о телефону, приходили в редакцию со мной консультироваться. Я прорицал всем щасте, удачу, большие деньги, а стране - офигенное процветание. Все были довольны. Некоторые до сих пор верят тем предсказаниям и хранят пожелтевшие вырезки. Меня спрашивали - надо ли внучке выходить замуж, надо ли племяннику переезжать в Америку, открывать ли магазин в РИшоне. Я видел, что люди со всей страстью пытаются переложить ответственность за свою жизнь на кого-нибудь другого. На конкретные вопросы я отвечал так: "Если вы приложите максимум стараний, то ваш новый бизнес пойдет. НИ в коем случае не пытайтесь обманывать клиентов". "Несомненно, что место любого еврея - в Израиле". Некоторые из моих "переводов" публиковались в российской прессе, а потом уже у нас, как русская перепечатка. Я придумал экстрасенса, который в войну февраля 1991 указывал, куда упадут иракские скады. Я придумал русского инженера атомщика, который не нашел работу в Израиле и уехал в Иран. Да еще много чего. Придумывать оказалось куда интересней, чем переводить, и значительно быстрее. Но когда я перешел в газету "Новости недели" и стал выдумывать новости, вместо того, чтобы их переводить, меня уволили. Это было в 1993 году., (Кстати, там я работаю по сей день). У меня были экслюзивные, захватывающие новости, которых ни в одной газете мира не было. Тираж газеты повышался. Но редактор почему-то требовал предъявить оригинал. Я проводил перевороты в несуществующих африканских странах, лечение кототерапией, когда пациента обкладывают со всех сторон кошками, Я находил еврейские корни у принца Монако, болгарского царя Симеона, "доказывал" что креолы Латинской Америки - потомки марранов, и т. д. Моя лебединая песня - попытка публикации тайной переписки Сталина и Гитлера. А написанная мной в 1993 статья Ленина "Сионизм и классовая борьба в Палестине" до сих пор перепечатывается, как произведение вождя мирового пролетариата: http://www.isra.com/phorum/read.php?f=2&i=40989&t=40989 http://www.israel-forum.org/showthread.php?t=26407 http://www.ijc.ru/istoki22.html Хотя там русским языком сказано "Статья написана 31 апреля" x x x Я работал в проектном институте, в отделе водоснабжения и канализации. И вот однажды нам дали на разработку проект водоснабжения группы домов в престижном районе Липки - Печерск. Интересная была система - отдельный водозабор, отдельные фильтры по спецзаказу из Франции, отдельные трубы. В общем, для слуг народа. Они ведь не могут пить воду для населения. Я тут же сразу стал шутить насчет отдельной канализации. Ну, кое-кому из знакомых поведал об интересной работе. И вот вызвают меня в первый отдел. Сидит наш особист, а рядом с ним - товарищ в штатском. Он представился, типа Иван Петрович. Перед нашим - две кучи бумаг . В одной я узнал свои публикации - я ж еще тогда печатался , может кто помнит, в "Рабочей газете", в "Правде Украины", даже в, прости Господи, "Правде" пару раз - сто рублей за фельетон. А зарплату я получал 120. И вот наш говорит: - Вот это (стопка слева)- то, что пишешь ты. А вот это (стопка справа)- то, что пишут на тебя (бумаги были перевернуты лицевой стороной вниз). Он сделал жест, как бы взвешивающий обе папки. Затем- многозначительный жест наверх. Там (многозначительный жест наверх) это (несколько раз постучал указательным пальцем по кипе публикаций) читают. По этому (фельетон о неумеренном лизании жоп деятелям областного и районного масштаба) собирали заседание (жест наверх). Кое-кому указано. Так что пока это (жест на публикации) перевешивает. Но.... (жест на доносы) ты же понимаешь... Еще пару штук - и ... Родители твои, мы знаем, люди порядочные, отец - член КПСС. Так что не надо. Писать можно, у нас товарищи проверят, лишнее уберут, а вот говорить... . Ну, ты понял. Иди. Работай. И имей в виду - у нас патриотов больше, чем ты думаешь. Я встал, товарищи по очереди пожали мне руку. - Стой. Товарищ (назвал фамилию члена ЦК КПУ - будете смеяться, убей не помню, столько лет прошло, помню только, что он считался покровителем искусств, собирал у себя на даче посиделки деятелей искусств) просил, чтоб ты выступил у него на даче. Во вторник в 12 за тобой придет машина домой. На работу в этот день можешь не выходить. Понял? Иди. Стой. Там будет угощение, столы. К столам не подходить. Официанты будут ходить с подносами - ничего не брать. Девушки будут - это не для тебя. Отчитал свое, сказал "спасибо за внимание", к тебе подойдет товарищ, посадит в машину, отвезут домой. Если есть какие вопросы, просьбы - сейчас. Там - ничего. Понял? Иди. Стой. С продуктами сейчас, сам знаешь. Вот тебе разовый талон. Идти одному, с закрытой сумкой. Паспорт на входе предъявить. Если будешь кого угощать - скажешь, у спекулянтов достал. Понял? Иди. В распределителе ничего не спрашивали, дали готовый