        Њихаил Џришвин. ЊирскаЯ чаша

---------------------------------------------------------------
     OCR: џна ѓришина
---------------------------------------------------------------


     ‘лучалось, на огонек во времЯ перелета, или в погоне за своей подругой,
влетал ко мне болотный приЯтель с длинным клювом;  влетит, сделает  круг над
столом и возвращаетсЯ в —истик  -- славное наше моховое болото, мать великой
русской реки.
     Ќе  одно  это болото  питает  многоводную  реку,  но  все  питающие мхи
называютсЯ чистики.
     Ќаш чистик был когда-то дном озера, и берега его, холмистые,  песчаные,
с высокими  соснами, сохранили свой Џервобытный вид, так вот и кажетсЯ,  что
за  соснами  будет вода,  идешь  -- и  нет! Ѓуйные с  полверсты  заросли,  в
кустарниках  кочки высотой по грудь человеку, если свалишьсЯ,  напорешьсЯ на
кольЯ чахлых березок. •одить тут можно по клюквенным тропам, пробитым общими
силами клюквенных баб, волков, лисиц, зайцев, случаетсЯ, и сам Њиша пройдет,
все тропЯт и спасаютсЯ в зарослЯх. Љак пробьешьсЯ  из этих зарослей в чистик
-- чистое место, благодатное,  весной каждаЯ кочка букет цветов, летом после
комара,  как подсохнет, найдешь себе кочку величиною со стол, и в нее как  в
постель,  только руками поводишь, гребешь в рот клюкву, чернику, бруснику --
кум королю!
     ’акой чистик нужно бы сделать заповедником, и  топор, и огонь  чтобы не
касались  лесов, окружающих болото -- исток, мать славного  водного пути  из
варЯг в греки, иначе река иссЯкнет и страна обратитсЯ в пустыню.
     Њного пришлось перенести горЯ  за леса,  красу и гордость  нашего краЯ.
Ѓывало,  бродишь по  этим  лесам --  какаЯ  могучаЯ  тишина,  какаЯ  богатаЯ
пустынЯ! ’ак хорошо, только страшно думать, что через сто -- сто! -- лет эти
немые  богатства  русской  земли будут вскрыты, везде будут  рельсы,  трубы,
заборы, фермы -- страх за сто лет!
     € что же оказалось (...), леса  были так исковерканы, завалены сучьЯми,
макушками, что  трава и  цветы не  выросли, и за  грибами, за  Ягодой  стало
невозможно пройти,  озера опустели, всю  рыбу повыловили и заглушили солдаты
бомбами, птицы куда-то разлетелись, или их поели лисицы? „а, только хищники,
лисицы,  волки,  Ястреба  заполонили все  вырубки, заваленные  сучьЯми. ‹ес,
землЯ, вода -- всЯ риза земнаЯ втоптана в грЯзь, и только небо, общее всем и
недоступное, по-прежнему сиЯет над этой гадостью.
     Ѓудет ли ‘трашный ‘уд?
     Ќа этот  ‘уд  Я  готовил одно  себе оправдание, что  свЯто  хранил ризы
земные.
     € они все потоптаны.
     —ем же Я оправдаюсь теперь за свое бытие?
     ‚  тЯжелые  минуты спросишь  себЯ:  "—его хочу?" -- и  отвечаешь: "•очу
настоЯщего чаю с сахаром".
     -- Ќе  ты ли, друг мой, боЯлсЯ,  что в твоей могучей пустыне через  сто
лет на каждом шагу будут предлагать чай с сахаром и кофе со сливками?
     -- „а, Я боЯлсЯ, Я думал о внешней природе по детским сказкам, теперь Я
думаю,  —то  природа остаетсЯ могучей только внутри  нас, в борьбе с личными
целЯми,  но то, что мы обыкновенно называем  природой -- леса,  озера, реки,
все  это  слабо,  как  ребенок,  и  умолЯет  доброго  человека  о защите  от
человека-зверЯ.
     џ думаю, что мы покорили безумие животных и сделали  их  домашними, или
безвредными, не замечаЯ того,  что  безумнаЯ  волЯ их переходила в человека,
сохранЯлась,  копилась  в нем  до времени, и вот  отчего (...) все бросились
истреблЯть леса, -- это не люди, это зверь безумный освободилсЯ.
     €ли это  не  так?  Ќо верно,  что ђоссиЯ была  как пустынЯ с  оазисами;
срубили оазисы, источники иссЯкли, и пустынЯ стала непроходимой.
     ђоссиЯ...
     €ли  это  лишь  чувство прошлого?  Ќо какое  же у  нас прошлое -- народ
русский в быту своем неизменный; историЯ власти над русским народом и  войн?
Ћгромному большинству  русского народа  нет никакого  дела  до власти  и. до
того, с кем он воюет; историЯ страданиЯ сознательной  личности, или это есть
историЯ ђоссии? „а, это  есть, но  когда же  кончитсЯ наконец  такаЯ ужаснаЯ
историЯ,  и сам ђаспЯтый  просил,  чтобы миновать  ему эту чашу,  и ему даже
хотелось <i>побыть.</i>
     ђодина...
     …сли  бы  моЯ далекаЯ  возлюбленнаЯ  могла услышать в  слове силу  моей
любви! џ  кричу: "•одите в  свете!" --  а  слово эхом  ко  мне возвращаетсЯ:
"‹ежите  во  тьме!" Ќо ведь Я знаю, что она существует, прекраснаЯ, и больше
знаю, Я избранник ее сердца и душа ее со мною  всегда,-- почему же Я тоскую,
разве  этого мало?  Њало!  џ живой  человек  и  хочу жить  с ней,  видеть ее
простыми глазами.  € тут она мне изменЯет, душу свою  чистую  отдает  мне, а
тело другому,  не  любЯ, презираЯ  его, и  эта  блудница,-- раба  со  свЯтою
душой,-- моЯ  родина.  Џочему о родине Я могу говорить, и, если бы  Я твердо
знал,  что это  особенно  нужно, Я бы  мог петь о ней,  как ‘оломон о  своей
лилии, но  ей сказать  Я ничего не могу, к  ней мое обращение -- молчание  и
счет прошедших годов?
     Ќемой стою с  папироской, но все-таки молюсь в этот заутренний час, как
и  кому не знаю, отворЯю окно  и  слышу: в неприступном чистике еще бормочут
тетерева, журавль кличет солнце, и вот даже тут, на озере, сейчас на глазах,
сом шевельнулсЯ и пустил волну, как корабль.
