аем  оврага  идет  наш  весь
партизанский отрЯд и впереди ”илат Ђнтоныч,  весь ободранный,  черный лицом,
босиком, в одних американских голенищах, и на месте стеклЯнного глаза дыра.
     - †иво смывайтесь,  -  кричат нам, - немцы далеко, деревнЯ цела, идите,
очищайте нам землЯнки!
     Њы,  конечно,  радешеньки, живо собрались, идем в прежнем порЯдке: коза
впереди,  корова позади,  у  менЯ  за  плечами дареный дробовик,  у  Ђвдотьи
€вановны заЯц.
     - ‘той, любезный, - дивитсЯ ”илат Ђнтоныч, - да никак это ты, ђуська?
     €  только назвал "ђуська",  заЯц  повернул к  нему  голову и  заработал
губами.
     - џ же велел тебе застрелить его,  - сказал Љумачев, - и ты мне соврал,
что убил?
     - Ќе соврал,  ”илат Ђнтоныч, нет, - ответил Я, - ты менЯ спросил тогда:
"“бил?" Ђ Я ответил вежливо: "‚ы слышали?" € ты мне: "„а, слышал".
     - Ђх, ты, плут, - засмеЯлсЯ ”илат Ђнтоныч.
     - Ќет,  - отвечаю, - Я не плут, а это вот она, супруга моЯ, по женскому
чувству к  домашней скотине валенком в ђуську -  он шмыг под печь,  а Я весь
зарЯд ввалил в печь.
     ЏосмеЯлись, тем все и кончилось.
     Џосле   этого  рассказа  председателЯ  ЂвдотьЯ  €вановна  повеселела  и
говорит:
     - ‚от ты бранил менЯ за ружье,  что не могла Я, баба, понЯть неоценимую
вещь. Ђ ђуська? Ќе кинь Я валенком, ты бы, по мужицкому усердию своему, убил
бы  его.  Ѓабьим  умом,  а  все-таки  лучше  тебЯ,  мужика,  сделала.  ђужье
неоценимое.  Ќет,  батюшка,  ружье - вещь деловаЯ и наживнаЯ, а заЯц был - и
нет.  €  другого такого ђуськи не будет.  € никогда на свете такого зайца не
было, чтобы охотнику ружье приносил.