пакет. Мои тридцать серебреников представляли из себя две банки югославской тушенки розовой в желе, полпалки колбасы - венгерская салями (целую пожалели), конфеты "Вечірній Київ", курица венгерская в упаковке, две банки болгарского компота. Вкус и запах той колбасы я помню до сих пор. А полпалки моей колбасы, думаю, в распределителе просто спиздили. *** Зимой мужчины носили теплые кальсоны, а женщины - трикотажные штаны до колен, розовые и синие. В этих кальсонах ходили и на улице, и в жарко натопленных помещениях, белье меняли раз в неделю, когда шли в баню. Белье заворачивали в газетку. Перелицевать костюм или пальто. Кто-то еще помнит значение этого слова& Крепдешин, крепжоржет. Габардин. "У меня два костюма" - предмет гордости. Штаны "Техасы", слова "джинсы" тогда еще не знали. Черные, с цветной прострочкой, продавались в магазинах полуфабрикаты одежды. Потом появились польские джинсы "Луи" и индийские "Вакерос". Их нужно было доставать или на толкучке покупать. Все знали , что они не настоящие, " как будто", но все таки. Настоящие стоили 120 руб, я получал 90. Чаще всего это были Superrifle-"ральфы". Что это за фирма? Я ее здесь и не видел никогда. Человек в джинсах был Человеком с большой буквы. За джинсы из комсомола не исключали, но порицали за низкопоклонство. Базар грампластинок в ботсаду. 80 рублей "фирма". Купил, переписал, продал. Иногда даже с прибылью. Польские перепечатки дешевле. "Наш колхоз, наш колхоз, выполнил план по удою коз" на мотив Jesus Christ Superstar. Передача "Американская печать о Советском союзе", "Голос Америки", в субботу после новостей в 22 часа. В 23 ежедневно - час джаза Уиллиса Конновера. Каждому ясно - все, что они запрещают - это класс - джаз, битлз, джинсы. Все, что они разрешают - говно - Кобзон, Пушкин, Бетховен. Два раза в год вся улица Щекавицкая была забита народом. Бабушки и дедушки шли в синагогу, молодежь встречала их на улице. Потом бабушка давала обед - маца, бульон, фаршированная рыба. Все евреи города там были. С удивлением узнаешь - такой-то, оказывается, тоже. Мороженое по 9 молочное, 13 сливочное, 19 пломбир. Все. Ничего другого нет. На всю страну. Плохо, хорошо? Так. А что, где то иначе? Рассказы из третьих рук о том, что в Венгрии в магазинах свободно 20 сортов колбасы воспринимались как рассказы о дальних странах, где живут люди с песьими головами. Кто был в той Венгрии? Америка - это вообще как Луна. Вино "Біле міцне" - „биомицин", портвейн таврический 1. 62. Как пить из горла? Нужно наполовину горлышко оставить, чтоб воздух заходил. Венгерский токай сущие копейки стоил. "Это французский лифчик, он спереди расстегивается". Спасибо, что сказала, иди знай. Я бы искал до завтра. Берет член в руку. В рот брать стесняется. Надо долго уговаривать. Американские фильмы по ТВ не показывали, только в кино. Все другое - машины, люди, одежда. Бары, там сидят люди, проводят время. Люди в совершенно других рубашках и пиджаках, все им идет, все по фигуре, жопа и мотня не висит. Высокие воротники у рубашек. Квартиры огромные. Улицы полны народу. Это специально для нас пропаганда или они там действительно так живут? А где же безработные, которые на улицах с голоду умирают? Их специально убрали для кино? А где же над неграми издеваются. Вот они, негры, никто их не трогает. А вот негр начальник. Не догадались вырезать. Сентябрь 1963 года. Хлеб тяжелый, гороховый, откусить нельзя. В школе дают стакан молока и булочку. Учительница Людмила Владимировна сказала, что хлеб с горохом. Как же так, ведь Советский союз - это лучшая в мире страна. Это неграм в Америке хлеба нету, а у нас же все должно быть. Только в магазин зайти - уродство сплошное. Не то что надеть, в руки взять страшно. В конце месяца надо взять дома деньги и поехать по магазинам - где что будут давать. Очереди многочасовые. Импорт. Для того, чтобы поступить в институт, нужно уехать из Киева, все знают. Мать слушает по Голосу Америки вместе со мной пресс конференцию Светланы Аллилуевой. "Евреям отказывают в приеме в институты, отдавая предпочтение лицам других национальностей". Мать плачет - "наконец -то они там узнают". Водка уже по 8. "Передайте Ильичу, нам и 10 по плечу, а если будет больше, будет так, как в Польше". Первый шок - меня нагло, глядя в глаза срезают на приемных экзаменах. Выводит двойку в ведомости. Как же так, я же все знал. Не может быть. Это про других, но чтобы так, открыто? Отец пишет письмо в ЦК КПСС. Письмо пересылают ему на работу, и объявляют выговор по партийной линии. "Скажите спасибо, что мы вас из партии не исключили". Еду поступать в г. Ровно. Поступил. "Але пам'ятайте, що у нас - Україньский інститут інженерів водного господарства". Проектный институт. Скука смертная, а кому-то видно это нравится. Скорей бы обед, скорей бы 5 часов, скорей бы суббота. "Послухайте гумореску нашого постійного автора Мар'яна Біленького". 