том). Доску. Появляется третий контрразведчик с куском фанеры. Хлудов. Как твоя фамилия, солдат? Крапилин (заносясь в гибельные выси). Да что фамилия? Фамилия у меня неизвестная - Крапилин-вестовой! А ты пропадешь, шакал, пропадешь, оголтелый зверь, в канаве! Вот только подожди здесь на своей табуретке! (Улыбаясь.) Да нет, убежишь, убежишь в Константинополь! Храбер ты только женщин вешать да слесарей! Хлудов. Ты ошибаешься, солдат, я на Чонгарскую Гать ходил с музыкой и на Гати два раза ранен. Крапилин. Все губернии плюют на твою музыку! (Вдруг очнулся, вздрогнул, опустился на колени, говорит жалобно.) Ваше высокопревосходительство, смилуйтесь над Крапилиным! Я был в забытьи! Хлудов. Нет! Плохой солдат! Ты хорошо начал, а кончил скверно. Валяешься в ногах? Повесить его! Я не могу на него смотреть! Контрразведчики мгновенно накидывают на Крапилина черный мешок и увлекают его вон. Голован (появляясь). Приказание вашего превосходительства исполнено. Летчики вылетели. Хлудов. Всем в поезд, господа! Готовь, есаул, мне конвой и вагон! Все исчезают. (Один, берет телефонную трубку, говорит в нее.) Командующий фронтом говорит. На бронепоезд "Офицер" передать, чтобы прошел, сколько может, по линии, и огонь, огонь! По Таганашу огонь, огонь! Пусть в землю втопчет на прощанье! Потом пусть рвет за собою путь и уходит в Севастополь! (Кладет трубку, сидит один, скорчившись на табуретке.) Пролетел далекий вой бронепоезда. Чем я болен? Болен ли я? Раздается залп с бронепоезда. Он настолько тяжел, этот залп, что звука почти не слышно, но электричество мгновенно гаснет в зале станции, и обледенелые окна обрушиваются. Теперь обнажается перрон. Видны голубоватые электрические луны. Под первой из них, на железном столбе, висит длинный черный мешок, под ним фанера с надписью углем: "Вестовой Крапилин - большевик". Под следующей мачтой - другой мешок, дальше ничего не видно. Хлудов один в полутьме смотрит на повешенного Крапилина. Я болен, я болен. Только не знаю, чем. Олька появилась в полутьме, выпущенная в панике. Тащится в валенках по полу. Начальник станции (в полутьме ищет и сонно бормочет). Дура, дура Николаевна... Олька, Олька-то где? Олечка, Оля, куда же ты, дурочка, куда ты? (Схватывает Ольку на руки.) Иди на руки, на руки к отцу... А туда не смотри... (Счастлив, что не замечен, проваливается в тьму, и сон второй кончается.) Конец первого действия ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ СОН ТРЕТИЙ ...Игла светит во сне... Какое-то грустное освещение. Осенние сумерки. Кабинет в контрразведке в Севастополе. Одно окно, письменный стол, диван В углу на столике множество газет. Шкаф. Портьеры. Тихий сидит за письменным столом в штатском платье. Дверь открывается, и Гурин впускает Голубкова. Гурин. Сюда... (Скрывается.) Тихий. Садитесь, пожалуйста. Голубков (он в пальто, в руках шляпа). Благодарю вас. (Садится.) Тихий. Вы, по-видимому, интеллигентный человек? Голубков робко кашлянул. И я уверен, вы понимаете, насколько нам, а следовательно, и командованию важно знать правду. О контрразведке красные распространяют гадкие слухи. На самом же деле это учреждение исполняет труднейшую и совершенно чистую работу по охране государства от большевиков. Согласны ли вы с этим? Голубков. Я, видите ли... Тихий. Вы меня боитесь? Голубков. Да. Тихий. Но почему же? Разве вам причинили какое-нибудь зло, пока везли сюда, в Севастополь? Голубков. О нет, нет, этого я не могу сказать. Тихий. Курите, пожалуйста. (Предлагает папиросы.) Голубков. Я не курю, благодарю вас. Умоляю вас, скажите, что с нею? Тихий. Кто вас интересует? Голубков. Она... Серафима Владимировна, арестованная вместе со мною. Клянусь, что это просто нелепая история! У нее припадок был, она тяжело больна! Тихий. Вы волнуетесь, успокойтесь. О ней я вам скажу несколько позже. Молчание. Ну, довольно разыгрывать из себя приват-доцента! Мне надоела эта комедия! Мерзавец! Перед кем сидишь? Встать смирно! Руки по швам! Голубков (подымаясь). Боже мой! Тихий. Слушай, как твоя настоящая фамилия? Голубков. Я поражен... моя настоящая фамилия Голубков! Тихий (вынимает револьвер, целится в Голубкова. Тот закрывает лицо руками). Ты понимаешь ли, что ты в моих руках? Никто не придет к тебе на помощь. Ты понял? Голубков. Понял. Тихий. Итак, условимся: ты будешь говорить чистую правду. Смотри сюда. Если ты начнешь лгать, я включу эту иглу (включает иглу, которая, нагреваясь от электричества, начинает светить) и коснусь ею