ление" вообще не должно прислушиватьсЯ к опыту
"отцов", к традициЯм отечественной истории, а верить только ощущениЯм своего
молодого мозгового вещества. „альше - больше: утверждаетсЯ, что "вместимость
черепа расы"  по  мере развитиЯ цивилизации "мало-помалу увеличиваетсЯ", что
есть расы полноценные - арийцы, и неполноценные - негры, например.
     (*105) ‚ дрожь  бросало ’ургенева от  таких  "откровений". ‚едь в итоге
получалось: нет любви, а есть лишь "физиологическое влечение"; нет красоты в
природе,  а  есть лишь вечный круговорот химического вещества; нет  духовных
наслаждений искусством -  есть  лишь  "физиологическое  раздражение  нервных
окончаний";  нет преемственности  в  смене  поколений,  и молодежь  должна с
порога отрицать "ветхие" идеалы "старичков". ЊатериЯ и сила!
     € в сознании ’ургенева возникал смутный образ  героЯ, убежденного,  что
естественнонаучные  открытиЯ объЯснЯют в человеке и  обществе буквально все.
—то  стало бы  с таким  человеком,  если бы он  попыталсЯ  осуществить  свои
взглЯды на практике?  ЊечталсЯ русский бунтарь,  разбивающий все авторитеты,
все культурные ценности без жалости и без  пощады. ‘ловом, виделось какое-то
подобие интеллектуального Џугачева.
     Ћтправившись  в  конце июлЯ  1860  года в городок ‚ентнор на английском
острове “айт на морские купаниЯ,  ’ургенев уже обдумывал план нового романа.
€менно здесь, на острове “айт, был составлен "”ормулЯрный список действующих
лиц  новой  повести", где под рубрикой "…вгений Ѓазаров"  ’ургенев  набросал
предварительный  портрет  главного  героЯ:  "Ќигилист.  ‘амоуверен,  говорит
отрывисто    и   немного,   работЯщ.   (‘месь    „обролюбова,    Џавлова   и
Џреображенского.) †ивет  малым; доктором не хочет  быть, ждет случаЯ.- “меет
говорить с народом,  хотЯ в  душе его презирает. •удожественного элемента не
имеет  и  не признает... ‡нает довольно много  -  энергичен, может нравитьсЯ
своей развЯзанностью.  ‚ сущности, бесплоднейший субъект  - антипод ђудина -
ибо без всЯкого энтузиазма и веры... ЌезависимаЯ душа и гордец первой руки".
     „обролюбов  в качестве прототипа здесь, как видим,  указываетсЯ первым.
‡а ним идет  €ван ‚асильевич Џавлов, врач  и  литератор, знакомый ’ургенева,
атеист и  материалист. ’ургенев относилсЯ к нему дружески,  хотЯ  его  часто
смущала и коробила прЯмота и резкость суждений этого человека.
     Ќиколай   ‘ергеевич    Џреображенский   -   приЯтель   „обролюбова   по
педагогическому  институту  с  оригинальной  внешностью  -  маленький  рост,
длинный  нос и волосы, стоЯщие дыбом, несмотрЯ на все усилиЯ гребнЯ. ќто был
молодой человек  с  повышенным самомнением,  с бесцеремонностью  и  свободой
суждений,  которые  вызывали  восхищение  даже  у  „обролюбова.  Ћн  называл
Џреображенского "парнем не робкого десЯтка".
     (*106) ЌельзЯ не заметить, что в первоначальном замысле фигура Ѓазарова
выглЯдит  очень  резкой  и  угловатой.  Ђвтор  отказывает  герою  в душевной
глубине, в скрытом "художественном элементе".  Ћднако в  процессе работы над
романом характер Ѓазарова настолько увлекает ’ургенева, что он ведет дневник
от лица героЯ,  учитсЯ видеть мир  его глазами. ђабота продолжаетсЯ осенью и
зимою   1860/61   года  в   Џариже.  Џисатель-демократ  Ќиколай   “спенский,
путешествующий по …вропе, обедает у ’ургенева и  бранит Џушкина, уверЯЯ, что
во всех своих стихотворениЯх наш поэт только и  делал, что  кричал: "Ќа бой,
на  бой  за свЯтую ђусь!"  …ще  один образчик  базаровского типа  беретсЯ на
заметку,  еще  одна русскаЯ  натура  "при широком  взмахе  без  удара",  как
говаривал Ѓелинский. Ќо в Џариже работа над романом шла медленно и трудно.
     ‚ мае  1861 года ’ургенев вернулсЯ в ‘пасское, где ему суждено пережить
утрату надежд  на единство с народом. …ще за  два года до манифеста ’ургенев
"завел ферму", то есть перевел своих мужиков на оброк и  перешел к обработке
земли  вольнонаемным  трудом.  Ќо никакого нравственного  удовлетворениЯ  от
своей  хозЯйственной деЯтельности ’ургенев теперь не почувствовал. Њужики не
хотЯт  подчинЯтьсЯ советам помещика,  не желают  идти на оброк, отказываютсЯ
подписывать уставные грамоты и  вступать  в какие бы то ни было "полюбовные"
соглашениЯ с господами.
     ‚ такой  тревожной обстановке писатель завершает  работу над "Ћтцами  и
детьми". 30 июлЯ он написал "блаженное последнее слово". Џо пути во ”ранцию,
оставлЯЯ   рукопись  в  редакции  "ђусского  вестника",  ’ургенев   попросил
редактора  журнала,  Њ.  Ќ.  Љаткова,  обЯзательно дать прочесть  ее  Џ.  ‚.
Ђнненкову. ‚ Џариже он получил сразу два письма  с оценкой  романа:  одно от
Љаткова,  другое  от  Ђнненкова.  ‘мысл  этих писем во  многом  совпадал.  €
Љаткову, и Ђнненкову  показалось, что  ’ургенев  слишком увлексЯ Ѓазаровым и
поставил его  на  очень высокий пьедестал.  Џоскольку  ’ургенев  почитал  за
правило  в любом, даже самом резком замечании  видеть долю истины, он сделал
рЯд   дополнений   к   роману,   положил   несколько  штрихов,   усиливающих
отрицательные  черты  в  характере Ѓазарова.  ‚последствии  многие  из  этих
поправок ’ургенев устранил в отдельном издании "Ћтцов и детей".
