как  капитан погнал его лезть на бизань и там -- рвать, резать,
кусать зубами, но -- во что бы то ни стало -- сбросить парус, и
бизань-мачта обломилась; больше ничего  не  помнил  Њедведев  и
утверждал,  что  в  море  гибнуть  не страшно, ибо его нашли на
третий день на обломке мачты с окоченевшими руками;  он  ничего
не  помнил,  как три днЯ его носило море; от погибшего судна не
сыскалось  ни  одного  осколка;  --  тогда  были  дни  осеннего
равноденствиЯ,  дни  штормов,  и  еще  принесло к берегу стол и
сундук, и к столу была привЯзана женщина: с  судна  в  море  на
шлюпке  ушла  команда;  капитан не бросил своего судна; капитан
привЯзал свою жену к столу, потому что она металась обезумевшей
кошкой по  судну;  и  капитан  стал  молитьсЯ  Ќиколе-угоднику,
морскому  защитнику;  --  больше  женщина  ничего  не  помнила:
гибнуть в морЯх не страшно, -- а от судна, с которого  спаслись
сундук,  стол и женщина, не осталось ни человека, ни щепы... --
- Ћ ‹ачинове. -- ’огда, там, в  географической  точке,  котораЯ
зоветсЯ  Њосквой, за три днЯ до отъезда в Ђрхангельск, он узнал
об экспедиции, и в три днЯ собралсЯ, чтобы ехать, -- чтобы итти
в Ђрктику, -- чтобы сразу разрубить все те узлы, что путали его
жизнь, очень сложную и очень мучительную, потому что и по  суше
ходЯт  штормы  и многие волны былинками гонЯт человека, и очень
мучительно человеку терЯть свою  волю.  ‚  этой  географической
точке, котораЯ зоветсЯ Њосква и которую легче всего представить
--  астрономически  --  пересечением широт и долгот (потому что
здесь в море только  так  означались  путины),  остались  дела,
друзьЯ, борениЯ, ночи, рассветы, жена, усталость, тридцать пЯть
лет  жизни,  картины,  тщеславие,  пыль  в мастерской, -- и все
времЯ  --  в  страхе  --  представлЯлась  пустынЯ  сентЯбрьской
российской  ночи,  волчьи российские просторы, дребезг вагонных
сцеплений, поезд в ночи, купэ  международного  вагона,  где  он
один со своими мыслЯми, -- и поезд шел в Њоскву, и там, впереди
во  мраке, возникали зеленоватые огни Њосквы; и все двоилось --
один ‹ачинов стоЯл  у  окна  в  купэ  международного  вагона  и
мучилсЯ  перед  Њосквою,  --  другой  ‹ачинов с астрономических
высот видит и эту пустыню ночи, и поезд в  ночи,  и  Њоскву,  и
темное  купэ,  и человека -- себЯ же -- в купэ у окна: и тот, и
этот -- один и тот  же  --  думал  о  том,  что  в  Њоскве,  на
Ћстоженке навстречу выйдет безмолвнаЯ и ждущаЯ жена, а на столе
у  телефона  лежит десЯток ненужно-нужных телефонных номеров, и
ни  жена,  ни  телефоны  --  страшно  ненужны.  --  ‡десь,   на
"‘вердрупе" можно было быть одному, самим собою, с самим собой,
перерыть  всего  себЯ,  все  перевзвесить.  Ќадо  было  слушать
склЯнки и гонг к еде, надо было выходить на  вахту,  надо  было
делать  работу  и  жить  интересами  людей  -- такую, такими, о
которых никогда в жизни не думалось, -- в чемодане были  письма
Џушкина, „он-Љихот и путешествие ѓулливера, -- это чужаЯ жизнь,
--  но  свои  виски уже поседели, уже поредели, и кожа на лице,
должно быть, деформировалась,  привыкнув  к  бритве,  --  и  от
времени,  от  встреч,  от  людей,  от  привычки,  что  за тобою
наблюдают, -- такаЯ привычно-красиваЯ манера ходить,  говорить,
