вайру Фернхерсту, они бы восхваляли мою красу до самого Косфорда. Оба они мне больше по вкусу, чем ты, Найджел. - Тем хуже для меня, Эдит, - печально ответил Найджел. - Но не изгоняй надежду из сердца. - Так ведь сердце мое принадлежит не мне, ты же знаешь, - ответил он. - Уже лучше! - воскликнула она, рассмеявшись. - Когда ты хочешь, то становишься находчивым, сэр Бука! Впрочем, тебе больше нравится беседовать о всяких высоких и скучных материях с моей сестрицей. Ей вот не по сердцу шутки и любезности сэра Джорджа, а мне он нравится. Но объясни, Найджел, почему ты нынче собрался в Косфорд? - Попрощаться с тобой. - Со мной одной? - Нет, Эдит, и с тобой, и с твоей сестрой Мери, и со славным рыцарем, твоим батюшкой. - А вот сэр Джордж сказал бы, что со мной одной! Да, тут ты с ним ни в какое сравнение не идешь. Так, значит, это правда, Найджел, что ты отправляешься во Францию? - Да, Эдит. - Слухи об этом пошли, едва король уехал из Тилфорда. Говорят, король собрался во Францию и взял тебя в свою свиту. Это правда? - Да, Эдит. - Ну, так скажи, куда ты едешь и когда? - Увы, Эдит, на твой вопрос ответить я не могу. - Ах, так! - Она встряхнула золотой головкой и умолкла, крепко сжав губы и сердито глядя прямо перед собой. Найджел посмотрел на нее с удивлением и горестью. - Право же, Эдит, - сказал он наконец, - если ты уважаешь мою честь, то не можешь желать, чтобы я нарушил данное мной слово? - Твоя честь это твое дело, а кто мне нравится или нет - мое, - ответила она. - Можешь ею не поступаться, но и я не поступлюсь. Они молча проехали деревню Терсли. Но тут в голову красавицы пришла новая мысль, и, забыв про свой гнев, она завела речь совсем о другом. - Что бы ты сделал, Найджел, если бы меня оскорбили? Я слышала, как батюшка говорил, что ты, хоть ростом и не вышел, но возьмешь верх над любым в здешних местах. Так будешь ты моим защитником, если он мне понадобится? - Разумеется, и я, и всякий благородный человек предложит себя в защитники обиженной или оскорбленной женщины. - Ты или кто угодно другой, я или любая другая, - что это за речи? По-твоему, очень лестно, если тебя смешивают со всеми? Я говорила только о тебе и о себе. Если мне нанесут обиду, будешь ты моим защитником? - Испытай меня, Эдит, и увидишь. - Я так и сделаю, Найджел. Сэр Джордж Брокс и сквайр Фернхерст с радостью исполнили бы мою просьбу, и все же, Найджел, я обращусь за помощью к тебе. - Так скажи же, прошу, в чем дело. - Ты знаешь Поля де ла Фосса из Шелфорда? - Коротышку с кривой спиной? - Ростом он не ниже тебя, Найджел, а что до спины, то многие и многие были бы рады иметь лицо, как у него. - Тут я не судья и ничего дурного о нем сказать не хотел. Но почему ты заговорила о нем? - Он надсмеялся надо мной, Найджел, и я хочу отомстить. - Как! Жалкому горбуну? - Но говорю же тебе, он надсмеялся надо мной. - Каким образом? - По-моему, истинно благородный человек бросился бы мне на помощь без всяких вопросов. Но хорошо, при^ дется мне рассказать. Узнай же, он был среди тех, что окружали меня и клялись, что принадлежат мне телом и душой. А потом, вообразив, будто другие нравятся мне не меньше его, он по этой лишь причине оставил меня, а теперь обхаживает Мод Твинхем, веснушчатую негодяйку в его деревне. - Но почему тебя это задевает, раз он не был твоим женихом? - Он же клялся, что принадлежит мне, ведь так? И он высмеивал меня своей девке. Он наговаривал ей на меня. Выставил дурочкой в ее глазах. Я ведь читаю это в ее пятнистом лице и тусклом взгляде, когда мы по воскресеньям встречаемся у церковных дверей. Она ухмыляется. Да, ухмыляется! Найджел, поезжай к нему! Нет, не убивай его, и даже ранить его не надо, только хорошенько располосуй ему лицо хлыстом, а потом вернись ко мне и скажи, как я могу тебя отблагодарить. Лицо Найджела побледнело от внутренней борьбы, потому что кровь его пылала, но рассудок преисполнился отвращением. - Клянусь святым Павлом, Эдит! - воскликнул он. - Я не вижу ни чести, ни славы в том, о чем ты просишь. Как я могу ударить слабого калеку? Покрыть себя позором? Молю тебя, прекрасная леди Эдит, дай мне другое поручение. Ее глаза облили его презрением. - И ты - воин! - воскликнула она с горькой насмешкой. - А боишься щуплого человечка, которому и ходить-то трудно. Да, да, оправдывайся как хочешь, но я знаю, что ты слышал, как искусно он владеет мечом, как он храбр! Вот мужество и изменило тебе. Ты верно рассудил, Найджел. Он и правда опасный человек. Исполни ты мою просьбу, он убил бы тебя, а потому ты поступаешь мудро! Найджел краснел и морщился, слушая ее, но ничего не ответил, всеми силами стараясь сохранить на пьедестале кумир, который зашатался, грозя вот-вот рухнуть. Так бок о бок в молчании невысокий юноша и гордая красавица, золотистый жеребец и белая кобыла поднимались по песчаной тропе, вьющейся среди высокого