зать Дрона. Ростов. Слушайте меня! Чтобы голоса вашего я не слыхал! Толпа мужиков отступает. Один мужик. Что ж, мы никакой обиды не сделали... Небольшой мужик. Мы только, значит, по глупости... Алпатыч. Вот я же вам говорил. Нехорошо, ребята! Связанного Дрона и Карпа уводят. Длинный мужик (Карпу). Эх, посмотрю я на тебя! Разве можно так с господами говорить? Дурак, право, дурак!.. Ростов идет на террасу. Княжна Марья выходит. Марья. Благодарю вас за спасенье, граф. Ростов. Как вам не совестно, княжна. Каждый становой сделал бы то же. Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастья. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите. (Целует руку.) Ильин поднимается на террасу, целует княжне Марье руку. Ростов, Ильин и Лаврушка удаляются. Послышался топот. Марья (одна на террасе). И надо было ему приехать в Богучарово и в эту самую минуту. И надо было его сестре отказать князю Андрею... (Уходит в дом.) Алпатыч. Эй, ребята! (Указывает на дом.) Толпа мужиков поднимается на террасу. Двери раскрываются, и мужики начинают выносить библиотечные шкафы и другие вещи. Один мужик. Ты не цепляй! Не цепляй! Небольшой мужик. А грузно, ребята, книги здоровые! Круглолицый мужик. Да писали - не гуляли! Пушечный гул. Темно СЦЕНА X Ночь перед Бородинским боем. Сарай, фонарь. Князь Андрей лежит. Чтец. Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли, самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно представилась ему. Андрей. Да, да, вот они, те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество, - как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными. И все это так просто, бледно и грубо при свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня! Любовь! Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же? я любил ее, я делал поэтические планы о счастии с нею. О милый мальчик! Как же я верил в какую-то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия. А все это гораздо проще. Все это ужасно просто, гадко! Отечество? Погибель Москвы? А завтра меня убьют - и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет! Чтец. Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и дым костров - все это вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Пьер за сценой: "Que diable!" {Черт возьми!} (ударился). Андрей. Кто там? Пьер входит с фонарем. А, вот как! Какими судьбами? Вот не ждал. Пьер. Я приехал... так... знаете... мне интересно... я хотел видеть сражение... Андрей. Да, да, а братья-масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? Ну, что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? Пьер. Приехали. Пауза. Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? Андрей. Да, да... Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, я не брал бы пленных! Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву. Они враги мои. Они преступники все по моим понятиям. Надо их казнить! Пьер. Да, да, я совершенно согласен с вами. Андрей. Сойдутся завтра, перебьют десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны. Как Бог оттуда смотрит и слушает их! Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла. Ну да ненадолго. Однако поезжай в Горки, перед сражением нужно выспаться, и мне пора. Прощай, ступай. Увидимся ли, нет... (Целует Пьера, и тот выходит.) Чтец. Он закрыл глаза. Наташа с оживленным взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником... Андрей. Я понимал ее. Эту искренность, эту открытость душевную и любил в ней... А ему - Курагину - ничего этого не нужно было! Он ничего этого не видел! Он видел свеженькую девочку. И до сих пор он жив и весел?! (Вскакивает.) Темно СЦЕНА XI Непрерывный пушечный грохот. Тянет дымом. Курган. Большая икона Смоленской Божьей Матери, перед ней огни. Лавка, накрытая ковром, на лавке Кутузов, дремлет от усталости и старческой слабости. Возле Кутузова свита. Адъютант (входя и выпячиваясь перед Кутузовым). Занятые французами флеши опять отбиты. Князь Багратион ранен. Кутузов. Ах, ах... (Адъютанту.) Поезжай к князю Петру Петровичу и подробно