рочно, из обрывков складывалась мозаика науки, собранная собственными руками, собственным мозгом. В семь-то лет. Самым интересным для Вадима (но не для Андрея) был урок тестов. Цесевич работал по своей, никем не признаваемой методике: тесты были неожиданными, начиная от ползания под столами и кончая сложнейшими упражнениями на реакцию и запоминание. По вечерам, наигравшись с ребятами в мяч, побегав на стадионе, побывав у родителей в их домике на Иссык-Куле, Андрей устраивал тестовые проверки у себя в комнате, испытывая терпение Геры. Азимов учился по нормальной программе у молодой и энергичной Клавдии Степановны, тесты Цесевича казались ему непроходимой ерундой, которой можно заниматься в детском саду. Тесты и самому Андрею нравились все меньше. Не так уж весело часами чертить на светодоске окружности, причем машина тотчас указывала, насколько эти окружности отличались от идеальных. Однажды Цесевич начал урок неожиданным вопросом: - Андрюша, ты видишь во сне рыцарей? В латах и шлемах. Рыцарей он не видел. Он вообще редко видел сны. - Дурно, - сказал Цесевич. В тот вечер учитель пришел к Андрею, когда по стерео показывали "Приключения Когоутека в дебрях Регула-2". Цесевич наступил на ящера, притаившегося среди скал, прошел сквозь самого Когоутека, прищурив глаза от яркого света лазеров, и махнул Андрею рукой: не обращай внимания, поговорим потом. Когда пятнадцатая серия похождений храброго космонавта закончилась, Андрей предложил учителю чаю. - Нет, спасибо, - сказал Цесевич, - спроси лучше, зачем я пришел. Понимаешь, Андрей, тесты мы закончили. - Совсем?! - М-м... Возможно, совсем. Пойдем-ка погуляем по парку. Был поздний вечер. Низко стояла луна, и кроны сосен протыкали ее насквозь. Среди звезд пробирался маленький серпик базового спутника "Гагарин". Морозище стоял жуткий. Андрей в утепленном костюме и шлеме чувствовал себя неплохо, но его продирал мороз, когда он смотрел на учителя. Цесевич был в пиджачке и с непокрытой головой. Борода его висела сосулькой. "Вот бы так натренироваться", - подумал Андрей. - Статистики утверждают, - сказал Цесевич, - что один гениальный человек приходится на два миллиарда обычных. Хорош шанс, а? Между тем, если дело в чистом везении, гениев должно быть в тысячи раз больше. Ты можешь сказать, в чем тут дело? Вопрос был риторическим, и Андрей промолчал. - Была у меня идея, - сказал Цесевич, - но доказал я ее только сегодня... На Земле сейчас двадцать семь тысяч специальностей по официальному реестру. Но это сегодня, а человечеству уже много тысячелетий, и каждая эпоха требовала своих специфических профессий. И вот я беру случайного человека, определяю его призвание... Вполне может оказаться, что он гениальный полководец. Но полководцев сейчас нет, эта профессия в реестр не включена... Так выпадают очень многие. Они не могут проявить свою гениальность в наши дни. Не вовремя родились. Понимаешь, Андрюша, когда я начинал... Я хотел сделать гениями всех. А теорема эта, будь она неладна, опять ставит одних людей над другими. Умственное неравенство - его-то я и хотел уничтожить. Не получилось. Понимаешь, о чем я говорю? - Наверно, я был бы гениальным надсмотрщиком над рабами, - сказал Андрей. - Или центурионом? - Не знаю, Андрюша. Могу только сказать, что все современные профессии не для тебя. А прошлые... Или будущие? Может, ты не поздно родился, а рано? - Значит, я могу стать космонавтом? - с надеждой спросил Андрей. - Почему нет? Раз уж не гением... - Все впереди, - сказал Цесевич. - Есть еще одно обстоятельство. Примерно до семнадцати лет активность мозга немного меняется. Меняются и склонности, и направление гениальности. Мы просто рано начали. Не отчаивайся, Андрей, ты непременно будешь гением. Из-за этих слов Андрей отчаялся окончательно. Тесты! До семнадцати лет! Сбегу! Завтра же. Сбегу... Андрей повторял это слово и не слушал учителя. Ему захотелось вдруг запустить огромным снежком в бороду Цесевича и смотреть, как снежинки облепят ее, и борода станет похожа на ель. Андрей подпрыгивал рядом с учителем и тихо смеялся, представляя эту картину. 