вереска и папоротников. Вскоре от нее ответвилась еще тропа, уводя к воротам с кабаньими головами герба Баттесторнов и бревенчатому дому с длинным фасадом. На громкий собачий лай навстречу им заковылял краснолицый рыцарь и, протягивая руку, произнес зычным голосом: - Добро пожаловать, Найджел, добро пожаловать! А я уж думал, что ты позабыл смиренных друзей вроде нас, едва король взыскал тебя своей милостью. Конюхи, заберите лошадей, не то моя палка прогуляется по вашим спинам. Цыц, Лидьярд! Лежать, Пеламон! От вашего гавканья оглохнуть можно. Мери, налей вина сквайру Лорингу! Мери стояла на пороге, высокая, загадочная, безмолвная. Темные вопрошающие глаза на странном грустном лице были зеркалами глубокой души. Найджея поцеловал протянутую ему руку, и к нему вернулась вся его благоговейная вера в женщин. Эдит проскользнула за спину сестры и из-за ее плеча прощающе улыбнулась Найджелу, точно прекрасная фея в ореоле золотых волос. Рыцарь Дупплина тяжело оперся на руку молодого человека и, прихрамывая, направился через обширную залу с высоким потолком к своему вместительному дубовому креслу. - Эдит, Эдит! Придвинь скамеечку. Господь свидетель, голова у девочки полна мыслями о поклонниках, как амбар крысами. Ну, Найджел, я много наслышан о том, как ты держал Тилфордский мост и как тебя посетил король. Он в добром здравии? А мой старый друг Чандос? Сколько раз мы охотились вместе! А Мэнни? Другого такого лихого наездника во всей стране не сыщется! Так рассказывай, рассказывай! И Найджел поведал старому рыцарю обо всем, что произошло, но лишь коротко упомянул о своей победе, зато подробно описал поражение, которое потерпел. Однако глаза темноволосой девушки, прилежно склонившейся над вышиванием, ярко засияли. Сэр Джон слушал, не скупясь на клятвы и призывы к святым, стучал тяжелым кулаком, взмахивал палкой. - Так ведь, малый, не надеялся же ты остаться в седле, коли встретился с Мэнни! А держался ты достойно. Мы тобой горды, Найджел, ты ведь наш, ты вырос в вересковом краю. Но мне стыдно, что про леса и охоту ты знаешь меньше, чем мог бы, хотя учил тебя я, а во всей широкой Англии в этом со мной никто не потягается. Так налей же еще вина, а я посмотрю, что можно сделать за короткое время, которое нам остается. Тут старый рыцарь разразился длинной и утомительной лекцией о том, когда и на какого зверя или птицу охотиться можно, а когда нельзя, не скупясь на всевозможные примеры, наглядные описания, предостережения и назидания, почерпнутые из собственного богатого опыта. Растолковывал он и иерархию дичи: заяц, благородный олень и кабан стоят выше, чем лань, косуля, лиса и куница, как рыцарь-баннерет выше простого рыцаря. А эти, в свою очередь, выше барсука, дикой кошки и выдры - простонародья в мире зверей. Потом он начал говорить о кровавых пятнах: если кровь темная и пенистая, значит, зверь ранен смертельно, а если жидкая и светлая, то стрела ударилась в кость. Искусный охотник должен распознать это с первого взгляда. - По таким признакам, - сказал он, - ты сразу будешь знать, спускать ли гончих псов и, рассчитав, куда побежит олень, наваливать ли там кучи хвороста, которые замедлят его бег, коли его рана глубока. Но паче всего, Найджел, следи за тем, чтобы верно все называть, не то допустишь за столом промашку, и те, кто лучше знают лес, высмеют тебя, а нам, тем, кому ты дорог, будет за тебя стыдно. - Нет, сэр Джон, - возразил Найджел, - после ваших наставлений, думается мне, я ни перед кем лицом в грязь не ударю. Старый рыцарь с сомнением покачал седой головой. - Премудрость эта велика, и никто не в силах постичь ее всю, - сказал он. - Вот, к примеру, Найджел, когда одни и те же звери собираются вместе на земле, одни и те же птицы в воздухе, у каждой такой стаи есть свое название, чтобы сразу было ясно, какие это звери или птицы. - Я знаю, благородный сэр. - Это-то ты знаешь, Найджел, а вот все названия навряд ли, или ты куда осведомленнее, чем мне кажется. Сказать правду, знать их все никто не может, хоть сам я на королевском пиру как-то побился об заклад и перечислил восемьдесят шесть, а говорят, будто начальник охоты герцога Бургундского назвал их больше сотни. Да только сдается мне, что он и присочинил порядком. Кто же бы мог его переспорить? Ну, так отвечай, малый, коли ты увидишь в лесу десять барсуков, это что? - Кит барсуков, благородный сэр. - Молодец, Найджел, молодец, клянусь верой! А если в Вулмерском лесу попадется тебе куча лисиц, это что? - Лисья засада. - А если не лисиц, а львов? - Откуда же в Вулмерском лесу львы, благородный сэр? - Верно-то верно, да только, малый, есть и другие леса, кроме Вулмерского, и другие страны, кроме Англии, а кто может предсказать, куда доберется в поисках подвигов и славы такой молодец, как Найджел из Тилфорда? Предположим, ты побываешь в пустынях Нубии и потом при