узнай, что и как... Адъютант выходит. (Принцу Виртембергскому.) Не угодно ли вашему высочеству принять командование 1-й армией? Принц Виртембергский выходит. Другой адъютант. Принц Виртембергский просит войск. Кутузов (поморщившись). Дохтурову приказание принять командование 1-й армией, а принца, не могу без него обойтись в эти важные минуты, проси вернуться ко мне. Другой адъютант выходит. Еще адъютант (вбегает). Мюрат взят в плен! Свита. Поздравляем, ваша светлость! Кутузов. Подождите, господа. Сраженье выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. Поезжай по войскам с этим известием. Щербинин вбегает. Лицо расстроено. Кутузов делает жест. Щербинин (тихо). Французы Семеновское взяли. Кутузов (кряхтя встает. Отводит Ермолова в сторону). Съезди, голубчик, посмотри, нельзя ли что сделать. (Садится, дремлет.) Ермолов выходит. Повар и Денщик подают Кутузову обедать. Он жует курицу. Вольцоген (входит, говорит с акцентом). Все пункты нашей позиции в руках неприятеля, и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их. (Пауза.) Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел... Войска в полном расстройстве... Кутузов (встав). Вы видели? Вы видели? Как вы... Как вы смеете! Как смеете вы, милостивый государь, говорить это мне? Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения несправедливы, а что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему! Вольцоген хочет возразить. Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему на завтра мое непременное намерение атаковать неприятеля. (Пауза.) Отбиты везде, за что я благодарю Бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской! (Крестится, всхлипывает.) Все молчат. Вольцоген (отходит, ворча). ...uber diese Eingenommenheit des alien Herrn... {На это самодурство старого господина... (нем.).} Раевский входит. Кутузов. Да, вот он, мой герой! Ну?.. Раевский. Войска твердо стоят на своих местах, французы не смеют атаковать более. Кутузов. Vous ne pensez done pas comme les autres, que nous sommes obliges de nous retirer? {Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?} Раевский. Au contraire, vorte altesse! {Напротив, ваша светлость!} Кутузов. Кайсаров! Садись, пиши приказ на завтрашний день. (Неизвестному адъютанту.) А ты поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем! Темно Чтец. И по непреодолимой таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день передались одновременно во все концы войска. СЦЕНА XII Чтец. В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел, не поднимая глаз. Курган. Пушечный грохот. Наполеон один. Большой портрет мальчика - короля Рима. В медленно расходившемся пороховом дыму в лужах крови лежали лошади и люди. Такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще Наполеон! Он с болезненной тоской ожидал конца того дня, которому он считал себя причастным, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы (какой нужно было ему еще славы!). Одно, чего он желал теперь, - отдыха, спокойствия и свободы. Адъютант, истомленный, входит на курган. - Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, - сказал адъютант. Наполеон. Us en veulent encore? {Им еще хочется?} Адъютант. Sire? {Государь?} Наполеон. Us en veulent encore, donnez leur-en! {Еще хочется, ну и задайте им!} Адъютант уходит. Чтец. - Им еще хочется, - сказал Наполеон, - ну, дайте им еще! И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять покорно стал исполнять ту печальную нечеловеческую роль, которая ему была предназначена. Темно СЦЕНА XIII Перевязочная палатка. Гул орудий несколько слабее. Но кроме него слышен непрерывный жалобный стон, и крики людей, и карканье воронья. Раненый солдат лежит, ждет очереди. Черноволосый унтер-офицер с завязанной головой и рукой стоит подле него и возбужденно рассказывает. Черноволосый унтер-офицер. Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали. Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю. Из внутреннего отделения палатки фельдшера выносят перевязанного князя Андрея и кладут его на скамейку. Раненый солдат. Видно, и на том свете господам одним жить! Доктор (фельдшерам). Взять, раздеть! Фельдшера уносят раненого солдата. Доктор брызжет в лицо Андрею водой. Тот приходит в себя. Тогда доктор молча целует его в губы и выходит туда, куда унесли раненого солдата. Черноволосый унтер-офицер (возбужденно). Подойди только лезервы. Подойди только лезервы! (Уходит.) Фельдшера выносят смертельно раненного Анатоля Курагина, кладут. Тот без сознания. Андрей (смотрит на Анатоля, говорит слабо). Вьющиеся волосы, их цвет мне странно знакомы. Кто этот человек? Кто этот человек? Он - Курагин! А, вот чем он так близко и тяжело связан со мною? В чем связь этого человека с моею женою? Наташа! С тонкой шеей, руками, с готовым на восторг испуганным, счастливым лицом. Наташа! Я вспомнил все. Я желал встретить этого человека, которого презирал, для того чтобы убить его или дать ему случай убить меня! (Плачет.) Люди, люди, и их и мои заблуждения!.. Доктор (быстро выходит с фельдшерами, подходит к Анатолю, всматривается, целует его в губы). Что стоите? Выносите мертвого. Темно СЦЕНА XIV Чтец. Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, на которых сотни лет сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревни Бородина. Ночь. Курган и поле, покрытое телами. На курган выходит Пьер с фонарем. Пьер. Одно, чего я желаю всеми силами своей души, это чтобы вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях я буду в состоянии понять самого себя и все то, что я видел и испытал. Но этих обычных условий нигде нет! Но они ужаснутся, ужаснутся того что они сделали! (Возбужденно.) L'Russe Besuhof! Я убью Наполеона! (Садится на землю и затихает у фонаря.) Появляется Солдат с котелком. Пауза. Солдат с котелком. Эй! Ты из каких будешь? Пьер. Я? Я? (Пауза.) Я по-настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сражение и потерял своих. Солдат с котелком. Вишь ты! Что ж, поешь, коли хочешь кавардачку. (Садится, подает котелок.) Пьер жадно ест. Тебе куды надо-то? Ты скажи. Пьер. Мне в Можайск. Солдат с котелком. Ты, стало, барин? Пьер. Да. Солдат с котелком. А как звать? Пьер. Петр Кириллович. Пауза. Послышался топот, потом шаги. Выходит Берейтор. Берейтор. Ваше сиятельство, а уж мы отчаились. Пьер. Ах, да... Солдат с котелком. Ну что, нашел своих? Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Пьер. Прощай. (Взявшись за карман.) Надо дать ему?.. Чтец. Нет, не надо. Темно Конец второго действия ДЕЙСТВИЕ III СЦЕНА XV Последний августовский день. В доме Ростовых. Все двери растворены, вся мебель переставлена, зеркала, картины сняты. Сундуки, сено, бумага, веревки. Слышны голоса во дворе - люди укладывают веши на подводы. В передней робко показывется Бледный раненый офицер. Мавра Кузьминишна. Что ж, у вас, значит, никого нет в Москве? Вам бы покойнее где на квартире. Наташа появляется в зале, слышит эту фразу. Вот хоть бы к нам. Господа уезжают. Бледный офицер. Не знаю, позволят ли. Вон начальник. Спросите. Наташа (выходит в переднюю, говорит в открытое окно). Можно раненым у нас остановиться? Майор (входит в переднюю). Кого вам угодно, мамзель? (Подумав.) О да, отчего ж, можно. (Выходит.) Бледный офицер также. Наташа (Мавре Кузъминишне). Можно, он сказал, можно. Мавра Кузьминишна. Надо все-таки папаше доложить. Наташа. Ничего, ничего, разве не все равно! На один день в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать. Мавра Кузьминишна. Ну, уж вы, барышня, придумаете. Да хоть и во флигеля, и то спросить надо. (Идет.) Наташа. Ну, я спрошу. (В диванную.) Вы спите, мама? Графиня. Ах, какой сон!.. Наташа. Мама, голубчик! Виновата, простите. Никогда не буду; я вас разбудила. Меня Мавра Кузьминишна послала, тут раненых привезли, офицеров. Позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите. Графиня. Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю. Наташа. Я знала, что вы позволите... Так я и скажу. (Убегает из диванной, говорит Мавре Кузъминишне.) Можно! Мавра Кузьминишна (в окно, в передней). В холостую, к нянюшке! Пожалуйте! (Уходит.) Граф (выходит из передней). Досиделись мы. И клуб закрыт, и полиция выходит. Наташа. Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? Граф. Разумеется, ничего. Не в том дело, а теперь прошу, чтоб пустяками не заниматься, а укладывать и ехать, ехать. Васильич! Васильич! (Уходит.) Появляются Соня, Васильич, Буфетчик, начинается суета. Васильич. Надо бы третий ящик... Наташа. Соня, постой, да мы все так уложим. Васильич. Нельзя, барышня, уж пробовали. Наташа. Нет, постой, пожалуйста! Васильич. Да еще и ковры-то, дай Бог... Наташа. Да постой ты, пожалуйста!.. (Вынимает ящика тарелки.) Это не надо!.. Соня. Да оставь, Наташа! Ну, полно, мы уложим. Васильич. Эх, барышня!.. Входит Слуга, начинает помогать. Соня. Да полно, Наташа! Я вижу, ты права, вынь один верхний! Наташа. Не хочу! Петька! Петька! Вбегает Петя в военной форме. Да жми же, Петька! Петя (садясь на крышку ящика). Жму!.. Ну!.. Жму!.. Наташа. Васильич! Нажимай! Крышка ящика закрывается. У Наташи брызнули слезы из глаз. Буфетчик, Слуга, Петя и Наташа уходят с вещами, Васильич также. Дверь из передней открывается и входит Почтенный камердинер с Маврой Куэъминишной. Мавра Кузьминишна. К нам пожалуйте, к нам. Господа уезжают, весь дом пустой. Почтенный камердинер. Да что, и довезти не чаем. У нас и свой дом в Москве, да далеко... Мавра Кузьминишна. К нам милости просим... А что, очень нездоровы? Почтенный камердинер. Не чаем довезти. (В окно.) Заворачивай во двор... Во двор! Выходит, за ним Мавра Кузьминишна. Соня смотрит в окно, потом убегает. Граф (входит). Васильич! Входит Васильич. Ну что, все готово? Васильич. Хоть сейчас ехать, ваше сиятельство. Граф. Ну и славно, и с Богом! Васильич выходит. Бледный офицер появляется в сопровождении Денщика. Бледный офицер. Граф, сделайте одолжение... позвольте мне... Ради Бога... где-нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет... Мне на возу, все равно... Денщик. Ваше сиятельство!.. Граф. Ах, да, да... Я очень рад... Васильич! Васильич! Входит Васильич. Ты распорядись. Ну там очистить одну или две телеги... Ну там... что же, что нужно... Майор (входит). Граф! Граф. Ах, да... Вы, господа... Я очень рад... Да... Да... Васильич! Васильич. Пожалуйста уж, ваше сиятельство, сами. Как же прикажете насчет картин? Граф. Ну что же, можно сложить что-нибудь... (Уходит с Васильичем, Бледным офицером, Майором и Денщиком.) Через некоторое время вбегает Матрена Тимофеевна и бросается в диванную. Матрена Тимофеевна (Графине). Ваше сиятельство! Графиня. А? Что? А?.. Матрена Тимофеевна. Марья Карловна очень обижены... Графиня. Почему m-me Schoss обижена? Матрена Тимофеевна. А ее сундук сняли с подводы! Графиня. Что?.. Матрена Тимофеевна. А то, ваше сиятельство, что подводы развязывают! Добро снимают... Набирают с собой раненых... Граф, по простоте, приказали забрать. А барышниным летним платьям нельзя здесь оставаться... Графиня. Граф, граф... Матрена Тимофеевна. Одною минуточку... (Убегает.) Через некоторое время входит в диванную Граф, а Наташа, шмыгнув за ним, подслушивает, что происходит в диванной. Графиня. Что это, мой друг, вещи снимают? Граф. Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать... ma chere, графинюшка... Ко мне приходил офицер... Просят, чтоб дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им остаться, подумай? Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere... пускай их свезут... Графиня. Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все детское состояние погубить хочешь. Я, мой друг, не согласна! Воля твоя. На раненых есть правительство! Посмотри, вон напротив у Лопухиных еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают! Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей. Наташа (как буря). Это гадость! Это мерзость! Это не может быть, чтобы вы приказали так! Маменька, это нельзя! Посмотрите, что на дворе. Они остаются! Графиня. Что с тобой? Кто они? Что тебе надо? Наташа. Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька. Это ни на что не похоже! Маменька, это не может быть! Графиня. Ах, делайте, как хотите! Разве я мешаю кому-нибудь? Наташа. Маменька, голубушка, простите меня! Графиня. Mon chere, ты распорядись, как надо... Я ведь не знаю этого... Граф (плача). Яйца, яйца курицу учат. Наташа. Папенька, маменька, можно распорядиться? Можно? (Убегая.) Отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Граф уходит. Выходят Соня, одетая в дорогу, и Горничная. Соня. Это чья же коляска-то? Горничная. А вы разве не знали, барышня? Князь раненый. Тоже с нами едут. Соня. Да кто это? Как фамилия? Горничная. Самый наш жених бывший. Князь Болконский. Говорят, при смерти. Соня (вбегая в диванную). Maman, князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами. Графиня (в ужасе). Наташа?.. Соня. Наташа не знает еще, но он едет с нами. Графиня. Ты говоришь, при смерти? (Плачет.) Пути Господни неисповедимы. Наташа (появляется, одетая в дорогу). Ну, мама, все готово. О чем вы? Графиня. Ни о чем. Готово, так поедем. Наташа (Соне). Что ты? Что такое случилось? Соня. Ничего нет. Наташа. Очень дурное для меня? Что такое? Входят Граф, Петя, Мавра Кузьмннишна, Васильич. Садятся, потом крестятся. Обнимают Васильича и Мавру Кузьминишну и выходят. Дом Ростовых опустел. Темно СЦЕНА XVI Чтец. ...Дорогой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея. Когда он приехал с Бородинского поля в Москву домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены, в котором она извещала его о своем намерении выйти замуж за n.n. и что она просит его исполнить все необходимые для развода формальности. "Они - солдаты на батарее, князь Андрей убит... Страдать надо... жена идет замуж... Забыть и понять надо..." И он, подойдя к постели, не раздеваясь, повалился на нее и тотчас же уснул. На другой день утром Пьер поспешно оделся и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота. С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился... В квартире покойного Иосифа Алексеевича Баздеева. Пьер (в дверях). Дома? Герасим. По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в Торжковскую деревню, ваше сиятельство. Пьер. Я все-таки войду, мне надо книги разобрать. Герасим. Пожалуйте, милости просим. Братец покойника - царство небесное - Макар Алексеевич остались, да как изволите знать, они в слабости... Пьер. Да, да, знаю, знаю. Макар Алексеевич заглядывает в дверь, бормочет и уходит. Герасим. Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабли. (Открывает ставень.) Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги. (Выходит.) Пьер (вынимает рукописи, задумывается). Я должен встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть или прекратить несчастье всей Европы, происходящее от одного Наполеона. Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть. Да, я подойду... и потом вдруг... Пистолетом или кинжалом? Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я. Ну что ж, берите, казните меня. (Задумывается.) Герасим в дверях кашлянул. (Очнувшись.) Ах да... Послушай. Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу. Герасим. Слушаю-с. Кушать прикажете? Пьер. Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет. Герасим (подумав). Слушаю-с. (Выходит и через некоторое время возвращается с кафтаном, шапкой, пистолетом и кинжалом, помогает Пьеру переодеться, выходит.) Макар Алексеевич (войдя). Они оробели. Я говорю: не сдамся, я говорю... так ли, господин? (Внезапно схватывает со стола пистолет.) Пьер. А! Герасим вбегает, начинает отнимать пистолет. Макар Алексеевич. К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! Герасим. Будет, пожалуйста, будет!.. Макар Алексеевич. Ты кто? Бонапарт? Герасим. Это нехорошо, сударь. Пожалуйте пистолетик! Макар Алексеевич. Прочь, раб презренный! На абордаж! Внезапно послышались крики и стук в двери. Кухарка (вбегая). Они! Батюшки родимые! Ей-богу, они!.. (Скрывается.) Герасим и Пьер выпускают Макара Алексеевича, и тот скрывается с пистолетом. Входят Рамбаль и Морель. Рамбаль. Bonjour, la compagnie! (Герасиму.) Vous etes le bourgeois? Quartire, quartire logement. Les Fransais sont de bons enfants. Ne nous fachons pas, mon vieux {Почтение всей компании! Вы хозяин? Квартир, квартир. Не будем ссориться, дедушка.