- Какая там к черту старуха! - сердито воскликнул Шерлок Холмс. - Это
мы с вами - старые бабы, и нас обвели  вокруг  пальца!  То  был,  конечно,
молодой человек, очень ловкий, и к тому же бесподобный актер. Грим у  него
был превосходный. Он, конечно, заметил, что за ним следят, и проделал этот
трюк, чтобы улизнуть. Это  доказывает,  что  человек,  которого  мы  ищем,
действует не в одиночку, как мне думалось, - у него есть  друзья,  готовые
для него пойти на риск. Однако, доктор,  вы,  я  вижу,  совсем  никуда  не
годитесь! Ступайте-ка спать, вот что я вам скажу!
     Я и в самом деле очень устал, и охотно последовал его  совету.  Холмс
уселся у тлеющего камина, и я еще долго слышал тихие, заунывные звуки  его
скрипки. Я уже знал, что это значит  -  Холмс  обдумывал  странную  тайну,
которую решил распутать во что бы то ни стало.




        ГЛАВА VI. ТОБИАС ГРЕГСОН ДОКАЗЫВАЕТ, НА ЧТО ОН СПОСОБЕН

     На следующий день все газеты были полны сообщениями о так  называемой
"Брикстонской  тайне".  Каждая  газета   поместила   подробный   отчет   о
происшедшем, а некоторые напечатали и статьи. Из них я узнал  кое-что  для
меня новое. У меня до сих пор хранится множество  газетных  вырезок,  а  в
записной  книжке  есть  выписка  из  статей  о  загадочном  убийстве.  Вот
содержание нескольких из них:
     "Дейли телеграф" писала, что в истории  преступлений  вряд  ли  можно
найти убийство, которому сопутствовали бы столь  странные  обстоятельства.
Немецкая фамилия жертвы, отсутствие каких-либо явных  мотивов  и  зловещая
надпись  на  стене  -  все  говорит  о  том,  что  преступление  совершено
политическими эмигрантами и революционерами. В Америке много социалистских
организаций; по-видимому, убитый нарушил какие-то их  неписаные  законы  и
его выследили. Бегло упомянув  германский  фемгерихт[6],  aqua  tofana[7],
карбонариев, маркизу де Бренвилье[8], теорию Дарвина,  теорию  Мальтуса  и
убийства на  Рэтклиффской  дороге[9],  автор  статьи  под  конец  призывал
правительство быть начеку и требовал усиления надзора  за  иностранцами  в
Англии.
     "Стандард" подчеркивала, что беззакония  такого  рода,  как  правило,
происходят при либеральном  правительстве.  Причина  тому  -  неустойчивое
настроение  масс,  что  порождает  неуважение   к   закону.   Убитый,   по
происхождению - американец, прожил в нашей столице  несколько  недель.  Он
остановился в пансионе мадам Шарпантье на Торки-Террас, в  Камберуэлле.  В
поездках его сопровождал личный секретарь, мистер Джозеф  Стэнджерсон.  Во
вторник, четвертого числа сего месяца, оба простились с хозяйкой и поехали
на Юстонский вокзал к  ливерпульскому  экспрессу.  На  перроне  их  видели
вместе. После  этого  о  них  ничего  не  было  известно,  пока,  согласно
приведенному выше отчету, тело  мистера  Дреббера  не  было  обнаружено  в
пустом доме на Брикстон-роуд, в нескольких милях от вокзала. Как  он  туда
попал  и  каким  образом  был  убит  -  все  это   пока   окутано   мраком
неизвестности. "Мы рады слышать, что расследование ведут мистер Лестрейд и
мистер Грегсон из Скотленд-Ярда;  можно  с  уверенностью  сказать,  что  с
помощью этих известных сыщиков загадка разъяснится очень скоро".
     Газета  "Дейли  ньюс"  не  сомневалась,  что  это   -   убийство   на
политической почве. Деспотизм континентальных правительств и их  ненависть
к либерализму прибили к нашим берегам множество эмигрантов, которые  стали
бы  превосходными  гражданами  Англии,   если   бы   не   были   отравлены
воспоминаниями о том, что им пришлось претерпеть. У этих людей  существует
строгий кодекс чести, и малейшее его  нарушение  карается  смертью.  Нужно
приложить  все  усилия,  чтобы  разыскать  секретаря  покойного,   некоего
Стэнджерсона,  и  разузнать  об  особенностях  и  привычках  его  патрона.
Чрезвычайно важно то, что удалось установить адрес дома, где он жил, - это
следует целиком приписать энергии и проницательности мистера  Грегсона  из
Скотленд-Ярда.
     Мы прочли эти статьи за завтраком; Шерлок Холмс  потешался  над  ними
вовсю.
     - Я же говорил, - что бы ни  случилось,  Лестрейд  и  Грегсон  всегда
останутся в выигрыше!
     - Это зависит от того, какой оборот примет дело.
     - Ну что вы, это ровно ничего не  значит.  Если  убийцу  поймают,  то
исключительно благодаря их стараниям; если, он удерет - то несмотря на  их
старания. Одним словом,  -  "мне  вершки,  тебе  корешки",  и  они  всегда
выигрывают. Что бы они ни натворили, у них всегда найдутся поклонники.  Un
sot trouve toujours un plus sot qui I'admire.[10]
     - Боже, что там такое? -  воскликнул  я,  услышав  в  прихожей  и  на
лестнице топот множества ног и гневные возгласы нашей хозяйки.
     - Это отряд уголовной полиции Бейкер-стрит, - серьезно ответил Шерлок
Холмс.
     В комнату ворвалась целая орава  на  редкость  грязных  и  оборванных
уличных мальчишек.
     - Смирно! - строго крикнул Холмс, и шестеро оборванцев,  выстроившись
в ряд, застыли  неподвижно,  как  маленькие,  и,  надо  сказать,  довольно
безобразные изваяния. - Впредь с докладом будет  приходить  один  Уиггинс,
остальные пусть ждут на улице. Ну что, Уиггинс, нашли?
