проследить, как те поднялись к дому женщины. Он не заметил, чтобы украденные вещи перешли из рук в руки. Теперь... теперь, когда скрип ступеней возвестил Гансу о том, что их удалось проследить, он решил заняться выполнением плана, который наметил для себя еще утром. Взявшись за балку, Ганс подтянулся и осторожно стал взбираться по стене на крышу, отыскивая ногами выступы. Он оказался на крыше в тот самый момент, когда парочка открывала дверь. Вор осторожно пополз по краю. По крайней мере, крыша оказалась крытой деревом, а не черепицей, которая с недавних пор стала входить в моду. Сейчас он предпочел бы сбросить обувь и ползти босиком, как поступал когда-то, но времени на это не было. По мокрой дранке Ганс перебрался к месту, где, по его расчетам, находилась комната. Внутри послышался птичий крик, от которого волосы на мгновенье стали дыбом на голове Ганса. Теперь он не так уже был уверен в своей правоте. Подобравшись к самому краю, он наклонил голову, рассчитывая посмотреть в окно, но на его беду, оно было занавешено и изнутри доносились лишь глухие неясные звуки. Он слышал хлопанье крыльев, гулкие шаги по комнате... как вдруг под его рукой со страшным треском сломалась прогнившая планка. Ганс едва не потерял равновесие, но удержался на краю крыши, навалившись животом. "Тс-с", - послышался изнутри голос, и вор, мысленно призвав на помощь богов, принялся спешно отползать от опасного края. Руки и ноги его онемели. Дыхание стало тяжелым и неровным, а талисман обжигал холодом горло... Магия, решил Ганс, какое-то заклинание ищет путь к нему... имея в прошлом дело с чародеями, вор догадался, что он в магической ловушке. Он отчаянно пытался размять члены и двинул вперед колено, с трудом держась на влажной дранке. Еще одна планка не выдержала, и Ганс заскользил вниз, грохоча по крыше. Нелепо взмахнув в воздухе ногами, он успел подумать, что если будет продолжать цепляться, то может свалиться вниз головой или сломать позвоночник. Опустив руки, Ганс скользнул вниз, надеясь, что ветви деревьев смягчат удар и сохранят спину и ноги целыми... Ганс не ожидал, что ударится о порог. С шумом и грохотом он скатился вниз по ступеням. Почему такой грохот, успел подумать он, еще не полностью поддавшись боли, откуда столько шума... Дверь распахнулась. Лежа ничком на узких ступеньках, Ганс с усилием приподнял голову. На пороге показался Мрадхон Вис, держащий в руке кинжал. Потянувшись за кинжалом на поясе, вор приподнялся и что было силы метнул его в противника. Мрадхон Вис, повернувшись, с криком отскочил в сторону, а Ганс тем временем, лежа вниз головой, пытался приподняться, что было весьма затруднительно, потому что он оказался между перил по левую руку и стеной по правую. Он едва сумел встать на колени, как удар сапога отбросил его обратно к стене. Еще обиднее, чем удар в подбородок, было то, что Мрадхон схватил его за волосы, приставив к горлу кинжал. Ганс пытался сопротивляться, думая, что способен побороться, но тело казалось обмякшим, а горящий на шее амулет - или нож у горла, кто разберет - словно душил его. "Подними его в комнату", - послышался из дома женский голос. В глазах у Ганса двоилось. Мрадхон встряхнул незадачливого соглядатая и, приставив к ребрам кинжал, сопроводил его по ступеням. Женская фигура в черных одеждах отступила внутрь. Раненый, с налитыми свинцом ногами, вор отдавал себе отчет, что ничего не может, а главное, и не хочет делать. Подслеповато мигая, он уставился на красно-коричневые куски шелка, на красивые безделушки, разбросанные в беспорядке - словно яйца в гнезде, - пришла в голову ему странная мысль. Карканье и шум крыльев заставили его содрогнуться. В неясном свете лампы Ганс увидел огромную черную птицу, сидевшую на цепи. - Можешь идти, - произнесла женщина, и сердце Ганса на миг взволновалось. - Ты получил свое. Приходи завтра. - Он понял, что женщина говорила с Висом. - Завтра? - Потом. - И это все? Уйти просто так? - Вис слегка толкнул Ганса в спину. - Я отнял у него нож, я ранен в руку, а ты оставляешь его безнаказанным, так? - Уходи, - приказала Ишад тихим голосом. К изумлению Ганса, лезвие отодвинулось. Шагнув в сторону, вор мгновенно повернулся, ожидая удара в спину. Скользнув рукой к привязанным к предплечью ножнам, он выхватил кинжал... но неожиданно прирос к месту, тупо глядя, как повернувшийся Мрадхон Вис направляется к двери. - Закрой ее за собой, - донесся женский голос, и вместо того, чтобы хлопнуть со всего маху дверью. Вис аккуратно притворил ее. Непонимающе хлопая глазами, вор чувствовал, что амулет на шее причинял боль сильнее раны. Он горел, и не было никакой возможности избавиться от него. Ишад рассеянно улыбнулась незваному гостю и оставила его на минуту, поскольку надо было заняться более важным делом. "Перуз", - мягко произнесла она, откидывая