
     ‘ловно  вдруг испугавшись реальности такой перспективы, он
протЯнул к себе трубку с черным резным чубуком  и  принЯлсЯ  ее
набивать.
     --  Ћдного  Я  понЯть  не  могу:  как  она не взорвалась в
мотоцикле? ‚ электричестве он ни черта не смыслит, вот уж  ваше
слепое  счастье...  Љстати,  Я  поздравлЯю  пана профессора! ‚ы
катались верхом на собственной смерти -- это не всем  сходит  с
рук! ‚ы бы въехали на тот свет в недурной компании! -- что-то в
трубке  ему  не  понравилось,  он  вытрЯс  табак  в пепельницу,
прочистил мундштук щеточкой и стал набивать снова.  --  Џоймите
менЯ  правильно:  Я  не  собираюсь  начать против вас уголовное
дело, да и не мог бы. џ хочу вас предостеречь... ‹юди  науки  в
житейских  делах легкомысленны... ‚ы свЯзались с подозрительной
личностью, мало того, что он вас чуть не угробил, он хотел  еще
взорвать памЯтник. ђазве это способ исследованиЯ?
     -- ‡десь какаЯ-то путаница, -- заупрЯмилсЯ Я, -- не мог он
его взрывать. Ќе сумасшедший же он!
     -- ‘амо собой, сумасшедший, -- майор благодушно попыхивал,
раскуриваЯ  трубку,  --  не  сомневайтесь...  и  лучше с ним не
водитесь!
     Ћба его стола, и трубки,  и  злополучный  Ящик  утонули  в
пластах  дыма.  џ  вытащил  сигареты,  и  он любезно поднес мне
спичку.
     -- џ боюсь вот чего, -- он глЯдел на менЯ недоверчиво,  --
вам  везде  теперь мерещитсЯ разветвленный кошачий заговор, это
бывает с приезжими. ‚ы попробуйте  устроить  шум,  вас  конечно
поднимут  на  смех,  но  скандал есть скандал, а провинциЯ есть
провинциЯ,  и  моей  отличной  репутации,  и  что   еще   хуже,
аттестации  --  увы, конец! € спрашиваетсЯ, из-за чего -- из-за
того, что в маленьком городе жители слишком сильно любЯт  своих
кошек!
     Ђх, вот в чем дело!.. Џришла моЯ очередь задавать вопросы:
     -- џ тоже так думал. Ќо вчерашнее -- как вы его объЯсните?
Џочему  они  все  взбесились?  „а  и  где это видано, чтобы они
нападали на человека, и еще стаей, как волки?
     Ћн достал  из  стола  бумажку  с  цифрами,  будто  заранее
написанный ответ на мои вопросы.
     --  ‡а  три  года,  последние три, ваш учитель в различных
аптеках города купил девЯтьсот с лишним  пузырьков  валерьЯнки,
то  есть  почти  двадцать  литров.  ќто  не  человек,  а губка,
пропитаннаЯ валерьЯнкой!
     џ вспомнил дрожащие  руки,  мензурку  и  голос:  ...Я  так
взволнован!
     --  ’ак  чего же вы хотите от кошек? Ћбмажьтесь вареньем и
ложитесь спать в муравейник! Ћдно и то же!
     -- Ќу, а зачем они забрались на памЯтник? Џомните, сколько
их было?
     -- „ошкольный вопрос, профессор! …сли кошка хочет  удрать,
что делает кошка? Љошка лезет на дерево... или на что попало.
     --  Ќо  откуда  их столько? „лЯ чего они там собираютсЯ? €
почему именно вчера -- ведь не каждую ночь они там торчат?
     -- Ћ, это уже историЯ!.. ’ам стоЯла пристань  рыболовецкой
артели,  там же рыбу сортировали, разделывали, солили. ’огда-то
и развелись кошки, они поедали отходы и  плодились  в  страшных
количествах.  Џотом  санитарный  инспектор  прикрыл это дело. Ђ
они, по привычке, что ли,  все  равно  там  болтаютсЯ...  берег
плоский,  вровень  с водой -- в отлив разнаЯ живность копошитсЯ
по лужам -- вот и еда... —то  еще,  почему  вчера?  Џолнолуние!
Њорские черви выползают на берег, отменнаЯ добыча длЯ кошек. „а
что Я вам толкую, вы про морскую фауну вс" лучше менЯ знаете!
     Ћтветы  его  словно были разложены перед ним на столе, как
деньги у расторопной кассирши, и он  не  глЯдЯ  выбрасывал  мне
нужный  набор монеток. џ же чувствовал себЯ простаком, которого
дурачат на Ярмарке, а он вс"  не  может  понЯть,  как  это  так
получаетсЯ.
     --  …сли всЯ загвоздка в валериановых каплЯх, то зачем пан
майор так подробно фотографировал? ‚с" подрЯд и без  передышки?
“верЯю, вы выглЯдели вполне серьезным.
     --  Џомилуйте, пан профессор, как мне не быть серьезным --
Я же на работе! Ђ снимки -- на случай  придирок...  начальство,
--  он  усмехнулсЯ  и направил под стол густую струю дыма. -- €
еще,  Я  фотограф-любитель,  разве  вам   не   насплетничали?..
‡атмение снимал год назад в телескоп -- так, поверите ли, взЯли
журналы... цветной снимак, могу показать.
     џ  не  мог  придумать новых вопросов, разговор, как будто,
заканчивалсЯ.
     -- “ менЯ к  вам  просьба,  профессор.  ‚ы-то  поиграли  в
индейцев,  и  делу конец. Ђ мне придетсЯ отчитыватьсЯ... замЯть
невозможно, необычное дело, все равно  станет  известно.  Ѓудут
спрашивать    разные    глупости    --    почему    не   давали
предупредительных выстрелов,  почему  при  проведении  операции
отказались от использованиЯ взрыв-пакетов, и вс" такое... как у
вас на ученых советах, -- трубка его догорела, он ее выколотил,
и  теперь чистил ершиком. -- Ћпишите подробно все, что вы вчера
видели! Џро собаку  не  надо,  только  на  пустоши.  Њашинка  в
соседней  комнате, пишите пожалуйста три экземплЯра. € главное,
перед  подписью  --  все  ваши  чины,  все  ученые  званиЯ,  не
забудьте... ЏровинциЯ есть провинциЯ!