        ‘’Ђђ›‰ ѓђ€Ѓ

     Ѓыла у нас революциЯ тысЯча девЯтьсот пЯтого года. ’огда мой друг был в
расцвете молодых сил и  сражалсЯ на  баррикадах на Џресне.  Ќезнакомые люди,
встречаЯсь с ним, называли его братом.
     - ‘кажи, брат, - спросЯт его, - где...
     Ќазовут улицу, и "брат" ответит, где эта улица.
     Џришла  перваЯ мироваЯ война  тысЯча девЯтьсот четырнадцатого года,  и,
слышу, ему говорЯт:
     - Ћтец, скажи.
     ‘тали не братом звать, а отцом.
     Џришла ‚еликаЯ ЋктЯбрьскаЯ революциЯ.  “  моего  друга  в  бороде и  на
голове показались белые серебрЯные волосы.  ’е,  кто его знал до  революции,
встречались теперь, смотрели на бело-серебрЯные волосы и говорили:
     - ’ы что же, отец, стал мукой торговать?
     - Ќет, - отвечал он, - серебром. Ќо дело не в этом.
     …го настоЯщее дело было -  служить обществу,  и еще он был врач и лечил
людей,  и  еще он был очень добрый человек и  всем,  кто к нему обращалсЯ за
советом, во всем помогал. € так, работаЯ с утра и до поздней ночи, он прожил
лет пЯтнадцать при ‘оветской власти.
     ‘лышу, однажды на улице кто-то его останавливает:
     - „едушка, а дедушка, скажи.
     €  стал мой друг,  прежний мальчик,  с  кем мы в  старинной гимназии на
одной скамейке сидели, дедушкой.
     ’ак вот времЯ проходит, просто летит времЯ, оглЯнутьсЯ не успеешь.
     Ќу хорошо,  Я  продолжаю о  друге.  Ѓелеет и белеет наш дедушка,  и так
наступает,  наконец,  день  великого праздника нашей победы над  немцами.  €
дедушка, получив почетный пригласительный билет на Љрасную площадь, идет под
зонтиком и дождЯ не боитсЯ. ’ак проходим мы к площади ‘вердлова и видим там,
за  цепью  милиционеров,  вокруг всей  площади войска -  молодец к  молодцу.
‘ырость вокруг от дождЯ, а глЯнешь на них, как они стоЯт, и сделаетсЯ, будто
погода стоит очень хорошаЯ.
     ‘тали  мы  предъЯвлЯть  свои  пропуска,  и  тут,  откуда  ни  возьмись,
мальчишка  какой-то,   озорник,   наверно,   задумал  как-нибудь  на   парад
прошмыгнуть.  “видел этот озорник моего старого друга под зонтиком и говорит
ему:
     - Ђ ты зачем идешь, старый гриб?
     Ћбидно мне  стало,  признаюсь,  очень Я  тут  рассердилсЯ и  цап  этого
мальчишку за шиворот. Ћн же вырвалсЯ, прыгнул, как заЯц, на прыжке оглЯнулсЯ
и удрал.
     Џарад на Љрасной площади вытеснил на времЯ из моей памЯти и мальчишку и
"старый гриб". Ќо когда Я пришел домой и прилег отдохнуть, "старый гриб" мне
опЯть вспомнилсЯ. € Я так сказал невидимому озорнику:
     - —ем же молодой-то гриб лучше старого? Њолодой проситсЯ на сковородку,
а старый сеет споры будущего и живет длЯ других, новых грибов.
     € вспомнилась мне одна сыроежка в лесу,  где Я постоЯнно грибы собираю.
Ѓыло это под осень, когда березки и осинки начинают сыпать на молодые елочки
вниз золотые и красные пЯтачки.
     „ень был теплый и  даже паркий,  когда грибы лезут из  влажной,  теплой
земли.  ‚  такой день,  бывает,  ты все дочиста выберешь,  а вскоре за тобой
пойдет другой грибник и  тут же,  с  того самого места,  опЯть собирает:  ты
берешь, а грибы все лезут и лезут.
     ‚от  такой и  был  теперь грибной,  паркий день.  Ќо  в  этот раз мне с
грибами  не  везло.   Ќабрал  Я  себе  в  корзину  всЯкую  дрЯнь:  сыроежки,
красноголовики,  подберезники,  - а белых грибов нашлось только два. Ѓудь бы
боровики,  настоЯщие грибы, стал бы Я, старый человек, наклонЯтьсЯ за черным
грибом! Ќо что делать, по нужде поклонишьсЯ и сыроежке.
     Ћчень парко было,  и от поклонов моих загорелось у менЯ все внутри и до
смерти пить захотелось.
     Ѓывают ручейки в  наших лесах,  от ручейков расходЯтсЯ лапки,  от лапок
мочежинки или  просто даже потные места.  „о  того мне  пить хотелось,  что,
пожалуй бы,  даже и мокрой землицы попробовал.  Ќо ручей был очень далеко, а
дождеваЯ туча еще дальше: до ручьЯ ноги не доведут, до тучи не хватит рук.
     € слышу Я где-то за частым ельничком серенькаЯ птичка пищит:
     - Џить, пить!
     ќто, бывает, перед дождиком серенькаЯ птичка - дождевик - пить просит:
     - Џить, пить!
     - „урочка, - сказал Я, - так вот тебЯ тучка-то и послушаетсЯ.
     ЏоглЯдел на небо, и где тут дождатьсЯ дождЯ: чистое небо над нами, и от
земли пар, как в бане.
     —то тут делать, как быть?
     Ђ птичка тоже по-своему все пищит:
     - Џить, пить!
     “смехнулсЯ Я тут сам себе, что вот какой Я старый человек, столько жил,
столько видел всего на свете,  столько узнал, а тут просто птичка, и у нас с
ней одно желание.
     - „ай-ка, - сказал Я себе, - поглЯжу на товарища.
     ЏродвинулсЯ Я  осторожно,  бесшумно в  частом  ельнике,  приподнЯл одну
веточку: ну, вот и здравствуйте!
     —ерез это лесное оконце мне открылась полЯна в  лесу,  посредине ее две
березы,  под  березами пень  и  рЯдом с  пнем в  зеленом брусничнике краснаЯ
сыроежка,  такаЯ огромнаЯ,  каких в жизни своей Я еще никогда не видел.  Ћна
была  такаЯ  стараЯ,  что  краЯ  ее,  как  это  бывает  только  у  сыроежек,
завернулись вверх.
     €  от этого всЯ сыроежка была в  точности как большаЯ глубокаЯ тарелка,
притом наполненнаЯ водой.
     Џовеселело у менЯ на душе.
     ‚друг вижу:  слетает с березы сераЯ птичка,  садитсЯ на край сыроежки и
носиком - тюк! - в воду. € головку вверх, чтобы каплЯ в горло прошла.
     - Џить, пить! - пищит ей другаЯ птичка с березы.
     ‹истик там был на воде в тарелке - маленький, сухой, желтый. ‚от птичка
клюнет, вода дрогнет, и листик загулЯет. Ђ Я-то из оконца вижу все и радуюсь
и не спешу: много ли птичке надо, пусть себе напьетсЯ, нам хватит!
     Ћдна напилась,  полетела на  березу.  „ругаЯ спустилась и  тоже села на
край сыроежки. € та, что напилась, сверху ей.
     - Џить, пить!
     ‚ышел Я  из  ельника так тихо,  что птички не очень менЯ испугались,  а
только перелетели с одной березы на другую.
     Ќо пищать они стали не спокойно,  как раньше,  а с тревогой, и Я их так
понимал, что одна спрашивала.
     - ‚ыпьет?
     „ругаЯ отвечала:
     - Ќе выпьет!
     џ так понимал, что они обо мне говорили и о тарелке с лесной водой одна
загадывала - "выпьет", другаЯ спорила - "не выпьет".
     - ‚ыпью, выпью! - сказал Я им вслух.
     Ћни еще чаще запищали свое "выпьет-выпьет".
     Ќо не так-то легко было мне выпить эту тарелку лесной воды.
     Љонечно, можно бы очень просто сделать, как делают все, кто не понимает
лесной жизни и  в лес приходит только,  чтобы себе взЯть чего-нибудь.  ’акой
своим грибным ножиком осторожно подрезал бы сыроежку,  поднЯл к себе,  выпил
бы воду, а ненужную ему шлЯпку от старого гриба жмЯкнул бы тут же о дерево.
     “даль какаЯ!
     Ђ,  по-моему,  это  просто неумно.  Џодумайте сами,  как мог бы  Я  это
сделать, если из старого гриба на моих глазах напились две птички, и мало ли
кто пил без менЯ, и вот Я сам, умираЯ от жажды, сейчас напьюсь, а после менЯ
опЯть дождик нальет,  и опЯть все станут пить.  Ђ там дальше созреют в грибе
семена - споры, ветер подхватит их, рассеет по лесу длЯ будущего.
     ‚идно,  делать нечего. ЏокрЯхтел Я, покрЯхтел, опустилсЯ на свои старые
колени и лег на живот. Џо нужде, говорю, поклонилсЯ Я сыроежке.
     Ђ птички-то! Џтички играют свое.
     - ‚ыпьет - не выпьет?
     - Ќет уж,  товарищи, - сказал Я им, - теперь больше не спорьте теперь Я
добралсЯ и выпью.
     ’ак это ладно пришлось,  что когда Я  лег на  живот,  то мои запекшиесЯ
губы сошлись как раз с холодными губами гриба.  Ќо только бы хлебнуть,  вижу
перед собой в золотом кораблике из березового листа на тонкой своей паутинке
спускаетсЯ в гибкое блюдце паучок. ’о ли он это поплавать захотел, то ли ему
надо напитьсЯ.
     - ‘колько же вас тут, желающих! - сказал Я ему. - Ќу тебЯ.
     € в один дух выпил всю лесную чашу до дна.


        ‘Ћ‹Ћ‚…‰

                   (ђассказы о ленинградских детЯх)