тебя. (Тушит иглу.) Голубков. Клянусь, что я действительно... Тихий. Молчать! Отвечать только на вопросы. (Прячет револьвер, берет перо, говорит скучающим голосом.) Садитесь, пожалуйста. Ваше имя, отчество и фамилия? Голубков (садясь). Сергей Павлович Голубков. Тихий (пишет, скучно). Где проживаете постоянно? Голубков. В Петрограде. Тихий. Зачем вы прибыли в расположение белых из Советской России? Голубков Я давно уже стремился в Крым, потому что в Петрограде такие условия жизни, при которых я работать не могу. И в поезде познакомился с Серафимой Владимировной, которая тоже бежала сюда, и поехал с нею к белым. Тихий. Зачем же приехала к белым именующая себя Серафимой Корзухиной? Голубков. Я твердо... я знаю, что она действительно Серафима Корзухина! Тихий. Корзухин при вас на станции сказал, что это ложь. Голубков. Клянусь, что он солгал! Тихий. Зачем же ему лгать? Голубков. Он испугался, он понял, что ему угрожает какая-то опасность. Тихий кладет перо, пододвигает руку к игле. Что вы делаете? Я говорю правду! Тихий. У вас расстроены нервы, господин Голубков. Я записываю ваши показания, как вы видите, и ничего больше не делаю. Давно она состоит в коммунистической партии? Голубков. Этого не может быть! Тихий. Так. (Пододвигает Голубкову лист бумаги, дает ему перо.) Пишите все, что сейчас показали, я буду вам диктовать, так вам будет легче. Предупреждаю вас, что, если вы остановитесь, я коснусь вас иглой. Если не будете останавливаться, ничего не бойтесь, вам ничего не угрожает. (Зажигает иглу, которая освещает бумагу, диктует.) "Я, нижеподписавшийся... Голубков начинает писать под диктовку. ...Голубков, Сергей Павлович, на допросе в контрразведывательном отделении ставки комфронтом 31 октября 1920 года показал двоеточие Серафима Владимировна Корзухина, жена Парамона Ильича Корзухина..." Не останавливайтесь! "...состоящая в коммунистической партии, приехала из города Петрограда в район, занятый вооруженными силами Юга России, для коммунистической пропаганды и установления связи с подпольем в городе Севастополе. Приват-доцент... подпись". (Берет лист у Голубкова, тушит иглу.) Благодарю вас за чистосердечное показание, господин Голубков. В вашей невиновности я совершенно убежден. Извините, если я с вами был временами несколько резок. Вы свободны. (Звонит.) Гурин (входит). Я! Тихий. Выведи этого арестованного на улицу и отпусти, он свободен. Гурин (Голубкову). Иди. Голубков выходит вместе с Гуриным, забыв свою шляпу. Тихий. Поручик Скунский! Скунский входит. Очень мрачен. (Зажигая на столе лампу.) Оцените документ! Сколько даст Корзухин, чтобы откупиться? Скунский. Здесь, у трапа? Десять тысяч долларов. В Константинополе меньше. Советую у Корзухиной получить признание. Тихий. Да. Задержите под каким-нибудь предлогом посадку Корзухина на полчасика. Скунский. Моя доля? Тихий пальцами показывает - две. Сейчас пошлю агентуру. С Корзухиной поскорей. Поздно, сейчас конница уже идет грузиться. (Уходит.) Тихий звонит. Гурин входит. Тихий. Арестованную Корзухину. Она в памяти? Гурин. Сейчас как будто полегче. Тихий. Давай. Гурин выходит, потом через несколько времени вводит Серафиму. Та в жару. Гурин выходит. Вы больны? Я не стану вас задерживать, садитесь на диван, туда, туда. Серафима садится на диван. Сознайтесь, что вы приехали для пропаганды, и я вас отпущу. Серафима. Что?.. А?.. Какая пропаганда? Боже мой, зачем я сюда поехала? Послышался вальс, стал приближаться, а с ним - стрекот копыт за окном. Почему вальс играют у вас? Тихий. Конница Чарноты идет на пристань, не отвлекайтесь. Ваш сообщник Голубков показал, что вы приехали сюда для пропаганды. Серафима (ложится на диван, тяжело отдувается). Уйдите все из комнаты, не мешайте мне спать... Тихий. Нет. Очнитесь, прочтите. (Показывает написанное Голубковым Серафиме.) Серафима (щурится, читает). Петербург... лампа... он с ума сошел... (Вдруг схватывает документ, комкает, подбегает к окну, локтем выбивает стекло, кричит.) Помогите! Помогите! Здесь преступление! Чарнота! Сюда, на помощь! Тихий. Гурин! Гурин вбегает, схватывает Серафиму. Отними документ! А, черт тебя возьми! Вальс обрывается. В окне мелькнуло лицо под папахой. Голос: "Что такое у вас?" Послышались голоса, стук дверей, шум. Дверь открывается, появляется Чарнота в бурке, за ним еще двое в бурках. Вбегает Скунский. Гурин выпускает Серафиму. Серафима. Чарнота! Это вы? Чарнота! Заступитесь! Посмотрите, что они делают со мной! Посмотрите, что они заставили его написать! Чарнота берет документ. Тихий. Попрошу немедленно оставить помещение контрразведки! Чарнота. Нет, что же - оставить? Что вы делаете с женщиной? Тихий. Поручик Скунский, зовите караул! Чарнота. Я вам покажу - караул! (Вытаскивает револьвер.) Что вы делаете с женщиной? Тихий. Поручик Скунский, гасите свет! Свет гаснет. (В темноте.) Вам дорого это обойдется, генерал Чарнота! Тьма. Сон кончается. СОН ЧЕТВЕРТЫЙ ...