капюшон. Достав из складок одежды ожерелье, воровка подошла ближе к огромному ворону. Со всевозможнейшим тщанием опустив ожерелье в небольшую коробочку на столе, Ишад прикрепила ее к лапе птицы. Опустив крылья, ворон, на удивление, даже не шелохнулся. В последний раз она погладила перья на грудке, потрепала шею - последнее время Ишад все больше нравился ворон, этот очевидец происходивших событий. Она улыбнулась, поймав взгляд холодных изумрудных глаз. - Открой окно, - приказала Ишад незваному гостю и тот двинулся с места неспешно, напоминая сомнамбулу. - Открой, - Ишад отпустила Перуза и ворон, хлопая крыльями, растворился в темноте, направившись навстречу холодному осеннему ветру. Вот и все. Тот, кто нанял ее, получил все, что хотел, и круглая сумма, отваленная им, того стоила. Теперь она снова одна. Ишад позволила себе зажать разум бандита... на лице того отразился страх, и вор взмахнул зажатым в руке кинжалом. Она немедленно остановилась. Ганс выглядел смущенным, словно забыв, что делает в его руках кинжал. Завтра поутру она почувствует, во что обходятся такие упражнения. Будет безумно болеть голова, терзать угрызения совести, так что целыми днями она будет без сил валяться в постели. Но сейчас еще пока в жилах бурлила кровь, волнение продолжалось и перед лицом тоски и одиночества, всегда наступавших после выполнения поручения... пришло некое томление и Ишад взглянула на непрошеного визитера, прекрасно отдавая себе отчет, что в такие моменты она точно сходит с ума и многого стоит излечиться от безумия... Он привлекателен. Ишад любила разнообразие, это ее забавляло... поручение выполнено... Мрадхон отправлен с глаз долой, а перед ней стоял иной, который вполне подходил для ее желания. Она страдала по справедливости... но вдвойне становилось сладко, когда, как ныне, удовольствие и удачно законченное дело шли рука об руку. Ишад подошла ближе, вытягивая руку, чувствуя сладкое и одновременно печальное теплое чувство, которое оставлял в крови зов плоти... как чувствовала угасание, всякий раз с тех пор, как обокрала не того чародея, оставив его жить. С утра ей станет даже немного не по себе, всколыхнется совесть, ибо красивые мужчины всегда оставляли боль утраты от потерянной красоты. Но это будет утром. И их уже столько было раньше. Ганс по-прежнему сжимал кинжал, совершенно не чувствуя его. Раздался глухой удар клинка об пол. Он не чувствовал ничего, не ныли раны, осязаемыми были лишь тепло и женская близость, глубокие темные глаза и влекущий сладкий аромат. Последним, что мешало ему, оставался обжигающий холод амулета на шее. Обвив его руками, Ишад нащупала цепочку. - Тебе она не нужна, - донесся до Ганса ее голос, в то время, как тонкие пальцы аккуратно потянули цепочку на себя. Где-то далеко амулет упал на пол, и в этот момент Ганс понял, что ему и впрямь нужен не непонятный знак на шее, а нечто иное. Он желал Ишад. Ему пришло в голову, что Сджексо испытал то же самое, прежде чем его нашли мертвым и окоченевшим на пороге таверны, но для Ганса это уже ничего не значило. Их губы слились, и еще никогда она не была столь желанна, как сейчас. Все поплыло перед глазами, кружась в порыве наполненного неведомыми благовониями ветерка... - Прошу прощенья, - неожиданно донесся голос Инаса Йорла, и Ганс и Ишад испуганно отшатнулись друг от друга. Ишад глядела на мага широко раскрытыми глазами, а на лице воришки читалось отчаяние. Ветерок неспешно колыхал висевшие на окнах занавески. - Кто ты? - спросила Ишад. На мгновение маг почувствовал, как его защиту проверяют на прочность. Парировав вызов, Йорл заметил озабоченность на лице женщины. - Дай ему уйти, - приказал маг, махнув рукой в сторону вора. - Он очень ловок, и нравится мне. Уходи отсюда, немедленно. Подойдя к двери, Ганс повернулся с видом оскорбленной невинности. - Прочь, - снова послышался голос волшебника. Открыв дверь навстречу потокам ветра, вор стремглав вылетел из дома. Ганс бежал вниз по ступенькам, ничего не замечая вокруг. Уже почти у самой земли он заметил острие кинжала, направленное ему прямо в живот. Оттолкнув в сторону клинок, он ухватился за одежду противника, увлекая того вместе с оружием на землю. В борьбе Ганс не сразу заметил, что выронил кошелек, отчаянно сражаясь за свою жизнь. Упав на спину, вор ухватился за рукоять кинжала Мрадхона, который навалился на него всей тяжестью своего тела. Гансу пришлось защищаться левой рукой, той самой, которой он обычно орудовал. Отчаянно пытаясь преодолеть ломоту в суставах, он лихорадочно пытался достать правой рукой кинжал, чувствуя, как ноет левая. Неожиданно Вис подался вправо и рухнул на Ганса, навалившись грузным телом на руку противника. Лицо Виса исказила гримаса, и изумленному вору предстал Каппен со шпагой в руке. - Ну, что, ты собираешься бежать или это твое новое задание? - спросил