о мы не разговариваем с чужаками. Чтобы слышать верфь, ты должен быть на верфи - и я предлагаю тебе место. - Это верно, - согласился Джабал. - Более легкого пути не придумаешь. - Два условия, - прервал его Старик. - Первое: мое место становится твоим через четыре недели. Если я возвращаю деньги, оно остается за мной. - Согласен, - кивнул работорговец, - но... - Второе: если за эти четыре недели со мной что-то случится, ты позаботишься о моей жене. Это не благотворительность; она знает верфь и ний как свои пять пальцев, и заслуживает, чтобы ей хорошо платили. Джабал с минуту изучал Старика разбойничьими глазами. - Очень хорошо, - сказал он наконец, - но я чувствую, ты многого недоговариваешь. - Он вышел из зала и вернулся с серебряными монетами, которые слегка позвякивали в его, огромной ладони. - Скажи-ка мне, Старик, - спросил он с подозрением, - а почему бы тебе просто не попросить в долг, а то все эти условия... - В жизни никогда не просил, - отрезал Панит, - и не собираюсь начинать. Я за все привык расплачиваться: если у меня на что-то не хватает, я обхожусь без этого или продаю то, что имею. - Дело хозяйское, - пожал плечами работорговец, передавая ему монеты. - Жду тебя через тридцать дней. - Или раньше. Молчание, ставшее почти привычным для отца и сына, тянулось до тех пор, пока они не вернулись в город. Как ни странно, нарушил его Старик. - Что-то ты притих, сынок, - сказал он. - Еще бы! - взорвался Хорт. - Тут и сказать-то нечего. Ты заказываешь вещи, за которые не можешь расплатиться, продаешь свое место величайшему мошеннику Санктуария, а потом удивляешься, что это я притих. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но - Джабал! Из всех жителей города... А этот разговор об условиях? Почему ты думаешь, что он сдержит слово? Солдатам ты не доверяешь, а Джабалу веришь безоговорочно? - Ему-то как раз можно верить, - тихо ответил Старик. - Он крут, когда что-то не по нему, но слово свое держать умеет. - Ты что, уже имел с ним дело раньше? Ну теперь меня уже ничем не удивишь, - простонал Хорт. - Ну и хорошо, - кивнул отец, - тогда ты проводишь меня к "Распутному Единорогу"? - К "Распутному Единорогу"? - Хорт все-таки удивился. - Точно. Или ты не знаешь, где это находится? - Знаю, что это где-то в Лабиринте, но я там никогда не бывал. - Ну, пойдем. - А ты уверен, что тебе надо в "Распутный Единорог", Старик? - настаивал Хорт. - Сомневаюсь, что там ступала нога рыбака. Знаешь, кто там пьет? Наемники, головорезы и десяток воров, которых больше никуда не пускают. - Да, именно так, - кивнул Старик. - Я бы туда и не пошел, коли бы там собиралась иная публика. Так ты ведешь меня или нет? Когда-они вошли в пресловутую таверну, все разговоры в зале стихли. Пока глаза Хорта привыкали к темноте, он чувствовал, что взгляды всех присутствующих ощупывают и измеряют его, решая, кто он такой - соперник или жертва. - Вы здесь кого-то ищете, господа? - по тону бармена можно было понять, что он не собирается предложил им выпить. - Мне нужно несколько бойцов, - объявил Старик. - Я слышал, здесь можно таких найти. - Вам сказали правду, - бармен кивнул и сделался более учтивым. - Если у вас нет кого-то на примете, буду рад послужить вам в качестве агента - за скромное вознаграждение, разумеется. Панит посмотрел на него, как на своего брата-рыбака. - Я сам себе выберу людей - ступай к своим тарелкам. Бармен от злости сжал кулаки и отошел к дальнему концу стойки, а Старик принялся оглядывать комнату. - Мне нужно два, может быть три человека для работы на полдня, - громко объявил он. - Медяк задатку и серебреник, когда дело будет сделано. Мечей и луков не надо - только топоры или дубинки. Я буду за, дверью. - Почему ты собираешься говорить с ними снаружи? - спросил Хорт, выходя вслед за отцом на улицу. - Хочу посмотреть, кого нанимаю, - объяснил Старик. - Ни черта не могу разглядеть там внутри. Остаток дня они занимались отбором претендентов. К вечеру из небольшой кучки желающих были выбраны три здоровяка. Солнце уже погружалось в горизонт, когда Панит вручил последнему наемнику медную монету и повернулся к сыну. - Вот и все, что мы можем сделать сегодня, - сказал он. - Теперь можешь бежать к своим приятелям. Я позабочусь о ловушке. - Ты не собираешься рассказать мне о своих планах? - взмолился Хорт. - Да я и сам еще не все до конца продумал, - признался Старик, - но если хочешь посмотреть, что получится, приходи в док завтра на рассвете. Увидим, насколько умна эта тварь. В отличие от предыдущего дня Хорт пришел к пристани задолго до восхода солнца. Когда серый предутренний свет только начал рассеивать ночь, он уже нетерпеливо мерял шагами причал, стараясь спастись от промозглого утреннего холода. Густой туман висел над морем, придавая ему призрачный, потусторонний облик, и это обстоятельство только укрепляло