26 рублей гонораров при зарплате 100. Потом 50. „Вас кроме английского языка, ничего не интересует. Если вам не нравится наша работа, пишите ваши рассказики. Это у вас лучше получается, чем профиля строить" Шепотом: Мы все после него переделываем. Приходят на ВААП отчисления от каких то курганских облфилармоний, авторские постепенно начинают догонять зарплату, а потом и превышать. Какого хрена мучаться в конторе? - Уволиться? Ни за что! - говорят родители, - надо ходить на работу, как все, писанина сегодня есть, а завтра нету. Ты напишешь какую-нибудь ерунду, тебя запретят, и все, пиши пропало. На всю жизнь. И куда ты денешься, потеряв стаж и квалификацию? В принципе, они были правы, я такие случаи знал. Пошел с дипломом в реставрационную мастерскую Киево Печерской лавры. Потом 8 лет клеил афиши, почти до самого отъезда. *** У отца была пластинка с записью концерта Райкина. Я ее постоянно слушал, выучил напамять, а когда отец в 5 лет научил меня читать, я прочел на пластинке имя авторов: Азов (Марк Яковлевич Азов живет сегодня в Израиле, недавно ему исполнилось 80 лет, да продлятся его годы) и Тихвинский. В семье был обычай - когда по ТВ или по радио передавали Райкина или Тарапуньку и Штепеселя, нужно было всех звать. Мне было лет 12, когда я увидел по ТВ первый КВН - МИСИ -МГУ. С тех пор я ни одного не пропускал. Тогда видео не было и все шло прямым эфиром. И я запоминал напамять все почти. Еще я постоянно слушал западные голоса, Свободу глушили, а все остальное было слышно. И вот лет в 14 я стал писать типа таких сценок типа домашних заданий для КВН. Писал в обычной школьной тетради. А поскольку я жил до 6 лет в Западной Украине, писать мне было легче по-украински. А поскольку соввласть я никогда не любил, то рассказики были с налетом антисоветчины. Я дал мальчику из соседнего класса почитать рассказики. А его тетя работала на украинском радио. В редакции юмора - Инна Цацко. Когда он сказал , что мои тексты будут передавать по радио, я всю ночь не спал, с трудом дождался. Больше всего меня поразило , что мир после ЭТОГО не изменился. Так же светило солнце, люди так же ходили по улицам. Результатом этого было то, что раньше мне по рус. и укр. лит ставили четверки, а потом стали ставить тройки бо как же - все ж таки, как никак человек пишет. Вот так я впервые узнал великую силу Блата. Отец другого приятеля работал в газете, я стал и туда носить. В Октябрьском дворце какой то юбилей радио и они передали мои тексты артистам. Так я впервые услышал свой текст в большом зале, люди смеялись. Это сейчас я понимаю, что текст был херовый, реприза тупая, а тогда я шел домой на Подол пешком в совершенно обалдевшем состоянии. Огромный зал, и все смеются. И когда пришел, мать сказала - смотри - за мной кровь капала. Я надел новые туфли, они натирали, но я был в таком шоке, что этого даже не заметил. Это был сентябрь, я как раз пошел в 9 класс. Вот и выходит, что у меня профстаж по этой специальности с 16 лет. Мать была категорически против "писанины": - Надо закончить институт и получить диплом инженера. Будет кусок хлеба, дальше делай что хочешь. Мне тогда никто не говорил, что можно куда-то послать, Райкину, скажем, но какие-то артисты брали, что то исполняли. Мать крепко вбила в голову, что для еврея в Киеве "писанина" - это вообще не занятие, надо работать на работе. В пример приводялся брат отца - дядя Зяма, который всю жизнь проработал цензором на 120 руб. Он был единственным цензором евреем в Главлите Украины, и самым строгим, находил антисоветчину даже в сценариях новогодних елок. По радио передавали "песни советский композиторов" , фамилии композиторов были сплошь еврейские, но то был далекий мир - Москва, где мальчику с фамилией Ширвиндт и его родителям могла прийти в голову идея поступить в театральный институт. В Киеве ничего подобного быть не могло. все это понимали. А по радио какие- тексты звучали, может кто помнит передачи "А ми до вас в ранковий час", "Від суботи до суботи", „Послухайте гумореску нашого постійного автора Мар'яна Біленького". Мне повезло - мне не нужно было менять фамилию...