Например, в структуре его клеток. Это важно знать для теорий метабиологических переходов, трактующих так называемые инкарнации живых существ как последовательные пересечения информационных структур - от мозга к полю ноосферы и обратно к мозгу индивидуума, но со смещением в положительном направлении стрелы времени. - Не понимаю, - признался Аркадий. - Да это и не имеет к вам никакого отношения, - покачал головой Пастухов. - Проблема действительно интересная, но при чем здесь вы? - Ни при чем, - согласился Аркадий. - И вы, конечно, не можете сказать, что делал ваш исполнительный директор вчера вечером. - Почему не могу? Могу, конечно. Он был здесь, в институте. - Кто, кроме вас, может подтвердить, что Ушаков находился в своем кабинете? - спросил Аркадий. - Я разве сказал, что Геннадий Павлович находился у себя? - удивился Пастухов. - В пятой лаборатории справляли окончание большой работы, гудели крепко, и Ушаков, конечно, не мог пропустить... - в голосе Пастухова Аркадию послышалась ирония. - Они сидели до двух ночи. Все, кто там был, подтвердят, что у директора есть алиби. - Алиби? - поднял брови Аркадий. - Разве его в чем-то обвиняют? - Но ваш вопрос, - смутился Пастухов. - Вы интересуетесь, кто где был в то время, когда... - Естественно, - кивнул Аркадий, но не стал объяснять, почему считает свои вопросы естественными, если следствие не подозревает кого бы то ни было в причастности к смерти Подольского. - Благодарю, - сказал Аркадий. - Вы очень помогли. - Пожалуйста, - пробормотал Пастухов, думая о чем-то своем. Скорее всего, будучи человеком науки, он сопоставлял в уме вопросы, заданные Аркадием, со своими ответами и пытался понять, что же все-таки произошло на самом деле в хостеле "Рябина" - не мог частный детектив задавать вопросы, если причина смерти бедняги Подольского не вызывала подозрений. - Да, - сказал Аркадий, остановившись на пороге. - Не подскажете, в какой комнате работал Подольский? - Сто тридцать, напротив холла по коридору. - Там есть сейчас кто-нибудь? - Конечно, - нахмурился Пастухов. - Только я бы не хотел... Вы будете отвлекать людей от работы. Подождите до пяти, если возможно. - Спасибо за совет, - поблагодарил Аркадий и прикрыл за собой дверь. По идее, Пастухов должен сейчас позвонить директору и в лабораторию. Ушакову рассказать о странном визите, а людей в лаборатории предупредить, чтобы изобразили рабочий энтузиазм. В коридоре было пусто. Аркадий вытащил из кармашка на внутренней стороне куртки колесико интерфона, прилепил к мочке уха и наклонился к двери кабинета Пастухова. Между ухом и дверью должно было оставаться несколько сантиметров воздушной прослойки, где звуки, прошедшие сквозь твердый материал, преобразовывались в колебания газовой среды. - ...Я ему так и сказал, - прозвучал голос Пастухова. - Конечно, Геннадий Павлович, да он и сам понимает... Извините, я вам еще перезвоню, хочу предупредить Раскину, чтобы она была сдержанней, следователь идет к ней... Да-да, конечно. Стало тихо, а потом Пастухов проговорил: - Наталья Леонидовна, это Пастухов. Понимаете, случилось несчастье... Нет, с ним все в порядке. Генрих Натанович... Что? Когда... Ага, понятно. Но вы же с ним... Нет, я понимаю... Я сейчас вовсе не то хотел сказать. К вам идет следователь сыскного бюро. Этакий весь из себя Холмс. Посдержаннее, пожалуйста. Дома будете плакать, хорошо? Ну давайте... Тишина. Аркадий быстро пошел в сторону холла, на ходу стягивая с уха колесико интерфона. В холле несколько сотрудников КИМЕКСа азартно обсуждали вчерашний матч "Реала" с минским "Динамо". Судя по возгласам, все смотрели матч по стерео и, следовательно, не могли быть с двадцати двух до полуночи в хостеле "Рябина". Впрочем, заключение это, сделанное Аркадием с привычным автоматизмом, не могло иметь ровно никакого значения, поскольку никто из стоявших в холле людей по делу Подольского не проходил. Директора КИМЕКСа Ушакова среди них не было, это очевидно. Аркадий свернул в правый коридор, здесь двери были большими, под потолок, и на каждой стоял электронный замок с экранчиком сенсорного набора. Никаких названий, только номера комнат были обозначены большими красными числами слева от каждой двери. Аркадий остановился у сто тридцатой комнаты и собрался постучать, но в это мгновение дверь неожиданно распахнулась, и он оказался лицом к лицу с женщиной лет тридцати пяти. Раскина - несомненно, это была она - оказалась чуть выше среднего роста, с нескладной, какой-то прямоугольной фигурой и лицом, которое скорее подошло бы мальчику-переростку: выдающиеся скулы, едва заметные усики, да и прическу Наталья Леонидовна носила почему-то сугубо мужскую. Если бы не высокая грудь, Раскину вполне можно было принять за мужчину, по известным причинам переодетого в женский рабочий костюм: обтягивающую блузку, вправленную в широкие, по