        14
     Џосле событий того дикого днЯ и сумасшедшей ночи следующие
несколько  дней  рисуютсЯ  мне до сих пор неЯсно. џ чувствовал,
вот-вот должно что-то случитьсЯ,  и  даже  жил  в  определенном
ожидании  этого "чего-то", как в шахматах ждут хода противника,
но не давал себе труда хорошенько  подумать,  какой  это  будет
ход. €з состоЯниЯ бестолковой расслабленности жизнь менЯ вывела
резким и довольно жестоким толчком.
     ’о,  ради  чего  Я застрЯл в городе -- письмо с докладом о
мрачной судьбе ЂнтониЯ и его  мраморной  гробнице  --  написано
пока   не  было.  Њне  казалось,  оно  обЯзательно  свЯжетсЯ  с
дальнейшей моей судьбой, и хотелось писать его, имеЯ  в  мыслЯх
какую-нибудь  Ясность. Ћ главной же причине промедлениЯ Я тогда
не желал дать себе отчета: письмо означало точку, жирную точку,
замыкающую  главу,  и  руки  отказывались  ее  ставить.  Џисьмо
написалось  вскоре, само собой, как только выезд из города стал
невозможен.
     Џрипоминаю, что самым отчетливым чувством  тех  дней  было
раздражение  против Љрестовского. Њало того, что он вызвал менЯ
в участок и допросил, как карманного вора, теперь он  установил
за  мной  бесцеремонную  слежку.  Ћн встречалсЯ по десЯть раз в
день,  иногда  в  совсем  неподходЯщих   местах;   стоило   мне
отправитьсЯ  гулЯть  в  степь, тотчас мимо пылил, как деловитый
жук, газик с желтыми дверцами. “ него  еще  хватало  нахальства
при  каждой  встрече изображать радостную удивленность и махать
из машины рукой. џ измышлЯл разнообразные способы отделатьсЯ от
него, но все мои уловки не имели  успеха.  ’олько  раз  удалось
улизнуть  от  него  надолго,  и  тогда  же  со  мной  произошел
сквернейший случай. ЉажетсЯ, это было на пЯтый день  после  той
ночи.
     џ завтракал на бульваре в столовой, и со скукой смотрел на
столь  надоевший  зеленый  газик,  в  лучах  солнца  искрЯщийсЯ
каплЯми утренней обильной росы. ’рижды в день Я сюда  заЯвлЯлсЯ
принимать  пищу,  кстати,  довольно  скверную, главным образом,
чтобы досадить Љрестовскому: вот, мол, ваш поднадзорный.
     „верь  отделениЯ  хлопнула  и  выпустила  шофера,  который
лениво  поплелсЯ  к  машине,  выражаЯ  однако  лицом  спешку  и
озабоченность. Њотор,  как  на  грех,  не  завелсЯ,  и  беднЯге
пришлось  начать  в  нем  копатьсЯ.  ’ут  же вышел Љрестовский,
спешивший уже  неподдельно,  на  ходу  он  застегивал  пуговицы
мундира, другой рукой шарил в полевой сумке, и отпускал в адрес
шофера отрывистые, видимо нелестные, замечаниЯ. џ впервые видел
его  по-настоЯщему  раздраженным,  что  доставило мне некоторое
удовлетворение; если бы, конечно, Я знал, отчего он  торопитсЯ,
то врЯд ли стал бы злорадствовать.
     Љ  полудню  в  городе только об этом и говорили: на берегу
двое парней с  нефтЯной  вышки  изнасиловали  и  убили  молодую
курортницу.  ’акие  дела,  признанные  нормальными  на окраинах
больших  городов,  здесь  пока  не  случались,  и  следственно,
происшествие  будет  поставлено  в  минус  районным  властЯм --
оттого-то майор и нервничал.
     Ќарод возбужден был до крайности, не столько самим фактом,
сколько сопутствующими обстоЯтельствами. ‹егкомысленнаЯ девица,
не знаЯ того сама, возродила небезызвестный культ древности  --
она  загорала  целыми  днЯми  в  пустынном  месте и ни в чем не
отказывала  забредавшим  туда   мужчинам,   находЯ   интрес   в
гадательном  характере  такого  контакта  с  сильным  полом.  ‚
подобных  условиЯх  факт  изнасилованиЯ  становилсЯ  совершенно
абсурдным,   и   все-таки  в  разговорах  речь  шла  именно  об
изнасиловании.
     џ никогда не думал, что в сонном заштатном городишке можно
в одно утро взбудоражить поголовно все население. „аже у  самых
благонравных  девиц,  шептавшихсЯ  за  калитками  среди мальв и
подсолнухов, сквозь гримаски брезгливости,  в  глазах  теплилсЯ
загадочный  огонек.  Њужчины,  улыбаЯсь  откровенно  и  сально,
перебрасывались короткими фразами и возбужденными  смешками,  и
по-особому  фамильЯрно  заговаривали  на  улице  с  незнакомыми
женщинами. Ѓольше всех суетились  старухи  --  они  парами  или
по-трое,  на крылечках, у дверей магазинов, просто на мостовой,
вслух, не  снижаЯ  голоса,  с  горЯщими  любопытством  глазами,
смаковали   детали,   не   смущаЯсь   никакими   подробностЯми.
‘формировалось ходЯчее мнение -- парней не  судить,  отпустить,
да и все; а вот если бы девица осталась жива -- ее расстрелЯть;
заодно  осуждалась всЯ молодежь, водка, женские брюки и местные
власти; предлагалось также запретить загорать  и  купатьсЯ  вне
городского плЯжа и в необычное времЯ.
     Ќад пыльными улицами, над съежившейсЯ от зной листвой, над
раскаленными черепичными крышами витал дух недоброго и мрачного
соблазна,  словно  злаЯ  комета,  промчавшись в небе, подчинила
весь город  разом  своему  влиЯнию.  Њы  будто  попали  в  поле
гигантского  страшного  магнита, наделенного властью взращивать
зародыши  зла;  мне  мерещилось,  Я  чувствую,   как   в   моем
собственном   сознании   оживают,   до   сих   пор   неведомые,
злокачественные клетки, пробуждаютсЯ ростки скверноты.
     ЊенЯ потЯнуло к морю. Ѓессознательно выбрал Я тот же путь,
по которому шел в  самую  первую  ночь,  ставшую  сейчас  такой
далекой  и  сказочной.  „а,  тогда  шагалось  легко, а теперь Я
старалсЯ, как мог, изобразить бодрую походку и все времЯ с  нее
сбивалсЯ.
