ла посорку,  и  вот тут началась та  самаЯ
тишина,  слушаЯ  которую охотник может,  не  скучаЯ,  часами  сидеть у  норы
барсука.
     Џод  этим  тЯжелым небом,  подпертым частыми елками,  нет  ни  малейших
намеков на  движение солнца,  но,  когда солнце садитсЯ,  барсук это знает в
своей темной норе и,  немного спустЯ,  с большой осторожностью пробует выйти
на свою ночную охоту.  Ќе раз, высунув нос, он фыркает и спрЯчетсЯ и вдруг с
необычайной живостью выскочит, - и охотник не успеет моргнуть. ѓораздо лучше
садитьсЯ перед рассветом,  когда барсук возвращаетсЯ, - тогда он просто идет
и  далеко шелестит.  Ќо  теперь по  времени надо бы лежать барсуку в  зимней
спЯчке,  теперь не  каждый день он выходит,  и  жалко ночь напрасно сидеть и
потом днем отсыпатьсЯ.
     Ќе в кресле сидишь,  ноги стали,  как неживые,  но барсук вдруг высунул
нос,  и  все стало лучше,  чем в  кресле.  —уть показал нос и  в  тот же миг
спрЯталсЯ. —ерез полчаса еще показал, подумал и скрылсЯ вовсе в норе.
     „а так вот и не вышел. Ђ Я еще не успел дойти к леснику, полетели белые
мухи. Ќеужели барсук, только высунув нос из норы, это почуЯл?


        ‚‹Ђ‘’њ ЉђЂ‘Ћ’›

     •удожник Ѓорис  €ванович в  тумане  подкралсЯ к  лебедЯм,  близко  стал
целитьсЯ,  но,  подумав, что мелкой дробью по головам больше убьешь, раскрыл
ружье,  вынул картечь,  вложил утиную дробь. € только бы стрельнуть, - стало
казатьсЯ,  что не в лебедЯ,  а в человека стрелЯешь. Ћпустив ружье, он долго
любовалсЯ, потом тихонечко пЯтилсЯ, пЯтилсЯ и отошел так, что лебеди вовсе и
не знали страшной опасности.
     Џриходилось слышать,  будто лебедь недобраЯ птица, не терпит возле себЯ
гусей, уток, часто их убивает. Џравда ли? ‚прочем, если и правда, это ничему
не мешает в нашем поэтическом представлении о девушке,  обращенной в лебедЯ:
это власть красоты.


        €‚ЂЌ-„Ђ-ЊЂђњџ

     Џоздней осенью бывает иногда совсем как  ранней весной там  белый снег,
там чернаЯ землЯ.  ’олько весной из проталин пахнет землей, а осенью снегом.
’ак  непременно бывает:  мы  привыкаем к  снегу зимой,  и  весной нам пахнет
землЯ, а летом принюхаемсЯ к земле, и поздней осенью пахнет нам снегом.
     ђедко бывает,  проглЯнет солнце на  какой-нибудь час,  но зато какаЯ же
это радость!  ’огда большое удовольствие доставлЯет нам какой-нибудь десЯток
уже  замерзших,  но  уцелевших от  бурь листьев на  иве  или очень маленький
голубой цветок под ногой.
     ЌаклонЯюсь к голубому цветку и с удивлением узнаю в нем €вана: это один
€ван осталсЯ от прежнего двойного цветка, всем известного €вана-да-Њарьи.
     Џо правде говорЯ,  €ван не настоЯщий цветок.  Ћн сложен из очень мелких
кудрЯвых листиков,  и  только цвет его  фиолетовый,  за  то  его и  называют
цветком.  ЌастоЯщий цветок с пестиками и тычинками только желтаЯ ЊарьЯ.  ќто
от Њарьи упали на эту осеннюю землю семена, чтобы в новом году опЯть покрыть
землю €ванами и ЊарьЯми.  „ело Њарьи много труднее, вот, верно, потому она и
опала раньше €вана.
     Ќо  мне нравитсЯ,  что €ван перенес морозы и  даже заголубел.  ЏровожаЯ
глазами голубой цветок поздней осени, Я говорю потихоньку:
     - €ван, €ван, где теперь твоЯ ЊарьЯ?


        ’“ЊЂЌ

     ‡везднаЯ и  на редкость теплаЯ ночь.  ‚  предрассветный час Я  вышел на
крыльцо,  и слышно мне было -  только одна каплЯ упала с крыши на землю. Џри
первом свете заворошились туманы, и мы очутились на берегу бескрайнего морЯ.
     „рагоценное и  самое  таинственное времЯ от  первого света до  восхода,
когда  только обозначаютсЯ узоры совершенно безлиственных деревьев:  березки
были расчесаны вниз, клен и осина - вверх. џ был свидетелем рождениЯ мороза,
как он подсушил и подбелил старую,  рыжую траву,  позатЯнул лужицы тончайшим
стеклышком.
     Џри восходе солнца в  облаках показалось строение того берега и повисло
высоко в воздухе.  ‚ солнечных лучах Явилось,  наконец, из тумана и озеро. ‚
просвеченном тумане все  казалось сильно увеличенным,  длинный рЯд крЯкв был
фронтом наступающей армии, а группа лебедей была, как сказочный выходЯщий из
воды белокаменный город.
     ЏоказалсЯ один летЯщий с ночевки тетерев и несомненно по важному делу и
не случайно,  потому что с другой стороны тоже летел и в том же направлении,
и еще,  и еще...  Љогда Я пришел туда,  к озерному болоту, там собралась уже
большаЯ стаЯ,  немногие сидели  на  дереве,  большинство бегало  по  кочкам,
подпрыгивало, токовало совершенно так же, как и весной.
     ’олько по  очень Ярко  зеленеющей озими можно было различить такой день
от ранне-весеннего,  а еще, может быть, и по себе, что не бродит внутри тебЯ
весеннее вино и  радость не  колет:  радость теперь спокойнаЯ,  как  бывает,
когда что-нибудь отболит,  радуешьсЯ, что отболело, и грустно одумаешьсЯ: да
ведь это же не боль, это сама жизнь прошла...
     ‚о времЯ этого большого зазимка озеро было совершенно черное в  ледЯном
кольце,  и  каждый день кольцо сжимало все  сильней и  сильней черную воду в
белых  берегах.   ’еперь  распалось  кольцо,  освобожденнаЯ  вода  сверкала,
радовалась.  ‘  гор  неслись потоки,  шумели,  как весной.  Ќо  когда солнце
закрылось облаками, то оказалось, что только благодарЯ его лучам видима была
и вода, и фронт крЯкв, и город лебедей. ’уман все снова закрыл, исчезло даже
самое озеро,  и  почему-то  осталось лишь высоко висЯщее в  воздухе строение
другого берега.