        ЃЋ’€Љ

     Ќа   берегу   Џлещеева   озера,   вблизи   древнего   русского   города
ЏереславлЯ-‡алесского,  на  красивом холме  расположена усадьба  Ѓотик,  где
хранитсЯ ботик Џетра Џервого.  ‚  летние тихие дни  в  тихих водах виднеютсЯ
спокойные отражениЯ древних церквей,  холмов с  городищами,  собор XI века и
много такого,  на что и сам Џетр со своим ‘анкт-Џетербургом смотрел,  как на
древности.
     Њало найдетсЯ под Њосквой мест красивее Ѓотика с высоты овалом шесть на
девЯть верст стелетсЯ озеро,  совершенно прозрачное,  с  чудеснейшим плЯжем,
направо, часто из дымки, выступает древний город, как невидимый град, налево
- леса не  дачные,  а  дикие,  с  лосЯми,  медведЯми,  и  уходЯт,  почти без
перерыва, на север.
     „вадцать лет тому назад мы  жили здесь совсем уединенно в  белом дворце
среди старинных берез,  будто бы екатерининского времени.  ’олько один раз в
году,  в  Џетров  день,  когда  расцветают  все  травы,  сюда  во  множестве
собирались переславские граждане почтить памЯть Џетра. ‚ другое времЯ редким
случайным посетителЯм усадьбы мы  показывали памЯтник,  поставленный в  1852
году  владимирским дворЯнством Џетру ‚еликому.  Ќа  этом  памЯтнике золотыми
буквами  по  серому  мрамору  был  написан грозный указ  царЯ  о  неминуемом
возмездии потомкам Ярославских воевод,  если они не будут беречь остатки его
потешного флота.  Џосле чтениЯ грозного указа всегда оставлЯл на нас тЯжелое
впечатление  вид  жалкого  ботика  с  перепревшими  канатами,  единственного
уцелевшего  суденышка  от  многих  петровских  галер  и  фрегатов.   Љаждому
посетителю должно было приходить в голову при виде ботика,  что не поздно ли
хватилось переславское дворЯнство,  что,  пожалуй,  не миновать уже потомкам
воевод петровского возмездиЯ.
     •арактерным длЯ  натуры Џетра  было  непрерывное стремительное движение
вперед,  и  это так было прекрасно понЯто ”альконе и  Џушкиным,  давшими нам
образ  гиганта  на  бронзовом  коне.   ’рудно  себе  вообразить  после  этих
памЯтников что-нибудь более жалкое,  чем то мраморное пресс-папье, что стоит
на Ѓотике.  ‚ пределах сил наших мы решили устроить из Ѓотика памЯтник чисто
в  духе  Џетра  устроили  в  прекрасном белом  каменном доме  географическую
станцию.
     Џосле географической станции на  короткое времЯ здесь мелькнула станциЯ
биологическаЯ,  потом здесь был дом отдыха, потом техническаЯ школа и другие
учреждениЯ, вытеснЯвшие друг друга.
     ѓод тому назад,  во времЯ блокады ‹енинграда,  сюда эвакуировали детей,
чьи  матери погибли в  ‹енинграде.  „ети  были  очень истощены,  косточки да
мешочки,  но наша:  простаЯ и сильнаЯ природа пришла им на помощь,  и к тому
времени,   когда  запел  соловей,   детишки  оправились,  забегали,  запели,
защебетали.
     ‚от  тогда  прошлое потешного флота  Џетра  и  наличие самого  детского
ботика, все вместе свЯзалось, как будто сам Џетр обрадовалсЯ детЯм и отменил
свой суровый указ о возмездии.


        „…’€

     „вадцать лет тому назад мы пришли на Ѓотик и,  прикоснувшись к  местной
природе, в себе самих открыли детей, способных радоватьсЯ при добывании себе
пищи ружьем в лесу и сетью в озере. ‘ нами был пожилой художник, совершенный
ребенок душой,  и,  глЯдЯ на него,  нам приходило в голову, что, может быть,
каждый настоЯщий художник хранит в себе ребенка своего,  как нежнаЯ мать,  и
воспитывает его,  как  разумный  отец.  Њы  сами  тогда  благодарЯ художнику
настроились, как дети, и восхищались природой.
     Љакие были тогда над Ѓотиком звезды!
     ’еперь мы  пришли сюда,  измученные не  своим личным горем,  а  ужасным
бедствием всего человечества на земле,  общественным горем,  ломающим всЯкую
личную жизнь.
     €  вот  они опЯть над Ѓотиком,  те  же  самые большие блестЯще-лучистые
звезды.   Љакие  они  теперь  стали  холодные,  какие  стойко-равнодушные  к
человеческому  горю!   Ћчень  больно  было   при   виде  этих  пустых  звезд
расставатьсЯ.  ‘о всем лучшим в  своем прошлом:  никаких сказок мы больше не
видели за  этими  благополучно-неизменными украшениЯми небесного свода.  Ќо,
конечно, это были только сокровенные поэтические чувствованиЯ, мы не могли к
звездам  предъЯвить  какие-то  требованиЯ,  все  разочарование  было  только
оттого,  что мы  сами больше уже не  были просты,  как дети.  Ќо когда потом
прибежали к нам дети, в их глазах мы узнали сказки детства, теперь как будто
сошедшие со  звезд.  Њы  очень обрадовались этому чувству,  как  будто вдруг
нашли свое лучшее распределенным в этих карих,  и синих, и черных, и голубых
детских чистых глазах.
     Њы  брали их  за  руки и  на руки,  мы позволЯли каждому прикоснутьсЯ к
нашей одежде и очень внимательно слушали их щебет и лепет.
     ‹енинградские дети,  никогда еще  не  имевшие тесной  близости с  живой
природой, рассказали прежде всего о сером быстро бегущем зайце.
     - ‘ огромным хвостом! - выкрикнул голос из толпы.
     - Ќеправда, - ответили мы, - у зайца хвост - небольшаЯ белаЯ пуховочка,
и у охотников называетсЯ не хвостом, а цветком.
     - Ќеправда,  -  выкрикнул тот же голос,  - у всех зайцев, может быть, и
цветок, а у нашего, все мы видели, вот какой огромный хвостище!
     …ще рассказали нам о  котенке,  который забралсЯ к  вороне в гнездо,  и
ворона выклевала ему глаз.
     - ѓлЯдите, вон он идет, одноглазый.
     - Ђх, бедный!
     - Ќет, он не бедный, так ему и надо: зачем он лез в чужое гнездо.
     …ще рассказали о  лЯгушке:  она прыгала,  ее  поймали,  пожали немного,
чтобы удержать, а она после того прыгать больше не стала.
     - Ђх вы,  безобразники!  ‚ы замучили лЯгушку, а это, может быть, и была
сама лЯгушка-царевна.
     €  рассказали им по-своему,  как выйдет,  о лЯгушке-царевне.  ‚ероЯтно,
вышло  неплохо,  все  дети  были  растроганы,  все  жалели лЯгушку-царевну и
обещались никогда лЯгушек не душить.
     - Џусть себе прыгают!
     - ‹Ягушек не будем душить,  -  сказал один маленький бутузик, - но если
медведь придет?
     - Њедведей тут близко нет, медведь не придет.
     - Љак же так:  вчера ночью к  нам медведь приходил.  Ќочью Я сам слышу:
стук-стук!  - отворЯетсЯ дверь, и входит огромный медведь, и прЯмо ко мне, а
Я во весь голос орать. Џрибежали скоро нЯни, а медведь убежал.
     - Њедведей, - сказали мы, - не бойсЯ: они очень человека боЯтсЯ.
     € рассказали им действительный случай с нами на севере,  когда мы целый
месЯц в  тайге искали встречи с  медведем и  не могли встретитьсЯ.  Ќо когда
сели в лодку и поехали,  то медведь вышел из лесу и долго смотрел нам вслед,
как мы ехали вниз по реке.
     - —его же вы его не били?
     - Ђ не видели.
     - Ђ как же узнали, что он глЯдел?
     - Џосле один охотник рассказал:  он  видел с  другого берега из  своего
шалаша.  € еще этот охотник рассказал,  будто бы,  когда река повернула и мы
скрылись из  виду,  медведь залез  на  высокое дерево и  оттуда опЯть  долго
глЯдел.  Ђ под конец он помахал нам лапой, Язык нам показал, слез с дерева и
убежал в лес.
     ђассказываЯ о  медведе,  мы  сидели  на  широком  пне,  а  дети  плотно
прижались к нам,  как,  бывает, многочисленные отпрыски обступают тесно пень
материнского дерева.  ‚се  дети  были чистенько и  заботливо убраны,  вполне
здоровые, с розовыми и загорелыми личиками. Ќо только как-то уж очень плотно
они к  нам прижимались,  слишком тЯнулись к  нам.  ’ак бывает в лесу,  когда
срежут дерево и корневаЯ сила выбрасывает пуки свежих отпрысков, и листки на
них как-то очень уж зелены,  кора слишком нежнаЯ,  стволики чересчур частые,
кругом обнимают пустое место, дерева-матери нет, а внизу пень.
     ЊаленькаЯ девочка ЊариЯ-’ереза,  дочь  испанской комсомолки,  умершей в
‹енинграде,  гордаЯ,  нелюдимаЯ, робко-застенчиво опустив глаза, спросила не
позволим ли  мы ей называть нас папой и  мамой.  ‚след за ’ерезой все начали
просить нас об этом.  ’ак мы были на месте умершего дерева-матери,  и бедные
человеческие отпрыски спрашивали нас:
     - Ќе вы ли пришли, наши папа и мама?
     —то нам было сказать...  Љогда видишь крошечные существа четырех,  пЯти
лет, тЯнущиесЯ к нам с вопросом: "Ќе вы ли папа и мама?" - это потрЯсает.


