етя Долгоруков. Дубельт. Bancal? Богомолов. Он самый. Ведь что несет, лоботряс. Вторую ногу переломить ему. Списочек показывал с пушкинского стихотворения. Дубельт. Брюлловская картина? Богомолов. Точно так. (Подает бумагу.) Дубельт. Давно не читал стишков, благодарю вас. [Петр Петрович, мне одному надо остаться, у меня тут...] Богомолов. [Слушаю-с, слушаю-с, ваше превосходительство!] Не смею беспокоить. (Идет.) Дубельт (вслед). Петр Петрович, деньжонок не надобно ли? Прошлый месяц не брали. Богомолов. Покорнейше благодарю, Леонтий Васильевич. Рубликов двести, двести пятьдесят? Дубельт. А я вам триста, э! Для ровного счета, а? Вы скажите Павлу Максимовичу, что я распорядился. Богомолов. Имею честь, ваше превосходительство! (Уходит.) По уходе Богомолова Дубельт читает копию стихотворения, потом откладывает ее. Потом берется за копию письма к Геккерену, внимательно, жадно читает, думает, напевает сквозь зубы: "Буря мглою небо кроет...", свистит. Потом прислушивается, подходит к окну, становится настороженным, поправляет мундир и эполеты, садится за стол. Дверь в кабинет распахивается. Первым появляется жандарм, который останавливается у двери и вытягивается. Затем в дверь быстро входит Бенкендорф, делает знак глазами Дубельту, оттесняет жандарма, останавливается у дверей. Вслед за ним входит Николай. Он в шинели и в каске. Николай (Дубельту). Здравствуй! Дубельт (стоя). Здравия желаю, ваше величество! В штабе Корпуса жандармов, ваше императорское величество, все обстоит благополучно. Николай. Проезжали с графом. Вижу, у тебя огонек. Не помешал ли я тебе? Занимаешься? Дубельт (негромко). Пономарев, шинель! Николай сбрасывает на руки жандарму шинель, отдает каску. Тот выходит. Бенкендорф пододвигает Николаю кресло. Николай (садится. Потом Бенкендорфу). Садись. Бенкендорф садится. (Дубельту.) Садись, Леонтий Васильевич. Дубельт. Слушаю, ваше величество. (Остается стоять во время сцены.) Николай (оглядевшись). Стены покрасил? Дубельт. Так точно. Николай. А хорошо! Работаешь? Дубельт. Стихи читаю, ваше величество. Только что получил. Собирался его сиятельству докладывать. Николай. Докладывай. Я не буду мешать. Дубельт (Бенкендорфу). Бездельники и нарушители общественного спокойствия в списках распространяют. По поводу брюлловского распятия. (Читает.) ...Но у подножия теперь креста честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим - поставлены на месте жен святых - В ружье и кивере два грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? Или распятие - казенная поклажа, И вы боитеся воров или мышей? <...> Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ? (Подает листок Бенкендорфу.) Пауза. Николай. Прочти еще раз последние строки. Бенкендорф читает. Этот человек способен на все, исключая добра. Господи Вседержитель! Ты научи, как милостивым быть! Старый болван Жуковский! Вчера пристал ко мне и сравнивал его с Карамзиным! Как поворачивается у балаболки язык! Карамзин был святой жизни человек! А этот, этот!.. Казалось бы, не мальчик - отец семейства! Ох, мое долготерпение, только оно его и спасает. Не его жаль - его жену, хорошая женщина, семью жаль. Пусть ему совесть будет наказанием. Бенкендорф. Он этого не понимает, ваше величество. Николай. Что делает он в последнее время? Дубельт. В карты играет, ваше величество. Николай. И то дело для семейного человека. Продолжай, Леонтий Васильевич. {*} {* Здесь Булгаков делает ссылку на тетрадь с подготовительными материалами к пьесе, где есть текст Дубельта: "Дубельт. Помимо сего, ваше сиятельство, в последнее время получили распространение стишки, писанные уже лет пятнадцать тому назад". Впоследствии в тексте пьесы появилась сцена чтения эпиграммы, которую приписывали Пушкину: В России нет закона. Есть столб, а на столбе - корона.} Дубельт. Имею честь донести вашему сиятельству, что в столице в ближайшие дни я ожидаю дуэль каковой состоится не позднее после завтрашнего дня. Бенкендорф. Между кем и кем? Дубельт. Между двора его величества камер-юнкером Пушкиным и поручиком кавалергардского полка бароном Егором Осиповичем Геккереном Д'Антес. Сейчас мой шпион перехватил письмо Пушкина к барону Геккерену. Николай. Прочитай письмо. Дубельт. Осмелюсь сообщить - письмо неприличное. Николай. Прочитай письмо. Дубельт (Читает). "Господин барон, я принужден сознаться, что ваша роль неприлична. Вы - представитель коронованной главы - служите сводником вашему сыну. Подобно старой развратнице, вы