        ѓ“‘€-‹…Ѓ…„€

     Ќочь была ЯснаЯ,  звездно-луннаЯ.  ‘ильный мороз, утром все белое. ѓуси
пасутсЯ на своих местах.  ЏрибавилсЯ новый караван,  и  всего стало летать с
озера на  поле  штук  двести.  ’етерева до  полуднЯ были все  на  деревьЯх и
бормотали. Џотом небо закрылось, стало мозгло и холодно.
     Џосле  обеда  опЯть Явилось солнце,  и  до  вечера было  прекрасно.  Њы
радовались нашим уцелевшим от  общего разгрома двум золотым березкам.  ‚етер
был,  однако,  северный,  озеро  лежало  черное и  свирепое.  Џрилетел целый
караван лебедей.  ‘лышал,  что лебеди не очень долго держатсЯ у нас, и когда
уже так замерзнет, что останетсЯ только небольшаЯ середка и уже обозы зимней
дорогой едут прЯмым путем по льду,  слышно бывает ночью во тьме,  в  тишине,
как там,  на середине,  где-то густо разговаривают,  думаешь -  люди,  а  то
лебеди на незамерзшей середочке между собой.
     ‚ечером из  оврага Я  подобралсЯ к  гусЯм  очень  близко и  мог  бы  из
дробовика  произвести у  них  настоЯщий разгром,  но,  пока  лез  по  круче,
приустал,  сердце  слишком сильно  билось,  а  может  быть,  просто хотелось
поозорничать.  Ѓыл пень у  самого верха оврага,  и  Я  сел на него так,  что
поднЯть только голову,  и  покажетсЯ ржанище с  гусЯми,  ближайшее от менЯ в
десЯти шагах.  ђужье было приготовлено, мне казалось, что даже при внезапном
взлете им без больших потерь нельзЯ от менЯ улететь,  и Я закурил папироску,
очень осторожно выпускаЯ дым,  рассеиваЯ его ладонью у самых губ.  Њежду тем
за этим маленьким пальцем была другаЯ балка, и оттуда совершенно так же, как
и  Я,  пользуЯсь сумерками,  к  гусЯм подползала лисица.  џ  не  успел ружьЯ
поднЯть,  как  целаЯ огромнаЯ стаЯ гусей снЯлась и  стала вне выстрела.  …ще
хорошо,  что Я догадалсЯ о лисице и не сразу высунул голову. Ћна ходила, как
собака,  по гусиным следам,  заметно все ближе и ближе подвигаЯсь ко мне.  џ
устроилсЯ,  утвердил локти,  примерилсЯ глазом,  тихонечко свистнул мышкой -
она посмотрела сюда, свистнул другой раз, она пошла на менЯ...


        Ћ‘…ЌЌ€… ‹€‘’€Љ€

     Џеред самым восходом солнца на полЯну ложитсЯ первый мороз. ЏритаитьсЯ,
подождать у краЯ,  -  что там только делаетсЯ, на лесной полЯне! ‚ полумраке
рассвета приходЯт невидимые лесные существа и  потом начинают по всей полЯне
расстилать белые холсты. Џервые же лучи солнца убирают холсты, и остаетсЯ на
белом  зеленое место.  Њало-помалу  белое  все  исчезает,  и  только в  тени
деревьев и кочек долго еще сохранЯютсЯ беленькие клинушки.
     Ќа  голубом небе  между золотыми деревьЯми не  поймешь,  что  творитсЯ.
“носит ветер листы или стайками собрались мелкие птички и  несутсЯ в  теплые
далекие краЯ.
     ‚етер -  заботливый хозЯин.  ‡а лето везде побывает,  и  у  него даже в
самых густых местах не остаетсЯ ни одного незнакомого листика.  Ђ  вот осень
пришла - и заботливый хозЯин убирает свой урожай.
     ‹истьЯ,  падаЯ, шепчутсЯ, прощаЯсь навек. “ них ведь так всегда: раз ты
оторвалсЯ от родимого царства, то и прощайсЯ, погиб.


        ЏЋ‡„Ќџџ Ћ‘…Ќњ

     Ћсень длитсЯ,  как узкий путь с крутыми заворотами. ’о мороз, то дождь,
и вдруг снег,  как зимой, метель белаЯ с воем, и опЯть солнце, опЯть тепло и
зеленеет.  ‚дали,  в  самом конце,  березка стоит с золотыми листиками:  как
обмерзла,  так  и  осталась,  и  больше уже  ветер с  нее  не  может сорвать
последних листьев, - все, что можно было, сорвал.
     ‘амаЯ позднЯЯ осень -  это, когда от морозов рЯбина сморщитсЯ и станет,
как говорЯт,  "сладкой".  ‚  это времЯ самаЯ позднЯЯ осень до  того сходитсЯ
близко с  самой ранней весной,  что  по  себе  только и  узнаешь отличие днЯ
осеннего и весеннего -  осенью думаетсЯ:  "‚от переживу эту зиму и еще одной
весне обрадуюсь".
     ’огда думаешь,  что  и  все  так в  жизни непременно должно быть:  надо
поморить себЯ,  натрудить,  и  после  того  можно и  радоватьсЯ чему-нибудь.
‚спомнилась баснЯ "‘трекоза и муравей" и суроваЯ речь муравьЯ:  "’ы все пела
- это дело,  так поди же  поплЯши".  Ђ  ранней весной точно в  такой же день
ждешь радости без всЯких заслуг;  придет весна, ты оживешь в ней и полетишь,
как стрекоза, вовсе не раздумываЯ о муравье.


        Ѓ›‘’ђ€Љ

     ‚от  полЯнка,  где  между двумЯ ручьЯми Я  недавно белые грибы собирал.
’еперь она  всЯ белаЯ:  каждый пень накрыт белой скатертью,  и  даже краснаЯ
рЯбина морозом напудрена.  Ѓольшой и  спокойный ручей  замерз,  а  маленький
быстрик все еще бьетсЯ.


        „…ђ…‚њџ ‚ ‹…‘“

     ‘нежнаЯ пороша.  ‚ лесу очень тихо и так тепло, что только вот не тает.
„еревьЯ  окружены  снегом,  ели  повесили  громадные  тЯжелые  лапы,  березы
склонились и  некоторые даже  согнулись макушками до  самой  земли  и  стали
кружевными арками.  ’ак вот и  у  деревьев,  как у  людей:  ни  одна елка не
склонитсЯ ни под какой тЯжестью,  разве что сломитсЯ,  а береза чуть что - и
склонЯетсЯ. …ль царствует со своей верхней мутовкой, а береза плачет.
     ‚  лесной снежной тишине фигуры из  снега стали так  выразительны,  что
странно становитсЯ: "Ћтчего, думаешь, они ничего не скажут друг другу, разве
только менЯ заметили и стеснЯютсЯ?" € когда полетел снег, то казалось, будто
слышишь шепот снежинок, как разговор между странными фигурами.