     џ  подошел к воде, присел и погрузил ладони в пену прибоЯ,
как  в  ту  первую  ночь.  Њне  казалось,  Я  действую  не   по
собственным   импульсам,   а   расслабившись,  выполнЯю  чужую,
неизвестную мне,  но  не  враждебную  волю,  вернувшую  менЯ  к
исходной  точке  круга,  чтобы  напомнить мне о чем-то, чтобы Я
пережил еще раз ушедший, казалось бы, в прошлое кусочек жизни.
     € Я, человек из той ночи, не  чувствовал  зноЯ,  не  видел
слепЯщих  бликов  на  волнах,  а  ощущал  лишь  прохладу  воды,
оставлЯющей песок на ладонЯх, смывающей тут же его и приносЯщей
снова. „ругой же, сегоднЯшний Я, хладнокровный и  рассуждающий,
Ясно  видел  сверху,  как  с  воздушного  шара,  голубую  воду,
играющую легкими волнами,  жемчужно-серый,  тЯжелый  и  влажный
песок,  кружевную  кайму из пены, трепещущую от ветра и волн, и
человека, склонившегосЯ над этой границей между двумЯ мирами. €
тот, кто смотрел сверху, знал все, что дальше случитсЯ  с  тем,
который  сидел  внизу.  ќто  странное  ощущение  раздвоениЯ  не
покидало менЯ весь день, по  крайней  мере,  до  того  момента,
когда Я перестал ощущать что бы то ни было.
     —еловек  внизу  поднЯлсЯ  и  пошел  вдоль берега, к маЯку,
виднеющемусЯ короткой белой царапиной на  серо-голубом  фарфоре
горизонта,  а  то,  другой, наверху размышлЯл об этом холодно и
насмешливо. ‘ отъезда Ќаталии Я  упрЯмо  избегал  пустоши,  мне
казалось,  она  что-то хранит от пасторали тех дней, аромат или
музыку,  и  было  страшно  неосторожным  вторжением   разрушить
хрупкость  воспоминаний.  Ќочь лиловых бешеных кошек уничтожила
все, и теперь тот, сверху,  спрашивал,  вежливо  улыбаЯсь:  мой
наивный  друг,  зачем себЯ мучить напрасно, неужели ты думаешь,
хоть что-нибудь там осталось?
     —ерный силуэт сфинкса  вырос  над  плоским  берегом,  и  Я
привычно  расположилсЯ  курить  на  теплом  шершавом  камне его
постамента. Ќесколько кошек  носились,  догонЯЯ  друг  друга  и
наклонЯЯсь на поворотах, как мотоциклисты на треке; сверху были
видны  округлые  петли  ухоров,  что  они рисовали на буроватой
траве.
     Ђх, мой умный друг, конечно осталось... осталась  нежность
и,  увы,  горечь...  каким  давним  стало  все  это...  и каким
недоступным...
     Ђ впрочем, не  пора  ли  проснутьсЯ?..  —то  за  гипноз?..
‚о-первых  письмо,  поскорее...  и  больше  здесь не торчать...
ехать, ехать в Њоскву... найду, человек не иголка... там и ћлий
поможет... и главное, сегоднЯ же отправить письмо...
     џ стал лихорадочно  шарить  в  карманах:  хотЯ  бы  клочок
бумаги -- но, как на зло, ничего не нашел.
     --  „Яденька,  дай  закурить!  -- произнес голос с глухими
неуклюжими интонациЯми, похожими на непонЯтный акцент.
     ѓаллюцинациЯ, подумалось  мне  --  памЯть  по  собственной
прихоти  воспроизвела  фразу,  слышанную  раньше на улице. Ќо у
самых моих глаз возникла рука, мускулистаЯ, грЯзнаЯ, протЯнутаЯ
в ожидающем и требовательном жесте. џ взЯл со ступени  открытую
пачку,  протЯнул  ему  и  поднЯл глаза. Џарней было трое, все в
замызганных  клетчатых  ковбойках;  двое  особого  интереса  не
представлЯли,  а  вот  на  тертьего,  что стоЯл поодаль, стоило
посмотреть. Њассивный и глыбоподобный, он на голову  возвышалсЯ
над  своими  приЯтелЯми.  …го  толстые, с мускулатурой мЯсника,
руки,  не  сужаЯсь  в  запЯстьЯх,  прЯмо  переходили  в  кисти.
‘траннее   всего   был   взглЯд  --  без  сомнениЯ  зоркий,  но
отрешенный,  как  у  наркомана;  на   плоском   лице   блуждала
неопределннаЯ  улыбка.  Ћн вовсе не походил на идиота, но в уме
своем, видимо, был настолько незаинтересован,  что  воспринимал
его  почти как физиологически ненужный придаток; подобно звукам
в пустом запертом зале, в нем бродили какие-то мысли,  порождаЯ
удивившую менЯ отвлеченную улыбку.
     Џервый  из парней, запустив пальцы в мои сигареты, вытащил
чуть не полпачки и со смущенно-наглым смешком взглЯнул на менЯ,
как бы спрашиваЯ разрешениЯ. ‚место ответа Я  спрЯтал  пачку  в
карман,   и   все  трое,  повернувшись  без  слов,  направились
вразвалку к дороге.
     Ќе желаЯ еще раз встречатьсЯ с ними, Я  выждал,  пока  они
удалились, и пошел к городу не по дороге, а вдоль полосы прибоЯ
по  мокрому  плотному  песку. € снова, как с птичьего полета, Я
видел прихотливый узор скипающей пены и  цепочку  моих  следов,
смываемых волнами.
     ‚скоре  Я  приметил  опЯть  моих  знакомцев. Ћни сидели на
пыльной обочине и пили водку из горлышка, передаваЯ друг  другу
бутылку.  ‚  центре  важно восседал глыбообразный, и они втроем
напоминали заседание некоего подозрительного трибунала.
     Љогда Я поравнЯлсЯ с ними, крайний слева  стал  показывать
на   менЯ   пальцем   с  каким-то  глупым  кудахтающим  смехом.
Џовидимому, их рассмешило, что Я  иду  по  песку,  когда  рЯдом
проходит  дорога,  как  впроче, и Я не понимал, почему они пьют
теплую водку, сидЯ в известковой пыли, если рЯдом есть трава, и
каменные плиты у морЯ.
     Ќеожиданно левый, переставши кудахтать,  поднЯл  небольшой
камень  и бросил в менЯ -- камень просвистел мимо и плюхнулсЯ в
воду. Џарень же тотчас запустил еще один голыш,  который  попал
мне  в  ногу;  после  этого  метнул камень и правый, а за ним и
глыбообразный.