и множество разноплеменных людей вышли с ними... Сумерки. Кабинет во дворце в Севастополе. Кабинет в странном виде: одна портьера на окне наполовину оборвана, на стене беловатое квадратное пятно на том месте, где была большая военная карта. На полу деревянный ящик, кажется, с бумагами. Горит камин. У камина сидит неподвижно де Бризар с перевязанной головой. Входит главнокомандующий. Главнокомандующий. Ну, как ваша голова? Де Бризар. Не болит, ваше высокопревосходительство. Пирамидону доктор дал. Главнокомандующий. Так. Пирамидон? (Рассеян.) Как по-вашему, я похож на Александра Македонского? Де Бризар (не удивляясь). Я, ваше превосходительство, к сожалению, давно не видел портретов его величества. Главнокомандующий. Про кого говорите? Де Бризар. Про Александра Македонского, ваше высокопревосходительство. Главнокомандующий. Величества?.. Гм... Вот что, полковник, вам надлежит отдохнуть. Я был очень рад приютить вас во дворце, вы честно исполнили свой долг перед отечеством. А теперь поезжайте, пора. Де Бризар. Куда прикажете ехать, ваше высокопревосходительство? Главнокомандующий. На корабль. Я позабочусь о вас за границей. Де Бризар. Слушаюсь. Когда будет одержана победа над красными, я буду счастлив первый стать во фронт вашему величеству в Кремле! Главнокомандующий. Полковник, нельзя так остро ставить вопросы. Вы слишком крайних взглядов. Итак, благодарю вас, поезжайте. Де Бризар. Слушаю, ваше высокопревосходительство. (Идет к выходу, останавливается, таинственно поет.) Графиня, ценой одного рандеву... (Скрывается.) Главнокомандующий (вслед за ним говорит в дверь). Оставшихся посетителей впускать ко мне автоматически, через три минуты одного после другого. Приму, сколько успею. Пошлите казака отконвоировать полковника де Бризара ко мне на корабль! Напишите врачу на корабль, что пирамидон - это же не лекарство! Он же явно ненормален! (Возвращается к камину, задумывается.) Александр Македонский... Вот негодяи! Входит Корзухин. Вам что? Корзухин. Товарищ министра Корзухин. Главнокомандующий. А! Вовремя! Я вызвать вас хотел, невзирая на эту кутерьму. Господин Корзухин, я похож на Александра Македонского? Корзухин поражен. Я вас серьезно спрашиваю, похож? (Схватывает с камина газетный лист, тычет его Корзухину.) Вы редактор этой газеты? Значит, вы отвечаете за все, что в ней напечатано? Ведь это ваша подпись - редактор Корзухин? (Читает.) "Главнокомандующий, подобно Александру Македонскому, ходит по перрону..." Что означает эта свинячья петрушка? Во времена Александра Македонского были перроны? И я похож? Далыше-с! (Читает.) "При взгляде на его веселое лицо всякий червяк сомнения должен рассеяться..." Червяк не туча и не батальон, он не может рассеяться! А я весел? Я очень весел? Где вы набрали, господин Корзухин, эту безграмотную продажную ораву? Как вы смели это позорище печатать за два дня до катастрофы? Под суд отдам в Константинополе! Пирамидон принимать, если голова болит! Оглушительно грянул телефон в соседней комнате. Главнокомандующий выходит, хлопнув дверью. Корзухин (отдышавшись). Так вам и нужно, Парамон Ильич! Какого черта, спрашивается, меня понесло во дворец? Одному бесноватому жаловаться на другого? Ну, схватили Серафиму Владимировну, ну что ж я могу сделать? Ну, погибнет, ну, царство небесное! Что же, мне из-за нее самому лишаться жизни? Александр Македонский, грубиян! Под суд? Простите, Париж не Севастополь! В Париж! И будьте вы все прокляты и ныне, и присно, и во веки веков! (Устремляется к дверям.) Африкан (входя). Аминь. Господин Корзухин, что делается, а? Корзухин. Да, да, да... (Незаметно ускользает.) Африкан (глядя на ящики). Ай-яй-яй! Господи, господи! И отправились сыны Израилевы из Раамсеса в Сокхоф, до шестисот [тысяч] пеших мужчин, кроме детей... Ах, ах... И множество разноплеменных людей вышли с ними... Быстро входит Хлудов. Вы, ваше превосходительство? А тут только что был господин Корзухин, вот странно... Хлудов. Вы мне прислали Библию в ставку в подарок? Африкан. Как же, как же... Хлудов. Помню-с, читал от