И какие -то деньги стали приходить по почте. После первого исполнения мне сказали пойти в ВААП, зарегистрироваться, но паспорта у меня еще не было. И сказали отца привести. Он потом еще несколько лет получал. Я был еще в школе, когда ВААП завел на меня трудовую книжку, так что у меня первая запись „Драматург эстрады". Я закончил институт, работал в проектных институтах, потом ушел в Киево Печерскую Лавру каменшиком-реставратором, был членом молодежного клуба, пописывал, не придавая этому большого значения, приходили какие-то гонорары, кто-то находил что-то , исполнял, и так бы оно все и шло, пока киевский автор Саша Володарский отдал текст Тети Сони Кларе Новиковой. А у меня таких текстов сотни были... Но это уже совсем другая история. Вот сюжеты давние не помню сколько лет тому: В тресте Главдревнеегипетпирамидстрой надо сдавать пирамиду No4, и выясняется что все каменные блоки кто-то украл. - Как украли, кто? - кипятится прораб. - Кому треба було, той й вкрав, - невозмутимо отвечает мастер Нефертитько. - Они же 30 -тонные, их ни одним краном не поднимешь! - Кому треба, той підніме. В похоронном бюро невыполнение плана, начальник уговаривает своего приятеля „полежать, музыку послушать", а тут нагрянуло контрольное захоронение... Пришлось засыпать. Известный поэт песенник всю жизнь пишет песни из одного слова - небо небо небо, мир мир мир, партия... (партию мне вычеркнули). Причем началось это случайно, он сдал вместо текста упражнение жены по машинописи. В лесу под Киевом нашли месторождение Времени. Густое такое, типа нефти. И мой герой Марков гуляет по лесу, а рабочие предлагают ему за бутылку ведро Времени - целый год. И вот он думает - и что он будет делать с этим лишним годом? - Нет, Время мне не нужно, мне нужно Счастье. - Оставь телефон, найдем - позвоним. Ведро - бутылка. В самодеятельном театре обсуждают - где бы поставить спектакль - в трамвае, в бане, в электричке. И тут кто то предлагает - а что, если поставить спектакль в зале? Поставить стулья, люди придут , а люди на сцене играют спектакль. Идея была с негодованием отвергнута, бо наш народ до такого модернизма еще не созрел. У Маркова вдруг неожиданно стали сбываться все желания . И вот к нему в коммуналку нагрянула английская королева со всей свитой, и осталась у него жить. И вот королева утром встает и идет на кухню жарить яичницу, а соседка Роза Марковна говорит - королева, так надо мусор выносить. А брулянта, шо ты в мусор уронила, я не видала. А Марков пошел в контору и видит, что контора горит, и он бросается на третий этаж, хватает контрольный отчет и бросает его в пламя - кто там теперь разберет, почему баланс не сходился. x x x В Израиль я ехать не хотел. У меня были публикации в "Правде" и "Огоньке", мои тексты исполняли известные актеры,я ездил с ними на гастроли, деньги я брал в тумбочке... Вызов в Израиль где -то валялся... Однажды, сидя в читальном зале, в журнале "Молодая гвардия" (начало 1991 г.) я увидел репродукцию замечательной картины. Изображена там была обнаженная жирная жадная жабообразная жлобская жуткая жидовка, сидящая на коленях царя с лицом Ельцина и шепчущая ему что-то на ухо. Глаза у царя тупые-тупые. А на заднем плане - русские церкви горят, а царский трон посреди моря крови стоит, а в море в этом отрубленные головы русских витязей плавают...А на берегу моря - жидов видимо-невидимо, ухмыляются, видя беду русскую... С улицы донесся ритмичный шаг кованых сапог, надсадный лай овчарок, звон разбитого стекла, хруст костей, истошные женские крики... Я пошел домой паковать чемоданы. Я до сих пор благодарен гениальному русскому художнику Игорю Бородину за то, что я здесь. Те, кто его знают, говорят, что у него тяга к женщинам с типичной еврейской внешностью... Мой дед Соломон Беленький Мой дед Соломон Беленький был братом Моисея Соломоновича Беленького - переводчика Шолом Алейхема, автора книг "Что такое Талмуд" "Спиноза", директора студии театра Михоэлса. Нынешняя киевская кондфабрика им. Карла Маркса была "Фабрикой Беленького", старые киевляне еще это помнят. Мой дед первым в России производил цукаты (киевское сухое варенье), конфеты от кашля "Кетти босс" и киевский торт, который тогда назывался "Торт Эстра-Люкс". Рецепт дед приобрел у Эйнема (фабрика Эйнема потом стала конд. фабрикой "Красный Октябрь"). В 18 году, когда пришел Щорс с большевиками, фабрику у деда отобрали, но по территории уже бегали собаки, никакого производства не было, склады с запасами сырья на несколько лет были разворованы. В 1923 году дед фабрику восстановил с большим трудом, а в 1928 ее отобрали окончательно. Дед пошел в райком партии: - Фабрика -это моя жизнь. Согласен на любую должность, хоть рабочим на конвейере. В райкоме посовещались и сказали: - Директором вы быть не можете, поскольку беспартийный и бывший буржуй. Главным инженером вы быть не можете, поскольку у вас нет образования. Будете завпроизводством. В этой должности он проработал до пенсии. Фабрика выпускала простые леденцы и карамели - шоколада не было. Дед добился приема у Микояна - пустите за границу, я вам организую поставки какао-бобов. И вот еврея, буржуя, беспартийного отпустили, приставив, правда, двух товарищей в штатском. С тех пор в СССР бесперебойно стали поступать какао-бобы в обмен на какую то руду. Иностранные языки деду не понадобились - деловые переговоры в Америке он вел на идиш. Деда на