страхи Хорта, который изнемогал от тревоги за отсутствующего отца. Сумасшедший старик! Почему он не может жить как другие рыбаки? Почему взялся в одиночку разгадывать тайну морского чудовища? Зная, что лучший способ избавиться от холода - это движение, он решил пока спустить на воду лодку. Старик придет, а лодка уже готова к отплытию. Он бодро зашагал к пристани, но вдруг замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Лодки не было. Неужели воры Санктуария решили распространить свою деятельность и на территорию верфи? Вряд ли. Кто купит краденую лодку? Рыбаки знали имущество друг друга не хуже своего собственного. Мог ли Старик уже отплыть? Невозможно: чтобы отчалить до того, как Хорт пришел в доки, Панит должен был спустить лодку глубокой ночью - а в этих водах, с этим монстром... - Эй, ты! Хорт обернулся и увидел троих наемников, спускающихся к пирсу. Жутковатая была компания, особенно в предрассветном сумраке, да с дубинками - они выглядели как сами посланники Смерти. - Мы здесь, - объявил предводитель троицы, перебрасывая свой боевой топор на плечо, - хотя ни один цивилизованный человек не станет драться в такой час. Где старикан, который нас нанял? - Не знаю, - признался Хорт, отступая назад от свирепой команды. - Он велел мне ждать его здесь, так же, как и вам. - Отлично, - сказал, главарь, - мы пришли, как и обещали. Медяки наши - небольшая плата за розыгрыш. Скажи своему старику, когда увидишь его, что мы пошли спать. - Не торопитесь, - Хорт сам удивился своей отчаянной храбрости. - Я знаю Старика всю свою жизнь, и он кто угодно, только не шутник. Если он заплатил вам за то, чтобы вы были здесь, значит, вы понадобитесь. Или вам не нужен тот серебреник, который идет в придачу к медяку? Громилы колебались, переглядываясь в темноте. - Хорт! - к ним спешил Терси. - Что происходит? Зачем здесь эти головорезы? - Их Старик нанял, - объяснил Хорт. - Ты его видел? - Не видел со вчерашнего вечера, - ответил долговязый рыбак. - Вчера зашел ко мне и велел передать тебе вот это, - он положил три серебряных монеты в ладонь юноши. - Еще он сказал, что, если не вернется до полудня, ты должен расплатиться с людьми. - Вот видите! - крикнул Хорт наемникам, потрясая кулаком с зажатыми монетами. - Вам заплатят в полдень, не раньше. Так что придется вам подождать вместе с нами. - Обернувшись к Терси, он понизил голос до конспиративного шепота. - Старик еще что-нибудь говорил? - Только то, что я должен взять свою самую крепкую сеть, - пожал плечами Терси. - Да что все-таки происходит? - Он хочет попытаться поймать чудовище, - объяснил Хорт, ибо планы Старика внезапно стали ему ясны. - Когда я пришел сюда, лодки уже не было. - Чудовище, - заморгал Терси. - Старик в одиночку поплыл за чудовищем? - Не думаю. Я здесь был задолго до рассвета. Нет, даже Старик не способен спустить лодку в темноте, да еще когда этот монстр в море. Он, наверное... - Смотри! Вон он! Солнце наконец поднялось над горизонтом, и с его первыми лучами туман начал таять. В сотне ярдов от берега приплясывала на волнах маленькая лодка, в ней можно было разглядеть Старика, бешено работающего веслами. Внезапно у них на глазах он бросил весла, терпеливо ожидая чего-то. Лодка снова начала дергаться из стороны в сторону, словно подталкиваемая невидимой рукой, и Старик опять налег на весла. - Он поймал его! Поймал монстра! - завопил Терси, подпрыгивая не тост восторга, не то от ужаса. - Нет! - решительно возразил Хорт, вглядываясь в далекую лодку. - Еще не поймал. Он ведет его, заманивая на мелководье. Теперь ему все стало ясно. Металлическая ловушка! Монстр повадился разорять стариковы ловушки, теперь Панит приманил его такой, которую зверь не сможет сломать. И вот он ведет неизвестное создание к берегу, дразня его ловушкой, как ребенок дразнит котенка бантиком на шнурке. Разница в том, что этот "котенок" - неведомая, смертоносная тварь, которая запросто может откусить руку, держащую шнурок. - Быстро, Терси, - приказал Хорт, - тащи свою сеть! Зверь не полезет за ним на берег. Долговязый рыбак оцепенел, утонув в собственных мыслях. - Выловить чудовище сетью? - пробормотал он. - Мне нужна помощь, да, помощь... ПОМОГИТЕ! - и с громкими воплями он помчался к рыбацким хижинами погруженным в сон. Это был не Лабиринт, где взывать о помощи бесполезно. Двери открывались и рыбаки, протирая глаза, выбегали на-пристань. - Что случилось? - Что за шум? - СПУСКАЙТЕ ЛОДКИ! СТАРИК ПОЙМАЛ ЧУДОВИЩЕ! - Чудовище? - Скорее, Илак. - Старик поймал чудовище! - крик передавался от хижины к хижине. Они копошились вокруг лодок, как обитатели потревоженного муравейника: у Харон отвисшие груди хлопали под ночной сорочкой, которую она не успела переодеть; Омат, чья изуродованная рука болталась как плеть, пока он ловко толкал лодку здоровой; и впереди всех Терси, он уже стоял в