}. Герасим. Барин нету - не понимай... моя, ваш... Макар Алексеевич (внезапно вбежав). На абордаж! (Целится.) Пьер бросается на него. Макар Алексеевич стреляет. Герасим выскакивает вон. Слышно, как заголосила кухарка. Пьер. Vous n'etes pas blesse? {Вы не ранены?} Рамбаль (ощупывая себя). Je crois que non, mais je l'ai manque belle cette fois-ci. Quel est cet homme? {Кажется, нет, но на этот раз близко было. Кто этот человек?} Морель схватывает Макара Алексеевича. Пьер. Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver. C'est un fou, un malheureux, qui ne savait pas ce qu'il faisait {Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось. Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.}. Рамбаль (схватив за ворот Макара Алексеевича). Brigand, tu me la payeras (Пьеру.) Vous m'avez sauve lajf vie! Vous etes Fransais? {Разбойник, ты мне поплатишься за это. Вы спасли мне жизнь! Вы француз?} Пьер. Je suis Russe {Русский.}. Рамбаль. Ти-ти-ти, a d'autres! Vous etes Fransais: Vous me demandez sa grace. Je vous l'accorde Qu'on emmene cet homme {Рассказывайте это другим! Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его. Я прощаю его. Увести этого человека.}. Mоpeль (выталкивает Макара Алексеевича и возвращается). Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine. Faut-il vous l'apporter? {Капитан, у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?} Рамбаль. Oui et le vin! (Пьеру.) Vous etes Fransais. Charme de rencontrer un compatriote. Ramball, capitaine {Да, и вино. Вы француз. Приятно встретить соотечественника. Рамбаль, капитан.}. (Жмет Пьеру руку.) Темно СЦЕНА XVII Ночь. В том же кабинете Баздеева. В окне комета и зарево. На столе вино. Рамбаль, раздетый, под одеялом, дремлет. Пьер сидит возле него. Рамбаль. Oh! Les femmes, les femmes!.. {О! Женщины, женщины!} Чтец. Пьер почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему. Рамбаль (дремля). Tiens... {Вишь ты...} Чтец. Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому тем более над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это? Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все-таки просит продолжать. Рамбаль (засыпая). L'amour platonique, les nuages... {Платоническая любовь, облака...} Чтец. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом, и маслеными глазами глядя куда-то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Он рассказал и то, что скрывал сначала, - свое положение в свете, и уже открыл ему свое имя. Рамбаль спит. Пьер встал, протер глаза и увидел пистолет с вырезным ложем. Пьер. Уж не опоздал ли я! Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати. (Берет пистолет.) Каким образом? Не в руке же по улице нести это оружие. Даже под широким кафтаном трудно спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя поместить его незаметным. Кроме того, пистолет разряжен... Все равно, кинжал! (Берет кинжал, задувает свечу и крадучись выходит.) Рамбаль (во сне). L'Empereur, L'Empereur... {Император, император...} Темно СЦЕНА XVIII Ночь, изба, разделенная на две половины. В первой половине избы видны три женские фигуры в белом. Это Графиня, Наташа и Соня раздеваются и ложатся спать. В окне зарево. Чтец. ...Соня, к удивлению и досаде Графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Соня. Посмотри, Наташа, как ужасно горит. Наташа. Что горит?.. Ах да, Москва. Соня. Да ты не видела? Наташа. Нет, право, я видела. Графиня. Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась. Наташа. Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу. Графиня. Наташа, разденься, голубушка, ложись, на мою постель. Наташа. Нет, мама, я лягу тут на полу. (С досадой.) Да ложитесь же! Все ложатся. Тишина. Потом слышен протяжный стон. (Встает.) Соня, ты спишь?.. Мама?.. (Осторожно пробирается к дверям.) Темно СЦЕНА XIX Вторая половина той же избы. Ночь. Свеча. На лавке спит Почтенный камердинер. На постели лежит в бреду князь Андрей. Над ним в полутьме склонился Чтец. Андрей. Да, мне открылось новое счастье, неотъемлемое от человека... Пить!.. Чтец. И пити, пити, пити. И ти-ти. И пити, пити, пити... Над лицом его, над самой серединой, воздвигалось какое-то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок... Андрей. Мне надо старательно держать равновесие... Чтец. ...чтобы надвигающееся это здание не завалилось! Андрей. Тянется, тянется, растягивается и все тянется! Чтец. А красный окруженный свет свечки, шуршание тараканов и шуршание мухи, бьющейся на подушке?.. А кроме этого, белое у двери, это статуя сфинкса... Андрей. Но, может быть, это моя рубашка на столе. А это мои ноги, а это дверь, но отчего же все тянется и выдвигается... Пить!.. Чтец. И пити, пити, пити... Андрей. Довольно, перестань, пожалуйста, оставь!.. Да, любовь, но не та любовь, которая любит за что-нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидел своего врага и все-таки полюбил его. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. А из всех людей никого больше не любил и ненавидел, как ее!.. Чтец. ...понял всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. Андрей. Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать... Пить!.. Дверь открывается, появляется Наташа и становится перед Андреем на колени. Вы? Как счастливо! Наташа. Простите! Простите меня! Андрей. Я вас люблю. Наташа. Простите... Андрей. Что простить? Наташа. Простите меня за то, что я еде... лала. Андрей. Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде! Почтенный камердинер просыпается, в ужасе смотрит. Дверь открывается, и появляется Доктор. Доктор. Это что такое? Извольте идти, сударыня! Темно СЦЕНА XX Та же половина избы, что в XVIII сцене. На сцене Графиня, Граф, Соня. Волнение, шепот. Доктор быстро проходит во вторую половину избы. Почтенный камердинер из второй половины пробегает через первую, потом обратно с водой. Затем послышались голоса. Соня (бежит к дверям). Сюда, сюда!.. Марья (в дорожном платье, входит). Жив? Жив? Графиня (шепотом Марье). Mon enfant, je voos aime et vous connais depuis longtemps {Дитя мое, я вас люблю и знаю давно.}. Граф (Марье). Это моя племянница, вы не знаете ее, княжна... Марья. Жив? Жив? Наташа появляется из второй половины. Заплакав, обнимает Марью. В каком он положении?.. Наташа. Ах, Мари, он слишком хорош. Он не может, не может жить! Почтенный камердинер внезапно появляется на пороге, крестится, плачет. Граф. Что? Марья. Что? Почтенный камердинер. Кончился!.. Марья, Граф, Графиня, Соня устремляются во вторую половину. Наташа. Куда он ушел? Где он теперь? Темно СЦЕНА XXI Москва горит. Поварская улица. Перины, самовар, образа и сундуки. Марья Николаевна. Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик! Кто-нибудь помогите! Девочку! Дочь! Дочь мою меньшую оставили. Сгорела. Человек в вицмундире. Полно, Марья Николаевна. Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть! Марья Николаевна. Истукан, злодей! Сердца в тебе нет! Свое детище не жалеешь! Другой бы из огня достал! А это истукан, а не человек, не отец! Человек в вицмундире убегает. Выбегает Пьер. Вы - благородный человек! Загорелось рядом, к нам бросило. В чем было, в том и выскочили! Вот захватили Божье благословение да приданую постель. Хвать детей, Катечки нет! Пьер. Да где же она, где же она осталась? Марья Николаевна. Батюшка, отец! Благодетель, хоть сердце мое успокой! Пьер. Я... я сделаю! (Бросается в ворота горящего дома.) Марья Николаевна убегает. Пьер за сценой: "Un enfantdans cette maison. N'avez-vous pas vu un enfant?" {Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?} За сценой французский голос: "Un enfant? Je'ai entendu... Par ici... par ici..." {Ребенка? Я слышал... Сюда... сюда...