ийских судах, незаслуженно покровительствовал король. Встреча кораблей с западного побережья с кораблями из портов Пролива редко обходилась без кровопролитья. Поэтому на причале то и дело возникали ссоры: команда с "Фомы" и "Милости Господней" с именем св. Леонарда на языке и жаждой убийства в глазах, горланя и потрясая кулаками, набрасывалась на моряков с "Василиска". Вот тогда-то среди взмахов дубин и блеска ножей мгновенно возникала сильная фигура молодого военачальника, который, безжалостно разя арапником направо и налево, как укротитель среди волков, заставлял орущую толпу вернуться к работе. К утру четвертого дня все было готово; отдали концы и три суденышка, влекомые собственными пинассами, двинулись из гавани и вскоре затерялись в тумане, поднявшемся над Проливом. Отряд, который Эдуард послал на подкрепление гарнизонам Бретани, оказавшимся в трудном положении, был невелик, но достаточно силен. В нем почти не было людей, еще не побывавших в сраженьях, а возглавляли его выдающиеся рыцари, известные разумностью в военных советах и доблестью на поле брани. На "Василиске" свое знамя с черным вороном поднял Ноулз. При нем состояли его собственный оруженосец Джон Хоторн и Найджел. В его отряде в сто человек сорок были из долин Йоркшира и сорок из Линкольна - знаменитые лучники во главе с Уотом Карлайлом, седовласым ветераном пограничных войн. Сила и ловкость Эйлварда уже завоевали ему положение старшины, и вместе с Длинным Недом Уиддингтоном он как лучник пользовался почти такой же репутацией, что и знаменитый Уот Карлайл. Копейщики тоже были закаленные в боях солдаты. Их возглавлял Черный Саймон из Нориджа, тот самый, что приплыл вместе с Найджелом и Эйлвардом из Уинчелси. Он ненавидел французов, убивших всех его близких, и словно кровная гончая, бросался туда, где мог утолить жажду мщения, будь то на воде или на суше. Под стать им были и остальные, плывшие на двух других судах: чеширцы с уэльских границ на "Фоме" и кабмер-лендцы, уже отвоевавшие с Шотландией, на "Милости Господней". Сэр Джеймс Эстли повесил свой щит с пятилапчатым горностаем над кормой "Фомы". Лорд Томас Перси, младший сын Эника, уже поддержавший боевую репутацию этого дома, который не одно столетие служил запором на воротах, ведущих в глубь страны, возглавил отряд на "Милости Господней", выставив своего лазурного льва, стоящего на задних лапах. Вот какие отряды, держа курс на Сен-Мало, выходили из гавани Кале, чтобы тут же исчезнуть в клубящемся тумане Пролива. С востока тянул легкий бриз, и высокие крутогрудые суда медленно шли по Проливу. Временами туман приподнимался, и тогда с каждого корабля было видно, как два других тяжело переваливаются на лоснящейся, маслянистой поверхности моря; но он тут же снова опускался, закрывая марс, обволакивая большой рей, и, наконец, разливался пеной по палубе, пока с глаз не исчезала даже вода за бортом, и людям казалось, что они плывут на плотике в океане густого пара. Пошел мелкий холодный дождь, и лучники сгрудились под нависающими, над палубой полуютом и баком; одни спали, другие играли в кости, а многие приводили в порядок стрелы или начищали оружие. На дальнем конце в окружении корыт и ящиков с перьями восседали на бочке, словно на почетном троне, Бартоломью, стрелок, делавший луки, и Флетчер, лысый толстяк, обязанностью которого было следить, чтобы у каждого солдата было в порядке снаряжение, и который мог продавать им все, что нужно сверх положенного. Перед ним толпились стрелки с луками и колчанами - кто жалуясь, кто чего-то требуя, а полдюжины пожилых солдат собрались у него за спиной и, ухмыляясь, слушали его пояснения и брань. - Не можешь натянуть тетиву? - говорил он молоденькому лучнику. - Значит, либо она коротка, либо лук длинен, только уж, точно, не потому, что в твоих руках силы хватает лишь на то, чтобы натягивать штаны, а не тетиву на лук. Смотри, ленивый бездельник, вот как ее натягивают! Правой рукой он схватил лук посередине, правой ногой наступил на его конец, левой рукой пригнул верхний конец и легко накинул тетиву на выемку. - А теперь, изволь, сними тетиву, - сказал он, передавая лук стрелку. Стрелку с большим трудом удалось это сделать, но он не успел вовремя убрать руку, и тетива, с громким щелчком соскользнув с верхней выемки, больно ударила его по пальцам. Неудачливый лучник заметался, прижимая к себе руку, а по палубе волной прокатился громкий хохот. - Так тебе и надо, недоумок! - проворчал старый лучник. - Такой отличный лук пропадает зря! А ты что скажешь, Сэмкин? Сдается мне, что тебя мне учить нечему. Вот лук, сделанный по всем правилам. Но ты дело говоришь, он стал бы еще лучше, если б вот тут посредине этой красной шелковой оплетки отметить точное место выемки белой тесьмой. Оставь его, я сейчас им займусь. А у тебя что, Уот? Новый наконечник на копье? Господи, подумать только! Человеку под одной крышей заниматься четырьмя ремеслами! И