руку  жать,  улыбатьсЯ, -- а где-то там, за десЯтком лет, перед
славой сохранилсЯ такой простой, здоровый и радостный  человек,
богема-студент,  сын уездного врача, выехавший когда-то из дому
в Њоскву, в славу, да так и  застрЯвший  в  дороге,  потерЯвший
дом. -- ‚етер в море все перешаривал, до матери, до детства, --
и  было  страшно,  что  ветер  ничего  не  оставлЯл.  --  ‘амое
мучительное  в  шторме  было  то,  что  надо  было  все   времЯ
напрЯгатьсЯ,  напрЯгать  мышцы,  чтобы не упасть, не свалитьсЯ,
надо было напрЯгать волю, чтобы помнить о качке,  --  в  койке,
засыпаЯ, надо было лечь так, чтобы быть в койке, как в футлЯре,
чтобы  не  ездить по койке, чтоб упиратьсЯ ступнЯми и головой в
подложенные по росту  вещи,  чтоб  держатьсЯ  руками  за  борта
койки, -- чтобы трижды в минуту вставать на голову. ЌельзЯ было
есть,  потому что тошнило и стыдно было бегать к борту "травить
море". Ќадо было упорною волей сутки  разбить  не  на  двадцать
четыре,  а  на  восемь  часов,  сделав  из человеческих -- трое
здешних суток.  €  скоро  стало  понЯтно,  что  ноги  поднимать
трудно,  трудно  слышать,  что  говорит  сосед, -- что в голову
вникает стеклЯннаЯ, прозрачнаЯ,  перебессоннаЯ  запутанность  и
пустота, и кажетсЯ, что лоб в жару, и мысли набегают, путаютсЯ,
петлЯют  --  запуганными  зайцами и океанской кашей волн, когда
ветер вдруг с норда круто повернул на ост. € когда с физической
отчетливостью  Ясно  (тогда  понЯтны   доктор   и   зоолог,   и
кинооператор), мысли остры, как бритва: вот, койка, над головою
выкрашеннаЯ   белым,   маслЯною  краской,  дубоваЯ  скрепа,  --
электрическаЯ лампа, -- пахнет  чуть-чуть  иодоформом  или  еще
чем-то  лекарственным  (после дезинфекции перед уходом в море),
-- балка идет вверх, встает дыбом,  балка  стремитсЯ  вниз,  --
рЯдом  внизу  какаЯ-то  скрепа рычит, именно рычит, перегородка
визжит, -- дверь мЯукает, -- забытаЯ, отвореннаЯ дверь в ванную
ритмически  хлопает,  --  пиликает  над   головой   что-то   --
дзи-дзи-дзи-дзи!..  -- надо, надо, надо скорее сбросить с койки
ноги,  и  нет  сил,  надо,  надо  бежать  наверх,  кричать   --
"спасайтесь,  спасайтесь!"  --  но  почему  вода  не  бежит  по
коридору, не рушатсЯ палубы, когда совершенно Ясно,  что  судно
--  гибнет! -- гибнет! -- и почему никто не кричит? -- ну, вот,
ну, вот, еще момент, -- вот, слышно, шелестит,  булькает  вода.
--  €  тогда  также остро: "- что за глупости? …рунда, -- Я еще
долго буду жить! ѓлупо же, ведь нет же никакой опасности!" -- €
тогда, мучительно, неЯсно:
     -- Њосква -- жена -- дочь -- выставки --  картины...  Ќет,
ничего  не  жалко,  ничего  нет!..  Ќет -- нет, дочь, Ђленушка,
милаЯ, лозиночка, ты прости, ты прости менЯ,  --  все  простите
менЯ  за  дочь:  Я по праву ее выстрадал!.. †ена -- выставки --
работа -- слава: -- нет... ’ы прости менЯ, жена: не то, не  то,
не  так! ‘лавы -- не надо, не то, Я же в рЯд со всеми ползаю на
вахты, менЯ никто не заставлЯет, менЯ никто  в  жизни  ни  разу
ничего  не  заставлЯл. ђабота -- да, Я хочу оставить себЯ, свой
труд, себЯ -- таким, как Я есть, как Я вижу. ќто  же  глупость,
что  море  убьет,  а  ты,  Ђленушка,  прости!  ’ы  и  работа --
только!.. Ђх, какаЯ ерунда -- Њосква!.. ѓолова  у  менЯ  болит.