подстерегаете мою жену, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына, и когда больной сифилисом он оставался дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней Я не желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания. Я не желаю, чтобы ваш сын осмеливался разговаривать с ней, так как он подлец и шалопай. Имею честь быть, господин барон, ваш покорный и послушный слуга Александр Пушкин". Пауза. Николай. Этот человек дурно кончит. Я говорю тебе, Александр Христофорович, он дурно кончит. Бенкендорф. Он бретер, ваше величество Николай. Были ли случаи нашептывания Геккереном? Бенкендорф. Леонтий Васильевич! Дубельт. Были, ваше величество. (Заглянув в бумаги.) И последний раз на балу у Воронцовой вчера. Николай. Это сводник! Посланник! Оба хороши! Пауза. Прости, Александр Христофорович, что такую обузу тебе дал. Ты истинный мученик. Бенкендорф. Таков мой долг, ваше величество! Николай. О, головорез! Ни о семье не думает, ни о том, что срамом покрывает должность, мундир! Позорной жизни человек! Ничем и никогда не смоет с себя пятна. И умрет не по-христиански! Время, время отмстит ему за эти стихи, за поруганную национальную честь. (Встает.) [Бенкендорф. Какие меры прикажете взять, ваше величество?] Николай. [Не потакать головорезам.] Предупредить дуэль. Обоих без промедления под суд! И впредь чтоб знали. Спокойной ночи! Не провожай, Леонтий Васильевич. (Встает, выходит.) Бенкендорф за ним. Дубельт один. Через некоторое время возвращается Бенкендорф, садится. Бенкендорф. Много в столице таких, которых вышвырнуть бы надо. Дубельт. Найдется. Бенкендорф. Хорошее сердце у императора! Дубельт. Золотое сердце! Бенкендорф. Как же быть с дуэлью? Пауза. Дубельт. Это как прикажете, ваше сиятельство? Бенкендорф. Поступите согласно монаршей воли. Извольте послать на предполагаемые места дуэли с тем, чтобы их накрыли на месте. [Арест.] Примите во внимание, место могут изменить. Дубельт. Понимаю, ваше сиятельство. Пауза. Бенкендорф. Д'Антес этот какой стрелок? Дубельт. Туз - пятнадцать шагов. Пауза. Бенкендорф. Императора жаль!.. Ах!.. Дубельт. Еще бы! Бенкендорф. Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы жандармы не ошиблись. А то поедут не туда... Дубельт. Помилуйте, ваше превосходительство! Бенкендорф. А то поедут не туда! Спокойной ночи, Леонтий Васильевич. (Уходит.) [Дубельт один. Внезапно дверь открывается. Примите меры, а то или не туда, или опоздают (Скрывается.)] Дубельт (один. Думает). Не туда... (Напевает; Буря мглою небо кроет... Не туда... Тебе-то хорошо говорить! (Звонит.) Дверь приоткрывается. (В дверь.) Павла Максимовича! Темно. КАРТИНА ПЯТАЯ Квартира Геккеренов. Комната в персидских коврах, стены в коврах и картинах великолепных мастеров. На [коврах] стенах - коллекция оружия. Дверь в столовую, в которой виден приготовленный для обеда стол и другая дверь. Геккерен во фраке со звездой сидит и слушает маленький музыкальный ящичек. Когда мелодия кончается, Геккерен звонит. Входит ливрейный слуга. Геккерен. Если приедет граф Строганов, проводите его прямо сюда. Слуга. Слушаю. (Выходит.) Через некоторое время дверь открывается и входит Дантес. Дантес. Добрый день, отец. Геккерен. Мой дорогой, здравствуй. Иди ко мне. Я давно тебя не видел. Соскучился по тебе. Дантес садится. Геккерен гладит его волосы. Отчего у тебя печальное лицо? Отчего ты не весел? Откройся мне. Зачем ты молчишь? Ведь ты знаешь, как я люблю тебя. Ты причиняешь мне боль. Дантес. У меня сплин. Вот уж третий день метель. Мне кажется, что если бы я прожил сто лет в этой стране, я не привык бы к этому климату. Летит снег. Все белое. Геккерен. Ты хандришь? Ай, это дурно! Мой мужественный мальчик! Хандра не идет к тебе. Дантес. Ужасная, белая, тяжелая, жестокая страна! Геккерен. А я привык. Я привык за эти четырнадцать лет. Я научился не смотреть в окно. Когда мне становится скучно, я ухожу сюда, запираюсь, любуюсь моими сокровищами. Послушай, какая музыка. (Пускает музыкальный ящик в ход.) Дантес. Мне скучно, отец! Геккерен. Зачем ты это сделал, Жорж? Как хорошо, как тихо мы жили вдвоем? Как в замке! Дантес. Ты знаешь, что я не мог не жениться. Геккерен. Твои страсти убьют меня. Зачем ты разрушил наш очаг? Лишь только в дом вошла женщина, я стал беспокоен, я потерял свой угол. Я потерял тебя. Мне некуда деваться. Я ухожу сюда, но меня ничто уже не радует. Она внесла в дом шум и улицу. Я ненавижу женщин. Дантес. Я это знаю очень хорошо. Геккерен. Я