6 Однажды - это было ранней осенью, лес вокруг школы еще не начал терять летней яркости - Андрей уговорил Герку отправиться после уроков на Иркутскую энергостанцию. Ему хотелось поглядеть на чудеса, которые там происходили. Станция во время работы будто бы искривляла электромагнитные поля. Никто не знал, как она будет выглядеть в следующее мгновение. Андрей видел по стерео, как энергоцентр, обратился в стадо динозавров. В официальном сообщении энергетики предположили, что станция искривляет лучи не только в пространстве, но и во времени. Доказать идею не смогли, но других просто не было. После этой передачи реакции Андрея отклонились от нормы, и Цесевич повторил тесты трижды. Впоследствии, зная уже о своем призвании, Андрей решил, что именно тогда учитель начал догадываться. И неожиданная свобода передвижения, и бегство в Иркутск были запланированы и тактично подсказаны Цесевичем. Они могли отправиться по вне-связи - вошел в кабинку в "Зеленой кроне", вышел в Иркутске - но предпочли винтолет. Медленнее, но зато есть ощущение, что сам управляешь машиной. Андрей сел за штурвал, набрал на пульте координаты. Земля провалилась, и машина тут же заложила крутой вираж. Лету было три с половиной часа. Машина выскочила за облака, и земля исчезла; казалось, что они не летят, а мчатся на буере по всхолмленной снежной равнине. Включили стерео - глобальная программа передавала репортаж о проходке штрека к ядру Плутона. Потом - новости. Совет координации утвердил единую программу исследования субкварков. В недрах острова Анжуан найден библиотечный блок столетней давности ("Где это - Анжуан?" - "Не знаю". - "Дай на вывод карту". - "Вот... в Мозамбикском проливе".) Вдруг изображение свернулось в трубочку, будто прекратилась подача энергии. Андрей с досадой ударил по кнопке "Контроль", но заметил, что на пульте не светится ни одна шкала, а в висках исчезло покалывание от биотоковой системы управления. И вокруг серая мгла - они снова влезли в облака. Над стеклом кабины безжизненно висели лопасти. Машина шла вниз, планируя на закрылках. У Андрея похолодело в груди. Страх был инстинктивным, Андрей знал, что с ними ничего не может случиться, наверняка их ведут радары, и через пять минут явятся спасатели. Машина пробила облака, и Андрей подумал, что падать не так уж интересно. Внизу была тайга. Андрей увидел, как округлились глаза у Герки, как задрожали его губы. "Ну, ты, плакса!" - крикнул он и повернул до отказа циферблат часов на запястье. Должна была сработать личная волна тревоги. Он не услышал щелчка и повернул циферблат еще раз. Потом он повернул циферблат на запястье Геры. Потом нажимал подряд все клавиши на пульте, что-то кричал. Очнулся, когда машину тряхнуло, и она надежно встала на три ноги-полоза. Тайга подступила к окнам кабины, совсем рядом что-то шумело, щелкало и ухало. Андрей откинул колпак и ощутил острые и прелые таежные запахи. Ребята попытались разобраться в обстановке. На борту не действовал ни один прибор. Андрей не слышал, чтобы прежде случалось такое, но много ли он в принципе слышал в свои десять лет? "Нас начнут искать через час-другой, - подумал он. - Винтолет не придет на станцию, учитель забеспокоится..." Тьма упала сразу, будто за облаками выключили подсветку. Стало страшно. Они еще не научились усилием воли подавлять эмоции, даже такую простую, как страх, и сидели, прижавшись друг к другу, и думали об одном: их ищут. Что-то зашевелилось в густой тени, вперед выступила огромная хвостатая кошка со светящимися, будто угли, глазами. Тигр. Гера коротко взвизгнул, Андрей инстинктивным движением захлопнул колпак кабины. Тень медленно передвигалась внизу, и Андрею почудилось, что она не одна. Он весь дрожал. Когти зацарапали по обшивке корпуса. Сначала сзади, где не было стекла, а потом над самой головой. Тигр пробовал на прочность основание винта, и на стекле кабины неожиданно появилось что-то длинное и упругое, как силовой кабель. "Хвост", - догадался Андрей. Обшивка затрещала. Машина больше не казалась надежным убежищем. Что стоит зверю задеть лапой сцепку, и колпак откинется... Он представил эту картину и заплакал. "Пусть придет кто-нибудь и поймает эту тварь. Пусть кто-нибудь придет", - молил он. И кто-то пришел. Андрей ощутил присутствие другого человека. Даже не самого человека, а его мыслей. Вдруг он увидел перед глазами длинную палку с разветвлением на конце. Рогатина. Что-то старинное, исчезнувшее. Андрей никогда не слышал прежде этого слова и мысленно повторил его. Рогатина. Ему представилась осенняя тайга, не здесь, а где-то в течении Уссури. Крючковатые полусгнившие стволы поваленных деревьев, что-то ползет по стволу, рыжее и полосатое. Ползет и неожиданно взвивается в воздух, молнией исчезает в буреломе. Оттуда доносятся рычание, крики и непонятные слова - то ли торжества, то ли боли. Он бросается вперед, в руке эта самая рогатина, на поясе - сеть. В буреломе двое - тигр и человек. Зверь опутан, бьется а сети, как сом или щука, а человек - огромный, рыжий, такой же рыжий, как тигр, - уже примеряется рогатиной, и он, Андрей, бросается на помощь. Вдвоем, уловив мгновение, они прижимают голову тигра к земле, и Андрей набрасывает на зверя вторую сеть. Теперь - веревки. Тигр спеленут, он, наверно, так и не понял, что с ним случилось, и Андрей весело бьет рыжего по плечу. "Славный зверь, - думает он. - Красивый. За него отвалят хорошие деньги..." Андрей будто вернулся откуда-то. Сон кончился. Сон или видение? Когти хищника еще царапали по стеклу