        †€‡Ќњ ‚Ћ‡‹… ЏЌџ

     Ќигде не  найдешь в  лесу жизни более обильной и  страстной,  как возле
старого пнЯ.  €  мы  тут  сидели на  пне,  радуЯсь,  что ребЯтишки так жадно
слушают нас. Њы спросили одного мальчугана:
     - ‘кажи, милый, кого ты больше любишь папу или маму?
     - Џапу,  -  ответил мальчик,  -  Я,  конечно, больше люблю: папа с нами
играл, наш папа был, как мы.
     - Ђ мама?
     - Њама готовила на кухне, стирала белье.
     ќто значило у мальчика,  что папа мог играть с ним, а маме было трудно.
€ еще это значило:  мама умерла,  но это страшно,  об этом лучше молчать,  а
папа жив.
     - ’вой папа на фронте, что он там делает?
     - Џишет письма.
     ‡начит,  есть надежда,  что он  вернетсЯ и  опЯть будет играть.  Љороче
говорЯ, мальчик ответил, как ответил бы любой из побегов, обступающих старый
пень:
     - Њне хочетсЯ жить, и это Я "больше люблю".
     Ѓедный мальчуган!  ‘колько весен еще  надо  петь  соловью свою песенку,
чтобы  ребЯчьему  сердцу  победить  пережитое,   чтобы  снова  вошла  в  это
испуганное сердечко  и  навсегда там  осталась прекраснаЯ мама  его  первого
детства.


        ЏЂЏЂ-„ЋЉ’Ћђ

     „октор в  колонии чуть ли  не  единственный мужчина в  женском царстве,
обслуживающем семейку человек в  триста.  ЏриводЯт к  нему  мальчика Њишу  с
накожной болезнью, последствием ленинградского голоданиЯ. ЏриходитсЯ сделать
небольшую операцию.
     „октор готовит инструменты. Њальчик бледнеет.
     - Ќе бойсЯ, мальчик, Я хочу тебе помочь. Ќе будешь боЯтьсЯ?
     - Ќе буду.
     - Ќачинаю, держись.
     - „ержусь.
     - Ѓольно?
     - Ќе хочу больно, держусь.
     - Њолодец... ‚от и все.
     Њиша  счастлив.  Њиша  очарован  добрым  доктором,  возбудившим  в  нем
мужество,  преодолевающее боль.  € вот тогда из безобманной,  целомудренной,
застенчивой природы сердечной поднимаетсЯ чувство благодарности.
     Ќеуверенно, робко, вспыхнув, Њиша говорит:
     - „октор, разреши мне звать тебЯ папой.
     - Ђ разве нет у тебЯ папы?
     - Џапа на фронте, далеко, тот папа мой, а ты будешь нашим папой.
     „октор согласилсЯ при обещании мальчика держать договор в тайне.
     ‚ечером, при обходе, в спальне все дети разом закричали доктору:
     - Ќаш папа идет!
     „октор не  обрадовалсЯ этому назначению своему -  быть общим папой.  Ћн
человек деловой,  должен блюсти дисциплину,  он им доктор, не папа. „а так и
запретил, и тому мальчику Њише запретил за то, что он не сохранил тайны.
     - Ѓолтун! - сказал он строго.
     € поворчал в нашу сторону:
     - €звольте понимать эту мудрость:  "Ѓудьте,  как дети", если дети эти -
плуты и разбойники.
     Џосле занЯтий доктор,  однако,  своим перочинным ножом сделал змей  длЯ
детей,  запустил его вместе с  ними,  и  тут дети забыли запрещение и  опЯть
сделали доктора папой. € видно было, что сам доктор радовалсЯ, как ребенок.
     ’огда мы подошли к доктору, запускавшему змеЯ, и повторили его слова:
     - €звольте понимать эту мудрость: "Ѓудьте, как дети".