последней женской моде, китайские джинсы. - Наталья Леонидовна, если не ошибаюсь? - изобразив на лице любезную улыбку, спросил Аркадий. - А что? - не приняв любезного тона, агрессивно сказала Раскина. - Вы кто такой? - Давайте войдем, - предложил Аркадий. - Я детектив из частного агентства "Феникс" и хочу задать вам несколько вопросов. - По какому поводу? Если бы Аракадий не знал точно, что Раскина осведомлена о смерти Подольского, он непременно сделал бы вывод, что эта женщина действительно не догадывается, что нужно от нее неожиданному посетителю. На лице не было даже следа тревоги, не говоря уж о слезах, о которых упоминал в разговоре с ней Пастухов. - Можно войти? - повторил Аркадий. Раскина неохотно отступила в сторону, и Аркадий перешагнул порог. - Только не сюда, - торопливо сказала Наталья Леонидовна, когда Аркадий направился к стоявшему у окна столу с раскиданными на нем бумагами. - Пожалуйста, садитесь на тот стул, он предназначен для всех, кто не связан с экспериментом, эта часть комнаты полностью безопасна. - Безопасна для кого? - уточнил Аркадий, усаживаясь на стоявший в левом дальнем углу стул, одинокий, как сосна на голой вершине. - Для посетителей, - объяснила Раскина, не вдаваясь в детали. Аркадий увидел стоявшее перед компьютером вертящееся кресло с высокой спинкой и перетащил его, несмотря на протесты Натальи Леонидовны, в угол, поближе к стулу. - Садитесь сюда, - сказал он, - так будет удобнее. - Послушайте, - сердито сказала Раскина, - что вы себе... - Сегодня ночью умер ваш коллега Генрих Натанович Подольский, - сообщил Аркадий уже устаревшую новость, внимательно наблюдая за реакцией Натальи Леонидовны. Брови ее поднялись, но глаза остались внимательно-спокойными. - Как? - сказала она. - Не может быть! Играть она не умеет, - отметил Аркадий. В театр ее не взяли бы даже статисткой. Тем лучше, вопросы можно задавать в лоб, а правильные ответы читать на лице. - Да вот так, - сказал он. - Сердечный приступ. Как вы понимаете, в таких случаях детективное агентство проводит формальное расследование. - Зачем? - вырвалось у Раскиной. - Сердечный приступ, это же не в вашей компетенции! - Сам приступ - нет, конечно. Но поскольку Подольский был в это время один, нужно точно разобраться в причинах, приведших к приступу и смерти. Он мог, например, перед этим крупно повздорить с кем-нибудь, и в результате... Или получил какое-то очень неприятное известие... Да мало ли... - Ну и что? - нахмурилась Раскина. - Допустим, повздорил. Разве это повод для того, чтобы кого-то обвинять? - А разве я обвиняю? Это вопрос чисто финансовый. Согласно юридической страховке (в вашей, кстати, сказано то же самое, прочитайте внимательно), часть расходов по похоронам, если имела место смерть, или лечению, если имело место поражение здоровья, несет лицо, по чьей прямой или косвенной вине произошла указанная выше... - Вы можете говорить по-русски? - раздраженно сказала Раскина. - Я просто объясняю... - Я давно поняла. - Она помолчала. - Генрих ни с кем не ссорился, если вы это имели в виду. Он вообще человек... то есть, был... У Раскиной неожиданно задрожали губы, и она прикрыла рот ладонью. Впрочем, женщина быстро справилась с волнением. - Вы что-то скрываете, - сказала она решительно. - Даже если Генрих с кем-то сильно повздорил и это стало косвенной причиной приступа... К юридической страховке это не имеет никакого отношения. Придумайте другую версию. - Зачем? - вздохнул Аркадий. - Наши отношения очень просты. Я задаю вопрос, вы отвечаете. Вы можете отказаться отвечать, можете вызвать своего адвоката, можете выставить меня из комнаты. Я все это зафиксирую. Разумеется, мои выводы никак не повлияют на ваше общественное и, тем более, научное положение. Официально, я имею в виду. Но вы же знаете, как это бывает. Одно слово, другое, по Москве начинают ползти слухи, с вами перестают здороваться... Порой не нужно доводить дело до суда, чтобы уничтожить человека, помните историю с Анастасией Ростоцкой? Раскина помнила, это было видно по ее глазам. Конечно, Аркадий рисковал. Наталья Леонидовна могла замкнуться и отказаться вести разговор - даже в присутствии адвоката. Но могла поступить и иначе - в конце концов, трагедия с Ростоцкой действительно впечатляла, особенно людей не очень сильных, а Раскина, насколько Аркадию удалось понять, к сильным натурам все-таки не относилась. - Что вы хотите знать? - сухо сказала Раскина. - Ваши исследования имели практическое значение или были сугубо теоретическими? Брови Раскиной удивленно поползли вверх. - Какое это имеет... - Мы уже договорились, - покачал головой Аркадий, - что я задаю вопросы, а вы отвечаете. - Практическое. - Нельзя ли подробнее? - Подробнее... Вы знаете, что такое квантовое биополе? Простите, я не должна задавать вопросы... - На этот я могу ответить. Квантовое биополе - это такая штука, с помощью которой у некоторых людей получается передвигать предметы. Это еще называется телепортация. Раскина поморщилась. - Господи, это вы все в фантастике вычитали? Ни у кого и никогда не получалось передвигать предметы усилием мысли, если вы это имеете в виду. А то, что вы называете телепортацией, есть функция биополя. Попросту говоря, очень мощное биополе в лазерном режиме перестает быть непрерывным и квантуется - как всякое другое поле, скажем, электромагнитное. И давление квантов биополя действительно способно переместить материальный объект. Только для этого нужны усилители, своеобразные лазеры биополя. Генератор Уринсона не может создавать биополе самостоятельно, надеюсь, это вам известно, но он в миллионы раз усиливает биополе индуктора-человека. Усиливает до такой степени, что поле начинает квантоваться. Эти кванты улавливают и направляют на... скажем, вот на эту крошку на полу. И крошка начинает двигаться. Вы когда-нибудь видели генератор Уринсона? Впрочем, неважно, я задала риторический вопрос. Генератор, которым пользуемся мы, занимает всю соседнюю комнату. Понимаете? И с его помощью мы пока можем передвинуть... ну, не только эту крошку, конечно, но ничего тяжелее почтового конверта. Давление биополя больше светового, но все-таки... Короче, Генрих Натанович работал над усовершенствованием уренсоновских генераторов. Чисто практическая тема. - А вы? - спросил Аркадий. - Вы тоже? - Естественно, мы работали вместе. Уже пять лет. Вот в этой комнате. С утра до вечера. Взгляд Раскиной стал будто стеклянным, она видела перед собой не Аркадия, а собственное прошлое, и нужно было быстро спасать положение, пока Наталья Леонидовна не перестала воспринимать настоящее. - Я разговаривал с Пастуховым, - сказал Аркадий, - и он ничего не говорил об генераторах... э... Уринсона. По его словам, Подольский исследовал что-то, связанное с ноосферой, какая-то передача информации от мозга в биоинформационное пространство и обратно. Извините, я не очень понял, но все равно это ведь не то, о чем вы сейчас говорите. - Почему не то? - удивилась Раскина и посмотрела на Аркадия, как профессор математики на великовозрастного дылду, не знающего, что дважды два, вообще говоря, равно четырем. - Именно то. Уринсоновские генераторы усиливают биоструктуры, излучаемые... Впрочем, вы действительно не специалист, а мы порой увлекаемся терминами... Генераторы Уринсона могут иметь в будущем множество применений. Конкретно Генриха Натановича интересовала так называемая метаинкарнационная гипотеза - перенос информации от одного живого существа к другому с задержкой в биоинформационном поле. Без генераторов Уринсона здесь делать нечего. - Это очень интересная проблема? - сказал Аркадий. - Я имею в виду, что первая атомная бомба тоже была огромных размеров, а сейчас атомную мину такой же мощности можно унести в портфеле. И этот генератор... Сейчас он занимает комнату, а через год появится компактная модель, и телепортация станет популярной не меньше, чем сейчас биокомпьютеры. - Да, вы правы, - согласилась Раскина. - В перспективе. - Значит, - сделал следующий шаг Аркадий, - наверняка у вас есть много конкурентов. Создать первый карманный генератор - это ведь принесет изобретателям миллионы? - Вы все о деньгах, - пробормотала Раскина. - Наверное. Впрочем, вы правы, конечно. Но от нашего генератора до карманного такая дистанция, что никто из нас и не думал о том, что при нашей жизни... - Кто еще работал над такими генераторами? - спросил Аркадий. - В России, скажем. Может, даже в Москве. - Я не понимаю, какое это имеет отношение к... Простите. В Москве - никто. В России - институт "Биопром" в Санкт-Петербурге. Мы движемся примерно одинаково, но точно, конечно, никто не знает, потому что существует коммерческая тайна. - Ну, мне-то вы рассказали... - То, что я вам рассказала, и еще в десять раз больше, известно каждому сотруднику и здесь, и в Питере, и в Каролине, где тоже проводятся подобные опыты. Коммерческая тайна начинается на уровне конкретных блоков и идей. - У Подольского были оригинальные идеи? - Каждый считает, что его идеи оригинальны, Генрих Натанович не исключение. - А по-вашему? - Идеи Подольского безусловно оригинальны, - с вызовом сказала Раскина. - Так что конкурентов у нас достаточно, если я верно поняла вашу мысль. - Разве я высказывал какую-то мысль? - удивился Аркадий. Ему действительно не казалось, что работа над генератором могла стоить Подольскому жизни, тем более, что до практического применения было, по словам Раскиной, еще очень далеко. Чтобы спалить на расстоянии кожу на лице жертвы, эти генераторы явно непригодны. Аркадий встал и сделал несколько шагов к столу, стоявшему около окна. Он не собирался трогать на столе что бы то ни было, ему хотелось посмотреть в окно, увидеть, просматриваются