луки-то я делай, и стрелы, и тетиву, а тут еще и наконечники! У старого Бартоломью четыре ремесла, да вот плата только одна! - Ладно, ладно, помолчал бы, - проворчал старый лучник с иссохшей, морщинистой коричневой кожей и маленькими блестящими глазками. - В наши дни луки куда лучше чинить, чем гнуть. Ты вот никогда француза в глаза не видел, а получаешь по девять пенсов в день; а я был ранен в пяти сраженьях, но больше четырех пенсов не зарабатываю. - Сдается мне, Джон их Таксфорда, что глаза твои видели больше кружек меда, чем французов, - сказал старый мастер. - Я гну спину от зари до темна, а ты знай балуешься элем в пивных. А тебе что, паренек? Чересчур туг? Положи лук на рукоять. Она тянет на шестьдесят фунтов - как раз для парня твоего роста. Сильней налегай на него, и все пойдет как надо. Как же ты хочешь стрелять на четыре сотни шагов, если лук у тебя не тугой? Тебе перьев? Сколько угодно, и самые лучшие. Вот фазаньи, по грошу за каждое. Уж, конечно, такой щеголь с золотыми серьгами, как ты, Том Биверли, не станет брать никаких, кроме фазаньих. - Мне все равно какие, лишь бы стрела летела куда надо, - ответил высокий молодой йоркширец, отсчитывая пенни на ладони мозолистой руки. - Перо серого гуся стоит всего фартинг. Вон те, слева, - полпенса. Это перья дикого гуся. А второе перо болотного гуся дороже, чем домашнего. Эти вот, на медном лотке, - выпавшие перья, они лучше выдернутых. Бери дюжину, парень, и обрежь их наподобие седла или кабаньего хребта - те смертельны вблизи, а эти летят дальше, - и ни у кого в отряде не будет висеть за плечами колчан лучше твоего. Однако то, что говорил о стрелах мастер, не понравилось Длинному Неду Уиддингтону, угрюмому йоркширцу с бородой цвета соломы; стоя неподалеку, он прислушивался к его наставлениям и презрительно ухмылялся. Потом вдруг вмешался в разговор. - Ты бы лучше продавал луки, а не учил стрелять из них, - сказал он, - в мозгах-то у тебя не больше ума, чем волос на голове. Если б ты стрелял из лука столько месяцев, сколько я лет, ты бы знал, что, если обрезать перо прямо, стрела летит куда ровнее. А ты говоришь - кабаний хребет! Худо, что у этих молодых лучников нет учителя получше. Этот выпад против его профессионального мастерства привел Бартоломью в ярость. Лицо его налилось кровью, в глазах мелькнул огонь, и он набросился на лучника. - Ты, семифутовая бочка лжи! - заорал он. - Клянусь всеми святыми, я покажу тебе, как разевать на меня свою поганую пасть! Бери меч и выходи вон туда, на палубу, Посмотрим, кто из нас настоящий солдат. Пусть мне никогда больше не прижимать большим пальцем стрелу, если я не поставлю свой знак на твоей тупой башке. В ссору тотчас ввязалось два десятка голосов: одни за мастера, другие за своего земляка с Севера. Какой-то рыжий житель долин выхватил было меч, но тут же тяжелый кулак соседа уложил его на палубу. В одно мгновенье, жужжа, как рой разъяренных шершней, на палубу высыпали лучники, но не успело раздаться и удара, как среди них оказался Ноулз. Глаза его сверкали, лицо словно окаменело. - Разойдись, кому говорю! У вас впереди еще хватит сражений, еще успеете поостудить кровь, прежде чем снова увидите Англию. Лоринг, Хоторн, валите всякого, кто поднимет руку. Ты что-то хочешь сказать, ты, рыжий негодяй? - И он приблизил лицо почти вплотную к лицу рыжего лучника, который первым схватился за меч. Стрелок в страхе отпрянул, не выдержав его бешеного взгляда. - Прекратите шум, вы там, и развесьте свои длинные уши! Трубач, протруби еще раз! Сигнал рожка подавался каждые четверть часа, для того, чтобы не терять связи с двумя другими судами, совершенно не видимыми в тумане. И вот снова прозвучала высокая чистая нота, призыв свирепого морского чудовища к своим соплеменникам, но на этот раз из-за стен густого тумана, окружавших их со всех сторон, в ответ не донеслось ни звука. Снова и снова подавали они сигнал и, затаив дыханье, ждали ответа. - Где шкипер? - спросил Ноулз. - Как тебя зовут? И ты смеешь считать себя настоящим моряком? - Меня зовут Нэт Деннис, благородный сэр, - отозвался старый седобородый моряк. - Вот уже тридцать лет, как я впервые просвистел сбор команде у выхода из Саутгемптонской гавани. Если кто и может считаться настоящим моряком, так это я. - Где остальные наши суда? - Что вы, сэр, кто это может сказать в таком тумане? - Но ведь это ты должен был держать их вместе. - Господь дал мне только два глаза, благородный сэр, а они не могут ничего рассмотреть в этой темноте. - Если б не было тумана, я сам, хоть я и солдат, держал бы их вместе. А в такую погоду мы рассчитывали на тебя - ведь моряк-то ты! Но ты не сумел ничего сделать. Из-за тебя два судна пропали еще до начала военных действий. - Что вы, благородный сэр! Подумайте, пожалуйста... - Хватит слов! - отрезал Ноулз. - Словами не вернуть двух сотен моих людей. Если я не найду их до того, как мы прибудем в Сен-Мало, для тебя это