     Љогда работа  над романом была завершена, у писателЯ поЯвились глубокие
сомнениЯ в целесообразности  его  публикации: слишком неподходЯщим  оказалсЯ
исторический  мо-(*107)мент. Џоэт-демократ Њ.  ‹. Њихайлов был  арестован за
распространение    прокламаций   к   юношеству.    ‘туденты   Џетербургского
университета  взбунтовались  против  нового  устава:  двести  человек   были
арестованы  и  заключены  в  Џетропавловскую  крепость.  ‚  ноЯбре  1861  г.
скончалсЯ „обролюбов.  "џ  пожалел о смерти „обролюбова, хотЯ и не  разделЯл
его  воззрений,- писал  ’ургенев своим друзьЯм,-  человек  был  даровитый  -
молодой... †аль погибшей, напрасно потраченной силы!"
     Џо  всем  этим  причинам ’ургенев хотел отложить  печатание романа,  но
"литературный купец" Љатков, "настойчиво требуЯ запроданный товар" и получив
из Џарижа исправлениЯ, уже  не церемонилсЯ.  "Ћтцы и  дети"  увидели свет  в
самый разгар  правительственных гонений на молодое поколение, в  февральской
книжке "ђусского вестника" за 1862 год.
     <b>’рагический  характер  конфликта в  романе</b>. –ентральнаЯ мысль  "‡аписок
охотника"  -  гармоническое  единство  жизнеспособных сил русского общества.
„еловитость  •орЯ  и  романтическаЯ настроенность  Љалиныча  -  эти качества
русского  национального  характера  не  конфликтуют  в  тургеневской  книге.
‚дохновленный мыслью о единстве всех  живых сил нации, ’ургенев с  гордостью
писал  о  способности  русского  человека  легко  поломать  себЯ:  "Ћн  мало
занимаетсЯ  своим прошедшим и смело  глЯдит вперед.  —то хорошо -  то  ему и
нравитсЯ,  что  разумно - того ему и  подавай,  а откуда оно идет,-  ему все
равно".  Џо  существу,  здесь  уже   прорастало  зерно  будущей  базаровской
программы и даже базаровского культа своих ощущений. Ќо тургеневский •орь, к
которому эта  характеристика относилась, не был  лишен сердечного  пониманиЯ
лирически-напевной  души  Љалиныча;  этому  деловитому мужику не были  чужды
сердечные порывы, "мЯгкие как воск" поэтические души.
     ‚ романе "Ћтцы и дети" единство живых сил национальной жизни взрываетсЯ
социальным  конфликтом.  Ђркадий  в  глазах  радикала  Ѓазарова -  размазнЯ,
мЯгонький либеральный барич. Ѓазаров уже  не может и не  хочет признать, что
мЯгкосердечие  ЂркадиЯ  и голубинаЯ  кротость  ЌиколаЯ  Џетровича  -  еще  и
следствие художественной одаренности их натур,  романтических, мечтательных,
склонных к музыке и  поэзии. ќти качества ’ургенев считал  глубоко русскими,
ими  он  наделЯл Љалиныча,  ЉасьЯна,  Љостю, знаменитых певцов  в  "‡аписках
охотника". Ћни столь же органично свЯзаны с  народной  жизнью, как  и порывы
базаровского отрицаниЯ.  Ќо в "Ћтцах и  детЯх"  единство  между  ними (*108)
исчезло, возник раскол, коснувшийсЯ не только политических, социальных, но и
непреходЯщих,  вечных культурных ценностей.  ‚ способности русского человека
легко  "поломать  себЯ"  ’ургенев  увидел  теперь  не  столько великое  наше
преимущество, сколько  опасность разрыва  свЯзи времен. Џоэтому политической
борьбе   революционеров-демократов  с   либералами   он   придавал   широкое
гуманистическое освещение.  ђечь шла  о  культурной  преемственности  в ходе
исторической смены одного поколениЯ другим.
     ђусскаЯ литература всегда  выверЯла устойчивость  и  прочность общества
семьей и  семейными  отношениЯми.  ЌачинаЯ  роман  с  изображениЯ  семейного
конфликта  между  отцом  и  сыном  Љирсановыми,  ’ургенев   идет  дальше,  к
столкновениЯм общественного,  политического  характера. Ќо  семейнаЯ  тема в
романе сохранЯетсЯ  и  придает его  конфликту  особую глубину. ‚едь  никакие
социальные,  политические, государственные формы человеческого  общежитиЯ не
поглощают нравственного  содержаниЯ  семейного  начала.  Ќапротив,  семейное
начало  оказываетсЯ зерном и первоосновой  всех сложных форм общественности.
Ќе случайно страну, в  которой  мы  живем,  мы называем  родиной-матерью или
отечеством.  ЋтношениЯ  отцовско-сыновние не замыкаютсЯ  только  на  кровном
родстве,  а распространЯютсЯ  далее  на  "сыновнее"  отношение  к  прошлому,
настоЯщему  и   будущему   отечества,  к  тем  историческим  и  нравственным
ценностЯм,  которые наследуют дети. "Ћтцовство" в широком смысле слова  тоже
предполагает  любовь  старшего  поколениЯ   к  идущей  на  смену   молодежи,
терпимость и мудрость,  разумный совет и снисхождение. Њир так  устроен, что
"молодость" и "старость" в  нем  взаимно уравновешивают друг друга: старость
сдерживает  порывы  неопытной  юности,  молодость  преодолевает   чрезмерную
осторожность  и  консерватизм  стариков,  подталкивает жизнь вперед.  ’акова
идеальнаЯ  гармониЯ бытиЯ и  в представлении ’ургенева. ‚  ней присутствует,
конечно, "снЯтый", преодоленный драматизм конфликта между отцами и детьми.
     ‘ущество этого конфликта лежит в самой природе вещей, и есть  бесспорно
продуманный  ход  ’ургенева, начинающего первое  знакомство с нигилизмом  не
через Ѓазарова, а через его ученика - ЂркадиЯ. ‚  Ђркадии Љирсанове наиболее
открыто проЯвлЯютсЯ неизменные и вечные признаки юности и молодости со всеми
достоинствами и недостатками этого возраста. "Ќигилизм"  ЂркадиЯ - это живаЯ
игра  молодых сил, юное  чувство  полной  свободы  и независимости, легкость
отношениЯ к традициЯм, преданиЯм, авторитетам.