ненавижу их за то, что ты их любишь. Ты терзаешь меня. Из любви к тебе, только из любви к тебе я сам же старался помочь тебе. Ты неблагодарный, ты растоптал покой! Дантес (глядя в окно). Это несносно! Смотри, совсем исчезло небо и все смешалось. Ужасный климат! Летом - душное болото... Геккерен. Нет ни одного дня, чтобы я теперь не ждал беды. Из-за тебя. Ты идешь как будто в пропасть. Что ты находишь хорошего в них? Нет, я слишком глуп! Другой давно бы отвернулся от тебя! Дантес, Ты знаешь, она не выходит у меня из головы! Отец, помоги мне! Геккерен. Что ты задумал? Дантес. Я хочу увезти се в Париж. Геккерен. О, Боже! Ты подумал ли, что ты говоришь! Как это сделать! Ну, хорошо, даже если бы тебе удалось похитить ее, - твоя карьера, вся твоя жизнь! А обо мне подумал ты? Все это погибнет! Нет, ты жестокий человек! Я не хочу слушать твои слова. Мы еле избавились от беды в ноябре. Нет, ты хочешь убить меня и ты меня убьешь! Стук. Да. Да. Входит слуга. Слуга. Письмо вашему сиятельству. (Подает письмо. Выходит.) Геккерен (вскрывая письмо). Ты позволишь? Дантес. Пожалуйста. Геккерен читает письмо, бледнеет, роняет письмо. Что такое? Геккерен. Я говорил тебе! Читай! Дантес (читает. [Лицо его искажается злобой]). Пауза. [Негодяй!] Так, так, так... Геккерен. Как смеет он!.. Мне!.. Мне!.. Он забывает, кто я! Я уничтожу его! Как он мог забыться! Мне!.. (Закрывает лицо руками.) Беда! Беда. Вот пришла беда. Все это погибнет! (Дантесу.) Что ты сделал со мной?! Что ты сделал со мной?! Дантес. В чем ты можешь упрекнуть меня? Геккерен. Это бешеная собака! Ты отдал меня, Жорж, в руки бретера! Дантес. Как можешь ты говорить мне это?! Это бездарный плебей!.. Черномазая обезьяна!.. Этот жалкий писака осмелился сделать это! Я не виноват. Геккерен. Не лги мне! Здесь нас никто не слышит! Ты проник в его очаг, ты разрушил его очаг! И этим ты разрушил мой! Ты злой, ужасный человек! Какую роль ты заставил меня играть? Ах, мой сын, ах, мой сын, мы погибли! Дантес. Мне надоело слушать эти причитания! Молчи! Этот город я ненавижу, потому что в нем есть эта фигура! Он слишком много писал! И поверь мне, это его последнее письмо! Геккерен. Ты, ты напал на него! Ах, я не могу вспомнить это гнусное лицо с оскаленными зубами!.. Дантес. Я люблю его жену! Геккерен. Ах, Боже, не повторяй этого! (Берет письмо, перечитывает. Лицо его искажается.) Что же мне теперь делать? Вызвать его? Но как я гляну в лицо королю? Да, даже если бы, если бы каким-то чудом мне удалось убить его, разве это решит дело? Я обесчещу тебя! Скажут, что у тебя не хватило храбрости! Дантес (вырвав письмо из рук Геккерена). Молчи! Тебе не придется отвечать! И я, я!.. Дверь открывается, и в ней появляется старик Строганов, весь в черном, в темных очках и с палкой. Слуга вводит Строганова под руку и тотчас скрывается. Строганов. Вы, надеюсь, простите меня, дорогой барон, за то, что я опаздываю к обеду, как я чувствую. Но посмотрите в окно. Я не был уверен в том, что кучер вообще доставит меня к вам. Геккерен. Граф, во всякий час, во всякую минуту вы для меня желанный гость. (Обнимает Строганова, усаживает его в кресло.) Дантес подходит к Строганову. Слепой Строганов, нащупав руку Дантеса, рукой жмет ее. Строганов. Это молодой барон Геккерен? А-а, узнаю вашу руку. Но она совершенно ледяная. Вас что-нибудь обеспокоило? Геккерен (в дверь). Никого не принимать! (Закрывает дверь.) Граф, у нас случилось несчастье. Помогите нам вашим советом. (Берет письмо.) Сейчас я получил ужасное письмо от человека, который ненавидит Жоржа и меня. Строганов. Мне трудно подать вам совет, не читая письма, дорогой барон. Геккерен. Я заранее прошу у вас извинения за те гнусности, которые мне придется прочесть вам. Дантес вздрагивает, отходит к окну. Но перед сим; злокозненные слухи, распространенные врагами моего сына, явились причиною мерзкой выходки. Письмо написано господином Пушкиным. Слепой ревнивец вообразил, что барон Дантес обращает внимание на его жену, и вот он ищет столкновения. Это ужасная личность! Чтобы усугубить оскорбление, он пишет бранное письмо мне! Он пишет... Дантес. Я против того, чтобы оглашать эту гнусность! Геккерен. Ах, нет, нет, Жорж! Ты не смеешь вмешиваться в это! Письмо адресовано мне, граф - мой друг Строганов. [Какой это Пушкин? Не тот ли...] Какой именно из Пушкиных пишет письмо? Александр? Геккерен. Да, он. Строганов. Племянница моя была красавицей. Сейчас я не могу, к сожалению, судить о том, хороша ли она. Итак, дорогой барон... Геккерен (читает). "...Подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену в углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына..." Дальше он пишет о том, что Жорж болен сифилисом Он осыпает его площадной бранью и угрожает... Словом, это ужасно! Граф, я безгранично верю вам, вам известно мое уважение. Скажите, граф, что нам делать теперь? Я должен вызвать его? Строганов. О, нет. Геккерен. Он лжет и клевещет! Жорж не подавал повода, и тем не менее он второй раз бросается на нас, как ядовитая собака! Строганов. Теперь это не имеет значения, подавал ли ему повод барон Дантес или не подавал. Вам надобно, барон, тотчас же написать ему письмо о том, что барон Жорж Геккерен вызывает его, а вы предуведомите его, что вы, посланник короля, сумеете внушить ему уважение к вашему знанию. А вы (в сторону Дантеса) должны написать на этом письме, что вы его и читали, и одобряете. Геккерен. Так будет. Дантес (во внезапной ярости схватывает со стены пистолет). Я убью этого негодяя! (Стреляет в картину, швыряет пистолет и уходит из комнаты.) Строганов. Собираясь к вам на обед, дорогой барон, и не знал, что это будет такой шумный обед... Я отвык... Геккерен. Я умоляю, простите! Оцените всю тяжесть оскорбления, которое он получил. Темно. КАРТИНА ШЕСТАЯ ДУЭЛЬ [Замерзший] ручей в сугробах. Через ручей - горбатый пешеходный мостик. Сторожка. Рядом со сторожкой сарай. Зимний закат. Багровое солнце. Слышна вдали балалайка и веселая пьяненькая песня. Потом послышался свист полозьев, топот лошадей. На мостике появляется Геккерен, озирается, вынимает из кармана подзорную трубу. Прикладывает трубу к глазам, смотрит, вздрагивает, испуганно озирается. Опять топот. Геккерен оглядывается и прячется за сарай. Потом послышался женский смех, мужской голос. На мостик поднимаются Воронцова и Воронцов. Воронцов тяжело дышит в тяжелой шубе. Воронцов. Охота пуще неволи! Дальше не пойду, хоть убей меня, Сашенька, не пойду. Воронцова. Дальше и нет надобности. (Поворачивает Воронцова к солнцу.) Смотри! О, как красиво! Воронцов. Очень красиво, только поедем, Сашенька, домой. Воронцова. Какое солнце! Да гляди уж ты, если я тебя привезла! Воронцов. Душенька, я не люблю солнца. Воронцова. Снег играет, смотри. Воронцов. Он мне вот в сапоги набился. Чьи это сани, интересно знать? Вот еще подъехали. Ах, обезьянство! Воронцова. От этой песни волнение в сердце! И песня, и солнце!.. Воронцов. Пьяные мужички, душенька. Поедем домой. Признаюсь тебе, я озяб, долго ли простудиться. Воронцова. Ах, какой ты скучный! Воронцов. Нет, что? Ну, полюбовались, и честь пора знать. Вот еще какие-то чудаки на поляне. Воронцова удивленно вглядывается. Воронцов также. [На мосту появляются Дантес в шинели и в фуражке. За ним - д'Аршиак в шубе.] Вот что, едем, матушка, домой. Воронцов. Постой! Погоди... (Вглядывается) Это он! Воронцов. Кто он? Воронцова. Пушкин. Ты посмотри! Иван, бежим туда, останови их! Я знаю, это дуэль! Воронцов (схватив ее за руку). Ты что, ошалела, матушка? Едем домой, я тебе говорю! Воронцова. Я знала, знала, его убьют! Там Дантес! Пусти руку, мне больно! Воронцов. Опомнись! Кучера смотрят! Воронцова. Там Пушкин! Я знала, что это будет! Знала! Воронцов. Одумайся! Как ты можешь это остановить? Уходи отсюда! Едем! Зачем я поехал? Воронцова. Я тебя презираю! Воронцов. В какое положение ты меня ставишь? Дура! Девчонка! Уходи отсюда! Воронцова. Останови! Его убьют! Воронцов. Опомнись, ведь это же смешно! Это нельзя остановить! Воронцова. В город... Предупредить... послать... Боже мой, я не знаю, что делать! Воронцов увлекает Воронцову. Геккерен тотчас выскакивает из-за сарая, прикладывает трубу к глазам, смотрит. На мосту показывается слегка выпивший сторож, напевает, идет к сторожке. Потом останавливается, смотрит вдаль. Сторож. Чего это они делают? Солнце садится. Начинает темнеть. Очень негромко вдали щелкнул выстрел. (Всматривается.) Батюшки! Что ж это офицеры делают? Батюшки мои! Господи! Ну их!.. (Скрывается в сторожку.) Геккерен входит на мост. Смотрит вдаль. Закрывает глаза рукою. Послышался второй выстрел. Геккерен вцепляется рукой в перила мостика, потом схватывается за сердце. Потом медленными шагами идет к краю мостика, вглядываясь [вдаль]. Потом отшатывается. На мост всходит Дантес. Шинель его наброшена на одно плечо и волочится по снегу. Сюртук залит кровью. Рукав сюртука разрезан. Рука обвязана платком. Дантес