     Ћсобой злобы в них видно не было, и Я не сразу  сообразил,
что   вот   так,   развлекаЯсь,   они  преспокойно  могут  менЯ
прикончить. џ круто свернул и побежал к ним: ведь не смогут  же
они  убить, ни с того, ни с сего, стоЯщего перед ними человека!
Њогут и убить -- откомментировал мой двойник,  наблюдавший  всю
сцену  сверху  и,  как ни странно, продолжающий существовать. Љ
сожалению, попав на сухой рыхлый песок, быстро бежать Я не мог.
     Ћни, очевидно, понили тоже, что если Я окажусь перед  ними
вплотную, они просто не будут знать, что со мной делать -- град
камней  участилсЯ,  и  камни  стали  крупнее. џ как мог защищал
лицо, но скула и подбородок  были  уже  разбиты;  боли  Я,  как
будто,  не  чувствовал, во всЯком случае, не помню ее, и ощущал
только толчки от ударов.
     „о них оставалось еще шагов десЯть,  и  тут  глыбообразный
встал  во  весь рост с большим булыжником в руках: они считали,
правила игры уже установлены, Я должен идти вдоль берега, а они
будут кидать камни, и теперь он показывал, какое наказание  мне
грозит за грубое нарушение правил.
     €з-за  булыжника Я слегка зазевалсЯ и получил тЯжелый удар
повыше уха, и еще один, в щеку; Я думал, что продолжаю  бежать,
но  неожиданно  оказалось  --  сижу  на  песке,  и он подо мной
кружитсЯ и качаетсЯ.
     ‘  трудом  остановив  вращение  песка,  Я  нашел  взглЯдом
противников  --  правый  кидатьсЯ  перестал, левй же, наоборот,
действовал с максимальной скоростью: один камень еще не успевал
долететь, а он уже бросал следующий, иЯ  вЯло  пыталсЯ  от  них
отмахиватьсЯ.  ѓлыбообразный стоЯл с булыжником и с недоумением
смотрел на него, словно он к  нему  в  руки  свалилсЯ  с  неба.
‚незапно  он повернулсЯ к левому и с маху обрушил камень на его
голову.
     џ звука не  слышал,  но  удар  почему-то  отдалсЯ  во  мне
болезненной судорогой. Џарень стал оседать, потемнел, сплющилсЯ
и расплылсЯ в огромное черное пЯтно, застлавшее мне глаза.


        15
     Џришел  Я  в  сознание  дома, в собственной постели. ђЯдом
сидела ЂмалиЯ ”ердинандовна в кружевном  белом  переднике.  Њне
это показалось смешным, Я вообразил ее хозЯйкой кондитерской, и
стало еще смешнее.
     “видев,  что  Я  очнулсЯ, да еще улыбаюсь, она просиЯла от
радости. Ћна что-то хотела сказать,  но  передник  так  занимал
менЯ, что Я ее перебил:
     -- Ђ зачем вам передник с кружевами, ЂмалиЯ ”ердинандовна?
     --   ‚ы   должны   закрыть   рот  и  молчать,  вам  нельзЯ
разговаривать, так приказал доктор. ‚ы  ужасно  менЯ  напугали:
целую  ночь  без  памЯть!  “  вас  был  даже бред, Я дрожала от
страха. Ђ передник  вместо  халата,  чтобы  вы  знали,  что  вы
настоЯщий больной и должны менЯ слушатьсЯ.
     Ћна  уплыла  в  кухню  и  вернулась с чашкой бульона. …сть
самому она мне не позволила -- так приказал доктор --  и  стала
кормить с ложки.
     ЊенЯ  продержали  в  кровати еще три днЯ. „важды в день из
больницы приходила сестра делать уколы,  а  в  остальное  времЯ
ЂмалиЯ  ”ердинандовна  кормила  менЯ  бульонами,  поила  чаем с
пахучими травами и развлекала своей болтовней.
     -- “тром, когда вы спали, приходили разбойники, те  самые,
что  хотели вас убить. Џредставьте, майор ‚ладислав посоветовал
им идти к вам извинЯтьсЯ, чтобы их  не  посадили  в  тюрьму!  џ
испугалась, но поставила их на место. џ сказала: вам полагаетсЯ
находитьсЯ  на каторге, а профессору вредно видеть ваши ужасные
лица! ‹учше отправлЯйтесь  в  церковь  и  поставьте  свечку  за
здоровье  профессора!  Ќо  им  даже это нельзЯ, майор ‚ладислав
запретил им выезжать из города.
     Ћна могла говорить часами без передышки, да в общем-то так
и делала, когда убедилась, что Я более или менее оправилсЯ. ќто
было невыносимо, если бы не детскаЯ чистота  ее  восприЯтиЯ,  и
еще  пожалуй,  мелодичный поставленный голос. ‚никать в ее речь
все времЯ Я, конечно, не мог, она  этого  и  не  требовала,  но
изредка   Я  прислушивалсЯ,  чтобы  не  пропустить  чего-нибуть
интересного.
     ‚ тот день, когда кончилось мое заточение, она  отлучилась
с  утра  на час или больше, а Я сидел под виноградом на садовой
скамейке (так приказал  доктор)  и  радовалсЯ  тому,  что  небо
безоблачное,  голубое  и  безразличное,  что  тени  виноградных
побегов легкие и прохладные, и на улице нет прохожих и не нужно
ни с  кем  разговаривать.  џ  удивлЯлсЯ  тому,  что  не  тЯнуло
выходить за калитку и даже не тЯнуло курить.
     џвилась  ЂмалиЯ  ”ердинандовна  с  видом торжественным и с
какой-то бумажкой в руках. Ѓумажка эта вызвала у менЯ невнЯтное
раздраение, как возможный источник беспокойства. ‘екунду еще  Я
надеЯлсЯ,  что бумажка случайнаЯ и ко мне касательства не имеет
-- но нет, она несла ее  бережно,  мне  на  показ  перед  своей
пышной грудью.
     --  ’еперь  Я могу вам сказать! џ так мучилась эти дни, но
все боЯлась вас волновать: ‹еночка больна, она больше недели  в
больнице. ‚ирусный грипп, говорит доктор, но делает такое лицо,
что  становитсЯ  страшно!  Ђ  майор  ‚ладислав  не  велел к ней
пускать,  ей  даже  не  с  кем  поговорить  --  и   почему   он
распорЯжаетсЯ,  он  же  не  главный  врач!  џ  думаю,  за  этим
скрываютсЯ чувства, он ведь раньше  за  ней  ухаживал.  “  него
ничего  не  понЯть,  майор ‚ладислав, он таинственный, как граф
Њонтекристо. € все-таки Я добилась, Я уговорила его, ради  вас!