     - Не нашли, сэр, - выпалил один из мальчишек.
     - Я так и знал. Ищите, пока не найдете. Вот ваше жалованье.  -  Холмс
дал каждому по шиллингу. - А теперь марш отсюда, и следующий раз приходите
с хорошими новостями!
     Он махнул им рукой, и мальчишки, как стайка крыс, помчались  вниз  по
лестнице; через минуту их пронзительные голоса донеслись уже с улицы.
     -  От  этих  маленьких  попрошаек  больше  толку,  чем   от   десятка
полисменов, - заметил Холмс.  -  При  виде  человека  в  мундире  у  людей
деревенеет язык, а эти сорванцы всюду пролезут и  все  услышат.  Смышленый
народ, им не хватает только организованности.
     - Вы наняли их для Брикстонского дела? - спросил я.
     - Да, мне нужно установить один факт. Но это только  вопрос  времени.
Ага! Сейчас мы услышим что-то новенькое насчет убийства из  мести.  К  нам
жалует сам Грегсон, и каждая черта его лица источает блаженство.
     Нетерпеливо зазвонил звонок; белобрысый сыщик через несколько  секунд
взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки зараз,  и  влетел  в
нашу гостиную.
     - Дорогой коллега, поздравьте меня! - закричал он, изо всех сил тряся
покорную руку Холмса. - Я разгадал загадку, и теперь все ясно,  как  божий
день!
     Мне показалось, что на выразительном лице  моего  приятеля  мелькнула
тень беспокойства.
     - Вы хотите сказать, что напали на верный след? - спросил он.
     - Да что там след! Ха-ха! Преступник сидит у нас под замком!
     - Кто же он такой?
     -  Артур  Шарпантье,  младший  лейтенант  флота  ее   величества!   -
воскликнул Грегсон, горделиво выпятив грудь и потирая пухлые руки.
     Шерлок Холмс с  облегчением  вздохнул,  и  его  чуть  сжавшиеся  губы
распустились в улыбке.
     - Садитесь и попробуйте вот эти сигары,  -  сказал  он.  -  Мы  горим
нетерпением узнать, как это вам удалось. Хотите виски с водой?
     - Не возражаю, - ответил сыщик. - Последние два  дня  отняли  у  меня
столько сил, что я  просто  валюсь  с  ног  -  не  столько  от  физической
усталости,  конечно,  сколько  от  умственного  перенапряжения.  Вам   это
знакомо, мистер Холмс, мы же с вами одинаково работаем головой.
     - Вы мне льстите, - с серьезным видом возразил Холмс. -  Итак,  каким
же образом вы пришли к столь блистательным результатам?
     Сыщик удобно уселся в кресло и задымил сигарой. Но вдруг  он  хлопнул
себя по ляжке и захохотал.
     - Нет, вот что интересно! - воскликнул он.  -  Этот  болван  Лестрейд
воображает, что умнее всех, а сам пошел по совершенно  ложному  следу!  Он
ищет секретаря  Стэнджерсона,  а  этот  Стэнджерсон  так  же  причастен  к
убийству, как неродившееся дитя. А  он,  наверное,  уже  посадил  его  под
замок!
     Эта мысль показалась Грегсону столь забавной, что он смеялся до слез.
     - А как же вы напали на след?
     - Сейчас все расскажу. Доктор  Уотсон,  это,  конечно,  строго  между
нами. Первая трудность состояла в том, как разузнать о  жизни  Дреббера  в
Америке. Другой бы стал ждать, пока кто-то откликнется на  объявление  или
сам вызовется дать сведения об убитом. Но Тобиас Грегсон  работает  иначе.
Помните цилиндр, что нашли возле трупа?
     - Помню, - сказал Холмс. - На нем  была  марка  -  "Джон  Ундервуд  и
сыновья", Камберуэлл-роуд, 129.
     Грегсон заметно помрачнел.
     - Вот уж никак не думал, что вы это заметили, - сказал он. - Вы  были
в магазине?
     - Нет.
     - Ха! - с облегчением усмехнулся  Грегсон.  -  В  нашем  деле  нельзя
упускать ни единой возможности, хоть и самой малой.
     - Для великого ума мелочей не  существует,  -  сентенциозно  произнес
Холмс.
     - Само собой, я пошел к Ундервуду и  спросил,  не  случилось  ли  ему
продать такой-то цилиндр такого-то размера. Он заглянул  в  свою  книгу  и
сразу же нашел запись.  Он  послал  цилиндр  мистеру  Дребберу  в  пансион
Шарпантье на Торки-Террас. Вот таким образом я узнал его адрес.
     - Ловко, ничего не скажешь, - пробормотал Шерлок Холмс.
     - Затем я отправился к миссис Шарпантье, - продолжал детектив. -  Она
была бледна и, очевидно, очень расстроена. При ней находилась  дочь  -  на
редкость хорошенькая, между прочим; глаза у нее были красные, а когда я  с
ней заговорил, губы ее задрожали. Я, конечно, сразу почуял, что  дело  тут
нечисто. Вам знакомо это ощущение какого-то особого холодка внутри,  когда
нападаешь на верный след, мистер Холмс? Я спросил:
     - Вам  известно  о  загадочной  смерти  вашего  бывшего  квартиранта,
мистера Еноха Дреббера из Кливленда?
     Мать кивнула. У нее, видно, не было силы вымолвить хоть  слово.  Дочь
вдруг расплакалась. Тут мне уже стало ясно: эти женщины что-то знают.
     - В котором часу мистер Дреббер уехал на вокзал? - спрашиваю я.
     Мать, стараясь побороть волнение, судорожно глотнула воздух.
     - В восемь, - ответила она.  -  Его  секретарь,  мистер  Стэнджерсон,
сказал, что есть два поезда: один  -  в  девять  пятнадцать,  другой  -  в
одиннадцать. Он собирался ехать первым.
     - И больше вы его не видели?