церемонно Варра. Изогнувшись, Ганс сбросил с себя бесчувственное тело противника и в страхе схватился за кинжал. Варра осмотрел его руку, и гнев вора прошел, оставив лишь легкую дрожь. - Черт побери, - заметил он с легкой нервной усмешкой, - ты что, не мог приложить его полегче и оставить последнее слово за мной? В эту секунду Ганс внезапно осознал, чем вызван струящийся из дома свет. Там, за открытой дверью, сейчас находились два человека - чародеи. - Боже, - пробормотал он, вскакивая на ноги и хватая Каппена за руку. Вдвоем друзья что было сил припустили по улице. - Моих рук дело? - Разве нет? - Инас Йорл почувствовал, как немного распрямились его плечи и изменились черты лица. Из гордости маг даже не взглянул на руки, чтобы узнать в чем дело. Возможно, что вид его был не слишком ужасен, ибо Ишад выглядела взволнованной, но не испуганной. - Я не виновата ни в одном из тех убийств, которые интересуют тебя, - заметила она. - Я действую иначе, к тому же уверена, что адептам магии известно, кто я и чем занимаюсь. Впрочем, не более чем ты, Инас Йорл. Тот легко поклонился: - У меня есть отличительная способность. - Да, твоя история известна. Йорл наклонился, поднимая с пола амулет. Украдкой взглянув на руку, он заметил на ней чешуйки. Внезапно они исчезли, и рука сделалась чистой и гладкой. Запрятав в складках одежды амулет, маг выпрямился и посмотрел на Ишад уже более дружелюбно. - Значит, это не ты. Не буду спрашивать, кто нанял тебя. Я могу судить о твоих работодателях, зная, чем ты занималась. Мне они знакомы. К утру жрецы обнаружат пропажу и быстро произведут подмену, ведь войны богов всегда сопровождаются политикой, не так ли? Какое им дело до одной или нескольких краж в Санктуарии? Это никого не волнует. - Тогда что волнует тебя? - То, как они умерли - твои любовники. Ты знаешь это? Или у тебя только догадки? - Тебя интересует что-то конкретно? - Нет, ничего особенного, я просто спрашиваю. - Я ничего не делаю. Вина лежит на них самих... невезение, надорванное потрясениями сердце, случайное падение... откуда мне знать? Правда то, что они покидают меня живыми и здоровыми. - Однако к утру каждый из них мертв. Ишад пожала плечами: - Ты должен понять, что ко мне это не имеет отношения. - И впрямь в наших злоключениях есть нечто общее. Я знал это и когда ты появилась в Санктуарии... - Мне понадобилось несколько дней на то, чтобы привыкнуть к здешней жизни. Я верю, что не причиняла тебе беспокойства и в будущем наши пути, надеюсь, не пересекутся. - Ишад... как я сейчас выгляжу? Женщина взглянула на мага, неуверенно перебегая глазами с одежд на руки. - Ты помолодел, - вымолвила она, - и честное слово, похорошел. Куда красивее, чем я слышала. - Значит, ты способна смотреть на меня. Вижу, что так, а ведь это доступно немногим. - У меня есть дела, - провозгласила Ишад, которой такой оборот дела нравился все меньше и меньше. Она не привыкла чувствовать страх... пускай и любила бродить по ночным аллеям городов в надежде обнаружить меру жизни. - Мне нужно заняться ими. - Что, какое-то новое поручение? - Не связанное с убийствами волшебников, если это тебя волнует. Мое дело сугубо личное и тебя никак не коснется. - А если я найму тебя? - С какой целью? - Провести со мной ночь. - Ты безумен, - отозвалась Ишад. - Я могу сойти с ума - ты видишь, что годы надо мной не властны. От этого мне только тяжелее. - И ты не боишься? Неужели все дело в том, что ты ищешь смерти? - Порой я боюсь ее, особенно в такие минуты, как сейчас, когда я становлюсь молодым и красивым. Но это продлится недолго... в другие времена приходят иные обличья, а я, Ишад, по-прежнему не старею. Я не могу определить возраст, и это меня пугает. Она еще раз взглянула на него... невольно отметив красоту мужчины. Ишад пришла в голову мысль, что, возможно, именно его красота и навлекла на него беду в те минувшие дни. Прекрасные глаза были полны боли. Ишад почувствовала, как в ней вспыхивает сочувствие к нему. - Сколько времени прошло, - спросил Йорл, нежно обнимая ее, - с тех пор, как у тебя был по-настоящему достойный любовник? Как давно я перестал надеяться. Мы можем стать ответом друг для друга, Ишад. Если мне суждено умереть, да будет так, а если нет, то значит, что твое проклятье имеет предел. Возможно, что некоторые мои обличья не придутся тебе по душе, но другие... тебе не нужно страшиться. - Для этого ты и охотишься за мной? А этот амулет всего лишь способ привлечь мое внимание... - Для тебя это ничего не стоит. Ишад, ведь это же так просто... Какое искушение. В этот момент, в этот единственный миг в череде долгих ночей и дней он был по-настоящему великолепен. Но тут другая мысль пришла ей в голову, и Ишад, та, что годами не знала страха, неожиданно содрогнулась. - Нет, нет, может быть ты хочешь умереть, но я нет. Я не хочу. Представь