-- она протЯнула мне слегка уже смЯтый листок.
     ‡аписка   была  лаконичной:  "Џропустить  в  палату  номер
двенадцать", и подпись, длЯ  чтениЯ  невозможнаЯ,  но  знакомаЯ
всему городу, похожаЯ на рЯд узелков, завЯзанных на проволоке.
     џ  повертел  бумажку  в  руках  -- на обороте обнаружилось
послание длЯ менЯ: "…сли  достаточно  хорошо  себЯ  чувствуете,
после больницы зайдите ко мне".
     Ќе  пойти  Я  теперь  не  мог,  но  собиралсЯ  медленно  и
неохотно, с ощущением, что все это специально подстроено, чтобы
не дать мне покоЯ и испакостить настроение.
     Ќо, оказалось, майор и больница -- еще не вс". Љогда Я шел
мимо почты, на крыльцо выбежала девушка, та самаЯ, что  столько
раз  безразлично  возвращала  мне  паспорт. ‘ейчас она млела от
любезности:
     -- —то же вы не заходите! ‡аглЯните на минуточку!
     …сли бы мне вручили письмо от марсианина,  оно,  наверное,
не  так  бы  менЯ  ошарашило.  ђозоватый изЯщный конверт, ЯркаЯ
марка в углу и  лиловые  строчки  адреса  --  казалось,  письмо
пришло  из чудесного недоступного мира, где вс" весело, красиво
и беззаботно.
     џ брел по бульвару и дивилсЯ своей  бесчувственности.  …ще
две  недели  назад  Я  принЯл  бы  это  письмо,  как  сказочную
драгоценность, как источник безмерного счастьЯ, а теперь -- оно
лишь слегка взволновало, и Я хорошо понимал, что волнение это в
основном дань прошлому,  памЯть  о  тогдашнем  моем  состоЯнии.
„умать  об  этом  было  как-то  невесело, и Я вдруг взглЯнул на
розовый конверт с неприЯзнью -- что они, сговорились,  что  ли,
причинЯть    мне   сегоднЯ   беспокойство?   Љак   нелепо   все
получилось... та ночь, ночь лиловых кошек, что-то съела, что-то
отрезала... каким давним прошлым вс" это стало...
     Ќашлась, наконец, скамейка, затененнаЯ ветвЯми акаций, и Я
разорвал конверт.
     "Њилый, вот Я и в Њоскве. ‡аходила  к  тетке,  думала,  от
тебЯ  будет  весточка.  Џочему-то  Я  беспокоюсь,  у тебЯ все в
порЯдке? “ менЯ тут по горло дел, недели на две, а то и больше.
Џостараюсь с ними расправитьсЯ поживее, а потом приеду к  тебе,
если  захочешь.  Ђ  знаешь,  Я  по тебе соскучилась. Љонверт не
выбрасывай, на нем мой новый адрес. –елую и жду вестей. Ќ."
     Ћт письма веЯло уютом, оно всколыхнуло  то,  что  казалось
забытым.  Џоехать в Њоскву?.. Ќемного оправитьсЯ и поехать... а
если ей неудобно... впрочем, есть телеграф...
     џ перечитал письмо  еще  раз  и  сунул  в  карман  --  там
зашелестела  записка Љрестовского. ќкий проныра... теперь-то он
чего хочет?.. даже любопытно... и  главное,  зачем  ему  нужно,
чтобы Я посетил больницу?.. да, действительно любопытно...


     ‡а  слепыми белыми стеклами больничных окон было прохладно
и  пусто.  ‘ерый  линолеум  пола,  белые  радиаторы  отоплениЯ,
маслЯнаЯ  краска стен и липкие ленты от мух около электрических
лампочек -- все дышало  той  специфической  больничной  тоской,
которой Я научилсЯ боЯтьсЯ еще в детстве, и сейчас ее чувстввал
особенно  остро,  как  человек,  пролежавший  несколько  дней в
постели, и потому  в  чем-то  подвластный  этой,  стерилизующей
мысли и желаниЯ атмосфере.
     „ежурнаЯ   долго   изучала   записку   и,  обработав  менЯ
настороженным,  словно   дезинфицирующим   взглЯдом,   передала
дежурной по этажу, маленькой остроносой женщине неопределенного
возраста.  ’а позволила мне, в знак особой любезности, остатьсЯ
в обычной обуви, и  пока  Я  подбирал  халат,  по  собственному
почину снабжала менЯ разнообразными сведениЯми, видимо, надеЯсь
в обмен получить что-нибудь в пищу своему любопытству.
     ‚   двенадцатую   палату,  единственную  одиночную  палату
больницы, попадали лишь привилегированные больные; как правило,
она пустовала. ‹ену перевели туда три днЯ назад  по  требованию
майора Љрестовского, что могло означать либо заботу о ней, либо
ее  изолЯцию. ‘корее последнее, ибо Я -- первый, кому разрешено
посещение. Ћсматривает ‹ену сам главный врач, утром и  вечером.
„иагноз  --  вирусный  грипп,  температура под сорок, состоЯние
тЯжелое.
     ЌаправлЯЯсь в тупик унылого коридора и рассчитываЯ увидеть
внутри тоже нечто унылое, Я по пути собиралсЯ с силами,  чтобы,
войдЯ,  придать лицу правдоподобно-бодрое выражение. Ќо никаких
специальных усилий от менЯ не потребовалось.
     ‡а дверью, едва Я перешагнул порог, открылсЯ совсем другой
мир, как бывает в театре, когда поднимаетсЯ  занавес.  ‘тараЯсь
понЯть, в чем дело, Я оглЯделсЯ -- металлическаЯ кровать, голые
стены,  столик  ночной сиделки -- все как обычно, лишь на окне,
сверх обЯзательной марлевой занавески, висели цветастые  шторы.
€  все-таки  дверь  с  номером  двенадцать вела не в больничную
палату, а в женскую спальню.
     ‚ моей памЯти до сих  пор  сохранилось  ощущение  красного
цвета,  темнокрасных  глубоких  тонов,  на  самом  же  деле там
имелась лишь одна краснаЯ вещь --  покрывающее  ‹ену  клетчатое
одеЯло.
     Ћпущенные  ресницы  прикрывали  ее  глаза, и черные волосы
раскинулись на подушке. Ћна спала,  ее  губы  чуть  шевелились,
будто   что-то  шептали  --  слегка  приоткрытые,  чувственные,
вишнево-красные губы, рЯдом с красным одеЯлом они казались Ярче
его.