“жели  --  вот  эти  тридцать пЯть-сорок лет жизни -- и есть те
сотни хомутов, которые  ты  надел  на  себЯ,  которые  на  тебЯ
надели, которые надо тащить, от которых никуда не уйдешь. --
     “  ‹ачинова  была  волЯ  --  видеть. ќто он острее всех на
"‘вердрупе" отметил нелепицу радио  --  прощального  из  Њосквы
радио,  и он взЯл себе запись его со стены в кают-компании. ќто
он безразлично наблюдал, как обалдевшим людЯм даже ЃелушьЯ губа
на Ќовой ‡емле казалась спасением. ќто он двоилсЯ, чтоб  --  на
себе  же,  не  только  на  соседЯх  -- наблюдать каторжную муку
качки. € это у него загрелось нежностью  сердце,  когда  –иррус
возилсЯ с кошками. -- Ќо ноги подкашивались от утомлениЯ, и там
--  у  кошек -- первый раз затошнило, замучило, замутило, когда
-- хоть в воду, хоть к чорту, хоть  в  петлю,  --  лишь  бы  не
мучитьсЯ!..  --  €  тогда  в заполночи -- на койке -- качалась,
качалась переизученнаЯ скрепа над  головой,  в  белой  маслЯной
краске,  --  хоть  в воду, хоть к чорту, лишь бы не вставать на
голову, лишь бы не понимать, что в голове окончательно  спутаны
мозги,  бред,  ерунда,  а желудок, кишечник, -- желудок лезет в
горло, в рот -- --
     -- - и тогда все все-равно, безразлично,  нету  качки,  --
единственнаЯ реальность -- море, -- бред, ерунда -- --
     ...нет,  с  Џетром I надо миритьсЯ. ‹ачинов стоит на верке
‘еверо-„винской крепости, той, что под Ђрхангельском у  взморьЯ
на  Љорабельном  канале.  Ћт  Џетра  осталась -- вот хотЯ б эта
крепость: разрушение Џетра шло созиданием, он все времЯ строил,
а у нас,  у  менЯ,  наоборот,  созидание  шло  разрушением.  ‡а
крепостью, совершенно сохранившейсЯ, совершенно пустой, которую
Џетр  строил  против  шведов,  но  котораЯ  не держала ни одной
осады, текла пустыннаЯ река, были волны и луна была величиной с
петровский пЯтак -- --
     -- --

     Ќа судне было тридцать восемь человеческих жизней, и  одна
из  них была -- женскою жизнью. Ќо химичка …лизавета Ђлексеевна
не походила на женщину, -- ее совсем не било море, она работала
лучше любого матроса,  она  гордилась  своей  силой,  она  всем
хотела помочь, -- и, если сначала матросы не стеснЯлись при ней
пускать большие и малые узлы, то скоро стали крыть ими ее -- за
ее  здоровье  и силу, за ее охоту помочь всем, -- за ее желание
всем  нравитьсЯ:  мужчинам  было  оскорбительно,  что   женщина
сильнее  их  в мужских их качествах, что у нее так мало качеств
женских; но когда матросы уж очень изобижали  ее,  она  плакала
при всех, громко и некрасиво, как, должно быть, плачут тюлени.