        Љђ€‘’Ђ‹њЌ›‰ „…Ќњ

     ‡акончили охоту  на  зайцев:  начались двойные следы,  заЯц  гонЯлсЯ за
зайцем.  „ень  весь сверкал кристаллом от  зари до  зари.  ‘реди днЯ  солнце
значительно пригревало,  ветерок покачивал ветки деревьев,  и  оттого падали
фигурки, рассылались в воздухе пылью, и эта мельчайшаЯ пыль снова взлетала и
сверкала на солнце искорками.
     ‚ерхнЯЯ  мутовка  высокой ели,  как  ваза,  собирала внутрь  себЯ  снег
больше,  больше,  пока,  наконец,  этот ком не скрыл в себе даже тот высокий
палец   ели,   на   который  весенней  порой   на   вечерней  заре   садитсЯ
птичка-невеличка и поет свою песенку.


        ЃЂђ‘“Љ€

     Џоехал зимой около рождества на пойму за сеном,  шевельнул вилами стог,
а в нем барсук зимовал.
     Ђ  то  еще  было:  ребЯтишки собрались бить  барсуков.  Џустили в  нору
собаку.  Ѓарсучиха выбежала.  “видели ребЯтишки,  что барсучиха тихо бегает,
что  можно догнать,  не  стали стрелЯть и  бросились за  ней.  „огнали.  —то
делать?  ђужьЯ  побросали у  нор,  палок  в  руках нет,  голыми руками взЯть
боЯзно.  Ђ  между тем  барсучиха нашла себе новый ход под землю и  скрылась.
‘обака вытащила гнездо и барсучонка: порЯдочный, с хорошего щенка.


        „…ђ…‚њџ ‚ Џ‹…Ќ“

     „ерево верхней своей мутовкой,  как ладонью,  забирало падающий снег, и
такой от этого вырос ком,  что вершина березы стала гнутьсЯ.  €  случилось в
оттепель падал опЯть снег и  прилипал к  тому кому,  и ветка верхнЯЯ с комом
согнула аркой все дерево,  пока,  наконец,  вершина с  тем огромным комом не
погрузилась в  снег на земле и  этим не была закреплена до самой весны.  Џод
этой аркой всю зиму проходили звери и  люди изредка на  лыжах.  ђЯдом гордые
ели  смотрели  сверху  на  согнутую  березу,  как  смотрЯт  люди,  рожденные
повелевать, на своих подчиненных.
     ‚есной береза возвратилась к тем елЯм, и если бы в эту особенно снежную
зиму она не  согнулась,  то  потом и  зимой и  летом она оставалась бы среди
елей, но раз уж согнулась, то теперь при самом малом снеге она наклонЯлась и
в конце концов непременно каждый год аркой склонЯлась над тропинкой.
     ‘трашно бывает в снежную зиму войти в молодой лес: да ведь и невозможно
войти. ’ам, где летом шел по широкой дорожке, теперь через эту дорожку лежат
согнутые деревьЯ,  и так низко,  что только зайцу под ними и пробежать. Ќо Я
знаю одно простое волшебное средство, чтобы идти по такой дорожке, самому не
сгибаЯ спины. џ выламываю себе хорошую увесистую палочку, и стоит мне только
этой палочкой хорошенько стукнуть по  склоненному дереву,  как  снег валитсЯ
вниз  со  всеми  своими фигурами,  дерево прыгает вверх  и  уступает дорогу.
Њедленно так Я иду и волшебными ударами освобождаю множество деревьев.


        Ѓ…‹€—њџ ЏЂЊџ’њ

     „умаю о белках понЯтно,  если большой запас, ты помнишь о нем легко, но
мы видим сейчас по следам,  что вот здесь белка через снег пробилась в  мох,
достала спрЯтанные там с осени два ореха,  тут же их съела,  потом,  отбежав
десЯток метров,  опЯть нырнула, опЯть оставила в снегу скорлупу от двух-трех
орехов  и   через  несколько  метров  сделала  третью  полазку.   ЌельзЯ  же
предположить,  что она чуЯла орех через талый слой снега и  обмерзлого льда.
‡начит,  помнила с  осени о  двух орехах во мху в стольких-то сантиметрах от
ели...  Џритом, помнЯ, она могла не отмеривать сантиметры, а прЯмо на глаз с
точностью определЯть: нырЯла и доставала.


        ‹€‹Ћ‚Ћ… Ќ…ЃЋ

     ‚ декабре, если небо закрыто тучами, странно смеркаетсЯ в хвойном лесу,
почти  страшно:  небо  наверху становитсЯ ровно лиловым,  свисает,  нижеет и
торопит спасатьсЯ, а то в лесу скоро начнетсЯ свой, нечеловеческий порЯдок.
     Њы  поспешили домой обратно по своей утренней дорожке и  увидели на ней
свежий  заЯчий  след.  Џрошли еще  немного и  еще  увидели новый  след.  ќто
значило,  что зайцы, у которых день наш считаетсЯ ночью и ночь - их трудовой
день, встали с лежки и начали ходить.
     ‘трашное лиловое небо в  сумерках им  было,  как нам радостнаЯ утреннЯЯ
зарЯ.
     ‚сего было только четыре часа. џ сказал:
     - ЉакаЯ будет длиннаЯ ночь!
     - ‘амаЯ длиннаЯ,  -  ответил …гор -  ходить, ходить зайцу, спать, спать
мужику.


        ђЋ†„…Ќ€… Њ…‘џ–Ђ

     Ќебо чистое. ‚осход роскошный в тишине. Њороз минус 12. ’рубач по белой
тропе гонит одним чутьем.
     ‚есь день в лесу был золотой, а вечером зарЯ горела в полнеба. ќто была
севернаЯ зарЯ,  всЯ малиново-блестЯщаЯ,  как в елочных игрушках,  бывало,  в
бомбоньерках с выстрелом, особаЯ прозрачнаЯ бумага, через которую посмотришь
на свет, и все бывает окрашено в какой-нибудь вишневый цвет. Ћднако на живом
небе  было  не  одно  только красное посредине шла  густо-синЯЯ  стрельчатаЯ
полоса,  ложась на  красном,  как  цеппелин,  а  по  краЯм  разные прослойки
тончайших оттенков, дополнительных к основным цветам.
     Џолный  рассвет зари  продолжаетсЯ какие-нибудь четверть часа.  Њолодой
месЯц стоЯл против красного на голубом,  будто он увидел это в  первый раз и
удивилсЯ.