дворе великого султана захочешь рассказать, как видел там некоторое число львов, а рассказать ты захочешь, ибо лев - царь зверей и самая славная добыча для охотника. Так какие слова ты употребишь? Найджел поскреб в затылке: - Думаю, благородный сэр, мне достаточно будет сказать, что я повстречал некоторое число львов, если уж я хоть что-то смогу сказать после столь славной встречи. - Нет, Найджел, настоящий охотник сообщит, что видел львиный прайд, и тем докажет, насколько хорошо ему ведом язык охоты. Ну, а если это кабаны, а не львы? - Сингуляр кабанов. - А если собрались одни свиньи? - Стадо свиней, как же еще? - Э, нет, малый! Огорчительно видеть, как мало ты знаешь. Твои руки, Найджел, всегда были сильней твоей головы. Ни один человек благородной крови не скажет "стадо свиней". Это мужицкий язык. Коли ты свиней пасешь, вот тогда это стадо. Но коли ты на них охотишься, то скажешь... Что он скажет, Эдит? - Не знаю, батюшка, - рассеянно ответила красавица, сжимая в правой руке смятую записку, которую принес ей слуга, и устремив взгляд синих глаз в густые тени под потолком. - Но ты-то скажешь нам, Мери? - Милый батюшка, наверное, сказать надо саундер свиней. - Вот ученица, которая никогда меня не осрамит! - воскликнул старый рыцарь с торжествующим смехом. - Пойдет ли речь о рыцарских законах, или о гербах, или о лесной науке, или о чем угодно, я всегда могу справиться у Мери. Она многих мужчин заставит покраснеть. - И меня в их числе, - заметил Найджел. - Нет, малый, по сравнению с многими и многими ты сам Соломон премудрый*. Вот послушай! Не далее как на той неделе пустоголовый молокосос лорд Брокс сказал, что видел в лесу стаю фазанов! Да одна такая промашка при дворе погубит молодого сквайра. А ты бы как сказал, Найджел? - Выводок фазанов, как же еще, благородный, сэр? - Верно, Найджел, выводок фазанов, так же как косяк гусей, клин журавлей, стая уток, метелка бекасов. Но стая фазанов! Это еще что! Я усадил его, Найджел, на то самое место, где сейчас сидишь ты, и дважды увидел дно в кувшине с рейнским вином, прежде чем позволил ему встать. Но толку, боюсь, было мало, так как он все время телячьми глазами смотрел на Эдит, вместо того чтобы слушать ее отца. Но где девочка? - Куда-то вышла, батюшка. - Она всегда куда-то уходит, едва ей представится случай научиться чему-то полезному. Но скоро подадут ужин, и, прошу тебя, Найджел, помоги мне справиться с кабаньим окороком, вчера только из леса, и с оленьим боком, присланным мне с королевской охоты. Старший лесничий и его подручные меня еще не забыли, и кладовая моя всегда полна. Мери, протруби-ка в рог три раза, чтобы слуги накрывали на стол. Уже смеркается, а пояс у меня что-то ослабел, значит, пора и подкрепиться. Глава XII КАК НАЙДЖЕЛ СРАЗИЛСЯ С ШАЛФОРДСКИМ ГОРБУНОМ В дни, о которых ты читаешь здесь, в Англии все сословия, исключая, быть может, лишь последних бедняков, объедались мясом и обпивались пивом больше, чем во все последующие времена. Страну покрывали густые леса, в одной Англии их насчитывалось семьдесят, и некоторые тянулись на полграфства. Олени и другая крупная охотничья дичь в них тщательно охранялись, но зайцы, кролики, всякие птицы кишмя кишели в чащах и часто по- падали в крестьянские горшки. Эль был очень дешев, а еще дешевле был сыченый мед, который любой человек мог изготовить сам, отыскав в лесу дупло с гнездом диких пчел. Не говоря уж о всяческих даровых напитках из трав, чае из пижмы, чае из просвирника и еще всяких, рецепты изготовления которых давно утрачены. Столы более богатых отличались неприхотливым обилием - разделенные на огромные куски туши, гигантские пироги, дичь, попавшая в силки, дичь, добытая на охоте, и кувшины с элем и грубыми французскими или рейнскими винами, чтобы все это запивать. Но самые богатые предпочитали изысканные яства, и приготовление их превратилось в настоящую науку, причем не меньшая важность придавалась умению их украсить - они раззолачивались, они серебрились, они раскрашивались и окружались пламенем. Начиная от кабана и павлина до таких непривычных нам деликатесов, как мясо дельфина или жареные ежи, каждое блюдо подавалось по-особому, со своим особым соусом, очень сложным и очень своеобразного вкуса. На такие соусы шли финики, изюм, гвоздика, уксус, сахар и мед, корица, толченый имбирь, сандаловое дерево, шафран, мелко нарубленная свинина и сосновая хвоя. В обычае нормандцев было есть умеренно, но иметь большой выбор самых лучших и разнообразных кушаний. Они и изобрели гурманскую кухню, не имевшую ничего общего с грубой тевтонской простотой, нередко сочетавшейся с обжорством. Сэр Джон Баттесторн принадлежал к старой школе, и его огромный дубовый стол ломился под тяжестью внушительных пирогов, гигантских кусков мяса и вместительных кувшинов. Челядь сидела за нижним столом, члены семьи располагались за