и Терка вцепился в рукав Андрея мертвой хваткой. Андрей не успел еще раз испугаться. Когти соскользнули, тигр взревел и с глухим шлепком упал на траву. И тотчас вспыхнули круговые фары, поляна осветилась, и Андрей увидел мелькнувшую тень убегавшего зверя. Под полом тихо загудело, над головой начали медленно раскручиваться винты. Пульт управления ожил. - Ура! - закричал Герка. Зазеленел экран, и они увидели Цесевича. - Андрюша! Все в порядке? Как вы там? - В порядке, - отозвался Андрей неожиданно охрипшим голосом. - Через полчаса будете здесь, - продолжал Цесевич. - Не сердись, что так получилось... - Вы на станции? - Да, я воспользовался вне-связью. Все хорошо, сынок. Ты можешь ответить на несколько вопросов? - Сейчас?! Андрей покорно и старательно ответил на совершенно бессмысленные вопросы ("Почему электрон красный?" "Где зимуют пингвины?"). Он уже успокоился, только был немного сердит на учителя за этот спектакль. Машина летела низко над деревьями прямо на окружающее станцию зарево. Винтолет сел у домика технических служб, Андрей вывалился из кабины в объятия учителя и запутался в его бороде. - Ух ты, Андрюха, - бормотал Цесевич, щекоча его жесткими волосами, - молодец ты какой... Цесевич так и светился от счастья. Он перевел дух и сказал: - Все, Андрей. Я говорил, что ты будешь гением. Ты умеешь то, чего, наверно, никто не умеет. А может, и не умел. Ты гений контакта, Андрей. Но... контакта во времени. Странно, что Андрей мгновенно понял смысл этих слов. Как потом оказалось, сам Цесевич сначала не поверил решению. Это было причиной тяжелого душевного кризиса. Тесты Андрея вели к полубезумному выводу, и Цесевич нашел лишь один способ убедиться в своей правоте: поставить Андрея в такие условия, когда он не смог бы обойтись без своей подспудной гениальности. Припереть к стене, чтобы речь шла о жизни и смерти. Лишь дважды решился Цесевич на имитацию - была игра, но Андрей-то не подозревал об этом... Андрей проснулся оттого, что кровать под ним провалилась, а потом вернулась, больно ударив его по затылку. Он открыл глаза и похолодел - рушились стены, прогибались балки потолка. Стремительное ощущение безотчетного ужаса - и Андрей "провалился". Он стоял в небольшой комнате с высокими, уходящими в густую черноту стенами. Освещение, создаваемое свечами в прекрасных золотых канделябрах, почти не разгоняло мрака. - ...Вам не оправдаться, Леонардо! - говорил грузный, небрежно одетый, видимо, только вставший с постели мужчина. Он угрюмо глядел на Андрея - нет, на того, кого он назвал Леонардо и кто молчал не от смущения перед этим уверенным в своей власти правителем, а оттого, что был поражен вторжением в его мысли чужого, непреодолимого и страшного. - Господин мой и друг, - сказал наконец Леонардо. - Я понимаю и разделяю вашу скорбь, но есть в природе силы, бороться с которыми человеку пока... - Человеку не дано спорить с богом! - крикнул тот, кого Леонардо назвал своим господином и другом. - Не богохульствуйте, Леонардо! Вилла, которую вы для меня построили, обрушилась, и в том, видимо, воля господа. В соседних домах появились трещины, а ваша вилла... Как мне защитить вас, Леонардо? Я не могу ссориться с кардиналом, а тем более с папой. А они только и ищут повода, вы знаете... Не должен был, нет, не должен был я назначать вас своим архитектором. Мыслимо ли? Человек не может уметь все, а вы, Леонардо, в своей гордыне возомнили, что всемогущи. Будь вы только ваятелем, как Микеланджело, или живописцем, как Рафаэль, я нашел бы для вас заказы, но... Повисло молчание, и Андрей почувствовал вдруг ненависть к этому толстому и трусливому, хотя и неглупому человеку, к этому Моро, правителю Миланскому. Сейчас он бросится на толстяка, вцепится ему в бороду - в нем клокотала ярость, которую Андрей не мог ни сравнить с чем-нибудь привычным, ни даже понять, и он испугался. Может, из-за этого, а может, по иной причине, но он вернулся в свой мир и увидел, что стоит босиком у своей кровати и нет никакого землетрясения, а, напротив, у окна мирно посапывает во сне Герка, свесив до пола правую ногу... Отпечатался в памяти разговор с учителем, один из многих - им обоим хотелось нащупать суть проблемы. Они лежали на прохладном весеннем песке школьного пляжа, подставив солнцу спины. - Я ведь нисколько не умнее Геры, - говорил Андрей. - У нас по всем предметам одинаковые результаты. А динамика интеллекта у него выше моей. - Конечно, ты не умнее Геры. Но ведь и Ньютон в некотором отношении был не умнее какого-нибудь клерка. Я тебе объяснял. - Знаю. Герка гениален в одном, я - в другом. - Точно. И разница между вами в том, что ты свое призвание уже знаешь, а Гера - нет. У тебя совершенно уникальное призвание. Ты можешь вступать в мысленный контакт с людьми в других эпохах. И контакт этот не случаен! Когда