ли отсюда эшелоны воздушно-транспортной сети. Но Раскина поняла движение Аркадия по-своему. - Эй, - резко сказала она, вставая на его пути, - вам придется предъявить ордер и пригласить понятых. Ничего здесь трогать нельзя, рассматривать тоже. - Я и не собираюсь, - пожал плечами Аркадий. Он обошел женщину и прижался лбом к оконному стеклу. Отсюда видна была только центральная линия, по которой к городскому кольцу летели личные машины. Грузовики шли в третьем эшелоне почти над самым институтом и из окна видны не были. Аркадий услышал за спиной движение, Раскина что-то делала у стола, скорее всего, прятала какой-то документ, небольшой по объему, поскольку куда она могла что-нибудь спрятать, если не в карман своего рабочего платья? Во всяком случае, не в ящик стола - у Аркадия был хороший слух, он бы услышал. А больше просто некуда. Он не торопясь обернулся - Наталья Леонидовна стояла, сложив руки на груди, как оперная певица, собравшаяся петь трудную арию. Карман блузки чуть оттопыривался. Ну и ладно. - Наталья Леонидовна, - сказал он, - что вы делаете сегодня вечером? Раскина ожидала любого вопроса, но только не этого. Она покраснела, будто девушка, у которой спросили, не собирается ли она нынче ночью отправиться в бордель. - Зачем вам знать? - спросила она. - Хочу пригласить вас на ужин, - улыбнулся Аркадий. - В "Тамиллу", например. - Не понимаю... - растерянно сказала Раскина. - Объясню, - Аркадий перешел на деловитый тон. - Вы незамужем, живете одна. Не смотрите на меня так, все это есть в вашей служебной карте, естественно, я с ней ознакомился. С Подольским вы работаете несколько лет, и его смерть не может на вас не подействовать. Следовательно, быть одной вам сегодня не стоит. Не имеет смысла и оставаться на работе - у вас все будет валиться из рук. Значит, нужно отвлечься. - И вы хотите... Спасибо, я найду другой способ. - Послушайте, Наталья Леонидовна, - Аркадий подошел к ней и положил руки на плечи, женщина попыталась отстраниться, но Аркадий держал ее крепко, и она не стала сопротивляться. - Послушайте, я ведь тоже человек и вижу, что вам нехорошо. Вам хочется поговорить о Генрихе Натановиче, это естественное желание в такой момент. Почему бы... - Нет, - сказала Раскина и наконец освободилась из объятий Аркадия. - Нет. Вы спросили, я ответила. Что вам нужно еще? Аркадий пошел к двери, сказав на ходу: - Ничего. Я хотел как лучше... Извините. Выйдя из института, он быстрым шагом направился к стоянке. Аркадий знал, что его не видно из окон лаборатории, и мог бы не торопиться, но все-таки почти бежал. С Раскиной он еще поговорит. Вечером, когда они встретятся в "Тамилле". Поднявшись в воздух, Аркадий перешел на автопилот, задал возвращение в офис и после этого вытащил из кармана маленькую коробочку. Ту, что Наталья Леонидовна Раскина старалась от него спрятать. Это был аудиоклип, стандартный, производства фирмы "Сони", полтора рубля за штуку. Глава шестая - А как ты его вернешь? - спросил Виктор. - Ты же понимаешь, что никакой пользы... - Понимаю, - Аркадий предвидел каждое слово, которое скажет Хрусталев, и слушал вполуха, отвечая не столько на реплики начальства, сколько на собственные мысли, которые пока двигались параллельным курсом и не противоречили высказваниям Виктора. - Я верну клип сегодня вечером. Мы встретимся с Натальей Леонидовной в "Тамилле". - Она же тебя отвергла! - возмущенно сказал Виктор. - Отвергла, скажешь тоже... Она решила, что отвечать согласием сразу неприлично, вот и все. А я не настаивал. Уверяю тебя, ей не меньше моего нужна эта встреча, она хочет знать о Подольском все, что известно мне. Думаю, если бы я позвонил ей чуть позже и повторил приглашение, она не стала бы отказываться. А тут такой повод... Она позвонит сама, уверяю тебя. - Допустим, - Виктор продолжал хмуриться. - И ты ей вернешь клип, признавшись в том, что стащил его? - Ты действительно так думаешь? - с подозрением спросил Аркадий. - Нет, конечно. Но постарайся проделать все аккуратно. На этот выпад Аркадий отвечать не стал, Виктор по сути благословил его на проведение этой части операции, можно было перейти и к другим аспектам дела. - Сейчас, - сказал Аркадий, - я поем и поеду в морг. Надеюсь, что при личном контакте мне удастся уломать Селунина, и он проведет вскрытие сегодня. Если получится, дождусь результата, а если нет, поеду на часок домой, ты не возражаешь? Виктор поднял на Аркадия внимательный взгляд. - Я обдумал твою семейную ситуацию, - медленно, подбирая слова, сказал он, - и думаю, что Алена могла получить некробиот не только потому... Он замялся на мгновение. - Не только потому, что спала с Метальниковым, - закончил Аркадий. - Говори, я через это уже прошел... Что могло быть еще? Нежная дружба? - Нет, - буркнул Виктор. - Это глупо. Но есть еще, к примеру, одинаковые ментальные