обернется черным днем, клянусь святым Уилфридом Рипенским. Ну хватит! Ступай и сделай все, что можешь. Пять часов, подгоняемые легким бризом, они ныряли в густом тумане. Сверху непрерывно сеялся холодный дождь; мелкие капли блестели в спутанных бородах и на лицах. Порой в тумане появлялся просвет, и тогда со всех сторон судна на расстоянье полета стрелы открывались вздымающиеся волны. Потом клубы тумана наползали снова и снова огораживали их сплошною непроницаемой стеной. Они уже давно перестали подавать сигналы пропавшим судам и наделись только на то, что увидят их, когда погода прояснится. По прикидке шкипера, они были теперь где-то посередине между обоими берегами. Найджел стоял, опершись на фальшборт, и мысли его витали далеко, в Косфордской лощине и на одетых вереском склонах Хайндхеда, как вдруг его ухо уловило какой-то звук. Это был тонкий, чистый, металлический звон, прокатившийся высоко над глухим рокотом моря, потом послышался скрип утлегаря, хлопанье парусов. Он напряг слух, и опять до его уха донеслись эти странные звуки. - Прислушайтесь, милорд, - обратился он к сэру Роберту. - Там в тумане какие-то звуки! Наклонив головы, оба стали внимательно прислушиваться. Снова раздался звон, но уже в другой стороне: первый раз он шел с носа: теперь с кормы. Звук повторился еще раз и еще. Вот он переместился на другой борт, потом опять на корму; он слышался то совсем рядом, то так далеко, что казался лишь слабеньким звяканьем. К этому времени уже все - матросы, лучники и копейщики - столпились у бортов. Со всех сторон в темноте раздавались звуки, но за влажной стеной тумана ничего нельзя было разглядеть. А звуки были разные, непривычные для уха: один и тот же высокий мелодичный звон. Старый шкипер покачал головой и перекрестился. - За все тридцать лет, что я на воде, ни разу не слышал ничего похожего, - сказал он. - В тумане разгулялся дьявол. Не зря его называют Князь тьмы. По судну волной прокатился страх; грубые, суровые люди, не пасовавшие ни перед каким смертным врагом, тряслись теперь от ужаса перед тем, что было лишь плодом их воображения. Побледнев, остановившимся взглядом они всматривались в облака тумана, словно оттуда в любую минуту могло броситься на них нечто чудовищное. Но в это время налетел порыв ветра, туман на мгновенье приподнялся, и перед ними открылось море. Оно было усеяно судами, которые со всех сторон окружали маленький кораблик. Это были огромные каракки, высокие, величественные, с бортами, выкрашенными в красный цвет, покрытыми резьбой и позолотой. На каждом был поднят один большой парус, и все они шли по Проливу тем же курсом, что и "Василиск". На палубах толпились люди, а с высокого юта раздавались таинственные звуки, наполнявшие воздух. Удивительная эскадра, медленно продвигавшаяся вперед, лишь на миг показалась в рамке тумана: снова надвинулись клубящиеся пары, и корабли исчезли из виду. На "Василиске" все смолкло, но тут же раздался взволнованный гул голосов. - Испанцы! - вырвалось из дюжины глоток матросов и лучников. - Мне надо было это сразу сообразить, - сказал шкипер. - Я помню, как на Бискайском побережье они бряцали кимвалами, как язычники мавры, с которыми они воюют. Что же нам делать, благородный сэр? Ведь если туман приподнимется, считайте, что все мы покойники. - У них, по меньшей мере, тридцать судов, - задумчиво сказал Ноулз. - Если мы их видели, значит, они нас тоже. И они возьмут нас на абордаж. - Не думаю, благородный сэр. Мне кажется, наше судно легче и быстрее, чем их корабли. Если туман продержится еще хоть час, мы от них уйдем, - К оружию! - вскричал вдруг Ноулз. - К оружию! Они гонятся за нами. В самом деле, за то короткое время, пока туман не упал снова, с испанского флагманского корабля заметили "Василиск". При таком слабом ветре и густом тумане испанцы едва ли могли надеяться нагнать его под парусами, но, к несчастью, неподалеку от огромной испанской каракки оказалась низкая галера, узкая и быстроходная, весла которой могли нести ее и против ветра и против прилива. С нее тоже заметили "Василиск", и именно ей отдал приказ испанский адмирал. Несколько минут она рыскала в тумане, а потом вдруг выскочила из него, словно хищный зверь из засады. Как раз в то мгновенье, когда галера темной тенью скользнула за "Василиском", ее и увидел английский рыцарь, и с губ его сорвался грозный крик тревоги. В следующий миг на правом борту галеры убрали весла, суда со скрежетом сошлись, и поток темнокожих испанцев с победными криками хлынул через борт на палубу "Василиска". Несколько минут казалось, будто судно удалось захватить без единого удара, - англичане, как безумные, метались по всей палубе в поисках оружия. Под нависающим полубаком и ютом десятки стрелков склонились над луками, надевая тетиву, которую они вытаскивали из водонепроницаемых чехлов. Другие протискивались между седлами, бочонками и ларями, лихорадочно разыскивая свои