     Ќемой стою и только после записываю:
     "‚  день грЯдущий, просветли, господи, наше  прошлое и  сохрани в новом
все,  что было прежде  хорошего, леса наши  заповедные,  истоки могучих рек,
птиц  сохрани, рыб умножь во  много, верни  всех зверей в леса и освободи от
них душу нашу".
     I
     ЂЊЏ€ђЌ›‰ „‚Ћђ…–
     „ворец   владельцев    этих   лесистых   обширных    угодий    признали
высокохудожественным памЯтником искусства  и старины,  и  некоторое времЯ он
стоЯл  в  полной сохранности, только  уж, конечно, липы  в парке  постепенно
обдирали на лыко, из павильонов  и теплиц  тащили стекло,  завесы, гвозди, в
большом  искусственном  озере  стал  подгнивать спуск, вода  убывать,  травы
показались  на  мелких  местах,  цапли  налетели  рыбу  клевать.  —удака  не
находилось  на  холод  и голод  вгнездитьсЯ  во  дворец  и охранЯть  его,  и
придумали самое плохое, что могло только быть длЯ охраны: поселили тут внизу
детскую колонию, с этого и началось заселение дворца. € началось!
     ЉолониЯ испортила быстро всю восточную часть  и достала мандат на часть
западную, а на ее место Явилась школа. ЉолониЯ  движетсЯ во второй  этаж, за
ней школа, внизу начинает спектакли и танцы Љультком и тоже вслед за  школой
перебираетсЯ   вверх.  ‚   каком  виде  все  тут  внизу   осталось,  срам  и
рассказывать,  не  потрудились даже  вымести  шелуху от подсолнухов,  полное
безобразие: валЯетсЯ  белаЯ  туфлЯ  без  каблука,  стоптанный валенок,  и на
ступеньках лестницы из  дрЯни грибы растут и зеленые мухи  летают,-- гадость
ужаснаЯ.   Ћбратили  внимание,   вычистили,  разгородили  комнаты  шелевкой,
устроили  разные проходы,  дверцы  и  впустили  сюда  "контрибуцию"  --  так
называлась у нас  ЉомиссиЯ по сбору  налогов  деньгами,  продуктами, еще тут
вгнездилась  леснаЯ  контора  –ейтлина,  часть совхоза,  старуха  с барскими
павлинами, другие разные лица с мандатами. ‚сюду теперь по лестницам шнырЯли
военные и полувоенные, что-то искали, организовывали, кто силен -- грач, кто
прозевал  --  ворона,  кто  поет  хорошо  --  скворец,  а  воробей  вон   из
скворечника. “ нас же было наоборот: ворона гонит грача, воробей -- скворца.
ЏЯть  комнат  во  втором  этаже,  однако, были  нетронуты, ручки  на  дверЯх
завЯзаны и запечатаны печатью. Ќе  посмотрели бы, конечно, ни на веревки, ни
на  печать и замки,  а так  не доходило и проскакивало из  памЯти.  Ќа  этих
комнатах было написано: <i>"Њ“‡…‰ “‘Ђ„…ЃЌЋѓЋ  Ѓ›’Ђ" --</i> какое дело помещичий быт
в такое разгромное времЯ, а  вот слово <i>"Њузей",--</i> и не  тронули, тоже  слово
<i>"павлин" --</i> и не тронули двух павлинов, мало того,  длЯ охраны этих павлинов
на  полном  совхозном  пайке состоит  Џавлиниха,  барскаЯ  нЯнька,  старуха,
враждебнаЯ советской власти столетием собственного ее опыта жизни.
     ђаным-раненько  с  высокого  вЯза  слетает  павлин к  воротам встречать
солнце,  вчера сторож колонии  не раз  облил  ему хвост помоЯми  и мальчишки
оплевали  --  он  теперь   долго  очищаетсЯ  и  наконец,   задрав  хвост  до
невозможности, становитсЯ всей синевой и радугой своих бесчисленных завитков
и  лунок к солнцу. ‘пускаетсЯ к  своему огорду поповский сын  <i>шкраб</i>  ‚асилий
‘еменович, оправлЯетсЯ тут же, под голубыми соснами, ничего не поделаешь, во
всем  доме негде. ‚сегда удивлЯетсЯ ‚асилий ‘еменович павлину, разглЯдывает,
покуривает. ‚от  оправлЯетсЯ и ЉолЯ ЉудрЯш, конторщик контрибуции, в хорошем
расположении духа подходит к павлину.
     -- Ђй, ай, ай!
     -- —то такое?
     -- •вост-то,  хвост, красота! Џроисхождение птицы вам, ‚асилий ‘еменыч,
известно?
     -- ђайскаЯ птица.
     -- ђайскаЯ, Я понимаю, а каких же стран?
     -- €з райских, конечно.
     -- …сть же такие страны райские. “грюмый, выходит с  помоЯми  с утра до
вечера воду носЯщий сторож колонии.
     -- ’оже  зерно выдают! --  ворчит он, проходЯ мимо павлина.-- € еще при
такой птице старуху содержат.
     --  •ранцуз! -- отвечает Џавлиниха и: --  пав, пав,  Џав! -- отзывает с
пути, чтобы тот не облил хвост помоЯми.
     -- Љрасота!
     -- Ђ польза какаЯ?
     -- ‚се тебе польза, хранцуз!
     ЏросыпаетсЯ колониЯ.  Ќачальница,  злейшаЯ дева, босоногаЯ, как  хищнаЯ
красноглазаЯ птица,  распущенкой летит  по коридору  на кухню хлеб делить, а
всЯ   стоногаЯ  детвора  бежит,  рассаживаетсЯ  под  миртами  и  лаврами   в
дендрологическом  садике, в  ампирном  павильоне, в  теплицах, в  английском
парке под вЯзами -- везде! Ќа десЯтину вокруг все испачкано.
     Џодваливает <i>слобода --</i> так мужики называют все это дело с контрибуцией.
Њужики тихи, робки и  вежливы оттого, что  у  каждого  длЯ весу  в кудели по
камню, в муке много песку,  баран кожа да  кости,  курица чумнаЯ, только  бы
сдать, а не сдашь и попадешьсЯ, тогда разговор краткий.
     -- Ђ есть?
     -- …сть! -- спешит ответить мужик и гонит в кусты за самогонкой.
     •вост-то, хвост задрал! --удивлЯютсЯ мужики на павлина.
     -- Љрасота!
     ‘ Џавлинихой у них свЯзь стариннаЯ через владельцев, и разговор у них в
ожидании веса бывает тихий  о старом  и новом,  что  старое хорошо,  а новое
никуда не годитсЯ.
     -- „ругу не дружи и другому не груби.  Ѓогу молись и черта не  забывай,
вертись, как жареный бес на сковороде.
     -- ‚се-то загадили и очертенели.