     Женщина вдруг сильно изменилась в лице. Она стала белой, как  мел,  и
хрипло, через силу произнесла "нет".
     Наступило молчание; вдруг дочь сказала ясным, спокойным голосом:
     - Ложь  никогда  не  приводит  к  добру,  мама.  Давайте  скажем  все
откровенно. Да, мы видели мистера Дреббера еще раз.
     - Да простит тебя Бог! - крикнула мадам Шарпантье, всплеснув  руками,
и упала в кресло. - Ты погубила своего брата!
     - Артур сам велел бы нам говорить только  правду,  -  твердо  сказала
девушка.
     - Советую вам рассказать все без утайки, - сказал я. -  Полупризнание
хуже, чем запирательство. Кроме того, мы сами уже кое-что знаем.
     - Пусть же это будет на твоей совести, Алиса! -  воскликнула  мать  и
повернулась ко мне. - Я  вам  расскажу  все,  сэр.  Не  подумайте,  что  я
волнуюсь потому, что мои сын причастен к этому ужасному убийству. Он ни  в
чем не виновен. Я боюсь только, что в ваших глазах и, может быть, в глазах
других он будет невольно скомпрометирован. Впрочем,  этого  тоже  быть  не
может. Порукой тому его кристальная  честность,  его  убеждения,  вся  его
жизнь!
     - Вы лучше расскажите все начистоту, - сказал я. - И можете поверить,
если ваш сын тут ни при чем, ничего плохого с ним не случится.
     - Алиса, пожалуйста, оставь нас вдвоем, -  сказала  мать,  и  девушка
вышла из комнаты. -  Я  решила  молчать,  но  раз  уж  моя  бедняжка  дочь
заговорила об этом, то делать нечего. И поскольку я решилась, то  расскажу
все подробно.
     - Вот это разумно! - согласился я.
     - Мистер Дреббер жил у нас почти три  недели.  Он  и  его  секретарь,
мистер Стэнджерсон, путешествовали по  Европе.  На  каждом  чемодане  была
наклейка "Копенгаген" - стало быть, они прибыли прямо оттуда.  Стэнджерсон
- человек спокойный, сдержанный, но хозяин его, к  сожалению,  был  совсем
другого склада. У него были дурные привычки, и вел он себя довольно грубо.
Когда они приехали, он в  первый  же  вечер  сильно  напился,  и  если  уж
говорить правду, после полудня вообще не бывал  трезвым.  Он  заигрывал  с
горничными и позволял себе с ними недопустимые вольности.  Самое  ужасное,
что он вскоре повел себя так и с моей дочерью Алисой и не раз  говорил  ей
такое, чего она, к счастью, по своей  невинности  даже  не  могла  понять.
Однажды он дошел до крайней наглости - схватил ее и  стал  целовать;  даже
его собственный секретарь не вытерпел и упрекнул его за столь  неприличное
поведение.
     - Но вы-то почему это терпели? - спросил я. - Вы ведь могли выставить
вон ваших жильцов в любую минуту.
     Вопрос, как видите,  вполне  естественный,  однако  миссис  Шарпантье
сильно смешалась.
     - Видит Бог, я отказала бы им на другой же день, - сказала она, -  но
слишком велико было искушение - ведь каждый  платил  по  фунту  в  день  -
значит, четырнадцать фунтов в неделю, а в это время года так трудно  найти
жильцов! Я вдова, сын мой служит во флоте, и это стоит немалых  денег.  Не
хотелось лишаться дохода, ну я и терпела, сколько могла. Но последняя  его
выходка меня совсем уж возмутила, и я сейчас же попросила  его  освободить
комнаты. Потому-то он и уехал.
     - А дальше?
     - У меня отлегло от сердца, когда они уехали. Сын мой сейчас дома, он
в отпуску, но я побоялась рассказать ему - он очень уж вспыльчивый и нежно
любит сестру. Когда я заперла за ними дверь, у меня словно камень  с  души
свалился. Но, увы, не прошло и часа, как раздался звонок  и  мне  сказали,
что мистер Дреббер вернулся. Он вел себя очень развязно,  очевидно,  успел
порядком напиться. Он вломился в комнату,  где  сидели  мы  с  дочерью,  и
буркнул мне что-то невразумительное насчет  того,  что  он-де  опоздал  на
поезд. Потом повернулся к Алисе и прямо при мне предложил ей уехать с ним.
"Вы уже взрослая, - сказал он, - и по закону никто вам запретить не может.
Денег у меня куча. Не обращайте внимания на свою  старуху,  едемте  вместе
сейчас же! Вы будете жить, как герцогиня!"  Бедная  Алиса  перепугалась  и
бросилась прочь, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я  закричала,
и тут вошел мой сын, Артур. Что было потом, я не знаю.  Я  слышала  только
злобные проклятия и шумную возню.  Я  была  так  напугана,  что  не  смела
открыть глаза. Наконец я подняла голову и  увидела,  что  Артур  стоит  на
пороге с палкой в руках и смеется. "Думаю, что наш прекрасный  жилец  сюда
больше не покажется, - сказал он. - Пойду на улицу, погляжу,  что  он  там
делает". Артур взял шляпу и вышел. А наутро мы узнали, что мистер  Дреббер
убит неизвестно кем.
     Рассказывая, миссис Шарпантье то вздыхала, то всхлипывала.  Временами
она даже не говорила, а шептала так тихо, что я  еле  разбирал  слова.  Но
все, что она сказала, я  записал  стенографически,  чтобы  потом  не  было
недоразумений.
     - Очень любопытно, - сказал Холмс, зевая. - Ну, и что же дальше?
     - Миссис Шарпантье замолчала, - продолжал сыщик, - и тут я понял, что
все зависит от одного-единственного обстоятельства.  Я  посмотрел  на  нее
пристальным взглядом - я не раз убеждался,  как  сильно  он  действует  на
женщин, - и спросил, когда ее сын вернулся домой.
     - Не знаю, - ответила она.
     - Не знаете?
     - Нет, у него есть ключ, он сам отпирает дверь.