     ќто был гипноз, наваждение -- Я забыл, что она больнаЯ,  и
притом  тЯжело  больнаЯ,  и  не  видел  узкой железной койки --
передо мной раскинулась прекраснаЯ женщина, задремавшаЯ в своей
спальне  в  ожидании  любовника.  €  попавши  во  власть  этого
чувственного  наваждениЯ,  Я  уже  ревновал  ее к воображаемому
любовнику, и не мог оторвать взглЯда от  ее  губ,  хотЯ  в  них
таилось   что-то  мучительное,  что-то  страшное,  напоминающее
пробуждение от сна к дурной реальности --  Я  напрЯгал  памЯть,
стараЯсь найти источник гнетущего впечатлениЯ.
     џ  вспомнил:  "ќто  семейное, у бабушки были такие губы до
самой смерти". ђеальность вернулась, Я видел снова голые  стены
и  уродливую  кровать,  окрашенную  белой  краской, и было жаль
исчезнувшего видениЯ.
     џ решил ее не тревожить и тихонько уйти,  но  она  открыла
глаза:
     --  Џочему  ты стоишь, как чужой? Џодойди же ко мне! -- ее
голос, слабый, сонный, чуть хрипловатый, но зовущий и ласковый,
вернул   наваждение,   Я   ей   повиновалсЯ,   как   повинуютсЯ
гипнотизеру.  Ќа миг прилив радости заслонил все -- она ожидала
именно менЯ, эти волосы, эти губы ждали менЯ с  нетерпением,  и
на свете не было женщины желаннее, чем она.
     Ќо  в закоулках сознаниЯ, как на далеком экране, светилось
предупреждение -- не поддаватьсЯ гипнозу, не терЯть разума.
     џ сел рЯдом  с  ней,  наклонилсЯ  и  хотел  поцеловать  ее
осторожно  --  но  куда  том  --  ее  губы  впились  в мои, и Я
чувствовал ее жар, не поимаЯ уже, что это просто температура, и
задыхалсЯ, и тонул в ее поцелуе,  готовый  в  нем  растворитьсЯ
полностью, и желаЯ, чтобы это никгда не кончилось.
     Ѓоль  и  соленый  вкус на губах вернули мне крупицу ума. џ
перевел дыхание и  попробовал  отстранитьсЯ,  но  она  менЯ  не
отпускала.
     ‘мущение  и тревога захлестнули менЯ -- и не из-за нелепой
вспышки чувственности, можно сказать,  под  взглЯдом  серти  --
нет,  менЯ  поразила  сама  ее  страсть,  как подчинЯющаЯ сила,
подобнаЯ парализующему полю электрических рыб. ‚  детстве  Я  с
испугом читал о вакханках, раздиравших мужчин на клочьЯ руками,
и не в злобе, а просто от страсти. ‘амым страшным казалось, что
находились  мужчины, которые сами бросались в толпу испачканных
кровью вакханок, чтобы ыть  разорванными  --  и  вот  сейчас  Я
понЯл, как можно придти к этому.
     …е  силы  иссЯкли,  она откинулась, прикрыла глаза и стала
шептать, быстро и сбивчиво:
     -- џ ждала тебЯ долго, долго... знала, он тебЯ не пускает,
этот Љрестовский... он мне мстит, ненавидит... теперь Я  с  ним
справлюсь...  Я  моей  силы  не  знала,  Я  его... его на куски
разорвут...
     ‘ минуту она отдыхала,  и  Я  чувствовал  приближение  еще
одной волны страсти, как нового порыва ветра после затишьЯ.
     Ћна  высвободила  из-под  одеЯла  руку -- это удалось ей с
трудом -- и на ее руку  страшно  было  смотреть:  тонкаЯ,  она,
казалось,  должна  просвечивать,  суставы  побелели  и выпирали
наружу, и чудесный цвет кожи сменила восковаЯ желтизна.
     -- Ћтчего ты так странно смотришь? Џоцелуй менЯ!.. Ћна  не
войдет, не бойсЯ.
     џ  тихо  поцеловал  ее в лоб, и гладил по голове, надеЯсь,
что  она  успокоитсЯ,  но  ее  возбуждение  нарастало.  Ћна   с
неожиданной  силой  потЯнула  мою  руку  под  одеЯло и положила
ладонью себе на грудь.
     Њне удалось не вскрикнуть и не выдернуть руку. ‹адонь  моЯ
ощутила  лишь  выступающие  ребра и лихорадочное биение сердца,
которое трепыхалось, будто прЯмо в  руке.  …ще  месЯц  назад  Я
видел  ее  на городском плЯже, и когда она куда-нибудь шла -- а
купальники ее были предельно открытые, состоЯщие в основном  из
тесемочек,   --   мужские   головы,  как  ромашки  за  солнцем,
поворачивались за ней, и многие из них, надо  думать,  томились
от   желаниЯ   потрогать   ее   упругую  грудь,  почти  целиком
выставленную  длЯ  всеобщего  обозрениЯ.  Ђ  сейчас  под  моими
пальцами выступали только лезвиЯ ребер.
     …е взглЯд, нетепеливый и ждущий, и полуоткрытые губы снова
звали  менЯ, но теперь от этого становилось жутко -- отчетливо,
как только что сказанные, Я слышал ее слова: "...такие губы  до
самой смерти... и даже в день похорон" -- казалось, сама смерть
приглашает менЯ в объЯтиЯ.
     Ћна  расстегнула пуговицу моей рубашки и, просунув под нее
руку, гладила менЯ сухой горЯчей ладонью. џ  же  ежилсЯ  от  ее
прикосновений,  мне  мерещилось,  в  этой руке уже нет жизни, и
ласкает менЯ мертвец.
     џ почувствовал вдруг к ней ненависть, первобытную дремучую
ненависть, отзвук дальнего страха перед мертвыми,  и  прекрасно
знаЯ   биологическую   природу  этого  чувства,  тем  не  менее
справилсЯ с ним не сразу.
     Џора уходить, думал Я, не решаЯсь убрать ее руку,  но  тут
Явилась дежурнаЯ и пропела с фальшиво-бодрыми нотками:
     -- ’емпературку измерим, укольчик сделаем!
     ‹ена    бросила    на   нее   взглЯд,   который   человеку
впечатлительному испортил бы не одну ночь, в ее  глазах,  сверх
сухого   температурного  блеска,  возникло  сиЯние,  нервное  и
гипнотически-властное, не покидавшее ее до самого моего ухода.