     -- Ћчертенели!
     -- Ќамедни ребЯтишки в крест стали каменьЯ кидать.
     -- ‚ крест!
     -- ‘ места не сойти: в самый  крест кирпичом. "—ертенЯта окаЯнные, куда
вы,  оглашенные, кидаете, или не видите крест!" Љричу им, а  они  мне что же
отвечают: "ќто, бабушка, чертов рог".
     Џавлиниха  рассказывает, а мужики  с открытыми  ртами стоЯт и  бородами
качают, как метлами. Ѓорода, борода!
     -- Ћдин забралсЯ ко мне и деготь налил в лампадку Ќиколе “годнику. "—то
ты,  голопузый,  наделал?"  --  "џ  ему,--  говорит,--  бабушка,  хотел  усы
подкоптить".
     -- ’ерпит землЯ бесов!
     --  ‡емлЯ, матушка, все терпит, ну да  как-нибудь ѓосподь поможет, есть
же Ћн, человек хороший?
     -- Љак  не  быть -- вот  со мной  было:  рублю  дрова, насадил глаз  на
дернину -- свет пропал! €ду по полю, молюсь: "Њатерь ЃожиЯ, ‘коропослушница,
помоги мне!" Ћткуда ни  возьмись  баба, что Языком болезнь достает. Ѓаба эта
тронула бровь, полакала глаз и снЯла.
     -- “  ЊинаЯ  намедни была,-- шепчет  Џавлиниха,--  скоро, говорит,  все
кончитсЯ, вериги слабеют.
     -- ђасходЯтсЯ.
     -- € еще говорЯт: кто Ѓиблию читать умеет, тому известно число.
     -- Ѓыло ж его число и прошло.
     -- ќто ничего,  говорит, что прошло,  так и сказано надвое, ежели число
пройдет, еще столько же процарствует Ђввадон, кнЯзь тьмы.
     -- € опЯть дожидатьсЯ числа?
     -- ЋпЯть дожидатьсЯ.
     -- ќх вы, Њинаи, заминает вас Њинай, кому свЯтой, а мне Љузька, бывало,
Я ему по уху, и он мне  по уху:  он  Љузька, а  Я  Ѓирюлька. “ченый  человек
‚асилий ‘еменыч, вот нам скажет получше, ну, что новенького слышали?
     --  ‘лышали  новенького, что  мощи ‘вЯтителЯ открыли,  и  оказалось,  и
оказалось, как вы думаете, что там оказалось? -- спросил  ‚асилий ‘еменович,
поповский сын,-- да, что там оказалось?
     -- Њышь?
     -- “,  проклЯтый  ”омка,  смотри  ты у менЯ!  --  поднЯла  свой костыль
столетнЯЯ Џавлнннха и погрозила. Ѓирюлька усмехнулсЯ:
     -- Ќу, что же оказалось?
     -- Љукла!
     ‚се поглЯдели на  Џавлиниху.  кто с усмешкой, кто из любопытства  хотел
проверить,  состоит ли на ногах Џавлнннха. Ќо  старуха и глазом не моргнула,
старуха что-то свое думает.
     -- Љуклу эту раздели, распотрошили, и оказалась в ней кость.
     -- Љость!
     --  ’ронули,  и кость золой рассыпалась.  ‘остоит ли Џавлиниха? ‘мотрЯт
все на старуху. Џавлиниха сказала:
     -- —его вы на менЯ смотрите, или сами не понимаете?
     -- Џонимаем: кость.
     -- Љость костью, а <i>батюшка ушел.</i>
     --  Ђ  золу  эту насыпали на рогожку, положили возле церкви и написали:
<i>"‚Ћ’ —…Њ“ ‚› ЏЋЉ‹ЋЌџ‹€‘њ".</i> ’акие вот новости...
     -- „юже  нужно! -- зевнул  Ѓирюлька.--  џ думал, вы  насчет внутреннего
скажете.
     -- џ же говорю о внутреннем.
     -- ќто внешнее, а вот как  жизнь  менЯетсЯ, или новый край...  Њы же на
краю  живем,  а  вы  говорите  про мощи.  ‚от  вы  скажите, будет  ли  когда
установка.
     -- Ћстановка?
     -- Ќу да, установка, все-таки вам известно.
     -- Ќичего не известно.
     -- Ќу да хоть мало-то-мальски?  Ђ Џавлпнихе теперь и дела нет до  этого
<i>внутреннего,</i> она говорит про свое:
     -- “шел,  ушел батюшка, скрылсЯ  и  невидим  стал злодеЯм, показалсЯ им
костью и золою.
     Џавлиниха состоЯла.
     -- Људа же он скрылсЯ? -- спросил маловерный Ѓирюлька:
     -- ’ут же  он, тут же, батюшка, только невидим стал Ѓожием попущением и
грех наш ради.
     Џавлиниха состоЯла вполне.
     €меющие уши слушают,  другие поглЯдывают на контору  в ожидании веса  и
тихонько ругаютсЯ:
     -- ЉонтрибуциЯ, братцы, насела!
     -- ‚о как!
     -- ‚о как насела контрибуциЯ!
     -- ЋкаЯннаЯ сила!
     -- ‡адавила контрибуциЯ!
     -- Џереешь ей глотку!
     --  €  всего ей подай: деньги  подай,  хлеб подай, лошадь подай, корову
подай, свинью подай, и кур описали.
     -- Љур описали!
     ‡адави ее комар на болоте.
     Џодваливает,  все  подваливает  <i>слобода  --</i> телега  к  телеге, баран  к
барану, мешок к мешку, борода к бороде.
     -- Ќе наезжай!
     -- Ћслобони!
     -- ќх, борода, борода!
     -- —то тебе моЯ борода?
     -- Ѓыла борода краснаЯ и засивсла.
     Ѓыл ты мужик черный и заовинел.
     ‚ конторе все  мера и вес. ’ы,  борода,  не  подумай положить тут  свой
завтрак и зазеватьсЯ.
     -- џ,-- скажет ЉолЯ ЉудрЯш,-- думал, ты мне положил.
     -- Љушайте, кушайте, Ќиколай Ќиколаевич!
     Џростой  малый,  свойский, у него нет  тут ни граждан,  ни товарищей, а
просто ‚анька да ‚аська. ‘ережка да Њишка, весь под стать подобралсЯ  народ,
спетаЯ  компаниЯ, ходы  и лазы, стороннему ничего не понЯть,  только слышишь
отдельное:
     про   нового  комиссара,  что  хороший  человек,   свойский,  такой  же
прощелыга, как мы --
     про  тюрьму говорЯт часто, что кому-то  надо скоро садитьсЯ, да и самим
как бы не сесть --
     что такого-то  комиссара  смели, но он  залег в  почту,  придет  времЯ,
забудут, объЯвитсЯ.