над тобой рушились стены, ты ведь бросился искать спасения к Леонардо да Винчи - гениальному архитектору. И именно в тот день его жизни, когда обрушился построенный им дом... Ты еще и на сотую долю не научился управлять своим талантом. Ты относишься к нему как к бедствию. Кто скажет, как это у тебя получается? Как можно вообще мысленно бывать в прошлом? Я не представляю. И ты тоже. И никто. Как ты находишь в прошлом именно того человека, который нужен позарез? Я потратил три года, пока не понял твое призвание. А ты делаешь это без тестов, распознавая призвание людей в другом времени. В другом времени! Да еще шутя... - Ничего себе шутя, - Андрей содрогнулся от воспоминаний. - Это временное, - отмахнулся учитель. - Все развивается, и ты сам, и медицина. И все-таки насколько проще было бы для тебя, и для меня, и для всей моей методики, если бы ты оказался заурядным гениальным композитором. Или химиком. - Да, - вздохнул Андрей, - не повезло мне с гениальностью. Однажды, уже работая в Театре оперы, Андрей выкроил свободный от выступлений и репетиций день и отправился на Урал, к учителю. Цесевич сильно сдал, ему было почти сто лет, он не преподавал и жил в домике на берегу лесного озера. - Солидно, - сказал Цесевич, оглядев Андрея. - Грудь колесом. - Упражняюсь, - пояснил Андрей. - Нужно держать себя в форме. В иных вокальных симфониях приходится на одном дыхании петь минуты полторы. - Терпеть не могу твой голос, - буркнул Цесевич. - Все равно, что Эйнштейн бросил бы физику и записался в ансамбль скрипачей. Помолчали. - Пойдем в дом, - вздохнул Цесевич. - Расскажи о себе. Женился? - Нет, - ответил Андрей резче, чем хотел бы. Лена погибла год назад, и он еще не научился сдерживать эмоции. Цесевич посмотрел на него внимательно, и от этого взгляда, как в детстве, что-то оборвалось у Андрея внутри, и он, взрослый мужчина, известный всей планете певец, странно хрюкнул и готов был броситься учителю на шею и рассказывать взахлеб, вспоминая минуты счастья с Леной. С первой минуты их знакомства, когда Лена назвала свою профессию - подземная геология, ему представлялись рвущиеся переборки, грохот жидкого металла и магмы, заполняющей коридоры... - Нет, - повторил Андрей и неожиданно понял, что Цесевич знает о Лене, как и вообще знает многое о нем, Андрее. Они сидели на веранде, пили мелкими глотками белый напиток "Песня", приготовленный Цесевичем из выведенных им самим сортов винограда и яблок. - Андрюша, - сказал учитель. - После того последнего испытания в школе, когда ты отправился к Леонардо... - Ничего не было, - сказал Андрей, поняв, что хочет узнать Цесевич. - Да и желания у меня такого не возникало. - Странный ты человек, Андрей. Имеешь задатки гения и не желаешь их развивать. Нужны тренировки, лучевые процедуры, сейчас есть прекрасные методы, я внимательно слежу за литературой. Поработав, ты сможешь связываться с любым гением любой эпохи без жутких стрессовых видений. Неужели ты воображаешь, что как вокалист достигнешь большего? Андрей и сам об этом думал, но думал отвлеченно. Обнаружив у себя голос, он стал певцом именно в опере, причем в классической, не потому ли, что таким образом пытался подсознательно создать хотя бы видимость контакта во времени? С запада пришло круглое серое облако и повисло над домом. Цесевич посмотрел на часы. - Поливочный дождь, - сказал он. - Теперь вы занимаетесь селекцией? - Селекцией, да... Только не растений. Хочешь попробовать? Он протянул Андрею на ладони пару церебральных датчиков. - Зачем? - сказал Андрей. - Трус ты, - усмехнулся учитель. - Это упрощенный вариант. Тесты церебральные и подкорковые. Наука несколько продвинулась вперед, и я вместе с ней. На волне, так сказать. Надень и пойдем пить чай. Андрей пожал плечами и прилепил датчики к затылку. Через минуту он забыл о приборе. Пил чай с вареньем и рассказывал о последних постановках. Изображал, как, по его мнению, следует играть финальную сцену "Онегина" и как пытается поставить ее режиссер. На взгляд Цесевича, оба варианта были неотличимы, но впервые голос Андрея звучал не по стерео, а рядом, и учитель был поражен. Андрей это заметил и постарался выжать из себя максимум. Он не форсировал, пел мягко, и даже фраза "О жалкий жребий мой!" прозвучала как-то задумчиво, будто Онегин давно уже определил для себя судьбу, и сейчас лишь убедился, что был прав. Цесевич сказал коротко: - Позовешь на премьеру. Он прошел в угол веранды, где давно уже мигал на выносном пульте компьютера зеленый огонек. Андрей сорвал датчики с затылка. - Баловство это, - сказал Цесевич. - Большую работу сейчас ведут в Институте профессий, но они доберутся до результата после моей смерти. Ага, - он пробежал взглядом надпись на экране дисплея. - Андрюша, ты не пробовал играть в го? - Нет, - рассеянно отозвался