своей маленькой лодке, отдавая приказы остальным. Хорт не делал попыток присоединиться к ним. Они были рыбаками и знали свое дело куда лучше, чем он. Как вкопанный стоял он на пристани, потрясенный мужеством своего отца. Мысленным взором он видел то, что видел Старик: сидя в маленькой лодке в кромешной темноте ночного моря, ожидая первого рывка каната - а потом отчаянная, рвущая мышцы спины гребля в попытке отбуксировать металлическую ловушку к берегу. Это нужно было делать очень осторожно, чтобы невидимая тварь не потеряла из виду ловушку. Темнота была таким же врагом Старика, как и монстр; она грозила потерей ориентации, да еще этот туман! Слепящее облако, обволакивающее со всех сторон. И все же Старик совершил это, и теперь монстр вот-вот попадет в ловушку собственных жертв. Уже были раскинуты крепкие сети, образующие преграду между таинственным зверем, преследующим Старика, и открытым морем позади него. Когда лодки с обоих концов натянувшейся сети начали продвигаться к берегу. Старик выровнял гребки и поплыл к причалу... но он был в полном изнеможении. Хорту было заметно то, чего никто не видел. - Туда! - закричала Хорт наемникам, показывая на линию прибоя. - Вот туда они его подтащат! Давайте! Он проводил их глазами. Скорее слухом, чем зрением, он уловил, что добыча попалась в сети; радостные крики раздавались над маленькими лодками. Он зашел по пояс в воду, поджидая лодку Старика на мелководье. Ухватившись за нос лодки, Хорт вытащил ее на берег, словно игрушку, в то время, как отец обессиленно согнулся между веслами. - Ловушка, - просипел Старик, тяжело дыша, - вытяни ее, пока она не запуталась в сетях у этих дураков. Веревка была холодная и твердая, как проволока, но Хорт рывок за рывком вытягивал ловушку из глубины. Неудивительно, что она была полна ний, которые прыгали и серебрились в утреннем солнце. Недолго думая, Хорт подтащил ее к лодке и опорожнил в углубление для рыбы. Все лодки уже были на берегу, а вода На мелководье бурлила и пенилась вокруг сети. - На что это похоже? - прохрипел Старик; он едва мог поднять голову. - Что это за чудовище? - Похоже на огромного краба, - объявил Хорт, вытягивая шею. Наемники уже добрались до него. Действительно, отогнав толпу, они зашли в воду и дубасили паукообразное чудище топорами и дубинками. - Я так и думал, - кивнул Старик. - На ловушках не было следов зубов. Сбежал от какого-то проклятого колдуна, - добавил он. Хорт кивнул. Теперь, когда он разглядел монстра, ему вспомнились слухи, время от времени появлявшиеся в городе. Пурпурный Маг держал огромных крабов, которые сторожили его жилище на реке Белая Лошадь. Говорили также, что сам он умер, его погубило собственное колдовство. Краб подтверждал эти слухи; должно быть, животное уплыло по реке в море, когда его перестали кормить. - Чей это улов? Хорт обернулся и увидел двоих стражников, стоящих прямо за его спиной. Одновременно он увидел толпу горожан, заполнившую близлежащие улицы. - Общий, - заявил Старик; похоже, к нему вернулись силы. - Это они поймали. Или кто-то из них. Может, Терси - сеть-то его. - Нет, Старик, - возразил Терси, подходя к ним. - Это твой улов. Никто на верфи не станет этого отрицать, и уж во всяком случае не я. Это ты поймал. Мы только подтащили его сетями и баграми к берегу после битвы. - Значит, это твой улов, - решил стражник, оборачиваясь к Старику. - Что ты собираешься с ним делать? Хорт внезапно испугался, не хотят ли эти солдаты оштрафовать отца за то, что он вытащил краба на берег; они могут назвать это нарушением общественного спокойствия или еще как-то. Он сжал руку Старика, но разве мог он удержать отца? - Да не знаю, - пожал плечами Панит. - Если бы в городе еще был цирк, продал бы им. Для еды продать не могу - мясо может быть ядовитое, и сам есть не стану. - Я куплю его, - объявил стражник ко всеобщему удивлению. - Принц любит всякую небывальщину. Если краб ядовитый, им будет о чем поговорить за столом с Императором. Даю тебе за него пять серебреников. - Пять? Десять - времена-то тяжелые; да я еще Джабалу заложил свое место на верфи, - начал торговаться Старик, оказывая стражникам не больше почтения, чем работорговцу. При упоминании имени бывшего гладиатора высокий стражник нахмурился, а его смуглый Напарник шумно втянул воздух сквозь зубы. - Джабал? - пробормотал высокий, расстегивая кошелек. - Получай свои десять серебреников, рыбак, и золотой в придачу. За такую работу человек заслуживает больше, чем расписка работорговца. - Спасибочки, - поклонился Панит, принимая деньги. - Следите хорошенько за болотами; этих крабов должно быть не меньше десятка. Загоните их на сушу, и Китти-Кэт будет питаться ими целый месяц. - Спасибо за информацию, - поморщился стражник. - Мы весь гарнизон поднимем на это дело. - Неплохой сегодня улов, - крякнул Старик, когда стражники