параметры. Редко, но бывают такие совпадения. - Да, - согласился Аркадий. - Один на миллион или меньше. Не проходит. Ты прекрасно понимаешь, что мне известны параметры биополя собственной жены. А параметры Метальникова я знаю с тех пор, как вел дело Гремина. Ничего общего. Ничего. Ничего! Он понял, что кричит, и взял себя в руки. Виктор смотрел на него смущенно, ему все равно казалось, что Аркадий преувеличивает, и все в его семейной жизни образуется. Доказательств измены никаких. Да если бы и так? Господи, сколько раз женщины изменяли Виктору, и сколько раз он изменял им сам! Проще нужно относиться к таким вещам. - В любом случае, - сказал Виктор, - ты должен быть в форме. Если завалишь дело Подольского... - Я пошел, - прервал Аркадий Виктора, - и нечего читать мне нотации. - Возьми мою машину! - крикнул вслед Виктор. - Я сегодня ночую у Светланы. Это распоряжение осталось невыполненным. Аркадий не торопился, ему нужно было подумать, и потому не стоило вообще забираться в воздушные коридоры, по земле дольше, но спокойнее. Он спустился в гараж, где его двухместная "сибирь" стояла на зарядке, отключил двигатель от генераторов, забрался внутрь (в кабине было жарковато из-за перекачки энергии, и он включил кондиционер) и вывел машину по пандусу на уличную развязку. Аркадий заложил в автопилот движение по кольцу и расслабился. Когда не нужно торопиться, езда - самый замечательный способ продувания мозгов. Тихий шелест колес, мелькание машин и перекрестков, легкое подрагивание на стыках электромагнитных дорожных кабелей... Именно то, что нужно. Аркадий читал в одном детективе - то ли Гарднера, то ли Леонова, в общем, что-то из прошлого века, - как герой любил ездить в автобусе, хотя имел свою машину. В автобусе его везли, он мог расслабиться и размышлять, зная, что в запасе у него точно отмеренное количество времени. Нет, наверное, это не Гарднер, адвокат Мейсон в автобусах не ездил. А может, и ездил, все забывается, сегодня читаешь детектив, а завтра не помнишь ничего, кроме одного или двух удачно найденных героем следственных аргументов. Со следственными аргументами сейчас особенно худо. То, что оказалось записано на клипе Раскиной, к смерти Подольского относиться не могло. Это были медленно и внятно надиктованные мужским голосом (самого Подольского?) описания экспериментов в области биоинформационных пространств (что-то, связанное с переносом ментальных матриц в транстемпоральных туннелях - м-да...), из которых ни Аркадий, ни Виктор почти ничего не поняли. Слова вроде были в основе своей русские, но смысл ускользал. Чтобы разобраться, нужен был эксперт, а кто мог стать экспертом в этой области, кроме самой же Раскиной? В самом конце был, впрочем, момент, когда мужчина неожиданно перестал насиловать свои голосовые связки и перешел на нормальную речь. - А после этой процедуры, - сказал он, - я бы предпочел горячую ванну, но не для тела, а для мозгов. С температурой точки Кюри. А? И голос Раскиной ответил: - Любопытная идея. Только не делай этого сам. А лучше - вообще не делай. Мужчина что-то пробормотал, и запись кончилась. Аркадий с Виктором прослушали эту часть раз десять, но только цифровая обработка позволила понять, что мужчина сказал: "Что я, идиот по-твоему?" Почему Раскина не хотела, чтобы именно этот клип попал в руки следователя, занимающегося смертью Подольского? На Самотечной площади во второй линии - со стороны Неглинной - возникла пробка, настолько плотная, что никто из водителей не мог развернуть крыльев и подняться над землей. Полиции видно не было - повидимому, в районе Цветного бульвара произошла авария, и патрульные с площади направились к месту происшествия. Аркадий, который вел машину на небольшой скорости, успел затормозить, прежде чем подошел к шедшему впереди "транзиту" на расстояние, запрещающие взлет. Он посмотрел в зеркало - машина, шедшая позади, повторила его маневр, там, видимо, сидел достаточно опытный водитель, и теперь между "сибирью" Аркадия и "транзитом" оказался достаточный зазор - можно было взлететь, что Аркадий и сделал. Он взял на себя управление и вывел машину из потока в третий эшелон. Осмотрелся - он летел над домами Юго-Запада, огибая по широкой дуге Воробьевы горы. Если свернуть к развилке над метромостом, легко попасть в больницу Второго управления, в морге которой находилось сейчас тело Подольского. Телефон тренькнул, когда Аркадий выполнял маневр разворота под бдительным взором патрульного из вертолета дорожной полиции. Руки у Аркадия были заняты, он не успел переключить аппарат на звуковое управление, и теперь приходилось ждать, пока он завершит маневр, сделает левый нижний разворот и ляжет на новый курс. Номер вызывавшего абонента был Аркадию не знаком. После пятого гудка включился автоответчик, и Аркадий услышал женский голос: - Это Раскина. Вы хотели пригласить