        ЊЋ€ ’…’ђЂ„Љ€


        ЊЋ€ ’…’ђЂ„Љ€

     Ќекоторые мои читатели времЯ от  времени просЯт менЯ написать рассказ о
такой любви мастера к своему ремеслу,  чтобы им можно было поучитьсЯ.  †елаЯ
ответить читателЯм,  много перебрал Я в своей памЯти всЯкого рода мастеров в
разных областЯх науки,  искусства и техники, таких замечательных, что Я, как
мастер слова,  им не гожусь и  в подметки.  Ќо все-таки из всех мастеров длЯ
примера Я выбрал себЯ,  потому что себЯ самого Я знаю лучше других.  € пусть
мне дано не  так много,  любви к  своему делу Я  имел не  меньше их  и  могу
поучить, как надо беречь свой талант.
     —то значит -  талант?  Ћднажды весной Я подумал об этом, и вот вижу, на
высокой елке,  на  самом  верхнем ее  пальчике,  сидит  маленький птичик.  џ
догадалсЯ,  что  птичик  этот  поет,  потому  что  клювик  его  маленький то
откроетсЯ,  то закроетсЯ.  Ќо такой он маленький, птичик, что песенка его до
земли не  доходит и  остаетсЯ всЯ там,  наверху.  Џтичик этот крохотный пел,
чтобы славить зарю, но не длЯ того он пел, чтобы песенка славила птичку.
     ’ак  Я  тогда в  этом птичике и  нашел себе ответ на  вопрос что  такое
талант? ќто, по-моему, есть способность делать больше, чем нужно только себе
это способность славить зарю, но не самому славитьсЯ.
     ‚от  еще  что Я  думаю о  таланте эта птичка поет не  только у  поэтов,
музыкантов и  всЯкого  рода  артистов,  в  каждом  деле  движение к  лучшему
непременно совершаетсЯ под песенку такой птички.
     џ знал в былые времена одного башмачника,  по имени –ыганок, в Њарьиной
роще.  Љрыша в  его  домике развалилась -  ему  нет  дела  до  крыши;  штаны
износились спереди - ничего, закрываетсЯ фартуком; просиделись сзади штаны -
опЯть  ничего,  закрываетсЯ другим фартуком сзади.  Ќо  какое мастерство!  џ
только потому не привожу его в  пример,  что он вином зашибал.  Ћ мастерстве
этого –ыганка легенды сложились.
     ђассказывают,  будто приехала к нему в Њарьину рощу из Џарижа настоЯщаЯ
француженка, и мастер сделал ей две пары башмаков. Ћдну эту пару француженка
в  грЯзь  окунула,  чтобы  вид  получилсЯ длЯ  таможни ношеный,  другую пару
завернула в газету,  свою же, парижскую, бросила. Џо приезде в Џариж очищает
грЯзную пару, продает и окупает все расходы по этой поездке в Њарьину рощу.
     ‘колько в  жизни  своей видал Я  таких мастеров,  и  думаю теперь,  что
артисты бывают не только в  искусстве:  всЯкий артист,  кто делает свое дело
под пение птички...
     Ѓыло  это  давным-давно,  Я  в  то  времЯ не  писателем был,  а  служил
агрономом в имении графа Ѓобринского. Ћднажды на молотьбе услыхал Я разговор
и  длЯ  памЯти  на  спичечной  коробочке  записал  услышанные  выразительные
народные слова.  ‘  этого разу Я стал такие слова записывать на чем-нибудь и
дома вносить в  особую тетрадку.  ‡аносЯ однажды с клочка бересты в тетрадку
какой-то разговор, Я почувствовал желание писать не о чужих словах, а о себе
самом.  ‡а этим писанием прошло у менЯ часа два,  и с тех пор начинаю Я свой
день с  того,  чтобы записать пережитое предыдущего днЯ в  тетрадку.  ѓод за
годом проходили, исписаннаЯ тетрадка ложилась на другую исписанную тетрадку,
и  так  собиралась моЯ  драгоценнаЯ словеснаЯ кладоваЯ.  Ќикакие сокровища в
свете не могли бы возместить мне эту кладовую записанных слов и переживаний,
хотЯ Я  из нее очень мало беру длЯ своих рассказов.  € не раз Я очень многим
рисковал, чтобы только спасти свои тетрадки.
     ‚  1909 году вздумал Я поселитьсЯ прочно в селе Ѓрыни,  привез туда всю
свою,  годами собранную библиотеку и  все,  какое  у  менЯ  было  имущество.
‘лучилсЯ в  этом селе пожар,  и Я увидел его на охоте верст за пЯть от села.
Џока Я прибежал,  все село было в огне,  но Я,  думаЯ о тетрадках,  бросилсЯ
бежать к  своему дому  в  такой жаре,  что,  помню,  на  ходу  увидел чей-то
вытащенный из дому диван и подивилсЯ,  как он, деревЯнный, при такой жаре не
загораетсЯ.  ‘мотрю на  свой каменный дом:  еще  цел,  но  занавески горЯт и
лесенка на террасе дымитсЯ.  ‚бежал Я в дом,  бросилсЯ к тетрадкам,  схватил
их,  и  чувствую,  секунды больше остатьсЯ нельзЯ,  наклонитьсЯ нельзЯ вон к
тому чемодану,  где лежат деньги и  белье,  нельзЯ шубу вытащить из сундука.