фабрике звали Хозяин, несмотря на запрет парткома. Поначалу бегали к нему жаловаться на бардак, но дед выразительно вздыхал, указывая наверх. Дед сладкого никогда не ел, просто не любил. Еще до первой мировой войны он собирался перекупить фабрику Эйнема в Риге, уже и договор собирались подписывать, но в Ригу вошли немцы, и сделка не состоялась. Если бы он успел, у меня бы сейчас в жизни были бы совсем другие проблемы - типа лечения фламинго в собственном саду и достройки третьего этажа виллы. Латвия евреям домов и фабрик не возвращает, но компенсации выплачивает исправно, через адвоката. Незадолго до отъезда в Израиль я выступал перед девочками на кондфабрике. Когда я сказал, что это моя фабрика, это была самая удачная реприза, они долго смеялись. После выступления ко мне подошла пожилая женщина - мастер цеха: - Так что ж вы не сказали, что вы - внук Хозяина? - и, озираясь, сунула мне пакет из спеццеха, где производились мелкие партии изделий для крупных деятелей партии. Вкус того шоколада я помню по сей день. Волшебная страна Все мы, живущие в СССР знали - где то далеко, за тридевять земель, за синими морями, за высокими горами, есть волшебная сказочная страна Zagranitsa. В этой удивительной стране джинсы продаются прямо в магазинах без очереди, любых сортов, песни "Битлз" передают по радио, а в магазинах (да, да) без блата и очередей продают сто сортов колбасы, и все разные! Впрочем, для нас что сто, что два - было "много". Для нас был один сорт - Колбаса Колбаса Колбаса - синоним успеха и преуспевания. Когда подходила очередь, не было надобности говорить, что тебе нужно. Товар был один. Говорили, что в колбасу добавляют туалетную бумагу, кое-кого за это расстреливали даже. Но другой колбасы мы не знали, спасибо и за такую. Где-то далеко, в Москве, может, было иначе, во всей остальной стране, кроме столиц республик и закрытых городов, и одного сорта не было. Колбаса - это многочасовые очереди, взаимная ненависть, опасения, что вот-вот кончится, проклятые инвалиды, которые то и дело лезут без очереди, а продавщица, чтоб она сдохла, почти не шевелится. Рассказы людей, побывавших в этой удивительной стране, напоминали рассказы путешественников о далеких странах, где живут люди с песьими головами. Ну разве можно себе представить, что в магазине дают миксеры и кухонные комбайны без предварительной записи, нескольких видов, а машину можно купить в рассрочку, как у нас называли кредит. Люди из этой удивительной и загадочной страны (подходить к которым было опасно) выглядели, и вели себя совершенно иначе, чем мы. Их можно было сразу отличить за километр. У них в штанах не висела попа и мотня, твердый воротник рубашки закрывал шею. Осанка у них была другая, походка и выражение глаз. У них были какие то удивительные туфли и сумки, от них замечательно пахло, они были иначе подстрижены, они все были веселы, бодры, целовали женщинам руки, и непрерывно смеялись. А очки! Одни очки чего стоят! Каждый предмет из этой страны, даже обертка от жевательной резинки, был окутан сказочным волшебством этой Далекой Удивительной Страны. Нас они не замечали, как человек не замечает муравья. Все мы знали - в этой сказочной, удивительной стране солнце светило не так, и деревья не так росли. Там жили веселые и счастливые люди, не было смертей и болезней. И никаких безработных в Америке нету, это все вранье. Наши власти твердили нам, что мы живем лучше всех, но стоило хоть одним глазком посмотреть фильм оттуда, из Волшебной Страны, как сразу становилось ясно, что они врут. Показывали улицы полные народу, и ни одного безработного, валяющегося на улице. Безлюдные магазины наполнены товарами, продавец делает стойку на каждого входящего. Квартиры, машины, даже постельное белье и унитазы были у них совсем не такие как у нас. Вот героиня фильма спрашивает - какой сегодня день, чтобы решить - какие трусы надеть. Оказывается, в той Удивительной Стране белье меняют каждый день, а не как у нас - от субботы до субботы после бани. А вот негр - начальник, и никто его не вешает и не издевается. А вот заключенные в американской тюрьме сидят в фирменных джинсах, и даже отсюда, с 12 ряда видна фирменная "лейба" - предел мечтаний каждого советского человека. А мне за такие штаны полторы зарплаты платить, да их же еще и достать надо. И вот, после такого фильма заходишь в унылый совковый магазин, где длинными рядами висят тошнотворные совковые серые плащи и штаны, а по радио непрерывно твердят, как мы хорошо живем, а вместо рока и джаза непрерывно гоняют "песни советских композиторов" с еврейскими фамилиями. На рассказы людей, побывавших в Болгарии, собирали специально гостей, показывали слайды, побывавшие там отвечали на многочисленные вопросы. А попасть туда было непросто - путевка стоила несколько месячных