        ЉЋ‡Ћ—ЉЂ

     €з  Ѓерендеева  на  Ѓотик  стала  ходить  повариха,  хорошаЯ,  ласковаЯ
женщина,  Ђграфена €вановна; никогда к детЯм она не придет с пустыми руками,
и одеваетсЯ всегда чистенько,  дети это очень ценЯт.  †енщина она бездетнаЯ,
за  мужем своим бывало ходила,  как за ребенком,  но муж пропал без вести на
фронте. Џоплакала, люди утешили: не одна она ведь такаЯ осталась на свете, а
на людЯх и смерть красна.
     Ћчень полюбилась этой бездетной вдове в детдоме на Ѓотике одна девочка,
‚алЯ,  -  маленькаЯ,  тонкаЯ  в  струнку,  личико  всегда удивленное,  будто
молоденькаЯ козочка.  ‘  этой  девочкой  стала  Ђграфена  €вановна  отдельно
прогуливатьсЯ,  сказки ей сказывала, сама утешалась ею, конечно, как дочкой,
и  мало-помалу стала подумывать,  не  взЯть ли и  вправду ее себе навсегда в
дочки.  Ќа  счастье Ђграфены €вановны,  маленькаЯ ‚алЯ  после  болезни вовсе
забыла свое прошлое в  ‹енинграде,  и  где там жила,  и какаЯ там у нее была
мама и  кто  папа.  ‚се воспитательницы в  один голос уверЯли,  что не  было
случаЯ, когда бы ‚алЯ хоть один раз вспомнила что-либо из своего прошлого.
     - ‚ы  только посмотрите,  -  говорили они,  -  на ее личико,  не то она
чему-то удивлЯетсЯ,  не то вслушиваетсЯ,  не то вспоминает. Ћна уверена, что
вы ее настоЯщаЯ мама. Ѓерите ее и будьте счастливы.
     - ’о-то вот и боюсь, - отвечала Ђграфена €вановна, - что она удивленнаЯ
и как будто силитсЯ что-то вспомнить; возьму ее, а она вдруг вспомнит, что ж
тогда?
     Љрепко подумав,  все  взвесив,  совсем было решилась вдова взЯть себе в
утешение ‚алю,  но при оформлении вдруг Явилось препЯтствие.  •отЯ в детдоме
все были уверены, что отец ‚али погиб, об этом говорили и прибывшие с фронта
бойцы:  погиб у них на глазах,  -  но справки о смерти не было,  значит,  по
закону нельзЯ было отдать на сторону девочку.
     - ‚озьмите, - говорили ей, - условно, приедет отец - возвратите.
     - Ѓудет вам шутить,  -  отвечала Ђграфена €вановна,  -  дочку так брать
страшно,  все будет думатьсЯ -  придет час,  и отберут:  нет уж, что уж тут,
брать так брать, а так уж, что уж тут!
     Џосле  этих  слов  повариха целый  месЯц крепилась,  не  заглЯдывала на
Ѓотик.  Ќо,  конечно, дома, в своем желтом домике в Ѓерендееве, тосковала по
дочке,  плакала, а девочка тоже не могла утешитьсЯ ничем: мама ее бросила! Ђ
когда повариха не выдержала и опЯть пришла с большими гостинцами -  вот была
встреча!  €  опЯть все уговаривали взЯть условно,  и опЯть Ђграфена €вановна
упорно повторЯла свое:
     - Ѓрать так брать, а то уж, что уж так-то брать.
     ’ак длилось месЯца два.  ‚ августе пришла бумага о смерти отца ‚али,  и
Ђграфена €вановна увезла свою дочку в Ѓерендеево.
     Љого  прельстит рыженький блеклый  домик  в  три  окошка,  обращенный в
туманы Ѓерендеева болота!  Ќикому со стороны не мило,  а себе-то как дорого!
‚се  ведь тут сделано руками своих близких людей;  тут они рождались,  жили,
помирали,  и обо всем памЯть оставили. ‘обачку отнимут от матери, принесут в
чужой дом,  и  то,  бывает,  пузатый кутенок озираетсЯ вокруг мутно-голубыми
глазами, хочет что-то узнать, поскулит. Ђ ‚але, девочке-сироте, было в рыжем
домике все на радость. ‚алЯ ко всему тЯнетсЯ, весело ей, как будто и в самом
деле  пришла  в  свой  родной домик  к  настоЯщей маме.  Ћчень  обрадовалась
Ђграфена €вановна и,  чтобы  девочке свой  домик  совсем как  рай  показать,
завела патефон.
     ‘ейчас и на Ѓотике есть патефон,  а в то времЯ,  когда ‚алю брали, дети
там патефона вовсе не  слышали,  и  ‚алЯ не могла помнить патефон вовсе.  Ќо
патефон заиграл, и девочка широко открыла глаза.
     - ‘оловей мой, соловей, - пел патефон, - голосистый соловей...
     Љозочка  удивилась,   прислушалась,   стала  кругом  озиратьсЯ,  что-то
узнавать, вспоминать...
     - Ђ где же клеточка? - вдруг спросила она.
     - ЉакаЯ клеточка?
     - ‘ маленькой птичкой. ‚от тут висела.
     Ќе успела ответить, а ‚алЯ опЯть:
     - ‚от тут столик был, и на нем куколки мои...
     - Џогоди, - вспомнила Ђграфена €вановна, - сейчас Я их достану.
     „остала свою хорошую куклу из сундука.
     - ќто не та, не моЯ!!
     €  вдруг у  маленькой Љозочки что-то сверкнуло в  глазах:  в  этот миг,
верно, девочка и вспомнила все свое ленинградское.
     - Њама, - закричала она, - это не ты!
     € залилась. Ђ патефон все пел:

                        "‘оловей мой, соловей".

     Љогда  пластинка кончилась и  соловей перестал петь,  вдруг и  Ђграфена
€вановна свое что-то вспомнила,  закричала,  заголосила, с размаху ударилась
головой об стену и упала к столу.  Ћна то поднимет со стола голову, то опЯть
уронит,  и стонет,  и всхлипывает.  ќта беда пересилила ‚алино горе, девочка
обнимает ее, теребит и повторЯет:
     - Њамочка,  милаЯ, перестань! џ все вспомнила, Я тебЯ тоже люблю, ты же
теперь моЯ настоЯщаЯ мама.
     € две женщины -  большаЯ и маленькаЯ, - обнимаЯсь, понимали друг друга,
как равные.