ушли, - и ния в придачу. Пошлю парочку в подарок кузнецу и С'данзо, да еще ловушек закажу. - Он кивнул сыну. - Ну вот, - подбросил монету на ладони и поймал, - это тебе, в придачу к главному подарку. - Главному подарку? - нахмурился Хорт. Улыбка сползла с лица Старика, словно маска. - Разумеется, - проскрипел он. - Как ты думаешь, зачем я все это затеял? - Ради других рыбаков? - предположил Хорт. - Чтобы очистить акваторию? - Не-е, - Панит покачал головой. - Главным образом, это был мой подарок тебе; я хотел показать тебе, что такое гордость. - Гордость? - потрясение откликнулся Хорт. - Ты рисковал жизнью, чтобы я гордился тобой? Да я всегда тобой гордился! Ты лучший рыбак в Санктуарии! - Дурак! - взорвался Старик, вскакивая на ноги. - Плевать, что ты думаешь обо мне; главное - что ты сам о себе думаешь! - Не понимаю, - прошептал сын. - Ты хочешь, чтобы я был рыбаком, как ты? - Нет, нет, нет! - Старик повернулся и зашагал прочь, потом обернулся и сердито посмотрел на юношу. - Я всегда говорил - не каждому быть рыбаком. Не стал рыбаком - стань хоть кем-нибудь, чем-нибудь, и гордись этим. Не будь перекати-полем. Выбери себе дорогу и иди по ней. У тебя язык хорошо подвешен - стань менестрелем или даже сказителем, как Хаким. - Хаким? - изумился Хорт. - Да ведь он нищий. - Он здесь живет. Он хороший сказитель; его богатство - его гордость. Что бы ты ни делал, куда бы ни отправился - храни свою гордость. Будешь порядочным человеком - везде тебе будет дом. Прими, сынок, мой подарок: это всего-навсего совет, но без него ты будешь беднее. - Он бросил золотую монету в песок возле ног Хорта и зашагал прочь. Хорт подобрал монету и проводил глазами Старика. - Прошу прощения, молодой господин, - вдоль берега ковылял старый Хаким, бешено размахивая руками. - Это был Старик - тот, кто поймал монстра? - Да, это он, - ответил Хорт, - только я думаю, сейчас не время разговаривать с ним. - А вы с ним знакомы? - спросил сказитель, хватая Хорта за руку. - Вы знаете, что здесь произошло? Я заплачу вам пять медяков за рассказ. - Он был нищим, но, судя по всему, не голодал. - Оставь деньги себе, Хаким, - пробормотал юноша, оглядывая опустевший берег. - Я расскажу тебе эту историю. - А? - Да, - Хорт улыбнулся, подкинул монету в воздух, поймал и положил в карман. - Более того, я закажу тебе чашу вина в придачу к истории, но при условии, что ты научишь меня, как ее рассказывать. Эндрю ОФФУТ. ВИВИСЕКТОР 1 Губернаторский дворец венчал минарет, чей маленький купол напоминал луковку, а похожий на иглу золотой шпиль взмывал вверх, стремясь пронзить небо. Ветер трепал треугольный флажок с девизом Империи Рэнке. Внизу купол был окружен стеной, похожей на разверстую пасть травоядного. Усеянная амбразурами стена не сулила ничего хорошего тем, кто вздумал бы напасть на дворец. В бойницах меж зубцов стены располагались лучники, а в случае нападения всегда были наготове сосуды с кипящим маслом. Высокая стена надменно и кичливо взирала на местность, выказывая имперское могущество. Даже если бы кто-то сумел забраться на верхушку располагавшейся через улицу стены зернохранилища, то и тогда он не смог бы зацепить крюк за стену дворца губернатора, столь высоко вздымалась она к небу. Но что не сделает крюк, доступно стреле. Однажды ночью, когда луна над Санктуарием напоминала не круглую белую девичью грудь, а крохотный полумесяц, не похожий даже на лезвие косы, в тишине прозвенела тетива. К флажку на шпиле Губернаторского дворца устремилась стрела, за которой, подобно нити, вытканной неутомимым пауком или уносимой ветром гусеничной пряди, тянулся шелковый шнур, столь тонкий, что был почти невидим. Стрелок промахнулся и ему стоило немалого труда вернуть шнур со стрелой обратно. Скорее ругаясь, чем вознося небу молитвы, стрелок прицелился снова. Слегка приподняв лук, он поднес его к щеке и аккуратно, почти нежно отпустил тетиву. Стрела, вновь взмыла в небо, вытягивая шелковую нить, серебряную в бледном свете полумесяца. И впрямь, эта ночь была скорее ответом на проклятья, нежели на мольбы, что было вполне в духе осторожного и внимательного Санктуария, который прозвали "_М_и_р_о_м _в_о_р_о_в_". Пролетев мимо флажка, стрелу повело назад, ибо шнур закончился, и потащил ее вниз. По пути стрела вместе со шнуром обвилась вокруг флажка раз, другой... четвертый. Лучник что было сил тянул шелковую нить, стоившую ему парочки подвесок, сделанных из золота и украшенных аметистом и хризопразом из.... впрочем, какое это имеет значение. Лучник продолжал тянуть за упругую нить, затягивая ее вокруг шпиля со стрелой в качестве крепления. Вокруг все стихло. Ночную тишь прорезал лишь одинокий стон голубя; никто в Санктуарии не подумал, что этот печальный вскрик может предвещать дождь. Только не здесь и не в это время года. Крепко взявшись за шнур, незнакомец поджал