     -- --
     30  августа  "‘вердруп"  вошел во льды. ‹ьды, ледЯное небо
были видны с утра, и к полночи кругом обстали  ледЯные  полЯ  и
айсберги,   страшное  одиночество,  тишина,  где  кричали  лишь
изредка редкие нырки и люрики, полЯрные птицы, да мирно и глупо
плавали  стада  тюленей,  с   любопытством   поглЯдывавших   на
"‘вердрупа",  медленно  поворачивавших  головы  на человеческий
свист.  Љачка  осталась   позади,   все   отсыпались,   мылись,
чистились, как к празднику, крепко спали. “тром уже кругом было
ледЯное небо и кругом были льды. "‘вердруп" лез льдами. Љапитан
был   на  мостике,  на  румбе  был  норд,  лицо  капитана  было
ноЯбрьским, Љремнев сидел у трубы. “тром на  жилой  палубе  был
шопот:  ночью  залезли  во  льды,  в ледЯные полЯ так, что едва
нашли лазейку оттуда, и что у капитана с  Љремневым  был  ночью
разговор,  где  капитан  заЯвил,  что  он  не в праве рисковать
жизнЯми людей, а льды, если затрут,  могут  унести  "‘вердрупа"
хоть  к  полюсу  и,  во  всЯком  случае,  в смерть; -- на румбе
остались и север, и льды. -- Ќочью была  станциЯ,  от  двух  до
пЯти;  легли  спать  осенью,  в дожде, в мокроти, -- проснулись
зимой, в метели; -- в полдень солнце резало глаза, мир был  так
солнечен  и  бел, что надо было надеть синие очки: в это солнце
впервые  после  Љанина  носа  определились,  --  где,  в  какой
астрономической  точке  "‘вердруп",  --  секстан показал 78°33'
сев.  широты  на  41°15'  меридиане.  ‹юди  первый  раз   после
Ђрхангельска  были  за  бортом:  вылазали  на  льды,  ходили  с
винтовками подкарауливать тюленей. ’юлени плавали стадами и  по
ним  без  толку  палили  из  ружей.  Њир исполнен был тишиной и
солнцем.  --  Ќочь  была  белесой,  прозрачной;  переутомление,
которое   проходило,  смешало  какие-то  аршины,  люди  бродили
осенними мухами,  натыкались  друг  на  друга,  говорили  тихо,
дружественно  и на "ты". Љругом ползли айсберги необыкновенных,
прекрасных  форм,  ледЯные  замки,  ледЯные  корабли,   ледЯные
лебеди.  Ћтдых от качки принималсЯ благословением и праздником.
-- "‘вердруп"  втиралсЯ  к  ближайшему  айсбергу,  чтобы  взЯть
пресной  воды, -- и опЯть люди ходили на лед; надо итти ледЯным
полем, идешь-идешь -- полыньЯ, -- тогда надо подтолкнуть багром
маленькую льдинку и переплыть на ней полынью, а,  если  полыньЯ
маленькаЯ,   надо  прыгать  через  нее  сразбегу,  отталкиваЯсь
багром. Љинооператор ходил на айсберг фотографировать,  --  лез
по  нему  какие-нибудь  пЯть саженей с час, залез -- и он редко
видел такую красоту, внутри айсберга  пробило  грот,  там  было
маленькое  зеленое  озерко  и туда забивались волны, свободные,
океанские, голубые... Џод айсбергом и под людьми  на  нем  были
соленые  воды  океана,  глубиною в версту. -- € опЯть наступила
пурга, повалил снег, пополз туман. -- € новым  утром  на  румбе
был  ост,  а  на жилой палубе говорили, что капитан снЯл с себЯ
ответственность за жизни людей -- и эту ответственность  принЯл
на  себЯ  начальник  экспедиции  профессор  Љремнев: по законам
плаваниЯ за ЏолЯрным  кругом  каждому  полагаетсЯ  в  сутки  по
полустакана  спирта,  что  за  разговоры были между капитаном и
начальником доподлинно никто не  знал,  но  утром  капитан,  не
спавший все эти дни, сидел в кают-компании и молча пил спирт, и
молча  сидел  перед  ним  Љремнев,  и  все  матросы были пьЯны.
"‘вердруп" крепко трещал во льдах -- - Ќикто из экипажа научных
сотрудников не знал, никто из непосвЯщенных не  знал,  что  эти
дни  во  льдах  были  опаснейшими  днЯми:  два  матроса  нижней
команды, два матроса верхней команды, боцман, плотник, механик,
первый штурман, капитан и  начальник  --  бессменно,  бессонно,
корабельными  крысами,  с  электрическими лампочками на длинных
проводах рылись за обшивками в трюме, ползали в воде меж балок,
спускались под воду к килю,  а  донки  захлебывались,  храпели,
откачиваЯ  бегущую  в  трюм  воду,  -- чтобы заплатать, забить,
заделать пробоину  в  корпусе,  чтоб,  ползаЯ  на  животах,  на
четвереньках,  лежа  на  спинах  --  спасать, спасти, спастись.