бледен. Геккерен бросается к нему, судорожно хватается за карманы, вытаскивает носовой платок, вытирает пот со лба Дантеса. Геккерен. Небо! Небо!.. Благодарю тебя!.. (Бормочет, крестится.) Обопрись о мое плечо! Дантес. Нет... (Прислоняется к перилам, отплевывается кровью.) Геккерен (кричит с моста). Сани! (Подхватывает под руки Дантеса. Тихо.) Он убит? Дантес. Почем я знаю? Он без памяти. Геккерен. О, Боже, все погибло! Ах, Жорж, Жорж!.. В этот момент на мосту появляется быстро Данзас. Данзас (козыряет Геккерену). Это ваши сани? Геккерен. Да, да, да... Данзас. Ваши сани просторнее. Вам придется их уступить другому противнику. Геккерен. Mais... Дантес. Да, да! Данзас (кричит с мостика). Кучер! Эй, ты, ты, в широких санях! Объезжай низом! Низом! Там есть дорога! Жердь эту сними! Что ты глаза вытаращил, дурак! Говорю тебе, низом поезжай! (Убегает с мостика.) Геккерен (ведя Дантеса). Грудь, грудь цела? Дантес. Цела. Геккерен (тихо). А тот? Дантес. Он больше не напишет [письма] Уходят. Темно. КАРТИНА СЕДЬМАЯ День. У кабинетного камина в кресле Никита в очках. Читает по тетрадке. Никита. На свете счастья нет... Да, нету у нас счастья... Вот горькая участь, нету. Но есть покой и воля... Покой! Вот уж нету чего, так нету... По ночам не спим, какой же это покой. (Читает.) Давно, усталый раб, замыслил я побег... Вот тебе раз! Куды побег? Вот уж не было беды!.. Замыслил я побег... Что же это он замыслил? (Читает.) Давно, усталый раб, замыслил я побег... Не разберу... Битков (входит с сумкой). В обитель дальнюю трудов и чистых нег!.. Здорово, Никита Андреевич. Никита. Ты откуда знаешь? Здравствуй, Степан Ильич. Битков. Я вчера в Шепелевском дворце был у господина Жуковского. Трубу подзорную чинил. Читали стихи твоего барина... Никита. А... ну? Битков. Одобрительный отзыв дали. Глубоко, говорят. Ко мне обратились. Правда, говорят, глубоко? Никита. А ты что? Битков. Так точно, говорю, глубоко.... Никита. Глубоко-то оно глубоко... (Кладет тетрадь на камин.) Битков. А сам-то он где? Никита. Кататься поехал с [полковником] Данзасом. Надо быть, на горы. Битков. Зачем с Данзасом? Это с полковником? А чего ж его еще до сих пор нету? Никита. А тебе-то что? Понадобился он что ль тебе? Битков. Да ты верно знаешь, что на горы? Никита. Может, к Дюме заехали... Да что ты чудной какой сегодня? Выпивши, что ли? Битков. Я к тому, что поздно. Обедать пора. Никита. Чудно ей-богу. К обеду он тебя что ль звал? Битков. Я полагаю, камердинер все знать должен. Никита. Где работать сегодня будешь? Битков. Кабинет. Никита. Посмотри хорошенько. А то после того как ты последний раз в столовой починил, кабинетные как их кто заколдовал. Час показывают - тринадцать раз бьют... Битков. Посмотрим, всю механику в порядок поставим... (Идет в кабинет.) Колокольчик. Никита. Вот, наверное, и он... (Ворошит угли в камине.) Жуковский. Здорово, Никита! Никита. Ваше превосходительство! Бог радость послал! Пожалуйте... Жуковский. Он дома? Никита. Одна Александра Николаевна. И детишки с нянькой... Жуковский. Нету? Да что ж это такое? А? Я тебя спрашиваю. Никита. Да они будут сейчас, ваше превосходительство, будут... Жуковский. Я тебя спрашиваю, что это такое? Александра. Бесценный друг! Здравствуйте! Жуковский. Здравствуйте, милая Александра Николаевна! Позвольте вас спросить, что это такое? Я не мальчик, Александра Николаевна! Александра. Что вас взволновало, Василий Андреевич, дорогой. Садитесь... Как ваше здоровье? Жуковский. Ma sante est gatee par les attaques de nerfs! {Мое здоровье пошатнулось нервными приступами! (фр.).} И все из-за него. Александра. Что такое? Жуковский. Да помилуйте. Ведь условились же! Сам назначил мне час, я откладываю дела, скачу сюда сломя голову, и он, изволите ли видеть, кататься уехал. Александра. Ну простите, милый друг. Я за него прошу... Ну я вас поцелую... Жуковский. Не хочу я никаких поцелуев. Простите, забылся... Я человек злой... Отрекаюсь! Отрекаюсь! На веки веков! Из чего я хлопочу? Из чего? Только что-нибудь состряпаешь, только наладишь, тотчас же испакостит! Поглупел он, что ли? Драть его надобно, драть! Александра. А что такое? Жуковский. А то, что царь гневается, вот что-с... Битков показывается у камина в кабинете. Извольте-с. Позавчера на бале государь... и что скажешь... ну что скажешь? Сгорел со стыда... Двор, корпус... не угодно ли-с... стоит у колонны во фраке и в черных портках! Простите, Александра Николаевна! Никита... Битков скрывается