ноги, чтобы проверить прочность шелка. Тонкая упругая нить недвижно и невидимо висела среди едва светлевшего небосвода. Блеснули в улыбке зубы. Стоявший на вершине зернохранилища прямо напротив дворца лучник выделялся копной волос, которая была чернее ночи, а глаза под густыми бровями едва не сходились над орлиным носом. Собрав снаряжение, незнакомец поправил одежду, тяжело вздохнул, откашлялся что было сил и подошел к самому краю стены, держась за веревку. Произнеся что-то подобное молитве, он бросился вниз. Улица под ним была широка настолько, что несколько фургонов в ряд могли двигаться по ней, а впереди уже вздымалась горой крепостная стена. Прижав ноги к груди, незнакомец врезался в громаду стены с такой силой, что его зубы клацнули, а мольбы в голове переросли в проклятая. Ни ноги, ни шелковый шнур не пострадали, не говоря уж о каменной стене, выложенной из камня в четыре фута толщиной. Качаясь на шнуре, незнакомец двинулся вверх, перебирая руками и ногами. Он вытягивал свое тело по стене, взбираясь по превосходно выложенной кладке, двигаясь на волосок от гибели, ибо такова будет расплата, поскользнись он. Улица осталась далеко внизу и исчезала во тьме с каждым шагом. Он не принимал смерть в расчет, поскольку всегда был уверен в своих силах. Незнакомец не был могучим воином, да и как лучник многим уступил бы в стрельбе, зато на его стороне были все преимущества юности: стройность, гибкость и сила. Он был умелым и искушенным вором. Не какой-то там карманник, уличный грабитель или хулиган, а настоящий вор. Взломщик. Немного достойных соперников нашлось бы ему в умении карабкаться по стенам и проникать в высокие окна. Одежда и обувь были подобраны под цвет ночи, цвет теней, с которыми он давно уже свел дружбу. Вор не скользил, он поднимался вверх и вскоре уже достиг верха широкой стены Губернаторского дворца Санктуария. Уверенным движением скользнул в бойницу меж двух башенных зубцов и оказался среди привычных ему теней. Теперь вор внимательно изучал сам дворец, дворец, в котором жил златовласый Принц, которого прислали из Рэнке, чтобы он управлял (а вернее, попытался справиться) Санктуарием. Вор улыбнулся, не разжимая губ. Во дворце служили не охранники, а сущие дьяволы: зубы у молодых людей блестят даже при самом слабом свете луны, так что такая предосторожность была не лишней. Незнакомец прожил на этом свете всего около двух десятков лет и не мог сказать точно, девятнадцать ему, двадцать или немногим больше. В этом сумасшедшем доме, который завоеватели-рэнканцы окрестили "Миром воров", никто не мог сказать наверняка, сколько же ему лет. Возможно, что это знала его мать, но уж точно не отец, которого он никогда не видел, да и мать знала его лишь мимоходом, ибо наш герой был незаконнорожденным, что зачастую проявлялось в его натуре. Да и кто мог сказать, где сейчас его мать и кем она стала. Внизу, обнесенные стеной, располагались разные хозяйственные постройки, двор размером с широкую улицу, где уместилось бы целое поселение, а также казармы для гвардии. Наискосок возвышался дворец, который хотя и был скрыт тенью, от этого казался лишь более величественным. Однажды вор уже вломился во дворец, хотя, сказать по правде, он смог тайно проникнуть туда, незаметный для всех, потому что ему помогли, оставив незапертыми ворота и неприкрытой дверь. Проникнуть в цитадель таким образом было куда легче и проще, нежели сейчас, вот только тот, кто открыл ему ворота, уже был повергнут в прах распоряжением губернатора на глазах изумленной толпы, а Вор продолжал свой жизненный путь. Вообще говоря. Принц-губернатор Кадакитис вовсе не был врагом этого юноши, жившего среди теней в другой части города. Вор оказал рэнканскому Принцу две важные услуги. За что получил награду, хотя и не такую, после которой можно было уйти на покой до конца своих дней. Сейчас, стоя под слабым светом маленького полумесяца, вор по-прежнему держал в своих руках тонкий шнур, который уходил вверх, к флажку на шпиле. Веревка оставалась тугой, а он вынужден был по-прежнему полагаться на ее прочность, иначе просто разобьется о камни, словно зрелый гранат, насыщенный мякотью и красным соком. Еще раз потянув веревку, незнакомец подергал ее, как следует обвязался, еще раз подергал, потянул на себя, вздохнул и ринулся со стены в новый полет. Внутри все точно оборвалось, но голова осталась в ясном рассудке. Мягкие, подбитые подковами ботинки ударились о вторую стену из тесаного камня. Удар оказался сильным, и вор едва удержался, чтобы не застонать. Осторожно полез вверх. - Ты что-нибудь слышал, Фракс? - послышался голос, напоминавший скрип саней по твердой земле. Не по камню или песку, а именно по сухой земле. Послышалось неясное бормотание. - Фракс, я спросил тебя, не слышал ли ты чего-нибудь? Воцарилась тишина. При первых же звуках голосов вор застыл, едва