     -- ЋтлежитсЯ!
     Ђ то скажет кто-нибудь:
     -- Ќос зачесалсЯ!
     Џора! -- отвечает другой.-- € у менЯ чешетсЯ.
     ‘хватЯтсЯ  за  носы,  у всех  до одного чешутсЯ носы. Ќос  ведет верно:
пойман в обмане мужик. ‘уд мужику короткий:
     -- …сть?
     -- Ѓудет!
     ѓонит  мужик  скоро в  чистик,  там  на берегу ручейка,  начала великой
русской реки, горит огонек, над огнем котел, из котла змей капает в  чайник,
из чайника в бутылку, в карман ее и на суд.
     -- Ќу как вышло?
     -- “благотворил.
     -- —то же тебе еще надо?
     -- ‘амому губу разъело.
     --  ќх, борода,  борода, была у  мужика борода краснаЯ  и  стала борода
пестраЯ, была у быка голова,  да  черт ей рога дал: ему бы головой думать, а
он рогами  землю  копает --  бык,  черт да мужик одна партиЯ.  Џонимаешь ты,
борода, мою притчу?
     Љ  вечеру уже нет ни одной бороды у нас на  дворе, весь оплеванный и не
раз уже облитый помоЯми павлин взлетает на вЯз ночевать, в танцевальном зале
Љульткома между ампирными колоннами  загораетсЯ дорогой  огонек  керосиновой
лампы и  налаживаютсЯ актеры играть французский водевиль  "Њышь под столом",
гармонист  испытывает свою  гармонь  на московский  лад,  и хор  деревенских
девушек учитсЯ усердно выпевать  "кипит наш разум  возмущенный", особенно им
трудно даетсЯ "с интернационалом воскреснет род людской". „аже из города  за
двадцать  верст  приезжают сюда танцевать, оттого что в городе простые танцы
строго запрещены в разрешают только танцы <i>пластические.</i>
     ѓоре  в эти  танцевальные  ночи  Џавлинихе, ее убивает забота о барском
добре, как бы что  не стащили  последнее, и старуха  всю ночь караулит ручки
дверей, запечатанные печатью.
     Ћхотно расскажет:
     -- ‚ одной  деревне стоЯла пустаЯ  изба на отлете, и  замечают, как и у
нас: плЯс там бесовский и музыка. Џозвали свЯщенника. Ѓрызнул батюшка свЯтой
водой: "„а воскреснет Ѓог и расточатсЯ враги  его!" € раз, и два, как сказал
в третий раз: "„а воскреснет Ѓог!"  --  изба и пошла оседать. ‚от и окна под
землю ушли, а музыка все тпрунды, тпрунды. € крыша, и труба -- все скрылось,
землЯ травой поросла, а ухо и по сие времЯ приложишь -- все топоток слышен и
тук-тук! -- копытце о копытце стучит. ‚от и у нас так пусто место останетсЯ.
     Љ полночи со всей своей компанией  подваливает весь наспиртованный ЉолЯ
ЉудрЯш, будет он тут плЯсать до зари, выжимаЯ икру у девиц.
     „о зари!
     Ђ  зарЯ-то  бывает какаЯ над озером краснаЯ, тихаЯ: тук-тут-тук! --  по
деревЯнному мостику кот пробежит.
     ’огда  гармониЯ и  топот  во дворце отдельно  от всего мира  звучат и с
ночью отходЯт.
     ‘ерым одеЯлом сваливаетсЯ ночь в одну сторону. Ќа востоке великие планы
начертаны, стар и мал встань в заутренний час лицом на восток, и все равно у
всех одинаково сложитсЯ во всей душе до конца.
     Ѓело и плотно поверх синих лесов над низиной  завернулось облако, туман
или дым?  -- то  леший  баню  топит, моетсЯ, и всЯ тварь его омытаЯ  блестит
росой.
     †уравль неустанно выкликает солнце, и видно  по всему, что катитсЯ оно,
спешит захватить всю черную силу и покончить с ней навсегда.
     ‚от оно Явилось,  исчез остаток бледной луны, и чуть слышен топоток под
землей.
     ‚есь серебрЯный в росе, показалсЯ журавль, другой, с огромными крыльЯми
во весь  солнечный  диск,  летит к нему, сошлись  и ликуютсЯ.  ’огда во всех
зарослЯх в  буйной  силе все  большие  и  малые,  кто  как  успел,  кто  как
догадалсЯ, твердЯт: "‘лава, слава".
     ‘олнцу великому слава!
     ’ут  милостью солнца  начинаетсЯ  воскресение всЯкой  залежалой  твари,
каждаЯ  росинка получает отпуск на небо и там, соединЯЯсь в белые, голубые и
красные хороводы, дивит нас всех несказанно.
     II
     Њ“‡…‰ “‘Ђ„…ЃЌЋѓЋ Ѓ›’Ђ
     ‚есной можно жить  с  чувством осени, и бывают  такие  дни почти каждой
весной, что совсем как осенние, только по зеленым листикам и догадываешьсЯ о
весне, но осенью нельзЯ весну видеть в природе, тут уже кончено, простись.
     ‚есной  света,  в голубом сиЯнии снегов, и  нужно, чтобы  в сердце была
чернаЯ  точка,  из  нее  потом вырастет  сила  броситьсЯ,  когда  раскипитсЯ
весенний омут, к  орущим лЯгушкам и хоть  раз в жизни орать  дураком со всей
тварью,-- никогда не пожалеешь, что бросилсЯ в омут к лЯгушкам.
     Љто весну пережил, как весну,  тот осенью не будет  куковать безнадежно
и,  если даже собрать все безумие  и осенью броситьсЯ... Ћсенью  все в грЯзь
растекаетсЯ, --  смотришь, поздний голубой  василек  вертитсЯ, приставший на
грЯзи колеса мужицкой телеги.
     Ћсенью непременно все в грЯзь растекаетсЯ.
     Ќо кто  весну хорошо пережил, тому осень бодрое времЯ, тот о белой зиме
думает,  густо мажет дегтем колеса, и  не скрипит его телега, подвозЯ к дому
добро.
     ќх, есть и бодрость, и только бы жить, да нет добра!
     € скрипЯт колеса немазаные.
     ’емной  тучей прошумели все  наши грачи вместе с галками вечерней зарею
по ветру на юг и, как бабы в ђодительскую с кладбища, печально перекликаЯсь,
вернулись галки: они проводили грачей, грачи улетели.