     - Но вы уже спали, когда он пришел?
     - Да.
     - А когда вы легли спать?
     - Около одиннадцати.
     - Значит, ваш сын отсутствовал часа два, не меньше?
     - Да.
     - А может, четыре или пять часов?
     - Может быть.
     - Что же он делал все это время?
     - Не знаю, -  сказала  она,  так  побледнев,  что  даже  губы  у  нее
побелели.
     Конечно, после этого уже не о чем было говорить.
     Я разузнал, где находится лейтенант  Шарпантье,  взял  с  собой  двух
полицейских и арестовал его. Когда я тронул его за плечо и велел  спокойно
идти с нами, он нагло спросил: "Вы, наверное,  подозреваете,  что  я  убил
этого негодяя Дреббера?" А поскольку об убийстве и речи пока не  было,  то
все это весьма подозрительно.
     - Очень, - подтвердил Холмс.
     - При нем была палка, с которой он, по словам матери, бросился  вслед
за Дреббером. Толстая, тяжелая дубинка, сэр.
     - Как же, по-вашему, произошло убийство?
     - А вот как. Он шел за Дреббером до самой  Брикстон-роуд.  Там  снова
завязалась драка. Шарпантье ударил этой палкой Дреббера, всего  вероятнее,
в живот, - и тот сразу же умер, а на теле никаких следов не осталось.  Лил
дождь, кругом не было ни души, и Шарпантье оттащил свою  жертву  в  пустой
дом. А свеча, кровь на полу, надпись на стене и кольцо - это всего-навсего
хитрости, чтобы запутать следствие.
     - Молодец! - одобрительно воскликнул  Холмс.  -  Право,  Грегсон,  вы
делаете большие успехи. У вас большая будущность.
     - Я тоже доволен собой, кажется,  я  недурно  справился  с  делом,  -
горделиво ответил сыщик. - Молодой человек в своих показаниях  утверждает,
что он пошел за Дреббером, но тот вскоре  заметил  его  и,  подозвав  кэб,
уехал. Шарпантье утверждает, что, возвращаясь  домой,  он  якобы  встретил
своего товарища по флоту, и они долго гуляли по улицам. Однако он не  смог
сказать, где живет этот его товарищ. Мне кажется, тут все сходится одно  к
одному необыкновенно точно. Но Лестрейд-то, Лестрейд! Как подумаю, что  он
сейчас рыщет по ложному следу, так меня разбирает  смех!  Смотрите-ка,  да
вот и он сам!
     Да, действительно в дверях стоял  Лестрейд  -  за  разговором  мы  не
услышали его шагов на лестнице. Но куда девалась его самоуверенность,  его
обычная щеголеватость? На лице его была написана растерянность и  тревога,
измятая  одежда  забрызгана  грязью.  Очевидно,   он   пришел   о   чем-то
посоветоваться с Шерлоком Холмсом, потому что, увидев своего коллегу,  был
смущен и раздосадован. Он стоял посреди комнаты, нервно теребя  шляпу,  и,
казалось, не знал, как поступить.
     - Совершенно небывалый случай, - произнес он наконец,  -  непостижимо
запутанное дело!
     - Неужели, мистер Лестрейд! - торжествующе воскликнул Грегсон. - Я не
сомневался, что вы придете к  такому  заключению.  Удалось  ли  вам  найти
секретаря, мистера Джозефа Стэнджерсона?
     - Мистер Джозеф Стэнджерсон, - серьезным  тоном  сказал  Лестрейд,  -
убит в гостинице "Холлидей" сегодня около шести часов утра.




        ГЛАВА V. ПРОБЛЕСК СВЕТА

     Неожиданная и важная  весть,  которую  принес  нам  Лестрейд,  слегка
ошеломила всех нас. Грегсон вскочил с кресла, пролив на пол остатки  виски
с водой. Шерлок Холмс  сдвинул  брови  и  крепко  сжал  губы,  а  я  молча
уставился на него.
     - И Стэнджерсон тоже... - пробормотал Холмс. - Дело осложняется.
     - Оно и без того достаточно сложно, - проворчал Лестрейд,  берясь  за
стул. - Но я, кажется, угодил на военный совет?
     - А вы... вы точно знаете, что он убит? - запинаясь, спросил Грегсон.
     - Я только что был в его комнате, -  ответил  Лестрейд.  -  И  первый
обнаружил его труп.
     - А мы тут слушали  Грегсона,  который  по-своему  решил  загадку,  -
заметил Холмс. - Будьте добры, расскажите нам, что вы видели и что  успели
сделать.
     - Пожалуйста, - ответил Лестрейд, усаживаясь на стул. - Не  скрою,  я
держался  того  мнения,  что  Стэнджерсон  замешан  в  убийстве  Дреббера.
Сегодняшнее событие доказало, что  я  ошибался.  Одержимый  мыслью  о  его
соучастии, я решил выяснить, где он и что с ним. Третьего  числа  вечером,
примерно в половине девятого, их видели вместе на Юстонском вокзале. В два
часа ночи труп Дреббера нашли на Брикстон-роуд.  Следовательно,  я  должен
был узнать, что делал Стэнджерсон между половиной девятого  и  тем  часом,
когда было совершено преступление, и куда он девался после этого. Я послал
в Ливерпуль телеграмму, сообщил приметы Стэнджерсона и  просил  проследить
за пароходами, отходящими в Америку.  Затем  я  объехал  все  гостиницы  и
меблированные комнаты в районе Юстонского вокзала. Видите ли, я  рассуждал
так: если они с Дреббером расстались у вокзала, то скорее всего  секретарь
переночует где-нибудь поблизости, а утром опять явится на вокзал.
     - Они, вероятно, заранее условились о месте встречи, - вставил Холмс.
     - Так и оказалось. Вчерашний вечер я потратил на поиски Стэнджерсона,
но безуспешно. Сегодня я начал искать его с раннего утра и к восьми  часам
добрался наконец до гостиницы "Холлидей" на Литл-Джордж-стрит. На  вопрос,
не живет ли здесь мистер Стэнджерсон, мне сразу ответили утвердительно.