Андрей, который и не слышал о такой игре. - А чем ты занимаешься, когда свободен? - Читаю, копаюсь в старинных книгах, нотах, слушаю записи, встречаюсь с друзьями... - Играй в го, - энергично посоветовал Цесевич. - Это ваш новый тест? - Именно! Ты знаешь, что люди даже отдыхают не так, как могли бы? Гениальность свою губят смолоду, потому что неверно выбирают дорогу. Но отдых... Знал я одного археолога. На досуге он сочинял бездарные стихи инее это хобби как крест. Я посоветовал ему разводить хомяков. Он посмотрел на меня... Знаю я эти взгляды... Я послал ему хомяков в подарок. Совсем человек изменился! Он и археологом стал более приличным, хотя наверняка гениален совсем в другой области. Но хобби! Увлечения, невинные забавы - и те выбирают неверно! Играй в го, Андрюша... - Скажите, Сергей Владимирович, - Андрей замялся, - а вы сами... - Нет, - резко сказал Цесевич, будто барьер поставил. - Об этом и мысли не было. И не смотри на меня так. Методика - дело всей жизни. Мне скоро сто. Не нужно. Не хочу. - Врачу - исцелися сам, - сказал Андрей. 7 Вадим был в лаборатории не один. Теоретик Саша Возницын - коренастый и крепкий, с шевелюрой, свисающей на плечи, - ходил из угла в угол, а Вадим стоял у окна, сосредоточенно рассматривая цифры на широкой ленте машинной распечатки. - Мне нужна именно сегодняшняя ночь, - говорил Саша. - Извините, Ирина Васильевна... Звезда слабеет, Вадим, рентгеновская новая гаснет, завтра может не быть погоды, и кто еще согласится наблюдать такой слабый объект? - Ты видела астрономический цирк, Ира? - спросил Вадим. - Сегодня увидишь. Я могу запросто снять не то, что надо. Никогда не занимался звездами. А этот корифей пришел ко мне со своей авантюрой, зная, что Другие откажутся наотрез. - Вот-вот, - быстро вставил Саша. - Я знаю твой характер - бросаешься на все неисследованное. - Что такое рентгеновская новая? - спросила Ирина. - Неожиданная вспышка на рентгеновском небе, - пояснил Саша. - Появляется яркая рентгеновская звезда и через месяц-другой гаснет. Чаще всего навсегда. В некоторых случаях, как сейчас, рентгеновской вспышке соответствует и оптическая... - В некоторых, - буркнул Вадим. - Причем довольно слабая. Нужно хотя бы окрестности посмотреть на Паломарском атласе. Пойдем на телескоп, корифей... Ирине пришлось долго звонить, пока за стеклянной дверью не появился усатый вахтер в накинутом на плечи тулупе. В проходной горел электрокамин, было тепло, и Ирина постояла минуту, прежде чем подняться под купол. Вадим стоял у окна и смотрел в черноту ночи. Чтобы лучше видеть, он погасил под куполом свет. Ирина тотчас ударилась обо что-то головой и застыла. - Что с тобой, Вадим? - тихо спросила она. - Сегодня дважды был там, - сказал Вадим. - Так часто никогда не было. Странная планета... Он отступил в темноту и исчез. Под куполом заурчало, сверху заструился колючими лучами звездный свет - купол раздвинулся. Визгливо заработали сервомоторы люльки. Ирина увидела уходящее вверх пятно и почувствовала себя ужасно одинокой, будто Вадим поднимался не под купол, а в другую галактику. Она прислонилась лбом к стеклу, но снаружи было темно, и Ирина не могла понять, что мог там разглядеть Вадим. "Мы на все смотрим по-разному, - подумала она. - И думаем по-разному. Может, потому, что я не могу поверить в реальность Странностей? Возможно, Вадим и гений контакта в другом мире, но здесь он просто астроном, достаточно посмотреть в его глаза, когда он говорит о небе. Весь мир для Вадима как сцена с реальными фигурками, очень реальными, прямо настоящими, но... Гений контакта! Странно все это. Даже не то странно, что он единственный специалист по контактам с внеземными цивилизациями на несколько веков. Но должен ведь быть еще и труд, который делает гения творцом. А у Вадима все слишком просто. Что знает он о контактах с иным разумом? Два века прошли мимо него. Что-то не так, или он не обо всем пишет и говорит". "Ну и ну, - подумала Ирина, - я рассуждаю так, будто поверила. - И тут же оборвала себя: - Значит, поверила". Она очнулась от визга спускающейся люльки. Вадим подошел к пульту сосредоточенный, усталый, это чувствовалось не по лицу, а по замедленным движениям. И по молчанию. - Не молчи, пожалуйста, - попросила Ирина. - Когда ты молчишь, мне кажется, что тебя здесь нет... Что ты думаешь о будущем? Не о том, далеком, а о своем собственном Что станешь делать завтра? Или через три месяца? Все время ждать, когда появится он... Арсенин? - Прости, Ира, - сказал Вадим, - сейчас я просто не знаю, на каком я свете... Я выгляжу сумасшедшим, да? - Нет, ты выглядишь уставшим от своего Арсенина. Не понимаю я, Вадим... Допустим, ты гений контакта. Но у тебя нет знаний, ты не работал в этой области. Никто не стал гением на досуге, между делом. Чтобы достичь в чем-то