Љремнев  приказал  молчать  об  этом  --  и   приказ   матросам
подтвердил  ноганом.  Љремнев и капитан имели крупный разговор;
капитан сказал: -- "назад!" -- Љремнев  сказал:  --  "вперед!".
ђазговор  был  в  капитанской  рубке,  Љремнев  жевал безгубыми
губами, смотрел в сторону и тихо  говорил:  "все  это  пустЯки.
‘удно  исправно. Њы пойдем на ост, выйдем изо льдов и пойдем на
норд, по кромке льда. ‹ьды не могут  быть  сплошные",  --  лицо
Љремнева  было  буденно и обыкновенно, как носовой платок, -- и
капитану было очень трудно, чтоб  не  плюнуть  в  этот  носовой
платок. -- --
     -- --
     €  эти  ледЯные  сотни  верст,  ушедшие  в океан убивать и
умирать, остались позади. € опЯть были  штормы.  Џриходили  дни
равноденствиЯ,   и   невероЯтными   красками  горел  север,  то
огненный, то лиловый, то золотой,  --  и  тогда  вода  и  волны
горели  невероЯтными, небывалыми красками, -- но небо только на
юге,  только  на  юге  было  предательски-ночным.  ‘екстан  был
ненужен,  бессилен  за  тучами  и  туманами, и судно шло только
лаком и компасом, -- наугад, в туманах. -- € был туманный  день
--  такой туман, что с капитанского мостика не видны были мачты
и бак, -- клаузен всплывал уже дважды, -- капитан скомандовал в
лебедку пустить пар, боцман пошел, чтобы отдать ЯкорЯ, -- чтобы
перестоЯть туман. € тогда вдруг колыхнулсЯ и пополз туман, -- и
вдруг -- так показалось, рЯдом, в полуверсте, можно было видеть
простым глазом, -- над  туманом  возникли  очертаниЯ  огромных,
понурых  гор,  --  туман  пополз  и  в  четверть  часа  впереди
открылась --  землЯ,  горы,  снег,  льды,  льды,  глетчеры,  --
холодное,  пустое,  понурое,  мертвое.  Ќо опЯть на вершины гор
пополз туман -- не-то туман, не-то облака, -- и  повалил  снег.
„о  берега  было  миль  семь.  ‘нег  перестал. "‘вердруп" пошел
вперед в  эту  страшную  понурую  серую  щель  между  тучами  и
свинцовой  зеленоватой  водой.  Ќа  баке вахтенный матрос мерил
глубины лотом. ќто была перваЯ землЯ  после  Ђрхангельска.  ќто
была ‡емлЯ ”ранца-€осифа, -- но что за остров этого архипелага,
что   за   бухта,   что  за  мыс,  быть  может,  никем  еще  не
обследованный, никем еще не  виданный,  такой,  на  котором  не
ступала  еще  человеческаЯ  нога,  --  об этом никто никогда на
"‘вердрупе" не узнал. -- ‡десь пришли три  первых  человеческих
смерти,  --  зоолога,  того,  что  боЯлсЯ  смерти,  второго  --
штурмана и третьего -- матроса; -- здесь "‘вердруп" был  меньше
суток. --
     "‘вердруп"  бросил  ЯкорЯ в миле от берега. ‚ бинокль было
видно,   что,   если   ад,   да   не   православный,   который,
прости-господи,  немного  глуповат,  а  аскетически-строгий  ад
католиков сдан в заштат и не отапливаетсЯ, то пол в аду  должен
был  бы  быть  таким  же,  как  камни здесь на берегу, такой же
мучительный, потому  что  базальты  стоЯли  торчком,  огромными
сотами,  на  которых надо рвать ногти, -- и камни были такой же
окраски, как должны они были бы быть в аду,  точно  они  только
что  перегорели и задымлены сажей, они стоЯли точно крепостные,
по-старинному, стены. € в бинокль было видно, что было в …вропе
в начале —етвертичной эпохи, когда  были  только  льды,  туман,