     (*109)  Љонфликт  ЂркадиЯ  с Ќиколаем  Џетровичем в  начале романа тоже
очищен  от политических  и социальных осложнений: представлена неизменнаЯ  и
вечнаЯ, родоваЯ  его суть. Ћба героЯ любуютсЯ весною. Љазалось бы, тут-то им
и   сойтись!   Ќо  уже  в   первый   момент   обнаруживаетсЯ   драматическаЯ
несовместимость их чувств. “ ЂркадиЯ - молодое, юношеское восхищение весною:
в  нем предчувствие еще не осуществленных, рвущихсЯ в  будущее  надежд.  Ђ у
ЌиколаЯ Џетровича свое чувство весны, типичное длЯ умудренного опытом, много
испытавшего и  по-пушкински  зрелого человека.  Ѓазаров  грубо прервал стихи
Џушкина о  весне  в  устах ЌиколаЯ  Џетровича,  но  ’ургенев  уверен, что  у
читателей его романа эти стихи из "…вгениЯ Ћнегина" на слуху:

     €ли не радуЯсь возврату
     Џогибших осенью листов,
     Њы помним горькую утрату,
     ‚нимаЯ новый шум лесов...
     џсно, что мысли отца все в прошлом, что его "весна" далеко не похожа на
"весну"  ЂркадиЯ.  ‚оскресение  природы  пробуждает  в  нем  воспоминаниЯ  о
невозвратимой  весне  его  юности,  о матери  ЂркадиЯ,  которой  не  суждено
пережить радость встречи с сыном, о скоротечности жизни  и кратковременности
человеческого  счастьЯ  на  земле.  Ќиколаю  Џетровичу  хочетсЯ,  чтобы  сын
разделил  с  ним эти мысли и чувства, но длЯ того чтобы их  сердечно понЯть,
надо  их сначала  пережить. Њолодость лишена душевного  опыта взрослых и  не
виновата в том, что она такова. ЏолучаетсЯ, что самое сокровенное и интимное
остаетсЯ   одиноким   в    отцовской   душе,   непонЯтым   и   неразделенным
жизнерадостной,  неопытной юностью. Љаков  же итог  встречи? ‘ын  осталсЯ со
своими  восторгами,  отец  -  с  неразделенными  воспоминаниЯми,  с  горьким
чувством обманутых надежд.
     Љазалось бы,  между  отцом и  сыном существует непроходимаЯ пропасть, а
значит, такаЯ же пропасть есть между "отцами" и "детьми" в широком смысле. €
пропасть  эта возникает благодарЯ природе человеческого сознаниЯ.  „раматизм
исторического  развитиЯ  заключаетсЯ  в  том,   что   прогресс  человеческий
совершаетсЯ  через смену исключающих друг друга поколений.  Ќо природа  же и
смЯгчает  этот драматизм, и  преодолевает  трагический характер его  могучей
силой сыновней  и родительской любви.  ‘ыновние (*110)  чувства предполагают
благоговейное  отношение к  родителЯм,  прошедшим  трудный  жизненный  путь.
—увство сыновства ограничивает свойственный юности эгоизм. Ќо если случаетсЯ
порой,  что заносчиваЯ юность переступает  черту дозволенного  ей  природою,
навстречу этой заносчивости встает  любовь  отцовскаЯ  и  материнскаЯ  с  ее
беззаветностью и  прощением.  ‚спомним,  как  ведет себЯ  Ќиколай  Џетрович,
сталкиваЯсь с  юношеской бестактностью ЂркадиЯ:  "Ќиколай Џетрович глЯнул на
него из-под пальцев руки... и что-то кольнуло его  в сердце... Ќо он  тут же
обвинил  себЯ". ђодительскаЯ самоотверженнаЯ любовь стоит на страже гармонии
отцовско-сыновних отношений.
     ’ургенев потому  и начинает  свой роман  с  описаниЯ столкновений между
отцом и  сыном Љирсановыми,  что здесь торжествует некаЯ извечнаЯ  жизненнаЯ
норма, намечаетсЯ обычный, рЯдовой жизненный ход. Љирсановы  звезд с неба не
хватают,  такой отпущен им  удел. Ћни в равной мере далеки как от дворЯнской
аристократии, так  и  от разночинцев.  ’ургенева  эти  герои интересуют не с
политической, а с общечеловеческой точки зрениЯ. Ѓесхитростные  души ЌиколаЯ
Џетровича  и ЂркадиЯ сохранЯют простоту  и  житейскую  непритЯзательность  в
эпоху социальных бурь и катастроф. ‘воими отношениЯми на семейном уровне они
проЯснЯют глубину отклонениЯ жизни  от нормы, от проторенного  веками русла,
когда эта жизнь вышла из своих берегов.
     Ѓеспощадные  схватки Ѓазарова с Џавлом Џетровичем постоЯнно завершаютсЯ
мирными   спорами  ЂркадиЯ  с  Ѓазаровым:   Ђркадий  своей  непритЯзательной
простотой пытаетсЯ  урезонить хватающего через  край  друга.  ’у же роль при
Џавле  Џетровиче  играет  его  брат  Ќиколай.  ‘воей  житейской  добротой  и
терпимостью   он  пытаетсЯ   смЯгчить   чрезмерную   заносчивость   уездного
аристократа.  “силиЯ  отца и  сына  Љирсановых  предотвратить  разгорающийсЯ
конфликт оказываютсЯ  беспомощными. Ќо  их присутствие  бесспорно проЯснЯет,
высвечивает трагизм ситуации.
     Љонфликт   романа  "Ћтцы  и  дети"  в   семейных  сферах,  конечно,  не
замыкаетсЯ. Ќо трагизм  социального и политического столкновениЯ  выверЯетсЯ
нарушением  "первооснов" существованиЯ  - "семейственности"  в свЯзЯх  между
людьми.  € если в  "‡аписках  охотника" торжествовал эпос  как  живаЯ  форма
выражениЯ национальной общности, то в "Ћтцах  и детЯх"  торжествует трагедиЯ
как выражение общенационального кризиса и распада человеческих свЯзей  между
людьми.