     Љогда улетели грачи,  и у  нашего павлина осталось уже полхвоста, и все
на зиму  кое-что  припасли, к воротам нашей усадьбы  в  стоптанных сапогах и
котомкой за плечами пришел новый обитатель нашего дома, Ђлпатов, с ним  была
старушка и два мальчика, тоже с котомками.
     -- Ќе вы ли новый <i>шкраб? --</i> спросили его.
     -- „а, Я школьный работник, и вот мой мандат на муэей.
     ‘емью проводили в  те  уцелевшие от  расхищениЯ запечатанные  комнаты с
надписью <i>"Њ“‡…‰ “‘Ђ„…ЃЌЋѓЋ Ѓ›’Ђ".</i>
     ‚ы тут замерзнете,-- сказала Џавлиниха.
     Ђлпатов ответил:
     -- Ќет, бабушка, Я не замерзну.
     -- Ќу, а насчет хлеба-то как же, батюшка?
     -- Љак-нибудь.
     -- „а где же ты достанешь? ‚едь тебе не понесут.
     Ќе понесут, почему? ђазве за начальство примут?
     Џавлиниха не так понЯла:
     --  “важут,-- сказала  она,--  очень  просто,  примут за  начальство  и
уважут.
     ’ут же принЯлсЯ Ђлпатов все вычищать, переставлЯть, выбрасывать лишнее,
развешивать картины по-своему,  то спуститсЯ  вниз с топором,  то подниметсЯ
вверх с вЯзанкой дров и с ведром воды, через неделю все присмотрелись к нему
и внутри составленного мнениЯ затаенно стал жить человек.
     -- ‘импатичный, кажетсЯ?
     Ћчень уж черен, как медведь.
     -- Ђ глаза Ясные и внимательные.
     -- ѓлаза ничего, какой-то Ђлпатов, вы не слыхали, откуда он?
     -- ‚ џмщине городовой стоЯл Ђлпатов, это не родственник ему?
     -- …два ли. € как он тут будет жить  в  холодище, ни поросенка нет,  ни
картошек, разутый, раздетый, ребЯта босые.
     -- Ќу, в музее оденутсЯ, там еще много добра.
     Љонечно, оденутсЯ, без этого теперь не проживешь.
     —ерез месЯц Њузей усадебного быта открылсЯ. ‚ большом зале вышло  очень
торжественно,  оттого что все  лишнее было убрано и правильно были развешаны
портреты с Џетровской  эпохи и до настоЯщего времени. Ћ каждом выразительном
лице был подобран  текст из поэтов усадебного  быта, из архивных  материалов
дома, но больше Ђлпатов сам сочинЯл всевозможное,  смотрЯ кто чем  из гостей
интересуетсЯ.
     ЉолоннаЯ гостинаЯ -- тоже  александровский ампир, уютнаЯ комната, всЯ в
миниатюрах, с акварелЯми, пастелЯми, офортами,  тут есть драгоценный бювар с
колонками   слоновой   кости,   всЯкие   старинные  шифоньерки,  шкафчик   с
французскими  писателЯми  XVIII века. …сли  нажать одну незаметную пуговку и
потЯнуть за колонку  слоновой кости в бюваре, то выдвигаетсЯ секретный Ящик,
и там хранитсЯ пачка писем к девушке с белым  цветком в руке  -- портрет  ее
помещен  в  другую  гостиную, эпохи  великих реформ.  Џо  недостатку  мебели
ампирной пришлось эту гостиную посвЯтить шестидесЯтым годам.  ‘юда в  памЯть
’ургенева  были  собраны  портреты  интересных женщин,  и та девушка с белой
розой в руке встречает гостей  и  только не скажет:  <i>"Љак  хороши, как свежи
были розы".</i> Ђлпатов рассказывает посетителЯм музеЯ,  будто юноша, -- портрет
его  затерЯлсЯ,  --  чистый, как  €ван-–аревич,  любил эту  девушку, но  она
считала себЯ  недостойной  его  и намекала, чтобы  он  смотрел <i>проще.</i> ћноше,
наоборот, казалось, что она  в себе заблуждаетсЯ, творил себе из нее голубую
весну и проще смотреть не хотел. ’о они сходЯтсЯ,  то расходЯтсЯ, вот-вот им
идти   под  венец,  и  вдруг   все  ужасно  кончаетсЯ:  юноша,  избрав  себе
„остойнейшую, покончил  с собой. €ным посетителЯм рассказываетсЯ, что он был
художником, написал этот портрет, всю ее как  бы выпил в этой картине, и она
покончила с собой, а не он. Ѓыл вариант еще, что через десЯть лет они где-то
встретились  и, не узнав друг друга, проболтали весь вечер, и,  наконец, что
она вышла за него замуж, народила ему множество детей, совершенно выпила его
как художника, он  не создал ни картин, ни богатства, и теперь остатки семьи
на голодном пайке занимаютсЯ полосканием бельЯ в какой-то больнице.
     ‚  охотничьем  кабинете было  старинное оружие, чучела местных  зверей:
лосЯ, медведЯ, рыси, диких коз, -- убитых владельцами тут же, в чистике, всЯ
эта комната  была  зеленаЯ: портьеры, ковры, обои  --  все зеленое.  ‚  этом
большом кабинете и устроилсЯ жить  Ђлпатов, рассчитываЯ, что  хороший  камин
спасет его от холода.
     Џервым  пришел  сюда  генерал  с  известной  фамилией,  он служит здесь
бухгалтером в <i>совхозе</i> и ухаживает за конторщицей Њаргаритой Џавловной,  и уж
нашел  себе на старости лет Њаргариту! Џрибежала как-то  в  музей  и прЯмо с
ходу в кладовую, как крыса в  хлам, то ленту  выпрашивает, то старую  шлЯпу.
Ђлпатов насилу отвЯзалсЯ от нее,  подарив медную кастрюлю -- варить генералу
картошку. ‘тарику  очень плохо живетсЯ:  невозможно  в его положении к пайку
подворовывать. Ќо он и правда честен и верен -- верит, что жив царь Ќиколай,
пишет  все бумаги по-старому и клЯнетсЯ,  что умрет с буквой "Ять". Љонечно,
генералу  в   музее  очень  понравилось,  и   особенно  красиваЯ  девушка  в
’ургеневской комнате,-- <i>"Љак хороши,  как свежи были розы!" --</i>  повторЯет он
всегда, когда видит ее  с белым цветком. Ћн очень  бывает  полезен к приезду
городских  гостей,  когда  их нужно  бывает очень занЯть,  чтобы  они думали
хорошо   о  музее,  болтали  о  нем  и  укреплЯли  шаткое  его  положение  в
революционное времЯ. Џока Ђлпатов  рассказывает в зале, начинаЯ с Џетровской
эпохи, историю  предков  своей  героини с  белым  цветком, генерал притаитсЯ
где-нибудь на гвоздике в ’ургеневской комнате, и, когда портреты от рассказа
начинают шевелитьсЯ в воображении гостей, вдруг один из генералов срываетсЯ,
оживает и встречает на пороге гостиной, делаЯ ручкой прекрасной даме с белым
цветком:
     -- Љак хороши, как свежи были розы!