     - Вы, наверное, тот джентльмен, которого он поджидает, - сказали мне.
- Он ждет вас уже два дня.
     - А где он сейчас? - спросил я.
     - У себя наверху, он еще спит. Он просил разбудить его в девять.
     - Я сам его разбужу, - сказал я, Я подумал, что мой внезапный  приход
застанет его врасплох и от неожиданности  он  может  проговориться  насчет
убийства.
     Коридорный вызвался проводить меня до  его  комнаты  -  она  была  на
втором этаже и выходила в узенький  коридорчик.  Показав  мне  его  дверь,
коридорный пошел было вниз, как вдруг я увидел такое, от чего, несмотря на
мой двадцатилетний опыт, мне едва не  стало  дурно.  Из-под  двери  вилась
тоненькая  красная  полоска  крови,  она  пересекала  пол  коридорчика   и
образовала  лужицу  у  противоположной  стены.   Я   невольно   вскрикнул;
коридорный тотчас же вернулся назад. Увидев кровь, он  чуть  не  хлопнулся
без чувств, Дверь оказалась заперта изнутри, но мы высадили ее  плечами  и
ворвались в комнату. Окно было открыто, а возле него на полу, скорчившись,
лежал человек в ночной рубашке. Он был мертв, и, очевидно, уже давно: труп
успел окоченеть. Мы перевернули его на спину, и коридорный подтвердил, что
это тот самый человек, который жил у них в гостинице  под  именем  Джозефа
Стэнджерсона. Смерть наступила от сильного удара ножом в левый бок; должно
быть, нож задел сердце. И тут обнаружилось самое странное. Как вы думаете,
что мы увидели над трупом?
     Прежде чем Холмс успел ответить, я почувствовал,  что  сейчас  услышу
что-то страшное, и у меня по коже поползли мурашки.
     - Слово "Rache", написанное кровью, - сказал Холмс.
     - Да, именно. - В голосе Лестрейда звучал суеверный страх.
     Мы помолчали. В действиях неизвестного убийцы была какая-то  зловещая
методичность, и от этого его преступления казались еще ужаснее. Нервы мои,
ни разу не сдававшие на полях сражений, сейчас затрепетали.
     - Убийцу видели, - продолжал Лестрейд. - Мальчик, приносивший молоко,
шел обратно в молочную через проулок, куда выходит конюшня, что  на  задах
гостиницы.  Он  заметил,  что  лестница,  всегда  валявшаяся   на   земле,
приставлена к окну второго этажа гостиницы,  а  окно  распахнуто  настежь.
Отойдя немного, он оглянулся и увидел, что по лестнице спускается человек.
И спускался он так спокойно, не таясь, что мальчик принял его за  плотника
или столяра, работавшего в гостинице. Мальчик не обратил особого  внимания
на этого человека, хотя у него мелькнула мысль, что в  такую  рань  обычно
еще не работают. Он припоминает, что человек этот был  высокого  роста,  с
красноватым лицом и в длинном коричневом пальто. Он, должно быть, ушел  из
комнаты не сразу после убийства - он ополоснул  руки  в  тазу  с  водой  и
тщательно вытер нож о простыню, на которой остались кровяные пятна.
     Я взглянул на Холмса - описание убийцы в  точности  совпадало  с  его
догадками. Однако лицо его не выражало ни радости, ни удовлетворения.
     - Вы не нашли в комнате ничего такого, что могло бы навести  на  след
убийцы? - спросил он.
     - Ничего. У Стэнджерсона в кармане был кошелек Дреббера, но  тут  нет
ничего удивительного: Стэнджерсон всегда за него расплачивался. В кошельке
восемьдесят фунтов с мелочью, и, очевидно,  оттуда  ничего  не  взято.  Не
знаю, каковы мотивы этих странных преступлений, но только не ограбление. В
карманах убитого не  обнаружено  никаких  документов  или  записок,  кроме
телеграммы из Кливленда, полученной с месяц назад. Текст ее -  "Дж.  Х.  в
Европе". Подписи в телеграмме нет.
     - И больше ничего? - спросил Холмс.
     - Ничего существенного. На кровати брошен роман, который  Стэнджерсон
читал на ночь вместо снотворного, а на стуле рядом лежит  трубка  убитого.
На столе стоит стакан с водой, на подоконнике - аптекарская коробочка, и в
ней две пилюли.
     С радостным возгласом Шерлок Холмс вскочил со стула.
     - Последнее звено! - воскликнул он. - Теперь все ясно!
     Оба сыщика вытаращили на него глаза.
     - Сейчас в моих руках все нити этого запутанного клубка,  -  уверенно
заявил мой приятель. - Конечно, еще не хватает кое-каких деталей, но  цепь
событий, начиная с той минуты, как Дреббер расстался со  Стэнджерсоном  на
вокзале, и вплоть до того, как вы нашли труп Стэнджерсона, мне  ясна,  как
будто все происходило на моих глазах. И я вам это докажу. Не могли  бы  вы
взять оттуда пилюли?
     -  Они  у  меня,  -  сказал  Лестрейд,  вытаскивая  маленькую   белую
коробочку. - Я взял и пилюли, и  кошелек,  и  телеграмму,  чтобы  сдать  в
полицейский участок. По правде говоря, пилюли я прихватил случайно:  я  не
придал им никакого значения.
     - Дайте сюда, - сказал Холмс и повернулся ко мне. -  Доктор,  как  вы
думаете, это обыкновенные пилюли?
     Нет, пилюли, конечно, нельзя было назвать  обыкновенными.  Маленькие,
круглые, жемчужно-серого цвета, они были почти прозрачными, если  смотреть
их на свет.
     - Судя по легкости и прозрачности, я полагаю, что они растворяются  в
воде, - сказал я.