в глубине кабинета. Входит Никита. Ты что барину подал позавчера на бал? Никита. Фрак-с. Жуковский. Мундир надо было подать. Мундир! Никита. Они велели... Не любят они мундир. Жуковский. Мало ли чего он не любит! Твое дело. Бал - мундир. Ступай. Никита. Ах ты, горе... (Уходит.) Жуковский. Скандал! Не любит государь фраков. Государь фраков не выносит. Да он права не имеет. Непристойно, неприлично. У государя добрейшее сердце, но искушать нельзя. Нельзя! Государь огорчен! Смотрите, Александра Николаевна, Наталии Николаевне скажите... Оттолкнет от себя государя - потом не поправишь! Александра. Бесценный, лучший, прекрасный, драгоценный друг. (Целует Жуковского.) Жуковский. Да что вы меня все целуете! Я не нянька! Вредишь? Вреди, вреди! Себе вредишь! А насчет сегодняшнего извольте передать, что это... ну, словом... Александра. Все, все передам... Останьтесь, подождите... Он сейчас придет. [Он все это исправит.] Жуковский. Видеть не хочу! Да мне и некогда... Мне к цесаревичу в половину шестого. Александра. Смените гнев на милость. Он исправится. Жуковский. Et cette derniere chose je ne compte guere! Au revoir... {В этом последнем случае я не иду в счет! До свидания... (фр.).} (Проходит, видит книгу.) В кабинете играют часы. Этого я еще не видел... Александра. Сегодня из типографии прислали. Жуковский (вертит в руках книгу). Хорошо... Смирдин знает дело... Александра. Я уж гадала по [этой книге] ней... Жуковский. По книге? Погадайте мне... Александра. Какая страница? Жуковский. Сто сорок четвертая. Александра. Строчка? Жуковский. Пятнадцатая. Битков выходит из кабинета [скромно] кланяется Жуковскому. А, ты здесь? Александра. Познал я глас иных желаний, познал я новую печаль. Для первых нет мне упований... Битков (шепотом). ...А старой мне печали жаль. (Укрывается в столовой.) Жуковский. А?.. Александра. А старой мне печали жаль! Жуковский. Ах, ах... Ведь черпает мысль внутри себя, как легко находит материальное слово, соответственное мысленному... Сечь, сечь. Крылат! Крылат. Из передней стук... Неясные голоса. Битков в кабинете, проходит в глубь его. Александра. Нет, вы мне... Жуковский. Страница? Александра. Сто тридцать девятая. Жуковский. Строка? Александра. Тоже пятнадцатая. Жуковский. Что-то не то... Приятно дерзкой эпиграммой Взбесить оплошного врага, Приятно зреть, как он упрямо - Склонив бодливые рога... Наталия в дверях. Не попали... Приятнее... приятнее... Ему готовить честный гроб И тихо целить в бледный лоб На благородном расстояньи. А, простите, Наталия Николаевна, шумим, стихи читаем... Наталия. Добрый день, Василий Андреевич. Читайте на здоровье. Я никогда не слушаю стихов. Жуковский. Хоть бы мне-то не говорили, Наталия Николаевна! Наталия. Кроме ваших! Votre ballade m'a fait un plaisir infini et j'ai relue a toutes les personnes qui sont venues me voir... Жуковский. Не слушаю, не слушаю! Часы бьют. Батюшки! Цесаревич. Au revoir, chere madame, je m'apercois un peu tard que je suis trop bavard! Наталия. Обедайте с нами. Жуковский. Покорнейше благодарю. Не могу... (Александрине.) Au revoir mademoiselle... Извольте сказать ему... (Скрывается.) Наталья. Никита!.. {Далее в рукописи пропуск и авторская помета: "См. тетрадь 1 стр. 115". Однако в 1 тетради есть лишь обозначение в начале листа: "Концовка сцены перед Данзасом (7-я картина)". Текст этой сцены здесь так и не был написан, он появляется лишь в следующей редакции пьесы. В этой сцене после ухода Жуковского происходит разговор между Натальей Николаевной Пушкиной и Александрой Гончаровой, который прерывается внезапным появлением Данзаса. Реплика Александриты - завершение задуманной сцены, обозначенной Булгаковым в рукописи как <...>.} Александрина. Какая я несчастная! Стучат в дверь. Наталья. Кто там? Никита (входит). Полковник Данзас просит вас принять. Наталья (шепотом). Откажи. Не могу принять. Данзас (в шинели). Простите, вам придется меня принять. Я привез Александра Сергеевича, он легко ранен. Пауза. (Никите.) Ну, что стоишь? Никита. Владычица небесная! Данзас. Ты что стоишь? Иди, помогай вносить его. Осторожно, смотрите! Никита выбегает в дверь в столовую. Велите дать огня. Наталья сидит неподвижно, смотрит. Александра. Огня, огня! В ту же секунду из двери в столовую показывается с канделябром в руке Битков. Данзас. Ты кто такой? Битков. Я часовой мастер. Данзас (вырывает у него канделябр из рук, кричит). Беги, помогай вносить! Осторожно! Битков убегает. В дверях, ведущих из внутренних комнат, появляется девушка со свечой. Данзас с канделябром устремляется в дверь кабинета, успевает закрыть одну половину двери. Наталья (кричит). Пушкин? Данзас. Тише! Со стороны передней шаги, негромкие голоса. Данзас поднимает канделябр. Александрина у камина молча берется за сердце. Видно, как в кабинете [появляется] кто-то с канделябром, проходит в глубь кабинета. Вслед за ним мелькнули еще какие то лица, кого-то [несут] пронесли. Наталья (устремляется к двери кабинета). Пушкин, что с тобой? Данзас (преграждая ей дорогу). Non madame, n'entrez paz! {Нет сударыня, не входите! (фр.).