     џ поднЯлсЯ,  и  ‹ена,  цепко  держа  мои  пальцы,  шептала
что-то, из чего Я мог разобрать лишь несколько слов:
     --   плохо  придетсЯ,  плохо...  увижу  сама...  на  куски
разорвут... ты не бойсЯ... тебЯ спасу, не бойсЯ...  --  у  нее,
повидимому, начиналсЯ бред.
     Љогда  Я  поцеловал  ее  в  лоб, она пыталась удержать мою
руку, и говорить  еще,  но  сестра  с  градусником  ловко  менЯ
оттеснила.


        16
     Љрестовский  встретил менЯ на крыльце отделениЯ и провел в
кабинет, не в служебный, в домашний. Џо его деловитой  резкости
Я  понЯл  --  у  него ко мне разговор, и наверное, важный, и он
почему-то спешит; и хотЯ Я порЯдком был выбит из колеи  визитом
в больницу, все же не решилсЯ просить об отсрочке.
     ‚  кабинете он жестом пригласил менЯ к письменному столу и
сел сам.
     -- “ вас не болит голова?.. ‘транно...  --  он  достал  из
Ящика  пачку  анальгина  и  сунул  себе в рот таблетку, немного
подумал, встал и принес из столовой  начатую  бутылку  коньЯка.
Ќалив  себе  и мне, он, болезненно морщась, проглотил, наконец,
таблетку и запил ее коньЯком.
     -- Љак вы нашли больную? -- он вытащил из  кармана  кителЯ
записную  книжку,  и теперь ее прелистывал, ища нужную страницу
-- оттого вопрос прозвучал безразлично, как бы  из  вежливости,
но Я усвоил уже, что он ничего зрЯ не спрашивает.
     --  “жасно,  -- призналсЯ Я откровенно, -- никак в себЯ не
приду.
     Ћн это понЯл по своему и, оторвавшись от записной  книжки,
налил рюмку снова.
     --  ‚ам  диагноз  известен? џкобы вирусный грипп... только
они сами не знают... Ђга, вот оно... -- он вырвал страничку  из
книжки  и  протЯнул  мне;  видимо,  это  у него от юридического
факультета -- манера подкреплЯть слова в разговоре  записочками
с   какими-нибудь  сведениЯми;  значит,  действительно,  беседа
серьезнаЯ.
     ‡аписка   мне   показалась   совершенно   загадочной    --
нацарапанный  знакомым  проволочным  почерком  список  из шести
фамилий: ‘овин, стало  быть  Ћдуванчик,  сам  Љрестовский,  моЯ
фамилиЯ,  и еще три незнакомые -- две мужских и одна женскаЯ. “
каждой из них, исключаЯ мою и Љрестовского, стоЯли  карандашные
птички.
     -- Љто такаЯ ћсупова?
     ЏоглЯдев  на менЯ с крайним недоумением, он спрЯтал книжку
в карман.
     -- ‚от, вот... люди науки... свЯзалсЯ с  женщиной  и  даже
фамилию узнать не удосужилсЯ!
     --  ‚ы-то,  конечно,  спросили  бы  сперва документы! -- Я
съЯзвил  механически,  по  привычному  ходу  мыслей,  и  тотчас
пожалел  об этом: слишком уж нервозно он выглЯдел, и от реплики
моей отмахнулсЯ невеселой усмешкой.
     -- ‡десь шесть человек, все, кто были  тогда  на  пустоши.
“читель  в  больнице,  и  от  ран  его вылечили -- так он еще и
заболел. Џредставьте, та же болезнь:  вроде  бы  грипп,  но  не
поддаетсЯ лечению, не действуют ни инъекции, ничего. Џравда, он
сам  выкарабкиваетсЯ, пошел на поправку -- то ли живучий, то ли
просто везет человеку... ћсупову вы видели, у  нее  практически
никаких  шансов...  Њой  шофер, рЯдовой -- слег через неделю. џ
его -- в окружной госпиталь, потом диагноз запрашивал  --  само
собой, вирусный грипп, состоЯние тЯжелое... € наконец, сержант.
ЋтпросилсЯ  на пару дней, к родственникам, свадиба там, что ли,
и вот его нет и нет -- тоже заболел, в  госпиталь  переправили.
„иагноз -- вирусный грипп... ЋстаютсЯ только двое -- вы да Я...
“  менЯ  вот  второй  день голова болит, у них тоже болела... џ
отправил доклад начальству, и еще -- шифровку в Њоскву, есть  у
менЯ  там  знакомые  в  одном специальном отделе. ‘реагировали,
требуют в область, срочно, сегоднЯ же. ‚ыпросил час на разговор
с вами...
     Ћн  замолчал,  собираЯсь  с   мыслЯми   длЯ   дальнейшего,
повидимому,  сложного  длЯ  него разговора, а Я ощутил такое же
неприЯтное сосущее чувство, как в начале беседы с  Ћдуванчиком,
той,  самой  первой,  в подземном баре, но теперь Я знал точно,
что это за чувство -- предощущение вторжениЯ  в  жизнь  чего-то
беспокойного  и  нелепого.  Ћн сидел, немного ссутулившись, и Я
стал над его  головой  смотреть  в  окно;  над  кажтанами  небо
сделалось   прозрачным,   и   голоса  с  улицы  доносились  уже
по-вечернему -- отдельные негромкие фразы, словно сами по себе,
без людей, плывущие вдоль бульвара.
     Ќе  желаЯ  демонстрировать  майору  мою  невежливость,   Я
заставил  себЯ  вернутьсЯ мыслЯми в комнату. Џо углам сплеталсЯ
пЯтнами сумрак, но Љрестовский не зажигал  света,  и  от  этого
стало как будто спокойнее.
     Ќаконец, он был готов продолжать:
     --  ‚аш учитель умом не блещет, и псих к тому же -- но нюх
у него есть, кое-что он учуЯл. € ничего не  понЯл.  Љошки-де  к
власти  ЯтнутсЯ,  того  и  глЯди установЯт кошачью диктатуру...
псих... ‚зЯл верный след, и по нему -- в  обратную  сторону.  џ
смотрел  все  его  записи.  Ђ  верный  след,  вот он: да, могут
оказывать определенное влиЯние  на  людей,  действительно.  ќти
самые белые кошки, пушистые... Ђ как пользуютсЯ? ‹ишь бы жить в
учреждениЯх или дома, у кого им положено... ну об этом потом...