     - Совершенно верно, - ответил Холмс. - Будьте добры, спуститесь  вниз
и принесите этого несчастного парализованного  терьера,  -  хозяйка  вчера
просила усыпить его, чтобы он больше не мучился.
     Я сошел вниз и принес собаку. Тяжелое дыхание  и  стекленеющие  глаза
говорили о том, что ей недолго осталось жить. Судя  по  побелевшему  носу,
она уже  почти  перешагнула  предел  собачьего  существования.  Я  положил
терьера на коврик у камина.
     - Сейчас я разрежу одну  пилюлю  пополам,  -  сказал  Холмс,  вынимая
перочинный нож. - Одну половинку  мы  положим  обратно  -  она  еще  может
пригодиться. Другую я кладу в этот бокал  и  наливаю  чайную  ложку  воды.
Видите, наш доктор прав - пилюля быстро растворяется.
     - Да, весьма занятно, - обиженным тоном произнес Лестрейд,  очевидно,
заподозрив, что над ним насмехаются, - но я все-таки не понимаю, какое это
имеет отношение к смерти Джозефа Стэнджерсона?
     - Терпение, друг мой, терпение! Скоро вы убедитесь, что пилюли  имеют
к ней самое прямое отношение. Теперь я добавлю немного молока, чтобы  было
повкуснее и собака вылакала бы все сразу.
     Вылив содержимое бокала в блюдце, он поставил его перед  собакой.  Та
вылакала все до капли. Серьезность Холмса так подействовала на нас, что мы
молча, как завороженные, следили за собакой, ожидая чего-то  необычайного.
Ничего, однако, не произошло. Терьер лежал на коврике, все так  же  тяжело
дыша, но от пилюли ему не стало ни лучше, ни хуже.
     Холмс вынул часы; прошла минута, другая, собака дышала по-прежнему, а
Шерлок Холмс сидел с глубоко огорченным, разочарованным видом. Он прикусил
губу, потом забарабанил пальцами по столу - словом, выказывал все признаки
острого нетерпения. Он так волновался, что мне стало его искренне жаль,  а
оба сыщика иронически улыбались, явно радуясь его провалу.
     - Неужели же это просто совпадение? - воскликнул он наконец;  вскочив
со стула, он яростно зашагал по комнате. - Нет, не может  быть!  Те  самые
пилюли, которые, как я предполагал, убили Дреббера, найдены возле мертвого
Стэнджерсона. И вот они не действуют! Что же это значит?  Не  верю,  чтобы
весь  ход  моих  рассуждений  оказался  неправильным.  Это  невозможно!  И
все-таки бедный пес жив... А! Теперь я знаю! Знаю!
     С этим радостным возгласом  он  схватил  коробочку,  разрезал  вторую
пилюлю пополам, растворил в воде, долил молока и поставил перед  терьером.
Едва несчастный пес лизнул языком эту смесь, как  по  телу  его  пробежали
судороги, он вытянулся и застыл, словно сраженный молнией.
     Шерлок Холмс глубоко вздохнул и отер со лба пот.
     - Надо больше доверять себе, - сказал он. - Пора бы  мне  знать,  что
если какой-нибудь факт идет вразрез с длинной цепью логических заключений,
значит, его можно истолковать иначе. В коробке лежало две пилюли - в одной
содержался смертельный яд, другая - совершенно безвредная. Как  это  я  не
догадался раньше, чем увидел коробку!
     Последняя фраза показалась мне настолько странной, что я усомнился, в
здравом ли он уме. Однако труп собаки служил доказательством  правильности
его  доводов.  Я  почувствовал,  что  туман  в  моей   голове   постепенно
рассеивается и я начинаю смутно различать правду.
     - Вам всем это кажется сущей дичью, - продолжал Холмс, - потому что в
самом  начале  расследования  вы  не  обратили  внимания  на  единственное
обстоятельство,  которое  и  служило  настоящим  ключом   к   тайне.   Мне
посчастливилось ухватиться за него, и все дальнейшее  только  подтверждало
мою догадку и, в сущности, являлось ее логическим следствием. Поэтому  все
то, что ставило вас в тупик и, как вам  казалось,  еще  больше  запутывало
дело,  мне,  наоборот,  многое  объясняло  и   только   подтверждало   мои
заключения.  Нельзя  смешивать  странное  с  таинственным.   Часто   самое
банальное преступление оказывается самым загадочным,  потому  что  ему  не
сопутствуют  какие-нибудь  особенные  обстоятельства,  которые  могли   бы
послужить основой для  умозаключений.  Это  убийство  было  бы  бесконечно
труднее разгадать, если  бы  труп  просто  нашли  на  дороге,  без  всяких
"outre"[11] и сенсационных  подробностей,  которые  придали  ему  характер
необыкновенности, Странные подробности вовсе не  осложняют  расследование,
а, наоборот, облегчают его.
     Грегсон, сгоравший от нетерпения во время этой речи, не выдержал.
     - Послушайте, мистер Шерлок Холмс, - сказал он, - мы охотно признаем,
что вы человек сообразительный и изобрели свой  особый  метод  работы.  Но
сейчас нам ни к чему выслушивать лекцию  по  теории.  Сейчас  надо  ловить
убийцу. У меня было свое толкование дела, но, кажется, я  ошибся.  Молодой
Шарпантье не может быть причастен ко второму убийству. Лестрейд подозревал
Стэнджерсона и, очевидно, тоже промахнулся. Вы все время сыплете  намеками
и делаете вид, будто знаете  гораздо  больше  нас,  но  теперь  мы  вправе
спросить напрямик: что вам известно о преступлении? Можете ли  вы  назвать
убийцу?
     - Не могу не согласиться с Грегсоном, сэр, - заметил Лестрейд.  -  Мы
оба пытались найти разгадку, и оба ошиблись. С той минуты, как  я  пришел,
вы уже несколько раз говорили, что  у  вас  есть  все  необходимые  улики.
Надеюсь, теперь-то вы не станете их утаивать?
     - Если медлить с арестом убийцы, - добавил я, -  он  может  совершить
еще какие-нибудь злодеяния.