совершенства, нужно ведь чертовски много работать. - Гений - это труд, да? Но где сказано, что труд должен быть виден всем? И даже самому гению? - Ну, знаешь... Когда Карузо брал верхнее до, легкость поражала. Но все знали, чего эта легкость стоит. - Значит, Карузо не был гением, - отпарировал Вадим. - Гений может не работать над собой? - усомнилась Ирина. - Тогда я не знаю ни одного - гения. - А их за всю историю человечества было десятка два. Гении появятся в будущем, когда их научатся распознавать. - Цесевич? - Да. - Я все же не понимаю, - настаивала Ирина. - Эти гении будущего... Они, в конце концов, должны будут переваривать колоссальное количество информации. Одно это отнимает массу времени. - В наши дни. Сейчас нет эффективных способов борьбы с информационной лавиной. Лет через сто все будет иначе. Профессиональные знания станут накапливать во время сна, а потом и в дневные часы - придумают специальные излучатели. Останется только вспоминать - даже о том, чего минуту назад человек и знать не мог. - Где-то я читала, - сказала Ирина, - что и в двадцать втором веке в школах будут учиться столько же времени, сколько сейчас. - Это ты у меня читала, - объявил Вадим. - А ты обратила внимание, какие предметы они будут изучать? Развитие воображения, методика открытий, теория изобретательства... В школах не останется предметов, единственное назначение которых - дать информацию. Не будет, например, географии. Все географические сведения дети получат в виде снов-приключений. А основные положения науки, формирующие мировоззрение, будут и вовсе записаны прямо в наследственной памяти. В школах станут тренировать мозг, как сейчас спортсмены тренируют тело. Программа будет рассчитана на воспитание талантливого человека. Но гением так не станешь. Талант проявит себя в любой области, которая ему по душе, а гений - нет. - Ты хочешь сказать, что все методы контактов... - Конечно! Я думаю, это очевидно. Я говорил тебе - наш контакт с Арсениным ограничен в основном профессиональными рамками. Остальное приходится собирать по крохам и сразу записывать, чтобы не забыть. А профессиональное вбивается как гвоздями. Основной принцип контактов - аналогия. Хоть в чем-то должно быть сходство нашего разума с чужим, это принимается как постулат. Невозможно придумать разум, не имеющий ничего общего с разумом человека. Так говорят сейчас, так будут говорить и через двести лет. Как наука проблема контактов так и не разовьется. Долго еще будет идти спор: как определить разум? Что, например, разумного в Аномалии? - Значит, ты напичкан всякими теориями контакта? - Даже нашими, современными, до которых сам не добрался. Могу написать учебник. Теория Дайчевского, система "Опрос", система "Иерархическая цепь"... Это будут самые популярные. - А какой пользуешься ты? - Никакой. Смотрю глазами Арсенина и говорю, что приходит в голову. Или не говорю - как сейчас. Я, в общем, знаю решение, но не придумал пока, как его осуществить. И очень не хочу, чтобы Арсенин разобрался в решении раньше времени. Он может наделать глупостей... Случай, на первый взгляд, тривиален. На меня Арсенин вышел с этой задачей три месяца назад. С тех пор мы провели девять сеансов. Только сегодня - два. Они ждут, они тоже понимают, что я уже знаю решение... 8 Поисковый звездолет "Сокол" был кораблем экстра-класса. Экипаж его мог провести машину даже сквозь хромосферу звезды. Когда в системе Зубенеша обнаружили планету с разумной жизнью, капитан "Сокола", отправив отчет, решил посадить корабль. Его можно было понять: обнаружение цивилизации на Орестее означало крах общепринятых теорий эволюции. Дело в том, что Орестея принадлежала к планетам типа Яворского, то есть была планетой-лазером. Атмосфера ее состояла из инертных газов с примесью ядовитых высокомолекулярных соединений. Излучение Зубенеша возбуждает молекулы и атомы в атмосфере Орестеи. Атмосфера превращается в мину на взводе, и достаточно слабого светового импульса, но обязательно на строго определенной частоте, чтобы атомы мгновенно "скатились" из своих возбужденных состояний, за какую-то долю секунды отдав всю накопленную энергию. Когда Орестини, астроном экспедиции, сообщил первые данные об открытой им планете, командир звездолета Князев не думал, что она его так заинтересует. В бортжурнал занесли: открыта планета типа Яворского, названа Орестеей. По предварительным расчетам (учитывался газовый состав, масса и плотность воздушного океана, характер излучения Зубенеша), атмосфера Орестеи должна была превращаться в пылающий факел каждые восемьсот-тысячу лет. Естественно, ничто живое во время вспышек уцелеть не могло. Князев решил следовать дальше, но несколько минут спустя ситуация радикально изменилась. Хенкель, биолог экспедиции, человек до невозможности придирчивый и особенно недоверчивый к собственным выводам, объявил с недоумением в голосе: - На планете разумная жизнь белкового типа, класс - гуманоиды, уровень - кроманьонский, стадия - переход к технологии второго разряда... ЭВМ. Память. Бортжурнал. Открытый текст. Индексация по среднемировому времени. 