     ђовно  за  два  месЯца  до окончаниЯ романа ’ургенев (*111) писал:  "со
времен древней  трагедии  мы уже знаем,  что настоЯщие столкновениЯ -  те, в
которых обе  стороны  до  известной  степени правы". ќтот  принцип  античной
трагедии положен в основу  "Ћтцов  и детей".  „ве  партии  русского общества
претендуют на полное знание  народной жизни, на полное понимание ее истинных
потребностей. Ћбе  мнЯт  себЯ  исключительными носителЯми  правды  и  потому
крайне   нетерпимы  друг  к  другу.  Ћбе   невольно   впадают   в  деспотизм
односторонности  и провоцируют катастрофу, трагически разрешающуюсЯ в финале
романа.  ’ургенев показывает обоюдную  правомерность  борющихсЯ друг  против
друга сторон и в процессе разрешениЯ конфликта "снимает" их односторонность.
     <b>‘поры Ѓазарова с Џавлом  Џетровичем</b>.  ЏринЯто  считать, что в словесной
схватке  либерала  Џавла  Џетровича  с  революционером-демократом  Ѓазаровым
полнаЯ правда остаетсЯ на базаровской стороне.  Њежду тем на долю победителЯ
достаетсЯ  весьма  относительное  торжество.  ‘импатии читателей  свЯзаны  с
Ѓазаровым  не потому,  что  он  абсолютно  торжествует, а  "отцы"  бесспорно
посрамлены. Ћбратим внимание на особый характер  полемики героев и не совсем
обычный нравственно-философский ее результат.
     Љ концу романа, в разговоре с Ђркадием, Ѓазаров упрекает своего ученика
в  пристрастии  к  употреблению "противоположного  общего места". Ќа  вопрос
ЂркадиЯ, что это такое, Ѓазаров отвечает: "Ђ вот что: сказать, например, что
просвещение полезно, это общее место; а сказать, что просвещение вредно, это
<i>противоположное общее место</i>. Ћно как будто щеголеватее, а  в сущности одно и
то же".
     €  Ѓазарова,  между  прочим,  можно  с  таким  же  успехом  обвинить  в
использовании "противоположных общих мест". Љирсанов говорит о необходимости
следовать  авторитетам и  верить в них,  Ѓазаров отрицает  разумность того и
другого.  Џавел Џетрович  утверждает, что без "принс`ипов" могут  жить  лишь
безнравственные  и  пустые   люди,  …вгений  ‚асильевич  называет  "прынцип"
бессмысленным, нерусским словом. Љирсанов  упрекает Ѓазарова в  презрении  к
народу,  нигилист парирует:  "—то  ж, коли  он заслуживает презрениЯ!" Џавел
Џетрович говорит о иллере и ѓете,  Ѓазаров восклицает: "ЏорЯдочный  химик в
двадцать раз полезнее всЯкого поэта!" и т. д.
     Ѓазаров прав  до известной  степени: любые истины  и  авторитеты должны
проходить  проверку  сомнением.  Ќо  "наследник"  должен обладать  при  этом
чувством   сыновнего   отношениЯ   к    культуре   прошлого.   ќто   чувство
Ѓаза-(*112)ровым подчеркнуто отрицаетсЯ. ЏринимаЯ за абсолют конечные истины
современного  естествознаниЯ,  Ѓазаров впадает  в нигилистическое  отрицание
всех исторических ценностей.
     ’ургенева  привлекает  в разночинце  отсутствие  барской  изнеженности,
презрение к  прекраснодушной  фразе,  порыв  к  живому  практическому  делу.
Ѓазаров   силен   в  критике  консерватизма  Џавла  Џетровича,  в  обличении
пустословиЯ русских либералов, в отрицании эстетского преклонениЯ "барчуков"
перед  искусством,  в  критике  дворЯнского  культа любви. Ќо,  бросаЯ вызов
отживающему строю, герой в  ненависти к "барчукам проклЯтым" заходит слишком
далеко Ћтрицание "вашего" искусства перерастает у него в  отрицание  всЯкого
искусства, отрицание "вашей" любви - в утверждение, что  любовь  -  "чувство
напускное": все в ней легко объЯснЯетсЯ физиологическим влечением, отрицание
"ваших" сословных принципов - в  уничтожение любых принципов  и авторитетов,
отрицание  сентиментально-дворЯнской  любви  к  народу - в  пренебрежение  к
мужику вообще.  ЏорываЯ  с  "барчуками", Ѓазаров бросает вызов  непреходЯщим
ценностЯм культуры, ставЯ себЯ в трагическую ситуацию.
     ‚ споре с Ѓазаровым Џавел Џетрович  прав  до известной степени: жизнь с
ее   готовыми,   исторически   взращенными  формами  не  уступит   произволу
бесцеремонно обращающейсЯ с нею  личности или группы лиц. Ќо доверие к опыту
прошлого  не  должно  препЯтствовать  проверке  его   жизнеспособности,  его
соответствиЯ вечно  обновлЯющейсЯ  жизни. Ћно предполагает отечески бережное
отношение к новым общественным ЯвлениЯм. Џавел Џетрович, одержимый сословной
спесью  и  гордыней,  этих  чувств лишен.  ‚ его благоговении перед  старыми
авторитетами  заЯвлЯет  о себе  "отцовский"  дворЯнский  эгоизм.  Ќедаром же
’ургенев писал,  что  его  роман "направлен против дворЯнства как передового
класса".
     €так, Џавел Џетрович приходит  к отрицанию  человеческой личности перед
принципами, принЯтыми на  веру.  Ѓазаров же приходит к утверждению личности,
но ценой разрушениЯ всех авторитетов. Ћба эти утверждениЯ - крайние: в одном
- закоснелость  и эгоизм, в другом - нетерпимость и  заносчивость.  ‘порщики
впадают  в "противоположные  общие места".  €стина, ускользает  от  спорЯщих
сторон: Љирсанову не  хватает  отеческой  любви к  ней, Ѓазарову - сыновнего
почтениЯ.  “частниками  спора  движет не  стремление  к истине,  а  взаимнаЯ
социальнаЯ нетерпимость.
     (*113) Џоэтому оба, в сущности, не вполне справедливы по отношению друг
к другу и, что особенно примечательно, к самим себе.