успев подняться над дворцом на половину своего тела. - Хм-м, я кое-что слышал, Портер. Я слышал, как она сказала мне: "О, дорогой мой Фракс, ты у меня самый лучший. Теперь расслабься немного, дорогой ты мой", - и в этот момент ты разбудил меня, негодник. - Нам полагается нести караул, а не спать. К черту, Фракс, кто она? - Не собираюсь ничего отвечать, к тому же я ничего не слышал. Да и кого ты хочешь услышать? Армию жителей с Подветренной стороны, решивших собраться под неприступными стенами? А может, ты ждешь, пока кто-то прилетит верхом на филине? Портер слегка вздрогнул: - Не говори об этом. Нынешней ночью и так темно и страшно. - Какая глупость, - заметил назидательно Фракс, с тяжелым вздохом роняя голову обратно на колени. Пока воины лениво разговаривали, вор успел взобраться на стену. Он вскарабкался бесшумно, но эти идиоты готовы всполошиться даже при звуке хруста пальцев. Найдя еще одну бойницу, вор скользнул в защитную галерею, которая располагалась вдоль верха дворца под куполом и шпилем, который вздымался над внешней стеной. "Тоже мне - серьезные охранники, - подумал презрительно юноша, - услышали какой-то шум и всполошились". Он покачал головой. Идиоты! Будь у него время, стоило бы поучить кое-чему этих дубиноголовых солдат - тому, как правильно нести караул. В городах, подобных Санктуарию, горожане были осведомлены о мерах безопасности лучше, чем дворцовая охрана. Когда ты думаешь, что услышал какой-то звук, брось все дела, замри на месте и слушай. Затем нужно немного пошуметь, чтобы выказать свою беззаботность, и застыть, чтобы уловить новое движение нарушителя спокойствия. Из тени в тень вор двигался вдоль галереи, окруженной зубчатой стеной под сводом купола. Прошагав немного, он услышал шаркающие шаги и скрежет по камням пики неосторожного часового. Вор остановился, прижался к стене и лег ничком напротив вздымавшихся над галереей зубцов. Две тени слились воедино. Пробежавший по плечу и щеке паук запутался в густой шевелюре и принялся отчаянно выбираться наружу. Паук был противным, но вор не мог позволить себе даже малейшего движения. Впрочем, если мысленные проклятья и имеют какую-либо силу, то паук не жилец на этом свете. Мимо, шаркая ногами и волоча по камням пику, продефилировал часовой. Вор услышал, как тот зевнул. Тише, думал про себя вор, тише. Как все-таки здорово, когда часовые ходят и поднимают шум, а не стоят на месте и слушают. Часовой зашагал налево по периметру стены, а вор заскользил направо, к северной стороне. На правой руке его виднелся сделанный из кожи и меди напульсник, а на запястье левой - браслет из черной кожи. В каждом из них таился несущий смерть метательный нож из отливавшей синевой стали. Еще один клинок был спрятан в левом ботинке, а ножны и рукоять на поясе служили лишь для декорации. Другого оружия видно не было. Собираясь на дело, вор не взял с собой ни меча, ни топора, а лук остался у подножия зернохранилища. Остановившись, вор укрылся в неглубокой нише, напряженно глядя в темноту. Точно, чуть поодаль вздымался шпиль храма Святой Вечной Девственницы Аллестины. Бедняжка, подумал про себя вор. Это был первый ориентир, который он так долго выбирал для себя нынешним днем. Вор вовсе не собирался проникать во дворец через первое попавшееся окно. Напротив, он точно знал, куда следует направить свои стопы. Вытащить обратно стрелу и шнур оказалось в стократ труднее, чем он думал. Юноша молча испускал проклятья. Десять раз затяни веревку, попробуй повисеть на ней, и то она может развязаться, а здесь стрела и обвившийся вокруг проклятого шпиля шнур тоньше пальца, который никак не может высвободиться. Промучившись с проклятьями несколько минут, вор все же сумел ценой невероятных усилий ослабить захват и высвободить стрелу, которая скользнула было вниз, но столкнувшись с? шнуром, дважды обвилась вокруг шпиля. Текли заполненные тяжелым дыханием и новыми попытками сбросить петлю минуты. В конце концов, стрела освободилась из объятий флажка и шпиля, устремилась к землей упала со звуком, который показался вору ударом грома в ясный день. Сонные часовые не слышат грома, подумал вор и принялся вытягивать шнур со стрелой. Согнувшись, он вытащил из искусно прилаженного к спине мешочка два цилиндрических куска твердого дерева, стянутые черной тканью. Отсоединив стрелу, вор привязал шнур к дереву и замер, прислушиваясь к ночной тиши. Мимо с гулом прожужжала неутомимая муха, но искушенное ухо вора не уловило звуков, могущих вызвать тревогу. Поднявшись, вор зашагал по периметру дворца, вступив в узкий проход меж куполом и зубчатой стеной. Двигаясь с кошачьей проворностью, которая могла бы испугать стороннего наблюдателя, вор достиг второго ориентира, который виднелся вдали меж двух бойниц. Пурпурно-черная вершина холма Джулавейна. Не разжимая губ, вор улыбнулся. Амбразура