     Мы так наседали на Холмса, что он явно заколебался. Нахмурив брови  и
опустив голову, он шагал по комнате взад и вперед, как  всегда,  когда  он
что-то напряженно обдумывал.
     - Убийств больше не будет, - сказал он, внезапно остановившись. -  Об
этом можете не беспокоиться. Вы спрашиваете, знаю ли  я  имя  убийцы.  Да,
знаю.  Но  знать  имя  -  это  еще  слишком  мало,  надо  суметь   поймать
преступника. Я очень надеюсь, что принятые мною меры облегчат эту  трудную
задачу, но тут нужно  действовать  с  величайшей  осторожностью,  ибо  нам
придется иметь дело с человеком хитрым и готовым на все, и к тому же,  как
я уже имел случай доказать, у него есть сообщник, не менее умный,  чем  он
сам. Пока убийца не знает, что преступление  разгадано,  у  нас  еще  есть
возможность  схватить  его;  но  если  у  него  мелькнет   хоть   малейшее
подозрение,  он  тотчас  же  переменит  имя  и  затеряется  среди  четырех
миллионов жителей нашего огромного города.  Не  желая  никого  обидеть,  я
должен все же сказать, что такие преступники не по плечу сыскной  полиции,
поэтому-то я и не обращался к вашей помощи. Если я потерплю  неудачу,  вся
вина за упущение падет на меня - и я готов понести  ответственность.  Пока
же могу пообещать, что немедленно расскажу вам  все,  как  только  я  буду
уверен, что моим планам ничто не угрожает.
     Грегсон и Лестрейд были явно недовольны и этим  обещанием  и  обидным
намеком на сыскную полицию.  Грегсон  вспыхнул  до  корней  своих  льняных
волос,  а  похожие  на  бусинки  глаза  Лестрейда  загорелись   гневом   и
любопытством. Однако ни тот, ни другой не успели произнести  ни  слова:  в
дверь постучали, и на пороге появился своей собственной, непрезентабельной
персоной представитель уличных мальчишек.
     - Сэр, - заявил он, прикладывая руку к вихрам надо лбом, -  кэб  ждет
на улице.
     - Молодчина! - одобрительно сказал Холмс. -  Почему  Скотленд-Ярд  не
пользуется этой новой моделью? -  продолжал  он,  выдвинув  ящик  стола  и
доставая пару стальных наручников. -  Смотрите,  как  прекрасно  действует
пружина - они захлопываются мгновенно.
     - Мы обойдемся и старой моделью, - ответил Лестрейд,  -  было  бы  на
кого им надеть.
     - Отлично, отлично! - улыбнулся Холмс. - Пусть кэбмен пока что снесет
вниз мои вещи. Позови его, Уиггинс.
     Я удивился: Холмс, видимо, собрался  уезжать,  а  мне  не  сказал  ни
слова! В комнате стоял небольшой чемодан; Холмс вытащил его на середину и,
став на колени, начал возиться с ремнями.
     - Помогите мне затянуть этот ремень, - не поворачивая головы,  сказал
он вошедшему кэбмену.
     Кэбмен с вызывающе пренебрежительным видом шагнул вперед  и  протянул
руки к ремню. Послышался резкий щелчок, металлическое звяканье,  и  Шерлок
Холмс быстро поднялся на ноги. Глаза его блестели.
     - Джентльмены, - воскликнул он, - позвольте представить  вам  мистера
Джефферсона Хоупа, убийцу Еноха Дреббера и Джозефа Стэнджерсона!
     Все произошло в одно мгновение, я даже не  успел  сообразить,  в  чем
дело. Но в память мою навсегда врезалась эта минута - торжествующая улыбка
Холмса и его звенящий голос и дикое, изумленное выражение на лице  кэбмена
при виде блестящих наручников, словно по волшебству  сковавших  его  руки.
Секунду-другую мы, оцепенев, стояли, словно каменные идолы. Вдруг  пленник
с яростным ревом вырвался из рук Холмса и кинулся к окну. Он вышиб раму  и
стекло, но выскочить не успел: Грегсон, Лестрейд и  Холмс  набросились  на
него,  как  ищейки,  и  оттащили  от  окна.  Началась  жестокая   схватка.
Рассвирепевший преступник обладал недюжинной силой: как  мы  ни  старались
навалиться на него, он то и дело раскидывал нас в  разные  стороны.  Такая
сверхъестественная сила  бывает  разве  только  у  человека,  бьющегося  в
эпилептическом припадке. Лицо его и руки были изрезаны  осколками  стекла,
но, несмотря на потерю крови, он сопротивлялся с  ничуть  не  ослабевавшей
яростью. И только когда Лестрейд изловчился просунуть руку под  его  шарф,
схватил его за горло и чуть не задушил, он понял, что бороться бесполезно;
все же мы не чувствовали себя в безопасности, пока не  связали  ему  ноги.
Наконец, еле переводя дух, мы поднялись с пола.
     - Внизу стоит кэб, - сказал Шерлок Холмс. - На нем мы и доставим  его
в Скотленд-Ярд. Ну что же, джентльмены, - приятно улыбнулся  он,  -  нашей
маленькой тайны уже не существует. Прошу вас, задавайте любые вопросы и не
опасайтесь, что я откажусь отвечать.





         * ЧАСТЬ II. СТРАНА СВЯТЫХ * 


        ГЛАВА I. В ВЕЛИКОЙ СОЛЯНОЙ ПУСТЫНЕ

     В центральной  части  огромного  североамериканского  материка  лежит
унылая, бесплодная пустыня, с давних времен служившая  преградой  на  пути
цивилизации. От Сьерра-Невады до Небраски, от реки Иеллоустон на севере до
Колорадо на юге простирается страна безлюдья и мертвой тишины. Но  природа
и в этом унылом запустении показала свой прихотливый нрав.  Здесь  есть  и
высокие горы, увенчанные снежными шапками, и темные, мрачные долины. Здесь
есть скалистые ущелья, где пробегают быстрые потоки, и  огромные  равнины,
зимою белые от снега, а летом покрытые серой солончаковой пылью. Но  всюду
одинаково голо, неприютно и печально.