        ђЋЊЂЌ

     Љогда мальчика взЯли в  детдом,  он сам подробно в  полном сознании все
рассказал о  гибели своей матери,  и  этот рассказ подробно записан в  книге
детдома.  —ерез несколько дней мальчик заболел менингитом,  и  за ним днем и
ночью ухаживала Ђнна Њихайловна.  ќта обыкновеннаЯ женщина,  с обыкновенными
слабостЯми в  те  дни  действительно была  прекрасна  и  боролась  за  жизнь
мальчика целыми  ночами,  не  закрываЯ глаз.  Љогда  менингит был  побежден,
началась новаЯ борьба с дифтерией, и когда прошел дифтерит, начались тЯжелые
последствиЯ голодной болезни.
     ‘ам  доктор называл выздоровление ‚овочки биологическим чудом  и  после
"чуда" -  делом рук Ђнны Њихайловны.  ’рудно представить нам,  что переживал
мальчик во времЯ борьбы его за жизнь.  Ќо можно догадыватьсЯ,  что в  минуты
просветлениЯ его  сознаниЯ образ новой мамы замещал прежний,  и  мало-помалу
‚овочка,  выздоравливаЯ,  выходил из старой жизни в новую с полным забвением
всего, что было с ним в страшные дни блокады.
     Њожно  сказать,  прежний  ‚овочка  умер,  и  от  него,  как  надгробный
памЯтник,  осталась в  книгах  детдома только  запись рассказа о  гибели его
старой мамы. Ќовый ‚овочка вышел на свет силой материнской любви своей новой
мамы, сохранЯющей от него ревниво тайну его мучительного прошлого. € тут нет
ничего  особенного:  каждаЯ  мать,  во  всей  радости  своей,  обращенной  к
младенцу, в сердце своем таит тревогу и скорбь...
     ‘тороной от людей узнал,  наконец,  отец ‚овочки о  гибели жены своей в
‹енинграде и  о  спасении сына,  и что за мальчиком самоотверженно ухаживает
новаЯ женщина, и что ребенок вовсе забыл свое прошлое.
     "‚овочка,  мальчик мой милый,  - писал он, - как же ты не помнишь белую
дорожку в траве,  и как мы с тобой по этой дорожке гоним лошадку на колесах,
как ты захотел на нее взобратьсЯ и упал,  а на дорожке этой были муравьи,  и
ты их испугалсЯ и закричал, и мы с муравьиной тропинки перешли на чистую..."
     Љонечно,  Ђнна Њихайловна скрыла от ‚овочки это письмо и  сама написала
отцу, чтобы длЯ жизни ‚овочки он постаралсЯ забыть свое прошлое.
     "Ѓоюсь вам сказать,  -  писала она,  - как это "забыть". Њожет быть, вы
возьмете пример,  большой ‚овочка,  с вашего маленького:  он болел и со мной
выздоравливал,  и  теперь живет и любит менЯ не меньше,  чем старую маму.  џ
осмелюсь напомнить вам,  что  длЯ  большого ‚овочки  наша  родина,  как  длЯ
маленького,  тоже ведь как  мать,  и  что  вы  так  много длЯ  нее  делаете.
Џростите, мне трудно выразить то, что Я чувствую: сейчас у нас поют соловьи,
и мне кажетсЯ,  что они в пении своем тоже трудЯтсЯ. ‚от Я сейчас вижу перед
окном одного:  дождик начинаетсЯ,  на него уже каплет, а он все поет, и одна
капелька уже висит на носике,  и он ее стрЯхнул,  и поет.  ’рудитсЯ он, и не
длЯ себЯ поет,  и будет петь на другой год, пусть другой соловей, но песенка
все та же.  €  так вот и  Я  тоже вместо старой мамы тружусь,  и песенка моЯ
‚овочке все  та  же,  и  вы  тоже  свою  жизнь отдаете.  €  все  это  вместе
складываетсЯ и выходит родина, длЯ которой мы все живем: кажетсЯ - длЯ себЯ,
а выходит - длЯ родины".
     ’ак  писала  Ђнна  Њихайловна,  сама  того  не  знаЯ,  что  делает  длЯ
‚овочки-отца то же самое,  что и  длЯ сына его.  €  письма с фронта в детдом
получались все чаще и чаще.
     ‚ последнем своем письме он писал:
     "‘оловьи и у нас на фронте поют,  только Я до сих пор не обращал на них
никакого вниманиЯ.  Ќо теперь после ваших писем слышу:  поют и даже не очень
считаютсЯ с грохотом нашей артиллерии.
     ’еперь мне видитсЯ далеко за нашим фронтом и за нашим рабочим тылом вот
эта  благословеннаЯ страна,  где,  как  вы  мило  пишете,  трудЯтсЯ длЯ  нас
соловьи. џ это понимаю, и не благодарю вас: за такое хорошее не благодарЯт".
     Ќа  этом  письме  переписка надолго обрываетсЯ.  ЉажетсЯ,  ‚овочка-отец
вышел  из  строЯ  бойцов...  Ќо  Ђнна  Њихайловна не  оставлЯла его,  как  и
маленького ‚овочку, когда тот был и длЯ докторов безнадежным. Ћна все писала
на фронт по прежнему адресу и все ждала письма, все ждала и ждала.
     Ћн был тЯжело ранен. Љогда же выздоровел, то опЯть возвратилсЯ в строй.
Ћднажды,  под вечер,  он вернулсЯ в  свою часть из опасной разведки,  и  ему
вручили целую пачку давно искавших его  писем.  Џосле многих бессонных ночей
он  еле мог держатьсЯ на  ногах,  теперь бы  только спать и  спать.  Ќо  при
взглЯде на почерк он встрЯхнулсЯ, и сон прошел.
     ‚ечерело.   Њелко  убористые  строчки  невозможно  стало  разбирать  на
воздухе, и не хотелось идти в тесноту к товарищам и там при всех читать.
     ’огда  недалеко от  наших  батарей он  увидал Яркий огонь -  это  горел
ковыль в степи, вечерний ветерок его раздувал, и костер, кем-то разведенный,
быстро становилсЯ степным пожаром, ползущим в безопасную сторону. Ћн подошел
к огню, взЯл первое письмо и, читаЯ его, пошел невольно вслед за пожаром.
     Њожет быть,  и  видел его  кто-нибудь так идущим с  письмом из  далекой
страны соловьев вслед за пожаром?  Ђ  может быть,  и не один боец,  исполнив
свое обычное дело, тоже шел с письмом за огоньком...
     ђассвет остановил этих  странников и  вернул  их  из  страны соловьев к
обычному делу.
     ђассказываЯ об этих странствиЯх вслед за степным пожаром,  ‚овочка-отец
писал:
     "Њилый друг,  Я кончаю письмо,  слышу, опЯть взЯлась наша артиллериЯ. €
знаете,  Я не забочусь о снарЯдах,  о силах,  -  этого хватит у нас, Я думаю
лишь о том, чтобы хватило ваших материнских сил длЯ победы".
     ’ак  он  выздоравливал.  €  еще он  сделал в  этом письме,  на  уголке,
маленькую приписочку: "Њилый друг, если Я вернусь, не согласитесь ли вы..."
     Џрочитав  эту   приписочку,   Ђнна  Њихайловна  улыбнулась  и,   сильно
помолодев, посмотрела на себЯ в зеркало.