     Љто же не знает этого <i>стихотворениЯ в прозе,</i> оно стало обыкновенно, как
Яйцо  в рюмочке с ломтиком  хлеба,  и потому вслед за  генералом  непременно
кто-нибудь вздохнет и повторит:
     -- „а, хороши были розы!
     ’огда, чтобы кончить, Ђлпатов говорит:
     -- Ђ у нас тут еще есть павлин.
     ѓости спускаютсЯ вниз смотреть на павлина.
     -- •вост удивительный!
     -- Љакой удивительный хвост!
     --  ђайскаЯ  птица!   --  объЯснЯет  Џавлиниха  и,  жалуЯсь  на  голод,
подговариваетсЯ  к дополнительному пайку  на  павлина,  а длЯ  ремонта музеЯ
Ђлпатов просит  мел или алебастр.  ‘мотришь, и получаетсЯ зерно длЯ музеЯ  и
алебастр  длЯ  павлина.  ‚идно, гостЯм  потом кажетсЯ павлин музеем, а Њузей
усадебного быта павлиньим хвостом.
     Ѓыла еще одна  комната в музее,  теперь в  ней на гигантском  пне стоит
слепок  пантикопейской  вазы  с  изображением  скифа. ќта  комната  замыслов
настоЯщего музеЯ:  от всего, что кажетсЯ теперь павлиньим хвостом, останетсЯ
только  €ван-–аревич,   и  комнаты  всего   дома  будут  посвЯщены  безликой
таинственной ‘кифии со  спЯщей красавицей в ожидании своего  €вана-–аревича.
Ћн  есть, этот мир,  и теперь,  нужно только  уметь подойти к нему. Џотому с
радостью встречает Ђлпатов посетителей из самого простого люда, напоминающих
ему древних скифов.
     •ороша бывает в музее  клюквеннаЯ деревенскаЯ баба,  тут,  на блестЯщем
паркетном полу среди зеркал, колонн и картин, женщина моховых болот просто и
уверенно скажет:
     -- ђай!
     Ќичего  ей   не   нужно   рассказывать,  повертывайсЯ,   и   она  будет
повертыватьсЯ, нигде ничего она не видит и всюду чувствует рай. …й и там,  в
избушке,  каждаЯ  вещь обыкновеннаЯ таинственна, каждое движение природы  по
солнечному кругу сопровождаетсЯ освЯщением  водой из  двенадцати  колодцев и
заклинанием. Ћн,  бородатый  мужик,  думает, будто  просто от быка причинЯет
корова  телушку, не знаЯ, что бабушка перед этим прошептала все свои молитвы
на  воду  в  бутылку и  обрызгала  этой  водой корову,  в  ‘ветлое  •ристово
‚оскресение с первой с ней похристосовалась и  дала ей, как человеку, съесть
красное, освЯщенное Яйцо. ‚се  это кажетсЯ пустЯки, но ведь от этого телушка
входит в  человеческий мир,  как своЯ,  особеннаЯ телушка,  баба назовет  ее
<i>‡орька,</i> и телушка выходит из стада. „а, если бы требовалось бы по хозЯйству,
так баба и  муравьЯ бы вызвала из  муравейника. Ќужно только присмотретьсЯ к
этому  миру,   и  тогда  совсем  другое  покажетсЯ  даже   в   буднЯх  людей
образованных,  и увидишь, что эти люди словом  и внешностью  как  бы нарочно
замазывают свой интересный, действительный мир.
     ‘колько  усилий  нужно,  чтобы пробудить  какой-нибудь  отклик  в  душе
<i>образованного</i> посетителЯ, а баба сама скажет:
     -- ђай!
     € потом всем деревенским бабам:
     -- ‚ раю была!
     Ћднажды встретилсЯ в дверЯх лицом к лицу с клюквенной женщиной генерал,
уступил ей дорогу, извинилсЯ:
     -- Pardon!
     --  ќто  по-какому же он сказал?  --  спросила,  уходЯ, клюквеннаЯ баба
Ђлпатова.
     -- Џо-французски,  -- ответил  Ђлпатов.  Ќа другой  день она  Явилась с
куском сала и привела свою дочку Ђришу.
     -- Ќаучите дочку <i>по-хранцузски, --</i> сказала она, подаваЯ сало.
     <i>Џо-хранцузски</i> за сало принЯлсЯ учить Ђлпатов девушку, тут же  выведываЯ
от нее  сказки, и песни, и  причеть свЯщенную этого краЯ, присоединЯЯ листок
за листком в скифскую комнату.
     III
     ‘”€ЌЉ‘
     Џриходили,  случалось, с глазами открытыми, чисто Ястребиными,  с  едва
уловимою мелькающею  тенью,  как у Ястреба, если повернуть его к солнцу: эти
перебегающие тени -- Ястребиные воровства и убийства.
     ‡а чистыми глазами Ђлпатов с большой опаской следит:
     или  сворует,   или   вынет  мандат  на   заранее  присмотренную  вещь,
реквизирует  и  тоже  будто  бы  длЯ какого-нибудь полезного  учреждениЯ. Ќе
доверЯЯ  себе,  Ђлпатов  в  первой  комнате на  видном месте поставил пустую
бутыль  с  надписью:  <i>спирт,</i>  если  посетитель  сразу  бросаетсЯ  к  бутылке
понюхать, правда,  не спирт ли, Ђлпатов готовитсЯ к борьбе,  если не обратит
вниманиЯ, -- спирт и спирт,-- Ђлпатов начинает просто рассказывать о музее.
     ђаз налетел  вдруг на  музей самый страшный  из всех комиссаров Џерсюк,
”омкин  брат:  в  сумерках на выжженных лЯдах  из пней и  корЯг складываютсЯ
иногда такие рожи, а тут еще фуражка матросскаЯ,  из-под нее казацкий чуб --
знак  русской  вольности,  а на  френче  все  карманы --  знак  европейского
порЯдка,  и  в  каждом   кармане,  кажетсЯ,  сидит  по   эсеру,  меньшевику,
кооперато-ру,  купцу,  схваченных  где-нибудь на ходу под пьЯную руку, давно
забытых,  еле живых там  в махорке, с  оторванными  пуговицами,  окурками  и
всЯкой дрЯнью.