16:07. Посадочная процедура. Следы верхней атмосферы - данные по параллельному каналу. Фотовизуально: поверхность планеты открыта, облачных образований мало, местами дымка. Водных или иных жидких бассейнов нет. 16:08. Нарастание плотности атмосферы не соответствует модели Лихтенштейна. Необходимо изменение посадочной процедуры. Нарастание плотности не соответствует... Сбой программы. 16:08. Возврат. Прямая передача параметров с выдачей на пульт. Параметры атмосферы вне классификации. Необходимо решение командира о продолжении посадочной процедуры. Решение получено. 16:11. Посадка мягкая. Двигатели - стоп. Пробы грунта - базальты, данные по параллельному каналу. Химическая аномалия: полимерные волокна, вне классификации. В атмосфере: молекулярные цепочки с очень высокой электрической активностью на грани разряда, длина возможного пробоя 200 метров. В оптике: до горизонта (дальность 4500 метров) скальные породы со сглаженным и оплавленным рельефом, биологически активных объектов нет. На горизонте горная гряда с двумя вершинами. Юго-запад: три колонны диаметром по 8,7 метра и высотой по 254 метра. Химический состав не определяется. 16:13. Химическая и электрическая активность атмосферы резко повышается. Причина не определена. Визуально: изменений нет. 16:17. Прозрачность воздуха резко падает, появляются облака, на уровне почвы - корональные разряды. Визуально: на горизонте колонны соединяются корональными разрядами. 16:18. Изменение программы. Место подачи команды - с пульта. Характер изменения - переход к процедуре посадки высшей степени опасности. Установка силового барьера на расстоянии 15 метров от звездолета. 16:19. Изменение программы. Силовой барьер не устанавливается, поле нестабильно. Причина: утечка энергии в атмосферу. Прогноз: взрыв систем стабильности через 41 секунду. 16:20. Изменение программы. Старт по аварийному сигналу. Визуально: туман из химически и электрически активных частиц. Вероятная длина пробоя - 1200 метров. Старт. 16:21. Высота 8 километров. Выше границы тумана. Вероятная длина пробоя в атмосфере 23 километра. Разряд неизбежен. Разряд неизбе... Эта передача была принята станциями слежения через несколько недель после того, как "Сокол" с экипажем обратился в пар, в ничто. Вторая экспедиция была, конечно, осторожнее. Отправились два звездолета - этого требовала и процедура предполагаемого контакта. "Енисей" и "Соболев" - оба разведчики экстра-класса, как и погибший "Сокол". Командиром пошел Стебелев - опытнейший ас, давно налетавший положенные для списания из космофлота две тысячи световых лет. Стебелева не списывали. Наверное, потому, что ни один из его кораблей не попадал в аварийные ситуации, никто из работавших под его началом не погиб за сорок лет полетов Стебелева на кораблях звездной разведки. При этом Стебелев никогда не возвращался, не выполнив задания. Это был очень немногословный человек с ясной улыбкой. Стебелев был низкорослым - метр семьдесят семь - и любил, когда на него смотрели сверху вниз. "Это дает преимущество, - говорил он. - Когда смотришь вниз, то подсознательно недооцениваешь противника, смотришь вверх - стремишься переоценить. В споре лучше вторая позиция". "Енисей" и "Соболев" остались на высоких орбитах, а экипажи ушли на Орестею в ботах - специальных ракетах типа челнок. Скорость входа и посадки у них была минимальной - вся процедура занимала почти три часа. Войдя в атмосферу, боты "надели" защитные поля и опустились в полутора километрах от поселка аборигенов. Городов на Орестее не было, самый крупный из поселков насчитывал от силы триста жителей. Дома стояли не кучно, как разбросанные по игровому полю кегли. На краю поселка дымила трубой фабрика, каждые полчаса из темного проема ворот выползал трехколесный паровик, нагруженный серыми тюками. Паровик катил к колоннам - непременной принадлежности каждого поселка - и сбрасывал тюки в люк. Техника была довольно примитивной, примерно девятнадцатый век по земным меркам. Кто и как при такой низкой технологии и с явным недостатком в рабочей силе мог поднять огромные двухсотметровые колонны? И для чего? Из фонограммы заседания Ученого Совета экспедиции. Присутствовали все пять руководителей программ. Председатель Стебелев. Туркенич (главный биолог). Без преамбулы. Биотесты перед вами. Вывод - орестеане неразумны. Бунин (главный эколог). Вывод излишне категоричен, Марк. Мы обнаружили за эти дни триста одиннадцать показателей разумной деятельности. Могу перечислить основные: строительство