верхним на возвышении, где всегда оставлялись места для случайных гостей, которые заворачивали в Косфорд с большой проезжей дороги. На этот раз к ужину явился старый священник, направлявшийся из аббатства Чертей в монастырь святого Иоанна в Мидхерсте. Он часто путешествовал по этой дороге и непременно подкреплял силы под радушным кровом Косфорда. - Добро пожаловать, отец Афанасий! - воскликнул толстый рыцарь. - Садись-ка по правую мою руку и расскажи, что новенького. Ведь, что ни случись, первыми об этом узнают попы. Священник, добрый, тихий старик, взглянул на пустое место по левую руку хозяина дома. - А где леди Эдит? - спросил он. - Да-да, куда она запропастилась? - раздраженно крикнул ее отец. - Мери, ну-ка прикажи протрубить в рог еще раз, пусть знает, что ужин на столе. Маленькой совушке время быть в гнезде! В кротких глазах священника вспыхнула тревога, и он подергал рыцаря за рукав. - Я видел леди Эдит совсем недавно, - сказал он. - Но, боюсь, рога она не услышит, потому что теперь она уже, наверное, в Милфорде. - В Милфорде? Зачем бы ей там быть? - Прошу тебя, добрый сэр Джон, умерь свой голос! Дело это не для посторонних ушей, ибо касается девичьей чести. - Ее чести? - Красное лицо сэра Джона стало еще краснее, и он уставился на опечаленное лицо священника. - Ты сказал, чести! Чести моей дочери? Объясни, не то больше ноги твоей в Косфорде не будет! - Уповаю, что мои слова ничем дурным не обернутся, но я должен сказать о том, что видел, иначе я окажусь плохим другом и недостойным служителем Божьим. - Так говори же, говори! Что ты видел? - Ты знаешь низенького горбуна, которого зовут Поль де ла Фосс? - И очень хорошо. Он благородного рода и носит герб, приходясь младшим братом сэру Юстесу де ла Фоссу, владельцу Шалфорда. Одно время я даже думал, что придется мне называть его сыном, потому что он не отходил от моих дочек, но, видно, кривая спина ему помешала. - Увы, сэр Джон! Душа у него куда более кривая. Он погубитель женщин, ибо дьявол одарил его таким языком и таким взглядом, что он зачаровывает их подобно василиску*. Они чают сочетаться с ним браком, а он о том и не помышляет. И я могу насчитать более десятка погубленных им. Он этим бахвалится повсюду. - Пусть так, но что за дело до этого мне и моим? - Когда я, сэр Джон, ехал на своем муле по дороге сюда, мне повстречался этот человек, гнавший коня в сторону своего дома. Рядом с ним скакала женщина, и, хотя лицо ее скрывал капюшон, я услышал ее смех, когда она поравнялась со мной. Смех, который я слышал раньше под этой крышей, смех леди Эдит. Нож выпал из пальцев рыцаря. Мери и Найджел не пропустили ни единого слова, но грубый хохот и громкие голоса сидевших внизу служили ручательством, что там никто ничего услышать не мог. - Успокойся, милый батюшка, - сказала Мери. - Добрый отец Афанасий обознался, и Эдит сейчас придет. Последние дни она часто о нем говорила, и всегда с презрением. - Это правда, сэр, - поспешно добавил Найджел. - Нынче вечером, когда мы ехали с ней по Терслейской пустоши, леди Эдит сказала мне, что ненавидит его и была бы рада, если бы его отхлестали за его дурные дела. Но умудренный годами священник грустно покачал серебряной головой. - Когда девица говорит так, это всегда опасно. Жаркая ненависть сестра-близнец жаркой страсти. Зачем бы стала она так говорить, если бы между ними ничего не было? - Но что толкнуло ее перемениться за три коротких часа? Она все время сидела с нами в этой зале. Клянусь святым Павлом, я этому поверить не могу. Лицо Мери омрачилось. - Пока ты, милый батюшка, учил нас, что и как следует называть охотнику, ей, я теперь вспомнила, Ханнекин, конюх, принес какую-то записку. Она прочла ее и вскоре вышла. Сэр Джон вскочил, но тут же со стоном опустился в кресло. - Лучше бы мне умереть, - вскричал он, - чем дожить до дня, когда бесчестье грозит покрыть мой дом, а проклятая нога не дает мне ни узнать, правда ли это, ни отомстить! Будь здесь мой сын Оливер! Пошлите позвать этого конюха, я его расспрошу. - Дозволь мне, досточтимый рыцарь, - сказал Найджел, - на этот вечер заменить тебе сына, чтобы я обрел право повести дело так, как покажется лучше. Клянусь честью, я сделаю все, что в человеческих силах. - Найджел, благодарю тебя. Во всем христианском мире нет человека, чью помощь я принял бы охотнее. - Но прежде, благородный сэр, я хотел бы узнать твою волю. У этого Поля де ла Фосса, как я слышал, есть хорошее имение и он принадлежит к хорошему роду. Если случилось то, чего мы опасаемся, причин, почему он не годился бы в мужья твоей дочери, нет? - Нет. Лучшего мужа ей не найти. - Хорошо. Сначала я допрошу конюха Ханнекина, только так, чтобы никто не заметил. Болтливым слугам знать про это ни к чему. Если, леди Мери, ты укажешь на него, я позову его оседлать моего коня и расспрошу обо всем. Найджел отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, сидящие за высоким столом не увидели в его хмуром лице ничего утешительного. - Я запер его на сеновале, чтобы он не распускал языка, - сказал молодой сквайр. - По моим вопросам он, наверное, догадался, куда ветер дует. Записку и правда прислал де ла Фосс, и он привел с собой запасную лошадь. Старый рыцарь застонал и спрятал лицо в ладонях. - Нет, батюшка! - шепнула Мери. - Они смотрят на тебя. Ради чести нашего дома не подадим и вида. - Затем звонким голосом, так, чтобы ее услышали за нижним столом, она сказала: - Найджел, если ты едешь в ту сторону, я поеду с тобой, чтобы моей сестре не пришлось возвращаться в одиночестве. - Так поедем, Мери, - ответил Найджел, вставая, но вполголоса добавил: - Однако ехать нам вдвоем не подобает, а если мы возьмем с собой слугу, все станет известно. Прошу тебя, останься дома и положись на меня. - Нет, Найджел, ей может понадобиться женская помощь, и кто лучше родной сестры поможет ей? Я возьму с собой мою прислужницу. - С вами поеду я, если только ваше нетерпение смирится с неторопливой рысью моего мула, - вмешался старый священник. - Но, отче, это же не твоя дорога. - У истинного служителя Божьего есть только одна дорога: та, что ведет к благу других. Дети мои, мы поедем вместе. Вот так толстый сэр Джон Баттесторн, дряхлеющий Рыцарь Дупплин, остался один за своим верхним столом и делал вид, будто ест, делал вид, будто пьет, ерзал в своем кресле и изо всех сил старался выглядеть безмятежным, хотя и тело и душу его снедал лихорадочный жар, а его челядинцы и служанки за нижним столом смеялись, перешучивались, стучали чашами и опустошали блюда, даже не подозревая о черной тени, окутавшей их хозяина, сидящего на возвышении в полном одиночестве. Тем временем, леди Мери на белой кобыле - той самой, на которой под вечер скакала ее сестра, Найджел на боевом коне и священник на муле ехали по немощеной дороге, которая вела в Лондон. По обеим сторонам тянулись вереска и болота, откуда доносились заунывные крики ночных птиц. По небу в разрывах бегущих туч плыл месяц. Девушка молчала, поглощенная мыслями о том, что им предстояло, об опасностях и позоре. Найджел вполголоса переговаривался со священником и узнал от него еще многое о дурной славе человека, к которому они ехали. Его дом в Шалфорде был приютом порока. Та, что входила туда, покидала его, навеки покрытая стыдом. По странной прихоти судьбы, не такой уж редкой, хотя и необъяснимой, человек этот, как ни черна была его душа и ни искалечено тело, обладал непонятным очарованием, какой-то властью, подчинявшей женщин его воле. Вновь и вновь он губил их, вновь и вновь ловкий язык и хитрый ум избавляли его от расплаты за черные дела. Семья его принадлежала к числу самых знатных в графстве, его родичи были в большой милости у короля, и соседи опасались вступать с ним в открытую вражду. Вот таков был злобный и ненасытный злодей, который, как гнусный крылатый хищник, схватил и унес в свое мерзкое гнездо золотую красавицу Косфорда. Найджел слушал молча, но он поднес к плотно сжатым губам крестообразную рукоятку своего охотничьего кинжала и трижды ее поцеловал. Вереска остались позади, они проехали деревушку Милфорд и городок Годалминг, а оттуда свернули на юг, и дорога вывела их через болота Пиз на шалфордские луга. Впереди на темном склоне холма мерцали красноватые пятна - освещенные окна дома, куда они направлялись. Окутанная тьмой дубовая аллея вывела их озаренную месяцем лужайку перед дверью. Из мрака дверной арки им навстречу выскочили двое дюжих бородатых слуг с дубинами и злобно спросили, кто они такие и чего им здесь надо. Леди Мери уже спрыгнула с лошади и пошла к двери, но они грубо преградили ей путь, а один воскликнул, хрипло расхохотавшись: - Куда? Куда? Нашему хозяину нынче больше не требуется! Назад, назад, красотка, кто бы ты ни была. Дверь заперта, и наш господин гостей не принимает. - Эй, ты, - негромко, но твердо сказал Найджел, - посторонись! Мы приехали говорить не с тобой, а с твоим хозяином. - Может быть, дети мои, - вмешался священник, - будет лучше, если я один войду к нему и посмотрю, не смягчит ли глас Церкви это кремневое сердце? Боюсь, не случится ли кровопролитие, если войдете вы. - Нет, отче, прошу тебя немного подождать здесь. И ты, Мери, останься с добрым отцом Афанасием, ведь мы не знаем, что найдем там внутри. Он вновь повернулся к двери, и вновь стражи встали перед ним. - Прочь! - сказал Найджел. - Прочь, если вам дорога жизнь! Клянусь святым Павлом, я не хочу марать свой меч кровью таких, как вы, но я дал клятву, и в эту ночь никто меня не остановит. Стражи в страхе попятились, таким грозным был этот мягкий голос. - Погоди-ка, - сказал один, вглядываясь в темноту. - Да, никак, это сквайр Лоринг из Тилфорда? - Да, это мое имя. - Так что же ты не назвался? Я бы