холоды,  камни  --  и не было даже за облаками неба. Ѓыли видны
облака на горах, горы черные -- красновато-бурые,  как  железо,
--  зеленаЯ  вода,  -- и прЯмо к воде сползал глетчер. -- ЋпЯть
повалил снег, и прошел.  ‘о  "‘вердрупа"  спустили  шлюпку,  --
штурман,  матрос  и  с  ними  зоолог  отправились  на берег, на
разведку. люпку принЯли волны, закачали, понесли, --  и  скоро
она  стала  маленькой  точкой.  €  тогда опЯть поползли туманы,
поползли справа, как шоры, медленно заволакивали  все  долинки,
воду,  вершины  --  этой  желтой,  студеной  мутью, -- и остров
исчез, как возник, в  тумане.  ’огда  "‘вердруп"  стал  гудеть,
первый  раз  после  настоЯщей человеческой земли, чтобы указать
оставшимсЯ на берегу, где судно, -- и минут на пЯть не  угасало
в горах и в тумане эхо. € тогда -- через туман -- повалил снег,
и сразу налетел ветер, завыл, заметалсЯ, засвистел, -- туман --
не  пополз,  --  побежал,  заплЯсал, затыркалсЯ, -- ветер дул с
земли, снег повалил серыми хлопьЯми величиною  в  кулак,  --  и
снег перестал, и туман исчез, -- и осталсЯ только ветер, такой,
что  он  срывал людей с палуб, что Якорные цепи поползли по дну
вместе с ЯкорЯми, -- что нельзЯ было  смотреть,  ибо  слепились
глаза,  и  ветер  был  виден,  синеватый,  мчащийсЯ. "‘вердруп"
ревел, призываЯ людей с берега. € тогда увидели:  от  берега  к
"‘вердрупу"  шла шлюпка, ей надо было пройти наперерез ветру --
ее поставили прЯмо против ветра, -- и все трое на веслах гребли
в нечеловеческих усилиЯх, изо всех сил. Ќа  "‘вердрупе"  знали:
если  не  осилЯт,  не  переборЯт  ветра,  -- если пронесет мимо
"‘вердрупа",  --  унесет  в  море,   --   гибель.   €   капитан
заволновалсЯ  первый  раз  за  всю  путину. ‚се были на палубе.
‚идели, как трое корчились на  шлюпке,  боролись  с  волнами  и
ветром, -- видели, как шлюпка влезала на волны, падала в волны,
--  разбивалась волна и каждый раз предательски захлестывала за
борт, зеленой мутью брызгов. Љапитан кричал:  --  "‚ельбот,  на
воду! Њедведев с подвахтой -- на воду! Ќа троссе, на троссе, --
готовь  тросс!"  --  и в машинное: -- "средний вперед!" -- и на
бак к лебедке: -- "поднимай ЯкорЯ!" -- ‚етер был виден, он  был
синь,  он рвал воду и нес ее с собой по воздуху, и вода кипела.
"‘вердруп" пошел наперерез,  навстречу  шлюпке.  --  ‘о  шлюпки
доносились   бессмысленные   крики.   €   на   шлюпке   сделали
непоправимую  ошибку:  зоолог  бросил  весла  и  стал  картузом
откачивать  из  шлюпки  воду,  --  на  "‘вердрупе"  видели, как
подхватил ветер шлюпку, как понесли ее волны по ветру:  штурман
повернулсЯ на шлюпке, хотел, должно быть, сказать, чтоб тот сел
на   весла,   иль   обессилил:  шлюпка  завертелась  на  волнах
бессмысленно,  бесцельно,  потерЯвшаЯ  человеческую  волю,   --
шлюпка   была   совсем   недалеко   от  носа  "‘вердрупа",  она
стремительно неслась по ветру, -- она прошла совсем  под  носом
"‘вердрупа",  --  и  тогда стало Ясно: люди погибли, их уносило
море. €  остальное  произошло  в  несколько  минут:  "‘вердруп"
крейсировал, чтобы пойти вслед, -- развернулсЯ -- и шлюпка была
уже далеко, превратилась в точку, и в бинокль было видно, что в
шлюпке  осталсЯ один человек -- и еще через минуту все исчезло.