        ЃЂЃ“ЉЂ € ‚Ќ“—ЉЂ

     Џри детдоме на  Ѓотике живет одна бабушка,  …вдокиЯ €вановна.  …й нужно
бывает три  раза в  день спускатьсЯ вниз по  крутой лестнице покормить своих
цыплЯт.  ’рудно ей,  старой,  недужной, спускатьсЯ, но зато уж как достигнет
своей  лавочки,  придет  в  себЯ,  то  непременно  что-нибудь  увидит  свое,
удивитсЯ, как-нибудь по-своему отзоветсЯ и примет участие.
     Њожет  быть,  даже  всеми  замечаемый семейный  характер  этой  детской
колонии исходит больше всего от этой, как будто никому не нужной, бабушки.
     ‚сю свою жизнь она прожила в  ‹енинграде на службе у  хороших людей,  и
так верно служила, что о себе-то, пожалуй, что и забыла, и вот теперь только
на  Ѓотике вспомнила,  и  всему на  старости лет удивилась.  €  первое,  что
удивило ее, - это соловей.
     ‚сю  свою жизнь она безвыездно прожила в  ‹енинграде и  не  удосужилась
даже хотЯ бы раз весной попасть на острова и там послушать соловьЯ.  ’ак всЯ
жизнь прошла без соловьЯ,  и оказалось,  что хорошие-то люди, пожалуй, вЯжут
крепче дурных: от хороших не убежишь.
     € вот,  после небывалой катастрофы, после опасной эвакуации под бомбами
по  ‹адожскому озеру,  после страха замерзнуть на  том  же  Ѓотике,  если бы
повторились прошлогодние морозы,  пришла  весна  и,  наконец-то,  длЯ  нашей
бабушки запел соловей.
     - Ѓабушка, - сказали ей, - откройте окно, вечер прекрасный!
     - —то вы, милые, гроза еще не прошла.
     - ‘мело открывайте, гроза прошла, радуга.
     Ћткрыли окно  в  парк.  ’еплаЯ сырость после  грозы собралась в  тесной
ароматной чаще акаций, сирени, черемухи и Ясеней.
     - Ќу вот, слушайте же, бабушка, вот это поет соловей.
     - ѓде соловей?
     - Ђ вот и слушайте: вот свистит.
     - ‘лышу...
     - ‚от коленко выводит, а вот покатилсЯ...
     - „ивно как! - шепчет бабушка.
     € села на подоконник.  „а так вот всю ночь, как молоденькаЯ, просидела!
€  была ей песнЯ соловьЯ,  наверно,  мила и  прекрасна больше,  чем нам:  мы
слушали  с  детства  без  пониманиЯ,   и,  может  быть,  своего-то  соловьЯ,
предназначенного,  чтобы самому,  вот такому-то,  еще один раз услыхать, - и
пропустили.
     - Ћзорник-то какой! - повторЯла, радуЯсь, бабушка.
     € мы, завидуЯ ей, говорили друг другу:
     - ‡ачем живем мы  не  как надо,  зачем спешим и  все смешиваем?  ‘воего
соловьЯ надо дожидатьсЯ,  своего соловьЯ надо заслужить,  как  заслужила его
эта бабушка.
     ’еперь уже  почти целый месЯц прошел с  тех пор,  как запел этот первый
бабушкин соловей.  ’еперь их  уже  сотни поют кругом в  кустах,  уже  цветет
шиповник, и слышно бьет в полЯх перепел, и в сырых лугах горло дерет дергач.
     Њаленькие дети выспались,  позавтракали, свеженькие, чистенькие выходЯт
группами из дому и  направлЯютсЯ какие к  огородам,  какие просто в  траву и
цветы между старыми березами.
     Љаждую группу, как ЯгнЯт, пасет отдельнаЯ воспитательница и следит, как
бы не отбилась от стада какаЯ-нибудь овечка.
     ‘воим зорким глазом бабушка заметила одну  такую,  совсем маленькую,  и
скоро  узнала:  это  ЊариЯ-’ереза ђыбакова.  €мЯ  этой  девочки содержит всю
историю ее  жизни.  ‚о  времЯ испанских событий прибыла вместе с  испанскими
детьми мать ’ерезы.  Ћна здесь вышла замуж за комсомольца ђыбакова,  погибла
вместе с  мужем своим в ‹енинграде и оставила после себЯ крохотное существо,
Њарию-’ерезу.  Ќу,  вот она теперь идет, испанка, в русской траве, в цветах,
видна только ее головка со вздернутым носиком.
     ’ереза идет к бабушке не просто,  она даже и не идет,  и группу свою не
бросает.  Ћна  сделает один только самый маленький шаг  в  сторону бабушки и
остановитсЯ,  и потом через какое-то времЯ еще один, и чем дальше от группы,
чем ближе к  бабушке,  тем обильнее текут из  глазок ее слезинки.  ‚  случае
теперь ее бы поймали,  она бы сказала, может быть, что заблудилась в высокой
траве и не знает,  как из нее выйти,  и по слезам понЯли бы, что она говорит
правду.  Ќо  никто на нее,  такую маленькую,  не обращает никакого вниманиЯ,
следит за  ней одна только бабушка и  замечает,  как мало-помалу сокращаетсЯ
расстоЯние между нею и девочкой.
     - ‚от уж хитраЯ-то, - бормочет она и улыбаетсЯ.
     Ќо  бледное личико  и  горючие слезки испаночки между  березами смутили
далее и бабушку.
     - —его ты плачешь?
     - ѓоловка болит.
     - Ђ, может быть, и животик?
     - †ивотик тоже болит.
     Ѓабушка все понЯла, и делать нечего приходитсЯ ’ерезу лечить. ‘ трудом,
опираЯсь на костыль,  поднимаетсЯ бабушка,  за ней медленно движетсЯ ’ереза,
за ’ерезой большаЯ курица, за курицей бегут чистенькие цыплЯтки.
     ‚от добрались наверх, в комнату бабушки.
     Ђ бабушка ничего не спрашивает, а только одно:
     - ’ак у тебЯ головка болит?
     - Ѓолит, бабушка.
     - Ќа-ко, вот тебе от головки.
     € дает ей ложечку вкусного повидла. Ђ потом:
     - —то у тебЯ еще, кажетсЯ, животик болит?
     - „а, и животик.
     - Ќу вот, на тебе и от животика.
     €  дает ей еще ложечку повидла ’ереза повеселела,  улыбнулась и говорит
бабушке:
     - Ќу вот, бабушка, мне кажетсЯ, теперь у менЯ все прошло.
     - ‚от и хорошо,  дитЯтко,  иди с богом! - благословлЯет русскаЯ бабушка
испанскую внучку.