поперек дороги тебе не встал. Опусти дубину, Уот, это же не чужой кто, а сквайр Лоринг. - Его счастье, - буркнул второй, опуская свое оружие и мысленно вознося благодарственную молитву. - А то взял бы я на душу кровавый грех. Да только хозяин, когда поставил нас у дверей, про соседей ничего не говорил. Так я сбегаю спрошу его. Однако Найджел уже прошел между ними и распахнул входную дверь. Но как ни был он быстр, леди Мери нагнала его, и в залу они вступили вместе. Она была очень велика и тонула в черных тенях, если не считать яркого круга света на середине, где два масляных светильника озаряли небольшой стол. Он был уставлен блюдами, но слуг в зале не было, и за ним сидели лишь двое. У ближнего конца спиной к ним - Эдит, чьи распущенные волосы ниспадали на ало-черное платье. Свет ложился на вздернутые плечи и высокомерное лицо хозяина дома напротив нее, - черные густые волосы обрамляли высокий выпуклый лоб мыслителя, серые, глубоко посаженные глаза холодно блестели под кустистыми бровями. Нос у него был изогнутым и острым, точно клюв ястреба, но бритое лицо безнадежно портили вялые обвислые губы и мягкие складки под тяжелым подбородком. Сжимая в одной руке нож, а в другой полуобглоданную кость, он поднял голову и свирепо сверкнул глазами на вошедших, как хищный зверь, потревоженный в берлоге. Найджел остановился на полдороге между дверью и столом. Его взгляд скрестился со взглядом Поля де ла Фосса. Но Мери, чье сердце переполняли любовь и жалость, бросилась к младшей сестре и обняла ее. Эдит вскочила и, отвернув лицо, попыталась высвободиться. - Эдит, Эдит! Именем Пречистой заклинаю тебя, вернись с нами домой, оставь этого злодея! - восклицала Мери. - Милая сестра, ты не разобьешь сердце нашего отца, не покроешь его седины позором, не сведешь его в могилу! Вернись домой, Эдит, вернись, и все будет хорошо. Но Эдит оттолкнула сестру, ее нежные щеки вспыхнули от гнева. - По какому праву, Мери, ты преследуешь меня, будто я беглый виллан, а ты моя госпожа? Ты же старше меня всего на два года! Возвращайся сама, а мне предоставь поступать так, как я нахожу лучшим. Однако Мери не разжимала объятий, пытаясь смягчить упрямое и гневное сердце. - Наша мать умерла, Эдит. И я благодарю Бога, что она не может увидеть тебя под этой крышей! Но я заменяю ее, как было всю нашу жизнь, потому что я старшая. Ее именем заклинаю тебя, не доверяй этому человеку, вернись домой, пока еще не поздно. Эдит вырвалась из ее рук и с пылающими щеками устремила на сестру вызывающий злобный взгляд. - А, теперь ты говоришь о нем дурно! - сказала она. - Но было время, когда Поль де ла Фосс приезжал в Косфорд, и кто говорил с ним так нежно и ласково? Кто, как не благоразумная благочестивая сестрица Мери? Но он полюбил другую, а потому теперь он злодей и оставаться под его крышей - позор! Как поглядеть на мою праведную сестру и ее спутника, так скакать ночью рядом с мужчиной это великий грех для всех, кроме нее самой! Загляни прежде в собственный глаз, Мери, а уж потом указывай на соломинку в чужом. Мери в нерешительности и безумной тревоге смирила гордость и гнев, но не знала, как тронуть эту упрямую и капризную душу. - Сейчас не время для злых слов, милая сестра, - сказала она наконец, схватив Эдит за рукав. - Все, что ты говоришь, быть может, правда. Да, было время, когда этот человек казался другом нас обеих, и я, подобно тебе, знаю власть, которую он способен приобрести над женским сердцем. Но теперь мне известно, каков он на самом деле, а тебе нет. Мне известно, сколько зла он причинил, сколько бесчестия, сколько на его совести нарушенных клятв, неисполненных обещаний и обманов. Мне известно все это, так неужели же я могу спокойно взирать, как моя сестра попалась в старую ловушку? Она уже захлопнулась, деточка? Я и правда опоздала? Во имя Бога, Эдит, скажи, что нет! Эдит вырвала рукав из пальцев сестры, сделала два быстрых шага к столу, где Поль де ла Фосс все еще сидел молча, не отводя глаз от Найджела. Эдит положила ладонь на его плечо. - Вот человек, которого я люблю. Единственный, кого я полюбила. Он мой муж. Мери радостно вскрикнула. - Это так? - сказала она. - Ну, тогда честь сохранена, а остальное в руце Божьей. Если вы обвенчаны, то ни я, ни никто другой не имеет права встать между вами. Скажи мне, что это правда, и я тотчас вернусь домой обрадовать нашего отца. Эдит надула губы, как напроказившая шалунья. - Мы муж и жена перед Богом. А скоро мы станем ими и перед людьми. Только подождем до понедельника, когда брат Поля, священник, приедет из Сент-Олбанса обвенчать нас. За ним уже послан гонец, и он поспешит приехать, ведь правда, сердце мое? - Он приедет, - сказал хозяин Шалфорда, все еще не отводя глаз от безмолвного Найджела. - Это ложь, он не приедет, - донесся голос от двери, голос старого священника, который последовал за Найджелом