-- € капитан же, тот, что волновалсЯ больше  всех,  скомандовал
понуро  и  покойно  --  "полный!"  --  шлюпку унесло на ост, --
капитан окриком спросил: -- "на румбе?!" -- "…сть на румбе!" --
ответил вахтенный. -- "‡юйд-вест!" -- крикнул капитан. -- "…сть
зюйд-вест на румбе!" -- "’ак держать!" -- и "‘вердруп" пошел  в
море, чтобы не погибнуть у земли самому -- --


        ѓлава втораЯ.

     Ќа  ‡емле ”ранца-€осифа не живет, не может жить человек, и
там нет человека.
     Ќа Ћстровах “иджа -- на острове  ЌиколаЯ  Љремнева  --  не
может  жить человек, но там доживали осколки экспедиции ЌиколаЯ
Љремнева.
     Ќа пицбергене -- не может жить человек,  но  человечество
послало туда людей -- --

     -- - там, на пицбергене художник ‹ачинов помнил ночь. ќто
были дни равноденствиЯ -- дни второго года экспедиции. ‚ домике
инженера Ѓергринга, -- в дни после страшных месЯцев одиночества
во льдах, среди людей, в последнюю ночь перед уходом на корабле
в …вропу,  он,  единственный  оставшийсЯ  от похода по льдам со
"‘вердрупа" на пицберген, --  ночью  он,  ‹ачинов,  подошел  к
окну,   смотрел,  прощалсЯ,  думал.  „омик  прилепилсЯ  к  горе
ласточкиным гнездом; вверх уходили горы, горы были под  ним,  и
там  было море, и там на том берегу залива были горы, -- там, в
Ђрктике, свои законы перспективы, светила луна и казалось,  что
горы  за  заливом  -- не горы, а кусок луны, сошедшей на землю:
это ощущение, что кругом не землЯ, а луна,  провожало  ‹ачинова
весь  этот год. € над землей в небе стоЯли столбы из этого мира
в бесконечность -- столбы северного сиЯниЯ,  они  были  зелены,
величественны   и   непонЯтны.   ‚   ту  ночь  ‹ачинов  осознал
грандиозность того, что он слышал, как рождаютсЯ айсберги:  это
гремит  так же, как гремело, должно быть, тогда, когда рождалсЯ
мир, и это очень торжественно, как льды отрываютсЯ  от  ледЯных
громад и идут в океан убивать и умирать. ‚ тот день ‹ачинов пил
виски  и  шведский  пунш,  и  было им, четырем, очень одиноко в
ночи, в этом маленьком домике, построенном из  фанеры  и  толи,
как  строЯтсЯ  вагоны,  с  эмалированными  каминчиками в каждой
комнате,  с  радио-аппаратом  в  кабинете,  с   граммофоном   в
гостиной,  --  похожем  на  русский салон-вагон. -- ’ам тогда в
этом домике было четверо: двое из них тогда уезжали  в  …вропу,
--  ‹ачинов в Ђрхангельск, строить новую жизнь, -- инженер ѓлан
-- в €спанию иль €талию; Ѓергринг оставалсЯ на шахтах;  Њогучий
уходил на север пицбергена. -- —еловечество!.. -- человечество
не   может  жить  на  пицбергене,  --  но  там  в  горах  есть
минералогические залежи, там пласты  каменного  углЯ  идут  над
поверхностью  земли,  там  залежи  свинца  и  меди, и железа, и
прочее: и капитализм бросает туда людей, чтобы капать железо  и
уголь.  ’ам  брызжут  фонтанами  среди льдов киты, ходЯт мирные
стада тюленей, бродЯт по льдам белые медведи, бродЯт песцы,  --
и  человечество  бросает  людей,  чтобы  бить  их.  -- ’ам свои
законы: и первый закон --  страшной  борьбы  со  стихиЯми,  ибо
стихии  там  к  тому,  чтоб  убивать  человека.  €  там человек
человеку -- должен быть братом, чтобы не погибнуть:  но  и  там
человек  человеку  бывает  волком,  --  там  на пицбергене нет
никакой  государственности,  ни  одного  полисмэна,  ни  одного
судьи,  --  но  у  каждого  там  есть  винтовка  и там есть быт
пустынь. -- ‚от о том, что уехал в €спанию, об инженере  ѓлане;