колчаны. Каждый, кому это удавалось, вытаскивал по несколько стрел для менее удачливых товарищей. Копейщики тоже суматошно кидались из угла в угол, вслепую хватаясь за стальные наконечники, тут же бросая их, если они не годились, и жадно устремляясь за любым мечом или кинжалом, которые попадались им на глаза. Испанцы уже захватили шкафут и, сразив всех, кто оказался перед ними, стали в обе стороны теснить остальных. Но тут они поняли, что в когтях у них не жирный баран, а матерый старый волк. Урок запоздал, зато был поучительным. Испанцы полагали, что имеют дело с торговым суденышком, а тут на них с обеих сторон навалились безнадежно превосходящие их числом воины. Живым из этой схватки не вышел никто. Да это была и не схватка, а бойня. Напрасно оставшиеся в живых с криком метались по палубе, взывая к святым о помощи, и спрыгивали вниз, на галеру. Ее тоже изрешетили стрелами с юта "Василиска", так что вскоре под их ливнем полегла команда на палубе и гребцы-рабы. От носа до кормы каждый фут ее был прошит стрелами. Теперь галера была просто плавучим гробом, где лежали груды мертвых и умирающих. Сначала она, тяжело качаясь, шла за "Василиском"; потом он быстро двинулся вперед и оставил ее в тумане. В первые минуты сраженья испанцы схватили шесть человек команды и четырех безоружных лучников. Им перерезали глотку и выбросили их за борт. Теперь та же участь постигла раненых и мертвых испанцев, которыми была завалена палуба. Одному удалось убежать и спрятаться в трюме, но и его, визжавшего под ударами, словно крыса в темноте, загнали в угол и убили. Через полчаса уже ничто не напоминало о мрачной встрече в тумане, если не считать багровых пятен на палубе и бортах. Раскрасневшиеся, веселые лучники снова снимали с луков тетивы, потому что, несмотря на смазку, они быстро размягчались и слабели в сыром воздухе. Одни искали стрелы, которые могли остаться на судне, другие перевязывали полученные в схватке незначительные раны. Но с лица сэра Роберта не сходило беспокойство, и он напряженно всматривался в толщу тумана. - Ступайте к лучникам, Хоторн, - приказал он своему оруженосцу, - пусть молчат, если жизнь дорога. Вы тоже, Лоринг, ступайте к ютовой команде и передайте то же самое. Если нас заметят с какого-нибудь большого корабля, всем нам конец. Целый час, затаив дыхание, крались они среди кораблей, и все время со всех сторон до них доносились звуки кимвалов - так испанцы удерживали свои суда вместе. Была минута, когда дикая музыка зазвучала над самым носом "Василиска", и ему пришлось изменить курс. В другой раз огромный корабль на миг завис прямо у него над кормой, но англичане успели отвернуть от него на два румба, и он снова растаял в тумане. Потом постепенно звон кимвалов превратился в отдаленное звяканье и наконец замер вдали. - Вовремя, - сказал старый шкипер, показывая на бледное желтоватое пятно, появившееся у них над головой. - Посмотрите вон туда! Это пробивается солнце. Сейчас его будет видно. А! Что я говорил? В небе в самом деле появилось тусклое, величиной не больше луны, только гораздо бледнее, солнце; по нему то и дело пробегали дымные завитки тумана. Англичане смотрели на него, и прямо на глазах солнце становилось все больше и ярче; вокруг него светилось желтое гало; потом сквозь туман пробился луч, и вот уже, все расширяясь, на них хлынул золотой поток. Спустя минуту перед ними открылись чистые голубые воды, а над головой засинело небо, по которому плыли легкие белые облачка. Картина, представшая их глазам под этим лазурным куполом, на всю жизнь врезалась им в память. "Василиск" шел по самой середине Пролива. По обе стороны лежали чистые белые и зеленые берега Пикардии и Кента. Впереди простирался широкий Пролив; воды его бледно-голубые возле носа судна, постепенно темнели и у далекого горизонта становились лиловыми. Позади клубился густой туман, из которого они только что вырвались. Серая стена тянулась с востока на запад, и сквозь нее виднелись огромные туманные очертанья испанских кораблей. Четыре судна уже пробились сквозь густую пелену и торжественно шли на запад, сверкая в лучах заходящего солнца красными позолоченными боками и расписными парусами. Каждую минуту из тумана выныривало еще одно золотое пятно; на какой-то миг оно вспыхивало яркой звездой, но тут же превращалось в медный нос исполинского корабля. Теперь облачную стену по всей ширине прорывали корпуса благородных кораблей, стремящихся на открытый простор. "Василиск" находился на расстоянии мили от их центра и в двух милях от флангов. А в пяти милях, ближе к французскому берегу, по Проливу шли два другие судна. Роберт Ноулз приветствовал появление "Фомы" и "Милости Господней" радостным возгласом, а старый шкипер - горячей благодарственной молитвой святым. Но как ни приятно было видеть потерянных друзей и сколь ни удивительны казались испанские корабли, взоры всех находящихся на "Василиске" обратились не к ним - англичанам