     “же первое знакомство с Ѓазаровым  убеждает: в  его  душе есть чувства,
которые герой скрывает от окружающих.  "’онкие губы Ѓазарова чуть тронулись;
но он ничего не  отвечал  и только приподнЯл фуражку".  Ћднако нет-нет, да и
сорветсЯ   герой   ’ургенева,  заговорит   с  <i>преувеличенной</i>   резкостью,  с
<i>подозрительным</i> ожесточением. ќто случаетсЯ, например, всЯкий раз, когда речь
заходит об  искусстве.  ’ут  Ѓазарову  изменЯет  хваленаЯ  уравновешенность:
"€скусство наживать деньги или  нет более геморроЯ!" Џочему? Ќе  ЯвлЯетсЯ ли
базаровскаЯ  нетерпимость результатом ощущениЯ  скрытой власти искусства над
его  внешне  "нигилистической"  душой?  Ќе  сознает  ли Ѓазаров в музыке и в
искусстве  силу,  самым  нешуточным  образом  угрожающую  его   ограниченным
взглЯдам на  природу человека?  € другое. Џервый завтрак  в Њарьине. Ѓазаров
"вернулсЯ,  сел  за  стол и начал  <i>поспешно</i> пить  чай".  Љаковы  же  причины
поспешности?  Ќеужели  внутреннее замешательство  и неловкость  перед Џавлом
Џетровичем? “ж  не  "робеет"  ли  сам  Ѓазаров, так  трунивший  над робостью
ЌиколаЯ Џетровича? —то  скрываетсЯ  за  "совершенно  развЯзною"  манерою его
поведениЯ, за "отрывистыми и неохотными" ответами?
     Ћчень  и очень не  прост с  виду  самоуверенный  и резкий  тургеневский
разночинец. ’ревожное и уЯзвимое сердце бьетсЯ в его груди. ЉрайнЯЯ резкость
его нападок  на  поэзию,  на любовь,  на философию  заставлЯет усомнитьсЯ  в
полной   искренности   отрицаниЯ.   …сть   в    поведении   Ѓазарова   некаЯ
двойственность, котораЯ  перейдет  в надлом и  надрыв  к  финалу  романа.  ‚
Ѓазарове  предвосхищаютсЯ герои „остоевского  с  их  типичными  комплексами:
злоба  и ожесточение  как форма  проЯвлениЯ  любви, как  полемика  с добром,
подспудно  живущим  в душе  отрицателЯ.  ‚  тургеневском  "нигилисте" скрыто
присутствует  многое  из того,  что он  отрицает:  и  способность  любить, и
"романтизм",  и народное начало, и семейное чувство, и умение ценить красоту
и   поэзию.   Ќе  случайно  „остоевский  высоко  оценил  роман  ’ургенева  и
трагическую фигуру  "беспокойного  и тоскующего  Ѓазарова (признак  великого
сердца), несмотрЯ на весь его нигилизм".
     Ќо  не  вполне  искренен с  самим собой  и  противник  Ѓазарова,  Џавел
Џетрович.  ‚  действительности он  далеко не  тот самоуверенный  аристократ,
которого разыгрывает из себЯ  перед Ѓазаровым. Џодчеркнуто аристократические
(*114) манеры Џавла Џетровича вызваны внутренней слабостью, тайным сознанием
своей неполноценности, в чем Џавел Џетрович, конечно, боитсЯ признатьсЯ даже
самому себе. Ќо  мы-то  знаем его тайну, его  любовь не к загадочной кнЯгине
ђ., а к милой простушке - ”енечке.
     …ще  в  самом  начале  романа ’ургенев дает нам  понЯть, как  одинок  и
несчастен  этот  человек   в  своем  аристократическом  кабинете  с  мебелью
английской  работы. „алеко за полночь сидит  он в  широком гамбсовом кресле,
равнодушный ко всему, что его  окружает: даже номер английской газеты держит
он  неразрезанным в руках. Ђ потом, в  комнате ”енечки, мы увидим  его среди
простонародного быта:  баночки вареньЯ на  окнах, чиж в клетке, растрепанный
том "‘трельцов" Њасальского  на комоде,  темный образ ЌиколаЯ  —удотворца  в
углу. € здесь он  тоже посторонний со своей странной любовью  на склоне  лет
без всЯкой надежды на счастье и взаимность. ‚озвратившись из комнаты ”енечки
в свой изЯщный  кабинет,  "он бросилсЯ на диван,  заложил  руки  за голову и
осталсЯ неподвижен, почти с отчаЯнием глЯдЯ в потолок".
     Џредпосланные  решительному  поединку  аристократа  с  демократом,  эти
страницы  призваны подчеркнуть психологические и социальные издержки в споре
у  обеих борющихсЯ  сторон.  ‘ословнаЯ  спесь  Џавла  Џетровича  провоцирует
резкость   базаровских   суждений,   пробуждает   в  разночинце   болезненно
самолюбивые  чувства. ‚спыхивающаЯ  между  соперниками  взаимнаЯ  социальнаЯ
неприЯзнь   неизмеримо   обострЯет  разрушительные   стороны   кирсановского
консерватизма и базаровского нигилизма.
     ‚месте с  тем  ’ургенев  показывает,  что базаровское  отрицание  имеет
демократические истоки, питаетсЯ духом народного возмущениЯ. Ќе случайно сам
автор  указывал, что в лице Ѓазарова ему "мечталсЯ какой-то странный pendant
с Џугачевым". •арактер колючего Ѓазарова проЯснЯет в романе широкаЯ панорама
деревенской жизни,  развернутаЯ в первых  главах:  натЯнутые отношениЯ между
господами  и  слугами;  "ферма"  братьев  Љирсановых,  прозваннаЯ  в  народе
"Ѓобыльим хутором"; разухабистые мужички в тулупах нараспашку; символическаЯ
картина векового крепостнического запустениЯ  -  "небольшие леса",  "речки с
обрытыми  берегами, и  крошечные пруды с  худыми плоти нами, и  деревеньки с
низкими избенками под темными, часто  до  половины разметанными  крышами,  и
покривившиесЯ  молотильные  сарайчики  с  ...  зевающими   воротищами  возле
опустелых  гумен,  и церкви,  то  кирпичные,  с отва-(*115)лившеюсЯ  кое-где
штукатуркой,   то  деревЯнные,  с  наклонившимисЯ  крестами  и   разоренными
кладбищами". Љак будто стихийнаЯ сила  пронеслась  как смерч  над этим Ѓогом
оставленным краем, не  пощадив  ничего, вплоть  до церквей и  могил, оставив
после себЯ лишь глухое горе, запустение и разруху.
     —итателю  представлен  мир  на грани  социальной  катастрофы;  на  фоне
беспокойного  морЯ народной  жизни  и  поЯвлЯетсЯ в  романе  фигура  …вгениЯ
Ѓазарова. ќтот демократический,  крестьЯнский фон романа укрупнЯет  характер
героЯ,  придает  ему  богатырскую  монументальность,  свЯзывает  нигилизм  с
общенародным недовольством, с социальным неблагополучием всей ђоссии.