себе два таких проклятья вместе - половина города содрогнется, не говоря уже о нас с тобой. Уже одна такая возможность... нет, я не хочу умереть... Йорл вздрогнул, и на его лице отразился страх: - Ишад... - голос начал меняться, и черты лица поблекли, словно не в силах больше выдерживать такое напряжение. Чешуйки возвращались, и маг, с полным отчаяния криком, закрыл лицо руками, уже напоминавшими лапы. Качнулись занавески, воздух задрожал, и возглас отчаяния растворился в полумраке комнаты. Ишад второй раз вздрогнула и посмотрела вокруг, но дом был уже пуст. Ладно, подумала она. В конце концов, он получил ответ. Ишад довелось побывать практически во всех частях Империи и Санктуарий ей нравился больше всего. Хорошо, что Йорл получил ответ, и с этим покончено. Впереди еще будут новые поручения, но сейчас мысли Ишад обратились к домику над рекой. Это обиталище стало слишком приметным... а по дороге к реке она, возможно, кого-нибудь и встретит. Вино полилось в кубок, но Ганс сидел в таком смятении, что даже не взглянул на виночерпия, а только поднес чашу к губам и сделал глоток. - Неплохо, - сказал он вслух, и Каппен Варра, сидевший напротив него за столиком в "Единороге", заметил, что Ганс отогнал прочь гнетущие мысли и поднял в ответ свою чашу, грустно размышляя о позабытой песне, об истории, которую лучше не рассказывать даже в безопасном закоулке таверны. Завтра весь город наполнится слухами и вопросами, так что лучше ничего не знать... уверен, что и Ганс думает так же. - Сыграем, - предложил Каппен. - Нет уж, обойдемся сегодня без костей. - Порывшись в кошельке, Ганс вытащил серебряную монету и аккуратно положил ее на стол. - Это за второй кувшин, когда допьем этот, и за сегодняшний ночлег. Каппен наполнил чаши снова, удивляясь тому, что Ганс сам купил вино, соря деньгами так, словно хотел от них избавиться. - Сыграем завтра, - в надежде предложил певец. - Завтра, - согласился Ганс и поднял чашу. Наполнив чашу, слепой Дарус потрогал холодную жидкость пальцем, помешал ее и передал сосуд хозяину. Дыхание Йорла к вечеру стало хриплым. Маг осторожно принял чашу, не касаясь пальцами Даруса, чему слепой был только рад. Отдельно от других, у реки высился дом... совершенно непохожий на высившиеся кругом хибары. Дом был огражден стеной и садом, но в нем чувствовалось нечто непонятное и странное. Неподалеку от ворот мрачно стоял Мрадхон Вис. Она была там, она нашла себе молодого человека, похожего на Сджексо, ради которого ныне пылал внутри камин и горели свечи. Он видел. Постояв у дома, Мрадхон Вис, отягощенный знанием, превозмог себя и зашагал прочь. Роберт АСПРИН. ПОДАРОК НА ПРОЩАНЬЕ Солнце уже поднялось над горизонтом на две ладони, когда Хорт появился на пристани Санктуария; день только начинался, но по рыбацким меркам было уже поздно. Глаза юноши болезненно щурились от непривычного блеска утреннего солнца. Ему сейчас страстно хотелось оказаться дома в постели... или в чьей-нибудь постели... где угодно, только не здесь. Но он пообещал матери, что поможет Старику сегодня утром. И хотя воспитание не позволяло ему нарушить данное слово, упрямый характер требовал демонстративно опоздать в знак протеста. Хотя он исходил пристань вдоль и поперек с раннего детства и знал, что ее всегда тщательно чистят, Хорт все же шел осторожно, стараясь не испачкаться. Последнее время он стал очень заботиться о своей внешности; сегодня утром обнаружил, что у него совсем нет старой одежды, пригодной для рыбалки. Умом он понимал тщетность попыток предохранить свой нарядный костюм от грязи в течение целого дня работы в лодке, но недавно приобретенные привычки требовали хотя бы постараться свести ущерб к минимуму. Старик поджидал его, сидя на опрокинутой лодке, как нахохлившаяся морская птица, которая дремлет, наглотавшись рыбы. В руке он держал нож и неторопливо, ритмично строгал какую-то ненужную деревяшку. С каждым движением из-под лезвия падала длинная спиралевидная стружка. Кучка стружек у ног Старика была зримым свидетельством того, как долго ему пришлось ждать. Странно, но Хорт всегда мысленно называл его Стариком и никогда - отцом. Даже люди, с которыми он начинал рыбачить в этих водах, когда они были еще мальчишками, и те называли его чаще Стариком, чем Панитом. На самом деле он был не так уж стар, просто лицо его производило обманчивое впечатление. Сморщенное и изрезанное глубокими складками, лицо Старика напоминало красное глинистое русло пересохшей реки, которое можно было увидеть в пустыне, раскинувшейся за Санктуарием: иссушенное ветром, потрескавшееся, ожидающее дождя, которого никогда не будет. Нет, неверно. Старик не был похож на пустыню. Старик не имел ничего общего с этим огромным скоплением пыли. Он был рыбаком, детищем моря, плоть от плоти его, подобно тем выветренным скалам, что сторожили вход в