на глазах превратилась в лебедку при помощи двух специально принесенных для этой цели контейнеров, которые должны удержать шелковую нить, не позволив камню перетереть ее. Положив конец шнура себе на колени, вор замер, ожидая, пока мимо пройдет часовой. Теперь стражник уже не вздымал торжественно пику и не пытался прогонять сон. От страшного скрежета древка копья о камни у вора невольно сжались зубы. Лучше бы он где-нибудь ее бросил! Наступила мертвая тишина, довериться которой сразу вор не решился, решив подождать еще. В конце концов он осторожно подобрался к краю бойницы и, повернувшись, стал медленно, бесшумно спускаться вниз, пока не добрался до окна, выполненного в форме звезды. Такое архитектурное решение отвечало не только эстетической потребности, но еще и служило дополнительной преградой для любителей поживиться за чужой счет. Вор перевернулся вниз головой, удерживая шнур неимоверным усилием рук, чтобы сверху заглянуть внутрь. Кровь прилила к голове, пока юноша не рассмотрел убранство и убедился, что никого нет. Улыбаясь, Ганс скользнул внутрь и прыгнул в спальню Его Императорского Высочества Кадакитиса. Принца-губернатора Санктуария. Он добился своего, и это при том, что на сей раз без всякой помощи. Он сумел взять штурмом стену, перехитрить часовых, попасть во дворец и не просто в одну из комнат, а в потайные апартаменты Его Высочества Принца-губернатора! "Что ж, господин Принц, вы пожелали увидеть тень, так она уже пришла и ждет вас!" - вор отпустил шелковую нить и снял перчатки. К счастью, сегодня в спальне не было ни одной из подружек молодого господина. Ганс едва сдерживался, чтобы не захохотать от радости. - Одна красивая девушка оставила кое-что для тебя, Ганс, - сообщила ему ясновидящая по имени Лунный Цветок. - Она получила это от кого-то другого вместе с монетой за услуги, кто, в свою очередь, получил это от кого-то еще. Ганс недоуменно свел иссиня-черные брови и заложил мизинец за ремень из шагреневой кожи, который он носил под ярко-красным поясом. На ремне висел кинжал, а ибарский клинок длиной с руку свисал сбоку. - Это ты... _в_и_д_е_л_а_, Лунный Цветок? Гадалка, эта полная женщина, чье тело занимало две подушки на широком стуле, улыбнулась ему в ответ. Гансу никогда не приходило в голову насколько несуразно данное ей имя, а самой ясновидящей молодой вор виделся красивым молодым человеком, хотя больше никто этого мнения не разделял. - Ну уж нет, - лукаво ответила Лунный Цветок, - мне нет нужды накликать неприятности на свою голову. Ты знаешь, что я вижу суть. - Естественно, я это знаю и понимаю, - сообщил Ганс этой низенькой женщине, буквально тонувшей в нескольких разного цвета юбках. - Я знаю, что на этот раз ты скажешь мне, каким образом узнала об этом. Лунный Цветок показала на запечатанный воском грецкий-орех, который она беззаботно крутила в левой руке: - Несносный мальчишка, ты же прекрасно меня знаешь! Понюхай. Вновь недоуменно сведя брови, Ганс поднес орех к самому носу. Он вытаращил глаза: - А, вот в чем дело! Духи, и очень хорошие. Жизнь, на мой взгляд, дает счастливый поворот одной настоящей кудеснице из Санктуария. - Ты же знаешь, что я не пользуюсь такими притираниями, - возразила женщина, не преминув бросить на Ганса лукавый взгляд. - Теперь я об этом узнал, - шутливо ответил Ганс, чье лицо в солнечных лучах казалось непринужденным и сообразительным, - потому что ты мне сказала. Итак, орех передала тебе богато одетая девушка, которая пользуется дорогими духами. Уверен, что этот драгоценный орешек помещался у нее на груди. Гадалка подняла вверх палец: - Точно! В том-то все и дело. Я не пользуюсь такими духами, а девушка, которая принесла мне орех, вообще не пользуется парфюмерией. - О, Цветок, гордость С'данзо и Санктуария. Хвала Ильсу, если бы наш губернатор узнал про твою гениальность, он выгнал бы из судей старого шарлатана и облачил бы в мантию тебя, и только тебя! Итак, благодаря духам мы знаем, что существует некая третья женщина, которая отдала монету и орех одной, чтобы та передала это тебе, а ты отдала мне. - Ганс покачал головой. - Что за игра в прятки! Но почему ты полагаешь, что этой девушке орех передал кто-то другой? Давай начнем с этого. - Я видела монету, - заметила Лунный Цветок, выгнув шею и готовая то ли рвануться к двери, то ли со всего маху прыгнуть в седло и дать шпоры коню. - Она что, тоже чем-то пахла? Гадалка рассмеялась: - Ах, Ганс, Ганс, я знаю это. Едва ты раскроешь орех, как сам во всем убедишься. Наверняка внутри скорлупы таится послание от того, кто не хотел бы, чтобы кто-либо пронюхал о том, что оно для тебя. - Он? - Хочешь пари? Ганс по кличке Заложник Теней выхватил из ее рук орех, в притворном ужасе закатив глаза и схватившись в трагическом жесте за кошелек. - Испытывать твою мудрость? Никогда! Никто не может обвинить меня в