’ак, с одними тетрадками, вылетел и на ходу видел, что тот диван, на который
Я обратил тогда свое внимание, теперь горел, как свеча. Ђ когда с тетрадками
прискакал в безопасное место, увидел, что весь мой дом в огне.
     ’ак все и  сгорело,  и  остались только тетрадки,  да заЯц в  печке,  в
чугунном котелке,  прикрытом вьюшкой.  ‘обираЯ серебрЯные комочки, в которые
превратились наши ложки, мы обратили внимание на этот котелок, и уцелевший в
печке заЯц  был  нашей первой радостью после такого большого несчастьЯ.  ’ак
все дочиста у менЯ сгорело,  но волшебные тетрадки сохранились,  и слова мои
не сгорели.
     Ќес Я эти тетрадки,  эту кладовую несгораемых слов,  за собою всюду,  и
раз они выручили менЯ из еще большей беды, чем пожар.
     ‚  1919 году пришел к  нам  в  …лец Њамонтов и  предал наш родной город
мечам и пожарам.  Љакой-то офицер Њамонтова, прослышав о пребывании писателЯ
в городе,  решил его "спасти" от большевиков и прислал за мною двух казаков.
€м была дана инструкциЯ,  переговорив со мною,  сделать вид,  будто они менЯ
арестуют:  это на  случай,  если Њамонтов провалитсЯ,  менЯ не обвинили бы в
добровольном побеге.  ‚се  было мне сказано тихо и  вежливо.  "‘ейчас они со
мной вежливы,  -  подумал Я,  -  но если Я откажусь, то, может быть, сделают
свое и невежливо, и по-настоЯщему арестуют менЯ..."
     - Ѓлагодарю вас, - ответил Я, - повремените немного...
     ‚есь этот разговор был на Њанежной улице,  а  тетрадки мои хранились на
‘оборной, и эти тетрадки и навели менЯ на удачный ответ.
     - Џовремените здесь,  -  сказал Я, - сейчас Я схожу за тетрадками, а то
без своих тетрадок Я не писатель.
     Љазаки повременили,  а Я,  схватив тетрадки на ‘оборной улице, пустилсЯ
наутек и пробыл в засаде, пока им стало не до менЯ.
     € вспоминаЯ теперь этот случай,  тоже записанный в тетрадь,  понимаешь,
что  смелость в  борьбе за  жизнь мне  пришла опЯть от  тетрадок.  ’олько не
подумайте,  что мне корысть была в сохранении этих тетрадок:  прЯмой корысти
тут  никакой  не  было,  и  только  сейчас,  почти  через  сорок  лет,  один
литературный музей предлагает мне за  них очень скромную сумму.  ‚  том-то и
дело,  что тетрадками своими Я дорожил не длЯ какой-нибудь выгоды,  а просто
любил их, как люблю все свое ремесло, увлекательное, опасное и трудное.
     џ начал свое ремесло с того,  что, ничего не имеЯ в кармане, отправилсЯ
за сказками в тот край,  где прошел теперь Ѓеломорский канал, и даже мысли у
менЯ не было,  какаЯ мне от этих сказок будет корысть.  ‚ те времена,  после
поражениЯ революции 1905 года,  некоторые писатели уже начинали терЯть свЯзь
с  народом и  брали слова больше из  книг,  чем из  уст.  џ  же  думал,  что
словесные богатства русского народа заключаютсЯ больше в устной словесности,
чем в письменной.  …ще Я и так думал,  что интересно слово не то,  которое в
книгах, а то, которое услышал сам из уст народа.
     Ѓывало не раз устанешь на охоте и  заночуешь в  лесу,  и  вот к  твоему
огоньку придет какой-нибудь местный человек,  и тут,  у костра, этот местный
человек что-нибудь расскажет.  ’олько через эти слова в лесу кажетсЯ,  будто
это сама природа о  себе что-то сказала по-своему.  Ђ  после вспомнитсЯ и то
дерево, под которым развел теплинку, и тот ручей, который пел тебе всю ночь.
„о  того мне с  первого же раза полюбилось охотитьсЯ за такими словами,  что
однажды Я  собрал себе котомку ранней весной и  вернулсЯ только осенью:  мне
казалось,  что всю весну и  все лето Я шел за колобком по волшебным северным
лесам.  Ђ в городах,  где деньги за слова платили,  не за те, что свои, а за
те,  что  по  заказу,  -  там  Я  редко поЯвлЯлсЯ.  €  много лет  нужно было
странствовать по  лесам,  ночевать  у  костров  и  подчас  кормитьсЯ  только
удачливой охотой на  птицу или зверЯ,  чтобы пришло,  наконец,  то времЯ,  в
какое живете вы и в какое Я свободно печатаю вам свои сказки.
     „а,  многих из вас, друзьЯ, тогда и на свете не было, когда Я писателем
делалсЯ,  но  мои  тетрадки есть мое оправдание,  суд моей совести над делом
жизни:  они ответЯт,  хорошим ли  мастером ты был,  делал ли больше в  своем
мастерстве,  чем  это  нужно только себе,  -  все  равно -  писатель ты  или
сапожник –ыганок из Њарьиной рощи.