предстало зрелище куда более величественное, заставившее всех столпиться на полубаке и жадно вглядываться в даль: от берегов Уинчелси шел английский флот. Еще до того как туман поднялся, быстроходный галеас принес к английским берегам весть о том, что испанцы вошли в Пролив, и королевский флот был на ходу. И теперь его паруса, расцвеченные гербами и знаменами снарядивших корабли городов, сверкали вдоль всего кентского побережья, от мыса Данджнесс до Рая. Всего было двадцать девять судов из Саутгемптона, Шорема, Уинчелси, Гастингса, Рая, Хайта, Ромни, Фолкстона, Дила, Дувра и Сандвича. Они шли, развернув паруса по ветру, а испанцы, как и подобает доблестному противнику, каким они были во все времена, повернули навстречу им к берегу. И два сверкающих флота с раздутыми расписными парусами, с гордо развевающимися штандартами, под звуки труб и кимвалов устремились навстречу друг другу. Корабль короля Эдуарда "Филиппа" весь день поджидал испанцев в миле от Кэмбер Сэндз. Над огромным парусом с королевским гербом реял алый английский крест. Вдоль фальшборта виднелись щиты сорока рыцарей, лучших воинов страны, и столько же знамен полоскались по ветру над палубой. На носу и на корме сверкало оружие копейщиков, посередине толпились лучники. Время от времени на королевском корабле раздавался грохот литавр и рев труб, и ему тут же вторили его великолепные соседи: "Лев" под флагом Черного Принца, "Христофор" под флагом графа Суффолка, "Тронная зала" Роберта Намюрского и "Дева Мария" сэра Томаса Холленда. Дальше шли "Белый лебедь" с гербом Моубрея, "Дилский паломник", над которым развевался украшенный черной головой штандарт Одли, и "Кентский моряк" под флагом лорда Бошана. Остальные суда в полной готовности стояли на якоре в бухте Уинчелси. Король сидел на бочонке на носу корабля, а на коленях у него примостился маленький Джон Ричмондский, совсем еще ребенок. На Эдуарде была его любимая черная бархатная куртка и небольшая коричневая бобровая шляпа с белым пером. С плеч ниспадал роскошный горностаевый плащ. Позади расположились десятка два рыцарей, сверкавших шелками и атласами; одни сидели на перевернутой лодке, другие болтали ногами с фальшборта. Перед королем, оперев ногу о якорный шток, стоял Джон Чандос в пестром кафтане, он перебирал струны гитары и пел песню, которой выучился в Мариенбурге [Мариенбург - ныне Мальборк, город в Польше, недалеко от Гданьска], когда в последний раз сражался с тевтонскими рыцарями против неверных. Король, его рыцари и даже лучники на палубе под ними, слушая веселую песенку, громко смеялись и подтягивали хором, а на других судах люди перевешивались с бортов, чтобы поймать низкий голос Чандоса, раскатывавшийся по волнам. Но внезапно песня смолкла. С наблюдательного пункта на вершине мачты раздался резкий хриплый крик: - Вижу парус! Два паруса! Джон Банс, королевский шкипер, из-под ладони всматривался в длинную стену тумана, закрывавшую всю северную часть Пролива. Чандос, так и не отнявший пальцы от струн, король и рыцари - все устремили взгляд в том же направлении. Сначала впереди показались два маленьких темных силуэта, потом еще один. - Это, конечно, испанцы? - спросил король. - Нет, ваше величество, - ответил шкипер, - у испанцев корабли больше и выкрашены в красный цвет. Не знаю, кто это может быть. - Я, кажется, догадываюсь! - воскликнул Чандос. - Это же наши корабли с моими людьми, они идут в Бретань. - Угадали, Джон, - отозвался король. - Только смотрите. Пресвятая Дева, что это такое? В четырех местах на облачной стене засверкали звезды. И тут же на залитые солнцем воды вынырнули четыре высокогрудых корабля. Неистовый крик прокатился по королевскому кораблю; его подхватили команды остальных судов, и вскоре по всему берегу от мыса Данджнесс до Уинчелси разнеслись воинственные крики. Король весело вскочил на ноги. - Игра начинается, друзья мои, - объявил он. - Снаряжайтесь, Джон! Снаряжайтесь, Уолтер! Быстрее! Оруженосцы, несите доспехи! Пусть каждый позаботится о себе сам, времени у нас мало. Странно было видеть, как сорок благородных рыцарей срывали с себя одежду, раскидывая по палубе шелка и бархат, а их оруженосцы спешно, как конюхи перед скачками, что-то подтягивали, закрепляли, поджимали, надевали забрала, поножи, нагрудники, наплечники, пока сияющий шелком придворный не превращался в закованного в сталь рыцаря. Когда они закончили свое дело, там, где только что под гитару сэра Джона пели и шутили веселые щеголи, теперь стоял отряд суровых воинов. Под ними, на палубе, лучники под присмотром командиров спокойно, молча занимали предписанные им места. Человек десять карабкались на опасный пост - маленькую площадку на мачте, - Николаc, принеси вина! - приказал король. - Повремените, милорды, не опускайте забрала, выпейте со мной последний глоток. Даю вам слово, вы успеете протрезветь, прежде чем снова откроете лицо. За что мы выпьем, Джон? - За