скуки ночью в купе. "Ты дунул духом твоим, и покрыло их море... Они погрузились, как свинец, в великих водах..." Про кого это сказано? А? "Погонюсь, настигну, разделю добычу, насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя..." Что, хороша память? А он клевещет, будто я ненормален! А вы чего здесь торчите? Африкан. Торчите! Роман Валерьянович! Я дожидаюсь главнокомандующего... Хлудов. Кто дожидается, тот дождется. Это в стиле вашей Библии. Знаете, чего вы здесь дождетесь? Африкан. Чего? Хлудов. Красных. Африкан. Может ли быть так скоро? Хлудов. Все может быть. Мы вот тут с вами сидим, Священное писание вспоминаем, а в это время, вообразите, рысью с севера конница к Севастополю подходит... (Подводит Африкана к окну.) Гляньте... Африкан. Зарево! Господи! Хлудов. Оно самое. На корабль скорей, святой отец, на корабль. Африкан, осенив себя частыми крестами, уходит. Провалился. Главнокомандующий (входит). А, слава богу! С нетерпением вас ждал. Ну что, все ушли? Хлудов. Конницу по дороге сильно трепали зеленые. Но в общем, можно считать, ушли. А я сам уютно ехал. Забился в уголок купе, ни я никого не обижаю, ни меня никто. В общем, сумерки, ваше высокопревосходительство, как в кухне. Главнокомандующий. Я вас не понимаю, что вы говорите? Хлудов. Да в детстве это было. В кухню раз зашел в сумерки, тараканы на плите. Я зажег спичку, чирк, а они и побежали. Спичка возьми да и погасни. Слышу, они лапками шуршат - шур-шур, мур-мур... И у нас тоже - мгла и шуршание. Смотрю и думаю, куда бегут? Как тараканы, в ведро. С кухонного стола - бух! Главнокомандующий. Благодарю вас, генерал, за все, что вы, с вашим громадным стратегическим талантом, сделали для Крыма, и больше не задерживаю. Я и сам сейчас переезжаю в гостиницу. Хлудов. К воде поближе? Главнокомандующий. Если вы не перестанете забываться, я вас арестую. Хлудов. Предвидел. В вестибюле мой конвой. Произойдет большой скандал, я популярен. Главнокомандующий. Нет, тут не болезнь. Вот уж целый год вы омерзительным паясничеством прикрываете ненависть ко мне. Хлудов. Не скрою, ненавижу. Главнокомандующий. Зависть? Тоска по власти? Хлудов. О нет, нет. Ненавижу за то, что вы меня вовлекли во все это. Где обещанные союзные рати? Где Российская империя? Как могли вы вступить в борьбу с ними, когда вы бессильны? Вы понимаете, как может ненавидеть человек, который знает, что ничего не выйдет, и который должен делать? Вы стали причиной моей болезни! (Утихая.) Впрочем, теперь вообще не время, мы оба уходим в небытие. Главнокомандующий. Я вам советую остаться здесь во дворце, это лучший способ для вас перейти в небытие. Хлудов. Это мысль. Но я не продумал еще этого как следует. Главнокомандующий. Я не держу вас, генерал. Хлудов. Гоните верного слугу? "И аз, иже кровь в непрестанных боях за тя, аки воду, лиях и лиях..." Главнокомандующий (стукнув стулом). Клоун! Хлудов. Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? Главнокомандующий (при словах "Александр Македонский" пришел в ярость). Если вы еще одно слово!.. Если вы... Конвойный (вырос из-под земли). Ваше высокопревосходительство, кавалерийская школа из Симферополя подошла. Все готово! Главнокомандующий. Да? Едем! (Хлудову.) Мы еще увидимся! (Выходит.) Хлудов (один, садится к камину спиной к двери). Пусто, и очень хорошо. (Вдруг беспокойно встает, открывает дверь, показывается анфилада темных и брошенных комнат с люстрами в темных кисейных мешках.) Эй, кто тут есть? Нет никого. (Садится.) Итак, остаться? Нет, это не разрешает мой вопрос. (Оборачивается, говорит кому-то.) Уйдешь ты или нет? Ведь это вздор! Я могу пройти сквозь тебя подобно тому, как вчера стрелою я пронзил туман. (Проходит как бы сквозь что-то.) Ну, вот я и раздавил тебя. (Садится, молчит.) Дверь тихонько открывается, и входит Голубков. Он в пальто, без шляпы. Голубков. Ради бога, позвольте мне войти на одну минуту! Хлудов (не оборачиваясь). Пожалуйста, пожалуйста, войдите. Голубков. Я знаю, что это безумная дерзость, но мне обещали, что меня допустят именно к вам. Но все разошлись куда-то, и я вошел. Хлудов (не оборачиваясь). Что вам нужно от меня? Голубков. Я осмелился прибежать сюда, ваше высокопревосходительство, чтобы сообщить об ужаснейших преступлениях, совершающихся в контрразведке. Я прибежал жаловаться на зверское преступление, причиной которого является генерал Хлудов. Хлудов оборачивается. (Узнав Хлудова, пятится.) А-а... Хлудов. Это интересно. Позвольте, но ведь вы живой, вы