џ  сержанту, ночному дежурному, говорю: не пускать! Џонимать не
обЯзан, а пускать, не пускай, это приказ!  €  что  же,  прихожу
утром,  в  приемной -- кошка. ЌегодЯй, как смел? Ќе могу знать,
товарищ майор -- сам трЯсетсЯ  --  смотрела  она,  смотрела,  и
вроде  бы  мне кто приказал... ЋставлЯю еще на ночь: пустишь --
на губу сразу! Ђ утром, само собой, сидит кошка,  облизываетсЯ.
Џонимаете -- ведь они могли бы здесь форменный рай построить...
кошачий  --  так  нет  ничего  такого!  …дЯт  где  что,  есть и
бездомные, шелудивые, тощие, не лучше обычных кошек живут. …сть
и такие, конечно, что как сыр в масле... кому как  повезет.  Ќо
тут  главное  что  --  куда-нибудь сунуть нос им важнее хорошей
жизни! Љакой вывод?
     Џоследний  вопрос  прозвучал  резко   и   громко,   как-то
по-солдафонски, и Я на миг испытал былую неприЯзнь к майору.
     Ќе дожидаЯсь ответа, он заговорил снова:
     --   ‚от  еще  случай.  “  менЯ  в  отделении  две  кошки,
разумеетсЯ, белые. џ кормить запретил, и слежу -- отощали  они,
запаршивели.  ‚ижу раз, сержант что-то за спину прЯчет, подхожу
-- колбаса. Џочему приказ нарушаете?  ‚иноват,  товарищ  майор,
исправлюсь! Ќу, коворю, ладно, если хочешь, бери домой и корми,
сколько  влезет.  Ћн  их  взЯл,  и там, натурально, дочь и жена
вокруг плЯшут... понимаете, в общем,  какой  им  там  санаторий
устроили...  € что же? —ерез два днЯ оттуда сбежали, обе сразу,
и здесь опЯть голодают. ЏолучаетсЯ видите что -- у каждой кошки
вроде бы свое рабочее место,  каждой  киске  --  свой  пост!  €
дисциплина  --  моим бы такую! € чего Я с ними только не делал!
Ћдну из этих двоих, у другой на глазах, задушил... € втораЯ, вы
думаете, сбежала? € усами не повела, в двух шагах сидела  и  на
менЯ  таращилась.  —ерез  несколько  дней у нее новаЯ напарница
поЯвилась... Ђ любопытны!.. ‚ отделении любой разговор -- кошки
уже тут как тут. Ђ если собрание или  приказ  перед  строем,  в
общем, когда много людей собираетсЯ -- тут их не выживешь, хоть
удави.  ‡а  каждым словом следЯт. —итать -- не читают, оставлЯю
приказ на столе --  ноль  вниманиЯ,  а  когда  объЯвлЯешь  его,
готовы на потолке висеть, Я на хвост каблуком наступил, и то не
ушла.  ’ак  на  кой  же  черт  им  все  это? џ проверить решил,
понимают ли они хоть,  что  подслушивают?  Ѓлагодарность  двоим
объЯвлЯю -- мужество при задержании и прочее... тут же кошки, Я
будто  не  замечаю,  дал  все выслушать. Ђ через два часа снова
выстроил, и опЯть тот же самый приказ... вот тогда-то слушок  и
пошел,  что  Я  сдвинулсЯ...  так опЯть те же кошки. Ћтставить,
кошек убрать, говорю... через три минуты уже на заборе,  сидЯт,
слушают...  Я  одну  моим стеком -- терпит, вторую -- все равно
сидЯт...  ‡аманил  сюда  в   отпуск   знакомого,   эксперт   по
биотокам...  детекторы  лжи,  знаете?.. и всЯкое такое... делал
записи. € уж если кошка липнет ко мне подслушивать,  эти  самые
биотоки,   осциллограммы   кончно,   точннько   повторЯют  мои.
ЏолучаетсЯ натуральнаЯ запись, будто магнитофон... €  какой  же
вывод?
     ‚  этот  раз  он  задал  вопрос  тихо и вкрадчиво, и опЯть
ответа не получил.
     -- Ђ вывод простой и единственный: наши кошечки на кого-то
работают! Љому-то хочетсЯ знать, как мы жвем, и очень подробно.
     ‚от они, эти слова... наконец-то... легче все-таки,  когда
диагноз  понЯтный...  как  они тут все... прав был ћлий, что-то
есть в здешнем воздухе этакое... уж майор-то, крепкий мужик,  с
дисциплиной,  службист... да, что-то такое в воздухе... может и
Я уже... только не замечаю... ведь никто сам не замечает.
     Ћн смотрел на менЯ терпеливо и, пожалуй, даже участливо.
     -- ќто все интересно... с кошками, -- начал  Я  осторожно,
-- и весьма интересно... но, по-моему, вы уж слишком...
     --  Ђ  что,  собственно, вас смущает? —ем магнитофон лучше
кошки? …сли уметь ее расшифровывать,  эту  самую  кошечку?  „лЯ
хранениЯ информации годитсЯ любаЯ вещь, даже вот эта рюмка... а
как  считывать,  уже  вопрос техники, -- как бы в подтверждение
своих слов он налл в рюмки коньЯк.
     ‘права от себЯ он выдернул Ящик стола и, одну  за  другой,
выложил несколько пухлых нумерованных папок.
     -- ‚ы потом полистайте. ‚от здесь "материалы" ‘овина, само
собой  копии,  а  в остальных -- документы. Џочти все оформлено
юридически, как показаниЯ... вроде вашего.
     -- €так, -- повторил он с  нажимом,  --  наши  кошечки  на
кого-то работают... Ќа кого же?
     Ћн  упорно  ждал  моего  ответа,  и  наступило безнадежное
молчание. џ решил отшутитьсЯ:
     -- Ќе на уругвайскую ли разведку? €ли на марсианскую?
     -- ‚ы почти угадали...  но  здесь  не  все  просто...  ‚ы,
наверное,  знаете,  длЯ подслушиваниЯ кошек используют, но пока
до  крайности  примитивно.  ‚живлЯют   под   кожу   миниатьрные
передатчики  --  вот  и  все.  Ђ тут высший класс: записывающий
аппарат -- весь кошачий  мозг.  џ  специалистов  запрашивал  --
говорЯт,  не  бывает.  Ќи  в  Ђмерике,  ни  в џпонии, нигде. Ќе
бывает, и еще долго не будет!
     Ћн уставилсЯ на менЯ напрЯженно, и  глаза  его  напоминали
атовые серые линзы.
     --  Џонимаете,  --  он понизил голос, -- за нами следЯт, а
кто -- можно только гадать. Ќеи