        ѓ“‘…Љ

     ‚ старые времена это было: теперь Я старик, а был Я тогда мальчишкой.
     ‡емлЯки  мои  -  большие  любители  перепелиного крика.  ЏовесЯт  себе,
бывало,  у окна лубЯную круглую клетку с перепелом и наслаждаютсЯ,  а тот-то
разливаетсЯ:
     - Џить-полоть!
     Ќе раз, проезжаЯ рыбными рЯдами, видал Я, как на утренней заре, обнажив
волосатую грудь, слушает купец своего голосистого.
     Ђ  тот-то стараетсЯ!  ‚от как дует,  что в соседнем железном рЯду ведра
звенЯт.
     € не раз приходило мне в голову: почему бы не съездить землЯкам в полЯ,
не полюбоватьсЯ на свободных птиц,  как они,  бороздЯ утреннее поле,  ищут и
кличат себе подругу:
     - Џить-полоть!
     Ђ та тюкает тихо и скромно:
     - ’юк-тюк!
     Џотому не  идут  купцы  в  полЯ,  что  любЯт  голоса своих  собственных
перепелов.  Љаждый купец гордитсЯ своим перепелом.  ‚от,  думает,  нынче мой
перекричит соседского! Ђ, глЯдишь, соседский-то в железных рЯдах перекричал.
•отел вырыть Яму ближнему,  а  и  сам в нее попал.  ’ак от века спорЯт у нас
рыбные рЯды с железными, и до сего времени неизвестно, чьи перепела сильнее.
     Љогда-то Я думал, как и многие, что все перепела кричат на один лад.
     - ‚о-наа! - сказал мне один охотник, по прозвищу ѓусек. - ‚она, на один
лад!  „а  знаешь,  братец ты  мой,  голосистого перепела верст  за  двадцать
слышно.  Ђ  ежели он на поповом огороде треснет или у ѓорелого пнЯ,  так ты,
братец...
     - —то, ѓусек?
     - Ќожками брыкнешь, вот что, милый.
     Џерепела в  поле  разные;  хорошие -  редки;  вот  почему сидЯт купцы в
железных и  рыбных рЯдах.  ђазве-разве  залетит когда  в  поле  какой-нибудь
звонкий, - и двинутсЯ почтенные люди в полЯ.
     - ‚  прежнее времЯ,  -  рассказывает ѓусек,  -  к  нам купцы в  каретах
съезжались с женами слушать голосистого.
     - ‚ каретах? - сомневаюсь Я.
     Ќо ѓусек не выносит сомнений.  ’ащит менЯ за рукав в  избу.  Ђ в избе у
него  всЯкие  птицы:   тут  и   петух-драчун,   и   курица  кахетинскаЯ,   и
скворец-говорец,  и  соловей-певец,  и голуби-космачи,  и голуби-вертуны,  и
куропатка ручнаЯ,  а перепелов!  ‚сЯкие есть.  Ќо ѓусек подводит к любимому,
открывает клетку.
     - ‹юб ли тебе?
     - ‘еренький...
     - ‚от то-то и  горе,  мой милый,  что серый.  ЌастоЯщий-то купеческий -
белый.
     - Ѓелый?!
     - Љак бумага.  Ќе веришь?  - покажу. ‘ам, своими глазами видел. Џриходи
на вечернюю зорю к ѓорелому пню.
     ‘  тех пор -  не помню,  сколько уж лет,  -  мы ловим с  ѓуськом белого
перепела.
     ‚о что бы то ни стало хочет старик поймать белого, продать его купцам и
купить хороший тульский самовар. € постарел ѓусек! ђаньше серый - побелел, и
порыжел, и позеленел, и опЯть посерел. Ќо не потерЯл старик надежды, и зимой
на гулЯнках, когда соберутсЯ к нему соседи, заведет такую историю про белого
перепела,  что  пчелы  в  подполье гудЯт,  соловей-певун  запевает,  скворец
говорит и,  не  моргаЯ,  слушает на  шесте плотный рЯд турманов и  космачей.
‘лушают и думают:  "Љрасно говорит,  а самовара не выдумает. Ќет того, чтобы
гостей чайком попоить".
     ‚ыхожу Я вечером к ѓорелому пню. ‘меркаетсЯ. …дет мужик в ночное, будто
черный  парус  плывет по  зеленому морю.  ‡аЯц  зачем-то  плететсЯ на  попов
огород.  ‹Ягушки-квакушки стихли,  зато лЯгушки-турлушки завели трель на всю
ночь.  Љукушки охрипли и  смолкли.  —ерный дрозд пропел.  Ђ  перепела все не
кричат.
     - ђано?
     - Џогоди,  -  шепчет ѓусек.  -  ‘лышишь: соловьи еще зорю играют, а дай
стихнуть...
     - ‡акричат?
     - ‚о-на!
     ѓусек  шепчет  свое  "во-на"  совсем на  перепелиное любовное токование
"ма-ва".
     ‘тихают один за другим соловьи.
     - —мок-чмок! - € конец.
     € кажетсЯ - звенит тугаЯ струна.
     - †ук?
     - †ук прожундел. Љ чему-й-то много жундит жуков! - шепчет ѓусек.
     - Љ чему?
     - „а бог его знает, к чему. Њолчи!
     ѓусек нюхает табак.  ‘егоднЯ табак у него сухой,  - завтра будет погода
отличнаЯ. Ђ будь он сырой, ѓусек не сказал бы "молчи", а - "молчите". "’ы" -
знак нашего охотничьего союза.
     Њолчу.  Ќо лЯгушки-квакушки отчего-то вдруг проснулись,  взгомонились и
заглушили лЯгушек-турлушек.
     - Љуа-куа!  -  передразнивает недовольный старик.  Љвакушки  замолчали.
‡аголосили девки в деревне.
     - ќк вас!
     ‘обаки залаЯли.
     - Џропадите вы пропадом!
     Ќа колокольне сторож ударил.  ѓлЯнула на небе перваЯ звезда. Џахнуло от
озими рожью.  Џала роса.  ’огда-то,  наконец,  по  всему росистому полю,  от
попова  огорода  и  по  наш  ѓорелый пень,  будто  кто-то  невидимый хлопнул
длинным-предлинным арапником: крикнул перепел.
     - ѓолосистый, белый?
     - Љупеческий!
     € тихо, как полевые звери, крадемсЯ мы по росистому полю вниз, к оврагу
и на ту сторону, к попову огороду.
     ‘тарик на колокольне еще звонит,  и еще Я нахожу в уголку небес молодую
звезду, и еще, и еще...
     ѓолосистый не шутит:  бьет - в ушах звенит. ‘амка молчит. Ѓерет опаска:
тюкнет не  вовремЯ.  ђасстелить бы  и  оправить поскорее сеть.  ‘лава  богу,
молчит;  чуть  копаетсЯ в  своей  темной  лубЯной клетке,  обвЯзанной бабьим
платком.  ‘ытаЯ  она  теперь и  довольнаЯ:  перед ловом ѓусек напоил ее  длЯ
чистоты голоса теплым молоком.
     ‡овет голосистый. ‘амка молчит под сетью в пахучей росистой ржи.
     Ћсторожно берет  ѓусек  свою  кожаную,  с  мехом  гармоники,  тюкалку и
тюкает. Љогда самка молчит, необходимо подтюкнуть:
     - ’юк-тюк!
     € наступает последний решительный миг. ‘амка взЯла:
     - ’юк-тюк!
     …сли бы можно было теперь съежитьсЯ в маленький комочек, как перепел, и
притаитьсЯ под глудкой*.  …сли бы  уйти по самое горло в  землю и  покрытьсЯ
краешком сети!
     ______________
     * ѓлудка - комок земли.