же не повешены, надеюсь? В чем ваша претензия? Молчание. Приятное впечатление производите. Я вас где-то видел. Так будьте любезны, в чем претензия? Да не проявляйте, пожалуйста, трусости. Вы пришли говорить, ну и говорите. Голубков. Хорошо. Позавчера на станции вы велели арестовать женщину... Хлудов. Помню, да. Помню. Вспомнил. Я вас узнал. Позвольте, кому же вы хотели здесь жаловаться на меня? Голубков. Главнокомандующему. Хлудов. Поздно. Нету его. (Указывает в окно.) Вдали мерцают огоньки, и видно малое зарево. Ведро с водой. Он погрузился в небытие навсегда. На генерала Хлудова более некому пожаловаться. (Подходит к столу, берет одну из телефонных трубок, говорит в нее.) Вестибюль? Есаула Голована. Слушай, есаул, возьми с собою конвой и в контрразведку, там за мною записана женщина ... (Голубкову.) Корзухина? Голубков. Да-да, Серафима Владимировна! Хлудов (в телефон). Серафима Владимировна Корзухина. Если она не расстреляна, сию же минуту доставь мне ее сюда, во дворец. (Кладет трубку.) Подождем. Голубков. Если не расстреляна, вы сказали? Если не расстреляна?.. Ее расстреляли? ну, если вы это сделали... (Плачет.) Хлудов. Ведите себя как мужчина. Голубков. Ах, вы еще издеваетесь! Хорошо, я поведу... Если только ее нет в живых, я вас убью! Хлудов (вяло). Что же, это, может быть, лучший исход. Да нет, никого вы не убьете, к сожалению. Молчите. Голубков садится и умолкает. (Отвернувшись от Голубкова, говорит кому-то.) Если ты стал моим спутником, солдат, то говори со мной. Твое молчание давит меня, хотя и представляется мне, что твой голос должен быть тяжелым и медным. Или оставь меня. Ты знаешь, что я человек большой воли и не поддамся первому видению, от этого выздоравливают. Пойми, что ты просто попал под колесо и оно тебя стерло и кости твои сломало. И бессмысленно таскаться за мной. Ты слышишь, мой неизменный красноречивый вестовой? Голубков. С кем вы говорите? Хлудов. А? С кем? Сейчас узнаем. (Рукой разрезает воздух.) Ни с кем, сам с собой. Да. Так кто она вам, любовница? Голубков. Нет, нет! Она случайно встреченный человек, но я ее люблю. Ах, я жалкий безумец! Зачем, зачем тогда в монастыре я ее, больную, поднял, уговорил уехать в эти дьявольские лапы... Ах, я жалкий человек! Хлудов. В самом деле, зачем вы подвернулись мне под ноги? Зачем вас принесло сюда? А теперь, когда машина сломалась, вы явились требовать у меня того, чего я вам дать не могу. Нет ее и не будет. Ее расстреляли. Голубков. Злодей! Злодей! Бессмысленный злодей! Хлудов. И вот с двух сторон: живой, говорящий, нелепый, а с другой - молчащий вестовой. Что со мною? Душа моя раздвоилась, и слова я слышу мутно, как сквозь воду, в которую погружаюсь, как свинец. Оба, проклятые, висят на моих ногах и тянут меня во мглу, и мгла меня призывает. Голубков. А, теперь я понял! Ты сумасшедший! Теперь все понимаю! И лед на Чонгаре, и черные мешки, и мороз! Судьба! За что ты гнетешь меня? Как же я не сберег мою Серафиму? Вот он, вот он, ее слепой убийца! А что с него взять, если разум его помутился! Хлудов. Вот чудак! (Бросает Голубкову револьвер.) Сделайте одолжение, стреляйте. (В пространство.) Ну, оставь меня. Может быть, этот догадается выстрелить. Голубков. Нет, не могу я стрелять в тебя, ты мне жалок, страшен, омерзителен! Хлудов. Да что это за комедия, в конце концов? Послышались вдали шаги. Стойте, стойте, идут! Может быть, это он? Сейчас все узнаем. Входит Голован. Расстреляна? Голован. Никак нет. Голубков. Жива? Жива? Где же она, где? Хлудов. Тише. (Головану.) Почему же не доставили вы ее в таком случае? Голован косится на Голубкова. Говорите при нем. Голован. Слушаю. Сегодня в четыре часа дня генерал-майор Чарнота ворвался в помещение контрразведки, арестованную Корзухину, угрожая вооруженной силой, отбил и увез. Голубков. Куда? Куда? Хлудов. Тише. (Головану.) Куда? Голован. На пароход "Витязь". В пять "Витязь" вышел на рейд, а после пяти в открытое море. Хлудов. Довольно. Спасибо. Итак, вот, жива. Жива эта ваша женщина Серафима. Голубков. Да, да, жива, жива... Хлудов. Есаул, берите конвой, знамя, грузитесь на "Святителя", я сейчас приеду. Голован. Осмелюсь доложить... Хлудов. Я в здравом уме, приеду, не бойтесь, приеду. Голован. Слушаю. (Исчез.) Хлудов. Ну, стало быть, она плывет туда, в Константинополь. Голубков (слепо). Да, да, да, в Константинополь... Я все равно от вас не отстану. Вот огни, это огни в порту, смотрите. Возьмите меня в Константинополь. Хлудов. О, черт, черт, черт... Голубков. Хлудов, едем скорее! Хлудов. Замолчи. (Бормочет.) Ну вот, одного я удовлетворил, теперь на свободе могу поговорить с тобой. (В пространство.) Чего ты хочешь? Чтобы я остался? Нет, не отвечает. Бледнеет, отходит, покрылся тьмой и стал вдали. Голубков (тоскуя). Хлудов, ты болен! Хлудов, это бред! Оставь его! Нам надо спешить! Ведь "Святитель" уйдет, мы опоздаем! Хлудов. Черт... черт... Какая-то Серафима... В Константинополь... Ну, едем, едем. (Быстро выходит.) Голубков выходит за ним. Темно. Сон кончается. Конец второго действия ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ СОН ПЯТЫЙ ...