гавань. Старик поднял глаза на приближающегося сына и снова углубился в строгание палки. - Я здесь, - неуверенно объявил Хорт и прибавил: - Прости, что опоздал. Он готов был проклясть сам себя, когда эти слова сорвались с языка. Хорт не собирался извиняться, что бы ни сказал Старик. Но Старик не сказал ничего... Отец не спеша встал, засунул нож в чехол точным выверенным движением, выработанным годами тренировки. - Помоги-ка мне с этим, - сказал он, наклоняясь к носу лодки. Только и всего. Извинений не принял. Но и ругаться не стал. Как будто ждал, что горе-помощник опоздает. Кряхтя и тужась, Хорт помог перевернуть маленькую лодку и спустить ее на воду, а сам при этом кипел от злости. Он был настолько раздражен всей этой ситуацией, что сам не заметил, как оказался в лодке и взялся за весла. Только тут он сообразил, что папаша годами спускал лодку безо всякой помощи. Неопытные руки сына были лишь помехой. Это еще больше разозлило Хорта, и он дал лодке отплыть от пристани, когда отец приготовился сесть. Эта маленькая месть оказалась напрасной. Старик шагнул в лодку, легко перепрыгнув полоску воды, автоматически, так, как купец вставляет ключ в замок. - Греби туда, - последовал приказ. Сжав зубы в бессильной злости, Хорт склонился над веслами. Забытая ритмичность движений пришла к нему через несколько взмахов. Когда-то он был счастлив грести в отцовской лодке. Как здорово было чувствовать себя большим и сильным, впервые сев за весла! Отныне он уже не маменькин сынок, и может гордиться тем, что он - сын Старика. Приятели завидовали его близости к единственному рыбаку, который постоянно выслеживал косяки неуловимых ний - маленьких хитрых рыбок, за чье вкусное мясо давали самую высокую цену. Конечно, это было очень давно. Тогда Хорту хотелось знать о пнях все - теперь он не помнил почти ничего. Память была занята другим. Когда Хорт вырос, у него появился свой мир. Оказалось, что за пределами доков о Старике никто не знает и знать не хочет. Для обычных граждан Санктуария он был просто рыбаком, а рыбаки занимали невысокое положение в социальной структуре города. Рыбаки не были богаты, не пользовались расположением местных аристократов. Они одевались не так нарядно, как С'данзо. Их не боялись, как солдат или купцов. И от них воняло. Это последнее обстоятельство частенько являлось предметом споров Хорта с уличными мальчишками, жившими далеко от доков. В конце концов синяки и ссадины убедили его в том, что рыбаки ко всему прочему были еще и никудышными драчунами. И от них воняло. Возвращаясь под крылышко рыбацкого сообщества, Хорт с горечью стал замечать, что относится к взрастившей его среде с оттенком презрения. Единственными людьми, которые уважали рыбаков, были сами рыбаки. Многие из его друзей детства разлетелись кто куда в поисках новой жизни в возбужденной сутолоке города. Те же, кто остались, были заурядными парнями, они искали надежности и опоры в незыблемых традициях рыбацкого братства и сами уже начинали походить на своих отцов. По мере того, как росла его отчужденность, Хорт тратил все больше денег на новую одежду, которую связывал в узелок и прятал подальше от пропахшей рыбой хижины, которую семья называла домом. Он тщательно мылся с песком, одевался и старался слиться с горожанами. Когда Хорт избавился от знаков принадлежности к рыбацкому сообществу, то сразу же почувствовал любезность горожан. С исключительной заботливостью они обучали его тратить деньги. Вокруг него сложилась компания друзей, и он все больше времени проводил вне дома до тех пор, пока... - Твоя мать сказала мне, что ты нас покидаешь... Высказывание Старика испугало Хорта, грубо прервав блуждание мысли. Он внезапно осознал, что попал в ловушку, о которой его предупреждали друзья. В лодке вдвоем с отцом он будет вынужден выслушивать все до окончания прилива. Сейчас начнется ругань, обвинения, а под конец - уговоры. Больше всего Хорт боялся уговоров. При всех разногласиях в прошлом, он все еще сохранял какое-то уважение к отцу, но знал, что это уважение умрет, как только Старик опустится до нытья или просьб. - Ты сам сто раз говорил, Старик, - заметил Хорт, пожимая плечами, - не всем же быть рыбаками. Получилось резче, чем он намеревался, но Хорт не стал смягчать ситуацию. Возможно, отец так разозлится, что беседа прервется прежде, чем дело дойдет до увещеваний об обязательствах перед семьей и рыбацким братством. - Ты уверен, что сможешь заработать на жизнь в Санктуарии? - спросил Старик, проигнорировав выпад сына. - Мы... Я не собираюсь жить в Санктуарии, - осторожно заявил Хорт. Даже матери эти сведения еще не были известны. - В городе формируется караван. Через четыре дня он отправляется в столицу. Нас с другом пригласили присоединиться. - В столицу? - Панит неторопливо кивнул. - А что ты собираешься делать в Рэнке? - Еще