меня на какой-то вечер. Если не передумали, перезвоните мне на работу. Аркадий вывернул на курс, включил автопилот и освободил руки, но Раскина уже закончила сообщение и отключила связь. Надо было поспорить с Виктором, - подумал Аркадий. Не так уж плохо он знает людей, как кажется начальству. Перезвонить сейчас или подождать? Потом у него может не оказаться свободного времени - мало ли какой сюрприз ожидает его в больнице? Он надавил кнопку возврата разговора. - Слушаю, - сказала Раскина после первого же гудка. - Это Винокур, - сообщил Аркадий. - Семь часов вас устроят? - Вы можете включить видеоканал? - спросила Раскина, помолчав. - Я в воздухе, - объяснил Аркадий, - и в кабине у меня тесно, вдвоем с вашим изображением мы не поместимся. - Зато у меня просторно... Ну хорошо. Да, семь часов меня устроят. Где? - Ресторан "Тамилла", если вы не против. - Никогда не была в "Тамилле", - голос женщины стал почему-то напряженным. - Хорошо. Она прервала связь, не попрощавшись, и Аркадий, выждав несколько секунд, переключил аппарат на анализатор. На приборной панели высветились параметры, определенные полиграфом по модуляциям голоса Раскиной во время этого краткого разговора. Аркадий не ждал откровений, на слух он и сам определил, что Раскина взволнована. Числа, однако, его поразили: Раскина умудрилась солгать дважды - когда сказала, что у нее просторно, и когда заявила, что никогда не была в "Тамилле". Значит, говорила она не из лаборатории. Откуда? Раскина понимала, что ему ничего не стоит это выяснить - он знал номер телефона. Но все же солгала - может, чисто механически? Может, она имела в виду вовсе не физическое пространство, а пространство мысли или что-то еще? Анализировать это не имело смысла, да и к делу оговорка Раскиной, скорее всего, отношения не имела. Впереди появился по курсу двадцатитрехэтажный корпус больницы Второго управления. Машина провалилась на эшелон вниз, Аркадия едва не вынесло из кресла, автоматика посадочной площадки в больнице была, скорее всего, не настроена на прием личного транспорта. Он перехватил управление и посадил свою "сибирь" в боксе приемного покоя. Отогнал на стоянку, вышел и запер дверцу. Отделение патологоанатомии, вотчина эксперта Селунина, располагалось в глубине больничного парка и с посадочного бокса не просматривалось. Аркадий подумал, что следовало бы предупредить о своем приезде - Селунин очень не любил, когда его отрывали от занятий. Занятия могли быть любыми - например, созерцание бабочек в больничном дворе. Аркадий сказал в микрофон: - Диспетчерская, дайте Селунина, бокс четыре один три. Врач отозвался сразу и энергично: - Я тебя ждал, Аркадий! - Ждали? - изумился Аркадий. - Вы сказали, что не раньше вечера... - И ты отправился меня уламывать, - рассмеялся Селунин, который был, судя по голосу, чем-то очень доволен. - Я хотел тебя вызвонить, но обнаружил по карте, что ты движешься в сторону больницы и, надеюсь, правильно понял твои намерения. Иди-ка сюда, я в кабинете у главврача, это в нижнем коридоре. - Знаю, - буркнул Аркадий. Он спустился на второй этаж, в холле перед кабинетом главного было пусто, только голографическое изображение трехметрового человеческого скелета вращалось на круглой подставке, и огромный череп скалился в ехидной улыбке. Говорили, что скелет был подарен больнице неким Андреем Осокиным, известным в двадцатые годы бандитом, возглавлявшим воронежскую группировку, наводившую ужас на жителей нечерноземной полосы. Муровский спецназ в те годы находился еще в зачаточном состоянии, а государственные структуры вообще пребывали в хаосе реорганизации, да и Кодекс только начинал разрабатываться, как и вся страховая система правосудия. Результатом был, естественно, беспредел - причем криминальный не в большей степени, чем правоохранительный. Осокин пользовался этим умело и осторожно - во всяком случае, никто и никогда не мог обвинить его в каких-либо противосистемных действиях - ни система частного в те годы рэкета, ни система государственной все еще в те годы охраны правопорядка. А умер Осокин случайно: неподалеку от Воронежа его автомобиль наскочил на давно уже запрещенную международными конвенциями противотанковую мину, оставшуюся, видимо, еще после разборок первых лет века. Машину разнесло, а Осокин - вот удивительное везение! - отделался разрывом селезенки и осколками в легких. Ранение было не очень тяжелым, и Осокин мог выжить, но судьба распорядилась иначе: его пристрелил врач "скорой" по дороге в больницу - стрелял точно в сердце, чтобы не повредить скелета, давно уже по пьянке подаренного Осокиным местным органам здравоохранения. - Заходи, не стой столбом, - услышал Аркадий голос Селунина, и ему показалось, что череп подмигнул пустой глазницей. Аркадий сделал ручкой контрольной телекамере, помещенной в глазнице, и прошел в