зарплат, и чтобы ее получить, нужна была характеристика с работы, заверенная "Треугольником" , а также пройти собеседование в районном комитете ветеранов партии, где спрашивали - а зачем вам Болгария? Разве вы уже весь Советский Союз объездили? Об этой удивительной стране рассказывали картинки в польских журналах, где на пленум уделялось полстраницы, а остальные были заполнены фотографиями настоящих живых людей, а не передовиков производства со стеклянными глазами в одинаковых пиджаках. Об этой волшебной и удивительной стране вещали зарубежные радиоголоса, которые мы ловили сквозь шум глушилок. Где -то там, далеко был Израиль, где, как нам долбили изо дня в день, жили сионистские агрессоры, основным занятием которых было издевательство над несчастными арабами. В "Известиях" каждый день публиковались карикатуры Бориса Ефимова ( да сотрется его имя, как говорят о Гитлере и других врагах еврейского народа) - копии антисемитских карикатур из "Дер Штурмера". Израильтяне с крючковатыми носами, загребущими лапами, с которых капает кровь, впивались в тело несчастного араба. Мы представляли Израиль в виде Одессы 20-х годов, где все кругом - можете себе представить? - одни евреи, а на улицах танцуют фрейлехс и 7.40. Нам никто не сказал, что евреи бывают марокканские, йеменские, иракские, иранские, курдские, сирийские и еще десятка разных сортов, и что они - ни по внешнему виду, ни по поведению, не похожи ни друг на друга, ни на тех евреев, которым мы привыкли видеть вокруг. Нам никто не сказал, что израильские дети - это не еврейские дети, израильские парни и девушки совершенно не похожи на еврейских, израильские старики - на еврейских. Нам никто не говорил , что еврейская культура - это не только большие пальцы подмышки, и что еврейский язык - это вовсе не картавый выговор "тети Сони из Одессы". Мы даже не подозревали, что у израильтян нет и тени того собачьего выражения в глазах, по которому любой русский пьяница безошибочно узнавал "жидовскую морду". Сегодня мы живем в той самой стране - в овеществленной мечте наших родителей. Звезда пленительного Щастя - настоящие джинсы "Ливайс" - постиранные, поглаженные и сложенные в кулечек десятками, стоят у мусорника на углу, никто не берет. То, что в нашей прежней жизни считалось жутким дефицитом - здесь - обыкновенная еда. Личи и фейхоа, помидоры и клубника в феврале, куриная колбаса, тресковая печень, символ дефицита и престижа - Лосось. Целого лосося никто никогда в глаза не видел, и как он выглядит - было неизвестно, а вынос гостям копченого леща сопровождался восторженными возгласами и аплодисментами. Из лососины готовили бутерброды, на каждый ломтик хлеба клали по маленькому кусочку, чтоб всем хватило. Вот он, лосось - 32.50. Бери, сколько хочешь, без талонов и записи. Юная продавщица скучает среди 100 сортов колбасы. Другого она никогда и не знала. Только счастья как не было, так и нет. x x x ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РАСКЛЕЙЩИКА АФИШ После окончания института я пошел работать в проектный институт. Инженером я был хреновым - голова была занята совсем другим. Самый большой праздник для меня был, когда заболевала моя начальница и я мог целыми днями читать интересные книжки. Наш институт строил новое здание, и каждый день нужно было направлять одного человека из отдела на стройку. На стройку никто не хотел и я напросился добровольно на целый месяц. Все в отделе были довольны, что я избавил их от принудительной обязанности. На стройке я попробовал работать каменщиком, и кончилось это тем, что я уволился из инженеров и пошел каменщиком в реставрационные мастерские Киево-Печерской лавры. Это был ни с чем не сравнимый кайф - подниматься утром на колокольню и писать оттуда на группы туристов. Разумеется, я делал это только с группами из капстран - это была моя личная месть мировому империализму. Я попал в "русскую" бригаду, где зарабатывал по 200 руб. в месяц (в качестве инженера я получал 140). Рядом с нами работала еврейская бригада - те получали по 300. Но ребята из нашей бригады относились к этому сакраментально - "ну так вони ж не пьють". Это была некая данность, которую никто не в силах изменить. Каждый день в обед члены нашей бригады выпивали либо по стакану самогона либо по бутылке вина. Мне пришлось проделывать это вместе со всеми: "Якщо ти з нами не пьеш, ти нас не уважаеш". Мне пришлось пользоваться приемом разведчиков - после стакана самогонки выпивал жир из под банки шпрот (они тогда были в продаже) или съедал кусок сала или масла, после чего поднимался на восьмидесятиметровую высоту и работал. Случаев падения у нас в бригаде не было, правда, после обеда практически уже никто работать не мог. После того, как я схватил радикулит, подняв тяжелую плиту, встал вопрос - что делать