испанцев, - ответил Чандос. Его сухое лицо с большим крючковатым носом выглядывало из-под шлема, словно зловещая птица. - Пусть они будут отважны сердцем и сильны духом! - Хорошо сказано, Джон, - воскликнул король, а рыцари весело рассмеялись, осушая кубки. - Итак, милорды, каждый на свое место! Я командую здесь, на полубаке. Вы, Джон, возьмите на себя ют. Уолтер, Джеймс, Уильям, Фиц-Аллен, Гоулдзборо, Реджиналд останутся со мной. Джон, выбирайте кого хотите, остальные будут при лучниках. Теперь, шкипер, берите курс прямо на середину. Прежде чем сядет солнце, мы приведем нашим дамам красный корабль или уж больше никогда не взглянем им в лицо. Искусство водить корабли против ветра еще не было известно, не было еще и косых парусов, за исключением переднего, с помощью которого судно поворачивали. Поэтому английскому флоту, чтобы встретить врага, пришлось пересекать Пролив по длинной косой линии: но испанцы, идущие по ветру, рвались в бой столь же нетерпеливо, так что никакой задержки не произошло. Две великолепные армады неуклонно сближались. И тут одна блестящая каракка, красная с золотом, окаймленная по бортам сверкающей сталью, вырвалась вперед и на полмили обогнала остальные суда; голубая вода пенилась под ее раззолоченым носом, и она была так красива, что у Эдуарда загорелись глаза. - Какой прекрасный благородный корабль, Бане! - обратился он к стоявшему рядом шкиперу. - Я с удовольствием бы с ним сразился. Прошу, держите прямо, чтобы мы подошли к нему с подветренной стороны. - Если мы пойдем прямо, одно из судов потонет, а может быть и оба, - отвечал шкипер. - Я уверен, что с помощью Пресвятой Девы мы сделаем свое дело. Держите прямо, шкипер, как я приказал. Теперь суда были друг от друга на расстоянии полета стрелы, и арбалетчики начали обстрел английского корабля. Их дьявольские стрелы, короткие, толстые, жужжа в воздухе, ударялись о фальшборт, впивались в палубу, словно огромные осы, с громким звоном отскакивали от лат рыцарей, с глухим мягким звуком входили в незащищенные части тела воинов. Лучники, стоявшие вдоль бортов "Филиппы", спокойно ждали команды. Но вот раздался резкий, громкий крик командира, и разом зазвенела тетива всех луков. Воздух наполнился звоном и свистом стрел, протяжными возгласами лучников и короткими отрывистыми командами старшин. - Осторожно! Осторожно! Тверже ногу! Стрелять всем разом! - Отрывистые команды заглушали отдельные пронзительные крики, как рокот волн завывание ветра. Когда суда сошлись, испанцы повернули на несколько румбов, так чтобы удар был скользящим, но все же он был ужасен. На марсе испанской каракки дюжина матросов раскачивала огромный камень, чтобы сбросить его на палубу англичан, как вдруг они увидели, что мачта под ними треснула, и в ужасе пронзительно закричали. Мачта стала крениться, сначала медленно, потом все быстрее, и, наконец, с грохотом упала набок, а люди полетели далеко в море, словно камни, пущенные из пращи. Там, где упала мачта, на палубе теперь лежали ряды раздавленных тел. Но пострадал и английский корабль. Его мачта, правда, устояла, но от мощного удара люди попадали на палубу, а те, кто стоял вдоль бортов, оказались в воде. Один лучник свалился с марса и с глухим ударом упал на полубак прямо возле распростертого тела короля. У многих при падении с высокого полубака на шкафут были сломаны руки или ноги. Еще хуже было то, что от удара кое-где разошлись швы, и теперь в трюм хлестала вода. Но команду составляли люди опытные и дисциплинированные, они и раньше не раз сражались вместе на море и на суше, и каждый отлично знал, когда и что нужно делать. Все, кто мог встать на ноги, тут же бросились помогать рыцарям, попавшим ногами в шпигаты: они с грохотом катались по палубе и не могли подняться из-за тяжести доспехов. Лучники снова построились, как и раньше. Матросы перебегали от одного зияющего шва к другому и заделывали их смолой и паклей. Через десять минут порядок был восстановлен, и "Филиппа", хотя ей порядком досталось, снова была готова к бою. Король в ярости озирался по сторонам, словно раненый кабан. - Берите его на абордаж, - кричал он, указывая на изуродованного испанца, - мы должны его взять! Но ветер уже пронес их мимо каракки, и теперь на них надвигалась добрая дюжина испанских судов. - Мы не можем преследовать его: нам пришлось бы подставить борт другим, - объяснил шкипер. - Пусть идет куда хочет, у нас будет кое-что получше! - закричали рыцари. - Клянусь святым Георгием, вы правы, - сказал король. - Те, что подходят, похоже, прекрасные корабли. Прошу, шкипер, атакуйте ближайший. Большая каракка уже приблизилась к ним на полет стрелы и шла наперерез. Банс посмотрел на свою мачту и увидел, что она колеблется и клонится. Еще один мощный удар, и она упадет, а его судно станет беспомощной игрушкой волн. Поэтому он повернул руль и повел судно вдоль борта испанца, одновременно приказав бросать абордажные крючья и железные