        ‹€‘€—Љ€Ќ •‹…Ѓ


        ‹€‘€—Љ€Ќ •‹…Ѓ

     Ћднажды Я  проходил в  лесу  целый день  и  под  вечер вернулсЯ домой с
богатой добычей.  ‘нЯл Я  с плеч тЯжелую сумку и стал свое добро выкладывать
на стол.
     - ќто что за птица? - спросила ‡иночка.
     - ’ерентий, - ответил Я.
     €  рассказал ей про тетерева как он живет в лесу,  как бормочет весной,
как березовые почки клюет,  Ягодки осенью в болотах собирает,  зимой греетсЯ
от  ветра под  снегом.  ђассказал ей  тоже про  рЯбчика,  показал ей  -  что
серенький,  с  хохолком,  и  посвистел  в  дудочку  по-рЯбчиному  и  ей  дал
посвистеть.  …ще Я высыпал на стол много белых грибов,  и красных, и черных.
…ще у  менЯ была в  кармане кроваваЯ Ягода костЯника,  и голубаЯ черника,  и
краснаЯ брусника. …ще Я принес с собой ароматный комочек сосновой смолы, дал
понюхать девочке и сказал, что этой смолкой деревьЯ лечатсЯ.
     - Љто же их там лечит? - спросила ‡иночка.
     - ‘ами лечатсЯ,  -  ответил Я. - Џридет, бывает, охотник, захочетсЯ ему
отдохнуть, он и воткнет топор в дерево и на топор сумку повесит, а сам лЯжет
под деревом.  Џоспит, отдохнет. ‚ынет из дерева топор, сумку наденет, уйдет.
Ђ  из  ранки от топора из дерева побежит эта ароматнаЯ смолка,  и  ранку эту
затЯнет.
     ’оже, нарочно длЯ ‡иночки, принес Я разных чудесных трав по листику, по
корешку,  по  цветочку кукушкины слезки,  валерьЯнка,  петров крест,  заЯчьЯ
капуста. € как раз под заЯчьей капустой лежал у менЯ кусок черного хлеба: со
мной это постоЯнно бывает,  что когда не  возьму хлеба в  лес -  голодно,  а
возьму -  забуду съесть и назад принесу. Ђ ‡иночка, когда увидала у менЯ под
заЯчьей капустой черный хлеб, так и обомлела:
     - Ћткуда же это в лесу взЯлсЯ хлеб?
     - —то же тут удивительного? ‚едь есть же там капуста!
     - ‡аЯчьЯ...
     - Ђ хлеб - лисичкин. Ћтведай.
     Ћсторожно попробовала и начала есть:
     - •ороший лисичкин хлеб!
     €  съела весь мой  черный хлеб дочиста.  ’ак и  пошло у  нас:  ‡иночка,
копулЯ такаЯ,  часто и белый-то хлеб не берет, а как Я из лесу лисичкин хлеб
принесу, съест всегда его весь и похвалит:
     - ‹исичкин хлеб куда лучше нашего!


        ‡Ћ‹Ћ’Ћ‰ ‹“ѓ

     “  нас с  братом,  когда созревают одуванчики,  была с  ними постоЯннаЯ
забава. Ѓывало идем куда-нибудь на свой промысел - он впереди, Я в пЯту.
     - ‘ережа! - позову Я его деловито.
     Ћн  оглЯнетсЯ,  а  Я  фукну ему  одуванчиком прЯмо в  лицо.  ‡а  это он
начинает менЯ подкарауливать и тоже,  как зазеваешьсЯ,  фукнет. € так мы эти
неинтересные цветы срывали только длЯ  забавы.  Ќо  раз  мне удалось сделать
открытие.
     Њы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества
цветущих одуванчиков.  ќто было очень красиво.  ‚се говорили "Ћчень красиво!
‹уг -  золотой".  Ћднажды Я рано встал удить рыбу и заметил,  что луг был не
золотой,  а  зеленый.  Љогда же Я  возвращалсЯ около полуднЯ домой,  луг был
опЯть весь золотой.  џ стал наблюдать. Љ вечеру луг опЯть позеленел. ’огда Я
пошел,  отыскал одуванчик,  и оказалось,  что он сжал свои лепестки, как все
равно если бы у нас пальцы со стороны ладони были желтые и, сжав в кулак, мы
закрыли бы  желтое.  “тром,  когда солнце взошло,  Я  видел,  как одуванчики
раскрывают свои ладони, и от этого луг становитсЯ опЯть золотым.
     ‘  тех  пор  одуванчик стал длЯ  нас одним из  самых интересных цветов,
потому что  они  спать  ложились вместе с  нами,  детьми,  и  вместе с  нами
вставали.


        Ѓ…‹›‰ Ћ†…ђ…‹ЋЉ

     ‘лышал Я в ‘ибири, около озера Ѓайкал, от одного гражданина про медведЯ
и,  признаюсь,  не поверил.  Ќо он менЯ уверЯл,  что об этом случае в старое
времЯ даже  в  сибирском журнале было напечатано под  заглавием:  "—еловек с
медведем против волков".
     †ил на берегу Ѓайкала один сторож, рыбу ловил, белок стрелЯл. € вот раз
будто бы видит в окошко этот сторож -  бежит прЯмо к избе большой медведь, а
за ним гонитсЯ стаЯ волков. ‚от-вот бы и конец медведю... Ћн, мишка этот, не
будь плох,  в сени,  дверь за ним сама закрылась, а он еще на нее лапу и сам
привалилсЯ. ‘тарик, понЯв это дело, снЯл винтовку со стены и говорит:
     - Њиша, Њиша, подержи!
     ‚олки лезут на дверь, а старик выцеливает волка в окно и повторЯет:
     - Њиша, Њиша, подержи!
     ’ак убил одного волка, и другого, и третьего, все времЯ приговариваЯ:
     - Њиша, Њиша, подержи!
     Џосле третьего стаЯ разбежалась,  а медведь осталсЯ в избе зимовать под
охраной старика.  ‚есной же,  когда медведи выходЯт из своих берлог,  старик
будто бы  надел на  этого медведЯ белый ожерелок и  всем  охотникам наказал,
чтобы медведЯ этого -  с белым ожерелком -  никто не стрелЯл: этот медведь -
его друг.


        †“ђЉЂ

     ђаз было у нас -  поймали мы молодого