домов, колонны, фабрики, использование энергии пара... Туркенич. Знаю. Они действуют _к_а_к_ разумные, но они неразумны. У них нет мозга. Бунин. Вы антропоцентричны, Марк. Туркенич. Вовсе, нет. Мне все равно, чем они думают, хоть пяткой. К тому же физиологически они близки к антропоморфам. Стебелев. С одним существенным отличием. Туркенич. Вы имеете в виду энергетический обмен? Стебелев. Конечно, это же главное. Туркенич. Согласен. Они не едят в нашем понимании, прямо утилизуют электроэнергию, благо в атмосфере ее достаточно. Электрохимия организма у них потрясающая. Но это не противоречит антропоморфизму. У меня ведь много чисто поведенческой информации, независимой от физиологии. Могу показать реакции орестеан на тысячи стандартных раздражителей. Алексей расскажет об этом подробнее. Стебелев. Прошу вас. Каперин (главный психолог). Жуткая вещь, командир. Они живут, действуют. И при этом совершенно равнодушны. Могут не замечать предмета, который мельтешит у них перед глазами, если этот предмет им не мешает. Мы навели у входа в бункер колонн голографический мираж. Показывали Землю. Никакого впечатления. Видели, но не обратили внимания, им было неинтересно. Наш вывод: орестеане действуют как машины, надежно запрограммированные, с эвристической программой. Мозг им не нужен, достаточно оперативной и долговременной памяти. И системы прецедентов. Нечто вроде приобретенных рефлексов. Стебелев. А что же триста одиннадцать проявлений разума? Каперин. Не убежден, что это проявления их разума. Бунин. А чьего же? Здесь нет ни животных, ни сколько-нибудь высокоорганизованных растений. Неорганическая жизнь тоже не обнаружена. Туркенич. И при этом цивилизация не старше девятисот лет. Она не могла выжить, когда вспыхнула атмосфера. Здесь плавились горы! Бунин. Об этом и думать не хочется. Чушь какая-то. Стебелев. Вы все бьете в одну точку. Заметили? Каперин. Разумеется. Вероятно, это единственное объяснение. Аборигены были завезены на Орестею несколько веков назад. Они нечто вроде биороботов, оставленных кем-то, о ком мы и должны узнать. Возможно, что колонны - это средства связи с хозяевами. Антенны. Стебелев. Вы можете это доказать? Бунин. Продолжим тесты, убедимся. Стебелев. Активные тесты запрещаю, пока не изучите язык. Бунин. Командир, в числе проявлений разума орестеан не значится язык. Стебелев. Я потому и сказал. Бунин. Мы догадываемся, какая у них вторая сигнальная. Стебелев. Что-нибудь с электрической активностью? Туркенич. Естественно, это напрашивается. Вот так называемые цереброграммы. Множество зарядовых флуктуаций. Мы думаем, что это речь. Структурный анализ пока невозможен, поскольку нет зрительных аналогов, приходится вести полный анализ по Страйту, а это двойная система шумов. Поэтому расшифровка может продлиться месяц... Стебелев. А что носитель? Туркенич. Это тоже бросается в глаза. Активные радикалы в атмосфере. Электростатика в теле аборигена перестраивает электрическую активность в воздухе на расстоянии до полуметра. Изменение электрической активности формирует новые химические связи, новые активные соединения, которые разносятся током воздуха на довольно большое расстояние. Так возникает воздействие на электростатику организма другого аборигена... Стебелев. Ясно, спасибо. Я так понял, что электрически пассивных предметов они попросту не замечают. Туркенич. Именно. Но не потому только, что предмет пассивен. Его видят, но он не мешает, а реагируют они только на помехи. Стебелев. Это называется отсутствием любознательности. Бунин. Совершенно верно. Стебелев. Хороши разумные! Туземцы при виде кораблей капитана Кука сбегались на берег толпами. А у них не было паровиков и двухсотметровых колонн. Бунин. Может, потому и сбегались? Стебелев. Полно, Стас. Если вы, мудрый землянин, увидите, как опускается корабль пришельцев... Бунин. Знаете, я не обязательно побегу глазеть. Есть общая теорема Беликова - менее развитая цивилизация является пассивным участником контакта и не должна мешать исследовать себя. Стебелев. По-моему, вы преувеличиваете возможности аборигенов. Бунин. А вы знаете их истинные возможности? Из книгофильма В.Кравцова "Погибшие на Орестее"; глава 1, год издания 2164. Стебелев был "прочным" капитаном. Говорили, что он думает больше о возвращении, чем о движении вперед. Не хочу спорить, но, по-моему, именно о возвращении и должен думать каждый настоящий командир... Я подхожу к описанию того последнего дня и пытаюсь логически обосновать поведение Стебелева. Слушаю пленки, смотрю стерео... Ничего. Будто помрачение нашло на "прочного" капитана. Но это неверно - до последнего мгновения телеметрия показывала, что он совершенно спокоен... В тот день люди впервые услышали песчаный орган. Двухсотметровые колонны, успевшие получить название "Склады Гобсека", запели. Слышите