кабинет. Патологоанатом сидел в кресле главного врача перед пультом компьютера, а сам главный устроился у круглого стола в углу комнаты. - Экспертное заключение, - сказал Селунин без преамбулы, - я отослал по твоему адресу, ты его потом почитаешь. Виктору скажи, что за ним должок. А случай замечательный. Клиент ваш умер от острой сердечной недостаточности между тремя и половиной четвертого ночи. - Другие повреждения... - начал Аркадий. - Не торопись! - поднял руку Селунин. - Если бы не твой Виктор, я бы этим заключением и ограничился, поскольку никакой иной аномалии не обнаружил. Но Хрусталев сказал, что могло иметь место лучевое воздействие. Не знаю, что он имел в виду, но никаких следов такого воздействия я не обнаружил. Подольский мирно лежал в своей постели, у него начался сердечный приступ, он испугался - естественно! - попытался встать, не удержался на ногах, упал и умер. В любом другом случае я бы этим ограничился. Но Виктора я знаю не первый год: если он утверждает, что могло быть лучевое воздействие, значит, у него есть основания для того, чтобы так говорить, и мне нужно дать обоснованное отрицание... Короче говоря, я решил провести посмертное ментоскопирование. - Но это... - сказал Аркадий и осекся. Посмертное ментоскопирование введено было в криминологию несколько лет назад и стоило очень дорого, а потому стандартной страховкой не предусматривалось. Эксперт не имел права начинать такое исследование, не получив согласие страховой компании, наследников умершего и следственного отдела МУРа. - Да-да, - нетерпеливо сказал Селунин, - я это лучше тебя знаю. Я связался с Виктором и выяснил, что соответствующей страховки у Подольского нет. На мой взгляд, вопрос был исчерпан, но несколько минут спустя Виктор позвонил и сказал, что переслал мне распоряжение Прокурора Москвы. Такое распоряжение действительно поступило, и я провел ментоскопирование немедленно, поскольку время уже поджимало - после смерти прошло больше двенадцати часов. И кто же, черт возьми, за все это будет платить? - подумал Аркадий. Ясно, что не страховая компания. Кого смог задействовать Виктор и почему, собственно, он так засуетился? Неужели узнал что-то, пока Аркадий был в институте и вытягивал информацию из Пастухова с Раскиной? Если так, то почему ничего не сказал? - Это я к тому, - сказал Селунин, потирая подбородок, - что результат экспертизы может быть опротестован в суде. Во-первых, потому что экспертиза проведена в обход страховой компании и, во-вторых, потому что доверительный интервал результата не превышает двух сигма, то есть гарантировать достоверность я могу не больше, чем на шестьдесят три процента. Ясно? - Ясно, - пожал плечами Аркадий. - Теперь слушай внимательно, - сказал Селунин и почему-то покосился на главврача, сидевшего с отсутствующим видом. - Я начал анализ с лобных долей, но признаки аномалии обнаружил только в височной части. Опущу подробности. Вот хронометраж личных ощущений Подольского за десять минут, предшествовавших смерти. Даю обратный отсчет. Десятая минута: состояние стабильного беспокойства сменяется состоянием усиливающегося страха... - Он не спал? - прервал Аркадий патологоанатома. - Время ведь было позднее, если он умер в три часа. - Не спал. Скорее всего, он проснулся посреди ночи и лежал. Этого в ментозаписи нет, но я сужу по физическим результатам - в момент, когда начался приступ, тело находилось в горизонтальном положении. За девять минут до смерти у Подольского возникло ощущение, что он в комнате не один. - Зрительные впечатления... - Очень неопределенные, расшифровке не поддаются. - Понимаю, - с сожалением сказал Аркадий. - Восьмая минута до смерти, - продолжал Селунин. - Подольский пытается встать, но не может. Физически он полностью в норме, заметь. Но не в состоянии пошевелиться. О мышечном или церебральном параличе и речи нет. Страх усиливается. В комнате темно - это, впрочем, не объективный показатель, а субъективное ощущение Подольского, и в темноте приближается нечто ужасное. Возникла мысль, которую даже удалось прочитать, поскольку она повторялась до самого конца. Мысль вот какая: "Не нарушать закон я пришел, но исполнить его". - Это же из Библии, - недоуменно сказал Аркадий. - Да, - согласился патологоанатом. - Мысль имела от шести до двенадцати обертонов, по которым, возможно, удалось бы даже установить истинный смысл, но... В отличие от потенциальных физических впечатлений, допустим, зрительных, ход мысли теряется сразу после прочтения. Та запись, что идет в память компьютера, обертонов не содержит. - Знаю, - поморщился Аркадий. Сама мысль, вертевшаяся в голове Подольского, скорее всего, смысла не имела - смысл имели лепестковые частоты, всего лишь обернутые в эту, возможно, чисто ассоциативную оболочку. - Две минуты до смерти, - сказал Селунин, еще раз бросив взгляд на застывшего в