     ‚  базаровском  складе  ума  проЯвлЯютсЯ  типические  стороны  русского
народного характера: к примеру, склонность  к резкой критической самооценке,
способность доходить до крайностей в отрицании. Ѓазаров держит в своих руках
и "богатырскую палицу" - естественнонаучные знаниЯ,  которые он боготворит и
считает  надежным оружием в  борьбе с  идеализмом  "Ћтцов",  с их религией и
официальной   идеологией   самодержавиЯ,   здоровым   противоЯдием   барской
мечтательности и крестьЯнскому суеверию. ‚ запальчивости  ему кажетсЯ, что с
помощью  естественных наук  можно  легко  разрешить все вопросы,  касающиесЯ
сложных проблем общественной жизни, разгадать все загадки, все тайны бытиЯ.
     Ћбратим  внимание,  что  вслед за  вульгарными  материалистами  Ѓазаров
предельно упрощает природу человеческого сознаниЯ,  сводит  сущность сложных
духовных  и психических Явлений  к элементарным, физиологическим.  €скусство
длЯ Ѓазарова - извращение, чепуха,  гниль. Љирсановых он презирает не только
за то, что они "барчуки", но  и за то, что они "старички", "люди отставные",
"их песенка спета". Ћн и к своим родителЯм подходит с той же меркой. ‚се это
- результат  узкобиологического  взглЯда  на природу  человека,  приводЯщего
Ѓазарова  к  стиранию качественных различий между  физиологией  и социальной
психологией.
     "ђомантической   чепухой"   считает  Ѓазаров  и  духовную  утонченность
любовного  чувства:  "Ќет,  брат,  все  это  распущенность,  пустота!..  Њы,
физиологи,  знаем,  какие это  отношениЯ. ’ы проштудируй-ка анатомию  глаза:
откуда тут взЯтьсЯ, как ты говоришь, загадочному взглЯду? ќто все романтизм,
чепуха, гниль, художество".  ђассказ  о любви  Џавла Џетровича к  кнЯгине ђ.
вводитсЯ  в  роман  не  как  вставной эпизод.  Ћн  ЯвлЯетсЯ  предупреждением
заносчивому Ѓазарову.
     (*116) Ѓольшой изъЯн ощутим и в базаровском афоризме: "Џрирода не храм,
а   мастерскаЯ".   Џравда  деЯтельного,   хозЯйского   отношениЯ  к  природе
оборачиваетсЯ вопиющей односторонностью, когда законы, действующие на низших
природных   уровнЯх,  абсолютизируютсЯ   и   превращаютсЯ   в  универсальную
"отмычку", с помощью которой Ѓазаров легко разделываетсЯ со всеми  загадками
бытиЯ.  ЋтрицаЯ  романтическое отношение  к  природе как  к  храму,  Ѓазаров
попадает в рабство к низшим  стихийным силам природной "мастерской". Ћн даже
завидует муравью,  который в качестве  насекомого имеет право "не признавать
чувства состраданиЯ,  не  то что наш брат, самоломанный".  ‚  горькую минуту
жизни даже чувство состраданиЯ Ѓазаров склонен считать слабостью, аномалией,
отрицаемой "естественными" законами природы.
     Ќо кроме правды физиологических законов, действующих на  низших уровнЯх
природы, есть правда человеческой одухотворенной природности. € если человек
хочет быть "работником", он должен считатьсЯ с тем,  что и природа на высшем
экологическом уровне есть "храм", а не "мастерскаЯ". „а и склонность того же
ЌиколаЯ Џетровича  к мечтательности -  не "гниль" и не "чепуха".  Њечты - не
простаЯ  забава,  а  естественнаЯ  потребность человека,  одно из проЯвлений
творческой силы его духа. ђазве не удивительна природнаЯ сила памЯти ЌиколаЯ
Џетровича, когда он в  часы уединениЯ  воскрешает прошлое? ђазве не достойна
восхищениЯ изумительнаЯ по  красоте картина летнего вечера, которой любуетсЯ
этот герой?
     ’ак   встают  на   пути  Ѓазарова  могучие  силы  красоты  и  гармонии,
художественной фантазии, любви, искусства. Џротив "Stoff und Kraft"  Ѓюхнера
- пушкинские "–ыганы" с их предупреждающими героЯ стихами: "€ всюду  страсти
роковые.  €   от  судеб  защиты   нет".   Џротив  пренебрежениЯ  искусством,
мечтательностью, красотой  природы  -  раздумьЯ и мечты,  игра на виолончели
ЌиколаЯ Џетровича. Ѓазаров смеетсЯ над всем  этим. Ќо  "над чем  посмеешьсЯ,
тому и послужишь",- горькую  чашу этой  жизненной  мудрости Ѓазарову суждено
испить до дна.
     <b>‚нутренний конфликт Ѓазарова</b>.  €спытание любовью. ‘ тринадцатой главы в
романе назревает поворот:  непримиримые противоречиЯ  обнаруживаютсЯ со всей
остротой  в характере  героЯ.  Љонфликт произведениЯ из  внешнего (Ѓазаров и
Џавел Џетрович) переводитсЯ  во  внутренний план ("поединок  роковой" в душе
Ѓазарова).     ќтим    переменам     в    сюжете     романа     предшествуют
пародийно-сатирические  (*117) главы,  где  изображаютсЯ пошловатые чиновные
"аристократы" и провинциальные "нигилисты". Љомическое снижение - постоЯнный
спутник трагического,  начинаЯ с  експира.  Џародийные  персонажи,  оттенЯЯ
своей  низменностью значительность  характеров Џавла Џетровича  и  Ѓазарова,
гротескно заострЯют, доводЯт до предела и те противоречиЯ, которые в скрытом
виде  присущи  им.  ‘  комедийного  "дна"  читателю  становитсЯ  виднее  как
трагедийнаЯ высота, так и внутреннЯЯ противоречивость главных героев.
     ‚спомним встречу плебеЯ Ѓазарова  с  изЯщным и породистым  аристократом
Џавлом Џетровичем и сопоставим ее с приемом, который устраивает своим гостЯм
петербургский сановник Њатвей €льич: "Ћн  потрепал по спине ЂркадиЯ и громко
назвал его "племЯнничком", удостоил Ѓазарова, облеченного в староватый фрак,
рассеЯнного, но снисходительного взглЯда вскользь,  через  щеку, и неЯсного,
но приветливого мычаньЯ, в котором только и можно было разобрать, что "...Я"
да  "ссьма"; подал палец ‘итникову и улыбнулсЯ ему, но уже отвернув голову".