глупости. - "_П_о_ч_т_и _н_и_к_т_о_", - добавил мысленно Ганс, припомнив лицо этого странного здоровяка Темпуса - цербера - Темпуса... который... - Бери с собой орех и открой его подальше от нескромных глаз. Ты загородил меня от клиентов! Убедившись, что рядом никого нет, Ганс утвердительно кивнул и продавил пальцем коричневатую печать на скорлупе. Он знал, что гадалке не понравится такой оборот дела и Лунный Цветок ждет от Ганса большей осторожности, но вор прекрасно понимал, что делает. Простой жест и ничего больше. Вытащив листок белой бумаги, Ганс, не разворачивая, немедленно перепрятал его в кармашек на поясе. Закрыв скорлупу и попытавшись придать печати прежний вид, вор передал орешек гадалке С'данзо, которая не раз уже доказывала делом свое умение. - Для Мигни, - произнес Ганс, пытаясь изобразить смущение, - чтобы она надушила одежду... или что-то еще. На полном лице ясновидящей на миг отразилось недовольство, ибо ее большеглазая дочь оказывала знаки внимания этому опасному юноше с Подветренной стороны и чьи доходы ни от кого не были секретом. Затем она улыбнулась и взяла пахучий орех. Он быстро исчез в огромном кошельке под шалью, который она звала дарохранительницей. - Ты очень мил, Ганс. Я обязательно передам ей скорлупу. Ну, а теперь иди и прочти послание. Возможно, что некая высокородная дама желает вступить в связь с таким красивым мальчиком! Юный бродяга по кличке Заложник Теней покинул гадалку. Улыбка и приятное выражение исчезли с лица, уступив место важности Мрсевадского бойцового петуха. Такое лицо и важная поступь были элементами созданного им образа, который никто не принял бы за вынужденную беззащитность. Слова С'данзо не вызывали у него приятных эмоций. Ганс прекрасно отдавал себе отчет в том, что он далеко не красив, да и расточкам не вышел - не выше среднего, а губы, которые некоторым казались чувственными, по мнению самого Ганса, были чересчур большими. Главным на свете для него было его собственное я. Кличка, которую ему дали, воспринималась вором нормально, ибо в свое время его наставник Каджет-Клятвенник объяснил ему, что кличку иметь хорошо, пускай даже такую, как у самого Каджета. Ганс - всего-навсего имя, а в слове "_Ш_е_д_о_у_с_п_а_н_" слышалось нечто загадочное, таинственное и даже зловещее. Покинув Лунный Цветок, Ганс предался воспоминаниям о том, как однажды имел интрижку с красавицей. Она не была высокородной, несмотря на то, что жила во дворце и носила богатые одежды. При всем своем эгоизме и жадности, Ганс был тронут ее вниманием, лишь позднее уразумев, что ее интересовал вовсе не он. Девушка вместе с другим заговорщиком оказались агентами кого-то из Рэнке, возможно, даже самого Императора, который приревновал или невзлюбил добродушного Кадакитиса. Так или иначе, злодеи замышляли опорочить доброе имя нового Принца-губернатора, которого меж собой все называли "Китти-Кэт". Они остановили выбор на Гансе, который недолго и впрямь служил орудием их планов, участвуя в заговоре. Но все это исчезло как дым, и ныне Ганс вышел от пророчицы и двинулся вдоль по улице, демонстративно накинув капюшон и показав оружие. Тихо бормоча проклятья, люди сходили с узкого тротуара, давая ему дорогу, уверенные в глубине души, что сделают так опять, если понадобится. От скрытых под капюшоном глаз до сверкающих ножей Ганс был "ПРИЯТЕН, КАК ПОДАГРА ИЛИ ВОДЯНКА", как пошутил однажды некий торговец. Он продолжал жить, в то время как милая заговорщица и ее сообщник из числа церберов уже исчезли с лица земли. Более того, Кадакитис был благодарен ему тогда, а ныне, как обнаружил к своему глубокому удивлению Ганс, добравшись до своей комнаты. Принц-губернатор прислал ему письмо. Печать и подпись были знакомы Гансу по другим документам. Поскольку Принц Кадакитис знал, что вор неграмотен, на листке дорогой бумаги помещались не слова, а рисунки. Печать губернатора с исходящей рукой указывала на темное пятно, напоминавшее человеческую тень. Под ними были нарисованы неясные пятнышки, похожие на кусочки репы, от которых вверх поднимались лучи. Шедоуспан на минуту задумался, но вскоре согласно кивнул. Принц-губернатор желает, чтобы я нанес ему визит и обещает награду, вот эти сверкающие монеты. Он запечатал послание в ореховой скорлупе и передал его одной из наложниц в гареме, четко поставив задачу. Никто не должен видеть, - что вор поучил послание от губернатора, иначе имя Ганса станет Чумой и он будет подвергнут остракизму. Так что девушка нашла кого-то еще - другую - отдала ей монету и орех с наказом передать это Лунному Цветку для Ганса. Девушка именно так и поступила, не пытаясь открыть скорлупу в надежде заполучить больше, нежели одна монета! Ну что ж, чудеса случались и раньше, улыбнулся Ганс, уставившись на странное послание. Если бы она раскрыла орех, то скорее всего выкинула бы его. Может быть, нерв