кресле главного врача. - Подольский получает возможность двигаться, точнее - может пошевелить рукой и ногой. Он делает попытку встать и не может. Ему кажется, что перед ним стена, о которую он бьется лбом. Он действительно начинает биться лбом о преграду, которой в комнате, естественно, нет. При этом ему кажется, что тот, второй, кто пришел к нему, протянул руку... Этот образ протянутой руки вместе со словами "Не нарушать закон я пришел" сохранился до самой смерти, включая некробиотический сигнал, чрезвычайно мощный, но узко направленный. - Вот как? - заинтересованно сказал Аркадий. - Вы можете указать направление? - Терпение. За десять секунд до смерти Подольский начал контролировать свои передвижения. Именно тогда он попытался встать с кровати. Но когда он спустил на пол ноги... Пять секунд до смерти - он ощущает невыносимый жар, ему кажется, что на его лицо опускается раскаленная ладонь. Он падает на колени. Две секунды до смерти - сердце не выдерживает напряжения, происходит разрыв аорты (длиной шесть сантиметров, как показало вскрытие). Сердце останавливается одновременно с потерей сознания. Проходит некробиотический сигнал. Угасание функций мозга в стандартном режиме, кроме одной особенности - состояние клинической смерти продолжается не семь-восемь минут, как обычно, а всего двадцать четыре секунды. То есть Подольский был необратимо мертв, как только прошел некробиотический сигнал... Все. - Раскаленная ладонь... - сказал Аркадий. - Вы видели оперативную запись номер один? - Да, мне ее показали после того, как я представил свои соображения, - кивнул патологоанатом. - Именно это обстоятельство делает данный случай уникальным. Несомненно, что Подольский получил сильнейший ожоговый удар, ставший катализатором сердечной атаки. Однако лицо трупа следов такого удара не содержит. Абсолютно чистая кожа. - Если бы не видеосъемка муровского оперативника, - медленно сказал Аркадий, - можно было бы сделать вывод о том, что лучевое поражение было ощущением субъективным, верно? Безотчетный страх, обычно предшествующий сердечному приступу. - Ерунда, - резко сказал Селунин. - Страх является следствием начавшегося уже процесса, просто больной еще не осознает происходящих физических изменений. В случае Подольского этого не было - сердечный приступ начался за пять секунд до смерти, а ощущение страха возникло много раньше. - И как вы это объясняете? Селунин повернулся в сторону главврача, и тот впервые подал голос: - Коллега никак это не объясняет. Точнее, объяснение выходит за рамки его компетенции. Именно в связи с этим я счел необходимым изъять из экспертного заключения его результативную часть, оставив только описательную. Прошу считать это моим официальным решением и не предпринимать по этому поводу никаких апелляционных действий. Видите ли, - добавил он нормальным голосом с каким-то даже извиняющимися интонациями, - лично Валентин Сергеевич может сказать вам что угодно, но официально я вынужден... Вы уж не обижайтесь... А то, знаете, некоторые ваши коллеги, если недовольны экспертизой, начинают жаловаться в инстанции. Я хочу предупредить - если вы это сделаете, дело у вас попросту заберут. - Вот как, - пробормотал Аркадий. Интересно, к какому выводу пришел Селунин. Впрочем, догадаться можно: он обвинил оперативника МУРа в фальсификации осмотра - что другое он мог сказать, хотя и это было, вообще говоря, глупо: в таком случае оперативник должен был знать о предсмертном ужасе Подольского. И следовательно... Ага, понятно: патологоанатом решил, что именно действия оперативного отдела... Гм, но тогда МУР ни за что не выпустил бы дело из своих рук, не передал частной детективной фирме, это ясно. Или неясно? В МУРе почему-то хотели от смерти Подольского отмежеваться и полагали, что до экспертизы второй степени дело не дойдет, но не подозревали, что Виктор сумеет по своим каналам... Слишком сложно. Аркадий обнаружил, что держит в руке дискету с официальной печаткой отдела судебно-медицинской экспертизы, Селунин о чем-то задумался и не смотрит в его сторону, а главврач (как же его зовут, черт возьми?) стоит уже у двери и произносит: - Всего вам хорошего, и надеюсь, что это недоразумение улажено. Когда дверь за главным закрылась, Селунин поднял на Аркадия усталый взгляд и сказал, желая предупредить возможные вопросы: - Не спрашивай, что я там написал, все равно не скажу. - Да что там... - усмехнулся Аркадий. - Я тоже могу сложить два и два. Мне другое интересно - как Виктору удалось добиться повышения уровня экспертизы. Ему должны были отказать, вам не кажется? Патологоанатом пожал плечами. - Дорогой мой, - сказал он, - при том уровне бардака... - Вы думаете? - усомнился Аркадий. - Впрочем, это уже домыслы. Всего хорошего. Глава седьмая Пообедал Аркадий на заправке, куда свернул с Кутузовского, увидев рекламу пиццерии