не знаю, - признался сын, - но в Рэнке десять рабочих мест на каждого жителя Санктуария. Старик молча переварил это. - А на какие деньги ты будешь путешествовать? - спросил он наконец. - Я рассчитывал... Предполагается, что в нашей семье есть традиции, не так ли? Когда сын покидает дом, отец дает ему подарок на прощание. Я знаю, у тебя немного денег, но... - Хорт осекся; Старик медленно качал головой. - У нас меньше денег, чем ты думаешь, - сказал он печально. - Я раньше ничего не говорил, но твоя нарядная одежда съела все наши сбережения; улов сейчас совсем плохой. - Если ты мне ничего дашь, так и скажи! - взорвался Хорт. - Совершенно не обязательно разъяснять это длинными причитаниями. - Я дам тебе подарок, - заверил его Старик. - Только хочу предупредить, что, возможно, это будут не деньги. - Не нужны мне твои деньги, - проворчал юноша, выравнивая гребки. - Друзья предложили ссудить мне необходимую сумму. Я просто полагал, что лучше не начинать новую жизнь с долгов. - Мудро, - согласился Панит. - Сейчас греби помедленнее. Хорт оглянулся через плечо, чтобы сориентироваться, и от изумления выпустил весла. - Мы прошли только один бакен! - воскликнул он. - Правильно, - кивнул Старик. - Приятно, что ты еще не разучился считать. - Но один бакен означает... - Одну ловушку, - согласился Панит. - И это правильно. Я говорил тебе, что улов нынче плохой. Вот мы и подплыли сюда, чтобы проверить одну ловушку. Сухой сарказм Старика отскочил от растерянного юноши. Мысли Хорта метались в поисках ответа, пока он машинально маневрировал лодкой, пристраивая ее к бакену. О_д_н_а _л_о_в_у_ш_к_а_! Старик обычно расставлял пятнадцать-двадцать сетей; точное количество менялось день ото дня в зависимости от того, что подсказывал ему рыбацкий инстинкт, но никак не меньше десяти. Конечно, ния - непредсказуемая рыба, и ее замысловатые передвижения кого угодно поставят в тупик, но только не Панита. Стало быть, они просто подплыли наобум к первой попавшейся ловушке. О_д_н_а_-_е_д_и_н_с_т_в_е_н_н_а_я _с_е_т_ь_! Возможно, косяки ний рассредоточились повсюду; это иногда происходит с разными рыбами. Но тогда рыбаки просто начинают ловить где попало, пока рыба не вернется в свои обычные места. Если бы Старик поменьше кичился своим опытом и репутацией, он делал бы так же... - Старик! - восклицание непроизвольно вырвалось из уст Хорта, когда он осматривал горизонт. - Что такое? - спросил Панит, на минутку прекратив вытаскивать сеть из глубины. - А где другие лодки? Старик возвратился к прерванному занятию. - В доках, - сказал он отрывисто. - Ты проходил мимо них сегодня утром. Раскрыв рот, Хорт прокрутил в памяти прогулку по пристани. Он был настолько погружен в свои проблемы, что... Да! Действительно, в доке лежало множество лодок. - Все лодки? - спросил он озадаченно. - Ты хочешь сказать, мы одни сегодня вышли в море? - Точно. - Но почему? - Подожди минутку... вот! - Панит ухватился за край ловушки и перекинул ее через борт. - Вот почему. Ловушка была в ужасном состоянии. Большинство деревянных планок, из которых состояла рама, сломаны, остальные болтались на ниточках. Если бы Хорт не знал наверняка, что это ловушка для ний, он ни за что не узнал бы ее в этой путанице рваных сетей и изломанных щепок. - И вот так целую неделю! - с неожиданной яростью прорычал Старик. - Ловушки сломаны, сети порваны. Вот почему те, кто называет себя рыбаками, слоняются по суше вместо того, чтобы выходить в море! - он громко сплюнул через борт. Не потому ли мать была так настойчива, упрашивая Хорта помочь Старику? - Греби к пристани, сынок. Рыбаки! Им только в корыте рыбу ловить, там никакой опасности! Бах! Испуганный отцовской яростью, Хорт развернул лодку к берегу. - Но кто это делает? - спросил он. Панит сердито молчал, глядя на море. На минуту Хорту показалось, что отец его не услышал, и он собрался было повторить вопрос. Но тут он разглядел, какими глубокими стали морщины на отцовском лице. - Я не знаю, - наконец пробормотал Старик. - Две недели назад я бы с уверенностью сказал, что мне известны все твари, которые плавают или ползают в этих водах. А сегодня... не знаю. - Ты сообщил об этом солдатам? - Солдатам? Этому тебя научили твои досужие друзья? Бегать к солдатам? - Панит просто затрясся от злости. - Ну что солдаты знают о море? А? Чего ты от них хочешь? Чтобы они стояли на берегу и болтали в воде мечами? Приказали монстру убираться? Взяли с него налоги? Да! Правильно! Если солдаты обложат монстра налогами, он, конечно, тут же уплывет подальше, чтобы его не высосали досуха, как всех нас! Солдаты! Старик еще раз сплюнул и погрузился в молчание, которое Хорт не осмеливался нарушить. Вместо этого остаток пути он провел в размышлениях о чудовище, разрушающем ловушки. Правда, он знал, что ломать над этим голову бесполезно: люди поумнее