цепи. Испанцы с не меньшим рвением стали цепляться за борта "Филиппы" своими абордажными крюками, и скоро оба судна, плотно прижавшись друг к другу уже раскачивались вместе на бесконечных синих волнах. Над бортами нависли целые тучи людей, сцепившихся в отчаянной схватке; они то устремлялись вперед, на палубу испанца, то снова отступали на корабль короля, кружа из стороны в сторону, а над ними, словно вспышки серебряного пламени, сверкали клинки; и со всех сторон к чистому голубому небу над головой поднимались протяжные, наподобие волчьего воя, крики - в них смешалась ярость воинов и смертные муки раненых. Но тут один за другим подошли английские корабли и тоже стали бросать железо на ближайшие испанские суда, стремясь преодолеть их высокие красные борта. Теперь уже двадцать судов дрейфовали, сцепившись в таком же жестоком поединке, как "Филиппа", и по всей поверхности моря, куда хватал глаз, шли отчаянные схватки. Та каракка со сломанной мачтой, которая была брошена королевским кораблем, была вскоре захвачена "Христофором" графа Суффолка, и на воде вокруг нее виднелось множество голов ее команды. Один английский корабль тонул, пробитый огромным камнем, пущенным из баллисты, и его команда тоже держалась на воде, потому что ни у кого не было времени оказать им помощь. Еще одно судно англичан оказалось зажато между двумя испанскими кораблями, и все, кто был на борту, перебиты, так что ни один не спасся. Однако Моубрей и Одни, в свою очередь, захватили каждый по каракке, и бой, проходивший для каждой из сторон с переменным успехом, теперь явно выигрывали островитяне. Черный Принц на "Льве", "Дева Мария" и еще четыре судна пошли было в обход, чтобы напасть на испанцев с фланга, но маневр был замечен, и англичан встретили десять испанских судов во главе с "Сант-Яго де Компостела". На него-то Принц и направил свое суденышко, изо всех сил пытаясь взять его на абордаж; но борта его были слишком высоки, а сопротивление столь яростным, что людям принца так и не удалось продвинуться дальше фальшборта - их атаки всякий раз отбивали, и они с грохотом и звоном падали на палубу. Вдоль борта "Сант-Яго де Компостела" стоял сплошной частокол арбалетчиков, которые в упор расстреливали толпившихся на шкафуте "Льва" англичан, так что убитые уже лежали грудами. Однако всего страшнее был темнокожий черноволосый великан на марсе: он скрючился так, что его совсем не было видно, но то и дело поднимался с огромным куском железа в руках и с такой силой швырял его вниз, что перед ним ничто не могло устоять. Снова и снова летели вниз эти тяжеленные снаряды, проламывали палубу и падали на дно судна, сотрясая доски и ломая все, что встречалось им на пути. Принц в черных доспехах, которым был обязан своим прозвищем, стоял на полуюте, отдавая команды, как вдруг к нему бросился перепуганный шкипер. - Ваше высочество! - закричал он. - Кораблю не выдержать таких ударов. Еще несколько, и он пойдет ко дну! Вода уже хлещет в трюм! Принц взглянул наверх, и в этот миг над марсом показалась косматая борода и две руки устремились вниз. Тут же огромный кусок металла, просвистев в воздухе, пробил в палубе зияющую дыру и упал в трюм, ломая и расщепляя доски. Шкипер схватился за седые волосы. - Еще пробоина! - закричал он. - Святой Леонард, помоги нам пережить этот день! Двадцать матросов откачивают ведрами воду, а она все прибывает. Через час мы уже не сможем держаться на плаву. Принц выхватил у одного из окружавших его людей арбалет и навел его на марс испанца. В это самое мгновенье матрос на марсе выпрямился с новой болванкой в руках, и стрела Принца поразила его прямо в лицо, так что тело опрокинулось на огражденье, и он повис вниз головой. Англичане завопили от радости, испанцы разразились проклятьями. Какой-то матрос поднялся из трюма "Льва" и что-то шепнул шкиперу. Тот с пепельно-серым лицом обернулся к Принцу. - Ваше высочество, все что я сказал, - правда. Судно погружается. - Вот мы и должны добыть себе другое, - ответил Принц. - Сэр Генри Стоукс, сэр Томас Стертен, Уильям, Джон Клифтонский! Вот нам путь! Вперед мое знамя, Томас де Моэн! Вперед, и победа за нами! В отчаянной свалке десяток человек во главе с Принцем пробились на край испанской палубы. Одни яростно разили мечами направо и налево, чтобы освободить немного пространства, другие, держась одной рукой за поручни, перевешивались вниз и подтягивали оттуда своих соратников. С каждой минутой силы их возрастали - двадцать уже стали тридцатью, а тридцать - сорока, как вдруг, когда вновь прибывшие протягивали руки тем, кто еще оставался внизу, они увидели, как палуба под ними накренилась и исчезла в клубящейся пене. Корабль Принца пошел ко дну. С яростными воплями испанцы кинулись на горстку людей, оказавшихся на палубе. К тому времени Принц и его люди захватили ют и сверху отбивали рвущихся к ним врагов. Но арбалетные стрелы так и сыпались, и вскоре каждый третий