Янычар сбоит!.. Странная симфония. Поют турецкие напевы, в них вплетается русская шарманочная "Разлука", стоны уличных торговцев, гудение трамваев. И вдруг загорается Константинополь в предвечернем солнце. Виден господствующий минарет, кровли домов. Стоит необыкновенного вида сооружение, вроде карусели, над которым красуется крупная надпись на французском, английском и русском языках: "Стой! Сенсация в Константинополе! Тараканьи бега!!! Русская азартная игра с дозволения полиции". "Sensation a Constantinople! Courses des cafards. Races of cock-roaches". Сооружение украшено флагами разных стран. Касса с надписями: "В ординаре" и "В двойном". Надпись над кассой на французском и русском языках: "Начало в пять часов вечера", "Commencement а 5 heures du soir". Сбоку ресторан на воздухе под золотушными лаврами в кадках. Надпись: "Русский деликатес - вобла. Порция 50 пиастров". Выше - вырезанный из фанеры и раскрашенный таракан во фраке, подающий пенящуюся кружку пива. Лаконическая подпись: "Пиво". Выше сооружения и сзади живет в зное своей жизнью узкий переулок: проходят турчанки в чарчафах, турки в красных фесках, иностранные моряки в белом, изредка проводят осликов с корзинами. Лавчонка с кокосовыми орехами. Мелькают русские в военной потрепанной форме. Слышны звоночки продавцов лимонада. Где-то отчаянно вопит мальчишка: "Пресс дю суар!" ["Presse du soir" - "Вечерняя газета" (фр.)] У выхода с переулка вниз к сооружению Чарнота в черкеске без погон, выпивший, несмотря на жару, и мрачный, торгует резиновыми чертями, тещиными языками и какими-то прыгающими фигурками с лотка, который у него на животе. Чарнота. Не бьется, не ломается, а только кувыркается! Купите красного комиссара для увеселения ваших детишек-ангелочков! Мадам! Мадам! Аштэ пур вотр анфан! [Achetez pour votre enfant! - Купите для вашего ребенка! (фр.)] Турчанка, любящая мать. Бунун фиаты надыр? Комбьен? [Bunun fiyatl nedir? Combien? - Сколько это стоит? (тур.) Сколько? (фр.)] Чарнота. Сенкан пиастр, мадам, сенкан! [Cinquante piastres, madame, cinquante! - Пятьдесят пиастров, мадам, пятьдесят! (фр.)] Турчанка, любящая мать. О, иох! Бу пахалы дыр! [О, yok! Bu pahalidir! - Ох, нет! Это дорого! (тур.)] (Проходит.) Чарнота. Мадам! Каран! А, чтоб тебе пропасть! Да у тебя и детей никогда не было! Геен зи!.. Геен зи!.. [Quarante!.. Gehen Sie!.. Gehen Sie!..- Сорок! (фр.) Пошла ты!.. Пошла!.. (нем.)] Ступай в гарем! Боже мой, до чего же сволочной город! Где-то надрываются продавцы, кричат: "Каймаки, каймаки!", "Амбуляси! Амбуляси!" Струится зной. В кассе возникает личико. Чарнота подходит к кассе. Марья Константиновна, а Марья Константиновна! Личико. Что вам, Григорий Лукьянович? Чарнота. Видите ли, какое дельце... Нельзя ли мне сегодня в кредит поставить на Янычара? Личико. Помилуйте, Григорий Лукьянович, не могу я. Чарнота. Что же, я жулик, или фармазон константинопольский, или неизвестный вам человек? Можно бы, кажется, поверить генералу, который имеет свое торговое дело рядом с бегами? Личико. Так-то оно так... Скажите сами Артуру Артуровичу. Чарнота. Артур Артурович! Артур (появляется на карусели, как Петрушка из-за ширм, мучается, пристегивая фрачный воротничок). В чем дело? Кому я понадобился? А!.. Чем могу? Чарнота. Видите ли, я хотел вас попросить... Артур. Нет! (Скрывается.) Чарнота. Что это за хамство! Куда ты скрылся, прежде чем я сказал? Артур (появляется). Так ведь я же знаю, что вы скажете. Чарнота. Интересно - что? Артур. Гораздо интереснее то, что я вам скажу. Чарнота. Интересно - что? Артур. Кредит - никому! (Скрывается.) Чарнота. Вот скотина! В ресторане появляются двое французских моряков, кричат: "Эн бок! Эн бок!" ["Un bock! Un bock!" - "Кружку пива! Кружку пива!" (фр.)] Лакей подает пиво. Личико. Клоп по вас ползет, Григорий Лукьянович, снимите. Чарнота. Да ну его к черту, и не