его, например Старик, не могут найти ответа. Так что у него маловато шансов наткнуться на разгадку. И все же проблема занимала его до тех пор, пока они не добрались до пристани. Только после того, как поздним утром лодка была перевернута на берегу, Хорт осмелился продолжить разговор. - На сегодня все? - спросил он. - Теперь я могу идти? - Можешь, - отозвался Старик с неопределенной интонацией. - Хотя, конечно, это вызовет определенные осложнения. Если ты останешься, и твоя мать спросит меня: "Ты сегодня выходил в море?" - я смогу ответить: "Да". А тебя она спросит: "Ты провел весь день со Стариком?" - и ты сможешь ответить: "Да". С другой стороны, если ты сейчас уйдешь, тебе придется ответить на этот вопрос "нет", и нам обоим нужно будет с ней объясняться. Эта речь озадачила Хорта даже больше, чем новость о загадочном монстре, промышляющем в местных водах. Он даже не подозревал, что Старик способен плести такую тонкую паутину полуправды, чтобы утаить от жены какую-то свою деятельность. Вместе с удивлением пришло острое любопытство: какие-такие у отца планы на столь длинный отрезок времени, о которых он не хочет ничего говорить жене. - Ладно, останусь, - сказал Хорт с деланным равнодушием. - А что мы будем делать? - Перво-наперво, - объявил Старик, поворачивая прочь от пристани, - мы заглянем в "Винную Бочку". "Винная Бочка" была захудалой прибрежной таверной, которую облюбовали рыбаки и по этой самой причине избегали прочие граждане. Зная, что отец не пьет, Хорт сомневался, бывал ли Старик здесь когда-нибудь, но тот уверенно и твердо шагнул в сумрачный зал таверны. Здесь были все: Терси, Омат, Вариес; все рыбаки, которых Хорт помнил с детства, плюс множество незнакомых лиц. Была здесь даже Харон, единственная женщина, допущенная в общество рыбаков, хотя ее круглое, мясистое и обветренное лицо почти не отличалось от лиц мужчин. - Эй, Старик? И ты, наконец, сдался? - Здесь есть свободное местечко. - Вина для Старика! - Еще один рыбак без ловушек! Панит игнорировал эти крики, раздавшиеся при его появлении из разных уголков темного помещения. Он направил шаги прямо к столу, за которым по традиции собирались старейшие рыбаки. - Я тебе говорил, что и ты сюда придешь рано или поздно, - приветствовал его Омат, пододвигая ему свободную скамейку своей длинной тонкой ногой. - Ну, и кто из нас теперь трус? Старик не заметил ни насмешки, ни скамейки. Он обеими руками оперся на стол и обратился к ветеранам. - Я пришел задать один-единственный вопрос, - прошипел он. - Собираетесь ли вы, или хотя бы кто-нибудь из вас, что-то предпринять в отношении того, кто прогнал вас с моря? Все до единого рыбаки отвели взгляды кто куда. - А что мы можем сделать? - заныл Терси. - Мы даже не знаем, что это такое. Может, оно само уйдет... - А может, не уйдет, - свирепо закончил Старик. - Мне хотелось бы знать наверняка. Пугливый человек не думает, он прячется. Ну уж я-то не из тех, кто сидит и ждет, когда его проблемы решатся сами собой. Не собираюсь меняться и сейчас. Он пнул пустую скамейку ногой и резко повернулся к выходу, наткнувшись на стоящего сзади Хорта. - Что ты собираешься делать? - крикнул вдогонку Терси. - Собираюсь найти ответ! - заявил Старик, сверля всех присутствующих колючим взглядом. - И я найду его там, где привык находить все ответы - в море, а не на дне чаши с вином. С этими словами он зашагал к выходу. Хорт поспешил за Стариком, но тут кто-то окликнул его по имени, и он обернулся. - Я едва узнал тебя в этой городской одежде, - сказал Омат. - Присматривай за ним, парень. Он слегка чокнутый, а чокнутых часто убивают прежде, чем к ним возвращается здравый рассудок. Сидящие за столом одобрительно загудели. Хорт кивнул и поспешил за отцом. Старик ждал его снаружи. - Дурачье! - неистовствовал он. - Денег и на неделю не хватит, а сами сидят и пропивают последнее. Вах! - А мы что будем делать, Старик? Панит огляделся, подошел к пристани и снял со стойки одну из ловушек. - Вот что нам нужно, - пробормотал он себе под нос. - Разве это не ловушка Терси? - спросил Хорт опасливо. - А разве он ей пользуется? - коротко ответил Старик. - Кроме того, мы ее только позаимствуем. Ты должен хорошо знать город - ну-ка, скажи, где здесь ближайшая кузница? - Ближайшая? Ну, тут на базаре есть кузнец, но лучшие все же... Не дослушав. Старик целенаправленно зашагал вниз по улице. День был не базарный; рыночная площадь еще спала, большинство лавок закрыто. Кузницу было нетрудно отыскать по резкому, звенящему перестуку молотка, перемежающемуся неторопливыми ударами большого молота. Смуглый гигант, орудующий молотком, поднял глаза при их приближении, но не прервал своего занятия. - Ты - кузнец? - спросил Панит. Этим вопросом он заработал еще один, более пристальный взгляд, но ни слова в ответ. Хорт понял, что вопрос был