уже лежал на досках. Еще один, в крайнем случае, два натиска, и стойкость англичан будет сломлена: темнокожие испанцы, закаленные в бесконечных схватках с маврами, были жестокими и непреклонными бойцами. Но что это за крик раздался вдруг с дальнего конца судна? - Святой Георгий! Святой Георгий! Ноулз идет на выручку! Вдоль борта испанца скользнуло какое-то суденышко, и шестьдесят человек ворвались на палубу "Сант-Яго". Зажатые с двух сторон испанцы дрогнули, их сопротивление было подавлено. Сраженье превратилось в избиение. С юта спрыгнули люди Принца. От шкафута бежали вновь прибывшие. Прошло пять ужасных минут, когда со всех сторон сыпались удары, раздавались мучительные крики боли и мольбы, на палубе корчились раненые, тщетно цепляясь за борта, то и дело слышались зловещие всплески воды. Потом все кончилось, и усталые, измученные люди, тяжело дыша, застыли, кто опираясь на оружие, кто развалившись на палубе плененной каракки. Принц поднял забрало. Он с гордостью улыбнулся, оглядывая все вокруг, и вытер взмокшее лицо. - Где шкипер? - спросил он. - Пусть ведет нас на захват еще одного корабля. - Ваше высочество, шкипер и все его люди затонули вместе со "Львом", - ответил Томас де Моэн, молодой рыцарь с Запада, державший знамя. - Мы потеряли наш корабль и с ним половину людей. Боюсь, мы не сможем больше сражаться. - Это не так уж и важно, раз мы одержали победу, - сказал Принц, оглядывая море. - Смотрите, вон там над испанцем развивается штандарт короля, моего благородного отца. Знамена Моубрея, Одли, Суффолка, Бошана, Намюра, Трейси, Стаффорда и Эрендела также реют над красными каракками, как и мое. А вон те суда прорвались, теперь их не догнать. Но право же, мне следует поблагодарить вас, вы пришли нам на помощь в такую опасную минуту. Я уже где-то видел ваше лицо и герб тоже, юный рыцарь, только вот имя ваше не приходит мне на память. Назовитесь же, чтобы я мог вас поблагодарить. - И он обернулся к Найджелу, который стоял во главе абордажной команды с "Василиска", раскрасневшийся и счастливый. - Я всего лишь оруженосец, ваше высочество, и меня не за что благодарить: я ничего не сделал. Вот кто нас вел. Принц перевел взгляд на щит с черным вороном и суровое молодое лицо человека, который его держал. - Сэр Роберт Ноулз, - сказал он, - я полагал, что вы находитесь на пути в Бретань. - Так оно и было, ваше высочество, когда я имел счастье увидеть это сражение. Принц рассмеялся. - Конечно, Роберт, нельзя же требовать, чтобы вы шли своим курсом, когда совсем рядом можно завоевать честь и славу. Однако теперь идемте, пожалуйста, с нами в Уинчелси: отец, я уверен, пожелает поблагодарить вас за то, что вы сегодня сделали. Но Роберт Ноулз покачал головой. - Я выполняю повеление вашего отца и без его приказа не могу от него отступить. Наши люди в Бретани в крайне тяжелом положении, и мне нельзя мешкать. Прошу, ваше высочество, если вам придется упомянуть перед королем мое имя, попросите его простить меня за то, что я прервал свой путь. - Вы правы, Роберт. Бог вам в помощь на вашем пути. Я тоже хотел бы плыть под вашим знаменем, потому что вижу: вы поведете своих людей туда, где они с честью завоюют славу. Может быть, еще до конца года я тоже буду в Бретани. Принц стал собирать своих измученных воинов, а люди с "Василиска" снова перелезли через борт каракки и спрыгнули на палубу своего суденышка. Они оттолкнулись от пленного испанца и подняли парус, устремив нос на юг. Далеко впереди виднелись два их товарища; они пробивались к месту сраженья, чтобы оказать помощь; а еще дальше по Проливу шла дюжина испанских судов, за которыми поспешало несколько кораблей англичан. Солнце уже почти касалось воды, а его низкие лучи горели на красных с золотом бортах четырнадцати больших каракк, на каждой из которых реял крест св. Георгия. Борта их высоко поднимались над горсткой английских судов, которые с развевающимися флагами, под звуки музыки медленно направлялись к берегам Кента. Глава XVIII КАК ЧЕРНЫЙ САЙМОН ПОЛУЧИЛ ЗАКЛАД ОТ КОРОЛЯ ОСТРОВА АКУЛЫ Полтора дня маленькая флотилия успешно продвигалась вперед, пока на утро второго дня, когда уже показался мыс де ла Аг, с суши не задул свежий ветер и не погнал суда обратно в море. Постепенно он перешел в настоящий шторм с дождем и туманом, и целых два дня англичанам пришлось пробиваться обратно. Утром следующего дня они оказались в месте, сплошь усеянном поднимавшимися из волн грозными скалами; справа по борту виднелся какой-то островок. Его окаймляли высокие красноватые гранитные утесы, за которыми тянулись ярко-зеленые травянистые склоны. Неподалеку лежали еще острова, поменьше. Шкипер Деннис взглянул на них и покачал головой. - Этот вот - Брешу, - сказал он, - а там, побольше, - остров Акулы. Случись мне потерпеть кораблекрушение, не хотел бы я угодить на этот берег. Ноулз внимательно осмотрел остров. - Да, шкипер, что верно, то верно. Место очень мрачн