подумаю снимать, совершенно бесполезно. Пускай ползет, он мне не мешает. Ах, город!.. Каких я только городов не перевидал, но такого... Да, видал многие города, очаровательные города, мировые! Личико. Какие же вы города видали, Григорий Лукьянович? Чарнота. Господи! А Харьков! А Ростов! А Киев! Эх, Киев-город, красота, Марья Константиновна! Вот так Лавра пылает на горах, а Днепро, Днепро! Неописуемый воздух, неописуемый свет! Травы, сеном пахнет, склоны, долы, на Днепре черторой! И помню, какой славный бой был под Киевом, прелестный бой! Тепло было, солнышко, тепло, но не жарко, Марья Константиновна. И вши, конечно, были... Вошь - вот это насекомое! Личико. Фу, гадости какие говорите, Григорий Лукьянович! Чарнота. Почему же гадость? Разбираться все-таки нужно в насекомых. Вошь - животное военное, боевое, а клоп - паразит. Вошь ходит эскадронами, в конном строю, вошь кроет лавой, и тогда, значит, будут громаднейшие бои! (Тоскует.) Артур! Артур (выглядывает во фраке). Чего вы так кричите? Чарнота. Смотрю я на тебя и восхищаюсь, Артур! Вот уж ты и во фраке. Не человек ты, а игра природы - тараканий царь. Ну и везет тебе! Впрочем, ваша нация вообще везучая! Артур. Если вы опять начнете проповедовать здесь антисемитизм, я прекращу беседу с вами. Чарнота. Да тебе-то что? Ведь ты же венгерец! Артур. Тем не менее. Чарнота. Вот и я говорю: везет вам, венгерцам! Вот чего, Артур Артурович: хочу я ликвидировать свое предприятие. (Показывает на лоток.) Артур. Пятьдесят. Чарнота. Чего? Артур. Пиастров. Чарнота. Ты что же, насмешки строишь надо мной? Я штуку продаю по пятьдесят! Артур. Ну и продолжай! Чарнота. Вы, стало быть, и впредь намерены кровопийствовать? ( Артур. Я вам не навязываюсь. Чарнота. Счастливый вы человек, Артур Артурович, не попались вы мне в Северной Таврии! Артур. Ну, здесь, слава богу, не Северная Таврия! Чарнота. Возьми газыри. Серебряные. Артур. Газыри вместе с ящиком - две лиры пятьдесят. Чарнота. На, бери! (Отдает ящик и газыри Артуру.) Артур. Пожалуйста. (Отдает деньги Чарноте.) В карусель проходят трое в шапках с павлиньими перьями, в безрукавках и с гармониями. (Скрылся, потом опять выглянул, кричит.) Пять часов! Мы начинаем! Пожалуйте, господа! Над каруселью взвивается русский трехцветный флаг. В карусели гармонии заиграли залихватский марш. Чарнота первым устремляется к кассе. Чарнота. Давайте, Марья Константиновна, на две лиры пятьдесят на Янычара! К кассе повалила публика. Вламывается группа итальянских военных моряков, за ними - английские матросы, с ними - проститутка-красавица. Полезли жулики разного типа, мелькнул негр. Марш гремит. В ресторане летает лакей, подает пиво. Артур, во фраке и в цилиндре, взвился над каруселью. Марш смолк. Артур. Мсье, дам! Бега открыты! Не виданная нигде в мире русская придворная игра! Тараканьи бега! Курс де кафар! Ламюземан префере де ла дефянт эмператрис рюсс! [Courses de cafards! L!amusement prefere de la defiante Imperatrice russe! (фр.)] Корсо дель пьятелла! Рейс оф кок-рочс! [Corso del piatella! Races of cock-roaches! (ит., англ.)] Появляются двое полицейских - итальянский и турецкий. Первый заезд! Бегут: первый номер - Черная Жемчужина! Номер второй - фаворит Янычар. Итальянцы-матросы (аплодируют, кричат). Эввива Янычарре! [Evviva Janicharre! - Да здравствует Янычар! (ит.)] Англичане-матросы (свистят, кричат). Эу эй! Эуэй! [Away! Away! - Долой! Долой! (англ.)] Вламывается потная, взволнованная фигура в котелке и в интендантских погонах. Фигура. Опоздал?! Побежали? Голос: "Поспеешь!" Артур. Третий - Баба-Яга! Четвертый - Не плачь, дитя! Серый в яблоках таракан! Крики: "Ура! Не плачь, дитя!", "Ит из э суиндл! Ит из э суиндл!" [It is a swindle! It is a swindle! - Афера! Афера! (англ.)] Шестой - Хулиган! Седьмой - Пуговица! Крики: "Э трэп!" [A trap! - Ловушка! (англ.)] Свист. Артур. Ай бег ер пардон! [I beg your pardon! - Прошу прощения! (англ.)] Никаких шансов! Тараканы бегут на открытой доске, с бумажными наездниками! Тараканы живут в опечатанном ящике под наблюдением профессора энтомологии Казанского императорского университета, еле спасшегося от рук большевиков! Итак, к началу! (Проваливается в карусель.) Толпа игроков хлынула в карусель. Мальчишки появились на каменном заборе. В карусели гул, потом мертвое молчание. Потом гармонии заиграли "Светит месяц"; в музыке побежали, шурша, тараканьи лапки. Отчаянный голос в карусели: "Побежали!" Мальчишка-грек, похожий на дьяволенка, танцует на