     €  загорелось же  там,  у  голосистого перепела.  ЊечетсЯ он  по  полю,
выбегает,  как мышь,  на межу,  поднимает головку,  смотрит под стеблЯми.  €
опЯть в рожь, и со всего маху:
     - Џить-полоть!
     Ђ она в ответ тихо:
     - ’юк-тюк!
     Ќо ему ли отвечает она? ‚едь теперь по всему полю кричат перепела.
     Ћна отвечает ему, конечно, ему.
     Ћн егозит на рубеже.  ЏоднимаетсЯ на цыпочки: нет, не видно. Ћн мечетсЯ
и  лотошит,  перескакиваЯ с  глудки на  глудку.  Џробует взобратьсЯ на сухой
татарник -  колко.  Ќа прошлогоднюю полынь -  гнетсЯ. •очет крикнуть - голос
пропал:  вместо  прежнего  звонкого "пить-полоть"  -  хриплое  и  неслышное,
страстное "ма-ва".
     - ’юк-тюк! - отвечает она.
     Ћн хлопает крыльЯми о  сырые темные комки и  больше не слышит земли под
ногами. Људа летит? Ѓог знает! ‘вет велик.
     Џозади  роса.  ‚верху  звезды.  ‚переди месЯц.  ‚низу  пахучие росистые
озими.
     - ‹етмЯ, летмЯ! - шепчет ѓусек, сгибаЯсь над сетью в три погибели.
     •очет уменьшитьсЯ -  и не может.  •очет быть,  как перепел,  - тесно. €
чудитсЯ старику, будто четверка белых коней мчит из оврага карету на зеленое
поле.  …дет купец,  не глЯдит,  что топчет чужие полЯ:  у  него ли не хватит
денег! ‚от остановилсЯ. Ђ ѓусек будто открывает дверцу:
     - ‚аше степенство, извольте слушать: кричит!
     Љричит белый перепел. ‡адумалсЯ купец в карете, забыл свои счета, кули,
мешки, трактиры и мельницы. ‡агорелось сердце.
     - Џоймай, ѓусек, христа ради!
     - ‘ию минуту,  -  отвечает ѓусек,  -  не извольте беспокоитьсЯ. ‘амка у
менЯ хорошаЯ!  Њолочком ее тепленьким поил длЯ голоса,  длЯ чистоты. „лЯ вас
старалсЯ, вас ждал. ‘ию минуту.
     € будто уходит ѓусек и возвращаетсЯ с перепелом.
     - ‚аше степенство, извольте!
     - Ѓелый?
     - ’ак точно, ваше степенство. Љупеческие перепела - белые.
     - —то же ты хочешь за белого?
     - ‘колько пожалуете.
     Ћзолотил купец старика.  ЊчитсЯ в  своей карете на белых конЯх с  белым
перепелом целиной по полЯм, по оврагам, по мужицким и поповским огородам.
     € чудитсЯ старику из своего собственного самовара поит он всю деревню и
рассказывает быль о праведном купце и белом перепеле.
     Џерепел летит. Људа летит? Ѓог знает. ‘вет велик.
     € вдруг упал возле сети. уркнул в зеленЯх, шепчет страстно:
     - Ња-ва!
     - ’юк-тюк! - отвечает она.
     - €ди, иди, любезный перепел! - замирает у нас сердце.
     Ћн  ходом  идет,  шевелЯ верхушками озимых стеблей.  Џеред  самой сетью
плешинка,  вымочина,  рожь  едва-едва  прикрывает его.  Ћн  останавливаетсЯ,
боитсЯ.  Њожет быть,  видит уже,  что тут,  в  десЯти шагах,  согнувшись над
полем,  сидит другой,  огромный перепел,  и отблеск зари зловеще сверкает на
его голом перепелином носу.
     - ‚идит или не видит? - замирает у нас сердце.
     Ќе видит. €дет напролом. Џоследнее "ма-ва", последнее "тюк-тюк", и рожь
шевелитсЯ под сетью возле самой клетки.
     ’еперь самка высунула свою серую головку из  лубЯной темницы в  окошко,
где привЯзана фарфороваЯ чашечка длЯ питьЯ,  а  он тоже у чашечки.  € глЯдЯт
друг на друга:  очи в  очи,  клюв в  клюв.  ѓустые озими пахнут,  призывают:
разбей, голосистый белый перепел, лубЯную темницу, - думать тут нечего!
     ѓде тут думать!  Ћн  ерепенитсЯ,  хохлитсЯ и  бьет грудью и  крыльЯми о
сухой лубок.
     —ас пробил: пора!
     Њы встрЯхиваем сеть. Џерепел висит в петле, как раз против стаканчика с
водой,  где он  только что видел склоненную головку.  Ќе  упустить бы только
теперь! Ќе ускользнуло бы из рук его тепленькое бьющеесЯ тельце!
     ѓолосистый туго  завЯзан  в  мешочек из-под  проса.  ЏолеваЯ песнЯ  его
спета. ’еперь он будет петь в рыбных или железных рЯдах, услаждаЯ купеческое
ухо.
     Њы,  мокрые от росы,  шагаем по полю домой; будто два водЯных переходим
из озера в озеро.
     –ерковный сторож давно  отзвонил.  „авно уже  небо  покрылось звездами.
ЊесЯц взошел.  € тысЯчи маленьких земных звезд засиЯли на стеблЯх озими,  на
сапогах,  на чекмене,  на бороде у ѓуська,  на завЯзанном мешке, где во тьме
притих голосистый.  ‚се птицы притихли.  €  лишь лЯгушки-турлушки ведут свою
вечную трель от вечерней зари и до утренней.
     „ома при огне мы хотим полюбоватьсЯ драгоценной добычей,  пересадить из
мешочка в клетку. ђазвЯзываем, вынимаем.
     - ‚о-на!
     - —то ты, ѓусек? Џокажи!
     - ‘ерый! - качает головой ѓусек. - ЋпЯть мимо капнуло: русака ловили.
     - —то это? €ли совсем на свете нет белого?
     ’ускло горит керосиноваЯ копчушка в  избе  старика.  ‘пит петух-драчун,
спит  соловей-певун,  спит  скворец-говорец,  спит  плотный  рЯд  космачей и
турманов  на  шесте.  Ќет  купеческого  перепела,  нет  у  ѓуська  тульского
самовара.
     Љаждую весну  ловим.  Џоймаем -  будет  у  ѓуська самовар;  нет  -  так
позабавимсЯ.
     Ќо уж когда-нибудь да настанет наша весна, серые, серые, а тут вдруг да
и выскочит беленький.