} Он не велел входить к нему. Прошу вас не волноваться, прошу вас! (Закрывает дверь.) Наталья. Пустите меня! Александра. Не входи. Данзас. Идите к себе. Я вам приказываю, идите к себе. Александра устремляется к двери. Данзас отстраняет ее. Александра. Дантес? Данзас. Да, он дрался с ним на дуэли. Александра (Наталье). Ты!.. Ты!.. Наталья (в исступлении падает на колени перед Данзасом, целует ему руки). Я не виновата! Не виновата! Данзас (девушке и Александрине). Ведите ее к себе! Ведите ее к себе, говорю вам! (Наталье.) Не кричите! Не кричите! Девушка и Александрина подхватывают под руки Наталью и увлекают ее за сцену. В то же время послышалась за окнам военная веселая музыка. Данзас ставит канделябр на камин. Из дверей кабинета появляется Битков. (Выхватив деньги из кармана, подает ему деньги.) Бери первого извозчика, не торгуйся, лети, первого доктора, какого встретишь, сюда!.. Послышался дверной колокольчик, еще какие-то голоса. Понял? Доктора посылай сюда, сам не возвращайся! Лети! Лети к доктору Соломону Христиану Христиановичу и его сюда! И доктора Арендта, знаешь?.. Битков. Знаю, знаю, ваше высокоблагородие! Понял! (подбегает к окну.) Ах ты, Господи! Гвардия идет! Я кругом! Я проходным двором! (Выбегает.) Данзас хочет войти в дверь кабинета. В то же время из дверей в столовую выбегает Воронцова в шубе и в капоре. Воронцова. Как же вы не предупредили?! Вы не имели права! Что с ним, говорите! Данзас (холодно). Он ранен смертельно. Темно. КАРТИНА ВОСЬМАЯ Гостиная Пушкина. Вечер. Гостиная ярко освещена. Зеркала завешаны белым. Диван сдвинут с места. Стоит какой-то ящик, возле чего валяется солома. На фортепиано несколько склянок с лекарствами. Все двери, ведущие в гостиную, закрыты. На диване, в сюртуке, не раздеваясь, спит Данзас. С улицы иногда доносится шум голосов. Иногда глухо слышно монотонное чтение где-то за дверями, ведущими в столовую. Дверь из кабинета тихонько открывается, и выходит Жуковский. В руках у него свеча, черный сургуч и печать. Жуковский ставит свечу на камин, пододвигает кресло к дверям кабинета, потом прислушивается к тому, что происходит на улице, подходит к окну, глядит в него. Жуковский. Ай-яй-яй, что делается! Данзас (спросонок). А? (Садится.) Мне приснилось, что я на гауптвахте. Сон в руку, надо полагать. Жуковский. Константин Карлович, я буду просить государя. Данзас. Тут проси не проси, закон известен. Вынесут - пожалуйте! А впрочем, и то сказать, на гауптвахте, говорят, сейчас уютно. По крайней мере, высплюсь. Жуковский. Вы извольте посмотреть, что на улице делается? Данзас. Я уж насмотрелся. Дверь во внутренние комнаты открывается, и выходит Наталья, а за ней горничная девушка. Девушка. Барыня, извольте идти к себе! Барыня, нечего вам тут... Наталья (девушке). Уйди! Девушка уходит. Какие глупости! Il vivra! {Он будет жить! (фр.).} Я вам говорю, что он будет жив! Рана не опасная. И тотчас же, тотчас же на Полотняный Завод. Данзас. Вот, не угодно ли? Жуковский. Наталья Николаевна, опомнитесь! Наталья. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага, приятно зреть, как он упрямо, упрямо... упрямо... склонив... склонив... склонив... забыла... Приятно дерзкой эпиграммой... (Вскрикивает.) Пушкин! Вели, чтоб меня пустили к тебе! (Жуковскому.) Вы лжете! Дать ему еще опия! И тотчас же пройдет. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага... А Александрина злодейка! Жуковский. Наталья Николаевна! (Наливает воду из графина.) Данзас (приоткрыв дверь в столовую, тихо). Доктор!.. Доктор!.. Выходит Арендт. (Тихо.) Вот, ваше превосходительство, извольте видеть... Арендт. Сударыня, сударыня, нечего вам здесь делать! Пожалуйте!.. (Капает в рюмку лекарство, подносит Наталье.) Выпейте. Наталья отбрасывает рюмку. Так делать не годится, сударыня, пойдемте-ка! Наталья (Арендту). Вы - низкий человек! Какого-то шарлатана, акушера позвали!.. Как вы могли это допустить? Арендт (увлекает из комнаты Наталью). Идемте, идемте, сударыня... Наталья. Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага... Забыла... все забыла... Наталья и Арендт уходят. Жуковский. Заклюют ее теперь, заклюют. Данзас. Заклюют. Да было ли, не было... Жуковский разводит руками. Данзас. Не велел!.. То вызвал бы его! Только бы из-под суда уйти! Жуковский. Константин Карлович, не множьте горя, что вы говорите?! Вы - христианин! Тотчас за дверями, ведущими в столовую, послышался возглас священника, а затем мягко запел хор. Жуковский перекрестился. За внутренними дверями послышалось, как вскрикнула Наталья. Господи, Господи!.. Данзас поправил смятые эполеты, махнул рукой и пошел в дверь в столовую. Когда он открывал и закрывал дверь, яснее послышался хор: "...К тихому пристанищу твоему притек вопию Ти..." Потом глухо. Выбежал Арендт, схватил какую-то склянку с фортепиано и с ней ушел во внутренние комнаты. Из внутренних дверей выходит Александра и устремляется к двери в столовую. Жуковский преграждает ей дорогу. Александра Николаевна, послушайтесь голоса благоразумия, не ходите туда. Ни к чему это! Александра (уткнувшись в плечо Жуковскому, тихо плачет). Ma vie est finie! {Моя жизнь кончена! (фр.).} Погибли мы, Василий Андреевич! Погибла и я... Нету мне больше жизни! Удавлюсь я, Василий Андреевич! Я без него жить не могу!.. О, злодейка, злодейка! За что ты его от меня отняла! Жуковский. Ну что вы, Александра Николаевна, услышит кто-нибудь, молчите! Александра. Что мне? Ужли вы думаете?!.. Ах!.. Послышалось вскрикивание Натальи. А, мучительница! Жуковский. Александра Николаевна! О Христе-то хоть вспомните! Что вы говорите?! Ее люди загрызут, а вы еще! Помогите ей, она вас послушает. Не поддавайтесь голосу злобы, это темный голос, Александра Николаевна! Александра. Не пойду я, Василий Андреевич, не могу я ее видеть! Жуковский (обняв Александру, ведет ее к дверям, и та выходит во внутренние комнаты. Жуковский закрывает за ней дверь, прислушивается к тому, как поет хор, садится в кресло). Земля и пепел!.. (Что-то соображает, потом вынимает карандаш, берет листик бумаги, записывает.) ...Не горел вдохновения... не сиял острый ум... В этот миг предстало как будто какое ви- день... Что-то сбывалось над ним... И спросить мне хотелось: что видишь?.. Дверь во внутренние комнаты открывается, и входит Дубельт. Дубельт. Мое почтение, Василий Андреевич! Жуковский. Здравствуйте, генерал. Дубельт. Да, несчастье какое! Василий Андреевич, вы запечатать собираетесь? Жуковский. Да. Дубельт. Я попрошу вас повременить минуту, я войду в кабинет, а затем мы приложим печать Корпуса жандармов. Жуковский. Как, генерал? Государю было угодно возложить на меня опечатание и разбор бумаг покойного. Я не понимаю... Дубельт. Как же, как же, мне известно. Жуковский. Но в таком случае зачем же печать корпуса? Дубельт. А разве вам не приятно, Василий Андреевич, если печать корпуса будет стоять рядом с вашей печатью? Жуковский. Помилуйте! Но... среди бумаг покойного письма посторонних лиц... наконец, бумаги, которые могут повредить памяти покойного... Я должен их уничтожить, а письма возвратить тем, кои писали их. Дубельт. Но не иначе как после прочтения их графом Бенкендорфом. Жуковский. Как?! Государь император... Я доложу... Дубельт. Вы полагаете, Василий Андреевич, что я могу действовать вопреки желанию правительства? Ах, Василий Андреевич! Жуковский. Повинуюсь, повинуюсь. Дубельт (берет свечу, входит в кабинет. Через некоторое время оттуда возвращается. Берет сургуч, начинает запечатывать дверь, предлагает сургуч Жуковскому.) Прошу вас. Жуковский прикладывает печать. С улицы донесся звон разбитого фонаря, глухие крики. Жуковский вздрагивает. (Негромко.) Эй! Портьера внутренних дверей отодвигается, и входит Битков. Ты кто такой? Битков. Я часовой мастер, ваше превосходительство. Дубельт. Друг, узнай, что там на улице случилось. Да, горе, горе какое!.. (Прикладывает печать, после чего отходит к окну, начинает смотреть в окно.) Жуковский. Я никак не ожидал такого стечения народа! Пауза. В соборе будет, наверно, еще больше толпа. Дубельт. Я надеюсь, что в соборе никого не будет. Тело покойного будет направлено в Конюшенную церковь. Жуковский. Как, генерал?.. Но ведь пригласительные билеты!.. Входит Битков. Битков. Там, ваше превосходительство, двое каких-то стали кричать, что лекаря нарочно залечил