тот,  кто  первый  воткнет  палку  во  льдах и горах, никому не
принадлежащих, и напишет на дощечке на ней -- "мое, от такой-то
широты  и  долготы  --  до  таких-то",  --   тот   и   ЯвлЯетсЯ
собственником:  это  называетсЯ  делать заЯвки на земли и руды;
инженер ѓлан, норвежец, --  он  квадратен,  невысок,  брит,  на
ногах  пудовые  башмаки  и  краги, брюки галифе, под пиджаком и
жилетом фуфайка и на вороте фуфайки галстух (!) -- а на шее  на
ремешках  цейсс  и кодак. Љаждым июлем, -- месЯцем, когда может
притти первое судно на пицберген, -- инженер ѓлан приезжает на
пицберген в свои владениЯ, в Љоаль-бай, где у него  избушка  и
где  стоит  по зимам его парусно-моторный шейт, -- он, ѓлан, --
горный инженер, и на этом суденышке он бродит по  всем  берегам
пицбергена,  изучает,  щупает  камни, землю, под землей, -- и:
делает заЯвки. ќто весь его труд. Ћн  спит  в  каюте  на  своем
шейте,  и  на  снегу  в  горах,  и на льду -- в полЯрном мешке,
непромокаемом снаружи, меховым внутри, с карманами  внутри  длЯ
виски  и  сигарет,  -- и просыпаЯсь утром, еще в мешке, он пьет
первую рюмку виски, чтоб пить потом  понемногу  весь  день;  он
спал  в  мешке  не раздеваЯсь; на шейте кроме него были матрос,
механик и капитан; все вместе они ели  консервы,  пили  кофе  и
молчали;  когда  они  были в походе и ѓлан не спал, он сидел на
носу, сутками молчал и смотрел в горы, и  курил  сигаретты.  --
€нженер  ѓлан  продал  голландцам угольную заЯвку -- за пЯтьсот
тысЯч фунтов стерлингов, без малого за пЯть  миллионов  рублей.
‡имами   он  в  Ќицце.  ђабочие  роют  голландцам  уголь.  ѓлан
приезжает только на два летних месЯца, когда ходЯт корабли.  Ћн
большой миллионер, -- и он, конечно, волк: он продал англичанам
замечательные  заЯвки  на  мрамор,  англичане привезли рабочих,
машины, радио, инженеров, лес (там ничего не растет,  и  каждое
бревно,  каждую  тесину  надо  привозить), пищу (потому что там
нечего есть, кроме тюленьего сала, которое  несъедобно),  --  и
англичане  разорились,  эта английскаЯ фирма, потому что мрамор
там -- за эти века постоЯнного  холода  --  так  перемерз,  так
деформировалсЯ  от  холода,  что,  как  только  отогревалсЯ, --
рассыпалсЯ сейчас же в порошок. -- ѓлан  почти  не  говорил,  у
него  очень  крепкие  губы,  -- и синие жилки, от здоровьЯ и от
виски, на носу и у  висков...  --  -.  полгода  ночи,  северных
сиЯний,   такой  луны,  при  которой  фотографируют,  --  таких
метелей, которые бросаютсЯ камнЯми величиной в кулак. -- „евЯть
месЯцев в году люди, оставшиесЯ там, отрезаны от мира, -- между
собой сообщаютсЯ там они радио и собаками, -- и на лыжах,  если
расстоЯниЯ  не  больше десЯтка миль. ’ам не нужно денег, потому
что нечего купить, -- там люди едЯт и пьют  то,  что  скоплено,
привезено  с  человеческой земли; там не дают алкоголЯ. ’ам нет
женщин, -- там ничто не родитсЯ, и люди приезжают  туда,  чтобы
почти  навернЯка  захворать  цынгой.  -- ’ам нет ни полиции, ни
одного  судьи:  директор  копий,  инженер,  в  …вропе  нанимает
рабочих,  --  они  будут  получать  кусок и жилье, за это с них
будет вычитатьсЯ из того сдельного, что они накопают в  шахтах;
если  они  хотЯт,  их  жалование будет выдаватьсЯ в …вропе тем,
кому они укажут, -- или они получат его весной. Љ  весне  почти
все  на  шахтах  перехворают цынгой. -- „омики построены -- как
ру