     Џерсюк налетел по доносу,  может быть, на старуху при павлиньем хвосте,
но захватил музей и заревел:
     -- Ђ кто тут у нас идет против?
     Ќалетал прежде грозный барин на мужика, как лавина обрушивалсЯ, а мужик
стоит так себе, теребит худенькую бородку и глЯдит тройным глазом: один глаз
улыбаетсЯ, другой глаз рассчитывает, третий метитсЯ в сердце. —ик, чик, чик!
-- разлетелсЯ мужик на три части, а и опЯть сложилсЯ, стоит как ни в чем  не
бывало,  рыженькую бородку подергивает, и верхний глаз улыбаетсЯ.  ‘мотришь,
уговорил, и графу стыдно себЯ  самого, ласковый, болтает, как малый ребенок,
и потом думает: "ђусский народ <i>сфинкс".</i> € во сне и наЯву потом чудитсЯ графу
этот неумирающий, ничтожный и чем-то страшный мужик.
     Ќо  не так ли просто загадка разгадываетсЯ: раб всегда кажетсЯ сфинксом
господину своему, если господину угодно об этом задуматьсЯ.
     ‚от он стоит, распаленный  властитель, глаза, как  у Џетра ‚еликого при
казни  стрельцов,  раздуваютсЯ ноздри,  а  сфинкс в  пиджаке  улыбаетсЯ: там
где-то в невидимом третьем глазу он готовит последний суд и ему, и себе.
     —еловек в пиджаке улыбаетсЯ: он собирает <i>фольклор,</i> удостоверено печатью
и подписью знаменитых революционеров.
     -- Џартийный?
     ‘обиратель  фольклора находитсЯ всегда вне  партий,  и  все партии  нас
почитают за своих, а сам Я определЯюсь как раб господина своего.
     ’оварищ, у нас нет рабов!
     -- Ќу, как нет, и почему же нельзЯ мне самому  определитьсЯ  рабом, мне
так нравитсЯ: у  раба  всегда будущее, а господин всегда в прошлом, в  своем
роде Я футурист.
     -- Ђ что это "фольклор"?
     --  Џродукт  ненормированный,  вот комната  русских  поэтов,  тут  есть
Џушкин, картины хороших  мастеров, и Я с  ними,  дитЯ своего народа,  все мы
питаемсЯ народным духом. ”ольклор -- продукт ненормированный.
     “ страшных людей, как у лютых  собак,  переход от бешенства  к тишине с
ушей  начинаетсЯ, и это мило у них выходит,  будто  "ку-ку" на березе  после
грома и молнии. ‚ ушах что-то дрогнуло, и Џерсюк говорит:
     -- Ђ вы, должно быть, с образованием?
     -- Њы все учились понемногу,
     -- ‹ектор, может быть?
     -- Љто теперь не лектор.
     -- ‡наете, у нас в партии есть и кнЯзьЯ.
     -- ‡наю.
     -- € графы есть.
     -- ‡наю, а у нас  есть,  смотрите, ‘ервантес -- испанец, ѓете -- немец,
експир  -- англичанин,  „остоевский -- русский,  и мне приЯтно, что русский
тоже состоит в интернационале.
     --  Ђ  нет  ли у  вас  происхождениЯ  человека  от обезьЯны,  вот  что,
по-моему, удивительно.
     -- „арвин? …сть.
     -- € доказано окончательно?
     --  Џока  мир  не  кончилсЯ,  ничего  не  может быть окончательного,  а
все-таки   этим  долго  интересовались,  именно,  что  обезьЯна  доходит  до
человека, теперь,  кажетсЯ,  повернули обратно, интересуютсЯ,  как  человек,
падаЯ, доходит до обезьЯны.
     -- Љаким способом?
     -- Џриходилось  вам, выпиваЯ стакан за стаканом, чувствовать  себЯ хуже
обезьЯны,  зато наверху кто-то остаетсЯ светлый, как  ангел,  и удивлЯешьсЯ,
откуда при всем своем и окружающем безобразии он ЯвилсЯ и существует в душе?
     Џерсюк  присел в  мЯгкое кресло  в  вдруг как бы остановилсЯ  в себе  и
вспомнил:
     -- „а,  бывало, на море заберешьсЯ в канат от офицера, высадишь бутылку
враз (...)  ‘топ! --  ‡апрокинув голову,  постучал себЯ  пальцем по горлу.--
…сть?
     -- ’олько в лампах денатурат.
     -- „авай лампу.
     -- Ќе отравитьсЯ бы: меднаЯ лампа.
     -- „авай!
     €  вливает все  четыре  лампы в себЯ трехлетнего настоЯ  меди в спирту.
’еперь вон с этого кладбища в парк. ЏошатнулсЯ, поправилсЯ, шагнул поскорее,
опЯть пошатнулсЯ и еще ходу прибавил, перешел в рысь. как будто  нераскрытаЯ
в  одиночестве мысль сама толкала его тело вперед, остановилсЯ на мгновение,
посмотрел, не  глЯдит ли кто на него в двери, окна,  и -- нет  никого! -- во
весь дух мчитсЯ по парку через пни, через могилки  господских рысистых коней
и отличных  собак,  гигантским  скачком  взлетел  над  забором, мелькнули  в
воздухе две матросские ленты и скрылись.
     Људа он  бежит, неужели так мчитсЯ от светлого видениЯ, промелькнувшего
в пьЯной его голове? ’акого бы непременно надо в музей в скифскую комнату.
     Ђлпатов спускаетсЯ вниз, долго возитсЯ в дровах, тащит  наверх  большой
липовый чурбан и топориком начинает обделывать себе из него комиссара: стук,
стук!
     IV
     ђЂЃ ЋЃ…‡њџЌ€‰
     ‘тук-стук,-- синица  в  окно капельно-мокрое,  и звин-звин!  --  там  в
парке, над преющей осенней листвой. ‘ высоких деревьев на малые, с  малых на
кусты и с  кустов на  листву падают  капли -- шепоток по  всему лесу  идет и
гонит  зайца из леса в полЯ,  за ним  след в след выходит  лисица,  и  волк,
подаетсЯ к дорогам собак ловить. ‘ам леший теперь  мох  дерет, обкладываетсЯ
под корЯгой  и засыпает на  долгую  зиму,  редко открываЯ свои лесные глаза.
Људа же синичке деватьсЯ? ‘тук-стук! -- носом в капельно-мокрое стекло.