заборе, кричит: "Побезали, побезали!" Крик в карусели: "Янычар сбоит!" Гул. Чарнота (у кассы). Как сбоит? Быть этого не может!! Голос в карусели: "Не плачь, дитя!" Другой голос: "Давай, давай, давай!" Убить Артурку мало! Личико беспокойно высовывается из кассы. Полицейские проявляют беспокойство, заглядывают в карусель. Фигура (выбежав из карусели). Жульничество! Артурка пивом опоил Янычара! Артур вырывается из карусели. Обе фалды фрака у него оторваны, цилиндр превращен в лепешку, воротничка нет. Лицо в крови. За ним гонится толпа игроков. Артур (кричит отчаянно). Марья Константиновна, зовите полицию! Личико исчезает. Полицейские свистят. Итальянцы-матросы (кричат). Лядро! Скрокконе! Труффаторре! [Ladro! Scroccone! Truffatore! - Вор! Жулик! Мошенник! (ит.)] Проститутка-красавица. Бей Артура, Джанни! (Артуру.) Инганаторрэ! [Ingannatore! - Мерзавец! (ит.)] Матросы-англичане. Hip! Hip! Hurah! Лонг ляйф Пуговитца! [Long live Pugowitza! - Хип, хип, ура! Да здравствует Пуговица! (англ.)] Проститутка-красавица. Братики! Фрателли! Кто-то подкупил Артурку, чтобы Пуговицу играть! Фаворит трясет лапками, пьян, как зюзя! Где это видано, чтобы Янычар сбоил?! Артур (в отчаянии). Где вы видели когда-либо пьяного таракана? Же ву деманд эн пе, у э-секе ву заве вю эн кафар суль? Полис! Полис! О скур!.. [Police! Police! Au secours! - Полиция! Полиция! На помощь! (фр.)] Проститутка-красавица. Мансонж! [Mensonge! - Ложь! (фр.)] Вся публика играла Янычара! Бейте его, мошенника! Итальянец-матрос (схватывает Артура за глотку, кричит). А, мармалья!! [Ah, marmaglia!! - Жулье!! (ит.)] Итальянцы (кричат). Каналья!! Артур (томно). Убивают... Боцман-англичанин (итальянцу). Стоп! Кип бэк! [Stop! Keep back! - Стой! Назад! (англ.)] (Схватывает итальянца.) Фигура. Дай ему по уху! Проститутка-красавица (англичанину). А, так вы заступаться? Англичанин ударяет итальянца, тот падает. Проститутка-красавица. О, соккорсо, фрателли! [A soccorso, fratelli! - На помощь, братишки! (ит.)] Бейте, братишки, англичан! Итальянцы, на помощь! Англичане схватываются с итальянцами. Итальянцы вытаскивают ножи. При виде ножей публика с воем бросается в разные стороны. Мальчишка-грек, танцуя на стене, кричит: "Англицанов резут!!" Из переулка, свистя, врывается толпа итальянских и турецких полицейских с револьверами. Чарнота у кассы, схватывается за голову. Сон вдруг разваливается. Тьма... Настает тишина, и течет новый сон... СОН ШЕСТОЙ ...Разлука ты, разлука!.. Появляется двор с кипарисами, двухэтажный дом с галереей. Водоем у каменной стены, тихо стучат капли воды Каменная скамья у калитки. Повыше дома - кривой пустынный переулок. Солнце садится за балюстраду минарета. Первые предвечерние тени. Тихо. Чарнота (входит во двор). Чертова Пуговица! Впрочем, дело не в Пуговице, а в том, что я пропал бесповоротно. Съест она меня, съест. Убежать, что ли? А куда, если спросить вас, Григорий Лукьянович, вы побежите? Здесь вам не Таврия, бегать не полагается. Ай-яй-яй! Дверь на галерейку открывается, и выходит Люська. Одета неряшливо Люська голодна, от этого глаза ее блестят, а лицо дышит неземной, но мимолетной красотой. Люська. А, здравия желаю, ваше превосходительство! Бонжур, мадам Барабанчикова! Чарнота. Здравствуй, Люсенька! Люська. Отчего же вы так рано? Я бы на вашем месте прошлялась до позднего вечера, тем более что дома очень скучно, ни провизии, ни денег. Но счастливые вести написаны на вашем выразительном лице, и ящика нет. И газыри отсутствуют. Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Пожалуйте деньги, я и Серафима не ели со вчерашнего дня ничего. Будьте любезны. Чарнота. А где Серафима? Люська. Это не важно. Она стирает. Ну, подавай деньги. Чарнота. Случилась катастрофа, Люсенька. Люська. Неужели? Где газыри? Чарнота. Я, Люси, задумал продать их и, видишь ли, положил в ящик, на минутку снял ящик на Гран-Базаре, и... Люська. Украли? Чарнота. Угу... Люська. Конечно, человек с черной бородой украл, не правда ли? Чарнота (слабея). При чем тут человек с черной бородой? Люська. А он всегда крадет у мерзавцев на Гран Базаре. Так честное слово - украли? Чарнота кивает головой. Тогда вот что. Ты знаешь, кто ты, Гриша, таков? Чарнота. Кто? Люська. Последний подлец! Чарнота. Как ты смеешь? Серафима выходит с ведром, останавливается. Ссорящиеся ее не замечают. Люська. Смею, потому что ящик был куплен на мои деньги! Чарнота. Ты мне жена, и у нас общие деньги. Люська. У мужа - от торговли чертями, а у жены от