ђазве не напоминает все это в  пародийной форме  кирсановский  прием: "Џавел
Џетрович  слегка наклонил  свой гибкий  стан и слегка  улыбнулсЯ, но руки не
подал и даже положил ее обратно в карман"?
     ‚  разговоре  с Ѓазаровым Џавел Џетрович любит озадачивать недостойного
его  аристократического   величиЯ  разночинца   иронически-пренебрежительным
вопросом: "Ђ немцы все дело говорЯт?" - промолвил Џавел Џетрович, и лицо его
принЯло такое  безучастное, отдаленное  выражение,  словно  он  весь ушел  в
какую-то заоблачную высь".  ‡десь аристократическое презрение к нижестоЯщему
человеку в чем-то напоминает  наигранную начальническую глухоту  ЉолЯзина  с
подчиненными:  "‘ановник  вдруг  перестает  понимать  самые  простые  слова,
глухоту на себЯ напускает".
     ‚  провинциальных  "нигилистах"  тоже бросаетсЯ  в глаза фальшивость  и
наигранность  их отрицаний. ‡а модной маской эмансипированной барыни  прЯчет
Љукшина свою женскую неудачливость. ’рогательны  ее потуги быть современной,
и  по-женски  беззащитна  она, когда  друзьЯ-нигилисты  не обращают  на  нее
вниманиЯ  на бале  у губернатора. Ќигилизмом  ‘итников и Љукшина  прикрывают
чувство неполноценности: у ‘итникова - социальной ("он очень стыдилсЯ своего
происхождениЯ"),  у  Љукшиной  -  типично женской (некрасиваЯ,  беспомощнаЯ,
оставленнаЯ  мужем).  ‚ынужденные играть несвойственные  им  роли, эти  люди
производЯт  впечатление   неестественности,   "самоломанности".  „а-(*118)же
внешние манеры  Љукшиной вызывают  невольный вопрос: "—то  ты,  голодна? €ли
скучаешь? €ли робеешь? —его ты пружишьсЯ?"
     Ћбразам  этих  несчастных людишек, как шутам в шекспировской  трагедии,
выпадает  в  романе   задача  спародировать  некоторые  качества,   присущие
нигилизму высшего типа. ‚едь и Ѓазаров на протЯжении романа, и  чем  ближе к
концу,  тем более Явственно,  прЯчет  в  нигилизме свое  тревожное, любЯщее,
бунтующее сердце. Џосле знакомства с ‘итниковым и Љукшиной в  самом Ѓазарове
начинают резче проступать  черты "самоломанности". ‚иновницей их оказываетсЯ
Ђнна ‘ергеевна Ћдинцова. "‚от тебе раз! бабы испугалсЯ! - подумал Ѓазаров и,
развалЯсь  в  кресле не хуже  ‘итникова,  заговорил преувеличенно развЯзно".
‹юбовь к Ћдинцовой - начало трагического возмездиЯ заносчивому Ѓазарову: она
раскалывает  душу героЯ на две половины. Ћтныне в нем живут и действуют  два
человека.   Ћдин  из  них  -   убежденный  противник  романтических  чувств,
отрицающий духовные основы любви.  „ругой - страстно и одухотворенно любЯщий
человек,  столкнувшийсЯ с  подлинным  таинством этого чувства:  "...он легко
сладил бы  с своею кровью, но что-то другое в него вселилось, чего он  никак
не допускал, над чем всегда трунил, что возмущало всю его гордость". „орогие
его уму  естественнонаучные  убеждениЯ превращаютсЯ в принцип, которому  он,
отрицатель  всЯких  принципов,  теперь служит,  тайно ощущаЯ, что служба эта
слепа, что жизнь оказалась сложнее того, что знают о ней "физиологи".
     Ћбычно истоки трагизма базаровской любви  ищут в  характере  Ћдинцовой,
изнеженной  барыни,  аристократки,  не  способной  откликнутьсЯ  на  чувство
Ѓазарова, робеющей и  пасующей  перед ним.  Ћднако аристократизм  Ћдинцовой,
идущий  от старых дворЯнских традиций, соединЯетсЯ в ней с "аристократизмом"
иным,  дарованным  ей  русским национальным  идеалом женской  красоты.  Ђнна
‘ергеевна царственно прекрасна и сдержанно  страстна,  в  ней есть  типичнаЯ
русскаЯ величавость. Љрасота ее  женственно  своенравна  и  неуступчива. Ћна
требует к себе почтениЯ.  Ћдинцова хочет и  не  может  полюбить  Ѓазарова не
только  потому,  что  она аристократка,  но и  потому,  что  этот  нигилист,
полюбив, не хочет любви и  бежит от нее. "ЌепонЯтный испуг", который охватил
героиню в момент любовного  признаниЯ Ѓазарова, человечески оправдан: где та
грань,  котораЯ отделЯет  базаровское  признание  в  любви от  ненависти  по
отношению  к  любимой женщине?  "Ћн  задыхалсЯ: (*119)  все  тело его видимо
трепетало. Ќо  это  было  не трепетание  юношеской робости,  не сладкий ужас
первого признаниЯ овладел им: это страсть в нем билась, сильнаЯ и тЯжелаЯ  -
страсть,  похожаЯ  на  злобу и,  быть  может,  сродни  ей".  ‘тихиЯ  жестоко
подавленного чувства  прорвалась  в  нем  наконец,  но  с разрушительной  по
отношению к этому чувству силой.
     Џараллельно  истории  Ѓазарова и  Ћдинцовой,  где нарочитое  отчуждение
неожиданно  разрешаетсЯ  порывом сокрушительной  страсти,  развертываетсЯ  в
романе историЯ  сближениЯ  ЂркадиЯ с  Љатей,  историЯ  о дружбе,  постепенно
перерастающей в спокойную  и чистую любовь. ќта  параллель оттенЯет  трагизм
совершающихсЯ  в  Ѓазарове  перемен.  „ружба  с  Љатей   смЯгчает  драматизм
безответного юношеского  чувства  ЂркадиЯ  к Ћдинцовой.  …е скреплЯют  общие
интересы:  с Љатей  Ђркадий  учитсЯ быть  самим собой  и постепенно отдаетсЯ
увлечениЯм,   которые   отвечают   природе   его    мЯгкого,   художественно
восприимчивого характера. Ћдновременно между  Ђркадием и Ѓазаровым нарастает
взаимное   отчуждение,  виновником  которого   отчасти   ЯвлЯетсЯ   …вгений.
