й... Не хватало, чтобы это стало текстом в Коране! У Иры душа ушла в пятки: что, если проклятый ангел шепнет Мухаммаду, что и она еврейка, и вообще чуть ли полгарема у пророка - из публичных домов Тель-Авива? Он должен забыть этот текст. Должен - хорошо сказать. И сделать тоже просто, - решила Ира. Она была профессионалкой. Когда Мухаммад, выжатый досуха, откинулся на подушках, он не помнил не только слов Джабраила, но даже имя свое, наверное, мог назвать с третьего захода. А Ира, лаская пророка, шептала ему на ухо иные слова, не имея ни малейшего представления о том, есть ли они в каноническом тексте Корана. Плевать ей было на Коран, одно она знала: Мухаммад не должен говорить о евреях ничего плохого. Ничего. - Если придут к тебе иудеи, - шептала Ирина, - то рассуди между ними... А если отвернешься от них, то они ничем не навредят тебе... - Не навредят... - пробормотал Мухаммад, переворачиваясь на живот. - ...А если станешь судить, - шептала Ирина, - то суди по справедливости: поистине, Аллах любит справедливых... - ...справедливых, - сказал Мухаммад, открыл глаза и посмотрел на Ирину. - О Хаттуба, ты свет очей моих, - сказал Мухаммад. - Ты принесла мне радость. Я помню! Я помню каждое слово, сказанное ангелом Джабраилом! И пророк произнес нараспев: - Если придут к тебе иудеи, то рассуди между ними. А если отвернешься от них, то они не навредят тебе! Ира впервые в жизни плакала от радости. Я пришел к рави Леви на другое утро. Директор Рувинский нашел для себя более важное, по его словам, занятие: он хотел получить полные тексты, забытые Мухаммадом навеки и не вошедшие в окончательный текст Корана. Он хотел знать, насколько плодотворной оказалась миссия одиннадцати израильтянок. Я мог себе представить, сколько гадостей о евреях и их Боге мог наговорить пророку ангел Джабраил, и мне вовсе не хотелось копаться в компьютерных интерпретациях. Куда приятнее поговорить с достойным человеком. - Я надеюсь, - сказал рави, ознакомившись с реконструкцией воспоминаний Ирины Лещинской, - что вы с директором Рувинским не станете публиковать эти тесты? - Нет, - согласился я. - Ты был прав, мар Леви. Если бы не девушки, этот Мухаммад нагородил бы в Коране гораздо больше гадостей, чем получилось на самом деле. Подумать только: искать евреев по всему свету и убивать... Ира молодец. Кстати, то, что она нашептала Мухаммаду взамен, это ведь действительно вошло в Коран. Пятая сура. Я проверил. - Да? - сказал рави. - Я не читал Коран, хас вэхалила. - Послушай, - продолжал я. - Их там было одиннадцать. Они жили с пророком много лет. Они корректировали ангельские тексты как хотели, и Мухаммад повторял за ними как на уроке... Почему же в Коране осталось столько вражды к неверным? Столько нетерпимости? - Ты хочешь, чтобы я ответил? - опечалился рави. - Сколько женщин было в гареме? Сорок? Наверняка больше. Разве все они были еврейками и мечтали спасти Израиль? - Далеко не все, - согласился я. - Но я хочу сказать... - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что в Тель-Авиве много массажных кабинетов и что можно получить новое разрешение на пользование стратификатором... Если тебе и директору Рувинскому это удастся, я буду счастлив. Что ж, приходится сознаться: нам это не удалось. Пока мы с Рувинским разбирали воспоминания Ирины, Офры, Фани и других девушек, пока мы по крупицам восстанавливали текст Корана, каким он был бы, если... В общем, мы опоздали: депутат кнессета Арон Московиц с подачи комиссара Бутлера провел закон о запрещении участия живых существ, включая человека, в экспериментах со стратификаторами Лоренсона. Закон был секретным, и никто не узнал о его существовании. - Ты понимаешь, что создал интифаду? - спросил я у Романа, когда он зашел ко мне в шабат поговорить о футболе. - Если бы не этот закон, в Коране можно было бы записать, что каждый араб должен любить иудея как брата! Бутлер покачал головой. - Песах, - сказал он, - ты сам не веришь в то, что говоришь. Изменить историю можно в альтернативном мире. А здесь - что сделано, то сделано. И не более того. Пришлось согласиться. Вечерами я ставлю компакт-диск и вхожу в мир, реконструированный компьютером. Я вижу Иру Лещинскую, как она склоняется над спящим пророком и шепчет ему слова о том, что справедливость одна для всех, и что мусульмане с иудеями - братья, ибо ходят под одним Богом, у которого бесконечное число имен, и Аллах только одно из них... Бедная Ира. Она могла говорить о любви часами, и эти суры стали лучшими в Коране. Она так и осталась младшей женой пророка. Я сказал - бедная? Надеюсь, что я ошибся.