излишним. Через некоторое время верзила отложил молоток и переключил внимание на посетителей. - Мне нужна ловушка для ний. Вот такая, - Старик показал кузнецу ловушку. Тот взглянул на нее и помотал головой. - Я кузнец, а не плотник, - объявил он, возвращаясь к молотку. - Да знаю, - рявкнул Старик. - Мне нужна металлическая ловушка. Верзила остановился и уставился на заказчика, затем взял ловушку и внимательно рассмотрел ее. - И она нужна мне сегодня - к заходу солнца. Кузнец осторожно поставил ловушку. - Два серебреника, - твердо сказал он. - Два! - охнул Старик. - Может, ты думаешь, я - сам Китти-Кэт? Один. - Два, - настаивал кузнец. - Даброу! Оба повернулись и увидели маленькую женщину, выскользнувшую из-за перегородки позади горна. - Возьми с него один, - сказала она мягко кузнецу, - ему очень нужна эта вещь. Их взгляды скрестились в поединке характеров, и гигант наконец кивнул и отвернулся от жены. - С'данзо? - успел спросить Старик прежде, чем женщина исчезла в темном проеме, из которого появилась. - Наполовину. - Можешь предвидеть будущее? - Немного, - призналась она. - Я вижу, что твои намерения бескорыстны, но сопряжены с опасностью. Исхода я не вижу, знаю только, что для успеха тебе необходима помощь Даброу. - Ты благословишь ловушку? - Я ясновидящая, а не священник. Но я изготовлю для тебя талисман - Копье Морей из наших карт, ты прикрепишь его к ловушке. Он приносит удачу в морских сражениях; это должно тебе помочь. - А можно увидеть эту карту? - спросил Старик. Женщина исчезла и тут же вернулась с картой в руках. Взглянув через отцовское плечо, Хорт увидел грубо нарисованного кита с металлическим рогом, торчащим из головы. - Хорошая карта, - кивнул Старик. - За то, что ты предлагаешь, я готов заплатить два серебряника. - Она улыбнулась и растворилась в темноте. Даброу выступил вперед с протянутой ладонью. - Получишь, когда будет готова ловушка, - убедительно сказал Панит. - Не сомневайся. Я не оставлю ее тут пылиться. Верзила нахмурился, кивнул и вернулся к работе. - Что ты собираешься делать? - вопрошал Хорт, поторапливаясь за отцом. - Что это за морское сражение? - Рыбалка - это всегда морское сражение, - пожал плечами Старик. - Но два серебряника? Где ты собираешься раздобыть такую прорву денег после того, что сам говорил в лодке этим утром? - Сейчас мы этим и займемся. Тут Хорт осознал, что они не возвращаются в город, а направляются на запад к Подветренной Стороне. К Подветренной или... - Джабал? - воскликнул он. - Как, ты собираешься взять деньги у него? Продашь ему информацию о чудовище? - Я рыбак, а не шпион, - фыркнул Старик. - Да и потом, кого на суше волнуют рыбацкие проблемы? - Но... - начал было Хорт и замолчал. Если его папаша захлопнул рот, ему хоть кол на голове теши - ничего не скажет. Когда они подошли к поместью Джабала, Хорт был поражен той небрежностью, с которой Старик обращался со слугами, стерегущими вход. Всем было известно, что Джабал нанимает только самых авторитетных головорезов, и убийц, прячущих лица под синими ястребиными масками, но Панита, казалось, не волновала ни их свирепость, ни их оружие. - Что вам двоим здесь надо? - пролаял здоровенный привратник. - Пришли поговорить с Джабалом, - ответил Старик. - Он ждет вас? - А что, к нему на прием нужно записываться? - Какое дело может быть у рыбака к работорговцу? - Если бы тебе полагалось это знать, я бы сказал. Я хочу видеть Джабала, и все. - Но я не могу вот так просто... - Ты задаешь слишком много вопросов. Он знает, что ты задаешь столько вопросов? Последняя реплика явно испугала громилу и дала Хорту лишнее подтверждение городским слухам о том, что деятельность Джабала была в основном подпольной. В конце концов их провели в большой зал, в дальнем конце которого возвышалось огромное кресло, напоминающее трон. Не прошло и минуты, как появился Джабал, запахивающий халат на своих мускулистых эбонитовых бедрах. - Я так и знал, что это ты, Старик, - сказал хозяин с легкой улыбкой. - Ни один рыбак не прорвался бы через моих телохранителей с такой легкостью. - Мне же известно, что деньги ты любишь больше, чем сон, - пожал плечами Старик. - И твои люди это тоже хорошо знают. - Пожалуй, верно, - рассмеялся Джабал. - Ну, так что же завело тебя так далеко от пристани в такой ранний час? - Для кого-то уж день кончается, - сухо отозвался Панит. - Мне нужны деньги: шесть серебреников. Предлагаю под них свое место на верфи. Хорт ушам своим не верил. Он открыл было рот, но спохватился. Его с младенчества учили не перебивать отца. Однако этот порыв был замечен Джабалом. - Ты заинтриговал меня, Старик, - задумчиво сказал работорговец. - А зачем мне, собственно, покупать место на верфи по бешеной цене? - Потому что верфь - единственное место, где у тебя нет ушей, - скупо улыбнулся Панит. - Ты засылаешь к нам шпионов, н