дальше? Возвращаться в инженеры я не хотел. И тут знакомая посоветовала мне обратиться в контору по расклейке афиш, где я проработал восемь лет - до того момента, когда благодаря Кларе Новиковой, раскрутившей "Тетю Соню", стал известным автором и смог зарабатывать текстами для эстрады и концертами. Своеобразие работы расклейщиков заключалось в ее отсутствии. Благодаря плановой системе контора брала в расклейку все, что приносили, хотя на самом деле щиты едва ли могли вместить десятую часть афиш. Если заклеить афишный щит месячными репертуарными афишами, то в течение месяца к этому щиту можно было не подходить, а все выдаваемые афиши - выбрасывать, что все и делали. Я приходил на работу, брал афиши и клей, выливал клей в канализацию, афиши сдавал в макулатурный пункт за талоны на книги и шел в библиотеку читать интересные книжки. Что-то, разумеется, надо было клеить. Поэтому я расклеивал только афиши фильмов и спектаклей, которые мне нравились, а то, что мне не нравилось, выбрасывал - например, всякую политическую муру. Жители моего района никогда не жаловались - я информировал их о культурных событиях в городе, исходя из моего личного вкуса. Работа занимала два часа, если ходить на участок через день, но платили за восемь часов. Так у нас в расклейке подтвердились слова Энгельса о том, что наибольшее богатство, которое может предоставить общество гражданам, - это свободное время. Когда я рассказал знакомому режиссеру о системе расклейки, он спросил меня - что сделать чтобы афиши действительно расклеивались? Я предложил дать мне деньги наличными, чтобы я раздал их расклейщикам. Так я ввел в расклейке систему взяток, которая продолжала существовать и после моего ухода. Заказчик, наряду с оплатой по безналичному расчету, давал наличные, котоыре распределялись между расклейщиками. Таким образом, и афиши клеились и расклейщики получали прибавку к зарплате. Кстати о взятках. Я дал взятку на ЦТ, чтобы выступить в программе "Вокруг смеха", но на день съемки пришелся отъезд в Израиль. У нас в расклейке работали художники, сектанты, философы, писатели и просто лентяи. Утро в расклейке начиналось с обсуждения философских и литературных проблем. Я к этому так привык, что уже после ухода с работы приходил к ребятам потрепаться. В соседнем отделе занимались газетно- журнальными вырезками, и там получали все газеты и журналы СССР. Я переписывал адреса, рассылал один и тот же рассказ по сотням газет. Ведь в каждой республике было по пять респубиканских газет, в каждой области по три - обкомовская, комсомольская, профсоюзная, в городах были еще "вечерки". Из четырехсот разосланных экземпляров двадцать-тридцать бывали напечатанными, и если с каждой из них платили гонорар по десять рублей, это превышало мою зарплату и окупало почтовые расходы. Кроме того, я знаимался макулатурным сталкерством - ходил по макулатурным пунктам и извлекал оттуда книги, которые люди сдавали в макулатуру. Попадались там уникальные антикварные издания - например, я нашел журнал "Око" за 1918 год, издававшийся в Киеве при немцах. Я подарил его писателю Богдану Жолдаку - это был единственный сохранившийся в природе экземпляр. Теперь фотографии из этого издания публикуются в книгах о Киеве. Глупость людей, сдававших ценные книги в макулатуру, меня поражала. Для получения одной книги Дюма люди сдавали дореволюционное собрание сочинений того же Дюма. Были там любые газеты и журналы и книги, вплоть до изданий XVIII века. За полный рюкзак антиквариата я давал макулатурщику бутылку вина, и он был очень доволен.Увольняться с расклейки я очень не хотел, и мне пришлось это сделать только тогда, когда я стал ездить на гастроли с концертами. Но и после этого я приходил к ребятам с просьбой "дайте что - нибудь поклеить". Дело в том, что я так привык проговаривать свои тексты в процессе хождения по улицам с ведром и афишами, что первые месяцы после увольнения ничего сочинять не мог. Не знаю как у других, но у меня все идеи рассказов появляются не в результате сидения за столом, а в результате физической работы - стоит мне начать мыть задницу очередному подопечному (это уже здесь, в Израиле), как идеи приходят сами собой. Кроме того, мои клиенты - люди пожилые, всю жизнь прожившие в Израиле и о каждом из них можно писать, что я и делаю. Поэтому эта работа меня не тяготит и я не воспринимаю ее как позор типа "ах какой ужас - автор Хазанова моет жопы пожилым". Работа как работа - деньги платят, и мать его... Тем более, что я регулярно приписываю себе рабочие часы. Там я клеил афиши, здесь мою жопы - принцип один и тот же: не загружать голову посторонней ерундой, дабы освободить ее для сочинительства. Клуб Рух и другие Я был обычным еврейским ребенком в обычной семье. Любимым выражением моей мамы было "не умничай". А умничать