} Выходят Красавица-армянка и Старик с восточным типом лица. Садятся на вещи. Затем выбегает Пьер с ребенком на руках. Выходят двое французов - Маленький мародер и Мародер в капоте. Затем выбегает Рябая баба. Маленький мародер указывает на ноги старика. Старик начинает снимать сапоги. Рябая баба (Пьеру). Или потерял кого, милый человек? Чей ребенок-то? Пьер. Возьми, возьми ребенка... Ты отдай им, отдай!.. Мародер в капоте начинает рвать ожерелье с шеи Красавицы-армянки. Красавица-армянка кричит пронзительно. (Отдав ребенка Рябой бабе.) Laissez cette femme! {Оставьте эту женщину!} (Схватывает Мародера в капоте, бросает на землю.) Маленький мародер (вынув тесак). Voyons, pas de betises! {Ну, ну! Не дури!} Пьер бросается на Маленького мародера, сбивает его с ног и начинает бить. Рябая баба голосит. Разъезд французских улан спешивается за сценой и выбегает на сцену. Уланы начинают бить Пьера, потом обыскивают его. Улан (вытаскивая из кармана Пьера кинжал). Il a un poignard, lieutenant {Поручик, у него кинжал.}. Офицер-улан. Ah... une arme! C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre. Parlez-vous framais, vous? Faites venir l'interprete! {А... оружие! Хорошо, на суде все расскажешь. Говоришь ли по-французски? Позовите переводчика!} Уланы выводят Маленького человечка. Маленький человечек (оглядев Пьера). Il n'a pas l'air d'un homme du peuple {Он не похож на простолюдина.}. Офицер-улан. Oh, oh, за m'a bien l'air d'un des incendiaires. Demandez-lui ce qu'il est {О, о, он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он.}. Маленький человечек. Ти кто? Ти должно отвечать начальство. Пьер. Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez-moi {Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уведите меня.}. Офицер-улан (нахмурившись). Ah, ah, marchons! {А, а, марш!} Разъезд уводит Пьера. Рябая баба. Куда ж это ведут тебя, голубчик мой? Девочку, девочку-то куда я дену? Офицер-улан. Qu'est ce qu'alle veut, cette femme? {Чего ей нужно?} Пьер. Ce qu'elle dit? Elle m'apporte ma fille, que je viens de sauver des flemmes! Adieu!.. {Она несет мою дочь, которую я спас из огня. Прощай!} Темно Чтец. ...и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами. Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему мнению французов, были причиною пожаров. СЦЕНА XXII Чтец. На другой день Пьер узнал, что все взятые подозрительные русские, и он в том числе, должны были быть судимы за поджигательство. Это был дом, в котором Пьер прежде часто бывал. Пьера ввели через стеклянную галерею, сени, переднюю... Открывается зал Ростовых, разрушенный и ободранный. За столом сидит Даву. Пьер стоит перед ним. В окнах дым. Слышна полковая музыка. Даву. Qui etes-vous? {Кто вы такой?} Чтец. Пьер молчал, оттого что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал, для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза. "Я знаю этого человека", - мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным на то, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову как тисками. Пьер. Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous al jamais vu... {Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.} Даву. C'est un epsion russe. Русский шпион. Пьер. Non, Monseigneur! Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou {Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.}. Даву. Votre nom {Ваше имя?}. Пьер. Besouhof. Даву. Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? {Кто мне докажет, что вы не лжете?} Пьер (умоляюще). Monseigneur! Чтец. Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Теперь Даву видел в нем человека. Он задумался на мгновение. Даву. Comment me prouverez-vous la verite de ce que vous me dites? {Чем вы докажете справедливость ваших слов?} Пьер. Вспомнил! Вспомнил! Чтец. Пьер вспомнил фамилию Рамбаля и назвал его полк и улицу. Даву (с сомнением). Vous n'etes pas ce que vous dites {Вы не то, что вы говорите.}. Пьер. Monseigneur! Адъютант выходит и что-то шепчет Даву. Чтец. Даву стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл Пьера. Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда его должны были вести - назад или на приготовленное место казни, - Пьер не знал. Темно СЦЕНА XXIII Двор. Францу