     Љруглой  стамеской у  окна  Ђлпатов  работает  по  липе,  и мало-помалу
означаютсЯ на  дереве страшные глаза Џетра ‚еликого, стиснутые губы и бритый
подбородок увлекает стремительно вперед, беспокойно, неудержимо все вперед в
вперед, как  будто при остановке  он скоро  пачкает  землю и надо спешить на
новые места,  -- не  такое  ли движение  по  шири земной было всего русского
народа и не это ли значит его неумолкаемый крик: "‡емли, земли!"
     ‘колько мыслей так  проходит зачем-то, пока стамеска выделывает бугорки
и  Ямки  на липе,-- зачем? Ћдни приходЯтсЯ  к делу, и, может быть, согласнаЯ
душа  в  путЯх  стамески  отгадает  мысль,   тут   закрепленную?  Ќо  другие
такпроходЯт потоком, и не узнать в  них хозЯина, и вверитьсЯ им и резнуть по
дереву  опасно  --  не  свое, поток  просто  переходит через него куда-то  к
другому.
     ‚споминаетсЯ ему жаркий полдень в траве у водосточной трубы, не хочетсЯ
встать, и  неловко смотреть, как  его  упрЯмый приЯтель мучитсЯ над  большим
самоваром и, раздуваЯ, хочет поставить его без трубы. ‹енивый, протЯгивает к
желобу  руку,  колено  трубы повертываетсЯ, самовар к ней приходитсЯ и сразу
гудит,  как завод.  ’ак  не труд, а  лень, как избыток отдыха, освободила от
работы, и оба  приЯтелЯ могут теперь лежать в траве  и болтать. Ќо почему же
говорЯт теперь: <i>"Љто не работает, тот не ест",--</i> как в детстве говорили, что
лень  мать всех  пороков. ‚идно,  не всЯкаЯ работа  ценна и не  всЯкаЯ  лень
порочна.   Ѓывает,   одно   таинственное   мгновение,   как   промелькнувшее
воспоминание о  светлом, всемогущем  существе человека,  -- и раб в один миг
освобождаетсЯ  и других  освобождает от  подневольной работы. Ќо тут же этот
освобожденный  и обогатевший  презрительно  говорит  своему бедному  соседу:
<i>"„ураков работа любит".</i> —еловекоподобнаЯ обезьЯна хитраЯ  понимает,  что все
дело тут  в светлой и  редкой  минуте  воспоминаниЯ человека  о себе  самом:
"„айте  мне времЯ,--  говорит  обезьЯна,--  и Я со  ступеньки  на  ступеньку
доберусь  до  человека  и  буду  как  человек, времЯ и  труд все  перетрут".
Џроходит  век  за веком, и вот  уже пишут  историю происхождениЯ человека от
обезьЯны, и  маленький  мальчик  с восторгом прибегает из школы  --  великую
радостную  новость узнал: человек происходит от обезьЯны. € так человек стал
рабом умственно численному существу обезьЯны.
     -- € Я раб обезьЯний, раб, ожидающий воскресениЯ себЯ из числа.
     V
     ЉЂ‡…ЌЌ›‰ ‘“Ќ„“Љ
     ‘тук-стук! --  опЯть синичка  в  окно, просит  тепла  и уюта  маленькое
изЯщное  существо,  ей бы плюшу зеленого на  юбочку, черный бантик  на  шею,
два-три   танца  выучить  на   клавесинах  и   несколько  необходимых   слов
по-французски.
     ‘тук-стук! -- по-настоЯщему.
     ‚ходит  Ђриша  учить  французский Язык. ’рудно заставить дикую  девушку
спрЯгать  в  прошедшем  времени  неприлично  звучащий по-русски  французский
глагол <i>потерЯть.</i>
     Ђриша шалью покрываетсЯ и там умирает.
     ‚ыкажет нос из-под шали.
     -- џ потерЯла.
     -- ќто по-русски, а по-французски?
     -- Џо-французски -- не знаю.
     -- Ќу так будем заниматьсЯ по-русски. ЌачинаетсЯ охота за именами. …сть
и  теперь перекрестки дорог, где Ђриша скажет, не  понимаЯ почему, <i>чур менЯ,</i>
ей нужно  объЯснить, что так она вспоминает  своего далекого  родоначальника
<i>щура,</i>  или  <i>пращура,</i>  что  она  и  теперь   живет  интересами  своего  рода.
раскиданного по  разным деревнЯм,  имена деревень се рода  таЯт  в себе миф,
быль и  сказ: в џриловке почитали бога џрилу,  ‚олочек  был когда-то местом,
где   славЯне   волоком   тащили   свои   суда.   ЉудеЯровка   была   станом
ЉудеЯра-разбойника.  Ќе  просто даютсЯ  имена  и  животным, и растениЯм, все
обживаетсЯ  и  очеловечиваетсЯ,  даже  всЯкий  камень   обжитый  имеет  свое
отдельное имЯ. ‘кажешь  имЯ,  и животное  выходит из стада, а  что из  стада
пришло,  то  имеет   лицо  отдельное,  оттого   что  его  вызвала  из  стада
человеческаЯ  сила  <i>любви  раз-личающей,</i>  заложеннаЯ  в   имени.  Ѓудем   же
записывать  имена  деревень, животных,  ручьев, камней,  трав  и под  каждым
именем  писать миф,  быль  и сказ,  песенку,  и  над  всеми  земными именами
поставим свЯтое имЯ Ѓогородицы: это она прЯдет прЯжу на всех зайцев, лисиц и
куниц. ‚се это нужно нам, чтобы не стать обезьЯнами и вызвать в себе силу на
борьбу с ней. ќта  сила  у солнца  называетсЯ светом,  и свет солнца  в душе
человека есть <i>любовь раз-личающаЯ.</i> ‚ согласии  с солнцем, с любовью и светом
мы можем войти так в природу, что возле муравейника скажем имЯ знакомого,  и
тот муравей отложит дела и на минуточку выбежит поздороватьсЯ.
     --  Ќу, что, Ђриша,  разве это  не лучше  "хранцузского"?  Ќо трудно  в
одиночестве  боротьсЯ с силой  французского,  и,  видно, так уже  заложено в
душу,  что нужно  оторватьсЯ  и поблудить во французском, чтобы вернутьсЯ на
свою свЯтую родину.
     ‚  классе,  на  миру,  дело  идет  много  успешнее.  ’ам  пишетсЯ  одно
сочинение. <i>"—истик -- мать великой русской реки",</i> каждый избрал свое любимое
имЯ и  пишет о  нем свой сказ, после все эти свободные капли сольютсЯ и река
побежит.
     € тогда весной, когда высоко  поднимутсЯ травы, украшенные изображением
солнца, мы встретим мир природы новым и прекрасным и, как первые люди в раю,
будем давать любимым животным, растениЯм, камнЯм свои имена.
     …сть ли на свет