хотелось. Ведь я всегда знал, что я не такой, как все. Киев моей молодости - 70-х годов был жуткой провинциальной дырой, где запре- щалось все. Приезжая в Москву, я поражался даже то- му, что здесь люди добровольно ходят в театр и что театров много. У нас были русский и украинский театры - унылые как сама киевская жизнь и билеты на них давали "в наг- рузку" к билетам на гастроли московских театров. Когда я закончил школу, я оказался в жутком одиночестве - прежние друзья куда-то подевались, а новых завести не удавалось. Да и негде было. - Никакой истории,- говорила мама,- никакой литературы,- евре- ям в гуманитарной области, а уж тем более в Киеве делать нечего. Пришлось мне закончить технический ВУЗ и пойти инженером в проектный институт. Каждый день приходя на работу, я надеялся, что моя начальница сегодня заболеет и можно будет почитать книжку. Никаких клубов и вообще мест, где можно было официаль- но собираться , и о чем-то говорить, тогда в городе не было. И вот однажды мне кто-то сказал , что где-то кто-то организо- вал какую-то выставку... Да, выставка эта была совершенно необычной. О Дали мы тогда только слышали и видели отдельные репродукции в книгах типа "Пагубная сущность модернизма". Работы профессора матема- тики Фоменко явно не были похожи ни на что советское. Это были прек- расно нарисованные геометрические кошмары - девочка с косичка- ми шагает по гробам, люди с искаженными от ужаса лицами падают с обрыва, кто-то кричит, кровь течет с биллиардных расколотых шаров (это был цикл "Гибель Атлантиды"). Мы в Киеве прекрасно знали из "радиоголосов" о раздавленной бульдозерами выставке в Москве. А здесь - такое - и милиции нет и никто не запрещает. И "Пинк флойд" звучит. И даже висел отзыв какого-то профессора о том, что это можно. Эту выставку организовал главный герой нашего повествования. Сергей Федоринчик родился в белорусской деревне Лоша. С 8 класса его взяли на обучение в московский спецфизматинтернат для одаренных детей, затем он поступил в МФТИ, где был культоргом - организовывал встречу со Стругацкими и приглашал никому не известную группу "Машина времени". Кто-нибудь еще напишет о быте, нравах и фольклоре физтеха, этого удивительного учебного заведения . Федоринчика после окончания МФТИ направили на работу в Киевский институт кибернетики. В Киеве ему стало ужасно скуч- но... И однажды он повесил объявление: "Почему тебе скучно? Давай организуем клуб". Это сейчас все можно. А тогда ... Как говорил мне кагебист, пытаясь убедить стучать : - Какие у нас есть общественные организации? Комсомол, профсоюз, партия. И все. Сама идея о том, что кто-то может сам что-то оргазнизовать, звучала в киевском вонючем болоте дико. Но "крыша" была правильной: "Молодежный клуб при райкоме комсомола" и официальное его задачей было "Организация идейно-массовой и культурно-воспитательной досуговой деятельности молодежи в свете решений...". Люди к Сереже пошли. Одной из первых акций для привлечения людей в клуб и была выставка Фо- менко. Впоследствии клуб организовал выставку неформальных киевских худож- ников. Чтобы не случилось того, что в Москве, Сережа ухитрился заранее обзавестить положительными отзывами работников инсти- тута эстетики, привести на выставку какую-то дуру из райкома партии и выжать из нее "Мы не возражаем". В Киеве такого не было, пожалуй, с 20-х годов. Самое забавное было видеть, как солидные художники, члены Союза, всю жизнь малевавшие передовиков производства, с дрожащими руками и огля- дываясь, приносили свои хреновенькие абстрактные и сюрреалистические работы и умоляли нас: "Ребята, выставлять только под псевдонимом. Моей настоящей фамилии вы не знаете. Не дай Бог..." Надо признаться, они сильно рисковали - исключение из Союза было для художника в Киеве смертью, но тем не менее они тащили свои работы. Желание выставиться, даже под псевдонимом, было для них сильнее, чем риск гражданской смерти... Даже лауреат шевченковской госпремии, один из авторов тупого памятника чекистам на площади Дзержинского, член правления СХ Украины под страшным секретом притащил свою "неформалку". У ребят из художественных студий работы были гораздо свежее... Так началось мое знакомство с клубом "Рух". Оказалось, что в нашем болоте водятся птицы невиданные... Однажды на заседании литературной секции клуба выступил один юно- ша. "Человек идет по пустыне, - говорил он таинственным го- лосом,- упади, говорят песчинки, слейся снами, стань таким как мы. А человек идет. Кто может сказать мне что-нибудь о любви? Или о смерти?". А мама говорила "не умничай". Николай Недзельский оказался совершенно необычным человеком и художником. И главным его произведением была его собственная цветная полнометражная художественная жизнь, где он был сценаристом, режиссером, актером и художни