и Мери, но остался на пороге. - Он не приедет, - повторил старик, входя в залу. - Дочь моя, прислушайся к словам того, кто по годам мог бы быть твоим земным отцом. Эта ложь приносила плоды и раньше. И до тебя с ее помощью он губил доверчивых девиц. У него нет брата в Сент-Олбансе. Я хорошо знаю всех его братьев, и никто из них не священник. Еще до понедельника, когда будет уже поздно, ты узнаешь правду, как узнали ее до тебя другие. Не верь ему, но вернись с нами! Поль де ла Фосс быстро поднял глаза на Эдит и погладил ее руку. - Ответь им ты, Эдит! Ее глаза сверкали презрением, пока она по очереди переводила взгляд с сестры на молодого сквайра и на священника. - Я могу ответить им всем только одно, - сказала она. - Уезжайте и больше не докучайте нам. Разве я не свободна? Разве я не сказала, что он единственный, кого я любила и люблю? И любила я его уже давно. Но он не догадывался и в отчаянии обратился к другой. Но теперь он знает все, и никогда больше между нами не встанет и тени сомнения. Поэтому я остаюсь в Шалфорде, а в Косфорд вернусь, только опираясь на руку моего супруга. Неужто я так слабодушна, что поверю вашим наговорам? Так ли трудно завистливой ревнивице и бродячему попу вместе придумать ложь? Нет, нет, Мери, уезжай и забери с собой своего кавалера и своего попа, потому что я останусь здесь, блюдя верность моему возлюбленному, зная, что могу довериться его чести. - Хорошо сказано, моя золотая пташка! - одобрительно произнес маленький хозяин Шалфорда. - Дозволь мне добавить и мое слово. В своих злых речах, любезнейшая леди Мери, ты не нашла во мне ни единой добродетели и все же признай, что терпением я обладаю в избытке, ибо не натравил собак на твоих спутников, хотя они и нарушили мой покой. Но даже для самых добродетельных наступает предел, когда верх берет человеческая слабость, а посему прошу тебя, удались со своим попом и своим доблестным защитником, не то как бы не пришлось вам удалиться в большей спешке и со стыдом. Садись, прекрасная любовь моя, и снова приступим к ужину. Он указал ей на стул и налил вина в ее кубок, а не только в свой. Найджел не произнес ни слова с той минуты, как вошел в залу, но его глаза ни на йоту не утратили твердой решимости, а мрачный взгляд оставался прикованным к презрительно-насмешливому лицу горбатого хозяина Шалфорда. Теперь он быстро повернулся к Мери и священнику. - Довольно, - сказал он тихо. - Вы сделали все, что могли, и теперь мой черед сделать все, что в моих силах. Прошу тебя, Мери, и тебя, отче/ подождите меня снаружи. - Нет, Найджел, если тебе угрожает опасность... - Мне будет легче, Мери, если ты выйдешь. Прошу тебя. Так мне будет проще разговаривать с этим человеком. Она взглянула на него с сомнением, но подчинилась. Найджел дернул священника за рукав. - Отче, при тебе ли твой требник? - Как же иначе, Найджел? Я всегда храню его у себя на груди. - Так достань его, отче. - Для чего, сын мой? - Заложи его в двух местах: на венчальной службе и на отходной по умирающему. А теперь, отче, пойди к ней, но будь готов сразу вернуться, когда я позову. Он затворил за ними дверь и остался наедине с парой, столь мало подходящей друг другу. Они обернулись и смотрели на него - Эдит вызывающе, а ее возлюбленный - со злой улыбкой на губах и холодной ненавистью во взгляде. - Как! - сказал он. - Странствующий рыцарь еще здесь? Мы все слышали, что он жаждет славы, так какой же подвиг чает он совершить, медля под этой крышей? Найджел подошел к столу. - Славы тут обрести нельзя, да и подвиг невелик, - ответил он. - Но я приехал сюда ради одного дела и должен его исполнить. Я услышал из твоих собственных уст, Эдит, что ты не расстанешься с ним. - Если ты не глухой, то услышал. - Ты свободная женщина, как ты говорила, и кто станет тебе возражать? Но мы с тобой, Эдит, детьми играли среди вереска. И я спасу тебя от хитрости этого человека и твоего собственного неразумия. - И как же ты это сделаешь? - За дверью ждет священник. Он обвенчает вас сейчас же. Я не уйду из этой залы, пока вы не будете обвенчаны. - Или что? - язвительно осведомился Поль де ла Фосс. - Или ты живым из нее не выйдешь. Нет, не кличь своих слуг или собак! Клянусь святым Павлом, это дело касается только нас троих, а если кто-то четвертый явится на твой зов, ты не успеешь узнать, чем все кончится. Так ответь, Поль, господин Шалфорда, обвенчаешься ли ты с ней сейчас или нет? Эдит вскочила и, раскинув руки, встала между ними. - Отойди, Найджел! Он невысок ростом и слабосилен! И ты не поднимешь на него меч. Ты же сам нынче так сказал. Богом заклинаю, Найджел, не смотри на него так! У тебя в глазах смерть! - Змея может быть маленькой и слабой, Эдит, но любой честный человек раздавит ее каблуком. Отойди! Мое слово твердо. - Поль! - Она перевела взгляд на бледное, злобное лицо. - Подумай, Поль! Почему бы не