        „…„“Љ€Ќ ‚Ђ‹…ЌЋЉ

     •орошо помню  -  дед  Њихей  в  своих валенках проходил лет  десЯть.  Ђ
сколько лет в них он до менЯ ходил, сказать не могу. ЏоглЯдит бывало себе на
ноги и скажет:
     - ‚аленки опЯть проходились, надо подшить.
     € принесет с базара кусок войлока,  вырежет из него подошву, подошьет -
и опЯть валенки идут, как новенькие.
     ’ак много лет прошло,  и  стал Я думать,  что на свете все имеет конец,
все умирает и только одни дедушкины валенки вечные.
     ‘лучилось, у деда началась сильнаЯ ломота в ногах. Ќикогда дед у нас не
хворал, а тут стал жаловатьсЯ, позвал даже фельдшера.
     - ќто у тебЯ от холодной воды,  -  сказал фельдшер, - тебе надо бросить
рыбу ловить.
     - џ только и живу рыбой,  -  ответил дед,  -  ногу в воде мне нельзЯ не
мочить.
     - ЌельзЯ не мочить,  -  посоветовал фельдшер,  -  надевай, когда в воду
лезешь, валенки.
     ќтот совет вышел деду на пользу: ломота в ногах прошла. Ќо только после
дед избаловалсЯ,  в  реку стал лазить только в валенках и,  конечно,  тер их
беспощадно о  придонные камешки.  ‘ильно подались от  этого  валенки,  и  не
только в подошвах, а и выше, на месте изгиба подошвы, показались трещинки.
     "‚ерно,  это правда,  - подумал Я, - что всему на свете конец бывает, -
не могут и валенки деду служить без конца: валенкам приходит конец".
     ‹юди стали деду указывать на валенки:
     - Џора,  дед,  валенкам твоим дать  покой,  пора  их  отдать воронам на
гнезда.
     Ќе тут-то было!  „ед Њихей,  чтобы снег в трещинки не забивалсЯ, окунул
валенки в  воду -  и на мороз.  Љонечно,  на морозе вода в трещинках валенка
замерзла и  лед заделал трещинки.  Ђ дед после того валенки еще раз окунул в
воду,  и весь валенок от этого покрылсЯ льдом. ‚от какие валенки после этого
стали  теплые  и  прочные:  мне  самому  в  дедушкиных валенках  приходилось
незамерзающее болото зимой переходить, и хоть бы что...
     €  Я  опЯть вернулсЯ к  той мысли,  что,  пожалуй,  дедушкиным валенкам
никогда и не будет конца.
     Ќо,  случилось,  однажды дед наш захворал.  Љогда пришлось ему по нужде
выйти,  надел в  сенЯх валенки,  а когда вернулсЯ,  забыл их снЯть в сенЯх и
оставить на  холоду.  ’ак  в  этих обледенелых валенках и  залез на  горЯчую
печку.
     Ќе то,  конечно, беда, что вода от растаЯвших валенок с печки натекла в
ведро с молоком,  -  это что! Ђ вот беда, что валенки бессмертные в этот раз
кончились.  „а иначе и быть не могло. …сли налить в бутылку воды и поставить
на мороз, вода обратитсЯ в лед, льду будет тесно, и бутылку он разорвет. ’ак
и этот лед в трещинках валенка,  конечно, шерсть везде разрыхлил и порвал, и
когда все растаЯло, все стало трухой...
     Ќаш  упрЯмый дед,  как  только поправилсЯ,  попробовал валенки еще  раз
заморозить и походил даже немного,  но вскоре весна пришла, валенки в сенцах
растаЯли и вдруг расползлись.
     - ‚ерно,  правда,  -  сказал дед  всердцах,  -  пришла пора  отдыхать в
вороньих гнездах.
     €  всердцах швырнул валенок с  высокого берега в репейники,  где Я в то
времЯ ловил щеглов и разных птичек.
     - Џочему же валенки только воронам?  - сказал Я. - ‚сЯкаЯ птичка весною
тащит в гнездо шерстинку, пушинку, соломинку.
     џ  спросил об  этом деда как раз в  то  времЯ,  как он  замахнулсЯ было
вторым валенком.
     - ‚сЯким  птичкам,  -  согласилсЯ дед,  -  нужна  шерсть на  гнездо,  и
зверькам всЯким, мышкам, белочкам, всем это нужно, длЯ всех полезнаЯ вещь.
     € тут вспомнил дед про нашего охотника, что давно ему охотник напоминал
о валенках,  -  пора,  мол,  их отдать ему на пыжи. € второй валенок не стал
швырЯть и велел мне отнести его охотнику.
     ’ут вскоре началась птичьЯ пора.
     ‚низ к реке на репейники полетели всЯкие весенние птички и,  поклевываЯ
головки репейников,  обратили свое  внимание на  валенок.  ЉаждаЯ птичка его
заметила, и когда пришла пора вить гнезда, с утра до ночи стали разбирать на
клочки дедушкин валенок.  ‡а  одну  какую-то  неделю весь валенок по  клочку
растащили птички на гнезда,  устроились,  сели на Яйца и высиживали, а самцы
пели.  Ќа  тепле валенка вывелись и  выросли птички и,  когда стало холодно,
тучами улетели в теплые краЯ.  ‚есною они опЯть вернутсЯ,  и многие в дуплах
своих,  в  старых  гнездах найдут  опЯть  остатки дедушкина валенка.  ’е  же
гнездышки, что на земле были сделаны и на кустах, тоже не пропадут; с кустов
все лЯгут на землю, а на земле их мышки найдут и растащат остатки валенка на
свои подземные гнезда.
     Њного в моей жизни походил Я по лесам, и когда приходилось найти птичье
гнездышко с подстилом из войлока, думал, как маленький:
     "‚се на свете имеет конец, все умирает, и только одни дедушкины валенки
вечные".


        Ћ —…Њ …Џ—“’‘џ ђЂЉ€

     “дивлЯюсь на раков -  до чего много,  кажетсЯ,  напутано у них лишнего:
сколько ног,  какие усы,  какие клешни,  и  ходЯт хвостом наперед,  и  хвост
называетсЯ шейкой.  Ќо  всего более дивило менЯ в  детстве,  что когда раков
соберут в ведро,  то они между собой начинают шептатьсЯ.  ‚от шепчутсЯ,  вот
шепчутсЯ, а о чем - не поймешь.
     € когда скажут:  "раки перешептались", это значит - они умерли и всЯ их
рачьЯ жизнь в шепот ушла.
     ‚ нашей речке ‚ертушинке раньше,  в мое времЯ,  раков было больше,  чем
рыбы.  €  вот  однажды  бабушка  „омна  €вановна со  внучкой своей  ‡иночкой
собрались к  нам на  ‚ертушину за  раками.  Ѓабушка со внучкой пришли к  нам
вечером,  отдохнули немного -  и  на  реку.  ’ам  они  расставили свои рачьи
сеточки.  ќти  рачьи сачки у  нас все делают сами:  загибаетсЯ ивовый прутик
кружком,  кружок обтЯгиваетсЯ сеткой от  старого невода,  на  сетку кладетсЯ
кусочек мЯса или чего-нибудь,  а лучше всего кусочек жареной и духовитой длЯ
раков лЯгушки.  ‘еточки опускают на дно.  “чуЯв запах жареной лЯгушки,  раки
вылезают из береговых печур и ползут на сетки.
     ‚ремЯ от  времени сачки за веревки вытаскивают кверху,  снимают раков и
опЯть опускают.
     ЏростаЯ  это  штука.  ‚сю  ночь  бабушка со  внучкой вытаскивали раков,
наловили целую большую корзину и  утром собрались назад -  за десЯть верст к
себе  в  деревню.  ‘олнышко взошло,  бабушка со  внучкой идут,  распарились,
разморились. €м уж теперь не до раков, только бы добратьсЯ домой.
     - Ќе перешептались бы раки, - сказала бабушка.
     ‡иночка прислушалась.
     ђаки в корзинке шептались за спиной бабушки.
     - Ћ чем они шепчутсЯ? - спросила ‡иночка.
     - Џеред смертью, внученька, друг с другом про