     В этой стране безнадежности не живут люди.  Иногда  в  поисках  новых
мест для охоты туда забредают индейцы из племени поуни или черноногих,  но
даже самые отчаянные храбрецы стремятся  поскорее  покинуть  эти  зловещие
равнины и вернуться в родные прерии. Здесь по  кустарникам  рыщут  койоты,
порой в воздухе захлопает крыльями сарыч, и, грузно переваливаясь, пройдет
по темной лощине серый медведь,  стараясь  найти  пропитание  среди  голых
скал. Вот, пожалуй, и все обитатели этой глухомани.
     Наверное, нет в мире картины  безрадостнее  той,  что  открывается  с
северного  склона   Сьерра-Бланка.   Кругом,   насколько   хватает   глаз,
простирается бесконечная плоская  равнина,  сплошь  покрытая  солончаковой
пылью; лишь кое-где на ней темнеют карликовые кусты чаппараля.  Далеко  на
горизонте высится длинная цепь  гор  с  зубчатыми  вершинами,  на  которых
белеет снег. На всем этом огромном пространстве нет ни признаков жизни, ни
следов, оставленных живыми существами. В голубовато-стальном небе не видно
птиц, и ничто не шевельнется на тусклой серой  земле  -  все  обволакивает
полная тишина. Сколько ни  напрягать  слух,  в  этой  великой  пустыне  не
услышишь ни малейшего звука, здесь царит безмолвие -  нерушимое,  гнетущее
безмолвие.
     Выше говорилось, что на  равнине  нет  никаких  следов  живой  жизни;
пожалуй, это не совсем верно.  С  высоты  Сьерра-Бланка  видна  извилистая
дорога, которая  тянется  через  пустыню  и  исчезает  где-то  вдали.  Она
изборождена колесами и истоптана ногами многих  искателей  счастья.  Вдоль
дороги, поблескивая под солнцем, ярко белеют на сером  солончаке  какие-то
предметы. Подойдите ближе и приглядитесь!  Это  кости  -  одни  крупные  и
массивные, другие помельче и потоньше. Крупные кости бычьи,  другие  же  -
человеческие. На полторы тысячи миль можно проследить страшный  караванным
путь по этим вехам - останкам тех, кто погиб в соляной пустыне.
     4 мая 1847 года все это увидел перед собой одинокий путник.  По  виду
он мог бы сойти за духа или за демона тех мест. С первого  взгляда  трудно
было определить, сколько ему лет - под сорок или  под  шестьдесят.  Желтая
пергаментная кожа туго обтягивала кости его худого, изможденного  лица,  в
длинных темных волосах и  бороде  серебрилась  сильная  проседь,  запавшие
глаза горели неестественным блеском, а рука, сжимавшая  ружье,  напоминала
кисть скелета. Чтобы устоять на ногах, ему приходилось опираться на ружье,
хотя, судя по высокому росту и могучему сложению, он должен  был  обладать
крепким, выносливым организмом; впрочем, его заострившееся лицо и  одежда,
мешком висевшая на его иссохшем теле, ясно говорили,  почему  он  выглядит
немощным стариком. Он умирал - умирал от голода и жажды.
     Напрягая последние силы, он спустился в лощину, потом одолел подъем в
тщетной надежде найти здесь, на равнине, хоть каплю влаги, но увидел перси
собой лишь соляную пустыню и цепь  неприступных  гор  вдали.  И  нигде  ни
дерева, ни кустика, ни признака воды! В этом необозримом пространстве  для
него  не  было  ни  проблеска  надежды.  Диким,  растерянным  взглядом  он
посмотрел на север, потом на восток и запад и  понял,  что  его  скитаниям
пришел конец, - здесь, на голой скале, ему придется встретить свою смерть.
"Не все ли равно, здесь или на пуховой постели лет через двадцать пять", -
пробормотал он, собираясь сесть в тень возле большого валуна.
     Но прежде чем усесться, он положил на землю ненужное теперь  ружье  и
большой узел, завязанный серой шалью,  который  он  нес,  перекинув  через
правое плечо. Узел был, очевидно, слишком тяжел  для  него,  -  спустив  с
плеча, он не удержал его в руках и почти уронил на землю. Тотчас  раздался
жалобный крик и из серой  шали  высунулись  сначала  маленькое  испуганное
личико с блестящими карими глазами, потом два грязных пухлых кулачка.
     - Ты меня ушиб! - сердито произнес детский голосок.
     - Правда? - виновато отозвался путник. - Прости, я нечаянно.
     Он развязал шаль; в ней оказалась хорошенькая  девочка  лет  пяти,  в
изящных туфельках, нарядном розовом платьице и полотняном  переднике;  все
это свидетельствовало о том, что ее одевала заботливая мать. Лицо  девочки
побледнело и осунулось, но, судя по крепким ножкам и ручкам,  ей  пришлось
вытерпеть меньше лишений, чем ее спутнику.
     - Тебе больно? -  забеспокоился  он,  глядя,  как  девочка,  запустив
пальцы в спутанные золотистые кудряшки, потирает затылок.
     - Поцелуй, и  все  пройдет,  -  важно  сказала  она,  подставляя  ему
ушибленное место.
     - Так всегда делает мама. А где моя мама?
     - Она ушла. Думаю, ты скоро ее увидишь.
     - Ушла? - переспросила девочка. - Как  же  это  она  не  сказала  "до
свиданья"? Она всегда прощалась, даже когда уходила к  тете  пить  чай,  а
теперь ее нет целых три дня. Ужасно пить хочется,  правда?  Нет  ли  здесь
воды или чего-нибудь поесть?
     - Ничего тут нет, дорогая. Потерпи  немножко,  и  все  будет  хорошо.
Положи сюда голову, тебе станет лучше. Нелегко говорит