исполнить его просьбу? Какая разница, если мы обвенчаемся нынче, а не в понедельник? Молю тебя, милый Поль, ради меня уступи ему! Твой брат, если пожелает того, может повторить обряд. Обвенчаемся сейчас же, милый Поль, и все будет хорошо. Но он поднялся с кресла и оттолкнул ее молящие руки. - Глупая девчонка и ты, заступник за девиц в несчастье, такой храбрый против калеки, запомните оба, что в моем слабом теле обитает дух моего славного рода! Обвенчаться, потому что этого пожелал деревенский сквайр, хвастун и грубиян? Нет, клянусь душой, лучше погибнуть! Обвенчаюсь я в понедельник и ни днем раньше. Вот мой ответ тебе! - Другого я и не хотел бы, - сказал Найджел, - ибо счастливым брак с тобой быть не может. Так будет лучше. Отойди, Эдит! - Он осторожно оттолкнул ее и вынул меч. Де ла Фосс вскрикнул. - У меня нет меча. Ты что же, прикончишь меня, как подлый убийца? - сказал он, откидываясь на спинку кресла. Глаза на его сразу осунувшемся лице горели лихорадочным огнем. Сверкнуло лезвие. Эдит попятилась, пряча лицо в ладонях. - Возьми этот меч, - сказал Найджел, протягивая его горбуну рукояткой вперед. - А теперь начнем, - добавил он, вынимая из ножен охотничий кинжал. - Убей меня, Поль де ла Фосс, если сумеешь, потому что, Бог свидетель, иначе я убью тебя. Эдит в полуобмороке, как зачарованная, следила за этим небывалым поединком. Горбун несколько мгновений стоял в нерешительности, еле удерживая меч в расслабленных пальцах. Но затем, увидев короткое лезвие кинжала, он осознал, как велико его преимущество, и злорадная усмешка придала твердость его дряблым губам. Медленными шагами он приближался к Найджелу, прижимая подбородок к груди, и его глаза, полускрытые за мохнатыми бровями, пылали, точно два костра в лесной чаще. Найджел ждал, выставив Левую руку перед собой, а кинжал в правой держал у бедра. Лицо его было сосредоточенным, спокойным и застывшим. Все ближе и ближе крадущимися шагами подходил к нему Поль де ла Фосс и вдруг с воплем ярости и ненависти прыгнул вперед, занося меч. Удар был хорошо рассчитанным и сильным, но против такого гибкого и быстрого противника разумнее было бы сделать его колющим, а не рубящим: Найджел, как молния, скользнул под опускающееся лезвие, которое задело его левую руку ниже локтя, и тут же, схватив рукоятку меча, вырвал его у противника. В следующее мгновение тот уже распростерся на полу, а Найджел приставил кинжал к его горлу. - Пес! - прошептал молодой сквайр. - Ты в моей власти. Отвечай в последний раз, прежде чем я тебя прикончу: женишься ты на ней или нет? Отвечай быстрее. Оглушенный падением, чувствуя острие у горла, Поль де ла Фосс утратил присутствие духа. Лицо его побелело, на лбу выступил пот, устремленный вверх взгляд был исполнен ужаса. - Забери свой нож! - прохрипел он. - Я не хочу умереть, как теленок на бойне. - Ты женишься на ней? - Да, да, женюсь! Коли на то пошло, девица она хоть куда. Я мог бы найти жену и похуже. Дай же мне встать. Я ведь сказал, что женюсь. Чего еще тебе надо? Найджел стоял над ним, наступив ногой на грудь горбуна. Он уже поднял меч и теперь прижал острие к его сердцу. - Нет, лежи, как лежишь! Раз уж совести вопреки я оставляю тебе жизнь, то венчаться ты будешь так, как того заслуживают твои грехи. Валяйся тут раздавленным червем, каков ты есть! - И он громко позвал: - Отец Афанасий! Э-эй! Отец Афанасий! Старик вбежал в залу вместе с леди Мери, и они узрели в круге света нежданную картину - испуганная девушка в полуобмороке опиралась о стол, горбун лежал на полу, а Найджел попирал его ногой, держа меч у его груди. - Открой требник, отче! - воскликнул Найджел. - Не знаю, сотворим мы доброе или злое дело, но их надо обвенчать. Ничего другого не остается. Но девушка у стола закричала и, с горестными рыданиями обняв сестру за шею, прильнула к ней. - Мери! Я благодарю Пречистую, что ты здесь. Благодарю ее, что еще не поздно! Что он сказал? Он сказал, что он - де ла Фосс и не станет венчаться под острием меча. И я всем сердцем одобрила его. Но я? Разве я не Баттесторн? Разве могу я позволить людям говорить, что я обвенчалась с человеком, которого тащили к алтарю с ножом у горла? Нет, нет! Теперь я увидела, каков он. Теперь я знаю его низость, лживость его языка! Разве я не прочла по его глазам, что он обманывает меня и, обесчестив, бросит, как, по твоим словам, бросал других? Отвези меня домой, Мери, сестра моя. Ты вырвала меня из самой пасти ада! Вот так хозяин Шалфорда, вне себя от ярости и злобы, остался допивать свое вино в одиночестве, а золотая косфордская красавица, краснея от стыда и гнева, с лицом, мокрым от слез, благополучно покинула это гнездо порока, и ее окутала тихая благостность звездной ночи. Глава XIII КАК ТОВАРИЩИ ЕХАЛИ ПО СТАРОЙ-СТАРОЙ ДОРОГЕ Приближалось новолуние, а с ним и исполнение королевского замысла. Приготовления велис