‚спыхнувшее  в Ѓазарове любовное чувство заставлЯет стыдитьсЯ своего ученика
и все чаще избегать общениЯ с ним.
     "Ћбе  стороны до  известной степени  правы"  -  этот  принцип  античной
трагедии проходит через  все  конфликты романа,  а  в любовной  его  истории
завершаетсЯ  тем,  что  ’ургенев  сводит аристократа Љирсанова  и  демократа
Ѓазарова в сердечном влечении к ”енечке и ее  народным  инстинктом  выверЯет
ограниченность того и другого героЯ.
     Џавла     Џетровича     привлекает     в    ”енечке     демократическаЯ
непосредственность: он задыхаетсЯ в разреженном, высокогорном воздухе своего
аристократического интеллекта. Ќо любовь  его  к ”енечке слишком заоблачна и
бесплотна. "’ак  тебЯ холодом и  обдаст!"  - жалуетсЯ героинЯ „унЯше  на его
"страстные" взглЯды.
     Ѓазаров  интуитивно  ищет  в  ”енечке  жизненное  подтверждение  своему
взглЯду  на  любовь  как  на  простое  и  Ясное  как  дважды два чувственное
влечение: "ќх, ”едосьЯ Ќиколаевна! поверьте мне: все умные дамы на свете  не
стоЯт вашего локотка".  Ќо такаЯ "простота" оказываетсЯ  хуже воровства: она
глубоко оскорблЯет ”енечку,  и нравственный  укор,  искренний, неподдельный,
слышитсЯ из ее уст.
     Ќеудачу  с  Ћдинцовой  Ѓазаров объЯснЯл длЯ  себЯ барской изнеженностью
героини, но применительно к  ”енечке  о (*120)  каком  "барстве" может  идти
речь? Ћчевидно, в самой женской природе (крестьЯнской или дворЯнской - какаЯ
разница!)   заложены  отвергаемые  героем  одухотворенность  и  нравственнаЯ
красота.
     <b>Њировоззренческий кризис  Ѓазарова</b>. “роки любви повели за собою тЯжелые
последствиЯ  в  душе Ѓазарова.  Ћни привели  к  кризису  его  односторонние,
вульгарно-материалистические  взглЯды на  жизнь. Џеред героем открылись  две
бездны: одна - загадка  его  собственной  души, котораЯ  оказалась  сложнее,
глубже  и бездоннее, чем он предполагал; другаЯ - загадка мира,  который его
окружает.  Ћт  микроскопа героЯ потЯнуло  к  "телескопу",  от инфузорий  - к
звездному  небу  над  головой,  вопреки   уже  беспомощным   нигилистическим
бравадам: "џ глЯжу на небо только тогда, когда хочу чихнуть!"
     "—ерт  знает,  что  за  вздор! -  признаетсЯ Ѓазаров  Ђркадию.-  Љаждый
человек  на ниточке висит, бездна  ежеминутно под ним разверзнутьсЯ может, а
он  еще  сам  придумывает  себе всЯкие неприЯтности, портит свою  жизнь". ‡а
восхищением  стойкостью  человеческого духа тут  проглЯдывает  то  же  самое
внутреннее смущение нигилиста перед неудержимой силой нравственных  чувств и
страстей.  Љ чему придумывать  человеку поэтические тайны,  зачем тЯнутьсЯ к
утонченным переживаниЯм,  если он - всего  лишь жалкий  атом  во  ‚селенной,
слабое  биологическое существо, подверженное неумолимым естественным законам
увЯданиЯ и смерти?
     Ѓазаров  скептичен,   но  заметим,  что  теперь  его  скептицизм  лишен
непоколебимой  уверенности. ђассуждениЯ о бессмысленности жизни при  внешнем
отрицании заключают в себе тайное удивление высокими человеческими надеждами
и  ожиданиЯми. Џоложение песчинки, атома,  находЯщегосЯ во власти  безличных
стихий  природы,  Ѓазарова,  по-видимому,   не  удовлетворЯет.  ѓордаЯ  сила
человеческого  возмущениЯ   поднимает  его   над  равнодушным  муравьем,  не
обладающим чувством состраданиЯ.
     Ќе умеЯ ответить на роковые вопросы о драматизме любви, о смысле жизни,
о  таинстве  смерти,   Ѓазаров  по-прежнему  хочет  с  помощью  современного
естествознаниЯ  заглушить  в  себе  ощущение  трагической  серьезности  этих
вопросов.   Њасштаб  притЯзаний  Ѓазарова  здесь  головокружительно  смел  и
значителен. Ќо как  незаурЯдный  человек,  герой  не  может  с  самим  собою
справитьсЯ: данные естественных наук его от этих тревог уже не оберегают. Ћн
склонен, как  нигилист, упрекать себЯ  в отсутствии  равнодушиЯ к  презренны
(*121) аристократам, к  несчастной любви, поймавшей его на жизненной дороге.
‚ минуты отчаЯниЯ, когда тайными тропами  к нему подбираетсЯ "романтизм", он
негодует, топает ногами, грозит себе кулаком. Ќо в преувеличенной, отчаЯнной
дерзости  этих  упреков скрываетсЯ другое:  и любовь, и поэзиЯ,  и сердечное
воображение прочно живут в его душе.
     ‚озникшие перед  Ѓазаровым вопросы  о  смысле жизни,  опровергающие его
прежний, упрощенный взглЯд на  человека и  мир,- не пустЯки. ’ак  начинаетсЯ
глубокий   кризис  веры   героЯ  в  неизменную,  биологизированную  сущность
человека.  ‘тарое убеждение,  что  люди  подобны  деревьЯм  в  лесу,  давало
Ѓазарову  возможность  смотреть   на   мир   оптимистически.   Ћно   вселЯло
уверенность, что  нет  нужды революционеру вникать в душу каждого человека в
отдельности. ‹юди все одинаковы: исправьте общество - болезней не будет.
     ‹юбовь к Ћдинцовой пробудила в Ѓазарове тревожные сомнениЯ: может быть,
точно  всЯкий